Современные концепции социально-проектной деятельности

«Современные концепции социально – проектной деятельности» Интерес к социальному проектированию в странах с рыночной экономикой быстро возрастал начиная с 50-х годов XX века. Импульс для этого дало широчайшее применение проектов в коммерческой сфере, где этот путь показал свою бесспорную эффективность в условиях нараставшей конкуренции производителей товаров и услуг. Но в социальной сфере проекты были скромнее, менее системными и осуществлялись в известном

отрыве теории от практики. Видимо, этому способствовало и то, что бизнес-проектное мышление (опережавшее технологические идеи социального проектирования и задававшее ему образцы) оценивало успешность проекта исключительно по показателям экономической эффективности, а такой подход мало применим в социальной работе и другой деятельности социокультурного характера. Концепции социального проектирования развиваются в тесной связи с рядом социологических теорий и подходов,

из которых выделим социальную инженерию и социальную утопию. Первая из них представляет собой прагматическую концепцию самого конкретного свойства, основанную на эмпирическом знании, на эксперименте и касающуюся задач, которые надо решать «здесь и сейчас». Она стоит на грани с технологией и, собственно, в этом качестве продолжает развиваться. Вторая — почти и не социологическая концепция, она находится за гранью эмпирической проверки, скорее

— в области философии и художественного творчества. Но мы увидим тесную связь с социальным проектированием и той и другой концепций. Они, можно сказать, составляют полюса социологического понимания социально-проектной деятельности. Социальная инженерия. В странах с рыночной экономикой получила определенное распространение такая форма применения на практике социологического знания, как социальная инженерия, которую ныне определяют как

деятельность по проектированию, конструированию, созданию и изменению организационных структур и социальных институтов, а также комплекс прикладных методов социологии и других социальных дисциплин, составляющих инструментарий такой деятельности. Теория социальной инженерии и практика ее применения в дальнейшем исходили из задач совершенствования управленческого процесса на базе социологического знания. В этой связи разрабатывались такие сферы применения социальной инженерии, как проектирование правил

рационального воздействия на социальные процессы, определение этапности таких воздействий, эффективных методов социальных преобразований. Но эта деятельность, получившая широкое распространение на Западе в 60-е годы, изначально не ставила целей смены социальной системы, напротив, ее основное назначение — сглаживание конфликтов на производстве. В этом она опиралась на идеи «человеческой инженерии» — социологической концепции, сформировавшейся в межвоенный период на базе задач по обеспечению безопасности труда и эффективности

системы «человек—машина». Специалисты в области социальной инженерии изучают вопросы удовлетворенности рабочих зарплатой, условиями и организацией труда и на этом основании делают отчеты с рекомендациями для менеджеров по улучшению политики в сфере трудовых отношений. Другой подход к социальной инженерии формировался у нас в стране в начале 20-х годов. Централизация управления экономикой вызывала необходимость повсеместного планирования, в том числе

и в социальной сфере. В планировании виделся путь к рационализации действий, экономии ресурсов, повышению эффективности труда. Это, в частности, проявилось в теории научной организации труда (НОТ) и практике ее применения на производстве. В те же годы российский специалист по научной организации труда Н. А. Витке предложил развивать социальную инженерию как техническую деятельность по совершенствованию организации производства, которая строится на учете социальных факторов и направлена на улучшение условий

труда. Движение к проектному мышлению и социальной инженерии после десятилетий сталинских репрессий (когда погибли многие специалисты по НОТ, психотехнике, среди них и А. К. Гастев) вновь обозначилось в нашей стране в середине 50-х годов. Один из крупнейший экономистов академик Василий Сергеевич Немчинов (1894—1964) в 1955 г. сформулировал позицию, согласно которой при социализме социологи и экономисты

превращаются в своеобразных «социальных инженеров». Эта позиция отражала стремление общества к крупным социальным переменам после смерти Сталина, но в официальной науке и управленческой системе вызвала шок. В дальнейшем в России сохранилось представление о социальной инженерии как о концепции западной социологии, которая основывается на прагматизме и представляет собой «социальное конструирование» в рамках частных

