Советский солдат Второй мировой войны
В большинстве боевых донесений Второй мировой войны насоветско-германском фронте человеческий фактор в основном отсутствовал в кудабольшей степени, чем в любой другой предыдущей или последующей войне. Этовыглядит особенно парадоксальным, учитывая беспрецедентную жестокость даннойвойны и катастрофические человеческие страдания с обеих сторон. Для немецкойстороны это верно в меньшей степени, в отношении же советского солдата такоеявление проявлялось особенно сильно.
Массовые страдания охватывали одинаково генералов, офицеров,солдат и гражданских лиц; дань погибшими, ранеными и психологическиискалеченными исчислялась десятками миллионов. Так что отсутствию у этой войнычеловеческого лица не следует особенно удивляться — потребовалось свыше сорокалет для того, чтобы в России вообще в хоть какой-то степени обратились к вопросуо потерях. Для возможности постановки вопроса о потерях в качестве законнойтемы для дискуссий понадобился крах Советского Союза. И даже сейчас этадискуссия вращается вокруг полных чисел, которые, хотя и находятся едва ли неза пределами человеческого разумения, по-прежнему являются предметом жаркихспоров. И эта дискуссия даже отдаленно не касается более чем тяжкой судьбысоветского солдата. У него или у нее по-прежнему нет ни человеческого лица, ниличности. *
Эта неприятная действительность отражает самую природу тогогосударства, которому служил советский солдат. Идеологически тоталитарныйСоветский Союз рассматривал человека вообще как винтик в системе, важностькоторой намного превышала ценность людей как индивидов. Индивид страдал иприносился в жертву ради высшего блага общества, в данном случаесоциалистического коллектива, а коллектив, соответственно, отвечал принесеннымв жертву официально санкционированной эпитафией, которая, в свою очередь,прославляла погибших и искалеченных скрывая их боль под сияющей завесой славнойслужбы родине и партии. При доведении данной тенденции до крайности страданияотдельного индивида терялись среди бесчисленных рассказов о солдатах,бросающихся закрыть своими телами пулеметные амбразуры дотов и встать на пути унеизменно черных, со свастикой на броне, немецких танков. Почти накальвинистский лад этот солдат оправдывал себя через свои деяния — в данномслучае своим личным самопожертвованием ради партии и государства.
Конечно, в действительности политика играла намного болеезловещую и циничную роль. Тоталитаризм требовал безоговорочного повиновения иидеального исполнения на всех уровнях и очень болезненно относился к неудачам. Постоянноимея на заднем плане чистки, Сталин и партия требовали жертвовать всем — от общегодо частного. Вполне понятно, что при такой системе генералы и офицеры, страдаясами, стремились перекладывать всеподавляющую тяжесть этой жертвы на рядынижестоящих. Значительное большинство генералов, как недавно заметил одинрусский наблюдатель:
"… были составной частью сталинской тоталитарнойсистемы, которая рассматривала людей как всего лишь „ винтики ". Онисражались, как поется в популярной песне, по принципу „мы за ценой не постоим". Генерал армии Н.Г. Пащенко позже писал: „В действительности, несмотряна все оправдания, смертей на войне было много. Мы встречали много военныхруководителей и командиров, которые стремились достичь успеха, совершенно несчитаясь с потерями"".
Бывший советский генерал П.Г. Григоренко отразил эти взглядыв своих воспоминаниях. Григоренко стал офицером
Красной Армии в начале 1930-х годов, провоевал с отличием воВторой мировой войне, а после смерти Сталина в 1953 году в конечном итогепополнил собой ряды антисоветских критиков. В 1964 году его за эту откровеннуюкритику и призывы к реформам лишили звания, посадили в тюрьму и упрятали впсихиатрическую лечебницу. Преследуемый наряду с более знаменитым диссидентомАндреем Сахаровым, лауреатом Нобелевской премии мира, Григоренко в конце концовэмигрировал в Соединенные Штаты, где и написал воспоминания, нарисовавшиеоткровенную картину жизни в довоенной Красной Армии. *
Нарисованная Григоренко картина включала в себя уничтожающийанализ советского выступления в сражении на Халхин-Голе, где в августе-сентябре1939 года советские войска под руководством Жукова разгромили японские силы,оккупировавшие спорную территорию Монголии. Хотя официальные советские отчеты отех боях как тогда, так и сейчас хвалят Жукова и действия Красной Армии,Григоренко внес серьезные коррективы в подобный анализ, вскрыв присущие КраснойАрмии врожденные изъяны и показав черствое отношение командования к судьбепростого солдата:
«Но потери мы понесли огромные — прежде всего из-занеквалифицированности командования. Кроме того, сказывался характер ГеоргияКонстантиновича, который людей жалеть не умел… Человек он жестокий имстительный, поэтому в войну я серьезно опасался попасть под его начало».
Подводя итог, Григоренко добавлял:
«Бои на Халхин-Голе были описаны довольно серьезно. Работалнад этим большой коллектив офицеров, операторов из штаба фронтовой группы иПервой армейской группы [которой командовал Жуков]. Труд был исключительноделовой. В нем хорошо раскрыты недостатки в подготовке войск и офицерскихкадров. Детально описаны и разобраны боевые действия. Показано использованиеродов войск, тыла, недостатки командования. В нем нет прямых нападок на Жуковаи похвал Штерну [начальнику Жукова], но каждый прочитавший поймет, кто чегостоит».
Хотя, по словам Григоренко, доклад этот получил и «горячоодобрил» Генштаб, Жуков, после того как стал начальником Генштаба, «прочелего и отправил в архив». Григоренко добавил более сильно:
«Так книга, вскрывшая на небольшом боевом эпизоде текоренные пороки в боевой подготовке войск и офицеров, которые выявились воВторой мировой войне, оказалась упрятанной от офицерского состава. Радисохранения собственного престижа начальники в Советском Союзе готовы на любыеподлоги и обман, на нанесение любого ущерба государству и народу. А системаблагоприятствует этому».
Выдающийся советский военный историк А.М. Самсонов поддержалсуровые оценки Лащенко и Григоренко, добавив:
«В целом Ставка Верховного Главнокомандованияотносилась к человеческим потерям с непростительным бездумием. Иначе никакнельзя объяснить то упрямство, с которым мы иной раз, не считаясь с потерями,повторяли фронтальные атаки маловажных стратегических пунктов вместо того,чтобы обойти их… Очевидно, Сталин считал наши человеческие ресурсынеисчерпаемыми. А дело обстояло совсем не так. В 1942 и 1943 годах мы вынужденыбыли призвать на фронт семнадцатилетних и тех, кому недавно исполнилосьпятнадцать… * Мы извлекла из резервов сотни тысяч людей с предприятий Урала иСибири, в том числе и многих уникальных специалистов, и одели их в солдатскиешинели».
