Кибальник С.А.
Рецепции Катулла врусской поэзии до сих пор не были предметом специальной работы. Вниманиеисследователей привлекали лишь отдельные аспекты этой темы. [i]Между тем она представляет немалый интерес. Вопреки распространенному мнению, Катуллв России был довольно популярен, хотя переводили его мало. Причина этого – всамом характере поэзии Катулла. Его скоптика полна брани и непристойностей, циклстихов к Лесбии поражает откровенностью любовного чувства. И все же Катуллоказал глубокое и плодотворное влияние на многих русских поэтов. Наряду свнешними проявлениями интереса к лирике знаменитого римского поэта, ихтворчество обнаруживает и внутренние связи на уровне тем, образов и сюжетов, которыечерез различные посредствующие звенья протянулись в новую русскую литературу отстихов, написанных еще в I веке до новой эры.
Очерк восприятия Катуллав России мы заканчиваем 1830-ми годами, лишь бегло очертив дальнейшуюперспективу. Но именно к этому времени произошло открытие его поэзии, закоторым последовали профессиональные филологические переводы. Помимо печатныхисточников, в работе были использованы картотека Н.И.Бахтина (Пушкинский Дом), А.Д.Умикян(ГПБ) и личная картотека Е.В.Свиясова (Пушкинский Дом). Не претендуя наисчерпывающую полноту, мы стремились к созданию верной и всесторонней картины.
1
С того момента, когда вВероне в XI веке был найден единственный список сочинений Валерия Катулла, егостихи начали прокладывать себе дорогу к читателям и поэтам европейских народов.Некоторое время они встречали на этом пути серьезные препятствия. Так, наТридентском соборе сочинения Катулла, как и многих других античных авторов, былизапрещены: их первобытная простота воспринималась как изощренное бесстыдство. [iii] Это предопределило отрицательное отношение к Катуллудаже со стороны некоторых гуманистов, например, Кампанеллы. [iv]
Тем не менее, постепеннос развитием ренессансных тенденций в европейской культуре Катулл завоевывал всебольшее признание. Влияние его поэзии испытал уже Петрарка. Большое значениеимела она и для Ронсара и других поэтов Плеяды. [v] Всоседней и связанной с Россией тесными литературными контактами Польше глубокоевлияние Катулла испытали великие поэты польского Возрождения Филипп Каллимах, СемпШажиньский и Ян Кохановский. [vi] В особенности Катуллбыл известен как поэт, подвергнувший осмеянию Цезаря и превзошедший его налитературном поприще. [vii]
В Россию Катулл пришел, — по-видимому, не без посредства Польши – в первой половине XYIII в. В это времяего уже читали, особенно на Украине. Известно, что в Киево-Могилянской академииизбранные отрывки из Катулла, Тибулла и Проперция проходили с учениками высшегограмматического класса. [viii]
В петровскую эпоху, отмеченнуюпроцессом секуляризации литературы, отменяются эстетические запреты на любовь исмех [ix] – эти две ведущие темы поэзии Катулла. Первымиз русских писателей, на ком это явление сказалось особенно сильно, был ФеофанПрокопович, в лице которого мы находим внимательного читателя Катулла. [x] Видимо, эта новая для русской литературы эстетическаяпозиция и предопределила необычайную широту экземпляционного фонда его«Поэтики» и «Риторики».
Катулл в этих сочиненияхцитируется неоднократно. При этом самый выбор цитат чрезвычайно показателен.Прежде всего внимание Феофана привлекают в поэзии Катулла высокие эпическиетемы, в разработке которых он подражал александрийским поэтам. Так, например, вэпиллии «Свадьба Пелея и Фетиды» Прокопович находит «прекрасным» стих:
Aequoreae monstrumNereides admirantes.
Нимфы подводные, всплыв, нежданномучуду дивлись. [xi]
(LXIY, 15)[xii]
Из послания к Аллию онцитирует место, извлеченное из рассказа о несчастной Лаодамии, вскоре послесвадьбы покинутой ее мужем Протесилаем, поспешившим под стены пагубной для негоТрои (LXYIII, 82. C. 440).
С другой стороны, Феофанприводит стихи, созвучные собственному мировосприятию. Так, из Y стихотворения“Vivamus, mea Lesbia, atque amemus” («Будем, Лесбия, жить, любя друг друга!»), посвященногоодному из самых благополучных моментов любви Клодии (Лесбии) и Катулла, Прокоповичцитирует лишь рассуждение о краткости человеческого бытия и смертности человека,близкое к одной из основных тем барочной поэзии “Memento mori”:
Soles occidereet redire possunt;
Nobis cumsemel occidit brevis lux,
Nox estperpetua una dormienda.
Пусть восходят и вновьзаходят звезды, –
Помни: только лишь деньпогаснет краткий,
Бесконечную ночь намспать придется
(Y, 4 – 6. C. 246)
При этом Феофандемонстрирует свое великолепное владение латинским стихом и прекрасноепонимание текста. Так, например, приведенные выше стихи, «называемыефалэическими» (356), он мастерски передает сапфической строфой, затемпеределывает в «Горациевы», а затем излагает размером подлинника, но толькоболее пространно – в 12 стихов (246, 356).
Цитируя XXYI эпиграмму, вкоторой Катулл говорит, что имение бедного Фурия лежит не в сторону какого-либоветра – Борея или Аквилона, – а заложено за долги» (с.446), Прокопович тонкопоясняет аллюзию vento («ветру») – vendo («продаю») в последнем стихе:
O ventumhorribilem atque pestilentem!
Вот чудовищный ветер инесносный!
Латинский текст этогоизложения эпиграммы Катулла выглядит так: Catullus Furii pauperis villalum nonaliqui vento (выделено мной – С.К.) non Boreae, non Aquiloni oppositam esse, sedut pignus creditoribus pro credita pecunia (326).
Последний примерхарактерен и в другом отношении: эту же эпиграмму Катулла Феофан приводит вглаве «Поэтики» «Об остроумной клаузуле эпиграмм», изъясняя такую важнейшуюкатегорию эстетики барокко, как «остроумие или остроту» (argutia sive acumen).Катулл и в этом оказался близок Феофану Прокоповичу. Интерес к эпиграмме вообщеочень характерен для литературного барокко, в котором эпиграмматическое началоиграет весьма существенную роль, и не случайно Феофан, кроме этой, цитирует ещедве эпиграммы Катулла (LII, c.324; XCIII, 2, c.340).
Что же касается такназываемого непристойного у Катулла, то к нему Феофан, разумеется, относится сбольшой строгостью. Рассматривая в «Поэтике» вопрос о том, можно ли считатьпоэтами сочинителей «срамных» стихотворений, он пишет: «И я не опасаюсь, чтомне поставят здесь на вид некоторых древних писателей, по всеобщему мнениюпричисленных к поэтам, которые, однако, сочиняли весьма непристойныестихотворения, как например Плавт, Катулл, Овидий, Марциал и другие. Все ониради других своих благопристойных произведений удостоились называться поэтами.Впрочем, я решительно заявляю, что они во многом погрешили против искусства, которомуони себя посвятили, поскольку в своих нечистых произведениях оскверняли поэзиюи вредили нравственной стороне человеческой жизни» (341-342)ю
Некоторое пренебрежениевызывают у Феофана Прокоповича и стихи Катулла о воробье Лесбии (II, III).Говоря о восхвалениях, он пишет: «Восхваляются личности поименно, но, впрочем, ивсе другие предметы допускают хвалу или порицание. Так, например, Катуллвосхваляет воробья, Вергилий – комара, Марциал – собачку (книга I, 88), Майорагий– грязь (375). Однако, по его мнению, «эти писатели сочиняли такие энкомии либодля души, либо для времяпрепровождения, или же для того, чтобы показатьловкость своего дарования. Впрочем, бывает, что встречаются и серьезныевосхваления птиц, рыб, четвероногих, местностей, обстоятельств, растений ипрочих предметов, лишенных чувства и души» (375).
Несколько несправедливФеофан к Катуллу и в разделе о пентаметрическом стихе («Поэтика», III, 2).Полагая некрасивым односложное слово перед цезурой и в конце стиха, если ему непредшествует другое односложное слово, и считая недопустимой цезуру посредислова, он всюду в качестве примера такого рода пороков приводит стихи Катулла(LXXYI, 8; XCIII, 2; LXYIII, 55; LXYIII, 82 – c. 440). Напротив, в качеествеобразца Феофан Прокопович цитирует Овидия. Однако и у Катулла встречаетсяогромное количество стихов, за которые Феофан хвалит Овидия, с другой стороны, уОвидия можно найти немало стихов, за которые он бранит Катулла. Дело здесьотчасти, по-видимому, в том, что Овидий был вообще одним из любимейших поэтовФеофана Прокоповича. Он очень любил цитировать его и в своеобразной иерархиижанров, которую Феофан выстраивает в своей «Риторике» (I, 2), ставил Овидиясразу вслед за Вергилием, которого в то время единодушно признавали лучшим изпоэтов.[xiii] Катулл, по-видимому, такого авторитета неимел.
Избирательность в подходек поэзии Катулла ярко проявилась и в «Сентенциях из произведений Катулла», которыесоставляют особый раздел сборника Феофана Прокоповича «Разные сентенции», содержащеговыписки из древнеримских поэтов и историков. Так же, как в «Поэтике» и«Риторике», Феофан Прокопович цитирует здесь лишь «благопристойные»произведения Катулла. При этом, с одной стороны, внимание его привлекаютнаиболее моралистические места:
Nam castum esse decet pium poetam.
Сердце чистым должно бытьу поэта.