процессов. Концепция критиковалась за близость к либеральным традициям «малых дел» и реформизма, за направленность на сглаживание социальных конфликтов14. Но именно эти стороны социальной инженерии сегодня приобретают особую значимость — в силу новых проблем, вставших перед человечеством. Социальная утопия. Название этого способа конструирования социального идеала восходит к книге английского философа Томаса

Мора (1478—1535) «Утопия» (1516), написанной по-латыни для гуманистов и просвещенных монархов. Утопия — место, которого нигде нет. Именно в таком несуществующем месте становится возможной идеальная социальная организация. Платон, Мор и другие социальные мыслители, конструировавшие идеальную общественную организацию, ставили преграды несправедливости, господствовавшей в реальной жизни, введением, во-первых, узаконенного однообразия и, во-вторых, рационализации общественной жизни.

Надо сказать, что эти установки стали применяться многими социологами с самого начала развития социологии как науки: уже в теории Опоста Конта (1798—1857), создателя слова «социология», ставилась задачи научного предвидения будущего состояния общества и непосредственной подготовки социальных реформ. Подобные выходы на прогноз и проектирование мы обнаруживаем в большей или меньшей степени у всех ведущих социологов, а в некоторых случаях, например в работах

Роберта Парка (1864-1944), Эрнста Берджесса (1886-1966) и других представителей Чикагской социологической школы, проектные задачи так сплавлены с социологической теорией, что вне проекта теория не проявляет свои существенные черты. Утопическое мышление — вовсе не рудимент социальной философии и социологии. Утопизм (в обновленных формах) — живое явление и нашего времени. Он исключительно современен, вне его нет сегодняшней интеллектуальной жизни.

Мышление утопиями следует осознать как важнейшее условие социального проектирования в макросоциальном масштабе. Это не значит, что ему следует придавать нормативную роль. Карл Поппер хорошо показал опасность «утопической инженерии»: «…попытка достигнуть идеального государства, используя проект общества в целом, требует сильной централизованной власти немногих и чаще всего ведет к диктатуре»16. Но если не ставить знака равенства между утопией и реализуемым управленческим решением

(что не раз имело место в истории многих народов), то она раскроет свои созидательные черты. Утопии несут на себе следы социальной реальности и меняются под воздействием социальных изменений. В этих новых модификациях они оказываются напрямую связанными с социально-проектной деятельностью. Так, появление «экоутопии» сопровождало разработки в области глобального научно-культурного проектирования. Известный американский футуролог Алвин Тоффлер (род.

1928) выступил создателем «практопии» — системы социальных реформ, направленных на построение не идеального, но лучшего, чем нынешний, мира. Разновидность утопии «эупсихия» развивается как программа стабилизации и раскрепощения душевного и духовного мира личности с помощью социальной терапии. Антиутопии и дистопии. Ценностный подход в проектировании ведет к расширению проектной проблематики и многообразию ее обоснований. В этой связи проектное мышление все теснее смыкается и с антиутопиями

и дистопиями. Антиутопии представляют прекрасно организованное будущее общество как враждебное человеку. Именно такую картину тотально управляемого общества рисуют Евгений Иванович Замятин (1884-1937) в романе «Мы», Джордж Оруэлл (1903-1950) в романе «1984»: в высокоорганизованном обществе человек оказывается предельно несвободным. Дистопии также рисуют негативный образ будущего.

