Начало формыКонец формы А.Н.Островский. На всякого мудреца довольно простоты --------------------------------------------------------------- OCR: Владимир Малюгин (mavlad@mailru.com) Spellcheck: Юрий Красильников---------------------------------------------------------------Комедия в пяти действияхДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ ЛИЦА: Егор Дмитрич Глумов, молодой человек.Глафира Климовна Глумова, его мать.Нил Федосеич Мамаев, богатый барин, дальний родственник Глумова.Егор Васильич Курчаев, гусар.Голутвин, человек, не имеющий занятий.^ Манефа, женщина, занимающаяся гаданьем и предсказаньем.Человек Мамаева.Чистая, хорошо меблированная комната, письменный стол, зеркало; однадверь во внутренние комнаты, на правой стороне другая - входная.^ ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ Глумов и Глафира Климовна за сценой.Глумов (за сценой). Вот еще! Очень нужно! Идти напролом, да и конченодело. (^ Выходя из боковой двери.) Делайте, что вам говорят, и не рассуждайте!Глумова (выходя из боковой двери). Зачем ты заставляешь меня писать этиписьма! Право, мне тяжело.^ Глумов. Пишите, пишите!Глумова. Да что толку? Ведь за тебя не отдадут. У Турусиной тысячдвести приданого, родство, знакомство, она княжеская невеста илигенеральская. И за Курчаева не отдадут; за что я взвожу на него, на бедного,разные клеветы и небывальщины!Глумов. Кого вам больше жаль: меня или гусара Курчаева? На что емуденьги? Он все равно их в карты проиграет. А еще хнычете: я тебя носила подсердцем.^ Глумова. Да если бы польза была!Глумов. Уж это мое дело.Глумова. Имеешь ли ты хоть какую-нибудь надежду?Глумов. Имею. Маменька, вы знаете меня: я умен, зол и завистлив, весь ввас. Что я делал до сих пор? Я только злился и писал эпиграммы на всюМоскву, а сам баклуши бил. Нет, довольно. Над глупыми людьми не надосмеяться, надо уметь пользоваться их слабостями. Конечно, здесь карьеры несоставишь - карьеру составляют и дело делают в Петербурге, а здесь толькоговорят. Но и здесь можно добиться теплого места и богатой невесты - с меняи довольно. Чем в люди выходят? Не все делами, чаще разговором. Мы в Москвелюбим поговорить. И чтоб в этой обширной говорильне я не имел успеха! Неможет быть! Я сумею подделаться и к тузам и найду себе покровительство, вотвы увидите. Глупо их раздражать - им надо льстить грубо,беспардонно. Вот ивесь секрет успеха. Я начну с неважных лиц, с кружка Турусиной, выжму изнего все, что нужно, а потом заберусь и повыше. Подите, пишите! Мы еще свами потолкуем.^ Глумова. Помоги тебе бог! (Уходит.)Глумов (садится к столу). Эпиграммы в сторону! Этот род поэзии, кромевреда, ничего не приносит автору. Примемся за панегирики. (Вынимает изкармана тетрадь.) Всю желчь, которая будет накипать в душе, я буду сбывать вэтот дневник, а на устах останется только мед. Один, в ночной тиши, я будувести летопись людской пошлости. Эта рукопись не предназначается дляпублики, я один буду и автором и читателем. Разве со временем, когдаукреплюсь на прочном фундаменте, сделаю из нее извлечение.Входят Курчаев и Голутвин; Глумов встает и прячет тетрадь в карман.^ ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ Глумов, Курчаев и Голутвин.Курчаев. Bonjour!Глумов. Очень рад; чему обязан?Курчаев (садясь к столу на место Глумова). Мы за делом. (Указывает наГолутвина.) Вот, рекомендую.Глумов. Да я его знаю давно. Что вы его рекомендуете?Голутвин. Тон мне ваш что-то не нравится. Да-с.Глумов. Это как вам угодно. Вы, верно, господа, порядочно позавтракали?^ Курчаев. Малым делом. (Берет карандаш и бумагу и чертит что-то.)Глумов. То-то, оно и видно. У меня, господа, времени свободногонемного. В чем дело? (^ Садится, Голутвин тоже.)Курчаев. Нет ли у вас стихов?Глумов. Каких стихов? Вы, верно, не туда зашли.Голутвин. Нет, туда.Глумов (Курчаеву). Не марайте, пожалуйста, бумагу!Курчаев. Нам эпиграмм нужно. Я знаю, что у вас есть.Глумов. Никаких нет.Курчаев. Ну, полно вам! Все знают.У вас на весь город написаны. Вон онхочет сотрудником быть в юмористических газетах.^ Глумов (Голутвину). Вот как! Вы писали прежде?Голутвин. Писал.Глумов. Что?