Наука как процесс познания
Содержание
Введение………………………………………………………3
1. Особенности научного познания………………………..…..4
2. Структура научного познания…………………………..…..7
3. Критерии и нормы научности……………………...………17
4. Границы научного метода………………………….………21
Введение.
Главнoe назначение научнойдеятельности — получение знаний о реальности. Человечество накапливает их ужедавно. Однако большая часть современного знания получена всего лишь за двапоследних столетия. Такая неравномерность обусловлена тем” что именно в этотпериод в науке были раскрыты ее многочисленные возможности. В историческоммасштабе наука — сравнительно молодое социальное образование. Ей не более 2,5тыс. лет. И хотя вопрос о точной дате рождения науки, как было уже отмечено, являетсядискуссионным, все же достаточно определенную границу между наукой и«преднаукой» провести можно. А позволяют это сделать многие явновыраженные особенности научного знания. Которые и дают историческое«свидетельство о рождении» науки.
1. Особенности научного знания
Европейской родиной науки считаетсяДревняя Греция. В родоначальниках науки греки оказались вовсе не потому, чтобольше других накопили фактических знаний или технических решений (последниеони в основном заимствовали у своих географических соседей).«Учеными» в современном значении этого слова они стали благодарясвоему пристальному интересу к процессу мышления, его логике и содержанию.Древнегреческие мудрецы не просто собирали и накапливали факты, суждения, откровенияили высказывали новые предположения, они начали их доказывать, аргументировать,т.е.
логически выводить одно знание издругого, тем самым придавая им систематичность, упорядоченность исогласованность. Причем была выработана не только привычка к доказательству, нопроанализирован и сам процесс доказывания, создана теория доказательств —логика Аристотеля. Иными словами, был определен метод наведения порядка вхаотичном прежде мире разнообразных опытных знаний, рецептов, решений и т.д.Это был настоящий методологический прорыв. Второй такой же был осуществлен лишьв Новое время, в XVII в., когда была осознана важностьэкспериментально-математических методов. На их основе и возникло классическоеестествознание. Созданная античными мыслителями логика (учение о законах иформах правильного мышления) относилась уже не к познаваемому мирунепосредственно, а к мышлению о нем! То есть объектом анализа стали не вещи илистихии, а их мыслительные аналоги — абстракции, понятия, суждения, числа,законы и т. п. Оказалось, что эта идеальная реальность упорядочена, логична изакономерна ничуть не меньше, чем материальный мир. А мыслительные операции сидеальными объектами были куда более плодотворными и значимыми, даже и впрактическом отношении, чем те же манипуляции с их материальными прототипами.Знание как бы приподнялось над материальным миром, сформировало своюсобственную, относительно самостоятельную сферу бытия — сферу теории. Античнаянаука дала и первый, непревзойденный и ныне образец, канон построениязаконченной системы теоретического знания — геометрию Евклида. Смысл канона — ввыведении из небольшого количества исходных утверждений (аксиом и постулатов)всего многообразия геометрического знания. Исходные утверждения принимаются бездоказательства, потому что они очевидны. А раз все признают исходные основания,то и логически выведенное из них знание (теория в целом) тоже воспринимаетсякак общезначимое и общеобязательное. Это уже мир подлинного знания, а не просто«мнений». Он обладает такой же неотвратимостью и непререкаемостью,как и ежедневный восход Солнца1.
Конечно, теперь мы знаем, что иочевидные основания геометрии Евклида можно оспаривать, но в пределахистинности этих оснований она по-прежнему несокрушима.
Благодаря этим новациям античнаякультура за очень короткий исторический срок создала замечательныематематические теории (Евклид), космологические модели (Аристарх Самосский),сформулировала идеи целого ряда будущих наук — физики, биологии и т. д. Носамое важное — был апробирован первый образец подлинно научного знания,интуитивно поняты основные особенности, резко отличающие его от донаучного ивненаучного знания. Перечислим их.
