Александр Журавель
В исторической литературе этот вопрос считается давно решенным: великий киевский князь Ростислав Мстиславич умер 14 марта 1167 г., возвращаясь из поездки в Новгородскую землю, «в селъ в Рогнъдине в Зарубъ» [ПСРЛ. Т.2. Стб. 532], после чего его тело перевезли в Киев и похоронили 21 марта. Именно так описывает в статье 6676 это событие наиболее подробная в данном случае Ипатьевская летопись и именно так толкует ее сведения крупнейший хронолог советского времени Н.Г. Бережков [Бережков Н.Г., 1963. С. 177-179].
Однако не все так просто: место смерти князя и Киев разделяют по прямой не менее 450 км, а это означает, что последний путь, которым везли покойного князя из Рогнедина в Киев, был примерно на 15-20% длиннее, т.е. достигал примерно 517-540 км. Таким образом, ежесуточный «пробег» должен был составлять 74-77 км.
Между тем такая скорость является слишком быстрой даже конницы, которая, согласно учебнику тактики М. Драгомирова, в среднем способна делать 30-40 верст (32-42.7 км), а при усиленном марше — 50-60 верст (53.34-64 км). Движение обоза обычно соответствовало средней скорости движения пехоты, т.е. не превышало 4-5 верст в час и 20-25 верст в сутки (21.34-26.67 км). Обоз у конницы мог двигаться несколько быстрее, но длительных и усиленных маршей выдержать не мог и потому неизбежно отставал [Драгомиров М., 1881. С. 217-218, 270]. Нет никаких оснований думать, что в XII в. лошади были намного резвее и выносливее, чем в веке XIX, и потому даже, принимая скорость движения конницы (30-40 верст в сутки) за среднюю скорость движения траурного поезда (предположив, например, что сопровождающие часто меняли лошадей в санях, на которых везли Ростислава), невозможно допустить, чтобы похороны произошли раньше, чем через 2 недели после смерти князя. К тому же надо иметь в виду, что великого киевского князя в его путешествии наверняка сопровождала большая свита и еще бoльшая по размерам дворня, а значит, и очень большой обоз. Неправдоподобно предполагать, что их бросили в Рогнедино и все для того, чтобы похоронить князя несколькими днями раньше: это было бы неуважением прежде всего к покойному князю. К тому же «бh бо тогда зима люта велми», как свидетельствует Ипатьевская летопись в связи с походом на половцев, который после встречи с Ростиславом, направлявшимся в Новгород, т.е. скорее всего в феврале-марте, совершил Олег Святославич вместе с прочими черниговскими князьями [ПСРЛ. Т. 2. Стб. 532]. В лютый мороз выдерживать длительные[1] и тем более форсированные переходы в течение целой недели было бы для княжеской свиты крайне трудно тем более, что в этом не было никакой необходимости. Учитывая все это, следует признать, что траурная процессия могла прибыть в Киев примерно через 3 недели после смерти князя.
Стало быть, по крайней мере одна из «ипатьевских» датировок является неверной, и обращение к другим источникам косвенно подтверждает это: во-первых, смерть князя датируется в промежутке от 6673 по 6676 год; во-вторых, зачастую не 14, а 21 марта [ПСРЛ. Т. 5. С. 162 (6373); Т.24. С. 108 (6374); Т.1. Стб. 353 (6375); Т. 2. Стб. 532; Т.7., С. 80 (6376)]. Очень интересные в этом отношении сведения сообщает М.М. Щербатов, который, ссылаясь на не опубликованные до сих пор летописи Типографской и Патриаршей библиотек, указывает, что Ростислав скончался «по повествию единых марта 21 дня, других апреля 21, а наконец прежде марта 14 дня». Он отмечает также, что в одной из летописей, смерть князя отнесена к 6675 г., а погребение — к 14 марта 6676 г., и на этом основании заключил, что новый год на Руси начинался с весеннего равноденствия [Щербатов М.М., 1771. С. 303].
Встает вопрос: как возникло такое разнообразие датировок и можно ли в таких условиях вообще достоверно установить точную дату смерти Ростислава? За более чем двухсотлетнюю историю изучения русских летописей историки и не задавались всерьез такого рода вопросами, предпочитая выбирать датировку, содержащуюся в наиболее авторитетной для них летописи (чаще всего в Лаврентьевской, Ипатьевской и Новгородской I) и игнорируя все прочие свидетельства. Самое большее, на что отваживались исследователи, — это более или менее неудачно пытались «объяснить» хронологические разночтения с помощью палеографии.
