Явление Ницше

Министерство общего и профессионального образования
Обнинский институт атомной энергетики
Реферат на тему:


/>   
Выполнил студент       
2 курса гр. ИС-28                  
Грибов А.А.       
Обнинск
   2000 г.

 
 
 
 
 
 
 
 
 
ВРЕМЯ В СВОЕМ БЕСКОНЕЧНОМ ТЕЧЕНИИ, В ОПРЕДЕЛЕННЫЕПЕРИОДЫ, ДОЛЖНО НЕИЗБЕЖНО ПОВТОРЯТЬ ОДИНАКОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ВЕЩЕЙ. ЭТО НЕОБХОДИМО;ЗНАЧИТ, НЕОБХОДИМО И ТО, ЧТО ВСЯКОЕ ЯВЛЕНИЕ ПОВТОРЯЕТСЯ. СЛЕДОВАТЕЛЬНО, ЧЕРЕЗБЕСКОНЕЧНОЕ, НЕОГРАНИЧЕННОЕ, НЕПРЕДВИДИМОЕ КОЛИЧЕСТВО ЛЕТ, ЧЕЛОВЕК ВО ВСЕМПОХОЖИЙ НА МЕНЯ, ПОЛНОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ МЕНЯ, СИДЯ В ТЕНИ ЭТОЙ СКАЛЫ, НАЙДЕТ В СВОЕМУМЕ ТУ ЖЕ МЫСЛЬ, КОТОРУЮ НАШЕЛ СЕЙЧАС Я, И ЭТА МЫСЛЬ БУДЕТ ЯВЛЯТЬСЯ В ГОЛОВЕЧЕЛОВЕКА НЕ ОДИН, А БЕСЧИСЛЕННОЕ КОЛИЧЕСТВО РАЗ, ПОТОМУ ЧТО ДВИЖЕНИЕ,УПРАВЛЯЮЩЕЕ ВСЕМИ ЯВЛЕНИЯМИ, БЕЗОСТАНОВОЧНО. ЕСЛИ ТАК, ТО ВСЯКАЯ НАДЕЖДА ДОЛЖНАБЫТЬ ОТВЕРГНУТА,И МЫ ДОЛЖНЫ ОПРЕДЕЛЕННО УСТАНОВИТЬ СЕБЕ, ЧТО НИКАКАЯНЕБЕСНАЯ ЖИЗНЬ НЕ ВСТРЕТИТ НАС И ЧТО В БУДУЩЕМ НАС НЕ ЖДЕТ НИКАКОЕ УТЕШЕНИЕ. МЫТОЛЬКО ТЕНИ СЛЕПОЙ ОДНООБРАЗНОЙ ПРИРОДЫ, МЫ ПЛЕННИКИ МИНУТЫ. НО НАДО ПОМНИТЬ,ЧТОЭТО СТРАШНАЯ ИДЕЯ, УБИВАЮЩАЯ В НАС ВСЯКУЮ НАДЕЖДУ, ОБЛАГОРАЖИВАЕТ ИОДУХОТВОРЯЕТ КАЖДУЮ МИНУТУ НАШЕЙ ЖИЗНИ; МГНОВЕНИЕ НЕПРЕХОДЯЩЕ, ЕСЛИ ОНО ВЕЧНОВОЗВРАЩАЕТСЯ; МАЛЕЙШИЙ МИГ ЯВЛЯЕТСЯ ВЕЧНЫМ ПАМЯТНИКОМ БЕСКОНЕЧНОЙ ЦЕННОСТИ ИКАЖДЫЙ ИЗ НИХ БОЖЕСТВЕНЕН.
ПУСТЬ ВСЕ БЕСПРЕРЫВНО ВОЗВРАЩАЕТСЯ — ЭТО ЕСТЬ ВЫСШАЯСТЕПЕНЬ СБЛИЖЕНИЯ МЕЖДУ БУДУЩИМ И СУЩЕСТВУЮЩИМ МИРОМ; В ЭТОМ ВЕЧНОМ ВОЗВРАТЕ — И ЗАКЛЮЧАЕТСЯ ВЫСШАЯ ТОЧКА МЫШЛЕНИЯ.
 
Фридрих Ницше

ВВЕДЕНИЕ
БОЛЬШЕ — ПОЛЕ БИТВЫ, ЧЕМ ЧЕЛОВЕК
Ни для кого не секрет, что первым осмысленным способомобщения было сочетание звуков. В дальнейшем, вместе с развитием интеллектачеловека, совершенствовалась и его речь, которая представляла собой уже некую«музыку» звуков — сформированных в слова. Это сделало возможным появлениепоэтов, которые придали этой музыке различные формы — от катастрофическиужасных до изысканно красивых.  Кроме того, познав себя и свой язык, человекнаучился вкладывать в обычные высказывания некий подтекст, эдакий«телепатический сигнал», например известные всем «центурии Нострадамуса» (несодержащие прямых предсказаний, впрочем, абсолютно соответствующих реальнымсобытиям) написаны именно в этом стиле. Да что центурии — сама БИБЛИЯ написанатак, что только одаренный, глубоко духовный читатель сможет увидеть в ней нетолько учебник нравственности и сборник смыслов жизни, а также — магическиепредсказания и предостережения адресованные потомкам. Таковыми являются на мойвзгляд и бессмертные творения Фридриха Ницше, человека — стиль которогоеще до сих пор до конца не разгадан.     
Имеетсямасса практических аргументов,  показывающих,  что попытка достичь цели,которую ставил Ницше (отмечу — в дословном прочтении или буквальном понимании),на самом деле приведет к  совершенно противоположным результатам… Поэтому, вобществе зачастую существует только один характер ответов на вопрос огуманности учения Ницше — негативный. Абсолютизация исследования неординарностиНицше, то есть попытка внеличностного подхода, привела к парадоксальнымвыводам. Впрочем, любая абсолютизация приводит к крайностям и в познании и, чтовсего печальнее, в социально нравственной практике. Поэтому при попыткеобъективно определить словосочетание «философия Ницше» практически все профессиональныефилософы пожимают плечами или разводят руками. Он вообще не философ  — вприемлемом для них смысле слова! И они правы, потому что творчество такогоранга и масштаба, как ницшевское – это война, ибо как еще можноопределить столь яростную попытку переоценки всех, без исключения, моральныхценностей, созданных человечеством на протяжении всей истории существования. Апо сему, само «событие» Ницше, можно адекватно воспринять только в«подлиннике», не подвергая какому-либо обобщению и систематизации. Изначит, такого рода попытки — надлежит оценивать со значительной долейусловности (лучше со смехом), потому что серьезное отношение к сфабрикованнымфальшивкам типа «Воли к власти» приводит к возникновениюновоиспеченных фюреров и реальным войнам.
Само по себе «явление» Ницше можно, например, охарактеризовать, так — некто, заглянув в недоступную многим глубину,узрел там нечто, настолько поразившее его, что итогом явилось появлениенового органа восприятия вещей: «Я словно ранен стрелой познания, отравленнойядом кураре: видящий все...». Оглянувшись затем вокруг он не мог застать ничего другого, кроме сплошных несоответствий виденному. Диссонанс оказалсянастолько душераздирающий, что провидец не в силах был больше молчать изаговорил, но не в стиле гипнотических предсказаний, а в форме не выносимойкакофонии всех разом включенных аварийных сигналов, переводящей огромную, ни счем не сравнимую силу мысли из чисто умозрительной сферы в область политики.
«Что же, собственно, случилось со мной тогда? Я непонимал себя, но инстинкт действовал как повеление». Интервал прошлого, длинноюв двадцать пять веков, сплющился до вчерашнего дня, но перед открытойкровоточащей раной оставленной «отравленной стрелой» бессмысленной выгляделалюбая давность сроков и в свете лозунга: «Вся история как лично пережитая –результат личных страданий!» — несравненный артист языка объявил войну лжитысячелетий, находя слова, «разрывающие сердце Богу», и — коварнейший парадокс!- почти ни когда не использовавший слов, смогших бы раз и навсегда пресечьлавину будущих кривотолков в связи с собственным добрым именем и глубочайшимиинтенциями своего учения. «У меня нет времени для себя – вперед», то естьтактика безрезервных боев -  битва в расчете на катастрофу, ибо только такой расчети давал единственный шанс на победу в схватке с ложью тысячелетий. Ситуация –менее всего рассчитанная на адекватное восприятие и понимание, более всего накривотолки и удобнейшую подозрительность. Вот в чем единственная вина Ницше – унего не было времени.
Так что же собственно случилось тогда? Ответ был дан вТурине 6 января 1889 г., в письме Ницше к Я. Буркхардту, написанному начетвертый день официально признанного сумасшествия: «Дорогой господинпрофессор, в конце концов меня в гораздо большей степени устраивало бытьславным базельским профессором, нежели богом; но я не осмелился зайти в своемличном эгоизме так далеко, чтобы ради него поступиться сотворением мира». Вотона – конечная цель: новый мир – мир Сверхчеловека. Та цель, ради которой стоитпогибнуть в неравной войне. Войне (хочу особо подчеркнуть это) внутри себя,где читателю отводится роль судьи – судьи разумного, а не праздного иповерхностного, как это получилось на самом деле.
Война, в которой несостоявшийся профессор состоялсяпрофессиональным воином, где «милитаризация» самой философии была неидеологическим отражением хищнических интересов, а почти инстинктивной реакциейна идеологизацию политики как таковой. Война, как неизбежность, которую вызвалоапокалиптическое виденье истории ближайших двух столетий — как восхождениянигилизма, крушения всех ценностей, экологических катастроф, одичание психики,растворения политики в духовности, кошмарных войн планетарного масштаба,ведущихся во имя фундаментальных философских учений, вынуждающее бить в набат.Война, в которой были неизбежны катасрофические последствия: «Ибо когда истинавступит в борьбу с ложью тысячелетий, у нас будут сотрясения, судорогиземлетрясения, перемещения гор и долин о каких никогда еще не грезили… всеформы власти старого общества взлетят на воздух». Война которая, по своей сути,велась лишь с самим собой, ибо: «кто нападает на свое время — тот можетнападать лишь на себя», что в целом объясняет невероятность феномена Ницше,который первым из тех, кто так или иначе был одержим проблемой: «стань тем, ктоты есть», довел ее до немыслимо радикальных глубин и последствий. Эксперимент — по разрушению традиционных ценностей, непременным условием которого был факторсамоидентификации, обернулся сплошным саморазрушением, вплоть до буквально — сумасшествия, которое и стало ужасающим критерием истины этого разума.Эксперимент по изобретению лекарства от глупости, последствия которого были втысячу раз страшнее расщепления атомного ядра. Эксперимент – катастофическисорвавшийся, но, что гораздо важнее, все-таки случившийся.
В свете выше сказанного — является бесспорнымзаявление о том, что понять величайшее искусство Ницше невозможно безпоследовательных жизнеописаний самого творца. Эта многогранная и противоречиваяфилософия — тесно связана с его психологией, со всей его жизнью, и может бытьразумно истолкована лишь в неразрывной связи с «патологией егоболезненного гения». Воистину! — сама жизнь Ницше и есть воплощение  егофилософии во всей ее суровой величественности и трагичности. Не почувствовавстрадания и боль, которые сопровождали мыслителя всю его жизнь, невозможнопостичь глубину его мысли. А не познав всей сути и ограничившись лишьбеглым прочтением его произведений, весьма легко неправильно оценить товоздействие, которое, к сожалению, оказало учение Ницше на кровавый ХХ век.
Читайте Ницше! Но помните о юношеском признании авторао какой-то книге, а в сущности, о всех своих книгах, дающее шифр к разгадкестиля художника: «По сути дела, это музыка, случайно записанная не нотами, асловами»; и еще одно личное признание: «Многие слова пропитались у меня инымисолями и имеют для моего языка другой вкус, чем для моих читателей». ЧитайтеНицше! Возможно именно к нам обращался он говоря в конце XIX века:«Только после завтра принадлежит мне. Иные люди родятся posthum». Читайте Ницше! Вооружившись аксиомойобязательной для всехчитателей Ницше: «Наиболее вразумительным в его языке является не самослово, а тон, сила, модуляция, темп, с которыми проговаривается ряд слов, — короче, музыка за словами, страсть за этой музыкой, личность за этой страстью:стало быть, все то, что не может быть написано». Но бросьте книгу, если выне доросли до упомянутых Ницше «забытых добродетелях правильного чтения», чтобыне прослыть дураками, которым Заратустра дал определение: «читающиебездельники», ведь «подлинник» Ницше уже доступен каждому.
Мошеннический образ, долгое время служивший прообразом«сильных» ничтожеств, безвозвратно сдается в архив авантюр века.Остается иной образ, но – осторожно! – отнюдь не безопасный, отнюдь не легкоперевариваемый, все еще взрывоопасный («Я не человек, я – динамит!»), но –иной. «Философ неприятных истин» – так он назвал себя еще до того, как истиныэти были им же названы «ужасными».
 
