Тургенев И. С.

Тургенев И. С. Язык его произведений. Вы думаете, может быть, что стихи тем отличаются от прозы, что им присуща привлекательная красота звука, их хочется запомнить и с ними жить, повествовательную прозу нужно проглатывать поскорее, как разгрызают орех, чтобы добыть то, что прячется под его скорлупой? В отношении художественной прозы это неверно. И особенно неверно в отношении прозы Тургенева. Звук её переполняет. Она музыкальна. Это – мысленный звук при чтении про себя, но он легко

выходит наружу. Вчитываясь в произведения Тургенева, нужно вслушиваться в их музыку: эта музыка составляет ту поэтическую форму, которая от содержания неотделима, она несет в себе и образы, и чувства, и мысли. В лексике Тургенева много звонко и нежно звучащих слов. Особенно в глаголе: «Заря не пылает пожаром: она разливается кротким румянцем. Солнце мирно всплывает…свежо просияет и погрузится… хлынули играющие лучи…»

Глагол в прозе Тургенева и пушистый, и клейкий. «Пушистый» в том смысле, что в нём мягко даны оттенки – и много их вмещается в одном слове. «Клейкий» в том смысле, что он не прилагается к предмету, а входит в него и к нему пристает. И это – глагол, часто наделённый силой эпитета. Это свойство вытекает из главного признака тургеневской поэтической речи – её насыщенности качественными приметами, особо существенной в ней роли эпитета. Цветовой и световой эпитет занимает при этом особое

место: «…алое сияние стоит недолгое время над потемневшей землей». Тургенев очень часто не довольствуется одним эпитетом. В совокупности эпитетов – живое движение переливающихся красок: «…уловив глубокий, внимательный, вопросительный взгляд», «лицо Зинаиды – бледное, задумчивое…она посмотрела на меня большими холодными глазами». Двойной или тройной шутливый эпитет порой создаёт цельный образ, мимолётный, но характерный: «прерьяный

и шумливый самоварчик», «сквозь дружное, назойливое и жалобное жужжание пчёл». Читай произведения Тургенева, нужно вслушиваться в их звучание и видеть создаваемые им образы и картины. Но их видение не то же, что в реальной жизни: поэтическое слово все пронизывает, всему придает сияние смысла. Поэтому тургеневский эпитет особенно важно схватить во всей его полноте. «…Вся белая, лёгкая, стройная, Лиза остановилась на пороге». Вот три эпитета, создающие зримый образ.

При слабом ночном освещении Лиза показалась на балконе. Каждое из трёх прилагательных сочетает зрительный образ с проникновением в глубь этого образа. Зримый образ полностью выражает духовный облик Лизы, её состояние в данное время, главное в её личности, в какой-то мере – судьбу. Ведь «белая» означает и то, что она была в белом платье, и душевную совершенную чистоту. «Лёгкая» означает не только свободу, непринужденность её движений, но и духовную необременённость,

свежесть её души. «Стройная» значит не только характер её фигуры, но и внутреннюю её настороженность. За каждым из трёх слов – большая глубина далеко уводящего чувства. За тремя этими эпитетами и еще нечто: они обращены не только на изображаемое лицо, но и на автора. Живое лицо автора – в этой любви к «стройному», «лёгкому», «белому», женственному и ясному. Тургеневский эпитет музыкально и живописно отчетлив, он сильно отличается от более плотных эпитетов

в прозе Толстого, от более резких эпитетов Достоевского. Пейзаж у Тургенева – не просто картины природы, сопровождающие действие в них само это действие, что-то столь же существенное и нужное. Вспомните, например, как изображен спор Лаврецкого с Паншиным в романе «Дворянское гнездо». Паншин – щеголяющий словами чиновник, а Лаврецкий отстаивает свои мысли горячо, искренне и просто.

Эта искренность и простота, эта мелодия, идущая из глубины души, имеют для автора решающее значение. Спор заканчивается тем, что Паншин «с треском разорвал новую колоду», и этот сухой треск и «счет очков» перебивает «могучая, до дерзости звонкая песнь соловья». В отличие от живописца, владеющего только краской, и композитора, живущего в мире звуков, писатель воссоздаёт и краски, и звуки, и запахи, и сокровенные и обнажено выраженные мысли.

Самые смелые контрасты его не пугают: и сочетание сухого треска с соловьиной трелью выражает существенные противоречия действительной жизни, не порождая дисгармонии. Портрет занимает очень значительное место в повестях и романах Тургенева. Как и в живописном портрете, его главная цель в том, чтобы во внешнем облике увидеть сущность данной личности, её типичность для времени и среды.

И очень часто ещё одно имеет значение в портрете: в самом характере восприятия сказывается воспринимающий; в повести или романе это рассказчик. В художественной прозе портрет некоторым образом – автопортрет того персонажа, от чьего лица ведётся рассказ. А в совокупности многих портретов сказывается и автор. Это видно хотя бы уж из того, какого рода человеческий облик ему дорог и мил, что ему смешно, что вызывает его досаду. Диалог в романах Тургенева – не только столкновение мнений; это столкновение характеров,

нравов. Характерен для него диалог взаимного непонимания. В восьмой главе романа «Рудин» происходит именно такой диалог, когда главный герой этого романа со свойственной ему манерой играть роль откровенного, прямолинейного человека вздумал чистосердечно объясниться с Волынцевым. Но каждое слово Рудина встречает яростное сопротивление, примирительные слова отражаются раздраженно и упорно: « - Сергей Павлыч, вы меня понимаете. -

Дмитрий Николаич, я вас нисколько не понимаю. - Вам угодно… - Мне угодно, чтобы вы говорили без обиняков » Такого рода диалогический разлад характерен как вскрытие глубоких противоречий, таившихся в недрах русского общества того времени. Классическое его выражение – в знаменитой сцене Павла Петровича Кирсанова с Базаровым («Отцы и дети»), где каждая интонация, разные произношения тех же слов,

всё пущено в ход, все становится оружием в идейной борьбе нового течения с традиционным консерватизмом. Речь Тургенева особенно и по-своему благозвучна. Но как уловить систему этого благозвучия без рифмы, без созвучий, без единообразного ритма? Это звуковой строй, не допускающий ничего, что бы приближалось к стихам. Это проза, но в особенном её расцвете, где каждый звук, непринужденный и естественный, оказывается музыкой. В юности часто спорят о любимом писателе.

Оказывают предпочтения Пушкину перед Лермонтовым или Лермонтову перед Пушкиным, Толстому перед Достоевским или Достоевскому перед Толстым… Юношеские споры такого рода могут быть интересны. Полезно сравнивать, сопоставлять… Но по существу такие качественные сопоставления значения не имеют. Каждый великий писатель прекрасен по-своему. Подымаясь в гору, нужно уметь добираться до высоты каждого

из них.