Чем держалось единство России?
Кузьмин А. Г.
Свойственные
кровнородственным общинам культ генеалогий и иерархичность по своему
трансформируются в Империях, возникших на развалинах Римской — Франкской и
Византийской. Иерархия в Империях как бы отрывается от кровнородственного
начала, роды "знатные" и "незнатные" вместе с их
генеалогиями выстраиваются в иерархию независимо от действительной этнической
природы, а в "Священной Римской империи" латинский язык
("кухонная латынь") долго успешно конкурировал с германскими языками
и мог победить, как он победил в самой Италии, Галлии и на других европейских
территориях.
Естественно,
что в границах Империй славяне в массе оставались внизу социальной лестницы. Но
и на Дунае, и на Эльбе, и на Балтике они несколько столетий вели борьбу за
самосохранение в этнокультурном, религиозном и хозяйственном планах. Балтийские
славяне почти четыре века выдерживали натиск франков и саксов, а язык свой
сохранят до конца XVIII столетия. Естественно и то, что вооруженная борьба
побуждала усваивать что-то и из структурных организаций (скажем, постоянные
боевые дружины) противника. Но у тех же балтийских славян неславянское начало
всегда было значительно, поскольку в VI–IX веках славяне на Балтике поглотили
достаточно многочисленные остатки иллиро-венетских и отчасти кельтских племен.
На
территориях, остававшихся за пределами Империй, внешнее влияние сказывалось в
гораздо меньшей степени и исконные традиции удерживались веками в почти
неизменном виде. Наиболее наглядно это проявилось именно на территории
Восточно-Европейской равнины. Здесь, конечно тоже происходили вооруженные
столкновения с иноязычными племенами — прежде всего кочевыми, накатывавшимися
периодически с востока. Но продвижение самих славян на восток шло путем
ассимиляции соседей. Это касалось, прежде всего, балтских и угрофинских племен,
но касалось и отдельных групп иранцев, рассеянных на обширных территориях от
лесостепи до Причерноморья и Каспия. Так, Причерноморская Русь (Восточный Крым
и Таманский полуостров) практически не имеют славянского населения как с точки
зрения антропологии, так и археологии. А к середине Х века византийцы уже не
отделяют этих русов от поднепровских, и они говорят теперь на одном — именно славянском
— языке.
К
IX веку в Восточной Европе складывается ряд крупных племенных образований
славян, отличавшихся значительной внутренней устойчивостью и более или менее
единообразной структурой управления, выстраивавшейся снизу вверх. Движение с
запада на восток шло в основном по двум традиционным путям: с Балтики
Волго-Балтийским путем, с Дуная — Дунайско-Днепровским. Два эти пути долго не
пересекались, а денежные системы так и не слились вплоть до татаро-монгольского
нашествия. Культура северного ареала была близкой одновременной с южного берега
Балтики (это проявлялось, в частности, в характере жилищ и планировки
поселений), на юге также долго удерживался особый тип жилищ, свойственный
территориям бедными лесом.
Социальная
дифференциация проникает, естественно, и в Восточную Европу и наиболее заметно
она проявлялась в тех районах, где ассимилировались племена так или иначе
сохранявшие кровнородственную общину. Как было сказано, к их числу относится и
область племени полян, и многие пограничные территории. Тем не менее в
большинстве княжеств-земель, и в городах, и в селах сохраняются похожие системы
традиционного самоуправления. Можно отметить совершенно не свойственную в это
время Западной Европе черту: мирный в целом характер сосуществования и внутри
племен, и между племенами. Обычно удивляют и размеры этих земель-княжений: чем
поддерживалось политическое и культурное единство? Явно не общими
экономическими интересами (хотя какую-то роль и они играли). А культурные
особенности часто нарочито подчеркивались (скажем, в типе височных подвесок).
На
достаточно мирный характер общежития указывает и принципиально значимый факт:
сельские поселения не укреплялись, и даже в городах в центре укреплялся
"детинец", а посады, занимавшие куда большую территорию, оставались
неукрепленными. Каменных же замков, которыми на Западе феодалы защищали себя от
подданных, на Руси не будет и позднее. И даже внешняя угроза не всегда
подталкивала к принятию мер предосторожности.