Но в отличие от антиутопий дистопии выводят его не из отрицательных последствий для человека идеальной социальной организации, а из негативных тенденций, обнаруживаемых сегодня: экологического кризиса, преступности, войн, биологической и психической деградации человека под воздействием наркотиков и т.д. В конечном счете утопии, антиутопии и дистопии — лишь иная форма представления социального прогноза, который хоть и выполняется с применением методов научного исследования, но все же содержит немало интуитивного

знания, домыслов и ценностных положений, идущих от исследователей и от экспертов — источников значительного числа данных, обрабатываемых как прогнозная информация. Разумеется, утопии, антиутопии, дистопии не заменяют собой научного знания, необходимого для обоснования социального проекта. Но эти вымышленные социальные конструкции реальны в смысле ценностного отношения к окружающему миру. Вот почему в социальном проектировании с недавнего времени они стали замечаться,

учитываться. Поиск путей оптимизации социального проектирования. Выделению социального проектирования в относительно самостоятельную сферу деятельности в наибольшей мере способствовало осознание мировым сообществом глобальных проблем современности, и прежде всего экологической проблемы. После Чернобыльской катастрофы (1986) конкретизировалось понимание опасности человеческой деятельности для судеб человечества, если она выходит за пределы экологически допустимых границ, что

и определило, среди прочего, решительный перелом в проектировании социальных изменений и оценке социальных проектов. Исходные вопросы социального проектирования — какие состояния желаемы и какие ресурсы есть для их достижения — в современных условиях раскрываются иначе, с иными акцентами и оттенками, чем еще 15—20 лет назад. Раньше ценностная природа целенаправленных социальных изменений не осмысливалась в связи с конкретными проектными разработками и технологией проектирования, это была сфера чистой теории.

Проектной деятельности была присуща установка на немедленную реализацию проекта. В качестве ведущих факторов успеха рассматривались скорость работ и наличие финансовых, кадровых и материально-вещественных ресурсов. Теперь успех как достижение цели стал недостаточной характеристикой эффективности проекта. В новой парадигме мышления внимание уделяется не столько связи цели проекта и ее достижения, сколько самой постановке цели. Здесь сложилась новая мораль проектирования и новая его

технология при выработке целей проекта: они должны устанавливаться после изучения последствий инновации для ценностного мира, в рамках которого будет реализовываться проект. Проблема желаемого состояния общества приобрела явные черты экофобии. Социальный проект не должен разрушить хрупкое равновесие в системах «человек — природа», «человек — человек» — такая концептуальная установка ведет к утверждению экологически ориентированных параметров

в качестве определяющих при оценке социальных проектов. Эти новые параметры отражают, во-первых, мультипликационный (многофакторный, множественный по последствиям) эффект любого планируемого социального изменения: оно не может не затронуть целой группы социальных потребностей, интересов и ценностей, как бы ни были скромны задачи проекта и какой бы малой общности он ни был адресован. Они, во-вторых, учитывают кумулятивный (накопительный) характер последствий, к

которым ведет любая социальная инновация: изменение, порождаемое успешной реализацией проекта, нарастает и со временем может пересечь экологическую границу, за которой положительные последствия инновации будут перевешиваться ее негативными последствиями. Отсюда — стремление к оптимизации социально-проектной деятельности, ее постановке под контроль не столько государства, сколько общественности. Идея участия населения в выработке и принятии решения по проектам, их корректировке, в недопущении

произвольных социальных решений властей, администрации всех уровней или частных лиц стала одной из общепринятых основ практики социального проектирования во многих странах. Доктрина «общественного участия» («public participation»), развивающаяся в США и Европе с 60-х годов, более всего затрагивает градостроительные решения (ее зародыш содержался в критике планирования городского развития без учета интересов потребителей, отказе от практики осуществления

архитектурных решений, исходя из представления о рациональном городе, о функциональной основе жизни людей). Доктрина строится на переходе от функционального к средовому (environmental) подходу — с активным участием жителей города в разработке и осуществлении социальных проектов. Ядро (концепция, оценка результативности) социально-проектной деятельности все больше смещается в ценностную сферу. Именно в силу этого обстоятельства возникает возможность взглянуть с новой точки зрения на утвердившиеся

у нас в стране подходы к социальному проектированию. Объектно-ориентированный подход. В современной России наиболее распространен объектно-ориентированный подход к социальному проектированию. Этот термин предложен известной исследовательницей проблем социального проектирования Тамарой Моисеевной Дридзе (1930—2001) для обозначения концепций, разработанных Г. А. Антонюком, Н. А. Аитовым, Н. И. Лапиным, Ж. Т.

Тощенко и др. Социальный проект с позиций такого подхода имеет целью создание нового или реконструкцию имеющегося объекта, выполняющего важную социокультурную функцию. Это может быть школа, больница, спортивный комплекс, но в качестве объекта проектирования могут выступать также социальные связи и отношения. По определению видного российского социолога Жана Терентьевича Тощенко (род. 1935), «социальное проектирование — это специфическая деятельность,

связанная с научно обоснованным определением вариантов развития новых социальных процессов и явлений и с целенаправленным коренным изменением конкретных социальных институтов». Социальное проектирование в рамках этого подхода рассматривается как специфическая плановая деятельность, «суть которой — в научно обоснованном определении параметров формирования будущих социальных объектов или процессов с целью обеспечения оптимальных условий для возникновения, функционирования и развития

новых или реконструируемых объектов». Диапазон социальных проектов «полностью совпадает с диапазоном социальных прогнозов и социальных нововведений». В рамках объектно-ориентированного подхода к социальному проекту предъявляются требования конкретности, научной обоснованности, прямой связи с управлением обществом. Согласно Ж. Т. Тощенко, «проектирование — ответственный этап, требующий знания законов общественного развития. Оно не должно опираться (ориентироваться) на субъективные желания и устремления людей, какими

бы благими намерениями они ни сопровождались. Избавиться от субъективизма в проектировании можно, только опираясь на научные методы». Достоинства подхода видятся в локализации задач социально-проектной деятельности и проработке нормативных аспектов проектирования социальных объектов. Однако утверждение представителей обьектно-ориентированного подхода о закономерном характере проекта, его научной обоснованности как объективности представляется дискуссионным.

Проблема состоит в толковании объективности и научности в социальной сфере. Детерминация социальных инноваций вариативна. Научная обоснованность проектируемого объекта, таким образом, доказуема лишь в самых общих положениях и спорна в отношении конкретного управленческого решения. Проблемно-ориентированный подход. В 1986 г. на базе Института социологии РАН был создан Межотраслевой научный коллектив «Прогнозное социальное проектирование:

теория, метод, технология», который работал под руководством Т. М. Дридзе. Коллектив (а в его составе известные ученые — Э. А. Орлова, О. Е. Трущенко, О. Н. Яницкий и др.) сформировал концепцию прогнозного социального проектирования, которая основывается на теоретико-методологических основаниях, получивших название проблемно-ориентированного (проблемно-целевого, прогнозного) подхода. Исследователи поставили перед собой задачу разработать фундаментальную

теорию и методологию «прогнозной социально -проектной деятельности как специфической социальной технологии, ориентированной на интеграцию гуманитарного знания в процесс выработки вариантных образцов решений текущих и перспективных социально значимых проблем с учетом данных социально-диагностических исследований, доступных ресурсов и намечаемых целей развития регулируемой социальной ситуации». Для проблемно-ориентированного подхода характерны:

1) рассмотрение объективных и субъективных факторов социального воспроизводства в качестве равноправных; 2) понимание проектирования как органичного и завершающего этапа социально-диагностической работы; 3) упор на обратную связь между диагностической и конструктивной стадиями процесса выработки решения. Именно эти обстоятельства позволяют видеть специфику рассматриваемого подхода в его проблемной (целевой, прогнозной) ориентации. Концепция имеет четко выраженную эколого-гуманитарную направленность, что,

в частности, проявилось в одном из крупных теоретических достижений проблемно-ориентированного подхода — разработке вопросов социальной инфраструктуры в связи с задачами социального проектирования. На этом эколого-гуманитарном фоне в концепции развернут и важнейший принцип современной социально-проектной деятельности — принцип социального участия («участия всех субъектов, заинтересованных в выработке решений, затрагивающих их судьбу, путем перманентного расширения «коммуникативного круга» с постепенным «втягиванием»

в него все большего числа лиц с их «разномотивированными» критериями оценки социальной ситуации и социально значимых решений»). В то же время для разработки конкретного проекта в описаниях прогнозного социального проектирования не достает технологии проектной работы, которая представлена лишь на уровне принципов. Проектирование как бы остается привилегией узкого круга лиц. Две черты концепции прогнозного социального проектирования представляются особо перспективными для

последующих разработок в этой области. Одна из них — обоснование сращения теоретико-методических вопросов социального проектирования с теоретической социологией. Другая — обозначение субъектно-ситуационного подхода и выделение уровней субъектности в гипотетической модели социокультурной динамики. Т. М. Дридзе намечала путь к более тесной увязке проектных задач с субъектом социального действия. Правда, имелась в виду субъектность, как бы разлитая в обществе: ее

связь с проектированием обозначена скорее в средовом отношении. Но это — мост к концепциям, в которых субъектности может быть придан более существенный для социального проектирования смысл — как ценностно-нормативный, так и организационно-управленческий. Субъектно-ориентированный (тезаурусный) подход. Можно заметить, что объектно-ориентированный и проблемно-ориентированный подходы связаны прежде всего с созданием и реализацией крупных проектов, где они при

определенных условиях могут эффективно использоваться. Но если речь идет о малых проектах и о проектах, которые мы ниже назовем микропроектами (проектами с минимальным числом участников и с небольшим объемом деятельности, нередко индивидуальной), то базовые положения этих подходов оказываются недостаточными или требуют специальной интерпретации. Предлагаемый нами субъектно-ориентированный подход (назовем его так, продолжая терминологический ряд,

начатый Т. М. Дридзе) позволяет теоретически обобщить многообразный опыт социального проектирования на уровне разработки и осуществления как крупных, так и малых и микропроектов. Другое название подхода — тезаурусный — связано с использованием в нем механизма социальной и культурной ориентации, основанного на различии и сходстве тезаурусов людей. Тезаурус представляет собой полный систематизированный состав информации (знаний) и установок в той

или иной области жизнедеятельности, позволяющий в ней ориентироваться. Итак, тезаурус характеризует полнота, но это не хаотическое нагромождение всех сведений и готовностей, а иерархическая система, которая имеет целью ориентацию в окружающей среде. Значит, для разных людей тезаурусы различны, поскольку неодинаковы как их личностные свойства, так и среда их жизнедеятельности. Тезаурус отражает иерархию субъективных представлений о мире, он может

рассматриваться как часть действительности, освоенная субъектом. Тезаурус обладает своеобразным свойством структуры информации: иерархия знаний в его пределах строится не от общего к частному, а от своего к чужому. В этом отличие тезаурусной иерархии знаний от научной. В тезаурусе знания сплавлены с установками и существуют по законам ценностно-нормативной системы. «Свой—чужой» или «свое—чужое» — наиболее определенное ценностное отношение, выполняющее функцию социальной ориентации.

Оно изначально имеет социальный характер: «свой»— тот, кто принадлежит мне, «свое» —то, что принадлежит мне, но в то же время и в такой же мере «свой» —из того круга, к которому принадлежу я, «свое» —из тех вещей, свойств или отношений, от которых завишу я (зависят моя безопасность, удовольствие, счастье и т.д.). В логическом плане антоним «своего» — «не-свой», а в ценностном плане — «чужой». «Чужой», «чужое» — знаки не только находящегося за пределами «своего», но и противопоставленного «своему», враждебного

ему. Именно в парадигме «свое-чужое» воспринимают действительность человек, группа, сообщество. Пара «свое-чужое» образует стержень тезауруса и придает ему социальную значимость. На этом строятся «картины мира», которые постепенно, по мере социализации и обретения социальной идентичности людей формируются в их сознании. Следствиями тезаурусного способа жизненной ориентации являются, во-первых, несовпадение субъективных миров (их согласованность наблюдается лишь по ограниченному кругу

