Конфликт«сознания»и«жизни»
Эскизное введение в «фундаментальнуюструктурно-историческую антропологию»
Видимаядинамика, так сказать – «поверхностная структура» человеческойистории может быть понята как следствие некоей «глубинной структуры»,то есть внутренней структуры человека [ 2]. Эта структура является конфликтной,эта конфликтность охватывает все уровни человеческой реальности и являетсясвойством специфически человеческим.
Уникальностьчеловека заключается в том, что он является той точкой, через которую некогда вфундаментально-бессознательное единство мира вошло речевое сознание. Этовхождение произошло в экзистенциальной глубине человека, и это вхождение отнюдьне безобидно как для самого носителя сознания, так и, судя по всему, для мира.Человек – это та точка, в которой фундаментально Бессознательное Бытиепретерпевает драму расщепленности.
Напряженноевзаимодействие фундаментального Бессознательного (понимаемого здесь онтологически-экзистенциально,а не психологически, хотя и не исключая последнего понимания, скорее включаяего). Итак, взаимодействие фундаментального Бессознательного (ФБ) в человеке итой человеческой способности, которые мы условно называем фундаментальным сознанием(в специальном, ниже конкретизируемом смысле) является чрезвычайно конфликтными динамичным процессом.
Историчностьчеловека выражает себя в развертывании указанного конфликта. Основной законэтого конфликтного развертывания можно приближенно определить как рост(инфляция) горизонта фундаментального сознания в процессе его постоянноговзаимодействия с фундаментальным Бессознательным. Взаимодействие этоосуществляется в экзистенциальных глубинах человеческого существа и осознаетсяне полностью.
Человеческоефундаментальное сознание (ФС) в том специальном смысле, в котором употребляетсяздесь это понятие, обладает четырьмя функциями. Эти функции суть: объективация,рефлексия, индивидуация, отчуждение.
Впринципе это почти тождественные понятия, каждое из них подчеркивает одну изсторон феномена ФС. Как видно, понятие сознания дается здесь в узком смысле, ине совпадает с обычным, широким его пониманием. Именно сознание в узком смысле,описываемое этими четырьмя часто взаимозаменяемыми и взаимодополняющимифункциями, входит в конфликтное взаимодействие с ФБ в человеке и через человека– в Бытии Универсума. (Предполагается, что ФБ «само по себе» (т.е.«без человека» и его ФС) представляет собой относительногармонизированное «целое».)
Результатомуказанного взаимодействия является рождение исторического пути человека. ВСЯчеловеческая проблематика на всех ее уровнях, от социального и коллективного досугубо индивидуального и бытового, также есть следствие этого процесса.
Такимобразом, элементарное и одновременно фундаментальное содержаниеэкзистенциальной судьбы человека и его исторической судьбы есть неуклоннаяинфляция рефлективной, объективирующей способности ФС в ее глубинном контакте сФБ. Следствием этого контакта является перманентная деформация, дегармонизацияфундаментально-бессознательных онтологических структур в человеке [ 3].Происходит их сущностное расщепление. Возникает разрыв непрерывности ФБ,образуется «субъект-объектная трещина», проходящая через сердце мираи человека. Рождается антропологический парадокс, заключающийся в том, чточеловек одновременно и является и не является элементом «УниверсальногоМножества». Человек становится носителем принципиального онтологическогодиссонанса, который всегда ощущается (осознанно или, чаще, нет) как основнойпереживаемый факт его бытия [ 4].
Вобразовавшейся «субъект-объектной трещине» рождается человеческаяИстория и Культура. Социальные структуры, миф, ритуал, исторические формырелигии, искусства, философии и науки, все они, без исключения, являютсярезультатом образовавшегося разрыва и одновременно попыткой его преодоления.
Культурав данном случае предстает не как альтернатива Природе, но, напротив, самавыступает здесь как медиатор фундаментальной оппозиции ФС и ФБ. Всячеловеческая история есть реакция на фундаментальный разрыв и одновременнопоиск гармонизирующего инструментария, который, «цементируя»онтологическую «трещину», одновременно и тем самым расширяет ее. Этотпроцесс «расширения» и есть, собственно говоря, развертывание историичеловека.
Всяисторическая и экзистенциальная динамика разворачивается в рамках этогофундаментального антропологического конфликта и не может выйти за его пределы,пока человек остается тем, что он есть, – живым существом, наделенным ФС какспособностью объективации (т.е. превращения чего бы то ни было в мысленныйпоименованный объект, что связано с речью, ее номинативной функцией и речевымирефлексивными структурами (шифтерами, личными местоимениям и т.п.). Этаспособность необратимо отчуждает ее носителя от того, неотъемлемойонтологической частью чего он все равно остается. Именно этот парадоксальныйфакт отчуждения от «целого» приводит к классической констатацииабсурда человеческого существования [ 5].
Втечение своей экзистенциальной истории человек всегда искал (в основном неосознавая это) по крайней мере два экстремальных выхода из этого конфликта.Первый – это стремление к возвращению в первичное, т.е. дорефлективное,досознательное, так сказать, «дочеловеческое» состояние. Для этогоиспользуется наркотический инструментарий, понимаемый во всех возможных егоформах.
Второй– стремление к выходу в сверхсознательную, сверхчеловеческую, трансцендентнуюсферу. Здесь вырабатывается инструментарий, который можно называтьтрансцендирующим.
Всвоих предельных формах эти два метода стремятся перейти один в другой. Междуэтими крайностями бьется человеческая экзистенция. Взятые именно как крайности,эти пути совпадают в том, что предполагают (в пределе) самоустранение(самоубийство) человека в его качестве существа, наделенногосознанием-рефлексией [ 6].
Можнос достаточной уверенностью предполагать, что в своих предельных формах эти путине могут быть предметом выбора для человека, стремящегося остаться человеком исохранить жизнь. В не экстремальных формах эти два вида онтологическогоинструментария служат необходимой человеку «ежедневной»«бытовой» гармонизации основного антропологического конфликта, и вэтом смысле неустранимы из человеческого существования.
Изсказанного можно сделать следующий вывод: поиск человеком инструментария длягармонизации фундаментального онтологического конфликта является скрытым нервомистории. И один из самых серьезных уроков, который может извлечь человек,вероятно, заключается в том, что необходимо попытаться полностью осознать этотонтологический конфликт и его следствия, а также понимание того, что человек иабсолютное преодоление этого конфликта несовместимы [ 7].
Другойважный вывод из сказанного – все человеческое бытие насквозь религиознонезависимо от того, сознает или хочет этого данный конкретный человек или нет.Человек и как вид и как индивдуум всегда находится в напряженном поискеутраченного блаженства. Он обречен на этот поиск, как и на крест своегосознательного бытия, которое является одновременно и его трагедией, и признакомего высочайшего достоинства.
Здесьмы переходим к интерпретации некоторых моментов человеческой истории так, какони видятся в свете предложенного антропологического подхода. Нас будетинтересовать:
cпецификаисторического движения человека к эпохе, которую вслед К.Ясперсом [ 8] можноназвать Axenzeit (Осевое время), и специфика сам этой эпохи с ее завершением влице христианизации эллинистически-римского мира;
спецификаЗападноевропейской культуры, в связи с тем, что можно назвать «драмойсредневековья»;
спецификасовременной всемирно-исторической ситуации в связи с тем, что ейпредшествовало.
Повторим,что изложение будет максимально кратким, эскизным и гипотетичным. Здесь будетпредложен ряд гипотез, касающихся структуры основных исторических культур [ 9]и их взаимодействий. Речь пойдет о тех культуpax, которые сыграли, с нашейточки зрения, определяющую роль в возникновении современнойвсемирно-исторической цивилизации.
Гипотезы,правомерность которых выносится на обсуждение, следующие:
возможностькультурно-исторического развертывания заключается в самом факте«антропологического феномена» – онтологического конфликта ФБ и ФСчеловеке. Глубинной причиной этого развертывния является инфляция рефлективнойспособности («субъект-объектного горизонта») от некоего условногоминимума до некоего условного максимума;
инфляциярефлексии в человеке, которая связана с деформациейфундаментально-бессознательных структур, не идет строго линейно, а представляетсобой прерывый процесс;
усилениеинфляции объективирующей способности, а вместе с ней и динамизацияисторико-культурного процесса (с ростом его внутренней экзистенциальнойконфликтности) связана с тем, что мы называем стадиальными наложениями. Речьидет о «скрещении» культур, находящихся на различных стадияхантропологического процесса. Можно назвать эти явления также наложениямивремени. В эпоху такого наложения происходит разрыв «традиционнойнепрерывности» данной культуры, наблюдается скачок в динамикеисторического развертывания. Как следствие, происходит дегармонизация,деформация традиционного культурно-религиозного инструментария, направленногона уравновешивание и относительное снятие «принципиальногодиссонанса». Активизируются поиски нового инструментария параллельно с(обычно безуспешными) попытками восстановить старый. Вся историческая тканьпредставляет собой множество таких разрывов и наложений, что определяет ее«тонкую структуру»;
вкачестве того, что определяет видимую «макроструктуру» историческогопроцесса, выступают несколько основных разрывов подобного рода, сыгравшихпринципиальную роль во всемирно-историческом процессе.
Этиосновные разрывы суть:
возникновениеВетхозаветной традиции с ее кульминацией в христианстве;
возникновениезападноевропейской культуры в результате как экспансии Рима, так и Великогопереселения народов, когда произошла «романизация» и христианизацияварварских германских и кельтских народов;
европеизацияРоссии как проявления западноевропейской экспансии. В связи с недостатком местамы остановимся здесь только на анализе западноевропейской культуры.
Делаетсяпредположение, что рождение западноевропейской культуры, чья специфика связанас драмой средневековья, это центральная флуктуация всемирной истории.Следствием этой флуктуации явилось рождение технологической цивилизации,отчуждение американской цивилизации и, наконец, евроамериканизация всего мира,что можно интерпретировать как глобальное выражение «антропологическогопарадокса».
Мыисходим из предположения, что в мировой истории (доступной для«наблюдения» историка и философа) можно обнаружить две основныеволны, которые во многом аналогичны по внутреннему смыслу и структуре.Соотносятся они как малая и большая волны. Обе они привели к более или менеесхожим результатам, но вторая волна как бы довела до некоего предела то, тольконачала первая. Самое общее их свойство – инициатива превращения историиотдельных культур в историю общемировую. В обоих случаях эта попыткаосуществилась путем экспансии одной из этих культур.
Перваяволна завершилась образованием эллинистически-римской христианизированной«ойкумены».
Вторая– возникновением евроамериканской мировой цивилизации.
Перваяволна теснейшим образом связана с прохождением ансамбля средиземноморских ивосточных культур через эпоху Осевого времени.
Нашагипотеза заключается в том, что движение к Осевому времени было повторено и этопривело к глобализации человеческой культуры. История в какой-то момент как-быначалась заново, вернее, началась ее вторая, более мощная волна.
Западноевропейскаяцивилизация прошла свой путь к тому моменту, который можно считать вторымОсевым временем мировой истории, так как секуляризация (десакрализация)европейского сознания, рождение протестантизма, новоевропейской науки ифилософии, возникновение технологической цивилизации (специфичной только дляэтой культуры) и, наконец, мощная ее экспансия в мировое пространство сталиопределяющими для судеб всего мира. К более подробному анализузападноевропейской «культурной экзистенции» мы еще должны будем вернуться.
Сейчасследует остановиться на проблеме смысла и структуры первого Осевого времени(здесь мы естественным образом ссылаемся на анализ Ясперса). Осевое время, погипотезе Ясперса, явилось результатом развития нескольких относительнонезависимых культур (Древняя Греция Рим и Древний Египет, ближневосточнаятрадиция, Иран, Индия, Китай). Оно характеризуется разрывом некогда единой«ткани» мифологического сознания, возникновением философской мысли изарождением мировых религий.
Будемусловно считать, что развитие внутри этих культур шло достаточно непрерывно(что на самом деле, конечно, не так). Тогда вначале «стрелы историческоговремени» (его первой волны) будет фиксирован некий гипотетический моментвспышки ФС в недрах фундаментального Бессознательного. Собственно, это и естьпоявление человека как homo sapience sapience (это «рефлексивное»удвоение принято в современной антропологии и носит принципиальный характер).
ПричемФС, то есть речевое (языковое) сознание-объективация-рефлексия находилась в некоемсубъект-объектном минимуме или была близка к нему. Но этого уровня былодостаточно, чтобы объективирующая способность в человеке сразу вошла в активноеи конфликтное взаимодействие с фундаментальным Бессознательным и, вследствиеэтого, начала неудержимо расти.
Неразличимоблизко к этой начальной точке лежит рождение Мифа и магического инструментария(ритуал, шаманизм) как первых известных нам результатов экзистенциальногорасщепления и одновременно средств гармонизации «принципиальногодиссонанса».
БлагодаряФС, то есть шифтерным, автореферентным структурам типа личных местоимений,возникает оперирование двоичными оппозициями (бинарные мифологическиеструктуры), которые являются основой человеческого мышления вообще (тернарные идругие структуры, вероятно, можно считать производными).
Леви-Строссполагает, что миф есть фиксация бинарной оппозиции (что отражает, по егомнению, бессознательную структуру «рассудка») и попытку ее(оппозиции) преодоления путем введения персонажей-медиаторов, чья функция – ослабитьнапряженность оппозиции путем замены ее на более «слабую». Он жепредположил, и я с этим согласен, что сильной, прямой реакцией назафиксированный в мифе «раскол» является ритуал, который, используямиф как «сюжетную» основу, пытается вернуть человека в жизненнуюнепрерывность, в дорефлективное, доречевое состояние, т.е. выполняетнаркотическую функцию. Последнюю можно иногда интерпретировать и кактрансцендирующую, если иметь в виду личность шамана.
Субъект-объектнаядвоичность (бинарность) человеческого ФС (то, что Леви-Стросс называет«рассудком») является причиной переживаемой расщепленностиэкзистенции.
Человекпостоянно ощущает себя (неважно, осознает ли он это или нет) погруженным вДвоичность. Если фундаментальное Бессознательное предстает как нечто Единое(Нечет), непрерывное, «Абсолютное», то все человеческое бытиеоказывается двоичным, полярным, прерывным (Чет).
Сэтой точки зрения антропологический феномен предстает как постоянноеэкзистенциальное напряжение между ФБ и бытием рефлективно-двоичным. Человекодновременно и «абсолютно» един и принципиально расщеплен. Парадокс(или абсурд) человека – в этом факте со-бытия жизненной непрерывности ирефлективной речевой дискретности, Единства и Двоичности. Преодоление,смягчение, медиация Двоичности — перманентный внутренний нерв человеческогосуществования.
Однаиз тех основных оппозиций, с которыми постоянно имел дело человек на протяжениисвоей культурной истории, это оппозиция (используя европейский философскийязык) «мира трансцендентного» и «мира имманентного». Онапредстает как противоположность «верхнего» и «нижнего»миров, мира «мертвых» и мира «живых», мира духов, богов имира людей. Вечности и Времени, «космоса» и «истории», мира" сакрального" и «профанного» и т.д.
Здесьможно обнаружить следующую структуру: мир трансцендентный присутствует как во«временном» (горизонтальном), так и в пространственном (вертикальном)срезах. Постоянное переживание человеком потери фундаментального Единства(фундаментальная ностальгия) оформляется в мифологию «золотого века»(«потерянного рая»), общую практически всем мифологическим системам.«Блаженное» время мира всегда позади человека, т.е. пребывание в лонеБессознательного Универсума, где не было противоположностей и не было«времени», то есть не было речи, утрачено [ 10].
Посуществу, об этом же идет речь в древних космогонических мифах. Космогония этошифровка рождения антропологического парадокса, рождения человека как вида и,между прочим, как особи тоже. Космогонии всегда описывают первичное нерасчлененноеединство – первичный хаос, первичные воды (самые распространенные представленияв архаических культурах) или Великий Предел (он же Беспредельное) у древнихкитайцев, асат-небытие в Древней Индии, тьма, бездна, вода в Ветхом завете ит.д.
Всеэто можно интерпретировать как почти неосознаваемое косвенное, метафорическоеописание фундаментально-бессознательного «внутриутробного»,доречевого) состояния, когда сознание и речь еще не отделились в человеке отжизненного континуума [ 11]. Это состояние отнесено в абсолютное прошлое, вначало начал мифологического времени, когда времени еще как бы не было, а,значит, не было и космоса, который всегда обладает бинарной (т.е. рефлективной,речевой, шифтерной) структурой. Затем в мифе фиксируется момент рождения илисотворения бинарного космоса, как начало мифологического времени. Это шифровкарождения шифтерной речи, ФС. При этом оказывается, что трансценденцияприсутствует уже и в «вертикальном» срезе уже возникшего бинарногокосмоса. Если первичный хаос (или его заместители) противостоит бинарномукосмосу как нечто предшествующее ему, т.е. в горизонтальном«временном» диахронном срезе, то внутри этого космоса, в егопространстве (синхронии) «представителем» первичного единства (т.е.фундаментального Бессознательного) становится «иной» мир в егоразличных модификациях.
ВведеннаяЭлиаде [ 12] оппозиция «космос-история» может помочь пролитьдополнительный свет на всю ситуацию. Переинтерпретируя Эллиаде можно сказать,что рождение «времени» и «истории» произошло в моментрождения речевого сознания (ФС). Но, с другой стороны, рождение представлений обинарном пространстве-космосе тоже есть следствие рождения ФС. Моментвозникновения космоса – это и есть момент вспышки ФС в недрах ФБ. В данномслучае сознание предстает скорее как упорядочивающий, а не деформирующийфактор. Так обнаруживается базовая и неустранимая амбивалентность сознания –оно имеет одновременно и структурирующий «космогонический») идеструктивный («исторический») характер. Но структурирующая функцияболее очевидна, противоположная, деструктивно-темпоральная осознается меньше,но переживается несравненно более сильно, как источник страданий человека.
Поэтому,очередной парадокс – с одной стороны, человек стремится сохранить уберечь«космос» от агрессии «хаоса», т.е. сознательное речевоебытие от npopывов ФБ, с другой стремление сохранить «космос» связанос желанием уйти от «ужаса истории», от двойственности речи и временив миф, вечные «архетипы» [ 13], «эйдосы». Но время,история, необратимость порождаются тем же самым ФС, которое порождаетпредставление о бинарном космосе, поэтому уход от времени есть одновременнопопытка ухода от речи и сознания, в частности от их деструктивной(темпоральной) функции.
Попыткаухода осуществляется как 6ы в два приема. Сначала ФС (т.е. время и история)мифологизируется «останавливается» – относится во «времяоно» то есть «космологизируется» Эту функцию ФС назовемсознание-эйдос. Но этого недостаточно, так как «деструктивная»темпоральная, шифтерная функция ФС (сознание-хронос) тем самым не устраняется,а лишь временно «купируется». Речь (простая бытовая речь с ееместоименными, дейктическими, или, как сказал бы Рассел«эгоцентрическими» структурами) возобновляется, «ужасистории» приходит опять. Следующий, более радикальный шаг связан сиспользованием космогонического, календарного, или более позднегоэсхатологического ритуала и наркотического, «экстатического»инструментария, который пытается уничтожить в реальности, или в перспективе, исознание-хронос, и сознание-эйдос и как 6ы пытается полностью«восстановить» первоначальное фундаментальное Бессознательное бытие,восстанавливает первичное «хаотическое» состояние Универсума ичеловека.
Этотмомент всегда связан с переживанием экстаза, почти «райского»пра-блаженства, в котором исчезают противоположности. Но затем из этогоблаженного квазипервичного ритуального «хаоса» неизбежно сначаларождается «космос', что часто осознается как прямая цель ритуала, в товремя как бессознательной его целью его скрытым мотивом, я полагаю, являетсяименно возвращение в первичное добинарное, доструктурное хаотическое состояние.Пробуждается нормальная речь и сознание, а следовательно, время, история инеобратимость, а вместе с ними непредсказуемость и страдание и, естественно, очередныепопытки устранить то и другое – таким образом все повторяется вновь.
Нокрайне важно, что описанный цикл (к сожалению для человека с егофундаментальным ностальгическим вектором) не носит полностью обратимогохарактера. Несмотря на все усилия „остановить время“, т.е., посуществу, развертывание речи как рефлективно-объективируюшей способности,последняя все равно развивается, и чем изощреннее попытки остановить эторазвитие, тем неотвратимее оно происходит, так как для поддержания и совершенствованияинструментария борьбы с рефлексией и речью нужна дополнительная рефлективная иречевая работа. Эта дополнительная работа ФС и есть, собственно, историчностьчеловека, и он на нее обречен самой природой речевой деятельности.
Есливернуться к космологической оппозиции трансцендентного и имманентного миров, томожно обнаружить следующую закономерность: по мере инфляции рефлективнойспособности трансцендентность „иного“ мира в культуре возрастает,постепенно и неуклонно „очищается“. И это происходит до тех пор, покаиной мир не предстает как абсолютно „чистый“, сверхбытийный,непознаваемый, как Великая пустота, как Абсолютное Единое, как, Небытие, Ничто.
Относительнотрансцендентное становится трансцендентным абсолютно. Именно в этой точкерождаются высшие богословские и философские традиции, рождается апофатика.Важно также то, что рождение понятия Абсолютного Бытия и фиксирование его вкультуре совпадают или близки к моменту того скачка в рефлективной способностичеловека, когда сознание и речь делает предметом объективации само себя.
Этотскачок, т.е. рождение лингвистической и философской рефлексии и естьотличительная особенность Осевого времени. Здесь происходит рождениефилософской рациональности и, как Ответ на этот Вызов (если воспользоватьсятойнбианской терминологией) — рождение мировых религий как религий Абсолюта испасения. „Новая“ рефлексия окончательно разрывает»непосредственную" связь человека с мифологическим космосом иархаическим инструментарием и необратимо выталкивает его в «историю».
Человеческаяэкзистенция приближается к критической точке осознания себя как одинокойсущности, брошенной в море безразличного бытия, в море времени и зла, спасениеот которого ищется перед лицом Единого. Таков в основном и был экзистенциальныйитог «первой волны» всемирной истории. Это та близкая к«максимуму» точка «стрелы времени», которую мы здесьусловно и гипотетически рассматриваем как линейное и непрерывное образование.
Ясделал попытку построить, вернее, очертить некоторые важные точки «стрелыисторического времени» как некоей абстракции развертыванияантропологического конфликта. Эти точки суть: начало процесса (гипотетическиймомент вспышки речи и сознания (ФС) в ФБ, длительный мифологический«доосевой» этап, наконец, – Осевое время как некий «максимум»рефлективно-объективирующей и отчуждающей способности, когда внутренняяконфликтность человеческого существования достигает почти предельного уровнянапряжения. Затем следует период, который можно назвать«послеосевым». «Послеосевые» культуры – это те культуры,которые уже прошли «точку кипения» Осевого времени.
Вэтой картине важной является дополнительность горизонтального и вертикального«срезов». В диахронном плане мы имеет ту или иную картинупоследовательности стадий в развертывании рефлективности, объектного горизонта.В синхронном плане – тот или иную типологическую картину конфликтноговзаимодействия ФБ и ФС.
Тоесть в любой момент истории мы обнаруживаем ту или иную, как в типологическом,так и в стадиальном смысле, специфическую форму фундаментального конфликта.
Ещераз повторим основной «антропологический диагноз». В результатевхождения ФС «мир» потерял внутри и вне человека первоначальное«внутриутробное», доречевое бессознательное единство и жизненнуюнепрерывность. Он расщепился, так как возникло неизбежное для языка, речи,сознания оперирование бинарными оппозициями.
Мирпредстал как, той или иной формы, двоичная структура. Двоичность (то естьоппозиционность речевой, языковой структуры) и попытки как ее медиации так итотального преодоления пронизывают насквозь всю историю от традиционныхархаических культур до современной цивилизации, от бытового уровня, до уровнявеликих церковных ритуалов, философских систем, или «больших» научныхтеорий типа Общей теории относительности, или Единой теории поля.
КосмрологическиУниверсум благодаря ФС распался на две половины мир «тот» и мир«этот», мир видимый" и мир «невидимый», мир«вечный» и мир «временный» и т.д. Причем мир«иной» неуклонно развивался от почти полного аналога (но с другим знаком)миру видимому (архаика) до своего, так сказать, «нулевого» варианта(«осевой» и «послеосевой» этапы). Этот «нулевой»вариант – основа как монотеистического и апофатического (так как Абсолютностьпредстает как Ничто при попытке его корректного описания) [ 14], так и«атеистического» воззрения которое в этом контексте не имеет ничегообщего с тривиальным «безбожием» (Среди Отцов Церкви об этом говорилМаксим Исповедник, среди современных мыслителей – Ясперс и Хайдеггер).
Экзистенциальнаясложность происходящего связана еще и с тем, что невозможно, как того хотелосьбы, в том числе даже и Ницше, вернуться к потерянной целостности, просто«сложив» две распавшиеся «половинки», или игнорируя ихналичие. Их сумма не paвна фундаментальному Единству Универсума, которое всегдаостается трансцендентным для речевого сознательного бытия. В истории человеканикогда не было точки «до грехопадения», до расщепления, так как самаструктура бытового языка и речи, то что делает человека человеком, дискретна,бинарна, шифтерна, автореферентна.
Еслиговорить о понятии «трансценденция», то она ощущается на позднихосевых и послеосевых стадиях культуры и как нечто абсолютно внешнее, внемирное,так и нечто абсолютно внутреннее, глубинно связанное с экзисценциальнойсущностью человека, почему и возможен, вероятно, апофатический мистическийопыт.
Подчеркнем,что и атеизм, (в отличие от несколько иначе устроенного зрелого агностицизма)как, судя по всему, необходимый момент осевой стадии (он был представлен и вдревнегреческой, и в древнеиндийской традиции, например) можно интерпретироватькак своеобразную парадоксальную форму все же религиозной, гармонизирующей,мифологизирующей реакции человека на свое бытие. Логическая возможность атеизмапроста и связана с противоречивостью абсолютных понятий (например«актуальной бесконечности»), с апофатической диалектикой Ничто.
Возвращаяськ Осевому времени, важно упомянуть контакт эллинистически-римской цивилизации светхозаветной традицией и христианством. Этот контакт привел к образованиюхристианизированной Римской империи. С определенными оговорками можно считать,что на этом первая волна всемирной истории подошла к концу. Все«осевые» культуры средиземноморского региона (и частично восточныекультуры) образовали некий относительный синтез и подошли к тому пределу, когдарефлексия и экзистенциальная конфликтность достигли апогея, а инструментарийонтологической гармонизации (мировые религии) по своей мощи был достоин этогоуровня напряжения.
То,что произошло далее, определило облик всей последующей истории человечества.Падение Римской империи под ударами варварских германских племен привело кцентральному разрыву в ткани мировой истории.
Этотразрыв – следствие стадиального наложения, в результате которого предосевоеродовое сознание германцев получило в наследство весь сложнейший комплексстареющей позднеантичной христианизированной культуры. Племена, жившие илиосевшие в результате Великого переселения народов на территории громаднойимперии, должны были пройти собственный путь к Осевому времени. Но, разрушив иодновременно неизбежно унаследовав древнейшую культуру, они себя, не ведаятого, распяли на кресте чужой мудрости, которая и типологически и стадиальнобыла удалена от них.
Врезультате мощного взаимодействия, постепенной диффузии энергичной молодойпредосевой культуры (с ее родовым и архаичным мифологическим сознанием): и какдуховно-религиозных, так и социальных форм послеосевой, сильно рефлектированнойи «урбанизированной» эллинистически-римской христианизированнойкультуры, образовалось нечто совершенно новое – возник феномензападноевропейского средневековья.
Тысячелетиесредневековья можно уподобить алхимической колбе, в которой«варилось» два сильнейших «реактива». В результате«сварилась» новая европейская культура, сверхдинамизм которой изменилвесь мир. Все особенности европейского человечества нового и новейшего времениесть следствие экзистенциальной драмы средневековья. Последняя определяется«шоком», который получило варварское " коллективное бессознательное"(то есть вся культурная экзистенция) в результате христианизации и«романизации», а также процессом интенсивной варваризациихристианской церковной культуры [ 15].
Проследить«алхимические превращения» западноевропейской культуры можно нанескольких небольших примерах.
Обратимвнимание на такое характернейшее (и вызывающее пристальный интерес современныхмедиевистов) явление, как «охота на ведьм» [ 16]. Она разразилась насамом взлете Ренессанса. 1487 год (уже написаны «Венера» Ботичелли и«Мадонна Литта» Леонардо) – издается «Молот против ведьм»Инститориса и Шпренгера. Церковные институты и церковная мысль руководят охотойна протяжении всей «эпохи взлета культуры и гуманизма». Посвидетельству А.Я. Гуревича [ 17], провозвестник «единой религии» игуманист Жан Бодэн, чьим именем названо бельгийское общество по изучениююридических и политических институтов, был автором трактата «Демономанияведьм», в котором утверждалась необходимость войны с колдовством с помощьюкостров, пыток и доносов. Трактат появился в 1580 г.
Отношениеже католической христианской церкви к этой проблеме в эпоху раннего и зрелогосредневековья было иным. Сама вера в колдовство и ведьм оценивалась какязыческий пережиток и суеверие. Покаянная эпитимья накладывалась на тех, ктоподпадал под влияние этого суеверия. В XII в. Иоанн Солсберийский называл верув ведьм «достойной презрения глупостью» и «баснями».
Тольконачиная с XIII в. началось постепенное проникновение веры в колдовство и шабашв церковное сознание, но до организованной «охоты» было еще далеко.Перелом произошел в конце XV в., с этого времени начинают преследовать нетолько ведьм (вера в которых ранее оценивалась как «народнаяглупость»), но и тех, кто не верил в их существование. Две культуры,противостояние которых было очевидно в средневековье, диффундировали. Уже нет«язычества» и «христианства», а есть оязыченное,варваризованное христианство и христианизированное язычество.
Этидва встречных процесса (варваризация христианства и христианизация варварства)привели к феномену Реформации. Реформация – такой же продукт«варваризации» христианства, как и современная ей католическаяцерковь, хотя субъективно именно борьба с варваризацией была одной из причинреформационного движения [ 18]. Протестантизм я считаю новой, сугубо новоевропейской«мировой религией», и в самых разнообразных его формах был подлинно«массовой», «народной» религией, в которой уже почтиневозможно различить противостояние двух культур – высоколобой письменной икультуры «немотствующего большинства». И, естественно, протестанты сне меньшей энергией занялись «охотой». Костры горели и в XVII, иXVIII в.
Рождениеуже «цельной» культуры как результата длившейся тысячелетие диффузиив принципе совпадает с собственным «осевым временем» тех варварских(в основном германских) народов, которые когда-то начали новый виток истории.Таким образом, эпоха Ренессанса становится вторым Осевым временем мировойистории. Именно с этого момента начинается неуклонная экспансия«кипящей» западноевропейской культуры на все мировое пространство.
Процесссредневековой диффузии культур станет понятнее, если учесть, что практическився территория Западной Европы была покрыта густой сетью церковных приходов.Каждый человек, принадлежащий к архаической родовой, в основном аграрной, общности,обладающий и своей картиной мира, и своей этикой, и своим онтологическимгармонизирующим инструментарием, должен был регулярно подвергать себя наисповеди подробному самоанализу и рефлексии, причем с позиции стадиально итипологически удаленной от него культуры.
Всепредставления, связанные с укорененностью человека в природе, в роде,оценивались высоко рефлектированным христианским сознанием как принципиальногреховные и дьявольские. Борьба, носившая сугубо экзистенциальный характер,происходила в душе каждого человека на протяжении многих поколений. Душасредневекового человека, сама того не ведая, страдала от крестной муки, этойпостоянно натянутой в ее глубине пружины.
Вконце концов эта пружина сорвалась – родилась культура, обладающая исключительной«пассионарностью». Европейский человек обнаружил, что он«свободен» от природы. Впервые в истории отчуждение и объективациязашли так далеко, что сознание смогло посмотреть на мир как на«чистый» объект, а на себя как на «чистый» субъект. Мирпредстал как арена сначала мысленного, а затем реального экспериментирования [19] и поле для реализации теоретических замыслов. Были отброшены всебессознательные «экологические табу», свойственные архаическимкультурам. Рождалась теоретическая и экспериментальная наука и вслед за нейтехнологическая цивилизация нового и новейшего времени.
Вэтом контексте интересен факт, на который обратил внимание Марио Льоцци в«Истории физики». 0н утверждает, что греки обладали достаточнымизнаниями, чтобы создать индустрию, машины и предвосхитить XVIII век. Почемуэтого не произошло?
Кажетсявполне правдоподобным предположение, что произойти это могло только в тойкультуре, в которой были окончательно оставлены архаические механизмыэкологической саморегуляции. Такой культурой оказалась западноевропейскаяцивилизация, прошедшая тяжелейший искус варварско-христианского средневековья [20]. Памятником этого противостояния хтонического варварского и спиритуальногохристианского сознания является европейская готика. Мистическая архитектоника иварварский орнамент составляют ее сущность. Более поздним и более трагическимвоплощением этого конфликта явилась живопись Босха, где христианский иязыческий карнавальный («адский») космосы даются в напряженной ипарадоксальной синхронии.
Результатом«сорвавшейся пружины» была и невиданная пространственная экспансия,которая привела к открытию Нового света и началу американской цивилизации.
Вдополнение к разговору о специфике средневековья следует обратить внимание и натот факт, что социальные исследования последних лет пришли к выводу о сложномгенезисе раннего феодализма в Западной Европе (А.Я. Гуревич и др.). Последнийпредставляет собой весьма своеобразную социальную систему, в которой родовыеструктуры германцев были переплетены с поздне-античными социальными формами.Диффузия этих структур, а следовательно сам европейский феодализм – уникален.Другими словами, феодализм и неизбежно следующий за ним капитализм могливозникнуть только в результате описанного разрыва – стадиального культурногоналожения, а не возникли плавно и эволюционно из предшествующей формации.
Такимв общих чертах видится драматический генезис западноевропейской«фаустовской» культуры. Кажется несомненным, что напряженностьэкзистенциального мира средневековья определила весь исключительный, глобальныйдраматизм истории человечества последующих веков. Взрывообразный динамизмевро-американской экспансии, все развитие современной технологическойцивилизации с ее глобальными приобретениями — открытостью и информационностью,но и с ее глобальными проблемами экологической, ядерной и террористическойугрозами объясняются только тем, что когда-то варвар-германец, осев назавоеванных землях или просто попав в ареал Римской христианизированнойимперии, унаследовал от стареющей «послеосевой» культуры ее великиедуховные, юридические и социальные достижения.
Всепоследовавшее за этим, может быть по аналогии, объяснено адлеровскимимеханизмами «компенсации» и «сверхкомпенсации» какнеизбежной реакции на разорванность экзистенции средневекового человечества.
Вкачестве краткого заключения можно сказать следующее. «Диагноз»,который можно было бы поставить в результате проведенного анализасвидетельствует о фундаментальных структурных проблемах, что и следовалоожидать.
Болееили менее понятно, что антропологический парадокс, изначальная экзистенциальнаядрама человечества, получает сейчас свое предельное выражение и может бытьсформулирована как фундаментальный конфликт Сознания и Жизни илиЛингвистическая катастрофа. Понятно также, что экстремизм в поискахинструментария для гармонизации этого конфликта и всех частных его проявленийне допустим, да и не эффективен.
Хватитли человеку ума и сил для преодоления создавшихся проблем? Остается надежда,что исключительность создавшейся ситуации удержит человека от последнегосмертельного шага. Но, даже если вдруг так случится и человечеству удастсявыжить, глубинные онтологические диссонансы неизбежны.
Поэтомунаиболее оптимистичный взгляд возможен, когда речь идет об индивидуальнойэкзистенции, которая всегда имеет возможность выбора и возможность (может бытькажущуюся) прямого самоконструирования.
Определенныйскепсис же кажется оправданным при взгляде на человечество в целом, так как непонятно, способно ли оно в принципе выработать такой механизм саморегуляции,который, при сохранении жизни на Земле, сохранил бы свободу, человечность ичеловеческое достоинство.
***
1]Эта работа написана так, что большая часть библиографического, философского,исторического контекста осталась за пределами аппарата ссылок, в надежде наестественную эрудицию читателя.
[2] Все дальнейшее должно пониматься с учетом существенной изоморфности«фило»- и «онтогенеза», то есть становления человеческихобщностей и становления человеческой личности.
[3] «Коллективное бессознательное» и «архетипы» в теорииК.Г. Юнга с этой точки зрения уже являются следствием фундаментальнойдеформации.
[4] Близкими к этому пониманию антропологической ситуации являются мысли,высказанные в: Давыдов Ю.Н. Культура – природа – традиция // Традиция в историикультуры. М., 1978. С. 44-57.
[5] Радикально и при этом логически безукоризненно понятие антропологическогоабсурда дано у Камю. См.: Camus A. Le mythe de Sisyphe. Essai sur l'absurde. P., 1942.
[6] В этом контексте Эрос и Танатос позднего Фрейда парадоксальным образомоказываются функционально эквивалентными.
[7] Камю описывает это как честное принятие абсурда, без иллюзорной попытки уйтиот него путем (по его терминологии) экзистенциального трансцендирования. См.: Camus A. Op. cit.
[ 8] Jaspers К. Vom Ursprung und Ziel derGeschichte. Munchen, 1958.
[9] Понятие «историческая культура» здесь употребляется примерно в томсмысле, в котором оно фигурирует у Данилевского, Шпенглера, Тойнби, Ясперса.
[10] В Ветхом завете миф переструктурируется, перестает быть строго циклическимобразованием, леви-строссовской «машиной для уничтожения времени», истановится историческим по существу. Разворачивается линейная временнаяперспектива. Но это происходит в результате инверсии в структуре времени (здесья полемизирую с М Бахтиным, который считал миф о потерянном рае производным отмифа о светлом будущем). «Золотой век» («потерянный рай»)оказывается не только в некоем абсолютном прошлом, но становится фактомабсолютного будущего. История обретает экзистенциально значимую цель.Фундаментальная ностальгия обретает форму фундаментальной надежды.Следовательно, цикличность преодолевается не вполне.
[11] Интересная параллель здесь возникает с гипотезой «пренатального»смысла космогонии у Ф.Б.Я. Кейпера (Кейпер Ф.Б.Я. Космогония и зачатие: кпостановке вопроса // Кейпер Ф.Б.Я. Труды по ведийской мифологии. М., 1986. С.112-146.
[12] Элиаде М. Космос и история. М., 1987.
[13] Здесь в том смысле, в котором это понятие используется Элиаде.
[14] Практически для всех «послеосевых» традиций философствования ибогословия характерно следующее отождествление: 0 = ¥ = 1 = 3.
[15] См. об этом, в частности, у Элиаде (Элиаде М. Указ. соч. С. 99-106) или уН.Бердяева в «Смысле истории» (М., 1990).
[16] См. раздел «Новые аспекты изучения „Охоты на ведьм“ вреферативном сборнике ИНИОН „Культура и общество в средние века:методология и методика зарубежных исследований“ (М., 1982).
[17] См. также: Брюсов В. Огненный ангел // Брюсов В. Собр. соч.: В 7 т, М.,1974. Т. 4.
[18] Постренессансное католичество и протестантизм в новоевропейской культуреявились прямым следствием „второго осевого времени“, по существу,совершенно новыми религиями спасения, специфичными именно для данной культуры.
[19] Речь и дет о роли и соотношении мысленного и реального эксперимента впослегалилеевской науке.
[20] Таким образом, взаимодействие „народной“ культуры и культурыхристианской приобретает несколько иной характер, чем в работах М.Бахтина, А.Я.Гуревича, и школы „Анналов“ (Ле Гоффа, Дюби и др.)
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта psylib.ukrweb.net/