Например, в Ипатьевской летописи не вполне ясно указан срок правления Ростислава в Киеве, в результате чего издатели 1871 г. прочли летописный текст как «8 лhтъ безъ мhсяца», а издатели 1927 г. — как «50 лhтъ безъ мhсяца». Дело в том, что буквы-цифры «Н (50)» и «И (8)» очень похожи и спутать их немудрено. Но если в данном случае такое «палеографическое» объяснение вполне допустимо, то истолковать так же возникновение разночтений «14 (ДI) марта» и «21 (КА) апреля» совершенно невозможно. Если же принять во внимание, что некоторые летописи определяют киевское княжение Ростислава в 9 лет [Летопись по Ипатскому списку. С. 364; ПСРЛ. Т. 2. Стб. 532], то становится ясным, что для объяснения такого рода хронологических разночтений нужен совершенно иной подход.
И такой подход был выработан мною несколько лет назад [Журавель А.В., 2002]. Он исходит из того, что на Руси вплоть до XV-XVI вв. в повседневной жизни продолжал использоваться лунно-солнечный календарь, и потому в не дошедших до нас первоисточниках события в основном датировались не по юлианскому, а лунному календарю. Подтверждением этому служит замечательное соответствие между летописными разночтениями и внутренними соотношениями лунно-солнечного календаря. Пересчет лунных датировок в солнечные производился задним числом, и потому ошибка в 1 год при определении календарного стиля от сотворения мира (СМ) порождала ошибку юлианской датировки в 9-11 или 17-19 дней, в 2 года — в 6-8 дней и т.д.[2]
В русских летописях удалось отыскать следы по крайней мере 6 календарных стилей от СМ, которые я для удобства работы обозначаю числом единиц, которые надо вычесть для получения датировок от рождества Христова (РХ):
стиль-0, (-5500 лет до РХ);
стиль-5, (-5505 лет до РХ);
стиль-8, (-5508 лет до РХ);
стиль-9, (-5509 лет до РХ);
стиль-10, (-5510 лет до РХ);
стиль-11, (-5511 лет до РХ).
Исходя из этого, многочисленные датировки смерти Ростислава Мстиславича оказываются не хаотическим нагромождением противоречащих друг другу дат, а вполне естественным следствием описанной выше закономерности.
Прежде всего следует разобраться с рядом дат от СМ — 6673, 6674, 6675, 6676. Если подойти к нему формально, то наилучшим соответствием ему придется признать сочетание стилей-8, -9, -10, -11, а значит, перевести их на счет от РХ как 1165/6. Однако следует принять во внимание 3 обстоятельства. 1) Дата 6673 содержится в составе Типографской и Софийской I летописей, в которых статей 6674-6675 нет вовсе, и под этим годом помещены также сообщения о смерти князя Ярослава Юрьевича и вокняжении в Киеве Мстислава Изяславича 19 мая. Это означает, что дату 6673 нельзя однозначно считать относящейся к обозначенным в ней событиям: не исключено, что дата механически соединена с событиями, происшедшими в последующие, пропущенные летописью годы. 2) Начало правления Ростислава в Киеве датируется вполне однозначно — на пасху 12 апреля 6668 г., что соответствует 1159 г. Если прибавить к этой «ипатьевской» датировке «8 лет без месяца», получится как раз март 6676 г., т.е. «ипатьевская» же датировка смерти Ростислава[3]. Если этот же срок прибавить к дате от РХ, то мы получим в качестве смерти март 1167 г.
Таким образом, 6676 г. Ипатьевской летописи соответствует стилю-10, т.е. на 2 единицы превышает привычный историкам мартовский стиль. Именно так охарактеризовал эту датировку Н.Г. Бережков, ничего не знавший о стиле-10 и в своих выводах руководствовавшийся только качественным анализом летописного текста. 3) Новгородская I летопись, как установил Н.Г. Бережков, стабильно использует в данные годы мартовский стиль, и потому сообщение о смерти Ростислава, датированное летописью зимой 6674 г., следует относить к именно к марту 1167 г. [Новгородская I летопись… С.32; Бережков Н.Г., 1963, С. 240, 244-245]
В пользу использования стилей-8 и -10 говорит и соотношение дат 14 и 21 марта: их 7-дневная разница (теоретическое соотношение = 8) свидетельствует о том, что исходную лунную датировку в последнем случае неправильно пересчитали, определив ее по стилю-8, хотя летописная статья на самом деле соответствовала стилю-10[4]. Иначе говоря, из этой пары 14 марта является реальной, а 21 марта — чисто виртуальной датой, возникшей в результате счетной ошибки.
Виртуальной является и указанная М.М. Щербатовым дата — 14 апреля. Разночтения такого типа величиной в 1 лунный месяц являются самыми распространенными в русских летописях. Они возникали, видимо, из-за того, что начало нового года при использовании лунного календаря неизбежно было подвижным и при этом впрямую зависело от появления фенологических признаков весны. Таким образом, холодная и продолжительная зима могла отодвинуть начало нового года на апрель в то время, как ранняя и сильная оттепель могла стать причиной раннего, еще февральского новогодия. Знать о том, какой именно была та или иная зима могли лишь современники. Если и они запись такую не сделали по свежим следам, а стали вспоминать об этом по истечении уже нескольких лет, а тем более стали пересчитывать исходную датировку задним числом, то вполне могли ошибиться на 1, а то и на 2 месяца. Кроме того, разница в 1 месяц могла возникнуть при фиксировании одного и того же события на севере и юге Руси: так Новгородская I летопись нередко относит к концу летописного года события, которые Ипатьевская летопись включает в начало следующего года. Это означает, что весна на юге началась раньше, чем на севере и потому новый год там отметили месяцем раньше.
«Щербатовская» датировка представляет собой именно первый «северный» («холодный») случай. О том, что производной является она, а не 14 марта, говорит разница в 31 день: лунный месяц в среднем длится 29,5 дня и в средневековых лунных таблицах обычно округлялся либо до 29, либо до 30 дней, и погрешность в 1-2 дня могла возникать при использовании лунников типа Толковой Палеи, данные которых соответствовали реалии VI в. и превышали истинные лунации XII в. в среднем на 2-3 дня. Если бы вторичной была дата 14 марта разница с ее аналогом составила бы не 31, а 27 дней.
Косвенным подтверждением того, что Ростислав Мстиславич в действительности умер именно 14 марта, служит сообщение Ипатьевской летописи под 6681 г. о рождении в пятницу вербной недели князя Ростислава Рюриковича [ПСРЛ. Т.2. С.567.]. Рюрик Ростиславич назвал его явно в честь деда и своего отца и подтверждением тому служит крестильное имя — Михаил, которое носил и Ростислав Мстиславич. Вызывает однако недоумение один вопрос: в марте-апреле, на которые всегда приходится вербная неделя, нет дней, посвященных Михаилу, и потому неясно, почему Рюрик поступил вопреки церковным правилам, требующим при наречении младенцев руководствоваться святцами. Недоумение развеется, если принять во внимание, что пятница вербной недели в 1174 г. приходится на 15 марта и что младенец родился на рассвете, т.е. по древнерусским представлениям на рубеже 14 и 15 марта. Думается, именно такое совпадение в датах смерти деда и рождения внука и заставило Рюрика пренебречь церковным обычаем.
Важно то, что летописи по-разному определяют начало нового года. Если согласно Ипатьевской и большинству прочих летописей Ростислава похоронили в конце того же летописного года, то в вышеупомянутом «щербатовском» источнике смерть и похороны отнесены к разным годам — концу 6675 и началу 6676 гг. И это обстоятельство заставляет думать, что совпадение дат (и смерть, и похороны Ростислава отнесены к 14 марта) является не плодом механического сокращения текста, сходного с ипатьевским, а чистой случайностью. И в этом случае можно попытаться понять, как оно могла возникнуть.
Когда именно начинался новый год в древней Руси? При использовании лунно-солнечного календаря новогодие неизбежно должно быть подвижным, на что впервые указал Н.В. Степанов почти 100 лет назад. По его мнению, древнерусский летописный год начинал-ся в воскресенье, ближайшее к первому весеннему полнолунию и потому приходился либо на либо 2-ю по современному счету неделю-воскресенью великого поста, либо на вербное воскресенье [Степанов Н.В., 1915, С. 7-8]. Проведенный мною разбор летописного материала привел к следующему заключению: действительно, имеется некоторое число фактов, подтверждающих правомерность точки зрения Н.В. Степанова, однако гораздо больше имеется однозначных свидетельств в пользу мнения Д.О. Святского [Святский Д.О., 1915. С. 182], что новогодие привязывалось к весенним новолуниям [Журавель А.В., 2001. С.111]. Поэтому при разборе данного сюжета необходимо учесть обе возможности.
Итак, в марте 1167 г. полнолуние произошло 7 марта (стало быть, «степановское» новогодие — в воскресенье 5 марта), а новолуние — 22 марта (неомения, т.е. первое появление молодого месяца, — вечером 23 марта). Это означает, что в Ипатьевской летописи либо фиксируется полнолунное новогодие, а значит, новый был начат, а согласии со Степановым, в вербное воскресенье, т.е. 2 апреля, либо это событие привязано к новолунию 21 апреля.
Но это означает, что первоисточник «щербатовской» датировки зафиксировал новолунное новогодие: смерть Ростислава 14 марта 1167 г. действительно произошла прежде новолуния 22 марта. А теперь давайте вспомним, что в «щербатовской» датировке похорон (тоже 14 марта) год от СМ совпадает с ипатьевской (6676 г.) с той существенной разницей, что относится не к концу, а к началу летописного года! Стало быть, 14 марта как дата похорон возникла из пересчета лунной датировки не для 1167, а для предыдущего 1166 г… Как известно, одна и та же лунная датировка при пересчете на юлианский календарь сдвигается в следующем году либо на 11 дней назад, либо — в случае использования вставного лунного месяца — на 19 дней вперед по сравнению с исходной юлианской датой, т.е. в данном случае с 14 марта. А в 1167 г., как мы знаем, время смерти Ростислава было отнесено многими летописями к зиме, чего не знал создатель «щербатовской» датировки, и потому исходил из раннего, еще февральского новогодия. Поэтому для определения точного дня похорон Ростислава надо прибавить к 14 марта 19 дней, что дает как раз вербное воскресенье 2 апреля.
И это является вполне приемлемым решением задачи и с точки зрения «транспортной»: преодолеть расстояние от Рогнедина до Киева за 19 дней было вполне возможно: средняя суточная скорость составит, таким образом, примерно 28-29 км, что не противоречит приведенным в начале работы расчетам.
[1] Светлая часть суток в середине марта равна примерно 12 часам.
[2] Погрешность в 1-2 дня типична для практики использования лунно-солнечного календаря, поскольку начало нового месяца вследствие облачности и прочих естественных причин не всегда возможно определить точно.
[3] «9 лет» получатся, если отталкиваться от мартовской даты вокняжения Ростислава (6667), которая приводится в частности Радзивилловской и Софийской I летописями [Радзивиловская летопись, 1994. С. 216; ПСРЛ. Т.5. С.162].
[4] Это равносильно вычитанию от даты 6676 не 5510, а 5508 лет, т.е. отнесению смерти Ростислава к 1169 г., что невозможно, учитывая последующие летописные события. Список литературы
Летопись по Ипатскому списку. СПб., 1871.
Новгородская I летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950.
Полное собрание русских летописей (ПСРЛ):
Т. 1. Лаврентьевская и Суздальская летописи. М., 1962.
Т. 2. Ипатьевская и Галицкая летописи. М., 1962.
Т. 5. Софийская летопись. СПб., 1851.
Т. 7. Воскресенская летопись. СПб., 1856.
Т.24. Типографская летопись. Пг., 1921.
Радзивиловская летопись. Текст. Исследование. Описание миниатюр. СПб.; М., 1994.
Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. М., 1963.
Драгомиров М. Учебник тактики. СПб., 1881.
Журавель А.В. Лунно-солнечный календарь на Руси: новый подход к изучению // Астрономия древних обществ. М., 2002.
Журавель А.В. Когда на Руси начинался новый год? // Вспомогательные исторические дисциплины: специальные функции и гуманитарные перспективы. М., 2001.
Святский Д.О. Астрономические явления в русских летописях с научно-критической точки зрения // ИОРЯС. Т.20. Кн.1. Пг., 1915.
Степанов Н.В. Календарно-хронологические факторы Ипатьевской летописи до XIII в. // ИОРЯС. Т. 20. Кн.1. Пг., 1915.
Щербатов М.М. История Российская от древнейших времен. Т.2. СПб., 1771.