I.Введение. “Главныйдевятый валКуприна“. Полемикавокруг повести.
II.Приговор жестокомуи позорномуармейскомумиру и поискиизбавленияот “зла" жизнив повести “Поединок“.
Жизненный опыт как основа реализма А. Куприна.
Духовное убожество армейско–офицерского мещанского мира.
Взаимоотношения офицерства и солдатской массы.
Пути избавления от “ЯЗВ“.
III.Заключение.Значение повести.
ПосвященнаяГорькому повесть“Поединок“(1905) – “главный
девятый вал“Куприна – однаиз самых правдивыхи волнующихкниг русскойлитературыначала ХХ века.
ПовестьКуприна, каки произведенияВ.Вересаева(“На войне”,
“Рассказы о войне“), Л.Андреева (“Красныйсмех”), С. Сергеева– Ценского(“Бабаев”), былаоткликом напоражениецарской властив войне с Японией
и отражаланедовольствонародных масссамодержавием– прямым виновником бесславияРоссии, гибелитысяч русскихсолдат. Повестьсоздаваласьв острое дляРоссии время: следовали одноза другим поражениярусской армиив Манчжурии, был разгромленрусский флотпри Цусиме. Этопоследнеегорестное ипозорное дляРоссии событиеопределилонеобычайно“громкое”звучание повестиКуприна. Иззарисовок бытазахолустногоармейскогогарнизонавставала картинаразложения, как всей армии, так и государственнойсистемы России.Хотя писательначал повестьдо русско-японскойвойны и о этойвойне в произведениине говорилосьни слова, и действиеповести «Поединок“происходитв девяностыегоды, читателивсе же воспринималиее как непосредственныйотклик напроисходящиесобытия, как художественноеобъяснениепричин поражениярусской армиина полях и сопкахМанчжурии.
От творческойистории этойповести неотделимоимя А.М. Горь-
кого. ПоощряяКуприна насоздание повести“Поединок“Горький говорил:
“Такая повестьтеперь необходима.Именно теперь, когда исключенныхза беспорядкистудентовотдают в солдаты, а во времядемонстрации на Казанскойплощади студентови интеллигенциюизбивали нетолько полиция, но под командованием офицеров иармейские части…“ (7.стр.58). Известно
также, чтоКуприн многораз бросал“Поединок“, недовольныйсвоей работой.Но, как вспоминалон, “Горький, прочитав написанныеглавы, при-
шел в восторги даже прослезился.Если бы он невдохнул в меняуверенностьв работе, я романа, пожалуй, своеготак бы и незакончил.”
ВлияниеГорького, пословам Купринаопределило“все буйноеи смелое“ вповести.
Напечатанабыла повестьв 1905 году в шестомсборнике “Знание“,
который вышелв свет в дниразгрома русскогофлота при Цусиме.ПравдивоеизображениеКуприным отсталой, небоеспособнойармии, разложившихсяофицеров, забитыхсолдат приобреталоважный смысл.“Удивительноли, -
писала 22 мая1905 года газета“Слово“, чтополк, жизнькоторого описываетавтор, окончательнопровалилсяна смотру…Удивительноли, добавим, что мы проваливаемсяна большомкровавом смотруна ДальнемВостоке, хотяи знаем, чтосмотрит нанаши войскане только всяРоссия, но ивесь свет” (5, стр. 482 )
То, насколькозначима былаповесть дляпериода максимальногореволюционногоподъема 1905 года, говорит иразвернувшаясявокруг нееполемика. Настраницах“Русскогоинвалида“,“Военногоголоса“, “Разведчика“неистовствовалареакционнаявоенщина; повестьКуприна оцениваласькак фактор“подпольнойпропаганды, в которой простойнарод натравливаетсяна войско, солдаты– на офицеров, а эти последниена правительство.”
Черносотенцы, атакуя Куприназа его якобы“злостно тенденциозный…памфлет навоенных, негодовалипротив сборников“Знания”, которые “вычеркиваюту нас из спискажизнеспособныходно сословиеза другим“.
“Поединок“вызвал новуюволну нападокна Горького.“Герой
г. Куприна…мыслит по-горьковскисо всеми егоспецифическимивыверта-
ми и радикализмом“,- подчеркивали “Московскиеведомости”, пользуясьслучаем приписатьГорькому ницшеанские взгляды. Помнению “Русскоговестника”, близость к “великому“Максиму испортила “Поединок“ “тенденциознымипроповедническимистраницами“, а в основе “злобно-слепойкритики армиилежит тот же рецепт МаксимаГорького: “Человек! Это звучитгордо“.
Предостерегаячитателя от“развращающих“картин “Поединка“, охранительнаяпечать утверждала, что Куприн нетолько “заноситсекиру надвсеми военными и именно как над сословием, но “ вообщепропагандирует какую-то социальнуюнивелировкус упразднениемвсяких классовыхи сословныхразличий“. Сдругой стороны, либералы пыталисьвсячески ослабитьостроту выступленияКуприна, уподобивего повестьроману “Изжизни маленькогогарнизона“немецкогобеллетристаБильзе, стоявшегоза частичныереформы в армиипри сохраненииее основ.
Демократическаяобщественностьи критика, приветствуя“Поединок”,
стремилась прежде всегораскрыть егореволюционныйсмысл. “Военноесословие – лишь часть огромногобюрократическогосословия, заполонившегорусскую землю…”При чтенииповести “… выначинаетеинтенсивнееощущать гнетокружающейжизни и искатьиз нее выхода”,- писал “Вестники библиотекасамообразования”.
Отмечаяреализм повести, обнажившей “всю жалкуюподкладкувоенного дела”, газета “Нашажизнь“ указывала, что иная армиянемыслима “вбюрократическомгосударстве, где связанаволя и мысльнарода“. “Всясуть, — подчеркивалдемократическийжурнал “Образование“,- не в картинахбыта…, а в томсоре, которыйнакопился сгодами в жизниобщества, остановилего развитиеи должен бытьвыброшен прочь“.Социал-демократическийлитературныйжурнал “Правда“приветствовалосвободительныйдух повести, в которой “трепещети бьется пульсцелой эпохи, рвущейся измрака безличияи покорности– к свету…”,“Даже либеральная“Русская мысль“должна былапризнать радикализмразоблачений Поединка: “…его бич и егоудары… направлены…не в Леха, нев Агамаловаи Осадчего, абьют и казнятпроклятыйстрой, систему, общий дух ирабский складвсей жизни“.(6, стр. 483 )
Итак, в центревнимания Куприна“Язвы, поражающиеофицерскую среду, нуждаютсяне в паллиативном, а в радикальномлечении, котороеста-
нет возможнымлишь при полномоздоровлениивсей русскойжизни“. Жизньармии мирноговремени и то, как показанаэта жизнь, вызываетбурю негодования, восторга ираздраженияу современниковписателя.
Попробуемразобраться, как же раскрывается.“Поединок“ был в творчествеКуприна итоговым, синтезирующимпроизведением.В нем нашлиболее глубокуюразработкутемы, затронутыеим в предыдущихпроизведениях.”Ночлег“, “Поход“,“Ночная смена“,“В казарме“– все это воспринимаетсякак наброскик повести. Врассказах ожизни армии, написанныхна протяжениидесятилетия(1894 – 1904), Купринговорит оботдельныхсобытиях армейскойжизни. В биографииКуприна многообщего с биографиейГорького. Емутакже пришлосьперепробоватьмного профессий, не случайнов его произведенияхвстречаютсяпредставителиразличныхклассов русскогообщества, в томчисле и армейскихпрофессий –офицеров, солдат.В описании ихчувствуетсяхорошее знаниежизни, основанноена личном, жизненномопыте. Особеннохорошо Купринзнал военнуюсреду, так какв ней он провелотроческиеи юношескиегоды.
Окончивв 1890 году Александровскоеучилище, Купринв чине подпоручикаприбыл в Проскуровдля прохожденияслужбы в 46 Днепровскомпехотном полку.В полку Купринпрослужилчетыре года, из них два годав Проскуровои два в Волочинске.И в Проскурово, и в Волочинскекруг интересовофицеровограничивалсяслужбой, карточнойигрой, кутежами.
Книги газет они нечитали, события, происходившиев России, ихсовершен-
ноне интересовали.Среди офицеровпроцветалиневежество, дикость, бескультурье.“В полку междумолодыми офицерамибыла распространенадовольно наивная, смехотворнаяигра: обучатьденщиков разнымдиковинным, необыкновеннымвещам… подпоручикЕпифанов, любилзадавать своемуденщику мудреные, пожалуй, врядли ему самомупонятные вопросы.“Какого тымнения, — спрашивалон, — о реставрациимонархическогоначала в современнойФранции?” Иденщик, не сморгнув, отвечал: “Точнотак, ваше благородие, это выходиточень хорошо“.Однообразиеи скука повседневнойполковой жизниприводили ктому, что небыло сил и желаниячто-либо изменить, мечтам и планамне суждено былосбыться – “Какаястрогая программажизни намечалась! В первые двагода – основательноезнакомствос классическойлитературой, систематическоеизучение французскогои немецкогоязыков, занятиямузыкой. В последнийгод – подготовкак академии…”.
Длясамообразованиябыли приобретены:“Психология“Вундта, “Физиология“Льюиса… И воткниги лежатуже девятьмесяцев наэтажерке иГайнан забываетсметать с нихпыль, газетыс неразорваннымибандеролямиваляются подписьменнымстолом, журналбольше не высылаютза невзносочереднойполугодовойплаты, а самподпоручикРомашов пьетмного водки…Развлечениембыло издевательствонад солдатами.В унылую жизньразнообразиевносили лишьлетние лагерныесборы. Но кончалосьлето, и всеначиналосьсначала … Шлидни, месяцы, годы … Купринчувствовалсебя чужим вэтой среде, хотя, как и другиеофицеры, участвовалв кутежах, игралв карты и былгероем любовныхисторий”.
Вспоминаяэти годы, Купринписал: “Судьбашвырнула меняв самую глушьюго-западногокрая, как нестерпимотяжелы первыедни и недели! Чужие люди, чужие нравыи обычаи, суровый, бедный, скучныйбыт Черноземногозахолустья… Днем еще кое-кактерпелось: застилаласьжуткая тоска службой, необходимымивизитами, обедоми ужином в офицерскомсобрании. Номучительныбыли ночи. Всегдаснилось однои то же: Москва, церковь Покрована Пресне, Кудринская, Садовая, НикитскаяМалая и Большая.И всегда во снебыло чувство, что этого большеникогда неувижу: конец, разлука, почтисмерть. Просыпаюсьот своих рыданий.Подушка –хотьвыжми. Но крепился.Никому об этойслабости нерассказывал“.(7, стр.15)
Навсю жизнь впамяти писателяостались мрачныегоды, проведенныев полку, унижениечеловеческогодостоинства, грубость ипроизвол начальства.Жизнь в Проскуроводала будущемуписателю богатейшийматериал длятворчества.Наблюдениянад унылойжизнью маленькогоместечка, дикиеармейскиенравы, отразилисьи в тех произведениях, которые ужебыли названы, а, также, в такихкак “ К славе“, “ Дознание“, “Cулицы”, “ Свадьба“, “ Марианна“, “ Прапорщик армейский “.
Реализмкартин повести“Поединок“ценил Л.Н. Толстой.“Мне интересноописание военнойжизни, он (Куприн)хорошо ее знает“, — сказал ЛевНиколаевич, прослушавповесть (6, стр.485)
Отом, насколькореалистиченбыл Куприн, свидетельствуеттот факт, чтовскоре послевыхода повестиофицеры 46-гоДнепровскогополка направилипротест своемубывшему сослуживцу.Опровергаяупреки в портретности, Куприн писал:“ …Я не имел ввиду исключительносвой полк. Я невзял оттудани одного живогообраза“. Однакоисследователяминайден рядпрототипов“Поединка“из армейскогоокруженияКуприна 90-х годов.Известно также, что в образекорпусногокомандиравыведен “либеральный“генерал М.И.Драгомилов, в то времякомандовавшийКиевским военнымокругом. Сценамежду Ромашовыми полковникомШульговичемв “Поединке“весьма близкак эпизоду изжизни Куприна– офицера, нестерпевшегогрубости полковогокомандира. В.Воровский всвоей статьео Куприне (1910)справедливоотмечает: “Военнаясреда оставилав нем немалосильных впечатлений, давших емуматериал дляцелого рядаработ, предоставилаему богатоеполе для изучения“порочностии уродства“современногообщества“ ( 4, стр. 235 )
2
Вповести прослеживаетсянесколькотематическихлиний, которые, переплетаясь, создают целостнуюкартину офицерскойсреды, казарменнойжизни солдат, личных отношенийРомашова иНазанского, Ромашова иШурочки Николаевой, взаимоотношенийРомашова ссолдатами.Зрелость Купринакак художника-реалистаи психолога особенно сильнопроявиласьв том, что дажеэпизодическиеперсонажиповести необыкновенноярки. Особеннобогата портретнаягалерея офицеров.“Полк, офицерствои солдаты“написаны крупнымпланом в органическомвзаимодействиис главным героемповести, Ромашовым.В “Поединке“мы видим перемежающиесяреалистическиекартины, создающиебольшое яркоеполотно, в котором “второстепенные“ персонажи становятсястоль же важны, как и главныеобразы.
Еслиговорить онаиболее общейфилософско-моральнойтеме “Поединка“, она заключаетсяв столкновениигуманизма сбесчеловечностьюи со всемиантисоциальнымиинстинктами.Уже несколькодругая тема– столкновениеживой личностис провинциальныммещанством, которое изображенокак опаснаятрясина, губящаячеловека. Своеобразиеповести в том, что мещанствовыступает здесьв армейско-офицерскойсвоей разновидности.Среди социально-бытовыхкартин, воссоздающихдуховное убожествомещанскогомира, особенноезначение имееткартина бала, это как бы смотргарнизонной, провинциальнойжизни. На балупредставленвесь “букет”провинциальногоармейскогомещанства, который стремитсяточно подражать“высшему“Петербургскомусвету. Одна задругой проходятсцены в той илииной связи споступками, наблюдениямии размышлениямиглавного героя.Вот Ромашовбеседует сунылым штабс-капитаномЛещенкой, способным“ …одним своимвидом навеститоску “. “Лещенконичего не пил, не играл в картыи даже не курил.Но ему доставлялостранное, непонятноедругим удовольствиеторчать в карточнойили в бильярднойкомнате заспинами игроков, или в столовой, когда там особеннокутили. По целымчасам он просиживалтам, молчаливыйи унылый, непроизнося нислова “. ВотРомашов[5, стр.80]наблюдает, как“режутся” вбильярд поручикиБек-Агамалови Олизар, представляющие“знать” полка.Затем, назначенныйдирижироватьбалом, Ромашовпринимаетсъезжающихсядам. И тут начинается”парад” жеманногококетства иделанной светскости.Жирно набеленныеи нарумяненные, пестро и безвкусноразодетыепровинциальныедамы капризнорастягиваютслова, томнообмахиваютсявеерами, важнокивают головами”.Но неприятнеевсего было дляРомашова то, что он, как ивсе в полку, знал закулисныеистории каждогобала, каждогоплатья, чутьли не каждойкокетливойфразы; он знал, что за нимискрывались: жалкая бедность, усилия, ухищрения, сплетни, взаимнаяненависть, бессильнаяпровинциальнаяигра в светскостьи наконец скучные, пошлые связи…”.( 5, стр.85 ) Подстать дамами некоторыеофицеры, разыгрывающиероль утомленныхсветских львов. Таков поручикБобетинский, которого Ромашовупрашиваетпринять на себяобязанностидирижера бала– “А-а! Это вы? Эчень приэтно… Он всегдаговорил такимломанным, вычурнымтоном, подражая, как он сам думал, гвардейскойзолотой молодежи.Он был о себевысокого мнения, считая себязнатоком лошадейи женщин, прекраснымтанцором ипритом изящным, великосветским, но, несмотряна свои двадцатьчетыре года, уже пожившими разочарованнымчеловеком.Поэтому онвсегда держалплечи картинноподнятымикверху, сквернофранцузил, делал усталые, небрежныежесты”.
Поставленныев условия“скученности, безделья, самомнений, офицеры бессмысленнопроводят дниза картами(передергивая, если удастся, как Арчаковский), за пьянкой(рассказывая“скверные, похабные инеостроумные”анекдоты). Тоскаармейской жизнипо-разномуломает и коверкаетлюдей. В “Поединке“проходит сплошнаявереница персонажей, каждый из которыхкак бы демонстрируетто “разрушениеличности“, окотором такстрастно писалГорький.
Группумолодых офицеровпредставляют: Ромашов, Бобетинский, Веткин, Бек-Агамалов, Олизар, подпрапорщикЛбов. Все они, за исключениемРомашова, малозадумываютсянад своим бытием, плывут по течению.И вместе с темони существенноотличаютсядруг от другаво вкусах, привычкахи манерах. Нанесоответствиисобственногои читательскоговосприятиястроится пародийныйпортрет Бобетинского, в котором Купринвысмеиваетне толькопровинциальноготщеславногохлыща, но и“великосветское“общество, чейстиль пытаетсяперенять герой.К “аристократической“прослойкеармейскогоофицерствапричисляютсебя и франтоватыеадьютанты полкаОлизар, которогов полку “почему-тоназывают графом“и Бек-Агамалов.Олизар – “ длинный, тонкий, прилизанный, напомаженный– молодой старик, с голым, номорщинистым, хлыщеватымлицом ,”- видимо, до того, какпопасть в полк, пообтерся встоличномобществе. Ноесли в сценебала он вызываетлишь неприязньсвоим пошловатымибильярднымиприбаутками, то в дни “великогозапоя“ ономерзителен, и понимаешь, что его лоскне более чеммаска, скрывающая“гнилое“ нутро.” Олизар иАрчаковскийстали плясатьканкан. Онискакали другперед другомто на одной, тона другой ноге, прищелкиваяпальцами вытянутыхрук, пятилисьназад, раскорячивсогнутые колении заложив большиепальцы подмышки, и с грубо-циничнымижестами вихлялибедрами, безобразнонаклоняя туловището вперед, тоназад “.[5, стр.192]Бек Агамалов– лихой рубака, он прекраснообращаетсяс оружием. ( “Он сделал несколькобыстрых кругообразныхдвижений кистьюправой руки, и клинок шашкипревратилсянад его головойв один сплошнойсверкающийкруг” ), но в еголихости отсутствуетэлемент благородства, человечности.Злобные глазас горбатымносом, оскаленныезубы, он сравнимс хищной, злойи гордой птицей, что подчеркиваетего дикие игрубые инстинктыкак первоэлементхарактера.
Создаваямногочисленныеи разнообразныеобразы офицеров, Куприн стремилсяподчеркнуть, что, несмотряна все порокивоспитанияв кадетскихкорпусах, вполк приходилилюди еще здоровыеморально ифизически. Молодой офицерЛбов, “сильный, ловкий мальчики отличныйгимнаст“, “тонкийзнаток устава“, полон юношескогозадора, непосредственности.Он еще с удовольствиемживет интересамиполка, но обстановказдесь такова, что и Лбов, видимо, вскоре превратитсяв одного изгарнизонныхчурбанов.
Каквоплощениевсего грубогои бесчеловечногосреди всехофицеров полкавыделяетсяфигура капитанаОсадчего. Апологетвойны, ненависти, грубых страстей, Осадчий наиболеерезко противопоставленРомашову. Этоодин из сторонниковжестокой палочнойдисциплины, беспринципнойв своей основе“этики“ офицерскойчести. “Дуэль,-рассуждаетон, — непременнодолжна бытьс тяжелым исходом, иначе это абсурд! “ “Война выродиласьна свете. Детиродятся идиотами, женщины сделалиськривобокими, у мужчин нервы.И все это оттого, что миноваловремя настоящей, свирепой, беспардоннойвойны … В средниевека дрались– это я понимаю.Ночной штурм.Весь город вогне”. На тридня отдаю городсолдатам наразграбление!”Ворвались.Кровь и огонь.У бочек с виномвыбиваютсядонья. Кровьи вино на улицах.О, как были веселыэти пиры наразвалинах! Женщин – обнаженных, прекрасных, плачущих –тащили за волосы“.Произнося этутираду, Осадчийприходит вэкстаз. Он ужекричит о пирахпод виселицами, на которыхкачаются черныетела повешенных.Он выпрямляетсяво весь свойгромадный рост.Он исполненвосторга. Бек-АгамаловупередаетсянастроениеОсадчего, БекАгамалов тожево власти бешеннойжажды разрушения, он выкрикиваетбессвязныеслова ненависти:“К черту жалость!“ – и, выхватываяиз ножен шашку, срубает дубовыйкуст. Пороюофицеров охватываетповальное, пьяное безумие“.Может быть, этослучалось вте страшныемоменты, когдалюди, случайномежду собойсвязанные, новсе вместеосужденныена скучнуюбездеятельностьи бессмысленнуюжестокость, вдруг прозревалив глазах другдруга, там, далеко, в запутанноми угнетенномсостоянии, какую-то таинственнуюискру ужаса, тоски безумия.И тогда спокойная, сытая, как уплеменныхбыков, жизнь, точно выбрасываласьиз своего русла.Начинаютсядни великогозапоя. Послешумного, угарногопьянства вофицерскомсобрании едутв публичныйдом. В каком-топьяном, сумасшедшембреду происходятсобытия, cтрудом постигаемыесознанием.
ВотБек Агамалов, уже совсемобезумевший, мечется покомнате. В егоруках, разрезаявоздух, свиститшашка. “Все вонотсюда!” – кричитон. А простоволосаяженщина, в остромвозбужденииот угрожающейей опасности, бросает емув лицо: “Дурак! Хам! Холуй !“
Недаром“Поединок“ вызвал огромныйобщественный резонанс идалеко вышелпо своему значениюза пределылитературногоявления. И суть“не в картинахбыта“, а в том“соре, которыйнакопился сгодами“ жизниармии.
--PAGE_BREAK--
3
b byxt
Огромноеобщественноезначение имелоправдивоеизображениевзаимоотношенийофицерстваи солдатскоймассы. С большойхудожественнойсилой в повестибыло отраженобездарноерутинерствоподавляющейчасти русскогоофицерства, его оторванностьот солдатскоймассы, органическоенепониманиезапросов ичувств этоймассы. “С силамисолдат не считались, доводя людейдо изнурения.Ротные жестокорезали и осаживалимладших офицеров, младшие офицерысквернословилинеестественнонеумело и безобразно, унтер-офицеры, охрипшие отругани, жестокодрались“.
ПолковникШульгович, капитан Слива, капитан Осадчий– люди разныепо характеру.Но все они проводникитупой дисциплины, основаннойна обветшавшихуставах и методахобучения. ПолковникШульгович незлой человек, но по отношениюк “нижним чинам“он предстаеткак некая грознаясила, заставляющаяэтих человеко-единиц, марширующих, стреляющих, служить опорой“трону“. “Онобходил взводы, предлагалсолдатам вопросыиз гарнизоннойслужбы и времяот времениругался матернымисловами с тойособенноймолоденческойвиртуозностью, которая в этихслучаях присущастарым фронтовымслужакам “ [ 5, стр.14 ] Перваявстреча с полковникомоставляет несколькопротиворечивыевпечатления.Это “огромный, тучный, осанистый“старик. Снижениеобраза идетза счет сравненияего лица с “тяжелымромбом“, засчет брошенноговскользь замечания, что служебнуюкарьеру онсделал благодарясвоему мощномуголосу. “Солдатточно гипнотизировалпристальный, упорный взглядего старчески-бледных, выцветших глаз, и они смотрелина него, не моргая, едва дыша, вытягиваясьв ужасе всемтелом“. Не случайноего отношениек растерявшемусяи плохо знающемурусский языктатаринуШарафутдинову(“… поставитьэтого сукинасына под ружьес полной выкладкой.Пусть сгниет, каналья, подружьем.” ) вызываетобиду и протестРомашова –свидетеля этойсцены,- и заставляетего вступитьсяза солдата. Ноэтот же грозныйполковникпомогает запутавшимсяв долгах офицерам.Известно, чтоЛ.Н. Толстойоценил этотобраз как“прекрасный, положительныйтип.“ [6, стр.486 ] Послеслов Шульговича:“Нуда… все вы воттак. Глядитена меня, как назверя. Кричит, мол, старыйхрен без толку, без смысла, черт бы егодрал. А я, — густойголос заколыхалсятеплыми, взволнованныминотами,- а я, ей-богу, моймилый, люблювас всех, каксвоих детей“.И мы понимаем, что этот добрыйчеловек нелицемерит, ноон службистдо мозга костейи страдаетдуховнойограниченностью, которую выработалав нем армия.
Значительноеместо в повестиотведено жизнисолдат. Несомненно, писатель былувлечен возможностьюобобщить всеувиденное ипережитое имна военнойслужбе. На первыйплан из солдатскоймассы выступаютдвое – Гайнани Хлебников.Хлебников –это центральныйобраз в повести.Человек изнарода, у которогоусловия жизниотняли гордостьи достоинство.Встреча с нимсовершаетперелом в душеРомашова. Онначинает понимать, что его собственныемучения и страданияэтого несчастногозамученногосолдата сближаютих. “Часто, глядяна него Ромашовудивлялся, какмогли взятьна военнуюслужбу этогожалкого, заморенногочеловека, почтикарлика, с грязнымбезусым лицомв кулачок. Икогда подпоручиквстречалсяс его бессмысленнымиглазами, в которыхкак будто разнавсегда, ссамого рождения, застыл тупой, покорный ужас, то в сердце егошевелилосьчто-то странноепохожее наскуку и на угрызениесовести.” [ 5, стр.158 ]
Выбортакой жалкойфигуры в качествепредставителясолдатскоймассы логическивытекает изобщей концепциипроизведения.Проблемавзаимоотношенийлюдей из народаи интеллигенциирешалась Купринымв плане гуманизма, а не в планереволюционныхзадач. ПравдоискательРомашов идетпутем страданийи горькихразочарований.Солдат Хлебниковтоже проходитсвой крестныйпуть. В армиюон приходиткак на каторгу.Но здесь онподвергаетсяновым мукам.И Ромашов становитсясвидетелемэтих мук. Вотунтер-офицерзаставляетХлебниковаделать “гемнастические“упражнения, а он, жалкий инелепый, виситна наклоннойлестнице, точно “удавленник“.Вот Ромашов, вспыхнув отстыда и гнева, останавливаетунтер-офицераШаповаленко, готового убитьХлебникова.Вот молодойофицер присутствуетна уроке “словесности“, когда напуганныйи замордованныйпалочной дисциплинойХлебников нев состоянииответить навопрос, ктоявляется командиромкорпуса. Этасцена оченьблизка сцене “обучения“ татаринаКамафутдиноваиз рассказа“Ночная смена“.Хлебников –русский вариантКамафутдинова.Оба они такзабиты, чтопредставляютсобой жалкоеподобие человека.Наблюдаяиздевательствонад ХлебниковымРомашов испытывает“какое-то неловкоебольшое чувство“.Он мучаетсямуками забитогосолдата. Послесвоего провалана смотру Ромашоввидит фельдфебеляРынду, “маленького, краснощекого, апоплексическогокрепыша, который, неистово искверно ругаясь, бил кулакомпо лицу Хлебникова.У Хлебниковабыло темное, глупое, растерянноелицо, а в бессмысленныхглазах светилсяужас. Головаего жалко моталасьиз одной стороныв другую, и слышнобыло, как прикаждом ударегромко клацкалидруг о другаего челюсти”.
Ромашоввидит, как мучаютХлебниковаи словно ощущает, что попал надно человеческогоотчаяния, гдевсегда находилсясолдат. “Онболезненнопочувствовал, что его собственнаясудьба и судьбаэтого несчастного, забитого, замученногосолдата как-тостранно, родственно-близкои противносплелись занынешний день.Точно они былидвое калек, страдающиходной и той жеболезнью ивозбуждающихв людях однуи ту же брезгливость.И хотя это сознаниеодинаковостиположений ивнушало Ромашовуколючий стыди отвращение, но в нем былотакже что-тонеобычайное, глубокое, истинночеловеческое.”Гуманистическаянаправленностьповести выражается, прежде всего, в призыве увидетьв серых Хлебниковых“с их однообразно-покорными и обессмысленнымилицами “живыхлюдей“. Немеханическиевеличины, называемыеротой, батальоном, полком“. Необходимопочувствоватьсебя на однойдоске с несчастнымчеловеком изнарода, испытатьк нему чувствогражданскойлюбви. “ Братмой! “ – говоритРомашов затравленному, избитому, грязномуи жалкому Хлебникову, припавшемук ногам офицера.Эту сцену “Ромашов — Хлебников“ Л.Н. Толстойназвал “фальшивой“.Но она нужнабыла Куприну:“виноватуюжалость“, стыд, скорбь, ужас– вот что должныиспытыватьофицеры, доведшиесолдата дотакого состояния.Эти чувстваиспытываетРомашов, но, помнению писателя, эти чувствадолжны разделятьс героем всяРоссия.
4
Разоблачаяпороки военнойсреды и ужасыцарской казармы, Куприн отмечали некоторыеположительныеявления в армии.В образах корпусногогенерала икапитанаСтельковскогохудожник стремилсяпоказать, чтосквозь мертвящуюрутину пробиваютсякакие-то новыевзгляды. Какэто установилв своем исследованииП.Н. Берков, прототипомкорпусногогенерала послужилгенерал Драгомилов, командовавшийКиевским военнымокругом. ГенералДрагомиловотнюдь не былнародолюбцем, но он был противникомпрусских методоввоенного обученияи сторонникомсуворовскоговоспитаниясолдат. Он былза развитиев солдатахинициативы, умения разбиратьсяв обстановке.Однако описаниеэтих положительныхявлений занимаетв повести ничтожноеместо. Армейскаядействительностьбыла слишкомбедна отраднымифактами. И есликорпуснойгенерал изображенКуприным колоритно, то капитанСтельковскийполучилсядовольно абстрактнойфигурой. Мы незнаем, как онвнешне выглядит, как говорит.Его не видносреди солдат.В моральномотношении онне лучше других.У него репутациятайного развратника.Значит, и этотспособныйофицер не избежалморальногораспада, которыйразъедал всюармию. ПодполковникаРафальскогов полку считаютчудаком и окрестилиименем Брема, потому что онсамозабвенноизучает жизньзверей и содержиту себя в домецелый зверинец.В его лице мывидим человека, сумевшеговнутреннекак-то уйти отполковой жизни.Со своей научнойстрастью ибескорыстиемэтот чудаккажется привлекательным.Но и он способенударить солдата.Он лишь внешнеоторвался отвоенной касты, но не преодолелв себе бурбонскогодуха, презренияк солдатскоймассе.
Снаибольшейполнотой воплотилисьчерты Купринскогогероя – правдоискателя, гуманиста, одинокогомечтателя –в подпоручикеРомашове. Впротивоположностьдругим офицерам, Ромашов относитсяк солдатампо-человечески, он проявляеттрогательнуюзаботу о забитомсолдате Хлебникове, хотя в его отношениик Хлебниковусказываетсяне столькоподлинныйдемократизм, сколько “опращенство“в толстовскомдухе.
Вместоложной “честимундира“ уРомашова высокоразвито настоящеечувство человеческогодостоинства.Брезгливоотносясь кгрязным любовнымсвязям, процветающимв полку, Ромашовмечтает о подлиннойлюбви, и самлюбит горячои бескорыстно.В размышленияхРомашова многоутопическогои наивного, нонельзя несимпатизироватьему, когда онборется собщественнойнесправедливостью, когда он протестуетпротив пошлостии сам показываетпримеры человечностив отношенияхк людям. Егоохватываетнегодование, когда он видит, как унтер-офицерыжестоко бьютсвоих подчиненных“за ничтожнуюошибку в словесности“, за “потеряннуюногу” при маршировке.Ромашов протестуетвсей душойпротив этогокошмара, именуемого“военной службой“.Он приходитк мысли, что“вся военнаяслужба, с еепризрачнойдоблестью, создана жестоким, позорным, всечеловеческимнедоразумением“.“Каким образомможет существоватьсословие, — спрашивалсам себя Ромашов,- которое в мирноевремя, не приносяни одной крошечкипользы, поедаетчужой хлеб ичужое мясо, одевается вчужие одежды, живет в чужихдомах, а в военноевремя – идетбессмысленноубивать и калечитьтаких же людей, как они сами?“
Примернотакого же взглядапридерживаетсяНазанский, сравнивающийвоенную кастус монашеской, ибо “и те и другиеживут паразитами“.“Там ряса икадило, здесь– мундир и гремящееоружие; там –смирение, слащаваяречь, лицемерныевздохи, здесь– наигранноемужество, гордаячесть, котораявсе время вращаетглазами: “ авдруг менякто-нибудьобидит?”- выпяченныегруди, вывороченныелокти, поднятыеплечи“.
ПоРомашову иНазанскому, зло не в общественнойструктуре, ав армии вообще.Отсюда пацефистскоеотрицаниевоенной службы, которая развращаети портит людей, которая дажесамых нежныхиз них, прекрасныхотцов и внимательныхмужей, делает“низменными, трусливыми, злыми, глупымизверюшками“, как утверждаетНазанский.“Вряд ли нужнодоказывать,- пишет исследовательтворчестваКуприна А.Волков,- наивность иошибочностьподобного родапацифистскойточки зрения, абстрактногоотрицающейвсякую военнуюслужбу, всякиевойны“. [2, стр.153]
Неуяснив истинныхпричин изображаемогоим зла, писательвместе с героемне смог найтипути его преодоления.Один из путей, обдумываемыхРомашовым, таков: “Вот яслужу… А вдругмое Я скажет: не хочу! Нет –не мое Я, а больше…весь миллионЯ, составляющихармию, нет- ещебольше – всеЯ, населяющиеземной шар, вдруг скажут: “Не хочу!“ Исейчас же войнастанет немыслимой…”Конечно, и Куприн, и Ромашов немогут не ощущатьнесбыточностисвоих предложений.
Напротяжениивсей повестиРомашов предстаеткак неудачник, как слабыйчеловек, но какбы ни были смешныи наивны егофантазии, этоне фантазиисытого и спокойногоМанилова. Ромашовстрадает засебя и за всех“униженныхи оскорбленных“, он проделываетопределеннуюдуховную эволюцию, которая проходитпод знакомрастущегокритицизма, внутреннегосближения спростыми людьмив серых шинелях.“Этот страдающийправдоискатель,- пишет А. Волков,- именно потому, что он правдоискатель,- оказался белойвороной в мертвоммещанскомцарстве, и онораздавило его“.[ 2, стр.160 ]
Ещеодин оченьинтересныйи своеобразныйтип интеллигентногои одаренногоофицера – Назанский.Это философ, умеющий размышлять, но не умеющийжить. Пассивностью, безволиемНазанскийнапоминаетРомашова,- онвовсе опустился, капитулировалперед жизнью.Но его страстныеречи представляютбольшой интерес, т.к. в них сконцентрированыразмышлениясамого Купринав связи с изображаемойим темой “армия– война – человек“Вот рассуждениеНазанского, которое какбудто бы созвучнопылким дифирамбамОсадчего старойвойне: “Быловремя кипучегодетства и вистории, времябуйных и веселыхмолодых поколений.Тогда людиходили вольнымишайками, и войнабыла общейхмельной радостью, кровавой идоблестнойутехой. В начальникивыбирался самыйхрабрый, самыйсильный и хитрый, и его власть, до тех пор, покаего не убивалиподчиненные, принималасьвсеми истиннокак божеская.Но вот человечествовыросло и скаждым годомстановитсявсе более мудрым, и вместо детскихшумных игр егомысли с каждымднем становятсясерьезнее иглубже. Бесстрашныеавантюристысделалисьшулерами. Солдатне идет на военнуюслужбу, как навеселое и хищноеремесло. Нет, его влекут нааркане за шею, а он упирается, проклинаети плачет. Иначальникииз грозных, обаятельных, беспощадныхи обожаемыхатаманов обратилисьв чиновников, трусливо живущихна свое нищенскоежалованье“.
Осадчийи Назанский– типы прямопротивоположные.И вместе с темв чем-то их мыслисближаются.Неужели Назанскийдуховно стольблизкий автору, воспеваетвойну? И какэто можно былобы согласоватьс общим характером“Поединка“– произведенияантивоенного, разоблачающегопороки военноймашины?
Делов том, что Купринбыл ярым противникомвойны. Но, человексильный, азартный, он любил опасныеспортивныеупражнения, любил подвиги.Мощь, гибкость, красота человеческоготела неизменновызывали в немвосхищение.Куприну былиглубоко ненавистнычувства имироощущениеофицеровпровинциальногогарнизона. Онзнал, что они, за исключениемнемногих, становятсяна службе“низменными, трусливыми, злыми, глупымизверюшками“. И против этихжалких, трусливыхи слабых людей, не могущихвести за собойсолдат, былинаправленыслова, воспевающиебесстрашныхи гордых военачальниковпрошлого.
Панегириксиле, с которойвыступаетОсадчий, основанна антигуманистическойфилософии. Силаи смелостьнужны Осадчемулишь для кровавойвоенной оргии.
Инойсмысл обретаютмысли о войнепрошлого, осильных и смелыхлюдях, высказанныеНазанским.Устами НазанскогоКуприн осуждаетскудость духа, мещанскуюординарность, славит подлинноемужество. РечиНазанскогосильны своимкритическимпафосом. В нихкак бы подведенитог всемутому, что сказанов повести оцарской армии.Назанскимвынесен ейокончательныйприговор, сгорячим сочувствиемвстреченныйРомашовым. “Поглядите-кавы на нашихофицеров… Емуприказывают: стреляй, и онстреляет,- вкого? За что? Может бытьпонапрасну? Ему все равно, он не рассуждает”.Для людей счутким сердцем“служба – этосплошное отвращение, обуза, ненавидимоеярмо…” “… Яглубоко, я твердоуверен, чтонастанет время, когда нас, патентованныхкрасавцев, неотразимыхсоблазнителей, великолепныхщеголей, станутстыдитьсяженщины и, наконец, перестанутслушатьсясолдаты”. Людине простятофицерскойкасте того, чтоона слепа иглуха ко всему, не простят“презренияк свободечеловеческогодуха”. Назанскийне только обличает.У него есть иположительнаяпрограмма.Выступая противхристианско-толстовскойморали смиренияи кроткой любвик ближнему, Назанскийвпадает в ницшеанскийаморазмизм, приходит ккульту эгоизма, автономного“Я“. “…Какойинтерес заставляетменя разбиватьсвою головуради счастьялюдей тридцатьвторого столетия?… Любовь кчеловечествувыгорела ивычадиласьиз человеческихсердец. На сменуей идет новая, божественнаявера, котораяпребудет бессмертнойдо конца мира.Эта любовь ксебе, к своемутелу, к своемувсесильномууму, к бесконечномубогатству своихчувств. “Выцарь мира, егогордость иукрашение. Выбог всего живущего…Делайте чтохотите. Беритевсе, что вамнравится. Нестрашитесьникого во всейвселенной, потому что надвами никогонет и никто неравен вам. Настанетвремя, и великаявера в свое Яосенит, какогненные языкисвятого духа, головы всехлюдей, и тогдауже не будетни рабов, нигоспод, ни калек, ни жалости, нипороков, низависти. Тогдалюди станутбогами…” ВрассужденияхНазанского– мечта об идеальномобществе, вкотором небудет “господ“и “рабов“ ичеловек станетпрекрасен. Ивместе с темницшеанскоепрезрение ковсему социальному, к морали, призыв: делай что хочешь.В уста этогогероя Купринвложил страстныетирады о человеческоймысли, котораядарит “величайшеенаслаждение“, о красоте жизни, о “жарком, миломсолнце” – тирады, возникшие, очевидно, небез влияниявдохновенныхгорьковскихгимнов в честьсвободногои гордого Человека.Но прославлениеразума и жизниокрашиваетсяу Назанскогов сугубоиндивидуалистическиетона, оптимистическаяпроповедь, какэто ни парадоксально, незаметнопереходит вущербную, пессимистическую.
Купринполагал, чточеловечествоможет достигнутьсчастья и свободылишь тогда, когда людипроникнутсясознаниемнеобходимостидуховногосамовозвышения, когда человечествоначнет массамивыдвигатьлюдей, достигшихвысокого развития.Воспевая мужественныходиночек, Купринприходит кмысли и о коллективномдействии. Онговорит о появлениисмелых и гордыхлюдей, о том, что сокрушить“двухголовоечудовище“, которое опаснодля человека, можно лишьсражаясь плечомк плечу.” Давноуже, — пишет Куприн,- где-то вдалиот наших грязныхвонючих стояноксовершаетсяогромная, новая, светозарная жизнь… Как впоследнемдействии мелодрамы, рушатся старыебашни и подземельяи из-за них ужевидится ослепительноесияние”. ”Вотна улице стоитчудовище, веселое, двухголовоечудовище. Ктони пройдет мимонего, оно егосейчас в морду…Один я его осилитьне могу. Но рядомсо мной стоиттакой же смелыйи такой же гордыйчеловек, какя, и я говорюему: “Пойдеми сделаем вдвоемтак, чтобы онони тебя, ни меняне ударило. Имы идем… И тогда-тоне телячьяжалость к ближнему, а божественнаялюбовь к самомусебе соединитмои усилия сусилиями других, равных мне подуху людей!“При всей наивностии противоречивостиэтих рассуждений, как отмечаетА.Волков, в нихвыдвигаетсяидея, противоположнаяпровозглашеннойНазанскимформуле: “Делайтечто хотите“.Литературоведыпериода социализмасчитали, чтологика общественнойжизни толкалакупринскогогероя к понимаюнеобходимостиколлективныхдействий(подразумеваяпод этим революционныедействия), ноон, этот герой, как бы остановилсяна перепутье, будучи не способенпроявить решимостьи последовательность.Назанскогоупрекали и втом, что он всвоей жизни, своей деятельностине пошел далеедругих героевписателя –духовно бессильных, остающихсяв стороне отборьбы. Что онне только неприсоединилсяк “смелым игордым людям“, о которых таккрасноречивоговорит, ноболезненнососредоточилсяна самом себе, замкнулся, иэто неизбежнопривело егок духовномубездорожью.“Положительные“идеи писателя, изложенныеустами Назанского, критиковалв свое времяЛуначарский.В заслугу художникуставили то, чтоон показал вгерое черту, как считалось, в высшей степенихарактернуюдля интеллигенции, разрыв междусловом и делом.Ошибка Куприна, как писал АВолков, заключаласьв том, что “онпытался наделитьобраз Назанскогогероическимореолом”. Уединениюи даже угарнойжизни НазанскогоКуприн придавалхарактер гордогоотчужденияот грязи мещанскойжизни.
Какпоказало время, Куприн былотчасти прав, не приведясвоего герояв стан революции.На многие изтех вопросов, что мучилидумающих офицеровкупринского“Поединка“, ХХ век со своими“развитымсоциализмом“так и не ответил.И теперь ужеХХIвек ищет путиизбавленияот “язв“ армейскогомира.
III
Написаннаяпод влияниемреволюционныхкругов повесть“Поединок” заставлялавсех честныхлюдей серьезнозадумыватьсянад мучительнымивопросамирусской жизни, протестовалапротив “нищетыи трусостичеловеческогодуха, спеленатогообязательствами, условностямии преданием”.Когда “Поединок“вышел в свет, Горький в интервью, данном корреспонденту“Биржевыхведомостей“ отмечал: “Великолепнаяповесть. Я полагаю, что на всехчестных, думающихофицеров онадолжна произвестинеизгладимоевпечатление.Целью А.Купринабыло – приблизитьих к людям, показать, что они далекиот них! … В самомделе, изолированностьнаших офицеров– трагическаядля них изолированность.Куприн оказалофицерствубольшую услугу.Он помог им доизвестнойстепени познатьсамих себя, свое положениев жизни, всюего ненормальностьи трагизм“.
Один изсамых популярныхписателейдореволюционнойРоссии, делившийславу с М.Горькими ЛеонидомАндреевым, Куприн в восприятиичитателя остался, прежде всего, талантливымреалистом-бытовиком, критиковавшимтемные сторонырусской действительности.И только лишьв разлуке сРоссией (вместес остаткамиразгромленнойна северо-западеДобровольческойармии, Куприноказываетсяв Гельсингфорсе(Хельсинки), азатем переезжаетв Париж он смогнайти словапризнания илюбви. Подобнодругим писателямрусского зарубежья, он посвящаетсвоей юностисамую крупнуюи значительнуювещь “Юнкера“.Время сгладиломрачные воспоминания, и в этой повестипопадаешь всовершенноиной мир – вАлександровскоеучилище наЗнаменке. Здесьуже обилиесвета, нарядныйбыт юнкеров– Александровцеви печаль, “горьковатаяи нежная грусть; продиктованнаядумами о России.[ 8, стр.51 ] Мрачное, трагическоедля него какбудто осталосьв прошлом.
Но повесть“Поединок“не ушла в прошлое, по-прежнемуона будоражитумы человечестваи заставляетдумать: Таккаково же истинноеназначениеармии? Какимдолжен бытьнастоящийрусский офицери настоящийрусский солдат? Как избавитьмое “Я“ и “Я“всех людей отсоприкосновенияс жесточайшимзлом жизни –войной.
Использованнаялитература
А. Волков. Очерки русской литературы конца ХIХ и начала ХХ веков. М, 1952.
А.А. Волков. Русская литература ХХ века. Дооктябрьский период.- М, 1970
А. Волков. Творчество А.И. Куприна.- М, 1981
В. Воровский. А.И. Куприн ( Отрывки из статьи ) — в кн. “ Русская литература ХХ века. Дооктябрьский период. Хрестоматия. М, 1980.
А.И. Куприн Поединок – в кн.: А.И. Куприн. Собрание сочинений в девяти томах. Т. 4. стр. 476 – 495.
И. Корецкая. Примечания. – в кн.: А.И. Куприн. Собрание сочинений в девяти томах Т. 4 стр. 478 – 495.
В. Лилин. Александр Иванович Куприн. Биография писателя. Пособие для учащихся Л, 1975.
О.И. Михайлов. Литература русского Зарубежья. Александр Иванович Куприн – Литература в школе, 1990, № 5, стр.50 – 52.
Аристократия — 1).высший, привилегированныйслой господствующегокласса, богатаяили родовитаязнать; 2)формагосударственногоправления, прикоторой властьнаходится вруках представителейпривилегированногокласса; господствознати; 3)привилегированнаячасть какого-либокласса илисоциальнойгруппы.
Инстинкт — внутреннеечутьё, безотчётноечувство, влечение.
Апологет– тот, кто выступаетс апологиейчего-либо, защитниккакой-либоидеи, ученияи т.п.
Абсурд — бессмыслица, нелепость; драма абсурда– одно из проявленийавангардизмав западноевропейскойдраматургии50-60 г.; для драмыабсурда характерныгротескно-комическаядемонстрацияложности ибессмысленностичеловеческогобытия, отсутствиесюжета, характеров, действительностьпредстаётлишённой внутреннегосмысла ипричинно-следственныхсвязей.
Концепция– система взглядов, то или иноепониманиеявлений, процессов; единый, определяющийзамысел, ведущаямысль какого-либопроизведения, научного трудаи т.п.
Абстрактный– основанныйна абстракции, отвлечённый.
Пацифизм- антивоенноедвижение, возникшеев 19 веке в рядестран, представителикоторого осуждаютлюбые войныи ведут активнуюобщественнуюдеятельностьпо их предотвращению, при этом онимогут дажесовершитьубийство.
Аморализм– отрицаниеморали и общепринятыхнорм поведения, отказ от нравственныхпринципов.
Ореол– изображениесияния вокругголовы в религиозномизобразительномискусстве каксимвол божественности, святости; слава, почёт, окружающиекого-либо.
Ницшеанство — учение немецкогофилософа Ф.Ницше(1844-1900), характеризующеесянигилистическимотношениемк традиционнымценностямевропейскойкультуры, решительной“переоценкойвсех ценностей”; провозгласивсмерть всехобщепринятыхидеалов (“Богмёртв!”), Ницшевозвестилрождение“сверхчеловека”, индивидуалистическипреодолевающегохристианско-буржуазнуюмораль покорностии лицемерия, реализующегов “ воле квласти” естественноежизнеутверждающееначало. Фальсифицированныеидеи Ницше быливоспринятынацизмом вкачестве однойиз его теоретическихпредпосылок; мировоззренческиемотивы, черты, заимствованныеили свойственныефилософииНицше.
Радикализм– политическоетечение, сторонникикоторого подвергаюткритике существующуюсистему и настраиваютна необходимостьрадикальныхпреобразованийи реформ; использованиерадикальныхметодов прирешении киких-либовопросов, решительныйобраз действий.
ЧИТИНСКАЯМНОГОПРОФИЛЬНАЯЯЗЫКОВАЯ ГИМНАЗИЯ№4
РЕФЕРАТ
на тему:“ЯЗВЫ” АРМЕЙСКО-ОФИЦЕРСКОГОМИРА И ПУТИИЗБАВЛЕНИЯОТ НИХ (по повестиА. Куприна“ПОЕДИНОК”)
Выполнил ученик11А класса
Бушин АлександрПавлович
Проверилаучитель литературы
Кобелева АлександраИвановна
ЧИТА 2003