--PAGE_BREAK-- При вынесении определений или приговора по делу в совещательной комнате, там кроме членов судейской коллегии никому нельзя находиться. Членам судейской коллегии нельзя распространяться о суждениях имевших место во время их совещания. Все члены обеих судебных коллегий совместно участвуют в разрешении, как вопросов факта так и права (ст.298). При принятии приговора председательствующий высказывается и подаёт свой голос последним (ст.301). В случае, если кто-то из судебных коллегий не согласен с вынесенным приговором, он вправе изложить в письменном виде своё особое мнение, которое хоть при провозглашении приговора не объявляется, но приобщается к делу (ст.302), и в дальнейшем может быть учтено при апелляционном или кассационном пересмотре приговора по делу. В обеих судебных коллегиях приговор подписывается всеми участвовавшими при его постановлении лицами, в том числе и тем кто остался при особом мнении (ст.311). Неподписание приговора, ровно как и нарушение тайны совещания судебной коллегии являются бесспорным основанием для его отмены (ст.451. 3).4).). Приговор обеих судейских коллегий должен быть ими мотивирован (ст.304).
Ныне действующая редакция ст.14 УПК Латвии предусматривает, что районные (городские) суды рассматривают уголовные дела единолично, за следующими исключениями, когда дела рассматриваются коллегиально судьёй и двумя заседателями: об особо тяжких преступлениях; о тяжких преступления, если подсудимый является несовершеннолетним, за исключением случая применения сокращённого процесса; о тяжком преступлении, если прокурор, обвиняемый или его защитник письменно ходатайствуют о коллегиальном рассмотрении дела; о тяжком преступлении, если судья сочтёт, что дело необходимо рассмотреть коллегиально; о назначении принудительных мер медицинского характера. В окружных судах дела по первой инстанции всегда рассматриваются коллегиально судьёй и двумя судебными заседателями. В апелляционной и кассационной инстанциях уголовные дела тоже рассматриваются коллегиально, но состав суда формируется из трёх профессиональных судей.
Относительно всех известных человеческому обществу и ныне применяемых при отправлении правосудия форм коллегиального рассмотрения уголовных дел, то изначально их можно поделить на две группы, одна из которых представляет судебные коллегии, состоящие исключительно из профессиональных судей, а другая, более богатая своими вариациями, группа представляет судебные коллегии, совмещающие при рассмотрении дела в себе профессиональный и непрофессиональный элементы.
Коллегиальную форму, совмещающую в себе профессиональный и непрофессиональный элементы, принимая во внимание компетенцию и количество судебных коллегий объединённых для рассмотрения одного дела, можно разделить на три вида: классический суд присяжных, суд присяжных в континентальной переработке и суд шеффенов.
Сущность классического суда присяжных заключается в делении суда на две совместно работающие коллегии, каждая из которых в процессе судебного разбирательства действует в рамках своей компетенции. Одна коллегия состоит из непрофессиональных судей в количестве от 5 до 12 присяжных заседателей; вторая коллегия, как правило, представлена одним профессиональным судёй, но бывает и более многочисленной.
В США в виде общего положения на скамье присяжных должно быть 12 человек. В последние десятилетия ХХв. Начался процесс постепенного отказа от дюжинного состава скамьи присяжных, и по действующим законам в некоторых штатах США допускаются иной колличественный состав числа присяжных. В США конституционность этого процесса уже неоднократно проверялась в связи с апеляционными жалобами по конкретным делам, но Верховный суд пришёл к выводу, что необходимость иметь в жюри 12 человек — «историческая случайность, не связанная с теми большими задачами, которые для присяжных являются первостепенными». Например, в штате Флорида все уголовные дела, кроме дел о преступлениях за которые возможно применение смертной казни, подлежат рассмотрению с участием шести присяжных заседателей, а вслучае упомянутого исключения — 12 присяжными.
Компетенция присяжных заседателей состоит из решения вопросов о фактической стороне дела, таких как: доказано ли, что соответствующее деяние имело место; доказано ли, что это деяние совершено подсудимым; виновен ли подсудимый, и подлежит ли он наказанию за это деяние. Если подсудимого признают виновным, то присяжным предоставляется право сказать, заслуживает ли он снисхождения или особого снисхождения, что судья обязан учесть при назначении наказания.
Все вопросы юридического характера разрешаются коллегией профессионалов. Она же руководит ходом процесса принимая решения о допустимости доказательств и разрешая все прочие процессуальные вопросы.
Вся работа по доказыванию виновности или невиновности лежит на обвинителе и защитнике[22], а суд при этом не принимает какого-либо активного участия кроме, как взвешивает доводы сторон (это есть так называемая англосаксонская трактовка принципа состязательности — прим. автора).
Присяжные свой вердикт не мотивируют.
Хотя решение главных вопросов — о фактической стороне, виновности, от которых зависит судьба подсудимого и интересы потерпевшего, относятся к компетенции коллегии присяжных заседателей, председательствующий судья располагает достаточными правомочиями для обеспечения того, чтобы присяжные не уклонялись от требований закона и не увлекались общественными симпатиями и антипатиями; он обладает возможностями воздействия на присяжных, способствующими вынесению юридически правильного и справедливого вердикта. Этому способствуют:
_реализация председательствующим своих полномочий по контролю за правильным отбором и образованием коллегии присяжных заседателей в суде;
_решение председательствующим вопроса о роспуске коллегии присяжных, если от участников процесса до приведения присяжных к присяге поступило заявление о тенденциозном составе коллегии присяжных заседателей;
_принятие председательствующим присяги у каждого присяжного;
_разъяснение присяжным их прав и обязанностей;
_формулирование председательствующим вопросов подлежащих разрешению присяжными;
_напутственное слово председательствующего присяжным перед их удалением для вынесения своего решения в совещательную комнату.[23]
Главная функция профессионального судьи в суде присяжных бала чётка определена И.Я. Фойницким: «Судья есть юридический руководитель присяжных», который «даёт присяжным юридические наставления».[24] В добавок к чему, судья организует судебное разбирательство на началах равноправия сторон и состязательности, с тем чтобы обвинитель и защитник не нарушали закон.
Классический суд присяжных был создан в Англии. «Когда англичане учредили суд присяжных, они представляли собой варварский народ. С тех пор они стали одной из самых просвещённых наций в мире, и их приверженность суду присяжных возрастала по мере развития у них просвещенья».[25] В Великобритании вплоть до нынешнего столетия институт присяжных считался главной гарантией защиты личности от произвола королевской власти или государственного аппарата управления.[26] Поскольку Великобритания была крупнейшей метрополией, то сумела распространить суд присяжных на значительные территории далеко за пределы своих непосредственных границ, где он прижился и до сих пор является неотъемлемой составной частью судебных систем таких стран, как США, Австралия и многих других стран Англо-Саксонской правовой семьи.
Суд присяжных пришел на европейский континент благодаря Наполеону 1, предусмотревшему его с небольшими изменениями в УПК Франции 1808 года. По мере завоеваний Наполеона этот институт права распространился почти на всю континентальную Европу.[27] Французский вариант суда присяжных именовался и именуется одинаково, несмотря на существенное эволюционирование, судом ассизов. В начале его коллегия представителей народа (жюри) насчитывала 12 человек, а коллегия профессионалов предполагало от 3 до 7 судей — в таком виде этот суд просуществовал без малого полтора столетия.
В 1932 году произошло видоизменение классической структуры, которое придала суду ассизов черты шеффенского образа, но в то же время сохранило черты суда присяжных. Жюри было обязано принимать совместное участие в назначении виновному меры наказания, но коллегий всё равно оставалось две.
Ордонанс 25 ноября 1941 года, принятый в период фашистской оккупации Франция и подтверждённый ордонансом 20 апреля 1945 года окончательно закрепили систему, при которой в суде ассизов и вопрос о виновности и вопрос о наказании должны были решаться профессионалами и непрофессионалами совместно. Количественный состав жюри тоже менялся с начала сократившись до семи человек, а затем увеличась до 9. Однако полного слияния двух совместно работающих коллегий в одну так и не произошло: по ходу судебного заседания рассмотрение процессуальных вопросов так и осталось исключительно в компетенции профессиональных судей, к компетенции народных представителей не были отнесены и вопросы связанные с гражданским иском.
Французский суд ассизов таким образом не может быть однозначно отнесён ни к суду шеффенов, ни к суду присяжных, а занимает своеобразное промежуточное положение.[28] По сути, это означало реорганизацию судов присяжных в суды с расширенными составами. Это был подсказанный жизнью отказ от суда присяжных в его классическом виде. Отторжение суда присяжных произошло во многих странах Европы, в некоторых, например в Нидерландах, оно произошло ещё раньше чем в самой Франции. В 1919 году он был упразднён в Венгрии, в 1924 году в Германии, в 1931 в Италии, в 1968 в Греции, а в 1987 в Люксембурге.[29]
В наше время выбор коллегиальных составов намного богаче, нежели это было в эпоху буржуазно демократических преобразований: в Германии дела об опасных преступлениях рассматриваются судами в составе трёх профессионалов и двух непрофессионалов, в Италии — двух профессионалов и шести непрофессионалов, в Греции — трех профессионалов и четырёх непрофессионалов, в Дании — трёх профессионалов и двенадцати непрофессионалов.
Имеются и иные количественные сочетания профессионалов с непрофессионалами: в окружных судах Финляндии, где рассматривается основная масса уголовных дел, и в американских общих военных судах, рассматривающих дела об опасных преступлениях военнослужащих — один профессионал и пять непрофессионалов; в нидерландских судах по делам о преступлениях военнослужащих — два профессионала, из гражданского судейского корпуса, и один непрофессионал, офицер состоящий на действительной военной службе; в Австрийских судах по делам о преступлениях средней тяжести — по два профессионала и непрофессионала; в исландских судах аналогичные дела рассматриваются одним профессионалом и по его приглашению двумя непрофессионалами-специалистами (психология несовершеннолетних, эксплуатация транспортных средств и т.п.); в шведских судах — три-четыре профессионала и два-три непрофессионала.
В вышеперечисленных и ряде других стран для судебных составов характерно наличие единых коллегий содержащих как профессиональный так и непрофессиональный элементы, разрешающих все правовые и не правовые вопросы возникающие при рассмотрении уголовного дела. При постановлении приговоров права всех судей, как правило, равны, но имеются и исключения, например: в финских окружных судах голос профессионала при принятии решения иногда приравнивается к пяти голосам непрофессионалов; в американских же общих военных судах и аналогичных английских судах профессионалы выступают в деле лишь в роли юридических советников и имеют право совещательного голоса, а непрофессионалы решают по существу, как вопросы факта, так и права.[30]
Российскому уголовному процессу тоже знакома практика неравенства прав профессионалов и непрофессионалов, это было в первые послереволюционные годы, когда профессиональный судья имел лишь совещательный голос в коллегии, а народные заседатели — решающий[31]. Но в отличии от вышеописанных случаев где подобное положение было бы правильно расценивать как средство для большего приближения к истине, в русском варианте в те годы это положение имело слишком очевидное политическое значение, и возможно поэтому на уровне закона от этого быстро отказались уровняв силу голосов всех судей, что, бесспорно было верным шагом. Поскольку по правым словам Фойницкого «имея, однако, высокое политическое значение, уголовный процесс не должен превращаться в политическое орудие. Правосудие — высшая и даже единственная политика всякого суда вообще, уголовного в особенности»[32].
Своеобразно определён круг полномочий датский профессиональных и непрофессиональных судей. Дела о тяжких и особо тяжких преступлениях, за некоторым исключением, в этой стране рассматриваются судебным составом, состоящим из трёх профессионалов и двенадцати непрофессионалов. Решение вопроса о виновности отнесено к обеим категориям судей, но делается это путём проведения двух отдельных параллельных заседаний. Профессионалы для осуждения должны сделать вывод о виновности простым большинством голосов, непрофессионалы — квалифицированным большинством, не менее восьми из двенадцати возможных голосов. Окончательное признание виновным возможно только при совпадении решений профессионалов и непрофессионалов. Затем в случае признания виновным коллегии объединяются и совместно решают вопрос о мере наказания, но при этом голосовании профессионал имеет четыре голоса, вместо одного у непрофессионала, то есть каждой из коллегий предоставлено одинаковое количество голосов — по двенадцать, не смотря на различный количественный состав коллегий.
По сути такого рода суд ровно, как и названные выше иные суды нельзя относить к разряду судов присяжных, это суды с расширенными судебными коллегиями и особыми порядками принятия решений.
Так же следует отметить, что и классические суды присяжных ныне не остались совсем в первозданном виде. Произошла корректировка количественного состава. Сегодня профессиональная часть суда присяжных может быть представлена не только одним судьёй, как это было ранее, а тремя и даже более; непрофессиональная часть суда — не только традиционная дюжина, но и 15 (Шотландия), 8 (Австрия), 10 (Норвегия), от 12 до 6 (в США[33]). Корректировка полномочий привела к тому, что например, в Бельгии, где суд присяжных состоит из 12 непрофессионалов и трёх профессионалов, вопрос о наказании решается совместно. Особенностью бельгийского суда присяжных является то, что вердикт присяжных сначала провозглашается в отсутствие подсудимого, и если он вынесен простым большинством (семь за, пять против), то профессиональные судьи могут не согласиться с ним, что повлечёт оправдание подсудимого.[34]
В отличии от суда присяжных и суда ассизов суд шеффенов имеет следующие особенности:
_шеффены (народные заседатели) избираются не на одно дело, а на ряд дел подлежащих рассмотрению в определённую сессию;
_шеффены образуют нераздельную коллегию с коронным (профессиональным) судьёй, председательствующим в суде шеффенов, совместно с которым они постановляют приговор разрешая вопрос как о виновности подсудимого, так и о мере его наказания, при этом они принимают более или менее значительное участие в разрешении процессуальных вопросов, возникающих при производстве дела в судебном заседании;
_приговор постановляемый шеффенским судом в отличии от приговора суда присяжных и ассизов должен быть мотивирован;
_приговоры шеффенских судов подчинены апелляционному пересмотру.
В прочих чертах институт шеффенского правосудия сходен с институтом присяжных заседателей.[35]
Поскольку характеристика черт суда шеффенов была дана Фойницким более 90 лет тому назад, то внесём следующие коррективы:
_ныне апелляционный пересмотр свойственен и ассизам по закону от 15 июня 2000 года;[36]
_ апелляционный пересмотр вердикта присяжных в очень ограниченном виде, но допускается в некоторых странах англосаксонской правовой семьи;
_в России с 2000 года в ходе реформирования института народных заседателей (отечественный аналог германского суда шеффенов) принципы отбора народных заседателей законодатель приравнял к принципам формирования скамьи присяжных, то есть их теперь избирают отдельно для каждого конкретного дела, а не для ряда дел, как ранее.[37]
продолжение
--PAGE_BREAK--
1.4. Преимущества и недостатки видов коллегиальной формы.
О коллегии профессиональных судей.
Судебные коллегии, состоящие только из профессиональных судей представлены практически во всех цивилизованных странах мира. Количественный состав таких коллегий, как правило, нечётный во избежание равного разделения голосов при голосовании. Количественный состав варьируется от трёх до семи судей, так например: в Японии правосудие отправляется в зависимости от конкретного дела тремя или пятью профессиональными судьями[38], а во Франции ряд дел рассматривается коллегией из семи профессиональных судей.[39]
Относительно коллегий профессиональных судей Стецовский Ю.И. полагает, что это один из способов реализации колегиальности рассмотрения уголовных дел.[40]
В 1995 году заместитель министра юстиции республики Дагестан Рустамов Х.У. проанализировал практику использования этой формы судопроизводства и пришёл к выводу о её перспективности «по определённой категории сложных (запутанных) дел.[41]
По утверждению Тарасова А.А. «все спорящие по разным проблемам судебной реформы научные и практические работники едины в понимании одного: прфессионал в правосудии — фигура необходимая, в современном мире альтернативы не имеющая».[42]
Коллегия судей профессионалов имеет ряд преимуществ перед судебной коллегией с расширенным составом и судом присяжных. Этими преимуществами являются следующие моменты:
_вопросы права и факта обсуждаются лицами, для которых правовая оценка событий является профессией, что обеспечивает юридически грамотное истолкование всех иследуемых в суде обстоятельств, что исключает как правило многозначность понимания;
_в коллегии профессионалов нет необходимости тратить время на разъяснение юридических нюансов членам состава суда, тогда как в судейских коллегиях содержащих в себе непрофессионалов такая проблема является довольно ощутимой;
_привлечение судебных чинов, состоящих на службе у государства, требует значительно меньших затрат, нежели формирование коллегии присяжных заседателей или отбор народных заседателей.[43]
Считаем разумным отметить, что вышеприведённые преимущества, как бы парадоксально это не звучало, могут легко оказаться и недостатками, так как они направлены к упрощенству судопроизводства и его дешевизне.
Содной стороны понятно стремление к экономии и простоте, но с другой стороны гораздо важнее качество, а его-то и можно поставить по сомнение вышеуказанными аргументами. Не стоит забывать, что ни что не обходится так дорого народу как дешёвая юстиция.
О том, что судьи-профессионалы понимают друг друга с полу слова, можно указать, что оборотной стороной этой «монеты» является отсутствие в суде профессионалов различных взглядов на проблемы, так как это люди одной профессии сильно связанные корпоративным мышлением и стериотипами. Это может породить обстоятельство, когда судьи такой коллегии без какого-либо умысла просто в силу своей профессии будут неспособны не оценивать ситуацию однобоко, не смогут ибежать давления своей профессиональной деформации над необходимой составу суда широтой мышления.
Изъяны судебной деятельности юриста-профессионала, состоящего на государственной службе, независимо от того осуществляет он свои функции единолично или с кем-то коллегиально, неоднократно были предметом интенсивного научного обсуждения, инаиболее ярко они выявились при исследовании проблем участия народного элемента в отправлении правосудия.[44]
По нашему разумению наиболее точно основной порок судьи профессионала был подмечен С.В. Познышевым считавшим, что у судьи профессионала есть привычка подводить случай под определённое общее положение «не вдаваясь в мелкие отдельные черты, образующие своеобразную физиономию конкретного случая»[45], поэтому думаем можно предположить, что такой судья как минимум не способен индивидуализировать наказание, столь хорошо, сколь это может судебный состав содержащий непрофессионгальный элемент, а как максимум он не способен различить невиновного среди большинства виновных сидящих на скамье подсудимых. Для судей-профессионалов лицо сидящее на скамье подсудимых явление обыденное, и поэтому одним посудимым больше, одним меньше — вопрос колличества, а вот для народных судей подсудимый явление необычное, неординарное, поэтому и отношение к нему соответственное позволяющее задуматься над качеством «физиономии конкретного случая».
Также Ф.Н. Плевако имел схожее с Познышевым мнение относительно профессиональных судей, которое выразительно изъявил в своей защитительной речи по делу В.В. Ильященко присяжным: «Люди этого склада ума, точно слепорождённые, щупая форму, не видят цвета. Тряпка, запачканная красками, и равная ей по величине художествеено выполненная картина для слепца одинаковы: два куска холста — ничего более. Так и для них останутся одинаковыми два преступника разбойника, судившиеся в одну и ту же неделю: Варавва и распятый о бок с ним Мессия. И не поймут они внутренней правды, которой полон приговор, возводивший одного из них в праведника...».[46]
Так же следует отметить и иную, но уже связанную с недобросовестностью судебных чинов, опасность коллегии профессиональных судей. Как уже выше было отмечено, корпоративность судебной власти, при отсутствии эфективной системы сдержек и противовесов, которую успешно могут представить работающие с ними вмести непрофессиональные судьи, сама по себе способна оказать немалое негативное влияние на качество правосудия. Но если ещё она вступит в сочетание со вседозволенностью и низким нравственным уровнем судейского корпуса, корпоративность превращается в плодотворную почву для коррупции, взяточничества и «кумовства», а рассуждать об опасности этих явлений было бы излишним, ибо считаем её очевидной.
По мнению А.А. Тарасова пассивность судей профеесионалов, включённых в коллегию почти равноценна повсеместно ныне встречаемой пассивности народных заседателей. Правда конечно причины превращения профессиональных и непрофессиональных судей в «кивал» различны, но это не суть, ибо результат идентичен. У первых отстранённость от процесса правосудия можно объяснить, тем, что судья профессионал, в деле участвующий заседателем думает, что председательствующий профессионал уже разобрался в деле также хороше, как бы это сделал сам заседатель будь он предсдательствующим, и поэтому нет необходимости высказывать сомнения в его надёжности, ведь он его коллега. Завтра по другому делу заседатель и председательствующий могут поменяться местами, и сегодняшняя принципиальность может осложнить рассмотрение дела. Вышеуказанный автор провёл изучение 52 дел рассмотренных профессиональными коллегиями, в период с 1994 по 1997 года, при этом ему не удалось выявить из них ни одного особого мнения профессиональных судей в отношении постановленных приговоров. Конечно такое положение может быть частично объяснено однообразным мышлением профессиональных судей, исключающим большинство коллизий при постановлении приговора, но это может объяснить лишь часть случаев, а как объяснить оставшуюся часть, мы не знаем. Объснить это простым совпадением мы не готовы, поскольку их колличество слишком велико, а совпадения не могут быть в таком колличестве, скорее это можно объснить порочностью порядка в котором профессионалы выносят свои приговоры.[47]
Самая серьёзная проблема коллегии профессиональных судей заключается в отсутствии в ней народного участтия, что порождает отсутствие в суде профессионалов мнения «со стороны», «незамыленногго» взгляда на обстоятельства дела, что очень часто необходимо для разрешения дела в суде рассматривающем его по существу. Мы понимаем, что устранить вышеуеказанную проблему возможно исключительно введением в состав судебной коллегии народных судей, что означает отказ от коллегии профессионалов. Чтож такую судьбу они сами себе определили, их удел есть кассационное производство, где решаются только вопросы права и вот тогда фигура народного судьи скорее бесполезна, чем наоборот.
Относительно возможности взгляда со стороны или её осутствии очень хорошо в своё время высказался В.Н. Палаузов: «Если каждый новый субъект вращался в одной сфере с прежними, находился под одними с ними влияниями (это именно и бывает в коллегии учёных судей), то своим присоединением он не внесёт ничего в общую сумму знаний».[48]
Во всём мире признаётся, что участие непрофессионального элемента при отправлении правосудия признаётся самым эффективным, если даже не единственным, способом преодоления бюрократизации судебной власти, укрепления её независимости от власти исполнительной и повышения качества правосудия не в процедурном, а в истинном, общесоциальном его значении.[49]
О судебных коллегиях содержащих непрофессиональный элемент.
Полагаем, что поскольку большинство дискуссий о суде присяжных не являются исключительно индивидуализированными под этот вид коллегиальной формы рассмотрения уголовных дел, а ведутся вокруг универсального для ряда других видов коллегиальной формы — об участии непрофессионального элемента в отправлении прпавосудия, то будет уместным вначале разрешить по нашему усмотрению этот вечный вопрос, а затем указать на некоторые аспекты каждого из вышеупомянутых видов коллегиальной формы рассмотрения уголовных дел с участием непрофессиональных, неюрисдикционных судей.
Далее в тексте данного раздела в целях упрощения слога изложения мысли каждый раз упомяная суд присяжных мы одновременно на ряду с ним будем подразумевать все остальные виды процессуальной формы с участием непрофессиональных судей.
Вокруг суда присяжных за всё время его существования велись дискуссии, основные посылки которых за последние полтора века не менялись: споры всегда носили «воинственный» характер и не имели перспективы разрешения, ибо принципиальные диаметрально противоположные позиции оппонентов были основаны на столь же принципиальных диаметрально противоположных оценках одной и той же главной черты суда присяжных — непрофессионализм судей из народа, имеющих решающее или сильно влияющее слово по основному вопросу уголовного процесса — о виновности либо невиновности подсудимого.[50]
Суд присяжных бывало и до сих пор бывает именуют с целью умалить его достоинства судом «толпы» или «улицы», отношение это сформировалось ещё в прошлом веке не без влияния консервативно настроенных юристов и публицистов.[51] Но сторонники суда присяжных даже не стали опровергать этого определения, полагая главной ценностью скамьи присяжных именно её близость к «улице».[52] Судьи из народа приносят с собой жизненную мудрость, поскольку они ближе, чем профессиональные судьи, замкнутые своей корпоративностью, к реалиям жизни и поэтому лучше вторых способны распозновать истинные мотивы того или иного действия человека, так как они с подсудимым имеют гораздо больше совместных забот, чем профессиональный судья, а как в народе говорится «рыбак рыбака видит из далека» — рискнём предположить, что это вполне могло быть одним из аргументов при принятии в Англии 1215 года Великой хартии вольностей, по которой человек мог быть осужден только решением равных себе людей.[53]
Противники присяжных часто апеллируют к суждению известного немецкого учёного юриста Иеринга, о том, что присяжные — «добрые люди, но плохие музыканты», неспособные судьи, поскольку не могут быть хорошими судьями люди «без знания права, которое достигается только внимательным изучением, без сознания ответственности, которе приобретается профессией, вырабатывается лишь практикой, люди, часто приходящие в суд уже с предвзятым мнением вследствие ходящих сплетен, покорные речи защитника и всевозможным общественным влияниям».[54]
Покольку по настоянию Иеринга «внимательное изучение» очень важно, с чем спорить не стоит, мы отнесёмся так же внимательно к его суждению, как он отнёсся в своё время к присяжным. Во превых отметим, что у господина Иеринга проблескивает в словах обвинительный уклон — им почему-то сказано, что присяжные «покорны речи защитника» и умолчено о том, что если речь обвинителя не менее содержательна и выразительна речи защитника, то присяжные в равной степени «покорны» и ей, что объясняется нормальным функционированием принципа состязательности, который расцветает в суде с появлением народных судей, и чахнет с их исчезновением. По поводу «предвзятости» то что греха таить мог бы признаться, что все мы имеем определённую предубеждённость, и только компьютер или Бог может быть без предубеждения, вопрос не в этом, вопрос в мере предубеждения, а для того чтобы избежать её опасной меры нужно использовать, существующий правильный механизм отбора судей из народа, что устранит чрезмерную предубеждённость. Полагаем, что Иеринг смешал два различных понятия, предубеждённость с первым мнением, если первое есть опасно, то второе естественно и нормально. Относительно того, что для того чтобы судить нужно знать право, то Иеринг неправ, знание права важно, но право есть лишь форма закрепления общественных ценностей и порой оно не успевает развиваться в «ногу» с развитием этих ценностей, а вот представители общества как раз могут из «первых» рук передать эти новые общественные ценности в право посредством своего активного участия в процессе рассмотрения дела.
Австрийский юрист Вах по поводу присяжных указывал на то, что «если бы хотели учредить премию за изобретение самой плохой формы суда, то эту премию получил бы изобретатель суда присяжных».[55]
Суть позиции противников суда присяжных во все времена вытекала из главной посылки: хорошим судьёй может быть только профессионал, знающий право, теорию доказательств, судебную практику, а не руководствующийся лишь здравым смыслом. Присяжные, народные заседатели — непрофессионалы, они ненастоящие, а потешные судьи и потому не способны по-настоящему участвовать в процессе доказывыания, а следовательно и судить по вопросам о виновности.
Очевидно, что это отношение создано под влиянием стереотипов профессионального сознания юристов, недооценивающих духовный и правозащитный потенциал коллегии присяжных, как субъекта коллективного иследования, и преувеличивающих роль и значение для достижения истины по делу профессиональных юридических знаний.[56]
Такому отношению можно противопоставить мнение Клеандрова М.И., полагающего, что «отправление правосудия требует профессионального исполнения — необязательно профессионалом, но на профессиональном, а не на дилетантском уровне».[57]
Дореволюционные русские юристы в своём подавляющем большинстве неизменно включали правило о народном участии в правосудии в число основных начал уголовного судопроизводства.[58]
Например, Тальберг Д.Г. полагал, что это положение вообще не вызывает споров.[59] Викторский С.И. обосновано выделял участие народного элемента в уголовном суде как такое начало уголовного процесса, которое обеспечивает реализацию всех других его основных начал, он считал участие народного элемента необходимо для того, «чтобы в стране действительно было правосудие, а не производство судебных дел».[60]
«Нет никаких оснований меньше доверять коллективной совести ни от кого не зависящих неюристов из народа, чем совести профессиональных юристов, чувствующих свою зависимочсть и от своего профессионального опыта и от вышестоящих профессионалов».[61]
Как уже выше упомяналось народные представители в суде, при услолвии их правильного отбора, являются сдерживающим фактором для безнаказанного произвола профессиональных судей и их коррумпирования. Присяжные, народные, судебные и им подобные заседатели необходимы в составе судебной коллегии для того, чтобы повышалась вероятность принятия по делу правильного, справедливого решения не нарушающего презумпцию невиновности и права участников процесса, для повышения воспитательного эфекта от судебного разбирательства. Рассмотрение уголовных дел очень часто связано с разбором нравственно-конфликтных обстоятельств, разрешить по необходимости которые профессиональным судьям без непрофессиональных в пользу подсудимого практически невозможно будучи под давлением обвинительного уклона. При разрешении вопросов о виновности в условиях информационного равновесия обвинительный уклон судьи проявляется в том, что он руководствуется не законодательно предписанной презумпцией невиновности, а сложившейся на практике презумпцией достоверности материалов и выводов предварительного следствия.[62]
Стецовский Ю.И. полагает суд присяжных лучшей из известных человечеству форм отправления правосудия по уголовным делам, лучшей из форм народного участия в нём. Он же указывает на то, что это не просто один из многих уголовно-процессуальных институтов, это особый социальный институт, сам факт существования которого в стране свидетельствует о том, что имеется независимая судебная власть и состязательность правосудия.[63]
продолжение
--PAGE_BREAK-- Теперь о индивидуальных достоинствах видов коллегиальной формы отправления правосудия с участием непрофессионального элемента.
Индивидуальным и наиболее выжным достоинством классического варианта суда присяжных многие иследователи считают то, что при одновременном паралельном существовании профеессионального судьи имеется коллегия непрофессионалов, и эти коллегии абсолютно никак не работают совместно, чем избегается давление авторитета профессионального судьи на непрофессионалов. И именно этот аргумент соответственно выставляют против смешанных, рассширенных судебных коллегий, считая, что в них мнение непрофессионала не может быть свободно им высказано и оценено другими участниками коллегии из-за препятствования тому противоположного авторитетного мнения профессионального судьи, который неизбежно навяжет его своим робкими коллегам по делу при этом «изнасиловав» их внутреннее убеждение. Но многие с такой мыслью не согласны. Так например, И.Д. Перлов считал, что разделения полномочий судей (на решение вопросов факта и прва) лишает правосудие главного преимущества единой судебной коллегии — органического сочетания юридической зрелости профессиональных судей и жизненного опыта народных заседателей, а именно в этом заключена его сила и мудрость.[64]
Автор данной дипломной работы является сторонником смешанной коллегии совместно решающей как вопросы права так и вопросы факта и объясняет это очень простым и доходчивым образом в одной из своих статей. «Во всём хороша «золотая» середина. Профессиональный судья — ледяная вода, непрофессиональный — кипящая вода. Воздействие как первой, так и второй, хотя и по разноиу, но убивают организм. Поэтому мы смешиваем воду до оптимальной температуры, и тогда она приносит нам благо. Вот таким же образом надо поступить и с составом суда, сбалансировать его так, чтобы он будучи единым целым, обладал холодным разумом и горячим сердцем»[65]. В данном контексте народный элемент обладает «горячим» сердцем, а судья «холодным» разумом. В подтверждение необходимости двух элементов при разрешении дела приведём прикрасные слова Л.Е. Владимирова, правда он высказывал их в поддержку раздельных судебных коллегий, но мы полагаем, что с небольшой оговоркой их можно применить к смешанной коллегии, как к более совершенной форме. «Судья ремесленник в уголовном суде может много навредить, и вред этот даже не заметят. Бессердечность — язва во всех профессиях. Совесть и чуткая душа — вот что нужно в уголовном суде!.. в суде присяжных подсудимый обеспечивается от бессердечности профессионального судьи, которму нечувствительность даже часто мешает разглядеть истину».[66] Оговорка, необходимость которой была выше обозначена заключается в том, что опасность рикованного для истины давления авторитета профессионального судьи в смешанной колегии пропадает, если простым людям привлекаемым из народа к отправлению правосудия будет объяснено, что слепое преклонение перед авторитетом никогда, нигде и никем, кроме людей с неблагочестивыми намерениями, не поощрялось и всегда приводит к плачевным последствиям, поскольку носителями авторитетов являются тоже люди, которым как и другим, ну может реже, а всётаки свойственно ошибаться, поэтому если все перед ними будут преклоняться не проверяя их мнение на прочность, то ни сам авторитет (в нашем случае профессиональный судья) ни люди его окружающие так и не поймут ошибается он или нет. В обществе надо культивировать сознание того, что быть участником отправления правосудия означает быть попутчиком профессионального судьи в поисках истины по делу, а не его ненужным придатком. Так вот, если представители народа, вершашие суд это поймут, то ни один судья даже самый авторитетный не будет в силах навязать им своё мнение, как это действительно происходит в наши дни в нашей и многих других сранах бывшего СССР.
Так же для непрофессиональных участников судебной коллегии должно быть ясно, что от них никто не ждёт знания права, для этого у них есть профессионал, единственное, что от них ожидают это активной оценки обстоятельств дела с позиции их жизненного опыта и соображений об их нравственности, от них ожидают взгляда со стороны. «Если члены набираются из разных слоёв общества — тогда действительно можно ожидать, что такое новое лицо внесёт свою лепту в общую массу сведений, необходимых для разрешения различных вопросов».[67]
Непрофессиональный элемент превосходит профессиональных судей по богатству жизненного опыта, разнообразию знаний об окружающей действительности, необходимых для правильного и справедливого решения вопросов о виновности, благодаря её разнородному личному составу.[68]
Уязвимость правосудия осуществляемого двумя раздельными коллегиями заключается в двух моментах, первый из которых, кроется в невозможности профессионалов дисциплинировать обсуждение вопросов факта непрофессионалами, как последние в свою очередь не достаточно способны уравновесить субъеективность профессионалов при вынесении наказания виновному. Зачем дисциплинировать коллегию непрофессионалов? Лучшим и наиболее показательным ответом на этот вопрос является кинофильм «12 разгневанных мужчин», в котором показано как на практике представители народа будучи приглашёнными к отправлению правосудия относятся к своему долгу поиска истины по делу, выявлению и оценки мотивов деяний подсудимого. Присяжные сразу зайдя в совещательную комнату производят голосование о виновности, по результатам которого 11 из них голосует «за» и очень сильно возмущены тем, что один из них проголосовал против, которому задают ворпос: Разве ты считаешь его невиновным? Следует ответ: Нет, не считаю./ Так в чём же твоя проблема?/ В том, что у меня нет абсолютной уверенности в его виновности ./— Далее присяжные начинают диалог на многие часы, в ходе которого выясняется, что первый возразивший присяжный был единственным, у кого не было проблем влиявших на его решение о виновности подсудимого, когда у всех остальных вначале голосовавших «за» были личные на то мотивы. Один очень спешил на футбольный матч и боялся на него опаздать, если завяжится дискуссия, другой имел сына его неуважающего и угрожавшего убить, а поскольку дело было по обвинению сына в убийстве своего отца, то он решился отыграться на чужом человеке за своего непутёвого сына, третий просто будучи обеспеченным негром считал, всех бедных негров преступниками, и поэтому презумировал, что бедный чернокожий обвиняемый был виновен, и так у каждого из этих присяжных была какая-то личная проблема заставлявшая их без рассуждения и анализа обвинения признать его виновным, и по законам того штата тем, самым посадить его на электрический стул. Но благодаря одному единственному беспристрастному присяжному завязалась дискуссия, в ходе которой все остальные со временем переменили своё мнение и оправдали подсудимого. Страшно даже представить что бы произошло не окажись в той коллегии присяжных того единственного вспомнившего о презумпции невиновности и проголосовавшего за оправдание. Ведь этого человека могло и не оказаться в коллегии присяжных, а его место мог занять человек подобный остальным присяжным. Ведь своё решение присяжные не мотивируют, а тайна совещательной комнаты не разглашается, таким образом субъективизм и необоснованность голосования никогда полностью не раскрывается. Сторонники классического суда присяжных могут сказать, что этот кинематографический прецедент устраним тщательной процедурой формирования скамьи присяжных, но мы возразим, что эта процедура при всей её важности и проработанности не способна отвести присяжных по причине их не беспристрастности, если последняя кроется где-то глубоко в подсознании присяжного. Процедура отбора присяжных способна устранить лишь поверхностную предубеждённость, что важно, но недостаточно для непорочного правосудия. Профессиональный судья в смешанной коллегии всегда сможет быть тем, кто положит начало мыслительному анализу обвинения и выносимого по нему решения. Участие профессионального судьи в обсуждении решения вместе с непрофессиональными, заставляет последних более ответственно подходить к своему долгу перед обществом в целом, и подсудимым в частности. Для того, чтобы гарантировать в максимально возможной ныне степени беспристрастность судей, как профессиональных так и непрофессиональных, необходимо, чтобы оба эти элемента сдерживали друг друга, а это возможно исключительно в смешанной судебной коллегии.
Очень важным на наш взглядявляется тот момент, что смешанная коллегия в отличии от коллегии присяжных, мотивирует своё решение, а для того чтобы что-то мотивировать это надо исследовать, поэтому обязанность мотивации решения существенно гарантирует его обдуманность.
Поскольку континентальная форма суда присяжных (когда некоторые вопросы решаются совместно двумя коллегиями, а некоторые раздельно) является своеобразным промежуточным звеном то выводы сами напрашиваются после рассмотрения аспектов её крайних вариантов, поэтому ввиду сильно ограниченного объёма данной работы мы считаем просто необходимым и возможным оставить детальное рассмотрение этого вида коллегиальной формы отправления правосудия с участием народного элемента для самостоятельного изучения читателя.
Одним из аргументов против народного участия в правосудии является сравнительно большое количество вынесенных при их участии оправдательных приговоров, количество которых в суде присяжных является наиболле высоким, а в смешанной коллегии меньшим. Тут следует обратить внимание на то, что раз уж всё относительно, то в данном случае за минимум признаётся колличество оправдательных приговоров вынесенных коллегией профессиональных судей. Да действительно коллегия профессионалов почти не выносит оправдательных приговоров, их число подозрительно мало и на пост советском пространстве варьируется в пределах одного процента от общего числа дел, но за этим коварным числом скрывается множество несправедливых осуждений, поэтому уж лучше пусть, если надо выбирать из двух зол, будут оправданы некоторые виновные, чем осуждены невинные, чем наоборот. Но причина очень высокого количества оправдательных приговоров выносимых присяжными заключается в несовершенности этой процессуальной формы, относительно смешанной единой судебной коллегии, что уже было нами рассмотрено выше.
Известно, что обе формы народного участия в уголовном правосудии в течении всего периода своего существования были предметом острой научной полемики. Анализ современной литературы по этой проблематике даёт основания полагать, что все аргументы «за» и «против» как суда присяжных так и суда «шеффенов» когда-то уже высказывались, опровергались и высказывались снова. Упрёки по поводу правовой безграмотности непрофессионального элемента, их пассивности и отстранённости уже давно стали «общим местом», но ни в одной из стран не дали достаточных оснований для отказа от одних правовых форм народного участия, для замены их другими, а тем более — для устранения из правосудия непрофессионального элемента.[69]
Общее колличество стран вообще не привлекающих к отправлению правосудия непрофессионалов ничтожно мало, что позволяет считать их исключением из общего правила — Япония, Аргентина, Доминиканская Республика и некоторые другие.[70]
Глава 2. Единоличное правосудие в Латвии и зарубежом.
2.1. Состояние преступности и эффективность судебной системы в Латвии.
Уровень преступности в стране начал стремительно расти с конца 80-ых начала 90-х годов. Своего пика он достиг в 1992 году и составил 61900 зарегистрированных преступных деяний. В последующие годы наблюдался небольшой спад преступности, но после 1998 года преступность вновь начала расти. Если в 1998 году было зарегистрировано всего 36700 преступлений, в 1999 году — 44000, в 2000 году — 50200.
Число преступлений зарегистрированных в 2000-ом году сравнительно с 2001-ым годом возросло на… преступлений или на .....%.
Коэффициент преступности, который формируется из количества преступлений приходящихся на 10000 населения, в Латвии на 2000-ый год составил 212, что на 28 пунктов больше, чем было в 1999 году. Но все же этот коэффициент в Латвии является самым низким в Прибалтике, так в Литве он составлял 223, а в Эстонии аж 402. При этом следует отметить, что за год рост этого коэффициента был почти вдвое более быстрым, нежели в Литве, где он повысился лишь на 15, а не на 28 пунктов как у нас.
В 2000 году было зарегистрировано на 6,1% больше тяжких преступлений, чем в 1999-ом году. В общем их удельный вес в общей массе преступлений сравнительно с 1999-ым годом (43.3%) снизился и в 2000 году составил 40.2%.
В стране на 2000 год было всё ещё высоко число убийств и попыток убийств. Было зарегистрировано 219 убийств, что на 2.3% больше чем в предшествующем году. В среднем в неделю совершалось 4 убийства, два из которых в Риге. По данным Центрального управления Статистики Латвии интенсивность совершения убийств в нашей стране в 2.4 раза больше чем в Дании, в 2.8 раза больше чем в Норвегии, и в 4.6 раза, чем в Швеции.
В 2000-ом году общий прирост преступности произошёл в стране в первую очередь за счёт преступлений против собственности. По прежнему высок удельный вес этого рода преступлений в общей структуре преступности, он составил 73.6%, что на 1.6% больше чем 1999-ом году.
Кражи количественно превосходят все остальные преступления против собственности. Существенно возросло число квартирных и карманных краж.
В 2.5 раза возросло количество преступлений связанных с незаконным изготовлением, хранением и реализацией наркотических веществ. Если в 1995-ом году их было зарегистрировано 271, тот в 2000-ом — 665.
Раскрываемость преступных деяний по состоянию на 1 января 2001-го года составила 42.9% от зарегистрированных в предшествующем году преступлений, что на 4.1% меньше, чем в 1999-ом году. В то же время в Латвии наиболее высокий уровень раскрываемости среди Балтийских стран, так в Литве он соответствует 40.4%, а в Эстонии — 31.1%.
Нераскрытыми остались 28700 преступлений, из них 32% убийств, 35.8% тяжких телесных повреждений, 29.9% изнасилований. Кражи формируют самую большую группу нераскрытых преступлений, нераскрытыми в 2000-ом году остались 68.4% всех краж.
По подозрению в совершении преступлений в 2000-ом году было задержано 17800 человек, что на 4.2% больше чем в предшествующем году. 37.8% повторно совершили преступные деяния. Более трети задержанных лиц, совершая преступление, находились в состоянии алкогольного опьянения. Всё ещё сохраняется опасная тенденция совершения преступлений в группах; в 2000-ом году 36.7% человек совершали преступления в группах (1999=35.1%; 1998=38.5%).
Среди преступников преобладают лица, которые не учатся и не работают. В 2000 году они составили 61.7% от числа всех преступников (1999=61.2; 1998=61.8).
Сохраняется значительная криминогенная активность среди несовершеннолетних. В 2000-ом году ими было совершено 3923 преступления, что на 4.4% больше, чем в предыдущем году. Половина преступных деяний (51.5%) совершено ими в группе, и каждый пятый в момент совершения преступления находился в состоянии опьянения. В числе преступлений несовершеннолетних особо высокий удельный вес принадлежит тяжким преступлениям.
В 2000-ом году за совершение уголовных преступлений было осуждено 12689 человек, что на 1.35% меньше, чем в предыдущем году. К лишению свободы был приговорён каждый пятый осужденный., из них 382 несовершеннолетних или 21.35 от числа всех несовершеннолетних осуждённых лиц; 22 несовершеннолетних были приговорены к лишению свободы на срок от 5 до 10 лет.
Число заключенных в тюрьмы на 1 января 2001 года было 4967 человек, в их числе 222 женщины. 59.8% повторно отбывают срок лишения свободы.[71]
Следует отметить, что к сожалению статистические данные о количестве преступлений нельзя принимать за зеркальное отражение криминогенной ситуации в стране, так как помимо официально зарегистрированной преступности есть ещё и латентная преступность, которую составляют те преступления, о которых люди не сообщили из-за боязни или по каким-то иным причинам они не были доведены до сведения правоохранительных органов. Здесь также можно упомянуть, что причиной не сообщения о преступлениях правоохранительным органам является не столько боязнь угроз со стороны злоумышленников, сколько неверие в эффективную защиту со стороны сотрудников правоохранительных органов и неверие в благочестивость блюстителей порядка. Так, например, 53.1% рижан отрицательно отвечает на вопрос Центрального Управления Статистики о том, обеспечивают ли правоохранительные органы их безопасность, 36.2% отвечают, что частично, и лишь 10.7% полагают, что им обеспечена безопасность. К сожалению, в нашей стране действительно язык не поворачивается отозваться о деятельности стражей порядка как о достаточно эффективной. Уж слишком редко мы слышим о разоблачении нерадивых стражей порядка, и при этом слишком часто сталкиваемся со злоупотреблениями полномочиями с их стороны, это творится начиная с автодорог и заканчивая несправедливыми, порой даже абсурдными решениями судов. Из личного опыта прохождения практики в полиции, будучи второкурсником, можем указать на то, что полицейские в подавляющем большинстве неохотно уважают права и свободы человека, но часто возмущаются тем, что в народе к ним относятся с презрением, но тут надо просто не забывать о жизненном принципе, что подобное рождает подобное.
продолжение
--PAGE_BREAK-- Касательно показателей деятельности судебной системы, преимущественно суда первой инстанции можно привести следующие данные.
В 2000 году в суд поступило 11096 уголовных дел, рассмотрено было 11115, из них 192 дела было прекращено, 269 отправлено на доследование, 333 переданы по подсудности, таким образом 10312 дела были окончены вынесением приговора, а 5226 дел к концу года остались нерассмотренными; за данный год было осуждено 12689 человек и лишь 142 оправданы.
В 2001 году в суд поступило 11854 дела, рассмотрено 11442, из них 165 дел было прекращено, 198 отправлено на доследование, 452 переданы по подсудности, таким образом 10577 дел были окончены вынесением приговора, и 5637 вновь остались к концу года нерассмотренными и перешли на следующий год; за сей год было осуждено 12679 человек и лишь 125 оправданы.
По данным за 2002 год было осуждено 12615 человек и оправдано 108, что подтверждает тенденцию роста обвинительного уклона латвийского правосудия.
В 1998 году было осуждено 12952, оправдано 152; в 1999 году осуждено 12862, оправдано 148.[72]
Из вышеприведённых статистических данных явствует одно из двух: либо у нас в стране судебная система функционирует чрезвычайно отлаженно и хорошо, что практически все люди попавшие на скамью подсудимых признаются виновными и за это система их заслуженно карает, и лишь редкие из них оправдываются, либо все-таки наоборот наша судебная власть, из рук вон плохо карая всех как виновных, так и невиновных метя их под одно гребёнку, поскольку процент оправдательных приговоров подозрительно мал, и более того он с каждым годом снижается, хотя может это результат роста эффективности судебной системы.
Таким образом, образуется дилемма: хорошо или плохо. Для её разрешения предлагаем воспользоваться судебной статистикой других более развитых как в экономическом, так и в правовом отношении стран. Если в США оправдательных приговоров в среднем 25%, в Европе 20%, то в нашей державе за последние пять лет в среднем он составил 1%. Возможно защитники нынешней судебной системы Латвии возразят на это тем, что Латвию сравнивать с США не корректно в этом аспекте поскольку у них суд присяжных, которому свойственно оправдывать человека даже тогда когда по закону он явно виновен, поэтому мы и привели после данных США данные столь близкой и одновременно далёкой нам Европы.
И так напрашивается вопрос, а может в США и Европе судебные системы работают менее слажено с обвинительной властью[73], да и вообще, может их судебные системы неправильно созданы и соответственно этому и функционируют??? Может там суды не имеют точного понятия об истине достигаемой правосудием и поэтому так часто оправдывают обвиняемых? Положительные ответы на эти вопросы могли бы объяснить и оправдать мизерное количество оправдательных приговоров в Латвии. Но, увы, ответы эти отрицательны. Хотя, степень слаженности работы тамошних судов с тамошней обвинительной властью действительно иная, там суд значительно реже чем у нас становится вторым более властным прокурором по делу, он там как должно было бы и у нас выступает в большей степени арбитром, весами доводов обвиняемого, защиты и обвинения. Относительно достигаемой в процессе судопроизводства истины у нас с ними действительно могут возникнуть разногласия, ввиду того что их суд ищет объективную истину, а наш суд несмотря на такую же задачу ограничивается, как это было в средневековье достижением формальной истиной. Расхождения по истине и слаженности деятельности суда с деятельностью обвинительной власти обусловлены не неправильной правовой регламентацией этих моментов, а фактическим правосознанием наших правоприменителей и блюстителей. США и Европа хотя и различны по своим правовым семьям и судоустройствам, но имеют значительно более богатое чем Латвия наследие правовой мысли и эмпирического опыта, поэтому их судебные системы, хоть и тоже не без изъяна, по нашему разумению более совершенны сравнительно с нашей отечественной, а точнее будет выразить, что люди олицетворяющие судебную систему там имеют более достойное этого почётного статуса судьи мышление. Нам могут возразить тем, что Россия тоже имеет богатейшее наследие правовой мысли и более богатое эмпирическое наследие, а там все равно количество оправдательных приговоров не больше чем в Латвии. Да, это увы так, но это объясняется тем, чем кстати можно объяснить и латвийскую ситуацию — наследием советской судебной практики, когда суд фактически был лишь приспешником обвинительной власти и оправдательный приговор воспринимался, как гром среди ясного неба. Но полагаем, что советское наследие может быть объяснением, но его нельзя воспринимать оправданием сложившейся практики. Вообще не надо этому искать оправданий, надо искать пути выхода из сложившейся ситуации, что в России и делают, а вот в Латвии может быть, и пытаются но незаметно, и пока что это получается как всегда не так как это надо.
Как бы тяжело и прискорбно это ни было, нужно констатировать, что латвийская судебная система пропиталась обвинительным уклоном, это несправедливое и ошибочное положение нужно искоренить. Обвинительный уклон это самый сильный, если забыть на мгновение о продажности судей, порок нашей судебной власти. Эту ошибку должны признать все ветви власти и только тогда станет возможным её устранение; на данный момент лишь так называемая четвёртая власть СМИ открыто свидельствуют об этом. Пока что в нашей стране получается, что тебя карают далеко не всегда за то что ты виновен, но почти всегда за то, что ты попал на скамью подсудимых. Это обстоятельство было бы простительным, если бы обвинительная власть была бы беспристрастной и непредубеждённой и обвиняла бы только виновных, но это не так, да, и требовать этого вряд ли возможно ведь обвинение это только сторона, поэтому ей невозможно полностью отстраниться от своей сущности — стремления обвинить всех и вся. Суд должен и имеет к тому все возможности, чтобы быть беспристрастным объективным и справедливым мерилом противоречивых сторон.
Отозваться положительно о латвийской судебной системе ещё более сложно, если обратить внимание на слишком большое количество рецидива в преступности, как среди совершеннолетних, так и среди несовершеннолетних лиц. В отношении ювинальной юстиции Латвия вообще не может ничем похвастать, ибо не имеет специальных на то судов и их составов, что способствовало бы перевоспитанию маленьких преступников, их успешной ресоциализации и возвращению к нормальному законопослушному образу жизни. Полагаем, что у нас по отношению к несовершеннолетним лицам суд слишком суров, применяя в среднем к 1/5 всех осужденных меру наказания в виде лишения свободы, что едва ли способствует их перевоспитанию, скорее учитывая ужасные условия наших мест заключения, дать срок несовершеннолетнему означает, как правило, отправление его а «университет» преступности, выходя от куда человек озлобляется на общество и уже с большим знанием дела совершает новые более серьёзные и изощренные преступления.
Из моих личных наблюдений по ряду конкретных уголовных дел, рассмотрение которых нам удалось лицезреть, можем заключить, что всем своим ходом наше судопроизводство не имеет какого-либо воспитательного характера для подсудимых.
В столь уважаемой нашим правительством Европе быть судьёй и вершить правосудие значит обладать авторитетом и уважением в обществе, но в Латвии статус судьи ничего акромя «привилегии» частых нареканий со стороны народа не предоставляет своему носителю. А как же иначе ведь дела в судах часто годами лежат в ожидании рассмотрения, ибо это никак не согласуется с правом каждого на скорый и справедливый суд. Тогда как долгое ожидание рассмотрения дела гражданского может существенно обременить хозяйственный оборот, что бьёт по финансам людей, то долгое ожидание справедливого суда по уголовному делу, который часто из-за этого ожидания не может быть справедливым, наносит порой непоправимый вред чести, достоинству и праву на свободу обвиняемых по делу людей.
В среднем за пять лет с 1997 по 2001 годы ежегодно в конце года 5240 дел оставались нерассмотренными делами, так называемым хвостом переносимым из года в год нашим правосудием.
К сожалению не представилось возможным получить данные о том сколько людей были подвергнуты мере пресечения в виде заключения под стражу, и так ожидали рассмотрения своего дела будучи лишёнными свободы, но судя по информации циркулирующей в СМИ это число значительно, и это при том, что они ещё не признаны виновными и может быть таковыми и не являются. В качестве косвенного подтверждения того, что число этих людей значительно можно вспомнить то, какой ажиотаж был вызван сравнительно недавним указанием Верховного суда, что максимальный срок содержания по стражей должен неукоснительно соблюдаться, а он равен 1.6 года, что надо признать тоже не мало, и судя по возмущённой реакция правоохранительных органов Латвии этого не достаточно даже для досудебного расследования. Тут возникает ещё одна проблема — нерасторопное следствие и долгий простой дела в ожидании рассмотрения порождают утрату возможности более детального воспроизведения события преступного деяния, по словам свидетелей, поскольку людям свойственно в силу хотя бы физиологических причин забывать прошлое. Так же не следует забывать о том, что после того как человек долго прождал своего суда и дождался, на суде будет висеть груз того срока, который этот человек провёл в ожидании, и это может вызвать попрание презумпции невиновности и осуждение невиновного человека, для того, чтобы не расписываться в том, что этот человек незаслуженно был лишён свободы до суда; можно предположить, что по такому делу будет вынесен приговор с назначением срока лишения свободы ровно пропорционального тому сроку, который ограничил свободу этого лица до «скорого» и «справедливого» суда. Такое положение возмутительно противоречит принципам презумпции невиновности, законности, а также справедливости и гуманности.
Обобщая вышеуказанное можно сделать вывод, что в Латвии судебная система имеет существенные недостатки ввиду обвинительного уклона, медлительности правосудия и отсутствия какого-либо воспитательного эффекта. Указать на бесполезность нашей судебной системы было бы слишком, но лишним будет указание не то, что она неспособна полноценно обеспечить законодательно предоставленные обвиняемым лицам права. Основываясь на данных выводах, становится очевидным, что Латвии нужна судебная реформа.
2.2. Возникновение и тенденции развития единоличного отправления правосудия в судебной практике Латвии.
Сразу сделаем оговорку, что поскольку данная работа не является историческим исследованием, мы обратим своё внимание лишь на историю за последний век.
После образования первой Латвийской Республики на её территории за некоторыми исключениями, выходящими за рамки нашего исследования, продолжали действовать судебные уставы Российской Империи, которые предусматривали наличие мировой юстиции, в рамках которой правосудие и осуществлялось единолично. Мировые судьи рассматривали дела о преступления нарушающих общественный порядок, оскорблениях и побоях, мошшеничествах и кражах на малые суммы; за все эти и некоторые другие деянийя максимальное наказание ввиде лишения свободы менялось, но во сяком случае составляло не более полутора лет тюремного заключения.[74]
В 1923 году в России был введён УПК РФ, который предусматривал такой вид судебного решения, как постановление приговора судьёй единолично посредством принятия судебного приказа, однако этот приговор никак нельзя назвать следствием судебного разбирательства, поскольку оно как таковое вообще не проводилось и судебный приказ порой принимался даже без присутствия подсудимого. Однако, такое положение в Российском законодательстве применялось не часто и в 1938 году был принят закон «О Судоусройстве СССР. Союзных и автономных республик»[75], в котором не было предусмотрено постановление приговора судебным приказом, и вообще единоличного суда.
Поскольку Латвия вошла в состав СССР в 1940 году, то положение судебного приказа она не застала, но вместе со вступлением в Советский Союз единоличное судопроизводство по уголовным делам исчезло из судебной практики Латвии вплоть до 1993 года.
27 апреля 1993 года законом[76], принятым Верховным Советом Латвии, в действующий в Латвии УПК вместо протокольной формы судебной подготовки материалов был введён сокращённый процесс, предусматривающий единоличное рассмотрение уголовных дел. До ноября 2002 года сокращённый процесс был единственой возможностью единоличного правосудия, и он мог применяться только при наличии определённых условий и исключительно по делам об уголовных проступках и менее тяжких преступлениях, а также в отношении несовершеннолетних по делам о тяжких преступлениях несопряжённых с насилием или угрозой насилия и не повлекших тяжких последствий. Согласно уголовному закону это означает, что максимальная мера накзания при сокращённом процессе, как правило, не могла превышать пяти лет лишения свободы.
Но латвийский законодатель не ограничился введением единоличного правосудия по тем не многим делам, раасматриваемым в порядке сокращённого процесса, и в силу изменений принятых к УПК Латвии 20 июня 2002 года теперь огромное колличество уголовных дел рассматривается единолично судьёй и планка максимального наказания поднята до десяти лет. Единоличное отправление правосудия в районном суде нынче есть правило, а коллегиальное рассмотрение — исключение. Для такого вывода достаточно просто взглянуть на ст.14 УПК Латвии в новой редакции, где четко вначале прописано правило, а после него исключения.
По нынешнему положению стало возможным единоличное рассмотрение уголовных дел о тяжких преступлениях, а это означает, что планка максимально сурового наказания назначаемого судьёй единолично повышена аж вдвое относительно недавнего прошлого, то есть вместо максимально возможных пяти лет теперь установлено десять. Чем объясняется такое существенное расщирение компетенции единоличного правосудия? Может за предыдущие годы единоличное правосудие себя столь хорошо показало, а коллегиальное себя слишком сильно дискредитировало? Нет, восторженных отзывов о единоличности не было. Отчасти, коллегиальность, с участием в ней народного элемента, дискредитировала себя, но не на столько, что было необходимо признать её хуже единоличности. Истинные мотивы тенденции расширения единоличности правосудия, заключаются в погоне за простотой и дешевизной правосудия, о том к каким результатам это может привести мы уже выше упомянали.
С одной стороны понятно, что у судебной системы и вместе с тем у всего общества нашей страны ежегодно неподвижно лежит тяжёлый «камень на душе» ввиде огромного количества дел, которые томятся в концелярии суда годами в ожидании своего «скорого» и «справедливого» суда. Этот «камень» можно сбросить только двумя способами: увеличением числа судей либо упрощением процедуры рассмотрения дел. Законодатель выбрал второй способ, более простой, но вместе с тем и более опасный, так как мы полагаем он неизбежно отразится на качестве рассмотрения дел, и суд не станет от этого скорым, он скорее будет скорополительным.
Есть у нынешнего уголовно-процессуального законодательства и ещё одна брешь по тематике нашего исследования. Перед тем, как её обозначить сделаем небольшую оговорку, ввиде надежды на то, что никто не станет сомневаться в том, что упрощение процессуальной формы правосудия пропорцинально своей степени отражается на повышении риска нарушения прав и интересов участников процесса. Получается странная ситуация, законодатель упрощает процессуальную форму, но при этом не предоставляет дополнительных гарантий, возможностей защиты прав и интересов поставленных этим упрощенством под удар. Ведь и в праве действует закон физики, что если где-то прибыло, то где-то убыло, поэтому раз уж упростили процедуру рассмотрения дел, то надо было подстрахоаться предоставив какие-нибудь дополнительные для участников таких дел возможности требования надзорной проверки задевших их права постановлений суда, но к сожалению этого не было предусмотрено.
2.3. Зарубежная практика единоличного осуществления правосудия по уголовным делам.
В США по делам тем или иным образом попавшим в категорию менее опасных преступлений производство ведётся по более простым правилам, чем те которые установлены для дел об опасных преступлениях. В окружных (районных) судах работают профессиональные судьи, которые могут рассматривать дела в зависимости от конкретных обстоятельств с участием присяжных, либо в составе коллегии из трёх таких судей либо единолично.
продолжение
--PAGE_BREAK-- При окружных судах есть также судьи-магистраты, непрофессионалы избираемые профессионалами для отправления правосудия в упрощённом (суммарном) порядке по делам о малозначительных преступлениях.
Для того, чтобы дело было рассмотрено в суммарном порядке требуется письменное согласие обвиняемого. [77]
Во Франции Судебное разбирательство дел о проступках и дел о правонарушениях диференцировано: они рассматриваются по прцессуальным правилам, установленным для различных звеньев судебной системы (исправительных и полицейских судов).
Полицейский суд при отправлении правосудия по уголовным делам всегда состоит из одного профессионального судьи. Относительно состава исправительного суда при рассмотрении дел о проступках на уровне трибуналов большой инстанции сложилось несколько иное положение: превоначально УПК 1958 года предуссматривал, что судебное разбирательство по всем без исключения делам данной категории производится тремя профессиональными судьями, но после ряда изменений в настоящее время около 50% уголовных дел о проступках в судах этого уровня рассматриваются единолично, что связано с желанием упростить и ускорить судопроизводство по делам рассматриваемой категории. Единоличное рассмотрение возможно только по делам когда подсудимый не находится под стражей и ему не грозит наказание свыше пяти лет лишения свободы.
Поизводство по этим делам может присходить по двум путям: ординарному, обычному осуществляемому судебное разбирательство по традиционным правилам и особого производства осуществляемого по упрощённым или заочным способом. При втором пути судебное разбирательство в привычном смысле этого понятия как таковое отсутствует полностью или частично. Во всех этих случаях отсутствует самостоятельная стадия предания суду.
Само судебное заседание в этих судах не отличается значительным формализмом, а его ход всецело зависит от судьи, являющегося центральной фигурой процесса. Судебное заседание проходит очень быстро, как правило дела разрешаются за раз, но бывает, что происходит несколко судебных заседаний, причём отсутствие принципа непрерывности судебного разбирательства позволяет в промежутках рассматривать иные дела.
Особенностью в судебном следствии является то, что если судья сочтёт материалы дела недостаточными для осуждения, то он не отправляет дело на доследование в досудебные инстанции, как это делается у нас и во многих других странах, он откладывает рассмотрение дела и поручает следственному судье трибунала используя свои полномочия восполнить пробелы.
Судебное разбирательство в исправительном и полицейском судах должно завершаться вынесением мотивированного приговора.[78]
В Германии по действующему законодательству вопрос о предании обвиняемого суду решает судебный орган, которому подсудно уголовное дело, но без участия шеффенов. Единолично судьёй этот вопрос разрешается только по делам подсудным участковому суду и суду шеффенов. Стадия предания суду выполняет некоторые контрольные функции, но в германском процессе она издавно считается спорной, и неоднократно ликвидировалась и вновь востанавнавливалась.
Среди четырёх ступенчатой судебной ситемы Германии, лишь в первой из них — Участковом суде, дела определённой категории могут быть рассмотрены единоличным судьёй. Единолично судья рассматривает дела частного обвинения, дела о проступках, влекущих наказание не более чем до одного года лишения свободы.
Дела о правонарушениях несовершеннолетних рассматриваются, не во всех, но в некоторой массе единолично специализированным на то профессиональным судьёй.[79]
По предшествующему нынешнему уголовно-процессуальному законодательству Российской Федерации были предусмотрены три процессуальные формы единоличного рассмотрения уголовных дел:
_единоличное рассмотрение уголовного дела по первой инстанции мировым судьёй (ст. 467 УПК РСФСР); они могут рассмотривать только дела за которые мера наказания не превышает двух лет лишения свободы;
_Единоличное рассмотрение дела первой инстанции федеральным судьёй районного (городского) суда (сь.ст.15 и 35 УПК РСФСР);
_апелляционное производство, то есть единоличный пересмотр федеральным судьёй районного (городского) суда в аплляционном порядке уголовного дела, рассмотренного по первой инстанции мировым судьёй (ст.488 УПК РСФСР).
Аналогичные формы единоличного рассмотрения уголовных дел сохранены и в последней редакции УПК РФ.
Единоличное производство в федеральных судах низшего звена судебной системы появилось раньше двух других — в мае 1992 года, с чем принцип коллегиальности правосудия в России потерял право на существование как таковой. Стецовский Ю.И. счёл, что законом, установившим единоличный порядок рассмотрения довольно обширного круга дел, «упрощение процессуальной фрмы доведено до опасных пределов… отвод заявленный судье, рассматривающему дело, разрешается тем же судьёй… Ограничена гласность: на основании единоличного постановления судьи разрешается проводить закрытые заседания».[80]
А вот Ничипоренко Т.Ю. наоборот отозвалась об этом тогдашнем новшестве, как о достаточно высоко эффективном и перспективном.[81]
Закон не предуссматривает сколько-нибудь серьёзных процедурных отличий от коллегиального порядка рассмотрения дела, распространив на единоличного судью все возможные правила касающиеся коллегии с участием народных заседателей.
По порядку производства, то у мирового судьи оно отличается от единоличного производства у федерального судьи, очевидной упрощённостью В частности возможностью сокращённого судебного следствия — Ст.475 УПК РСФСР) в сравнении с производством у федерального судьи осуществляемым по общим правилам.
Харктеризуя единоличную форму судебного рассмотрения уголовных дел необходимо отметить основную тенденцию развития российского уголовно процессуального законодательства в последнем десятилетии: компетенция единолично действующих судей неуклонно расширяется.
2.4. Необходимость критического заимствования Латвией зарубежного опыта единоличного правосудия.
Нам необходимо именно критическое, а не бездумное заимствование, как это часто бывает в нашей стране. При заимствовании каких-либо законодательных положений нестоит робеть относительно того, что не мы их придумали, ведь в конце концов закон своей первичной целью ставит защиту интересов человечества. Поэтому сомневаюсь в том, что кто-либо возразит об использовании своей правовой мысли по её назначению за пределами страны новатора. Кстати, заимствование не только с моральной точки должно быть бесприпятственным, оно и с юридической точки зрения абсолютно правомерно, ведь нормативные акты согласно международному и Латвийскому авторскому праву[82] не являются охраняемыми авторским правом объектами.
Одним из наиболее частых аргументов, по нашему разумению, с которыми приходится встречаться новеллам права это заявления, что новшество противоречит сложившимся на определённой територии традициям[83] правоприменительной практики. Однако, полагаем этот аргумент не должен иметь решающего значения при принятии или отторжении того или иного новшества, единственное его верное значение, это служить началом для дискуссии, спора, в котором, при условии равной «весовой» категории оппонентов, как правило мысль будет приближена к истине, идеалу. Если бы мы исповедовали негодность всего противоречащего традициям, то тем самым мы бы отказались от прогресса, а это имело бы пагубное, ущербное для нас влияние; тогда в Европе так и не отказались бы по ныне от формальных доказательств в уголовном судопроизводстве, не перестали бы добывать доказательства пыткой и признание вины не прекратило бы своего «царствования» в системе доказательств, однако этого к счастью не случилось, и сегодня признание пгодсудимым своей вины в идеале является последим среди равного множества других доказательств.
Среди первых наиболее необходимых Латвийскому уголовно-процессуальному законодательству заимствований по стезе процессуальной формы мы видим небходимость специализации судей единолично вершащих правосудие и ещё требуется существенно сократить категории дел, рассматриваемых единолично.
В Германии существуют специализированные судьи рассматривающие дела о правонарушениях несовершеннолетних, и это правильно поскольку для того, чтобы быть способным правильно судить о воле ребёнка недостаточно просто общих психологических знаний, требуются специальные углублённые познания в детской психологии, иначе судья-«многостаночник» скорее всего будет измерять поведение ребёнка сообразно тому, которое он сочтёт приемлимым для себя и других взрослых людей, при этом делая лишь некторые, коих недостаточно, исключения, скидки на моложавость подсудимого.
Считаем возможным и желательным деление судей по специализации согласно определённым категориям дел. На данный момент такая специализация в нашей стране законодательно отсутствует, что нуждается в исправлении, поскольку специализация судей повысит их познания в конкретных областях, что обязательно скажется на качестве рассмотрения дел. Считать судью способным одинаково хорошо разбираться в делах различных категорий, было бы неверно, поскольку, как правило, различны мотивы этих преступлений, и конечно различны и люди их совершающие. Не стоит предлагать судье объять необъятное, всёравго не получится. Эту ситуацию можно сравнить с медициной, которая правильно использует давний принцип разделения труда, с тем чтобы повышать качество своей работы и судебной власти следет воспользоваться этим примером. В медицине есть терапевты, которые вроди бы знают чуть-чуть обо всём, но если нас интересуют более конкретные ответы, то нам предлагают посетить кардиолога, гематолога, хирурга или офтольмолога или другого узкого, но всезнающего в рамках своей сферы специалиста. Также должно быть и в судебной власти, если подсудимый несовершеннолетний, то и соответственный судья разберёт его дело, если подсудимого обвиняют в преступлении против жизни или здоровья, то судья с данной специализацией лучше разберёт дело, чем тот который специализируется на преступлениях в хозяйственной сфере. Судью и врача можно сравнивать, ведь каждый из них должен обеспечить здравие человека, просто они болезни «лечат» слишком разные по своему_присхождению.
Ввиду ранее рассмотренных различий единоличного и коллегиального в правосудии, результат чего свидетельствует в пользу коллегиального правосудия, как более непогрешимого, считаем, что сноября 2002 года единоличное правосудие в Латвии вышло далеко за рамки безопасного правоприменения. Вверение подсудимого во власть необузданного субъективизма единолично действующего судьи, правомочного решать вопрос виновности и назначать наказание дго десяти лет лишения свободы ничем не может быть опровдано. Данное положение может быть объяснено дешевизной и скоростью, но это не оправдывает, поскольку слишком вероятно, что дешевизна обернётся дороговизной, а желаемая скорость обратиттся в скорополительность, ибо чрезмерно велик риск судебной ошибки.[84]
Также полагаем, что предыдущие пределы единоличного правосудия в Латвии, ограничиваемые максимальнам наказанием в виде пяти лет лишения свободы, были тоже опасны.
Если бы, было практически возможно полностью отказаться от единоличного в правосудии Латвии, то мы бы ратовали за это, но увы бюджет нашей страны этого не выдержит, поэтому, как вынужденную меру, находим допустимым и оптимальным применение единоличного в правосудии по дела об уголовных проступках, то есть по делам о тех преступлениях, максимальная мера наказания за которые не превышает двух лет лишения свободы. Но и в этом случае должны быть сделаны исключения, требующие коллегиального рассмотрения, такие как по делам о клевете и оскорблении, ибо эти преступления хоть и не предусматривают сурового наказания, но являются очень сложными для разбора, наиболее тесно сопряжёнными с уровнем нравственности и морали, по ним часто могут возникать патовые ситуации, из которых единоличный судья затруднится найти справедливый выход, а коллегиальный сумеет это сделать.
Отметим также и недопустимость единоличия при апелляционном и кассационном производствах.
Выше мы указали два на наш взгляд наиболее необходимых сейчас Латвийскому правосудию по уголовным делам изменения, и теперь может возникнуть вопрос о том, какое из них наиболее необходимое. Если бы приходилось выбирать из этих двух, то мы бы указали на первоочерёдность сокращения категорий дел рассматриваемых единолично. Однако, к счастью нет необходимости в таком выборе, ибо законодателю по силам принять, а судебной власти по силам исполнить оба этих важных изменения.
Глава 3. Существенные аспекты сочетания единоличного и коллегиального в правосудии по уголовным делам.
Полемика о сочетании единоличных и коллегиальных форм рассмотрения уголовных дел имеет давнюю историю. Так, например, Ш.Монтескье будучи основоположником теории разделения властей считал, что «такое важное дело, как правосудие нельзя доверить усмотрению одного лица»[85]. Г.С. Фельдштейн соглашаясь с этим, всё же был в свою очередь менее категоричен и считал, что коллегиальность суда — это способ компенсировать недостатки отдельного судьи, который как правило, по своим качествам не может быть, поставлен «выше коллегии»[86].
В свою очередь и единоличность судопроизводства издавна имело своих сторонников. И.Бентам, являясь родоначальником теории утилитаризма, полагающей главной ценностью любого социального института его практическую полезность, полагал, что единоличной судебной деятельности свойственна тщательность и ответственность, а отсутствие чувства ответственности у коллегиального судьи ведёт к его пассивности и бездеятельности. По его личному мнению «не следует забывать о том, что та доля энергии, которая остаётся у коллегиального судьи, должна тратиться на устранение столкновений, часто даже не вытекающих из существа дела». Бентам также высказывал экономический аргумент за единоличность ставший ныне извечным, ибо он полагал, что удешевление правосудия позволяет повышать жалование судьи и тем самым привлечь в судейский корпус людей обладающих высокими качествами.[87]
Петроградский съезд мировых судей расценивал нападки на единоличность, как недоразумение, ибо «суд коллегиальный медленнее суда единоличного почти пропорционально количеству своего персонала».[88]
Касательно вышеуказанных суждений, от себя хотелось бы указать на то,
что каждое из них по-своему право, но поскольку они все за исключением Фельдштайна категоричны, то ни одно из них, в общем, не является правым. Ибо известно, что нет правил без исключений, да, и многообразие ситуаций, с которыми приходится сталкиваться суду при осуществлении правосудия не позволяет заключить, что человеческое общество может ограничиться одной процессуальной формой, единоличной либо коллегиальной, которая могла бы одинаково справедливо разрешать множество различных по своим категориальным особенностям уголовных дел.
Но было бы неправильным не заметить, что каждое из этих суждений содержит в себе определенную долю разума. Так Бентамовские обвинения коллегиальности в отсутствии чувства ответственности и как следствие в её пассивности, можно даже подкрепить тем, что уже с середины 1980-ых годов адвокаты и прокуроры на постсоветском пространстве не без веских на то оснований оскорбительно называют судебных заседателей «кивалами» так, как они, будучи юридически равными в правах с профессиональным судьёй фактически безучастны в разрешении дела, а лишь, как правило, бессознательно соглашаются в любом вопросе с председательствующим по делу профессиональным судьёй посредством кивка головы; но это никак нельзя признать убийственным доводом против коллегиальности, так как этот имеющийся порок устраним. Просто необходимо культивировать в обществе сознание того, что принимать участие в осуществлении правосудия, будучи частью состава суда, это отнюдь не просто формальная и бессмысленная, а очень ответственная и существенная миссия для общества в целом, и для каждого его члена в отдельности. Неюрисдикционным судьям нужно дать понять, объяснять, что они приглашаются для участия в составе суда не для вида, а для дела, чтобы они могли более объективно и всесторонне взглянуть на исследуемые судом обстоятельства, а затем, вынесли, справедливый, приговор, с тем чтобы, ни один невиновный не был, подвергнут в отличие от виновных наказанию, и чтобы ни один заслуживающий наказания не был подвергнут более суровому наказанию, чем он того заслуживает; представители общества чётко должны представлять то, чего от них ожидают, что от них не ждут как это порой им кажется правильного юридического анализа обстоятельств дела, ведь для этого в составе суда есть профессиональный юрист, от них ожидают привнесение в судебное разбирательство широты мышления судейской коллегии, чтобы они своим «незамыленным» глазом защитили обвиняемого от профессиональной деформации председательствующего судьи заключающейся в чрезмерной эмоциональной чёрствости, формальном отношении к делу. Когда люди, приглашающиеся в суд для участия составе суда будут знать свои права не только формально, но и фактически не боясь осуждения председательствующего при их активной реализации, тогда аргумент пассивности и безответственности коллегиального правосудия сам собой лишится основания, а для этого исполнительная власть не должна своим безразличием к общественному сознанию допускать той ситуации, которая проявилась в середине 1980-ых годов в СССР — кризис института народных заседателей, длящийся и по ныне, превративший юридическую коллегиальность в фактическую единоличность юрисдикционного судьи.[89] Выше высказанное относительно судебных заседателей, также в полной мере относится и как к суду шеффенов так и к суду присяжных заседателей.
продолжение
--PAGE_BREAK--Довод Бентама и многих других об экономичности правосудия очень хотелось бы парировать так, как некогда это сделал выдающийся дореволюционный русский юрист Анатолия Федорович Кони словами: « Дешёвое правосудие дорого обходится народу», но все же надо не отрываться от реальности. Коллегиальное правосудие действительно дороже единоличного, поэтому и надо проводить дифференциацию форм судопроизводства, с тем лишь, чтобы стремление к удешевлению не слишком отразилось на качестве рассмотрения дел. Поэтому, как правило, существует положение, что дела по наименее тяжким и простым преступлениям, где грозящее виновному наказание наименее сурово рассматриваются единолично, а дела о тяжких преступлениях, требующих более сложного анализа и грозящие в случае признания виновным более суровым наказанием рассматриваются коллегиально.
Всегда когда мне приходится сталкиваться с аргументом о дороговизне коллегиальности за упрощение процессуальной формы судебного разбирательства у меня напрашивается вопрос: Сколько стоит жизнь человека ?[90] Это уместный вопрос, так как судебная ошибка, риск которой всегда нависает над правосудием, способна необратимым образом изменить, поломать судьбу человека. Переход с коллегиальной на единоличную форму судопроизводства следует признать упрощением, а любое упрощение повышает степень возможности ошибки. Поэтому переход к упрощённой форме, то есть к единоличной возможно допускать только по делам об уголовных проступках и менее тяжких преступлениях, предусматривающих, как следствие не суровое наказание. Этот переход допустим не иначе как под давлением объективных обстоятельств нехватки финансирования более совершенной, то есть коллегиальной формы судебного разбирательства уголовных дел, гарантирующей большую защищённость от судебной ошибки и произвола одного профессионального судьи.
Бентам в своём утверждении о том, что «удешевление правосудия позволяет повышать жалование судьи и привлекать в судейский корпус людей обладающих высокими качествами», не конкретизирует, что он подразумевает под людьми с «высокими качествами». Поэтому считаем разумным, предположить, что такие качества в понимании И.Я. Фойницкого совпадают с их Бентамовским пониманием.
Это люди обладающие широтой мышления, гибкостью ума, безупречной репутацией, ибо, если «его (судьи) прошлое небезупречно, и потому его голос не может быть достаточно авторитетным»[91]; от себя можем добавить, что судья должен не смотря на тесное знакомство с практикой оставаться идеалистом, поскольку именно стремление к идеалам являются залогом любого прогресса, в том числе и в деле судебном. Так вот люди таких высоких качеств, не падки на высокий доход, как приоритетную цель, скорее наоборот они часто, как правило, готовы работать на альтруистичной основе за высокую идею, каковой, бесспорно, является непогрешимое правосудие. Поэтому довод о привлечении в судьи людей «высоких качеств» не получается признать достаточно весомым, да, и к тому же, судьи никогда не отличались низким жалованием, как раз наоборот оно всегда было выше среднего. Поэтому серьёзной проблемы привлечения к судебной службе людей «высоких качеств» по причине низкого жалования не имеется в том масштабе, чтобы это ставить в аргументацию за отказ от коллегиального правосудия.
Значительные затраты на воссоздание и обеспечение деятельности с привлечением непрофессионального — элемента это действительно тяжкое финансовое бремя, но это средства, оправдываемые целью. При этом следует признать, что содержание судебной власти(любой) вообще дело дорогое, однако, отказаться от судебной власти на этой почве пока никто не предложил.
Относительно той скорости единоличного суда, о которой так горделиво заявлял Петроградский съезд мировых судей, можно признать, что скорость важна, но при этом нельзя допускать того, что бы в погоне за скоростью, то есть за количеством рассмотренных забывалось качество их рассмотрения. Право человека на скорый суд, которое впервые конституционно было закреплено США в шестой поправке к своей конституции[92], затем многие другие страны законодательно закрепили данное право, оно также стало нормой международного права[93], так вот под скоростью подразумевается быстрое и непременно качественное рассмотрение дела, а отнюдь не скоропалительность суда, чем в свою очередь мировые судьи повсеместно и отличаются, поэтому их решения и есть наиболее часто обжалуемые и отменяемые. Поэтому аргумент о скорости единоличного правосудия едва ли может звучать убедительно из уст мировых судей.
Не лишним так же будет отметить в поддержку коллегиального судопроизводства, что авторы российского законопроекта «Основы антикоррупционной политики» справедливо относят ограничение на единоличное рассмотрение дел судом к числу «антикоррупционных стандартов в сфере судебной и правоохранительной деятельности».[94]
Определяя один вид уголовно-процессуальной деятельности как единоличный, а другой — как коллегиальный, законодатель, как в прошлом так и в настоящем, прежде всего, исходил из сущности процессуальных задач. Необходимость быстроты и оперативности в одном виде деятельности, строгая персонификация власти и ответственность за её законность, эффективность и своевременность порождали, как правило, выбор единоличной формы. Потребность в повышенной правовой защите государственных, общественных и частных интересов, в создании особых гарантий от принятия неверных юридически значимых решений и единоличного властного произвола, напротив, влекла за собой усложнения производства по делу, облекаемого в коллегиальную форму. При том, что особенности правовой природы конкретного вида правоприменительной деятельности всегда играли главную роль в выборе её процессуальной формы, на решения законодателя оказывали влияния и иные факторы, прямо с уголовным процессом не связанные. Немалую роль в выборе единоличных либо коллегиальных форм уголовно-процессуальной деятельности играли социокультурные факторы: исторические традиции [95]конкретной национальной системы уголовного процесса, социально-экономические и политические условия принятия тех или иных законодательных решений.[96]
Г.С.Фельдштейн, например, считал, что законодатель определяет сочетание единоличных и коллегиальных форм судебного разбирательства по уголовным делам в зависимости от стадии процесса и особенностей самого уголовного дела, и эти критерии можно считать универсальными в смысле отсутствия у них национальной и территориальной окраски. Но те не менее, он отмечал, что в Англии его времени господствовала единоличность, в Германии — коллегиальность, а во Франции и Италии единоличность судов местных сочеталась с обязательной коллегиальностью судов общих.[97]
Положение, когда однородные по своей общественной опасности и сложности рассмотрения уголовные дела в различных странах, вне зависимости от уровня их развитости, и по сей день, рассматриваются отличными друг от друга процессуальными формами судебного разбирательства, то есть единоличной либо коллегиальной, при этом они могут ещё и совпадать по форме, но отличаться по виду — такое явление полагаем объяснимо тем, что человечеству до сих пор однозначно и достоверно неизвестно какая из этих форм и их видов является наилучшей, абсолютно идеальной для той или иной категории уголовных дел, обладающих совокупностью каких-то схожих юридически значимых свойств. Виной тому, что каждая из существующих форм уголовного судопроизводства обладает наряду со своими преимуществами и недостатками. Но поскольку идеалы по своему определению недостижимы, то нам надо выбрать лишь ту форму, которая в наши дни при том состоянии знаний, которым мы располагаем, объективно является оптимальной для достижения целей уголовной юстиции.
Человеческое общество испробовало за свою многотысячную историю множество форм и видов судопроизводства, но так и не нашло однозначного ответа на вопрос о превосходстве единоличной или коллегиальной формы, зато один ответ всё же был найден, этот ответ нашёл своё закрепление в судебной системах подавляющего большинства стран мира — необходимо сочетание единоличных и коллегиальных начал судопроизводства, в зависимости от судебной инстанции и категории уголовных дел.
Сочетание — это не простое соединение одного с другим, это определение условий их сосуществования. В русском языке слово «сочетать» означает «сделать существующим одно наряду с другим в каком-нибудь единстве, согласовании».[98] В контексте нашего исследования вышеуказанное определение сочетания имеет следующее значение — в уголовном процессе необходимо наличие правил устанавливающих сочетание единоличных и коллегиальных начал при рассмотрении дел, что требует формирования уголовно-процессуальных норм, не только закрепляющей единоличный и коллегиальный порядок рассмотрения уголовного дела, но и определяющих условий применения того или иного порядка.
«Ни коллегиальное, ни единоличное начала в правосудии не могут существовать друг без друга, не должны вытеснять друг друга, а могут и должны сочетаться на определённых законом условиях в целях наиболее эффективного решения задач уголовного судопроизводства».[99]
Исследуя аспекты сочетаемости единоличного и коллегиального правосудия нельзя обделить вниманием, то что в некоторых странах одним из способов реализации сочетания является одновременное наличие обоих процессуальных форм правосудия, единоличной и коллегиальной, по одной и той же категории уголовных дел, когда применение той или иной формы при рассмотрение дел ставится в зависимость от воли участников процесса. Тарассов А.А. считает волю обвиняемого «единственным средство примирить два одинаково правильных и в то же время противоположных суждений»[100] о составе суда, который должен рассматривать уголовное дело по обвинению несовершеннолетних. Под этими двумя суждениями подразумеваются два противоположных взгляда Ветровой Г.Н. и Мельниковой Э.Б. на то каким составом должны рассматриваться уголовные дела несовершеннолетних; первая считает целесообразным рассмотрение этой категории дел расширенными коллегиями с участием большего, чем обычно (двое), числа народных заседателей;[101] а вторая в свою очередь полагает целесообразным рассмотрение всех дел о преступлениях несовершеннолетних единоличным судьей, имеющим, к тому же специальную подготовку в области детской психологии;[102] оба этих специалистов обосновывают свои позиции, но все же мы не можем в силу одного из основных законов логики не можем согласиться с утверждением Тарасова А.А., что эти позиции одинаково правильны, ибо логический закон непротиворечия гласит: «два несовместимых друг с другом суждения не могут быть одновременно истинными; по крайней мере одно из них необходимо ложно».[103] Ветрова Г.Н. также предлагала закрепить в законе право выбора обвиняемым коллегиальной формы правосудия, особенно, если речь идёт о наказании превышающем два года лишения свободы;[104] и по мнению Тарасова А.А. с предложением этим нельзя не согласиться, ибо оно направлено на демократизацию и гуманизацию правосудия, аргументы против него могут быть продиктованы лишь экономическими мотивами, но ориентироваться только на них при реформировании правосудия крайне опасно.[105] Мы полностью согласны с Тарасовым А.А. в отношении ориентиров при реформировании правосудия, но никак не согласны с тем, что возражения против предоставления право выбора состава суда обвиняемому, и другим участникам процесса могут быть продиктованы исключительно экономическими мотивами, и в поддержку данной позиции предлагаем нижеприведённые доводы.
Сравнительно недавно в России было введено право обвиняемого, подсудимого на выбор в определённых законом случаях единоличного или коллегиального состава суда, а в ноябре сего года в силу вступили подобные поправки к уголовно-процессуальному кодексу Латвии. Отныне районные суды рассматривают уголовные дела единолично за исключением случаев указанных в новой редакции ст.14 УПК Латвии, среди которых есть изъявление обвиняемым в совершении тяжкого преступления желания о рассмотрении его дела коллегиальным составом с участием судебных заседателей, так же в отношении рассмотрения дела о тяжком преступлении коллегиальный состав суда может быть запрошен защитником, прокурором или если судья сочтёт, что данное дело подлежит такому рассмотрению.
Хотелось бы надеется, что процесс принятия такого положения был творческим, а не просто слепым копированием чужеземного законодательства, что нередко происходит в Латвии. Скорее всего, нововведённое право обвиняемого мотивируется тем, что возможность такого выбора является неким залогом его доверия к суду и, таким образом, гарантирует его содействие установлению истины в ходе судебного разбирательства. Однако, представляется, что такая аргументация в поддержку вышеуказанного права выбора несостоятельна так как является иллюзией.
Рассмотрим проблему гарантии доверия и содействия подсудимого суду. Как правило, при выборе суда обвиняемый руководствуется единственным критерием, таким как пристрастность суда, вне зависимости от своей виновности. Им движет отнюдь не желание достичь объективной истины. Ведь в большинстве дел главной целью подсудимого является минимизация наказания или уклонение от него, вне зависимости от того насколько это заслуженно и справедливо. Заурядные преступники, которые составляют подавляющее большинство преступного мира, не заинтересованы в своём осуждении, и поэтому не надо строить иллюзий насчёт их личного содействия справедливому осуждению.
Для наглядности рассмотрим пару примеров.
Заурядный преступник, совершивший преступление особо жестоким способом, скорее всего, выберет состав суда, содержащий исключительно профессиональных судей так, как они более всех подвержены строгому суждению на основании фактов без эмоциональной окраски. Особая жестокость содеянного вероятнее всего не вызовет в них чувство глубокого отвращения к подсудимому и желание мести, равнозначной жестокости его преступления, что грозит ему скорее всего минимально суровым наказанием.
В деле же об обычном преступлении обвиняемый предпочтёт состав суда как раз таки содержащий непрофессиональный элемент. Виной тому большая, а порой и чрезмерная склонность непрофессиональных судей к сочувствованию. Эта особенность при условии отсутствия в деле вопиющей жестокости подсудимого в совокупности с формированием положительного образа личности подсудимого и негативным описанием потерпевшего, выльется в назначение подсудимому минимального наказания, а то и даже в освобождение от него.
В вышеупомянутых примерах сугубо профессиональный состав суда в первом случае предпочтителен, а во втором не желателен для личного интереса подсудимого. Причиной тому является профессиональная деформация судей, выражающейся в определённой эмоциональной бесчувственности и формировании суждения на основании фактов, облачённых в их личные стереотипы. Судьи крайне не терпимы к мнениям, противоположным их собственным.
Упомянутые аспекты неоправданности предоставления подсудимому права выбора состава суда не являются исчерпывающими. Но их вполне достаточно для устранения такого выбора обвиняемого.
Нам думается, что необходимо иметь лишь один состав суда конкретной инстанции, а его градация, скорее всего, возможна и нужна исключительно в зависимости от определённой категории дел.
Думается, что ставить состав суда в зависимость от воли обвиняемого — это превращение правосудия в товар, выбираемый подсудимым по принципу «подешевле», то есть где меньше накажут. Это положение никак не согласуется с такими целями уголовного правосудия, как полное раскрытие преступлений, изобличение виновных и обеспечение правильного применения закона с тем, чтобы каждый, совершивший преступное деяние, был подвергнут справедливому наказанию путём всестороннего исследования обстоятельств дела в соответствии с объективной истиной.
Итак, в соответствии с целью непогрешимости правосудия, которое может вершиться исключительно судом, недопустимо одновременное сосуществование двух или более равнозначных составов суда по одним и тем же категориям дел. Такое сосуществование свидетельствует, что им присущи существенные недостатки, иначе, зачем иметь два равнозначных состава? Наличие нововведённой латвийским законодателем альтернативы, по нашему разумению преследует ни что иное, как скрытую цель переложить ответственность за прорехи в формировании судейского состава на обвиняемого, самостоятельно сделавшего свой выбор. Цель непогрешимости правосудия требует наличия единственного состава суда, которому чужды все присущие другим недостатки, и, наряду с тем, сочетающего в себе все достоинства других составов суда.[106]
продолжение
--PAGE_BREAK--