(XYI, 5)
…Suus cuiqueattributus est error;
Sed nonvidemus, manticae quod in tergo est.
Смешны мы все, у каждогосвоя слабость.
Но за своей спиною невидать сумки.
(XXII, 20-21)
С другой стороны, оннаходит у Катулла мысли о суете жизни и бренности всего земного, близкиесобственному мировосприятию:
Tecum una totaest nostra sepulta domus,
Omnia tecumuna perierunt gaudia nostra,
Quae tuus invita dulcis alebat amor.
Вместе с тобой погребенмой опечаленный дом,
Вместе с тобою погибли ивсе мои радости также, —
Нежной любовью своей тыих лелеял живой.
( LXYIII, 22-24, 94-96)
Интерес ФеофанаПрокоповича к назидательным моментам в поэзии Катулла и в то же время кнаиболее трагическим, скорбным мотивам его творчества совершенно очевиден.Против некоторых сентенций он пометил их тему. Смысл одних определен как «Жизньнесчастливого человека», «Ожидаемое несчастье легче». Значение другихсформулировано следующим образом: «Переменчивость речей», «Преходящесть времени».[xiv] Выписки аналогичного характера сделаны им и изГорация.
Итак, судя по всему, ФеофанПрокопович прекрасно знал поэзию Катулла. Запрет Тридентского собора, очевидно,значил для него немного, поскольку он весьма резко и непримиримо относился ккатолицизму. Поэт не переводил Катулла, предпочитая цитировать его в оригинале.Однако в условиях многоязычия русской литературы это было совершенноестественным.
Широта интереса ФеофанаПрокоповича к глубоко мирской, языческой, подчас грубой поэзии веронского генияудивительна. Несмотря на специфическое восприятие ее в духе стоической морали, игнорированиенекоторых граней творчества Катулла, этот интерес является замечательнымфеноменом гуманизма в русской литературе петровской эпохи. [xv]
2
«Поэтика», «Риторика» и«Разные сентенции» Феофана Прокоповича, ходившие в списках, [xvi]пользовались большой известностью, и это, хотя и избирательное усвоение Катуллаодним из лучших русских писателей переходной эпохи, безусловно, имело значениедля дальнейшей судьбы его поэзии в русской литературе.
Катулла, очевидно, читали:книги его стихов были в библиотеке Академии наук. [xvii]Однако они очень мало продавались. Так, в книжных лавках академии наук Москвы иСанкт-Петербурга Катулл впервые появляется лишь в середине XYIII в. [xviii] Но характерно, что два экземпляра геттингенскогоиздания Катулла, [xix] продававшиеся в Москве, так и небыли проданы ни в год своего поступления, ни на следующий. [xx]
Из русских поэтов первойполовины XYIII в. знание поэзии Катулла обнаруживают лишь те, кто подолгу жил вЕвропе. По-видимому, прекрасно знали его Кантемир, подолгу живший в Италии, гдеКатулла не забывали никогда, и Тредиаковский, получивший образование воФранции. Однако обнаружить сколько-нибудь ощутимые следы поэзии Катулла врусской литературе того времени нелегко. В литературных манифестах русскихпоэтов, из которых отдельные представляют собой настоящие словари писателей, имяКатулла встречается довольно редко. Так, например, нет его в «Эпистоле отроссийския поэзии к Аполлону» Тредиаковского и в «Объявлении авторовнаиславнейших, которым надлежит подражать в поэзии», помещенных в первом изданииего «Способа к сложению российских стихов». Вместо традиционного «триумвираталюбви» (Катулл, Тибулл, Проперций) в «Эпистоле» Тредиаковского: «Галл, Проперцийи Тибулл, в слоге своем гладкий». [xxi] В «Объявлении»Катуллу также не находится места ни в «Элегической», ни в «эпиграмматической», нив других родах поэзии, хотя Проперций и Тибулл упоминаются Тредиаковским какобразцовые элегики, а Марциал предлагается в качестве образца в эпиграмматике.
При переработке «Способа»Тредиаковский расширил перечень родов поэзии. В разделе «О разных поэмах, стихамисочиненных» он называет теперь стихотворения Катулла в качестве образца в«эонической» и «эпиталамической» поэзии. Об «эонической поэме» Тредиаковскийписал: «Сею по происшествии каждого века проповедуем и описываем знатныеприключения, бывшие чрез все то время, благодаря хранителю богу; похваляемзащитников и благодетелей. У Катулла кн. I. Поэм. 33. Есть она лирическая игероическая». [xxii] Очевидно, Тредиаковский пользовалсяпарижским изданием Катулла, Тибулла и Проперция 1723 г. [xxiii] В этом издании под № 33 идет стихотворение («В посвященьеДиане мы…», XXXIY). Впрочем, возможно, что Тредиаковский ошибается в номере стихотворения,так как он указывает и номер книги (I), путаясь, очевидно, под влиянием Тибуллаи Проперция, у которых, в отличие от Катулла, действительно несколько книглирических стихов. Однако, судя по описанию «эонической» поэмы и посопоставлению с последним эподом Горация к Канидии, Тредиаковский здесьдействительно имеет в виду стихотворение Катулла к Диане, гимн богине смифологическими экскурсами.
В разделе об«эпиталамической поэме» Тредиаковский называет в качестве примера «поэмы, брачнымсочетанием поздравляющей», 56-е стихотворение. [xxiv]Речь здесь идет об эпиталамиях Катулла Манлию и Юнии, которые в изданиях XYIIIв. часто печатались как одно произведение. Очевидно, однако, что в целомТредиаковский знает Катулла гораздо хуже, чем Феофан Прокопович. Отчасти этоявляется следствием мощного развития классицизма в русской литературе тоговремени, который выдвинул идеалы строгости и возвышенности. Катулл этим идеалам,разумеется, не отвечал. Вот почему в эпоху классицизма мы почти не находим егопереводов. По классическому делению поэзию Катулла, как и вообще лирику, относилик низким жанрам: «Эпопея есть верх превосходства в поэзии. Все опыты в онойтребуют нашего почтения. Творцы Илиады, Энеиды, Фарсалы, Иерусалима, Потерянногорая, Мессиаса, Генриады, Россиады суть умы другого чина, нежели Марциал, Катулл,Шолье, Проперций и сам Гораций, если б он не был первый из лириков». [xxv]
Знание поэзии Катулла вто время было уделом людей, получивших классическое образование. Так, напримр, В.Н.Тепловв своем «О качествах стихотворца рассуждении», долгое время приписывавшемсяЛомоносову, критикуя бездарных стихотворцев, приводил в собственном переводепоследний стих XIY стихотворения Катулла к Кальву:
Худые поэты веку беспокойство!
При этом Теплов давалточную отсылку (XIY, 24) и стих оригинала:
Saecliincommode, pessimi poetae! [xxvi]
Первый же перевод целогостихотворения Катулла был сделан в 1764 г. и принадлежит перу все того же Тредиаковского. В своем переводе «Римской истории» Роллена Тредиаковский поместилрусский перевод 1-го – 3-го и 9-го – 10-го стихов XII эпиграммы Катулла. Ею в«Отступлении о сопиршествах римских» Тредиаковский иллюстрирует обычай римлянприносить на пиршества салфетки для себя из дому: «Катулл жалуется на некоегоАзиния, который унес с собою его салфетку, да и грозит того обесславить своимистихами, буде не отдаст тоя скоро…:
Азиний! Левою рукою
Не кстати за столомдуришь:
Салфетки крадешь ловкотою,
Оставлены когда те зришь…
Так триста сам, в позордля предку,
Иль от меня стихов смотриж,
Иль мне отдай моюсалфетку. [xxvii]
В переводе Тредиаковского,перегруженного инверсиями, нехарактерными для русского языка, смысл эпиграммыне вполне понятен. Ср. в современном переводе:
Жди же ямбов моих тризлейших сотни.
Перевод дан параллельно соригиналом, самое же обращение к Катуллу вызвано не столько творческими, сколько«учеными» этнографическими целями.
Имя Лесбии, которое вчитательском восприятии так же неразрывно связано с Катуллом, как имя Цинтии сПроперцием и Делии с Тибуллом, в русской поэзии XYIII в. нередко употреблялоськак нарицательное. Так, М.Н.Муравьев в «Послании о легком стихотворстве. КА.М.Бр (1783) писал:
Какою хитростью содержишьты союз
Меж смуглой красоты имежду белокурой,
Обеим верен быв?
Клянешься ль их красойпред умницей и дурой,
Во увереньях тщив?
И занимаяся ещелитературой,
Возводишь ли ты ихстихами в лестный чин
И Лезбий и Корин?
Но упоминание МуравьевымЛесбии, разумеется, навеяно не столько Катуллом, сколько традицией французскойлегкой поэзии. [xxviii]
Таким образом, в целом вэпоху классицизма Катулл не пользовался большим авторитетом и был известен довольноплохо. Так, например, Державин, переводивший Анакреона, Сафо, поэтов Антологиии Горация, в «Рассуждении о лирическй поэзии» (1811 – 1815) писал о Катуллеследующее: «В Риме было мало изящных лириков. Квинтилиан говорит, что Гораций уних один достоин чтения; но он и сам по скромности, может быть, своей признаетсебя неболее как только слабым отголоском древних греков. Если же пройтимимоходом современно и после его живших, не столько знаменитых: Цезия-Басса, Стацияи Катулла (лирики, при Августе, Нероне и Доминциан жившие – примеч. Державина),то можно сказать, что по смерти сего любимца Августова лира умолкла». [xxix] Таким образом, говоря о времени жизни Катулла, Державиношибся на полтора столетия. Возможно, он перепутал его с Марциалом, действительножившим при Нероне и Домициане.
3
Переводы и подражанияКатуллу – сразу в относительно большом количестве – появляются в 90-е годыXYIII в. Первыми, условно говоря, являются «Подражание Катулловой элегии:Lugete, o Veneres» Андрея Бухарского, стихотворный перевод LI и прозаическийLXXYI стихотворений Катулла за подписью А.Л., подражания Н.Ф.Эмина «На смертьворобья Лезбиина» и «Лезбие», прозаические переводы эпиталамиев КатуллаП.Ю.Львова.
По характеристикеП.Н.Беркова, стихотворения А.Бухарского «представляют смесь влияния Державина, дажеЛомоносова, чистейшего сентиментализма и “легкой поэзии”». [xxx]Его «Подражание» Катуллу – это распространенный свободный перевод III пьесысборника, посвященной смерти воробья Лесбии, — “Lugete, o Veneres Cupidinsque”(«Плачь, Венера, и вы, Утехи, плачьте»). Как указывает сам автор, оноосуществлено «с французского перевода». «Лесбии» Катулла соответствует«Лесбùя» Бухарского – без сомнения, под влиянием французского“Lesbée” (необходимость произношеия «Лесбùя» диктуется метром).Под пером подражателя ироничный, но строгий монолог Катулла сменяетриторизованное, сентиментальное повествование:
Восплачьте, Грации, Амуры;
Лесбиин милый воробей
Исполнил смертью долгнатуры
И прервал цепь счастливыхдней.
Она любовь к нему питала,
А он был верен ей и мил:
Всегда она его лобзала,
Всегда он вкруг ее шалил…[xxxi]
«Стихи из Катулла» А.Л.(возможно, Авраам Лопухин) – перевод LI стихотворения «Ille mi par esse deovidetur» («Кажется мне тот богоравным…»), которое, в свою очередь, представляетсобой подражание знаменитой второй оде Сапфо. Перевод сжат: вместо четырехчетверостиший Катулла у переводчика только три. Последний не пытался воссоздатьритмику сапфической строфы, его четверостишия написаны шестистопным ямбом. УКатулла герой поражен совершенством Лесбии, у русского переводчика он прельщенее красотами:
С богами равнымиблаженство тот вкушает,
Пылает кто к тебе и потебе вздыхает,
Внимает кто твой глас, красытвои кто зрит,
Кого очей твоихпрелестный огнь живит.
Тебя, о Лесбия, когда вглазах имею,
Мятутся чувства все, горюи леденею,
В восторге зрение, языкбезгласен мой,
И страстная душастремится быть с тобой…
Вместо мотива «безделья»(otium), объясняющего в конце безумства героя, у переводчика развязку вноситтипичная сентименталистская потеря героем свободы и подчинение его пламенилюбви:
Свершилось, о Катулл, свободуты теряешь,
Противиться любви ты силне обретаешь;
Почто ты пламени так скороуступил,
Который столько зла насвете причинил. [xxxii]
Сентименталистскаяпереогласовка стихотворения, впрочем, была, возможно, уже и во французскомпереводе, которым, очевидно, пользовался автор. По крайней мере «Отрывок изКатулла», также подписанный А.Л., имеет помету: «С французского». «Отрывок»представляет собой прозаический перевод LXXYI стихотворения Катулла «Si quarecordanti benefacta priora voluptas» («Если отрада в том есть о делах своихдобрых припомнить»): «Если сладостно приводить себе на память благие дела, есливоспоминание о добродетели может учинить человека счастливым, если приятноиметь право сказать самому себе: я никогда не нарушал своих обетов, все клятвымои были для меня священны, никогда не обманывал я смертных ложным призваниемимени богов, если все сие справедливо, то ты, Катулл! С тех пор, как любишь, стех пор, как сия любовь, так худо вознагражденная, горит в твоем сердце, уготовилдля будущих дней своих весьма сладкие напоминания». [xxxiii]
Подражаниям Н.Ф.Эминпредпослана краткая биография Катулла: «Кайус Валериус Катулл родился около стошестидесятой Олимпиады… Тогда великие таланты были редки. Катулл умер 696 года,считая по Римскому исчислению. Сочинения его все прекрасны, особливо уважаютэпиграммы». Как верно отметил П.Н.Черняев, подражания Н.Эмина являются[xxxiv] «стихотворениями в свободном переложении сфранцузского языка». Эмина, как и Бухарского, привлекло к себе третьестихотворение Катулла. Подражание ему носит название «На смерть воробьяЛезбиина»:
Любовники чувствительны истрастны,
Участвуйте вы в горестимоей!
Девицы нежны, милые, прекрасны,
Уж мертв Лезбии редкийворобей!.. [xxxv]
Эмин в своих переводахблизок к Бухарскому. Однако если стиль последнего отличается некоторойвысокопарностью, что приводит иногда к грубым срывам, вроде «долга натуры», топодражание Эммин написано более простым слогом. Вместо «Граций и Амуров» уЭмина «любовники», вместо «Парок» — «лютые жители подземные», вместо«непреклонной адской ночи» – «страшные темные селения». Это отражаетэстетические позиции авторов. Если Бухарский сохраняет ощутимую связь сдержавинским, даже ломоносовским направлением, то Эмин близок к сентименализму.
Второе подражание Эмина«Лезбие» является, по-видимому, контаминацией XCII – “Lesbia mi dicit simpermale nec tacet umquam” («Лесбия вечно ругает меня, не молчит ни мгновенья») иLXXXY – “Odi et amo…” («И ненавижу ее и люблю…») стихотворений Катулла:
Клянет меня бесчеловечно!
Лезбия, можно льстерпеть?
Но я готов хоть умереть:
Лезбия, любишь тысердечно.
Меня ты любишь, повторяю,
Я знаю самого себя.
Люблю чрезмерно я тебя,
И также всю проклинаю… [xxxvi]
Особенностью всех этихпереводов и подражаний Катуллу является их переогласовка в духе сентиментализмаи легкой поэзии. Так, в прозаическом переводе А.Л. LXXYI стихотворения, вкотором Катулл обращается к богам с мольбой об исцелении от любви к недостойнойЛесбии, ход поэтической мысли передан верно, несмотря на то, что первыйосуществлен с французского языка. Однако «сладкие напоминания», «добродетель», «милыйпредмет», «неблагодарная», «клятвопреступница», «бедственная страсть» исентиментальное «ах» — все эти стилистические детали вносят изменения в общийсмысл стихотворения. Возникает обычный для сентиментальной поэзии конфликтмежду любовником и неверной возлюбленной. Ему подчиняется и мотив «благочестиягероя» (pietas), вместо «чумы» или «черного недуга» (pestis) появляется «любовь,терзающая и томящая». [xxxvii]
Совсем в другой манеревыполнены переводы эпиталамиев Катулла П.Ю.Львовым. Они необыкновенно точны, по-видимому,сделаны с латинского языка, написаны хорошей ритмической прозой. В XYIII в.весьма редко прибегали к точному переводу. Это бывало лишь тогда, когдаподлинник представлялся созданием совершенным. [xxxviii]Переводы Львова, точные и выразительные, вероятно, рождены именно таким, пиететнымотношением к эпиталамическим стихотворениям Катулла. Так, к описанию в концевторого стихотворения (LXI) будущего сына Манлия Торквата и Юнии Аврункулеи (впереводе Львова: «О, сколь восхитительно зреть у груди матерней младогоТорквата, простирающего нежные руки к отцу своему и улыбающегося емуполуотверстыми, младенческими устами») переводчик делает примечание: «Какаяпрекрасная, точная, естественная картина! Стихотворец не описывает дитя, нопоказывает его здесь въяве, на руках матери, мило улыбающимся! Кажется, вот егонежные ручонки, вот и детские полуотверстые уста! Какая живость!».
В то же время Львовпоказывает себя строгим пуританином. В первой части эпиталамия (LXII) онопускает стихи о том, кому принадлежит девственность невесты. Этот пропускЛьвов также поясняет в примечании: «Нравы нашего времени требовали того, чтобыздесь я отступил несколько от подлинника». [xxxix] Этаже проблема возникала и перед Бухарским и Эминым, подражавшими третьемустихотворению Катулла на смерть воробья Лесбии, так как старые комментаторывслед за Марциалом (I, 7; YII, 14) видели в этом необычном образе эротическуюаллегория. Трудно судить о том, насколько это значение имеется в виду вподражаниях Эмина и Бухарского. По-видимому, они построены на сквозной аллюзии,которая то разрушается, то вновь находит основания для восстановления в текстестихотворения. [xl]
Вообще сентименталистыстарательно обходили те места у Катулла, которые казались им неприличными.Впрочем, уже в то время у некоторых из них мы находим глубокую и историчнуюоценку «непристойного» у древних авторов. Так, тонкий ценитель и знатокантичной литературы М.Н.Муравьев замечал по этому поводу: «Не есть тобесстыдство, но некая прелесть целомудрия, не имеющего причины таиться». [xli] Однако так Муравьев писал о Гомере, к Катуллу же онгораздо строже: «Марини и Катулл под знаменами своими ведут только тех юношей, коимдля исправления должно читать Ювенала». [xlii]
Общий характер восприятияКатулла сентименталистами нашел выражение в переводной статье Н.М.Карамзина«Катуллов сельский дом на полуострове Сермионе. Письмо французского офицераЭнненя». Подлинные сведения о жизни Катулла, восходящие к Светонию(Божественный Юлий, 73), поданы здесь в сентиментальной интерпретации: «КаюсВалерий, славный стихами своими, предпочитал удовольствие тихой жизни блескусчастия; много путешествовал, занимался науками, не хотел льстить великомуцезарю и даже писал едкие сатиры на его развращенность… Диктатор великодушнопростил ему такую дерзость и пригласил его к себе на ужин в тот самый день, какстихотворец перед ним извинился». [xliii]
В 1804 – 1805 гг.несколько переводов и подражаний Катуллу были опубликованы на страницах журнала«Друг просвещения». По-видимому, все они принадлежат перу Г.Г.Салтыкова, таккак его подпись стоит под одним из них, «вольным подражанием» «Катулл наразвалинах дому его близ озера Бенакха». Остальные три: «Из Катулла на кесаря»,«Катуллова 26 Элегия. К самому себе» и «Возвращение весны (Перевод из Катулла)»- опубликованы без подписи. [xliv]
«Катуллова 26 элегия. Ксамому себе» в действительности представляет собой свободный перевод LXXYIстихотворения (в журнале очевидная опечатка), ранее переведенного прозой А.Л.Специфический стиль Катулла, в котором все слова употребляются в прямомзначении, метафоры же отсутствуют принципиально, передан верно:
О! ежели добро, соделанноенами,
Приятно нам всегда бываетвспоминать,
Когда мы в счастии исердцем и устами
Так можем внутренно самимсебе сказать:
Обетов я своих непреступал вовеки,
Все клятвы данные я святосохранял,
Обманов от меня не зреличеловеки
И имени богов вотще непризывал. [xlv]
«Перевод из Катулла.Возвращение весны» восходит к XLYI стихотворению “Iam ver egelidos referttepores” («Вот повеяло вновь теплом весенним…»):
Дыханье кроткое ячувствую весны:
Уже бурливый вихрь и ветрусмирены;
Взвевающий зефир приятномеж кустами
Играет с муравой ирезвится с цветами.
Пора оставить мнеФригийские поля…[xlvi]
Текст перевода изаголовок с несомненностью обнаруживают, что он восходит к французскомупереводу Ф.Ноэля “Retour du Printemps”. [xlvii]
4
Начиная с 1800-х годовпереводы и подражания Катуллу вовлекаются в традицию русского горацианства. Так,«вольное подражание» Г.Г.Салтыкова «Катулл на развалинах дому его близ озераБенакх» воспроизводит фантастическую ситуацию: Катулл обращается к окружающейприроде, к «драгому убежищу» с обоснованием своего уединения в этом идиллическомуголке. Стихотворение построено на противопоставлении Рима с «Крезами» «ввиновном пресыщенье» «невинной и простой природе». Идеализация сельской жизни, противопоставлениеее испорченному городу, культ покоя и уединения – все эти традиционныегорацианские темы показывают, что у Салтыкова не было представления особственном, индивидуальном характере поэзии Катулла. Даже Лесбия вводитсяздесь в идиллическом плане:
Тут Лесбия моя – тут другдуши моей,
Чье сердце для меня всегодороже света,
Ко мне предстанет в вечерсей
Простой пастушкою одета. [xlviii]
С другой стороны, подражанияэлегиям Катулла примыкают к традиции освоения поэзии других римских элегиков, ипрежде всего Тибулла, пользовавшегося несравненно большей популярностью. Сглаженная,мечтательная, элегическая поэзия этого непременного члена «триумвирата любви»была несравненно ближе русским предромантикам, чем неровная, часто грубая ипростодушная муза веронского гения. Так, если поэзия Катулла, по словамН.Ф.Кошанского, «отличается нежностию чувств и выражений, кои однако жпоказывают уже следы испорченного вкуса, ибо часто в стихах своих оскорбляетблагоприличие и скромность», [xlix] то Тибулл, пословам П.Е.Георгиевского, также преподававшего в Лицее, «из всех древних поэтовесть единственный, коего образ чувствования так сопряжен с романическим, чтомог бы легко почесться поэтом новейших времен. Его поэзия имеет нечтомечтательное и сентиментальное, чего тщетно бы кто стал искать у других поэтовдревности… Словом, у Тибулла только научиться элегии любви». [l]Не случайно Тибулла, этого, по словам Белинского, «латинского романтика», [li] переводили Дмитриев, Денис Давыдов, Батюшков иДельвиг, а молодой Пушкин считал его своим крестным отцом в поэзии:
В пещерах Геликона
Я некогда рожден;
Во имя Аполлона
Тибуллом окрещен…[lii]
Вместе с Тибуллом иПроперцием Катулла в это время воспринимали преимущественно как «певца весельяи любови», [liii] а его творчество – как «легкуюпоэзию». Так, Батюшков в «Речи о влиянии легкой поэзии на язык» писал об«эротической музе Катулла, Тибулла и Проперция». [liv]Характерно объединение как Тибулла, так и Катулла с Парни: пушкинское
Наследники Тибулла иПарни!
и
Прочту Катуллу и Парни…
раннего Баратынского. [lv]
Проперций и особенноТибулл относительно легко укладывались в рамки легкой поэзии. Катулла для этогоприходилось «причесывать». Показательно в этом плане «Подражание Катуллу»(1808) В.Л.Пушкина:
Ах! Вспомни те счастливыдни,
В которые клялась тывечно быть моею, —
Как скоро протекли они!
Ты говорила мне:горячностью твоею
Гордиться Лесбия должна;
Она мне более и воздуханужна,
Дышу и украшаюсь ею! [lvi]
Стихотворениепредставляет собой довольно близкое подражание LXXII пьесе Катулла “Dicebasquondam solum te nosse Catullum” («Ты говорила когда-то, что знаешь ты толькоКатулла…»). Оригинал распространен (у Катулла всего 8 стихов и во французскомпереводе Ноэля, которым, очевидно, пользовался В.Л.Пушкин, тоже 8) и сглажен засчет привнесения декламационного начала. Ср. у Катулла стихи:
Nunc tecognovi: quare etsi impensius uror,
Multo mi tamenes vilior et levior.
Знаю тебя теперь, и хотьстрасть меня мучает жарче,
Много дешевле ты все ж, многопошлей для меня.
Изменен и весь смыслстихотворения. У Пушкина герой жалуется на «злосчастную судьбу», из-за которойон «теряет счастие» верности возлюбленной. Катулл же полон презрения к той, которуюлюбил «не как чернь свою любит подругу, / а как отец сыновей любит своих ильзятьев…»
Однако в полном объемесвоего творчества Катулл был известен довольно плохо. Свидетельством этого, по-видимому,может быть и появление в то время стихотворений с ложной отсылкой к Катуллу.
Стихотворение Т. Песоши«К нему *** (Подражание Катуллу)», монолог влюбленной девушки в псевдонародномдухе, [lvii] и сатирическая эпиграмма «Брадобрею (ИзКатулла)» за подписью «М-н»[lviii] не имеют к Катуллуни малейшего отношения. Отсылки, вероятно, сделаны с целью скрыть оригинальныйхарактер стихотворений – точно так же как именно такую цель преследуютмногочисленные ложные пометы «Из Антологии».
5
В 1806 году во второйчасти «Опытов лирических» А.Х.Востокова было опубликовано стихотворение «Насмерть воробья (Подражание Катуллу)». [lix] Как истихотворения А.Бухарского и Н.Эмина, «На смерть воробья» Востокова восходит кIII стихотворению Катулла “Lugete, o Veneres Cupidinesque” (Плачь, Венера, и вы,Утехи, плачьте). В.Н.Орлов в примечании к этому стихотворению утверждал, чтооно «в сущности не подражание, а довольно близкий перевод элегии Катулла». [lx] Действительно, Востоков всюду следует за текстомКатулла. Однако передает он его чрезвычайно вольно, простонародным стилем.Стихотворение написано «русским складов»: [lxi]
Тужите, Амуры и Грации,
И все, что ни естькрасовитого!
У Дашиньки умерворобушек!
Ее утешенье, — которого
Как душу любила ихолила!..
Оно является примеромфольклорной интерпретации Катулла. Такая интерпретация имеет под собойоснования, поскольку лирическая пьеса Катулла тесно связана с фольклорнымжанром поминального плача.
Возможно, что Востоковтакже истолковывает стихотворение в аллюзионном плане:
Бывало не сходит сколеней он
У милой хозяюшки, прыгая,
Шалун! То туда, то сюдапо ним,
Кивая головкой и чикая. [lxii]
Третьему стихотворениюКатулла подражал и Дельвиг в стихотворении «На смерть собачки Амики». Оно былонаписано на смерть собачки С.Д.Пономаревой Мальвины, о чем сам Дельвиг писал:«Эта шутка была написана в угодность одной даме, которая желала, чтобы ясочинил на смерть ее собачки подражание известной оде Катулла «На смертьворобья Лесбии», прекрасно переведенной Востоковым». [lxiii]
Автор специальной работыоб этом стихотворении пришел к выводу, что «подражание Дельвига моложеКатуллова воробья на добрые полстолетия. Оно вводит нас в поэзию августовского периода:камены, Аматусия и Марс принадлежат всецело к инвентарю августовской поэзии». [lxiv]
Действительно, в своихподражаниях древнеримской поэзии Дельвиг ориентировался в основном на поэтов«золотого века», и прежде всего Горация. Однако в данном случае в интерпретациикатулловского стихотворения у него был предшественник – Марциал, написавший вподражание Катуллу эпиграмму, восхваляющую собачку Публия Иссу (I, 109).Некоторые детали в стихотворении Дельвига восходят не к Катуллу, а именно кМарциалу. Так, стих
Исса Индии всех камнейдороже…
дал у Дельвига
С ее шерстью пуховой ивьющейся
Лучший шелк Индостана иПерсии
Не равнялся ни лоском, нимягкостью…
Подобно Марциалу:
Исса птички Катулловойрезвее… [lxv] —
Дельвиг прямосопоставляет Амику с катулловским воробьем:
Уж Амика ушла заМеркурием
За Коцит и за Летупечальную,
Невозвратно в обительАидову,
В те сады, где воробушекЛесбии
На руках у Катуллачиликает.
С третьим стихотворениемКатулла связана и миниатюра Батюшкова «рыдайте, амуры и нежные грации» (1810).Как установила М.Ф.Варезе, она представляет собой перевод стихотворенияитальянского поэта XYIII в. Паоло Ролли “Piangete o grazie, piangete amori”. [lxvi] Стихотворение роли входит в цикл поэта“Endecasillabi” («Одиннадцатисложники»). Написано оно, как и прочиестихотворения цикла, одним из любимых размеров Катулла = фалекейскимодиннадцатисложником, так же как и другие, в подражание Катуллу. Классическиереминисценции из катулловской элегии на смерть воробья Лесбии содержит началостихотворения Ролли. [lxvii] В целом же стихотворениесамостоятельно по содержанию: его составляют не смерть воробья, а увяданиевозлюбленной.
Из довольно пространнойэлегии Ролли, посвященной болезни его возлюбленной Эджерии, Батюшков перевелтри первых и три последних стиха, превратив ее, таким образом, в антологическийотрывок. Первый стих:
Рыдайте, амуры и нежныеграции… —
почти в точностиповторяет “Lugete, o Veneres Cupidinesque” Катулла (в переводе Востокова«Тужите, Амуры и Грации…»). Описание больной возлюбленной:
У нимфы моей на личикенежном –
Розы поблекли и вянут всепрелести –
Восходит у Батюшкова, следующегоза Ролли, к последним стихам элегии Катулла, в которых изображается огорчениеЛесбии, переживающей смерть любимого воробья:
meae puellae
flendo turgiduli ocelli
От слез соленых, горьких,
Покраснели и вспухлимилой глазки.
Связь стихотворения роллис элегией Катулла Батюшков, очевидно, чувствовал. Письма его и статьипоказывают, что он был хорошо знаком с творчеством веронского поэта. Так, например,Батюшков просил Гнедича «привезти ему из Германии Виландов комментарий наГорация, Катулла и Проперция, хороший перевод немецкий и перевод элегийОвидия». [lxviii] Третье стихотворение Катулла было, несомненно,известно Батюшкову и по переводу Востокова, недавнего его сочлена по Вольномуобществу любителей словесности, наук и художеств, подражания которого древнимпоэтам Батюшков высоко ценил. [lxix] по-видимому, подвлиянием востоковского перевода он перевел элегию Ролли амфибрахием содносложной каталектой (но в отличие от Востокова не трехстопным, ачетырехстопным).
По поводу третьегостихотворения Катулла на смерть воробья Лесбии, породившего множестворазнообразных его переложений, следует сказать также, что оно вызвало в мировойпоэзии целую традицию шутливых оплакиваний птичек, которая оставила свой след ив русской лирике. Так, например, перу И.И.Дмитриева принадлежит стихотворение«На смерть попугая» (1791):
Любезный попугай! Давноли ты болтал
И тем Климену утешал!
Но вот уж ты навек, увы, безгласенстал!
Смерть попугая уДмитриева должна послужить предостережением вралям, и стихотворение, таким образом,имеет дидактический характер. Однако истоки темы легко угадываются. К этой жетрадиции принадлежит и нравоучительное сочинение в прозе А.П.Беницкого«похвальное слово Пипиньке, чижику прекрасной Эльмины». [lxx]
6
Давно уже было замечено, чтопушкинский перевод из Катулла «Мальчику» (1832) написан в манере стихотворенияДельвига «К мальчику» (между 1814 и 1819). [lxxi]Последнее вообще принадлежит анакреонтической традиции:
Весело в года седые
Чашей молодости пить…
Отчасти оно соотносится с57-й одой из сборника анакреонтейи «Подай мне, мальчик, чашу!», но если тамгерой призывает разбавить вино:
Мы не по-скифски станем
В бесчинстве пить вино;
Но попивая тихо,
Прекрасны песни петь, [lxxii] —
То у Дельвига мотивумеренности отсутствует. Пушкин же, сделавший несколько поправок кстихотворению Дельвига, напротив, вводит тему неумеренного веселья и возлияний:
Матерь чистого веселья
Влагу смольную вина,
Чтобы мы, друзья похмелья,
Не видали в чашах дна. [lxxiii]
Точно так же стих«Грезами наполнив грудь…» Пушкин поправлял на «Бахусом наполнив грудь…». Такимобразом, уже это стихотворение Дельвига Пушкин правил в том духе, который нашелпотом выражение в его собственном переводе «Из Катулла». По словамисследователя, пушкинский перевод «выиграл в «анакреонтичности», утеряв, однако,римскую катуллову грубость и лапидарность». [lxxiv]
Любопытно, что до Пушкинак XXYII стихотворению Катулла обращался Батюшков. В статье «Нечто о морали, основаннойна философии и религии» (1815) он писал: «Наслаждение нас съедает, говоритМонтань, — сердце скоро пресыщается. «Юноша, наливающий фалернское, дайгорького!» – восклицает Катулл, увенчанный розами, пресыщенный на пиршестве:
Ministervetuli puer Falerni
Inger micalices amariores.
Так создано сердцечеловеческое, и не без причины: в самом высочайшем блаженстве, у источниковнаслаждения оно обретает горечь». [lxxv] неверноистолкованное стихотворение Катулла Батюшков использует в этой статье в целяхизобличения ложности эпикурейской морали.
Статья Батюшкованеоднократно публиковалась. [lxxvi] В известной степенион придавал ей программное значение: ею заканчивается том прозы в «Опытах».Неоднократно Батюшков упоминал о ней в письмах Жуковскому, Гнедичу. Статья, несомненно,была известна в этом кругу поэтов, в частности, конечно, и Пушкину. К началу1830-х годов относится вступление к поэме «Медный всадник», в котором былаиспользована картина возникновения Петербурга из батюшковской «Прогулки вАкадемию художеств», а возможно, и заметки на полях II части «Опытов в стихах ипрозе». Естественно предположить, что тогда же, в пору собственных прозаическихисканий, Пушкин перечитал и статью «Нечто о морали…». Перевод Пушкина «ИзКатулла» своей подчеркнутой анакреонтичностью в этом случае сознательнопротивопоставлен батюшковской интерпретации этого «маленького шедевра» римскойпоэзии.
Источником пушкинскогоперевода было парижское издание Катулла с переводами и комментариями Ф.Ноэля.При переводе Пушкин имел перед собой оригинал и пользовался прозаическимпереложением Ноэля “A son esqlave”. При этом перевод Ноэля, будучи весьмавольным, «наложил свой отпечаток на стихотворение Пушкина». [lxxvii]Пушкинский перевод поэтому нельзя считать точным, [lxxviii]тем более что литературная культура пушкинского периода предъявляла к точномупереводу еще более строгие требования, чем современная нам. Справедливой представляетсяоценка его как «вольного, но очень близкого к оригиналу перевода». [lxxix] Анакреонтизм пушкинского перевода предвещаетвозрождение у поэта интереса к Анакреону: три оды из сборника анакреонтейиПушкин перевел в 1835 г. Стихотворение «Мальчику» было обнаружено после смертиПушкина в одном конверте с переводами анакреонтических од; возможно, они быликак-то связаны в сознании поэта.
Переводы Востокова иПушкина, подражание Дельвига были опытами интерпретации Катулла в духе русскогофольклора, анакреонтики, или поэзии «золотого века». И хотя в некоторых случаях(Пушкин и Востоков) для нее были основания у самого Катулла. А в других(Дельвиг) влияние оказывала традиции (Марциал), все же эти переработкисвидетельствуют о том, что собственный, индивидуальный стиль Катулла, грубый илапидарный либо полный простодушной иронии, грусти или веселья, не былвоспринят как самостоятельная ценность. Это произошло лишь в последующиепоэтические эпохи, уже в начале XX в. В «Дневнике» А.А.Блока от 4 октября 1912 г. есть такая запись: «Утром поражал меня Катулл, особенно то стихотворение, первую строкукоторого прочел мне когда-то Волошин на Галерной, когда я был еще совсем глуп:
Super altavectum Attys celeri rate maria
Phrygium utnemus citato cupide pede tetigit. [lxxx]
По моря промчался Аттисна летучем, легком челне,
Поспешил проворным бегомв ту ли глушь фригийских лесов…
(LXIY, 1 – 2)
В 30-е годы XIX в. переводыи подражания Востокова, Дельвига, Пушкина выражали наиболее прогрессивныетенденции в освоении поэзии Катулла. Но были и долгое время сохранялись другиенаправления. В частности, необыкновенно живучей была классическая традициявосприятия Катулла в духе французской альбомной поэзии. Так, у А.Д.Илличевскогонахожим стихотворение «Катулл своей любезной»:
Мой дом в сени укромнойдола
Хранят густые дерева;
Я не страшусь в нем бурьЭола,
Ни зноя пламенного Льва;
Но без тебя, мой друг, мойгений,
Томясь убийственнойтоской,
Как цвет, я вяну, в ветросенний
Или былинка в летнийзной. [lxxxi]
Первое четверостишие, по-видимому,связано с началом XXYI эпиграммы Катулла «Furi, villula vostra non ad Austri»:
Не под северным ветромрасположен
Хутор мой, не под бурямиФавона,
Не под Австром полуденными Евром…
Второе же воспроизводитабстрактную любовную ситуацию, которая, очевидно, мыслится автором как некоеобщее выражение любви поэта к Лесбии. В целом же стихотворение представляетсобой мадригал в манере «Французской Антологии» [lxxxii]Возможно, оно не оригинальное, а переводное.
7
Была у Катулла еще однатема, оставившая – наряду с темой «воробья» – заметный след в мировой любовнойпоэзии. Эта тема – назовем ее условно «счет поцелуев» – была разработана им в Yстихотворении сборника “Vivamus, mea Lesbia, atque amemus” («Будем, Лесбия, жить,любя друг друга!»). В русской лирике ее – с несомненной ориентацией на Катулла [lxxxiii] — воспел Дмитриев в стихотворении, которое так иназывается «Счет поцелуев» (1791):
Прелестна Лизонька! Наэтом самом поле,
Под этой липою, ты словомне дала
Сто поцелуев дать; нотолько сто, не боле.
Ах, Лиза! Видно, ты ввекстрастной не была!
Дай сто, дай тысячу, дайтьму – все будет мало
Для сердца, что к тебелюбовью воспылало!
Позднее к этой темеобратился профессиональный латинист С.Е.Раич. Он сделал вольный перевод Yстиховторения Катулла под названием «К Лесбии (Из Катулла)». В целом Раичостается в пределах катулловской семантики, однако есть и интерпретации вгорацианском духе:
Лесбия! День еще наш;
Неге его до конца!..
Вторая частьстихотворения, в которой и проходит знаменитая катулловская тема «счетапоцелуев», Раичем переведена мастерски:
Дай мне скорей поцелуй!..
Мало!.. дай тысячу, дай идругую!..
Друг мой, еще! Я безсчету целую;
Что поцелуи считать?..
Сто поцелуев еще!..
Мало! Дай тысячу вновь,
После прибавишь к нейсто;
После, как счет уж совсемпотеряем,
Вместе мы все поцелуисмешаем,
Чтобы не сглазили нас. [lxxxiv]
Первая часть Yстихотворения Катулла вызвала также подражание М. илософова. У Катулла онастроится на противопоставлении вечности жизни и смертности человека, котороекогда-то привлекло к себе внимание Феофана Прокоповича. У Философова как будтовсе так же. Однако рассуждение о неизбежности смерти в духе Жуковского:
Но луч денницы непроглянет
Под мрачной крышейгробовой! –
оказывается средствомсамообольщения:
И так, когда нас смертьзастанет,
Лизета, милый друг, стобой,
Зачем к любвисопротивленье?
Сей дар божественныйнебес. [lxxxv]
Прежде всего Катулл былизвестен как автор цикла, посвященного Лесбии. Что же касается эпиграмм, то ихтакже, по-видимому, читали. Недаром Н.Ф.Эмин замечал о Катулле, что «сочиненияего все прекрасны, особливо уважают эпиграммы». Однако переводили их крайнемало. Причина заключается в том, что именно в жанре эпиграммы Катулл чаще всего,говоря словами Н.Ф.Кошанского, «оскорбляет благоприличие и скромность». Намизвестен перевод лишь одной из самых известных эпиграмм Катулла «На Кесаря»:
Желанье угодить забот мнене дает;
Я не пекусь узнать: ты, Кесарь,жив иль нет! [lxxxvi]
Оригинал Катулла являетсядекламационной эпиграммой «наивного» типа:
Nil nimium studio, Caesar,tibi velle placere
Nec scire,utrum sis albus an ater homo.
Я нимало тебе нестремлюсь понравиться, Цезарь,
Или узнать, человек белыйиль черный ты сам.
В подражании смыслпервого стиха изменен на противоположный, эпиграмма, таким образом, приобретаетиронический смысл, превращается в «острую».
Своеобразие катулловскихэпиграмм, так же как и антологических, осознавалась постепенно. Так, Пушкин внаброске статьи о «Бале» Баратынского (1830 — ?) противопоставлял традиционнуюфранцузскую эпиграмму типа
Un bon mot dedeux rimes orné –
«эпиграмме Катулловой илиЖ.Б.Руссо в раме более пространной, где может развиться драматическое начало». [lxxxvii] Однако вплоть до 1830-ч годов в русской лирикебезраздельно господствовала «острая» эпиграмма французского образца.Насмешливые эпиграммы Катулла, полные прямой и откровенной брани в сторону ихобъекта, шли вразрез с литературными вкусами пушкинской эпохи. Однако репутацияКатулла как образцового поэта-эпиграматика, мастера сатирической инвективы, былавесьма устойчивой. Не случайно ему приписывали собственные эпиграммы. Взгляд наКатулла как на мастера насмешливой эпиграммы отразился в посланииП.А.Вяземсского «К Батюшкову» (1815):
И ты, наследник Тула
Опасных стрел глупцам
Игривого Катулла,
О Блудов, наш остряк!
Завистников нахальных
И комиков печальных
Непримиримый враг!
Во французской литературеXYIII в. Катулл вел постоянное соперничество с Марциалом за корону короляэпиграммы. Это соперничество выразилось в целом споре между сторонникамиКатулла и приверженцами Марциала. Так, Н.-Д.Экушар-Лебрен, например, был ярымсторонником Катулла. Ему принадлежит эпиграмма:
Par ses motsfins Martial nous surprit;
Mais lafinesse a sa monotonie;
Del’épigramme il n’avoit que l’esprit:
Catulle seulen eut tout le génie. [lxxxviii]
В русской литературнойтрадиции больше был известен Катулл. Возможно, в этом сыграл свою роль иавторитет Лебрена. Однако как насмешливые эпиграммы Катулла оказали весьманебольшое воздействие на русскую «острую» эпиграмму, так и эпиграммы «наивного»типа, его дистихи почти не оставили следов в русской антологической эпиграмме, котораяразвивалась главным образом под влиянием Греческой Антологии.
8
Открытие Катулла русскойпоэзией, таким образом, произошло в эпоху сентиментализма и романтизма. Большиеили меньшие отклики в это время получили все стороны его творчества. Непривлекла внимания лишь «ученая поэзия», в которой Катулл подражалалександрийским поэтам, потому что в этой области русские лирики предпочиталиобращаться непосредственно к александрийцам, прежде всего к Феокриту иКаллимаху. [lxxxix]
Очевидно, вследствиенеактуальности жанра не переводились эпиллии Катулла. Однако они оставили некоторыеследы в поэзии этого периода. Так, например, описание нереид в эпиллии Катулла«Свадьба Пелея и Фетиды» (LXIY, 15) отразилось на пушкинском стихотворении«Торжество Вакха» (1818). [xc]
Авторитет Катулла всознании русских поэтов конца XYIII – первой трети XIX в. постепенно рос. Отвторостепенного стихотворца, каким полагал Катулла Державин, к«посредственному», т.е. среднему поэту, каким его считали лицейскиепреподаватели и Пушкин 1820-х годов, [xci] к классикумировой поэзии. Слава гения пришла к нему позже. Однако формировалась она врусской культурной традиции именно в пушкинскую эпоху. Так, тонкий критикП.А.Плетнев ставил Катулла в один ряд с Гомером: «После Анакреона, Катулла иМарциала много прошло времени: однако же их имена и сочинения их, наравне ссочинениями Омера и Виргилия, до нас дошли, а сколько Мевиев и Бавиев забыто!» [xcii]
Постепенно происходилоиосознание самостоятельной ценности некоторых особенносте й индивидуального обликапоэзии Катулла. Так, Пушкин в заметке 1836 г. отмечал как особенное достоинство Катулла, сближающее его с Вольтером, Грессе и Дмитриевым, искренность инепосредственность в проявлении чувств: «… искренность драгоценна в поэте. Намприятно видеть поэта во всех состояниях, изменениях его живой и творческойдуши: и в печали, и в радости, и в парениях восторга, и в отдохновении чувств –и в Ювенальном негодовании, и в маленькой досаде на скучного соседа». [xciii]
Дальнейшая судьба Катуллав русской лирике была связана в основном с двумя тенденциями. С одной стороны, этопродолжение романтической линии, постепенно смещающейся в «чистую поэзию». Этатенденция наиболее ярко воплотилась в творчестве И.П.Крешева, [xciv] Н.Ф.Щербины, А.А.Фета. примером живучестиромантического восприятия творчества Катулла в XIX в может служить статьяФ.Е.Корша «римская элегия иромантизм». Автор заключает свою работу восторженнойтирадой: «Он (Катулл – С.К.) умер, по-видимому, как раз тридцати лет, не успевприбавить ни одной черты к своему романтическому образу, кроме грусти, несколькораздражительной, обыкновенно следующей за разочарованием. За то он и будет житьв памяти человечества, пока оно не утратило способности к романтичекой тоске поидеалу. Но разве настанет когда-нибудь такое время?». [xcv]
С другой стороны, уже всередине XIX в. появляются профессиональные филологические переводы Н.В.Гербеля[xcvi] и др. противопоставление это, впрочем, весьмаусловно. Так, Фет является ярчайшим примером соединения обеих этих тенденций.
Новое возрождениеантичности и новое обращение к Катуллу произошло в русской поэзии конца XIX –начала XX в. Переводы и подражания Катуллу, использование различных мотивов егопоэзии мы находим в это время у таких поэтов, как М.Волошин, Вяч. Иванов, В.Брюсов,А.Блок.
Список литературы
[i] Шервинский С. In mortem passeris Lesbiae и На смертьсобачки Амики // Русский архив. 1915. № 11 – 12. С. 306 – 314; Файбисович В.М.К источнику перевода Пушкина «Из Катулла» // Временник Пушкинской комиссии. 1977. Л., 1980. С. 69 – 75.
[ii] Файбисович В.М. К источнику перевода Пушкина «ИзКатулла». С. 70. См.также: Покровский М.М. Пушкин и античность // Пушкин.Временник Пушкинской комиссии. М.; Л., 1939. Т. 4 – 5. С. 39.
[iii] О восприятии Катулла в средние века см.: Granarolo J.Un classique latin au moyen âge avant le XYI-ème sciècleAnnales de faculté des letters d’Aix. 1962. Vol. XXXYI. P. 65 – 75.
[iv] Голенищев-Кутузов И.Н. Мечтатель, ученый, поэт (Обавторе «Города солнца») // Голенищев-Кутузов И.Н. Романские литературы. М., 1975. С. 305 – 306.
[v] Hallowell B.E. Ronsard and theConvetnional Roman Elegy. Urbana, 1954. P. 14, 15, 18, 21, 28, 42, 101 – 107; Виппер Ю.Б. Поэзия Плеяды.М., 1976. С. 140, 332-333, 341-342.
[vi] Bien`kowsky B.T. Antyk w literaturze Ikulturze staropolskiej (1450 – 1750). Wroclaw, 1976. S. 61; Krcek F. Katullusjednym s wzorow Szarzynskiego Pamietnik Literacki. 1905. R. IY. Z.1. S. 52-53.
[vii] См., например: Бэкон Ф. О достоинстве и приумножениинаук // Бэкон Ф. Соч. в 2-х томах. Изд. 2-е. М., 1977. С. 457. Позднее как обудачно сопернике Цезаря писал о Катулле Э.Э.К.Шефтсбери. См. его «Замечания обисторическом сюжете или Табулаторе выбора Геркулеса» (Эстетические опыты. М., 1975.С. 378).
[viii] Петров Н.И. Киевская академия во второй половине XYIIвека. Киев, 1895. С. 75.
[ix] Панченко А.М. О смене писательского типа в петровскуюэпоху // XYIII век. Сб. 9. Л., 1974. С. 125 – 126.
[x] Там же. С. 126.
[xi] Феофан Прокопович. О поэтическом искусстве // Соч.Под ред. И.П.Еремина. М.; Л., 1961. С. 375. Далее цитаты в тексте приводятся поэтому изданию с указанием страницы. Переводы, за исключением особо оговоренныхслучаев, – по изданию: Валерий Катулл, Альбий Тибулл, Секст Проперций. Переводс латинского. Ред. Переводов Ф.Петровского. М., 1963. В отдельных, особооговоренных случаев, приводятся переводы Фета (Стихотворения Катулла в переводеи с объяснениями А.Фета. СПб., 1886).
[xii] Нумерация стихотворений, а в дальнейшем и цитаты поизд.: Catulli Veronensis Liber, edit M.Schuster, curavit W.Eisenhut. Lipsiae, 1958.
[xiii] ГПБ. Собр. Новгородской духовной академии. № 6750. Л. 11.
[xiv] Феофан Прокопович. Рiзнi сентенцii // Философськитвори. Переклад з латинськоi. Киiв, 1979. Т.? С. 475-476.
[xv] См.: Алексеев М.П. явления гуманизма в литературе ипублицистике Древней Руси (XYI – XYII в.). М., 1958.
[xvi] Лишь в 1786 г. «Поэтика» была издана в Могилёве.
[xvii] Bibliothecae imperialis Petropolitanaepars quarta. Vol. 1. St.-Pb., 1742. P. 365, 370, 381, 382.
[xviii] Verzeichniss allerhand lateinischer,fratzösischer, italianischer, holländischer und deutscherauserlesenen neuen Bücher, welche in Buchladen bey der Akademie derWissenschaften zu bekommen sind. St.-Pb., 1731-1734; Verzeichniss allerhandlateinischer, fratzösischer, italianischer, holländischer unddeutscher auserlesenen neuen Bücher, welche in Buchladen bey der Akademieder Wissenschaften zu bekommen sind. St.-Pb., 1738 und1739; Verzeichnissallerhand deutscher und lateinischer neuen Bücher, welche in Buchladen beyder K. Akademie der Wissenschaften zu bekommen sind. St.-Pb., 1750.
[xix] Catullus, Tibullus, Propertius.Göttingenae, 1742.
[xx] ЛОААН. Ф. 3. Оп.1. № 1081. Л. 134 – 151; № 1082. Л. 141 об. За помощь в работе скниговедческими источниками благодарю Н.А.Копанева.
[xxi] Тредиаковский В.К. Новый и краткий способ к сложениюроссийских стихов. СПб., 1735. С. 38. Речь идет о римском поэте Корнели Галле(I в. н.э.).
[xxii] Тредиаковский В.К. Новый и краткий способ к сложениюроссийских стихов // Тредиаковский В.К. Сочинения и переводы. СПб., 1752. С.151.
[xxiii] Catullus, Tibullus, Propertius. Lutetia Parisiorum, 1723.
[xxiv] Тредиаковский В.К. Новый и краткий способ к сложениюроссийских стихов // Тредиаковский В.К. Сочинения и переводы. Т.1. С. 148.
[xxv] Муравьев М.Н. Мысли, замечания и отрывки // МуравьевМ.Н. Соч. СПб., 1856. Т. 2. С. 341.
[xxvi] О качествах стихотворца рассуждение. Цит. по кн.:Берков П.Н. Ломоносов и литературная полемика его времени. 1750 – 1765. М.; Л., 1936. С. 185.
[xxvii] Роллен Ш. Римская история от создания Рима до битвыАктийския, то есть по окончание Республики… Пер. с французскогоВ.Тредиаковского. СПб., 1763. Т. 5. С. 353.
[xxviii] К этой же традиции примыкает и набросок Пушкина«Оставь, о Лезбия, лампаду/ Близ ложа тихого любви» (1819) (т.II. С. 466).
[xxix] Державин Г.Р. Рассуждение о лирической поэзии //Державин Г.Р. Соч. С объяснит. прим. Я. Грота. СПб., 1872. Т. 7. С. 585.
[xxx] Берков П.Н. История русской журналистики XYIII в. М.;Л., 1952. С. 482. Эта характеристика относится деятельности Бухарского в«Санкт-Петербургком Меркурии», однако может быть распространена и на ве еготворчество.
[xxxi] Зритель. 1792. Ч. 2. Подражание подписано инициалами«А.Б.», но и А.Н.Неустроев, и П.Н.Берков раскрывали их как «Андрей Бухарский».
[xxxii] Чтения для вкуса, разума и чувствований. М., 1793.Ч.IX. С. 266 – 267.
[xxxiii] Отрывок из Катулла Si qua recordanti benefacta prioravoluptas // Чтения для вкуса, разума и чувствований. М., 1793. Ч. XII. С. 277 –278. Здесь же несколько стихотворений подписаны: «Авраам Лопухин». Возможно, емуже принадлежат и подражания Катуллу за подписью «А.Л.»
[xxxiv] Черняев П.Н. Следы знакомства русского общества сдревнеклассической литературой в век Екатерины II // Филологические записки.1905. Т. III – IY. С. 217.
[xxxv] Эмин Н. Подражания древним. СПб., 1795. С. 89, 91.
[xxxvi] Эмин Н. Подражания древним. С. 90. Переводы Н.Эминаиз Катулла были невысоко оценены критиком «Вестника Европы» (возможно, вяземский.См.: История русской литературы XYIII века. Библиографический указатель. Л., 1986.С. 406): «Для славы издания я не желал бы в этом собрании видеть перевод двуход Катулла и Горация» (Вестник Европы. 1810. Ч. LII. С. 63).
[xxxvii] Чтения для вкуса, разума и чувствований. 1793. Ч.XII/ С. 277 – 278.
[xxxviii] Гуковский Г.А. К вопросу о русском классицизме(Состязания и переводы) // Сборник. Поэтика. IY. Л., 1922. С. 145.
[xxxix] Иппокрена, или Утехи любословия на 1801 год. Ч. 10.С. 180, 184.
[xl] Возможно, эта же аллюзия была использована Кантемиромв его эпиграмме «На старуху Лиду» (1730):
На что Друз Лиду берет?Дряхла уж и седа,
Едва лишь ножку воробьясгрызет в пол-обеда. –
К старине охотник Друз, втом забаву ставит,
Лидой медалей числособранных прибавит.
Ко второму стиху авторделает примечание: «Для того, что Лида так стара, что и зубы у нее всеповылазили». Однако известно, что примечания Кантемира к своим произведениямстоль же часто имели целью затемнить действительный смысл стихотворения, как ипрояснить его.
[xli] Муравьев М.Н. Мысли, замечания и отрывки // МуравьевМ.Н. Соч. СПб., 1820. С. 297.
[xlii] Муравьев М.Н. Мысли, замечания и отрывки // МуравьевМ.Н. Соч. СПб., 1856. Т. 3. С. 338. В отличие от Муравьева, И.И.Дмитриевполагал, что «дар Катулла и Анакреона», даже и «кощунство, изображение картин, возмущающихнепорочность», являются «достоянием истинного поэта» (Дмитриев И.И. Взгляд намою жизнь. М., 1986. С. 92).
[xliii] Вестник Европы. 1802. Ч. 6. С. 222.
[xliv] Друг просвещения. 1804. Ч. I. № 3. С. 217; 1804. Ч.IY. № 12. С. 243; 1805. Ч. III. № 7. С.34; 1805. Ч.IY. № 11. С. 147-148.
[xlv] Там же. 1805. Ч. III/ № 8. С. 34.
[xlvi] Там же. Ч. IV. № 11. C. 147-148.
[xlvii] Catulle. Traduction complète des Poésies de Catulle, suivie dePoésies de Gallus et la Veillée des Fêtes de Venus… Par F.Noel. Paris, 1806. T.1-2. P.79-81.
[xlviii] Друг просвещения. 1804. Ч. I. # 3. C. 217.
[xlix] Ручная книга древней классической словесности, собраннаяЭшенбургом, умноженная Крамером и дополненная Н.Кошанским. СПб., 1816. С. 411.Рукописью книги Кошанский пользовался на лицейских уроках до выхода ее изпечати. Взгляд на Катулла как на несовершенного поэта восходит к «Лицею»Лагарпа, одному из основных источников Кошанского. См.: Lycée, ou Coursde littérature ancienne et moderne, par J.-F.Laharpe. Paris, 1798. T.2.P. 189.
[l] Лекции Георгиевского сохранились в записиА.М.Горчакова. См.: Лицейские лекции (По записям А.М.Горчакова)// Красныйархив. 1937. № 1. С. 160.
[li] Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина //Белинский В.Г. Полн. собр. соч. М., 1955. Т. 7. С. 228.
[lii] Пушкин А.С. К Батюшкову (1815) // Пушкин А.С. Полн.собр. соч. М.; Л., 1937. Т. 1. С. 114.
[liii] Батюшков в надписи к портрету П.А.Вяземского, уподобляяпоследнего Катуллу, называл его «певцом веселья и Любови» // Опыты в стихах ипрозе. М., 1977. С. 373.
[liv] Там же. С. 239. На страницах «Украинского вестника»прозаические пересказы стихотворений Катулла приводились как «образцы легкойпоэзии». См.: Гонорский Р. Образцы легкой поэзии // Украинский вестник. 1817.Дек. С. 268-290.
[lv] Пушкин А.С. Любовь одна – веселье жизни хладной(1816) // Полн. собр. соч. Т.1; Баратынский Е.А. Элизийские поля (1820 или1821) // Баратынский Е.А. Полн. собр. стихотворений. Л., 1957. 2-е изд. (Б-капоэта. Большая серия). С. 65.
[lvi] Вестник Европы, издаваемый В.Жуковским. М., 1808. Ч.XXI. С. 178.
[lvii] Московский курьер. 1805. № 23. С. 367.
[lviii] Санктпетербургский вестник, издаваемый обществомлюбителей словесности, наук и художеств. Ч. II. Май 1812ю № 5ю Сю 166-167ю
[lix] Востоков А.Х. Опыты лирические и другие мелкиесочинения в стихах. СПб., 1806. Ч. II. С.62.
[lx] Востоков А.Х. Стихотворения. Ред., вступ. ст. ипримеч. Вл. Орлова (Б-ка поэта. Большая серия). М., 1935. С. 401.
[lxi] Так определял его Дельвиг // Северные цветы на 1828 г. С. 65.
[lxii] Любопытно, что этого же толкования придерживался иФет. Переведя 15-й стих “Tam bellum mihi passerem abstulistis” («Вы у меняворобья столь прелестного взяли»), он делает к нему следующее примечание:«Слово у меня показывает уже на окончательную близость счастливого поэта ксвоей возлюбленной» (Стихотворения Катулла в переводе и с объяснениями А.Фета.СПб., 1886. С. 4).
[lxiii] Северные цветы на 1828 г. С. 65.
[lxiv] Шервинский С. In mortem passeris Lesbiae и На смертьсобачки Амики. С. 306-314.
[lxv] Перевод Ф.Петровского.
[lxvi] Varese M.F. Batjuskov un poeta tra Russia e Italia. Padova, 1970. P. 109.
[lxvii] Lirici del Settecento e dell’ Arcadia. Milano; Napoli, 1959. P. 509-510, 122-123.
[lxviii] Батюшков К.Н. Соч. М., 1885. Т. 3. С. 439.
[lxix] Там же. Т. 2. С. 242.
[lxx] Цветник. 1809. Ч. 1. № 1. С. 214 – 248. См. о нем: Кубасов И.А. Бенитцкий // ЖМНП. 1900. Апрель. С. 305-307.
[lxxi] Томашевский Б.В. Дельвиг // Дельвиг А.А. Полн. соб.стихотворений (Б-ка поэта. Большая серия). Л., 1959. С. 53-54.
[lxxii] Стихотворения Анакреона Теосского, переведенные сгреческого языка И.Мартыновым. СПб., 1820. С. 45.
[lxxiii] Дельвиг А.А. Полн. собр. стихотворений. С. 283. свойвариант Пушкин вписал вместо дельвиговских стихов:
В кубках длинных итяжелых,
Как любила старина,
Наших прадедов веселых
Пережившего вина.
[lxxiv] Немировский М.Я. Пушкин и античная поэзия // ИзвестияСеверо-Кавказского педагогич. ин-та. Орджоникидзе, 1937. Т. XIII. С. 85.
[lxxv] Батюшков К.Н. Соч. Т. 2. С. 134.
[lxxvi] Российский музеум. 1815. Ч. IY. № 12. С. 236-256; Сынотечества. 1815. Ч. 28. № 9. С. 308-335; Батюшков К.Н. Опыты в стихах и прозе.СПб., 1817. Ч. 1. С. 308-335; Новое собрание образцовых русских сочинений ипереводов в прозе. СПб., 1821. Ч. 1. С. 289-311.
[lxxvii] Файбисович В.М. К источнику перевода Пушкина «ИзКатулла». С. 73.
[lxxviii] Там же. См. также: Владимирский Г.Д.Пушкин-переводчик// Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. М.; Л., 1939. Т.4-5. С. 318.
[lxxix] Немировский М.Я. Пушкин и античная поэзия. С. 85.
[lxxx] Блок А.А. Собр. соч. в 8 томах. М.; Л., 1963. Т. 6.Ч. 160. К замечательному шедевру Катулла, эпиллию «Аттис» Блок позднееобратился в статье «Катилина».
[lxxxi] Илличевский А. Опыты в антологическом роде. СПб., 1827.С. 113.
[lxxxii] Около трети изх стихотворений Илличевскогопредставляют собой переводы из “Antologie Française, ou choixd’épigrammes, madrigaux, portraits, épitaphs, inscriptions, moralités,couplets, anecdotes, bon-mots, répartees, historiettes” (t.1 – 2. Paris, 1816. См.: Томашевский Б.В. Заметки о Пушкине // Пушкин и его современники.Пг., 1917. С. 59.
[lxxxiii] Савельева Л.И. Античность в русской поэзии концаXYIII – начала XIX века. Казань, 1980. С. 38.
[lxxxiv] Невский альманах на 1828 год. С. 225.
[lxxxv] Философов М. Сочинения и переводы в стихах и прозе.М., 1819. С. 23.
[lxxxvi] Друг просвещения. 1804. Ч. IY. № 12. C. 243.
[lxxxvii] Пушкин А.С. Полн. собр. соч. М.; Л., 1949. Т. XI. С.186, 430.
[lxxxviii] Своими остроумными концовками Марциал поражает нас, ноу острот есть свое однообразие; в эпиграмме у него нет ничего, кроме остроймысли; один Катулл владел всем ее гением.
[lxxxix] Так, например, А.Ф.Мерзляков, переводя «ВолосыБереники», обращался непосредственно к Каллимаху, минуя Катулла. См.: МерзляковА.Ф. Подражания и переводы из греческих и латинских стихотворцев. СПб., 1827.Т. 2. С. 44-49.
[xc] Пушкин А.С. Соч. СПб., 1900. Т.1. С. 42-45; ПушкинА.С. Собр. соч. Под ред. С.А.Венгерова. СПб., 1907. С. 394-395. Из эпиллиевКатулла раньше всего был переведен «Волосы Береники» (Н.Ф.Щербиной):Отечественные записки. 1854. Т. 92. № 1. С. 133-136.
[xci] В наброске возражения на статьюА.А.Бестужева-Марлинского «Взгляд на русскую словесность в течение 1824 иначала 1825 годов» и в письме к последнему (конец мая – начало июня 1825 г.) Катулл отнесен к «веку посредственности», предшествующему появлению гениев (Пушкин А.С.Полн. собр. соч. М.; Л., 1937. Т. 13. С. 177).
[xcii] Плетнев П.А. Два антологические стихотворения //Сочинения и переписка. Изд. Я.Грота. СПб., 1885. Т.1. С. 56.
[xciii] Пушкин А.С. Путешествие В.Л.П.// Полн. собр. соч. М.;Л., 1949. Т. 12. С.93. Позднее Блок в статье «Катилина» писал о том, что«Катулла никто еще, кажется, не упрекал в нечуткости» (Блок А.А. Собр. соч. в 8томах. М.; Л., 1962. Т. YI. С. 79). Возможно, имея в виду эти качества егопоэзии, Катулла часто сближали с Пушкиным. Так, Фет и Блок в один голосназывали веронского поэта «римским» или «латинским Пушкиным». См.: СтихотворенияКатулла в переводе и с объяснениями А.Фета. С. IX (предисловие); Блок А.А.Катилина. С. 80.
[xciv] Крешев И. Переводы и подражания. СПб., 1862. С.64-66.
[xcv] Корш Ф.Е. Римская элегия и романтизм// Речь и отчет, читанныев торжественном собрании Московского университета 12 января 1899 г.М., 1899 г. С. 122.
[xcvi] Гербель Н.В. отголоски. СПб., 1858. С. 27-28, 120-121.
Для подготовки даннойработы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru