Е.И. Кэмпбелл (Воробьева)
Религиозные и национальные проблемы занимают важноеместо во внутренней политике государств, которые не являются этническиоднородными образованиями и потому вынуждены постоянно заботиться о сохранениисвоего территориального единства.
В этом отношении актуальным оказался исторический опытимперской политики России, которая на протяжении всего времени своегосуществования представляла собой государство, отличавшееся ярко выраженнымэтническим, конфессиональным, административным и культурным разнообразием.Обращение к историческому прошлому, вызванное современными национальнымипроблемами, ставит перед исследователем вопрос а существовала ли в Российскойимперии отчетливо сформулированная концепция национальной политики.
Безусловно, с самого начала существования империиспецифические местные потребности (например, политического илиадминистративного характера) вовлекали регионы с нерусским населением в полевнимания властей, которые были вынуждены в связи с этим вырабатыватьмероприятия для каждого конкретного случая. Осмысление же и концептуализацияполитики, направленной на урегулирование межэтнических отношений в империи вцелом произошло во второй половине XIX века, когда гетерогенный характерРоссийского государства стал особенно отчетливо осознаваться имперскимивластями как политическая проблема. Этому способствовало распространениенациональных идей, ставших угрозой сословнодинастическому имперскомупатриотизму, на который опиралось Российское самодержавие1.
В данной статье делается попытка рассмотреть, какроссийское правительство отреагировало на национальный вызов и как оно,включившись в национальный дискурс, формулировало имперскую идеологию.
В начале XIX века ведущие европейские страныпереживали подъем, связанный с экономическими и социальными изменениями.Продуктом и одновременно компонентом этого процесса были национальные идеи,которые вытеснили космополитические воззрения конца предыдущего столетия истали принципом устройства современного мира.
Национальная идея противоречила принципу, согласнокоторому политическая власть в государстве опиралась на божественное право иправо завоевания. В соответствии с новой политической философией, политическаявласть должна была быть органически связана с народом, так же как и каждоенациональное общество должно было иметь право на государственное устройство2.
Под влиянием национальной идеологии в XIX векеизменилась почти вся политическая структура Европы. С одной стороны,национальная идея стала фактором государственного объединения (объединениеГермании, Италии). С другой стороны, она явилась вызовом тем государствам,которые объединяли различные национальные группы, с разным историческим прошлыми разными культурами. Вместе с тем сама идея необходимости существованиягосударства как формы организации общества осталась неизменной.
В это время получили особое значение идеягосударственного единства, которая теперь связывалась с национальнымгосударством и национальным единством, а также идея неделимости территории3. Вусловиях, когда прочность государства и его конкурентоспособность на мировойарене определялись степенью его гомогенности, создание «единого инераздельного/неделимого» (заимствовано из французского языка — «la republiquefranchise unie et indivisible»4) стало целью государственных европейскихпроектов в XIX веке.
Россия, претендуя на влияние в европейских делах, также стала придавать особое значение идее государственного единства. Согласносформулированному в 1860-х годах влиятельным публицистом М. Н. Катковымопределению, России было необходимо единое и сильное государство. Со страницгазеты «Московские ведомости» он призывал: «Сохраним полную надежду, что сдальнейшим предстоящим нам политическим развитием Россия еще крепче утвердитсвою государственную целостность, еще глубже, еще сильнее, еще могущественнеепочувствует свое единство, за которое все, что ни есть на земле Русскойрусского, отдаст последнюю каплю своей крови»5. Идеал «единой и неделимой»России стал со второй половины XIX века основным ориентиром имперской политики.
Курс на укрепление империи являлся составной частью«нового курса», который проводился Александром III, а затем Николаем II, когдав области идеологии была выдвинута теория «народного самодержавия», ав экономической области под влиянием протекционистских идей и теории Ф. Листабыла объявлена политика ускоренного развития национальной промышленности.
Появление установки на укрепление «единой и неделимойРоссии»6 свидетельствовало о попытке правительства идеологически обосновать, атакже объединить мероприятия по отношению к подданным империи.
В сознании правителей империи Российское государствопредставлялось как комплекс земель, состоявших из «центрального ядра»7,принадлежавшего русскому народу, и кольца окраин, населенных инородцами.
Рассуждая по этому поводу, член Государственногосовета барон Н. А. Николаи в 1882 году писал: «Российская империя состоит издвух органических элементов: коренного русского государства, сердцевиныимперии, ее ядра, обнимающего то большинство населения, которое принадлежит крусско-славянскому племени, и из разнородных, разновременно присоединенныхинородческих и иноплеменных окраин: Царство Польское, Прибалтийский край,Финляндия, в большей мере Сибирь, Туркестанский край, Кавказ и Закаспийскийкрай. Так как всякое государство, для утверждения своей силы, должно стремитьсяк возможному объединению разнородных элементов, то весьма естественно, чтогосударственная политика требует, чтобы эта цель объединения была преследуемапостоянно, настойчиво, но вместе с тем осторожно и разумно. Никакаяприобретенная веками национальная или племенная своеобразность не сдается безборьбы к поглощению, а потому, при преследовании целей объединения, необходимос этим естественным законом считаться и часто делать ему временные уступки, неупуская из вида главные цели окончательного создания гармонического единства»8.
Проект создания «единой и неделимой» Россиисталкивался с действительностью, которая демонстрировала национальное ирелигиозное разнообразие подданных империи. Преодолеть это препятствие должнабыла политика «сближения/или слияния инородцев с русскими». Эта политика, как исам термин, были известны из европейской практики колониального управления. Подслиянием понималось не поглощение, а «порядок вещей, при котором две народностиразличного происхождения должны находиться под влиянием одного и того жеэкономического и социального строя, повиноваться одним и тем же всеобщимзаконам и следовать тем же побуждениям». Результатом такой политики ожидалосьне столько уничтожение различий в культурах, сколько установление «тождества интересов»в экономических, политических и социальных отношениях9.
В России в политике «сближения/слияния» главная рольотводилась «великорусской народности», которая должна была способствоватьобъединению империи.
Согласно официальной точке зрения, великорусский народявлялся частью «ядра» империи, к которому также относились малороссы ибелорусы10. Правда, это представление об едином «ядре» империи постоянноприходилось отстаивать. Во-первых, принадлежность малороссов к единому русскомународу была поставлена под сомнение в связи с украинофильским движением".Во-вторых, приходилось считаться с католичеством части белорусов и малороссов.В-третьих, проблему составляли и сами этнические русские, которых необходимобыло иногда «удерживать» в их «русскости». Так, например, русские чиновники имиссионеры неоднократно отмечали факты «слабого развития национального»достоинства у русских12, их неспособности к распространению своей культурысреди нерусских соседей13, и даже податливости русских к культурной ассимиляциидругими народами (как, например, их «онемечивание», «обурячивание» и т. д.)-14
Что касается инородцев, то содержание этого понятияпретерпело существенные изменения на протяжении XIX начала XX столетий. Какпоказал исследователь Д. Слокум,15 в качестве юридического понятия этакатегория появилась в 1822 году в связи с изданием Устава об управленииинородцев16 и включала в себя группы восточных народов, отличавшихся «стилемжизни» (преимущественно кочевым и полукочевым), что ставило их в особыеотношения с государством. Постепенно этот термин расширил свое значение и былприменен ко многим другим группам населения, не включавшимся в разряд инородцевпервоначально (в 1835 году к инородцам были причислены евреи, затем в ходеразработки образовательной политики правительства — организации инородческихначальных школ, к инородцам были причислены все остальные «нерусские» народыимперии. В основу этой классификации был положен этнический принцип. В такойинтерпретации термин инородцы получил распространение со второй половины XIXстолетия как в официальных документах, так и печати.
Это вызывало возмущение со стороны тех, кого такимобразом относили к инородцам. Так, в 1905 году уполномоченные мусульманскогообщества Казани в записке, адресованной председателю Комитета Министров,обращали внимание властей на неправомерное причисление татар к инородцам. Впредставлении уполномоченных, это означало перевод татар в разряднеполноправных граждан и, следовательно, их уравнение с «малокультурнымиплеменами»17. Если авторы записки относили к инородцам только народы,находившиеся на низкой ступени культурного развития, то власти,распространявшие эту категорию на все население империи, не принадлежавшее ее«ядру», выделяли «культурных» и «некультурных / невежественных» инородцев. Верав прогресс давала властям надежду на постепенное приобщение «некультурных»народов к «цивилизации».
В связи с этим политика «сближения» имела своюспецифику, в зависимости от того, по отношению к каким народам западным иливосточным — она применялась. Если на западе империи, в Польше, Прибалтийскомкрае и Финляндии, предстояло объединение «разнородных элементов, которые вкультурном отношении не уступают коренному составу государства», то навосточных окраинах «русская народность» представлялась носительницей высшейкультуры, поэтому политика «сближения» здесь состояла в «слиянии» местных«низших» культур с «высшей»18. Политика «сближения» в отношении «культурных»народов понималась не как денационализация инородческого населения, а какприобщение его к «общему течению русской государственной жизни»19. В отношенииже народов, находящихся на «низкой ступени развития», предполагалась ихассимиляция20.
Вера в закон поглощения мелких —«низших» культуркрупными — «высшими», с одной стороны, оправдывала усилия властей в политикеассимиляции, но с другой стороны, усиливала опасения по поводу развитияассимиляторских способностей нерусских «культурных» народов. В связи с этимправительство было постоянно озабочено проблемой распространения польского,немецкого и татарского влияния среди соседних народов, видя в этом угрозу«инородческого засилья»21.
Таким образом, со второй половины XIX века российскаяимперская политика претерпевает изменения. По отношению к нерусским народамофициальный С.-Петербург продолжал проводить прагматичную политику,традиционную для предыдущего столетия. В то же время для центральной властисохранения формальной лояльности подданных стало больше недостаточно, поэтому вимперской политике обозначилось стремление к культурной и административнойунификации империи. Это подразумевало более значительное, чем прежде, вторжениеимперских властей в жизнь нерусских сообществ, культурные особенности которыхстали рассматриваться как существенное препятствие политике интеграции.
Одним из факторов, повлиявших на формированиеимперского курса, стали национальные движения, которые в XIX веке охватилипочти все этнические группы в Российской империи.
Подъем национальных движений, с одной стороны, иизменившийся имперский проект, с другой, поставили перед властью новую проблемуинородческий вопрос, который состоял из более мелких «вопросов», как, например:польского, финляндского, остзейского, еврейского, мусульманского и др. Решениеэтих «вопросов» должно было обеспечить успех стратегии самодержавия,направленной на превращение Российской империи в «единое и неделимое»государство.
Важным фактором, способствовавшим постановкеинородческого вопроса и особенно «превращению» его в проблему, было наличиепрессы, развитие которой явилось следствием демократизации российской жизни впореформенное время. Именно периодическая печать спровоцировала дискуссию поинородческому вопросу и задала ей тон. Правительственные круги тоже оказалисьвовлеченными в это обсуждение, вынужденные, с одной стороны, реагировать нанастроение умов в обществе, а с другой стороны формировать общественное мнениепо вопросам, касающимся политической жизни страны.
Наиболее активной в постановке и обсужденииинородческого вопроса была газета «Московские ведомости», особенно в период1863-1887 гг., когда главным редактором был М. Н. Катков.