«УСЛОВИЯ,ПРИ КОТОРЫХ МЕНЯ МОЖНО ПОНИМАТЬ, — А ТОГДА УЖ ПОНИМАТЬ С НЕИЗБЕЖНОСТЬЮ, — МНЕОНИ ИЗВЕСТНЫ ДОСКОНАЛЬНО, ДОПОДЛИННО. НЕОБХОДИМО В ДЕЛАХ ДУХА ЧЕСТНОСТЬ ИНЕПОДКУПНОСТЬ, И НЕОБХОДИМО ЗАКАЛИТЬСЯ В НИХ, — ИНАЧЕ НЕ ВЫДЕРЖИШЬ СУРОВЫЙНАКАЛ МОЕЙ СТРАСТИ. НУЖНО СВЫКНУТЬСЯ С ЖИЗНЬЮ НА ВЕРШИНАХ ГОР, — ЧТОБЫ ГЛУБОКОПОД ТОБОЙ РАЗНОСИЛАСЬ ЖАЛКАЯ БОЛТОВНЯ О ПОЛИТИКЕ, ОБ ЭГОИЗМЕ НАРОДОВ. НУЖНОСДЕЛАТЬСЯ РАВНОДУШНЫМ И НЕ ЗАДАВАТЬСЯ ВОПРОСОМ О ТОМ, ЕСТЬ ЛИ ПОЛЬЗА ОТ ИСТИНЫ,НЕ ОКАЖЕТСЯ ЛИ ОНА РОКОВОЙ ДЛЯ ТЕБЯ… НУЖНО, КАК-ТО СВОЙСТВЕННО СИЛЬНОМУ, ОТДАВАТЬ ПРЕДПОЧТЕНИЕ ВОПРОСАМ,КОТОРЫЕ В НАШИ ДНИ НИКТО НЕ ОСМЕЛИВАЕТСЯ СТАВИТЬ; НЕОБХОДИМО МУЖЕСТВО, ЧТОБЫСТУПИТЬ В ОБЛАСТЬ ЗАПРЕТНОГО; НЕОБХОДИМА ПРЕДОПРЕДЕЛЕННОСТЬ — К ТОМУ, ЧТОБЫСУЩЕСТВОВАТЬ В ЛАБИРИНТЕ. И СЕМИКРАТНЫЙ ОПЫТ ОДИНОЧЕСТВА. И НОВЫЕ УШИ ДЛЯ НОВОЙМУЗЫКИ. И НОВЫЕ ГЛАЗА — СПОСОБНЫЕ РАЗГЛЯДЕТЬ НАИОТДАЛЕННЕЙШЕЕ. НОВАЯ СОВЕСТЬ,ЧТОБЫ РАССЛЫШАТЬ ИСТИНЫ, ПРЕЖДЕ МОЛЧАВШИЕ. И ГОТОВНОСТЬ ВЕСТИ СВОЕ ДЕЛО ВМОНУМЕНТАЛЬНОМ СТИЛЕ — ДЕРЖАТЬ В УЗДЕ ЭНЕРГИЮ ВДОХНОВЕНИЯ… ПОЧИТАТЬ СЕБЯСАМОГО; ЛЮБИТЬ СЕБЯ САМОГО; БЫТЬ БЕЗУСЛОВНО СВОБОДНЫМ В ОТНОШЕНИИ СЕБЯ САМОГО»
Ф.Ницше

