МОУ «Средняя общеобразовательная школа № 27».
Тема:
Константин Бальмонт,
биография и творчество.
Выполнила:
Бакирова Анна Александровна,
Ученица 11 класса.
Проверила:
Пестрякова Светлана Григорьевна,
Учительница литературы.
Г.Омск.
2011г.
Содержание.
1. Вступление.
2. Биография.
2.1. Поиски себя.
2.2. «Звездное десятилетие» и «злые чары».
2.3. Восхождение из бездны.
3. Творчество.
4. Анализ стихотворения К.Бальмонта.
5. Список литературы.
1.Вступление.
«Если бы мне дали определить Бальмонта одним словом, я бы, не задумываясь, сказала: Поэт» – писала Марина Цветаева в очерке «Слово о Бальмонте». И, поясняя свою мысль, которую несколько странно было услышать от поэта в век поэзии, продолжала: «Не улыбайтесь, господа. Этого бы я не сказала ни о Есенине, ни о Мандельштаме, ни о Маяковском, ни о Гумилеве, ни даже о Блоке, ибо у всех названных было еще что-то кроме поэта в них. Большее или меньшее, лучшее или худшее, но – еще что-то. В Бальмонте, кроме поэта в нем, нет ничего. Бальмонт – Поэт – адекват. На Бальмонте – в каждом его жесте, шаге, слове – клеймо – печать – звезда поэта». И далее, процитировав пушкинские строки: «Пока не требует поэта // К священной жертве Аполлон…» – Цветаева говорила о неприменимости их к Бальмонту: «Бальмонта Аполлон всегда требовал, и Бальмонт в заботы суетного света никогда не погружался, и святая лира его никогда не молчала, и душа хладного сна никогда не вкушала…» и т.д. (Цветаева М.И. Собр. Соч. в 7-ми тт. М., 1994. Т. 4., С. 271). Восторженный тон очерка отчасти обусловлен ситуацией: он был написан в 1936 г. к 50-летнему юбилею творчества Бальмонта, и имел целью привлечение внимания эмиграции к забытому, больному и сильно нуждающемуся поэту. В других своих подобных эссе Цветаева несколько более критична. Она говорит о «нерусскости» Бальмонта: «В русской сказке Бальмонт не Иван-Царевич, а заморский гость, рассыпающий перед царской дочерью все дары жары и морей. У меня всегда чувство, что Бальмонт говорит на каком-то иностранном языке, каком – не знаю, бальмонтовском» (Цветаева М.И. Герой труда. – в кн.: Цветаева М.И. Пленный дух. Воспоминания о современниках. Эссе. СПб., 2000. С. 88).
Приведенные суждения Цветаевой о Бальмонте, как почти все у нее, субъективны, но очень метки, и сами по себе дают достаточно емкое представление об этом поэте. Емкое, но, конечно, далеко не исчерпывающее. Судьба Бальмонта – и человеческая, и литературная, — это история взлетов и падений, громкой славы и долгого забвения, ниспровержения и возвращения, отрицания и утверждения. Считать ли его классиком – вопрос дискуссионный. Что-то у него можно принять, что-то – трудно, что-то – невозможно. Но для христианина жизненный путь этого поэта примечателен, прежде всего, как свидетельство удивительной милости Божией к человеку, удивительного Его долготерпения, как свидетельство того, что Бог не оставляет человека даже тогда, когда сам человек, казалось бы, навсегда оставил Бога.
2.Биография.
«Заморским гостем» был Бальмонт в русской поэзии. Экзотично звучала и его фамилия, заставляя предположить «заморские» корни. Возможно, они и были, но документальных подтверждений тому нет. Более того – по документам (на которые ссылается в жизнеописании поэта его вторая жена – Е.А. Андреева-Бальмонт) прадед его был помещиком Херсонской губернии с совсем прозаической фамилией: «Баламут». С течением времени «Баламут» как-то превратилось в «Бальмонт». Странное объяснение, противоречит законам текстологии. Скорее наоборот: иноземную фамилию помещика народ приспособил к своему пониманию. Но, так или иначе, очевидно одно: среди предков поэта попадались большие оригиналы, и в этом смысле он был верным представителем своего рода. Впрочем, ни отец его, Дмитрий Константинович, ни братья, которых у него было шестеро, ничем особенным среди людей своего круга не выделялись – кроме, может быть, старшего брата, Николая, но тот умер 23-х лет от роду.
Еще одна странность: все родственники поэта произносили свою фамилию с ударением на первый слог, поэт же «из-за каприза одной женщины» перенес ударение на второй, отчего современники-поэты рифмовали ее со словами «горизонт», «Геллеспонт», «Креонт».
Константин Дмитриевич Бальмонт родился 3 (15) июня 1867 г. в селе Гумнище Шуйского уезда Владимирской губернии. В семье он был третьим сыном, всего же, как уже было сказано, сыновей было семеро, а дочерей – ни одной. Казалось бы, в такой семье должны были сформироваться суровый мужской характер и предпочтение к мужскому обществу. Между тем, парадоксальным образом в характере Бальмонта было что-то неистребимо-женственное, – в какие бы воинственные позы он ни вставал, – и всю жизнь ему были ближе и роднее женские души. Сам он считал, что именно отсутствие сестер пробудило в нем потребность их иметь, вызвало особый интерес к женской природе. Вероятно, уважение к женской личности развилось в нем и от общения с матерью. Вера Николаевна Бальмонт (урожденная Лебедева), была женщиной властной, сильной, образованной, хорошо знала иностранные языки, много читала, не была чужда некоторого вольнодумства (в доме принимали «неблагонадежных» гостей). Раннее детство будущего поэта прошло в деревне. «Мои первые шаги, вы были шагами по садовым дорожкам среди бесчисленных цветущих трав, кустов и деревьев, — писал впоследствии Бальмонт, выражаясь обычным своим вычурным слогом, — Мои первые шаги первыми весенними песнями птиц были окружены, первыми перебегами теплого ветра по белому царству цветущих яблонь и вишен, первыми волшебными зарницами постигания, что зори подобны неведомому Морю и высокое Солнце владеет всем» (Бальмонт К.Д. На Заре. – в кн. Бальмонт К.Д. Автобиографическая проза. М., 2001, С. 570). Бальмонт много вспоминал свое детство, детские впечатления – описывая все это с каким-то женственным умилением.
Помню я, бабочка билась в окно,
Крылышки тонко стучали.
Тонко стекло и прозрачно оно,
Но отделяет от дали.
В мае то было. Мне было пять лет.
В нашей усадьбе старинной.
Узнице воздух вернул я и свет
Выпустил в сад наш пустынный.
Если умру я и спросят меня:
«В чем твое доброе дело?» –
Молвлю я: «Мысль моя майского дня
Бабочке зла не хотела".
Бальмонт немного кокетничает «детскостью» своей души. Эта «детскость» в нем сохранялась всю жизнь – друзья считали ее искренней, недруги – притворной. И те, и другие имели основания для такого суждения. Но все же, в какие бы бездны не бросался поэт впоследствии, то, что от природы душа его была отзывчивой, доброй и чистой – это истинная правда.
Когда пришло время отдавать старших детей в школу, семья переехала в Шую. Однако переезд в город не значил отрыва от природы. Шуйский дом Бальмонтов, окруженный обширным садом, стоял на живописным берегу реки Тезы; кроме того, отец, страстный любитель охоты, часто наведывался в Гумнище. Сын Костя сопровождал его чаще других. Детство, проведенное среди природы, сближает Бальмонта с Буниным – но до чего по-разному преломились в них сходные впечатления! Может быть, потому, что если для Бунина «смежным искусством» была живопись, то для Бальмонта, несомненно, – музыка.
В 1876 г. Костя Бальмонт поступил в подготовительный класс гимназии. Сначала учился хорошо, потом ученье наскучило, и внешняя успеваемость снизилась, зато пришла плодотворная пора запойного чтения: Майн Рид и Гоголь, Диккенс и Пушкин, Гюго и Лермонтов – одно книжное впечатление сменяло другое, многие книги – французские и немецкие – мальчик читал в подлиннике. Под впечатлением прочитанного он сам начал писать стихи, но первые пробы пера, сделанные в десятилетнем возрасте, не понравились матери, и это на какое-то время остановило его, серьезное же сочинительство началось с 16 лет.
В 17 лет, будучи еще гимназистом, Бальмонт стал участником революционного кружка. Обращение к революции было, как многое в его жизни, — от противного: «Потому что я был счастлив, и мне хотелось, чтобы всем было так же хорошо. Мне казалось, что, если хорошо лишь мне и немногим, это безобразно» (Бальмонт К.Д. «Революционер я или нет» — Автобиографическая проза. С. 452). Через некоторое время деятельностью кружка заинтересовалась полиция, некоторые члены его были арестованы, некоторые – в том числе и Бальмонт – отчислены из гимназии. Мать стала добиваться для сына возможности доучиться в другом месте, и в конце концов разрешение было получено: Бальмонт был принят в гимназию г. Владимира. Жить ему пришлось на квартире у учителя греческого языка, который ревностно исполнял обязанности «надзирателя». Когда в декабре 1885 г. Бальмонт опубликовал свои первые стихи в журнале «Живописное обозрение», «надзиратель» был весьма недоволен и запретил подопечному подобные опыты вплоть до окончания гимназии. Неудивительно, что от гимназии у Бальмонта остались самые тяжелые впечатления.
2.1.Поиски себя
«Кончая гимназию во Владимире-губернском, я впервые познакомился с писателем, — вспоминал Бальмонт, — и этот писатель был не кто иной, как честнейший, добрейший, деликатнейший собеседник, какого когда-либо в жизни приходилось мне встречать, знаменитейший в те годы повествователь Владимир Галактионович Короленко» («На заре». – «Автобиографическая проза». С. 571). Писатель тогда приехал во Владимир, и знакомые Бальмонта передали ему тетрадь стихов начинающего поэта. Короленко отнесся к ним серьезно и, прочитав стихи, написал гимназисту обстоятельное письмо. «Он писал мне, что у меня много красивых подробностей, успешно выхваченных из мира природы, что нужно сосредоточивать свое внимание, а не гоняться за каждым промелькнувшим мотыльком, что никак не нужно торопить свое чувство мыслью, а надо довериться бессознательной области души, которая незаметно накопляет свои наблюдения и сопоставления, и потом внезапно все это расцветает, как расцветает цветок после долгой невидной поры накопления своих сил» (Там же. С. 572).
В 1886 г., окончив, наконец, ненавистное учебное заведение, Бальмонт поступил на юридический факультет Московского университета. Юридические науки привлекали его мало – он по-прежнему предпочитал самообразование, изучал языки и, как многие вольнолюбивые молодые люди, увлекался освободительными идеями. Вскоре в университете был введен новый устав, ограничивавший права студентов, начались студенческие волнения, зачинщики были отчислены. Среди зачинщиков оказался и Константин Бальмонт. Три дня пришлось провести ему в Бутырской тюрьме (как раз те «три дня», которые необходимы были русскому интеллигенту, чтобы потом всю жизнь говорить, что и он «страдал за народ»). Потом он прожил год в родной Шуе, много читал, — в частности, увлекся поэзией Шелли. Увлечение со временем переросло в серьезную многолетнюю работу: Бальмонт задумал перевести все собрание сочинений английского поэта, чтобы дать читателю «русского Шелли».
Из облачка, из воздуха, из грезы,
Из лепестков, лучей и волн морских
Он мог создать такой дремотный стих,
Что до сих пор в нем дышит дух мимозы.
И в жизненные был он вброшен грозы,
Но этот вихрь промчался и затих.
А крылья духов, – да, он свеял их
В стихи с огнем столепестковой розы.
Но чаще он не алый – голубой,
Опаловый, зеленый, густо-синий, –
Пастух цветов, с изогнутой трубой.
Красивый дух, он шел – земной пустыней,
Но – к морю, зная сон, который дан
Вступившим в безграничный Океан. («Шелли»)
Это уже – типичный Бальмонт. Правда, стихи эти написаны много позже, – они вошли в сборник 1917 г. «Сонеты солнца, меда и луны». Но родственную душу в английском поэте-романтике Бальмонт почувствовал уже тогда, в годы юности, когда сам писал стихи, во многом следуя влиянию кумира тогдашней молодежи — Надсона. Вот один из первых его опытов, из тетради, переданной Короленко.
Бог создал людям светлый мир,
Дал нам свободную природу, -
Они восставили кумир,
Забыли братство, честь, свободу.
Он нам Спасителя послал,
Чтоб вняли слову примиренья, -
Его насмешкою распял
Народ в порыве озлобленья.
Христос на землю вновь сойдет, -
И вот, тревогой не волнуем,
К нему Иуда подойдет
С своим злодейским поцелуем.
(«Из тьмы в тьму» – Цит. по кн.: Куприяновский П.В., Молчанова Н.А. Поэт Константин Бальмонт. Биография. Творчество. Судьба. Иваново. 2001. С.30).
Как не вспомнить надсоновские стихи:
Христос! Где Ты, Христос, сияющий лучами
Бессмертной истины, свободы и любви!
Взгляни, – Твой храм опять поруган торгашами,
И меч, что Ты принес, запятнан весь руками,
Повинными в страдальческой крови!...
Модернистская критика впоследствии заклеймила Надсона как никудышного поэта с «честными» порывами – это представление о нем было подхвачено последующим литературоведением. Но причиной такой оценки было не столько качество стихов Надсона, сколько стремление «новых поэтов» возвыситься на его фоне. Конечно, Надсон еще находится в рамках традиционной поэтики XIX в., но, по крайней мере, музыкальностью своего стиха он уже близок эстетике символизма. Не так уж плохи и первые стихи Бальмонта – хотя нечто подобное тогда писали многие. Конечно, видно, что в ту пору он еще не нашел своего, неповторимого стиля, но заслуживает доброго слова та чистая тональность, которая в них слышится. Пусть увлечение идеями «братства, чести, свободы» были в значительной мере данью общему настроению, но эти его убеждения были искренни и в тот период вырастали из христианского чувства сострадания. Еще несколько лет – пока он не вошел в роль «демона» — эта чистая тональность звучала в его стихах.
Одна есть в мире красота, -
Не красота богов Эллады,
И не моря, не водопады,
Не гор весенних чистота.
Одна есть в мире красота
Любви, печали, отреченья
И добровольного мученья
За нас распятого Христа.
Понадобилось много лет и много жизненных испытаний, чтобы поэт вновь вернулся к этой мысли.
В 1888 г. Бальмонт возобновил занятия в Московском университете, но опять ненадолго. Он жаловался на «нервное расстройство». Но главной причиной была любовь. В сентябре 1888 г., находясь в Шуе, Бальмонт познакомился с «ботичеллиевской красавицей», Ларисой Михайловной Гарелиной (1864 – 1942), и учеба отошла на второй план. Знакомству способствовала мать Бальмонта, но она же резко воспротивилась, когда сын заговорил о женитьбе. Тем не менее юноша был непреклонен в своем решении и готов был порвать с собственной семьей. «Мне еще не было двадцати двух лет, когда я, бросив университет, в 1889 г. женился на красивой девушке, — вспоминал он, — и мы уехали ранней весной, вернее, в конце зимы, на Кавказ, в Кабардинскую область, а оттуда по Военно-Грузинской дороге в благословенный Тифлис и Закавказье» (Бальмонт К.Д. Волга. – Автобиографическая проза. С. 541). Это было первое большое путешествие в жизни поэта. Но свадебная поездка не была прологом к счастью. Брак оказался неудачным. Поссорившись с родителями, Бальмонт рассчитывал жить литературным трудом, но первый его поэтический сборник, вышедший в 1890 г., успеха не имел и почти не расходился. Жена не сочувствовала ни его литературным устремлениям, ни его революционным настроениям. К тому же, была страшно ревнива, а еще – пристрастилась к вину. Начались ссоры. Первый ребенок умер, второй – сын Николай – впоследствии страдал нервным расстройством. Потом, уже разойдясь с Бальмонтом, Лариса Михайловна вышла замуж за журналиста и историка литературы Н.А. Энгельгардта и мирно прожила с ним много лет (ее дочь от этого брака, Анна Николаевна Энгельгардт, стала второй женой Николая Гумилева). Было бы несправедливо считать первую жену Бальмонта его «вампирным гением» – просто, очевидно, она и он плохо сочетались друг с другом, поскольку оба были людьми неуравновешенными. Но тогда, в 1890 г. семейные неурядицы едва не стоили поэту жизни. Его стали посещать мысли о смерти и 13 марта 1890 г. он выбросился из окна. Травмы, хотя и тяжелые, непоправимых последствий не имели, если не считать хромоты, которая осталась у поэта навсегда.
Как многие люди, чудом спасшиеся от смерти, Бальмонт счел, что это спасение не случайно, и что в жизни его ждет высокое предназначение. Он еще более укрепился в решении заняться литературой и исполнился несокрушимой веры в себя. Выздоровев, отправился в Москву, чтобы завести литературные знакомства. Начало литературной деятельности его не было легким. «Мои первые шаги в мире поэтическом, вы были осмеянными шагами по битому стеклу, по темным острокрайним кремням, по дороге пыльной, как будто не ведущей ни к чему» («На заре» — «Автобиографическая проза» С. 570). Востребован он был, прежде всего, как переводчик. Его приняли несколько редакций, но особую поддержку оказал ему профессор Николай Ильич Стороженко (1836 – 1906). «Он поистине спас меня от голода и как отец сыну бросил верный мост, выхлопотав для меня у К.Т. Солдатенкова заказ перевести „Историю скандинавской литературы“ Горна-Швейцера, и, несколько позднее, двухтомник „Истории итальянской литературы“ Гаспари. Третьим другом моих первых шагов в литературе был наш великолепный москвич, знаменитый адвокат, князь Александр Иванович Урусов. Он напечатал мой перевод „Таинственных рассказов“ Эдгара По и громко восхвалял мои первые стихи, составившие книжки „Под северным небом“ и „В безбрежности“» (Там же. С. 573). А.И. Урусов (1853 – 1900) был блестящим знатоком поэзии французского символизма и немало способствовал приобщению своего молодого друга и к этой стихии.
2.2. «Звездное десятилетие» и «злые чары»
Став, можно сказать, профессиональным переводчиком, Бальмонт попал под влияние то