ДЕКАБРИСТКИ. ЖЕНЫ «ГОСУДАРСТВЕННЫХ ПРЕСТУПНИКОВ»

ДЕКАБРИСТКИ. ЖЕНЫ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ПРЕСТУПНИКОВ Екатерина Ивановна ТРУБЕЦКАЯ Скажи, что делать? Я сильна, Могу я страшно мстить! Достанет мужества в груди, Готовность горяча , Н.А.Некрасов Русские женщины обращение Трубецкой к мужу Из давней тьмы выступает вечер 14 января 1827 года.

Роковое четырнадцатое число. Месяц назад мысленно отметила она годовщину возмущения на Сенатской площади, возмущения, так проложившего судьбы близких ей людей. Четвертый месяц уже живет она в чиновничьем этом городе, столице восточносибирской, которая могла бы показаться даже милой и приветливой при других обстоятельствах, но не сейчас Сейчас круг за кругом, точно спирали Дантова ада, идет нравственная, пытка.

Сперва ее предупредили, что жены сих преступников, сосланных в каторжные работы, следуя, за своими мужьями и продолжая супружескую снязь, естественно сделаются причастными их судьбе И потеряют прежнее звание, то есть будут уже признаны не иначе, как жены ссыльнокаторжных, дети которых, прижитые в Сибири, поступят в казенные поселяне Одним пунктом официального пред писания убиты и матери и дети! Когда Екатерина Ивановна см.ил. 1 решилась следовать за мужем в

Сибирь, она вынуждена была преодолеть не только силу семейной привязанности, сопротивление любящих родителей, уговаривающих ее остаться, не свершать безумия. Она не только .теряла весь- этот пышный свет с его балами и роскошью, с его заграничными вояжами и поездками на кавказские воды ее отъезд был вызовом всем этим членам царской фамилии дипломатическому корпусу и петербургскому бомонду . Ее решение следовать в Сибирь разделило, раскололо это блестящее об щество на сочувствующих ей откровенно,

на благословляющих ее тайно, на тайно завидующих ей, открыто ненавидящих. Хорошо осведомленная через чиновников, подчиненных ее отца, обо всем, что делается за стенами тюрьмы над Невой, она установила дату отправления в Сибирь ее мужа и уехала буквально на следующий день после того, как закованного в кандалы князя увезли из Петропавловской крепости, уехала первой из жен декабристов, еще не зная точно сможет ли кто-нибудь из них последовать ее примеру?

24 июля 1826 года закрылся за ней последний полосатый шлагбаум петербургской заставы, упала пестрая полоска, точно, отрезала всю ее предыдущую жизнь. Николай I, разрешив женам декабристов ехать в Сибирь вслед за мужьями, вскоре понял, что поступил вопреки собственному мстительному замыслу - чтобы время и отдаленность от тюрьмы, отсутствие информации об их жизни стерли их имена из памяти народной. Женщины разрушили этот замысел, а точнее - умысел.

Трубецкая и Болконская приезжают к руднику Благодатному и снимают маленькую избушку - два подслеповатых окна в улицу. С холодными - по-сибирски - сенями. Крытую дранью. Ляжешь головой к стене - ноги упираются в двери. Проснешься утром зимним - волосы примерзли к бревнам - между венцами ледяные щели. Каторжная тюрьма. Разделенная на две неравные половины, она прятала в темной утробе своей по вечерам убийц, грабителей, разбойников - им была отдана половина побольше, государственным

преступникам была отведена половина потеснее, но и этого бы ло мало внутри помещение князей , как их называли сибиряки, дощатыми перегородками поделили на малые каморки без света. В одной из них помещены были Трубецкой, Волконский и Оболенский, и, чтобы этот третий имел место для сна, приколотили для него нары вторым этажом - над Трубецким. Камеры были тесны, на работу водили в кандалах, пища была более чем скудной, приготовлена

ужасно. Тюрьма кишела клопами, казалось, из них состояли и стены, и нары, и потолки Но главным для узников было все же не столько облегчение их физических мук, сколько облегчение мук нравственных. Можно представить, каким событием, каким счастьем был для заключенных приезд двух отважных женщин. Княгини объединили всех восьмерых узников в товарищескую семью, проявляя ко всем внимание и заботу. Во всем отказывая себе, они покупали ткани в Нерчинске и шили, как могли, одежду заключенным, ибо в

руднике, в тесном и темном забое, трудно было сохранить ее, не порвать. Они организовали обеды для декабристов, во всем отказывая себе. Трубецкая виделась с мужем два раза в неделю - в тюрьме, в присутствии офицера и унтер-офицера они не могли передать друг другу и тысячной доли того, что чувствовали. В остальные дни княгиня брала скамеечку, поднималась на склон сопки, откуда был виден тюремный двор

так ей удавалось порой хоть издали посмотреть на Сергея Петровича. Таким образом они провели почти год в Нерчинске, а потом были переведены в Читу. Три года в Чите. Три года в замкнутом круге общения, в непрестанных переживаниях за судьбу мужей, их товарищей, которые так теперь не1 походили на тех блестящих молодых людей высшего света, какими встречала она их еще совсем недавно на приемах у своего отца.

Они обросли бородами, были одеты странно, чаще всего в одежду собственного покроя и производства, сшитую из случайной ткани или выцветших одеял. Полина Анненкова описывает встречу Трубецкой с Иваном Александровичем Анненковым, которого она увидела первым, въезжая в Читу Он в это время мол улицу и складывал сор в телегу. На нем был старенький тулуп, подвязанный веревкою, и он весь оброс бородой.

Княгиня Трубецкая не узнала его и очень удивилась, когда ей муж сказал, что это тот самый Анненков, блестящий молодой человек, с которым она танцевали на балах ее матери, графами Лаваль , Вечер. Екатерина Ивановна сидит за дощатым, чисто выскобленным и вымытым столом. За тонкой переборкой постанывает во сне подуга - Александра Ентальцева - ей нездоровится. Трубецкая пишет Позвольте мне присоединиться к просьбе других жен государственных

преступников и выразить желание жить вместе с мужем в тюрьме , И думает про себя Боже, до чего же ты дошла, Россия Николая, ежели женщина должна воевать за право жить в тюрьме! Разрешение было получено незадолго до перехода на новое местожительство в Петровский завод, В 1839 году закончился срок каторги декабристам, осужденным по первому разряду.

Но испытания их на этом не завершились, Царь не выпускал их из Сибири. Их разметали по зауральской земле - в Якутию и на Енисей, в Бурятию, в Тобольск, Туринск, Ялуторовск Семья Трубецких поселилась в Оёке - небольшом селе близ Иркутска. Вместе с ними и в соседних селах вокруг стольного града

Восточной Сибири жили Волконские, Юшневские, братья Борисовы, братья Под-жио, Никита Муравьев и многие другие. В 1845 году Трубецкие жили еще в Оёкском селении в большом собственном доме. Семья их тогда состояла, кроме мужа и жены, из трех дочерей-старшей, уже взрослой барышни, двух. меньших прелестных девочек, Лизы - 10 лет и Зины - 8 лет и только что родившегося сына

Ивана. Был у них еще раньше сын Лев, умерший в Оёке в 9-летнем возрасте, общий любимец, смерть которого долго составляла неутешное горе для родителей, и только появление на свет нового сына отчасти вознаградило их в этой потере. В половине 1845 года произошло открытие девичьего института Восточной Сибири в Иркутске, куда Трубецкие в первый же год открытия поместили своих двух меньших дочерей, и тогда же переселились на житье в город, в Знаменское предместье, где купили себе дом.

Позже Трубецкие перебрались в Иркутск. Вскоре две старшие дочери Трубецких вышли замуж - старшая за кяхтинского градоначальника Ребиндера, который некоторое время до этого был начальником Петровского завода, вторая - за сына декабриста Давыдова, давнего приятеля Пушкина, а меньшая - помолвлена с чиновником Свербеевым, служившим при генерал-губернаторе.

В новый дом переселились в 1854 году, уже без Екатерины Ивановны. Ее сразила тяжелая болезнь. Глубокая душевная усталость, простуда, тяготы бесконечных дорог и переселений, тоска по родине и родителям, смерть детей - вмиг сказалось все, что перенесла эта удивительная женщина, умевшая в самые трудные минуты жизни оставаться внешне спокойной, жизнерадостной, Дом Трубецких вспоминает Белоголовый со смертью княгини стоял как мертвый.

22 ноября 1860 года, через шесть лет после смерти жены, Сергей Петрович. скончался в Москве. Перед смертью Трубецкой писал воспоминания - их выразительные и чистые строки оборвались на полуфразе В 1856 году новый царь - Александр II - издал манифест Один из его пунктов имел отношение к декабристам через тридцать бесконечных сибирских лет им милостиво

разрешалось выехать в Россию, разрешалось с ограничениями - все же с оговорками, но разрешалось Мария Николаевна ВОЛКОНСКАЯ Первое время нашего изгнания я думала, что оно, наверное, кончится через 5 лет затем я себе говорила, что это будет через - 10, потом - через 15 лет но после 25 лет я перестала ждать. Я просила у бога только одного чтобы он вывел из Сибири моих детей. М.Н.Волконская В своих Записках

Волконская вспоминает вечер 26 декабря 1826 года, вечер, предшествующий ее отъезду в Сибирь. В Москве я остановилась у Зинаиды Волконской, моей невестки, она меня приняла с нежностью и добротой, которые остались мне памятны навсегда окружила меня вниманием и заботами, полная любви и сострадания ко мне. Зная мою страсть к музыке, она пригласила всех итальянских певцов, бывших тогда в Москве, и несколько талантливых девиц московского общества.