ЛИЧНОСТЬ ФРИДРИХА НИЦШЕ
КАК СТАНОВЯТСЯ СОБОЙ
Я хочу научить вас устремляться
вслед за мной в далекое будущее…
Ф. Ницше
Время, в которое жил Фридрих Ницше, было очень сложным:Германия переживала болезненный процесс объединения, проводимый жесткой рукойБисмарка, ломались столетиями накопленные стереотипы и нормы которые были такпривычны, приятны и ценны немцам. Интеллигенция, прекрасно образованная,воспитанная цветом европейской культуры из великих поэтов, философов имузыкантов, больше всего желала плодотворного развития идей и традиций самойпередовой в то время в Европе, немецкой культуры и лишь очень немногие виделинеобходимость радикальных перемен. Одним из них был Фридрих Ницше.
Онродился 15 октября 1844г. в Реккене, Саксония. Отец и дед его были пасторами.Фридрих был серьезным уравновешенным мальчиком. Несмотря на молодые годы,совесть его была чрезвычайно требовательной. Он гордился своим происхождением итвердо веруя в благородство своего рода, едва ли не инстинктивно впитал в себяэту атмосферу правдивости и честности; страдая от малейшего выговора, не раз, тутже, хотел заняться само исправлением. Мальчик уже тогда знал: «Когда умеешьвладеть собой, то начинаешь владеть всем миром». Им владел титаническийинстинкт творчества: с раннего детства у него было непреодолимое влечение кмузыке и письменной речи: «видимой мысли». Уже тогда он предчувствуя своюособою судьбу избранника, обрел поразительный дар — жить в возвышенном.  
В1858 г. Ницше поступает в знаменитую школу Пфорта, где впервые пробует писать,а в последствие, совместно с друзьями, основывает музыкально-литературный союз«Германия». Учеба в школе, а затем в Домской гимназии даваласьФридриху легко, но больше учебных предметов мальчика волновали поэзия иособенно музыка. Его кумирами стали: Моцарт, Гайдн, Шуберт, Бетховен и Бах. Всовременной же музыке Берлиоза или Листа он не находил ничего, способноговзволновать человека. Его талант — уже не возможно удержать! Стихотворение«Без родины» является поразительным предчувствием 14-летнего Фридрихасвоей будущей жизни, а в сочинении «О музыке» он напишет: «Всехлюдей, презирающих ее (музыку), необходимо рассматривать, как бездарных,животно-подобных созданий… »
Сложившееся в те годы мировоззрение Ницше нашлоотражение в написанном им в октябре 1861 г. сочинении о поэте Гёльдерлине,тогда не признанном и почти неизвестном. Его творчество, воспевавшее слияниечеловека и природы в духе античности и ярко отразившее разлад общества иличности, привлекло юношу тем, что Гельдерлин сумел выразить настроения,присущие Ницше уже тогда.
Вапреле 1862 г. Ницше создает два философско-поэтических эссе. В этих небольшихпроизведениях, скорее, набросках уже видны зародыши тех проблем, вокруг которыхдо самого конца жизни Ницше будет обречена вращаться его беспокойная мысль;здесь содержатся, чуть ли не все основные идеи его будущих произведений: впервом — «Рок и история», он напишет: «…В свободе воли заключен дляиндивида принцип обособления, отделения от целого, абсолютная неограниченность,но рок вновь органически связывает человека с общим развитием… Абсолютнаясвобода воли без рока сделала бы человека Богом, фаталистический принцип –механизмом». Во втором эссе «Свобода воли и рок» нужно отметитьпоявление резких выпадов Ницше против христианской идеи потустороннего мира:«То, что Бог становится человеком, указывает лишь: человек должен искать своеблаженство не в бесконечности, а создать свое небо на земле; иллюзия неземногомира исказила отношение человеческого духа к миру земному: она была созданиемдетства народов… В тяжких сомнениях и битвах мужает человечество: оноосознает в самом себе начало, сердцевину и конец религий».
Развитиеэти мысли получат, конечно, гораздо позднее, но критика церковных догматов,переоценка всех сложившихся за тысячи лет человеческих ценностей, признаниеограниченности и относительности всякой морали, мысль о философе и историке како пророке, ниспровергающем ради будущего прошлое, проблема места и свободыличности в обществе и истории, пронесенное обществом через века отрицаниеличностной исключительности человека, страстная мечта о новой историческойэпохе, когда наконец-то род людской возмужает и осознает свои задачи, — все этоможно уловить в его первых философских опытах. Вновь и вновь на протяжении всейжизни он будет возвращаться к этим темам, с каждым разом все более страстно иоткрыто.
            Нарядус музыкальными исследованиями, Ницше усиленно изучал историю литературы иэстетику, библейские тексты и античные трагедии. Разбросанность интересовначала тревожить и его самого, пока он не решил обратиться к изучениюфилологии. Здесь он надеялся найти именно то, что гармонично сочетало быхолодную логику, научный рационализм и художественную сторону.
В сентябре 1864 г. Ницше закончил обучение в Пфорте ипосле успешной сдачи экзаменов возвратился в Наумбург. А затем, через месяц,после небольшой поездки по Рейну и Пфальцу Ницше отправляется в Боннскийуниверситет изучать теологию и филологию. Там он вступает в студенческуюкорпорацию «Франкония». Однако Ницше был слишком поэтом и слишкомаристократом для того, чтобы интересоваться политикой масс, поэтому, летомследующего года, он покидает корпорацию и, отказавшись от теологической карьеры,уезжает в Лейпциг.
Осенью 1965 г. записывается на четыре филологическихсеминара профессора Ричля в университете Лейпцига, а чуть позже, по инициативепрофессора, участвует в организации филологического кружка. Занятия филологиейвернули ему чувство самоутверждения, в значительной мере потерянное за годобучения в Бонне, где он постоянно разрывался между теологией, музыкой ифилологией, не решаясь остановиться на чем-нибудь одном.
Именно здесь Ницше впервыечитает Шопенгауэра, который безраздельно покорил Ницше своим превосходством,тонким вкусом и широким размахом: «Чего мы ищем? Покоя, счастья? Нет, толькоодну истину, как бы ужасна и отвратительна она не была». И отдав себямудрости Шопенгауэра, он, таким образом, видит свое самое глубокое желание — осуществившемся: у него есть учитель! Шопенгауэр был не столько прочитан,сколько вчитан в жизнь и судьбу, вплоть до катастрофических изменений вее темпе и ритме: «Я понял его, как если бы он писал для меня». Философскоемышление еще не завладело разумом Ницше, но именно годы учебы в Лейпциге далирешающие духовные импульсы для его последующей жизни и творчества.
В 1866 г. Ницше пишет доклад для филологическогокружка, который был доработан в не большую книгу, по настоянию профессораРичля: «… никогда еще мне не приходилось видеть у студента третьегосеместра ничего подобного по строгости метода и надежности комбинации».Ницше любил успех и переживал его с чувством самого простого тщеславия, вкотором сознавался сам. Именно этот случай спровоцировал решение продолжить университетскуюкарьеру, несмотря на уже начавшуюся внутреннюю «иммиграцию»,вызванную отношением Шопенгауэра к профессорам и кафедрам.
            В1867 г. Ницше начинают печатать в «Рейнском научном журнале». Впротивоположность другим ученым, он — пишет, в самом глубоком,классическом значении  этого слова, и поэтому вскоре получает премию законкурсную работу о Диогене Лаэртском. И после этого — призывается,прусской армией, в конное подразделение артиллерийского полка, квартировавший вНаумбурге, где прослужив не более года получит сильнейшую травму и будетдемобилизован.
Вернувшись в Лейпциг он вскоре открывает себе новогогения — Рихарда Вагнера. Эта встреча в ноябре 1968 г. оказалась решающей.Вагнер был персонифицированной философией Шопенгауэра по духу, и, что важнеевсего, владел музыкой — единственным по силе адекватности синонимом«мировой воли» (по Шопенгауэру). Ницше был очарован дружелюбием иживостью Вагнера, первой поистине гениальной творческой личностью, встреченнойим на жизненном пути. Его ослепил не ореол славы Вагнера, а действительнонезависимое мышление известного музыканта. Потрясение, несмотря на разницу ввозрасте, было обоюдным и их частые встречи  перерастают в дружбу.
После знакомства Ницше погрузился в чтениеэстетических произведений Вагнера «Искусство и революция» и «Операи драма». И вновь едва преодолимая тяга к философии и естествознанию выливаласьв сомнения о правильности того, что он избрал своей профессией филологию, ноименно в это время произошли события, задержавшие на 10 лет Ницше в оковахфилологической науки. Профессор Ричль, тогда первый филолог в Германии,наблюдая за Ницше, был не мало удивлен и удивлен на столько, что рекомендовалэтого студента — Базельскому университету на должность профессора. Всвоем письме университетской комиссии он опишет Ницше как феномен, ставший вЛейпциге идолом филологического мира, и который однажды займет ведущее место внемецкой филологии. Бедный Ричль, знал бы он тогда в какую чудовищную алхимиюобернутся так ценимые им таланты: работа над источниками и эрудиция.  
В 1869 г. решением базельской университетской комиссиина основании рекомендации Ричля 24-летний Ницше, не имевший в то время научнойстепени и собравшийся было стать химиком, утверждается  в должности профессораклассической филологии Базельского университета на кафедру греческого языка илитературы. Вслед за этим Лейпцигский университет присуждает профессору Ницшедокторскую степень, при чем весьма почетным образом: без какой-либо защиты и даже диссертации, а лишь на основании статей. Приняв предложение опреподавательской деятельности Ницше переезжает в Швейцарию, где освободившисьот Прусского подданства: отныне и впредь лишен всякого гражданства!
Преподаваниев университете довольно скоро начали тяготить Ницше. Его все чаще охватывалипериоды меланхолической депрессии, спасение от которой он находил в дружбе сВагнером. Погружение в возвышенный мир искусства разительно контрастировали сразмеренным и скучным существованием Ницше в Базеле. Это вызывало у Ницшесомнение в филологии и науке вообще. В набросках того периода эти сомнениявыражены достаточно определенно: «Цель науки — уничтожение мира… Доказано,что этот процесс происходил уже в Греции: хотя сама греческая наука значитвесьма мало. Задача искусства — уничтожить государство. И это также случилось вГреции. После этого наука разложила искусство».
В1870 г. начинается франко–прусская война. Ницше подает заявление с просьбой оботпуске и предоставлении ему возможности отправится на фронт. Он пишет: «…язнаю толк в двух видах оружия: сабле и пушках…». Но нейтральная Швейцарияразрешает ему поехать только в качестве санитара. Одной недели оказалосьдостаточно, чтобы усеянные трупами поля сражений и опустошенная войной местностьпроизвели на чувствительную эстетическую натуру Ницше неизгладимое впечатление.Он увидел не героический пафос и сияние побед, а кровь, грязь, хрупкостьчеловеческого существа, ставшего легкой добычей бога войны. Вопрос о смыслечеловеческого бытия встал перед Ницше уже не в фантастических образахискусства, а в жестокой реальности. Пережив тяжелейшие потрясения на фронте, изаразившись дизентерией с дифтеритом, Ницше едва не расстается с жизнью(безнадежность ситуации такова, что вызывают священника).
Несмотряни на что, война преобразила его, и он восхваляет ее. По его словам — она будитчеловеческую энергию, тревожит уснувшие умы, она заставляет искать цели слишкомжестокой жизни в идеальном строе, в царстве красоты и чувства долга. «Войнасоздала рабство; в страдании и трагедии люди создали красоту; надо глубжепогрузить в страдание и трагедию человека, чтобы удержать в нем чувствокрасоты».
2 января 1872 г. выходит в свет «Рождениетрагедии из духа музыки». Именно тогда, миру явился новый Ницше – чейгенийи талант, был позже признан всеми, но до конца понять его мысли и музыку словне смог никто.
РОЖДЕНИЕ ТРАГЕДИИ
Наука, искусство и философия стольтесно переплелись во мне, что в любом случае мне придется однажды родитькентавра.
Ф. Ницше
Кентавром этим стала книга «Рождениетрагедии из духа музыки», прощальная песнь филологии, и как нистранно, встреченная коллегами весьма прохладно.
Книгазадумывалась еще до франко-германской войны, и схематически очерчена в докладе«Греческая музыкальная драма», прочитанном в университете в январе1870 г. Посвященная Вагнеру, она определяла те основы, на которых покоитсярождение трагедии как произведения искусства. Античная и современная линиитесно переплетаются друг с другом; в постоянном сопоставлении Диониса, Аполлонаи Сократа с Вагнером и Шопенгауэром — Ницше так сформулировал античные символы:«До сего времени мы рассматривали аполлоновское начало и его противоположность- дионисическое, как художественные силы: с одной стороны, как художественныймир мечты, завершенность которого не стоит в какой-либо связи синтеллектуальным уровнем или художественным образованием отдельной личности, ас другой — как опьяняющую действительность, которая также не принимает вовнимание отдельную личность, а наоборот, стремится даже уничтожить индивида изаменить его мистической бесчувственностью целого».
Освобождающимиз этих символов предстает у Ницше как дионисическое начало, как бы помогающее«снять» страдания кошмарного бытия. Оно становится отныне егопостоянным спутником. «Танцуя и напевая, являет себя человек как сочлен высшегосообщества: он разучился говорить и ходить, а в танце взлетает в небеса… внем звучит нечто сверхъестественное: он чувствует себя Богом, сам он шествуеттеперь так возвышенно и восторженно, как и боги в его снах».
Исходя из «метафизики ужаса» Шопенгауэра,Ницше стремился отыскать аппозицию христианству и находил ее в символе или миферазорванного на куски Диониса, в раздроблении первоначала на множествоотдельных судеб, на мир явлений, называемых им «аполлоновскойчастью». То что первоначало, Шопенгауэр назвал волей, есть основа бытия,оно переживается непосредственно, и прежде всего через музыку. От прочих видовискусства музыка, по мнению Ницше, отличается тем, что она выступаетнепосредственным отражением воли и по отношению ко всем феноменам реальногомира является «вещью в себе». Поэтому мир можно назвать воплощенноймузыкой так же, как и воплощенной волей.
Вечное существование по милости Бога в потустороннеммире и то, что смерть должна быть искуплением первородного греха Адама и Евы,казалось Ницше абсурдом. Он высказал поразительную, на первый взгляд, мысль отом, что чем сильнее воля к жизни, тем ужаснее страх смерти. Как можно жить, недумая о смерти, не боясь ее, зная при этом о ее неизбежности и неумолимости?Древние греки, чтобы выдержать такую реальность, создали свою трагедию, вкоторой происходило как бы полное погружение человека в смерть. Причину закатадревнегреческой трагедии Ницше усматривал в том, что уже в пьесах Еврипидапоявилась идея диалектического развития, как следствие сократовскогорационализма и веры в мощь науки. Сократ стал для Ницше символом реальнойпотенции духа с магическим воздействием. Вместе с тем Ницше твердо верил в то,что и наука имеет свои пределы. В исследовании отдельных явлений она, по егомнению, в конце концов непременно натыкается на то первоначало, которое уженевозможно познать рационально. И тогда наука переходит в искусство, а ееметоды — в инстинкты жизни. Так что искусство неизбежно корректирует идополняет науку. Такое противоречивое переплетение характерно не только длякниги, но и, что не менее существенно, для самого автора.
«Рождение трагедии из духа музыки» — произведение,которое не сразу решились опубликовать, ведь еще находясь в стадии подготовкионо уже поражало воображение друзей творца — своей смелостью. Ницше, подкамуфляжем темы отношения Шопенгауэра и Вагнера к эллинству, описал — отношенияэллинства и христианства, причем древняя Греция являла собой своего родатрамплин для прыжка в современность, для сильного удара по нынешним церковнымпорядкам, которые — по существу являют собой, не что иное, как антихристианскийтоталитаризм.
Старый Ричль, с нескрываемой грустью, напишет: «Нонаш Ницше! – да, вот уж действительно темная история… Просто Удивительно как внем уживаются две души. С одной стороны, строжайший метод квалифицированнонаучного исследования.., с другой, этот фанатически чрезмерный, сверхостроумноперекувыркивающийся в непонятное вагнеро-шопенгауроэровскийискуство-мистерие-религие-фанатизм! Ибо едва ли будет преувеличением сказать,что он и его – находящиеся всецело под его магическим влиянием – соадепты, Родеи Ромундт, в сущности помышляют основать новую религию. Бог в помощь!Конечно,все в то и упирается, что нам не достает взаимопонимания; для меня он слишкомголовокружительно высок, для него я слишком гусенично ползуч...»
Вянваре — марте 1872 г. Ницше выступает с серией публичных докладов «О будущностинаших учебных заведений», имея в виду не столько швейцарские, сколькопрусские гимназии и университеты. Там впервые прозвучала одна из главных идейНицше — необходимость воспитания истинной аристократии духа, элиты общества.Его ужасала тенденция к расширению и демократизации образования. Он указывал:«Всеобщее образование — это пролог коммунизма. Таким путем образование будетослаблено настолько, что не сможет более давать никаких привилегий». По Ницше,прагматизм должен присутствовать не в классических гимназиях, а в реальныхшколах, честно обещающих дать практически полезные знания, а вовсе не какое-то«образование».
В 1873 г. резкое и уже периодически повторяющееся всюжизнь ухудшение здоровья. По 200 дней в году будут проходить в жутких мучениях.Надо сказать, что Ницше не был физически здоров с самого детства: частыеголовные боли и болезнь глаз, не мешающие, однако, ежедневным занятиям инепрестанной сосредоточенности мысли на определенных научных вопросах. Затем,непомерная преподавательская нагрузка привела к желудочным болям и бессоннице.Страдания воспитывают его волю и оплодотворяют его мысли. Скоро Ницше объявит,что у него нет Бога и нет веры, он намеренно лишит себя всякой поддержки, новсе-таки не согнется под тяжестью жизни и будет неуклоннодвигаться ввысь, следуя генезису своего разума.
В 1874 г. Ницше задумал серию памфлетов (из двадцатизадуманных увидели свет только четыре) под общим названием «Несвоевременныеразмышления». Эта книга с исключительной воинственностью линчуетнемецкую культуру с ее победоносным опьянением после создания империи. Этимпроизведением, томящийся своим вагнерианством и артистической метафизикой Ницшеи втайне зачитывающийся Кантом, Дюрингом и Ланге, довольно учтиво прощается спериодом героического германизма Вагнера и Шопенгауэра.
Первоенападение «Давид Штраус, исповедник и писатель»(1873) было насовременную культуру в которой Ницше не видел способности вырабатывать гениев — истинного предназначения последней. Низкие меркантильные интересы, холодныйнаучный рационализм, стремление государства руководить культурой — все этоведет ее к упадку и кризису. Между тем путь к истинной культуре, определяемойНицше как единство художественного стиля во всех проявлениях жизни народа,лежит через выработку в нас и вне нас философа, художника и святого.
Второенападение «О пользе и вреде истории для жизни»(1874) выглядит ещеболее несвоевременным как раз в то время, когда немецкая историческая наукастановилась образцом в Европе и переживала период подъема. В нем Ницше резковыступил против преклонения перед историей как слепой силой фактов. В прошломон видел бремя, отягощавшее память, не дававшее жить в настоящем. А между темпрошлого нужно ровно столько, сколько требуется для свершения настоящего. Вэтом Ницше шел по стопам Гёте, сказавшего однажды: «Лучшее, что мы имеем отистории, — возбуждаемый ею энтузиазм». Ницше различил три рода истории:
Монументальная — черпаетиз прошлого примеры великого и возвышенного. Она учит, что если великое ужесуществовало в прошлом хотя бы однажды, то оно может повториться и ещекогда-нибудь. Поэтому монументальная история служит источником человеческогомужества и вдохновения, источником великих побуждений. Опасность же ее Ницшевидел в том, что при таком подходе забвению предаются целые эпохи, образующиекак бы серый однообразный поток, среди которого вершинами возносятся отдельныеразукрашенные факты.
Антикварная — охраняет и почитает все прошлое, ибо оноосвящено традициями. Она по своей природе консервативна и отвергает все, что непреклоняется перед прошлым, отметает все новое и устремленное в будущее. Когдасовременность перестает одухотворять историю, антикварный род вырождается вслепую страсть к собиранию все большего и большего числа фактов, погребающихпод собой настоящее.
Критическая, которую Ницшеставит выше других — привлекает прошлое на суд и выносит ему приговор от именисамой жизни как темной и влекущей за собой силы. Но он сразу предупреждал, чтокритическая история очень опасна, поскольку мы продукт прежних поколений, ихстрастей, ошибок и даже преступлений. И оторваться от всего этого невозможно.
Все виды истории имеют свое несомненное право насуществование. В зависимости от обстоятельств, целей и потребностей всякийчеловек нуждаются в известном знакомстве с каждым из этих видов. Важно лишь то,чтобы история не заменяла собою жизнь, чтобы прошлое не затмевало настоящего ибудущего. Поэтому слабых людей история подавляет, вынести ее могут толькосильные личности. В этом Ницше видел как пользу, так и вред истории для жизни.
«Шопенгауэр как воспитатель»(1874) и«Рихард Вагнер в Байрейте»(1875-76) содержат указания к высшемупониманию культуры и восстановлению самого понятия «культура». В нихвыставлены образы суровейшего эгоизма и самодисциплины, наполненные сувереннымпрезрением ко всему, что называется «Империя»; два несвоевременныхтипа, которых, в прочем к тому времени, сам автор уже превзошел.
Из этих четырех покушений первое имело исключительный«успех», оно вызвало столько шума и брани о которых сам автор не смели мечтать. Сомнение Ницше, родится ли из победы Германии и ее политическогообъединения блестящая культура (так же как произошло это с древними грекамипосле окончания персидских войн во времена Перикла) — звучало раздражающимдиссонансом на фоне бравурного грохота литавр, возвещавших эру культурногорасцвета и уязвляло самолюбие победоносной нации. В статье «ГосподинФридрих Ницше и немецкая культура» лейпцигская газета объявила его «врагомИмперии и агентом Интернационала». Поистине, трудно представить что-либо болеекомичное, нежели последнее обвинение, но после публикации этих«покушений» в Германии стали замалчивать Ницше, который в«Несвоевременных»  публично разрушил иллюзию восприятия себя какрядового профессора филологии.
В 1875-76 гг. Ницше переживает глубочайшее потрясениев связи с известиями: о смерти профессора Ричля и решением Ромундта статькатолическим священником.
Наступил короткий периодпозитивистского перерождения Ницше, мечтавшего променять свой филологическийангажемент на естественнонаучное ученичество. Прилежание ремесленника сталовыше природной одаренности, наука — выше искусства, целью культуры стало уже несотворение художественного гения, а познание истины. Этот первый периодперерождения был ознаменован весьма болезненной сменой идолов: вместоШопенгауера — Вольтер, испытанный пятновыводитель по части всяческой романтики,героики и морального прекраснодушия. Период этот совпал со столь резкимухудшением здоровья, что Ницше в октябре 1876 г. получил годичный отпуск для леченияи отдыха, во время которого, уехав в Сорренто, работал над новой книгой,составленной в форме афоризмов, ставшей обычной для его последующих сочинений.
            Основнаятрактовка афористической манеры письма Ницше: «мысли изложенные в виде короткихлитературных фрагментов; единственная возможная форма творчества в подобномсостоянии — состоянии невообразимых физических страданий». Чушь! — По себедругих не судят! Афоризм Ницше рождался не из ущерба, а из избытка. Этопреодоление «человека» запечатленное в преодолении языка ивоплощенное в этот жанр, как в единственно соизмеримую ему форму выражения. Этоотнюдь не логика, а скорее палеонтология мысли, поверх логических норм изапретов. Афоризм Ницше — зигзаг оригинального образа мышления, чуждоготрадиционной систематики, свободного и музыкального. Ницше не фиксирует строгоочерченную мысль, а скорее, нюансирует все, что приходит на ум, предлагает нежесткую формулу, а широкое поле для палеонтологии с осторожным обдумываниемвсего предполагаемого. По словам принстонского профессора В. Кауфмана: «Водном и том же разделе Ницше нередко занят этикой, эстетикой, философиейистории, теорией ценностей, психологией и, быть может, еще полудюжиной другихобластей, Поэтому усилия издателей Ницше систематизировать его записи должныбыли потерпеть неудачу». Что это, как ни сама жизнь Ницше?
В мае 1878 г. выход в свет книги «Человеческое,слишком человеческое» — книги «для свободных умов». Произведение свызывающим посвящением «Памяти Вольтера», в которой Ницше публично и безособых церемоний порвал с прошлым и его ценностями: эллинством, христианством,метафизикой и вагнерианством — произвела впечатление взорвавшейся бомбы ипослужила причиной, теперь уже, официального разрыва каких-либо отношений с Р.Вагнером.
«Человеческое, слишком человеческое» - памятник суровой самодисциплине, с помощью которойНицше положил конец «всему привнесенному в меня мошенничеству высшего порядка,идеализму, Богу». Это признание заблуждения «своего инстинкта» обернувшеесякатастрофой осознания иллюзорности огромного вагнеровского солнца, освещавшегои согревавшего юношеские порывы Ницше. Это к тому же, несмотря на боль иотчаянье, осознанное уничтожение огромной любви (кроме которой по существу небыло уже никакой другой), которое открывало перспективу абсолютного одиночествав уже назревшем походе на мораль и все ценности истории человечества. Уход отВагнера — это по существу,  лишь повод для разрыва с самим собой, то есть впервую очередь с базельской профессурой.
«Когда я пошел дальше один, я дрожал; вскоре за тем ябыл болен, больше чем болен, я изнемог — изнемог от неудержимого разочарованияво всем, что остается для вдохновения нам, современным людям, в растраченнойвсюду силе, работе, надежде, юности, любви, изнемог от отвращения ко всемуидеалистическому лганью и изнеженности совести, которая вновь одержала здесьверх над одним из храбрейших; изнемог наконец, и не в последнюю очередь, отгложущей тоски беспощадного подозрения — что я осужден отныне на более глубокоенедоверие, более глубокое подозрение, более глубокое одиночество, чемкогда-либо прежде. Ибо у меня не было никого, кроме Рихарда Вагнера...»
            Основнаяверсия случившегося усматривает причину перелома  мировоззрения Ницше — втлетворном влиянии на него «злого демона» — философа и психологаПауля Рэ, с которым Ницше тесно общался, живя в Сорренто. Возможно, эта дружбаи сыграла некую роль, но лишь катализатора уже предпочтенной тональностимышления Ницше, охладевшего к вагнерианству и метафизике немецкого идеализма.Кроме того, подаренная Ницше книга Рэ «Происхождение моральныхчувств», вышедшая годом раньше «Человеческого, слишкомчеловеческого», содержит дарственную надпись автора: «Отцу этой книгис благодарностью от ее матери», которая при скидке на все развлекательныеобертоны смысла, вносит бесспорную ясность в вопрос о влиянии. 
В 1879 г. Кризис болезни: почти каждодневные приступы,сопровождающиеся непрерывной рвотой, значительное ухудшение зрения — вплоть доневозможности самому читать и писать. Летом этого же года, из-за невозможностипреподавать — по состоянию здоровья, Ницше подает прошение об отставке и,получив ежегодную пенсию в 3000 франков, покидает Базель. С этого моментавеликий мыслитель, который еще осуществит великий поход на мораль и прежниепредставления о добре, зле, любви, религии — начинает, в сущности,скитальческий образ жизни. Этому периоду принадлежит «Странник и еготень».
            В1880 г. Ницше с П. Гастом выезжает в Венецию. Гаст много читает для Ницше, атак же переписывает и правит рукописи, к тому времени, уже полуслепого творца.В сущности Гаст начиная с «Человеческого, слишком человеческого»выполнял роль писателя, а Ницше — автора. Так же появилась и «Утренняязаря», в которой уже сформулировано одно из краеугольных понятий ницшеанскойэтики — «нравственность нравов».
Проанализировав связь падения нравственности с ростомсвободы человека, Ницше предположил: «свободный человек хочет во всем зависетьот самого себя, а не от какой-либо традиции». Последнюю он считал: «высшимавторитетом, которому повинуются не оттого, что он велит нам полезное, аоттого, что он вообще велит».Вот — еще пока не высказанное, ноуже прочерченное отношение к морали, как к чему-то относительному, так какпоступок, нарушающий сложившуюся традицию, всегда выглядит безнравственным,даже если в его основе лежат мотивы — положившие начало той самой традиции. Немногимпозже, в Мариенбаде, Ницше скажет: «Наверно со времен Гете здесь не было ещетакого напряжения мысли, и даже Гете не приходилось обдумывать стольпринципиальные вещи — я далеко превзошел самого себя». 
«Утренняя заря» – книга мыслей «о морали как предрассудке». С этойкниги Ницше начинает свой великий поход против общепринятой моралисамоотречения. Однако несмотря на первый открытый призыв расстаться со всемтем, что до сих пор почиталось и даже боготворилось, «Утренняя заря»не содержит ни одного отрицательного слова, ни одного нападения, ни каплизлости. Сам Ницше так определит ее: «Эта утверждающая книга изливает свойсвет, свою любовь, свою нежность на сплошь „дурные“ вещи, онавозвращает им „душу“, чистую совесть и преимущественное право насуществование. На мораль не нападают, ее просто не принимают в расчет…».Основная задача этого произведения: подготовить человечеству момент высшегосамосознания, который помог бы в грядущей переоценке освободиться от старыхценностей и принять все новое, что до сих пор запрещали, презирали и проклиналив морали. Иначе говоря, попытка указать верный путь: «Есть так много утренних зорь,которые еще не светили».
В 1881 г. происходитсамое главное событие в жизни Ницше, в долине Верхнего Энгадина на негоснизошли два «видения»: идея «вечного возвращения» и образЗаратустры. Здесь происходит перелом, который ярко продемонстрирован вследующей книге.
Зимой 1881-82 гг. появится «Веселаянаука». Задуманное как продолжение к предыдущей книге, этопроизведение — с весельем, песнями и плясками, переходит от радикализациивосприятия мировозрительного горизонта «Человеческого, слишкомчеловеческого» до катастрофизма книг последнего периода. Здесь — ревизииподвергается и сам Вольтер, взятый в союзники против испорченной вагнерианством«грандиозной греческой проблемы». Урок Вольтера был усвоен, аафористическая техника ученика не то чтобы не уступает, но и явно превосходитобразец, поэтому этот сорт ментальности, так же, будет отброшен как выжатыйлимон, а полученный эффект самоочищения и самоопределения позволит сказать:«Теперь я, с большой долей вероятности, самый независимый человек в Европе».
С этого моментаначалось новое измерение мысли Ницше, невиданное никогда прежде отношение кдвум с половиной тысячелетиям европейской истории, культуре и морали как кличной своей проблеме: «Я вобрал в себя дух Европы — теперь я хочу нанестиконтрудар». Столь интимное переживание истории не могло обернуться ни чем иным,как «ясновидением» и открытой раной оставленной «отравленнойстрелой познания», а сам Ницше — «полем битвы». Здесь онпроникнет за «6000 футов по ту сторону человека и времени» и определит задачи,которые и не мерещились Вольтеру.
В 1882 г. некотороеулучшение состояния. Ницше едет в Рим,  где знакомится с Лу фон Саломэ,почитательницей своего таланта. Он будет настолько увлечен ею, что дваждыпредложит выйти за него замуж. «Лу — дочь  русского генерала, и ей 20 лет; онапроницательна, как орел, и отважна, как лев, и при всем том, однако, слишкомдевочка и дитя...». Причина столь страстного увлечения становится ясна послезнакомства Элизабет Ницше с Лу, после которого сестра, охваченная ужасом из-за«совершенной аморальности подруги своего брата», увидела в ней«персонифицированную философию» Ницше. Беспокойство матери и интригисестры в скором времени сказываются на Ницше пугающе-серьезным образом: вплотьдо мыслей о самоубийстве и разрыва с Лу, матерью и сестрой. Глубокие иискренние переживания сказываются и на состоянии здоровья: «… если мне неудастся открыть фокус алхимика, чтобы обратить и эту грязь в золото, то мнеконец...».
            В1883-85 гг. Ницше создает своего рода библию «Так говорилЗаратустра». Это произведение станет вершиной лика поэта в Ницше, генийкоторого — творец иллюзий, предложит воображению людей иную любовь и ненависть,иное добро и зло, но не в угоду своему развоевавшемуся ЭГО, а во имя спасениячеловечества.
ТАК ГОВОРИЛ ЗАРАТУСТРА
 
