«Моление» Даниила Заточника
Кириллин В. М.
Какможно судить по древнерусским летописям и многим другим литературнымпамятникам, писателей Древней Руси весьма волновали проблемы гражданскогосодержания, например, проблемы сильной княжеской власти, междукняжескихотношений и взаимоотношений князей и боярства. Те, кого заботило будущее Руси,видели в сильной княжеской власти необходимое условие, обеспечивающее успешнуюборьбу Руси с внешними врагами, а также преодоление внутренних противоречий.Особенно сильны подобные умонастроения были в эпоху феодальной раздробленностиРуси и монголо-татарского нашествия. Именно с ними и связано сочинение некоегоДаниила Заточника — один из довольно загадочных фактов древнерусскойлитературы.
ТворениеДаниила было открыто и впервые частично опубликовано Н. М. Карамзиным впримечаниях к его «Истории государства Российского». Это памятник, посути публицистический памфлет, а по форме послание, весьма загадочен. Изучениеего сопряжено с большими трудностями, поскольку ни один из его списков,дошедших до нас от XVI-XVII вв., не воспроизводит его первоначального текста.Кроме того, все списки четко делятся на две редакции, существенно отличающиесяодна от другой по составу, текстуально и идейно. Один вариант сочинения бытовалс названием «Слово Даниила Заточника, еже написа своему князю ЯрославуВладимировичу». Другой вариант — с названием «Моление (или Послание)Даниила Заточника к своему князю Ярославу Всеволодовичу». Соответственно,от решения вопроса о изначальном адресате Даниила зависит решение вопроса овремени появления самого сочинения. Отсюда одни исследователи доказывали, чтоДаниил писал правнуку Владимира Мономаха князю Ярославу Владимировичу,княжившему в Новгороде с 1182 по 1199 г., а другие, что он писал князю ЯрославуВсеволодовичу, правнуку Владимира Мономаха, княжившему в Переяславле Северном с1213 по 1236 г. Высказывались и другие предположения. В настоящее времяутвердилась мнение о том, что произведение было создано после первогостолкновения русских с монголо-татарами, то есть после 1223 г. Намек на этособытие можно усматривать в заключительных словах «Моления»: «Недай же, Господи, в полон земли нашей языком, не знающим Бога, да не рекут иноплеменницы:где есть Бог их…».
Текстсочинения с названием «Моление» отличается большей историческойконкретностью и фактологичностью, а также личностными чертами или признакамиавторской индивидуальности, тогда как в тексте «Слова» все этиособенности стерты в результате литературного обобщения. Различаются тексты исвоей социальной направленностью. «Моление» связано с заметнымантибоярским и антимонашеским пафосом, тогда как в «Слове» означенныеакценты сняты, зато усилена тенденция обличения «злых жен».Большинство исследователей справедливо полагают, что к первоначальному вариантупроизведения ближе все-таки текст «Моления». Текст «Слова»,видимо, появился позднее как результат духовной цензуры.
Известноезатруднение вызывает и вопрос об авторе сочинения. Никаких сведений о нем несохранилось. Правда, в рассказе Симеоновской летописи о битве на реке Воже в1378 г. сообщается о каком-то попе, который явился из Орды «с мешкомзелия» и был за это сослан «в заточение на Лаче озеро, иде же беДанило Заточеник», но скорее всего, данное упоминание есть лишь рефлексзнакомства летописца с «Молением». Анализируя текст«Моления», исследователи пытались определить социальное положениеДаниила. Судя по всему, он не принадлежал к аристократическим слоям общества,не входил в состав ближайшего княжеского окружения. Но вместе с тем он былчеловеком книжным. Озорное шутовство и заискивание перед князем обличают егокак человека невысокого и зависимого положения. Возможно, он принадлежал кмладшей княжеской дружине или был членом княжеской канцелярии.
Каковоже содержание «Моления» Даниила Заточника? Его текст представляетсобой просительное письмо, челобитную. С этим письмом некто Даниил, будучи взаточении или же в весьма тяжелом положении, обращается к князю (согласно всемспискам, Ярославу). Он просит князя облегчить его горькую участь, взять к себена службу в качестве советника, княжего думца, всячески демонстрируя при этомсвой ум и образованность. «Княже мои, господине! Аз бо не во Афинехростох, ни от философ научихся, но бых падая аки пчела по различным цветом иоттуду избирая сладость словесную и совокупляя мудрость, яко в мех водуморскую». Все «Моление» построено на сцеплении остроумныхизречений и афоризмов. С одной стороны, они характеризуют плачевное положение инужду автора, а с другой, как бы призваны склонить князя к милости.
Воткак начинает он свое послание: «Вострубим, братие, яко в златокованныетрубы, в разум ума своего и начнем бити в сребреные органы во известие мудростисвоея! Востани слава моя, востани в псалтыри и в гуслях, да разверзу в притчахгадания моя и провещаю в языцех славу мою! Сердце бо смысленного укрепляется втелеси его красотою и мудростью. Бысть язык мой, яко трость книжникаскорописца, и уветлива уста, аки речная быстрость. Сего ради покушахся написати:всяк союз сердца моего разбих зле, аки древняя младенца о камень. Но боюся,госпо-дине, похудения твоего на мя. Аз бо есмь, аки оная смоковница проклятая:не имею плода покаяния; имею бо сердце, аки лице без очию, и бысть ум мой, акинощный вран на нырищи забде (пробудился), и рассыпася живот мой, яко жеХананейских царь буесть; и покры мя нищета, аки Чермное море фараона. Се женаписах, бежа от лица художества моего, аки Агарь рабыня от Сарры, госпожисвоея. Но видих, господине, твое добросердие к себе и притеках к обычней твоейлюбви. Глаголеть бо Писание: просящему у тебе дай, толкающему отверзи, да нелишен будеши царствия небесного...».
ДалееДаниил, восхваляя свой ум и книжность, создает искусную словесную мозаику изизречений и афоризмов, которые он заимствует из самых разнообразных источников:из библейских книг («Премудрость Иисуса, сына Сирахова»,«Притчи» и «Премудрость Соломона», «Песньпесней», книга Иова, Псалтирь и Евангелие), из «Повести об АкиреПремудром», из сборника изречений «Пчела», из«Стословца» патриарха Геннадия, из разных «Слов о злыхженах», из русских летописей. Он действительно демонстрирует блистательнуюначитанность. Многие заимствованные у других авторов мысли Даниил цитирует напамять и при этом переплетает их с народными поговорками и пословицами(например: «Кому Переславль, а мне гореславль; кому Боголюбово, а мне горелютое; кому Бело озеро, а мне чернее смолы; кому Лаче озеро много плачаисполнено»).
Надеясьна добросердечие и сострадание князя, Даниил просит его: «Княже, мойгосподине! Помяни мя во княжении своем!». Все, кто окружает князя, пишетДаниил, как солнцем, согреты его милостью; только он один подобен траве,растущей в тени, над которой не сияет солнце и которую не поливает дождь; иднем и ночью он отлучён от света княжеских очей. Все питаются, как отисточника, от обилия пищи в княжеском дому; только он один жаждет милостикнязя, как олень источника водного. Даниил уподобляет себя сухому дереву,которое стоит «при пути» и посекается проходящими мимо: его всеобижают, ибо он не огражден страхом грозы княжеской, как твердой оградой.
Далееследуют первые, пока ещё в общей форме выраженные заявления социальногопротеста, восходящие к книге «Премудрость Иисуса, сына Сирахова»:«Княже мои, господине! Богат муж везде знаем есть и в чюжем граде; а убогмуж и во своем граде неведом ходит. Богат муж возглаголет — вси молчат и словоего до облак вознесут; а убог мужь возглаголет, то вси на него воскликнут. Ихже бо ризы светлы, техъ и речи честны». Даниил при этом призывает князя необращать внимание на его внешний облик, а присмотреться к его внутреннимкачествам: «Аз бо есмь одеянием скуден, но разумом обилен; юн возрастимыи, но стар смысл вложих во нь. И бых паря мыслию своею, аки орел повоздуху». Даниил и в других местах послания говорит о своей мудрости:«Аще есмь не мудр, но в премудрых ризу облачихся, а смысленных сапогиносил есмь».
Дабырасположить к себе князя, Даниил не скупится на лесть, растачает хвалы емусловами, заимстованными из «Песни песней»: "… глас твои сладок,и уста твоя мед истачают, и образ твои красен; послания твоя яко рай с плодом;руце твои исполнены яко от злата аравийска; ланиты твоя яко сосуд араматы;гортань твой яко крин, капля миро, милость твою; вид твой яко ливан избран; очитвои яко источник воды живы; чрево твое яко стог пшеничен, иже многи напитая;слава твоя превозносит главу мою, и бысть выя в буести, аки фарсис вмонисте". От похвал Даниил вновь переходит к прошениям, изображаяотношения между собой и князем в идиллически-сентиментальных тонах: «Незри на мя, аки волк на агнца, — говорит он, — но зри на мя, яко мати намладенца!». Он заклинает князя быть щедрым по отношению к убогим, ибосказано: «Просящему у тебя дай, толкущему отверзи...».
Даниилоткровенно признается князю, что он не слишком храбр на рати, зато он в словахкрепок. Но ведь, по его мнению, умный советник куда полезнее для князя, нежелихрабрый и глупый воин. Эта мысль иллюстрируется далее рядом цитат и изреченийна тему преимущества умных советников перед храбрыми, но не богатыми умомвоинами.
Даниилсообщает, что до сих пор служил у бояр и при этом испытал немало«зла» от них. Больше он не хочет находиться от них в зависимости. Онхочет служить князю. «Лучше бы нога своя видети в лыченици (в лапте) вдому твоем, нежели в червлене сапозе на боярстем дворе; лучше бы ми в дерюзеслужите тебе, нежели в багрянице в боярстем дворе. Не лепо у свинии в ноздрехрясы (бахрома) златы, тако на холопе порты дороги. Аще бо были котлу во ушиюзлаты кольца, но дну его не избыти черности и жжения; тако же и холопу: аще бопаче меры горделив был и буяв, но укору ему своего не избыти, холопья имени.Лучше бы ми вода пити в дому твоем, нежели мед пити в боярстем дворе; лучше быми воробей испечен приимати от руки твоея, нежели боранье плече от государейзлых».
Даниилговорит, что некогда был богат, и тогда многие дружили с ним. А теперь он вбеде, и прежние друзья отвернулись от него, либо притворно сочувствуют ему,смеясь над ним в сердце. Свои жалобы он сопровождает просительными обращениямик князю: «Избави мя, господине, от нищеты, аки птицу от кляпцы (силков), иисторгни мя от скудности моея, яко серну от тенета, аки утя, носимо в когтях усокола» или: «Насыщаяся многоразличными брашны, помяни мя, сух хлебядущаго; веселяся сладким питием, облачаяся в красоту риз твоих, помяни мя, внеизпраннем (немытом) вретищи лежаща; на мягкой постели помяни мя, под единымрубом (рубищем) лежащего, зимою умирающаго, каплями дождевыми, яко стрелами,пронизаема». Иногда образная риторика этих обращений достигаетискусственной напыщенности и витиеватости: «Обрати тучю милости твоея наземлю худости моея!» или «Но обаче послушай гласа моего и постависосуд сердечный под потоком языка моего, да ти накаплет сладости словесныя пачевод араматских».
Даниилуверен, что князь не останется глух к его просьбе, ибо князь благ и мудр:«Орел птица царь надо всеми птицами, а осетр над рыбами, а лев над зверми,а ты, княже, над переславцы. Лев рыкнет, кто не устрашится? а ты, княже,речиши, кто не убоится? Яко же бо змий страшен свистанием своим, тако и ты,княже наш, грозен множеством вой. Злато красота женам, а ты, княже, людемсвоим. Тело крепится жилами, а мы, княже, твоею державою».
Даниилпредполагает далее, что князь может посоветовать ему либо жениться на богатойневесте и тем самым изменить свои материальные обстоятель-ства; либо уйти вмонастырь. Но ни тот, ни другой варианты поправить свое положение ему неподходят. Мысль о женитьбе приводит Даниила в ужас, ибо он даже не допускает,что жена может оказаться хорошей и в связи с этим пускается в рассуждения озлых женах. «Лутче бо ми трясцею болети: трясца бо, потрясчи, пустить, азла жена и до смерти сушит». Перспектива оказаться в зависимости отсобственной жены отнюдь не улыбается Даниилу, ибо «Глаголет бо ся вмирских притчах: ни птица во птицах сычь; ни в зверех зверь еж; ни рыба в рыбахрак; ни скот в скотех коза; ни холоп в холопех, хто у холопа работает; ни муж вмужех, кто жены слушает, ни работа в работех под женами повозничати». Темуо злых женах он развивает духе средневековых представлений: «Что есть женазла? Гостинница неуповаема, кощунница бесовская, мирской мятеж, ослепление уму,начальница всякой злобе, поборница греху, засада от спасения». По мнениюДаниила, женщина совершенно недостойна того, чтобы ради нее жертвовать своейсвободой: «Лутче есть во утле лодие ездити, нежели злой жене тайны своеяповедати: утла лодиа порты помочит, а злая жена всю жизнь мужа своего погубит.Лутче камень долбити, нежели злую жену учити; железо уваришь, а злой жены ненаучишь».
Уходв монастырь также не устраивает Даниила. Он критичен по отношению к монашеству,требователен к себе формальное восприятие ангельского образа для него недопустимо: «Лучши ми есть тако скончати живот свой, нежели, восприимшиангелский образ, Богу солгати. Лжи бо, рече, мирови, а не Богу: Богу нельзясолгати, ни вышним играти. Мнози бо, отшедше мира сего во иноческая, и пакивозвращаются на мирское житие, аки пес на своя блевотины, и на мирское гонение;обидят села и домы славных мира сего, яко пси ласкосердии. Иде же брацы ипирове, ту чернецы и черницы и беззаконие: ангелский имея на себе образ, аблудной нрав; святителский имея на себе сан, а обычаем похабен».
Бездостаточной связи с предыдущим Даниил далее отмечает, что милостью господпользуются даже их слуги, которые лишь своей физической ловкостью способныувеселять их. Заканчивается послание пожеланием князю удачи во всех его делах,особенно ввиду грозящего ему нашествия инопле-менников.
Чтоже представляет собой «Моление» в контексте древнерусскойлитературной традиции? Как давно замечено, это произведение есть причудливаямозаика риторических формул, юмористических реплик, народных изречений; сплавиронии, сарказма и самонасмешки, направленный лишь к одной цели — вернуть себеблагорасположение господина. В этом отношении «Моление» являетсяредчайшим документом светской культуры. Других, подобных ему древнерусскихсочинений, мы не знаем. Возможно, потому, что весь литературный процесс вДревней Руси вплоть до XVII века подчинен был, прежде всего, интересам Церкви.
Однаконауке известны западные и византийские литературные аналоги«Моления», например, просительные послания-поэмы византийскиххронистов XII в. Михаила Глики и Фёдора Птохопродрома, просительная элегиямонаха IX в. Эрмольда, отправленная им из заточения сыну ЛюдовикаБлагочестивого, «Пословицы» некоего итальянского заточника XIII в. вБари и др. Авторы этих произведений так же в остроумной форме, с помощьюпословиц (гном, афоризмов), вымаливают себе прощение за проступок, приведший ихв тюрьму или навлекший на них другие несчастья. Однако отличие этих гномическихтекстов состоит в совершенно светском характере их стиля, тогда какдревнерусское «Моле-ние» Даниила Заточника пронизано светом церковнойкультуры — цитатами из Священного Писания и других памятников христианскойкнижности. Таким образом, никак нельзя говорить о прямой литературнойзависимости автора «Моления» от указанных литературных аналогов.
Замечательнастилистика Даниила, его речь насыщена примерами, поясняющими его мысли,перемежается пословицами, афоризмами, подходящими к случаю цитатами иодновременно «мирскими притчами», то есть простонароднымивыражениями. Подобный строй текста позволяет думать о том, что«Моление» было создано как сборник нравоучений, для которого формапослания была лишь литературным приемом компилятора. Вместе с тем манераизъясняться «готовыми формулами» вполне характерна именно длякнижного человека средних веков. Книжность автора сказалась в ритмическойорганизации текста. Его основу составляют постоянные повторы («Княже мой,господине…»), отдельные сентенции оформлены в виде стихов с простымирифмами и четкими ассонансами. Между прочим, указанные особенности (наличиеритма и чередования рифм и созвучий) сближают «Моление» с народной поэтическойтрадицией. Таким образом, это произведение родилось как сплав книжной инародно-поэтической культур.
Своеобразно«Моление» и своим отношением к человеческой личности. Вообще в этомпроизведении, как ни в каком другом памятнике древнерусской литературы, оченьсильно проявилось личностное начало автора. Ирония над самим собой и непомерныепохвалы князю, шутовство и попрошайничество обличают оскорбленное человеческоедостоинство Даниила, для которого наивысшим значением в жизни общества имелалишь сила интеллекта, мало кем ценимая в этом самом обществе. Примечательна всвязи с этим его мысль о том, что, несмотря на все могущество князя, его деяниявсегда оказываются зависимыми от ближайших советников: «Не корабль топитчеловека, но ветр. Тако же и ты, княже, не сам владееши, в печаль введут тядумцы твои. Не огнь творить разжение железу, но надмение мешное». Поэтомукнязю и надлежит окружить себя мудрыми и преданными советниками независимо отих социального или имущественного положения. Размышляя в связи с этим оличности Даниила, исследователи относили его к числу древнерусскихинтеллигентов, остро ощущающих недуги своего времени.
Но,на мой взгляд, подобная квалификация является идеологической натяжкой,обусловленной современным светским мировоззрением. Думается, нарочитое исканиевыгоды для себя лично мало сочетается с интеллигентностью, тем более, когдаречь идет об обществе, жизнь которого регламентировалась исключительнохристианскими ценностями. Личностные проявления Даниила (самолюбие, честолюбие,гордость, высокая самооценка, активная устремленность деятельной натуры),скорее, можно соотнести с психологией ренессансного типа. О трагическомсамоощущении и движении по жизни людей такого типа в связи с автором«Моления» замечательно точно отозвался В. Г. Белинский: «Кто быни был Даниил Заточник,- можно заключить не без основания, что это была одна изтех личностей, которые, на беду себе, слишком умны, слишком даровиты, слишкоммного знают и, не умея прятать от людей своего превосходства, оскорбляютсамолюбивую посредственность; которых сердце болит, снедается ревностью поделам, чуждым им, которые говорят там, где лучше было бы молчать, и молчат там,где выгодно говорить, словом одна из тех личностей, которых люди сперва хваляти холят, а потом сживают со свету и, наконец, уморивши, снова начинаютхвалить» (Русская народная поэзия — Полн. собр. соч. Т. V. М., 1954. С.351).
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru/