Нормы уголовного права по Соборному Уложению 1649 г

Тема:
“НОРМЫ УГОЛОВНОГОПРАВА ПО СОБОРНОМУ УЛОЖЕНИЮ 1649 Г.”

Содержание
Введение
Смертная казнь в Уложении 1649 г.
Хроника Адама Олеария о репрессиях середины XVIIв.
I.         Телесныенаказания в Уложении 1649 г.
Проблема устранения и целесообразности уголовныхкар.        
II.        Лишениесвободы в Соборном Уложении 1649 г.
Заключение        
Список используемой литературы

ВВЕДЕНИЕ
В данной курсовой работе будет рассмотрена тема“Нормы уголовного права по Соборному Уложению 1649 г.”
Тема нашей работы достаточно актуальна, поскольку вистории права главное внимание всегда уделяется возникновению правовых систем,модификаций, отдельных норм и актов.
В нашей курсовой работе мы рассмотрим процессвозникновения уголовного права по Соборному Уложению 1649 г. и проанализируемсодержание и структуру наиболее значимых юридических норм. Мы рассмотрим институтыуголовного права в Московском государстве в неразрывной связи с карательнойполитикой и карательной практикой, они будут проанализированы в теснейшей связис русской идеологией, христианскими и бытовыми воззрениями. Увидим достижения инедостатки уголовного права по Соборному Уложению 1649 года.
Наша работа будет состоять из трех глав.
В первой главе работы мы рассмотрим смертную казнь вУложении 1649 г. и представим хронику Адама Олеария о репрессиях середины XVIIв.
Во второй главе работы мы раскроем телесныенаказания в Уложении 1649 г. и определим проблему устранения и целесообразностиуголовных кар.
В третьей главе работы мы остановимся на вопроселишения свободы в Соборном Уложении 1649 г.
Полностью раскрыв все вышеперечисленные главы работымы достигнем цели нашей работы — раскроем все основные нормы уголовного правапо Соборному Уложению 1649 года.

I. СМЕРТНАЯ КАЗНЬ В УЛОЖЕНИИ 1649 Г.
ХРОНИКА АДАМАОЛЕАРИЯ О РЕПРЕССИЯХ СЕРЕДИНЫ XVIIВ.
 
Наиболее опасные преступления, за которые грозиласмертная казнь, Уложение отнесло к ведению Разбойного приказа и губныхкарательных органов. Признавался, таким образом, принцип централизованнойборьбы с общеуголовной преступностью. Формирование губных органов строилось насословной основе, но одновременно предъявлялись повышенные требования ккультуре и образовательному уровню губных старост. Эти требования рассматривалиськак гарантия укрепления государственной законности. Губным старостампредписывалось быть из «дворян добрых и прожиточных»[1].Материальное благополучие старост выступало обстоятельством, понижающимвозможность взяток и корыстных связей с преступниками. Чтобы не наносить ущербавоинской службе, провозглашалась целесообразность выборов дворян «в отставке» —по старости, ранению, в других случаях «служилые» заменялись по службе своимиродственниками. Выбранные обязательно должны быть грамотными. Неграмотныхвыбирать губными старостами запрещалось вообще. При отсутствии подходящихдворян сословный принцип отбрасывался, и губные старосты избирались из другихсословий, при обязательности сохранения ценза грамотности. При утверждениистарост на должность с их стороны давалась по традиции письменная клятва.
Гарантией законности действийаппарата было и то, что в случае тяжбы губного старосты с «истцами» вопроспередавался на разрешение другого губного старосты[2].Возрастала роль документов, выдаваемых бывшим преступникам. Татям и разбойникам,пребывающим в тюрьме, отрезалось для «отметки» ухо. Теперь, если у такихмеченых не обнаруживалось официальных документов об освобождении, их водворялив тюрьму для выяснения личности и обстоятельств[3].Уложение закрепило обязательное покаяние приговоренных к смерти[4]и т.д. Но религиозный аспект вопроса о спасении души преступников в моментсоставления Уложения оставался спорным. Патриарх Никон в заточении, составляя«ответы» на обвинения царя, придавал важное значение отношению Церкви кразбойникам и убийцам.
Он настаивал на невозможностигуманного подхода к приговоренным к смерти, лишении их причастия, как великихгрешников[5].
Ясно, что Уложение 1649 г. было«озабочено» не тотальным устрашением, а скорее — целесообразностью репрессий.Вопрос о применении смертной казни имел в нем центральное значение приучастившихся народных недовольствах политикой правительства. С.Н. Викторскийполагал, что при вступлении на престол Михаила Романова были даны обязательствапо ограничению казней в отношении высокопоставленных лиц. Эту политикупродолжал и его сын Алексей Михайлович. Такие «необнародованные» обязательствамогли создавать в глазах низов вид «царско-боярского заговора против народа»[6].
В общественных конфликтах времени создания Уложения, оно обязано было отразитьгибкий подход к политике казней. В литературе данные о числе статей, где казньпредусмотрена, совершенно противоречивы; называются цифры — 36, 54, 60. С.Н.Викторский после подробного анализа пришел к выводу, что смертная казньпредусмотрена в 63 случаях[7]. Можновпасть в ужас от того, как мрачна была жизнь в эпоху Уложения, когда людикаждую минуту опасались за свою жизнь, — заканчивал он свои рассуждения, выражаямнение значительной части исследователей[8]. Болееосторожно высказывается, например, С.И. Штамм, полагая, что казнь в Уложениипредусмотрена в 36 случаях, но с учетом расширения за счет нещадных наказаний —до 60[9].
Между тем, внимательный анализ создает картину иную, нежели та, котораявышла из-под пера дореволюционной науки. Прежде всего, случаи казни ипреступления, за которые она назначалась, совсем не одно и тоже. Это смешаниеведет к путанице. Уложение юридически грамотно фиксирует вопрос о казнях,назначает их за наиболее тяжкие преступления. Совершенно абсурдны заявлениятипа, что люди того времени должны пребывать в постоянном страхе. Это можно ещеговорить о преступниках, но люди-то здесь причем? Мало объяснима и порочнаяметодика подсчета казней в Уложении дореволюционной наукой. Витало страстное желаниеобнаружить как можно больше «случаев» со смертными приговорами, отметавшееочевидную истину: громадное число статей о казни повторяет одну и ту жеситуацию. Конечно, исчерпывающе точный анализ для того времени провести нельзя.Всегда останутся расхождения в несколько единиц, в зависимости от трактовкинекоторых статей. Но эти единицы не могут поколебать общей картины. Например,тот же С.Н. Викторский отмечал, что смертная казнь за «табачные дела» не носилаобязательного характера и назначалась лишь за злостный рецидив[10].
По нашим подсчетам о смертной казни вУложении непосредственно говорят 55 статей[11]. Цифравнушительная, но она сразу теряет свое значение, если учесть, что в 30 статьяхречь идет об одном преступлении — различных вариантах убийства: убийство вЦеркви, на государевом дворе, в суде, путем заговора, при краже, в разбое,убийство родителей, детей, иных родственников, отравлении и т.д[12].Остаются, таким образом, 26 вариантов применения казней.
В тридцати вышеуказанных статьяхимеется некоторая путаница. Так, статьи 5, 6 гл.111 имеют в виду почтиоднотипную ситуацию убийства на царском дворе, но в ст.5 четко указано насмертную казнь в случае убийства (а не ранения), в ст.6 туманно указывается наназначение казней, если «ранит, или кого убьет до смерти». Никаких различий вситуациях нельзя обнаружить, чтобы сделать вывод о логичном «увеличении»наказаний за рану в ст.6. Скорее всего — это обычная ошибка законодателя, ноона показывает, насколько невозможен исчерпывающе точный подсчет. Одна статья(гл. XXI ст. 18) вместе с тем гласит, чтоказнь назначается не только за убийство в разбое, но и за поджоги имущества.Этим «раздвоением» можно пренебречь, поскольку о казнях за разбой идет речь вдругих статьях о лихих действиях. Уложение совершенно четко проводит принципназначения казни за умышленное убийство в любой ситуации, убийство неумышленное смертью не карается[13]. Имногократное упоминание различных вариантов убийств надо ставить не в упреккодексу, а оценивать по достоинству строгое проведение этого принципа в жизнь.При недостаточном совершенстве юридического мышления он реализовывался черезмногократные повторения.
Итак, мы имеем 26 случаев казни завсе преступные действия, но и здесь остаются повторы, позволяющие уменьшитьабсолютную цифру. Это две статьи о недонесении по изменным делам родственникови не родственников. Статьи об ограничении ответственности родственников, незнавших об измене, вводятся в конце XVI — начале XVII вв. (ликвидация последствийопричной политики, крестоцеловальная запись В. Шуйского) и выполняют функциикак охраны династии, так и достижения государственной стабильности после Смуты.Подделка грамот и подделка печатей также разъединена в Уложении не совсемлогично, в силу казуального характера мышления законодателя. Три статьиописывают идентичные ситуации разбоя «лихих людей», за который полагаласьсмертная казнь. Злое дело против государя, измена, изменные сношения с заграницейтакже объединены единым смыслом и могут квалифицироваться понятием «измены». Поизбранной нами методике подсчета получается, что смертная казнь в Уложенииназначается за 20 видов преступной деятельности. Даже если сделать поправки напогрешности, то никак не больше, чем за 25. Еще раз повторим — это наиболее опасныепреступления, многие из которых караются смертью и в современном уголовномправе. Это — богохульство, бесчинство в Церкви, сдача города неприятелю, поджоггорода, подделка денег, использование поддельных грамот, военные грабежи инасилия над мирными жителями, «надругательство». О суровости уголовного праваговорить должно, но какое-либо впечатление особой репрессивности в сравнениидаже с другими кодексами и той же Каролиной, может возникнуть лишь понедоразумению[14].
В современной литературе находит одобрение- точка зрения Н.П… Загоскина,что за счет телесных наказаний («жестоких», «безжалостных») границы смертнойказни могут быть расширены[15]. Втаких подходах нужна очень большая осторожность. В Уложении формулировка«чинить жестокое и нещадное» наказание цели смерти совершенно не преследует.Думать иначе, значит порывать с логикой. Статьи о нещадных наказаниях предусматриваютситуации, когда наказуемый совершает после экзекуции какие-то жизненныедействия (дослуживает на службе, выплачивает деньги и т.д.). Например, зананесение телесных повреждений после «торговой казни без пощады» виновногоследовало «кинуть в тюрьму на месяц» и т.д[16]. Нелепоназначать тюрьму и штраф, подразумевая смертный исход. Смерть от кнута могланаступать в силу особенностей физического состояния наказуемых. С большойосторожностью нужно говорить о расширении смертных случаев за счетчленовредительства. Хотя смертные последствия, конечно, имели место, цели ихнаступления не было.
Весьма трудную проблему составляет вопрос о способах казней в Уложении1649 г. В русских Судебниках XV-XVII вв. о способах казней традиционно сказаноочень мало. И все-таки Уложение более подробно останавливается на данномвопросе. Ясно предусмотрено сожжение за богохульство и поджог имущества, залитиегорла металлом за подделку денег, за убийство женой мужа — закапывание в землю.На практике способы казней были более разнообразными. Олеарий писал очетвертовании самых опасных преступников. Котошихин перечисляет четыре основныхспособа, указанных выше, добавляет повешение за разбойные действия и грабежизамешанных в бунтах[17].Сожжение, залитие горла металлом, повешение, закапывание женщин в землю — вкакой-то степени несут символическую нагрузку. Закапывание в землю связано,видимо, с очистительной силой земли («мать сыра земля»). Неконкретизированностьвидов казней зачастую оценивается в том смысле, что это давало возможностьвыбора наиболее устрашающего способа. До некоторой степени это так. Но главноев другом. Например, сожжение и закапывание даны в Уложении точно, поскольку в«законности» их применения ни у кого сомнения не было. В остальных случаяхгосударственный подход к казням испытывал давление идеологических воззрений, втом числе — бытовых. Дифференцированность зависела от ситуации: власть имелаВозможность сделать «приемлемый» выбор. В повести о «горе — злосчастьи» героя,вступившего на путь разбоев и убийств, могут предать двум способам казни:«чтобы молодца за то повесили или с каменем в воду посадили»[18].С повешением ясно, оно в XVII в. применялось к разбойникам. Пословицы ипоговорки XVII в. говорят о предании смерти татей и разбойников именно черезповешение[19]. А вотвариант с утоплением отражает скорее простонародные возможности расправы наоснове символических воззрений. Вариации способов казней давали государствувозможность гибких действий в соответствии с идеологией XVII века[20].
В исследованиях по истории XVII столетия довольно частовстречаются ссылки на сочинение Адама Олеария. Выборочные цитаты не могут создатьполной картины, а для понимания уголовной политики, на основе которойскладывалось отношение к репрессиям Уложения 1649 г., сочинение голштинскогопосланника имеет большое значение. Олеарий побывал в России в середине 30-хгодов XVII в[21].
Будучи посланником страны весьмажестокого уголовного права, Олеарий, естественно, смотрел на правовую жизньглазами человека, привыкшего к жестокости, умевшего определить степень ихарактер репрессий. Он высоко ценил право вообще и верил в его важную«регулирующую» роль. Олеарий подробно рассуждает о юридических аспектахповышения дисциплины в составе его посольства, обстоятельно описывает «юстицию»в Лифляндии[22]. Онвполне однозначно считал московитов варварами, но только в смысле отсутствия уних образования и наук.
Вообще же жители Москвы смышленны ихитры[23]. Нигдепри описании карательной политики в России Олеарий не говорит об их жестокости.В то же время о жестокости народов, окружающих Россию, о жестокости татар онотзывается однозначно и утвердительно[24]. А.Олеарий хорошо понимает, что такое жестокость, когда говорит об уголовнойполитике Ивана Грозного.
По Олеарию, репрессии государства представляют собойреакцию на разложение в обществе нравственности и морали. Эти наблюдения справедливы.Довольно часты ложные доносы из-за сведения личных счетов, когда ненавистномулицу «подбрасывалось» имущество, взятое под залог при заключении сделок. Какмеру борьбы с этим Олеарий приводит указ 1634г., запретивший залоги в заемных делах.
Изощренные казни (разрубание начасти, лишение погребения) имеют место лишь в случае самых тяжких преступлений.Так казнили «обрезанного» самозванца Тимошку (Лжешуйского). К обычнымпреступникам отношение иное. За умышленное убийство несколько недель держат втемнице для покаяния, а затем следует простая казнь (отрубание головы). Такойподход закрепило позднее Уложение 1649 г.
Очень ценные сведения приводитОлеарий о состоянии организованной преступности: на торговых и речных путяхдействуют шейки казаков и разбойников. Это грабежи с целью крупной наживы ибороться с ними очень трудно. Единственный путь — военная охрана посольств иторговых караванов. Такие же шайки промышляют на больших дорогах междугородами. В городах нападения грабителей имеют другой характер и во многомсвязаны с пьянством. Утром по большим праздникам частенько находят убитых илиограбленных во хмелю. Такие преступления, по словам Олеария, совершают «рабы»(т.е. деклассированный, потерявший сословный статуе элемент), с цельюзавладения мелкой собственностью, возможно для того же пьянства. В них участвуютмного слуг, вельмож и холопов с плохим материальным положением. Именно из-забедности домашней челяди в Москве много воров, грабителей и убийц. Расправа сними часто обходится без обращения в органы юстиции, обыкновенным мордобоем[25].С подобными «безобразиями» ведется борьба и, благодаря «деятельности» патриарха,их поубавилось[26].
Можно сказать, что Олеарий правильноотразил многообразие формирования путей преступности к середине XVII в. Нарядус материальной нуждой на путь преступлений становились и из-за других условий:семейных и бытовых неурядиц, дурных примеров и т. д. В повести о «горе —злосчастья», появившейся примерно в середине XVII в., родители наставляют герояизбегать пагубного преступного пути не от нужды. Опасность таится в «неумномповедении», в связях с околопреступным миром (игроки в кости), в пьянстве, вморальном падении, лживости, в разгульной не трудовой жизни и т.д. В общемобнаруживается сильнейшее влияние на развитие преступности идеологическихпричин.
В описании пыток Олеарию, на мойвзгляд, доверять нельзя, поскольку он сильно повторяет Герберштейна[27].Самым тяжким средством наказания он считает кнут. Видимо играет роль тообстоятельство, что в странах Европы кнут не был распространен и телесныенаказания развивались на иной основе. Описывая экзекуцию кнутом, он сообщает,что мужчины получали по 20-26 ударов, женщина — 16. Удары кнутом тщательно контролировалисьприставами и ими же прекращались. Только те лица, кто совершил какие-то«великие преступления», были забиты до смерти[28].Показательно, что «современник» Уложения Григорий Котощихин, описывая тяжкиеэкзекуции кнутом, о смертельных последствиях не говорит[29].
Олеарий приводит примеры влияния науголовное право религиозных верований. «Покаявшегося» слугу упомянутого вышеТимошки — Лжешуйского (как нарушителя присяги царю) приговорили к отрубаниюпальцев на правой руке. Однако потом заменили на левую руку, дабы виновный могкреститься[30].
II. ТЕЛЕСНЫЕ НАКАЗАНИЯ В УЛОЖЕНИИ 1649 Г.
ПРОБЛЕМАУСТРАШЕНИЯ И ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ УГОЛОВНЫХ КАР
 
Как в дореволюционной, так и всоветской литературе вопросы уголовного права в Уложении рассматривалисьнаиболее часто, поскольку кодекс воплотил в законченном виде наиболее важныечерты и принципы русского средневекового закона. Почти все исследователисходятся во мнении, что кнут предусматривался в нем примерно в 140 случаях.Достаточно подробно рассматривались конкретные случаи применения телесныхнаказаний, процедура их реализации, некоторые особенности. Большинствоисследователей подчеркивали значение принципа устрашения, как главного принципаУложения. Можно согласиться с тем, что устрашение играло важную роль в карательнойполитике государства, особенно в эпоху крестьянских войн. Однако во многихработах, и особенно в советских, устрашение провозглашается единственновозможным принципом наказаний средневековья. Ограничившись констатацией этогопринципа, нельзя раскрыть сложного содержания средневекового правосознания иправа. Поэтому важнейшее внимание мы уделим рассмотрению вопросов, связанных сболее глубоким и реальным пониманием направленности наказаний той эпохи.
Терминологически устрашение выраженов формуле Уложения об «учинении» виновному «нещадного» и «жестокого» наказания.Оговоримся, что подобная терминология вовсе не означает отношения государствалишь к социальным низам. Она относится и к служилым ратным людям, и к помещикам,и к служащим государственного аппарата. Уже этот факт должен удерживатьисследователей от однобоких оценок.
Во многих работах иллюстрациейустрашения служит терминологическая формула Уложения — «на то смотря другимнеповадно было делать так», причем указывается на ее большуюраспространенность. Анализ текста Уложения показывает, что такие мненияиллюзорны. Формула эта весьма редка и далеко не однозначна. В двух первых,наиболее важных главах Уложения — о церковных преступлениях и особе государя —она отсутствует вообще. Очень показательно, ведь речь идет об опаснейшихполитических преступлениях. Впервые формула встречается в ст. I гл. III, покоторой за оскорбление кого-либо в присутствии царя или на его дворе полагалось«заплатить обесчестье» и отсидеть две недели в тюрьме. Невозможно обнаружитьздесь никакого устрашения. Двухнедельное заключение — скорее моральная, чемустрашительная мера, и формула «неповадно» означает не страх, а нравственноеунижение преступника. Еще раз формула встречается в статье о применении батогови тюремного заключения для воинских начальников (сотенных голов), без ведомавысших властей самовольно отпустивших ратных людей со службы (ст. 16 гл. VII). И сказав им вину «при многихратных людях», применить наказание, «чтобы на то смотря иным сотенньм головам неповаднобыло так делать». Опять-таки смысловая нагрузка падает больше на моральнуюсторону — на позор публичного наказания. Стоило ли ограничиваться сравнительнолегкими батогами, если роль устрашения мог вполне выполнить кнут?
Не удалось обнаружить источников,прямо раскрывающих психологическое отношение наказуемых к телесным карам, кСтепени их тяжести. Без этого можно лишь приблизительно интроспектироватьзначение устрашения в сознании людей как доминирующего юридического фактора.Конечно, в жестокости кнута, который мог сыграть роль замаскированного орудияказни, сомневаться не приходится. Но интересны следующие факты. Согласно моралиXVI-XVII вв., люди часто предпочитали перенести жестокие побои от правежей,нежели выплатить деньги. А ведь последствия правежей были столь тяжелы, чтонаказуемых отвозили домой на телегах. И длилась экзекуция не день и не два. Ивсе-таки предпочитали пытки! В русских народных юридических пословицах отраженане устрашающая роль кнута, а целесообразность его применения. «Доносчику —первый кнут». «Кнут не мука, а впредь — наука». «Кнут не мучит, а вперед учит».«Кто плут, для того сделан кнут»[31].
Третий случай употребления формулызафиксирован в статье о недобросовестной покупке запасов воинскими чинами, зачто они выплачивали двойную сумму и отдавали купленное. Здесь вообще нет речини о тюрьме, ни о кнуте. А как может проявляться устрашение в материальныхвзысканиях? Трудно обнаружить устрашение и в ст. 25 гл. VII, устанавливающей материальныевзыскания за поклепные иски, и в ст. 20 гл. Х, запрещающей подачу прямых исковгосударю, минуя соответствующие приказы. За нарушения назначались батоги, а«кто почестнее, и того посади в тюрьму на неделю, чтобы на то смотря инымнеповадно было так делати». Неделя тюрьмы никак не может быть устрашительной, абатоги — далеко не самый страшный вид телесных кар. Здесь, скорее, проявляетсястремление государства к принудительному обеспечению правопорядка.
Впрочем, довольно редко встречается и прямая связь сустрашением. Оговоренный на следствии «обысными людьми», якобы, ложно, иподавший об этом челобитную, но не доказавший ничем ложность обвинения, получал«жестокое наказание, велеть его бита кнутом нещадно, чтобы на то смотря инымнеповадно было так делать». Но здесь идет речь о связи с «лихими людьми», икнут действительно выполняет функцию устрашения, но в данном случае это былотрадиционно (ст.ст. 198. 199 и др. гл. Х).
Целый ряд статей Соборного Уложенияназначали кнут и батоги за лжесвидетельство, мздоимство, нарушения деятельностисудебно-административного аппарата (ст.ст. 5, 8, 9, 13, 14, 16, 141, 142, 148,154, 186, 191 и др. гл. Х). Действия такого рода издавна влекли применениекнута, что зафиксировано еще в Судебнике 1550 г. Ничего принципиально нового,на наш взгляд, Уложение не вносит. Следует лишь отметить, что назначение батоговпо Уложению (вместе с тюрьмой и штрафами) имеет место за бесчестьевысокопоставленных лиц — патриарха, митрополита и т. д. Деньги у оскорбителей«выколачивали» (ст.ст. 28-31, 92, 93 гл. Х). Ранее Судебник царя Федораосновной упор наказаний за бесчестье делал на штрафы. В начале XVII в. Я.Маржарет пишет об альтернативном взыскании за бесчестие — или штраф, илибатоги. Теперь законодатель совместил обе формы, и ситуация, несомненно, былавыгодна феодальным верхам.
Применение телесных наказаний вместе сденежными взысканиями против корыстных правонарушений (ст. 5, 6 и др. гл.1Х)свидетельствует о сохранение функции кнута как унифицированного средстванаведения правопорядка принудительными методами. Следует учитывать, чтоСоборное Уложение было принято в период острых общественных конфликтов и в силуэтого гибко подходило к проблеме репрессий. Недаром некоторые жестокие указы очленовредительстве и казнях принимались помимо Уложения.
Даже самые Одиозные статьи Уложения очленовредительстве, наиболее варварской форме наказания, не дают оснований дляих однозначного толкования как страшительных. Еще М. Ступин выделил наиболеепринципиальные виды членовредительства — отрубание рук, урезание уха, носа,языка, ноздрей. Без специального анализа такой «набор», вне всякого сомнения,создает впечатление необузданной жестокости. Не отрицая в целом устрашительнойнаправленности таких наказаний, выделим здесь иную смысловую нагрузку их применения.Отсечение рук предусмотрено ст.ст. 4, 5, 9 гл. III Уложения. В первой из них речь идет об обнаженииоружия (без всяких последствий) в присутствии государя, во второй о нанесенииранений кому-либо на государевом дворе. Обе статьи построены по принципусимволического талиона, когда наказание обращено на виновный орган, нарушившийуголовно-правовой запрет. Символическое значение особой неприкосновенностиличности государя лежит в основе такой ситуации. Поскольку в XVII в. в условияхсимволизации права талион был своеобразной инвариацией «справедливости»,недопустимо ограничиваться в данном случае лишь указанием на устрашение. Статья9 предусматривает отсечение руки за третью кражу на царском дворе. За первую ивторую кражи применялись соответственно наказание кнутом и полгода тюрьмы.Вспомним, что в XIV в. даже за вторую неквалифицированную кражу могланазначаться казнь. Здесь же третья кража, да еще на государевом дворе, некаралась смертью! О чем это говорит: об устрашении или о либерализации закона?С точки зрения устрашения более показательны ст.ст. 28, 29 гл. VII о наказанияхратных людей. «Нещадный» кнут назначался за кражу ружья у сослуживца, отсечениеруки — за кражу воинской лошади. Но примем во внимание, что это имело место в армии,а там принудительная дисциплина особенно строга.
Уложение повторяет старую формулу —отсечение руки у подьячих за фальсификацию протоколов (ст. 12 гл. Х), но нерискует посягать на дьяков, ограничиваясь за фальсификацию с их стороныприменение кнута. В отношении «площадных» дьяков предусматривалось отсечениеруки за составление ложных кабальных документов (ст.25 гл. Х). Во всехперечисленных случаях имеет место символическое обращение наказания на виновныйорган. Пожалуй, классовый характер закона наиболее полно выражен в отсечениируки за посягательство на жизнь господина со стороны зависимого или служилогочеловека в форме приготовления к преступлению (ст. 8 гл. XXII).
Урезание ушей предусматривалосьст.ст. 9, 10 гл. XXI вместе с,кнутом и тюремным заключением за обычную кражу. За первую кражу урезалосьправое ухо, за вторую — левое. Никакой устрашительной роли это членовредительноенаказание не выполняло. Скорее, оно играло роль примитивной справки осудимости, которая давала точные сведения государственным органам об уголовномпрошлом субъекта. Такие действия могли развиваться лишь в условиях достаточномассовой преступности, чем характеризуется XVII век. Ухо отрезалось также запервый разбой и третью кражу рыбы из водоемов (ст.cт. 16, 90 гл. ХХI). Трудно представить себе болеелегкий и доступный способ распознания властями злостных преступников. Законспециально оговаривал, что татя после тюремного заключения высылают на окраиныгосударства с документами о законном освобождении (ст. 10 гл. ХХI). С.И. Штамм справедливо указала наособый контроль за такими людьми со стороны властей[32].При отсутствии надлежащих документов на них делался запрос в центр, привременном водворении их в тюрьму (ст. 19 гл. ХХI).
Вряд ли можно считать устрашением иурезание ноздрей. В ст. 16 гл. XXV предусмотрен кнут для злостных нарушителей«в приводе с табаком» во второй и третий раз. Если же «табачники» былинеисправимы, то за «многие приводы» резали ноздри и отсылали в дальние города.Там всем было ясно, за какие грехи они высланы. И здесь цели наказания связаныс практической целесообразностью в понимании феодального правосознания.Знаковый элемент вырезания ноздрей играет ведущую роль. Табачники на Русирассматривались как грешники, противодействующие государственной оценкеположения личности. Ее основная цель — служение государству и христианскоесмирение, аскетизм ради спасения. Поэтому курение табака рассматривалось какпротиводействие всей системе ценностей, как бунт личности, стремящейся кплотским удовольствиям. В 1627 г. в Устюжском уезде, как рассказывает летопись,были «страшные чудеса» против употребителей табака. Для тех из них, ктоприложился к святой иконе, показывались (всем людям) различные казни: недуги,одержимость, болезни лица, рук, ног, зрения. Спасение ожидало лишь тех, ктораскаялся сердцем и смирился духом в содеянном[33].
Статья 10 гл. XIV предусматривалавозможность (но не обязательность) урезания языка за ложные клятвы, взависимости от рекомендации Церкви. И здесь важно подчеркнуть символическоезначение этих действий для пресечения лжи в суде. Но устрашительные мотивыимеют место, хотя А.Г. Тимофеев и полагал, что урезание языка в СоборномУложении непосредственно не предусмотрено.
Яркий пример устрашительнойчленовредительной практики (ст. 1 гл. V) — залитие горла расплавленным металломза фальшивомонетничество. Этот способ практиковался еще в начале XVI в. В немпросматривается символическое значение наказания за порчу монеты в ущербгосударственной казне. Именно государственные интересы диктуют применениекрайне жестоких мер. Ведь за подмес в драгоценные металлы олова по частнымзаказам дело ограничивалось лишь применением кнута и возмещением убытков (ст.гл.V). Следовательно, никакогоужесточения по сравнению со 150-летней прошлой практикой нет. Вообще же,применение кнута за антигосударственные деяния — явление исторически устойчивоеи давнее. Били, например, кнутом за нарушение государственных границ сторговыми целями без умысла на измену (ст. 4 гл. VI), за самовольное оставлениеместа службы «ратными чинами». Но в последнем случае даже само государство нерассматривало кнут как особо тяжкую репрессивную меру. Его применение былоследствием давних традиций формирования «принудительной дисциплины». Болееважным и тяжелым наказанием закон считал конфискацию поместий, применявшуюся вслучае рецидива (ст.ст. 8, 9, 19 гл. III). Даже за бегство с поля бояприменялись конфискации и традиционный кнут. И уже никак здесь не мог выступатькнут «замаскированным орудием смерти», ибо само государство было крайнезаинтересовано в сохранении служилого воинского состава. Лишь измена караласьсмертью. Отсюда ясно, что применение телесных наказаний направлено надостижение прагматических целей государством любыми средствами. Роль наказаниякак фактора наведения порядка, пожалуй, перевешивает идеи устрашения.
Возможность смертельных последствийот битья кнутом, на наш взгляд, серьезно преувеличена. В источниках имеютсяугрозы со стороны феодалов «забить кнутом до смерти», но обнаружить конкретные фактытакого рода достаточно трудно (при любых подходах период опричнины и смутыдолжен не учитываться). Речь не идет, конечно, о его применении к «ведомымлихим». В правосознании того времени было не понятое нашей наукой чувство меры.С.С. Иванов писал, что около 100 статей Уложения предусматривают неопределенноечисло ударов, и это открывало дорогу феодальному произволу. Аморфно понимаемыйпроизвол вредит правдивости науки. То, что могло иметь место в отношении «лихихлюдей», вовсе не предусматривалось в отношении других преступлений. СоборноеУложение четко фиксировало применение смертной казни и не имело целисмертельных последствий от наказания кнутом. В науке не учитывается, что такойвывод однозначно следует из конструкций статей с альтернативными или множественнымисанкциями (кнут, тюрьма, штраф и т.д.). Ведь для того, чтобы виновный смогугодить в тюрьму и выплатить штраф, он обязан был остаться живым после кнута.Для доказательства обратного исследователям придется не ссылаться на предвзятотолкующие проблему работы, а искать конкретные и не единичные конкретныепримеры.
Целесообразность в феодальномпонимании диктовала даже защиту лиц, стоящих, на правеже. Для служилых чинов итяглых людей устанавливались денежные таксы годовой отработки заимодавцу вместес запрещением увечить должников (ст. 266 гл. Х).
Членовредительство по принципуталиона (глаз за глаз, рука за руку и т.д.) предусматривалось в Уложении за«мучительное надругательство» над человеком в форме выкалывания глаз, обрезаниягуб и т.д. (ст. 10 гл. ХХII). Рассматривая эту статью, А.Г. Маньков совершенносправедливо указал на ее оценку Н.Д. Сергеевским, подметив, что она «можнодумать, весьма редко применялась на практике: ни в одном известном памятникеXVII в. мы не нашли указаний хотя бы на один случай применения этой статьи»[34].Это очень важное указание. Анализ ситуации заставляет отказаться от убеждения ошироком использований «талионного» членовредительства. Его попросту не было.Ведь ст. 10 имеет в виду вполне определенный, сословно ограниченный круг лиц,конкретную ситуацию в среде феодалов. Здесь провозглашен не общий принципнаказания. Речь идет о феодалах, превысивших какой-то крут судебныхобязанностей, возможно подразумевается судебный произвол. Санкция статьипредусматривает обращение взысканий на «вотчины и животы» виновного, по 50рублей за рану. Совершенно абсурдно полагать, что законодатель имел в виду всесоциальные слои, — рядовому населению такие выплаты были недоступны.
Можно выделить перемещение применения кнута в связи с ростомкрепостничества за нарушение границ земельной собственности, По Уложению кнутомнаказывались крестьяне, нарушившие феодальную межу (ст. 231 гл. Х). Охранаинтересов феодала прослеживается и в других случаях. Статьи 13, 14 гл. IIпредписывают бить кнутом «нещадно» за неподтвержденный извет крестьян илислужилых людей не своих господ по «изменному» или «государеву» делу, запрещаяво всех других случаях вообще верить этим доносчикам. Эти статьи ликвидировалипоследнюю возможность простонародья «посчитаться» с опостылевшими господами.Статья предписывала отдавать доносчиков прежним хозяевам. Пропала возможностьоправдать бегство от хозяина последним оправданием — нежеланием служить«антигосударственно» настроенному феодалу. Телесные наказания укрепились всфере идеологии. Кнут назначался за непристойные речи в Церкви в адрес клира вовремя службы (ст.3 гл. II), за нанесение ран в Церкви (ст.5 гл. I), батоги — запростые побои (ст.6 гл. I). Хотя преувеличенной жестокости по сравнению сосветскими деяниями здесь опять-таки не прослеживается[35].
III. ЛИШЕНИЕ СВОБОДЫ В СОБОРНОМ УЛОЖЕНИИ 1649 Г.
 
В Соборном Уложении, как указывали дореволюционныеисследователи, тюремное заключение предусматривалось боле сорока раз.Различалось заключение до порук, до указа, до смерти, устанавливалиськонкретные сроки лишения свободы от трех дней до четырех лет[36].Довольно четкая фиксация сроков заключения свидетельствует об использованииэтого вида наказания как исправительной меры в рамках правосознания позднегосредневековья. В практике устанавливалось, в каких случаях и какой срок былдостаточен для достижения конечных результатов наказания. Можно сказать, чтофиксация сроков заключения, пробивая себе дорогу со времени Судебника 1550 г. ииспытывая влияние субъективных факторов, достигла в Уложении высшегологического обоснования для средневековой России. Правда, в некоторых случаяхкодекс сохранял формулы — содержать в тюрьме «до государева указа» и «чинитьжестокое наказание», в соответствии с которыми срок заключения мог бытьнеопределенным. Но в большинстве случаев Уложение тяготеет к конкретным срокам,чем подтверждается его целенаправленный подход к лишению свободы. Весьма важнымпредставляется замечание С.И. Штамм о том, что в рассматриваемый период большоезначение имело стремление государства к предупреждению будущих преступлений[37].В этой взаимосвязи и предстоит раскрыть логику применения тюремного заключения.
Уложение сохранило некоторые чертыказуального подхода к наказанию противоправных деяний, в том числе и приназначении тюремного заключения. Последнее выступало и как мера изоляции в ходеследствия или разбора дела до вынесения приговора или решения по существу.Например, беглые холопы и крестьяне могли содержаться в заключение до отысканияих действительных хозяев. То же наблюдалось в отношении «лихих людей», которыеоговаривали других с целью продления следствия и оттяжки приговора до их поимки(но не более чем на шесть месяцев, после чего приводилась в исполнение смертнаяказнь). «До порук» содержались в тюрьмах не признавшиеся под пыткой впреступлении, а подозреваемые — до «государева указа», т.е. до выясненияобстоятельств дела. Все эти случаи можно не принимать во внимание как неимевшие связи с конкретикой уголовных наказаний[38].
Уложение очень редко назначаетлишение свободы без указания сроков. Так, погрязшего во взятках недельщика засвязь с преступниками предписывалось заключать в тюрьму без указания срока.Однако закон «расшифровывает» ситуацию. Анализ показывает, что здесь речь идето временной мере, о заключении «до государева указа». Получается, что основнаяидея Уложения по отношению к не профессиональной преступности заключается вназначении краткосрочного тюремного заключения. В подавляющем большинствеслучаев оговариваются сроки заключения от нескольких месяцев (и ниже) додвух-трех лет, даже если имеется в виду «государев указ». Краткосрочноезаключение правонарушителей не профессионалов — один из важнейших принципов врусском уголовном праве данного периода. Непродолжительность заключения была обусловленапризнанием целесообразности влияния на нравственный облик правонарушителя сцелью его скорейшего приобщения к внутригосударственной жизни. Это — господствополитики «исправления» преступников. Еще один вывод состоит в том, что подобноеотношение государства к преступнику было возможно лишь при влиянии нагосударственную политику нравственных критериев христианства. В этой связицелесообразно выделить, теоретическую конструкцию наказания, заложенную в гл.ХХП Уложения. В этой главе уголовное наказание как мера широкомасштабноговоздействия на преступника отграничивается от смертной казни — «кому чинитисмертная казнь, и за какие вины смертию не казнити, а чинити наказание». Логикабезупречна: наказанием признается лишь такая мера, которая в каком бы то нибыло виде направлена на виновное лицо с целью сохранить его в дальнейшем в общественно-политическойжизни государства (конечно, в соответствии с сословным статусом). Поэтому смертнаяказнь обособлена от иных средств воздействия. Все остальные виды каррассматриваются как действия, направленные на изменение в перспективе личностипреступника. Конкретно тюремное заключение в этой главе в виде одного годапредусмотрено за убийство родителями своих детей. Предполагается, что этогосрока вполне достаточно для осознания греховности деяния. Понуждение косознанию греховности и изменению образа мыслей (а следовательно и действий) —важная сторона направленности Уложения.
Краткосрочное заключение былоинструментом целенаправленной внутренней политики государства в союзе сцерковью. В таком же значении выступает лишение свободы и за другие преступления.От одного до трех месяцев тюрьмы получал виновный в нанесении побоев,надругательстве над личностью, бесчестье. Таким образом имеются здесь некоторыеотличия от грубой целевой направленности телесных наказаний с их откровенно болевымвоздействием, и от штрафов, имевших целью экономическое неблагополучие личности[39].
Такой теоретический подход неслучаен. В самом общем плане можно выделить применение лишения свободы вотношении двух категорий правонарушителей. В гл. XXI Уложения о разбойных итатиных делах имеется в виду профессиональная преступность. Вторую категориюсоставляют не профессиональные нарушители различной степени опасности. Им предоставлялась,так сказать, возможность «поразмышлять» во временной изоляции. В первом случаецели более прагматические: государство стремилось лишить виновного всехматериальных благ (отдать истцам «животы»), соединяя тюремное заключение скнутом. Хотя и здесь сроки заключения (два-три года) играли роль в целенаправленномвоздействии на личность. После отбытия наказания бывшие преступники ссылались ссоответствующими документами в «украинные города».
Отправляя в ссылку эту категориюпреступников, государство признавало нецелесообразность их содержания впраздном бездействии. Заключенные этого типа должны были «отрабатывать» своесодержание в тюрьме — их посылали «в кандалах работать на всякие изделья».Используя труд заключенных, государство как бы брало на себя бремя их кормленияи материального содержания. И не случайно Уложение закрепляет строительство тюремкак государственную обязанность: «тюрьмы на Москве строить из Разбойногоприказу Государевою казною». Но признав тюрьмы общегосударственным элементомборьбы с преступностью, власти использовали и старую практику, возлагая бремярасходов на строительство и дополнительную охрану на местах (содержаниесторожей, палачей, целовальников и т.д.) на все податные сословия — посады икрестьян всех категорий. Правда, закон предписывал лишних денег не брать иубытков не чинить. Уголовная ответственность этого охранного штата на местах заплохое исполнение обязанностей была весьма суровой. Карались даже случайныепобеги (весьма, возможно, частые). Вменялись в обязанность частые осмотры тюрем,дабы они «были крепки». Таким образом, в Уложении отразился процесс окончанияформирования государственной системы мест лишения свободы московского периода.Оно закрепило подчинение центру и принудительную обязанность на местахисполнять функции надзора по указаниям свыше.
На применение заключения к непрофессиональнымпреступникам особенно влияла религия. Сроки, как правило, были небольшие.Предусматривалось заключение далеко не за все правонарушения, поскольку вмосковский период идея влияния заключения на духовный мир узника имеладостаточно ясные цели. В гл. ХVII о преступлениях ратных людей упоминаются исмертная казнь, и штрафы, и телесные наказания, и конфискации, но лишениесвободы предусмотрено только в ст. 16 за самовольный отпуск людей со службысотенными головами. И это логично: ведь воинские чины нужны были именно наслужбе, нужно было их постоянное и реальное присутствие. Незачем было бросатьих в тюрьму в ущерб служебной деятельности.
Едва ли не самым важным является то,что лишение свободы почти не применяется в Уложении за преступления противсобственности (за исключением «лихих» и разбойных дел и кражи, караемых постатьям гл. XXI, в которых за основу юридической конструкции берется неимущественное посягательство, а деятельность специального субъекта). В техслучаях, когда речь идет о нарушениях интересов собственника вне связи спрофессиональной преступностью, тюремное заключение практически не имеет места.Исключение — ст. 231 гл. Х, где назначается всего неделя тюрьмы (после телесныхнаказаний) за нарушение межи. Но в ней лишь повторяется давняя традициярусского права. В конструкции статей о посягательстве на собственностьдоминирует стремление государства удовлетворить интересы собственника путемштрафов и возмещения убытков, тюрьма дает в этом отношении мало пользы.Пожалуй, наиболее отчетливо целевое значение заключения раскрывается в широкомприменении его за посягательство на интересы государства. Именно здесьпревалирует принудительное воздействие на личность путем изоляции[40].
В главе о церковных преступленияхдважды предусмотрено месячное лишение свободы — за нанесение побоев в церкви исловесные оскорбления (после торговой казни в первом случае и бесчестья вовтором). Очевидно, такой срок считается достаточным для осознания виновнымзапрета нарушений церковной дисциплины. Это и есть конкретное проявлениевлияния религиозной идеологии. Когда же речь шла о светском интересе, например,о запрете на подачу в церкви челобитных, срок заключения был менее определенным— «как государь укажет» Терминология Уложения показывает, что на первом местестоит не позорящее значение тюрьмы, а ее «исправительная» роль. Отдаетсяпредпочтение выражению «посадить в тюрьму», а не «кинуть». Совершенно неслучайно несколько позднее заключение за религиозные преступления частоназначалось до раскаяния виновных, пока они не обратятся на «путь истинный».Такой же подход прослеживается в кодексе при применении тюрьмы за бесчестьецерковных чинов[41].
В главе о посягательстве на государяи его интересы цели лишения свободы ясно не прослеживаются. Отчасти этопроисходит потому, что совершивший такое опасное преступление безразличенгосударству как личность, здесь доминирует смертная казнь. Однако как толькозаконодатель обращается к менее опасной противогосударственной деятельности, онприменяет краткосрочное заключение достаточно широко. Нарушивший порядок нагосударевом дворе, лишался свободы на неделю, две, месяце. Широко применяетсяэтот вид кары за преступления против судебной деятельности: за взятку «подсудью» — до «государева указа» (вместе с кнутом), за ложные челобитья инарушение правил их подачи, за ложь и оговоры в суде, брань, побои в суде ит.д. Сроки заключения, как правило, незначительные. Применение санкций слишением свободы до одного месяца обнажает стремление государства достичьконечных целей без серьезных отрицательных последствий для нарушителя и отчастипредставлено как мера административно-принудительная. После ее применения лицодолжно было с большим уважением относиться к велениям власти и суда.«Соседство» тюрьмы с телесными наказаниями не меняет сути дела. Последние былив тот период весьма обыденными и до некоторой степени «безнадежными»: к кнутуприбегали часто и желаемых целей в общем не достигали. В середине XVII в.государство до некоторой степени «запуталось» в применении репрессиии практиковало уголовно-правовое лавирование. Последнее создавало ситуацию, вкоторой все виды наказаний, в том числе и заключение, отражали две тенденции —либеральную и репрессивную, в связи с чем возникала двойственность и некотораянечеткость их юридической фиксации[42].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
 
В данной курсовой работе мырассмотрели нормы уголовного права по Соборному Уложению 1649 г.”
Рассмотрев первую главу нашей работыможно сказать, что отношение к смертной казни в Уложении выглядит более мягким,чем это принято считать в литературе. В то же время Уложение представляет собойпоследнюю попытку сохранить уголовное право в рамках идеологии Московского периода.После его издания последовал религиозный раскол и вооруженные движения низоввторой половины XVII столетия. Религиозно-идеологические основы карательнойдоктрины Московской Руси были подготовлены к разрушению в петровскихпреобразованиях.
В исследованиях по истории XVII столетия довольно частовстречаются ссылки на сочинение Адама Олеария. Он побывал в России в середине 30-хгодов XVII в. Его сочинение о России — самая крупная и многоплановая книга омосковском периоде — содержит колоссальную информацию. Первое издание трудабыло в 1647 г. В смысле историковедческом сочинение Олеария — явление довольносложное, поскольку часть сведение он берет из «вторых рук» (у Герберштейна,Петрея, Бера и т. д.). Однако применительно к уголовному праву специальныйанализ такого рода не требуется.
Проведенный во второй главе анализ телесных наказаний в Уложении 1649 г.и проблемы устранения и целесообразности уголовных кар показывает, что в XV-XVIIвв. они расширялись. В их распространении играли свою роль и элементыустрашения. Однако оно не было доминирующим фактором уголовных кар. Нужнообязательно учитывать, что преувеличенное значение устрашения, сложившееся всовременной науке, связано с недоучетом психологических моментов. То, чтопредставляется устрашением современному исследователю, не всегда было таковымдля средневекового сознания, обладавшего иным категориальным аппаратом ценностныхпонятий. Не менее важными были в то время такие принципы уголовных наказаний,как их целесообразность, направленность на изменение духовного склада личности,предупреждение новых преступных акций и т.д. Для России особенно важно то, чтоприменение телесных наказаний было тесно связано с государственной идеологией,с желанием заставить личность служить власти, сохранив ее как общественнополезную единицу. Именно потому членовредительство так и не развилось в России,имело ограниченную сферу применения. Не изуверство доминировало в праве, аболевые наказания, более всего способные обеспечить подчинение личностигосударственным интересам.
Рассмотрев третью главу нашей работы можно сказать, что применениелишения свободы в московский период показывает, что оно строго развивалось подвум направлениям: по отношению к профессиональной и непрофессиональнойпреступности. Доминирующее значение имели краткие сроки заключения. В этойсвязи особенно важны исторические перспективы развития заключения в России.Известно, что радикальные преобразования тюремной организации начались в Россиидовольно поздно: во второй половине XIX века. Это, по крайней мере, на сто летпозднее «реорганизационных Тюремных движений» в США и Западной Европе. Ссылкина «крепостническую отсталость» как первопричину такого положения в данномслучае никакого значения не имеют. Ведь в либеральных уголовно-правовыхпреобразованиях в эпоху императрицы Елизаветы крепостническая Россия опережалаЕвропу и в отмене смертной казни, и в гуманизации уголовной политики. Однакотюремные преобразования не только в XVIII, но и в XIX в. были наиболеепассивными. Объясняется это следующим.
Соборное Уложение 1649 г. закрепило отношение к тюремному заключению наоснове максимального использования принципов идеологии периода Московской Руси.Иными словами, в нем применение заключения в законченном виде построено нарелигиозных идеалах и сакральной теории уголовного права, с которыми связанократкосрочное лишение свободы и целенаправленный характер принудительного изменениядуховного облика узников. Однако во второй половине XVII века произошел разрывсветских и религиозных начал в теории уголовного права, что подорвало единуюоснову и целостный подход государства к этому виду наказаний. Увеличение столкновенийс властью и народные бунты второй половины XVII в. приводили к увеличению числа«тюремных сидельцев», толкали власть к усилению репрессий за счет смертнойказни. Преобразования Петра I, хотя и проводились с учётом религиозных воззрений,но в основе своей были чисто светскими и прагматическими. Возрастающаяжестокость петровской политики подрывала основы «исправительного» воздействиязаключения. В литературе не без основания указывалось на «жалкое состояние»мест лишения свободы при Петре I. Лишь к середине XIX в. вновь была найденаединая основа в отношении к тюрьме на базе буржуазной культуры, что иопределило ход дальнейших реформ.

СПИСОКИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
 
1.        АлпатовМ.А. Русская историческая мысль и Западная Европа. XVII -первая четверть XVIIвека. -М.: Наука.
2.        ДеминА.С.Писатель и общество в России XVI — XVII веков. — М.: Наука, 1985.
3.        ИллюстровИ.Юридические пословицы и поговорки русского народа. -М., 1885.
4.        ИсаевИ.А. История государства и права России: Учеб. для вузов по спец. и направлению“Юриспруденция”/ Моск. гос. юрид. акад. –М.: Юристъ, 1998.
5.        Историягосударства и права России: Источники права, юрид. памятники XI-XXвв./ Авт. –сост. Савельев П.Ю. –М.: Манускрипт, 1995.
6.        Историягосударства и права России: Учебник / Клеандрова В.М., Мулкаев Р.С., СенцовА.А. и др.; Под ред. Титова Ю.П. –М.: Проспект, 1999.
7.        Историягосударства и права России: Учебник / Клеандрова В.М., Мулкаев Р.С., СенцовА.А. и др.; Под ред. Титова Ю.П. –М.: Проспект, 2000.
8.        КотошихинГ.К.О России в царствование Алексея Михайловича. — СПб., 1906.
9.        МаньковА.Г. Уложение1649 года — кодекс феодального права России. — Л.: Наука, 1980.
10.      ОлеарийАдамОписание путешествия в и через Московию в Персию и обратно. СПб, 1906.
11.      Повестьо горе-злосчастьи. -Л.: Наука, 1985.
12.      Развитиерусского права в XV — первой половине XVII вв. -М.: Наука, 1986.
13.      РоговВ.А. История государства и права России IX– начала XX веков: Для студентов ипреподавателей ист. и юрид вузов. –М.: Зерцало: Теис, 1995.
14.      РоговВ.А. История уголовного права, террора и репрессий в Русском государстве XV-XVIIвв. –М.: Юристь, 1995.
15.      СоборноеУложение 1649 года: Текст. комент. / АН СССР. Ин-т истории СССР. Ленингр.отд-ние; Подгот. текста Ивиной Л.И.; Комент. Абрамовича Г.В. и др.; Рук. авт. коллективаМаньков А.Г. –Л.: Наука. Ленингр отд-ние, 1997.
16.      УсовД. Иноземцы в России (Путешествие Олеария а Россию). -М., 1917.