Некоторое
представление о характере общежития внутри славянских племен, пожалуй, может
дать зарубинецкая культура, существовавшая за тысячу лет до сложения здесь
государства (II в. до н.э. — II в. н.э.). Культура возникала в условиях, когда
степь заполнили сарматы, и славяне оттеснялись на север. И вот по южным
границам культуры (довольно точно ее обрамляя) создаются протянувшиеся на сотни
километров защитные цепи валов ("Змиевы" или "Трояновы"
валы), которые позднее будут защищать и от половецкой конницы. На территории же
самой зарубинецкой культуры укрепленных поселений практически нет. И конечно,
требовалась структура, которая смогла бы объединить равных по своему положению
людей для свершения столь многотрудного дела. (Пала же культура под ударами с
противоположной стороны — с северо-запада, где никаких укреплений не было).
Трудно
сказать, как бы шло далее развитие славянских племен, если бы в IX веке по
Волго-Балтийскому пути сначала на восток, а затем и на юг не устремились варяги
и русы. Варяги — это в узком смысле племя варинов, а в широком — балтийские
славяне, и позднее также скандинавы. "От рода варяжска" вели себя
новгородцы и, судя по материальной культуре Новгорода, а также по характеру
городского самоуправления — это были именно балтийские славяне. К IX веку были
славянизированы и варины, но они еще сохраняли какие-то свои традиции в
верованиях и обычаях, записанных в специальном правовом документе, видимо, в
конце VIII столетия. Русы в одних случаях отождествляются с варягами в других
это явно иное племя. Сложность в данном случае заключается в том, что в одной
Прибалтике было несколько "Русий", а в Европе в целом более десятка и
восходили они к разным истокам. Для Восточной Европы наиболее значимы были
русы-руги, шедшие на восток и балтийским путем, и с Дуная (Ругиланд).
Определенное влияние на балтийских русов оказали, видимо, и кельтские
"рутены", жившие на побережье Ла-Манша и на реке Роне. А помимо этих
двух ветвей существовала еще Русь аланская, ветвь который тоже была на Балтике,
и которая участвовала в движении на юг по пути "из варяг в греки".
Все
эти неславянские выходцы с Балтики в конце IX века, когда Олег занял Киев и
объявил его "матерью городов русских", говорили по-славянски. На
славянском языке были записаны противни греческого оригинала договоров Руси с
греками. Но имена послов и купцов дают смесь имен из разных языков: (в основном
восходящих еще к эпохе Великого переселения) иллиро-венетские, кельтские,
фризские, иранские. Последних много в договоре Игоря, и они там переплетаются с
именами эстонскими, причем "чудские" имена в основном увязаны с
княжеским родом (в котором теперь являются Святослав, Володислав, Предслава —
имена-титулы, права на которые рядовые дружинники не имели).
Договоры
проясняют, откуда именно пришли Олег и Игорь: это западные области нынешней
Эстонии — провинции Роталия и Вик и лежащий против них остров Сааремаа. Русь
(причем Аланскую) знал Адам Бременский, о ней много писал Саксон Грамматик,
упоминается она и в шведских источниках. Но она остается пока совершенно
неисследованной. Можно предполагать, что и балтийские славяне были здесь
представлены значительными группами. Во всяком случае, остров Сааремаа
поддерживал тесные связи и выступал обычно в союзе с Псковом и отчасти с
Новгородом на протяжении почти пяти веков. Но переход на славянскую речь
автоматически славянами не делал: "русь" и в самом Киеве держится
особняком от местного славянского населения. Лишь при Владимире в гриднице
князя будут пировать "старцы градские", сотские и десятские —
исконное городское самоуправление.
Оценка
самого факта объединения славянских и неславянских племен в рамках единого
государства, совершенное силой так или иначе внешней, сложна и неоднозначна.
Все-таки освободились от хазарской дани, заняли прочные позиции по отношению
практически ко всем крупным соседним государствам и смогли противостоять
непредсказуемой Степи. Но Земля и Власть на Руси никогда не составляли
гармонии. Это проявлялось и в неуважении к ретивым , сообщинникам, которые
стремились служением Власти "выбиться в люди", и ко всяким княжеским
слугам (позднее к чиновникам), и вообще к писанным законам, идущим от Власти. В
то же время обычное право, идущее от Земли, регламентировало жизнь
крестьянина-общинника или посадского человека до мелочей.
