лрический герой блока, его цветовое воплощение

Поднимались из тьмы погребов. Уходили их головы в плечи. Тихо выросли шумы шагов, Словеса незнакомых наречий. Скоро прибыли толпы других, Волочили кирки и лопаты. Расползлись по камням мостовых, Из земли воздвигали палаты. Встала улица, серым полна, Заткалась паутинною пряжей.

Шелестя, прибывала волна, Затрудняя проток экипажей. Скоро день глубоко отступил, В небе дальнем расставивший зори. А незримый поток шелестил, Проливаясь в наш город, как в море. Мы не стали искать и гадать: Пусть заменят нас новые люди! В тех же муках рождала их мать. Так же нежно кормила у груди

В пелене отходящего дня Нам была эта участь понятна Нам последний закат из огня Сочетал и соткал свои пятна. Не стерег исступленный дракон, Не пылала под нами геенна. Затопили нас волны времен, И была наша участь - мгновенна. 10 сентября 1904 * Барка жизни встала На большой мели.

Громкий крик рабочих Слышен издали. Песни и тревога На пустой реке. Входит кто-то сильный В сером армяке. Руль дощатый сдвинул, Парус распустил И багор закинул, Грудью надавил. Тихо повернулась Красная корма, Побежали мимо Пестрые дома. Вот они далёко, Весело плывут. Только нас с собою,

Верно, не возьмут! Декабрь 1904 * МИТИНГ Он говорил умно и резко, И тусклые зрачки Метали прямо и без блеска Слепые огоньки. А снизу устремлялись взоры От многих тысяч глаз, И он не чувствовал, что скоро Пробьет последний час. Его движенья были верны, И голос был суров, И борода качалась мерно В такт запыленных слов. И серый, как ночные своды,

Он знал всему предел. Цепями тягостной свободы Уверенно гремел. Но те, внизу, не понимали Ни чисел, ни имен, И знаком долга и печали Никто не заклеймен. И тихий ропот поднял руку, И дрогнули огни. Пронесся шум, подобный звуку Упавшей головни. Как будто свет из мрака брызнул, Как будто был намек Толпа проснулась. Дико взвизгнул

Пронзительный свисток. И в звоны стекол перебитых Ворвался стон глухой, И человек упал на плиты С разбитой головой. Не знаю, кто ударом камня Убил его в толпе, И струйка крови, помню ясно, Осталась на столбе. Еще свистки ломали воздух, И крик еще стоял, А он уж лег на вечный отдых У входа в шумный зал Но огонек блеснул у входа Другие огоньки

И звонко брякнули у свода Взведенные курки. И промелькнуло в беглом свете, Как человек лежал, И как солдат ружье над мертвым Наперевес держал. Черты лица бледней казались От черной бороды, Солдаты, молча, собирались И строились в ряды. И в тишине, внезапно вставшей, Был светел круг лица, Был тихий ангел пролетавший,

И радость - без конца. И были строги и спокойны Открытые зрачки, Над ними вытянулись стройно Блестящие штыки. Как будто, спрятанный у входа За черной пастью дул, Ночным дыханием свободы Уверенно вздохнул. 10 октября 1905 * СЫТЫЕ Они давно меня томили: В разгаре девственной мечты Они скучали, и не жили, И мяли белые цветы. И вот - в столовых и в гостиных,

Над грудой рюмок, дам, старух, Над скукой их обедов чинных - Свет электрический потух. К чему-то вносят, ставят свечи, На лицах - желтые круги, Шипят пергаментные речи С трудом шевелятся мозги. Так - негодует всё, что сыто Тоскует сытость важных чрев: Ведь опрокинуто корыто, Встревожен их прогнивший хлев!

Теперь им выпал скудный жребий - их дом стоит неосвещен, И жгут им слух мольбы о хлебе И красный смех чужих знамен! Пусть доживут свой век привычно - нам жаль их сытость разрушать Лишь чистым детям - неприлично Их старой скуке подражать. 10 ноября 1905 * НЕЗНАКОМКА По вечерам над ресторанами

Горячий воздух дик и глух, И правит окриками пьяными Весенний и тлетворный дух. Вдали, над пылью переулочной, Над скукой загородных дач, Чуть золотится крендель булочной, И раздается детский плач. И каждый вечер, за шлагбаумами, Заламывая котелки, Среди канав гуляют с дамами Испытанные остряки.

Над озером скрипят уключины, И раздается женский визг, А в небе, ко всему приученный, Бессмысленно кривится диск. И каждый вечер друг единственный В моем стакане отражен И влагой терпкой и таинственной, Как я, смирен и оглушен. А рядом у соседних столиков Лакеи сонные торчат, И пьяницы с глазами кроликов "

In vino veritas!" (1) кричат. И каждый вечер, в час назначенный (Иль это только снится мне?), Девичий стан, шелками схваченный, В туманном движется окне. И медленно, пройдя меж пьяными, Всегда без спутников, одна, Дыша духами и туманами, Она садится у окна. И веют древними поверьями Ее упругие шелка, И шляпа с траурными перьями, И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный, Смотрю за темную вуаль, И вижу берег очарованный И очарованную даль. Глухие тайны мне поручены, Мне чье-то солнце вручено, И все души моей излучины Пронзило терпкое вино. И перья страуса склоненные В моем качаются мозгу, И очи синие бездонные Цветут на дальнем берегу. В моей душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне! Ты право, пьяное чудовище! Я знаю' истина в вине. 24 апреля 1906 Озерки * В ОКТЯБРЕ Открыл окно. Какая хмурая Столица в октябре! Забитая лошадка бурая Гуляет на дворе. Снежинка легкою пушинкою Порхает на ветру, И елка слабенькой вершинкою Мотает на юру. Жилось легко, жилось и молодо -

Прошла моя пора. Вон - мальчик, посинев от холода, Дрожит среди двора. Всё, всё по старому, бывалому, И будет как всегда: Лошадке и мальчишке малому Не сладки холода. Да и меня без всяких поводов Загнали на чердак. Никто моих не слушал доводов, И вышел мой табак. А всё хочу свободной волею Свободного житья,

Хоть нет звезды счастливой более С тех пор, как запил я! Давно звезда в стакан мой канула, - Ужели навсегда И вот душа опять воспрянула. Со мной моя звезда! Вот, вот - в глазах плывет манящая, Качается в окне И жизнь начнется настоящая, И крылья будут мне! И даже всё мое имущество С собою захвачу! Познал, познал свое могущество

Вот вскрикнул и лечу! Лечу, лечу к мальчишке малому, Средь вихря и огня Всё, всё по старому, бывалому, Да только - без меня! Октябрь 1906 * ШАГИ КОМАНДОРА Тяжкий, плотный занавес у входа, За ночным окном - туман. Что теперь твоя постылая свобода, Страх познавший

Дон-Жуан? Холодно и пусто в пышной спальне, Слуги спят, и ночь глуха. Из страны блаженной, незнакомой, дальней Слышно пенье петуха. Что изменнику блаженства звуки? Миги жизни сочтены. Донна Анна спит, скрестив на сердце руки, Донна Анна видит сны Чьи черты жестокие застыли, В зеркалах отражены? Анна,

Анна, сладко ль спать в могиле? Сладко ль видеть неземные сны? Жизнь пуста, безумна и бездонна! Выходи на битву, старый рок! И в ответ - победно и влюбленно - В снежной мгле поет рожок Пролетает, брызнув в ночь огнями, Черный, тихий, как сова, мотор, Тихими, тяжелыми шагами В дом вступает Командор Настежь дверь.

Из непомерной стужи, Словно хриплый бой ночных часов - Бой часов: "Ты звал меня на ужин. Я пришел. А ты готов " На вопрос жестокий нет ответа, Нет ответа - тишина. В пышной спальне страшно в час рассвета, Слуги спят, и ночь бледна. В час рассвета холодно и странно, В час рассвета - ночь мутна.

Дева Света! Где ты, донна Анна? Анна! Анна Тишина. Только в грозном утреннем тумане Бьют часы в последний раз: Донна Анна в смертный час твой встанет. Анна встанет в смертный час. Сентябрь 1910 - 16 февраля 1912 * Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века –

Все будет так. Исхода нет. Умрешь – начнешь опять сначала, И повторится все, как встарь: Ночь, ледяная рябь канала, Аптека, улица, фонарь. * Фабрика В соседнем доме окна жолты. По вечерам — по вечерам Скрипят задумчивые болты, Подходят люди к воротам. И глухо заперты ворота, А на стене - а на стене

Недвижный кто – то, чёрный кто – то Людей считает в тишине. Я слышу всё с моей вершины: Он медным голосом зовёт Согнуть измученные спины Внизу собравшийся народ. Они войдут и разбредутся, Навалят на спины кули. И в жолтых окнах засмеются, Что этих нищих провели. * ИЗ ГАЗЕТ Встала в сияньи.

Крестила детей. И дети увидели радостный сон. Положила, до полу клонясь головой, Последний земной поклон. Коля проснулся. Радостно вздохнул, Голубому сну еще рад наяву. Прокатился и замер стеклянный гул: Звенящая дверь хлопнула внизу. Прошли часы. Приходил человек С оловянной бляхой на теплой шапке. Стучал и дожидался у двери человек.

Никто не открыл. Играли в прятки. Были веселые морозные Святки, Прятали мамин красный платок. В платке уходила она по утрам. Сегодня оставила дома платок: Дети прятали его по углам. Подкрались сумерки. Детские тени Запрыгали на стене при свете фонарей. Кто-то шел по лестнице, считая ступени. Сосчитал.

И заплакал. И постучал у дверей. Дети прислушались. Отворили двери Толстая соседка принесла им щей. Сказала: "Кушайте". Встала на колени И, кланяясь, как мама, крестила детей. Мамочке не больно, розовые детки Мамочка сама на рельсы легла. Доброму человеку, толстой соседке, Спасибо, спасибо.

Мама не могла Мамочке хорошо. Мама умерла 27 декабря 1903 * О доблестях, о подвигах, о славе Я забывал на горестной земле, Когда твоё лицо в простой оправе Передо мной сияло на столе. Но час настал, и ты ушла из дому, Я бросил в ночь заветное кольцо. Ты отдала свою судьбу другому, И я забыл прекрасное лицо.

Летели дни, крутясь проклятым роем… Вино и страсть терзали жизнь мою… И вспомнил я тебя пред аналоем, И звал тебя, как молодость свою… И звал тебя, но ты не оглянулась, Я слёзы лил, но ты не снизошла. Ты в синий плащ печально завернулась, В сырую ночь ты из дому ушла. Не знаю, где приют твоей гордыне Ты, мила, ты нежная нашла…

Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий, В котором ты в сырую ночь ушла. Уж не мечтать о нежности, о славе, Всё миновалось, молодость прошла! Твоё лицо в его простой оправе Своей рукой убрал я со стола. * 25 октября 1902 года: Вхожу я в тёмные храмы, Совершаю бедный обряд. Там жду я Прекрасной Дамы В мерцаньи красных лампад. В тени у высокой колонны

Дрожу я от скрипа дверей. А в лицо мне глядит, озаренный, Только образ, лишь сон о Ней. О, я привык к этим ризам Величавой Вечной Жены! Высоко бегут по карнизам Улыбки, сказки и сны. О, Святая, как ласковы свечи, Как отрадны Твои черты! Мне не слышны ни вздохи, ни речи, Но я верю: Милая –

Ты. «Мы встречались с тобой на закате » Мы встречались с тобой на закате. Ты веслом рассекала залив. Я любил твое белое платье, Утонченность мечты разлюбив. Были странны безмолвные встречи. Впереди - на песчаной косе Загорались вечерние свечи. Кто-то думал о бледной красе. Приближений, сближений, сгорании

Не приемлет лазурная тишь Мы встречались в вечернем тумане, Где у берега рябь и камыш. Ни тоски, ни любви, ни обиды, Всё померкло, прошло, отошло Белый стан, голоса панихиды И твое золотое весло. 13 мая 1902 * «Она стройна и высока » Она стройна и высока, Всегда надменна и сурова. Я каждый день издалека

Следил за ней, на всё готовый. Я знал часы, когда сойдет Она - и с нею отблеск шаткий. И, как злодей, за поворот Бежал за ней, играя в прятки. Мелькали жолтые огни И электрические свечи. И он встречал ее в тени, А я следил и пел их встречи. Когда, внезапно смущены, Они предчувствовали что-то,

Меня скрывали в глубины Слепые темные ворота. И я, невидимый для всех, Следил мужчины профиль грубый, Ее сребристо-черный мех И что-то шепчущие губы. 27 сентября 1902 * «Я, отрок, зажигаю свечи» Я, отрок, зажигаю свечи, Огонь кадильный берегу. Она без мысли и без речи На том смеется берегу. Люблю вечернее моленье У белой церкви над рекой,

Передзакатное селенье И сумрак мутно-голубой. Покорный ласковому взгляду, Любуюсь тайной красоты, И за церковную ограду Бросаю белые цветы. Падет туманная завеса. Жених сойдет из алтаря. И от вершин зубчатых леса Забрежжит брачная заря. 7 июля 1902