Голутвин. Все: романы, повести, драмы, комедии.Глумов. Ну, и что же?Голутвин. Ну, и не печатают нигде, ни за что; сколько ни просил, идаром не хотят. Хочу за скандальчики приняться.^ Глумов. Опять не напечатают.Голутвин. Попытаюсь.Глумов. Да ведь опасно.Голутвин. Опасно? А что, прибьют?Глумов. Пожалуй.Голутвин. Да говорят, что в других местах бьют, а у нас что-то неслыхать.^ Глумов. Так пишите!Голутвин. С кого мне писать-то, я никого не знаю.Курчаев. У вас, говорят, дневник какой-то есть, где вы всех по косточкеразобрали.Голутвин. Ну, вот и давайте, давайте его сюда!Глумов. Ну да, как же не дать!Голутвин. А уж мы бы их распечатали.Глумов. И дневника никакого у меня нет.^ Курчаев. Разговаривайте! Видели его у вас.Голутвин. Ишь как прикидывается; а тоже ведь наш брат, Исакий.Глумов. Не брат я вам, и не Исакий.Голутвин. А какие бы мы деньги за него взяли...Курчаев. Да, в самом деле, ему деньги нужны. "Будет, говорит, на чужойсчет пить; трудиться хочу". Это он называет трудиться. Скажите пожалуйста!^ Глумов. Слышу, слышу.Голутвин. Материалов нет.Курчаев. Вон, видите, у него материалов нет. Дайте ему материал, пустьего трудится.^ Глумов (вставая). Да не марайте же бумагу!Курчаев. Ну, вот еще, что за важность!Глумов. Каких-то петухов тут рисуете.Курчаев. Ошибаетесь. Это не петух, а мой уважаемый дядюшка, НилФедосеич Мамаев. Вот (дорисовывает), и похоже, и хохол похож.Голутвин. А интересная он личность? Для меня, например?Курчаев. Очень интересная. Во-первых, он считает себя всех умнее и всехучит. Его хлебом не корми, только приди совета попроси.Голутвин. Ну вот, подпишите под петухом-то: новейший самоучитель!Курчаев подписывает.Да и пошлем напечатать.^ Курчаев. Нет, не надо, все-таки дядя. (Отталкивает бумагу, Глумов берети прячет в карман.)Голутвин. А еще какие художества за ним водятся?Курчаев. Много. Третий год квартиру ищет. Ему и не нужна квартира, онпросто ездит разговаривать, все как будто дело делает. Выедет с утра,квартир десять осмотрит, поговорит с хозяевами, с дворниками; потом поедетпо лавкам пробовать икру, балык; там рассядется, в рассуждения пустится.Купцы не знают, как выжить его из лавки, а он доволен, все-таки утро у негоне пропало даром. (Глумову.) Да, вот еще, я и забыл сказать. Тетка в васвлюблена, как кошка.^ Глумов. Каким же это образом?Курчаев. В театре видела, все глаза проглядела, шею было свернула. Всеу меня спрашивала: кто такой? Вы этим не шутите!^ Глумов. Я не шучу, вы всем шутите.Курчаев. Ну, как хотите. Я бы на вашем месте... Так вы стихов дадите?Глумов. Нет.Голутвин. Что с ним разговаривать! Поедем обедать!^ Курчаев. Поедем! Прощайте! (Кланяется и уходит.)Глумов (останавливая Курчаева). Зачем вы с собой его возите?Курчаев. Умных людей люблю.Глумов. Нашли умного человека.Курчаев. По нас и эти хороши. Настоящие-то умные люди с какой статистанут знакомиться с нами? (^ Уходит.)Глумов (вслед ему). Ну, смотрите! Маменька!Входит Глумова.^ ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ Глумов и Глумова.Глумов (показывает портрет Мамаева). Поглядите! Вот с кем нужно мнесойтись прежде всего.^ Глумова. Кто это?Глумов. Наш дальний родственник, мой дядюшка, Нил Федосеич Мамаев.Глумова. А кто рисовал?Глумов. Все тот же гусар, племянничек его, Курчаев. Эту картинку надоубрать на всякий случай. (^ Прячет ее.) Вся беда в том, что Мамаев не любитродственников. У него человек тридцать племянников; из них он выбираетодного и в пользу его завещание пишет, а другие уж и не показывайся. Надоестлюбимец, он его прогонит и возьмет другого, и сейчас же завещание перепишет.Вот теперь у него в милости этот Курчаев.^ Глумова. Вот кабы тебе...Глумов. Трудно, но попробую. Он даже не подозревает о моемсуществовании.Глумова. А хорошо бы сойтись. Во-первых, наследство, потом отличныйдом, большое знакомство, связи.Глумов. Да! Вот еще обстоятельство: я понравился тетке, КлеопатреЛьвовне, она меня где-то видела. Вы это на всякий случай запомните!Сблизиться с Мамаевым для меня первое дело - это первый шаг на моем поприще.Дядя познакомит меня с Крутицким, с Городучиным; во-первых, это люди свлиянием; во-вторых, близкие знакомые Турусиной. Мне бы только войти к ней адом, а уж я женюсь непременно.^ Глумова. Так, сынок, но первый-то шаг самый трудный.Глумов. Успокойтесь, он сделан. Мамаев будет здесь.Глумова. Как же это случилось?Глумов. Тут ничего не случилось, все это было рассчитано вперед. Мамаевлюбит смотреть квартиры, вот на эту удочку мы его и поймали.Входит человек Мамаева.Человек. Я привез Нила Федосеича.Глумов. И прекрасно. Получай! (Дает ему ассигнацию.) Веди его сюда.^ Человек. Да, пожалуй, они рассердятся: я сказал, что квартира хорошая.Глумов. Я беру ответственность на себя. Ступайте, маменька, к себе;когда нужно будет, я вас кликну.Человек Мамаева уходит.Глумов садится к столу и делает вид, что занимается работой.Входит Мамаев, за ним человек его.^ ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ Глумов, Мамаев и человек Мамаева.Мамаев (не снимая шляпы, оглядывает комнату). Это квартира холостая.Глумов (кланяется и продолжает работать). Холостая.Мамаев (не слушая). Она недурна, но холостая. (Человеку.) Куда ты,братец, меня завел?Глумов (подвигает стул и опять принимается писать). Не угодно липрисесть?Мамаев (садится). Благодарю. Куда ты меня завел? я тебя спрашиваю!^ Человек. Виноват-с!Мамаев. Разве ты, братец, не знаешь, какая нужна мне квартира? Тыдолжен сообразить, что я статский советник, что жена моя, а твоя барыня,любит жить открыто. Нужна гостиная, да не одна. Где гостиная ? я тебяспрашиваю.^ Человек. Виноват-с!Мамаев. Где гостиная? (Глумову.) Вы меня извините!Глумов. Ничего-с, вы мне не мешаете.Мамаев (человеку). Ты видишь, вон сидит человек, пишет! Может быть, мыему мешаем; он, конечно, не скажет по деликатности; а все ты, дурак,виноват.Глумов. Не браните его, не он виноват, а я. Когда он тут на лестницеспрашивал квартиру, я ему указал на эту и сказал, что очень хороша; я незнал, что вы семейный человек.^ Мамаев. Вы хозяин этой квартиры?Глумов. Я.Мамаев. Зачем же вы ее сдаете?Глумов. Не по средствам.Мамаев. А зачем же нанимали, коли не по средствам? Кто вас неволил? Чтовас, за ворот, что ли, тянули, в шею толкали? Нанимай, нанимай! А воттеперь, чай, в должишках запутались? На цугундер тянут? Да уж конечно,конечно. Из большой-то квартиры да придется в одной комнате жить; приятноэто будет?^ Глумов. Нет, я хочу еще больше нанять.Мамаев. Как так больше? На этой жить средств нет, а нанимаете больше!Какой же у вас резон?Глумов. Никакого резона. По глупости.Мамаев. По глупости? Что за вздор!Глумов. Какой же вздор! Я глуп.^ Мамаев. Глуп! это странно. Как же так, глуп?Глумов. Очень просто, ума недостаточно. Что ж тут удивительного! Развеэтого не бывает? Очень часто.^ Мамаев. Нет, однако это интересно! Сам про себя человек говорит, чтоглуп.Глумов. Что ж мне, дожидаться, когда другие скажут? Разве это не всеравно? Ведь уж не скроешь.^ Мамаев. Да, конечно, этот недостаток скрыть довольно трудно.Глумов. Я и не скрываю.Мамаев. Жалею.Глумов. Покорно благодарю.Мамаев. Учить вас, должно быть, некому?Глумов. Да, некому.Мамаев. А ведь есть учителя, умные есть учителя, да плохо их слушают -нынче время такое. Ну, уж от старых и требовать нечего: всякий думает, чтоколи стар, так и умен. А если мальчишки не слушаются, так чего от них ждатьпотом? Вот я вам расскажу случай. Гимназист недавно бежит чуть не бегом изгимназии; я его, понятное дело, остановил и хотел ему, знаете, в шуткупоучение прочесть: в гимназию-то, мол, тихо идешь, а из гимназии домойбегом, а надо, милый, наоборот. Другой бы еще благодарил, что для него,щенка, солидная особа среди улицы останавливается, да еще ручку быпоцеловал; а он что ж?^ Глумов. Преподавание нынче, знаете...Мамаев. "Нам, говорит, в гимназии наставления-то надоели. Коли вы,говорит, любите учить, так наймитесь к нам в надзиратели. А теперь, говорит,я есть хочу, пустите!" Это мальчишка-то, мне-то!^ Глумов. На опасной дороге мальчик. Жаль!Мамаев. А куда ведут опасные-то дороги, знаете?Глумов. Знаю.Мамаев. Отчего нынче прислуга нехорошая? Оттого, что свободна отобязанности выслушивать поучения. Прежде, бывало, я у своих подданных вовсякую малость входил. Всех поучал, от мала до велика. Часа по два каждомунаставления читал; бывало, в самые высшие сферы мышления заберешься, а онстоит перед тобой, постепенно до чувства доходит, одними вздохами, бывало,он у меня истомится. И ему на пользу, и мне благородное занятие. А нынче,после всего этого... Вы понимаете, после чего?^ Глумов. Понимаю.Мамаев. Нынче поди-ка с прислугой попробуй! Раза два ему метафизику-топрочтешь, он и идет за расчетом. Что, говорит, за наказание! Да, что,говорит, за наказание!^ Глумов. Безнравственность!Мамаев. Я ведь не строгий человек, я все больше словами. У купцов вотобыкновение глупое: как наставление, сейчас за волосы, и при всяком слове икачает, и качает. Этак, говорит, крепче, понятнее. Ну, что хорошего! А я всесловами, и то нынче не нравится.^ Глумов. Да-с, после всего этого, я думаю, вам неприятно.Мамаев (строго). Не говорите, пожалуйста об этом, я вас прошу. Как менятогда кольнуло насквозь вот в это место (показывает на грудь), так до сихпор словно кол какой-то...^ Глумов. В это место?Мамаев. Повыше.Глумов. Вот здесь-с?Мамаев (с сердцем). Повыше, я вам говорю.Глумов. Извините, пожалуйста! Вы не сердитесь! Уж я вам сказал, что яглуп.Мамаев. Да-с, так вы глупы... Это нехорошо. То есть тут ничегонедурного, если у вас есть пожилые, опытные родственники или знакомые.^ Глумов. То-то и беда, что никого нет. Есть мать, да она еще глупееменя.Мамаев. Ваше положение действительно дурно. Мне вас жаль, молодойчеловек.^ Глумов. Есть, говорят, еще дядя, да все равно, что его нет.Мамаев. Отчего же?Глумов. Он меня не знает, а я с ним и видеться не желаю.Мамаев. Вот уж я за это и не похвалю, молодой человек, и не похвалю.Глумов. Да помилуйте! Будь он бедный человек, я бы ему, кажется, рукицеловал, а он человек богатый; придешь к нему за советом, а он подумает, чтоза деньгами. Ведь как ему растолкуешь, что мне от него ни гроша не надобно,что я только совета жажду, жажду - алчу наставления, как манны небесной. Он,говорят, человек замечательного ума, я готов бы целые дни и ночи егослушать.^ Мамаев. Вы совсем не так глупы, как говорите.Глумов. Временем это на меня просветление находит, вдруг как будтопрояснится, а потом и опять. Большею частию я совсем не понимаю, что делаю.Вот тут-то мне совет и нужен.^ Мамаев. А кто ваш дядя?Глумов. Чуть ли я и фамилию-то не забыл. Мамаев, кажется, Нил Федосеич.Мамаев. А вы-то кто?Глумов. Глумов.Мамаев. Дмитрия Глумова сын?Глумов. Так точно-с.Мамаев. Ну, так этот Мамаев-то - это я.Глумов. Ах, боже мой! Как же это! Нет, да как же! Позвольте вашу руку!(^ Почти со слезами.) Впрочем, дядюшка, я слышал, вы не любите родственников;вы не беспокойтесь, мы можем быть так же далеки, как и прежде. Я не посмеюявиться к вам без вашего приказания; с меня довольно и того, что я вас видели насладился беседой умного человека.^ Мамаев. Нет, ты заходи, когда тебе нужно о чем-нибудь посоветоваться.Глумов. Когда нужно! Мне постоянно нужно, каждую минуту. Я чувствую,что погибну без руководителя.^ Мамаев. Вот заходи сегодня вечером.Глумов. Покорно вас благодарю. Позвольте уж мне представить вам моюстаруху, она недальняя, но добрая, очень добрая женщина.^ Мамаев. Что ж, пожалуй.Глумов (громко). Маменька!Выходит Глумова.^ ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ Те же и Глумова.Глумов. Маменька! Вот! (Указывая на Мамаева.) Только не плакать!Счастливый случай привел к нам дядюшку, Нила Федосеича, которого вы такпорывались видеть.^ Глумова. Да, батюшка братец, давно желала. А вы вот родных и знать-тоне хотите.Глумов. Довольно, маменька, довольно! Дядюшка имеет на то свои причины.^ Мамаев. Родня родне рознь.Глумова. Позвольте, батюшка братец, поглядеть на вас! Жорж! а ведь непохож?Глумов (дергает ее за платье). Полноте, маменька, перестаньте!Глумова. Да что перестаньте! Не похож, совсем не похож.^ Мамаев (строго). Что вы шепчете? На кого я там не похож? Я сам на себяпохож.Глумов (матери). Очень нужно толковать пустяки.Мамаев. Уж коли начали, так говорите.Глумова. Я говорю, что портрет на вас не похож.Мамаев. Какой портрет? Откуда у вас портрет?^ Глумова. Вот видите, у нас бывает иногда Егор Васильич Курчаев. Он,кажется, вам родственник тоже доводится?Глумов. Такой отличный, веселый малый.Мамаев. Да: ну, так что ж?^ Глумова. Он все вас рисует. Покажи, Жорж!Глумов. Да я, право, не знаю, куда я его дел.Глумова. Поищи хорошенько! Еще он давеча рисовал, ну, помнишь. С нимбыл, как их называют? Вот что критики стихами пишут. Курчаев говорит: я тебедядю буду рисовать, а ты подписи подписывай. Я ведь слышала, что ониговорили.^ Мамаев. Покажи мне портрет! Покажи сейчас!Глумов (подавая портрет). Никогда, маменька, не нужно говорить такихвещей, которые другому могут вред сделать.Мамаев. Да вот, учи мать-то лицемерию. Не слушай, сестра, живи попростоте! По простоте лучше. (^ Рассматривает портрет.) Ай да молодецплемянничек!Глумов. Бросьте, дядюшка! И непохоже совсем, и подпись к вам неподходит: "Новейший самоучитель".Мамаев. Похоже-то оно похоже, и подпись подходит; ну, да это уж до тебяне касается, это мое дело. (^ Отдает портрет и встает.) Ты на меня карикатуррисовать не будешь?Глумов. Помилуйте! за кого вы меня принимаете! Что за занятие!Мамаев. Так ты вот что, ты непременно приходи ужо вечером. И выпожалуйте!Глумова. Ну, я-то уж... я ведь, пожалуй, надоем своими глупостями.Мамаев уходит, Глумов его провожает.Кажется, дело-то улаживается. А много еще труда Жоржу будет. Ах, какэто трудно и хлопотно в люди выходить!Глумов возвращается.^ ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ Глумова, Глумов и потом Манефа.Глумов. Маменька, Манефа идет. Будьте к ней внимательнее, слышите! Дане только внимательнее - подобострастнее, как только можете.^ Глумова. Ну, уж унижаться-то перед бабой.Глумов. Вы барствовать-то любите; а где средства? Кабы не мояоборотливость, так вы бы чуть не по миру ходили. Так помогайте же мне,помогайте же мне, я вам говорю. (^ Заслышав шаги, бежит в переднюю ивозвращается вместе с Манефой.)Манефа (Глумову). Убегай от суеты, убегай!Глумов (с постным видом и со вздохами). Убегаю, убегаю!Манефа. Не будь корыстолюбив!Глумов. Не знаю греха сего.Манефа (садясь и не обращая внимания на Глумову, которая ей частокланяется.) Летала, летала, да к вам попала.Глумов. Ох, чувствуем, чувствуем!Манефа. Была в некоем благочестивом доме, дали десять рублей намилостыню. Моими руками творят милостыню. Святыми-то руками доходчивее,нечем грешными.^ Глумов (вынимая деньги). Примите пятнадцать рублей от раба Егорья.Манефа. Благо дающим!Глумов. Не забывайте в молитвах!Манефа. В оноем благочестивом доме пила чай и кофей.Глумова. Пожалуйте, матушка, у меня сейчас готово.Манефа встает, они ее провожают под руки до двери.Глумов (возвращается и садится к столу). Записать! (Вынимает дневник.)Человеку Мамаева три рубля, Манефе пятнадцать рублей. Да уж кстати весьразговор с дядей. (Пишет.)Входит Курчаев.^ ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ Глумов и Курчаев.Курчаев. Послушайте-ка! Был дядя здесь?Глумов. Был.Курчаев. Ничего он не говорил про меня?Глумов. Ну вот! С какой стати! Он даже едва ли знает, где был. Онзаезжал, по своему обыкновению, квартиру смотреть.^ Курчаев. Это интрига, адская интрига!Глумов. Я слушаю, продолжайте!Курчаев. Представьте себе, дядя меня встретил на дороге и,..Глумов. И... что?Курчаев. И не велел мне показываться ему на глаза. Представьте!^ Глумов. Представляю.Курчаев. Приезжаю к Турусиной - не принимают; высылают какую-тошлюху-приживалку сказать, что принять не могут. Слышите?^ Глумов. Слышу.Курчаев. Объясните мне, что это значит?Глумов. По какому праву вы требуете от меня объяснения?Курчаев. Хоть по такому, что вы человек умный и больше меня понимаете.Глумов. Извольте! Оглянитесь на себя: какую вы жизнь ведете.Курчаев. Какую? Все ведут такую - ничего, а я виноват. Нельзя же за этолишать человека состояния, отнимать невесту, отказывать в уважении.^ Глумов. А знакомство ваше! Например, Голутвин.Курчаев. Ну что ж Голутвин?Глумов. Язва! такие люди на все способны. Вот вам и объяснение! И зачемвы его давеча привели ко мне? Я на знакомства очень осторожен - я берегусебя. И поэтому я вас прошу не посещать меня.^ Курчаев. Что вы, с ума сошли!Глумов. Дядюшка вас удалил от себя, а я желаю этому во всех отношенияхдостойному человеку подражать во всем^ Курчаев. А! Теперь я, кажется, начинаю понимать.Глумов. Ну, и слава богу!Курчаев. Послушайте-ка вы, миленький, уж это не вы ли? Если моиподозрения оправдаются, так берегитесь! Такие вещи даром не проходят. Вы уменя того... вы берегитесь!^ Глумов. Буду беречься, когда будет нужно; а теперь пока серьезнойопасности не вижу. Прощайте!Курчаев. Прощайте! (Уходит.)Глумов. Дядя его прогнал. Первый шаг сделан.^ ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ ЛИЦА:Мамаев.Клеопатра Львовна Мамаева, его жена.Крутицкий, старик, очень важный господин.Иван Иванович Городулин, молодой, важный господин.Глумов.^ Глумова.Человек Мамаева.Зала; одна дверь входная, две по сторонам.^ ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ Мамаев и Крутицкий выходят из боковой двери.Мамаев. Да, мы куда-то идем, куда-то ведут нас; но ни мы не знаем -куда, ни те, которые ведут нас. И чем все это кончится?Крутицкий. Я, знаете ли, смотрю на все это как на легкомысленную пробуи особенно дурного ничего не вижу. Наш век, век, по преимуществу,легкомысленный. Все молодо, неопытно, дай то попробую, другое попробую, топеределаю, другое переменю. Переменять легко. Вот возьму да поставлю всюмебель вверх ногами, вот и перемена. Но где же, я вас спрашиваю, вековаямудрость, вековая опытность, которая поставила мебель именно на ноги? Вотстоит стол на четырех ножках, и хорошо стоит, крепко?^ Мамаев. Крепко.Крутицкий. Солидно?Мамаев. Солидно.Крутицкий. Дай попробую поставить его вверх ногами. Ну, и поставили.Мамаев (махнув рукой). Поставили.Крутицкий. Вот и увидят.Мамаев. Увидят ли, увидят ли?Крутицкий. Что вы мне говорите! Странное дело! Ну, а не увидят, такукажут, есть же люди.Мамаев. Есть, есть! Как не быть! Я вам скажу, и очень есть, да неслушают, не слушают. Вот в чем вся беда: умных людей, нас не слушают.Крутицкий. Мы сами виноваты: не умеем говорить, не умеем заявлять своихмнений. Кто пишет? Кто кричит? Мальчишки. А мы молчим да жалуемся, что насне слушают. Писать надо, писать - больше писать.Мамаев. Легко сказать: писать! На это нужен навык, нужна какая-тосноровка. Конечно, это вздор, но все-таки нужно. Вот я1 Говорить я хоть дозавтра, а примись писать- и бог знает что выходит. А ведь не дурак, кажется.Да вот и вы. Ну, как вам писать!Крутицкий. Нет, про меня вы не говорите! Я пишу, я пишу, я много пишу.^ Мамаев. Да! Вы пишете? Не знал. Но ведь не от всякого же можно этоготребовать.Крутицкий. Прошло время, любезнейший Нил Федосеич, прошло время. Колихочешь приносить пользу, умей владеть пером.^ Мамаев. Не всякому дано.Крутицкий. Да, вот кстати. Нет ли у вас на примете молодого человека,поскромнее и образованного, конечно, чтобы мог свободно излагать на бумагеразные там мысли, прожекты, ну и прочее.^ Мамаев. Есть, есть именно такой.Крутицкий. Он не болтун, не из нынешних зубоскалов?Мамаев. Ни-ни-ни! Только прикажите, будет нем, как рыба.Крутицкий. Вот видите ли, у меня написан очень серьезный прожект, илизаписка, как хотите назовите; но ведь вы сами знаете, я человек старогообразования...^ Мамаев. Крепче было, крепче было.Крутицкий. Я с вами согласен. Излагаю я стилем старым, как бы вамсказать? Ну, близким к стилю великого Ломоносова.^ Мамаев. Старый стиль сильнее был. Куда! Далеко нынче.Крутицкий. Я согласен; но все-таки, как хотите, в настоящее времяписать стилем Ломоносова или Сумарокова, ведь, пожалуй, засмеют. Так вот,может ли он дать моему труду, как это говорится? Да, литературную отделку.^ Мамаев. Может, может, может.Крутицкий. Ну, я заплачу ему там, что следует.Мамаев. Обидите, за счастье почтет.Крутицкий. Ну вот! С какой же стати я буду одолжаться! А кто он?^ Мамаев. Племянник, племянничек, да-с.Крутицкий. Так скажите ему, чтобы зашел как-нибудь пораньше, часу ввосьмом.Мамаев. Хорошо, хорошо. Будьте покойны.Крутицкии. Да скажите, чтобы ни-ни! Я не хочу, чтобы до поры до временибыл разговор; это ослабляет впечатление^ Мамаев. Господи! Да понимаю. Внушу, внушу.Крутицкий. Прощайте!Мамаев. Я сам с ним завтра же заеду к вам.Крутицкий. Милости просим. (Уходит, Мамаев его провожает.)Выходят Клеопатра Львовна и Глумова.^ ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ Мамаева и Глумова.Мамаева. Молод, хорош собой, образован, мил! Ах!Глумова. И при всем при этом он мог погибнуть в безвестности, КлеопатраЛьвовна.Мамаева. А кто ж ему велел быть в безвестности! Уж довольно и того, чтоон молод и хорош собою.^ Глумова. Коли нет родства хорошего или знакомства, где людей-тоувидишь? где протекцию найдешь?Мамаева. Ему не надо было убегать общества, мы бы его заметили,непременно заметили.^ Глумова. Чтобы заметным-то быть, нужно ум большой; а людям обыкновеннымтрудно, ох как трудно!Мамаева. Вы к сыну несправедливы, у него ума очень довольно. Да и нетособенной надобности в большом уме, довольно и того, что он хорош собою. Кчему тут ум? Ему не профессором быть. Поверьте, что красивому молодомучеловеку, просто из сострадания, всегда и в люди выйти помогут, и дадутсредства жить хорошо. Если вы видите, что умный человек бедно одет, живет вдурной квартире, едет на плохом извозчике - это вас не поражает, не колетвам глаз, так и нужно, это идет к умному человеку, тут нет видимогопротиворечия. Но если вы видите молодого красавца, бедно одетого,- этобольно, этого не должно быть и не будет, никогда не будет!^ Глумова. Какое у вас сердце-то ангельское!Мамаева. Да нельзя!.. Мы этого не допустим, мы, женщины. Мы поднимем наноги мужей, знакомых, все власти; мы его устроим. Надобно, чтобы ничто немешало нам любоваться на него. Бедность! Фи! Мы ничего не пожалеем, чтобы...Нельзя! Нельзя! Красивые молодые люди так редки..^ Глумова. Кабы все так думали...Мамаева. Все, все. Мы вообще должны сочувствовать бедным людям., этонаш долг, обязанность, тут и разговаривать нечего. Но едва ли вынесетчье-нибудь сердце видеть в бедности красивого мужчину, молодого. Рукавапотерты или коротки, воротнички нечисты. Ах, ах! ужасно, ужасно! Кроме того,бедность убивает развязность, как-то принижает, отнимает этот победный вид,эту смелость, которые так простительны, так к лицу красивому молодомучеловеку.Глумова. Все правда, все правда, Клеопатра Львовна!^ ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ Глумова, Мамаева, Мамаев.Мамаев. А, здравствуйте!Глумова. Я уж не знаю, кому на вас жаловаться, Нил Федосеич!Мамаев. А что такое?Глумова. Сына у меня совсем отбили. Он меня совсем любить перестал,только вами и грезит. Все про ваш ум да про ваши разговоры; только ахает даудивляется.^ Мамаев. Хороший мальчик, хороший.Глумова. Он ребенком был у нас очень удивителен.Мамаева. Да он и теперь почти дитя.Глумова. Тихий, такой тихий был, что удивление. Уж никогда, бывало, незабудет у отца или у матери ручку поцеловать; у всех бабушек, у всех тетушекрасцелует ручки. Даже, бывало, запрещаешь ему; подумают, что нарочнонаучили; так потихоньку, чтоб никто не видал, подойдет и поцелует. А то одинраз, было ему пять лет, вот удивил-то он нас всех! Приходит поутру иговорят: "Какой я видел сон! Слетаются ко мне, к кроватке, ангелы и говорят:люби папашу и мамашу и во всем слушайся! А когда вырастешь большой, любисвоих начальников. Я им сказал: ангелы я буду всех слушаться..." Удивил оннас, уж так обрадовал, что и сказать нельзя. И так мне этот сон памятен, такпамятен...Мамаев. Ну, прощайте, я еду, у меня дела-то побольше вашего. Я вашимсыном доволен. Вы ему так и скажите, что я им доволен. (^ Надевая шляпу.) Да,вот было забыл. Я знаю, что вы живете небогато и жить не умеете; так зайдитеко мне как-нибудь утром, я вам дам...Глумова. Покорно благодарим.Мамаев. Не денег - нет; а лучше денег. Я вам дам совет относительновашего бюджета. (Уходит.)^ ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ Мамаева и Глумова.Глумова. Довольны, так и слава богу! Уж никто так не умеет бытьблагодарным, как мой Жорж.^ Мамаева. Очень приятно слышать.Глумова. Он не то что благодарным быть, он может обожать своихблагодетелей.Мамаева. Обожать? Уж это слишком.Глумова. Нет, не слишком. Такой характер, душа такая. Разумеется,матери много хвалить сына не годится, да и он не любит, чтобы я про негорассказывала.^ Мамаева. Ах, сделайте одолжение! я ему ничего не передам.Глумова. Он даже ослеплен своими благодетелями, уж для него лучше их насвете нет. По уму, говорит, Нилу Федосеичу равных нет в Москве, а уж что провашу красоту говорит, так печатать, право, печатать надо.^ Мамаева. Скажите пожалуйста!Глумова. Какие сравнения находит!Мамаева. Неужели?Глумова. Да он вас где-нибудь прежде видал?Мамаева. Не знаю. Я его видела в театре.Глумова. Нет, должно быть, видал.^ Мамаева. Почему же?Глумова. Да как же? Он так недавно вас знает, и вдруг такое...Мамаева. Ну, ну! Что же?Глумова. И вдруг такое родственное расположение почувствовал.^ Мамаева. Ах, милый мальчик!Глумова. Даже непонятно. Дядюшка, говорит, такой умный, такой умный, атетушка, говорит, ангел, ангел, да...Мамаева. Пожалуйста, пожалуйста, говорите! Я, право, очень любопытна.Глумова. Да вы не рассердитесь за мою глупую откровенность? Мамаева.Нет, нет.^ Глумова. Ангел, говорит, ангел; да ко мне на грудь, да в слезы...Мамаева. Да, вот что... Как же это? Странно.Глумова (переменив тон). Уж очень он рад, что его, сироту, обласкали;от благодарности плачет.^ Мамаева. Да, да, с сердцем мальчик, с сердцем!Глумова. Да уж что говорить! Натура - кипяток.Мамаева. Это в его возрасте понятно и... извинительно.^ Глумова. Уж извините, извините его. Молод еще.Мамаева. Да в чем же мне его извинить? Чем он передо мною виноват?Глумова. Ну, знаете ли, ведь, может быть, в первый раз в жизни видиттакую красавицу женщину; где ж ему было! Она к нему ласкова,снисходительна... конечно, по-родственному... Голова-то горячая, поневоле сума сойдешь.^ Мамаева (задумчиво). Он очень мил, очень мил!Глумова. Оно, конечно, его расположение родственное... А ведь какхотите... близость-то такой очаровательной женщины в молодые его года...ведь ночи не спит, придет от вас, мечется, мечется...^ Мамаева. Он к вам доверчив, он от вас своих чувств не скрывает?Глумова. Грех бы ему было. Да ведь чувства-то его детские.Мамаева. Ну, конечно, детские... Ему еще во всем нужны руководители.Под руководством умной женщины он со временем... да, он может...^ Глумова. Поруководите его! Ему это для жизни очень нужно будет. Вытакая добрая...Мамаева (смеется). Да, да, добрая. Но ведь это, вы знаете, ведь этоопасно; можно и самой... увлечься.^ Глумова. Вы, право, такая добрая.Мамаева. Вы, я вижу, очень его любите.Глумова. Один, как не любить!Мамаева (томно). Так давайте его любить вместе.Глумова. Вы меня заставите завидовать сыну. Да, именно он себе счастьенашел в вашем семействе. Однако мне и домой пора. Не сердитесь на меня замою болтовню... А беда, если сын узнает, уж вы меня не выдайте. Иногда истыдно ему, что у меня ума-то мало, иногда бы и надо ему сказать: какие вы,маменька, глупости делаете, а ведь не скажет. Он этого слова избегает изпочтения к родительнице. А уж я бы ему простила, только бы вперед отглупостей остерегал. Прощайте, Клеопатра Львовна!Мамаева (обнимает ее). Прощайте, душа моя, Глафира Климовна! На днях як вам, мы с вами еще потолкуем о Жорже. (^ Провожает ее до двери.)^ ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ Мамаева, потом Глумов.Мамаева. Какая болтушка! Ну, если б услыхал ее сын, не сказал бы ейспасибо. Он так горд, подходит ко мне с такой холодною почтительностью, адома вон что делает. Значит, я могу еще внушить молодому человеку истиннуюстрасть. Так и должно быть. В последнее время, конечно, очень былчувствителен недостаток в обожателях; но ведь это оттого, что окружающиеменя люди отжили и износились. Ну, вот, наконец-то. А, мой милый! Теперь ябуду смотреть за тобой. Как он ни робок, но истинная страсть должна жепрорываться. Это очень интересно наблюдать, когда вперед знаешь, что человеквлюблен в тебя.Входит Глумов, кланяется и останавливается в почтительной позе.Подите, подите сюда.Глумов робко подходит.Что же вы стоите? Разве племянники ведут себя так?^ Глумов (целует ей руку). Здравствуйте, Клеопатра Львовна, с добрымутром.Мамаева. Браво! Как это вы осмелились наконец, я удивляюсь!Глумов. Я очень робок.Мамаева. Будьте развязнее! Чего вы боитесь? Я такой же человек, как ивсе. Будьте доверчивее, откровенней со мной, поверяйте мне свои сердечныетайны! Не забывайте. что я ваша тетк