• Научное знание характеризуетсясистематичностью, а также логической выводимостью одних знаний из других.
• Объектами научного (теоретического)познания выступают не сами предметы и явления реального мира, а их своеобразныеаналоги — идеализированные объекты.
• Важным признаком научного познанияявляется осознанный контроль над процедурой получения нового знания, фиксация ипредъявление строгих требований к методам познания.
• Научное описание исследуемыхобъектов требует строгости и однозначности языка, четко фиксирующего смысл изначение понятий.
• Научное знание претендует наобщеобязательность и объективность открываемых истин, т.е. на их независимостьот познающего субъекта.
• Наука изучает только те явления,которые повторяются, и потому ее главная задача — искать законы ихсуществования.
2. Структура научного познания
За 2,5 тыс. лет своего существованиянаука превратилась в сложное, системно организованное образование с четкопросматриваемой структурой. Основными элементами научного знания являются:
• твердо установленные факты;
• закономерности, обобщающие группыфактов;
•теории, как правило, представляющиесобой знания системы закономерностей, в совокупности описывающих некий фрагментреальности;
• научные картины мира, рисующиеобобщенные образы реальности, в которых сведены в некое системное единство всетеории, допускающие взаимное согласование.
Главная опора, фундамент науки — это,конечно, установленные факты. Если они установлены правильно (подтвержденымногочисленными свидетельствами наблюдения, экспериментов, проверок и т.д.), тосчитаются бесспорными и обязательными. Это — эмпирический, т. е. опытный базиснауки. Количество накопленных наукой фактов непрерывно возрастает. Естественно,они подвергаются первичному эмпирическому обобщению, систематизации иклассификации. Обнаруженные в опыте общность фактов, их единообразие свидетельствуюто том, что найден некий эмпирический закон, общее правило, которому подчиняютсянепосредственно наблюдаемые явления. Но значит ли это, что наука выполнила своюГлавную задачу, состоящую, как известно, в установлении законов? К сожалению,нет. Фиксируемые на эмпирическом уровне закономерности обычно мало чтообъясняют. Обнаружили, например, древние наблюдатели, что большинствосветящихся объектов на ночном небе движется по четким кругообразнымтраекториям, а несколько других совершают какие-то петлеобразные движения.Общее правило для тех и других, следовательно, есть, только как его объяснить?Сделать это непросто, если не знать, что первые — звезды, а вторые — планеты,«неправильное» поведение которых вызвано совместным с Землей вращениемвокруг Солнца. Кроме того, эмпирические закономерности обычно малоэвристичны,т.е. не открывают дальнейших направлений научного поиска. Эти задачи решаютсяуже на другом уровне познания — теоретическом. Проблема различения двух уровнейнаучного познания — теоретического и эмпирического (опытного) возникает изспецифической особенности его организации. Суть ее заключается в существованииразличных типов обобщения доступного изучению материала. Наука ведьустанавливает законы. А Закон есть существенная, необходимая, устойчивая,повторяющаяся связь явлений, т.е. нечто общее, а если строже — то и всеобщеедля того или иного фрагмента реальности. Общее же (или всеобщее) в вещахустанавливается путем абстрагирования, выделения в них тех свойств, признаков,характеристик, которые повторяются, являются сходными, одинаковыми во множествевещей одного класса. Сущность формально-логического обобщения как раз изаключается в выявлении такой «одинаковости», инвариантности. Данныйспособ обобщения называют «абстрактно-всеобщим». Это связано с тем,что выделяемый общий признак может быть взят совершенно произвольно, случайно иникак не выражать сути изучаемого явления. Например, известное античноеопределение человека как существа «двуногого и без перьев», впринципе, применимо к любому индивиду и, следовательно, являетсяабстрактно-общей его характеристикой. Но разве оно что-нибудь дает дляпонимания сущности человека и его истории? Определение же, гласящее, чточеловек — это существо, производящее орудия труда, напротив, формально к большинствулюдей неприменимо. Однако именно оно позволяет построить некую теоретическуюконструкцию, в общем удовлетворительно объясняющую историю становления иразвития человека. Здесь мы имеем дело уже с принципиально иным видомобобщения, позволяющим выявлять всеобщее в предметах не номинально, а посуществу. В этом случае всеобщее понимается не как простая одинаковостьпредметов, многократный повтор в них одного и того же признака, а какзакономерная связь многих предметов, которая превращает их в моменты, стороныединой целостности, системы. Внутри этой системы всеобщность, т.