параметров и в известных пределах); во-вторых, преимущественно ценностная регуляция социального поведения (преобразующая все факторы и детерминанты такого поведения); в-третьих, активность поведения социального субъекта в социальной среде. Эти обстоятельства пока слабо осознаются в теории социального проектирования, между тем они позволяют увидеть особое значение создателя проекта (инициатора, автора, разработчика) не только как «зеркала» определенной общественной потребности, но и как реализатора собственного интереса,

соответствующего его тезаурусу. Уникальность жизненных миров и их связанность, различающаяся на разных этажах общественной организации, в том числе имеющая особые формы и способы реализации на уровне повседневности, — это свойства и социальной среды проектирования, и субъекта проектирования. Здесь нет симметрии участия: прежде всего, создатель проекта не существует вне социальной среды, он отражает в себе ее свойства, однако при этом он творчески переструктурирует их, что и дает импульс проекту.

Среда возбуждает проектирование неудовлетворенной потребностью, но сам проект есть акт творчества не среды, а субъекта проектирования, который, таким образом, вырастает в центральную фигуру социально-проектной деятельности. Субъектно-ориентированный подход к социальному проектированию базируется на признании тезауруса создателя проекта основным источником проектной идеи. Этим не умаляется значение объективных факторов разработки и осуществления проекта (назревшая общественная

проблема, высокий спрос на предоставляемые услуги, заказ, наличие ресурсов и т.д.), и в частности того обстоятельства, что в результате осуществления проекта возникает новый или трансформируется имевшийся социальный объект. Субъектно-ориентированный подход к социальному проектированию не устраняет причинность и обусловленность проектов и проектной деятельности, а идея тезаурусов не означает утери связанности социальной среды. Напротив, тезаурусный подход позволяет обосновать многообразие и многоуровневость

социально-проектной деятельности, понять причины несовпадения замысла и исполнения, провала «сильных» и успеха «слабых» проектов. Тезаурусный подход устанавливает связь реальных импульсов и обстоятельств социального проектирования. В современных условиях субъектная ориентация проектирования отражает и но вые, в прошлом менее свойственные общественному устройству черты. Наиболее важными для социально-проектной деятельности мы считаем три особенности современной социальной

организации европейского типа: 1) трансформацию традиции и ее регулирующей роли, 2) фрагментарность воспринимаемого мира, 3) высокую скорость и слабую предсказуемость социальных изменений. Если признать справедливость этой позиции, то для социального проектирования из этого следует, что: 1. В наше время приемлемы такие планируемые социальные изменения, которые: а) ограничены в масштабе, б) ограничены в ресурсах, в) ограничены во времени, г) соответствуют принятым в сообществе ценностно-

нормативным требованиям. Стремление проекта к всеобъемлющим результатам (всеобщее счастье и проч.) противоречит особенностям современного мира. 2. Проектирование в социальной области не должно придавать значение только достижению некоего результата. Ценным является и сам процесс разработки проекта (от его замысла, от рождения идеи) и его реализации. Процессуальная сторона проектирования во многих случаях выходит на первое место. 3. Во фрагментарном и хаотичном социальном мире целостность общественно значимых действий

обеспечивается тезаурусами активной части общества (в нашем случае — тезаурусами, принадлежащими инициаторам социальных проектов). Социальный проект как тип организации жизненного пространства наилучшим образом соответствует ограничениям и требованиям нашего времени. Исходя из тезаурусного подхода, социальное проектирование — не узкоспециализированная деятельность ученых-теоретиков, а многообразная, разноуровневая работа практиков, вооруженных простыми алгоритмами

действий с учетом имеющихся ресурсов и последствий предлагаемых социальных инноваций. В этой работе, разумеется, есть место и для теоретиков, но в конкретных проектах востребованы главным образом их прикладные знания.