«Яхочу учить людей смыслу их бытия: этот смысл есть сверхчеловек, молния изтемной тучи, называемой человеком. смотрите, я — провозвестник молнии; а имятой молнии — сверхчеловек»
Так говорил Заратустра
«Книга для всех и ни для кого» — так звучитподзаголовок библии Ницше. Таков круг его подлинных читателей и всего о нем.Эта  священная,для Ницше, книга — огромна по своему замыслу. Она не только вызывающе смелая ичрезвычайно захватывающая, но и без сомнения, обладает огромной лирическойсилой. Это произведение, если следовать генезису мысли Ницше, было задумано какновое евангелие, которое заставит забыть евангелие Христа.
Предыстория появления этого произведения начинаетсяеще с 1875 г., когда Ницше, исследовав все учения нравственности, указал на ихиллюзорное основание. Кроме того усиленно занимаясь изучением трудов поестествознанию, он познакомился с гипотезой Дюринга., который высказал мысль,что Вселенную можно было бы представить, в любой момент времени, в видеопределенной комбинации элементарных частиц. Тогда мировой процесс будеткалейдоскопом этих различных комбинаций, число которых имеет предел. А этоозначает, что после построения последней комбинации может вновь сложитьсяпервая. Следовательно, мировой процесс — не что иное, как циклическоеповторение однажды уже бывшего. Дюринг как позитивист отвергал такую гипотезу,считая количество комбинаций уходящим, по выражению Гегеля, в «дурнуюбесконечность». Однако эта идея глубоко поразила Ницше.
Переосмыслив предположение Дюринга, Ницше создает концепцию, что в основе бытия лежит некоеопределенное количество квантов силы, понимаемых не физически, а биологически.Кванты эти, подобно объективациям воли в философии Шопенгауэра, находятся впостоянной борьбе друг с другом, образуя при этом различные сочетания. А так какчисло квантов постоянно, то количество сочетаний конечно, и периодически должныскладываться комбинации, уже существовавшие когда-то прежде: «Все становлениеимеет место только в рамках вечного круговращения и постоянного количествасилы». Таким образом, бытие в том виде, в каком оно существует, не имеет цели исмысла, оно неумолимо вновь и вновь повторяется, никогда не переходя в небытие- неизбежный вечный круговорот и вечное возвращение. Но, следовательно,повторяется и человек, а значит, никакой потусторонней небесной жизни в природене существует и каждое мгновение вечно, поскольку неизбежно возвращается. Своепонимание мира Ницше определит так: «Это слепой механизм, непрерывно ибесцельно вертящееся колесо». Между тем, он захотел быть в этом мире пророком,учить о добродетелях и целях жизни, возвышать и обесценивать ценности,диктовать скрижали.
В начале 80-х, на Ницше снизошли два«видения»: сначала идея о «Вечном возвращении», а потом иобраз самого Заратустры. Эти «видения» Ницше проиллюстрирует вокончании «Веселой науки»:
Первое- в беседе с демоном (отрывок «Величайшая тяжесть»): «… что если бы днем илиночью подкрался к тебе в твое уединеннейшее одиночество некий демон и сказалтебе: «Эту жизнь, как ты ее теперь живешь и жил, должен будешь ты прожить ещераз и еще бесчисленное число раз; и ни чего в ней не будет нового, но каждаяболь и каждое удовольствие, каждая мысль и каждый вздох, и все несказанно малоеи великое в твоей жизни должно будет заново вернутся к тебе, и все в том жепорядке и в той же последовательности, — также и этот паук и этот лунный светмежду деревьями, также и это вот мгновение и я сам. Вечные песочные часы бытияпереворачиваются все снова и снова – и ты вместе с ними, песчинка из песка!»…Овладей тобою эта мысль, она бы преобразила тебя и, возможно, стерла бы впорошок; вопрос сопровождавший все и вся: «Хочешь ли ты этого еще раз и ещебесчисленное число раз?» – величайшей тяжестью лег бы на твои поступки!..»
Второе – в стихотворении «Сильс — Мария»:
Здесья засел и ждал, в беспроком сне,
По ту черту добра и зла, и мне
Сквозьсвет и тень мерещилась с утра
Слепящий полдень, море и игра.
Ивдруг, подруга! Я двоится стал –
И Заратустра мне на миг предстал…
Восемнадцатьмесяцев «беременности» — разрешились в тихой бухте Рапалло, не далекоот Генуи. «Мое здоровье было не из лучших; зима выдалась холодная и дождливая;маленькая гостиница, расположенная прямо у моря, так что ночью прилив простолишал сна, представляла почти во всем противоположность желаемого. Несмотря на этои почти в доказательство моего утверждения, что все выдающееся возникает«несмотря», в эту зиму и в этих неблагоприятных условиях возник мойЗаратустра. — Я взбирался по южной красивой гористой дороге, по направлению кЗоальи, мимо сосен и глядя далеко в море. Здесь мне пришел мне в голову весьпервый Заратустра, и прежде всего сам Заратустра, как тип: точнее, он снизошел  наменя...».
Дальнейшеенаписание книги представляет собой образец — штурмового вдохновениянеудержимого гения Ницше: заканчивая поэму, которая является только началомдругой, причем более обширной, чем предыдущая, он ни на минуту не оставлялсвоей работы. Книга создавалась урывками, но в необычайно короткие сроки:фактически чистое время написания первых трех частей заняло не больше месяца,по десять дней на каждую. Отношение Ницше к этой книге было исключительным: «Яоткрыл мой «Новый свет», о котором еще не знал ни кто, — теперь,конечно, мне следует шаг за шагом завоевать его». Именно с нее начинаетсярезкий сдвиг его в сторону самоосознания в себе человека Рока – тот не бывалокатастрофический темп переживаний, который и определит все своеобразие«феномена» — Ницше, который закончил первую часть«Заратустры» словами: «Умерли все боги; теперь мы хотим, чтобы жилСверхчеловек».
Этапоэма занимает исключительное место (попросту стоит особняком) в творчествеНицше. Она ставит перед читателем странное условие: понимать не ее, а ею –парадокс, естественность решения которого, бросается в глаза, как толькопонимаешь, что имеешь дело с «музыкой» – «симфонией», как означил еесам автор. Эта необыкновенная музыкально-философская книга вообще неукладывается в привычные каноны анализа. Она практически не переводима снемецкого на другие языки, как не переводим, например, волшебник языка Гоголь.Ее органическая музыкальность требует не столько осмысления, сколькосопереживания. Необычайная игра слов, россыпи неологизмов, сплошнаяэквилибристика звуковых сочетаний, ритмичность, требующая не молчаливогочтения, а декламации. «Тот кто пишет кровью и притчами хочет чтобы его нечитали, а заучивали наизусть».Неповторимое произведение, аналог которому врядли сыщется в мировой литературе. Читая первую часть книги, не надо сразусмешивать её с теми, которые появятся потом, и только тогда, услышав ее«музыку», можно оценить всю здравость книги и всю мягкость ее языка;и тогда уж, раз и навсегда, поверить высказыванию Ницше о своем стиле: «До меняне знали, что можно сделать из немецкого языка, что можно сделать из языкавообще».
В целом, книга содержит необычайно большое числополускрытых ядовитых пародий на Библию, а также лукавые выпады в адресШекспира, Лютера, Гомера, Гёте, Вагнера, и т.д. На многие шедевры этих авторовНицше дает пародии с одной-единственной целью: показать, что человек — это ещебесформенная масса, материал, требующий талантливого ваятеля для своегооблагораживания. Только так человечество превзойдет самого себя и перейдет виное, высшее качество, обретая при этом — Сверхчеловека.
Основная часть книги должна была дать идею«Вечного возвращения» – идею которая смогла бы исцелить этот мир!Однако, в «Заратустре» эта мысль еще не развивается, из-заневозможности мгновенного, но осознанного и разумного построения всей гипотезы;здесь Ницше преследует мысль о Сверхчеловеке — символе настоящего, определяющеговсе явления прогресса, и обещания возможного освобождения от случая и рока.Сверхчеловек — смысл всего произведения, в нем он видит принцип действия,надежду спасения. Ницше хочет в своей книге показать человечество, пробужденноек новой жизни — прославлением своего собственного существа с добродетелямидобровольного избранного меньшинства, которое очищает и обновляет свою кровь.Его воля заключается в том, что он хочет определить и направить деятельностьлюдей; он хочет основать новые нравы, указать подчиненным их обязанности, асильным их долг и объем власти и вести все человечество к высшему будущему.
Заратустраявляется предзнаменованием Сверхчеловека — это пророк благой вести. В своемодиночестве он открыл обещание счастья и, спустившись с гор, принес этообещание людям. С благодетельной и мягкой силой он предсказывает людям великоебудущее в награду за великий труд. Затем, Заратустра ушел от людей, вернувшисьв родные горы, но еще два раза ему надо спуститься и продиктовать им скрижалисвоего закона. Его слов будет достаточно для того, чтобы можно было предвидетьосновные формы человечества, покорного своим избранникам. Человечестворазделяется им — на три касты:  нижнюю из них составляет простой народ,которому оставляется его «жалкая вера»; над ней стоит каста «Хозяев»,организаторов и воинов;  еще выше стоит священная каста поэтов — творцовиллюзий определяющих ценности.
Проповедями Заратустры Ницше порицает все нравственныеустои, поддерживавшие прежнее человечество. Он хочет уничтожить прежнюю моральи установить новую. Восхваляемая им добродетель — это ни чем не замаскированнаясила разума, это дикий пыл, который господствующие на Земле нравственныепринципы всегда стремились ослабить, изменить, или навсегда победить. И Ницшеотдается во власть этой увлекающей его силе.
«Пусть соединят воедино дух и доброту всех великихдуш: и совокупно не были бы они в состоянии произнести хотя бы одну речьЗаратустры. Велика та лестница, по которой он поднимается и спускается, ондальше видел, дальше хотел, дальше мог, чем какой бы то ни было другой человек.Он противоречит каждым словом, этот самый утверждающий из всех умов, в нем всепротивоположности связаны в новое единство. Самые высшие и самые низшие силычеловеческой натуры, самое сладкое, самое легкомысленное и самое страшное сбессмертной уверенностью струятся у него из единого источника. До него незнали, что такое глубина, что такое высота, еще меньше знали, что такое истина.Нет ни одного мгновения в этом откровении истины, которое было бы уже предвосхищено,угадано кем-либо из «величайших». Не было мудрости, не былоисследования души, не было искусства говорить до Заратустры; самое близкое,самое повседневное говорит здесь о неслыханных вещах. Самая могучая силаобразов, какая когда-либо существовала, является убожеством и игрушкой посравнению с этим возвращением языка к природе образности. Здесь в каждоммгновении преодолевается человек, понятие «Сверхчеловека» становитсяздесь высшей реальностью, -  в бесконечной дали лежит здесь все, что называлосьвеликим в человеке. О совмещении не совместимого, обо всем, что вообще типичнодля типа Заратустры, никогда никто еще не мечтал — как о существенном элементевеличия. Заратустра именно в этой шири пространства, в этой доступностипротиворечиям чувствует себя наивысшим проявлением всего сущего, и когда,услышат, как он это определяет, откажутся от поисков ему равного».
Однако, в этом произведении, Ницше предпочел несколькоотсрочить тот затруднительный момент, когда пророк провозгласит свой закон. Заратустрасначала должен закончить дело служителя правосудия, уничтожив все слабое инизменное в человеке. Здесь Ницше возвращается к оставленной им идее«Вечного возвращения», но изменяет ее смысл и применение: теперь этоуже не упражнение для разума, не попытка внутреннего перестроения — это молот,оружие морального терроризма, символ, разрушающий все мечты.
В контексте последних слов — все что будет написано исказано позже может быть определено коротким и емким словом — "война",стиль ведения которой, вполне объясняется формулой Ницше для создания«совершенной книги»: при повествовании не использовать никакого Я, как быбеседа двух духов; предпочтение отдавать словам военным, жестким, отчеканеннымв формулу; построить все сказанное с расчетом на катастрофу.
КАК ФИЛОСОФСТВУЮТ МОЛОТОМ
«Я не знал ни одного — ни одного! – болееаристократичного человека, чем он. Он мог быть беспощадным только с идеями, ане с людьми – носителями идей».
Барон фон Зейдлиц о Ницше
Зимой1885-1886 г. Ницше пишет прелюдию к философии будущего, книгу «По тусторону добра и зла». По его словам: «ужасная книга, проистекшая,на сей раз, из моей души». В этой книге он размышлял о распаде европейскойдуховности, низвержении прошлых ценностей и норм, восстании масс и создании дляих оболванивания и обслуживания чудовищной массовой культуры, унификации людейпод покровом их мнимого равенства, начале борьбы за господство над всем земнымшаром, попытках выращивания новой расы господ, тиранических режимах какпорождении демократических систем.
Создаваяподобное Ницше прекрасно понимал, что перешел за некую грань и стал чем-товроде интеллектуального диссидента, бросившего вызов лжи тысячелетий. Именноздесь он, убежденный в том, что в человеке «тварь» и«творец» слились воедино, начинает разрушать в себе«тварь», чтобы спасти «творца». Э. Роде, после встречи сНицше, напишет:«Неописуемая атмосфера чуждости, нечто показавшееся мнезловещим окутывала его. В нем было что-то такое, чего я в нем раньше не знал, иотсутствовало многое, что прежде отличало его. Словно бы он пришел из какой-тостраны, где еще ни кто не жил...».
            Всередине 1887 г. выходит в свет полемическое сочинение «К генеалогииморали», написанное Ницше как дополнение к предыдущей книге, а также, чтобы избежать кривотолков вокруг нее. В нем он поставил три основныепроблемы: аскетические идеалы, способные придать смысл человеческомусуществованию; «вина» и «нечистая совесть» какинстинктивные источники агрессивности и жестокости; наконец, ключевое понятиедвижущей силы в структурировании ценностей морали — ressentiment. Вобщем плане это понятие характеризует атмосферу неопределенной враждебности,ненависти и озлобления, но не самих по себе, а только вкупе с чувствомбессилия, порождаемым несоответствием между внутренними притязаниями ифактическим положением человека в обществе. Осенью того же года, в Ницце, Ницшеприступил к первым наброскам главной работы всей его жизни – «Переоценкевсех ценностей».
В 1888 г. происходит необыкновенный взрыв эйфории:сначала в Турине «Казус Вагнер», затем во время последней остановки вСильс-Марие «Сумерки идолов» и параллельно «Антихрист»,после чего создание «EcceHomo». Кроме того, в то же время,работа над «Дионисовыми дифирамбами».
Туринское письмо «Казус Вагнер» — это тщательно продуманная, блестяще написанная работа, пропитанная ядовитым иуничтожающим сарказмом. Памфлет — итог длительных и мучительных раздумий Ницшенад великой проблемой падения культуры и мира, решение которой вытекает из анализаискуства, в которым Ницше выделял прежде всего музыку. «Вагнер — художникдекаданса… Я далек от того, чтобы безмятежно созерцать, как этот декадентпортит нам здоровье — и к тому же музыку! Человек ли вообще Вагнер? Не болезньли он скорее? Он делает больным все, к чему прикасается — он сделал больноюмузыку». Однако изумительная стилистика избиения Р. Вагнера не должна сбивать столку; Ницше продолжал любить Вагнера, как никого, и пронес эту свою любовьдаже в годы помрачения: «Я называю Вагнера великим благодетелем всей моейжизни». У Вагнера романтизм идеализирован до предела, а для Ницше романтизм былвсего лишь вехой на пути к нигилизму, поэтому отмечая болезненный характермузыки Вагнера Ницше говорил о немецкой культуре вообще и использовал имяВагнера не потому, что его музыка плоха, а потому что он прикрывает убожествосвоих идей — пышностью декораций и величием легенд (Кольцо Нибелунгов); спомощью грохота барабанов и воя флейт стремится заставить всех остальныхкомпозиторов маршировать за собой. Поэтому вагнерианство, стало для Ницшеолицетворением неприемлимой и опасной формы проявления идиотизма и раболепия вкультуре, так же как и христианство — в морали.
То, что было написано потом, принято называть«Переоценкой всех ценностей» и характеризовать как «позднийНицше». В сущности, это и есть философия Ницше, точнее введение в так и несформированное направление философии. Философия так и не написанная, да и едвали она могла быть написана при таких невероятных темпах, которых только и хватилона «интродукцию». Вот как это было написано: «Последние недели яиспытывал приступы диковинной инспирации, так что то немногое, чего я и неожидал от себя, в одно прекрасное утро как бы бессознательно предстало готовым.Это вносило некоторый беспорядок и исключительность в мой образ жизни; я частовскакивал в 2 часа ночи, чтобы гонимый «духом» набросать нечто набумагу». Гонимый духом! Здесь психогенная формула последних произведенийпредстает уже диагнозом: минимум сознательности при максимуме стиля, и, сталобыть, стиля, предоставленного самому себе, как бы «автопилоту» скурсом на – окончательную катастрофу, ведь именно такова, по мнению Ницше,формула «совершенной книги». Оттого стилистические роскошества«Переоценки» не поддаются иному определению, как соблазн и искушение,в сущности самособлазн и самоискушение. «Она до такой степени выходит за рамкипонятия литература, что по сути даже в самой природе отсутствует сравнение».
Сочинение «Сумерки идолов» –представляют собой некий проспект или конспект философии Ницше. В нем, как бы вединый афоризм, удалось сжать содержание целой книги. Сам автор оценит«Сумерки», как «радикальное до преступления». Это блестящее сочинениенаписано удивительной, вплоть до сверхмастерских фокусов, стилистикой работы нанемецком языке средствами языка французского. «Нет ни чего более богатогосодержанием, более независимого, более опрокидывающего — более злого. Нет ниодной реальности, ни одной «идеальности», которая здесь не была бызатронута. Сумерки идолов – старая истина приходит к концу…» Именно с этогосочинения начинается уже общеевропейский резонанс философии Ницше.
В свете выше сказанного становится очевидным, что«Антихрист» и «EcceHomo» — две последние книги Ницше,требуют особенно осторожного и критического подхода. Элемент невменяемости ираспада Я свил себе в этих произведениях зловещее гнездо, и от того говоритьздесь об авторстве в обычном смысле этого слова следовало бы с большимиоговорками. Машина стиля! Машина, однажды заведенная, и набравшая такие обороты,что уже в любую секунду готова разлететься на куски.
Книга "Ecce Homo" — это история жизни Ницше. Однако, эта «автобиография» была написана встиле далеко отстоящим от жанра мемуаров: «с цинизмом, который станетвсемирно-историческим, я рассказываю себе свою жизнь».  Книга, уже своимзаглавием являющаяся бесцеремоннейшим покушением на «Распятого», была задуманакак прелюдия к «Антихристу», несмотря на то, что создавалась позже;своего рода паспорт («Выслушайте меня! ибо я такой-то и такой-то») к произведениюпосле которого мир должен был содрогнутся в конвульсиях, ведь уже эта книгазавершается раскатами грома и молний против всего, что есть христианского илихристианско-заразного. Отсюда и вытекает уникальная форма исполнения книги, какнастоящая амальгама жанров, где словно в котле смешаны и перекипячены жанрыбиографии, жизни, исповеди, мифа, трагедии, сатиры, дифирамба, пророчества,интимного дневника, философии и психоаналитического протокола. По существуНицше использует здесь обнаженность исповеди как приманку для болееконтрастного и фотогеничного представления себя, как человека Рока.
Произведение «Антихрист» — венец философии Ницше. Именно это произведение он определит его как «Мояпереоценка всех ценностей». Исключительная значимость, которую Ницше отводилэтой книге и вообще теме, вынуждала его оттягивать сроки публикации. Вот каквыглядел его не осуществившийся проект: одновременный перевод книги на 7 языкови одновременный выход в свет в масштабе всей Европы, причем сразу миллионнымтиражом на каждом языке. Вдумайтесь! такие масштабы (в конце XIX века)для книги с подзаголовком «Проклятие христианству» — это война! «Этого невыдержит ни один слух и ни одно зрение». И только непривзайденнейшей глухотой ипотрясающим равнодушием Европы, можно оправдать тот факт, что современникамиНицше осталась незамеченной — эта уже развязанная, уже ведущаяся скатастрофическими последствиями война, где насмерть сшибались ложь тысячелетийи полуживой пенсионер, который по состоянию здоровья был вынужден с особойтщательностью подбирать не только место жительства, но и даже уровень крепостичая.
В январе 1889 г. — апоплексический удар иокончательное помрачение. После рассылки знаменитых почтовых открыток,подписанных попеременно то «Дионис», то «Распятый», Ф. Овербеквывозит Ницше в Базель, где его помещают в психиатрическую клинику. Впоследствии, мать заберет его оттуда, на домашнее попечение.
Позднее, в литературе много раз делались попыткиистолковать жестокий душевный недуг, отравивший последнюю четверть жизниФридриха Ницше: как праведную божественную кару за его нечестивоевольнодумство, как достойное искупление его сатанинской гордыни, а то и простосведением к злоупотреблению «хлоралом». Он действительно заплатил безумием загероическую непокорность своей вопрошающей мысли, но на мой взгляд — великиймыслитель, поставив точку в своем жизнеописании, вдруг осознал всю тяжестьвозможных последствий буквального восприятия его мыслей и понял, что именно он,искренне пытаясь помочь человечеству, положил основу грядущим кровавымсобытиям. Предвидя будущее, Ницше, имеющий и без того довольно плачевноесостояние здоровья не смог выдержать такого сильного душевного потрясения,поэтому лишился рассудка. Непроницаемое темное облако окутало горделивуювершину его духа, а леденящий вихрь людской алчности навсегда погасил этоттрепетный «прометеев огонь». Все ученики покинули Ницше, немецкиефилологи объявили его человеком, умершим для науки, и даже родная сестрапредала его.
С 1891 г. сестра Ницше начинает зарабатывать деньги нанем и его имени: она будет вмешиваться в издания, заберет в собственность весьархив и наследие писателя. Она даже пригласит художника, чтобы сделатьнесколько портретов тяжело больного Ницше.
25 августа 1900 года, в Веймаре, умер Фридрих Ницше.Человек, который сплющил в себе двадцать пять веков до вчерашнего дня  ине выдержав столько лжи, осуществил великий поход на мораль и ценности прежнейистории — замахнувшись на догмы создаваемые тысячелетиями.
Было бы справедливо отнести и к нему слова великогоТолстого о Мопассане, о том Мопассане, которого Ницше так любил и считал стольродственным себе духовно:«Он дожил до того трагического момента жизни,когда начиналась борьба между ложью, которая окружала его, и истиною, которуюон начинал сознавать. Начинались уже в нем приступы духовного рождения… Еслибы ему суждено было не умереть в муках рождения, а родится — он бы дал великие,поучительные произведения, но и то, что он дал нам в своем процессе рождения,уже многое. Будем же благодарны этому сильному правдивому человеку и за то, чтоон дал нам». Конечно эта цитата откровенно слаба для некрологасокрушителя продажной морали и мученика – во имя спасения человечества,отдавшего невольно жизнь за свое запоздалое бессмертие, но право — хватит гимнов!Я не танцую на похоронах...

УЧЕНИЕ НИЦШЕ О СВЕРХЧЕЛОВЕКЕ
«Это было весной, и все деревья налились уже соком.Идя  лесом и полный самых ребяческих мыслей, я машинально вырезал себе издерева свистульку. Но стоило мне поднести ее к губам и засвистеть, как мнепредстал бог, давно уже знакомый мне, и сказал: «Ну, крысолов, чем это ты тутзанят? Ты недоделанный иезуит и музыкант, — почти немец!» (Я подивился тому,что богу вздумалось польстить мне таким образом, и решил про себя быть с нимначеку.) «Я сделал все, чтобы оглупить их, позволил им потеть в постели, дал имжрать клецки, велел им пить до упаду, сделал их домоседами и учеными, внушил имжалкие чувства лакейской души...» — «По-моему, ты замыслил нечто болеескверное! — вмешался я. — Уж не хочешь ли ты угробить человека!?» — «Можетбыть! — ответил бог. — Но так, чтобы при этом он выгадал для себя нечто!» — «Что же?» — спросил я с любопытством. — «Кого же, следовало бы спросить тебе!»- так сказал Дионис и погрузился в молчание с присущей ему манерой искусителя.Видели бы вы его при этом! Это было весной, и все деревья налились уже соком»

ИДЕАЛ ЧЕЛОВЕКА — СВЕРХЧЕЛОВЕК
Словосверхчеловек для обозначения типа самой высокой удачности, в противоположность«современным» людям «добрым» людям – почти всюду понято вполной невинности как идеалистический тип высшей породы людей, как полусвятой,как полугений…
Ф. Ницше
Все заблуждения, вытекающее из неверного толкованияСверхчеловека Ницше, заключаются в буквальном истолковании слов, несравненногоартиста языка, без какого либо намека на попытку вникнуть в смысл произведений.Кого же реально называет Ницше Сверхчеловеком? – вот вопрос на который нужноответить, прежде чем списывать на великого мыслителя последствия мировых войн.
Центральное понятие своего учения сам Ницше определяетследующим образом: «это люди, которые проявляют себя по отношению друг к другустоль снисходительными, сдержанными, нежными, гордыми и дружелюбными, но поотношению к «добрым» людям — они немногим лучше необузданных хищныхзверей», звучит довольно устрашающе, не правда ли? Но на самом деле – это, помнению автора, только потому, что: «Так чужда ваша душа всего великого, что вамсверхчеловек был бы страшен в своей доброте…». Добрые здесь не значит хорошие.Добрые – это те кто распинают всех пишущих новые ценности на новых скрижалях, азначит приносят себе в жертву будущее, человеческое будущее. Добрые — этобездумно, а значит бессмысленно верующие; те кто не могут созидать и никогда неговорят правды. Добрые – это христиане с их Крестовыми походами на все, что онине приемлют. Добрые – это те кто были и будут всегда начало конца…
Следует так же обратить особое внимание напримечательную особенность этих «белокурых бестий»: их врождённыеблагородство и аристократичность, которых так не хватает нынешним господам: алигархам и политическим деятелям, которым только деньги (зачастую весьмагрязные) дают право на иллюзию господства над «массами». Сверхчеловек- это новый культ, но уже всех личностей, далеко выходящий за рамки тоталитарногокульта личности обычных людей. Сверхчеловек — это высший биологический тип,который относится к человеку, как тот относится к обезьяне. Но этот тип нужновырастить, а для этого Ницше не дает каких-либо специальных рецептов, т.е. онвыступает лишь как пророк — предвещающий приход нового времени. Его Заратустра- это еще не сверхчеловек, это «мост» к сверхчеловеку, а обычные люди- это исходный материал, почва для созревания Сверхчеловека. Сверхчеловек — эторелигия Ницше, изложенная наиболее полно в его библии.
С подачи лжепоследователей, распорядившихся наследиеммыслителя в угоду своим амбициям, а также, попросту бестолковых критиков, напрямую истолковавших метафоры поэта, Ницше объявили не только врагом народа, нои вдохновителем одной из ключевых общественных проблем: «поддержание господствавласть имущих и борьба с восстаниями порабощенных». Чушь – непревзойденногомасштаба!!! Бесспорно, «господство хозяев» — одна изглавных основ общественно-морального идеала Ницше. Но прежде чем судить,неплохо бы для начала уяснить, какой смысл вкладывает Ницше в понятия«господство» и «хозяева», а также иметь полноепредставление о человеке которого зачастую судят по ярлыку: «УбийцаБога».
Вотобобщенный портрет, воссозданный со слов его друзей: «У него была привычка тихоговорить, осторожная, задумчивая походка, спокойные черты лица и обращенныевнутрь, глядящие вглубь, точно в даль, глаза. Его легко было не заметить, такмало было выдающегося в его внешнем облике. В обычной жизни он отличалсябольшой вежливостью, почти женской мягкостью, постоянной ровностью характера».Он даже казался «святым» простым людям и случайным путевым знакомым.Ницше писал о себе: «Что мне до сих пор особенно льстило, так это то, чтостарые торговки не успокаиваются, пока не выберут для меня самый сладкий из ихвинограда».
«Господство» Ницше определял: не какполитическую или юридическую и, тем более, не экономическую власть над людьми.Его «господство» относится к сфере духа — это власть в силувыдающихся духовных качеств, которыми обладающая ими личность щедро ибескорыстно одаривает других. Недаром Ницше недвусмысленно писал: «…но ужасомявляется для нас вырождающееся чувство, которое говорит — все для меня». Тогдастанет понятно, что «аристократия» в учении Ницше вовсе неравнозначна социальной власти немногих избранных над массами. Во всех егопроизведениях «знать» и «чернь» всегда употребляются не каксоциально-политические, а исключительно как моральные категории.Общественная иерархия здесь совершенно ни при чем. Не богатством или бедностьюопределяются «знать» и «чернь», а величием илиничтожеством. Величие души — удел немногих, а оно-то и придает смысл самомусуществованию человека. И никоим образом не пропагандировал Ницше идею о том, чтодля власть имущих должна быть одна мораль, а для подчиненных масс — другая. Онконстатировал это как реальный факт, но сам писал о другом — о двух типах однойморали, существующих даже — в одном и том же человеке, в одной душе.
Различия этих типов определяются различием моральныхценностей. Для морали «хозяев» характерна высокая степеньсамоуважения, возвышенное, гордое состояние души, ради которого можнопожертвовать и богатством, и самой жизнью. Мораль «рабов», напротив,есть мораль полезности. Малодушный, мелочный, унижающийся человек, спокорностью выносящий дурное обхождение ради своей выгоды — вот представительморали «рабов», на какой бы высокой ступени социальной лестницы он нинаходился. «Рабская» мораль жаждет мелкого счастья и наслаждения; строгостьи суровость по отношению к самому себе — основа морали «хозяев».
«Человек имеет цель внутри себя; цель его — жизнь».Эта идея абсолютной ценности человеческой жизни по существу явилась темлозунгом, который объединяет все творчество Ницше. С этим лозунгом связан иницшеанский идеал человека — Сверхчеловек. Этот идеал, по замыслу Ницше можетбыть реализован лишь при условии, если человечество возвратится к истокам своейистории, когда бал жизни будут править люди высшей расы – «хозяева», люди,представляющие собой «совершенство» прежде всего в биологическомотношении. Они не будут отягощены ни бытовыми, ни социальными, ни религиознымиограничениями и предрассудками и потому будут абсолютно свободны.
Биологически обусловленным, считает Ницше, является все,что в человеческом общежитии считается добром, что составляет для людейценность, включая и ценность моральную. Соответственно, нет и быть не можетобъективно обусловленной морали. Каждый имеет такую мораль, которая внаибольшей мере соответствует требованиям его жизни: мораль одного оправдываетвсе, к чему он стремится; мораль другого делает его умиротворенным; моральтретьего призывает к мщению врагам  и т. д. Люди даже могут не осознавать, каков на самомделе источник их моральных убеждений и представлений, но это не меняет дела.Всякий имеет тот тип морали, который больше всего соответствует его природе.
            Наиболеесущественное различие между людьми, по мнению Ницше, состоит в том, чтонекоторые из них слабы от природы, другие же – сильны, опять-таки по природе.Соответственно различается и их мораль. Сильные («хозяева») — ценятличное достоинство, решительность, настойчивость, самоуверенность, несгибаемуюволю и неистощимую энергию в достижении поставленной цели. Слабые(«рабы») — ценят то, что в большей мере обусловлено их слабостью — сострадательность, мягкосердечие, альтруизм, и рассудительность и т.п.«Некогда, хозяева господствовали в жизни. У них была своя мораль, свои понятияи представления о добре и зле. Но со временем их одолели рабы, но победили онине силой, а числом. Добром стало признаваться то, что в большей мересоответствует их интересам; мягкосердечие, покорность, смирение — все эти и имподобные качества возвышены до уровня добродетели. В эпоху после восстаниярабов господствующей стала и продолжает оставаться рабская мораль».
            Воценке существующей и прославляемой ныне морали Ницше хотел занятьбеспристрастную, научно обоснованную, натуралистическую поэзию. Он отмечал,«…все идет так, как и должно идти в условиях, когда рабы приемлют мораль рабов.Одно тут плохо: даже хозяева начинают подчиняться этой морали». Однако Ницше немог удержаться на этой объективной, беспристрастной позиции, так как ощущалсебя принадлежащим к расе «хозяев» и признавал их мораль не толькоболее высокой, но и единственно достойной этого понятия.
            Еслипопытаться суммировать различные разрозненные оценки, данные Ницше существующейв обществе морали, то, вероятно, их можно свести к некоторому общемузнаменателю и выразить в виде следующих трех  предположений:
во-первых, о всеобщем равенстве;
во-вторых, о свободе — каждый должен быть свободен втой мере, в какой он не посягает на свободу других;
в-третьих, об абсолютности моральной ценности, котораяякобы не требует никаких доказательств, поскольку она не средство, а цель.
Основаннаяна этих предположениях мораль, казалось бы, вполне закономерно должна включатьв себя принципы справедливости, альтруизма, любви к ближнему, сострадания,милосердия, превосходства духовных ценностей над материальными, преимущество  общественного  блага  перед  личным и т.п.Оглянитесь вокруг!!!
            Собственнаяморальная позиция Ницше, позиция «хозяина», далеко не соответствуетэтой — господствующей и по ныне в обществе морали. Ее краеугольными камнямислужат:
во-первых, ценность жизни в ее биологическом смысле — только жизнь имеет абсолютную ценность и порождает все то, что имеет ценность;
во-вторых, свобода сильного — свобода принадлежиттолько тому, кто имеет достаточно силы, чтобы «завоевать» и отстоятьее;
в-третьих, неравенство — люди не равны, они лишь лучшеили хуже, в зависимости от того, сколько жизненной силы заключено в каждом изних.
Естественно,этим устоям соответствуют и принципы морали. Справедливость в том виде, как еесейчас понимают — есть ложь. Истинная справедливость: «Каждый имеет столько,сколько заслуживает, а заслуги его измеряются количеством жизни», основанаотнюдь не на равенстве: «Равенство — есть признак упадка». Ложным является ипринцип полезности — назначение жизни состоит не в увеличении добра. Сама жизньесть высшее и величайшее добро, и только это имеет значение. Ложью является ипринцип альтруизма, значит «если и может у кого-либо быть великая цель, то онаважнее благополучия ближнего». И дело не в любви к ближнему — уважения ипоклонения достойны лишь лучшие, а лучшие — это наиболее «сильные».Кроме того, требование альтруизма есть не что иное, как эгоизм, но толькоэгоизм – «слабого». Не видит Ницше каких-либо достоинств и у принципамилосердия — оно есть пустая трата энергии на «слабых» и«вырождающихся». Требованием жизни должно быть не спасение и даже непомощь «слабым». Лозунгом, достойным подлинной жизни является:«Падающего — толкни!», который, по Ницше, не является инструкцией для вышибал!Здесь он, прежде всего, критикует христианство, но только то христианство окотором сказал: «Что отрицал Христос – все, что сегодня называетсяхристианским!», и которое считает религией «рабов». Христианскаярелигия отрицает свободу мышления, самостоятельность действий человека. Человексвободен, а смирение есть оковы, которые надевает на людей лицемерная кастажрецов ради достижения собственной власти. Вывод Ницше: не свержение строя,порождающего несвободу, а возрождение идеала сильной и свободной личности — идеала времен Античности и Возрождения, отказ от культа слабости и униженности,покаяния, жертв и самопожертвования, навязанного религией лицемерия. То же и вслучае с принципом общественного блага: «Только великие индивидуальности имеютценность», а что касается «масс», то они могут представлять интерестолько как «дурная» копия великого, как сила сопротивляющаяся ему,или как орудие в его руках.
            Кромевсего прочего, существующая мораль, считает Ницше, базируется на ложнойпсихологии, а это значит, она не почитает и не может почитать природныхинстинктов, обрекая тем самым людей на следование принципам, несовместимым с ихприродой. Она говорит об альтруистических поступках, свободе воли, моральномпорядке, но на деле ничего подобного нет и быть не может. Есть только ложь, нонаибольший вред существующей морали состоит в том, что она культивирует «посредственность»и тем самым разрушает единственную ценность — жизнь.
Главная заслуга Ницше в том, что он предпринял иосуществил переоценку всех ценностей: «все то, что обычно признается ценным, насамом деле не имеет ничего общего с подлинной ценностью; нужно все поставить насвои места: истинные ценности — на место ценностей мнимых». В этой переоценкеценностей, по существу составляющей основу философии Ницше, он встал «по тусторону добра и зла». Обычная мораль, сколько бы ни была она развитой исложной, всегда заключена в рамки, противоположные стороны которой составляютпредставление о добре и зле. Их пределами исчерпываются все формы существующихморальных отношений. Что касается Ницше, то согласно его мнению мораль,ограниченная этими рамками, есть ложь. Подлинно духовный человек должен строитьвсю свою жизнь в пространстве, границ у которого нет, а не между добром и зломсуществующей морали. Именно в этом контексте Ницше называет себя первымимморалистом.
Разумеется, речь идет не об отдельных поступках,противоречащих требованиям общечеловеческой совести, не о преступниках вобычном смысле этого слова, а о морали как системе установленных взглядов,представлений, предписаний, требований и т.п. Просто, у Ницше иной критерийдобра и зла. Следовательно, по сравнению с предшествующей традицией взглядов,позиция Ницше характеризуется так, что если вся европейская философскаятрадиция претендовала на создание или перестройку этики, не посягая при этом насаму мораль, то Ницше претендует на создание не только новой этики, но и новойморали.
Ни один из философов прошлого — ни Платон, ниАристотель, ни Августин Блаженный, ни Фома Аквинский, ни Кант — не заходилстоль далеко: каждый из них претендовал на создание лишь новой этики какфилософии морали, но не самой морали. Иными словами они стремилиськонцептуализировать мораль своего времени, выявить ее основные черты,фундаментальные новоположения и показать вытекающие из них следствия, занимаяпозицию стороннего созерцателя. В отличие от них, Ницше — провозгласил мораль,которая своим фундаментом имеет жизнь как первую и абсолютную ценность.Соответственно ее движущий механизм включает не только размышление иосмысление, сколько инстинктивные реакции, которые в наибольшей мере развиты уСверхчеловека — созданного философией Ницше идеалачеловека. Егоеще нет, и не может быть, в нашей реальности, но залогом его появления служатте единицы, которые — научившись правильно читать Ницше смогут постичь егоистины и, поднявшись вслед за ним на высоту «6000 футов над уровнем человека»,станут жить жизнью провозвестников «молнии — из темной тучи человечества».
«ВОКРУГ ТВОРЦОВ НОВЫХ ЦЕННОСТЕЙ ВЕРТИТСЯ МИР; ОН ВРАЩАЕТСЯ НЕСЛЫШНО… И МЫ, ТЕ,КТО МЫСЛИТ И ЧУВСТВУЕТ, ЕДИНСТВЕННЫЕ, КТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО И ПОСТОЯННО ДЕЛАЕТНЕЧТО, ЧЕГО ЕЩЕ НЕТ: ВЕСЬ ПОСТОЯННО РАСТУЩИЙ МИР ЦЕННОСТЕЙ, КРАСОК, ВЕСА,ПЕРСПЕКТИВЫ, ЛЕСТНИЦЫ УТВЕРЖДЕНИЙ И ОТРИЦАНИЙ. НАЙДЕННЫЕ НАМИ ПОЭТИЧЕСКИЕВЫМЫСЛЫ СТАНОВЯТСЯ РУКОВОДСТВОМ ДЛЯ ТАК НАЗЫВАЕМЫХ ПРАКТИЧЕСКИХ ЛЮДЕЙ, ПРИЗВАННЫХПРЕВРАЩАТЬ ИХ В ПЛОТЬ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ, ДАЖЕ В ПОВСЕДНЕВНОСТЬ…  Я ЛЮБЛЮ ТОГО,КТО НЕ ИЩЕТ В НЕБЕСАХ, ЗА ЗВЕЗДАМИ, ОСНОВАНИЯ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ПОГИБНУТЬ ИПРИНЕСТИ СЕБЯ В ЖЕРТВУ, ТОГО, КТО ПРИНОСИТ СЕБЯ В ЖЕРТВУ ЗЕМЛЕ, ЧТОБЫКОГДА-НИБУДЬ, ОНА СТАЛА ЗЕМЛЕЙ СВЕРХЧЕЛОВЕКА.
ЧЕЛОВЕК — ЭТО КАНАТ, ПРОТЯНУТЫЙ МЕЖДУ ЖИВОТНЫМ И СВЕРХЧЕЛОВЕКОМ, ЭТО КАНАТ НАД ПРОПАСТЬЮ.ВЕЛИЧИЕ ЧЕЛОВЕКА В ТОМ, ЧТО ОН МОСТ, А НЕ ЦЕЛЬ, И ЛЮБВИ В НЕМ ДОСТОЙНО ЛИШЬ ТО,ЧТО ОН ПЕРЕХОД И УНИЧТОЖЕНИЕ. ЧЕЛОВЕК ПОГИБНЕТ И ПРИДЕТ НА ЕГО МЕСТО СВЕРХЧЕЛОВЕК… Я ЛЮБЛЮ ТОГО, КТО ЖИВЕТ РАДИ ПОЗНАНИЯ И СТРЕМИТСЯ ПОЗНАВАТЬ ВО ИМЯ ТОГО, ЧТОБЫЖИЛ НЕКОГДА СВЕРХЧЕЛОВЕК.
БРАТЬЯ МОИ, ОСТАВАЙТЕСЬ ВЕРНЫМИ ЗЕМЛЕ ВСЕЙ СИЛОЙ СВОЕЙЛЮБВИ. ПОДОБНО МНЕ ВОЗВРАЩАЙТЕ ЗЕМЛЕ ЗАБЛУДИВШУЮСЯ ДОБРОДЕТЕЛЬ, И ПУСТЬ ОНАДАЕТ ЗЕМЛЕ СВОИ СИЛЫ, ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ СИЛЫ».
Ф. Ницше

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ИМЕЕТ ЛИ ПРАВО — ТВАРЬ ДРОЖАЩАЯ?
Многие прикидывались белокурыми бестиями, хотябестиальности в них не хватало и на одну морскую свинку.
Р.  Хух
Духовноесовершеннолетие человека сигнализируется неким кризисным переживанием в самомэпицентре его эгоистичного Я. Он осознаёт, что всё его формирование протекалодо сих пор как бы без его личного ведома и участия. Прирученный, с ранних лет,мощным традиционным аппаратом навыков, норм и ценностей (воспитание,образование, мораль, религия, наука), он с какого-то момента начинает ощущатьэто опекунство — как бремя и личную несвободу. В этот момент, ему в рукипопадает библия Ницше и этот индивид, вследствие своей духовной бедности,начинает буквально воспринимать все призывы Заратустры, не приложив приэтом, и капли старания, чтобы за силою фраз увидеть подлинный смысл изречений,а не саму силу. И вот — новоиспеченный «фюрер», возомнив себя«белокурой бестией», уже мчится утолить жажду своего эгоизма и желания власти.
Врусской литературе, эта проблема освещена особенно ярко, в романе Достоевского«Преступление и наказание»: «Мне надо было узнать тогда, и поскорее узнать,вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсьли нагнуться и взять, или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею...»
            Вот основныеэлементы особого аспекта сознания индивида, желающего утвердить себя в качестве«сверхчеловека», находящегося «по ту сторону» нравственных норм иморальных законов, значимых — по его мнению, лишь для «обыкновенных»людей, но отнюдь не для «избранных»: искреннее убеждение в полнейшемотсутствии «высшей правды», возникающее при виде несправедливостей,творящихся вокруг, к тому же, усиленное личными бедами и переживаниями, приводятк стремлению утвердить эту «правду» самому, на свой страх и риск.Или, иначе говоря, вывод о том, что «правды нет — и выше», полученныйна основе констатации факта отсутствия ее на «земле», рождаютстремление установить «свою» правду, взамен отсутствующей — как наземле, так и на небе; размышления о том, как бы осчастливить человечество,утвердив среди людей «свою» правду, приводят к осознанию того, чтокое-какая правда меж людишками все-таки обретается. А значит, с одной стороны,есть Я со своей правдой (разумеется, «высшей»), а с другой –обыватели, с их кое-какими «правдёнками», не выдерживающими — строгого логического анализа; к примеру, тоже «не убий» — попирается на каждомшагу, а потому гроша ломанного не стоит. И вот тут «высшая»(самоличная) правда сталкивается с общечеловеческими «правдёнками», иЯ прикидывает, в какой мере можно принести их в жертву, облагодетельствовавэтим все  человечество. Однако! Подобные метафизические опыты, производимые вцелях утверждения абсолютности своей «правды», при чем для того,чтобы понять, кто есть Я, на самом-то деле –  осуществляются не над самимсобою, а над «другими»!
Вотприблизительная формула того, как появляются эти «высшие натуры»,«господа будущего», с их желанием устанавливать различие между — непременно гениальным Я и обязательно бездарными — «другими»,привыкая смотреть на этого последнего как на материал истории и объектразнообразных импровизаций. И вот, они уже пытаются подражать«сверхчеловеку» — также, но по своему, возвращаясь к диким зверям (ноотнюдь не к их невинной совести), и уже как реальные торжествующие чудовища — идут с устроенной ими ужасной «смены» убийств, поджогов, разгромов инасилия над всем живущим с гордостью и душевным равновесием — уверенные, чтопоэты теперь надолго будут иметь тему для творчества и прославления.
Практическиединственно возможной формой правления подобной «аристократии»является организация типа фашистской. И хотя  такая организация неизбежновызовет оппозицию и, вероятно, как уже не раз доказала история, будет побежденав войне, — она вскоре станет ни чем иным, как полицейским обществом, гдеправители живут в постоянном страхе быть убитым, а герои заключены вконцентрационные лагеря и психиатрические клиники.  В таком обществе доверие ичестность подорваны завистью, а предполагаемая «аристократия»вырождается в кучку алчных трусов.
            Кровавыйслед, который оставили в истории нелюди, возомнившие себя «сверхчеловеком», ещедолго будет потрясать умы потомков. Но не сам Ницше вдохновил их, а учения еговоинствующих лжепоследователей, то есть их интерпретация его идей до крайностиисказившая великие мысли философа, доводя их до абсурда, и превращая самогомыслителя в шовиниста и человеконенавистника. К примеру, идеологи«германо-фашистского мифа», в свое время, ухватившись за рассуждения Ницше иистолковав их на свой манер, объявили войну «слабым», то есть тем,кого следовало бы по их мнению, поработить, или уничтожить ради процветаниявысшей расы истинных арийцев, а чтобы допропорядочных граждан не мучила совесть,каждому унтер-офицеру вручили тщательно подобранный «цитатник» Ницше– на, дескать, почувствуй себя «сверхчеловеком».
Ницше,действительно видел прообразы сверхчеловека в римском, арабском, германскомдворянстве, в гомеровских героях, в скандинавских викингах. Оценивая моральныекачества, Ницше называл, идеалом, близким к сверхчеловеку — Цезаря, Макиавелли,Наполеона. Однако, возникновение сверхчеловека он не связывал с какой — либо изсуществующих рас! Сверхчеловек – это высшая гармония, сочетающая в себе не толькофизическое совершенство, но и  высокие моральные и интеллектуальные качества, атак же  врождённые благородство и аристократизм. Кроме того, сверхчеловекявляется членом высшего класса не в силу своего рождения, а предназначен кэтому  внутренней природой. А это означает, что сверхчеловек  настолько«выше» современного человека, что образует абсолютно новый, особыйбиологический тип человека будущего. Поэтому — возможность появлениясверхчеловека, может дать отнюдь не оружие, а осознание необходимости подняться над прежним уровнем развития, и не ради произвола и господства наддругими, а ради нового бытия, к которому нынешний человек, по сути своей, еще простоне готов! Таким образом, философия Ницше находилась в полном противоречиине только с идеологией и практикой фашизма, но и не соответствует идеям любыхформ проявления массового сознания.
Заглянувв кошмарную бездну грядущего, Ницше ужаснулся от открывшегося ему там. Он — почувствовав, что наступающий век несет с собою нечто ужасное, как ни кто,призывал к вознесению в мир истинной и чистой свободы интеллекта. Он знал, чтостарая эпоха умирает, а в ее предсмертных конвульсиях родятся страшныетоталитарные режимы.«Грядет время, когда будут вести борьбу загосподство над землей, и ее будут вести во имя фундаментальных философскихучений» Яркий пример того, что профессор не бредил: национал-социализм вГермании и большевизм в России.
Вперединовое тысячелетие — век дракона, а значит мудрости, но предсказание Ницшеостается в силе, а по сему — идеям Фридриха Ницше суждено быть не столькофилософским наследием, сколько ареной политических битв.
P.S.
Упорноенежелание homo sapiens быть разумным, слепо подчиняясь своим идолам, привелоне только к исполненному жалости, но при этом безучастному созерцанию Христа накресте, а Ницше в дурдоме, но и идиотизму, уже погубившему великоепредназначение учений Христа, и вновь сыгравшему злую шутку с очередным«спасителем».
Вотони описанные Ницше «добрые» люди, не боящиеся воевать даже с самойприродой, и осуждающие все и вся кроме собственной глупости. Именно те, кто ужеоднажды испохабил великую добродетель, фанатично повинуясь проповедям попов,бездумно цитирующих библию, и по этой причине привык подставлять под удархозяйского сапога, не только обе щеки, но и задницу, искренне считая себя приэтом истинными христианами, которые следуют слову божьему! Именно они так жефанатично повинуясь уже земным идолам, столь же бездумно воплощяющих идеологиюалчных политиков, наоравшись на митингах — шли резать друг друга полагаясь накажущуюся незыблимость довольно краткосрочных политических идеалов.
Ивот результат — все попытки этих богопослушных граждан достучатся до«небес» привели не то чтобы к отсутствию «манны небесной»,а вообще к отсутствию результата. Причина — простое не понимание или не желаниепонять, что вместо стенаний: «Господи спаси!», с протянутыми вверхруками, им нужно было лупить себя по башке с криком типа: «эй, кто-нибудьдома есть?». И не пришлось бы в угоду барским амбициям снимать с себяпоследнюю рубашку! И не пришлось бы гонятся по всему миру за«бритоголовыми». И не было бы ни Вальпургиевой ночи со«староверами», ни Гулага с Халокостом. Так нет же вместо того чтобыразобраться в себе — человечеству пришло в голову (и вполне серьезно!) обвинитьстрелку барометра — в наступлении урагана.
Отсутствие реакции неба в ответ безумиям творимым наземле, а так же появление науки как меры всех вещей привели некоторых бывшихобразцовых прихожан под знамена атеизма, а значит к транспаранту типа:"извинить бога может только то, что он — не существует", то естьони не то чтобы не простили Богу нежелание обратить на них внимание, а попростууничтожили его – не подразумевая, что Бог, в сущности, это их же совесть. Итак, раз Бога нет то напрашивается вывод: «Ура ребята — всепозволено!»; значит ни кто не контролирует сознание, ведь закон толькорегулирует действия; и под лозунгами типа: «Не боги горшки обжигают»или «Человек – царь природы», прогрессивная часть человечестваринулась становиться богами, с неутомимым усердием добиваясь экологическихкатастроф и неизлечимых болезней.  Но этого мало и устав от трудов«праведных», эти цари — создали массовую культуру, которая смогла быразвлечь их, а значит отвлекла от умственной деятельности, что в сущностинаправлено на полную деградацию разума и личности – по определению. И вот тутпогрязнув в грехе и разврате, задыхаясь от созданных им же средств ксамовыражению (насилие, наркотики и т. п.) человечество вновь заговорило онравственности. Кто-то глядя на бессилие науки в объяснении сверхестественноговновь побежал каяться, а кто-то нахватавшись цитат Ницше начал выращиватьСверхчеловека, причем не в своей душе (о которой забыл вместе с богом), а вреальном мире, с реальным освобождением себя от морали вообще! Причем чисто почеловечески (слишком по человечески) либо примерив маску «белокуройбестии», естественно с реальной войной против слабых и неугодных, либопопытками подыскать подходящего царя, естественно с полной самоотдачей и слепымпоклонением оккультным гербам.
Извсех уроков прошлого человечество выделило и зафиксиравало в монументах толькоте, которые имели самые ужасные и кровавые последствия, причем навешав ярлыковс обвинениями куда угодно кроме себя. Так может хватит искать новых«царей»? Может стоит прислушаться к голосу разума? К примеру хотя быпопытаться адекватно оценить причины «войны», в которой насмертьбился полуживой мыслитель с ложью тысячелетней истории человечества.
Главной ценностью нравственного учения Ницше, безсомнения, является идея возвышения человека, преодоление всего мелочного,обыденного, незначительного для жизни. Никто до и после него с такойпрозорливостью не смог  предвидеть всю опасность общества маленьких, серых,покорных людей. В своих нравственных оценках он стремился идти от индивида,причем сам индивид рассматривался как бесконечно становящаяся ценность, какпрогресс, как неисчерпаемость. По Ницше, человечество — это целостность,проявляющаяся через различие, а отсюда и неприятие им любой социальной системы,построенной либо на безмерном подчинении какой-либо одной идеологии, либо напринципах утилитаризма и прагматизма, где обесценено главное — личность, ееиндивидуальность и неповторимость.
Кроме того, одним из аспектов философского ученияНицше является критика христианской морали. Отмечу, что здесь Ницше говорил охристианстве — исконно нашем, доморощенном, слишком человеческом, то естьнапрочь оторванном от истинного предназначения учений самого Христа. Для Ницшехристианство стало символом зависимого, униженного, смиренного, а стало быть«несчастного» сознания. Внемлите же! Ведь эта точка зрения немецкогомыслителя весьма актуальна для России сегодня, в связи с весьмараспространенным мнением о том, что религия едва ли не единственнаянравственная спасительница страны, дескать только она способна дать человекуподлинный подъем духа; только она «скрепляет нацию»; она«наиболее действенное средство массового воспитания морали», так какона «дает общедоступное представление о нравственности, без которогомораль не существует». Трудно сказать, что больше в этом признании:реальной потребности в массовом воспитании («творцов»), или все жепотребности в воспитании «масс», исполненной снисходительной заботы орабочей силе (о «твари»), которая только благодаря религии сможет статьнравственной? Ницше верил в возможности самого человека («творца» вчеловеке) — единственного творца самого себя и своей истории. Читайте Ницше! — но осторожно! – взрывоопасность его учения, все так же, если не более,актуальна для нашего времени — с его огромными запасами средств для уничтоженияжизни на планете. И только (подчеркиваю) вооружившись добродетелямиправильного чтения можно понять, что Ницше заставляет — думать, сравнивать,размышлять, а не зовет на баррикады! И тогда, услышав голос разума — своегоразума, победить наконец «тварь» внутри себя!

СОДЕРЖАНИЕ
 
ВВЕДЕНИЕ
            БОЛЬШЕ- ПОЛЕ БИТВЫ, ЧЕМ ЧЕЛОВЕК                                                                                                               3
ЛИЧНОСТЬ ФРИДРИХА НИЦШЕ
КАК СТАНОВЯТСЯ СОБОЙ                                                                                                                          6
РОЖДЕНИЕ ТРАГЕДИИ                                                                                                                                 9
ТАК ГОВОРИЛ ЗАРАТУСТРА                                                                                                                      15
КАК ФИЛОСОФСТВУЮТ МОЛОТОМ                                                                                                      18
 
УЧЕНИЕ НИЦШЕ О СВЕРХЧЕЛОВЕКЕ
ИДЕАЛ ЧЕЛОВЕКА – СВЕРХЧЕЛОВЕК                                                                                                   22
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ИМЕЕТ ЛИ ПРАВО ДРОЖАЩАЯ ТВАРЬ?                                                                                                28
P. S.                                                                                                                                                                         29

ЛИТЕРАТУРА
ФридрихНицше   Сочинение в 2-х томах  / Под ред. К. А. Свасьян /
            Издательство«Мысль», Москва 1990 г.