Я была в восторге от чудного итальянского пения, а мысль, что я слышу его в последний раз, еще усиливала мой восторг. Мария Николаевна см.ил. 2,3 намеревалась провести в Москве еще несколько дней. Однако внезапно решение ее изменилось, она заторопилась. Причиной этому был снегопад. Он как бы говорил, что дороги затвердели после осенней слякоти, стали проезжими для саней, он как бы символизировал снежную загадочную

Сибирь. В письме к Вере Федоровне Вяземской, жене известного писателя, друга Пушкина, Мария Николаевна объяснила свое состояние Не могу передать, с каким чувством признательности я вижу этот снегопад. Помогите мне, ради бога, уехать сегодня ночью, дорогая и добрая княгиня. Совести покоя нет с тех пор, что я вижу этот благодатный снег .

И, как продолжение этого письма, строки из Записок княгини Волконской Сестра, видя, что я уезжаю без шубы, испугалась за меня и, сняв со своих плеч салоп на меху, надела его на меня. Кроме того, она снабдила меня книгами, шерстями для рукоделия и рисунками. Я не могла не повидать родственников наших сосланных они мне принесли письма для них и столько посылок, что мне пришлось взять вторую кибитку, чтобы везти их.

Я покидала Москву скрепя сердце, но не падая духом Отец Марии Николаевны - отважный генерал, герой войны с Наполеоном, воспетый Жуковским Мать Марии Николаевны - Софья Алексеевна Раевская - была внучкой Ломоносова. От нее унаследовала дочь и темные глаза, и темные волосы, и гордую стать.

Два брата - друзья Пушкина. Раевские дали детям своим отменное домашнее образование, и возрастающая привлекательность Машеньки, соединенная с тонкими суждениями, с поэтичностью, с удивительной музыкальностью, самобытностью, сделали ее приметной среди сверстниц. Я вышла замуж пишет Волконская в 1825 году за князя Сергея Григорьевича Волконского, достойнейшего и благороднейшего из людей мои родители думали, что обеспечили

мне блестящую, по светским воззрениям будущность. Мне было грустно с ними расставаться словно сквозь подвенечную вуаль мне смутно виделась ожидавшая нас судьба. Вскоре после свадьбы я заболела, и меня отправили вместе с матерью, с сестрой Софьей и моей англичанкой в Одессу, па морские купанья. Сергей не мог нас сопровождать, так как должен был, по служебным обязанностям, остаться при своей дивизии.

До свадьбы я его почти е знала. Я пробыла в Одессе все лето и, таким образом, провела с ним только три месяца в первый год нашего супружества я не имела понятия о существовании тайного общества, которого он был членом. Он был старше меня лет на двадцать и потому не мог иметь ко мне доверия в столь важном деле На свадьбе Пестель взял с Волконского клятву - не уходить из общества. Между тем тайна, которую вынужден был хранить Сергей

Григорьевич Волконский, мешала ему завоевать расположение жены, она же всей тонкой и чувствительной натурой своей ощущала в нем неполную откровенность. Ее желание понять мужа натыкалось на странное невидимое препятствие, в такие минуты он становился ей, как писала Мария Николаевна сестрам, несносным . Их отчужденность росла. Между тем Мария Николаевна готовилась стать матерью, и ей пора было возвращаться домой.

Он приехал за мной к концу осени, отвез меня в Умань, где стояла его дивизия, и уехал в Тульчин - главную квартиру второй армии. Через неделю он вернулся среди ночи он меня будит, зовет Вставай скорей , я встаю, дрожа от страха. Моя беременность приближалась к концу, и это возвращение, этот шум меня испугали. Он стал растапливать камин и сжигать какие-то бумаги. Я ему помогала, как умела, спрашивая, в чем дело?

Пестель арестован За что Нет ответа. Вся эта таинственность меня тревожила. Я видела, что он был грустен, озабочен. Наконец он мне объявил, что обещал моему отцу отвезти меня к нему в деревню на время родов и вот мы отправились. Он меня сдал на попечение моей матери и немедленно уехал, тотчас по возвращении он был арестован и отправлен в Петербург. Так прошел первый год нашего супружества он был еще на исходе, когда

Сергей уже сидел под затворами крепости в Алексеевской равелине . После ареста князя Волконского ее окружили заговором молчания. Письма к ней от мужа, от его сестры и брата перехватывались, обо всем, что произошло на Сенатской площади, говорили глухо. На страже стоял брат Александр, взявший контроль над сестрой в свои руки.

Ждали суда, ждали отъезда Волконского в ссылку, в Петербурге были поставлены семейные заставы, чтобы заранее знать все, что связано с будущим декабристов. Ко всему еще Мария Николаевна была тяжело больна. Когда я приходила в себя, я спрашивала о муже мне отвечали, что он в Молдавии. Между тем как он 5ыл уже в заключении и проходил через все нравственные пытки допросом .

Желание увидеть мужа стало невыносимым, и Мария Николаевна потребовала от родных правды. Тогда ей объявили, что Сергей Григорьевич арестован, но постарались изобразить так, чтобы судьба мужа и все, что с ним происходит, вызвало как можно меньше сочувствия. Теперь она узнала, что и отец ее, и брат Александр - в Петербурге, что они пытаются хлопотать по делу Орлова и

Волконского, принимая все меры, используя все связи, чтобы выручить зятьев из беды. Мария Николаевна объявила матери, что едет в Петергбург. Она ехала и день и ночь, преодолевая боль и усталость. Был апрель. Дороги размыты вешними водами, колеса по ступицу зарывались в грязь, черные комья летели из-под копыт замаявшихся лошадей. 29 декабря 1826 года, через два дня после вечера у

Зинаиды Волконской, Мария Николаевна выехала в Сибирь. t Был поздний вечер, и шел снег, и улицы древнего города стали похожими на строгие черно-белые гравюры Она покидала Москву скрепя сердце, но не падая духом , В одиннадцать часов вечера написала она прощальное письмо родным Дорогая, обожаемая матушка, я отправляюсь сию минуту ночь превосходна, дорога - чудесная

Сестры мои, мои нежные, хорошие, чудесные и совершенные сестры, я счастлива, потому что я довольна собой . Она ехала день и ночь, с небывалой для тех времен скоростью пять с лишком тысяч верст за двадцать дней! Я приехала в Казань вечером поминает Волконская был канун Нового года меня высадили, не знаю почему, в гостинице дворянское собрание было на том же дворе, залы его были ярко освещены, и я видела входящие на бал маски.

Я говорила себе Какая разница! Здесь собираются танцевать, веселиться, а я, я еду в пропасть для меня все кончено, нет больше ни песен, ни танцев . Это ребячество было простительно в моем возрасте мне только что минул 21 год. Мои мысли были прерваны появлением чиновника военного губернатора он меня предупреждал, что я лучше сделаю, если вернусь обратно, так как княгиня Трубецкая, которая проехала раньше, должна была остановиться в

Иркутске ее не пустили дальше , а вещи ее подвергнуты обыску . В Иркутске она, не читая, подписала все бумаги, все отречения. Губернатор велел обыскать и переписать все вещи, прислал для этого чиновников Ночью при жесточайшем морозе - слеза замерзала в глазу, дыхание, казалось, леденело - княгиня переехала Байкал. Потом тайга сменилась песчаной степью, а бесснежная стужа переносится куда труднее.

Для скорости она сменила кибитку на перекладных - скорость увеличилась, но примитивные рессоры и не менее примитивная выбитая дорога стала причиной невыносимой тряски, приходилось останавливаться чтобы спокойно вздохнуть. И это шестьсот верст! На дорожных станциях пусто, никакой пищи, и без того почти ничего не евшая в пути Волконская вынуждена была просто-напросто голодать. Зато в Нерчинском заводе она догнала Трубецкую. И, исполнив формальности, подписав еще одно отречение,

отправилась на Благодатский рудник. Первым порывом Волконской было увидеть мужа. И комендант Нерчинских рудников Бурнашев разрешил ей посетить тюрьму, но лишь в его присутствии. Бурнашев предложил мне войти. В первую минуту я ничего не разглядела, так там было темно от- I крыли маленькую дверь налево, и я поднялась в отделение мужа.

Сергей бросился ко мне бряцание его цепей поразило меня я не знала, что он был в кандалах. Суровость этого заточения дала мне понятие о степени его страданий. Вид его кандалов так воспламенил и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала его кандалы, а потом - его самого. Бурнашев, стоявший на пороге, не имел возможности войти по недостатку места, был поражен изъявлением моего уважения и восторга к мужу, которому он говорил ты и с которым

обходился, как с каторжником Я старалась казаться веселой. Зная, что мой дядя Давыдов находится за перегородкой, я возвысила голос, чтобы он мог меня слышать, и сообщила известия об его жене и детях. По окончании свидания я пошла устроиться в избе, где поместилась Каташа она была до того тесна, что, когда я ложилась на полу на своем матраце, голова касалась стены, а ноги упирались в дверь. Печь дымила, и ее нельзя было топить, когда на дворе было ветрено окна были

без стекол, их заменяла слюда . Волконская писала родственникам всех восьмерых заключенных об их житье-бытье, 6 здоровье, обо всем, что могло пройти сквозь тройную цензуру - Бурна-шев, почтовое ведомство, Бенкендорф Вместе с тем во всем, что касалось официальных предписаний, регламентирующих встречи жен декабристов с мужьями, Волконская была педантично исполнительной. Она встречалась с мужем лишь два раза в неделю и не делала

никаких попыток неофициальных увеличить количество свиданий, ходила в тюрьму только в назначенные дни. Такое послушание усыпляло бдительность местного начальства, а каторжники, которым она помогала, ее не выдавали. Жизнь была монотонной, размеренной. Изредка удавалось верхом прокатиться по ближним сопкам да распадкам. Но жизнь готовила княгине новый удар. Судьбе было мало тех кругов ада, что прошла уже молодая женщина, на плечи которой обрушилось столько

горя, нравственных пыток, физических испытаний. В 1828 году Мария Николаевна получила известие о смерти сына - Николино. Постепенно быт сибирский стабилизировался редкие встречи с мужем, получение из России обозов с мукой и сахаром, с прочей снедью, с мебелью, вещами, книгами. В тюрьме уже скопилась приличная библиотека созданная из личных книг декабристов, она была весьма разнообразной.

Артель, возникшая на предмет улучшения быта, питания заключенных, сплотила их, нормализовала жизнь в остроге у каждого появились увлечения - кто занялся огородом, кто мастерил мебель, кто переводил книги - с английского, немецкого, греческого, кто разучивал партии сложных старинных квартетов, ибо появился и небольшой, но высокопрофессиональный музыкальный ансамбль. Но главным, что соединяло декабристов, была их каторжная академия - среди них были крупные знатоки

военной и политической истории, философии, инженерного дела, литературы, медицины, иностранных языков. Регулярные занятия каторжной академии - это был способ, не только взаимообогащения, но и способ спасти себя нравственно, не поддаться унынию, сохранить в себе человека. Однообразие быта начало угнетать Волконскую. Я видела Сергея только два раза в неделю остальное время я была одна, изолированная от всех, как своим характером,

так и обстоятельствами, в которых я находилась. Я проводила время в шитье и чтении до такой степени, что у меня в голове делался хаос, а когда наступали длинные зимние вечера, я проводила целые часы перед свечкой, размышляя - о чем же о безнадежности положения, из которого мы никогда не выйдем. Я начинала ходить взад и вперед по комнате, пока предметы, казалось, начинали вертеться вокруг меня и утомление душевное и телесное заставляло валиться меня с ног и делало меня несколько спокойней.

Здоровье мое тоже было слабо . Теперь все силы княгини направлены к новой цели - добиться соединения с мужем . Она просится в острог. В письмах к матери Волконского, в письмах к отцу она просит ходатайствовать об этом перед царем. Мы еще узнаем счастье, соединение с Сергеем вольет в меня новую жизнь . И наконец всемилостивое разрешение было получено.

Увы, счастье это было коротким в сентябре 1829 года в своем имении Болтышка в Киевской губернии скончался генерал Николай Николаевич Раевский, Уходя из мира сего, он обвел глазами семью свою, собравшуюся к его постели в грустную минуту, и, остановив взгляд на портрете Машеньки, произнес Вот самая удивительная женщина, какую я когда-либо знал!

В читинском остроге в том же, 1829 году родилась у Волконских дочь. Она прожила несколько часов, В 1832 году родился у Волконских сын. Назвали его Михаилом. Рождение этого ребенка писала Мария Николаевна матери благословение неба в моей жизни это новое существование для меня. Нужно знать, что представляло мое прошлое в Чите, чтобы оценить все счастье, которым я наслаждаюсь

А теперь - все радость и счастье в доме. Веселые крики этого маленького ангела внушают желание жить и надеяться . Каземат понемногу пустел заключенных увозили по наступлении срока каждого, и расселяли по обширной Сибири. Эта жизнь без семьи, без друзей, без всякого общества была тяжелее их первоначального заключения. Дети Волконских подрастали. Нужно было их учить, Мария Николаевна получает разрешение поселиться в

Иркутске, Волконский остается в Урике. Мария Николаевна покинула Иркутск в 1855 году. Через год, уже после амнистии, за ней последовал Сергей Григорьевич. Александра Григорьевна МУРАВЬЕВА На днях видели мы здесь проезжающих далее Муравьеву-Чернышеву и Волконскую-Раевскую. Что за трогательное, возвышенное отречение.

Спасибо женщинам они дадут несколько прекрасных строк нашей истории. В них, точно, была видна не экзальтация фанатизма, а какая-то чистая, безмятежная по- корность мученичества, которое не думает о Славе, а увлекается, поглощается одним чувством тихим, но всеобъемлющим. П. А. Вяземский Бесснежный февраль заледенил землю, но копыта пробивали спекшийся от мороза песок, ветер подхватывал его, разматывал в острые струйки, бросая в лицо.

Пришлось закрыться от ветра и уже не смотреть на бесконечную однообразную дорогу, петляющую среди сопок. Ветер бросал пригоршнями песок на полог, и Александре Григорьевне см.ил. 4,5 чудилось, что кто-то настойчиво и вкрадчиво скребется в кибитку. Въехали в улицу и затормозили у частокола - за ним была тюрьма, за ним томился сейчас Никита, еще не зная, что она уже здесь, что она прилетела сквозь страшную даль, чтобы увидеть его, чтобы

обнять его, разделить его судьбу немилосердную. Слева, у плотного бревенчатого дома темнел полосатый столб, от него начиналась низенькая оградка - в две полосатые жерди, держащихся на вкопанных в землю низеньких опорах, на столбе покачивался шестигранный фонарь, а под ним стоял караульный в темном полушубке, приставив к ноге винтовку. На лице солдата отразилось удивление, когда на землю спрыгнула невиданная барыня, а не обросший, звенящий цепями каторжник, и это удивление жило на лице его еще долго - и когда

Муравьева чуть попрыгала, разминаясь после утомительной дороги, и когда спросила у него, как найти господина коменданта. Лепарский принял ее в казенном помещении гауптвахты. Он уже знал, что за государственными преступниками едут их жены, и ничего хорошего в их героическом самопожертвовании для себя лично не видел теперь вся его жизнь была как бы подконтрольна им - их за частокол не упрячешь. Улыбка погасла. Уже довольно официально генерал предложил

Муравьевой сесть, и, пока он рассматривал ее подорожную, в кабинете было тихо, и тишина эта была как натянутый полог кибитки, в который вот-вот ударит ветер. Я сожалею - он сделал паузу мадам Муравьева, что не могу вам разрешить сейчас же видеть мужа, прежде вы должны будете подписать бумагу Как, еще одну Я ведь уж подписала в Иркутске эти суровые параграфы. Неужто что-нибудь еще осталось, от чего можно отказаться?

Генерал Лепарский ничего ей не ответил, молча протянул ей лист Обязуюсь иметь свидание с мужем моим не иначе, как в арестантской палате, где указано будет, в назначенное для того время и в присутствии дежурного офицера не говорить с ним ничего излишнего, и паче чего-либо не принадлежащего, вообще же иметь, с ним дозволенный разговор на одном русском языке . Генерал вызвал офицера. Пока Муравьева дочитывала отречения , тот сходил куда-то, вернулся и сказал,

что уже можно, что прочие государственные преступники на время свидания переведены в другую часть тюрьмы Под конвоем провели ее по пустому тюремному двору, вошли в тесную прихожую, солдат и унтер-офицер остановились у дверей, а дежурный, тот самый, что сказал генералу Лепарскому уже можно , растворил перед ней эту дверь, и она шагнула в полутьму. Никита Михайлович рванулся ей навстречу, звякнули цепи его, и звон этот охватил ее, ударил в сердце,

потом осыпался, точно песок, что бился в полог, ее кибитки. У Никиты Михайловича был жар, она чувствовала это, когда прикасалась губами ко лбу его, волнение ее усилилось, нежность ее была так велика, что она позабыла об офицере, нескромном казенном соглядатае их встречи, она целовала мужа, и слезы - ее слезы - текли по его щекам Пора сказал офицер. И это было так вдруг, так нежданно, как удар, ей казалось, что время остановилось,

а оно летело, и мерой его были не часы, а человек в офицерской шинели, которому дано было чьей-то роковой силой решать, что долго, что коротко. Никита Михайлович обнял жену, снова зазвенели цепи - на сей раз обреченно. Он почувствовал, что жена ищет руку его, и тут он понял, в чем дело, ощутив в руке туго свернутую бумагу. Он развернул листок уже в камере, едва ушла жена, развернул торопливо, уже ощущая, что это привет оттуда, из России, которую ему вряд ли суждено увидеть.

Почерк был ему знаком летящий, пронзительный, взвихренный метельным окончанием слов, строк, ошибиться было невозможно Во глубине сибирских руд Храните гордое терпенье, Не пропадет ваш скорбный труд И дум высокое стремленье. Несчастью верная сестра, Надежда в мрачном подземелье Разбудит радость и веселье, Придет желанная пора Любовь и дружество до вас

Дойдут сквозь мрачные затворы, Как в наши каторжные норы Доходит мой свободный глас. Генералу Лепарском доложили о странном оживлении, между заключенными возникшем. Он приписал его появлению Муравьевой, привезенным ею новостям Дежурный офицер заверил его, что режим свидания никоим образом нарушен не был Либерализм, столь популярный в семье Муравьевых, был благодатной почвой не только для посевов

Руссо, в душе молодого Никиты Муравьева дали всходы идеи французской революции, единство народное! в войне с Наполеоном, разочарование в итогах победы, не принесших облегчения народу, будоражащая лирика Пушкина, знакомство с передовыми русскими и западными политическими идеями. Четырнадцатое декабря жестоким ударом поразило семью Муравьевых. Семь членов ее было арестовано Никита Михайлович и младший брат его

Александр, корнет кавалергардского полка, Сергей, Матвей и Ипполит Ивановичи Муравьевы-Апостолы, Артамон Захарович Муравьев и Александр Николаевич Муравьев. Началось следствие. Ипполит Иванович застрелился еще под Белой Церковью, Сергей Иванович был повешен, Никита Михайлович приговорен к повешению, но в последнюю минуту помилован

и , сослан на каторжные работы. Несчастная Екатерина Федоровна Муравьева сразу, потеряла обоих сыновей. Она чуть с ума не сошла от горя и целые дни и ночи молилась. От долгого стояния на коленях у нее на них образовались мозоли, так что она не могла ходить и совершенно ослепла от слез рассказывает правнучка декабриста А.

Бибикова. Для Александры Григорьевны Муравьевой удар этот был столь же неожидан, как и для прочих жен декабристов. И дело не только в высокой секретности заговора мужья считали жен не способными понять и разделить их мысли - о будущем земли российской, о ее тогдашнем политическом и социальном тупике, о безнравственности крепостного права, самодержавия, о забитости талантливого, обреченного на мрак и невежество народа. Но уже звучат колокола, но уже летят по дорогам российским тройки с жандармами, но

уже вырывают из семейных уз, из объятий жен и детей государственных преступников , и приходит время подвига русских женщин, чьи судьбы вспыхнут на фоне николаевской ночи, окутывающей страну, и вечными факелами останутся сиять во мраке. Никиту Муравьева взяли в далеком орловском имении, в деревне. Он упал на колени перед онемевшей женой, объяснил ей, пораженной, свое участие в заговоре против императора, и фельдъегерь, как черный ангел, увел его по аллее, к воротам, к дороге, на которой лениво отфыркивались

лошади, тройкой запряженные о казенную карету. 25 декабря 1825 года, через одиннадцать дней после возмущения на Сенатской, Никита Муравьев был заключен в Петропавловскую крепость. Оставив троих детей на руках родственников, вслед за ним выехала в Петербург Александра Григорьевна. Ей было только за двадцать. Графиня, дочь несметно богатых родителей, золотоволосая красавица, воспитанная, образованная, обладающая

тонкостью вкуса и суждений, она, казалось, родилась для счастья и для того, чтобы одарять им всех, на ком остановит взор свой. С первой минуты, как увидела она Никиту Муравьева с первого их свидания и с первого поцелуя, хранила она в сердце радостное ощущение непроходящей влюбленности, которую не поубавили ни разлуки, связанные с военной судьбой мужа, ни несколько лет совместной жизни, ни дети - их было, уже трое - сын

Михаил, названный так в честь деда, и две дочери - Лиза и Катя. Теперь в сердце ее текли как бы две реки - все та же река нежности, чистая и солнечная, а рядом с ней - взвихренная, темная река тревоги, страха, неизвестности. В Петербурге ей открылось все и подробности событий 14 декабря, и участие в заговоре Никиты, и то, что он и его брат Александр и двоюродные братья

Никиты, Муравьевы-Апостолы, и ее, Александры Григорьевны, брат Захар Григорьевич Чернышев, и двоюродные - Лунин и Вадковский тоже уже взяты в железы , заключены в крепости, отвечают на вопросы следственной комиссии и судьба их ожидает немилосердная. Каждый день из-за каменных стен Петропавловки, из объятого мрачной тишиной Зимнего дворца просачиваются слухи.

Петербург оторопел, сдунуло, как пену с пивной кружки, его легкомысленное столичное веселье, собираясь в гостиных, шептались передавая новости, крестились господи, что-то будет Через десять дней после ареста Никита Муравьев получил с воли сверток. Это был портрет Александры Григорьевны, сделанный Петром Федоровичем Соколовым, тонким рисовальщиком, чье вдохновение оставило нам грустный облик молодой

женщины, с лицом добрым и нежным, она сидит к нам вполоборота, глаза ее пытаются рассмотреть будущее, с губ готово слететь слово, предназначенное мужу, на крупные ло коны накинут небрежно легкий дымчатый коричневый шарф, он ниспадает на плечо, подчеркивая чистый овал прекрасного лица. Никита Михайлович писал жене из крепости Я целый день занят, а время от времени даю себе отдых, целую твой портрет . Он был занят Его труд был непрост и напряжен.

Уже отправилась из Иркутска за Байкал Трубецкая. У Волконской только что произвели обыск, переписали все вещи, оставили ей лишь самое необходимое, остальное забрали в казну. Обшарили каждый ящик, каждый чемодан, пересчитали деньги. За Байкалом пути Трубецкой, Волконской и Муравьевой разошлись. Ей предстояло ехать в Читу. Теперь тот же круг предстояло пройти и

Муравьевой. И подписание отречений , и заигрывание, а затем - резкое охлаждение губернатора, и обыск Более всего боялась она, что найдут письма, стихи Пушкина, его послание друзьям, в Сибирь Вслед за мужем она поехала в Сибирь. Душа крепкая, любящая поддерживала ее слабые силы. В ней было какое-то поэтически возвышенное настроение, хотя в отношениях она была необыкновенно простодушна и естественна. Это составляло главную ее прелесть.

Непринужденная веселость с доброй улыбкой на лице не покидала ее в самые тяжелые минуты первых годов нашего исключительного существования. Она всегда умела успокоить и утешить - придавала бодрость другим. Для мужа была неусыпным ангелом-хранителем и даже нянькою. С подругами изгнания с первой встречи стала на самую короткую ногу. Современному человеку, снабженному сверх всяких мер фото- и кинокамерами, трудно представить cebe,

что значила для декабристов и оставшихся в России их семей возможность получить портрет дорогого человека, заживо похороненного в Нерчинских рудниках. А Муравьева вместе с другими женами декабристов, жившими в Чите, организовала еще и присылку новейших книг, выписку журналов. Это составило исключительную библиотеку. Журналы, которые не пропускались цензурой, все же приходили в Забайкалье в расшитые листы заворачивали вещи в посылках, затем страницы разглаживали и сшивали.

Душой всего была Муравьева. Она как бы сочетала в себе характеры Трубецкой и Волконской - возвышенную любовь первой и глубину миропонимания второй. Постепенно жизнь в читинском остроге стабилизовалась. Теперь к Муравьевой присоединились Нарышкина, Ентальцева, с Благодатского рудника прибыли Волконская и Трубецкая.

Росла Дамская улица, легче стало переносить невзгоды, особенно когда явилась в Читу неунывающая француженка Полина Гебль, чтобы стать здесь женой декабриста Анненкова. В тюрьме возник свой ритм жизни - работы, занятия каторжной академии , репетиции маленького оркестра, для которого с помощью дам были получены инструменты и ноты И все же каждый день был наполнен непокоем, тревогой.

На бракосочетании Анненковых Александра Григорьевна не была - в тот день она получила известие о смерти матери. В одном доме была радость, в другом - горе. Никите Михайловичу она на первых порах ничего не сказала, но он сам почувствовал в ней тревогу, и она вынуждена была открыться. Теперь она тосковала и своей тоской и волновалась его волнением. Муж как-то странно жил в ней - его мысли и движения души его непонятным образом передавались ей, хотя

частокол тюрьмы беспощадно отделял Муравьеву от мужа. Она умерла 22 ноября 1832 года. Дни в Забайкалье стояли студеные, земля закаменела, надо было оттаивать ее, чтобы вырыть могилу. Плац-адъютант Лепар-ский, племянник коменданта, вызвал каторжников, обещая им заплатить, чтоб сделали все быстро и хорошо. Каторжники возмутились - Какие деньги, господин полковник! Мы же мать хороним, понимаете мать!

Так не обижайте нас, разве деньги могут заменить ее доброту? Осиротели мы, ваше высокоблагородие. Родственники Александры Григорьевны, близкие мужа ее обращались к высоким сановникам и к самому императору с просьбой хотя бы тайно перевезти прах Муравьевой на родину и похоронить ее при скромном церковном обряде в родовом имении Чернышевых, в дальней деревне Орловской губернии.

Но каждый раз они натыкались на незримую, но беспощадную преграду. Наконец они получили через Бенкендорфа изъявление воли императора, лишившее их надежды навсегда Его величество изволил найти, что перевезение тела госпожи Муравьевой, сколь бы ни было скрытно произведено, но неминуемо огласится и подаст повод многим неблаговидным толкам, и потому его величество высочайшего своего соизволения на сие не изъянил .

В том же 1832 году у Александра Муравьева закончился срок каторжных работ. Он должен был выйти на поселение, но решил остаться в Петровском, чтобы не оставлять брата и чтобы потом уехать в любую точку Сибири, куда им будет высочайше назначено. Через коменданта Лепарского он просил императора о милости, и милость ему была оказана ему разрешили остаться в

Петровском но только не в качестве вольного, хотя и поднадзорного, поселенца, а в качестве каторжника. И Александра снова направили в тюрьму. 25 апреля 1843 года Никите Михайловичу сделалось плохо, он вдруг потерял сознание, а через три дня его не стало. Наталья Дмитриевна ФОНВИЗИНА Письма моего милого, сердечного друга - для сердца моего драгоценный памятник ее нежной любви ко мне Л. Д, Фонвизин Наталья Дмитриевна см.ил.

6 с детства была необыкновенная, она была единственная дочь богатого человека, Апухтина, женатого на Марье Павловне Фонвизиной. Он долго был предводителем дворянства в Костроме, где были у него! большие поместья. В этих-то костромских лесах и воспитывалась поэтичная натура его дочери. Она любила поля, леса и вообще привольную жизнь среди народа и природы, не стесненную никакими лживыми личинами светской жизни в городах Надо заметить, что она была очень красива собой, и чтоб на

нее менее обращали внимания, она стояла по целым часам на солнечном упеке и радовалась, когда кожа на ее лице трескалась от жгучих лучей. Когда ей исполнилось 16 лет, то к ней стало свататься много женихов, о которых она и слышать не хотела, решившись в сердце посвятить себя богу и идти в монастырь. Родители, узнав о ее желании, восстали против него и потребовали, чтобы она вышла замуж. Он был старше ее на семнадцать лет, успел уже побывать в битвах, попал в плен, был отправлен в

Париж, а оттуда - в Бретань, участвовал в заговоре в пользу Бурбонов, затем, когда во Францию вошли русские войска, вернулся к службе, в двадцать первом году стал членом Северного тайного общества, в год женитьбы вышел в отставку в чине генерала. Наталья покорилась своей судьбе и все же там, в глубине души, таила обиду, что ее молодость служит банковской купюрой, которой расплачиваются по векселям.

Честнейший, тонкой души человек, Михаил Александрович Фонвизин посвятил Наталью Дмитриевну в тайну свою, и это возымело действие, которого он не ожидал жена не только разделила его мысли, но его высокое дело стало ее делом, участие мужа в тайном обществе она восприняла как испытание для себя, ее вдохновила опасность. И вот он отставной генерал. Богат, благополучен. Жена родила ему сына-первенца, который уже лопочет

мама и папа , тянет руки к его орденам, когда генерал в часы официальных визитов надевает парадную форму. Но переворачивается страница, наступает зима 1825 года, в Таганроге умирает Александр I, месяц декабрь идет к середине Наташа с детства жаждала подвига, ждала его, готовилась к нему. В четырнадцать лет она стала носить на теле пояс, вываренный в соли, он врезался в тело, соль разъедала

кожу, но Наташа терпела боль стоически, она пытала себя и солнцем и морозом, и была уверена, что придет ее час. И вот он настал она в Петербурге, чтобы находиться поближе к мужу какая бы участь его ни постигла, она разделит его судьбу. А судьба декабристов долго оставалась неясной. То возникал слух, что их вскоре выпустят всех, явив миру всепрощение, то вдруг начинали говорить, что дела их худы, что многим не миновать петли. Наталья

Дмитриевна искала встречи с мужем. Вместе с Якушкиной они сняли ялик и стали помногу часов кататься у крепостных стен, делая вид, что любуются Невой. Дважды удалось им увидеть мужей, когда тех вели на прогулку, а убедившись, что солдаты-охранники сочувствуют декабристам, они стали смело подплывать к берегу, выждав удобную минуту, и передавали в крепость записки, и получали ответы на истершихся бумажках от табака. В начале апреля ей удалось послать мужу свой портрет, а 25 числа им, наконец, разрешили свидание.

Стало ясно, что ему суждено отбывать, каторгу в Сибири. И Наталья Дмитриевна стала готовиться к отъезду. Ей удалось узнать, когда отправят Михаила Александровича из крепости, она сняла извозчика и отправилась вперед, ждать узников на первой же от Петербурга станции. Ей бы хотелось двинуться в путь тут же, но была причина, по которой Наталья Дмитриевна не могла этого сделать она ждала ребенка.

Оставив сыновей на попечение своих родителей и добрейшего Ивана Александровича Фонвизина - его освободили из-под стражи за неимением улик она выезжает из столицы. Вот уже последняя застава позади, вот полоса леса отрезала город. Ее окружают деревья, она понимает и чувствует их, как живые существа, она говорит с ними, и они снимают тяжесть с души ее, обволакивают добрым зеленым шумом.

Фонвизина пишет в своих Записках Волконская приехала вскоре после того, как мы устроились у нее было совершенно русское лицо, белое, свежее, с выпуклыми голубыми глазами она была маленькая, полненькая, при этом - очень болезненная ее бессонницы сопровождались видениями она кричала по ночам так, что слышно было на улице . Эта ее болезнь весьма тревожила и мужа и его друзей, она служила поводом для разговоров, и каждая из жен декабристов не раз мысленно представляла и себя в такой же нервной вспышке, больной

и беспомощной. 21 ноября 1832 года у них родился сын. Наталья Дмитриевна из каземата уже прочно переехала в свой дом, хотя теперь-то осталось немного времени до отъезда Михаил Александрович был осужден по четвертому разряду, после сокращений срока, даруемых высочайшими манифестами по поводу праздничных событий в императорской семье, ему в 1833 году предстояло отправиться на поселение. Но Фонвизины вынуждены были провести в

Петровске еще год - Михаил Александрович тяжело заболел - открылись, уже в который раз, его старые фронтовые раны. Сын их учился ходить, мать жадно вслушивалась в его лепет, радовалась его первым словам, умилялась, как и всякая мать. Потеряв надежду увидеть оставленных в Москве детей, она всю страсть сердца Своего, все - надежды связала с малышом. Они уехали в марте 1834 года вдвоем. И всю дорогу от

Петровска до Енисейска, куда им указано было выйти на поселение, она молилась, и перед глазами ее стоял маленький, заметенный февральским снегом холмик на склоне кладбищенской горы, маленький холмик рядом с могилой Александрины Муравьевой. Плохое состояние здоровья Натальи Дмитриевны заставило Ивана Александровича Фонвизина собрать в Москве консилиум из трех известных докторов, которые обсудили все представленные им сведения о заболеваниях

Фонвизиной и пришли к выводу, что дальнейшая жизнь в северных широтах может убить их заочную пациентку. Только после этого, в марте 1835 года Фонвизиным разрешено было переехать в Красноярск, а еще через три года - в Тобольск. В Тобольске у Фонвизиных значительно расширился круг общения - здесь жил Александр Муравьев с женой, они перебрались в Тобольск после смерти

Никиты, здесь находились на поселении Анненковы, здесь бывали проездом знакомые из Петербурга и Москвы, с которыми удавалось обмолвиться словечком о делах столичных, о друзьях и близких, обо всем, что теперь было так далеко и невозвратно. Жили они скромно, но были радушными и гостеприимными хозяевами. Наталья Дмитриевна любила угощать, но столом всегда занимался

Михаил Александрович - он был искуснейший кулинар, знал способы приготовления такого количества разнообразных блюд, что повар, поступая к ним в услужение, поначалу ходил у генерала в учениках. Когда переехали в Тобольск Францевы, в доме Фонвизиных стало теплее Машенька к тому времени былауже почти барышней, каждый свободный час проводила она в беседах с генералом, который стал ее на ставником, и в загородных прогулках с

Натальей Дмитриевной. Был у Фонвизиных еще один воспитанник. Подружившись вспоминает Францева с тобольским протоиереем, Степаном Яковлевичем Знаменским, очень почтенным и почти святой жизни человеком, обремененным большой семьей, они взяли у него, на воспитание одного из сыновей, Николая, который жил у них, продолжая ученье свое в семинарии.

По окончании же курса, они доставляли ему возможность пройти в казанской духовной академии курс высшего образования Затем они воспитывали еще двух девочек, которых потом привезли с собою в Россию и выдали замуж . В те дни, недели и месяцы, когда жизнь текла более или менее размеренно, они оба много работали. Наталья Дмитриевна ночью и рано утром писала заметки, занималась в саду. Михаил Александрович написал в Тобольске свои Записки и целую серию работ, в том числе

О крепостном состоянии земледельцев в России и О коммунизме и социализме , где доказывал, что, уничтожая крепостное право, необходимо освобождать крестьян с землей, иначе всякий разговор об освобождении- обман. Некая предвзятость между декабристами и новыми революционерами, поднимающимися им вослед, некое взаимное непонимание существовали. Интересно, что жены декабристов сыграли положительную роль в разрушении этого барьера, у них на это было больше возможностей, чем у состоящих под недремлющим надзором мужей.

В Сибири спорая весна. Еще вчера лежал рыхлый, ноздреватый снег, а сегодня его точно лачком сбрызнули горит на солнце, кремовый, гладкий. И пошло почти летняя жара перемежается с морозом, что не сгонят с земли ослепительные дневные лучи, то вымораживает ночная стужа. И потекло, и запело, и забурлило. Все вдруг, все враз, ни постепенности, ни степенности - земля, как медведь сибирский, разрывает белый покров берлоги, выглядывает на свет рыжая, с подпалинами прошлогодних

листьев. В такую пору по сибирским дорогам пускаться в путь - мученье дороги развезло, а реки вот-вот взорвутся. И решено было, что Михаил Александрович выедет в мае. Но из Москвы пришли взволнованные письма Иван Александрович заболел. Тревога поселилась в доме Фонвизиных сколько уж было потерь, не уж то ждать еще одну? А письма были все безнадежнее, безнадежнее. Медлить, выходит уже нельзя.

15 апреля 1853 года, не обращая внимания на распутицу, Михаил Александрович, семидесятилетний старик, выезжает один, без жены, в сопровождении жандарма, в простой телеге на перекладных. Только бы успеть. 4 мая выехала из Тобольска Наталья Дмитриевна. Она не знала, добрался ли муж ее до Москвы, а вот что ждет его по прибытии горе - знала, ибо через три дня после его отъезда, когда был

он еще в самом начале пути, пришло, разминувшись с ним, письмо о смерти Ивана Александровича. Ушел в иной мир человек, последний и лучший из тех, кто привязывал их к родным местам, горе погасило радость возвращения, а тяжесть дороги настраивала на печальный лад. Родители с болью сердечной отпустили Машу Францеву, получив от нее обещание, что вернется она в Тобольск через год. Ехали с Фонвизиной няня и две девочки - воспитанницы.

Сопровождал женщин жандарм, и сейчас он был, можно сказать уместен - он был и защитником и помощником в дороге. В довершение всего тяжело заболевает Михаил Александрович. Он еще в полном уме, и всем окружающим кажется, что старый генерал еще выживет, но он-то знает, что все уже безвозвратно. У постели его попеременно дежурят Наталья Дмитриевна и Маша Францева. 30 апреля 1854 года его не стало.

Наталья Дмитриевна переехала в Москву, с трудом добившись разрешения там жить. На эти хлопоты ушли ее последние силы. Вдруг ее разбил паралич, смерть последовательно отняла у нее все родителей, детей, мужа, друга, теперь она отняла у ее даже возможность молиться. Она умерла 9 октября 1869 года. Перед кончиной взгляд ее был осмыслен. Прасковья Егоровна АННЕНКОВА Полина Гебль Она была красавица, умная и во всех отношениях образцовая

женщина, парижанка. В. С. Толстой, декабрист Великий выдумщик и фантазер Александр Дюма говаривал, как известно, что история для него - гвоздь на который он вешает свою картину. Но история француженки Полины Гебль см.ил. 7,8 , ее удивительная судьба полная драматических событий и перипетий, достойных пера романиста, никак не была связана с эпохой Людовиков и коварных кардиналов - Полина была современницей писателя.

Однако громадные расстояния отделяющие бесконечную снежную Россию, Сибирь от Парижа, разве не отдаляли они события равносильно векам В марте 1826 года Ивану Александровичу Анненкову исполнилось двадцать четыре. День рождения встретил он в камере Петропавловской крепости. О чем думал он, сидя на жесткой койке своей в этот день о матери, не принявшей никаких мер для облегчения

участи сына? О прошлой вольготной и суетной жизни? О холостяцких армейских пирушках? Облаках, плывущих над кронами приволжских ветел? Да, облака, и шум ветра, и гомон птиц в вершинах деревьев, и женщина, положившая голову ему на колени, глядящая в небо и поющая милую, пахнущую детством французскую песенку Она родилась в Лотарингии, близ Нанси, в старинном замке

Шампаньи, 9 июня 1800 года. Ее отец был роялистом, приверженцем монархии. В 1793 году он вместе с другими военными вышел ночью на главную площадь города Безансона, где стоял их драгунский полк, с криками Да здравствует король Разъяренный народ, схватив молодых офицеров за косы - тогда в армии полагалась такая прическа начал избивать роялистов. Кончилось все это казнями и крепостью.

Семья бедствовала. И мать искала способы избавиться от нужды. Полину чуть было не выдали замуж за нелюбимого человека. Уже все было готово к свадьбе. Спас, как это бывает порою, случай. Ее жених незадолго до свадьбы проиграл на бильярде уйму денег. Полине удалось уговорить родных не отдавать ее замуж за человека, который сегодня проиграл деньги,

а завтра проиграет и меня, если я сделаюсь его женою . Вся Москва знала Анну Ивановну Анненкову, окруженную постоянно необыкновенною, сказочной пышностью пишет Полина в своих Записках - Старуха была окружена приживалками и жила невозможною жизнью Дом был громадным, в нем жило до 150 человек, составлявших свиту Анны Ивановны парадных комнат было без конца, но Анна

Ивановна никогда почти не выходила из своих апартаментов более всего поражала комната, где она спала она никогда не ложилась в постель и не употребляла ни постельного белья, ни одеяла. Она не выносила никакого движения около себя, не терпела шума, поэтому все лакеи ходили в чулках, и никто не смел говорить громко в ее присутствии. Без доклада к ней никто никогда не входил. Чтобы принять кого-нибудь, соблюдалось двадцать тысяч церемоний, а нередко желавшие видеть ее ожидали

ее приема или выхода по целым часам Комната, где она постоянно находилась, была вся обита малиновым штофом посредине стояла кушетка под балдахином, от кушетки полукругом с каждой стороны стояло по шесть ваз из великолепного белого мрамора самой тонкой работы, и в них горели лампы. Эффект, производимый всей этой обстановкой, был чрезвычайный. В этой комнате Анна Ивановна совершала свой туалет тоже необыкновенным способом перед нею стояли шесть

девушек, кроме той, которая ее причесывала на всех шести девушках были надеты разные принадлежности туалета Анны Ивановны, она ничего не надевала без того, чтоб не было согрето предварительно животной теплотой, для этого выбирались все красивые девушки от 16 до 20 лет Она спала на кушетке, на которую расстилалось что-нибудь меховое, и покрывалась она каким-нибудь салопом или турецкою шалью на ночь она не только не раздевалась, но совершала даже другой туалет, не менее парадный,

как дневной, и с такими же церемониями На ночь в комнату Анны Ивановны вносились диваны, на которых помещались дежурные они должны были сидеть всю ночь и непременно говорить вполголоса под их говор и шепот дремала причудниха, а если только умолкали, она тотчас же просыпалась . Должно быть, потому, что Полине пришлось вступить в нравственный и психологический поединок с Анной Ивановной, ей через многие годы удалось так точно все припомнить, нарисовать поразительный портрет

несметно богатой московской барыни, оградившей себя от мира, от его болей и радостей, заменившей подлинную жизнь выдуманной, с причудами и театрализованными ритуалами. Анна Ивановна любила заезжать в магазины, где никогда не утруждала себя длительными расчетами. Если ей нравилась ткань - она покупала всю штуку, сколько бы метров в ней ни было дабы у других дам высшего света не появилось платья из такого материала.

Естественно, что модный магазин Демонси, где демонстрировались парижские моды, не мог не привлекать ее внимания. И вполне возможно, что иногда ее сопровождал Иван Александрович - во всяком случае, в середине 1825 года француженка Полина Гебль, старшая продавщица магазина Демонси, была уже знакома с поручиком кавалергардского полка Иваном Александровичем Анненковым. Ему было двадцать три года, ей - двадцать пять.

Он воспитывался дома, его преподавателями были француз Берже и швейцарец Дюбуа, затем Иван Александрович слушал лекции в Московском университете, но, не закончив курса, решил сдать экзамен при Главном штабе и вступить в привилегированный кавалергардский полк. К ухаживанию красавца поручика молодая француженка отнеслась поначалу недоверчиво.

Ее смущали разговоры, которые вели ее соотечественницы о характере русских мужчин мужчины русские так лукавы и так изменчивы , но более всего ее тревожила мысль, что Анна Ивановна ни за что не позволит ему жениться на бедной и незнатной девушке, а у Ивана Александровича не хватит мужества противостоять воле матери, которая одним росчерком пера лишит его наследства, откажет в деньгах. Летом 1825 года в

Пензе была крупная, шумная ярмарка. Принял участие в ярмарке и французский модный магазин Демонси. Так Полина оказалась в Пензе. Закупив лошадей, Анненков должен был уехать, но не в полк он имел поручение матери осмотреть свои имения - их было немало, они размещались в Пензенской, Симбирской и Нижегородской губерниях. И, отправив в Москву лошадей, выполнив полковое поручение,

Анненков решил во что бы то ни стало совершить путешествие вдвоем. Между молодыми людьми произошло бурное объяснение. Однажды вечером он пришел ко мне совершенно расстроенный. Его болезненный вид и чрезвычайная бледность поразили меня. Он пришел со мною проститься Расстаться с ним у меня не хватило духу, и мы выехали из

Пензы 3 июля 1825 года . Они не были обвенчаны, но это было их свадебное путешествие. Они видели запущенные барские усадьбы, разоряющееся хозяйство, горы серебряной посуды, стоящей баснословные деньги, сваленной в углах пустых комнат - в пыли и паутине, приходящую в негодность дорогую мебель, обветшавшие дома. Хаос. Умирание. Но это их мало волновало - они видели1 только друг друга, слышали только друг друга, жили только друг для друга. И возвращались в

Москву не охотно. Едва въехали они в Москву, как разнеслась весть в Таганроге внезапно умер Александр I. Анненков засобирался в Петербург. В канун его отъезда из разговоров друзей Ивана Александровича, молодых людей, ежевечерне у него собирающихся, Полина узнала о тайном обществе и на которых помещались дежурные они должны были сидеть всю ночь и

непременно говорить вполголоса под их говор и шепот дремала причудниха, а если только умолкали, она тотчас же просыпалась . Должно быть, потому, что Полине пришлось вступить в нравственный и психологический поединок с Анной Ивановной, ей через многие годы удалось так точно все припомнить, нарисовать поразительный портрет несметно богатой московской барыни, оградившей себя от мира, от его болей и радостей, заменившей подлинную жизнь выдуманной, с причудами и театрализованными ритуалами.

Анна Ивановна любила заезжать в магазины, где никогда не утруждала себя длительными расчетами. Если ей нравилась ткань - она покупала всю штуку, сколько бы метров в ней ни было дабы у других дам высшего света не появилось платья из такого материала. Естественно, что модный магазин Демонси, где демонстрировались парижские моды, не мог не привлекать ее внимания. И вполне возможно, что иногда ее сопровождал

Иван Александрович - во всяком случае, в середине 1825 года француженка Полина Гебль, старшая продавщица магазина Демонси, была уже знакома с поручиком кавалергардского полка Иваном Александровичем Анненковым. Ему было двадцать три года, ей - двадцать пять. Он воспитывался дома, его преподавателями были француз Берже и швейцарец Дюбуа, затем Иван Александрович слушал лекции в

Московском университете, но, не закончив курса, решил сдать экзамен при Главном штабе и вступить в привилегированный кавалергардский полк. К ухаживанию красавца поручика молодая француженка отнеслась поначалу недоверчиво. Ее смущали разговоры, которые вели ее соотечественницы о характере русских мужчин мужчины русские так лукавы и так изменчивы , но более всего ее тревожила мысль, что

Анна Ивановна ни за что не позволит ему жениться на бедной и незнатной девушке, а у Ивана Александровича не хватит мужества противостоять воле матери, которая одним росчерком пера лишит его наследства, откажет в деньгах. Летом 1825 года в Пензе была крупная, шумная яр марка. Принял участие в ярмарке и французский модный магазин Демонси. Так Полина оказалась в Пензе. Закупив лошадей,

Анненков должен был уехать, но не в полк он имел поручение матери осмотреть свои имения - их было немало, они размещались в Пензенской, Симбирской и Нижегородской губерниях. И, отправив в Москву лошадей, выполнив полковое поручение, Анненков решил во что бы то ни стало совершить путешествие вдвоем. Между молодыми людьми произошло бурное объяснение.

Однажды вечером он пришел ко мне совершенно расстроенный. Его болезненный вид и чрезвычайная бледность поразили меня. Он пришел со мною проститься Расстаться с ним у меня не хватило духу, и мы выехали из Пензы 3 июля 1825 года . Они не были обвенчаны, но это было их свадебное путешествие. Они видели запущенные барские усадьбы, разоряющееся хозяйство, горы серебряной посуды, стоящей баснословные

деньги, сваленной в углах пустых комнат - в пыли и паутине, приходящую в негодность дорогую мебель, обветшавшие дома. Хаос. Умирание. Но это их мало волновало - они видели1 только друг друга, слышали только друг друга, жили только друг для друга. И возвращались в Москву не охотно. Едва въехали они в Москву, как разнеслась весть в Таганроге внезапно умер Александр I. Анненков засобирался в

Петербург. В канун его отъезда из разговоров друзей Ивана Александровича, молодых людей, ежевечерне у него собирающихся, Полина узнала о тайном обществе и о принадлежности к нему ее возлюбленного перед отъездом он ей признался, что состоит в заговоре и что неожиданная смерть императора может вызвать страшную катастрофу в России . Мрачные предчувствия теснили мне грудь. Сердце сжималось и ныло.

Я ожидала чего-то необыкновенного, сама не зная, чего именно, как вдруг разнеслось ужасное известие о том, что произошло 14 декабря В это время забежал ко мне Петр Николаевич Свистунов, который служил в кавалергардском полку Я знала, что Свистунов товарищ и большой друг Ивана Александровича, и была уверена, что он приходил ко мне недаром, а, вероятно, имея что-нибудь сообщить

о своем друге. На другой же день я поспешила послать за ним, но человек мой возвратился с известием, что он уже арестован . Зал был наполнен военными, высокопоставленными чинами. Они возмущались, называли восставших злодеями, делали это нарочито громко, словно не замечая что трое из участников событий присутствуют при этом, а точнее - специально говорили грубее и наглей именно для декабристов, навеки отсекая их от своего высшего общества.

Их допрашивал - по одному - сам император. В Записках Полины сохранился рассказ Ивана Александровича об этом Я первый вошел в комнату, в которой был государь он тотчас запер дверь в зал, увлек меня в амбразуру окна и начал говорить - Были в обществе? как оно составилось? кто участвовал? чего хотели? Как я ни старался отвечать уклончиво и осторожно но не мог не выразить, что желали лучшего порядка

в управлении, освобождения крестьян и прочее. Государь снова начал расспрашивать. Тщательно скрываемый всеми участниками тайного общества замысел цареубийства открылся. В числе других, знающих, что в установлениях общества до пускалось убийство Александра I и уничтожение всей императорской семьи, был указан и Анненков. Его привезли из крепости в Петербург, в Главный штаб.

Когда я входил по лестнице, меня поразила случайность, какие бывают в жизни и пред которыми нельзя не остановиться я очутился в том самом доме, где провел свое детство меня ввели даже в ту самую комнату, где я когда-то весело и беззаботно прыгал, а теперь сидел голодный, потому что меня целый день продержали без пищи Тут я увидел одного из своих родственников, который ужаснулся только тем, что у меня выросла борода, и не нашел ничего более сказать мне. К счастию, я встретил тут

Стремоухова, своего товарища по службе, и поспешил воспользоваться этим случаем, просил Стремоухова повидать мою дорогую Полину и передать ей, что я жив. С тех пор, как мы расстались с ней в Москве, я не имел от нее известий, тоска по ней съедала меня, и я был уверен, что она не менее меня страдала от неизвестности . Неизвестность Иногда легче вынести самую жестокую правду, чем, не зная покоя, томиться в ожидании намека,

слова, хоть каких-то сведений о любимом человеке, то надеяться на лучшее, то с замиранием души ожидать худшего, ежедневно, ежечасно, ежеминутно умирать за него и воскресать вместе с ним, непрестанно жить в тревоге и отчаянии. Так жила Полина. Брат Стремоухова, проживающий в Москве, рассказал ей некоторые подробности восстания, вскоре появился и тот, с кем встретился Иван Александрович в Главном штабе. Их сведения были неутешительны

Анненков - в крепости, нуждается во всем - от белья, до денег, с помощью которых хоть чуть-чуть можно облегчить существование. Стремоухов посетил и Анну Ивановну, рассказал ей, что сыну ее нужна помощь, но старуха, по традиции своей, заставила его более часа томиться в прихожей, затем вышла в окружении приживалок и сказала, что вещи сына находятся в кавалергардских казармах и что там есть все, что ему нужно . Судьба покарала ее, она умерла в бедности, растранжирив

несметные богатства свои, умерла, обворованная своими приказчиками и управляющими, но сейчас, когда дом ее ломился от всякой всячины, она отказала сыну в малейшей помощи. 11 апреля 1826 года у Полины родилась дочь. Ее назвали Александрой. Волнения четырех месяцев не прошли бесследно для Полины. Она тяжко захворала и три месяца пролежала в постели, почти в бессознательном состоянии, несколько

недель она была при смерти. Рождение ребенка вызвало переполох в доме Анны Ивановны. Вся ее челядь взволновалась - одни злорадствовали по этому поводу, хоть и кормились на деньги своей взбалмошной родственницы, другие, те, что перекачивали правдами-неправдами состояние Анненковой в свой карман, испугались всерьез а что, если француженка тайно обвенчана с молодым барином и теперь предъявит свои права От француженки отвернулись друзья.

Лишенная работы, больная, она вынуждена была продавать фамильные драгоценности - их было, надо признаться, не так уж и много, вскоре пошли в ход все более или менее приличные вещи. Старуха, скорее снедаемая любопытством, чем жалостью, прислала вдруг небольшую помощь - деньги эти мгновенно растаяли - они ушли на содержание себя и ребенка, на оплату лекарств, врача, на получение сведений об Иване Александровиче, для чего Полина снарядила в

Петербург на свой счет гонца. Едва оправившись от болезни, решила она и сама отправиться в столицу. В Петербурге Полина знакомится с Огюстом Гризье и у нее возникает авантюрная идея выкрасть Ивана Александровича из крепости. Полина, одержимая новой идеей, разыскивает для Анненкова поддельный паспорт, и какой-то петербургский немец обещает ей дать такой паспорт за шесть тысяч рублей. Дабы добыть эти деньги, француженка уезжает в

Москву, является к Анне Ивановне, но та ей отвечает I - Мой сын - беглец Я никогда не соглашусь на это, он честно покорится своей судьбе Это достойно римлянина отвечала ей Полина Но их времена уже прошли. Однако она и сама уже понимала, что Анненков откажется покинуть товарищей своих, что он твердо разделит их судьбу, сколь бы жестокой она ни была. Невероятные усилия пришлось приложить ей, что- бы ночью пробиться

в крепость, точно сердце ее предчувствовало беду и разлуку Короткое свидание Клятвы верности и любви Она вернулась домой - ее комната была неподалеку от крепости - вся дрожа от холода, от страха, пережитого на реке, хотя и подсознательного, от волнения, вызванного свиданием. В ту же ночь Анненкова с товарищами увезли в Сибирь. Утром один из солдат крепости передал ей записку.

В ней была одна только фраза Se rejoindre ou mou-rir - Встретиться или умереть! Полина мчится в Вязьму, обгоняя карету самого царя. Там - маневры. Царь любит парады, построения и крики виват , как все российские цари. Даже в дни допросов и суда над декабристами он пишет брату в Варшаву Здесь все благополучно. Мои гости присутствуют на смотре -войск, что дает удобный случай и мне

их посмотреть, и я могу сказать по совести и по правде, что они вполне хороши На это-то настроение и рассчитывала Полина. Царь Что вам угодно? Полина Государь! Я не говорю по-русски. Я хочу получить милостивое разрешение следовать в ссылку за государственным преступником Анненковым. Царь Это не ваша родина, сударыня, там вы будете очень несчастны. Полина Я знаю, государь, и готова на все Царь Ведь вы е жена государственного преступника

Полина Но я - мать его ребенка. Полина выезжает из Иркутска 29 февраля 1828 года, довольно поздно вечером, чтоб на рассвете переехать через Байкал. Жаннета Поль, живущая в России под именем Полины Гебль, чтобы низкой должностью не порочить наследной фамилии, дочь монархиста, сгинувшего без, вести, швея и сотрудница модного магазина, милая, красивая, много испытавшая на коротком веку своем женщина,

въезжала в Читу. После Шампаньи и Парижа, после Москвы и Петербурга, даже после Иркутска, который покинула она несколько дней назад, маленькая деревушка над быстрой студеной рекой, тайга, суровые частоколы острога, вылинялый флаг с двуглавым орлом над комендатурой, бревенчатая, хмурая, как и все вокруг, церковь Четверть часа спустя человек вызвал меня, и я увидела Ивана Александровича между солдатами, в старом тулупе, с разорванной подкладкой, с узелком белья, который

он нес под мышкою. Подходя к крыльцу, на котором я стояла, он сказал мне - Pauline, dessends plus vite et donne moi ta main . Полина, сойди скорее вниз и дай мне руку. Я сошла поспешно, но один из солдат не дал нам поздороваться - он схватил Ивана Александровича за грудь и отбросил назад. У меня потемнело в глазах от негодования, я лишилась чувств и, конечно, упала бы, если бы человек не

поддержал меня Только на третий день моего приезда привели ко мне Ивана Александровича. Он был чище одет, чем накануне, потому что я успела уже передать в острог несколько платья и белья, но был закован и с трудом носил свои кандалы, поддерживая их. Они были ему коротки и затрудняли каждое движение ногами. Сопровождали его офицер и часовой, последний остался в передней комнате, а офицер ушел и возвратился

через два часа. Деятельный характер Полины, ее удивительное умение приспособиться к любой обстановке, привычка к труду - как к месту все это оказалось здесь, в Сибири, где все было проблемой - от восковой свечи до продуктов питания. Она вскопала благодарную забайкальскую землю и получила невиданный урожай овощей, она придумывала небывалые кушанья, которые при отсутствии плиты умудрялась готовить на трех жаровнях, поставленных в сенях каждый

день, как и другие жены, отправляла она обед в острог. 16 марта 1829 года у Анненковых родилась дочь, их второй ребенок. В честь бабушки ее назвали Анною. В этом году в нескольких семействах начались счастливые хлопоты, появились дети. Чтобы улучшить свой быт, дамы начали строить собственные дома - это были типичные крестьянские избы, но с некоторыми все же усовершенствованиями в них было перенесено как можно больше городского.

Комендант Лепарский, который знал уже, что вот-вот всей колонии предстоит большой поход, не удерживал дам от строительства, чем, конечно, содействовал развитию Читы, но вверг своих подопечных в ненужные и немалые траты. Наступил 1830 год, все было готово в Петровске, начался великий переход декабристов из тюрьмы в тюрьму Жизнь Анненковых в Петровске ничем не отличалась от судьбы их сотоварищей.

Разве только что Полина родила мужу еще двух детей. Теперь у них была большая семья - и все мал мала меньше. Веселый, добрый нрав, находчивость, умение без жалоб и тоски выходить из сложных материальных невзгод, врожденная работоспособность помогли Полине к содержать семью, и быть, можно сказать, матерью мужу своему, и поддерживать ровные отношения со всей декабристской колонией в

Петровске. Ее муж, человек умный, добрый и обаятельный, был к ней сердечно привязан, и любовь помогла Анненковым перенести тяжелый удар они похоронили старшую дочь. 20 августа 1836 года, простившись с дорогой могилой, Анненковы покидали Петровск вместе с восемнадцатью товарищами, срок каторжных работ для которых истек. Рвались узы братства, только сейчас на пороге разлуки люди понимали, насколько они дороги друг другу.

В Нижнем Новгороде, где поселились Анненковы после возвращения на родину, губернатором был Александр Николаевич Муравьев. Отставной полковник, декабрист, он был пассивным членом Северного общества, ничего не знал об умысле цареубийства, не принимал участия в событиях на Сенатской площади. Осужденный по шестому разряду, на шесть лет каторги, он вскоре был, назначен в Сибирь - городничим в захолустный Верхнеудинск, затем переведен на ту же должность в

Иркутск. Его дом был одним из тех пунктов, через который протекала бесцензурная тропа переписки узников Петровского завода с родителями, родственниками и друзьями. В 1860 году у Анненковых гостил известный историк Михаил Семевский. Он слушал живые и выразительные рассказы Прасковьи Егоровны о пережитом, и запомнил он Анненковых такими

Высокий красивый старик, подле него - несколько полная, необыкновенно подвижная, с весьма симпатичными чертами лица и постоянною французскою речью на устах, его супруга . Семевский предложил записать ее рассказы, и она охотно согласилась, начала описывать жизнь свою с детства, такою, как вы, дорогой читатель, узнали ее из нашего повествования. Говорила Прасковья Егоровна по-французски, дочь ее,

Ольга, запись вела по-русски. В один из сентябрьских вечеров 1876 года Прасковья Егоровна вспоминала переезд из Читы в Петровский завод. Она рассказала эпизод с казаком, посланным комендантом Лепарским вперед с целью воспрепятствовать встречам декабристов с женами в пути следования, о том, как рванулись вперед его дикие лошади, как привезли его вскоре без чувств и залитого кровью, как боялась

она садиться потом в экипаж с такими бешеными лошадьми И вдруг, усталая, попросила перенести беседу на завтра. А утром ее нашли в постели мертвой. Ее не стало 14 сентября 1876 года. Всю жизнь была она опорой семьи, никогда никому - не пожаловалась на судьбу и умерла тихо, без болезни, вдруг, точно и самой смертью своей боялась побеспокоить близких.

И словно исчезла рука, заслонявшая Ивана Александровича от страшной необратимой тьмы. Мрак вошел в его сердце, в его разум, он никак не мог представить себе, что навсегда потерял жену и друга, Недуг захватил его, настиг. И это был конец. Так завершился жизненный круг еще одной четы, отдавшей тридцать лет Сибири, наиболее счастливая судьба среди всех остальных.

Если, конечно, можно считать это счастьем ПРИЛОЖЕНИЯ Иллюстрация 1. Екатерина Ивановна Трубецкая иллюстрация из книги Подвиг любви бескорыстной Иллюстрация 2 . Мария Николаевна Волконская Иллюстрация 3. М.Н.Волконская с сыном Иллюстрация 4. Александра Григорьевна Муравьева Иллюстрация 5. А.Г.

Муравьева иллюстрация из книги Подвиг любви бескорыстной Иллюстрация 6. Наталья Дмитриевна Фонвизина иллюстрация из книги Подвиг любви бескорыстной Иллюстрация 7. Прасковья Егоровна Анненкова Полина Гебль иллюстрация из книги Подвиг любви бескорыстной Иллюстрация 8. Е.И.Трубецкая,

М.Н.Волконская, А.Г.Муравьева, Н.Д.Фонвизина, П.Е.Анненкова иллюстрация из книги Подвиг любви бескорыстной Аннотация В работе 38 страниц, 8 иллюстраций.