Поводом к началу дискуссии стало польское восстание1863 года. Именно поляки «открыли глаза русскому обществу и правительству».Польское восстание явилось не только свидетельством нелояльности части населенияимперии, но также и вызовом единству империи. Память об этом восстанииоказалась настолько глубокой, что впоследствии Польский вопрос отождествлялсяне только собственно с проблемой Польши, но и в целом был аналогией«инородческого сепаратизма» (к сравнению с поляками прибегали часто дляопределения силы «сепаратизма» других народов).
Пример Польши стал поводом обратить внимание на другихинородцев. В сентябрьском выпуске Московских ведомостей за 1863 год Катков,обращая внимание на Польский вопрос, вместе с тем неодобрительно высказался ипо поводу открытия Финляндского сейма22. Впрочем, развернуть дискуссию и. поФинляндскому вопросу в тот момент не удалось.
Вплоть до 1880-х годов критика особых прав ВеликогоКняжества не велась, хотя Катков время от времени высказывал своюнеудовлетворенность положением Финляндии. Такая ситуация определялась позициейправительства, сдерживавшего открытую дискуссию на эту тему.
Термин «Финляндский вопрос» начал входить в постоянноеупотребление в середине 1880-х годов23. Во многом этому способствовали«Московские ведомости», критиковавшие самоуправление в Финляндии, наличиекоторого, по их мнению, являлось главным препятствием к решению Финляндскоговопроса и объединению Финляндии с империей.
В 60-е годы объектом обсуждения в консервативнойпечати стал Еврейский вопрос24. Еврейская проблема формулировалась как проблемасуществования группы населения, которое, в силу своих стойких религиозныхубеждений, наличия особой социальной организации и особого образа жизни, закрепленногов Талмуде, не только не поддавалось политике сближения, но и составляло угрозупорядку империи и препятствовало «процветанию» ее жителей. Такое видениеЕврейского вопроса доминировало в правительственных кругах, хотя и не былоприсуще всем бюрократам. Так, И. И. Толстой, видный государственный деятель иизвестный правозащитник, в своей статье по поводу антисемитизма в России,признавая важность Еврейского вопроса, критиковал принятые в Россиипредставления о евреях, считая их пережитками средневековья25. К 80-м годамЕврейский вопрос превратился в глазах правительства и консервативнойнационалистической прессы в одну из наиболее чувствительных проблем. Впрочем, вотличие от других вопросов, еврейская проблема чаще описывалась в такихтерминах, как «фанатизм», «эксплуатация», и «изоляционизм», нежели«сепаратизм». Это продолжалось до начала XX века, пока правительство необратило внимание на развитие идей социализма и национализма среди евреев26.
Еще одним вопросом, поднятым консервативнойпублицистикой в 60-е годы был Остзейский вопрос27. Суть Остзейского вопросасводилась к существованию сильной степени отчуждения Прибалтики от России,которая выражалась в сохранении прав и привилегий остзейских баронов и вдоминировании немецкой культуры в крае. Опасность «особого остзейского режима»для единства империи усиливалась внешнеполитическими обстоятельствами —усилением Пруссии, ставшей центром объединения Германии. Несмотря на усилияправительства, направленные на сдерживание начавшейся в 1861-63 гг. в русскойпрессе критики «особого остзейского порядка»28, с конца 60-х годов такаякритика стала частью имперского дискурса по инородческому вопросу, а обсуждениев прессе Остзейского вопроса оказало влияние на правительственную политику вкрае и, в частности, на проведение реформ 70-Х-80-Х годов, направленных наизменение особого статуса Остзейских губерний, а также политику«разнемечивания» края29.
