Сергеев С. М.
Преждечем говорить о традиционализме поздних славянофилов, приходится доказывать самоих существование в 1880-1890-х гг. Ситуация парадоксальная, если учесть, что вэто время продолжал активно работать (до 1886 г.) последний классик и признанный лидер славянофильства И.С. Аксаков; выходило множество изданий, именовавшихся“славянофильскими” (“Русь”, “Свет”, “Известия славянского благотворительногообщества”, “Русское дело”, “Славянские известия”, “Благовест”, “Русский труд”,“Русская беседа” и т.д.); славянофилами называли себя такие видные публицисты,ученые, государственные, общественные и церковные деятели, как Н.П. Аксаков,епископ Антоний (Храповицкий), А.В. Васильев, П.Д. Голохвастов, протоиерей А.М.Иванцов-Платонов, Н.П. Игнатьев, А.А. Киреев, В.В. Комаров, М.О. Коялович, В.И.Ламанский, О.Ф. Миллер, О.А. Новикова, П.П. Перцов, Д.Ф. и Ф.Д. Самарины, М.Д.Скобелев, Т.И. Филиппов, Д.А. Хомяков, М.Г. Черняев, С.Ф. Шарапов и др. Тем неменее, наиболее авторитетный на сегодняшний день исследователь проблемы Н.И. Цимбаевутверждает, что “к середине 1870-х годов славянофильство изжило себя иперестало существовать как направление русского общественного движения” (1).Убедительности этому взгляду добавляет практически полное отсутствиеспециальных работ о славянофильстве конца XIX в.
Впрочем,есть и другие точки зрения на сей счет. П.Н. Милюков, скажем, выделял в историиславянофильства заключительный этап “разложения” (1860-1890-е гг.), включая вчисло “разложенцев” Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева и даже Вл.С. Соловьева(2). Милюковской концепции, в целом, следует Г.В. Флоровский, относивший кпредставителям “позднейшего “вырождающегося” славянофильства” К.Н. Леонтьева,А.А. Киреева, К.Н. Бестужева-Рюмина, А.В. Васильева; при этом он, правда,выделил Ф.М. Достоевского и Вл.С. Соловьева как “продолжателей классическихславянофильских традиций” (3). Известный советский историк С.С. Дмитриев“периодом заката и распада славянофильства, периодом превращения его висключительно реакционное направление”, считал пятнадцатилетие с 1865 по 1880гг. (4) Польский ученый А. Валицкий рассматривает конец ХIХ века как время“дезинтеграции” и “дезутопизации” славянофильства(5), что в общем тоже близко кмилюковскому взгляду. Классическое славянофильство, по А. Валицкому,завершается в 1881 г. (6) Крупный современный специалист по данной теме Е.А.Дудзинская в своей последней монографии утверждает, что “классическоеславянофильство ушло с исторической сцены со смертью всех его видныхпредставителей”(7), т.е. его концом можно считать 1886 г. — год смерти И.С. Аксакова. Исходя из логики Е.А. Дудзинской, можно сделать вывод, что после“классического” славянофильства существовала еще и какая-то его“неклассическая” форма. В.М. Хевролина употребляет применительно к 1870-1890-мгг. термин “поздние славянофилы” и причисляет к последним И.С. Аксакова, Н.Я.Данилевского, К.Н. Леонтьева, В.И. Ламанского, А.А. Киреева, А.В. Васильева,Н.Н. Дурново (8). Многие исследователи обозначают продолжателей классическогославянофильства в конце XIX в. как “неославянофилов”. Обычно к ним относят Н.Я.Данилевского, К.Н. Леонтьева, Н.Н. Страхова (9). Для М.Ю. Конягина“неославянофильство как течение русской общественной мысли конца XIX — началаХХ века”, как “особое явление” представлено прежде всего фигурой С.Ф. Шарапова(10). Как видим, идею Н.И. Цимбаева о кончине славянофильства к 1875 г. подавляющее число его коллег не разделяет. Однако попробуем рассмотреть аргументацию этоговесьма почтенного ученого.
Н.И.Цимбаев противопоставляя “истинных славянофилов” и “славянофилов-славянолюбов”,связывает отход И.С. Аксакова от “истинного славянофильства” с его “идейнойэволюцией в сторону политического панславизма”: “И. Аксаков незамечал коренного изменения своих взглядов, в 1870-1880-е годы субъективно онбыл верен идеалам истинного славянофильства, но в действительности с середины1870-х гг. был, конечно, славянолюбом” (11). Тем более отлучаются от “истинногославянофильства” такие панслависты, как О.Ф. Миллер (“сузил и исказил идеиистинных славянофилов”), А.А. Киреев (“именовал свои консервативные,панславистские убеждения “славянофильством”), С.Ф. Шарапов (“беспринципныйжурналист”) (12). Конечно, нельзя не согласиться с тем, что для раннего,классического славянофильства 1840-1850-х гг. славянский вопрос не игралпервостепенной роли, но ощутимая “славянолюбская” тенденция в нем все-такиприсутствовала. Сам же Н.И. Цимбаев приводит весьма выразительное высказываниеК.С. Аксакова (1845-1846): “Кто не славянин, тот, конечно, не русский. Ктосмеется над какими-то славянофилами или славянолюбцами, тот, конечно, самславян ненавидит, а кто ненавидит род, ненавидит и вид, кто ненавидит славян —ненавидит и русских”. Из пяти признаков принадлежности к славянофильству, имсформулированным, пятый предполагал обязательное сочувствие к “племенамславянским”, правда, “отклоняя все возможные мечты о политическом соединениивсех славян в одно целое” (13). Идея славянского единства пронизывает лирикуА.С. Хомякова (см. его стихотворения “Орёл”, “Ода”, “Беззвездная полночь дышалапрохладой…”); писал он о ней и прозой: “ признаюсь охотно: люблюславян я их люблю потому, что нет русского человека, который бы их нелюбил; нет такого, который не сознавал бы своего братства с славянином и,особенно, с православным славянином. Насмешку над нашей любовью кславянам принимаю я так же охотно, как и насмешку над тем, что мы русские”(14). В журнале “Русская беседа” (1856-1860) был особый “славянский” отдел. Сгодами “славянолюбская” настроенность стала перерастать в нечто болееопределенное. В передовице первого номера газеты “День” (октябрь 1861 г.) И.С. Аксаков недвусмысленно утверждает: “Освободить из-под материального и духовного гнетанароды славянские и даровать им дар самостоятельности духовного и, пожалуй,политического бытия, под сению могущественных крыл русского орла — вотисторическое призвание, нравственное право и обязанность России” (15). Так чтопанславизм позднего И.С. Аксакова и его последователей был вполне органичным(хотя, конечно, не обязательным, и уж тем более не фатально предопределенным)завершением означенной тенденции. Последняя, кстати, в 1840-1850-е гг.приглушалась еще во многом и потому, что правительство Николая I резконегативно относилось к любым национально-освободительным движениям, нарушающимпринцип легитимизма, твердо исповедуемый самим императором. Недаром же Ф.В.Чижова и И.С. Аксакова подвергли арестам в 1847 и 1849 гг. прежде всего потому,что подозревали в них панславистов (16).
Ноглавное даже не в этом. Неужели усиление внимания И.С. Аксакова квнешнеполитическим проблемам принципиально изменило его воззрения на вопросыполитики внутренней? Или, может быть, он коренным образом пересмотрелобщетеоретические основы славянофильского учения? По Н.И. Цимбаеву, получаетсяименно так: “В 1879-1881 гг. под впечатлением роста революционного движения, вобстановке демократического подъема и связанной с ним поляризации общественных силИван Аксаков твердо стоял на позициях, которые можно определить какконсервативно-националистические. Он открыто встал в ряды сторонниковсамодержавия и всеми силами отстаивал свои убеждения. Аксаков был откровенновраждебен революционному движению, с недоверием и презрением относился кдеятельности российских либералов” (17). Можно подумать, что И.С. Аксаков иславянофилы вообще были когда-либо противниками самодержавия (другое дело, чтоони его понимали по-другому, чем самодержцы), или что их отличал особеннодружественный настрой по отношению к “деятельности российских либералов”, а ужтем более — к “ революционному движению”! Без сомнения, в конце 1870-х — начале1880-х гг. И.С. Аксаков значительно “поправел” — это стало естественнойреакцией на обострение внутриполитической ситуации в стране, ознаменованнойнародовольческим террором. Но основные положения славянофильства в том виде,как они сложились у И.С. Аксакова в начале 1860-х гг., не подверглиськакой-либо кардинальной ревизии с его стороны. Панславизм не мешал издателю“Руси” много и разнообразно писать о внутреннем положении России, рассматриваяего через призму именно славянофильских представлений. В 1880-х гг. ваксаковской публицистике все они сохраняются почти без изменений. И общая историческаясхема развития России с идеализацией московского и отрицанием петербургскогопериодов. И признание основой русской жизни крестьянской общины, вообщенекоторое “народопоклонство” — постоянная апелляция к “простому народу”, как кхранителю истины. И резкая критика конституционализма, которой славянофилыусердно занимались, по крайней мере, с начала 1860-х гг. (особенно Ю.Ф.Самарин), сочетающаяся с не менее резкой критикой петербургской бюрократии. И,наконец, специфическая концепция “народного самодержавия”, предполагающая неограниченную законом власть монарха, дополненную развитым местнымсамоуправлением и Земскими Соборами (основы этой политической теории разработалеще в 1850-х гг. К.С. Аксаков). Характерно, что свой тезис о концеславянофильства к 1875 г., разрубающий И.С. Аксакова на славянофила до- и напанслависта-консерватора-националиста после этой даты, Н.И. Цимбаев неподтверждает сравнительным анализом его текстов, как будто эта, более чеморигинальная идея настолько самоочевидна, что “и доказательств никаких нетребуется”. Шаткость данного утверждения определяется прежде всего общимцимбаевским пониманием славянофильства как варианта либеральной идеологии, апоскольку антилиберальный пафос позднего И.С. Аксакова заретушироватьневозможно, остается только одно — объявить о смерти славянофильства.
Нампредставляется, что, если под славянофильством понимать ту сумму идей, которуюпропагандировали издания И.С. Аксакова 1860-1880-х гг. (“День”, “Москва”,“Москвич”, “Русь”), то оно безусловно продолжало свое бытие в 1880-1890-е гг. идаже в начале ХХ в. Конечно, славянофильство было чревато разнымивозможностями. Например, И.В. Киреевский вообще не интересовался славянскимвопросом и в последние годы жизни отрицательно относился к освобождениюкрестьян и к любым другим политическим реформам. Невостребованными оказалисьмногие историософские и исторические идеи А.С. Хомякова, далеко не всеодобрявшего в трудах К.С. Аксакова. В пореформенном славянофильстве реализовалась,условно говоря, линия братьев Аксаковых. Можно не считать ее выражением“истинного славянофильства”, но тогда следует заканчивать историю последнего1860-м г. — смертью А.С. Хомякова (кстати, И.С. Аксаков первоначально так ее ирасценил: “История нашего славянофильства как деятеля общественногозамкнулась” (18)). Признавая же славянофильство в 1860-х гг., нужно признаватьего и в 1880-1890-е гг. Сами же мы предлагаем следующую схему периодизацииистории этого направления русской общественной мысли.
Первыйэтап (1839-1857 гг.) мы, вслед за С.С. Дмитриевым (19), считаем временем“теоретического” славянофильства, когда в дискуссиях с западниками и внутрисамого кружка вырабатывались основные идеологемы “московских славян”.
Второй(1858-1882 гг.) — можно условно назвать “практическим”. Он связан с активнымипопытками славянофилов претворить свои идеалы в общественной жизни. Здесь иучастие в подготовке и проведении крестьянской реформы, и организация земскогодвижения, и создание славянских комитетов, и активное воздействие на внешнююполитику во второй половине 1870-х гг. Крайняя дата — 1882 г., — выбрана не случайно: именно тогда проваливается аксаковский проект созыва Земского Собора,уходит в отставку “славянофильский” министр внутренних дел Н.П. Игнатьев, иумирает близкий к славянофилам, популярный в стране генерал М.Д. Скобелев. Этисобытия, по сути, подвели черту под эпохой ощутимого влияния славянофилов навласть и общественность. Поэтому заключительный, третий этап истории движения(1883-1910-е гг.) — есть время “позднего” славянофильства, период его“угасания”, маргинализации, и, в конце концов, можно согласиться с Вл.С.Соловьёвым, — “вырождения” (правда, сам Соловьёв понимал сей “термин” всовершенно ином смысле). Славянофильство, несмотря на попытки обновления,постепенно превращается в замкнутую идеологическую секту с влачащими жалкоесуществование малотиражными и нечитаемыми газетами и журналами. Какую-то однуконкретную дату завершения славянофильства назвать затруднительно. Оно умираловместе со своими “последними могиканами”: Н.П. Аксаковым (1909 г.), А.А. Киреевым (1910 г.), С.Ф. Шараповым (1911 г.), В.И. Ламанским (1914 г.), Ф.Д. Самариным (1916 г.), Д.А. Хомяковым (1918 г.), А.В. Васильевым (после 1917 г.)…
КогдаН.И. Цимбаев отказывает тем же А.А. Кирееву, Н.П. Аксакову или С.Ф. Шарапову впреемственности по отношению к “классикам”, он опять-таки не формулирует, в чемже состоит глобальный разрыв между ними. А если читать тексты без предвзятости,то мы увидим, что у “эпигонов” лишь несколько больше панславистской риторики,(хотя само понятие “панславизм” в применении к себе ими отвергалось), востальном же они твердо следуют аксаковским, и отчасти хомяковским заветам.Немаловажно отметить и тот факт, что “эпигонов” с “классиками” соединяли тесныесвязи: родственные, дружеские, деловые, творческие. Д.Ф. и Ф.Д. Самарины — этосоответственно родной брат и племянник Ю.Ф. Самарина, Д.А. Хомяков — родной сынА.С. Хомякова, Н.П. Аксаков — дальний родственник К.С. и И.С. Аксаковых. А.А.Киреев и О.А. Новикова (урожденная Киреева) росли в доме, в которомзавсегдатаями были все лидеры “теоретического” славянофильства и находились подих прямым влиянием (20). Т.И. Филиппов был создателем (вместе с А.И. Кошелевым)в 1856-1857 гг. первого славянофильского журнала “Русская беседа”. В.И.Ламанского, частого автора “Русской беседы”, “Дня”, “Москвы”, находившегося вблизких отношениях с К.С. и И.С. Аксаковыми, Ю.Ф. Самариным и др., даже строгийН.И. Цимбаев признал “истинным славянофилом” (21). А ведь В.И. Ламанский — несомненныйпанславист, причем, по мнению Б.Ф. Егорова, автор “первой откровенной программырусификаторского панславизма”, обнародованной еще в 1864 г.(22). Постоянным автором аксаковских изданий был О.Ф. Миллер, а С.Ф. Шарапов — помощником И.С.Аксакова по изданию “Руси”. На все это необходимо указать, ибо по глубокомунаблюдению о. Павла Флоренского, ядро славянофильства — в“дружественно-родственных” отношениях (23).
Намкажется некорректным применять к славянофильству 1880-1890-х гг. термин“неославянофильство” (ничего принципиально нового в это время в учение“московских славян” внесено не было). Это именно “позднее”, “эпигонское”,“угасающее” славянофильство. Не можем мы согласиться и с причислением кславянофилам (или “неославянофилам”) Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева, Н.Н.Страхова, а уж тем более, Вл.С. Соловьева. Это вполне самостоятельныемыслители, несомненно, испытавшие на себе сильное влияние славянофильскихидеологем, но создавшие свои варианты традиционализма, по ряду принципиальныхположений, сильно отличающиеся от “классического” и, особенно, “аксаковского”славянофильства. О проблемах “Н.Я. Данилевский и славянофильство”, “К.Н.Леонтьев и славянофилство” мы поговорим подробнее ниже. Что же до Вл.С.Соловьева, то он в своем творчестве 1880-1890-х гг. вышел за рамки не толькославянофильства, но и русского традиционализма вообще. Весьма показательно вэтом смысле такое острое высказывание И.С. Аксакова (1883), долгое времяпокровительствовавшему философу и помещавшего его работы в “Руси”: “До такогокрайнего, радикального отрицания, такого крайнего, радикального западничестване доходил доселе никто из русских мыслителей” (24). Еще более резкая реакцияна прокатолические писания Соловьева содержится в письме К.П. ПобедоносцеваИ.С. ксакову от 30 ноября 1884 г.: “Стыдно и позорно сыну соединяться склеветниками и сплетниками на нашу родину…”(25) В конце 1880-х гг. Соловьеваперестают печатать традиционалистские издания, и он публикуется в основном влиберальной прессе.
Такимобразом, круг поздних славянофилов мы ограничиваем теми именами, которыеперечислены нами в самом начале главы. Из них нам наиболее интересны какидеологи прежде всего И.С. Аксаков, а затем А.А. Киреев, С.Ф. Шарапов, Н.П.Аксаков, А.В. Васильев. Именно они наиболее активно пытались развиватьславянофильское учение в 1880-1890-е гг.
Славянофильство и либерализм
Ещеодна чрезвычайно важная проблема, на которой необходимо остановиться передрассмотрением идеологем поздних славянофилов — это вопрос о взаимоотношенияхславянофильства и либерализма. В современной российской историографиипредставление о славянофильстве как об одном из вариантов русского либерализмаявляется господствующим. Характерно, что в новейшем обобщающем труде “Русскийконсерватизм XIX столетия” взгляды славянофилов не разбираются, ибо последниебезоговорочно признаны либералами.
Родоначальникомтакого подхода к славянофильству был С.С. Дмитриев, еще в 1941 г. писавший, что “объективным итогом реализации социально-экономической программы славянофилов1840-1850 гг. было бы развитие промышленного капитализма, их политическаяпрограмма привела бы при ее реализации к получению элементарной свободывыражения для либерально-помещичье-буржуазного мнения” (26).
Развиваяэту идею, Е.А. Дудзинская пришла к выводу о буржуазной сущности славянофильскойидеологии: “Подталкивая правительство к отмене крепостного права, и, ратуя запромышленное развитие России, помещики-славянофилы как представители “самогообразованного и наиболее привыкшего к политической власти класса”, выполняли наданном этапе роль идеологов буржуазной эпохи” (27). Наконец, Н.И. Цимбаевустановится ясно, что “славянофильство и западничество были раннимиформами российского либерализма” (28). Но, если для Н.И. Цимбаева, какмы видели, славянофильство заканчивается к 1875 г., и, следовательно, поздний И.С. Аксаков и тем более такие его последователи как А.А. Киреев иС.Ф. Шарапов — уже не либералы, то для Е.А. Дудзинской — И.С. Аксаков остаетсяславянофилом и, соответственно, либералом до самой смерти (“неклассические”формы славянофильства она вообще не рассматривает). Но мы уже показали, чтовоззрения поздних славянофилов, по крайней мере, в социально-политическомаспекте мало чем отличались от взглядов “классиков”. Более того, все они резкоотмежевывались от “официального консерватизма” и высказывали мысли, которыевполне можно было бы назвать “либеральными”.
Вот,например, некоторые суждения из концептуальной статьи А.В. Васильева “Задачи истремления славянофильства” (1883): “Без свободы слова и печати, бездействительной свободы самоуправления народа и Церкви, без свободы совещания оместных и общегосударственных нуждах и делах, по всему государству и в егосердце около престола не может быть действительного знаниягосударственных польз и нужд ”; “Нельзя вечно держать Россию в осадномположении и весь народ под полицейским надзором!” “Подлинное славянофильство неокрашено только, но насквозь пронизано самым ярким и полным либерализмом”(29).Интересно, что последнюю цитату сочувственно приводит Н.И. Цимбаев,почему-то при этом не торопясь зачислить ее автора ни в славянофилы, ни влибералы (30). А вот тезисы другого лидера позднего славянофильства Н.П.Аксакова: “Славянофильство и ретроградный консерватизм взаимоисключают другдруга, и одно направление является отрицанием другого” (31). “Неравноправностьесть прежде всего несправедливость, нравственная неправота” (32). За что С.Ф.Шарапов критикует В.А. Грингмута? За то, что последний отрицает земскоесамоуправление, за то, что он “против гласности и независимости судов”, за то,что он поддерживает “бюрократическое начало в управлении ” (33). Неправда ли, полное впечатление, будто либерал ругает консерватора?! Нетруднонайти либерализм и у “консерватора-панслависта” А.А. Киреева, решительноразводившего свою позицию с теми, кто “всякое самостоятельное проявлениенародной воли, народной мысли считают тем самым уже незаконным, что оносамостоятельно, забывая, что и самое сильное правительство нуждаетсяв помощи народа, которым оно призвано управлять, и что на общество, лишенноесамостоятельности, не привыкшее думать, опираться нельзя” (34). В своемдневнике А.А. Киреев сожалеет, что Александр III не повел Россию “пославянофильскому либеральному пути” (35). Что же касается И.С. Аксакова, то онуже, перестав быть, по мнению Н.И. Цимбаева славянофилом и либералом, тем неменее, писал О.Ф. Миллеру (8 мая 1881 г.), что его социально-политическийидеал, “есть венец либеральных вожделений общества, основа действительная длявсякого, в нужном случае, представительства” (36). С.Ф. Шарапов вспоминал такиеслова издателя “Руси”: “ я бы с удовольствием сказал, что я либерал, если б самое слово не было так затаскано и загажено ” (37).
Интересно,что Н.И. Цимбаев в качестве союзника в деле “либерализации” славянофиловиспользует К.Н. Леонтьева, который писал о последних: “Если снять с них пестрыйбархат и парчу бытовых идеалов, то окажется под этим приросшее к телу ихобыкновенное, серое, буржуазное либеральничанье, ничем существенным отзападного эгалитарного свободопоклонства не разнящееся” (38). Советский историкприветствует леонтьевский метод “снятия” со славянофилов “пестрого бархата ипарчи бытовых идеалов”, отмечает “уместность этого приема”, его “очевидныедостоинства” (39). Странно, что ученый не обратил внимание на то, что К.Н.Леонтьев и поздних славянофилов считал либералами: “Все они от Киреевского доДанилевского (включительно), до Бестужева, до А.А. Киреева, Шарапова и т.д.более или менее либералы ”(40) (из письма А.А. Александрову от 12 мая 1888 г.). Таким образом, нельзя ли и нам сделать вывод о либерализме не только “классиков”, но иэпигонов славянофильства? Но почему же эти “либералы” публиковались негде-нибудь в “Вестнике Европы”, “Новостях” или любых других действительнолиберальных органах печати, а либо создавали свои газеты и журналы, либо находилипристанище в “консервативных” “Московских ведомостях”, “Русском обозрении”,“Русском вестнике”… Почему позднее, в пору Первой русской революции 1905-1907гг. они примкнули не к кадетам, и даже не к октябристам, а к Союзу русскогонарода и близким к нему политическим организациям? Наконец, почему их сочиненияпереполнены выпадами в адрес целого ряда основополагающих либеральных ценностейи институтов, так сказать, “священных коров” либерализма?
Любойобъективный исследователь славянофильства не может не признать, что“либеральные” цитаты, приведенные нами выше, далеко не выражают сущностиславянофильского мировоззрения, ибо они, что называется, вырваны из контекста.Общий же пафос славянофилов скорее носит антилиберальный характер. Не будемголословными и приведем доказательства. Особо обращаем внимание на отношениеславянофилов к конституционализму и парламентаризму. Разве это не пробныйкамень для правоверного либерала?
И.С.Аксаков. “Нужно рассеять туман, напущенный пошлостью нашего псевдолиберализма. Былобы весьма опасно признать эту мнимую силу за силу действительную, и мнениямитой фракции общества, которая именует себя “либеральной”, а, в сущности, просто— нерусская, чуждая преданиям истории и духу нашей народности, — мнениям ее,этому пустословному бреду, придавать какое-либо веское значение…” (41);“ полновластный Царь не властен лишь в одном: в отречении от своегополновластия, заменив главное начало русского государственного строязападноевропейской конституцией, он стал бы отступником от народногоисторического пути, изменником Русской земле, предателем своего народа”(42);“ всякая западноевропейская конституция равнялась бы дляРоссии окончательному отречению от своей истории и народного миросозерцания”(43). “Великий грех приняла на свою душу Россия, навязав Болгарскому народуконституцию русского изделия по западноевропейскому образцу, напялив наБолгарию эту шутовскую одежду, сшитую “российскими портными из Лондона иПарижа”, да еще подпоротую болгарскими их учениками, — отравив, исфальшивив,искалечив нравственно все общественное бытие родной нам страны с самых первыхдней ее свободы” (44); “ конституция в России — не избавление от зол,а начало горших зол. Дать конституцию Царь не может. Это с его стороны было быизменой народу, предательством. Если только будет дана конституция иличто-нибудь ей подобное, произойдет — это верно как 2х2=4, — мятеж народный — заЦаря против “господ” и вынужденной ими у Царя “господины”. Конституция — этовенец денационализации России, начавшейся при Петре, следовательно, ее гибель”(45).
А.А.Киреев. “К парламентарному государству мы, славянофилы, не питаем ни малейшегодоверия. Недоверие наше так велико, что мы скорее согласимся иметь дело сАракчеевым, нежели с парламентарными дельцами современного типа” (46). “Можноли серьезно думать о конституции для России, где девяносто девять сотых народане поймут разницы между депутатом, сидящим в парламенте, и всяким другимчиновником, назначенным от короны, где одного слова какого-нибудь решительногои крутонравного Государя будет достаточно для того, чтобы петербургские илимосковские дворники метлами разогнали “говорильню”?”(47) “Назначениегосударства — дать возможность каждому гражданину достигнуть наилучшее своеназначение. Для этого едва ли парламентаризм не худшая формаправления, ибо она основана на постоянном подличании избираемых передизбирателями” (48).
С.Ф.Шарапов. “Наша бюрократия сделала все зависящее, чтобы скомпрометировать исделать всем ненавистным наш чудный и светлый исторический принцип —Самодержавие. Еще немного, и она своего добьется Тогда явится“конституция”, как акт отчаяния, начнется парламентаризм, и мы сразу попадем вкакую-нибудь неслыханную Стамбуловщину. Мирная земская Россия, которая могла быпроцветать и развиваться, имея на верху истинное Самодержавие, станет ареноюполитической борьбы, ненависти, лжи и кровавых насилий. Никто не будет всостоянии разобраться, где и в чем беда, как не могут в этом разобраться сейчасво Франции” (49).
Славянофилыпостоянно подчеркивали принципиальное отличие Земского Собора, необходимостьсозыва которого они пропагандировали, от западноевропейского парламента. И.С.Аксаков: “Можно и западноевропейский государственный строй перенять ипричесать и, сочинив какое-либо народное представительство, окрестив его названием “Земского собора”: толку от этого не будет, а будет лишьсугубая ложь” (50); “ Земский собор вовсе не есть конституционное, вдухе западноевропейском, собрание народных представителей, решения которыхобязательны для верховной власти и формально ее ограничивают, этоесть только одна из более живых форм непосредственного общения Царя с народом,один из вернейших способов узнавания народной мысли, проверки самимправительством доброкачественности его собственных распоряжений, одним словом —советования власти с землею” (51). А.А. Киреев: “Мы не только бы не желаливидеть умаления самодержавной власти, но, напротив, желали бы ее усиления, вособенности в отношение способности ее узнавать действительные нужды и желаниянарода Однако, ежели бы, при каких-нибудь исключительныхобстоятельствах, Самодержавная власть сочла уместным посоветоваться со своимнародом мы бы желали, чтобы прибегая к такому средству, она не сочланужным поступиться при этом своими правами и обязанностями в пользу каких-либосословий или партий Русский народ не ищет и не желает никакого иногогосударственного устройства, никакого нового правового порядка, кроме нынесуществующего, и желает лишь одного, чтобы Царю его действительно были известныего нужды и желания ” (52). “Конечно, наши древние Земские соборы неимели ничего общего с парламентами Запада, ни с нашими земствами современными”(53). С.Ф. Шарапов: “ Земский собор возможен лишь как венец упорядоченнойРоссии, а отнюдь не как собрание, имеющее ее упорядочить” (54).
Совершенноочевиден и антибуржуазный настрой славянофилов. И.С. Аксаков писал о“растлевающем духе западной буржуазии”(55). А.А. Киреев порицал современную емуФранцию за то, что она превратилась “в компанию на акциях”, а государстводолжно, по его мнению, преследовать “цели идеальные, не только не подходящиепод мерило выгоды (религию золотого тельца), несоизмеримые с ними, но иногда ипрямо им противоположные”. Он видел непосредственную связь капиталистическихотношений и конституционализма: “Говорят, что конституционный образ правлениясамый лучший — да, но лишь для денежных дел, но ведь деньги-то не всё Скажу более, там, где деньги все — бог, там Бог общество разрушает!” Емуненавистно “царство банкиров и адвокатов” (56).
Свойственендля славянофилов и своеобразный “правовой нигилизм” — отрицание права какглавного регулятора общественной жизни (что тоже мало подходит “идеологамлиберализма”). “Не на контракте, не на договоре зиждутся в России отношениянарода к царю, а на страхе Божием, на вере в святыню человеческой совести идуши”, — патетически восклицал И.С.Аксаков (57). “ Ни для царскойвласти, ни для народного послушания не существует иных ограничений, кромезаповедей Господних”, — писал он же (58). “Никаких бумажных конституций нам ненужно! — вторил ему А.А.Киреев, — В нас, в нас самих должна быть конституция; иэтой конституции у нас никто не отнимет, и только она и надежна”. Онпротивопоставлял начало этическое как высшее — началу юридическому как низшему,соответственно русские для него — “народ не юридический, а этический” (59).“Вот наша хартия, другой нам не нужно!” — говорит Киреев о христианском Символеверы (60).
Важноотметить, что антилиберальные выпады поздних славянофилов не являлись чем-тоновым и неожиданным в истории этого течения русской мысли. Наоборот, “эпигоны”не добавили здесь ничего существенного по сравнению с “классиками”, зачастуюпросто копируя предшественников. Вот, скажем, достаточно определенный отзывК.С. Аксакова о немонархических формах государственного устройства: “Оконституции мы не говорим, это даже не особая какая-нибудь форма: это естьосуществленная ложь и лицемерие всех государственных начал друг перед другом.Республика является для большей части Запада как совершенство, но республикаесть самая вредная правительственная форма ” (61) (1848). Ю.Ф. Самаринв 1862 г. написал специальную статью против конституционных проектовмосковского дворянства, в которой недвусмысленно утверждал, “что всякую попыткуограничить самодержавие в настоящее время в России, мы считаем делом безумным,потому что оно невозможно, а если бы оно и было возможно, то назвали бы егобедствием и преступлением против народа” (62). А.С. Хомяков неоднократноподчеркивал, что право — “мнимая наука” и не находил “законности истинной вформальном призраке законности” (63). Максималист К.С. Аксаков по этому вопросувысказывался еще более радикально: “Гарантия не нужна! Гарантия есть зло. Где нужнаона, там нет добра Вся сила в нравственном убеждении. Это сокровищеесть в России, потому что она всегда в него верила и не прибегала кдоговорам”(64) И.В. Киреевский, по сути дела, отрицал для России возможностьчастной собственности на землю: “Все здание западной общественностистоит на развитии личного права собственности. В устройстве русскойобщественности личность есть первое основание, а право собственности только ееслучайное отношение. Одним словом, безусловность поземельной собственностимогла являться в России только как исключение. Общество слагалось не из частныхсобственностей, к которым приписывались лица, но из лиц, которым приписываласьсобственность” (65). Мнение Киреевского разделяли и другие члены кружка.“Верховное право собственности на землю принадлежит в России государству — сэтим выводом согласны все славянофилы. Он означал признание условности правачастной собственности, что противоречило классическим представлениямевропейского либерализма”, — это вынужден констатировать даже Н.И. Цимбаев(66).
Конечно,время не могло не сместить некоторые акценты в славянофильской идеологии. И.С.Аксаков, например, во многом пересмотрел свое отношение к Великим реформамАлександра II, в которых славянофилы, как известно, приняли самое горячееучастие. Уже 22 марта 1881 г. издатель “Руси” заявил в своей речи вПетербургском Славянском обществе: “Мы подошли к самому краю бездны. Еще шаг втом направлении, в котором мы двигались до сих пор — и кровавый хаос!” (67)“Вредная сторона преобразований минувшего царствования, — доказывалон два месяца спустя, — заключается в параллельной с ними слабостинационального самосознания в самом правительстве, и еще более в образованномрусском обществе; в том, что они совершались большею частью (кроме наделениякрестьян землею) в духе европейского либерализма Другими словами: как уступки так называемой интеллигенции, — а не как созиданиеистинной жизненной русской свободы ” (68). Еще более жесткотот же тезис был сформулирован Аксаковым в письме к Д.Ф. Самарину (20—22 апреля 1885 г.): “Общий характер реформ Александра II, кроме эманципациикрестьян, запечатлен был характером европеизма и либерального доктринерства”(69). А.А. Киреев также был убежден, что Александр II много “нагородиллиберальной чепухи” (70). Более того, размышляя о трагической гибелиимператора, он записывает в своем дневнике: “Это злодеяние было счастием для России (уберегши нас от дальнейших конституционныхпоползновений) ”; “ страшно вымолвить, а не погибни Царьименно в этот день и час, — у нас была бы теперь узаконенная анархия ”(71).
Резкоотрицательной становится оценка И.С. Аксаковым деятельности земского движения:он соглашается с тем, что недоверие правительства к последнему “оправдано самойдействительностью, и пуще всего — всеобщим недоверием самогонаселения!” Современное земство, хотя и не нужно “уничтожать”, но необходимо“преобразить”,– считал вождь поздних славянофилов (72). Как отмечает Н.И.Цимбаев, “по вопросу об отношении к либеральному земскому движению произошелокончательный разрыв его (И.С. Аксакова. — С.С.) с последним из оставшихся вживых славянофилов А.И. Кошелевым” (73). Действительно, уже в августе 1881 г. Аксаков констатирует в письме к Д.Ф. Самарину, что Кошелев “положительно приписался кпротивоположному стану” (74). Отметил этот разрыв и А.И. Кошелев в своихмемуарах: “Мне особенно неприятны были выходки Аксакова против либералов,против правового порядка, земских учреждений, новых судов и пр. Этим онстановился явно против нас, сторонников предпринятых реформ, и как бы под знамяКаткова ” (75). Естественно, что Н.И. Цимбаев пытается доказать, что вданном споре классическому славянофильству остался более верен Кошелев:“Общественно-политическая эволюция Аксакова не была характерна для большинствабывших славянофилов, чьи убеждения до конца жизни оставалисьумеренно-либеральными” (76). Но справедливо ли это? Не вернее ли будет сказать,что Кошелев, отойдя от славянофильства, просто влился в общий потоклиберального движения, о чем он сам, кстати, весьма откровенно написал:“ Я был глубоко убежден, что пора так называемых славянофильства изападничества безвозвратно миновала; что теперь все разумные нашисоотечественники более или менее глубоко сознают необходимость изучать свое,развивать его и им проникаться, но вместе с тем отнюдь не чуждаться того, чтовыработано народами, предупредившими нас на поприще общечеловеческого быта иобразования. Писались им (Аксаковым. — С.С.) статьи и высказывалисьмнения, которые отзывались каким-то отжившим славянофильством. И.С.Аксаков проповедовал в своей “Руси” какой-то странный возврат ксамобытности ” (77). Но разве “возврат к самобытности” — нецентральная идея классического славянофильства (сам же Кошелев считал, чтославянофилов правильнее было бы называть “самобытниками”(78)), разве Хомяков,Иван Киреевский и Константин Аксаков не допускали выходок “против либералов” и“правового порядка”? Вопреки утверждению Н.И. Цимбаева, кошелевский случай какраз единичен, люди близкие к славянофильскому кружку, вроде того же Д.Ф.Самарина или В.И. Ламанского, остались в аксаковском лагере. Не говорим уже, окошелевской идиллической картине общественной и интеллектуальной жизни Россииконца 1870-х гг., о якобы полном примирении “самобытников” и “европеистов”.Достаточно вспомнить неудачную попытку Ф.М. Достоевского объединить тех идругих своей Пушкинской речью, вызвавшей, напротив, ожесточенные споры врусской печати. Особо нужно подчеркнуть, что Кошелев никогда не являлсятеоретиком, занимаясь в основном практической, прикладной работой, а потомувряд ли его эволюцию можно считать более адекватной логике развития славянофильства,чем эволюцию Аксакова — признанного идеолога движения в пореформенную эпоху.
Другойвесьма значительный сдвиг в мировоззрении И.С. Аксакова произошел по отношениюк сословному вопросу. Некогда страстный пропагандист бессословности, призывавшийдворянство к самоупразднению, он в 1880-х гг. вынужден был признаться: “Мыслишком теоризировали, отрицая явления исторической жизни и быта — в образесословий ” (79). В 1884 г. Аксаков публикует статью с “говорящим” названием“О непригодности применения принципа всесословности к русской жизни”, в которойнастаивает на том, что “земщина — это не просто множество личных верноподданныхединиц, где просто количественная сумма отдельных индивидуумов: это целыйбытовой разнообразный строй со множеством разветвлений, разрядов и групп. Сталобыть, раз он признается, раз эти так называемые, положим, «сословия»существуют, — государство не имеет права не признавать, игнорировать их ивводить насильственно начало бессословности, чуждое жизни ” (80).Аксакова поддерживал А.А. Киреев: “Граждане без сословий — что растения безпочвы Соборное начало, земское, было сословное, а совсем не то, накотором основано земство современное” (81).
Очевидное“поправение” Аксакова в 1880-х гг. сблизило его позиции по некоторым вопросам спозицией М.Н. Каткова настолько, что тот же Киреев (пожалуй, наибольший“консерватор” из всех поздних славянофилов) счел возможным записать в своемдневнике следующее: “ Аксаков и Катков считают себя противниками, амежду тем, и вся Россия, и в особенности весь Славянский мир вполне понимают,что они служат тем же самым идеалам, преследуют те же самые цели, аим кажется, что они противники, потому что Акс[аков] желал бы, чтобы Государьпоскорее собрал совет земли, а Катков думает, что из этого ничеготеперь путного не выйдет”; “Аксаков верит более обществу, нежелиправительству, Катков — наоборот, но оба они за православие, занародность, за самодержавие, за освобождение крестьян, оба врагипарламентаризма, враги “интеллигентов”, адвокатов, мироедов ” (82).Конечно, Киреев чересчур замазывает принципиальные противоречия между двумястолпами русского традиционализма, но то, что они оба относятся к одномуидейному лагерю (хотя и к разным его флангам) он отметил совершенно верно.Другие славянофилы конца XIX в. не заходили так далеко в сближении с Катковым и“катковцами”, скорее наоборот, открещивались от них. Но, например, С.Ф.Шарапов, в статье, посвященной 10-летию кончины издателя “Московскихведомостей”, наряду с критикой в адрес покойного, позволил себе и такоеметафорическое сравнение: “ русский ум нашел своего выразителя вГилярове-Платонове, чувство в Аксакове, воля в Каткове” (83). Ничего подобногоникто из славянофилов не написал ни о ком из виднейших либеральных идеологов.
Нодело, в конце концов, не в “поправении” Аксакова и не в комплементах Киреева иШарапова в адрес Каткова. Это все-таки частности. Славянофильство по самойсвоей сути никогда не было либеральным учением. Даже самый “левый” из позднихславянофилов (наряду с А.В. Васильевым) Н.П. Аксаков, принципиальный сторонникбессословности, напрочь отвергавший возможность какого-либо соглашения с“ретроградствующим консерватизмом” (т.е. с консервативным традиционализмом), совершенночетко и ясно отмежевывал славянофильство и от либерализма. Он подчеркивал, чтосходство двух этих учений “выражается в частностях, более или менее крупных,программы, а не в исходных положениях и духе. Мы радикальнопротивоположны ему по духу, по исходным положениям, а может быть, и по конечнымцелям” (84). Основное различие между славянофилами и либералами Н.П. Аксаковвидел в том, что первые ставят в центр своей идеологии понятие “народ”, авторые — “личность” (85). Думается, что ему действительно удалось обозначитьглавный водораздел между двумя мировоззрениями… И здесь, нам кажется, вполнеуместно и даже необходимо небольшое отступление для того, чтобы определить: чтоже такое либерализм в принципе.
Мыне имеем возможности разбирать этот вопрос подробно и потому обратимся кавторитетному исследованию проблемы — монографии В.В. Леонтовича о русскомлиберализме. Вот как описывается там сущность либеральной идеологии:“Либерализм — система индивидуалистическая, дающая человеческой личности и ееправам превосходство надо всем остальным. Однако, либеральный индивидуализм неабсолютен в отличии от анархизма, либерализм требуетсоздания объективного правового государственного порядка, противостоящего волеотдельных людей и связывающего ее. Тем не менее, это —индивидуалистическая система, потому что отдельный человек, личность стоит напервом месте, а ценность общественных групп или учреждений измеряетсяисключительно тем, в какой мере они защищают права и интересы отдельного человекаи способствуют осуществлению целей отдельных субъектов Либерализмпровозглашает незыблемость частной собственности перед лицом государственнойвласти, потому что в ненарушимом обладании благами, принадлежащими отдельнымлицам, он видит самую действенную гарантию возможности для отдельного человекаспокойно преследовать свои цели и развивать свои способности” (86). Итак, трикита либерализма — это автономная личность, правовой порядок и частнаясобственность. А, как замечает В.В. Леонтович, “суть либерализма в России быласовершенно тождественна с сутью западного либерализма” (87). Думается, мыпривели достаточно цитат из сочинений идеологов славянофильства для обоснованияследующего тезиса: каждый член либеральной триады не только не был для них безусловнойценностью, но скорее даже представлял собой антиценность. Добавим лишь еще одноочень характерное высказывание К.С. Аксакова по поводу главного элемента“индивидуалистической системы”: “Личность дана человеку с тем, чтоб онсознательно и свободно победил ее в себе и нашел для нее центр не в ней самой,а в Боге. Начало личности есть грешное начало, как скоро личность служит себе,и становится высоким подвигом, как скоро личность отрекается от себя и служитне себе, а отказывается от себя, полагая центр не в себе, а в истине и любвибратской, и образует общество. Личность отказывается здесь от своегоэгоизма и находит себя уже не как отдельная личность, а как любовнаясовокупность личностей; переставая быть центром, личность становится одним излучей, согласно истекающих из общего любовного союза, невидимый центр которогов Боге. Он один, и только Он — один” (88). Трудно вообразить себе что-либоболее далекое от либерального понимания общества как компромисса междуборющимися индивидуальными эгоизмами, чем эта апология растворения личности вобщности!
Складываетсявпечатление, что тезис о либеральной сущности славянофильства основывается вбольшей степени не на научном анализе, а на неких околонаучных предрассудках,первый из которых — расплывчатое, расширительное понимание либерализма.Характерно, что тот же Н.И. Цимбаев нигде не дает его четкого и ясногоопределения.
Да,славянофилы требовали отмены крепостного права и свободы слова, но сводится лик этому либерализм и, главное, сводится ли к этому славянофильство? Если же мысогласимся с определением В.В. Леонтовича (которое не есть какое-то его личноеизобретение, а, скорее, общее место в мировом обществоведении), то нам ничегоиного не остается как согласиться с вышеприведенным утверждением Н.П. Аксакова,что либерализм и славянофильство сходятся лишь “в частностях”. Н.И. Цимбаевнеоднократно говорит о своеобразии, “нетрадиционности” славянофильскоголиберализма (89), но почему-то не показывает, — в чем это своеобразие состоит,вернее, последнего оказывается настолько много, что либерализма в немразглядеть не удается. Если Цимбаев не согласен с классическим пониманиемлиберализма, пусть сформулирует свое, в рамки коего славянофильство бывписывалось не только “частностями”, но и основой… Думается, что есть и ещеодна “околонаучная” причина настойчивого отождествления славянофильства с однойиз форм либерализма! Такое отождествление в свое время помогало снять сославянофильства идеологические ярлыки (“реакционеры”, “крепостники” и т.д.),облегчало изучение и издание их наследия. В середине 1980-х гг. как тактикаэтот подход был весьма полезен, но сегодня в подобной тактике нетнеобходимости, тем более нет нужды превращать ее в единственно вернуюстратегию.
Следуетотметить, что далеко не все специалисты по истории русской общественной мыслисоглашались и соглашаются с “либерализацией” славянофильства. Еще в 1882 г. был издан серьезный труд П. Линицкого, специально посвященный данной проблеме, где авторрешительно разводит политические идеалы славянофилов и либералов (90). Несчитает славянофилов либералами и современный знаток русской общественной мыслиБ.Ф. Егоров, по его мнению, о близости славянофилов либеральным западникамможно говорить только применительно к периоду подготовки крестьянской реформы(91). В одной из своих последних работ, посвященных славянофильству, Б.Ф.Егоров рассматривает его как консервативную (традиционалистскую) идеологию инаходит в нем много общего с японским традиционализмом (92). Ряд возраженийпротив причисления славянофилов к либеральному лагерю выдвинут в статьях З.В.Смирновой и В.А. Китаева. По мнению З.В. Смирновой, “идеализацияпатриархального типа общественных связей, отрицательное отношение к буржуазнойсобственности и политическим и правовым принципам буржуазного общества,противопоставление «органических» начал жизни«искусственным», рационалистическим — все это свидетельствует впользу взгляда на славянофильство как на консервативно-патриархальную утопию,вариант общеевропейского протеста против утверждающегося буржуазного общества ипросветительской идеологии. Несомненное наличие в славянофильстве либеральныхмотивов и тенденций, связанных с антикрепостнической позицией, не меняет этойего сущности”, — подчеркивает исследовательница (93). В.А. Китаев отстаиваетпозицию, “которая предполагает наличие в славянофильстве наряду с либеральнойлинией второй, консервативно-утопической Она (позиция. — С.С.)достаточна широка, чтобы без всяких оговорок рассматривать в границах одного идейноготечения наиболее последовательных выразителей двух этих тенденций: либералаКошелева и антибуржуазных утопистов К. Аксакова, И. Киреевского и позднего И.Аксакова. Утопистов-оппозиционеров и либералов, склонных ксоциально-утопическим построениям, могли соединять только относительнобесспорные для обеих сторон элементы утопии. Соединительными звеньями былитакже неприятие крепостного права и протест против всесилия бюрократическойгосударственности. Но ни то, ни другое не предполагало в качестве неизбежногоследствия развитие буржуазных институтов и отношений” (94).
Но,пожалуй, наиболее развернутая и аргументированная критика идеи о либеральнойсущности славянофильства содержится в капитальной монографии польского историкарусской мысли А. Валицкого “В кругу консервативной утопии: Структура ивидоизменения русского славянофильства”, которую справедливо называют лучшимзарубежным исследованием поставленной в заголовок темы (впрочем, и вотечественной историографии мало что можно с ней поставить рядом). Она вышла всвет еще в 1964 г. (т.е. за двадцать с лишним лет до появления книги Н.И.Цимбаева) и лишь в 1991-1992 гг. был осуществлен ее сокращенный перевод нарусский язык. Для А. Валицкого славянофилы — консерваторы, что видно уже изназвания его работы. Свой вывод он подтверждает тщательным и разноплановымнаучным анализом. Оригинальна и плодотворна, например, приведенная им параллельмежду историософией И.В. Киреевского и концепцией немецкого социолога Ф.Тенниса, в которой сопоставляются два типа человеческого общежития:“Gemeinschaft” («община») и “Gesellschaft” («общество»).Это сопоставление “почти полностью совпадает со славянофильской антитезойРоссии и Европы, народа и «общества», христианской цивилизации и рационалистическойцивилизации” (95). Совпадает оно, добавим мы, и с принятой в культурологиидихотомией: традиционное и современное общество. Еще К. Манхейм утверждал, чтоконсерватизм — это защита “Gemeinschaft” от “Gesellschaft” (96). “На примереКиреевского, — пишет А. Валицкий, — этот тезис подтверждается во всейсвоей полноте” (97). “Либерализм” К.С. Аксакова польский ученый именует“архаическим” и подчеркивает, что он является “либерализмом в самомобщем, туманном смысле этого слова; с либерализмом как исторически определеннымобщественным мировоззрением, мировоззрением буржуазным (выделено автором. —С.С.), он, в сущности, не имел ничего общего” (98). Свой тезис А. Валицкийподкрепляет подробным разбором аксаковской записки “О внутреннем состоянииРоссии”, отмечая, что в ней критика бюрократизма ведется “с консервативныхпозиций” и “сочетается с романтической идеализацией архаических институтов истарых, дорациональных форм общественного сознания” (99). Любопытно такженаблюдение Валицкого о схожести славянофильского требования созыва ЗемскогоСобора с требованием созыва сословного парламента с правом совещательногоголоса у немецких консерваторов 1830-х гг. (100) Наконец, выделяя наиболеесущественные расхождения между славянофилами и западниками, исследовательподчеркивает, что “внутренняя логика славянофильской мысли вела к отрицаниюкапиталистического пути развития России; западничество как структура мышлениявлекло за собой одобрение буржуазного пути развития” (101). Н.И. Цимбаев,конечно же, знает книгу Валицкого и даже цитирует ее в своей монографии ославянофильстве, но мысль польского коллеги о том, что “архаический либерализм”славянофилов не имел ничего общего с классическим либерализмом он отвергает спорога, не затрудняя себя хотя бы мало-мальскими аргументами: “Такое мнениеследует признать односторонним, оно не учитывает реальной действительностиРоссии середины XIX в.” (102) — вот и вся аргументация…
Нампредставляется, что трактовка славянофильства как варианта либерализма невыдерживает серьезной критики. Можно (и даже нужно) признать в этом направлениирусской общественной мысли либеральные тенденции, но в своей сущности, в своемидейном ядре, славянофильство (как классическое, так и позднее) есть, конечно,одна из форм традиционализма. Причем, традиционализма творческого.
Список литературы
1.Цимбаев Н.И. Славянофильство. М., 1986. С.88.
2.Милюков П.Н. Славянофильство // Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза — И.А.Ефрона. Т.30. СПб., 1900; Он же. Разложение славянофильства // Он же. Изистории русской интеллигенции. СПб., 1903.
3.Флоровский Г.В. Вечное и преходящее в учении русских славянофилов // Он же. Изпрошлого русской мысли. М., 1998. С. 45, 50.
4.Дмитриев С.С. Славянофилы и славянофильство // Историк-марксист. 1941. № 1. С.89.
5.Славянофильство и западничество: Консервативная и либеральная утопия в работахАнджея Валицкого // Реферативный сборник. Вып. 1. М., 1991. С. 21.
6. См.: Дьяков В.А. Славянский вопрос в общественной жизни дореволюционной России. М., 1993. С. 25.
7.Дудзинская Е.А. Славянофилы в пореформенной России. М., 1994. С. 15.
8.Хевролина В.М. Идея славянского единства во внешнеполитических представленияхпоздних славянофилов (конец 1870 — сер. 90-х гг.XIX в.) // Славянский вопрос:Вехи истории. М., 1997. С. 90, 92, 99.
9. См.: Пеунова М.Н. Неославянофильство // История философии в СССР. Т.3. М., 1968; Голосенко И.А.Социальная философия неославянофильства // Социологическая мысль в России. Л.,1978.
10.Конягин М.Ю. С.Ф. Шарапов: Критика правительственного курса и программапреобразований. Конец XIX — начало ХХ века: Автореферат диссертации насоискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 1995. С.1, 2, 6.
11.Цимбаев Н.И. Указ.соч. С. 39.
12.Там же. С. 40, 43, 254.
13.Там же. С. 31.
14.Хомяков А.С. О старом и новом. М, 1988. С. 155-156.
15.Цит. по: Егоров Б.Ф. О национализме и панславизме славянофилов // Из историирусской культуры. Т.5. (XIX в.). М., 1996. С. 500.
16. См.: Там же. С. 498-500.
17.Цимбаев Н.И. Указ. соч. С. 108-109.
18.Цит. по: Цимбаев Н.И. И.С.Аксаков в общественной жизни пореформенной России.М., 1978. С. 69.
19.Дмитриев С.С. Указ. соч. С. 88.
20. См. Штакельберг Ю.И. Киреев А.А. // Словарь русских писателей. 1800-1917.- Т. 2. М., 1992. С. 532.
21. См. Цимбаев. Н.И. Славянофильство… С. 45-46.
22. См. Егоров Б.Ф. Указ. соч. С. 502-503.
23.Свящ. Павел Флоренский. Соч. в четырех томах. Т.2. М., 1996. С. 342.
24.Аксаков И.С. Полн. собр. соч. Т.4. М., 1886. С. 221.
25.РГАЛИ. Ф. 10. Оп. 1. Ед. хр. 188. Л. 6 об.
26.Дмитриев С.С. Указ. соч. С. 96, 95.
27.Дудзинская Е.А. Славянофилы в общественной борьбе. М., 1983. С.59.
28.Цимбаев Н.И. Указ. соч. С. 240.
29.Васильев Аф. Миру — народу мой отчет за прожитое время. Пг., 1908. С. 141, 143,144.
30.Цимбаев Н.И. Указ. соч. С. 121.
31.Аксаков Н.П. О народности и русской народности по преимуществу: Письмо кприятелю // Благовест. Вып. 41. С. 1439.
32.Там же. Вып. 44. С. 1593.
33.Русский труд. 1897. № 10-11. С.11.
34.А.К.[Киреев А.А.]. Избавимся ли мы от нигилизма? СПб., 1882. С. 23
35.НИОР РГБ. Ф. 126. К.10. Л.184 об.
36.Цит. по: Цимбаев Н.И. И.С.Аксаков в общественной жизни … С. 251-252.
37.Шарапов С.Ф. Соч. Кн. 3. СПб., 1899. С.14.
38.Леонтьев К.Н. Моя литературная судьба // Литературное наследство. Т. 22-24. М., 1935. С. 446.
39. См. Цимбаев Н.И. Славянофильство… С. 117.
40.Леонтьев К.Н. Избранные письма. СПб., 1993. С. 362.
41.Аксаков И.С. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 25.
42.Там же. С. 183.
43.Там же. Т. 2. С. 571.
44.Там же. Т. 1. С. 454.
45.ГАРФ. Ф. 730. Оп.1. Ед. хр. 2258. Л. 17.
46.Киреев А.А. Соч. Ч. 2. СПб., 1912. С. 181.
47.Он же. Избавимся ли мы от нигилизма? … С. 25.
48.НИОР РГБ Ф. 126. К. 9. Л. 203.
49.Шарапов С.Ф. Самодержавие и самоуправление. Берлин, 1899. С. 7-8.
50.Аксаков И.С. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 37.
51.Там же. С. 462.
52.НИОР РГБ. Ф. 126. К. 9. Л. 173 об.
53.Там же. К. 10. Л. 75.
54.Шарапов С.В. Указ. соч. С. 40.
55.Аксаков И.С. Указ. соч. С. 546.
56.НИОР РГБ Ф. 126. К. 9. Л. 42, 37 об., 203.
57.Аксаков И.С. Указ. соч. С. 156.
58.Там же. С. 120-121.
59.Киреев А.А. Краткое изложение славянофильского учения. СПб., 1896. С. 37,38,59.
60.НИОР РГБ. Ф. 126. К. 9. Л. 202 об.
61.Цит. по: Цимбаев Н.И. Славянофильство… С. 157.
62.Самарин Ю.Ф. Статьи. Воспоминания. Письма. М., 1997. С. 157.
63.Хомяков А.С. Указ. соч. С. 118, 124.
64.Аксаков К.С. Полн. собр. соч. Т. 1. М., 1861. С. 9-10.
65.Киреевский И.В. Критика и эстетика.- Изд. 2-е. М., 1998. С. 301-302.
66.Цимбаев Н.И. Указ. соч. С. 170.
67.Аксаков И.С. Указ. соч. С. 26.
68.Там же. С. 64-65.
69.НИОР РГБ. Ф. 265. К. 181. Ед. хр. 14. Л. 208.
70.Там же. Ф. 224. К.1. Ед. хр. 64. Л. 125 об.
71.Там же. Ф. 126. К. 10. Л. 80; К.11. Л.75 об.
72.Аксаков И.С. Указ. соч. С. 578.
73.Цимбаев Н.И. И.С. Аксаков в общественной жизни… С. 250.
74.НИОР РГБ. Ф. 265. К. 181. Л. 98.
75.Записки А.И. Кошелева // Русское общество 40-50-х годов. Ч. 1. М.,1991. С.192.
76.Цимбаев Н.И. Славянофильство… С. 91.
77.Записки А.И. Кошелева… С. 192, 195.
78.Там же. С. 92.
79.Цит. по: Цимбаев Н.И. И.С.Аксаков в общественной жизни… С. 254.
80.Аксаков И.С. Указ. соч. С. 559.
81.НИОР РГБ. Ф.126. К. 10. Л. 72,73 об.
82.Там же. К. 9. Л. 198 об. — 199; К.10. Л.151 об.
83.Русский труд. 1897. № 30. С. 1.
84.Аксаков Н.П. Указ. соч. // Благовест. Вып. 41. С. 1440, 1441.
85.Там же. С. 1440.
86.Леонтович В.В. История либерализма в Росси. М., 1995. С. 3-4.
87.Там же. С. 3.
88.Аксаков К.С. Эстетика и литературная критика. М., 1995. С. 435, 437.
89. См. напр.: Цимбаев Н.И. Славянофильство… С. 232.
90.Линицкий П. Славянофильство и либерализм. Опыт систематического обозрения тогои другого. Киев, 1882.
91.Егоров Б.Ф. Борьба эстетических идей в России середины XIX в. Л., 1982. С. 103.
92.Он же. Некоторые особенности русских славянофилов на фоне японскоготрадиционализма // Из истории русской культуры. Т.5. С. 476-479.
93.Смирнова З.В. К спорам о славянофильстве // Вопросы философии. 1987. № 11.С.125.
94.Китаев В.А. Славянофильство и либерализм // Вопросы истории. 1989. № 1.С.142-143.
95.Славянофильство и западничество: консервативная и либеральная утопия в работахАнджея Валицкого … Вып.1. С. 124.
96.Манхейм К. Консервативная мысль // Манхейм К. Диагноз нашего времени. М.,1994.С. 587.
97.Славянофильство и западничество… Вып.1. С.130.
98.Там же. Вып. 2. С. 60.
99.Там же. С.73.
100.Там же. С. 198.
101.Там же. С.185.
102.Цимбаев Н.И. Указ. соч. С. 119.
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru