Омонимия

Министерство образования Российской Федерации Тульский государственный университет Кафедра лингвистики и перевода Курсовая работа по лексикологии на тему: “Омонимия” Подготовила: Орлова С. В. Группа № 820392А Проверила: Плаксина Е. А. Тула – 2001 Содержание Содержание 2 Понятие и проблемы омонимии 3 Лексические омонимы 19 Многозначные слова и омонимы 22 Возникновение омонимов в русском языке 25 Языковые явления, сходные с лексической омонимией 28 Омонимия и полисемия в русском языке 30
Функционально-стилистическая роль омонимии и близких к ней явлений 31 Определения явлений омонимии и омонимов, принадлежащих разным лингвистам 34 Литература 38 Понятие и проблемы омонимии
В лингвистической литературе нет единства взглядов на явление, называемое омонимией, и на отграничение его от того, что именуется многозначностью, или полисемией. При этом речь идет не только о разном применении термина “омоним”, что само по себе представляло бы не такую уж большую беду, а скорее о разном определении понятия“слово”, о разном подходе к тому, “каковы возможные различия между отдельными конкретными случаями употребления (воспроизведения) одного и того же слова, т. е. какие различия между такими случаями совместимы и какие, напротив, несовместимы с тождеством слова”. В основном наметились два взгляда на омонимию и многозначность. Согласно первому, омонимами признаются только такие одинаково звучащие слова, которые искони были разными по форме и лишь в процессе исторического развития совпали друг с другом в едином звучании вследствие различных фонетических, и в общем случайных, причин.
Все остальные случаи, когда одинаковая материальная, звуковая оболочка одевает различное содержание, признаются явлением многозначности, полисемии слова.
Примером омонимии в таком понимании будет русск, брак 'супружество' и брак'плохая продукция', нем, das Reis 'ветка, сук' (из древнего hris) и der Reis 'рис' (из итал. riso); 'примером многозначности слова будет русск, крепость 'укрепленное место' и крепость'свойство крепкого', нем. das Schloss 'замок' и das Schloss 'дворец, замок' (и то и другое связано с schliessen).
Согласно второму взгляду, к омонимам относятся как слова исторически разные, но в силу исторических причин совпавшие, пo звучaнию, так и те случаи, когда различные значения многозначного слова расходятся настолько, что материальная оболочка, связывавшая их, как бы разрывается, давая жизнь двум (или большему количеству) новым словам. При таком подходе в разряд омонимов попадут в немецком языке и Reis— Reis и Schloss—Schloss.
Первая точка зрения представлена в основном традиционной, классической лексикологией и лексикографией как в нашей стране, так и за рубежом. Вторая распространилась главным образом в последние несколько десятилетий. Однако и старая концепция жива до сих пор, а в самое недавнее время получила большое подкрепление, поскольку в ее защиту с блестящей, хотя и дискуссионной, статьей выступил В. И. Абаев, нашедший себе, правда, немало оппонентов.
Каждая из охарактеризованных концепций заключает в себе ряд противоречий и трудных вопросов. Если придерживаться первого взгляда, то совершенно ясным и предельно точным представляется критерий распределения: этимологические познания наши всегда позволят нам произвести последнее. Далее, отпадает, вполне естественно, необходимость размышлять и колебаться в вопросе о тождестве слова, т. е. о том, имеем ли мы дело с одним словом или с разными словами. Конечно, омонимы, всегда бывшие отдельными словами, и должны считаться таковыми, тогда как все многозначные слова сохраняют свое былое единство. Однако возникают другие трудности. Как ответить, например, придерживаясь данного разделения, на следующий вопрос: чем отличается, противопоставляется в современном немецком языке такая пара, как Reis 'ветка' и Reis "рис', с одной стороны, и Stock 'падка' и Stock 'этаж'— с другой (первые два слова - результат случайного совпадения, вторые два — результат дивергентного развития). Ответом будет, очевидно, историческое происхождение. Но это свойство не дано непосредственно в речи никому, кроме специалистов в истории данного языка, для прочих оно может быть лишь выяснено на основании особых изысканий. Противопоставление, не обнаруживаемое носителями языка, не является противопоставлением. В. И. Абаев говорит: “Когда кто-либо ошибочно, по созвучию, сближает этимологически два слова, которые в действительности генетически не связаны, мы говорим: здесь нет этимологической связи, это простая омонимия. Иначе говоря, созвучие по омонимии, как созвучие случайное, мыслится как нечто противоположное созвучию, основанному на единстве происхождения”. Когда читаешь эти слова, невольно напрашивается мысль: кто это “мы”? “Мы”—языковеды, филологи, которые знают историю слов, или “мы” — это говорящие на данном языке? Кому созвучие “мыслится” как “случайное” или “неслучайное”? У нас далеко нет уверенности, что люди, говорящие на русском языке как на родном, твердо разбираются в том, чтоключ 'родник' и ключ, запирающий дверь, не связаны друг с другом, а ворот на рубашке и воротна колодце связаны. Мы сделали небольшой эксперимент: опросили 10 человек, поставив им такой вопрос: “Как вы думаете, почему ключ „источник" называется также, как ключ от двери? ” Ни один не ответил нам: “Совершенно случайно” или: “Просто так”. Напротив, люди задумывались, начинали искать связь, объединяющую эти слова и понятия, и, к нашему удивлению, находили ее, например, в таком виде: “Вода где-то заключена и пробивается тоненьким ручейком” или: “Вода — ключ жизни” и т. д. Если русский человек говорит про каких-нибудь мошенников: “Это одна шайка-лейка”, то это значит, что он связывает шайку, с помощью которой моются в бане и в которую наливают воду, с шайкой 'бандой'. И действительно, несмотря на то, что эти слова не связаны этимологически, они связаны в современном языке тем, что звучат одинаково, хотя и значат разное. На сближение этимологически не связанных омонимов, в результате которого они начинают казаться разными значениями одного слова, указывают различные языковеды. Поэтому такое высказывание В. И. Абаева, как: “Объективно в лексике существуют два в корне различных, ничего общего между собой не имеющих явления омонимия и полисемия”, — не может быть признано нами правильным. Если мы не можем удовлетворительно ответить, чем в современном языке отличаются, например для немца, отношения в паре типа das Reis "ветка' и derReis 'рис', с одной стороны (этимологически разные слова), и в паре типа das Band 'лента' и der Band 'том'— с другой (этимологически родственные образования), то зато мы можем сказать довольно ясно, чем они похожи. Они похожи тем, что в обеих парах наблюдается дифференциация слов, их образующих, по формальным моментам, например, по грамматическому роду или по типу образования множественного числа и по парадигме склонения. Ср. , кроме приведенных примеров, еще: der Leiter 'руководитель', Gen. des Leiter's, PI. die Leiter и die Leiter 'лестница', Gen. der Leiter, PI. die Leitern (первое слово сравнительно молодое, производное от глагола leiten, древневерхненемецкое leiten, связанного с корнем *1iр 'идти', второе же, древневерхненемецкое (h)leitara, восходит к корню *hli), или das Tor 'ворота', Gen. des Tores, Pl. die Tore и der Tor 'глупец', Gen. des Toren, PI. die Toren (первое слово в средневерхненемецком звучит tor и по корню связано с Tur, второе в средневерхненемецком tore, первоначально субстантивированное прилагательное). Грамматические различия в равнозвучных словах разного значения и разного происхождения, которыми немецкий язык охотно снабжает подобные пары, служат тем же целям дифференциации и в парах слов, ведущих происхождение от единого источника. Ср. , например: das Steuer'руль', Gen, des Steuers, PI. die Steuer и die Steuer 'налог', Gen. der Steuer, PI. die Steuern (и то и другое в средневерхненемецком stiure и считается развитием единой основы) или der Hut 'шляпа', Gen. des Hutes, PI. die Hute и die Hut 'охрана, защита', Gen. der Hut, PI. die Huten. Как мы видим, и в этимологически связанных, так же как и в этимологически не связанных парах, появляются очень похожие дифференцирующие различия. Таким образом, морфологические тенденции “поведения”, сравниваемых пар сходны. Сходны также и синтаксические нормы поведения обсуждаемых единиц. Дело в том, что слова, объединяющиеся в омонимичные пары, обладают совершенно разной синтаксической и лексической валентностью. Это кажется трюизмом в отношении так называемых “истинных”омонимов. Слово der Leiter 'руководитель', т. е. название лица, несомненно, будет вступать в другие лексические сочетания и будет участвовать в иных синтаксических конструкциях, чем die Leiterg 'лестница'. Однако то же самое обнаруживается и при сравнительном анализе пары der Stock) 'палка' и der Stocks 'этаж' (и то и другое является результатом разошедшегося в разные стороны семантического развития одного слова). Так, для Stock чрезвычайно высоко будет вероятность появления в конструкции“предлог in+опрелеленный артикль+порядковое числительное+Stock” (например: im dritten Stock, im vierten Stock) или в конструкции “числительное количественное+Stock+hoch”например: drei, vier Stock hoch). Вероятность таких конструкций для Stocki равна нулю. Напротив, для Stocki (и никак не для Stockz) характерно сочетание с некоторыми предлогами (но не in! ) типа mil dem Stock, nach dem Stock (greifen), an einern Stock (gehen).
Совершенно так же, как для Leiter — Leiter, для Stock— Stock непосредственный контекст будет служить дифференцирующим средством для понимания и восприятия омонимических знаков-слов. Мы рассмотрели, таким образом, ответ на первый вопрос, напрашивающийся, если признать, что омонимы— плод случайного совпадения — и омонимы — плод дивергентного развития —представляют собой абсолютно разные вещи, даже не 'сравнимые' между собой. На вопрос, чем же они различаются в современном языке, мы не смогли дать вразумительный ответ; мы смогли, напротив, отметить лишь черты формального сходства в отношениях между членами этих пар.
Возникает и другая неясность: если отказать многозначному слову в том, что оно может, развивая свою полисемантичность, распасться на две лексические единицы, два различных слова, то придется признать, что представители разных крупных классов слов (разных частей речи) окажутся одним словом. Ср. : нем. der Dank 'благодарность'—имя существительное и dank 'благодаря'— предлог, das — указательное местоимение среднего рода и dass—изъяснительный союз 'что'; англ. a work 'дело'—имя существительное и to work 'работать'—глагол. Логически к такого рода заключению и приходит В. И. Абаев: “.... нельзя относить к омонимии.... лексико-семантическую полисемию, когда слово, в зависимости от синтаксического употребления, выступает в роли то одной, то другой части речи......” Однако члены приведенных словесных пар, примеры, на которые можно было бы умножить, характеризуются и совершенно разными грамматическими категориями, и совершенно разной синтаксической и лексической валентностью. Кроме того, если признать два слова, прочно входящие в разные лексико-грамматические классы, одним словом, то позволительно будет спросить: а для чего же существует разделение на части речи, имеет ли оно под собой какое-либо основание и не излишне ли оно вообще?
Мы приходим, таким образом, к убеждению: то выделение омонимов, с которого мы начали свое рассмотрение, несмотря на видимую четкость и простоту, скрывает в себе противоречия столь серьезные, что согласиться с данной точкой зрения не представляется возможным.
Перейдем теперь к рассмотрению другой точки зрения на омонимы, согласно которой таковыми считаются не только искони разные и совпавшие по своей внешней форме слова, но и большая группа слов многозначных, в которых отдельные значения настолько далеко разошлись, что дали жизнь новым словам. Основной трудностью в определении и выделении группы омонимов из большого семейства многозначных слов, иначе говоря в распределении слов по разрядам“полисемия” и “омонимия”, является тут неопределенность самого критерия “далеко разошедшиеся значения”, “разрыв семантических связей”. Понятие “разрыв семантических связей”является прежде всего субъективным и, кроме того, абсолютно не лингвистическим. Недаром в терминологии лексикологов, защищающих эту позицию, . мы встречаем такие выражения, как “восприниматься”, “ощущаться”, “чувствоваться”, “впечатление” и т. п. , т. е. термины скорее психологии, чем лингвистики. Ср. , например: “Однако не подлежит сомнению, что man и man ('человек' и 'мужчина') воспринимаются как теснейшим образом связанные между собой”; “Наряду с такими единицами в языке, однако. обнаруживаются и такие, как spring 'весна', spring 'пружина' и springs 'источник, родник'. Здесь уже явно нет никакой осмысленной связи между данными единицами, и одинаковость их звучания производит впечатление случайности”; “Значения полисемантического слова образуют известную систему, связь между элементами которой ясно ощущается говорящими... . ”.
Какое лингвистическое понятие заключено в подобных высказываниях? Можно ли на нем строить лингвистическую теорию и объявлять при этом, что ее положения “не подлежат сомнению”? Выделенные на нелингвистических основаниях омонимические пары часто, естественно, нелегко будет защитить. Прекрасную иллюстрацию этому мы можем видеть в той непоследовательности и противоречивости лексикографических трудов, которые были правильно и зло раскритикованы В. И. Абаевым в его уже неоднократно цитированной статье. Автор ее недоумевает, почему, например, здоровый 'обладающий здоровьем' и здоровый 'крепкий, сильный' следует считать омонимами, а крепкий в смысле 'твердый' и крепкий о содержании спирта в вине — нет? Почему изменить в смысле 'переменить' и изменить в смысле 'нарушить верность' трактуются как два разных слова, а верный 'правильный' и верный 'преданный'— как одно? Червяк 'червь' и червяк 'винт с особой нарезкой' считаются омонимами, а корень растения, корень в математике и корень в лингвистике—одним многозначным словом. В. И. Абаев называет такое понимание омонимии “царством субъективности”, а основным аргументом защитников такого понимания — “мне кажется”. Характерно, что В. В. Виноградов, примыкающий к этой, назовем ее второй, концепции омонимов, в одной из своих статей, переходя к конкретной критике распределения значений в словаре Ушакова, оперирует преимущественно не понятием “связанности” или “несвязанности” значений, а лингвистическим понятием “разной системы форм”. Например: рассесться 'оседая, дать трещины' он считает словом, отдельным от рассесться в значениях 1) 'сесть, расположиться' и 2) 'развалиться', потому что первое имеет параллель несовершенного вида расседаться, а не рассаживаться, как последнее. В целом вторую концепцию проблемы омонимии и многозначности можно оценить следующим образом: с нашей точки зрения, она правильно включает в число омонимов пары слов, . обособившихся в результате сильного расхождения отдельных значений многозначного слова. Такие новообразующиеся пары ничем не отличаются на каждой данной стадии развития языка от тех, которые возникли благодаря случайному сближению их фонетического облика. И те и другие характеризуются тем, что они звучат одинаково, а обозначают разное, что графически и морфологически они последовательно не различаются (хотя тенденция такого различения в языках наличествует), зато всегда ведут себя по-разному в предложении и имеют разную лексическую сочетаемость. Вместе с тем сторонники второй теории, преодолев ограниченность первой, не сумели найти верного и при этом обязательно данного в языке критерия для определения того, когда же момент разрыва семантических связей, и тем самым материальной оболочки, слова можно считать наступившим.
Дискуссия, последовавшая за статьей В. И. Абаева, показала, что этот вопрос сейчас является самым больным. Для сторонников “этимологической” теории омонимов он — острейшее оружие нападения, для сторонников теории “семантической” — слабое место в обороне. В своем выступлении на упомянутой дискуссии В. И. Абаев бросил замечательные слова: “Наука не может строиться на чутье. Она должна строиться на знании”. Из сказанного следует, по-видимому, что необходимо найти такой способ определения и оценки“семантических” омонимов, который вытекал бы из непосредственного рассмотрения конкретных фактов языка, а не являлся бы по существу умозрительным и тем самым экстралингвистическим. Обратимся теперь к современной прикладной лингвистике и посмотрим, как решается в работах этого направления вопрос о полисемии и омонимии. Приходится отметить, что в литературе такого характера нет и следа той страстной и бурной полемики на тему: что считать омонимами, а что—полисемантичным словом, того интереса к теоретической стороне вопроса о тождестве слова, которые мы встречаем в работах более традиционного направления. В статьях по машинному переводу (МП) и на аналогичную тематику, как правило, принимается то определение омонимов, которое“удобнее”, т. е. практичнее, и лучше служит при решении той или иной проблемы. Это и естественно: для практических задач МП теоретическое решение вопроса о “пределе многозначности” и т. п. по существу не может принести особой пользы. Различие между омонимией и полисемией не проводится. так как “для машины безразлично, имеется ли какая-нибудь смысловая связь между двумя возможными переводами данного слова или нет”. По ходу дела в таких статьях упоминаются понятия “омонимия”, “полисемия”, по точного наполнения они не получают. Ср. упоминание о случаях омонимии (rock 'скала' и rock 'качаться') и полисемии (rod 'стержень' и rod 'розга') в только что цитированной брошюре или указание Н. А. Мельчука на то, что одно слово может входить в разные группы тезауруса, например омонимы брак 'дефект'—брак 'супружество' или же многозначное слово голод 'чувство'— голод'бедствие'. Термины эти употребляются в данных случаях как бы механически; фактически же, когда речь идет об омонимии как специальной проблеме машинного перевода, то, судя по определениям, ей даваемым, всякая многозначность для удобства называется омонимией. Так, например, омонимией с точки зрения машинного перевода считается, “когда одна и та же последовательность элементов (например, букв) должна для получения удовлетворительного перевода перерабатываться по-разному”. Ср. также другое определение: “.... единица называется омонимичной, если из нее па данном этапе анализа не может быть получено однозначной информации”. Приведем еще и такое высказывание: “Если слово имеет несколько значений, то для теории класса удобнее считать каждое такое значение отдельным словом, т. е. омонимизировать эти значения”. Хотя вопрос о разграничении омонимии и многозначности не интересует прикладную лингвистику, сама проблема многозначности стоит в центре ее. интересов. Почти все отмечают и необыкновенную сложность, и первостепенную важность этой проблемы: “Многозначность слов — одна из самых трудных проблем машинного перевола”, —говорит Лукьянова. Сложность и практическую актуальность проблемы отмечает К. Гарпер, указывая, что 43% слов русского научного текста оказываются лексически полисемантнчными, не говоря уже о синтаксическои многозначности. Естественно, что трудности, которые возникают для механического перевола в связи с полисемией слов и конструкций, толкают теорию на поиски средств устранения многозначности. И то, что казалось поначалу непреоборимой сложностью, начинает проясняться под настойчивым воздействием научной мысли.
Основным способом снятия многозначности в данное время признается изучение и описание тех контекстуальных условий, в которых реализуется то или иное значение слова. На Западе этой центральной задачей занимаются уже давно. “Информация, необходимая для решения проблемы многозначности, содержится в контексте”, —говорит В. Ингве. Под контекстом подразумевается окружение слова в тексте или слова, с которыми данное, определяемое слово употребляется. К. Гарпер писал, что русские нигде не отмечают связи между значением и структуральным контекстом. Однако если это и было правильным для 1956 г. , то теперь в нашей специальной литературе уже насчитывается целый ряд статей, посвященных либо теории вопроса, либо конкретной разработке отдельных случаев многозначности слов и грамматических фактов языка.
Это обстоятельство представляется совершенно понятным, поскольку данный метод, основываясь на абсолютно материальных и чисто лингвистических фактах, может и должен положить конец чисто интуитивным, а следовательно, неизбежно субъективным оценкам и суждениям о многозначности языковых единиц.
Поскольку разные значения связываются с разными формами их реализации, открывается возможность описания и разграничения их через учет этих форм. Очень важно отметить. что речь должна идти не только об эмпирическом перечислении возможных окружений слова, но и об известном обобщении и генерализации полученных выводов. Правильно замечает американский ученый Д. С. Уорт, критикуя именно такое эмпирическое перечисление правил перевода, даваемое в статье А. Кутсудас и А. Гумецкой по поводу омонимии русского наречия на -о(-е) и краткого прилагательного на -о(-е): лингвиста интересует не то, что в данном окружении значит та или иная форма, а то, почему мы знаем, что она значит. Такое знание может нам дать, очевидно, анализ структурных законов данного языка.
Прояснение семантической многозначности может быть структурным; при этом значение многозначного слова выясняется благодаря грамматическим свойствам соседних слов. Такое прояснение основано на высокой вероятности соответствующих сочетаний. Так, русский предлог c=with, если после него следует имя в творительном падеже; с = from, если после него следует имя в родительном падеже. Или: русское местоимение ux=them, если дальше идет не имя; ux=their, если дальше идет имя. Устранение многозначности структурным путем особенно важно для случаев полисемии грамматических форм. Так, например, немецкая словоформа dieser может значить: 1). this, 2) of this, 3) to this, 4) of these, т. e. может иметь грамматические значения: 1) им. п. ед. ч. (для м. р. ), 2) род. п. ед. ч. (для ж. р. ), 3) дат. п. ед. ч. (для ж. р. ), 4) род. п. мн. ч. (для всех родов). Немецкое Scliuler обозначает: 1) pupil, 2) pupils, 3). of pupils. За этими“переводами”скрывается целый ряд грамматических значений: им. , дат. и вин. п. ед. ч. и им. , род. и вин. п. мн. ч. Сочетание dieser Schuler сводит все эти многообразные значения к двум: либо им. п. ед. ч. , либо род. п. мн. ч. Если dieser Schuler сочетается еще и cwegen, то многозначность устраняется полностью: остается одна возможность.
Как мы видели из примеров Гарпера, структурный метод прояснения пригоден и для определения не грамматических, а чисто лексических значений слов. Однако, как замечает Гарпер, примерно '/з слов не может быть определена в их значении“структурно”, и, следовательно, надо идти по какому-то иному пути их прояснения, искать какой-то другой“помощи”. Такую помощь оказывает учет лексического значения слов, связанных с полисемантической единицей. Определив значение этих слов, мы можем получить информацию о значении связанного с ним слова, отбрасывая непригодные варианты сочетаний и отбирая истинные. Так, имя прилагательное географическая в сочетании с карта исключает значение 'игральной карты'; прилагательное кислотное рядом с образование исключает для последнего значение 'education'; предлог из-за лишь с определенной группой имен имеет пространственное значение, например, из-за угла; совсем другое значение имеет он в сочетаниях из-за шума, дождя, бури, нее, него и т. д. Предлог по с существительными, обозначающими поверхность, дорогу, = along, с существительными одушевленными он значит 'according to'. Несомненно, что в немецком языке сочетание прилагательных sanft и wehmu-tig с Zug исключает для этого слова значения 'поезд', 'взвод', 'ход', 'шествие', 'сквозняк' и утверждает значение 'черта'. Конечно, при этом опять-таки надо подчеркнуть, что подобные разграничения могут и должны основываться на высокой вероятности таких сочетаний, а не на фактической возможности их. В очень образном употреблении, в индивидуальном стиле возможны, как известно, самые неожиданные варианты сочетаний. Однако они могут быть исключены на основе их малой вероятности, вытекающей из статистического анализа их частоты.
Метод контекстуального описания значений требует уточнения понятия контекста, который служит для описания. Естественно, что это должен быть по возможности минимальный и наиболее“выгодный” контекст. Различают “макроконтекст”, обнимающий целый отрывок (например, абзац) текста, и “микро-контекст”, не выходящий за пределы предложения. Но и внутри микроконтекста выделяется какое-то минимальное сочетание, могущее устранить многозначность“ядерного”слова. Для нужд механического перевода его определяют, например, как самый короткий набор синтаксически связанных слов. позволяющий осуществить выбор варианта для перевода. Интереснейшие эксперименты с целью выявления минимального контекста, снимающего многозначность, были поставлены А. Капланом. Материалом анализа ему послужили 140 многозначных употребительных английских слов, находившихся в различных условиях контекста. Таких видов контекста было избрано семь: сочетание с предшествующим словом—P1 (preceding), сочетание с последующим словом—F1 (following),
сочетание с предшествующим и последующим словом –В1 (both), сочетание с двумя предшествующими словами — P2, сочетание с двумя последующими словами—F2,
сочетание с двумя предшествующими и двумя последующими словами — В2, все предложение—S (sentence).
Каплан высчитывает для каждого случая процент редуцирования многозначности. Редуцированием называется в данном случае отношение количества смыслов слова в конкретном контексте к их количеству в нулевом контексте, т. е. к потенциальному их количеству. Чем меньше эта дробь, тем больше степень редукции. Так, например, если потенциальное количество значений слова равно 5, а количество значений в данном контексте—2, то процент редуцирования равен 2/5, т. е. 40%. Если же количество значений в данном контексте будет сведено к 1, то степень редукции, естественно, будет больше: 1/5, т. е. 20%.
Выводы Каплана чрезвычайно поучительны; при этом хочется отметить, что способ проведения эксперимента внушает достаточное доверие. Каплан нашел прежде всего, что цепочка, состоящая из одного предшествующего и одного последующего слова (B1), по эффекту редуцирования более продуктивна, чем контекст, состоящий из двух предшествующих или двух последующих слов ( Р2 и F2) н приближается к эффекту, даваемому целым предложением (S). Второй вывод гласит, что огромное значение имеет материальный тип контекста, т. е. то обстоятельство, что входит в непосредственное окружение: знаменательные ли слова, или слова, называемые автором“particles”, куда он включает предлоги, союзы, глаголы типа will или do, артикли, местоимения и наречия типа there и др. Первый тип контекста дает значительно большую редукцию многозначности, чем контекст, содержащий слова без конкретного лексического наполнения. Общие выводы Каплана сводятся к тому, что наиболее практичным является контекст, состоящий из одного слова слева одного слова справа от анализируемой многозначной лексемы. Если же одно из слов окружения— “particle”, то следует “усилить” контекст до двух слов с обеих сторон. По материалам его эксперимента, коротенький контекст (трехчленная цепочка) уменьшает многозначность на 2/3: со средней многозначности в 5, 5 значении до 1, 5 или 2. Изложенные нами результаты А. Каплана нашли широкое признание среди самых разных ученых различных стран. Конечно, для окончательного решения вопроса о выборе минимального контекста следует учитывать специфику языка, материал которого анализируется, а часто и специфику того или иного слова. Но несомненно и то, что идею“линейного контекста”Каплана можно применить в очень многих случаях. Метод контекстуального описания значении ставит перед исследователями еще одну очень большую трудность. Поскольку различные значения испытуемого слова как бы“решаются” через связи с другими словами, необходимо в максимальной мере “типизировать”контексты, определяющие значение слова. Если это возможно и нетрудно для контекста“грамматического”, “структурного”, то для лексического контекста определение “типа” слов, влияющих в том или ином направлении, — проблема, далеко не решенная. Вместе с тем для решения вопросов контекстуального плана, —да и не только для них, —эго важнейшая проблема, проблема №1. Правильно говорит . Лукьянова: какими приемами здесь ни пользоваться (специальные словари, списки слов, различного типа кодирование), общим у них будет то, что“все они упираются в категоризацию или классификацию слов”; для решения проблемы многозначности поэтому “необходимо установить семантические, смысловые классы слов и определить их окружение, иначе говоря „спутников (the participant rnembeis) этих классов"”. Гарпер пишет, что подобные классы устанавливаются эмпирически, на основе наблюдаемого исследователем поведения слов. Но несомненно. что чем тоньше и шире будет исследование, тем точнее будет и результат. Установление классов слов даст возможность оперировать не контекстом, выраженным словами, а контекстом, выраженным классами слов. Работа над установлением классов слов ведется, в частности, при составлении словарей-тезаурусов. Тезаурус в этом понимании—словарь, где слова сгруппированы по тематическим классам, которые членятся далее на подклассы, или секции и т. д. Слово благодаря своей многозначности может входить и целый ряд классов, получая тем самым различные номера. Слова сведены также и в алфавитные списки, где каждому слову приписываются все номера групп, куда оно относится. Так, в Thesaurus of Words and Phrases, составленном P. M. Roget и изданном в Нью-Йорке в 1947 г. , слово root имеет номера: 84-группа 'число' (root в математическом значении), 153—группа 'причина', 184—группа 'размещение, расположение' (в качестве глаголов 'прикреплять' и 'укореняться'), 211—группа 'основание', 562—группа 'слово' и др. При анализе многозначного слова сравнение набора его тематических номеров с номерами синтаксически связанных с ним слов помогает определению данного его значения через совмещение их семантических полей. Проблема распределения слов по классам остается, однако, и по сей день неразрешенной. Очень интересной представляется в этой связи попытка теоретического обоснования операций по выделению подклассов слов, сделанная А. А. Холодовичем. Говоря о синтаксически-валентных подклассах слов (на материале глагола), он определяет такой подкласс как ряд слов (в данном случае глаголов), которые, являясь ядром, имеют изотипное оптимальное окружение. Под изотипными окружениями понимаются окружения, выполненные формально тождественно, но различающиеся материально. Так, при ядре загрыз всегда одно и то же окружение, состоящее из двух мест: Волк загрыз ягненка. Места могут быть заполнены разными словами, но окружения будут тождественными. Оптимальным А. А. Холодович называет окружение, которое содержит минимальное необходимое число членов, т. е. “то окружение, для понимания которого нет необходимости ни в знании определенной ситуации, ни в знании определенного контекста”. Уменьшение такого окружения делает его недостаточным, увеличение — избыточным. Характерно, что в статье А. А. Холодовича, чрезвычайно интересной по мыслям и материалу и посвященной теории подклассов слов, проскальзывают частности, которые как нельзя лучше показывают неразработанность пока что понятия подклассов большого класса слов. Так, например, утверждается, что в конфигурации (модели) яподарил ему книгу второй член окружения ядра подарил (имеется в виду, очевидно, ему) входит в “подкласс лиц или, по крайней мере, в подкласс одушевленных”. Однако таким вторым членом может быть библиотеке кружку, школе и подобные слова, не принадлежащие ни к подклассу лиц, ни к одушевленным. Вместе с тем на этом месте не может быть ни стол, ни шкаф, ни руки, ни много других слов Следовательно, второй член должен относиться к подклассу слов, куда входят названия одушевленных предметов и ряд слов cd значением собирательности. Эта группа, однако, не совпадает с тем, что называют“именами собирательными” в грамматике. Ср. , например, слова дробь, листва, тряпье, которые входят в списки собирательных имен, а к данной группе не относятся. Напротив, школа и библиотека, которые никто не причисляет к собирательным, в своем метонимическом переосмыслении обозначают коллективы школы и библиотеки и приобретают тем самым собирательный оттенок. Если их назвать одушевленно-собирательными, то они вместе с такими“классическими” одушевленно-собирательными, как детвора, молодежьи др. , как раз пополняют группу слов, из которой черпаются элементы для замещения второго места в модели Яподарил ему книги. Отличаясь грамматическими свойствами от одушевленных имен (ср. : Я люблю брата, но Я люблю кружок, а не кружка), они объединяются с ними в подкласс по другим признакам, в частности по возможности участвовать в модели типа “а подарил б в”. Другим примером того, как “подводит” подкласс, может служить такая мелочь: автор статьи считает оптимальным для ядра пронзилтрехместное окружение. Однако это верно только в том случае, если первый член принадлежит к подклассу, скажем, одушевленных лиц: Я пронзил его шпагой. Здесь действительно обязательное (т. е. оптимальное) трехместное окружение. А если первым членом будет слово типамеч, то оптимальное окружение Установится двухместным: Меч пронзил рцку. Очень трудно сказать сразу, к какому подклассу следует отнести такие слова какмеч, шпага, копье, ножи др. , но ясно одно: это особая группа, отличающаяся от имен одушевленных и вместе с тем чем-то сходная с ними. Сходна она с ними тем, что может окружать глаголпронзить, обозначая если не лица, то во всяком случае достаточно “активные”предметы. Отличается же данный подкласс от одушевленных тем, что он входит в другое типовое окружеиие ядрапронзил, чем слова подкласса одушевленных (здесь - трехместное, там - двухместное окружение). Мы говорим все это, конечно, не для того, чтобы умалить качества талантливой статьи, а для того, чтобы подчеркнуть, с одной стороны, сложность и неразработанность понятия подкласса слов, а с другой—решающую его важность при всяком формальном описании языка. Огромное значение оно имеет, как говорилось выше, для описания правил сочетаемости слов. По существу только установление таких очерченных и перечисленных подклассов слов поможет, но меткому выражению Гарпера, отойти от болтовни о том, что“может быть”, и “сделать смелый шаг вперед к определению того, что фактически существует”. Мы изложили здесь проблему контекстуального “решения”, контекстуального “диагностирования”многозначности с точки зрения использования его в прикладной лингвистике. Однако мы думаем, что вопрос о разной синтаксической сочетаемости, возникающей при различных значениях полисемантичного слова, имеет самое непосредственное отношение к проблеме определения того, сохраняет ли эта полисемантичная единица свое единство, свое тождество как слово. У нас возникает мысль, не может ли система сочетаемости слова, характер его окружений служить критерием и масштабом для решения наболевшего вопроса: разорвалась ли связывающая все значения слова оболочка и перешло ли накоплявшееся количество различий в новое качество? Иначе говоря, образовались ли уже два слова из когда-то единого полисемантичного целого, или слово тождественно самому себе и его оболочка цела, скрепляя и объединяя разнообразные смыслы чем-то общим для всех них? Контекстное окружение слова может быть исследовано и учтено с достаточной формальной точностью на основании цели ком лингвистических данных. Может быть перечислен набор слов (вернее, подклассы слов), с которыми наиболее вероятным образом происходит сочетание, и может быть исключен набор слов (подклассы слов), с которыми сочетание невозможно или по крайней мере маловероятно. Далее могут быть описаны те грамматические связи, которые типичны или нетипичны в том и в другом случаях. Из сравнения“участников” окружения и типовых моделей построения словосочетания для слова в одном значении и для него же в другом значении можно будет решить. имеем ли мы дело с одной единицей, или с большим их количеством. Нам кажется, что если мы не обнаруживаем совпадения в “поведении” слова с разными значениями в речи как в отношении синтаксических связей, так и в отношении связей лексических, то говорить об одном слове уже нельзя. Оно распалось и дало жизнь двум, трем и т. д. словам.
Правда, в теоретических работах, посвященных проблеме тождества слова, часто отрицается, что различие синтаксических и лексических связей нарушает тождество слова. Рассмотрим этот вопрос подробнее.
Широко распространено вполне справедливое суждение, что морфологические изменения слова не затрагивают единства его как слова. Мотивацией этого утверждения служит, естественно. то, что возникающие при грамматических превращениях разновидности будут лексически равны друг другу и будут поэтому одним и тем же словом (ср. :сад, сад-а, сад-у, сад-ом, сад-ея т. д. или: leit-e, leit-est, leit-et, leit-en и т. д. ). А. Н. Смирницкий считает и другие видоизменения, а именно различия синтаксического построения, в которых участвует слово, или разную его сочетаемость с другими словами, не затрагивающими тождества слова. Вот мотивировка его утверждения, почти дословно повторяемая в разных работах: “Эти грамматические .... особенности не уничтожают тождества слова, поскольку они выступают в качестве обусловленных лексической семантикой; они представляются понятными и вполне оправданными особенностями данного значения слова... .. Если laugh означает вообще явление смеха, то вполне мотивированным кажется и отсутствие дополнения—слова, обозначающего объект, вызывающий явление смеха. Напротив, если имеется в виду такой объект, если в смехе находит выражение определенное отношение к кому-либо или чему-либо и смех, далее, превращается в насмешку, то, естественно, появляется и дополнение, и этот синтаксический момент оказывается, таким образом, закономерно связанным с особым лексическим значением”. В данной аргументации следует отметить два слабых места. Во-первых, факт “оправданности”, “понятности” подобных изменений никак не может служить доказательством того, что перед нами не два слова, а одно. Во-вторых, можно ли быть так уверенным в том, что грамматические особенности обусловлены лексической семантикой? А не может ли быть и наоборот, что грамматические особенности употребления слова в специфическом контексте обусловливают появление и особых лексических значений? Зарегистрированы ли случаи, чтобы слово изменило свое значение, так сказать, в“голом виде”, в нулевом контексте, без окружения другими словами, отражающими различные понятия? Как бы там ни было, данную аргументацию в пользу высказанного тезиса нельзя признать безупречной. И. В. Виноградов тоже придерживается взгляда, что разное участие слова с различными значениями в синтаксических строениях и лексических сочетаниях не нарушает единства слова, поскольку и такие видоизменения являются формами слова: “Смысловое единство слова сочетается с реальным или по-тенциальным многообразием его форм”. Понятие формы слова Н. В. Виноградова расширенное: “В понятие грамматических форм слова включаются не только разновидности его морфологической структуры, но и различные сочетания его с другими формами слов (это Виноградов называет лексико-синтаксической формой слова) или словами (по Виноградову, лексико-фразеологическая форма слова).
Такие формы слова, как лексико-синтаксическая или лексико-фразеологическая, В. В. Виноградов приравнивает к морфологической; естественно, что при этом понимании нет и распадения единства слова: оно существует как единое целое в многообразии своих форм. Мы полагаем вместе с Виноградовым, что различия в синтаксических и лексических сочетательных потенциях слова—явление, несомненно, формального порядка, это характерные формальные особенности слова. Однако безоговорочное сближение этих формальных особенностей с морфологическими видоизменениями слова нецелесообразно, так как последние обязательно связаны с неизменностью лексического содержания слова (ср. : der Staat, des Staates или: вед-у, вед-ешь и т. п. ) , в то время как особенности синтаксической и лексической сочетаемости связаны именно с изменяемостью лексического содержания. Так, русск, ключ соединяется с атрибутивной предложной группой “от+имя” только в значении 'Schiussel', а не в значении 'источник' (ср. : ключ от двери, от комнаты, от дома), нем. Stock сочетается с порядковым числительным в значении 'этаж' (ср. : der erste, viert. e, zehnte Stock); нем... ziehen связывается с именем в винительном падеже только в значении 'тащить, тянуть', а не в значении 'двигаться, переезжать'. Зато в последнем случае, можно сказать, обязательно присутствие обстоятельства пространственного или (реже) временного характера (ср. : 'da's Gewitter zieht nach Westen; wir zogen zu Ver-wandten). Таким образом, если синтаксическая или лексическая валентность слова и есть характернейшая формальная особенность слова, то она не сопоставима с морфологической формой его. в чем бы эта последняя ни выражалась: в морфемном изменении типа du wag-te-st рядом с wagen или в сочетании слов типа du hast gekampft рядом с Karnpfen.
Отсюда, по нашему мнению, следует: если можно утверждать. что морфологические видоизменения не нарушают тождество слова, .будучи только формами единого семантического содержания, то в отношении других формальных особенностей слов этого утверждать нельзя: они связаны как раз не с единством лексического содержания, а с его расщеплением. Разная формальная одежда облекает здесь разное содержание. Не имеем ли мы тут дело с разными единствами формы и содержания, т. е. иначе говоря, с разными словами?
А. И. Смирницкий совершенно правильно утверждает: для того, чтобы лексические разновидности слова представляли собой варианты одного и того же слова (иначе говоря, чтобы не возникала омонимия), необходимо: 1) чтобы они имели общую корневую часть, т. е. выраженную в звуковой оболочке лексико-семантическую общность, 2) чтобы не было соответствия между материальными, звуковыми различиями и различиями лексико-семантическимн, т. е. чтобы первые не выражали последних. Таким образом, в вариантах слова мы видим либо лексическое различие, которое не выражается внешне, либо, напротив, внешнее различие, которое не выражает лексического различия. Примером второгоунего служит английское наречие often и наречие oft; обнаруживая внешнее различие в фонемном составе, обе формы имеют, одно значение, а именно 'часто' и должны быть признаны вариантами (фономорфологическими) одного слова. Пример первой возможности—shade со значением 'тень, неосвещенное место' и shade 'оттенок'; различаясь только в семантическом отношении, они по звучанию совпадают полностью и поэтому тоже являются вариантами одного слова (лексико-семантические варианты). С другой стороны, shade в перечисленных значениях и shadow 'тень, отбрасываемая предметом'—уже разные слова, так как тут налицо излишнее различие и различие семантическое. Смирницкий особенно подчеркивает, что“при наличии внешнего различия даже самое небольшое различие в значении ведет к разрыву тождеств слова”.
Совершенно аналогично с изложенным рассуждает А. И. Смнрницкий и в отношении морфологических особенностей слова (особенностей парадигматической схемы): “.... различия .... парадигм образуют различие между двумя словами лишь в том случае, когда различие парадигм служит средством выражения другого, не грамматического, а предметного семантического различия.... ”. Так, hang с формой прошедшего времени hanged и hang с прошедшим временем hung—разные слова, поскольку морфологическое различие сочетается здесь с различным лексическим значением (первое значит 'вешать (казнить)', а второе - 'вешать, висеть'); learn с прошедшим временем learnt и learn с прошедшим временем learned, не обнаруживающие никакого семантического различия (оба значат 'учиться'), не могут быть признаны разными словами, а определяются Смирницким как грамматические варианты. Относя эту дифференциацию к немецкому материалу, мы определим, скажем, das Tuch со множественным числом Tucher и das Tuch со множественным числом Tuche как разные слова, так как морфологическая дифференциация сопровождает здесь лексическую (первое означает 'платок', второе—'сукно'). Колебания же множественного числа Thernen и Thernata при форме единственного das Therna создают лишь грамматические варианты слова, а не разные слова, ибо к этим колебаниям безразлична семантика слова; грамматические разновидности не выражают в этом случае различий в лексическом содержании. Таким образом, здесь, как и при разнице в звуковом оформлении (shade—shadow) даже самое небольшое семантическое расхождение ведет к разрыву тождества слова. Все это представляется нам правильным, однако мы делаем из приведенных выше положений Смирницкого не те выводы, которые делал из них сам автор, а именно мы находим необходимым применить их не только к звуковому и морфологическому оформлению слова.
Считая синтаксическую и лексическую валентность слова формальной особенностью слова (напоминаем: В. В. Виноградов прямо говорит, что она конституирует форму слова! ) и вариации в отношении такой валентности вариациями оформления слова, т. е. внешними различительными признаками, мы предлагаем следующий тезис: при ясно выраженных различиях в способности слова вступать в синтаксические сочетания, синтаксические построения (синтаксическая сочетаемость, валентность), а также в сочетания лексические (лексическая сочетаемость, валентность) даже небольшое различие в значении ведет к разрыву тождества слова. Такие единицы, которые различаются и значением, и формально синтаксически (сочетательными потенциями), мы предлагаем рассматривать как разные слова. Меру “ясно выраженных различий” можно получить, определив модели окружений исследуемых слов, типовые конструкции с ними и возможности сочетаний с определенными подклассами слов. При этом имеется в виду, конечно, вероятностная характеристика упомянутых формальных черт слова. Сравнение между собой таких формальных черт— назовем их “контурами” — определит, совпадают ли они друг с другом, “налагаются”ли они друг на друга и являются ли они тем самым равными или хотя бы подобными.
А. И. Смирницкий отрицает, как мы видели, возможность использования сочетательных свойств слова для суждения об их тождестве, В. В. Виноградов—тоже. В соответствии со своим взглядом на тождество слова В. В. Виноградов определяетсогласно—наречие в значении 'дружно, единодушно' (жить согласно) и согласно — предлог со значением 'в соответствии' (жить согласно предписанию) как “несомненно разные . формы слова”. В скобках oil добавляет: “едва и скажем: два разных слова-омонима”. Слова, принадлежащие к разным частям речи, по Виноградову оказываются, таким образом, не разными словами, а одним. Вместе с тем второесогласнобудет всегда сочетаться с дательным падежом некоторых имен существительных, а первоесогласно такой возможности сочетания никогда не обнаружит. Следовательно, эти две лексемы, хотя они и неизменяемы и морфологически дифференцироваться не могут, различаются синтаксической формой так же ясно и недвусмысленно, как и формой морфологической. Мы придерживаемся поэтому иного взгляда па вышеприведенный пример и определили бы наречиесогласнои предлог согласнои другие аналогичные случаи как разные слова, поскольку весь“контур” их употребления, вся сумма их дистрибуций не совпадают между собой. Дистрибуция определяет и типовые конструкции, характерные для слова в предложении, и лексические подклассы слов, заполняющие отдельные места вэтихконструкциях. Различия и в том, и в другом отношении позволяют нам утверждать, что словесные единицы, внешне схожие, не тождественны друг другу, не равны между собой и являются, следовательно, омонимами.
В большинстве случаев объективно существующее различие значений слова (не употреблений его, а значений) связано с различными потенциями в области синтаксической и лексической сочетаемости, с разными правилами конструирования в речи. Именно эти правила придется досконально изучить для того, чтобы можно 6ыло судить о тождестве слова.
Понятие омонимии, очевидно, будет значительно расширено в связи с таким подходом. Подобное расширенное ее понимание является продолжением движения, начавшегося в ту пору, когда“семантическая” концепция омонимов выступила против “этимологической”. Это движение было вполне естественным: при прежнем понимании омонимии огромное количество слов с резкой и разнозначностью приходилось толковать как единое целое. По настоящему истолковать это слово с современной точки зрения оказывалось невозможным, и толкование превращалось в простое перечисление несовместимых друг с другом значений.
Однако речь будет идти не опростом расширении понятия омонимии, а об изменении более глубоком. Прежде всего, ясно, что принцип общего этимологического происхождения не будет играть никакой роли при таком подходе: речь пойдет не об одинаковости или разности происхождения слова, а об одинаковости или разности его отношения к предложению и словосочетанию на определенном, и притом синхронном, этапе. С другой стороны, и критерий семантической близости или далекости столь трудно измеримых каким-нибудь объективным масштабом не будет для нас играть прежней роли. Поэтому разница в значениях, “казавшаяся”исследователям недостаточной для признания совершившегося разрыва одной лексемы на две, может оказаться для нас достаточной при ином критерии распределения. Опасаясь обвинений в “механичности” и “субъективном идеализме”, мы сразу же хотим защититься: мы не считаем, что принципиально, где два значения—там два слова; мы не утверждаем, что всякая падежная форма имени или временная форма глагола—это разные слова. Однако в нас живет убеждение в том, что там, где различие в значениях (измерять величину этого различия не беремся, не имея на то надежного инструмента) сопровождается какими-либо формальными дифференцирующими признаками—будь то разное морфологическое оформление слова, разные грамматические категории, ему присущие, разные парадигматические схемы, для него типичные, или же разные синтаксические построения, в которые может входить слово, разная сочетаемость с другими словами, —там нельзя говорить о тождестве слова. И то, и другое в одинаковой мере характеризует слово в целом: как наличие разных парадигматических схем, так и наличие разной валентности определяет разность между словами: “.... самое наличие ее (грамматической формы) у данного слова и конкретные ее особенности могут определенным образом характеризовать соответствующее слово в целом, так как слово вообще выделяется как таковое определенной своей грамматической оформленностью”. В одном случае мы должны признать, что некие единицы А1 и А2—разные слова, т. е. омонимы потому, что, имея разное значение, они в своих морфологических изменениях разнятся друг с другом; в другом случае мы говорим, что В1 и В2—омонимы потому, что, имея разное значение, они обнаруживают в сумме разные типовые окружения и разные потенции синтаксического моделирования. Обе системы дифференциации перекрещиваются друг с другом.
Нам хочется теперь суммировать наши взгляды на то, что мы считаем правильным именовать словами-омонимами.
1. Безусловно омонимами являются слова, принадлежащие к разным частям речи, хотя они и развились первоначально из одной лексемы и по лексическому значению часто тесно связаны друг с другом. Ср. нем. leben 'жить' и das Leiden 'жизнь', притягательное laut 'громкий' и существительное der l. aut 'звук', прилагательное gelelirt 'ученый' и существительное der Ge. lehrte чспыН', наречие da 'тут, там' и союз da 'так как', существительноe die Kraft 'сила' и предлог kraft 'в силу, в соответствии'.
Парадигматические схемы глагола leben (ich lebe, du lebsеt, er lebt .... ich lebte, du lebtest, er lebte и т. д. ) и существительного das Leben (das Leben, des Lebens и т. д. ) или прилагательного laut и существительного der Laut являются совершенно различными. Грамматические категории, присущие этим парам слов, естественно, не будут совпадать. Существительное die Kraft изменяется по парадигме склонения женского рода, в то время как предлог неизменяем. При отсутствии парадигматических различий, как, например, в случае наречие da- союз da, выявляются иные, совершенно ясно дифференцирующие формальные признаки: союз da обязательно стоит во главе предложения, который замыкается глаголом (например: Da er mil gedannpfter Sliinme sprach, konnte man ihn kaum verstehen), что для наречия отнюдь не характерно.
2. Безусловными омонимами мы считаем одинаково звучащие слова, которые, принадлежа к одной части речи, имеют разные морфологические характеристики, разные парадигматические схемы (тип склонения, образование множественного числа, род, тип спряжения и т. п. ).
Например: der Bauer 'крестьянин'—слабое склонение, das der) Bauer 'клетка'—сильное склонение; der Tor 'дурак'—слабое склонение, das Tor 'ворота'—сильное склонение; der Kiefer ‘челюсть'—сильное склонение, die Kiefer 'сосна'—склонение женское, т. н. третьего типа; тут мы имеем дело со словами разного грамматического рода и разного склонения. Der Schild 'щит' и das Schild 'вывеска' имеют один тип склонения, но разный грамматический род и разное образование множественнoгo числа: Schilde и Schilder; das Gesicht 'лицо' и das Gesicht 'призрак', имея одинаковый род и тип склонения, разkbxf. ncz по образованию множественного числа (-er resp. -e).
Глагол bewegen 'двигать' и глагол bewegen 'склонять, побуждать' относятся к разным типам спряжения: первый—к слабому, второй--к сильному; так же erschrecken 'пугать' и erschrekken ‘пугаться’. Давая примеры, мы нарочно смешивали и те, и другие случаи: Tor—Tor и Kiefer—Kiefer— слова, разные по своей этимологии, остальные пары—единого происхождения. 3. Для слов, совпадающих по принадлежности к одной части речи и по морфологической характеристике, решающим является третий различительный признак: сумма “дистрибуций”слова. те словосочетательные возможности, как в синтаксическом, так и в лексическом отношении, которые его характеризуют. При выраженном несовпадении сочетательных потенций следует говорить о наличии двух (и более) словесныхединиц. двух (и более) слов. Иногда решение вопроса сравнительно просто, как, например, в случае транзитивного и интранзитивного вариантов глагола. Ясно, что транзитивный глагол ausreissen 'вырывать' постоянно будет конструироваться с именем в винительном падеже. Определение лексической категории слов, сочетающихся. таким образом, с ausreissen, будет излишним. Интранзитивное ausreissen с основным значением "удирать, убегать' никогда не будет сочетаться с таким именем. Эти взаимоисключающие свойства ausreissen1 и ausreisse2 служат формальным доказательством омонимии двух слов и формальной (только не морфологической, а синтаксической) характеристикой их. Не всегда, однако, так просто решается вопрос о совпадении или несовпадении валентности того или иного слова. В ряде случаев необходим подробный анализ типичных и нетипичных синтаксических конструкций или лексических сочетаний, возможных и невозможных конструкций и сочетаний. При лексических сочетаниях встанет неизбежный, как мы видели, вопрос о классах и подклассах слов. Надо сказать, что третий признак омонимии является самым важным и всеобъемлющим признаком. Он обязательно сопровождает первые два (омонимия слов, принадлежащих к разным частям речи, и омонимия слов с разными морфологическими показателями), которые характеризуют лишь часть омонимов. Действительно, в случае Kraft и kraft определять омонимию будет не только то, что одно слово—имя существительное, а другое—предлог, а и то обстоятельство, что синтаксическое поведение обоих слов будет совершенно различным. Они не совпадут ни в одной из своих конструкций. Аналогично и der Bauer и das (der) Bauer будут отличаться не только парадигмой склонения, но и синтаксическим, и лексическим окружением, совершенно не совпадающим для обоих слов. В омонимах der Stock 'палка' и der Stock 'этаж' различительным признаком будет только последний, третий. Есть еще один отличительный признак омонимии: словообразовательные связи слов. Так, слово der Schlosser 'слесарь' не' сомненно произведено от das Schloss 'замок', а не от das Schloss 'дворец, замок'. Der Schwindler 'обманщик' и beschvindeln 'обманывать' ничем не связаны с безличным schwindeln кружиться, туманиться', а безусловно производны от schwindein 'обманывать, дурачить'. Наличие разных словообразовательных гнезд - признак того, что перед нами два разных слова. Лексические омонимы
Омонимия (от греч. homonymia - одноименность) в языкознании - звуковое совпадение различных языковых единиц, значения которых не связаны друг с другом.
Лексические омонимы— одинаково звучащие слова, не имеющие общих элементов смысла (сем) и не связанные ассоциативно. Возникновение в языке омонимов вызвано разными причинами. В результате ист. звуковых изменений может произойти совпадение ранее различных по звучанию слов, напр. рус. “лук” (растение) и “лук” (для стрельбы; где у
Итак, если при полисемии мы имеем дело с различными значениями одного и того же слова, то при омонимии мы имеем дело с разными словами, одинаково звучащими. Как же возникают в языке омонимы? Основные причины их возникновения следующие: 1. Омонимы возникают в результате совпадения звучания заимствованного и исконно русского слов (по принципу “свое — чужое”). Например: брак (супружество) — русское и брак (недоброкачественное изделие, дефект в нем) — из немецкого brock, лава (расплавленная вулканическая масса) — из итальянского lava и лава (забой) — русское; горн (плавильная печь) — русское и горн (музыкальный инструмент) — из немецкого и др. 2. Омонимы образуются в результате звукового совпадения разных по значению слов, пришедших в русский язык из других языков (по принципу“чужое — чужое”). Например: рейд (набег подвижных военных сил) — из английского и рейд (водное пространство) — из голландского; фокус (точка пересечения преломленных или отраженных лучей) — из латинского и фокус (трюк) — из немецкого; нота (музыкальный знак) и нота (дипломатическое письменное обращение одного правительства к другому) — оба слова из латинского и др. 3. Появляются омонимы и в результате смыслового обособления одного из значений многозначного слова. Например: свет (лучистая энергия) и свет (земля, мир, вселенная); слог (часть слова) и слог (стиль); вид (внешность, облик) и вид (разновидность, тип) и др. Такими способами возникают в языке лексические омонимы— слова одной и той же части речи, имеющие одинаковые формы словоизменения. Помимо лексических омонимов выделяют омофоны. омоформы и омографы. Омофоны (фонетические омонимы)— слова, имеющие одинаковое звучание, но различное графическое изображение на письме. Например: пруд — прут, столб — столп, род — рот, развевать — развивать и др. Омоформы (грамматические омонимы) — это совпадение отдельных форм слов. Например: лечу (от лететь) и лечу (от лечить), мой (от мыть) и мой (местоимение); три (от тереть) и три (числительное) и др. Омографы (графические омонимы) — слова, которые отличаются друг от друга лишь местом ударения. Например: замок — замок, кружки — кружки и др. Но, как справедливо отмечает академик В. В. Виноградов, “нельзя смешивать или даже сближать собственно лексическую омонимию с различного рода созвучиями и подобозвучиями, встречающимися в речи”.
Толковые словари разграничивают многозначные слова и омонимы. Омонимы даются в разных словарных статьях, в отличие от многозначных слов, значения которых даются видной словарной статье.
Омонимы используются для создания художественных образов, каламбуров, шуток и т. п.
Есть специальные словари омонимов русского языка: Ахманова О. С. Словарь омонимов русского языка. М..., 1974; Колесников Н. П. Словарь омонимов русского языка. Тбилиси, 1978. Многозначные слова и омонимы
Полисемия опирается на связанность значений слова: все его значения опираются на общее, стержневое значение. Однако не все значения слова сохраняются в равной степени, влияют на его употребление и словообразовательные связи. Это приводит к тому, что многозначное слово распадается на ряд слов, у которых общей является лишь звуковая форма.
Так, в древнерусском языке слово животимело значения: 1) жизнь, 2) животный мир. Сейчас у этого слова эти значения утрачены, зато у этого слова возникло эвфемистическое значение 'брюхо'. У словполка (книжная) и полка(редиса) значения никак не связаны; это два различных слова. Двумя разными словами являютсязавод1 и завод2 показателем этого служит различие прилагательных, образованных от них: заводской и заводной. Слова, которые совпадают по звуковой форме, но различаются по значению (и эти значения сейчас не связаны друг с другом), называются омонимами. В отличие от полисемии омонимия возникает на основе общности только звуковой формы: значения слов-омонимов не имеют общего семантического стержня.
Сближаются как омонимы чаще два слова. Однако встречаются и три одинаково звучащих слова. Например, в русском языке слова: коса — сплетенные в одну прядь волосы, коса —' сельскохозяйственное орудие для кошения, коса — полуостров в виде узкой отмели—сближаются друг с другом совпадением звуковой формы. Как омонимы выступают словатопить (масло), топить (печь) и топить (погружать в воду). Совпадение звуковой формы разных слов не является особенностью только русского языка. Омонимы имеются в различных языках, хотя количество их в разных языках различно. Например, коса (kosa) —сельскохозяйственное орудие -- встречается в ряде славянских языков: русском, болгарском, украинском, польском, чешском. Словокоса - сплетенные в одну прядь волосы на голове человека —уже такого широкого распространения не имеет. С этим значением в болгарском языке употребляется слоиоплитка, в польском — warkocz, а в чешском — сор. В разных языках можно отметить поэтому такие омонимы, которые отсутствуют в других языках. Например, в болгарском я зыке кола - печатным лист и шла -- крахмал. В немецком языке можно отметить такие омонимы, как Schauer — наблюдатель и Schauer - ужас; в английском: ear - ухо и ear—колос; во французском: louer — нанимать и /ouer - хвалить. Омонимы являются принадлежностью лексической системы конкретного, отдельного языка. Случайные совпадения звуковой формы слов различных языков нельзя считать омонимами в точном значении этого термина. Такие, например, слова, как татарскоеил — страна и русское ил —вязкий остаток на дне водоема, не употребляются в одном н том же языке и не образуют омонимичных нар. Такие совпадения не наблюдаются, следовательно, при функционировании конкретного языка. С ними можно встретиться при сопоставлении двух языков, например, при переводе с одного языка на другой и при научном изучении родственных языков. Межъязыковые омонимы встречаются при двуязычии. Так, русское II болгарское слова гора совпадают только по звуковой форме, так как болгарское слово гора означает 'лес': букова гора — буковый лес. В связи с тем что язык имеет как устную, так и письменную форму, можно отметить три вида совпадений звуковой и буквенной формы разных слов—полные омонимы и неполные омонимы (омофоны и омографы). Полными омонимами называют различные слова, совпадающие по звуковой и письменной форме. Такими являются, например, словалук — растение и лук — оружие, коса (в указанных трех значениях). Однако возможно расхождение между произношением и правописанием, и на этой основе возникают омофоны и омографы. Омофонами называются разные слова, которые, различаясь при их написании, совпадают в произношении, например: русские слова лук и луг, отвести (отведу) и отвезти (отвезу), немецкие Scite — сторона и Saite — струна. Значительное количество омофонов встречается во французском и особенно в английском языке. Так, в английском слова write— писать и right — прямой, прямо, выпрямляться произносятся одинаково [rait]. Одинаково произносятся и такие слова, как meat — мясо и meet — встречать. Омографами называют такие разные слова, которые совпадают по написанию, хотя и произносятся различно (как в отношении звукового состава, так и места ударения в слове), например: русские слова замок и замок, английские tear - слеза и tear — рваться. Омонимия широко распространена в языках и не ограничивается совпадением слов. Наряду со звуковым совпадением слов возможно совпадение отдельных форм разных слов. Так. например, в русском языке у существительных типакость совпадает форма винительного и именительного падежей единственного числа. У глаголов типастроитьсяв произношении совпадает форма инфинитива и форма 3-го лица единственного числа настоящего времени: дом строится.
В этих случаях речь идет уже не о лексических омонимах, а о морфологических. Разные формы слов, совпадающие по звуковому облику, называются омоформами. При лексической омонимии звуковое совпадение распространяется на слова-омонимы (коса и коса, топить и топить), при морфологической омонимии совпадают отдельные, и при том вполне определенные, формы слов того или иного грамматического класса. Например: знать и пасть — существительные и знать и пасть — глаголы, простой - прилагательное и простой — существительное, пила (существительное, обозначающее инструмент) и пила (прошедшее время глагола), коса — существительное и коса — краткое прилагательное от косая, мой — местоимение и мой — повелительная форма глагола, три — числительное и три — повелительная форма глагола, спеть — совершенный вид к петь и спеть — зреть, созревать. Как полисемия, так и омонимия с точки зрения истории семантической системы языка представляют собой различные ступени развития многозначности в слове, один из путей возникновения омонимов. Омонимы и возникают в языке чаще всего путем распада полисемии, путем образования в слове двух независимых номинативных значений.
Наряду с образованием омонимов путем распада многозначности слова возможен и другой путь образования омонимов. Второй путь образования омонимов состоит в звуковом сближении разных слов. Лексическими омонимами (греч. homos - одинаковый + onyma - имя_ называются два и более разных по значению, совпадающие в написании, произношении и грамматическом оформлении. Например, блок1- союз, соглашение государств и блок2 — простейшая машина для подъема тяжестей; ключ1 -металлический стержень особой формы для отпирания и запирания замка и ключ2 — бьющий из земли источник, родник. В лексикологии различают два типа слов-омонимов — полные и неполные (или частичные). К полным лексическим омонимам относятся та кие слова одной и той же части речи, у которых совпадает вся система форм. Так, приведенные выше омонимыблок1 и блок2, ключ1 и ключ2 являются полными омонимами. К неполным (частичным) лексическим омонимам относятся слова одной и той же части речи, у которых совпадает не вся система форм. Например, словазавод1 — промышленное предприятие и завод2—приспособление для приведения в действие -механизма (второе слово не имеет мн. числа): мир1-совокупность всех форм материн в земном и космическом пространстве и мир2 —согласные отношения, спокойствие, отсутствие вражды, войны, ссоры (второе слово также не употребляется в форме мн. числа).
Слова-омонимы характеризуются прежде всего тем, что они соотносятся с тем или иным явлением действительности независимо друг от друга, поэтому между ними не существует никакой ассоциативной понятийно-семантической связи, свойственной разным значениям многозначных слов. При реализации лексического значения слов-омонимов их смешение практически невозможно. Например, никто не подумает, что речь идет оключе как “роднике, источнике”, если, стоя у двери, просят дать ключ, т. е. “приспособление для приведения в действие замка”. Понятийно-тематическая соотнесенность слов совершенно разная, и употребление в тексте (или в живой речи) одного из омонимичных слов исключает использование другого. (Если, конечно, нет нарочитого их столкновения с определенным стилистическим заданием). Итак, лексическая омонимия наблюдается среди слов одних и тех же пустей речи. При этом двум или нескольким лексическим омонимам (полным или частичным) свойственно абсолютное тождество звукового и орфографического комплекса, т. е. внешней структуры (ср. :отстоять1 — простоять до конца, отстоять2-- защитить, отстоять3 —находиться на каком-то расстоянии и др. ) и всех (или части) грамматических форм (ср. сходное изменение по падежам, наличие одних и тех же форм числа v трех слов. являющихся полными лексическими омонимами: банка1 - сосуд, банка2 — отмель, банка3 - спец. поперечное сидение в лодке). Возникновение омонимов в русском языке
В процессе исторического развития словаря появление лексических омонимов было обусловлено рядом причин. Одной из них является семантическое расщепление, распад полисемантичного слова. В этом случае омонимы возникают в результате того, что первоначально разные значения одного и того же слова расходятся и становятся настолько далекими, что в современном языке воспринимаются как разные слова. И лишь специальный этимологический анализ помогает установить их прежние семантические связи покаким-то общим для всех значений признакам. Таким путем еще в древности появились омонимысвет— освещение и свет — Земля, мир, вселенная. В 1972 г. впервые признана и зафиксирована в Словаре Ожегова омонимия слов долг — обязанность и долг- взятое взаймы. В 50-х годах эти слова рассматривались как варианты одного и того же слова с разными значениями. Это указывает на длительность процесса расщепления многозначного слова и превращения его значений в самостоятельные слова-омонимы, на неизбежность появления“промежуточных, переходных случаев”, когда затруднительно дать однозначную семантическую характеристику слова. Например, неодинаково в разных словарях рассматриваются слова вязать (стягивать веревкой) и вязать (спицами, крючком), махнуть (чем-нибудь) и махнуть (отправиться куда-нибудь), палить (обжигать пламенем) и палить (стрелять залпами) и др. Расхождение значений многозначного слова наблюдается в языке не только у исконно русских слов, но и у слов, заимствованных из какого-либо одного языка. Интересные наблюдения дает сравнение омонимии этимологически тождественных слов: агент — представитель государства, организации и т. п. и агент — действующая причина тех или иных явлений (оба слова из лат. agens, agentis—от agere—действовать); ажур — сквозная сетчатая ткань и ажур — ведение бухгалтерских книг, документов до последнего дня (от фр. a ajour - сквозной: подытоженный). Следует заметить, что по вопросу о роли распада многозначного слова в образовании омонимов в современной лексикологии нет единого мнения. Так, В. И. Абаев в статье“О подаче омонимов в словаре”(см. : Вопросы языкознания, 1907, № 3) высказал мысль о том, что новые омонимы, их“размножение идет в основном за счет полисемии”. Е. М. Галкина-Федорук в статье “К вопросу об омонимах в русском языке” также считали одним из продуктивных способов образования омонимов “обособление значения слов”. Однако В. В. Виноградов отмечал непродуктивность этого способа образования, считая, что“еще меньше омонимов обязано своим образованием семантическому распаду единой лексемы на несколько омонимичных лексических единиц типасвет— вселенная, и свет—освещение. А. А. Реформатский утверждал, что в русском языке “больше всего омонимов, возникших благодаря заимствованиям”, хотя он признавал и факт активности процесса производной омонимии. А. И. Смирницкий основным источником пополнения языка омонимами называл случайные звуковые совпадения. О. С. Ахманова, признавая достаточную активность омонимов. возникающих в результате разошедшейся полисемии, указывала в то же время и на большие трудности, с которыми связаны поиски объективных критериев оценки завершения процесса омонимизации. Эти статьи, как и ряд других письменных и устных выступлений, послужили стимулом для развернувшейся дискуссии по вопросам омонимии?
Нам представляется наиболее целесообразным считать, что способ расщепления значений достаточно активен, хотя продуктивность его для разных структурных типов омонимов неодинакова. Об этом свидетельствуют приводимые выше примеры. На это указывают и 248 случаев разошедшейся полисемии, отмеченных О. С. Ахмановой из числа 2360 омонимичных слов, приводимых ею в“Словаре омонимов русского языка”.
Омонимия может быть результатом совпадения звучания, написания и полного или частичного совпадения формоизменения исконного слова и заимствованного. Например, русское (ставшее теперь уже областным по употреблению)лава — плот, помост и русское же лава — забой со сплошной системой разработки совпали в звучании со словами лава — боевой порядок в строю (из польск, fawa— ряд, шеренга) и лава—расплавленная минеральная масса, извергаемая вулканом (из итал. lava), русское рубка — рассечение на части совпало со словом рубка — закрытое помещение на верхней палубе судна или надстройках корабля (из голл. roef—каюта); русское горн—“кузнечный” совпало с горн — “рог” (из нем. Horn) и т. д. Но таких примеров в языке сравнительно немного. Омонимы появлялись и в результате того, что два или несколько слов, заимствованных из разных языков (нередко и в разное время), в силу определенных фонетических причин оказывались в русском языке созвучными. Таков путь возникновения уже упоминавшихся омонимов блок — союз (из франц. bloc — объединение), блок—машина для подъема тяжестей (из англ. block). Есть eule и третье слово блок — железнодорожный пост. где находится пункт управления движения поездами (из англ. to block — закрывать, заграждать) и т. д. Нередко омонимичными в русском языке оказываются разные слова, заимствованные из одного языка. Например: банкет — торжественный обед, прием (из франц. banquet— пиршество) и банкет— 1) воен. небольшое возвышение у траншеи, устроенное для удобства ружейной стрельбы, 2) морск и ж/д выемка вдоль верхнего края откоса (из франц. banquette— уменьшит, от bane — куртина): карьер—самый быстрый бег лошади (из франц. corriere—бег) и карьер—спец. открытые разработки неглубоко эалегаюших ископаемых (из франц. carriere— каменоломня); массировать — делать массаж (из франц. masser — производить массаж) и массировать — спец. сосредоточить в одном месте войска, авиацию и т. д. (из франц. masse— масса, глыба, ком) н др. Совпадение звучания русского и заимствованного слов происходит иногда не сразу. Слова когда-то по-разному произносившиеся и писавшиеся в процессе исторического развития языка совпадают и в написании, и в произношении. Такой путь прошли, например, слова лук — огородное растение (древнее заимствование из германских языков) и лук — ручное оружие для метания стрел (восходит к древнерусскому слову, в котором на месте гласного у стоял носовой звук о). С исчезновением из алфавита носового о эти слова стали омонимами, хотя и неполными (у первого слова нет форм мн. числа). Результатом “фонетического совпадения этимологически разных славянских слов с непроизводной основой” считает В. В. Виноградов и появление омонимии слов мир1 — вселенная и мир2 — покой; пар1—газ, воздух и пар2 —незасеянное поле. Но таких омонимов в языке немного. (Заметим, однако, что омонимия слов мир1 и мир2является скорее следствием графических изменений, результатом исчезновения разных написаний букви и i. )
По структуре омонимы бывают простые, или не производные, и производные. Непроизводные омонимы чаще всего встречаются в кругу имен существительных. Это такие омонимы, которые, как уже отмечалось, возникли в результате совпадений слов исконных и заимствованных, путем фонетических трансформаций исконных русских слов, а также в процессе словообразования. В производной омонимии существительных и глаголов исследователи вслед за В. В. Виноградовым обычно выделяют такие разновидности:
1) омонимичные производные основы состоят каждая из двух (и более) однотипных омоморфем, например: лезгин-к-а (ср. лезгин) ч лезгин-к-а (танец), толст-овк-а (последовательница учения Л. Н. Толстого) и толст-овк-а (рубашка особого покроя); Омоморфемам и (греч. homos — одинаковый -t- rnophe— форма) называют фонетически совпадающие морфемы (аффиксы, флексии), различные по значению (т. е. омонимичные морфемы). Например, суффикс -ин- в словах соломина, бусина, горошина (значение единичности), домина, шрпичина (увеличительное значение), уродина (пренебрежительно-бранное значение), свинина, баранина (придает значение “мйсо животного”): приставка из- в глаголах изгнать (значение удаления) и израсходовать (значение исчерпанности действия): окончание -а в словах стена (им. пад. ед. числа), дома (им. пад. мн. числа), ушла (глагольное окончание ед. числа ж. р. ) и т. д. 2) омонимичные производные основы состоят из морфем, которые не совпадают по звуковому оформлению, например: бу-мажн-ик (рабочий бумажной промышленности) и бунаж-ник (кошелек для бумаг), ударн-ик (работающий по-ударному) и удар-ник (часть затвора). 3)в омонимичной паре слов производность основы ощущается лишь у одного из слов, а у другого (или других) происходит морфологический процесс опрощения, ср. : осад-ить — осаждать (подвергнуть осаде, т. е. окружать войсками), осадить—осаждать (выделять составную часть осадка), осадить - осаживать (т. е. за ставить замедлить ход на всем скаку, податься назад, чуть присев), 4) одна из омонимичных основ имеет производный характер. другая — непроизводна, например: нор-к-а (уменьшит, к нора) и норка (животное и шкура животного). О. С. Ахманова подобные типы производных омонимов называет “словами с выраженной морфологической структурой” и различает среди них пять подтипов: 1) омонимию основ: колкий (взгляд, трава, насмешка) и колкий (сахар, дрова); 2) омонимию аффиксов: финка (к финн) и финка (нож): 3) омони. мию с разной степенью членимости: выправить (гранки) и выправить (паспорт): 4) омонимию с различной внутренней структурой: самострел (вид оружия, которое само стреляет) и самострел (тот, кто в себя стреляет): 5) омонимию разных частей речи: печь (существительное) и печь (неопределенная форма глагола). Производная омонимия среди глаголов (процесс, наиболее активный в современном языке)“возникает в таких случаях, когда у одного глагола приставка сливается с основой, теряя свою морфологическую выделяемость или отделяемость, а у другого, омонимичного с первым, она сохраняет свои смысловые функции отдельной морфемы. Например: назвать "называть кого чем" (ср. название) и на-звать (много кого), заговорить "заговаривать зубы" (ср. заговор) и за-говорить (заговаривать, начать говорить)”. Многие из производных омонимичных глаголов являются частичными лексическими омонимами. Ср. омонимию производных глаголов закапывать — от копать и закапывать — от капать, засыпать — от спать и засыпать — от сыпать. Образование подобных омонимов во многом обусловлено омонимией словообразовательных аффиксов, т. е. омоморфем. Если полное совпадение внешней формы двух и более слов нарушено, а слова в речевом потоке по тем или другим языковым признакам сближаются, то речь может идти не о. лексической омонимии, а о явлениях, лишь в чем-то сходных 'с ней, но совершенно самостоятельных. Языковые явления, сходные с лексической омонимией
Омонимия как языковое явление наблюдается не только в лексике. В широком смысле слова омонимами иногда называю) разные языковые единицы (в плане содержания, структуры, уровней принадлежности), совпадающие по звучанию (т. е. в плану выражения). В отличие от собственно лексических (или абсолютных) омонимов, все другие созвучия и разного рода совпадения называют иногда относительными, хотя здесь правильнее было бы говорить не об омонимии в широком смысле слова, и даже не об относительной омонимии, а об омонимическом употреблении в речи разнообразных видов омофонов, в состав которых, как указывает В. В. Виноградов, входят “все виды единозвучий или созвучий—и в целых конструкциях, и в сцеплениях слов или их частей, в отдельных отрезках речи, в отдельных морфемах, даже в смежных звукосочетаниях”. Следовательно, широкое понятие омофония (греч. homos - одинаковый, phone —голос, звук) охватывает созвучие самых разных языковых единиц. Например: 1. Совпадение произношения слов (так называемые собственно омофоны, или фонетические омонимы): грипп. — гриб, труд — трут, дог — док и т. д. 2. (Совпадение слова и словосочетаний: немой — не мой. занос — за кос, сутками— с утками (разновидность омофонии). 3. Совпадение отдельных форм слов (так называемые ом о форм ы, или грамматические омонимы): пила (существительное) — пила (глагол в прошедшем времени); лечу (от лететь) — лечу (от лечить), молодой человек — забота о молодой матери и т. д. Нередко к омонимии относят еше и омографы (греч. homos +graph6—пишу), т. е. слова, совпадающие в написании. но различающиеся произношением, в частности ударением. Это их четко отличает и от омофонов и от лексических омонимов. К таким словам современные исследователи относят свыше тысячи пар слов типаирис (конфеты) — ирис (вид ниток), рассматривая при этом разные типы омографов: лексические — атлас и атлас, лексико-грамматические—село (глагол) и село (существительное), бегу (глагол) и бегу (от бег) (существительное), грамматические— адреса и адреса, дома и дома', стилистические -- компас (лит. ) и компас (морск. ) и т. д. В современных исследованиях, пособиях, словаряхутвердилась тенденция использовать двойные наименования тех явлений, которые построены на разного рода совпадениях, созвучиях. Например: омофоны— фонетические омонимы, омоформы -грамматические омонимы, омоморфемы —морфологические омонимы (или словообразовательные омонимы). Иногда . употребляют и такие термины: омосинтагмы— : синтаксические омонимы, омостилемы . —стилистические омонимы. Представляется, что, несмотря на критическое отношение исследователей к такого рода двойной терминологии, в особенности к терминам-словосочетаниям типа“синтаксическая омонимия”и под. , ее употребление не вызывает путаницы, а наоборот, позволяет четче определять то или иное языковое явление. И дело здесь не в том, как назвать явление, а в том, какое понимание вкладывается в название, что скрывается за ним.
Итак, собственно лексическую омонимию (полную и частичную) “нельзя смешивать или даже сближать”(как отмечает В. В. Виноградов) с омофонией в широком смысле слова, т. е. со всеми созвучиями и . подобозвучиями, которые встречаются в речи. От собственно лексической омонимии и от разных типов омофонии следует четко отграничивать явления чисто графического совпадения, т. е. омографию. Соединение этих совершенно разных языковых явлений возможно лишь при нарочитом их обыгрывании, т. е. омонимическом употреблении в речи, что связано уже не с собственно лексикологическими проблемами омонимии, а с анализом ее функционально-стилистической роли. Омонимия и полисемия в русском языке
Разграничение разных слов-омонимов и одного слова с многими значениями, как уже отмечалось, вызывает немало затруднений и не всегда может быть проведено однозначно.
На трудность разграничения этих явлений и сложность их четкого, последовательного определения указывает и современная лексикографическая практика. Так, многие слова, которые в одном словаре даны как многозначные, в другом (или других) рассматриваются как разные слова, омонимичные друг другу. Все сказанное свидетельствует прежде всего о сложности самой проблемы разграничения омонимии и полисемии, а иногда и о недостаточно строгом н последовательном подходе к этому вопросу, об излишнем увлечении омонимизацией, на что справедливо указывал В. И. Абаев: “В недавнем прошлом в нашей лексикографии наметилась тенденция превращать в массовом порядке полисемию в омонимию. Скажем, добрый в смысле "хороший" ("добрый день") и добрый в противоположность злому рассматривать не как два значения одного слова, а как два разных слова”. Какие же существуют способы, позволяющие отличать омонимию от полисемии? Одним из них является подстановка синонимов к каждому омониму или ко всем значениям полисеманта, а затем сравнение подобранных синонимов между собой. Если они оказываются семантически близкими друг другу, перед нами многозначное слово, если нет— омонимы. Например, сопоставим синонимы, подобранные к словам бой1 — сражение и бой2 — мальчик-слуга (в заграничных гостиницах, учреждениях). Слова сражение и слуга между собой никакого сходства в семантике не имеют, следовательно, бой1 и бой2 — омонимы, т. е. разные лексические единицы. Если же раскрыть синонимичными заменами значения слова бой (в словосочетаниях типа морской бой (битва), кулачный бой (борьба, поединок), бой быков(состязание, сражение) и т. д. , то нетрудно заметить семантическую близость подобранных синонимов(битва -борьба—состязание), которая подтверждает, что в данном случае перед нами разные значения одного слова. Это отражено и в современных словарях. Рассмотрим статью к слову бой1 в БАС (приводится с сокращениями):
Бой. 1. Столкновение враждебных армий, отрядов, воинских частей и т. п. , битва, сражение. 2. Борьба, состязание; единоборство, поединок. 3. Драка, побоище. 4. Хозяйственный, промысловый И т. п. убой животных. 5. Звучание, звон. 6. Разбивание, ломание, повреждение (обычно о посуде, стекле, камне и т. п. ). 7. Сила. направленность огнестрельного оружия. 8. Стар. Огневой, огненный бой - огнестрельное оружие, пушки и т. п. 9. В просторечии. Бойкий, бедовый, проворный.
Отграничению многозначного слова от омонимичных помогает сопоставление словоформ каждого из них, подбор родственных (однокоренных) слов, т. е. установление их деривационных связей. Если словоформы одинаковы или сходны и есть родственные слова, которые по типу образования тождественны, а между ними существует семантическая близость, можно говорить о полисемии. Например, почти все значения рассмотренного выше слова бой имеют сходные словоформы (боя, о бое, в бою. мн. бой и т. д. ) и родственные образования (боевой, боец, бойцовый, боевики др. ). Если словоформы различны или (при их совпадении) семантически четко отграничены друг от друга, а словообразовательные связи слов вычленяются достаточно ясно и не утрачивают своей деривационной значимости в языке, следует говорить об омонимии. Например, ни одно из производных, указанных выше, не имеет отношения к словубой2 со значением “мальчик-слуга”, так как оно в русском языке не имеет однокоренных родственных слов. Для различения омонимии и полисемии полезны этимологические сведения о словах, т. е. выяснение их происхождения. Так, этимология указанных выше слов различна: бой1— со всеми зна чениями восходит к общеславянскому глаголу бить, а бой2 пришло из английского языка (boy— мальчик). Большую пользу приносит сопоставление перевода русских слов-омонимов на другие языки. Это заметно уточняет представление о действительной омонимизации. Немаловажное значение в случае разграничения омонимии и полисемии имеет выявление тематической отнесенности слова и определение типичных моделей лексической сочетаемости (микроконтекста), а также семантики всего контекста в целом (макро контекста). Установление специфики сочетаемости сопоставляемых слов, т. е. характеристика и синтаксических возможностей, позволяет выявить и семантическою различие в формировании более крупных (чем синтагма) синтаксических конструкций с этими словами. Этот признак также может служить одним из критериев разграничения сходных языковых явлений.
Таким образом, для обоснованного отграничения омонимии (и полисемии необходимо использовать как можно больше сопостовительных данных, которые позволят выявить, какие признаки преобладают: сходные над различительными или наоборот—различительные над сходными. Однако решающими признаками для этапов анализа (сопоставление синонимических замен, подбор словоформ, установление деривационных связей, перевод на другие языки, определение границ лексической сочетаемости и сравнены синтаксического построения макротекстов) являются все-таки собственно семантические. Именно они, как отмечают современные исследователи, должны быть признаны основными при отграничении омонимии от полисемии, именно они должны присутствовать во всех остальных различительных сопоставлениях.
Функционально-стилистическая роль омонимии и близких к ней явлений Функционирование омонимов в речи, как правило, не вызывает особых затруднений. Их значения не сталкиваются друг с другом. И тем не менее совмещение значений омонимичных слов возможно. Однако в этом случае оно бывает обусловлено определенной стилистической целью, причем в разных стилях речи эта цель различна. В поэзии столкновение омонимов служит средством создания образа, выразительной речевой ситуации, заострённости, публицистичности.
Намеренное совмещение двух неполных лексических омонимов приключение — происшествие и приключение — действие по глаголу приключать использует Д. Гранин в романе “Искатели”: “Здесь, в Управлении, находился мозг всех станций, сетей, строительств, ремонтных заводов—всего сложного гигантского хозяйства системы. Сюда приезжали директора предприятий договориться о подключении нового цеха, нового дома. Домашние хозяйки хлопотали о своих счетчиках. Управхозы приходили с жалобами на плохое напряжение. ' Разговор происходил у дверей с надписью“Отдел приключений”. Андрей понимал истинный смысл этих слов, но, посмотрев на унылого сотрудника этого отдела, улыбнулся, А жаль, что действительно не существует на свете такого отдела увлекательных, волнующих приключений! .. И вдруг эта смешная надпись как-то по-новому осветила и его приход в лабораторию и путешествие по зданию Управления. Начинались удивительные события в его жизни”.
Нередко наблюдается столкновение или даже совмещение в одном тексте и слов-омонимов и слов, случайно совпадающих в звучании (омофонов, омоформ и т. д. ). Интересно сопоставить намеренное столкновение частичных омонимовесть — “быть, иметься” и есть — “принимать пищу”, в переводе С. Я. Маршака “Заздравного тоста” Роберта Бернса: У которых есть, что есть — те подчас не могут есть, А другие могут есть, да сидят без хлеба А у нас тут есть, что есть, да при этом есть, чем есть, — Значит, нам благодарить остается небо!
Прием совмещения разного рода созвучий особенно часто используется в стихотворных каламбурах (фр. calembour—игра слов). В них такое столкновение также выполняет разные функции. Например, может быть использовано с познавательно-разъяснительной целью. Подобное употребление находим во многих шуточных стихотворных каламбурах Я. Козловского, в частности в серии стихов под общим названием“О словах разнообразных -одинаковых, но разных”. Например: Хороша у Алены коса Хороша у Алены коса. И трава на лугу ей по косу. Скоро лугом пройдется коса: Приближается время к покосу. Март Снег сказал: - Когда я стаю, Станет речка голубей, Потечет, качая стаю, Отраженных голубей.
В данном случае используется полная лексическая омонимия (коса1 — сплетенные вместе волосы и коса2 — сельскохозяйственное орудие), омофония слова и словосочетания (по косу— покосу). Омоформия (стаю от таять — стаять и стаю — дат. пад. существительного стая, голубей — сравнительная степень прилагательного голубой и голубей — род. пад. мн. числа существительного голуби ). Подобные сопоставления иллюстрируют возможность создания так называемых омонимических ситуаций. Однако, как уже было отмечено, не каждый раз при созвучии слова оказываются coответственно лексическими омонимами. Тексты, в которых использованы омонимичные слова, как правило, без особого труда воспринимаются носителями одного и того же языка. Однако при перу воде их на другой язык могут возникнуть затруднения. Так, в книг. “Временник Пушкинской комиссии” (1939) читаем о том, как П. Мериме, переводя “Пиковую даму” А. С. Пушкина, использовал вместо слова затянулся — “куря, глубоко втянул в себя табачный дым”, словосочетание затянул кушак, т. е. “затянулся, стягивая на себе кушак”. У А. С. Пушкина Томский закурил трубку, затянулся и продолжал У П. Мерите Томский закурил, затянул кушак и продолжал.
На эту неточность Просперу Мериме в 1851 г. указал Лев Пушкин. И впоследствии она была устранена.
Для более углубленного изучения семасиологической сущности слов-омонимов необходимо хорошо знать соответствующие словари. Словари омонимов
Омонимия, достаточно полно представлена в современных толковых словарях. Однако, как уже говорилось, не все случаи омонимизации слов даются в них одинаково последовательно и четко, что объясняется неразработанностью многих теоретических вопросов омонимии и отсутствием общепризнанных критериев разграничения омонимии и полисемии. В 1974 г. был издан первый в русской лексикографической практике “Словарь омонимов русского языка”, составленный О. С. Ахмановой (в дальнейшем Словарь Ахмановой). В словарь включено свыше 2000 словарных статей, содержащих пары (или группы) омонимов. В каждой статье даны:
1) указание одного из трех основных типов образования и его виды: производная омонимия слов с выраженной морфологической структурой, исконно разные слова, разошедшаяся полисемия; 2) грамматические сведения о словах, 3) стилистические характеристики, 4) этимологические данные;
5) перевод каждого из омонимичных слов на три языка: английский, французский, немецкий: 6) примеры употребления омонимов в словосочетаниях или предложениях. Словарь дополняют “Указатель отнесенности омонимов к различным типам омонимии”и два Приложения. В Приложении 1 дан словарь так называемой функциональной омонимии (типа: Больные вошли в кабинет и У брата больные ноги), т. е. таких слов, омонимизация которых возникает при их функционировании в речи. В Приложении II приведен словарь омографов. В Словаре Ахмановой собран большой интересный материал, впервые дан перевод омонимичных слов на другие языки, сделана попытка разграничить. явления собственно омонимии и функциональной омонимии и т. д. Все это делает данный словарь ценным пособием, особенно для , студентов переводческих факультетов.
В 1976 г. в Тбилиси издан “Словарь омонимов русского языка”, составленный Н. П. Колесниконым (под ред. Н М. Шанского). содержащий четыре тысячи слов-омонимов. Явление омонимии Н. П. Колесников понимает несколько расширенно и включает в состав омонимичных все слова“с различным лексическим и/или грамматическим значением, но с одинаковым (тождественным) на писанием и/или произношением”, т. е. лексические омонимы, омоформы, омофоны и омографы. В словаре выделены различные группы абсолютных и относительных омонимов, в составе которых учтена омонимия знаменательных и служебных слов. Все приводимые слова снабжены толкованием значения, этимологическими пометами, ударениями. Примеров их употребления в тексте или словосочетаниях не дается. Отсутствуют и стилистические пометы.
В 1978 г. вышло 2-е издание этого словаря, которое значительно отличается от предыдущего. Из словаря исключены омоформы типа косой (тв. пад. суш. ж. р. ) и косой(прил. муж. р. ), но введено немало новых слов-омонимов. Уточнены толкования значений слов, проставлены ударения в омографах, даны стилистические пометы. Новое издание словаря (как, впрочем, и словарь 1976 г. ) будет весьма полезно всем, кто активно осваивает и творчески использует лексические богатства русского языка.
Определения явлений омонимии и омонимов, принадлежащих разным лингвистам 1. а) “Омонимия исп. homonimia. Звуковое совпадение двух 1илиболее разных языковых единиц. Омонимия звуковая. Омонимия лексическая. Омонимия окончаний. Омонимия падежных форм. Омонимия фразеологизмов. Омонимия частичная....
б) Омонимы (равнозвучащие слова) англ. homonyms, фр. homo lnymes, нем. Homonyme. Две (или более) разные языковые единицы, совпавшие по звучанию (т. е. в плане выражения). Русск. тушь— туш, ключ (в замке) — ключ (родник)” (О. С. Ахманова. Словарь лингвистических терминов). 2. “Омонимы— это слова, одинаковые по звучанию, но разные по своему значению. (.... ) Омонимы могут быть разных типов (.... ) Омонимы первого типа обычно называют лексическими(ключ и ключ), омонимы второго типа—морфологические (три и три). Особый и более сложный случай — это лексико-грамматические омонимы [типа течь и течь]” (Р. А. Будагов. Введение в науку о языке). 3. “Специальное явление, важное для природы языка, представляет омонимия. Омонимаминазывают два или несколько слов, одинаково звучащих, но имеющих совершен но различные значения. Омонимия может иметь разные степени полноты - начиная от омонимности только отдельных форм (русск, лечу— 1-е л. ед. ч. от “лететь” и “лечить”(.... )) и кончая совпадением во всей системе форм: (.... ) коса: 1) "земледельческое орудие"; 2) "убор волос" (.... )” (Л. А. Булаховский. Введение в языкознание. Ч. 2). 4. “Омонимами называются слова, отличающиеся по значению, но одинаковые по звучанию и написанию. Омонимы подразделяются на лексические и лексико-грамматические. Лексическими омонимами называются различные по значению слова, имеющие одинаковое звучание и написание во всех грамматических формах. Например, у слов наряд (одежда) и наряд (распоряжение) .... К лексико-грамматическим омонимам относятся слова, которые совпадают по звучанию и написанию не во всех грамматических формах. Среди лексико-грамматических омонимов различаются такие, у которых наблюдается совпадение одних и тех же грамматических форм. Например, у существительных полка (действие по глаголу полоть) и полка(горизонтальная доска) совпадают по своему звучанию и написанию все падежные формы единственного числа. Во множественном числе такого совпадения быть не может, так как отвлеченное существительноеполка форм множественного числа не имеет” {Л. А. Введенская, Т. В. Дыбина, И. И. Щеболева. Современный русский литературный язык). 5. “Термин "омонимия" следует применять к разным словам, к разным лексическим единицам, совпадающим по звуковой структуре во всех своих формах. (.... ) Если омонимы —это разные по своей семантической структуре, а иногда и по морфологическому составу, но тождественные по звуковому строю во всех своих формах слова, то омонимы следует отличать не только от созвучных омофонных или совпадающих по звукам речевых цепей либо синтаксических отрезков иного качества, но и от омофонных морфем... ....Впрочем, само собой разумеется, что здесь возможны переходные и смешанные типы. По отношению к ним можно . применить термин "частичная омонимия"” (В. В. Виноградов. Об омонимии и смежных явлениях). 6. “Слова, одинаково звучащие, но никак не связанные между собой по смыслу, называются омонимами, а само явление совпадения в одном звучании совершенно разных по значению слов носит название омонимии. Итак, клуб (организация, помещение) и клуб (дыма) -- омонимы, как и слова простой (несложный, обычный, нетрудный) и простой (бездействие, остановка в работе)” (Л. В. Калинин. Лексика русского языка). 7. “Если определить омонимы (греч. homonyma из homos -одинаковый и опута —имя) как слова с разным лексическим и/или грамматическим значением, но с одинаковым (тождественным) написанием и/или произношением, то объективно можно выделить следующие их виды. 1) Омонимы, имеющие разное лексическое и грамматическою значение, но тождественное написание: отлично (1. Наречие. 2. Краткое прилагательное среднего рода) (.... )
2) Омонимы, имеющие разное лексическое (но одинаковое грамматическое) значение и тождественное написание и произношение: лук (1. Растение. 2. Оружие) (.... )
3)-Омонимы, имеющие разное грамматическое (но одинаковая лексическое) значение и тождественное написание и произношение; грузин (1. Существительное в форме именительного падеж; ) единственного числа. 2. То же существительное в форме роди тельного падежа множественного числа) (.... )
4) Омонимы, имеющие разное лексическое и грамматическое значение и одинаковое написание (при нетождественном произношении): белка (1. Существительное женского родав форме именительного падежа единственного числа. 2. Существительное мужского рода в форме родительного падежа единственного числа) (.... )
5) Омонимы, имеющие разное лексическое, но одинаковое грамматическое значение и одинаковое написание (при нетождественном произношении): Орган и орган (.... ) 6) Омонимы, имеющие разное грамматическое, но одинаковою лексическое значение, и одинаковое написание (при нетождественном произношении): волны и волны (.... ) 7) Омонимы, имеющие разное лексическое и грамматическое значение при тождественном произношении (но разном написании): леса и лиса (.... ) 8) Омонимы, имеющие разное лексическое, но одинаковое грамматическое значение при тождественном произношении (но разном написании): осветить и освятить (.... )
9) Омонимы, имеющие разное лексическое, но одинаковое грамматическое значение при тождественном произношении (но разном написании): девяносто и девяноста (.... )
Названные виды омонимов образуют две основные группы 1. Омонимы абсолютные (1—3) и 2. Омонимы относительные. состоящие из омографов (4—6) и омофонов (7—9) (.... ) (Н. П. Ко лесников. Словарь омонимов русского языка). 8. “(.... ) Омонимы—это разные слова, имеющие одинако вый звуковой состав. В пределах омонимии в широком смысле следует различать:
1) Омофоны, т. е. такие случаи, как пруд и прут, слова, звучащие в именительном и винительном падежах одинаково, но имеющие разный состав фонем, что обнаруживается в других формах этих слов и в производных: прута пруда (.... ).
2) Омоформы, т. е. случаи, когда у двух слов совпадает и произношение и состав фонем, и лишь в одной форме или в отдельных формах например, три - "3" и три! — повелительное наклонение от глагол тереть.... 3) Собственно омонимы, которые, в свою очередь, могут распадаться на существенно различные группы:
а) Подлинные омонимы, т. с. слова, звучащие одинаково, имеющие одинаковый состав фонем н морфологический состав (те же морфемы аффиксальные, но разные корни) и при этом и в словоизменительных формах слона, но разное происхождение из двух ранее не совпадавших по значению слов, например: ....лама— "копытное животное" и лама - "тибетский священник"...... б) Те случаи, когда от тех же корней или основ, независимо друг от друга, образованы "такие же слова", т. е. в той же части речи и тех же совпадениях по словоизменению, например: голубец — "голубая краска" и голубец — "кушанье из фаршированной мясом капусты".... в) Наконец, могут быть и такие случаи, когда одно и то же слово заимствуется в разное время, с разными значениями и, очевидно, из не вполне тождественного источника, например: из итальянскогоbanda — банда — "сборище бандитов" и более позднее, из жаргона итальянских музыкантов, banda — "духовой оркестр, играющий в опере на сцене" (участники которого.... не бандиты, а бандисты). г) Особый вид омонимии представляют собой случаи так называемой конверсии [дано в сноске: конверсия — от латинского conversio—"обращение". —М. Ф. ], когда данное слово переходит в другую часть речи без изменения своего морфологического и фонетического состава, например, зло — краткое прилагательное среднего рода и зло — наречие.... ” (А. А. Реформатский. Введение в языковедение). 9. “Омонимы (от греч. homos — одинаковый + onyma, onoma — имя). Слова, принадлежащие к одной и той же части речи и одинаково звучащие, но различные по значению. Брак (супружество) и брак (испорченная продукция).... Омонимы полные (абсолютные). Омонимы, у которых совпадает вся система форм. Ключ (для замка) — ключ (родник) .... Омонимы частичные. Омонимы, у которых совпадают по звучанию не все формы. Ласка (животное) — ласка (проявление нежности) (расходятся в форме родительного падежа множественного числа: ласок— ласк).... Омонимы простые. Непроизводные слова, совпадающие по звучанию. Клуб (дыма) —клуб (завода).... Омонимы производные. Омонимы, возникающие в процессе словообразования. Заставить (мебелью, обставить) — заставить (принудить) (.... )” (Д. Э. Розенталь и М. А. Теленкова. Словарь-справочник лингвистических терминов). 10. “От различных лексических значений многозначного слова следует четко отграничивать слова, находящиеся между собой в омонимических отношениях.... (.... ) Омонимами являются слова, одинаково звучащие. но имеющие совершенно paзличны, не выводимые сейчас одно из другого значения, которые совпадают между собой как в звучании, так и на письме во всех (или в ряде) им присущих грамматических формах. Омонимы, следовательно, представляют собой слов одного грамматического класса” (Н. М. Шанский. Лексикология современного русского языка). 11. От многозначных слов, т. е. слов, которые в различных контекстах (иначе говоря, в зависимости от тех лексико-семантических позиций, в которых они выступают) имеют различные значения, принято отграничивать слова-омонимы. (.... )
(.... ) Омонимы—это слова, совпадающие по звучанию, одинаковые по своей форме, но значения которых никак не связаны друг с другом, т. е. не содержат никаких общих элементов смысла, никаких общих семантических признаков. Омонимы — это отдельные, самостоятельные слова, слова-двойники. (.... ) (Д. Н. Шмелев. Современный русский язык. Лексика). Литература Лингвистический словарь Фомина Н. И Современный русский язык: лексикология Арсеньева М. Г. Многозначность и омнимия
Леканта П. А. Краткий справочник по современному русскому языку Кодухов В. И. Введение в языкознание
Петрова М. А. Русский язык: Лексика, Фонетика. Словообразование