Агата Кристи Человек в коричневом костюме ПРОЛОГ Надина, русская танцовщица, покорившая Париж, вновь и вновь выходила на поклоны. Ее узкие черные глаза сужались еще больше, длинная линия ярко-красного рта слегка изгибалась кверху. Восхищенные зрители еще продолжали шумно выражать свою признательность, когда с шуршанием упал занавес, скрыв причудливые декорации, в которых преобладали красный и синий цвета. Танцовщица в своем развевающемся голубом с оранжевым одеянии покинула сцену. За кулисами ее восторженно принял в объятия бородатый господин - директор театра. - Великолепно, малышка, великолепно! - вскричал он. - Сегодня ты превзошла себя. - Он галантно расцеловал ее в обе щеки. Мадам Надина не обратила внимания на уже привычную для нее похвалу и прошла в свою туалетную комнату, где повсюду были небрежно расставлены многочисленные букеты, на плечиках висела одежда в футуристических узорах, а воздух был горяч и сладок от запаха множества цветов и других тонких ароматов. Костюмерша Жанна прислуживала своей хозяйке, болтая без умолку и изливая поток неискренних комплиментов. Стук в дверь прервал ее излияния. Жанна пошла открывать и вернулась с визитной карточкой. - Мадам примет? - Дай-ка взглянуть. Танцовщица устало протянула руку, однако при виде имени на карточке - граф Сергей Павлович - огонек любопытства зажегся в ее глазах. - Я приму его. Подай мне палевый пеньюар, и побыстрее. А когда граф войдет, уйдешь. - Хорошо, мадам. Жанна принесла изысканный пеньюар из шифона, отделанный горностаем. Надина надела его и села, улыбаясь своим мыслям, выбивая пальцами длинной белой руки медленную дробь по стеклу туалетного столика. Граф не заставил себя ждать. Это был человек среднего роста, стройный, изящный, очень бледный и чрезвычайно утомленный. В его лице не было ничего примечательного, и раз увидев, его трудно было узнать вновь, если бы не его манеры. С преувеличенной учтивостью он наклонился к руке танцовщицы. - Мадам, я счастлив вас видеть. Это было все, что услышала Жанна, закрывая за собой дверь. После того как Надина осталась с гостем наедине, ее улыбка неуловимо изменилась. - Хоть мы и соотечественники, я думаю, мы не станем говорить по-русски, - заметила она. - Поскольку ни один из нас не знает ни слова по-русски, это, вероятно, будет разумно, - согласился гость. Они перешли на английский, и теперь, когда граф перестал манерничать, никто не усомнился бы в том, что это его родной язык. Действительно, когда-то он начинал как артист-трансформатор в лондонском мюзик-холле. - Сегодня вы имели большой успех, - сказал он. - Поздравляю. - Тем не менее, - заметила Надина, - я расстроена Мое положение сейчас не такое, как раньше. Подозрения, возникшие на мой счет во время войны, так и не рассеялись. За мной постоянно следят. - Но ведь обвинение в шпионаже против вас никогда не выдвигалось? - Нет. Наш шеф составляет свои планы крайне осторожно. - Да здравствует "полковник"! - произнес граф, улыбаясь. - Кстати, поразительная новость - он собирается в отставку. Уйти от дел! Как какой-нибудь доктор, мясник или водопроводчик... - Или любой другой деловой человек, - закончила Надина. - Это не должно удивлять нас. Ведь "полковник" всегда был настоящим человеком дела. Он организовывал преступление так обстоятельно, как другой - производство ботинок. Оставаясь в тени, он задумал и отрежиссировал серию в высшей степени удачных дел во всех областях, которые только может охватить его специальность. Похищения драгоценностей, подлог, шпионаж (очень выгодный в военное время), диверсии, убийства - едва ли найдется нечто, чем бы он не занимался. Мудрейший из мудрых, он знает, когда остановиться. Игра становится опасной? он изящно выходит из нее - с огромным состоянием! - Гм! - произнес граф задумчиво. - Но это весьма огорчительно для всех нас. Ведь мы остаемся без дела. - Однако с нами сполна расплачиваются - и самым щедрым образом! Едва уловимая насмешка в ее тоне заставила графа пристально посмотреть на нее. Она улыбалась своим мыслям, и особенность ее улыбки вызвала его любопытство. Тем не менее он дипломатично продолжал: - Да, "полковник" всегда был щедрым хозяином. Залог успеха, пожалуй, в этом, а также в умении заранее найти подходящего козла отпущения. Великий ум, несомненно великий ум! И приверженец принципа "если хочешь сделать что-нибудь с гарантией безопасности, не делай этого самостоятельно!" На это есть мы, каждый из нас увяз по уши и полностью в его власти, но ни один не располагает ничем компрометирующим его. Он сделал паузу, как будто ожидая, что она что-нибудь возразит, но она молчала, продолжая улыбаться своим мыслям. - Ни один из нас, - повторил он задумчиво. - И все же, знаете, старик суеверен. Много лет назад, насколько мне известно, он пошел к одной из предсказательниц судьбы. Она напророчила ему жизнь, полную успеха, но заявила, что он будет разорен женщиной. На сей раз его слова заинтересовали ее. Она нетерпеливо посмотрела на графа. - Странно, очень странно! Женщиной, вы говорите? Он улыбнулся и пожал плечами. - Конечно, когда он уйдет в отставку, он женится. На какой-нибудь юной красавице из высшего света, которая растранжирит его миллионы быстрее, чем он их приобрел. Надина покачала головой. - Нет, нет, дело не в этом. Послушайте, друг мой, завтра я еду в Лондон. - А ваш контракт здесь? - Меня не будет только одну ночь. И я еду инкогнито, как член королевской семьи. Никто никогда не узнает, что я покидала Францию. И зачем, думаете вы, я уезжаю? - Вряд ли ради удовольствия. Особенно в это время года. Январь отвратительный месяц. Месяц туманов! Должно быть, вы едете ради выгоды, а? - Совершенно верно. - Она поднялась и встала перед ним, каждая линия ее тела была преисполнена гордости и высокомерия. - Вы только что сказали, что ни один из нас не располагает ничем компрометирующим шефа. Ошибаетесь. Я располагаю. Я, женщина, проявила сообразительность и храбрость - да, ибо, чтобы перехитрить его, нужна храбрость. Вы помните дело с алмазами "Де Бирс"? - Да. В Кимберли, перед самой войной? Правда, я не имел к этому никакого отношения и никогда не слышал о деталях. Дело было замято по какой-то причине, не так ли? А улов был прекрасный. - Камни на сумму сто тысяч фунтов стерлингов. Мы сделали это вдвоем, разумеется, по указаниям "полковника". И именно тогда у меня появился свой шанс. План состоял в том, чтобы подменить несколько алмазов, привезенных из Южной Америки двумя молодыми старателями, которые случайно оказались в это время в Кимберли. Подозрение тогда должно было пасть на них. - Очень умно, - вставил граф одобрительно. - "Полковник" всегда действует умна. Я выполнила свою роль.., однако сделала еще то, что "полковник" не предусмотрел. Я сохранила несколько южноамериканских камней - один или два из них уникальны, и легко можно доказать, что они никогда не проходили через руки "Де Бирс". Поскольку эти алмазы у меня, мой уважаемый шеф полностью в моей власти. Как только два молодых человека будут оправданы, подозрение падет на него. Все эти годы я молчала, мне было достаточно знать, что у меня в запасе есть это оружие. Но сейчас положение изменилось. Я хочу получить свою цену - и это будет большая, можно сказать, потрясающая цена. - Удивительно, - сказал граф. - И вы, конечно, всюду возите эти алмазы с собой? Он осторожно пробежал глазами по неприбранной комнате. Надина тихо рассмеялась. - Зачем же делать подобные предположения? Я не дура. Алмазы находятся в безопасном месте, где никому не придет в голову искать их. - Я никогда не считал вас дурой, моя дорогая, однако осмелюсь заметить, что ваша храбрость граничит с безрассудством. "Полковник", знаете, не тот человек, который может легко позволить себя шантажировать. - Я не боюсь его, - рассмеялась она. - Только одного человека я когда-то боялась, но он - мертв. Граф посмотрел на нее с любопытством. - Тогда будем надеяться, что он не воскреснет, - заметил он беспечно. - Что вы хотите сказать? - резко вскрикнула танцовщица. Граф взглянул на нее с некоторым удивлением. - Я только хотел сказать, что его воскресение из мертвых поставило бы вас в затруднительное положение, - объяснил он. - Глупая шутка. Она облегченно вздохнула. - О, нет, он действительно мертв. Убит на войне. Это был человек, который некогда.., любил меня. - В Южной Африке? - спросил граф небрежно. - Да, в Южной Африке, если вас это интересует. - Это ваша родина, не так ли? Она кивнула. Ее гость встал и протянул руку за шляпой. - Ну, - заметил он, - вы лучше всех знаете свое дело, но на вашем месте я опасался бы "полковника" гораздо больше, чем разочарованного любовника. "Полковник" - это человек, которого недооценить особенно легко. Она презрительно рассмеялась. - Как будто я не знаю его после стольких лет! - А вы его знаете? - сказал он мягко. - Мне очень интересно, знаете ли вы его по-настоящему. - О, я не дура! В этом деле я не одна. Завтра в Саутгемптоне швартуется южноафриканское почтовое судно, на борту которого находится человек, который специально едет из Африки по моей просьбе и который уже выполнил некоторые мои распоряжения. "Полковнику" придется иметь дело не с одним из нас, а с обоими. - Это разумно? - Это необходимо. - Вы уверены в этом человеке? Необычная улыбка мелькнула на лице танцовщицы. - Я совершенно уверена в нем. Он незадачлив, но абсолютно надежен. - Она сделала паузу, а затем добавила безразличным тоном: - Между прочим, он мой муж. Глава I Все были в моем распоряжении при написании этой истории - от великих (представленных лордом Нэсби) до малых (в лице нашей бывшей служанки Эмили, с которой я виделась во время последней поездки в Англию. "О боже, мисс, какая расчудесная книга, должно быть, у вас получится из всего этого - прямо как кино!"). Я допускаю, что у меня есть определенные качества для выполнения поставленной задачи. Я была замешана в этом деле с самого начала, все время находилась в самой гуще и "торжественно присутствовала при завершении событий". К счастью, пробелы, которые я не могу восполнить за недостатком собственной осведомленности, дополняются престранными выдержками из дневника сэра Юстаса Педлера, который он любезно предоставил мне. Итак, в путь. Энн Беддингфелд начинает повествование о своих приключениях. Я всегда страстно мечтала о приключениях. Дело в том, что жизнь моя была ужасно однообразна. Мой отец, профессор Беддингфелд, был одним из самых известных в Англии антропологов. Он был просто гением - все признают это. Его разум пребывал в палеолитическом периоде, и неудобство жизни для него заключалось в том, что его тело существовало в современном мире. Папа не интересовался современным человеком - даже человека неолитического периода он считал недостойным своего внимания и начинал испытывать прилив энтузиазма, только достигнув мустьерской эпохи. К несчастью, совершенно обойтись без современных людей невозможно. Вы вынуждены поддерживать какие-то отношения с мясниками и булочниками, продавцами молока и зеленщиками. Папа был погружен в прошлое, мама умерла, когда я была ребенком, поэтому взять на себя практическую сторону жизни выпало мне. Откровенно говоря, я ненавижу человека палеолита, будь он представителем ориньянской, мустьерской, шелльской или еще какой-нибудь эпохи, и, хоть я и отпечатала и откорректировала большую часть папиного труда "Неандертальский человек и его предки", сами неандертальцы вызывают во мне отвращение, и я всегда думаю о том, какое счастье, что они вымерли в далекие времена. Не знаю, догадывался ли папа о моих чувствах, вероятно нет, но в любом случае это бы его не волновало. Мнение других людей никогда не интересовало его ни в малейшей степени. Думаю, это действительно было признаком величия. Таким образом, он жил совершенно обособленно от настоятельных потребностей повседневной жизни. Он самым примерным образом съедал то, что ему подавали, но, казалось, испытывал тихое огорчение, когда вставал вопрос о счетах. Кажется, у нас никогда не водились деньги. Его известность была не из тех, что приносят денежный доход. Хоть он и состоял членом почти всех видных обществ и за его именем следовала куча научных титулов, публика едва ли знала о его существовании, и пусть его пространные ученые книги внесли выдающийся вклад в общую сумму человеческих знаний, широкие массы они не привлекали. Только однажды папа оказался предметом общественного внимания. Он прочел доклад в каком-то научном обществе о детенышах шимпанзе. Человеческие детеныши обладают некоторыми антропоидными чертами, тогда как детеныши шимпанзе более сходны с человеком, чем взрослые особи. Это, по-видимому, свидетельствует о том, что наши предки стояли ближе к обезьянам, чем мы, а предки шимпанзе, напротив, были более высокого типа организации, чем существующие виды, другими словами, шимпанзе - продукт вырождения. Предприимчивая газета "Дейли баджет", усиленно выискивавшая сенсации, немедленно отреагировала, выйдя с огромными заголовками: "Мы не произошли от обезьян, но произошли ли обезьяны от нас? Видный профессор говорит, что шимпанзе - это выродившиеся люди". Вскоре после этого к папе пришел репортер и попытался уговорить его написать серию популярных статей по данной гипотезе. Я редко видела папу столь рассерженным. Он выпроводил репортера из дома без особых церемоний, во многом к моей тайной печали, поскольку в то время нам особенно не хватало денег. У меня даже в первый момент возникла мысль, не побежать ли вдогонку за молодым человеком и сообщить ему, что мой отец передумал и вышлет требуемые статьи по почте. Я легко могла бы их написать сама, и вероятнее всего, папа никогда не узнал бы о сделке, не будучи читателем "Дейли баджет". Однако я отвергла этот ход как слишком рискованный, а просто надела свою лучшую шляпку и грустно побрела в деревню на беседу с нашим бакалейщиком, преисполненным праведного гнева. Репортер из "Дейли баджет" был единственным молодым человеком, когда-либо посетившим наш дом. Временами я завидовала Эмили, нашей молоденькой служанке, которая, как только предоставлялась возможность, "шла гулять" со здоровенным моряком, с которым была обручена. Иногда, чтобы, как она выражалась, "держать его в руках", она ходила гулять с приказчиком из зеленной лавки или с помощником аптекаря. Я с грустью размышляла, что мне некого "держать в руках". Все папины друзья были пожилые профессора, обычно с длинными бородами. Правда, однажды профессор Петерсон нежно обнял меня, промолвив, что у меня "изящная маленькая талия", а затем попытался поцеловать меня. Одна эта фраза показала, что он безнадежно старомоден. С моих младенческих лет ни одному уважающему себя существу женского пола не говорили об "изящной маленькой талии". Я тосковала по приключениям, любви, романтике, но, кажется, была обречена на однообразное утилитарное существование. В деревенской библиотеке, где выдавали книги на дом, полно зачитанных до дыр романов, и я, насладившись чужими опасностями и любовью, шла спать, мечтая о суровых молчаливых родезийцах, о сильных мужчинах, которые всегда "сбивали своего противника с ног одним ударом". В деревне не было никого, кто хотя бы отдаленно напоминал героев, способных "сбить" противника с ног одним ударом или даже несколькими. В деревне имелся и кинематограф с еженедельными сериями фильма "Памела в опасности". Памела была восхитительная молодая женщина. Ничто ее не устрашало. Она выпадала из аэропланов, рисковала жизнью на подводных лодках, карабкалась на небоскребы и опускалась в преисподнюю, не моргнув глазом. На самом деле она не была умной, так как "Великий преступник преисподней" всякий раз ловил ее. Поскольку он, по-видимому, не хотел просто убить ее, а всякий раз приговаривал к смерти в газовой камере или умерщвлению с помощью каких-либо новых удивительных средств, герою всегда удавалось спасти ее в начале каждой следующей серии. Я обычно выходила из кинематографа, полная бредовых мыслей, а придя домой, находила послание от газовой компании, угрожавшей отключить газ, если мы не оплатим просроченный счет! И все же, хоть я и не подозревала ни о чем каждая минута приближала меня к приключениям. Вероятно, в мире найдется много людей, которые никогда не слыхали о находке древнего черепа на прииске Брокен Хилл в Северной Родезии. Однажды утром я спустилась к завтраку и нашла папу в состоянии почти апоплексического возбуждения. Он выложил мне все. - Ты понимаешь, Энн? Несомненно, там есть определенное сходство с яванским черепом, но поверхностное, только поверхностное. Нет, здесь мы имеем, я всегда утверждал это, последовательную форму неандертальской расы. Ты считаешь само собой разумеющимся, что гибралтарский череп наиболее примитивен из найденных неандертальских черепов? Почему? Колыбель человеческой расы находилась в Африке. Они перешли в Европу... - Не мажь мармелад на копченую рыбу, папа, - сказала я поспешно, останавливая руку моего рассеянного родителя. - Да, ты говорил?.. - Они перешли в Европу на... Здесь он ужасно поперхнулся, так как во рту у него было полно рыбьих косточек. - Но мы должны сейчас же ехать, - заявил он, вставая по завершении трапезы. - Нельзя терять время. Мы должны быть на месте, там, в окрестностях, нас, несомненно, ждут бесчисленные находки. Мне будет интересно отметить, является ли найденное типичным для мустьерского периода - и я полагаю, там мы найдем останки первобытного быка, а не волосатого носорога. Да, скоро туда отправится целая маленькая армия. Мы должны опередить их. Ты напишешь сегодня в Бюро Кука, Энн? - А как насчет денег, папа? - намекнула я деликатно. Он укоризненно посмотрел на меня. - Твоя приземленность всегда угнетает меня, дитя мое. Мы не должны быть корыстны. Нет, нет, человек науки не должен быть корыстен. - Я полагаю, что Бюро Кука должно быть корыстно, папа. Его лицо выразило страдание. - Моя дорогая Энн, заплати им наличными. - У меня нет наличных денег. Папа был явно раздражен. - Дитя мое, я действительно не могу отвлекаться на эти вульгарные денежные подробности. Вчера я получил какую-то бумажку от управляющего банком, он сообщает, что у меня есть двадцать семь фунтов стерлингов. - Полагаю, что на эту сумму превышен твой кредит в банке. - А, я нашел деньги! Напиши моим издателям. Я молча согласилась, не без сомнений, поскольку папины книги приносили больше славы, чем денег. Мне чрезвычайно понравилась идея путешествия в Родезию. "Суровые, молчаливые люди", - в экстазе бормотала я себе под нос. Вдруг что-то необычное во внешности моего родителя привлекло мое внимание. - Ты надел разные ботинки, папа, - сказала я. - Сними коричневый и надень черный. И не забудь шарф. Сегодня очень холодно. Через несколько минут папа прошествовал из дома в одинаковых ботинках и закутанный шарфом. В тот вечер он вернулся поздно, и с испугом увидела что на нем не было ни шарфа, ни пальто. "Боже мой, Энн, ты совершенно права. Я снял их перед тем, как полезть в пещеру. Там всегда перепачкаешься". Я с жаром кивнула, вспомнив случай, когда папа вернулся буквально покрытый с головы до ног жирной плейстоценской глиной. Главной причиной того, что мы поселились в Литтл Хемпсли, явилось соседство Хемпслийской пещеры, богатой отложениями ориньякской культуры. В деревне был крошечный музей, и его хранитель и папа проводили большую часть времени под землей, перемазываясь глиной всех эпох и вытаскивая на свет божий останки волосатого носорога и пещерного медведя. Папа сильно кашлял весь вечер, а на следующее утро я обнаружила, что у него поднялась температура, и послала за доктором. Бедный папа, ему уже нельзя было помочь. Началось двустороннее воспаление легких. Четыре дня спустя он умер. Глава II Все окружающие были очень добры ко мне. Как я ни была ошеломлена случившимся, я оценила их внимание. Сокрушительного горя я не ощущала. Папа никогда не любил меня Я хорошо это знала. Если бы он любил меня, я, должно быть, отвечала бы ему взаимностью. Нет, между нами не было большой любви, но мы хорошо уживались, я заботилась о нем и втайне восхищалась его познаниями и бескомпромиссной преданностью науке. И мне было больно от того, что папе суждено было умереть как раз тогда, когда его жизненные интересы достигли апогея. Я чувствовала бы себя счастливее, если бы могла похоронить его вместе с орудиями из кремня в пещере с рисунками, изображающими оленей, но сила общественного мнения вынудила меня похоронить его в аккуратной могиле (под мраморной плитой) в ужасном дворике при нашей местной церкви. Утешения викария хоть и произносились из добрых побуждений, ничуть меня не успокоили. Потребовалось некоторое время, прежде чем я поняла, что обрела столь желанную свободу. Я осталась сиротой, практически без пенни за душой, но свободной. В то же время мне открылась необыкновенная доброта окружающих меня милых людей. Викарий делал все возможное, убеждая меня, что его жена крайне нуждается в компаньонке. Нашей крошечной местной библиотеке внезапно понадобился помощник библиотекаря. Наконец, меня посетил доктор и после всевозможных нелепых извинений, что не смог представить точный счет, он долго мямлил что-то и вдруг сделал мне предложение. Я крайне удивилась. Доктору было ближе к сорока, чем к тридцати. Кругленький, бочкообразный маленький человечек, он совершенно не походил ни на героя "Памелы в опасности", ни тем более на сурового и молчаливого родезийца. Я немного поразмышляла, а затем спросила его, почему он хочет жениться на мне. Этот вопрос, по-видимому, весьма взволновал его, и он пробормотал, что для практикующего врача жена - большое подспорье. Положение показалось мне еще более лишенным романтики, чем раньше, и все же что-то мне подсказывало ответить согласием. Безопасность - вот что мне предлагалось. Безопасность и уютный домашний очаг. Обдумывая это сейчас, я считаю, что была несправедлива к маленькому человечку. Он был действительно искренно влюблен в меня, но неуместная деликатность не позволяла ему добиваться благосклонности, говоря о своих чувствах. Так или иначе, моя любовь к романтике взяла верх. - Вы очень добры ко мне, - сказала я. - Но это невозможно. Я никогда не смогу выйти замуж за человека, в которого я не буду безумно влюблена. - Вы не думаете, что... - Нет, не думаю, - сказала я твердо. Он вздохнул. - Но, мое дорогое дитя, что вы собираетесь делать? - Искать приключений и познавать мир, - ответила я без малейшего колебания. - Мисс Энн, в вас еще столько детства. Вы не понимаете... - Практических трудностей? Прекрасно понимаю, доктор. Я не какая-нибудь сентиментальная школьница - я практичная корыстная проницательная женщина! Вы узнали бы это, если бы женились на мне! - Я хотел бы, чтобы вы передумали... - Не могу. Он снова вздохнул. - У меня есть другое предложение. Моя тетя, которая живет в Уэльсе, нуждается в услугах молодой женщины. Может быть, вам подошло бы это? - Нет, доктор, я еду в Лондон. Если что-то где-нибудь и случается, то только в Лондоне. Я буду держать глаза открытыми, и вы увидите, что-нибудь да подвернется! Вы еще услышите обо мне в Китае или Тимбукту. Следующим меня посетил мистер Флемминг, папин лондонский стряпчий. Он специально приехал из города повидать меня. Сам - страстный антрополог, он всегда восхищался папиными работами. Это был высокий худощавый мужчина с тонкими чертами лица и седыми волосами. Он поднялся мне навстречу, когда я вошла в комнату и, взяв обе мои руки в свои, нежно похлопал их. "Бедное мое дитя, - сказал он. - Мое бедное, бедное дитя". Не лицемеря, я вдруг ощутила, что усваиваю манеру поведения брошенной сиротки. Мистер Флемминг просто загипнотизировал меня. Добрый, милосердный, отечески заботливый, он, без малейшего сомнения, считал меня совершенной глупышкой, оставленной наедине с недобрым миром. С самого начала я поняла, что абсолютно бесполезно пытаться убедить его в обратном. В дальнейшем события развивались так, что это, вероятно, оказалось и к лучшему. - Мое дорогое дитя, считаете ли вы себя в состоянии выслушать меня, пока я попытаюсь прояснить для вас некоторые вещи? - О, да. - Ваш отец, как вы знаете, был великий человек. Следующие поколения оценят его. Но он не был силен в делах. Я знала об этом не хуже, если не лучше, чем мистер Флемминг, но воздержалась и ничего не сказала. Он продолжал: "Не думаю, что вы много смыслите в подобных вещах. Я постараюсь объясниться как можно доходчивее". Его объяснения были излишне пространны. Суть их заключалась в том, что мне предстояло вступить в жизнь с суммой в 87 фунтов 17 шиллингов и 4 пенни. Такой итог не мог удовлетворить меня. С некоторым трепетом я ждала, что последует дальше. Я боялась, что у мистера Флемминга окажется тетя в Шотландии, нуждающаяся в расторопной молодой компаньонке. Однако я ошиблась. - Вопрос в том, - продолжал он, - каково ваше будущее? Насколько я понимаю, у вас нет родственников? - Я одна в этом мире, - ответила я и вновь поразилась своему сходству с героиней кино. - У вас есть друзья? - Все были очень добры ко мне, - сказала я с благодарностью. - Кто же не был бы добр к столь юной и очаровательной особе? - галантно произнес мистер Флемминг. - Ну, ну, моя дорогая, мы должны обсудить, что можно сделать. Он поколебался с минуту, а затем сказал: - Как вы посмотрите на то, чтобы пожить некоторое время у нас? Я ухватилась за эту возможность. Лондон! Место, где всегда что-то происходит. - Очень мило с вашей стороны, - сказала я. - Вы серьезно? Я пожила бы у вас, чтобы оглядеться. Ведь я должна начать зарабатывать себе на жизнь, вы понимаете? - Да, да, мое дорогое дитя. Я все понимаю. Мы подыщем что-нибудь подходящее. Я бессознательно почувствовала, что представление мистера Флемминга о "чем-нибудь подходящем" сильно отличается от моего собственного, но был, безусловно, неподходящий момент для обнародования моих взглядов. - Тогда договорились. Почему бы вам не поехать со мной прямо сегодня? - О, спасибо, но не будет ли миссис Флемминг... - Моя жена будет счастлива приветствовать вас. Интересно, действительно ли мужья знают своих жен так хорошо, как они думают? Если бы у меня был муж, я не хотела бы, чтобы он приводил в дом сирот, не посоветовавшись сначала со мной. "Мы пошлем ей телеграмму со станции", - продолжал адвокат. Вскоре мои немногочисленные пожитки были уложены. Я с грустью рассматривала свою шляпку перед тем, как надеть ее. Первоначально это была, как я называю, "шляпка для Мэри", такую шляпку должна бы носить служанка в свой выходной день, но, конечно, не носит! Нечто бесформенное из черной соломки, к тому же с обвислыми полями. Однажды почувствовав вдохновение, я поддала ее ногой, два раза ударила кулаком, вдавила тулью внутрь и прикрепила к ней что-то похожее на яркую морковь в воображении кубиста. Получилось очень шикарно. Морковь я, конечно, уже выбросила, а теперь до конца уничтожила остатки моего творчества. "Шляпка для Мэри" приобрела свой прежний вид, но выглядела столь измятой, что стала еще более унылой, чем раньше. Я, должно быть, являла собой идеальный тип сироты. Меня немного беспокоило, как примет меня миссис Флемминг, но я надеялась, что мой вид обезоружит ее. Мистер Флемминг тоже волновался. Я поняла это, когда мы поднимались по ступенькам высокого дома на тихой Кенсингтон-сквер. Миссис Флемминг встретила меня достаточно любезно. Полная спокойная женщина, типичный образец "хорошей жены и доброй матери", она провела меня в сияющую чистотой спальню со шторами из английского ситца, выразила надежду, что у меня есть все необходимое, сообщила, что чай будет готов через четверть часа, и предоставила меня самой себе. Я услышала ее голос, звучавший на слегка повышенных тонах, когда она вошла в гостиную внизу на втором этаже. "Но, Генри, с какой стати...". Остальное я не расслышала, но резкость тона была очевидной. А несколько минут спустя до меня донеслась другая фраза, произнесенная еще более язвительно: "Я согласна с тобой! Она, безусловно, весьма миловидна". Жизнь действительно очень сложная штука. Мужчины не будут к вам хорошо относиться, если вы не миловидны, а если вы миловидны, не ждите расположения женщин. С глубоким вздохом я занялась своей прической. У меня красивые волосы. Они черные - по-настоящему черные, а не темно-каштановые - растут назад со лба и спускаются на уши. Безжалостно я зачесала волосы кверху. У меня уши как уши, но прическа с открытыми ушами, безусловно, сегодня вышла из моды С такой прической я стала невероятно похожа на сироток, идущих гуськом в маленьких капорах и красных плащах. Спустившись вниз, я заметила, что миссис Флемминг посмотрела на мои открытые уши вполне доброжелательно. Мистер Флемминг был явно озадачен. Я не сомневалась, что он говорил про себя. "Что дитя сделало с собой?" В целом остаток дня прошел хорошо. Было решено, что я должна сразу начать подыскивать себе какое-нибудь занятие. Перед сном я принялась старательно рассматривать свое лицо в зеркале. Действительно ли я миловидна? Честно говоря, я так не считала! У меня не прямой греческий нос или рот, похожий на свежий бутон розы, и вообще я не обладаю качествами, присущими миловидной девушке. Правда, помощник приходского священника однажды сказал мне, что мои глаза подобны "солнечному свету, заточенному в сумрачном лесу", однако помощники приходского священника всегда знают множество цитат и выпаливают их наудачу. Я гораздо больше предпочла бы иметь ирландские голубые глаза, чем темно-зеленые с желтыми крапинками! Хотя зеленый цвет подходит искательницам приключений. Я туго обмоталась черной тканью, оставив руки и плечи открытыми. Затем причесала волосы и снова закрыла ими уши, сильно напудрила лицо, отчего кожа стала еще белее, чем обычно. Поискав, я нашла старую губную помаду и жирно намазала губы. Потом я подвела глаза жженой пробкой. Наконец, я надела красную ленту через обнаженное плечо, воткнула в волосы алое перо и сунула сигарету в уголок рта. Результатом я осталась очень довольна. "Анна - искательница приключений", - произнесла я вслух, отвешивая поклон своему изображению. - "Анна - искательница приключений" Серия 1-я "Дом на Кенсингтон-сквер". Девушки - глупые создания. Глава III В последующие недели я умирала от скуки. Миссис Флемминг и ее подруги казались мне в высшей степени неинтересными. Они часами говорили о себе и своих детях, о том, как трудно доставать для них хорошее молоко, и о том, что они сказали молочнице, когда молоко оказывалось прокисшим. Затем они переходили на слуг и говорили о том, как трудно нанять хороших слуг, и о том, что они сказали женщине в регистрационном бюро и что та ответила им. Они, по-видимому, никогда не читали газет и не интересовались происходящим в мире. Они не любили путешествовать за границей - там все было совсем не так, как в Англии. Ривьера, правда, составляла исключение - ведь там они встречали своих друзей. Я слушала и с трудом сдерживалась. Многие из женщин были богаты. Весь прекрасный мир принадлежал им и ждал их, а они сознательно оставались в грязном скучном Лондоне и разговаривали о молочницах и слугах! Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что относилась к ним слишком нетерпимо. Но они действительно были глупы - даже в том, чем они занимались: у большинства из них книги расходов на домашнее хозяйство велись самым неподходящим образом и находились в полном беспорядке. Мои дела продвигались не слишком быстро. Дом и мебель были проданы, и вырученных денег как раз хватило для уплаты наших долгов. Пока что я не преуспела в поисках места. Во всяком случае такого, какое меня действительно устраивало бы. Я была твердо убеждена, что, если искать приключение, оно само встретится мне на полпути. По моей теории - вы всегда получаете то, что хотите. И вскоре моя теория подтвердилась на практике. Это случилось в январе, 8-го числа, если быть точной. Я возвращалась после неудачной беседы с дамой, нуждавшейся, по ее словам, в секретарше-компаньонке, но фактически, по-видимому, желавшей нанять крепкую поденщицу для домашней работы, которая трудилась бы по двенадцать часов в день за 25 фунтов в год. Расставшись с ней после взаимного обмена скрытыми колкостями, я прошла по Эджвер-роуд (беседа происходила на Сент-Джон вуд) и пересекла Гайд-парк в сторону больницы св. Георгия. Там я вошла на станцию подземки "Гайд-парк корнер" и взяла билет до Глостер-роуд. Оказавшись на платформе, я прошла в самый ее конец. Мой ум сыщика жаждал убедиться, действительно ли сразу за станцией в направлении к Даун-стрит находились стрелки и проход между двумя туннелями. Я испытала глупое удовольствие, убедившись в своей правоте. На платформе было немноголюдно, а в самом конце ее стояли только я и еще один человек. Проходя мимо него, я невольно принюхалась. Если есть запах, который я не выношу, так это запах нафталина! Им просто разило от тяжелого пальто того человека. Но ведь большинство людей начинают носить зимнее пальто еще до января и, следовательно, запах уже должен был бы выветриться. Человек стоял на некотором расстоянии от меня, ближе к началу туннеля. Он, видимо, был погружен в свои мысли, и я могла внимательно рассмотреть его, не показавшись невежливой. Он был невысокий, худой, очень загорелый, со светло-голубыми глазами и небольшой темной бородкой. "Только что приехал из-за границы, - решила я. - Вот почему его пальто так пахнет. Он приехал из Индии. Не офицер, иначе у него не было бы бороды. Вероятно, чайный плантатор". В этот момент человек повернулся как будто для того, чтобы проследить свой путь вдоль платформы. Он взглянул на меня, а затем на нечто за моей спиной, и его лицо исказилось от страха. Он был в панике. И потому сделал шаг назад, как бы невольно отшатываясь от какой-то опасности, забыв, что стоит на самом краю платформы, и упал вниз. Произошла яркая вспышка, и раздался сильный треск. Я пронзительно закричала. К нам побежали люди. Два станционных служащих появились как будто из-под земли и стали распоряжаться. Я оцепенела, словно прикованная к своему месту, во власти какого-то страшного наваждения. Часть моего существа была в ужасе от внезапного несчастья, в то же время другая - равнодушно и бестрепетно наблюдала, как человека поднимали с рельсов на платформу. "Пропустите, пожалуйста. Я врач". Высокий мужчина с каштановой бородкой протиснулся мимо меня и склонился над безжизненным телом. Когда он обследовал его, мною вдруг овладело странное ощущение нереальности. Что-то было не так. Наконец доктор выпрямился и покачал головой. "Никаких признаков жизни Ничего нельзя сделать-". Мы все сгрудились вокруг, и удрученный служащий подземки громко сказал: "Послушайте, отодвиньтесь-ка назад. Что толку толпиться тут?" Внезапно меня затошнило, я отвернулась и побежала вверх по ступенькам к лифту. Я чувствовала, чт