е.принадлежность к системе, включает в себя не только одинаковость, но иразличия, и даже противоположности. Общность предметов реализуется здесь не вовнешней похожести, а в единстве генезиса, общем принципе их связи и развития.Именно эта разница в способах отыскания общего в вещах, т.е. в установлениизакономерностей, и отличает эмпирический и теоретический уровни познания. Науровне чувственно-практического опыта (эмпирическом) возможно фиксированиетолько внешних общих признаков вещей и явлений. Существенные же внутренние ихпризнаки здесь можно только угадать, схватить случайно. Объяснить и обосноватьих позволяет лишь теоретический уровень познания. В теории происходит переорганизацияили переструктуризация добытого эмпирического материала на основе некоторыхисходных принципов. Это можно сравнить с игрой в детские кубики с фрагментамиразных картинок. Для того чтобы беспорядочно разбросанные кубики сложились вединую картинку, нужен некий общий замысел, принцип их сложения. В детской игреэтот принцип задан в виде готовой картинки-трафаретки. А вот как такие исходныепринципы организации построения научного знания отыскиваются в теории — этовеликая тайна научного творчества. Наука потому и считается делом сложным итворческим, что от эмпирии к теории нет прямого перехода. Теория не строитсяпутем непосредственного индуктивного обобщения опыта. Это, конечно, неозначает, что теория вообще не связана с опытом. Изначальный толчок к созданиюлюбой теоретической конструкции дает как раз практический опыт. И проверяетсяистинность теоретических выводов опять-таки их практическими приложениями.Однако сам процесс построения теории и ее дальнейшее развитие осуществляютсяотносительно независимо от практики. Итак, проблема различия теоретического иэмпирического уровней научного познания коренится в различии способовидеального воспроизведения объективной реальности, подходов к построениюсистемного знания. Отсюда вытекают и другие, производные отличия этих уровней.За эмпирическим знанием, в частности, исторически и логически закрепиласьфункция сбора, накопления и первичной рациональной обработки данных опыта. Егоглавная задача — фиксация фактов. Объяснение же, интерпретация их — делотеории. Различаются рассматриваемые уровни познания и по объектам исследования.На эмпирическом уровне ученый Имеет дело непосредственно с природными исоциальными объектами. Теория же оперирует исключительно идеализированнымиобъектами (материальная точка, идеальный газ, абсолютно твердое тело и пр.).Все это обусловливает и существенную разницу в применяемых методахисследования. Для эмпирического уровня обычны такие методы, как наблюдение,описание, измерение, эксперимент и др. Теория же предпочитает пользоватьсяаксиоматическим методам, системным, структурно-функциональным анализом,математическим моделированием и т. д. Существуют, конечно, методы, применяемыена всех уровнях научного познания: абстрагирование, обобщение, аналогия, анализи синтез и др. Но все же разница в методах, применяемых на теоретическом иэмпирическом уровнях, не случайна. Более того, именно проблема метода былаисходной в процессе осознания особенностей теоретического знания. В XVII в., вэпоху зарождения классического естествознания, Ф. Бэкон и Р. Декартсформулировали две разнонаправленные методологические программы развития науки:эмпирическую (индукционистскую) и рационалистическую (дедукционистскую). Подиндукцией принято понимать такой способ рассуждения, при котором общий выводделается на основе обобщения частных посылок. Проще говоря, это движениепознания от частного к общему. Движение в противоположном направлении, отобщего к частному, получило название дедукции. Логика противостояния эмпиризмаи рационализма в вопросе о ведущем методе получения нового знания в общемпроста.
ЭМПИРИЗМ. Действительное и хотьсколько-нибудь практичное знание о мире можно получить только из опыта, т.е. наосновании наблюдений и экспериментов. А всякое наблюдение или экспериментединичны. Поэтому единственно возможный путь познания природы — движение отчастных случаев ко все более широким обобщениям, или индукция. Другой способотыскания законов природы, когда сначала строят общие основания, а потом к нимприспосабливаются и посредством их проверяют частные выводы, есть, по Ф.Бэкону,«матерь заблуждений и бедствие всех наук».
РАЦИОНАЛИЗМ. До сих пор самыминадежными и успешными были математические науки. А таковыми они стали потому,что, как в свое время отметил Р. Декарт, применяют самые эффективные идостоверные методы познания: интеллектуальную интуицию и дедукцию. Интуицияпозволяет усмотреть в реальности такие простые и самоочевидные истины, чтоусомниться в них невозможно. Дедукция же обеспечивает выведение из этих простыхистин более сложного знания. И если она проводится по строгим правилам, товсегда будет приводить только к истине, и никогда — к заблуждениям. Индуктивныерассуждения, конечно, тоже бывают хороши, но они, по мнению того же Декарта,никак не могут приводить ко всеобщим суждениям, в которых выражаются законы.
Эти методологические программы нынесчитаются устаревшими и неадекватными. Эмпиризм недостаточен потому, чтоиндукция и в самом деле никогда не приведет к универсальным суждениям,поскольку в большинстве ситуаций принципиально невозможно охватить всебесконечное множество частных случаев, на основе которых делаются общие выводы.Ни одна крупная современная теория не построена путем прямого индуктивногообобщения. Рационализм же оказался исчерпанным, поскольку наука занялась такимиобластями реальности (в микро- и мегамире), в которых требуемая«самоочевидность» простых истин невозможна. Да и роль опытных методовпознания оказалась здесь недооцененной. Тем не менее эти методологическиепрограммы сыграли свою важную историческую роль. Во-первых, они стимулировалиогромное множество конкретных научных исследований. А во-вторых, «высеклиискру» некоторого понимания структуры научного познания. Выяснилось, чтооно как бы «двухэтажно». И хотя занятый теорией «верхний этаж»вроде, бы надстроен над «нижним» (эмпирией) и без последнего долженрассыпаться, но между ними почему-то нет прямой и удобной лестницы. Из нижнегоэтажа на верхний можно попасть только «скачком» в прямом и переносномсмысле. При этом, как бы ни была важна база, основа (нижний эмпирический этажнашего знания), решения, определяющие судьбу постройки, принимаются все-такинаверху, во владениях теории. В наше время стандартная модель строения научногознания выглядит примерно так. Познание начинается с установления путемнаблюдения или экспериментов различных фактов. Если среди этих фактовобнаруживается некая регулярность, повторяемость, то в принципе можноутверждать, что найден эмпирический закон, первичное эмпирическое обобщение. Ивсе бы хорошо, но, как правило, рано или поздно отыскиваются такие факты,которые не встраиваются в обнаруженную регулярность. Тут на помощь призываетсятворческий интеллект ученого, его умение мысленно перестроить известнуюреальность так, чтобы выпадающие из общего ряда факты вписались, наконец, внекую единую схему и перестали противоречить найденной эмпирическойзакономерности. Обнаружить новую схему наблюдением нельзя, ее нужно сотворитьумозрительно, представив первоначально в виде теоретической гипотезы. Еслигипотеза удачна и снимает найденное между фактами противоречие, а еще лучше —позволяет предсказывать получение новых, нетривиальных фактов, это значит, чтородилась новая теория, найден теоретический закон. Известно, к примеру, чтоэволюционная теория Ч, Дарвина долгое время находилась под угрозой краха из-зараспространенных в XIX в. представлений о наследственности. Считалось, чтопередача наследственных признаков происходит по принципу«смешивания», т.е. родительские признаки переходят к потомству внекоем промежуточном варианте. Если скрестить, допустим, растения с белыми икрасными цветками, то у полученного гибрида цветки должны быть розовыми. Вбольшинстве случаев так оно и есть. Это эмпирически установленное обобщение наоснове множества совершенно достоверных эмпирических фактов. Но из этогоследовало, что все наследуемые признаки при скрещивании должны усредняться.Значит, любой, даже самый выгодный для организма признак, появившийся врезультате мутации (внезапного изменения наследственных структур) со временемдолжен исчезнуть, раствориться в популяции. А это в свою очередь доказывало,что естественный отбор работать не должен! Британский инженер Ф. Дженкиндоказал это строго математически. Ч. Дарвину «кошмар Дженкина»отравлял жизнь с 1867 г.,но убедительного ответа на вопрос он так и не нашел. (Хотя ответ уже былнайден, Дарвин просто не знал о.нем). Дело в том, что из стройного рядаэмпирических фактов, рисующих убедительную в целом картину усреднениянаследуемых признаков, упорно выбивались не менее четко фиксируемыеэмпирические факты иного порядка. При скрещивании растений с красными и белымицветками, пусть не часто, но все равно будут появляться гибриды с чисто белымиили красными цветками. Однако при усредняющем наследовании признаков такогопросто быть не может — смешав кофе с молоком, нельзя получить черную или белуюжидкость! Обрати Ч. Дарвин внимание на это противоречие, наверняка, к его славедобавилась бы еще и слава создателя генетики. Но он не обратил. Как, впрочем, ибольшинство его современников, считавших это противоречие несущественным. Изря. Ведь такие «выпирающие» факты портили всю убедительностьэмпирического правила промежуточного характера наследования признаков. Чтобыэти факты вписать в общую картину, нужна была какая-то иная схема механизманаследования. Она не обнаруживалась прямым индуктивным обобщением фактов, недавалась непосредственному наблюдению. Ее нужно было «узреть умом»,угадать, вообразить и соответственно сформулировать в виде теоретическойгипотезы. Эту задачу, как известно, блестяще решил Г. Мендель. Сутьпредложенной им гипотезы можно выразить так: наследование носит непромежуточный, а дискретный характер. Наследуемые признаки передаютсядискретными частицами (сегодня мы называем их генами). Поэтому при передачефакторов наследственности от поколения к поколению идет их расщепление, а несмешивание. Эта гениально простая схема, развившаяся впоследствии в стройнуютеорию, объяснила одним разом все эмпирические факты. Наследование признаковидет в режиме расщепления, поэтому возможно появление гибридов с«несмешивающимися» признаками. А наблюдаемое в большинстве случаев«смешивание» вызвано тем, что за наследование признака отвечает, какправило, не один, а множество генов, это и «смазывает» менделевскоерасщепление. Принцип естественного отбора был спасен, «кошмарДженкина» рассеялся. Таким образом, традиционная модель строения научногознания предполагает движение по цепочке: установление эмпирических фактов —первичное эмпирическое обобщение — обнаружение отклоняющихся от правила фактов— изобретение теоретической гипотезы с новой схемой объяснения — логическийвывод (дедукция) из гипотезы всех наблюдаемых фактов, что и является еепроверкой на истинность. Подтверждение гипотезы конституирует ее в теоретическийзакон. Подобная модель научного знания называется гинотетико-дедуктивной.Считается, что большая часть современного научного знания построена именнотаким способом.
3. Критерии и нормы научности
Теория является высшей формойорганизации научного знания, дающей целостное представление о существенныхсвязях и отношениях в какой-либо области реальности. Разработка теориисопровождается, как правило, введением понятий, фиксирующих непосредственноненаблюдаемые стороны объективной реальности. Поэтому проверка истинноститеории не может быть непосредственно осуществлена прямым наблюдением иэкспериментом. Такой «отрыв» теории от непосредственно наблюдаемойреальности породил в XX в. немало дискуссий на тему о том, какое же знаниеможно и нужно признать научным. Проблема заключалась в том, что относительнаянезависимость теоретического знания от его эмпирического базиса, свободапостроения различных теоретических конструкций невольно создают иллюзиюлегкости изобретения универсальных объяснительных схем и научнойбезнаказанности авторов за свои сногсшибательные идеи. Заслуженный авторитетнауки зачастую используется для придания большего веса откровениям всякого родапророков, целителей, исследователей «астральных сущностей», следоввнеземных пришельцев и т. п. При этом применяется и полунаучная терминология.Критические замечания в адрес «нетрадиционных» воззрений отбиваютсянехитрым, но надежным способом: традиционная наука по природе своейконсервативна и склонна устраивать гонения на все новое и необычное — Д. Бруносожгли, Менделя не поняли и пр. Возникает вопрос: а можно ли четко разграничитьпсевдонаучные идеи и собственно науки? Для этих целей разными направлениямиметодологии науки сформулировано несколько принципов. Один из них получилназвание принципа верификации: какое-либо понятие или суждение имеет значение,если оно сводимо к непосредственному опыту или высказываниях о нем, т.е.эмпирически проверяемо. Если же найти нечто эмпирически фиксируемое для такогосуждения не удается, то считается, что оно либо представляет собой тавтологию,либо лишено смысла. Поскольку понятия развитой теории, как правило, не сводимык данным опыта, то для них сделано послабление: возможна и косвеннаяверификация. Скажем, указать опытный аналог понятию «кварк»(гипотетическая частица) невозможно. Но кварковая теория предсказывает рядявлений, которые уже можно зафиксировать опытным путем, экспериментально. И темсамым косвенно верифицировать саму теорию. Принцип верификации позволяет впервом приближении отграничить научное знание от явно вненаучного. Однако он непоможет там, где система идей скроена так, что решительно все возможныеэмпирические факты можно истолковать в ее пользу — идеология, религия,астрология и т.п.
В таких случаях полезно прибегать кеще одному принципу разграничения науки и ненауки, предложенному крупнейшимфилософом XX в. К. Поппером, — принципу фальсификации. Он гласит: критериемнаучного статуса теории является ее фальсифицируемость или опровержимость.Иначе говоря, только то знание может претендовать на звание«научного», которое в принципе опровержимо. Несмотря на внешнепарадоксальную форму, а, может быть, благодаря ей этот принцип имеет простой иглубокий смысл. К. Поппер обратил внимание на значительную асимметрию процедурподтверждения и опровержения в познании. Никакое количество падающих яблок неявляется достаточным для окончательного подтверждения истинности законавсемирного тяготения. Однако достаточно всего лишь одного яблока, котороеполетело бы прочь от Земли, чтобы этот закон признать ложным. Поэтому именнопопытки фальсифицировать, т.е. опровергнуть теорию, должны быть наиболееэффективны в плане подтверждения ее истинности и научности. Можно, правда,заметить, что последовательно проведенный принцип фальсификации делает любоезнание гипотетичным, т.е. лишает его законченности, абсолютности, неизменности.Но это, наверное, и неплохо: именно постоянная угроза фальсификации держитнауку «в тонусе», не дает ей застояться, как говорится, почить налаврах. Критицизм является важнейшим источником роста науки и неотъемлемойчертой ее имиджа. При этом можно отметить, что работающие в науке ученыесчитают вопрос о разграничении науки и ненауки не слишком сложным. Ониинтуитивно чувствуют подлинно- и псевдонаучный характер знания, так какориентируются на определенные нормы и идеалы научности, некие эталоныисследовательской работы. В этих идеалах и нормах науки выражены представленияо целях научной деятельности и способах их достижения. Хотя они исторически изменчивы,но во все эпохи сохраняется некий инвариант таких норм, обусловленный единствомстиля мышления, сформированного еще в Древней Греции. Его принято называтьрациональным. Этот стиль мышления основан, по сути, на двух фундаментальныхидеях: — природной упорядоченности, т.е. признании существования универсальных,закономерных и доступных разуму причинных связей; и формального доказательствакак главного средства обоснованности знания.
В рамках рационального стиля мышлениянаучное знание характеризуют следующие методологические критерии:
• универсальность, т.е. исключениелюбой конкретики — места, времени, субъекта и т. п.;
• согласованность илинепротиворечивость, обеспечиваемая дедуктивным способом развертывания системызнания;
• простота; хорошей считается татеория, которая объясняет максимально широкий круг явлений, опираясь наминимальное количество научных принципов;
• объяснительный потенциал;
• наличие предсказательной силы.
Эти общие критерии, или нормынаучности, входят в эталон научного знания постоянно. Более же конкретныенормы, определяющие схемы исследовательской деятельности, зависят от предметныхобластей науки и от социально-культурного контекста рождения той или инойтеории.
4. Границы научного метода.
Достижения научного метода огромны инеоспоримы. С его помощью человечество не без комфорта обустроилось на всейпланете, поставило себе на службу энергию воды, пара, электричества, атома,начало осваивать околоземное космическое пространство и т. д. Если к тому же незабывать, что подавляющая часть всех достижений науки получена за последниеполторы сотни лет, то эффект получается колоссальный — человечество ускоряетсвое развитие с помощью науки. И это, возможно, только начало. Если наука идальше будет развиваться с таким ускорением, какие удивительные перспективыожидают человечество! Примерно такие настроения овладели цивилизованным миром в60—70-е гг. нашего века. Однако ближе к его концу блистательные перспективынемножко потускнели, восторженных ожиданий поубавилось, появилось некотороеразочарование — с обеспечением всеобщего благополучия наука явно несправлялась. Сегодня общество смотрит на науку куда более трезво. Оно начинаетпостепенно осознавать, что у научного метода есть свои издержки, область действияи границы применимости.
Самой науке это было ясно уже давно.В ее методологии вопрос о границах научного метода дебатируется, по крайнеймере, со времен И. Канта. То, что развитие науки непрерывно наталкивается навсевозможные преграды и границы, — естественно- Для того и разрабатываютсянаучные методы, чтобы их преодолевать. Но, к сожалению, некоторые границыпришлось признать фундаментальными. Преодолеть их, вероятно, не удастсяникогда. Одну из таких границ очерчивает наш опыт. Как ни критикуй эмпиризм занеполноту или односторонность, исходная его посылка все-таки верна: конечнымисточником любого человеческого знания является опыт (во всевозможных формах).А опыт наш, хоть и велик, но неизбежно ограничен. И прежде всего временемсуществования человечества. Десятки тысяч лет общественно-историческойпрактики, конечно, не мало, но что это по сравнению с вечностью? И можно лизакономерности, подтверждаемые лишь ограниченным человеческим опытом,распространять на Вселенную? Истинность конечных выводов в приложении к тому,что находится за пределами опыта, всегда останется не более чем вероятностной.С рационализмом, отстаивающим дедуктивную модель развертывания знания,положение обстоит не лучше. Ведь в этом случае все частные утверждения и законытеории выводятся из общих первичных допущений, постулатов, аксиом и пр. Однакоони не выводимые и, следовательно, не доказуемые в рамках данной теории. Азначит, всегда могут быть опровергнуты. Это относится и ко всемфундаментальным, т.е. наиболее общим теориям. Таковы, в частности, постулатыбесконечности мира, его материальности, симметричности и пр. Нельзя сказать,что эти утверждения вовсе бездоказательны. Они доказываются хотя бы тем, чтовсе выводимые из них следствия не противоречат друг другу и реальности. Но ведьречь может идти только об изученной нами реальности. За ее пределами истинностьтаких постулатов из однозначной превращается опять-таки в вероятностную.Поэтому основания науки не имеют абсолютного характера и, в принципе, в любоймомент могут быть поколеблены. Другой пограничный барьер на пути квсемогуществу науки возвела природа человека. Ведь человек — существо макромира(мира предметов, сопоставимых по своим размерам с человеком). И средства,используемые учеными в научном поиске — приборы, язык описания и пр., — того жемасштаба. Когда же человек со своими макроприборами и макропредставлениями ореальности начинает штурмовать микро- или мегамир, неизбежно возникаютнестыковки. Наши макропредставления не подходят к этим мирам, никаких прямых аналоговпривычным нам вещам там нет. Поэтому сформировать макрообраз, полностьюадекватный микромиру, практически невозможно. Для нас, к примеру, все электроныодинаковы, они неразличимы ни в каком эксперименте. Но, возможно, что это нетак. А чтобы научиться их различать, надо. самому человеку стать размером сэлектрон, что также невозможно. В итоге можно сказать следующее: наш«познавательный аппарат» при переходе к областям реальности, далекимот повседневного опыта, теряет свою надежность. Ученые вроде бы нашли выход:для описания недоступной опыту реальности они перешли на язык абстрактныхобозначений и математики. Что такое, например, «аромат» или«цвет» кварка? Совершенно определенные физические понятия? Это некиефизические состояния субэлементарных частиц, которым соответствуют определенныематематические параметры. Больше о них ничего сказать нельзя. И дело не тольков том, что это не слишком удобно. Представьте, что фразу «солнце всходит изаходит» пришлось бы передавать окружающим с помощью системы ньютоновскихуравнений. Сложность ситуации в том, что и логика и математика родом изпривычного нам макромира. На тех «этажах» реальности, до которыхсумел добраться ученый мир, они работают. А вот сработают ли на следующих —неизвестно. Следующую пограничную полосу соорудила наука. Мы привыкли квыражениям типа: «Наука расширяет горизонты». Это, конечно, верно. Ноне менее верно и обратное утверждение: наука значительно сужает горизонтычеловеческого воображения. Любая теория, «разрешая» одни явления, какправило, «запрещает» другие. Классическая термодинамика«запретила» вечный двигатель, теория относительности наложиластрожайший запрет на превышение скорости света и т.п. К.Поппер даже отважилсяна утверждение о том, что чем больше теория запрещает, тем она лучше!
Открывая человеку большиевозможности, наука одновременно высвечивает и области невозможного. И чем болееразвита наука, тем больше «площадь» запрещенных областей. Наука—неволшебница. Поэтому и мечтать рекомендуется исключительно в «разрешенных»наукой направлениях. Еще одно значимое ограничение потенциала научного методасвязано с его инструментальной по сути природой. Научный метод — инструмент вруках человека, обладающего свободой воли. Он может подсказать, как добитьсятого или иного результата, но он ничего не может сказать о том, что именно надоделать. Человечество за два последних столетия настолько укрепилось в своемдоверии к науке, что стало ожидать от нее рекомендаций практически на всеслучаи жизни. И во многом эти ожидания оправдываются. Наука может существенноподнять степень комфортности нашего существования, избавить от голода, многихболезней и даже уже почти готова клонировать (бесполое размножение) самогочеловека. Она знает или будет знать, как это сделать. Но вопросы — во имя чеговсе это надо делать, что в конечном счете хочет человек утвердить на Земле —находятся вне компетенции науки. Наука — это рассказ о том, что в этом миреесть и, в принципе, может быть. А вот о том, что «должно быть» вмире, конечно в социальном она молчит. Это уже предмет выбора человека, которыйон должен сделать сам. Итак, наука, научный метод, безусловно, полезны инеобходимы, но, к сожалению, не всемогущи. Границы научного метода пока ещеразмыты, неопределенны. Но то, что они есть, — несомненно. Безусловно, это неповод лишать науку доверия, а всего лишь признание факта, что реальный миргораздо богаче и сложнее, чем его образ, создаваемый наукой.