Зверев В.П.
Архиепископ Филарет (в миру Димитрий Григорьевич Гумилевский, 1805–1866) широко известен как автор фундаментальных трудов «История русской церкви» и «Православное догматическое богословие», основатель академического журнала «Творения св. отцев в русском переводе, с прибавлениями духовного содержания» и «Черниговских епархиальных известий». Однако в свое время он был популярен не только в богословской среде, но и в светской благодаря тому, что вел многостороннюю «учено-литературную деятельность». «Как историк, Филарет является даровитым и ученым. Он первый, можно сказать, из ученых историков духовных вступил в довольно близкие отношения с светскими учеными и такими же органами литературы. И его многие труды, особенно первые, появляются в изданиях светских. Отсюда объясняется быстрая и широкая известность Филарета Гумилевского. Разумеется, о нем шумно заговорили. Московское общество истории и древностей избрало его в свои члены. Журнальная критика возложила на него большие надежды».
Завершив круг своей земной жизни в чине архиепископа Черниговского и Нежинского, доктор богословия Филарет Гумилевский оставил после себя огромное литературное наследие. В некрологе, опубликованном в «Душеполезном чтении», справедливо отмечалось: «Угас один из великих светильников православной русской Церкви. Русская духовная литература лишилась единственного в своем роде деятеля». Здесь в числе важнейших трудов преосвященного Филарета был назван и «Обзор русской духовной литературы».
Первая часть этого этапного в литературно-духовном наследии архиепископа труда – «Обзор русской духовной литературы, с 862 по 1720 год» – была опубликована сначала отдельными выпусками в 1857 году в Санкт–Петербурге, а затем напечатана в «Ученых записках второго Отделения Императорской Академии наук» (1857. – Кн. 3. – С. 1–300). В виде книги эта работа архиепископа Филарета (Гумилевского) с незначительными изменениями появилась в свет в Харькове в 1859 году, она была снабжена солидным академическим аппаратом: алфавитный указатель писателей к ней составил сам автор; алфавитный указатель сочинений подготовил Н.А. Добролюбов, а хронологический указатель писателей и произведений – М.И. Сухомлинов.
Вторая часть труда преосвященного Филарета – «Обзор русской духовной литературы, 1720–1858 г., (умерших писателей)» – вышла в 1861 году в Санкт–Петербурге, а дополненное ее издание – в 1863 году в Чернигове. В 1863–1864 годах в «Черниговских епархиальных известиях» публиковались дополнения к «Обзору русской духовной литературы, 862–1720».
Судя по всему, архиепископ Филарет (Гумилевский) не прекращал работать над совершенствованием своего историко-литературного труда до конца жизни. Однако только в 1884 году, почти через 20 лет после смерти преосвященного, книгопродавец И.Л. Тузов выпускает третье издание («с поправками и дополнениями автора») обеих частей «Обзора русской духовной литературы». На этом и завершается публикация в России столь любопытного и неординарного для отечественного литературоведения труда по истории русской словесности, написанного высокочтимым архиереем Православной Церкви.
Насколько значителен был этот труд архиепископа Филарета, можно судить по сведениям и воспоминаниям современника и, пожалуй, самого первого серьезного биографа преосвященного – Степана Ивановича Пономарева. «С великим изумлением глядишь на эту громадную начитанность, – читаем у него, – и думаешь: „Господи! Да когда он успел прочитать все это? Как мог удержать в памяти и кстати применить к делу всю эту массу сведений?“ Притом, несмотря на все обилие цитат и ссылок, мы положительно утверждаем, что и те и другие делаемы им были еще довольно скупо, часто отличались крайней сжатостью (и – к сожалению – иногда неопределенностию и неверностию). Соображая все это, готов думать, что он писал свои книги, приводил цитаты, ставил ссылки наизусть, приблизительно, лишь бы не останавливалось дело».
Впрочем, С.И. Пономарев был одним из отрицательно настроенных против труда преосвященного Филарета рецензентов и опубликовал в 1862 году статью с резкой критикой «Обзора русской духовной литературы» в харьковском журнале «Духовный вестник», во многом предвзято и даже враждебно относившемся к архиепископу Филарету. Видимо, поэтому и в его итоговом очерке, опубликованном в Полтаве уже после кончины преосвященного, биографические сведения о почившем густо замешены на мелочной критике, хотя умалить значение трудов архиепископа Филарета (Гумилевского) для русской литературы и Православной Церкви весьма трудно. «Итак, – писал С.И. Пономарев в 1866 году, – громадные дарования, вооруженные глубокою ученостию, всегдашний труд, проникнутый увлечением, вечно-производительное чтение, кипучая жажда научной деятельности, стремительная отвага во все проникнуть, лаконическая сжатость выводов, неослабное внимание ко многим движениям современной мысли и (кто упрекнет его за это?) жажда приобрести себе имя доброе – вот что произвело то обилие работ, которое так изумляет нас. Но вследствие научных обстоятельств времени, вследствие жизненной обстановки его, вследствие разнородной массы работ и спешного характера деятельности, во многих сочинениях его, при необыкновенной ширине и раскидистости их поля, не видишь строго обдуманного плана, не встречаешь полного решения задачи, сообразно современным требованиям науки; так что почти все сочинения его представляют собою по преимуществу материалы, счастливо собранные и удачно сгруппированные. И в этом отношении значение его чрезвычайно велико: во многих областях духовной науки без книг его нельзя и шагу ступить. Труды его, как богатейшая организованная масса материалов, как пособия для дальнейшего делания, составляют обильный, драгоценный и незаменимый вклад в сокровищницу духовной литературы».
Появление в 1857 году первой части «Обзора русской духовной литературы» архиепископа Филарета привлекло внимание 24-летнего А.Н. Пыпина и было им встречено как «чрезвычайно полезное приобретение нашей ученой литературы, давно нуждавшейся в подобном труде». Как принципиально новое по сравнению с известным словарем митрополита Евгения (Болховитинова) молодой историк литературы отмечал в этом труде то, что «преосвященный Филарет решился теперь представить хронологический обзор древней русской письменности, обращая главное внимание на духовный самостоятельный отдел ее».
А.Н. Пыпин понимал сложность и трудноразрешимость задач, решаемых архиепископом Филаретом в своем обзоре, и поэтому писал: «Подобные сочинения очень редко могут похвалиться совершенной полнотой и законченностью, потому что требуют большого, почти механического труда при собирании разбросанной литературы предмета, причем весьма легко делать недосмотры и пропуски; очень естественно, что для многих „Обзор“ преосвященного Филарета покажется весьма недостаточным». Неизбежные просчеты в труде такого размаха искупались новаторством и смелым стремлением автора системно выстроить историю отечественной словесности. «Впрочем, – замечал А.Н. Пыпин, – труд преосвященного Филарета является первой попыткой собрать в одно целое новейшие исследования о древней письменности, и к нему нельзя прилагать слишком строгих требований, потому что в первый раз бывает весьма трудно соединить в памяти огромный и разбросанный материал, который покорится только усидчивому библиографическому исследованию. Что касается изложения, новый труд преосвященного Филарета отличается тою же сжатостью, какую мы привыкли видеть и в других его сочинениях; его отзывы о писателях оригинальны и иногда метки».
Строжайшей и во многом несправедливой и предвзятой критике труд архиепископа Филарета был подвергнут в харьковском журнале «Духовный вестник». И.А. Сербинов решил подробнее развить отмеченные А.Н. Пыпиным в «Отечественных записках» замечания и открыто обозначил свои заведомо негативные установки: «Мы намерены рассмотреть этот труд: I) со стороны излишков, которые допустил в нем автор; II) со стороны произвольного усвоения автором некоторых писаний известным писателям; наконец III), подобно рецензенту „Отечеств записок“, и со стороны необстоятельности сочинения и отчасти ложности сведений, им сообщаемых; только говоря о необстоятельности „Обзора“, мы, чтобы не сойтись с г. Пыпиным, будем указывать совсем на другие факты, нежели на какие он указывает».
Высокую оценку труду преосвященного Филарета дал выпускник Московской духовной академии и будущий профессор Киевского университета Ф.А. Терновский, напечатавший (под псевдонимом Ф. Алексеев) свою обстоятельную и в основном положительную рецензию на «Обзор» в рамках «Обозрения материалов для истории русской духовной литературы». Он отмечал новый концептуальный подход архиепископа Филарета к изложению истории русской духовной литературы: «Хронологический порядок Обзора дает возможность следить за историческим ходом нашей духовной литературы с большим удобством, чем алфавитный порядок Словаря м Евгения. В самом отношении к делу у пр Филарета заметно более ясное сознание библиографических требований. М Евгений любит останавливаться на личности духовного писателя и охотно рассказывает его биографию, или, точнее сказать, послужной список; пр Филарет большею частию пропускает биографические подробности и непосредственно обращается к исчислению сочинений, их классификации и указанию их достоинства и содержания. Нельзя сказать, чтобы после появления Обзора пр Филарета Словарь м Евгения сделался излишним и ненужным: в Словаре есть много весьма любопытных биографических и библиографических сведений, которых нельзя найти в Обзоре; при чтении Словарь представляет более интереса и занимательности, чем Обзор; тем не менее в настоящее время Обзор пр Филарета должен быть признан первою настольною книгой и главным руководством для всякого желающего познакомиться с историею нашей духовной литературы, тем более для желающего заняться специальными трудами по этой части».
Понимая сложность предпринимаемого новаторского исследования и предвидя неизбежную уязвимость своего труда, архиепископ Филарет обозначил в предисловии к харьковскому изданию 1859 года его особенность: «Решаясь обозреть русскую духовную литературу, мы не принимаем на себя писать подробную историю ее. Для такого сочинения в настоящее время недостает еще многих данных; а писать историю по предположениям, по соображениям, не основанным ни на чем – дело неумное. Мы ограничиваемся пока литературою 850–1720 годов и представляем только хронологический обзор русской литературы того времени». При этом автор отмечал существенную самобытность литературы обозреваемого периода: «Русская литература до новых времен, до 1720 года, была вся, или почти вся, литературою духовною. Только в новые времена о духовных предметах стали писать по преимуществу лица духовного звания. В старые времена русский народ жил, или по крайней мере думал жить, преимущественно жизнию религиозною. Потому и те, которые писали тогда, писали в религиозном духе. Из круга духовной литературы остается удалить разве те письменные произведения древнего времени, в которых заключались уставы для временного житейского быта – договоры гражданские, грамоты купчие, меновые, подрядные, поручные, таможенные, судные, жалованные. Да и те иногда писаны бывали в духе глубокого благочестия и с светлыми мыслями о значении человека; почему не иначе, как с осмотрительностию должны быть исключаемы из круга духовной литературы. Так, предмет обзора нашего сам по себе очень обширен».
Основными своими задачами при составлении обзора преосвященный Филарет считал две: " не мало будет сделано, если а) о личности писателя сказано будет необходимое, а именно – только нужное для знакомства с ним, как с писателем; б) если сочинения его перечислены будут отчетливо и с возможною полнотою, а более прочих важные осмотрены будут по их содержанию". Актуальность своего труда автор обзора видел в том, что известный «Словарь о бывших в России писателях духовного звания» митрополита Евгения (Е.А. Болховитинова), переизданный в 1845 под несколько обмирщенным названием «Словарь русских светских писателей, соотечественников и чужестранцев, писавших в России», «в свое время был весьма полезным; но в настоящее время оказывается он очень недостаточным», так как «на пространстве времени 862–1720 годов в нем найдете известия только о 160 писателях и почти о таком же числе сочинений, которых писатели неизвестны по имени».
Появившаяся в 1861 году вторая часть труда архиепископа Филарета, посвященная русской духовной литературе 1720–1858 годов, была воспринята как «одно из самых обстоятельных сочинений русской богословской литературы, плод самых добросовестных занятий». «Библиографические записки», отмечая преемственность между первой и второй частью «Обзора» и хронологический характер изложения материала, обращали внимание на богатую библиографическую сторону нового исследования преосвященного Филарета: «Биографическая сторона книги небогата, суждения и характеристики большею частию довольно кратки и скудны, и книга оказывается значительнее стороною библиографическою, указаниями неизвестных сочинений, между прочими некоторых раскольнических, известиями об авторах, о которых нет печатных сведений, вообще массою фактов, добытою розысками автора». Все это было связано с тем, что архиепископ Филарет теперь обращался к литературе нового периода, весьма отличного от древнего, изложенного в первой части.
«Со времени Петра В многое переменилось в России, – начинал свое предисловие преосвященный Филарет ко второму изданию (1863) книги „Обзора“, посвященной 1720–1858 годам. – Произошла перемена и в русской литературе: светская литература отделилась от духовной, избрав себе особые предметы и особый дух. Казалось, теперь обозревающему духовную литературу легко замечать деятелей духовной литературы. Но произошла перемена и в предметах духовной литературы. По сложности нужд нового времени предметы духовного образования умножились; от духовных деятелей, для успешной борьбы с неприязненным духом времени, потребовались новые меры и новые приемы. Повременно сменявшиеся системы философии производили перемену в обществе; деятелям духовным надлежало хорошо знать как дух современной философии, так и производимое им действие в обществе, чтобы так или иначе действовать на общество. Не говорим уже о том, что здравая философия – часть религии. Так область духовной литературы расширилась, вошла в соприкосновение с предметами образования светского, но не против значения христианства. Христианство само по себе не чуждается ничего мирского, за исключением греха; чуждается христианства грешный мир. Христианство, до чего бы ни касалось, усовершает все».
Однако архиепископ Филарет предупреждал: «При умножении предметов внимания нужно иметь много осторожности, чтобы оставаться верным духу христианскому, не увлекаться и не рассеиваться веяниями изменчивого мира. Истины христианские, открытые в Слове Божием и являющиеся в истории христианства, – самый главный предмет духовной литературы, для всех времен. Затем св. Церковь столько любит нас, что не только позаботилась указать нам науки, прибавочные к главным духовным, но и учит нас, как ими заниматься. – Значит, сомнения о предметах новой духовной литературы – напрасны».
Хотя автор «Обзора» и признавал, «что сочинения искреннего христианского благочестия, кем бы они ни были писаны, должны занять место в истории духовной литературы», он неминуемо сталкивался с определенными трудности при отборе для своего исследования духовных писателей. «К сожалению, – приходилось констатировать, – обозревающий историю духовной жизни нового времени встречает два печальные явления. После того как отделилась светская литература от духовной, многие и очень многие из светских как бы стыдились писать о духовных предметах, опустив из виду, что без христианства невозможно плодотворное образование, а возможно только впадение в языческое неустройство. Другие кое-как сознавали эту ошибку времени, но, увлекаемые тем же недоверием к вере, иногда тайным, несознаваемым, до того отделялись от Церкви, что составили себе свое христианство, свое благочестие, свою веру». Выдвигая высокие благочестивые требования к писателям, преосвященный Филарет со своей концепцией и представлениями о духовности автора вступал в противоречие с теми, в основном эстетическими критериями, по которым определялись почетные места в истории русской светской литературы. «Лучшими, – считал он, – оказывались те из светских, которые получили домашнее благочестивое воспитание, или сколько-нибудь учились в духовных училищах, или же вели жизнь строго христианскую. Вот почему не на многих из светских писателей приходится с утешением обращать внимание при обзоре духовной литературы. Иначе посмотришь, посмотришь на иных, да и отходишь с грустию».
В том же предисловии ко второму изданию книги «Обзора», посвященной новейшему периоду русской литературы, преосвященный Филарет объяснял причину, по которой за границами его обзора оказались многие признанные в свете писатели. «На одном испытании, – рассказывал он, – в светском учебном заведении, предложен был вопрос: „Чего не доставало в Пушкине?“ Ответ немедленный был такой: „Религии“. Печальный ответ: но таков ответ юной, свежей души».
По убеждению автора «Обзора русской духовной литературы», «для духовного сочинения требуется не то только, чтобы оно рассуждало о Боге, но чтобы рассуждало по Божиему указу, а не по своему». Поэтому он с уверенностью отмечал: «Старец Назарий или старец Феодор не писали бойким стихом Лермонтова о душе; а как они сладки душе с своими простыми словами и как они хорошо знают ту душу, которая осталась тарабарскою грамотою для Лермонтовых».
Для преосвященного Филарета было важным определить специфику своего исследования, заранее снять претензии критиков, поэтому последовавшие за первым издания он снабжал предисловиями, в которых старался объяснить сложности своего во многом новаторского труда. «Сочинитель, – отмечал он, – берет на себя то, что по силам его или, если угодно, что доступно по нынешнему состоянию сведений о русской духовной литературе, – пишет обзор и то не обширный, а не историю литературы». «Сочинитель опасается говорить много, со включением ненужного, а не говорить нужного. Он желал бы в немногом сказать многое. По-прежнему в биографии писателя показываются только те черты жизни его, которые необходимы для мысли о писателе и сочинениях его; прочие – лишняя кладь в обзоре ученого».
Признавая важность и несомненные научные и новаторские достоинства исследований Ф.И. Буслаева («Исторические очерки русской народной словесности», 1861) и И.И. Срезневского (в области «памятников письма и языка X–XIV веков»), архиепископ Филарет (Гумилевский) в том же предисловии обозначал специфику и особенность своего исследовательского труда: «Но обзор духовной литературы следит собственно за развитием русской духовной мысли; он замечает только ту грамоту, где есть особенность для веры; перевод с греческого замечается в нем или как дополнение к деятельности мысли оригинальной, или как возбуждение и правило для этой деятельности. Все хорошо в своем месте и в своем размере».
Конечно, он понимал, что к его труду могут быть предъявлены требования, которые не выполнимы на данный момент. «Могут желать, – предвосхищал архиепископ Филарет такие требования, – чтобы каждая деятельность писателя, как проповедника, как канониста, как учителя веры, как наставника жизни, как философа или как историка, раскрыта подробно… Или могут желать, чтобы выписаны были из сочинений лучших писателей места важные для жизни каждого, для юриста, для проповедника, для священника, для архипастыря… Но чтобы выполнить вполне тот или другой, весьма обширный, план, требуется много предварительных работ. А где они? Есть ли монографии о писателе Платоне, или Кулябке, или Юшкевиче, или Прокоповиче? Нет и нет. Потому обширные планы пока приятные мечты».
В действительности к середине XIX века не были еще сформированы методологические и основательные принципы построения истории отечественной словесности во всех ее видах и жанрах. Это касалось не только художественной литературы, но и журналистики и литературной критики. Так, А.П. Пятковский справедливо замечал: «То же, что о журналистике, должны мы сказать и о критике. Истории русской критики у нас также не существует, и в имени Белинского для многих включается и начало, и конец нашей критики. Но Белинский, как ни громадны были его заслуги, появился у нас не совсем неожиданно, как многие до сих пор думают об этом: он не совсем нарушил собой след исторического преемства». Причины сложности построения истории отечественной словесности критик видел в том, что «из недостатка историко-литературных монографий, т.е. из недостаточного знакомства с отдельными фазами нашей литературной истории, естественно вытекает и недостаток в полной, цельной „Истории русской литературы“».
Хотя А.П. Пятковский в 1861 году и ссылался на курсы по истории русской словесности, написанные Н.И. Гречем, В.Т. Плаксиным, А.П. Милюковым, А.Д. Галаховым, Петраченко, вынужден был констатировать: «Таким образом, мы до сих пор еще осуждены повторять слова Надеждина, сказанные им 25 лет тому назад в „Телескопе“ (1836 г. Ч. XXXI): „Больно, но тем не менее должно признаться, что мы, зная наизусть все мелочные подробности французской, немецкой, английской литературной истории, в собственной своей бродим ощупью, запинаемся на каждом шагу, повторяем безотчетно несвязные предания, коснеем под игом слепого суеверия. Причина тому слишком понятна: историю чужих литератур мы вычитываем в чужих книгах, что весьма легко и удобно; свою ж надо изучать в поте лица, самим, в самых памятниках“».
В предисловии к «Дополнениям» ко второй книге «Обзора русской духовной литературы» архиепископ Филарет писал: «Сочинитель очень желает доставить обзору полноту: но как при первом издании обзора (которого экземпляры почти все сгорели в петербургский пожар), так при втором не хотел он, не желает и теперь, чтобы обзор служил корзинкою, куда бросали бы всякую мелочь». «Каждый согласится, – добавлял он, – что плоха логика, записывающая в число писателей тех, которые ничего не писали, или называющая духовными писателями тех, у кого не видно ничего духовного ни в книжке, ни в жизни».
При построении своей концепции истории отечественной словесности архиепископ Филарет пришел к строгому определению термина «духовная литература». «Еще замечание о том, что такое духовная литература, – писал он. – В недавнее время стали под „словесное выражение духовной жизни“ подводить сказки, басни, легенды, поверья народа. Это значит или не понимать слов своих, которые говорим, или намеренно злоупотреблять высокими словами. Конечно, если под словом „дух“ разуметь нематериальную силу души, то и сказки или легенды – произведение духа, а не продукт материи. Но христианин должен знать, что в христианском мире дух означает облагодатствованное состояние души, недоступное для сил души, представленных самим себе, и что духовное вовсе не то же, что душевное. Потому ни сказки, ни легенды – не духовные произведения, а плод души больной, точно так же, как и песни житейского художества, точно так же, как и произведения ума, философствующего не о Христе».
Такое категоричное отстранение духовной литературы от остального массива национальной словесности, народной и художественной светской, не всем приходилось по сердцу и вызывало неприятие в среде литературных критиков. В предисловии к «Дополнениям к Обзору русской духовной литературы» (1863–1864) преосвященный Филарет отвечал своим критикам: «Только тот, кто не знаком с предметом или доступен стремлениям несовместным с чистою любовию к науке и правде, может выступать с резкими отзывами о недосмотрах или пропусках, легко возможных в подобном сочинении. Но критика, коль скоро обнаруживает в критике дурное сердце или ребяческую заносчивость, не доставляет чести критику. Да и не таково ныне время, чтобы заниматься мелочами грешной человечности. Если когда, то ныне особенно нужно показывать в опытах, чем одолжена Россия св. вере и ее деятелям. Как много ныне сыплется дикого презрения, клевет, неправд на св. веру и ее искренних чтителей!».
Было время, когда «так высоко и ценилась всегда и всеми, без различия духовных и светских писателей и ученых, учено-литературная деятельность Филарета. При высочайшем пожаловании его орденом св. Александра Невского в 1866 году в Высочайшем рескрипте засвидетельствовано и об ученых трудах награждаемого как „составляющих украшение духовной отечественной письменности“».
Однако уже в конце XIX века, несмотря на самое полное и исправленное издание «Обзора русской духовной литературы» в 1884 году, историки литературы, увлеченные чисто эстетическими, этнографическими и общественно-политическими идеями, почему-то старательно обходили вниманием глубоко выстраданный и важный для понимания самобытности русской словесности труд архиепископа Филарета (Гумилевского). Кстати, и А.Н. Пыпин, в пору молодости благосклонно отнесшийся к нему, в своей фундаментальной «Истории русской литературы» ни словом не обмолвился об исследовании преосвященного. А ведь во многом его «История» держится на хронологическом принципе «Обзора».
Остается только надеяться, что в наше время поворота к духовности «Обзор русской духовной литературы» архиепископа Филарета (Гумилевского) будет востребован и найдутся отважные ученые и издатели, которые возьмутся за современное солидное издание его с обстоятельным научным комментарием.