Любовь, как основная составляющая гармонии семьи

ВВЕДЕНИЕ
 
Семья составляет существенное звено в цеписоциального бытия, ведь каж­дая нация и государство слагаются из отдельныхсемей: семья яв­ляется первым базисом государства. Семья — это первичнаяячейка общества, объединяющая супругов и их потомство. В семьеотдельная личность, поступаясь некоторыми своими особенностями, входит вкачестве члена в некое целое. Жизнь семьи связана с половым и возрастнымразделением труда, ведением домашнего хозяйства, взаимной помощью людей в быту,интимной жизнью супругов, продлением рода, а следовательно, воспроизведениемрода, воспитанием нового поколения, а также с нравственно-правовыми ипсихологическими отношениями. Семья — важнейший инструментиндивидуального становления личности. Именно здесь ребенок впервыевключается в общественную жизнь усваивает ее ценности, нормы поведения, способымышления язык. Иначе говоря, семья — это школа воспитания, передачи опыта и житейской мудрости. Полноценная брачная связь мужчины и женщины предполагаетраздельность соединяющейся пары, т.е. такую их связь, в силу ко­торой они неисключают, а взаимно полагают друг друга, находя каждый в другом полнотусобственной жизни. Только при этом ус­ловии можно говорить об истинной гармониив семье.
О любви. Эмоционально-психологической,нравственной и эс­тетической основой брака является любовь, хотя и не всякийбрак основан на этом чувстве, а любовь может быть и вне брака. Семья — этоестественное гнездо любви, уважения и взаимной заботы. Любовь прекрасна, когдаона взаимна и когда мы любим искренне и преданно. Метко сказал Архимед: любовь— это теорема, которую надобно доказывать каждодневно.  Любовь — этоиндивидуально-избирательное чувство, которое выражается в глубоких и устойчивых переживани­ях, впостоянной направленности мысли и дела к любимому человек, в свободном,бескорыстном и самозабвенном стремлении к нему.
  Любовь, на мой взгляд, являетсянеотъемлемой и наиглавнейшей составляющей семьи. Если есть любовь «двоих» — есть и гармония в семье.
ЧАСТЬ I
У ИСТОКОВСТВНОВЛЕНИЯ СЕМЬИ И ЛЮБВИ
ПЕРВОБЫТНАЯ СЕМЬЯ
Сплочению первобытногочеловеческого объединения, возникновению и развитию коллективизма способствовалне только процесс охоты, но и совместное потребление добычи, совершавшееся,видимо, как на это указывает археологический материал олдувайской эпохи, не наместе смерти жи­вотного, а на жилых стоянках. Отсюда следует, что видимо, мясополучали и те, кто не участвовал в охоте, а оставался на стоянке: женщины,дети, больные, инвалиды. Индивиду­альной охоты в Олдувае, по-видимому, не былоиз-за низкой технической вооруженности древнейших охотников.
В отличие от охотысобирательство, как бы велика ни была его роль в балансе питания, носило лишьиндивидуаль­ный характер и поэтому не могло стать таким важным фактором впроцессе гоминизации и возникновения общест­ва, как охота.
Думается, что переход отсообществ обезьян к человече­ским коллективам был результатом длительногоразвития.
Как пишет П. И. Борисковский, «в рамках старогокачества длительно и сложно вызревают элементы нового. Переход от стада обезьянк человеческому обществу нельзя пред­ставлять схематически, упрощенно. Это былсложный диалектический процесс. В стадах обезьян постепенно зарождалисьотдельные элементы человеческого общества. А с другой стороны, у древнейшихлюдей, архантропов, еще долгое время переживали отдельные элементы, характерныене для людей, а для обезьян». Мы вполне согласны с этим утверждениемисследователя, как и с другим: «С появлени­ем творцов олдувайской техникиначинается история чело­веческого общества, первый этап первобытнообщинной об­щественно-экономическойформации — эпоха первобытно­го стада»...
А. Н. Рогачев считает, что, став еще в мустьерскоевремя постоянным и обязательным элементом культуры, жилище «ограничило действиебиологического закона единства орга­низма и среды в отношении человека» и темсамым «задолго до появления неоантропа и верхнепалеолитической культу­рысовершился новый, третий после изготовления каменных орудий и добывания огнярешающий шаг выделения людей из мира животных».
При этом «поселения и жилища с самого своего возни­кновенияявлялись главными центрами производственной, домашнехозяйственной, общественнойи духовной жизни и во всех этих качествах сыграли исключительную роль вформировании и укреплении общественной сущности лю­дей. Общественные отношениявозникающих людей, по­знавших огонь и начавших жить в жилищах, не могли бытьстадными, они выступали в своей первоначальной, перво­бытной, естественнойэлементарной форме семейно-родовых отношений, проще говоря, в осознаваемойродственной связи коллектива». В другой работе А. Н. Рогачев высказы­ваетубеждение, что к началу мусте стадо исчезло полно­стью...
С. Н. Бибиков, обращает внимание на то, что в неандер­тальскихпогребениях в скальных убежищах Европы поло­вой и количественный составзахоронений может быть вы­ражен пропорцией: 20 детей: 9 женщин: 3 мужчин или 20:8:4.Если учесть, что в ту эпоху детская смертность была очень высока, то понятнопреобладание в захоронениях детей. Соотношение женщин и мужчин в захороненияхявно не соответствует тому, которое существовало в общинах неандертальцев. С. Н.Бибиков считает, что можно говорить о тенденции предпочтительного захороненияженщин и де­тей внутри жилища.
Женщины и дети в соответствии с этими нормами погре­балисьв той среде, к которой они принадлежали со дня рождения. (Мужчины принадлежалик чужеродной полови­не общины.) Развивая мысль С. Н. Бибикова, можно пред­положить,что трупы мужчин было сложно доставлять в об­щины, из которых они происходили.Поэтому их погребали за пределами жилищ, а то и вовсе не хоронили. Однакомужских захоронений могло быть мало и потому, что муж­чины часто погибали наохоте, вне жилища. Преобладание женщин в захоронениях в жилищах в этом случаелишь результат различия в преобладающих причинах смертности у мужчин и женщин ине помогает в решении вопроса о на­личии или отсутствии у неандертальцев,равным образом
Итак, многие данные подтверждают высказанную еще всередине 50-х годов точку зрения А. П. Окладникова о том, что зачаткиматеринской родовой общины возникают в мусте и окончательно оформляются вверхнем палеолите. А. П. Окладчиков писал: «Прямыми указаниями на офор­млениематеринского рода в это время являются, с одной стороны, общинные жилища, а сдругой — широко распро­страненные изображения женщин, в которых можно видетьобразы женщин-родоначальниц, известных, по данным фольклора, например, уэскимосов и алеутов»...
ОБЩИННАЯ СЕМЬЯ
Весьма сложным и дискуссионным является вопрос охарактере брачно-регулирующих отношений в коллективах ранних гоминид.Утверждение Г. П. Григорьева (его разде­ляют также некоторые другие археологи),что общины состояли из семей, не опирается на какие-либо, хотя бы косвенные,данные о жизни архантропов, а есть лишь ре­зультат прямой и вряд ли правомернойэкстраполяции на­ших знаний об обществах современных охотников и собира­телей наформирующееся общество архантропов.
Для решения поставленного вопросаинтересны общие соображения, высказанные Э. Каспари. Исследователь по­лагает,что у нас нет определенных данных о типе половых отношений у древних людей и,может быть, даже вообще не существует ответа на этот вопрос. Он считает, что впринци­пе были открыты три возможности:
1) моногамия, когда каждый мужчина участвовал в детопроизводстве с одной определенной женщиной;
2) полигамия, когда один или несколько мужчин принимали участиев воспроизводстве потомства, а ос­тальные мужчины в этом участия не принимали,а в охоте участвовали;
3) промискуитет, без установления постоянных связей междумужчинами и женщинами.
В советской и зарубежной литературесуществуют раз­личные гипотезы о причинах, этапах и механизме возникно­венияэкзогамии.
По мнению многих исследователей,главной причиной, тормозившей развитие социальных норм у наших нижнепа­леолитическихпредков, был зоологический индивидуализм, особенно проявлявшийся в безудержнойигре половых ин­стинктов и столкновениях из-за женщин в условиях господ­ства встаде промискуитета.
Так, А, М. Золотарев писал, чтоэкзогамия возникла как средство подчинения половых инстинктов социальным нор­мамповедения. Она явилась уздой, наложенной обществом на индивида первым средствомвоспитания человеческого в человеке. Первобытное стадо, разделившись на дваэкзо­гамных рода, воздвигло первую социальную преграду для половых влечений.Каждый из двух первоначальных родов, на которые разделилось стадо, стал «замиреннойсредой», т. е. коллективом, внутри которого были уничтожены браки.
Роль биологических предпосылок, ихвоздействие на процесс сложения общественных форм постепенно все уменьшались засчет возрастания значения социальных факторов. По-видимому, с появлениемчеловека современ­ного физического типа роль биологических предпосылок всложении типов социальной организации и норм социаль­ного поведения сходит нанет.
С завершением формирования Homo sapiens и исчезно­вением неандертальцев по всей ойкумене завершаетсяи сложение общинно родового строя.
ГРУППОВОЙБРАК
 
Вместе с родом и Homo sapiens,мы  вступаем  в общее ню сформировавшихся людей. При­шедший на сменупервобытному стаду род был первым подлинно социальным организмом. Онпредставлял собой первое человеческое объединение, все особенности которогоопределялись потребностями развития производства, его фундаментом былиразборные отношения распределения. В нем не существовало никакой другойсобственности, кроме коллективной.
Однако на том историческом этапе нормальное функци­онированиепроизводства предполагало и требовало не толь­ко существования определеннойсистемы собственно про­изводственных отношений, т. е. отношений собственности,распределения, но и отсутствия между членами производственного объединенияполового общении. Последнее было связано с характером половых отношений впредшествовав­шем роду первобытном стаде. Будучи аномными (нарушающий обычаи,законы), они пре­пятствовали производственной деятельности. Производство небыло еще в состоянии подчинить себе эти отношения, ввести их в определенныерамки. Оно смогло лишь вытес­нить их из коллектива, т. е. превратитьпроизводственное объединение в полностью агамное (запрещающее половые отношенияопределенной группы, рода).
Агамия производственного коллективабыла необходи­мым условием нормального функционирования и развитияпроизводства. Она была не чем иным, как особого рода производственнымотношением. Как всякое производствен­ное отношение, она носила объективный,материальный ха­рактер. Отражением этого объективного отношения было агамноетабу (строгий запрет).
В силу полной агамии род не мог существовать водиночку. Возникновение рода было одновременно и образова­нием дуально-родовойорганизации. Оба рода, составляв­шие дуальную организацию, были социальнымиорганизма­ми. Вполне понятно, что и связь между ними носила чисто социальныйхарактер. Отношения между полами стали осу­ществляться теперь только в рамкахэтой социальной связи.
С появлением рода и дуальнойорганизации половые отношения стали социально упорядочены.На сменуагамии и про­мискуитету пришел брак, причем не между индивидам, а между ихгруппами.
Первой формой брачных отношений былгрупповой, дуально-родовой брак. Дуально-родовая ор­ганизация была брачнойорганизацией, брачным союзом двух родов.
Роды, составлявшие дуальнуюорганизацию, связывали социальные отношения не по производству, а по детопроизводству. Социальные отношения по дето производству были столь жеобъективны, столь же материальны, как и про­изводственные. Их объективностьбыла с неизбежностью обусловлена объективностью агамии производственногоколлектива. Производство не могло прямо, непосредственно упорядочить половыеотношения. Оно упорядочило их кос­венно, породив полную агамию коллектива, атем самым и групповой, дуально-родовой брак. Таким образом, на заре родовогообщества наряду с материальными отношениями по производству существовалиматериальные социальные отношения по дето производству. Первые связывали членоврода, вторые — коллективы, входившие в состав дуальной, т. е. брачной,организации...
Таким образом, на заре родовогообщества производ­ственные и дето произволе таенные отношения взаимно ис­ключалидруг друга. Если люди принадлежали к одному хозяйственному коллективу, то междуними не могло быть половых отношений. Половые отношения были возможны толькомежду людьми, не связанными производственными узами, принадлежавшими к разным,совершенно самостоя­тельным в хозяйственном отношении социальным организ­мам.Входя в состав разных хозяйственных кол­лективов, люди имевшие право вступать вполовые отноше­ния, должны были, разумеется, и жить раздельно.
В таких условиях связи междуиндивидами противопо­ложного пола, принадлежавшими к разным коллективам,неизбежно должны были сводиться лишь к половым отно­шениям, носить сугуболичный характер. А это может озна­чать лишь одно: между принадлежащими к разнымродам дуальной организации мужчинами и женщинами, взятыми не вместе, а поотдельности, брачных отношений не су­ществовало. Их отношения не были брачными,не были браком. На первый взгляд такой вывод кажется парадок­сальным.Попытаемся в этом разобраться.
Никто, вероятно, не будет спорить стем, что половые и брачные отношения далеко не одно и то же. Половые отношениямогут существовать и существуют и без брач­ных. Брачные отношения, включая всебя половые, никогда к ним не сводятся. Брак есть определенная социальнаяорганизация отношений между полами. Он предполагает наличие определенных,признанных обществом прав и обя­занностей между связанными им сторонами. Там,где соци­альная санкция отношений между полами отсутствует, они не являютсябракам и в том случае, если имеют долговре­менный характер.
Но надо определенные права иобязанности по отноше­нию друг к другу существовали у родов, составлявшихдуальную организацию. Каждый из них, строжайше воспре­щая половое общение междусвоими членами, предписывал членам своей мужской группы вступать в половые отно­шенияс членами женской группы другого коллектива и соответственно членам своейженской группы — с чле­нами мужской его группы. Этим социальное регулирова­ниеполовых отношений на первых порах и ограничи­валось.
Связи по дето производству былисоциально организова­ны только как отношения между группами индивидов, но немежду индивидами, взятыми в отдельности. Ни один кон­кретный мужчина не былобязан вступать в связь с любой женщиной другого рода, равно как ни однаконкретная женщина не была обязана отдаваться любому мужчине иного рода. Длякаждого конкретного члена, скажем, муж­ской группы одного коллектива обязанностьвступать в по­ловые отношения с членами женской группы другого рода являласьлишь указанием на круг лиц, внутри которого он имел право искать половогопартнера, и только. Кто же из данного круга лиц становился его партнером и накакое время — это определялось лишь доброй волей вступавшие в связь. Вступлениев половые отношения лиц, принадле­жавших к разным родам, не давало им никакихправ друг на друга и не накладывало на них никаких обязанностей по отношениюДруг к другу
Таким образом, половые связи междуиндивидами, как таковыми, не были социально организованы. Они были социальноупорядочены между ними лишь как между члена­ми определенных групп.
Групповой брак, пришедший на сменуагамии и частич­ной агамии, не былни суммой, ни системой индивидуальных браков. При своем возникновении он никакне был связан с индивидуальным браком и существовал без него. Первона­чальныйгрупповой брак был просто-напросто союзом двух родов, существование которогообеспечивало половые отно­шения между их членами …ОДНОСТОРОННИЙ МЕЖРОДОВОЙ БРАК
 
Возникновение одностороннегомежродового брака от­крывало определенную возможность расширения круга воз­можныхбрачных партнеров. Реализация ее достигалась путем заключения групповых брачныхсоюзов с родами, с которыми раньше таких отношений не существовало. Однако приэтом круг потенциальных брачных партнеров оставался все же ограниченным. Членыкаждой данной группы могли вступать в индивидуальный брак с членами только техродов, с которыми данный род состоял в брачном союзе, причем мужчины могливступать в брак лишь с жен­щинами родов, выступавших по отношению к данному как«жены», а женщины только с мужчинами родов, прихо­дившихся данному «мужьями».
В дальнейшем развитии все этипредписания постепенно исчезают, и в конце концов сохраняется одна лишь родоваяагамия, а тем самым всего лишь требование вступать в поло­вые отношения внеданной, сравнительно небольшой груп­пы. Таким образом, экзогамия, которая напоздних этапах эволюции родового общества выступает как единственная, исключаяиндивидуальный брак, форма регулирования от­ношений между полами, представляетсобой не что иное, как пережиток группового брака, остаток брачно-групповогорегулирования …
СУЩНОСТЬ ЛЮБВИ — ТЕМА ФИЛОСОФСКОГО РАЗМЫШЛЕНИЯ
В этике с понятием любви связаны интимные и глу­бокиечувства, особым вид сознания, душевного состоя­ния и действий, которыенаправлены на другого чело­века, общество и т. д. Сложность и важность любвипродиктованы тем, что в ней сфокусированы в орга­ническом соединении физиологическоеи духовное, индивидуальное и социальное, личное и общечеловече­ское, понятное инеобъяснимое, интимное и общепри­нятое. Нет такого развитого общества и неттакого чело­века кто не был с ней знаком хотя бы в малой мере. Более того, безлюбви не может сформироваться моральный облик человека, не происходитнормального развития. Это признается каждым, даже не находящимся в состояниилюбви. Она может быть в разной степени развита, но ее не может не быть, впротивном случае не было бы человека. Так же как слепой знает что-то о свете,глухой — о звуках, так и человек — о любви. «То, что ты не любишь — писал Л. Н.Толстой, — не означа­ет, что в тебе нет любви, а только то, что в тебе естьнечто мешающее любить… Твоя душа полна любви, но она не может открыться, иботвои грехи не дают ей этого. Освободи душу от того, что ее очерняет...»
В процессе формирования личности человек впервые осознаетсвою конечность, ограниченность своего суще­ствования и т.п. и одновременно внем зарождается стремление преодолеть свою ограниченность. Любовь — это тожеодна из форм выражения этого стремления к совершенству (противоположногонесовершенству), абсолюту (противоположного относительному), вечности(противоположной преходящему). Не зря сама филосо­фия понимается как «любовь кмудрости». Это подчеркивает, с одной стороны, тот факт, что человек бесконечнодалек от истины (близки ей совершенные, бессмертные боги — те живут всоответствии с истиной), может ее только любить, но, с другой — то, что именнов любви к истине, стремлении к ней — отличие человека от других живых существ(которые ни к чему не стремятся).
Любовь как экстатический призвана преодолеть природныефизиологические рамки человека, индуци­ровать его вечное стремление кнедостижимому совер­шенству (также и в нравственном значении).
Этот аспект любви очень хорошо понимал Платон,который трактовал его как божественную силу, помогающую человеку преодолетьнесовершенство, помощницу ему на пути к вечной красоте, нравственности, выражаю­щуювечную необходимость совершенствования. Направ­ляя человека к чистому полету в«возвышенное», в вечность. Эрот пробудил человеческую душу, вооду­шевил еестремиться к непреходящей и абсолютной истине, эталону высшей нравственности,цели морали.
Концепция любви у Платона была первойпопыткой раскрыть сущность чистой любви, понять и осмыслить то, что отличаетэту сторону человеческой жизни от фи­зиологического инстинкта, чувственногоудовлетворения.
Половой инстинкт отличается от любвитем, что он соответствует нашей психофизиологической организа­ции, зависит отнашей чувственности, а его интенсив­ность — от степени нашей насыщенности.
Любовь же — другая сторона человеческой жизни она не сводитсяк удовлетворению нашей чувственности, так как вызывает не чувство утомления ипресыще­ния, а радость, восторг от бесконечного обновления. Она, как и человек,открыта для бесконечности и по своей сути антипрагматична. Наслаждение —антипод любви, и не потому, что оно не может сопровождать любовь, а потому, чтоих сущность отличается (на­пример, объект любви может постареть, любовь — нет,она неподвластна времени).
Любовь преодолевает не только ограниченность человека на путик совершенству, истине, но и делает его понятнее другому человеку. «…Онасвязывает любя­щих, она создает такое соприкосновение и близость, котороесильнее осязаемого, это жизненная двойственность. Любящий онтологически близоклюбимому, его судьбе, какой бы она ни была» .
 «Возмужавшая любовь — условие, при котором со­храняетсяцелостность, единство, индивидуальность каж­дого. Любовь — это активная силачеловеке, это сила, пробивающая стены, отделяющие одного человека от грубого, иобъединяющая его с другими: любовь помогает человеку преодолеть чувствоизоляции и одиноче­ства, одновременно он может остаться самим собой, сохранитьсвою индивидуальность. В любви реализуется парадокс — два существа становятсяодним, и одновременно их двое. Любовь, продолжает Фромм, не пас­сивное, аактивное действие, состояние, в котором любишь, но вовсе не влюбленность.Любовь связана с отдачей, а не с восприятием. Однако надо иметь в виду, чтоодна из самых распространенных ошибок считать, что отдача — это значит отказ отчего-то, жертва. Эта позиция характерна для людей, которые готовы отдать в томслучае, если сами приобретут, пожертвовать, но с целью получить подтверждениезначимости своей жертвы в глазах других. Для характера продуктивного,созидающего про­цесс отдачи приобретает совсем другой смысл. Этот процесс длянего — выражение высшей возможности. В процессе отдачи я открываю свою силу,могуще­ство, богатство. Это возвышенное ощущение жизни и своих способностейнаполняет меня радостью. Я ощу­щаю себя переполненным, щедрым, живым, счастли­вым.Отдавать радостнее, чем брать, не потому, что это означает отказ от чего-либо,а потому, что это мое жиз­ненное самовыражение сфере материальных вещей (давать— значит быть богатым). Не тот человек богат, которому многое принадлежит, аименно тот, кто много отдает. Скупец — нищ независимо от того, сколько емупринадлежит. Тот, кто может от чего-либо отказаться, чувствует себя богачом. Носамая главная сфера отдачи — царство гуманизма, в котором человек отдает себячасть своей жизни (не всегда это означает прино­сить в жертву жизнь): радость,понимание, задачи, юмор интересы и т. д. Отдавая эту часть своей жизни,подчеркивает Фромм, человек обогащает другого, углуб­ляет смысл своей жизни,углубляя смысл жизни друго­го. Отдавая от души, человек не может не получитьтого, что идет от другого, таким образом объединяясь в чувстве радости заобретённое.
Возможности любви зависят от степениразвития личности и предусматри­вают достижение состояния творчества, в которомчело­век побеждает зависть, самолюбование, властолюбие приобретает сознаниесвоей силы, уверенность в своих силах при достижении цели. В той мере, в какойу че­ловека не хватает этих качеств, он боится отдать себя, то есть боитсялюбить. Об активном характере любви, продолжает Фромм, говорят и следующие ееэлементы:
— забота как активное отношение к жизни и бла­госостояниютого, кого мы любим, труд на пользу других;
— отзывчивость как готовность «отозваться» на при­зыв другого,просьбу и т. п.;
— уважение как способность видеть человека таким, какой онесть, признавая его индивидуальность (а не таким, какой нужен для наших целей);это возможно только тогда, когда любовь свободна;
— познание, которое преодолевает слепоту, неуме­ние разглядетьдруг друга; только в любви реализует­ся жажда знать себя и своих близких.Единственно полный путь познания реализуется в акте любви. Мне надо знать себяи другого человека объективно, чтобы быть способным разглядеть его истиннуюсущность или, точнее, преодолеть иллюзии, неверные, уродливые пред­ставления онем. Только тогда, когда я познаю живое существо объективно, я могу узнать егодо самой ин­тимной сущности, и это я делаю в процессе любви. В современномкапиталистическом мире любовь отве­чает, указывает Фромм, общему социальномуположению: автоматы не могут любить. Семья тоже образуется  в соответствии собщим господствующим законом рынка, как «единая упряжка, как хорошо смазанныеотношения между двумя людьми, остающимися чужими друг другу, и не достигающиминастоящей близости, однако очень  мило обходящимися друг с другом истарающимися жить по возможности приятнее». Это — «эгоизм вдво­ем», подменяющийлюбовь близостью, его можно счи­тать и «сумасшествием вдвоем». Примеромпсевдолюбви Фромм считает и сентиментальную любовь, переживае­мую лишь ввоображении, а не в реальных отноше­ниях. Она связана с подменой любви«заменителями»: фильмами, романами и т. д. В современном западном миревластвуют только две «нормальные» формы люб­ви: любовь как удовлетворениеполового влечения и как «работа в общей упряжке», бегство от одиночества.
Любовь возможна лишь в том случае,когда два человека вступают в связь сознательно и, следователь­но, каждому надонайти в себе центр этой «созна­тельности». Только в таком центре, «центресущество­вания», человек является самим собой, только здесь его жизненная сила,только здесь основа любви. Любовь, которую осознают в таком виде,— непрерывныйпри­зыв; в ней нет места отдыху, а есть движение, рост, общий труд; находятсяли двое в согласии или в конф­ликте, в радости или в горе — все это вторично всравнении с тем фактом, что эти двое воспринимают друг друга глубиной своегосознания, что они не чувствуют друг друга, а живут друг другом так же, каксобою. Есть только одно, подводит итог Фромм, доказатель­ство любви — глубинаотношений, жизненная сила каж­дого любящего. Это тот плод любви, по которомумож­но судить, есть ли она вообще.
Как писал Гегель: «Истинная сущностьлюбви в отказе от самого себя, забвении себя в другом, и все-таки в этойраздвоен­ности и забвении прежде всего человек найдет себя и будет собоюуправлять».
Л. Н. Толстой отмечал, что настоящая любовь воз­можна тогда,когда другого ставишь выше себя, и выра­стает она из отказа от себя,самопожертвования. Любовь тогда любовь, если это самопожертвование. Ееневозможно перенести на лучшие времена или усло­вия (например, материальные);любовь или «здесь и сейчас» и вся сразу (не существует половинчатой любви), илиее вообще нет. Любви не бывает в будущем; любовь — это действие единственно внастоящем. У человека, не испытывающего любви в настоящем, нет любви». Любовь,так же как и добро, невозмож­но отложить и перенести на завтра. Она абсолютноконкретна и делает самого человека реальностью, дает ему возможность переживатьсебя реально — в абсолют­ной конкретности и целостности. Единственно реалентот, кто чувствует, страдает, сопереживает, любит, жаждет...» .
Это чувства, появившиеся без особого усилия, в процесселичного общения, их ценность в том что они необходимы человеку как чему-тоцелому, а не как взятому в отдельных его особенностях, «Любовь, дружба» — этовлечение к самому предмету любви, вы­росшее из совместной жизни, взаимнойобщности взглядов на многие вещи. Основное душевное состояние здесь — «духовныйпокой», внутренняя близость, взаи­мопонимание, что, однако, не означаетхолодную рас­четливость или слепую импульсивную страсть.
В середине века христианствотрактовало любовь как некий принцип нравственности, наиболее глубокораспознающий человеческую сущность. Под любовью по­далась некая внутренняя силачеловека, которая никогда не иссякает, а беспрестанно, без усталираспространяется на все действия человека, направляя его к благоденствию.
Любовь — это состояние, в котором человек способенпочувствовать и пережить свою абсолютную незаменимость. Во многих социальныхролях и функциях конкретного человека можно заменить, заместить, сме­нить,только не в любви. В этой сфере жизни индивид имеет, таким образом, высшуюценность, высшее зна­чение по сравнению со всем остальным. Здесь человек нефункция, а он сам, в своем конкретном и непосред­ственном абсолюте. Именнопоэтому только в любви че­ловек может прочувствовать смысл своего существованиядля другого и смысл существования другого для себя. Это высший синтез смысласуществования человека. Любовь помогает ему проявиться, выявляя, увеличивая,развивая в нем хорошее, положительное, ценное.
И, наконец, любовь — это одно из проявлений чело­веческойсвободы. Никто не может заставить любить (многое можно заставить сделать:работать, даже совер­шать зло, но не любить) — ни другого, ни самого себя.Любовь — дело свободной инициативы, она основа самой себя. У нее нет внешнихпобудителей, она не сводится ни к умозаключениям, ни к природным влечениям,инстинктам. Нередко она хорошо понятна разуму, и по­этому многие сближаютлюбовь и разум, противопо­ставляя их иррациональной вере.
Арнольд Хейнлинк в своем вышедшем в1665 г, труде «Любовь» разделяет ее на два подвида — чувствен­ную и действеннуюлюбовь.
Чувственная любовь еще несама нравственность, а награда за нее (можно принимать, можно не прини­матьее). Она выражается как телесная и чувственная любовь, то есть страсть ижелание (так же душа связана с телом); сама по себе она не плоха и не хороша;и, так же как духовная любовь есть подтверждение того, что наши действиянаходятся в за­висимости от разума и высшего закона нравственности (люди,однако, этого не ценят).
Действенная любовь какцеленаправленное, твердое желание к действию выражается в трех формах. Пер­вая— любовь-уважение — формирует нравственность как готовность действовать повелению разума. Вто­рая — любовь-доброжелательность — не может быть преступной,плохой, ибо является одной из черт Бога. Третья — любовь-стремление, склонность— характери­зует деятельность как нравственную наиболее глубоко.
В древнем обществе, когдапредставления о лично­сти (ее ценности, самостоятельности, независимости)находились в зачаточном состоянии и индивид был рас­творен в коллективе как ведином целом, где его дей­ствия и побуждения были подчинены интересам коллек­тива,соответственно понималась и любовь. Мифология как мировоззрение древнихрассматривает любовь не столько как факт личной жизни, сколько как универ­сальныйкосмический процесс, в котором человек только участвует, но не играет ведущуюроль. В этом смысле решались и две основные проблемы: с одной стороны, вопрос оединстве человечества и вселенной, с другом — понятие о властвующей в немполяризации (где центром является оппозиция мужского и женского). Важным былвопрос (актуальный для любой культуры): как возможен тот факт, что единое самопо себе человечество «выражено в двух полах, в двух организациях тел — вмужчинах и женщинах»? Где тот объединяющий момент, который преодолеваетфизиологическое отли­чие полов, их отчужденность? Человечество, подчерки­ваетсяво многих древних памятниках, несмотря на фи­зиологические отличия, в своейсущности едино. Об этом свидетельствуют мифы, об изначально едином, здо­ровом,неделимом существовании людей.
ЧАСТЬ II
ЛЮБОВЬ КАКСПОСОБ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ
Философскийанализ феномена любви есть, прежде всего, анализ формальных, «чистых» условийлюбви вообще как человеческой способности, как инва­рианта, остающегосянеизменным в культурных различных формах, в различ­ных исторических эпохах.
Любовь — одно из фундаментальныхсвойств человеческого существа, таких же, как совесть, ум, честь, свобода.Любовь — это событийное определение чело­века, поскольку она не имеет никакихвнешних причин для своего существова­ния. Нельзя объяснить возникновение любвис помощью какой-либо причины (например, красота, ум, сила и т.п.), ибо, еслитакие причины действительно сыграли свою роль, то никакой любви нет, а естьтолько ее имитация. Всегда найдутся сотни, тысячи людей более красивых, болееумных, более сильных, и непонятно, где критерий выбора, почему я остановился наэтом человеке, а не на другом. Любят не за что-то, любят, потому что любят,хотя психологически любовь всегда объясняют конкретными причинами, и любящийискренне ве­рит в то, что его избранник самый красивый и самый умный.
Человек делает добро, поступаетпо совести не потому, что преследует такую цель, а потому, что он добр,совестлив и не может жить иначе. Человек любит потому, что не может не любить,даже когда обнаруживается, что любимый на самом деле не обладает особымидостоинствами. Но любящему часто нет до это­го дела, его душу переполняетогромная энергия, требующая выхода, он нахо­дится в стихии любви, в которой нетолько творит сам себя как человека, но и пытается творить других. В этомсмысле любовь к ближнему, к человеку есть творчество, излучение творческойэнергии.
Интенсивность любви,следовательно, объясняется и определяется способ­ностью любить, а не предметомлюбви. Гораздо важнее причины, по которым человек любит, важнее то, чтопроисходит с человеком, какие внутренние изме­нения происходят, какраскрывается его душа. Любовь определяется не содер­жанием чувственного опыта,который всегда случаен, но развитостью человече­ских качеств любящего.
Любовь не объясняется нифизическими, ни физиологическими, ни психо­логическими условиями человеческогосуществования. Нет таких законов при­роды, по которым мы должны любить другдруга. Человек любит как метафизи­ческое существо, когда он поднимается вышесвоей природной стихии. Когда мы видим людей, которые расстаются, нас это неудивляет. Долго любить друг друга нельзя: чувства приедаются, притупляются. Но,если мы видим людей, которые любят друг друга всю жизнь, и умирают, как всказке, в один и тот же день, то для нас это всегда чудо. Этого не должно, бытьни по каким, природным законам, но это есть. По-видимому, любовь встречаетсяочень редко, и огром­ное большинство людей любви не переживает, аудовлетворяется только ее ими­тацией, убеждает себя в том, что любит,довольствуясь на самом деле лишь сур­рогатом любви.
Любовь встречается редко еще и потому, что люди боятсялюбви, так как для нее нужна внутренняя свобода, готовность к поступку, нужнаживая душа. В этом смысле любить — это жить в постоянной самоответственности,заботе и трево­ге, и это совсем не совпадает со счастьем в будничном,повседневном значении этого слова. Любить — значит быть живым в самом точномсмысле этого слова. Часто люди (пусть бессознательно) понимают, что живуттолько тогда, когда любят, что только любовь вырывает их из монотонноймеханической повторяе­мости повседневного быта.
Любовь, как и все фундаментальные выражения бытиячеловека, является тайной. Тайна в философском смысле — это не то, что где-тоспрятано, не то, что рано или поздно можно открыть, тайна — это то, что лежитна поверхности, всем видимое и, тем не менее, недоступное. Человеку, никогда неиспытавшему чувства любви, бесполезно объяснять, что это такое. Если полюбит —узнает.
Любовь стоит у самых истоков существования человека:его психическая за­щищенность и уравновешенность, его способности и талантызакладываются ма­теринской любовью. Лишенному этой любви, выросшему вравнодушной и отчу­жденной атмосфере всю жизнь плохо — он чувствует себяодиноким, даже если окружен многочисленным семейством и друзьями. Он остроощущает не уютность и неустроенность своего бытия, опасную хрупкостьокружающего мира.
Любовь парадоксальна по самой своей сути. Во-первых,любовь всегда воз­никает тогда, когда любить нельзя. Вся художественнаялитература построена на описании этого конфликта — от Ромео и Джульетты донаших дней. Во-вто­рых (и это вытекает из первого положения), любовь всегдасвязана со смертью — или потому, что препятствия оказываются непреодолимыми,или потому, что любовь каким-то образом связана с гармонией бытия, с жизньювселенной, и для нее главный враг — распад, смерть.
Многие мыслители подчеркивали примат любви надтеоретическим научным познанием. Любовь не только конституирует человека какличность, но и явля­ется средством более глубокого, а потому и более точногооткрытия реальности.
Только в состоянии любви возможна встреча с внутреннимсуществовани­ем мира. «Мысль разума», которой дана лишь внешняя предметность,всегда должна сопровождаться «мыслью сердца». «Сердце» не есть некая отдельнаяинстанция, противоположная разуму, но есть целостность внутреннего бытия, однимиз излучений которого может быть и разум. Сердце противостоит лишь отрешенному,оторванному от этой целостности разуму. То, что не дано серд­цем, вообще недано в точном смысле слова, не затрагивает человека и, в конеч­ном счете,делает невозможным объективное познание. Отношение к окружаю­щему через «мысльсердца» есть отношение любви.
Несколько слов надо сказать о психоаналитическойтрактовке феномена люб­ви. Зигмунд Фрейд, выдающийся австрийский психиатр,полагал, что вся челове­ческая жизнь определяется двумя инстинктами — Эросом иТанатосом — инстинк­том любви и инстинктом смерти. Эрос — мощнейшая силачеловеческой психи­ки; как бы человек ни развивал свою культуру, своисоциальные институты, по­ловая энергия, доставшаяся ему в наследство отживотного состояния, определя­ет все его развитие. Выдающиеся личности — это,по Фрейду, всегда люди с мощ­ным половым инстинктом, которые смогли претворитьего (сублимировать) в приемлемые для общества культурные формы — в творчество,политику, науку и т.д. Вся исторически развивающаяся человеческая культура естьобуздание лю­бовной жизни, и первые собственно культурные законы направленысначала на запрет сексуальных отношений между родственниками, а потом и наограниче­ние сексуальной жизни вообще, например, браком. Но многочисленныезапре­ты, наложенные на сексуальное наслаждение со стороны культуры, сказалисьи в том, что позднейшее разрешение его в браке уже не давало человеку полногоудов­летворения. Правда, и неограниченная половая свобода не приводила, по Фрей­ду,к лучшим результатам. Ценность любовной потребности тотчас понижалась, еслиудовлетворение становилось слишком доступным.
Люди начали создавать условные препятствия, чтобынаслаждаться любовью. Там, где не было таких препятствий, любовь былаобесценена, а жизнь пуста. Настоящую психическую ценность любви дали, согласноФрейду, аскетические течения христианства. Никакие предшествующие эпохи ненаполняли любовь таким глубоким и сильным напряжением чувств, воли, памяти.
Культура всегда находится в разладе с сексуальнойжизнью. Человеческие гениталии не проделали вместе со всем человеческим теломразвития в сторону эстетического совершенствования, они остались животными, ипотому любовь, считает Фрейд, в основе своей осталась такой животной, какой онабыла испо­кон веков. Любовные влечения с трудом поддаются воспитанию, а когда ихпы­таются обуздать, подавить, это приводит к серьезнейшим нарушениям психи­ки,к неврозам. Поэтому вообще невозможно найти равновесие между требова­ниямиполового влечения и культуры, ибо иначе в будущем человеческий род вообще быпрекратился в силу ею необычайно мощного культурного развития.
Человек не удовлетворен культурой, которая резкообуздывает его свободу; в том числе и сексуальную, не дает ему возможностиполного удовлетворения своих сексуальных позывов. Но именно эта неспособностьполового влечения давать полное удовлетворение, становится, по Фрейду,источником величайших куль­турных достижений — ибо половая энергия переходит вкультурную дея­тельность. Какие еще мотивы могли бы заставить людей находитьдругое при­менение своим сексуальным импульсам, если бы они в половойдеятельности могли быть полностью счастливы? Полностью счастливый человекничего не стал бы делать для развития культуры.
Таким образом, любовь, прежде всего сексуальнаялюбовь, является, по Фрей­ду, базисом человеческой культуры. Она не простосвязывает одного человека с дру­гим. Эрос объединяет семьи, племена, народы,нации в одно большое целое — человечество.
ТЕМАЛЮБВИ В РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ
 
Тема любви всегда была очень близка русской философии,много глубоких и удивительных страниц посвящено ей в произведениях В.Соловьева, В. Розано­ва, Н. Бердяева, С. Франка. Любовь, по общему мнениюрусских мыслителей, — это феномен, в котором наиболее адекватно проявляетсябогочеловеческая сущ­ность личности. Любовь — важнейшая составляющаячеловеческого духа. Уже в физиологических основаниях любви — в половыхособенностях человека, в брач­ных отношениях — русские мыслители открываюттрансцендентные бездны, подтверждающие основную идею философии: человек естьсамая великая и са­мая глубокая тайна Вселенной.
Так, удивительный, яркий и неповторимый писатель ифилософ В.В. Розанов считал, что пол — это не функция и не орган, иначе не былобы любви, целомуд­рия, материнство и дитя не были бы само излучающимиявлениями. Пол — это второе, едва просвечивающее в темноте лицо —потустороннее, не от мира сего. Никто, по Розанову, и не считает источникижизни посюсторонними. Касание мирам иным гораздо более непосредственнопроисходит через пол и половое об­щение, более чем через разум или черезсовесть. Секунда зачатия человека — есте­ственное построение ноуменального,глубинного плана его души. Тут и более нигде и никогда, хоть на секунду, носоединяются «пуповиной» земля и таинственное, не астрономическое, небо. Огонекновой зажигаемой жизни не от мира сего.
Исходя из такой метафизики пола, Розанов создает исвою картину мира, ко­торая предстает как живая связь всех вещей: человека,природы, истории, Бога, трансцендентного. Но связывает все это любовь, именночувственная любовь, которая, несмотря на ее грозовые и временами разрушительныевоздействия, драгоценна, велика и загадочна тем, что пронизывает всечеловечество какими-то жгучими лучами, но одновременно и нитями прочности.
Брак, согласно Розанову, должен быть основан на любви,на половом ин­стинкте в самом глубоком метафизическом его смысле. Теперь жезачастую он является продолжением холостых удовольствий. Его строгая идействительная, в самом сердце зиждущаяся моногамия, или «вечность», теперь, поРозанову, вовсе недостижимы, они реально не осуществляются. Стоит лиудивляться, что пол, исключенный из «дыхания», из религии, не пронизываемыйэтим дыханием, не высвечиваемый религиозно, лег в основу «пассивной» семьи иноминально рели­гиозного (лишь в минуту венчания) брака. Отсюда очень малоеколичество счаст­ливых семей. Это, согласно Розанову, семьи, где сильно«животное» (в вышеп­риведенном смысле) начало, где члены семьи сбиты в «кучу»,копаются друг око­ло друга, живут в теплой атмосфере дыхания, у них естьчувство серьезности, если не религиозности, разлившееся на самый ритм брака,его реальное и длительное существо. В такой семье дети почитают своихродителей, почитают именно ре­лигиозно, а не благодарят за квартиру и стол.Дети — религиозные существа и находятся в религиозной связи с родителями. Этокак разбежавшиеся слова одной молитвы, связь которых уже непонятна. Но лишь вэтой связи постигается сущест­во ребенка, неразрывная связь мужа и жены, любовьдо гроба.
Пренебрежение полом, его бездонной трансцендентностью,постепенно, по Розанову, ведет к вырождению, к потере связи с «землей», с«материнством». Великая задача женщины, по его мнению, — переработать нашуцивилизацию, увлажнить ее сухие черты влажностью материнства, а «деловитость»ее — без­грешностью и святостью.
Любовь, по мнению другого видного русского мыслителяН. Бердяева, ле­жит уже в ином плане бытия, не в том, в котором живет иустраивается человече­ский род. Любовь вне человеческого рода, она не нужнаему, перспективе его продолжения и устроения. В любви нет перспективыустроенной в этом мире жизни. В любви есть роковое семя гибели Ромео иДжульетты, Тристан и Изольда погибли от любви, и неслучайно их любовь несла ссобой смерть. Любви все­гда присущ безысходный трагизм в пределах этого мира.Над любовью нельзя ни богословствовать, ни морализировать, нисоциологизировать, ни биологи-зировать, она вне всего этого, она не от мирасего, она нездешний цветок, гибну­щий в среде этого мира. Любовь скинута совсех мирских расчетов, и поэтому проблема пола, брака и семьи решалась внепроблемы любви.
Любовь — свободное художество. В творческом акте любвираскрывается твор­ческая тайна лица любимого. Любящий прозревает любимого черезоболочку при­родного мира, через кору, лежащую на всяком лице. Это есть путь краскрытию тайны лица, к восприятию лица в глубине его бытия. Любящий знает олице лю­бимого то, чего весь мир не знает, и любящий всегда более прав, чемвесь мир.
Не любящий знает лишь поверхность лица, но не знаетего последней тайны.
Права любви абсолютны и безусловны. И нет такойжертвы, которая не была бы оправдана во имя любви. В любви нет произволаличности, нет безудержного личного желания. В любви воля более высокая, чемчеловеческая. Именно бо­жественная воля соединяет любящих, предназначает ихдруг другу. Поэтому любовь всегда космична, нужна для мировой гармонии, длябожественных пред­назначений. Поэтому не может быть, не должно бытьнеразделенной любви, ибо любовь выше человека. Неразделенная любовь — грехпротив мировой гармо­нии, против начертанного в мировом порядкеандрогинического образа. И вся трагедия любви — в мучительном искании этогообраза, космической гармонии.
Одно из самых больших и доступных человеку чудес,говорит Семен Франк, — это непостижимое чудо явления другого, второго «я».
В любви человек действительно может «выскочить изсобственной кожи», прорвать скорлупу своего эгоизма, своего абсолютного, ни счем не сравнимого значения. В любви «ты» — не просто мое достояние, разъясняетФранк, не про­сто реальность, находящаяся в моем владении и существенная лишь впределах моего само бытия. Я не вбираю «ты» в себя, напротив, сам «переношусь»в него, оно становится моим только в том смысле, что я сознаю себяпринадлежащим ему. Здесь впервые открывается возможность познания изнутри,познания дру­гого в его знаковости и единственности через сопереживание. Этопознание есть тем самым и признание. Лишь на этом пути, через любовь «ты»становится для меня вторым «я». В любви «ты» открывается как личность, намстановится дос­тупным откровение святыни личности, которую мы не можем нелюбить благо­говейно даже в самом преступном, извращенном, озверелом человеке.
Конечно, не существует совершенной, «чистой» любви,потому что никогда до конца не снимается момент чуждости «ты». Капля горькогоразочарования содержится в самом интимном и счастливом отношении «я — ты».Всегда оста­ется не преодоленным некоторый осадок несказанного, невыразимого,лишь са­мому себе молчаливо открывающегося одиночества. Мое внутреннее одино­чество— это мое своеобразие, это моя субъективность, от которой нельзя изба­витьсяникаким трансцендированием, никакой сверхсильной любовью. В этом смысле и самаяинтимная любовь даже не имеет права пытаться проникнуть в это одиночество,вторгнуться в него и преодолеть его через его уничтожение, ведь это значило быразрушить само внутреннее бытие любимого. Любовь должна быть — Франк приводитслова P.M. Рильке — нежным сбережением одиночества любимогочеловека
В самой своей сути любовь есть религиозное восприятиеконкретного живо­го существа, видение в нем некоего божественного начала.Всякая истинная любовь есть, с точки зрения Франка, религиозное чувство, иименно это чувство христианское сознание признает основой религии вообще. Всеостальные виды любви — эротическая, родственная — суть лишь зачаточные формыистинной любви, цветок на стебле любви, а не ее корень. Любовь как религиозноечувство в своей основе не есть просто любовь к Богу. Любовь к Богу, купленнаяценой ослабления или потери любви к живому человеку, вовсе не есть настоящая любовь.Любовь, наоборот, постепенно научает любящего воспринимать абсо­лютную ценностьсамой личности любимого. Через внешний, телесный и душевный облик любимого мы,по Франку, проникаем к тому глубинному его существу, которое этот обликвыражает — к тварному воплощению боже­ственного начала в человеке. Иллюзорноеобоготворение эмпирически-человеческого преобразуется в благоговейно-любовноеотношение к индивидуальному образу Божию, к богочеловеческому началу, котороеесть в любом, самом несовершенном и порочном человеке.
Религиозная, христианская суть любви не имеет ничегообщего с рациона­листическим требованием всеобщего равенства и альтруизма,который посто­янно вновь и вновь возрождался во многих идейных течениях — отсофистов пятого века до коммунистического «Интернационала». Нельзя любить какче­ловечество, так и человека вообще, можно любить только данного, отдельного,индивидуального человека во всей конкретности его образа. Любящая мать лю­биткаждого своего ребенка в отдельности, любит то, что есть единственного,несравнимого в каждом из ее детей. Универсальная, всеобъемлющая любовь не естьни любовь к «человечеству» как некому сплошному целому, ни любовь к «человекувообще»; она есть любовь ко всем людям во всей их конкретности и единичностикаждого из них.
Такая любовь объемлет не только всех, но и все вовсех, она объемлет полно­ту многообразия людей, народов, культур, исповеданий ив каждом из них — всю полноту их конкретного содержания. «Любовь, — говорилФранк, — есть радостное приятие и благословение всего живого и сущего, таоткрытость душ и, которая открывает свои объятия всякому проявлению бытия кактакового, ощу­щает его божественный смысл»'.
Как общая установка любовь впервые открытахристианским сознанием. В христианстве сам Бог есть любовь, то есть сила,преодолевающая ограничен­ность, замкнутость, обьединенность нашей души и всесубъективные ее пристра­стия. В любви к другому человеку дело обстоит так, какесли бы обретенное мною через самоотдачу «ты» даровало мне мое «я», пробуждалоего к истинно обосно­ванному, положительному, бесконечно богатому бытию. «Я«расцветаю», «обо­гащаюсь», «углубляюсь», впервые начинаю вообще подлинно«быть» в смысле опытно-осознанного внутреннего бытия, говорит Франк, когда я«люблю», то. есть самозабвенно отдаю себя и перестаю заботиться о моемзамкнутом в себе «я». В этом и заключается чудо или таинство любви, которое привсей его непо­стижимости для «разума» самоочевидно непосредственному живомуопыту».
Любовь к людям как природное расположение и сочувствие,не имеющее религиозного корня и смысла, есть нечто шаткое и слепое, поскольку,считает Франк, истинное основание любви к ближнему заключается в благоговейномотношении к божественному началу личности, т.е. в любви к Богу. Если Бог естьлюбовь, то иметь и любить Бога и значит иметь любовь, т.е. любить людей. Сле­довательно,наше отношение к ближнему, ко всякому человеческому и ко вся­кому живомусуществу вообще совпадает, по Франку, с нашим отношением к Богу. И то и другоесуть единый акт преклонения перед Святыней. Любовь и вера здесь совпадают междусобой. Любовь — радостное и благоговейное виде­ние божественности всего сущего,непроизвольный душевный порыв служения, удовлетворение тоски души по истинномубытию через отдачу себя другим — эта любовь, говорит Франк, есть самасердцевина веры.  
Христианство, будучи поклонением Богу, естьодновременно религия Бого­человека и Богочеловечности, и оно является религиейлюбви, ибо открывает в таком естественном чувстве, как любовь, великоеуниверсальное начало, норму, идеал и цель жизни. После распространенияхристианства мечта о реальном осу­ществлении всеобщего царства братской любвине может уже исчезнуть. Чело­век, утверждает Франк, часто попадает на ложныепути в стремлении установить это царство, чаще всего видит этот путь черезпринудительный порядок, но лю­бовь может — вплоть до просветления мировогобытия — лишь несовершенно и частично реализовываться в мире, оставаться лишьпутеводной звездой. И тем не менее, считает Франк, если душа узнала, что любовьесть оздоровляющая, благодарствующая сила Божия, никакое глумление слепцов,безумцев и преступников, никакая холодная жизненная мудрость, никакие приманкиложных идеалов — идолов — не могут поколебать ее, истребить это знаниеспасительной истины.
Стремление к установлению всеобщего царства любвичерез принудительный порядок обнаруживает, что вера русскогоинтеллигента-революционера обязывает его к ненависти — ненавидеть всех и все,что мешает осуществлению его утопиче­ских идеалов. Ненависть, по Франку, способствуетразрушению и является дви­гателем разрушения, тогда как любовь есть двигательтворчества и укрепления. Разрушительные силы иногда нужны в человеческой жизнии могут служить творче­ским целям, но замена всего творчества разрушением,вытеснение всех социально-гармонизирующих аффектов дисгармонирующим началомненависти есть на­рушение и искажение нормального соотношения сил внравственной жизни.  Конечно, человеческая жизнь пронизана борьбой, человекчасто наталкива­ется на препятствия, встречается с врагами, но борьба всегдадолжна рассматри­ваться как временное, необходимое зло, она не может без вредадля общества долго препятствовать социальному сотрудничеству. Литература,искусство, нау­ка, религия вырождаются, когда в них борьба с чужими взглядамивытесняет са­мостоятельное творчество новых идей. Нравственность гибнет, когдаотрица­тельные силы порицания, осуждения, негодования начинают преобладать в мо­ральнойжизни над положительными мотивами любви, одобрения, признания сосредоточенностьна недостатках и слабостях «любимого» человека. Индивид прекрасно видит дажемаленькие слабости другого человека и, беспощадно обличая их, охотно закрываетглаза на свои собственные пороки. Если два человека делают это одновременно, тоих любовные отношения превращаются в пытку постоянного взаимного разоблачения.
Состояние постоянной борьбы в сегодняшнем российскомобществе, борьбы всех против всех, привело к неслыханному общему ожесточению, кзабвению того факта, что любовь — это не сентиментальное чувство, не капризнастроения и не ослепляющая болезнь, это вообще не только и не столькочеловеческое качество или способность, а объективный закон существованиячеловеческого мира. Лю­бовь — это усилие во что бы то ни стало остаться живым,не поддаться омертвляю­щему воздействию «мира»: ненависти, насилию, автоматизмумышления и пове­дения, сохранить в себе искру божественного начала.
                             ЗАКЛЮЧЕНИЕ
 
Любить — это и желание быть любимым.Любовь, и смысле эротического пафоса, всегда имеет своим соб­ственным предметомтелесность и душевно-эмоциональную усладу. От взаимного обладания и взаимнойотдачи. Она проявляется также и самоотверженности, самоотдаче и возникающем наэтой основе духовном взаимослиянии. Природные, духовные различия и даже противоположностиобразуют в любви единство. Любовьоказыва­ет огромное влияние на формирование личности, на ее самоут­верждение,на выявление ее творческих потенций
Нравственная природа любви выявляетсяв ее устремленности не просто на существо другого пола, что характерно длянепосред­ственного чувственного влечения, а на личность с ее индивидуаль­нойнеповторимостью. Эстетическая сторона любви проявляется в том, что любимыйчеловек вызывает удивительный подъем жиз­ненных сил, игру воображения,заостренное чувство восхищения длительной радости, муки сомнения, страдания ивообще весь внут­ренне противоречивый, а в целом красочный букет чарующих эмо­циональныхпереживаний. Кто действительно любит, верит, по словам СН. Булгакова, не можетне верить, что любимый человек обладает в каком бы то ни было отношении ис­ключительнымидостоинствами, представляет собой индивидуаль­но-уникальную и в таком качественезаменимую ценность. Мало того, он видит эти достоинства, он чувствует этуценность.
О проблеме любви можно говоритьбесконечно. Эта тема актуальна во все времена и для всего мира. Это всего лишьчувство, но самое прекрасное из всех чувств. «Так давайте же будем любить другдруга и нашей любовью изменим этот мир к лучшему»!СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1.  Семья «Энциклопедия в двух томах»,М. 1987
2.  Философия любви «Энциклопедия вдвух томах», М. 1994
3.  Учебник философии под редакциейСпиркина, М. 1999
4.  Журналы «Вопросы философии»,№1-10, 1997
5.  Журнал «философия и общество», №7,1998
6.  К. С. Льюис «Любовь, страдание,надежда», М. 1989
7.  Журнал «Человек», №1, 1997