Большинство инородческих вопросов, поставленных в 60-егоды, касались преимущественно населения «западных окраин империи.Наконец, призрак сепаратизма появился и в восточной части страны. В связи сэтим был поднят Мусульманский вопрос30. Эта проблема была поставлена казанскимимиссионерами, напуганными массовыми переходами крещеных татар в ислам.Миссионеры видели проблему в живучести и силе ислама, который не только неподдавался «противомусульманской» деятельности миссионеров, но и имелспособность распространяться на немусульманские народности. Имея в виду силумусульманских религиозных убеждений и связанного с ними образа жизни,миссионеры сопоставляли ислам с иудаизмом31. Описывая мусульманскую проблему,миссионеры пытались ей придать политический характер. Правительство до 1907года не обращало серьезного внимания на эту проблему, считая ее исключительнорелигиозным вопросом, не опасным для государства. Власти проявилиобеспокоенность лишь тогда, когда Мусульманский вопрос, в связи с активнойкультурной и политической деятельностью татар, приобрел национальный оттенок и,таким образом, превратился в Татаро-мусульманский вопрос.
Таким образом, в 60-е годы посредством печати,преимущественно консервативно-националистического направления, были поставленыследующие вопросы: польский, финляндский, остзейский (или прибалтийский),еврейский и мусульманский. Кроме этих основных вопросов, в печати иправительственных кругах поднимались и другие вопросы. Так, в записке,найденной в бумагах Н. X. Бунге, в которой дается характеристика политическогокурса Александра III, политика по отношению к инородцам рассматривается через призмувопросов, среди которых были обозначены: еврейский, прибалтийский, польский,финляндский, мусульманский, грузинский и армянский вопросы. При этом, последниедва, по мнению Бунге, еще только появлялись.32 Частью национального дискурсастал украинский (или украинофильский) вопрос33, постановка которого быласвязана с развитием украинофильского движения, которое явилось вызовомофициальной концепции, причислявшей малороссов к единому «ядру» империи.Несколько раз в миссионерской печати появлялись заявления о возможномзарождении киргизского вопроса. Впрочем, эти заявления остались одинокими, неполучив поддержки ни со стороны общественного мнения, ни со стороныправительства.
Дискуссии в прессе по инородческим вопросамспособствовали, вопервых, формулированию этих проблем, во-вторых, формированиюправительственного и общественного мнения по этим вопросам. Для властейформулирование вопроса означало не столько обозначение комплекса мероприятий поотношению к какой-либо этнической группе населения, сколько наличие проблемы,что делало народ, составлявший такую проблему, опасным в глазах правительства.
Несмотря на специфику отдельных вопросов, быловыработано также понятие об инородческом вопросе, как общей проблеме сближенияинородцев с русскими. В этой связи возник и русский вопрос34, т.е. проблемаспособности русского населения участвовать в имперском проекте сближения.
Оценка правительственными кругами степени важноститого или иного. инородческого вопроса зависела главным образом от того,насколько среди инородцев были развиты национальные идеи, поскольку именноонисчитались властями наиболее опасными для единства государства. Особенно четкоправительственная позиция определилась в начале XX века, когда инородцы прошли«проверку» революцией 1905 года и связанной с ней возможностью участвовать вполитической жизни страны, а также начавшейся затем первой мировой войной,ставшей в глазах властей своеобразным тестом на лояльность. Так, среди основныхвопросов, по мнению властей, наименее опасным был мусульманский. Объяснениеэтому правительство видело в «культурной отсталости» мусульман, по сравнению споляками, армянами, финнами, немцами. Эта «культурная отсталость» являласьпричиной того, что мусульмане меньше остальных были «заражены» национальными,т.е. «сепаратистскими» идеями35. Также по оценкам властей, среди мусульманскогонаселения практически не было левых. В связи с этим, Мусульманский вопросволновал правительство гораздо меньше, чем другие инородческие вопросы.
По замыслу властей, средством решения инородческихвопросов должна была стать политика сближения. Имея определенную специфику поотношению к различным инородцам, эта политика фактически заключалась всочетании ограничительных мер с мероприятиями, направленными на распространениерусских учреждений, русской культуры и, прежде всего, русского образования. Помнению правительства, школа являлась не только «рассадником просвещения ипроводником идей русской государственности», но и средством объединениямногочисленных народностей, населявших империю. При этом важное местоотводилось государственному языку, как одному из важнейших факторовгосударственного единства36. Меньше внимания правительство уделялораспространению такой части русской культуры, как православия. Несмотря нанеоднократные заявления православного духовенства о важности православной верыв деле духовного сближения инородцев с русскими, власти на практике лишьзаботились о поддержании православия в среде уже крещеных и не особенносодействовали миссионерским устремлениям православной церкви37.
Веруя в силу русского языка, как основного средствасближения (даже когда распространение русского языка шло не очень успешно иливызывало сопротивление нерусского населения), власти неожиданно столкнулись сситуацией, когда надежность этого средства была поставлена под сомнение. Этобыло связано с Мусульманским вопросом, обострение, которого, по мнениюправительства, было связано с распространением среди мусульман русскогообразования, а через него и «вредных», с государственной точки зрения, национальныхидей. Заметив, это уже годы первой мировой войны, власти не сталипересматривать всю концепцию сближения, а лишь ограничились частной мерой,приостанавливавшей активное распространение русского языка среди мусульманскогонаселения.38
Хронология постановки, география инородческихвопросов, развитие обсуждения этих вопросов и участие в нем правительствапоказывает, как власть смотрела на империю и как формулировала и строилаполитику в отношении нерусских подданных империи. Поставив общую задачу объединенияимперии, самодержавие, между тем, играло скорее пассивную роль в формулированиисвязанных с этим проблем. Инициатива в большинстве случаев принадлежалаобщественному мнению, которое вынуждало власть реагировать на поставленныепроблемы. Первоначально, делая акцент на единстве империи, власти пыталисьсдерживать дискуссию по инородческим вопросам, которая не только указывала насуществовавшие проблемы, но и являлась дискурсом о нестабильности империи.Постепенно власть оказалась втянутой в этот дискурс. Это вызывало различнуюреакцию со стороны нерусских подданных империи. Так, мусульманские депутатыГосударственной думы обвиняли русских националистов и правительство, пошедшее уних на поводу, в искусственном создании Польского, Еврейского и Мусульманскоговопросов39. В то же время активисты латышского и эстонского национальныхдвижении были заинтересованы в полемике по Остзеискому вопросу.
Тактика властей в решении поставленных инородческихвопросов не всегда была последовательной и строго следовавшей официальнозаявленному курсу. Иногда власти стремились скорее «заморозить» проблему, чемее решить. Большинство проектов реформ так и остались на бумаге. Хотя с моментаформулирования проблем до фактической потери дееспособности режима прошло нетак много времени. Первая мировая война оборвала многие замыслы властей,отложив тем самым решение инородческих вопросов до более «благоприятноговремени».
Список литературы
1 См.: Каппелер А. Россия — многонациональная империя.Возникновение, история, распад. М., 1997. Гл. 6.
2 Градовский А. Национальный вопрос в истории илитературе. СПб., 1873. С. 9-10.
3Лазаревский Н. И. Русское государственное право. Т.1.Конституционное право. Вып. 1. Пг, 1917, С. 179-184.
4 Градовский А. Национальный вопрос… С. 136.
5. Московские ведомости. 1863. 10 сентября. № 196.
6. Этот принцип был сформулирован в ОсновныхГосударственных законах. Раздел Первый. Ст. 1. СПб., 1906.
7. Понятие центрального «ядра» было скорее культурной,нежели географической концепцией. Известно географическое определение центраимперии Д. И. Менделеевым в районе между Обью и Енисеем («К познанию России»СПб., 1912).
8. Записка статс-секретаря барона Н. А. Николаи повопросу о преобразовании центрального управления на Кавказе. Октябрь 1882 г. //Библиотека РГИА, Пз. 263. С. 3.
9. Больё Л. Колонизация новейших народов. СПб., 1877.С. 280-281.
10 Подробнее об этом см.: Горизонтов Л. Е. «Большаярусская нация» в имперской и региональной стратегии самодержавия.
» Подробнее об этом см.: Миллер А. И. «Украинскийвопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIXвека). СПб., 2000.
12. Марков А. К вопросу о положениипротивомусульманской миссии в Тавриде // Таврический церковно-общественныйвестник. 1911. № 24. С. 856-858.
13. Отчет уфимского епархиального комитетаПравославного миссионерского общества за 1891 год. С. 104-105.
14. РГИА. Ф. 1276. Оп. 4. Д.20. С. 26-30.
15. John W. Slocum. Who, and When, Wherethe Inorodtsy? The evolution of the Category of «Aliens» in ImperialRussia. // The Russian Review 57. April1998.
|6ПС31.Т. 38. №29.126.
17 Записки и прошения, поданные Председателю КомитетаМинистров по инородческим вопросам. Март, 1905 // Библиотека РГИА. Печатнаязаписка 255 п. С. 57-58.
18. Записка статс-секретаря барона Н. А. Николаи. С.4-5.
19. РГИА. Ф. 1276. Оп. 4. Д. 20. Л. 38-42.
20. Миропиев М.А. О положении русских инородцев. СПб.,1901.
21. Такие опасения появились в XIX веке. Между тем впредыдущем столетии власти пользовались посредничеством одних народов для установленияконтактов и влияния среди других, например, посредничеством татар в СреднейАзии.
22 Московские ведомости. №196. 10.09.63.
23. Полвинен Т. Держава и окраина. Н. И. Бобриковгенерал-губернатор Финляндии 1898-1904 гг. С. 31.
24. До этого дискуссии о статусе евреев являлисьгосударственной монополией, общие же дискуссии по еврейскому вопросу носилиабстрактный характер философских дебатов. Подробнее см. Klier J. D. Imperial Russia's JewishQuestion, 1855-1881. Cambridge, P. XIV, XVII.
25. И. И. Толстой и Ю. Гессен. Факты и мысли.Еврейский вопрос в России. СПб.,1907. С. 139, 144.
26. Weeks Т. R. Nation and Statein Imperial Russia. Nationalism and Russification on the Western Frontier,1863-1914. Northern Illinois UniversityPress, 1996. P. 61-62.
27. Исаков С. Г. Остзейский вопрос в русской печати1860-х годов // Ученые записки Тартуского государственного университета. Тарту,1961. Вып. 107.
28 Там же. С. 25-26.
29 Андреева Н. С. Прибалтийские немцы и российскаяправительственная политика в начале 20 века. Автореф. дис. канд. ист. наук.СПб., 1999. С. 10-11.
30. См.: Воробьева Е.И. Мусульмансий вопрос вимперской политике Российского самодержавия: вторая половина XIX века 1917 г.Автореф. дис. канд. ист. наук. СПб., 1999.
31. Коблов Я. Д. О татаризации инородцев Приволжскогокрая. Казань, 1910. С. 4.
32. 1881-1894. Записка, найденная в бумагах Н. X.Бунге // Библиотека СПб ФИРИ РАН. Печатная записка. С. 19, 69. См. такжепубликацию записки в: Река времен. Книга первая М., 1995.
33. См. Миллер А. И. Украинский вопрос...
34. Инородческий вопрос-русский вопрос // СотрудникБратства Св. Гурия. 1909. № 7. С. 111.
35. РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 614. Л. 21.
36. РГИА. Ф. 1022. Оп. 1. Д. 28. С. 2.
37. См.: Воробьева Е.И. Христианизация мусульманПоволжья в имперской политике самодержавия // Имперский строй России врегиональном измерении (XIX начало XX века). Сб. научных статей. Российскиеобщественные науки: Новая перспектива. М., 1997.
38. РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д.576. Л. 309-311 об.
39. Государственная Дума. Третий созыв.Стенографические отчеты. Сессия четвертая. Заседание 67. 26. 02. 1911. СПб.,1911. Ч. 2. С. 2936.
Для подготовки данной работы были использованыматериалы с сайта www.policy03.narod.ru