Служившие в полевых частях солдаты тоже писали, с немалымдля себя риском, о зачастую черством отношении старших командиров кчеловеческим военным потерям. Подполковник А.К. Конененко, начальник разведкишироко превозносимого 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала П.А. Белова,красноречиво, но с горечью писал о пережитом им во время рейда этого кавкорпусапо немецким тылам с января по июнь 1942 года: «Сколько жертв мы понеслииз-за желания командующего фронтом [Жукова] взять Вязьму!» И далее:
«Но хотя они выполнили свои задачи, Г.К. Жуковнеоднократно попрекал П.А. Белова тем, что корпус не смог взять Вязьму. В своихтелеграммах он постоянно демонстрировал такого рода ярость, жестокость,безжалостность и полнейшее пренебрежение к тысячам людей, их потребностям и ихжизням».
Еще один послевоенный аналитик добавил свой беспристрастныйанализ позиций отдельных генералов:
«Как демонстрирует анализ документов, публикаций ивоспоминаний, немалое число старших командиров, включая таких хорошо известныхкак Г.К. Жуков, И.С. Конев, Н.Ф. Ватутин, Ф.И. Голиков, А.И. Еременко, Г.И. Кулик,С.М. Буденный, К.Е. Ворошилов, С.К. Тимошенко, Р.Я. Малиновский, В.Д. Соколовский,В.И. Чуйков и некоторые рангом пониже, считавшие солдат „ пушечным мясом», воевали с максимальными потерями. С другой стороны, К.К. Рокоссовский,А.А. Гречко, А.В. Горбатов, Е.И. Петров, И.Д. Черняховский и несколько другихвоевали с минимальными потерями, но все же на требуемом профессиональном уровне.К несчастью, последние были в меньшинстве. Поэтому Астафьев был прав, когдазаявлял: „ Мы просто не умели воевать. Мы закончили войну, не умея воевать. Мыутопили врага в своей крови и завалили его своими телами ">/.
Хотя и ясно, что горькое суждение Астафьева отражалоподавленность его и всего общества из-за проигнорированных и забытых жертв, егозамечания определенно запечатлели действительность и ужас начального периодавойны. Другие, более официальные источники тоже отмечают безличный характерсистемы и писали о ее полнейшей неспособности определить масштаб человеческихжертв. Нынешний сотрудник Отдела индивидуальной регистрации безвозвратныхпотерь солдат и сержантов советской армии (в Центральном Архиве МинистерстваОбороны Российской Федерации) так описал безличные методы подсчета потерь ввоенное время:
«С первых дней войны из армейских полевых частей,соединений, крупных соединений и других учреждений начали поступать донесениясо списками погибших, пропавших без вести и т.д. военнослужащих. Одновременноприбывали списки из медицинских учреждений тыловых районов военных округов опотерях военнослужащих, умерших от ран, болезней и других причин.
Следует добавить, что сложная военная обстановка на фронтене всегда позволяю произвести полный подсчет потерь. Их зачастую записываликоличественно по акту, а не поименно. Поэтому уже с 1942 года начали вестирегистрацию [потерь] военнослужащих, основанную на заявлениях родственников».
Хаотический и черствый учет советских потерь в военное времяникак не улучшал той анонимности, которая окутывала существование солдата исамую его душу:
«Не забудьте, что миллионы солдат и сегодня по-прежнемуостаются непогребенными, а во время перезахоронения братских могил впослевоенные годы эти подсчеты делались очень неточно. Обычно, когдараскапывали места захоронений, учитывались только трупы, лежащие наверху. Вдобавоккомандование на всех уровнях преуменьшаю потери… Народный Комиссариат Обороны(НКО) приказомМ 138, датированным 15 марта 1942 года, отменил хорошо известныесолдатские медальоны, хотя и те охватывали далеко не всех. С15 апреля 1942 годаНКО прекратил поименно регистрировать потери. Поэтому такой поименный подсчетсоставляет лишь примерно треть от общего числа погибших советских военных. Эторазрешило списать миллионы погибших и живых с вводным примечанием „ пропавшиебез вести».
Оболваненный политическими и идеологическими склонностямисталинского режима и хаотическим и мучительным ходом боев, советский солдатоставался и большей частью до сих пор остается некой безликой гранью войны. Вполнеестественно, что эта безликость разрешала и даже поощряла рост и устойчивостьстереотипов.
Стереотипы
Учитывая послевоенное умалчивание характера и судьбы солдатаКрасной Армии, было столь же естественным и неизбежным, что нам пришлосьознакомиться с этой темой через призму написанного врагами Советов. А так как впослевоенной историографии о войне преобладали именно они, то первымипортретами анонимного советского солдата жителей Запада снабдили немецкиемемуаристы. Складывающийся из их писаний образ, обусловленный идеологией,национальными ракурсами, тянущейся еще с войны застарелой ненавистью ивосприятием «холодной войны», был неблагоприятным. Давая описаниесоветских солдат в качестве «надежной основы для правильной оценки военноймощи России», главный немецкий мемуарист, генерал Ф.В. фон Меллентин,снабдил западных читателей наиболее основательным и стойким описанием солдатаКрасной Армии. Уточняя свое описание словами, что «ни один культурныйжитель Запада никогда не поймет характера и души этих азиатов, рожденных ивыросших по ту сторону европейских границ», Меллентин тем не менееприложил все силы для создания внятного психологического профиля:
«Никогда нельзя заранее сказать, что предпримет русский:как правило, он шарахается из одной крайности в другую. Его натура так женеобычна и сложна, как и сама эта огромная и непонятная страна. Труднопредставить себе границы его терпения и выносливости, он необычайно смел иотважен, и тем не менее временами проявляет трусость… Русские оченьнепоследовательны: сегодня они не проявляют никакого беспокойства обобеспечении своих флангов, а завтра мысль о том, что их флангам угрожаетопасность, приводит их в ужас… Возможно, все это объясняется тем, что русскийне мыслит самостоятельно и не контролирует своих действий, а поступает взависимости от своего настроения, совершенно непонятного для жителя Запада. Егоиндивидуальность непрочна, она легко растворяется в массе; иное делотерпеливость и выносливость — черты характера, складывавшиеся в течение многихвеков страданий и лишений...
Одна из черт русского солдата — это столь непостижимое дляжителя Запада полнейшее презрение, к жизни или смерти. Русского совершенно нетрогает, когда он перешагивает через тела сотен своих погибших товарищей; с темже равнодушием он хоронит своих погибших соотечественников, и с не меньшимбезразличием встречает собственную смерть. Жизнь для него не представляетникакой особенной ценности: она нечто такое, что нетрудно выбросить.
С одинаковым безразличием русский солдат переносит холод ижару, муки голода и жажды. Неслыханные тяготы не оказывают никакого впечатленияна его душу. У него нет никаких истинных религиозных или моральных уз, а егонастроения попеременно колеблются между зверской жестокостью и искреннейдобротой. * В толпе он полон ненависти и необычайно жесток, один — бываетдружески настроен и великодушен. Эти качества характерны для русских I — жителейазиатской части страны, монголов, туркменов и узбеков, а также для славян,проживающих западнее Урала.
Русский солдат любит свою „матушку Россию “, поэтомуон дерется за коммунистический режим, хотя, вообще говоря, он не являетсяполитическим фанатиком...
Русский остается хорошим солдатом — всюду и в любых условиях.В век атомного оружия все это может иметь очень большое значение. Одним изглавных преимуществ России явится ее способность выдержать огромные разрушенияи кровопролитные бои, а также возможность предъявить необыкновенно тяжелыетребования к населению и действующей армии.
Проблема обеспечения войск продовольствием для русскогокомандования имеет второстепенное значение, так как русским фактически не нужноцентрализованного армейского снабжения… Такая близость к природе объясняетспособность русского стать как бы частью земли, буквально раствориться в ней.
Солдат русской армии — непревзойденный мастер маскировки исамоокапывания, а также полевой фортификации. Он зарывается в землю сневероятной быстротой и так умело приспосабливается к местности, что его почтиневозможно обнаружить...
До некоторой степени высокие боевые качества русскихснижаются их несообразительностью и природной леностью...
Стадный инстинкт у солдат настолько велик, что отдельныйбоец всегда стремится слиться с „ толпой ». Русские солдаты и младшиекомандиры инстинктивно сознавали, что, если они будут предоставлены самим себе,они погибнут. В этом инстинкте можно видеть корни как паники, так и величайшегогероизма и самопожертвования"".
Оставленный владельцем «незанятого поля» идорисованный фон Меллентином связный портрет никем не оспаривался, в последующиегоды он даже подкреплялся воспоминаниями и наблюдениями множества другихавторов мемуаров. Образ этот оказался настолько стойким, что еще один автор могзаметить в середине 1980-х:
«С точки зрения рядового солдата, основанной на опыте2,5 годов ближних боев, мы могли отличать друг от друга [советские этническиегруппы]. Мы точно знали, состоит ли эта рота большей частью из тех, кого мыназывали татарами — не мусульман, но людей с узкими глазами, отличающимися отнормального русского лица. Действительно, мы это видели. Мы захватывали их вплен – и в чем же заключалась разница? Во многих отношениях эти люди были дажеболее жесткими и безжалостными. Ни капли морали западного типа. Онирасстреливали всех — в том числе и раненых, и поэтому мы знали, что татарин впоследний миг выстрелит или бросит гранату, в то время как плосколицый русский,наверное, заплачет или зарыдает».
Как и в случае со всеми стереотипами, здесь смешаны правда ивымысел, окрашенные личными воспоминаниями и предубеждениями. Временами, кявной радости своего противника, советский солдат воплощал данный стереотип. Однаков другом случае он сбивал своего врага с толку, выбиваясь из стереотипа — обычнок большому удивлению и длительному сожалению противника.
Более печальная правда заключается в том, что Советы самибыли частично ответственны за торжество этих и других стереотипныхпредставлений о советском солдате. Советские власти не предпринимали и неразрешали никаких серьезных попыток изобразить психологию, роль, страдания илисудьбу собственных солдат во время войны. В то время как Сталин скрывал потерисоветских военнослужащих под непроницаемой завесой секретности, он, егополитические наследники и два поколения советских военных историков, работавшихв рамках его строгих указаний, создавали собственные стереотипные образыиндивидуального и коллективного самопожертвования советских солдат.
Это был образ непревзойденного солдатского героизма,противостоящего хорошо обученным и хорошо снаряженным ордам доселе непобедимойнацистской Германии. Ведомые преданностью социалистическим идеалам, солдатырегулярно самоотверженно бросались преградить путь наступающим массам немецкихтанков, нанося врагу невероятный ущерб. Они падали на гранаты, чтобы спастисвоих товарищей, бросались закрывать телами амбразуры вражеских дотов, кидалисьочертя голову на угрожающие пулеметы, жертвуя собой шли на таран вражескихсамолетов. Простые солдаты, сплошь рабоче-крестьянского происхождения, героиСоветского Союза, комсомольцы и члены партии, все одинаково бок о бок постояннопротивостояли почти неодолимому множеству врагов, и чаще всего одерживали верх,несмотря на страшное неравенство в силах.
Откровенно пропагандистский тон советской литературы всталинскую эпоху выжил и в послесталинскую эру, даже после хрущевскойдесталинизации и первого раунда гласности, разрешавшего и даже поощрявшего большуюправду о войне. Однако открытые хрущевским поколением страдания по-прежнемуносили безличный характер, подразумевающие потери, но лишенные цифр илинастоящего чувства. Воспоминания, истории отдельных воинских частей иисследования операций — даже те многие, которые были точны в главном — по-прежнемуобходили стороной человеческий фактор, оставляя Красную Армию времен войныбезликой. Это положение усугублялось советской политикой строгогоредактирования всей мемуарной литературы с целью гарантировать сохранение втайне человеческого лица войны и стараниями никак не поощрять подготовку илииздание настоящих солдатских дневников или писем. Короче говоря, советскийрежим никогда не пришел бы, да и не мог прийти к согласию с настоящими ужасамивойны по человеческим понятиям. Для того, чтобы советский народ смог этосделать, потребуется переворот и уничтожение режима — и даже теперь это будетнелегко.Источники
Сегодня, спустя свыше 40 лет после окончания войны, историкитолько начинают восстанавливать человеческое лицо солдата Красной Армии временвойны. Процесс этот по-прежнему идет медленно и болезненно — частично из-заостаточного нежелания российских властей бередить старые раны, а частично из-занехватки доступных источников, с помощью которых это можно сделать. Однакосырые материалы, необходимые для воссоздания человеческого лица, все-такисуществуют — хотя, вполне естественно, официальные запреты все еще препятствуютих полному обнародованию.
Однако, несмотря на опасность и невзирая на официальныйзапрет, удивительно большое число солдат и офицеров вело во время войныдневники. Многие другие уже после войны записывали свои впечатления, бросившиевызов судьбе и избежавшие недреманного ока цензора. Эти материалы выходят насвет только сейчас — и, несомненно, будут появляться в еще большем числе вбудущем. Вместе с ними существуют не искалеченные цензурой версииопубликованных мемуаров, которые теперь мало-помалу выходят в свет и открываютновую правду о человеческом факторе войны, особенно на высших командных уровнях.
Несмотря на эти постепенно всплывающие материалы, остаетсясамый большой пробел, относящийся к коллективному и индивидуальномупроисхождению, природе и судьбе простого солдата, у которого зачастую не былони времени, ни случая, ни желания запечатлевать пережитое им на бумаге. Здесьмы должны полагаться на слова лиц более высокого ранга или на немногочисленныемемуары и воспоминания, написанные простыми солдатами в относительно безопасныепослевоенные годы. К счастью, некоторые из этих мемуарных материалов ныне тожепоявляются в печати. К несчастью — у их авторов остается все меньше времени.
Есть еще много большей частью не исследованных документов,которые способны пролить свет на происхождение, природу и судьбу простогосолдата. Документы эти распадаются в основном на две категории: советскиесекретные исследования и немецкие архивные материалы. Немногие из существующихдокументов первой категории по своему характеру являются дидактическими исовпадают по основной интеллектуальной цели с прочими советскимивоенно-аналитическими трудами. Они создавались с санкции партии и Генеральногоштаба с целью лучше понять прошлое для того, чтобы военные в будущем проявлялисебя лучше. Те описания, которые уцелели в их трудах, отличаются «хирургическим»подходом: они фиксируют качество и состояние советского солдата на разныхэтапах войны с целью определить способность государства мобилизовать,развернуть свои силы и сражаться. Короче говоря, этим трудам предназначалось нескорбеть о прошлом, а скорее служить будущему.
Кроме того, в архивах различных военных ведомств, ведавшихживой силой, хранятся целые тома дел, которые дают полный обзор происхождения (впервую очередь социального), способностей и общей судьбы рядовых солдат. Постепеннооткрывающиеся советские архивы рассказали и могут рассказать еще много осоветском солдате 1941 года. Советские власти хранили архивы очень тщательно — инойраз к своей печали. Российский Государственный Военный Архив и различныеуправления Народного Комиссариата Обороны, ведающие вопросами живой силы (например,Главное Управление по начальствующему составу и Главное управление формированияКрасной Армии) содержат ответы на все значимые вопросы о солдатах и офицерахКрасной Армии. Немногие западные и российские историки, в том числе Роджер Ризи А.А. Маслов, только-только начали раскапывать и исследовать этипредставляющие громадную ценность материалы. Коль скоро их работа докажет, чтоэти откровения скорее играют положительную роль, чем представляют угрозу длягосударства, то, вероятно, станут доступными для изучения и другие материалы.
Вторая категория, охватывающая немецкие архивные материалы,также громадна, но большей частью еще не изучена. Отдел немецкой разведки«Иностранные армии — Восток» (Fremde Heere Ost) собирал, записывал, заносил в каталог, хранил и изучалсведения о советской живой силе с целью лучше понять способность СоветскогоСоюза выдержать ту войну. Большая часть этого материала представлена в видекартотек и обобщающих докладов по кадрам в конкретных частях Красной армии. Этисведения, многие из которых были собраны путем допроса военнопленных и осмотрател погибших советских солдат, весьма обширны и при должном анализе могут служитьисточником надежных данных о происхождении, подготовке и боевом духе советскогосолдата.
Главная слабость этого материала проистекает из того, чтовсерьез он собирался только с середины 1942 года, после того, как отдел «Иностранныеармии — Восток» был реорганизован и получил новый заряд энергии подначалом своего знаменитого главы, подполковника Рейнхардта Гелена. Архивныеданные по советскому солдату в 1941 году существенно менее основательны: оценкинемецкой разведки в то время основывались большей частью на действиях советскихвойск в Польской и Финской войнах. Более того, к 1942 году изрядная частькадровой Красной
Армии уже погибла — а вместе с ней и две третикрасноармейцев «призыва сорок первого года».Официальный образ
Основываясь на имеющихся ныне в наших руках фрагментарныхматериалах, можно сложить пестрящую пробелами мозаику происхождения, личных ипрофессиональных качеств советского солдата, принявшее невольное участие воперации «Барбаросса». Официальные сведения и документы неизменно описываютсоветского солдата как человека либо рабочего, либо крестьянского происхождения.Это в целом верно, поскольку идеология диктовала, что в Советском Союзе нет нисреднего, ни высшего классов, да и вообще каких-либо классов. Однако, несмотряна якобы бесклассовое общество, дети политического и хозяйственного руководства(номенклатуры) с большей вероятностью оказывались в рядах офицеров. Существоваланеофициальная классовая система, частично основанная на происхождении,этнической принадлежности и, временами, религии. В боевых частях преобладалиславяне — особенно в западных приграничных округах. Восточнее, в военныхокругах Кавказа, Средней Азии, Сибири и Дальнего Востока, командные посты ввоенных частях также занимали преимущественно славяне (с некоторымипримечательными исключениями), но среди рядовых процент неславянских народовбыл выше. Представители определенных групп (классовых, этнических и религиозных),верность которых представлялась сомнительной, отправлялись служить в небоевыхчастях (таких, как железнодорожные войска и трудовая армия), либо могли ивообще не призываться на службу.
Распределение по войскам определяли также преданность,образование, идеологическое рвение и интеллект. Например, в элитных частях,таких, как воздушно-десантные бригады и части НКВД, процент членов партии икомсомола был выше, чем в других родах войск. Артиллерия, механизированные ипротивотанковые подразделения забирали себе наиболее умных и способных солдат,а бойцы пограничных войск и других частей
НКВД были явно идеологически более подготовлены, чем солдатыдругих родов войск. Обобщенно говоря, кадровые войска лучше отвечали всемпредъявляемым к армии требованиям, чем бывшие территориальные силы или огромнаямасса полуобученных резервистов.
Официальный анализ боеготовности войск в западныхприграничных военных округах на июнь 1941 года был подготовлен в конце 1980-хгодов выдающимся военным ученым академиком А.Г. Хорьковым для Академии Генштабаимени Ворошилова.
Продукт горбачевской гласности, этот анализ продемонстрировалчитателю как безличный тон официальных исследований, сохранившийся даже на пикегласности, так и некоторые интересные факты о качестве призывников КраснойАрмии. В предвоенный период во всех военных округах проходили сборы и поверкипризывников. В ходе этих сборов проводилась регистрация призывного контингента,им читали лекции и разъясняли международное положение. Политико-моральноесостояние потенциальных призывников характеризовалось исключительно большимуровнем политического энтузиазма и повсеместным желанием служить в рядахКрасной Армии. В призывные комиссии поступало большое число заявлений о желаниипоступить на военную службу раньше срока или добровольно.
Хорьков отметил «постоянно растущуюпартийно-комсомольскую и рабоче-крестьянскую» прослойку среди новобранцеви привел в подкрепление своего утверждения следующие цифры: Военный округ Количество призывников Коммунистов Комсомольцев Рабочих Ленинградский 79 985 182 22 886 43 278 Западный особый 61 235 87 21 015 16 730 Киевский особый 145 720 197 48 860 31 671
После этого новобранцы постепенно вливались в ужесуществующие части и соединения (например, рота на полк), а затем проходилиразделенную на четкие этапы программу подготовки — в том числе подготовительную(три месяца) и программу полковых училищ (десять месяцев). По завершении этойпрограммы часть проходивших обучение назначались младшими лейтенантами, ноосновная масса оставалась рядовыми.
Несмотря на эту согласованную попытку обучения, по признаниюсамого Хорькова, «Уровень подготовки новобранцев в западных военныхокругах был очень низок. Это объяснялось прежде всего тем, что до службы вКрасной Армии молодые люди не проходили никакой допризывной подготовки, амногие из них были малограмотны или нуждались в медицинской помощи. Согласнодокладу командующего Киевским особым военным округом, среди призванных в 1941году новобранцев было следующее число лиц признанных годными, которые неотвечали требованиям службы в Советской Армии:
Командиры пытались найти решение, направляя молодыхновобранцев в другие округа. Поэтому среди 14 411 новобранцев дляСреднеазиатского военного округа 50 процентов прибыло из Западного и Киевскоговоенных округов, а остальные из других округов. Осенью 1940 года вЗабайкальский военный округ прибыло 15 838 новобранцев из западных округов'.
Реальная действительность тоже не оправдывает описания. КраснойАрмии как войска сплошь из рабочих и крестьян. Хотя партия и правительствопостановили усилить политическую подготовку в период расширения и реформы КраснойАрмии, официальные источники неохотно, но признавали, что проблемы были. Согласнотакому относительно критическому источнику: Всего В Западном округе Неграмотных 19 042 18167 Малограмотных 79 118 65 494 Слабого здоровья 10 782 6951 Итого 108 934 90 612
»Тот факт, что в предвоенные годы в войсках появилосьбольшое число молодых красноармейцев, а также военнослужащих-резервистов изЗападной Украины, Молдавии и бывших буржуазных прибалтийских республик,сказался на уровне подготовки войск в западных военных округах. Этообстоятельство требовало дополнительного внимания купомянутым категориямвоеннослужащих со стороны политических органов и политического аппарата, атакже командиров воинских частей. Партийно-политическая работа с нимистроилась, принимая в расчет, что военнослужащий провел определенный периоджизни в капиталистических условиях и поэтому все еще лишь смутно знаком с нашейсоветской жизнью".
Усиленное перевоспитание политическими и партийными кадрами,утверждал автор, преодолевало эти трудности и достигало своих целей: военнослужащиезападных приграничных военных округов, объединенные вокруг коммунистическойпартии и советского государства, беззаветно преданные своему социалистическомуотечеству, были «готовы выполнить свой священный долг, оправдать любовь идоверие советского народа».
Военные советы военных округов докладывали НародномуКомиссариату Обороны, что основная масса солдат являлась в политическом аспектездоровой, проявляла большой интерес ко всем видам боевой и политической подготовкии была дисциплинированной.
По сравнению с другими официальными отчетами это описаниехарактера, способностей и боевого духа советского солдата 1941 года не менеекритично и правдиво, нежели любое иное. Однако, если не считать отдельныхнамеков на имеющиеся трудности, эти отчеты мало способствуют выявлению лицабольшинства красноармейцев.Новые представления
К счастью, появляющиеся теперь новые материалы помогаютзаполнить этот пробел. Эти материалы указывают, что советский солдат несоответствовал описанным выше стереотипам. Состав военнослужащих РККА отражалсложности советского общества в целом и потому был куда более разнообразен, чемописывали официальные источники. В первую очередь, у солдата было очень многоразных лиц. Он был и крестьянином, лишь недавно работавшим в совхозе иликолхозе. Он был и рабочим, которого смогла выделить бурно развивающаясяпромышленность. Он был комсомольцем или, в редких случаях, членом партиибольшевиков. Он был и преданным коммунистом-идеалистом, и недовольным крестьянином,стремившимся посредством службы в армии добиться вертикальной мобильности иместа в растущих крупных городах Советского Союза.
Хотя многие солдаты были русскими, белорусами илиукраинцами, среди них могли оказаться представители любого из бесчисленныхнародов, населяющих Советский Союз. Солдат мог быть литовцем, латышом, эстонцемили румыном с территорий, присоединенных к Советскому Союзу после 1939 года. Однако,в отличие от солдата «образца 1942-го» и последующих военных лет,было менее вероятным, что он окажется азиатского происхождения. Часто он бывалсиротой или воспитанником детского дома, потому что его родители погибли вбесчисленных чистках, были переселены либо убиты в ходе безжалостнойколлективизации. Короче, он был представителем разнообразного населенияогромного советского государства, которому служил с энтузиазмом, пассивно илинеохотно. Но его преданность, вера, искренность или национальные чувства вконечном счете не имели никакого значения, так как он был советским солдатом. Болеетого, существовала более чем 60-процентная вероятность, что в ближайшие шестьмесяцев он либо погибнет, либо попадет в плен.
Недавний российский анализ начального периода войны,написанный с целью восстановить точность отчетов о военных операциях в 1941-1942годов, косвенно пополняет наше понимание состояния солдата. Описывая жизньсоветских летчиков в хаотический предвоенный период, он признает всплывающуюправду:
«Беспрестанные организационные изменения в частях РККА,участие в локальных войнах и вооруженных конфликтax, тои дело проводимые мобилизации и демобилизации, а также нестабильность командныхкадров — все вместе это отрицательно сказалось на боеготовности армии»п.
Учитывая эти неблагоприятные обстоятельства, авторконстатирует, что дисциплина и порядок в рядах армии упали:
«Поэтому к 1 января 1941 года число одних толькочрезвычайных происшествий (не считая случаев дезертирства и самовольных отлучек)достигло огромной цифры 14 058, а число погибших и раненых при этихпроисшествиях составляло 10 048 человек. Во многих частях количествочрезвычайных происшествий достигло угрожающих масштабов»'.
В ответ на эту не исчезающую проблему побуждаемое Сталинымвоенное командование предприняло поистине драконовские меры. Например, 22декабря 1940 года командование ВВС, пытаясь восстановить ослабшую дисциплину,издало приказ № 0362. Этот приказ, распространяющийся на всех пилотов ВВС итехников, прослуживших менее четырех лет, требовал, чтобы они были «переведенына казарменное положение с правами и обязанностями военнослужащих-срочников».В результате «36 953 командира ВВС (около 40 процентов) были переведены вказармы». Вдобавок этот приказ требовал, чтобы члены семей военнослужащихбыли выселены из летных городков: «За короткий период 8049 семей были фактическидепортированы с родины мужа или жены». Вскоре после этого командующийвоенно-воздушными силами П.В. Рычагов с некоторым цинизмом так оценил значениеэтого приказа:
«Молодой летчик и техник, обремененный семьей, терялвсякую мобильность в случае передислокации своей части. Более того, летчик,отягощенный заботами о большой семье, терял боеготовность и храбрость ифизически преждевременно старился. Приказ Народного Комиссариата Обороны [№0362] снял существующие в этом отношении проблемы и создал нормальные рабочиеусловия для роста боеготовности ВВС...»
Не пришлось долго ждать, чтобы сказались результаты этойвнеморальной кадровой политики. Столкнувшись с существующей нехваткой кадров,курсанты вскоре потребовали отпустить их с курсов подготовки летного состава. Дополнительныесуровые приказы НКО встретили лишь растущее сопротивление курсантов и офицеров:
«Последствия приказа № 0362 отрицательное сказались набоевой подготовке авиачастей. Перевод авиачастей на казарменное положениепривел к увеличению числа летных происшествий и был отмечен депрессией,расхлябанностью и падением дисциплины, а летчики выражали недовольство питаниеми жильем. Низкие показатели боевой подготовки сопровождались значительнымростом несчастных случаев и катастроф».
Хотя этот приказ касался только офицеров, он и реакция нанего военнослужащих отразили весь спектр проблем с боевым духом, имевшихся вКрасной Армии в 1940 и 1941 годах.
Быстрое увеличение Красной Армии вызвало и другие трудности,отрицательно сказавшиеся на боевом духе солдат. Существующая нехваткапродовольствия и фуража привела к введению «вегетарианских дней» дляэкономии припасов и создания необходимых запасов продовольствия на случай войны.Недостаток продовольствия усугублялся плохой работой службы снабжения, а такжеотсутствием должного количества обученных кашеваров и полевых кухонь. Как и вдругих областях, положение с продовольствием стабилизировалось только летом1942 года. Такие же проблемы существовали и с обмундированием красноармейцев.
Множество новых и даже более ранних работ приводят огромныйсписок недостатков в подготовке Красной Армии — как среди офицеров, так и, вменьшей степени, среди рядовых солдат. Однако сколь ни подробны этиперечисления, они по большей части фокусируются на боеспособности солдата,индивидуальной или коллективной. Как правило, они не рассматривают такиесущественные вопросы, как происхождение солдата, его личные черты и, чтонаиболее важно, его отношение к государству и армии.
Новое исследование, сделанное Роджером Р. Ризом, делаетмногое для заполнения этого пробела — доказательно утверждая, что «длятого, чтобы понять причины неудач Красной Армии в июне 1941 года, армия должнабыть понята как общество в себе и само по себе, но скроенное из общей тканибольшего общества, которое ее создало». Риз изучил «социальноепроисхождение рядовых солдат и офицерского корпуса, а также элементы социальноймобильности, образования, боевого духа и дисциплины, систем членства в партии ивнешние для военных социальные и политические факторы, которые повлияли надинамику военной жизни». Его выводы, основанные большей частью насоветских архивных материалах, позволили сделать огромный шаг для приданиясоветскому солдату человеческого лица.
К каким же выводам пришел Риз? Во-первых, соглашаясь со многимисоветскими критиками, он подчеркивает, что наиболее важным фактором в пораженииКрасной Армии в 1941 году явилось ее ускоренное увеличение в мирное время. Оно,в свою очередь, усугубилось ускоренным экономическим ростом, который подвергнеуправляемому напряжению кадры Красной Армии:
«Изменения в советской экономике подействовали и наорганизацию вооруженных сил, которая в свою очередь повлияла на политику вотношении живой силы. Индустриализация Советского Союза… создала необходимыеусловия для увеличения Красной Армии… но увеличение армии в конце тридцатыхгодов привело к неоднозначным результатам. Оно вызвало проблемы с дисциплиной инехватку офицеров. А так как армия постоянно росла, то постоянно нуждаюсь вновых офицерах, но поскольку она не могла получить их столько, сколько ейтребовалось, то соотношение офицеров и солдат нарушилось в пользу последних. Ипоэтому меньшее число руководителей попыталось — безуспешно — добиться контролянад большим числом солдат. Армия вынуждена была прибегнуть для руководствасолдатами к традиционной авторитарной практике [вроде приказа № 0362],поскольку ни общество, ни образование большей частью не подготовили имеющихся вее распоряжении руководителей к занимаемым ими ответственным постам. Дело ещебольше усугублялось тем, что многие призывники из-за различных социальныхфакторов служили очень неохотно. Таким образом, увеличение сделало армиюподверженной тому же общественному хаосу, какой явственно появлялся вгражданском обществе и характеризовался отсутствием трудовой дисциплины,текучестью кадров и нехваткой компетентных и обученных управленцев».
Оспаривая традиционное утверждение, что чистки в средевоенных были главной, а зачастую и единственной причиной будущих неудач КраснойАрмии, Риз в то же время признает, что они явно усугубили и без того тяжелоеположение. Риз, как и многие другие критики, утверждает, что Красная Армияплохо действовала в июне 1941 года потому, что «она страдала от изъянов ворганизации и плохой подготовки». Однако в отличие от прочих критиков ондоказывает, что эти проблемы были системными — то есть они происходили отприродного характера советского солдата.
На что же тогда походил этот солдат? Во-первых, вплоть до1939 года официальная политика делала упор на введение в кадровые войска какможно большего числа рабочих, а не крестьян (в приграничных военных округах и врайонах крупных городов), тогда как крестьяне с большей вероятностьюраспределялись в территориальные войска (в сельскохозяйственных областях и вовнутренних военных округах). Этот подход ставил целью путем призыва болееграмотных рабочих повысить образовательный уровень солдат и гарантировать ихидеологическую благонадежность. С другой стороны, «зажиточные крестьяне,бывшие дворяне и представители среднего класса на военную службу не призывалисьи не могли поступить в армию добровольцами. Чтобы не допустить в армию „классовыхврагов“, призывные комиссии проверяли (хотя зачастую не тщательно) социальноепроисхождение призывников с целью отсеивания нежелательных элементов».
Когда давление, вызванное увеличением армии, после середины1930-х годов существенно возросло, придерживаться этих требований к призывникамстало труднее. Поэтому диапазон призывного контингента расширился,освобожденных от службы стало меньше, в армию начали брать большепредставителей этнических меньшинств. К 1941 году это возросшее давлениепотребовало распределения нерусскоязычных меньшинств по всей структуревооруженных сил. Хотя представительство неславянских военнослужащих в рядахКрасной Армии снизилось с 25 процентов в царской армии времен Первой мировойвойны до 13,7 процентов в Красной Армии на 1941 год, советские власти встретилиэтот факт без особой радости. И самое важное: в конце 1930-х годов увеличениеармии вынудило Красную Армию отказаться от своих прежних критериев набора живойсилы и поглотить миллионы солдат из своего «крестьянского тыла».
«Канун немецкого вторжения застал Красную Армию,большей частью не готовой к войне… Как часть общества, армия была расколотамногочисленными факторами — частью созданными ею самой, частью ставшимиследствием внешних процессов. Плохо обученные офицеры возглавляли слабомотивированных солдат. Армия начала перевооружаться — но так, что этодезорганизовало военную подготовку и систему ремонта техники. РККА продолжалаувеличиваться, что вело к еще большей дезорганизации и цельности в крупныхсоединениях. Наконец, режим не провозгласил четко и ясно задачу вооруженных силна недавно приобретенных западных территориях, предоставив таким образомруководству армии, так же, как и рядовому составу, считать, что обычныерасхлябанность, самоуспокоенность и некомпетентность мирного времени оставалисьв прежней силе».
Так было, на взгляд Риза, прежде всего из-за «ускоренногои бессвязного увеличения» Красной Армии, а также, из-за «характерногодля сталинской эпохи социального расстройства гражданского общества». Выходящиеиз подобного социума офицеры и их солдаты не могли справиться и не справлялисьсо своей непосредственной задачей:
«СССР, как преимущественно отсталое сельское общество скрестьянскими ценностями, оказался по большей части не в состоянии создатьсовременную массовую армию, которая требовала людей с городскими умениями иценностями».
И что еще хуже, рядовые были:
"… в лучшем случае не заинтересованы в военной службе…Солдаты часто проявляли нежелание выполнять свои обязанности, а иногдадемонстрировали откровенную враждебность к своим командирам. Это вызывалось впервую очередь их недовольством коммунистическим режимом и любым, в ком онивидели его приспешников. Большое число солдат, которые в конечном итогеприсоединились к немцам, свидетельствует о гневе из-за коллективизации ираскулачивания".
Точно так же, как А.А. Свечин пророчески предсказалвоздействие «крестьянского тыла» на способность государства вестивойну в экономическом смысле, это проявлялось и в социальном отношении. Ризделал вывод:
«Проблема Красной Армии в июне 1941 года былачеловеческой проблемой… Вооруженные силы обогнали способность все ещепреимущественно крестьянского общества обеспечить их (большей частью надобровольной основе) кадрами способными возглавлять современную и управлятьмассовую армию. Советское общество не отличалось от царского общества в томплане, что большинство его членов не проявляли склонности к военной службе влюбом качестве. Отличие же состояло в том, что советский режим, вопреки своимнамерениям, политикой коллективизации и раскулачивания создал средипотенциальных призывников огромный резервуар недоброжелательства, а ускореннойиндустриализацией и урбанизацией расстроил нормальную схему социальногоразвития. Эта политика препятствовала усвоению таких внушаемых государствомценностей, как патриотизм, послушание и самодисциплина, сплошь необходимых длястабильной военной организации».
Для того, чтобы постепенно складывающаяся новая КраснаяАрмия вышла победительницей после четырех лет беспрецедентной войны,потребуется опаляющий опыт войны и гибель довоенной Красной Армии. То, какпроизошла подобная трансформация солдата и армии, все еще требует тщательного исследования.
Описание Ризом социальной природы Красной Армии является наданный момент наиболее убедительным анализом, заслуживающим первоочередноговнимания. Однако, хотя доводы Риза убедительны и неоспоримы, они не являютсяокончательными. Документальная база для таких выводов все еще не собрана и, ксожалению, может так и остаться незавершенной. Вдобавок богатство другихматериалов, некоторые из которых появляются только теперь, требует болееподробного изучения. В их число входят ранее «непроходные» мемуарныематериалы, тысячи дневников, писем и личных воспоминаний солдат времен войны,которые их авторы в страхе скрывали все эти долгие годы, а также сотни другихматериалов, все еще недоступных архивных дел в Российском государственномвоенном архиве и других архивах, имеющих отношение к кадровому составу КраснойАрмии.
Из этих других материалов наиболее примечательны впервыеопубликованные мемуары «нового образца» и полубеллетристическиепроизведения, рисующие службу красноармейцев. Типичными из этих недавнопоявившихся жанров являются личные воспоминания генерала-диссидента ПетраГригоренко и академика Георгия Арбатова, являющегося в настоящее времядиректором российского Института США и Канады Российской Федерации, а такжебеллетристические произведения русского сатирика Владимира Войновича.
Первопроходческие мемуары Григоренко долгие годы со времениздания в 1982 году оставались единственным неподцензурным личным «экспозй»жизни Красной Армии и человеческой стороны солдата и офицера Красной Армии. Егоописания, хотя и касающиеся в первую очередь офицерской среды, в целомподкрепляет новаторский анализ Риза. Описывая свою первоначальную подготовку вХарьковском политехническом институте, он рассказывает об ужасных условияхобучения и далеко не блестящей подготовке студентов. «Больше половиныпервокурсников в этом институте, — записал он, — состояло из особого набора,большая часть которого имела очень слабое образование и не привыкла кумственному труду».
Затем Григоренко дает яркое описание жизни Красной Армии иее боеготовности в сумбурное десятилетие 1930-х годов, заканчивая описаниемкатастрофического воздействия чисток на советские командные кадры:
«Я сам видел последствия уничтожения офицерских кадровна Дальнем Востоке… После окончания массовых арестов прошло два года, нокомандная пирамида все еще не восстановилась. Многие посты оставалисьнезанятыми, поскольку не было людей, достойных занять их. Батальонамикомандовали офицеры, закончившие военные училища меньше года назад. Некоторыекомандиры батальонов закончили только курсы для младших лейтенантов, и их опытограничивался несколькими месяцами командования взводом и ротой. Как мог кто-тодумать, что такой пробел можно будет заполнить?»
Григоренко нарисовал равно сокрушительную картину готовностисоветских дивизий, мобилизованных на Дальнем Востоке, когда началась война:
«Вместо каждой дивизии, отправленной на запад… [мы] сформировывалисобственную заменяющую дивизию-… В ней не было никаких солдат, никакогооружия, никакого транспорта и снаряжения; фактически, вообще ничего не было… Апанасенко*[командующий на Дальнем Востоке] мобилизовал всех мужчин вплоть допятидесятипятилетних, в том числе сидевших во всех концентрационных лагерях,расположенных на шоссейных и железных дорогах. Он даже получил определенноечисло рекрутов из Магадана [знаменитого концлагеря], в том числе офицеров. Такимобразом он решил проблему с живой силой… Верно, эти подкрепления совершенноне годились для боев.
Так были сформированы дублирующие дивизии взамен тех, чтобыли отправлены на запад. В конечном итоге было сформировано на две-три дивизиибольше, чем у нас имелось первоначально. Когда же эти новые соединения сталиреальностью, долго молчавший Генштаб наконец-то дал о себе знать. Все дивизиибыли утверждены и получили номера. И вдруг Москва настолько сильно поверила вэти новые соединения, что забрала четыре новых части на западный фронт».
Георгий Арбатов был сыном представителя коммунистическойноменклатуры, рабочего, который в середине 1930-х годов дослужился до крупногопоста в Наркомате внешней торговли. Снятый со своего поста в ходе чисток, онтем не менее уцелел и занимал административные посты уровнем ниже. Георгий былстудентом, когда началась война, и попал в Красную Армии рядовым солдатом. Арбатовпровоевал три года, пока летом 1944 года у бывшего студента не обнаружилсятуберкулез и его не демобилизовали.
Арбатов предваряет свое описание армейской жизни старымармейским анекдотом, который, на его взгляд, достаточно точно запечатлелдилемму армейской службы и определение личной смелости: «Солдат, ты немцабоишься?» — «Нет» — «А кого боишься?» — «Старшину».Повзрослев на службе в армии, Арбатов понял, что от старшины зависит не толькоповседневное благополучие солдата — «лишняя пайка хлеба и порция каши, новыепортянки, а то, если сильно повезет, и новые сапоги. От него еще более, чем отврага, на фронте зависят само твое существование, свобода и жизнь». Воюя всоставе отряда «катюш», где, как признает сам Арбатов, «риск, атакже физические лишения были… все же меньшими, чем в танковых войсках, впротивотанковой или полковой артиллерии», он дослужился до офицерскогозвания, позже участвовал в битве за Москву и последующих боях в районеСмоленска и за Днепром на Украине. Вспоминая свою военную службу и ее условия,он скорбит из-за того, что называет «большой, часто неоправданно большойкровью». Свое личное преображение в послевоенные годы он описывает так:
«Сейчас я хотел бы сказать еще несколько слов о тойроли, которую эти годы сыграли в моей последующей жизни. Конечно, они оставилиэмоциональное, даже иногда сентиментальное отношение ко многому, с чем быласвязана военная служба в те годы — верности долгу, боевому товариществу,готовности бороться, пока хватает сил. Ив то же время они демистифицировалиармию, военную службу, да и Отечественную войну, лишили их культивировавшегосяу нас потом сверхромантического ореола. Ибо в армии я хорошо узнал инеприглядные стороны военных порядков (хотя тогда армия была у нас много чище,нормальней, чем сейчас) — в частности, какой простор они открывают длясамодурства, унижения старшим по званию младшего, солдафонства, процветаниясерых, бездарных людей, протекционизма и т.д. Достаточно узнал, имея какиекомандные кадры (до полковника — с более высокими чинами у меня контактов небыло, хотя там дело, видимо, обстояло еще хуже), мы вели войну, какие из-заэтого несли лишние потери, вообще во что нам обходились победы.
В результате этого опыта и вопреки тому, что говорили обомне мои оппоненты из числа генералов, критиковавших мои статьи о необходимостиболее радикальных сокращений военных затрат, я не стал врагом Вооруженных Сил,врагом армии. Но я не мог уже говорить о них с воспитывавшимся долгие годыпридыханием, а потому, когда все послевоенное развитие и его венец — кризисвосьмидесятых-девяностых годов — породили в армии и руководстве ею так многонегативных вещей, не мог не выступить с критикой».
Воспоминания Арбатова создают необходимый контекст для,наверное, наиболее едкого и точного изображения жизни Красной Армии — романаВладимира Войновича «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина».На страницах этого романа оживают сержант, политрук, командиры по всейкомандной цепочке, простые граждане, и, превыше всего — солдат Красной Армии:«Известие о начале войны свалилось, точно снег на голову, потому что никтоне думал, не предполагал», — признал Войнович, а затем создал своеописание извечного русского солдата:
«Чонкин о случившемся узнал не сразу, потому что сиделв уборной и никуда не спешил. Его время было не считано. Оно было отпущено емуне для чего-то высшего, а просто так. Чтобы созерцать протекавшую жизнь, неделая выводов. Чтобы есть, пить, спать и отправлять свои естественныенадобности не только в моменты, определенные уставом караульной и гарнизоннойслужбы, а по мере возникновения».
Хотя размышления о вечных истинах приложимы ко многимрядовым солдатам во многих армиях, данное описание и те, которые следуют заним, имеет особенное значение для условий человеческого существования, которыепреобладали в довоенной Красной Армии. Смешивая в самой простой повести сатиру,резкую иронию и поднимающий настроение фарс, Войнович четко складываетнепревзойденную мозаику, которая противопоставляет простое приземленноесуществование красноармейца угнетающему контексту крайне сложной человеческойтрагедии. Выводы Риза, похоже, вновь доказываются.
Этому всплывающему образу добавляют полнокровия и другие,постоянно появляющиеся фрагментарные воспоминания рядовых красноармейцев. Выступаяна симпозиуме по военным операциям Красной Армии, бывший рядовой Л. Тарасюкописал свои впечатления о жизни в Красной Армии. Его служба началась в 1943году, но его описание перекликается с описаниями его предшественников. Хотя ипризнавая, что «мы были подготовлены как надо, в основном духовно», онрассказал о своем первоначальном процессе «обезличивания», которыйнеизбежно испытывали красноармейцы, так называемом «обряде дезинфекции»:
«Это было мое первое шоковое столкновение с реалиямиармейской жизни. Дезинфекция требовала снятия штатской одежды и ее обработки вспециальных помещениях. Вы хорошо помните, что шла война, и каждый предметодежды и обуви был очень ценен для наших семей. Поэтому нам сказали, что последезинфекции мы сделаем узлы и отправим их своим семьям, чтобы те продали их илиносили сами. После душа нас провели в помещение, где хранилось какое-тообмундирование, а потам отвели во двор, где какой-то — это трудно описать — мусорукладывали в кучи. Нам велели выбрать свои вещи, связать их в узлы и отправитьдомой. Но там не было вообще ничего, принадлежащего нам. Все забрали наширотные старшины и продали на местном базаре».
Тарасюк также отметил поразившую ряды советских солдатэтническую вражду:
«Следующее, что поразило меня больше всего — этоневероятная вражда между военнослужащими. Я имею в виду не вражду междустаршинами и рядовыми, а скорее между самими рядовыми. Понимаете, полкрасполагался неподалеку от города Фергана в Средней Азии (в Узбекскойреспублике). Поэтому примерно половина рядовых была местными и нацменами. Остальныеже были украинцами и русскими. Существовала страшная вражда, приводившая кдракам и очень опасным вещам вроде „фокстрота». Это когда суешь полоскибумаги между пальцев ног спящего и поджигаешь их — шутки ради".
Далее Тарасюк описал широко распространенные и массовыеслучаи краж среди рядовых, добавив:
«Если такое случалось в нашей роте, нас поощряли пойтив соседнюю роту и украсть то же самое у них — просто для замены. Это был методвоспитания — чтобы стать смелым до грани наглости».
Тарасюк вспомнил и вечно голодное состояние простых солдат,пока его дивизия находилась в резерве, и сразу же улучшившиеся условия питанияна фронте — хотя и позаботился уточнить, что его голод никогда не шел ни вкакое сравнение с тем, который преобладал среди гражданского населения в тылу. Преждечем его дивизия вошла в Румынию, ему пришлось, как он вспомнил, выслушать«проповедь» о должном солдатском поведении, а потом, когда егодивизия углубилась в страну, он увидел как субъект, ранее читавший этупроповедь, вместе с двумя старшинами освобождает местную жительницу от сумки ичасов.
Наконец, среди своих многочисленных впечатлений он вспомнил,какое сильное воздействие на русского солдата произвело то, что он увидел,освобождая Восточную и Центральную Европу. Это, больше чем что-либо другое,резко подчеркнуло существенную разницу между советским солдатом и его западнымиколлегами, и хорошо объясняло, почему Сталин запустил послевоенную пропагандупротив «низкопоклонства перед Западом», чтобы стереть эти опасные впечатления.
Таким образом, хотя начало описания условий человеческогосуществования в Красной Армии и выявление человеческого лица солдата КраснойАрмии уже положено, остается сделать еще очень многое. Тот отрывочный и беглыйвзгляд на солдата и его жизнь помогает заполнить пробелы в современных архивныхисследованиях. Однако пробелы эти будут адекватно заполнены только тогда, когдабудут полностью открыты и исследованы все архивы, когда увидят свет тысячитаких же личных воспоминаний. А тем временем мы вынуждены довольствоваться лишьэтими беглыми взглядами.
Наконец, хотя многие из подобных описаний универсальны в томсмысле, что могут относиться к службе во многих армиях, их масштабы и схожестьвыделяют Красную Армию из ряда любых других национальных армий. Учитываягромадное политическое и идеологическое давление на советского солдата,социальную структуру довоенного Советского Союза, классовые и этническиерасколы в советском обществе и мрачные реалии жизни в тоталитарном советскомгосударстве и в еще более тоталитарной Красной Армии, это вполне объяснимо. Болеетого (и, наверное, еще важней) — этот постепенно выявляющийся образ ни в коеймере не принижает жертвы, боли и страданий, испытанных солдатом Красной Армиина его пути к конечной победе.