Борьба
Земли и Власти в XI–XII веках шла с переменным успехом, но в целом с перевесом
Земли, большим или меньшим ограничением княжеской власти городским
самоуправлением. Сама раздробленность в эти годы на Руси шла несколько иным
путем, нежели в Европе. Там земли растаскивали феодалы, здесь шло
перераспределение власти в пользу самоуправления. И в экономическом плане эта
тенденция давала положительный эффект. Положительным в экономическом плане было
и то, что прекратились дальние походы "за зипунами" — чем увлекалась
пришлая власть, а дружины князей сократились во много раз. В отношениях с
Западом это было, в общем, безопасно. А с Востока нагрянула орда, противостоять
которой в то время в одиночку не могла ни одна держава ни на Востоке, ни на
Западе.
Когда
читаешь разную "евразийскую" дребедень о благотворности для Руси монгольского
завоевания и ордынского ига, обычно не понимаешь, где элементарное невежество,
а где русофобский цинизм. Нашествие на всем пути с востока на запад вело к
уничтожению целых народов. Почти полностью были истреблены половцы, во много
раз сократилось население Волжской Болгарии. В несколько раз сократилось и
население Руси. (Домонгольная численность его будет достигнута лишь к концу
XVII века). Практически полностью был разрушен Киев — один из крупнейших
городов тогдашней Европы), а останки убитых некому было убирать даже и шесть
лет спустя после нашествия. Практически все Среднее Поднепровье запустело. И
дань, возложенная на оставшихся в живых, была такой, что, скажем, крестьянин
начала нашего века выплатить бы ее не смог. И, конечно, основательно была
деформирована психология и Земли, и Власти. Лишь во второй половине XIV века
начинается возрождение, основой которого станет снова община: крестьянская
община, возрождающаяся в традиционном виде, и общежитийные монастыри, также
возрождавшие померкшее было чувство коллективизма и взаимоподдержки.
Перераспределение
властных полномочий от Земли к Власти стало практически неизбежным: других
путей освободиться от ига не было. Власть же, если ее ничто не сдерживает,
неизбежно ставит собственные корыстные интересы выше блага своих подданных. В
XIV–XV веках было вроде бы убедительное обоснование: освобождение придет лишь с
объединением земель вокруг сильной великокняжеской власти. В XVI–XVII столетиях
на первом месте по-прежнему стояли задачи внешнеполитические: в основном
воссоединение вокруг Москвы прежних русских земель. А Землю, во имя теперь уже
имперских задач, закрепощают. И когда бездарные правители буквально разорили
центр России и спровоцировали внешнюю (на сей раз польско-шведскую)
интервенцию, спасать страну снова пришлось Земле.
Сама
тенденция гармонического взаимодействия Земли и Власти существовала с конца XV
века, когда было в основном завершено объединение русских земель вокруг Москвы
и пало татарское иго. Были и отдельные государственные деятели, сознававшие и
так или иначе пытавшиеся ограничить аппетиты чиновников, разраставшегося
аппарата Власти. Наиболее примечательным проявлением этой тенденции были
реформы середины XVI столетия, проводимые фактически управлявшими в то время
страной Адашевым и Сильвестром. Но реформаторам удалось продержаться всего
десяток лет, после чего торжествует — в самой свирепой форме — тенденция
подавления. В годы же Смуты идеологи Земли закономерно возвращаются к идеям
реформатов середины ушедшего века и идут в ряде случаев дальше.
"Приговор" 30 июня 1611 года, принятый по инициативе Прокопия
Ляпунова Первым ополчением, провозглашал своеобразную "Советскую"
власть. Бояре должны были избираться "Советом всей земли" и могли
быть отозваны, если не справлялись со своими обязанностями. "Ссылки"
между городами стали формой взаимодействия разных земель в рамках этого
"Совета". Но с распадом ополчения (из-за серьезных противоречий между
дворянами и казачеством) тенденция к взаимодействию ослабевает и Второе
ополчение собирается уже под несколько иными лозунгами (оно, в частности,
вообще отказывается от какого-либо сотрудничества с казачьими отрядами).
В
реформах середины XVI века немалое значение придавалось практике созыва Земских
соборов. Правда, созывали их сверху и, как правило, приглашали представителей
тех сословий и городов, от которых Центр хотел получить поддержку. Подъем
самосознания Земли в годы Смуты и Земским соборам предназначает значительно
большую роль. "Валаамская беседа" предполагает постоянное участие
избранных членов Собора (поочередно) в непосредственном управлении страны
вместе с царем, власть которого соответственно ограничивалась. Примерно эти
рекомендации и попытались реально воплотить в жизнь ополченцы — освободители
Москвы, и близко к этому идеалу проходил в 1613 году Собор, на котором
избирался новый царь. На Соборе были представлены практически все сословия,
кроме крепостных и холопов, а новому царю Михаилу Федоровичу были предписаны
какие-то ограничительные условия, о которых говорят разные источники, но
которые, к сожалению, до нас не дошли. Монархи всегда стремились к абсолютизму
и, естественно, подобные документы уничтожали. А своеобразный переворот 1622
года по существу свел на нет роль Соборов, немало сделавших перед этим для
освобождения страны от польских и шведских интервентов.
Крепостное
право побуждало крестьян бежать на окраины, в Сибирь, куда-нибудь подальше от
Власти. И практически всюду беглые восстанавливают общинное управление. Частным
случаем такого самоуправления может рассматриваться казачий круг и казачье
войско. Но именно потому, что это было войско, и потому, что оно было самой
боевой силой в народных восстаниях XVII–XVIII веков. Власть старалась подкупить
войсковых старшин (в чем позднее в какой-то мере и преуспело).
В
XVIII веке была одна серьезная попытка поднять роль Земли и сословий: это
выступление "верховников" в 1730 году. Тогда появилось сразу
несколько проектов расширения прав сословий и ограничения царской власти.
Татищев под разными предлогами и в разных маскировочных формах направлял
властям подобные проекты вплоть до своей кончины в 1750 году. Но власти лишь
раздражались такой настойчивостью и держали борца за благо отечества подальше
от столиц, фактически в ссылках. И не случайно, что главный
политико-философский труд Татищева "Разговор о пользе наук и училищ"
увидел свет лишь в 1887 году (и то лишь благодаря юбилею — двухсотлетию со дня
рождения).
XIX
век знаменовал с одной стороны усиление бюрократизации Власти, с другой —
ослабление Земли, в связи с развитием буржуазных отношений с их неизбежным
индивидуализмом и эгоизмом. Вокруг крестьянской общины, все еще объединявшей
большую часть населения страны, начинается борьба сначала славянофилов и
западников, а затем народников и марксистов западного типа. Речь шла и о плюсах
и минусах двух разных систем: российской и западной, а также о попытках
прогнозирования: что может дать России переход от соборно-коллективистского
отношения к действительности, к индивидуалистическому. Споры эти так или иначе
затрагивали и правящие верхи, которые должны были считаться хотя бы с тем, что
выгоднее им самим (обычно это маскируется демагогией о государственном интересе
или общественном спокойствии). В начале нашего века за сохранение общины как
основы порядка стоял Плеве, за разрушение ее — Витте. Идеи последнего затем и
попытался воплотить Столыпин.
Столыпиным
у нас ныне восхищаются и правые, и левые, и демократы, и патриоты. И те, кому
нужны "великие потрясения", и те, для кого нужна "Великая
Россия". Столыпин надеялся разрушением общины ослабить крестьянство,
которое в силу недостатка земли уже в революцию 1905–1907 гг. показало себя
готовым привнести "великие потрясения". В итоге же он как раз эти
потрясения и спровоцировал. 1917 год это показал. За осень-зиму 1917–1918 гг.
крестьяне разрушили чуть ли не все помещичьи усадьбы, загоняя назад в общину и
хуторян. И ни Временное правительство, ни большевики не в состоянии были это
предотвратить.
А
в 20-е годы крестьянская община достигает, может быть, высшей точки своего
развития. И поскольку гнет на нее сверху заметно ослабел, она в ряде мест была
и сильнее и созидательней Советов. По-настоящему ее подорвет лишь
коллективизация. Подорвет тем, что проводили ее сверху в значительной мере как
раз ради подавления общины, а никак не укрепления коллективистской психологии.
В
последнее время у нас много пишут и о кооперации. Поражает стремительный взлет
ее за какие-то два десятилетия до Октября. А взлет этот тоже реакция на
разложение или разрушение общины. И опять-таки в 20-е годы складывались условия
для ее нового подъема (после смутного времени военного коммунизма и гражданской
войны). Те же причины и кооперацию отодвинули на обочину экономической и
общественной жизни.
Нынешние
разрушители и квислинги понимают (или им подсказали), что разрушить Россию
нельзя, пока не искоренено коллективистское сознание большей части ее народа.
Поэтому в 1989-м "демократами" и был брошен клич-призыв поставить во
главу угла "суверенитет личности". К чему это привело теперь в
состоянии увидеть каждый. Но ведь это все легко было предвидеть. А наши
партийные и патриотические издания материалы-прогнозы не принимали по не вполне
ясным причинам. Некомпетентность? Безволие? Или нечто худшее?
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru