А.В. Ремнев (Омский госуниверситет)Россия на Дальнем Востоке в начале XIX века:замыслы, дискуссии, реалииРубеж XVIII-XIX веков ознаменовался повышенным интересом к Азиатско-Тихоокеанскому региону со стороны ряда европейских государств и Соединенных Штатов Америки. Не могла оставаться в стороне от этого и Россия, уже двумя столетиями ранее укрепившаяся на побережье Тихого океана и имевшая долгое время здесь своего рода монополию. Особое беспокойство вызвало появление в северных тихоокеанских водах английской эскадры Дж. Кука и французской экспедиции Лаперуза, действия голландцев в Японии. Это заставило самодержавие активнее заняться переустройством управления своих дальневосточных владений и формально закрепить свое право на Курильские и Алеутские острова, а также на земли в Северной Америке. "Великая Екатерина, - писал петрашевец А.П. Баласогло, - продолжая во всем дело Петра, отправляла уже, для описания Сибири, с колоссальными средствами, Фишеров и Палласов, на Восточный океан Белингсов и Сарычевых, в Китай Кропотовых… Потемкин, под конец своего поприща, только и думал, что о Сибири и Китае, и, предполагая окончить войну с Турцией, уже отправлял на разведку путей и средств Сибири и пограничных с нею стран средней Азии ученых людей, каков был Полковник Русской службы Англичанин Бентам. Крайний Восток России настоятельно требовал систематического обзора и организации, и люди, мысли и подвиги не замедлили явиться"1. Павел I, не считаясь с затратами, усиливал российское военное присутствие в этом регионе. Граф С.Р. Воронцов уже в царствование Александра I, обсуждая перспективы российских морских экспедиций на Дальний Восток, прямо заявлял, что "это было единственное поприще, на котором Россия могла бы развить первоклассные морские силы" 2. Это было время великих кругосветных путешествий, рождения самых фантастических планов, деятельности отважных мореплавателей и разного рода авантюристов. В правительственных кругах велись геополитические споры какой быть будущей России - преимущественно континентальной или морской державой, какому направлению - восточному или западному отдать приоритет во внешней политике? И хотя, бесспорно, европейская политика доминировала и определяла позицию России в других регионах мира, было бы неоправданно принижать значение внешнеполитических акций и на далеких восточных рубежах огромной империи. Зачастую это движение на восток выглядело иррациональным, питаемым имперскими амбициями, желанием не отстать от других в дележе колониальных владений. Россия, как и другие европейские государства, прежде всего ее главная в то время соперница - Англия, пытается открыть для своей торговли порты Японии и Китая, наладить торговые отношения с Филиппинами, принадлежавшими Испании, установить прочные дипломатические отношения с Китаем и Японией, урегулировать правила мореплавания и рыболовства с Англией и США3. Территории на северо-востоке империи стали преимущественно рассматриваться в качестве плацдарма для дальнейшей экспансии в тихоокеанском регионе. В правительственных кругах появляются люди получившие вкус и желание подражать колониальной политике европейских держав. Особенно много таких был в ведомствах, курировавших торговую деятельность и развитие морского флота России. Оценивая подобные планы действий министра коммерции (впоследствии министра иностранных дел) начала XIX в. Н.П. Румянцева историк В.С. Мясников отмечает: "Открытие русской торговли в Гуанчжоу должно было, по замыслу автора проекта, дать выход на китайский рынок товарам Российско-Американской компании, связать в единую систему торговлю в Северной Америке, на Камчатке и Охотском побережье с китайским и японскими рынками. Этому же должно было способствовать и получение права для русских кораблей свободно плавать по Амуру"4. Эти задачи возлагались на морскую экспедицию И.Ф. Крузенштерна, на дипломатические миссии Н.П. Резанова и графа Ю.А. Головкина. Это была, как справедливо оценил тот же В.С. Мясников, новая политика России на Дальнем Востоке, "которая с полным основанием может быть названа азиатско-тихоокеанской"5. Вместе с тем, самодержавие проявляло известную сдержанность, опасаясь наткнуться на противодействие "морских держав", как было указано в инструкции Н.П. Резанову в 1803 г., и рекомендовало не распространять свою деятельность к югу далее 55 с.ш., "ограничиваясь приобретениями, неоспоримо России принадлежащими, и обеспечивая себя в единой токмо собственности своей"6. Вместе с тем, в этой же инструкции Н.П. Резанову рекомендовалось уклоняться от разговоров с иностранцами о пределах российских владений в Америке. Копируя в значительной степени западный колониальный опыт, в 1799 г. под покровительством правительства была создана Российско-Американская компания (РАК), которая получила монопольные права на торговлю и эксплуатацию природных и людских ресурсов в северо-восточной Азии и на территории Северной Америки. РАК выдвигает проекты расширения российского влияния в бассейне Тихого океана, предлагая двигаться все дальше на юг на американском континенте. Будущий декабрист Д.И. Завалишин мечтал о великой роли России в бассейне Тихого океана, поддерживая стремления управляещего РАК А.А. Баранова, который "бессознательно, но инстинктивно гениально стремился окружить северную часть восточного океана нашими владениями, дополняя и замыкая их от Уддского острова до Ситхи занятием Калифорнии, Сандвичьевых островов, Южных Курилл, что привело бы к занятию устья Амура и других пунктов к югу"7. В 1849 г. другой революционер, петрашевец Р.А. Черносвитов в записке "Виды на Сибирь", возлагал большие надежды на оживление Сибири за счет присоединения Амура к России, развитие торговли с Китаем, Калифорнией, Индией и добавляет: "Этот край ждет жизни; между инородцами, джунгарами, бурятами и даже в Китае есть вера, что белый царь возьмет эти земли"8. РАК прочили блестящее поприще, сравнимое с Ост-Индской компанией. При этом неизменно подчеркивались те выгоды, которые получит Россия от такой экспансии, и прежде всего в укреплении российских позиций на дальневосточном тихоокеанском побережье. Так, в представлении РАК 12 февраля 1816 г. Александру I о торговле с Калифорнией заключительным лейтмотивом звучит утверждение, что укрепление позиций РАК в Северной Америке позволит лучше и дешевле снабжать всем необходимым Охотско-Камчатский край, "а тем обеспечить обе те страны от тягостной необходимости привозить из России и Сибири все для них нужное с крайним изнурением жителей"9. Проекты расширения торгово-промышленных интересов компании неизбежно все активнее втягивали в азиатско-тихоокеанскую политику правительство. Н.П. Резанов не без основания опасался, что европейские державы могут опередить Россию на Дальнем Востоке. 15 февраля 1806 г. он писал из Ново-Архангельска директорам РАК об интересе проявляемом Голландской Ост-Индской компанией к Курилам, что "можно быть уверену, что буде не предускорим мы, то батавцы несомненно будут некогда близкими Камчатке соседями". Предупреждал Н.П. Резанов и о действиях французов. "Жаль буде пропустит Россия нынешнюю и столь выгодную для нее эпоху и даст какой-либо державе водворениям ее в местах сих пресечь пути к выгоднейшей и обширной для нея торговле. Не дай боже, чтоб нас предупредили в них силами и для того нужно не упущая времени, расположить план сей и приступить к нему со всею деятельностью"10. О том, что эти опасения были небезосновательны свидетельствуют записки Лессепса, одного из участников экспедиции Лаперуза. Лессепс, отмечая слабость русской власти в Охотско-Камчатском крае, справедливо подчеркивал: "Могущество Российского государства ослабевает по мере удаления от центра"11. Г.Э. Штрандман в записке о нуждах Сибири (1801 г.) специально подчеркивал важность присоединения к России левого берега Амура, чтобы организовать по Амуру не только торговлю с Японией, Америкой и Ост-Индией, но улучшить снабжение провиантом Камчатку и Охотский край12. Участник неудавшегося посольства графа Ю.А. Головкина в Китай Ф.Ф. Вигель, хотя и стоял на консервативно-охранительных позициях в отношении Сибири, т. е. предлагал охранять ее как государственную собственность от посягательств как внутренних, так и внешних расхитителей и держать как запас земли на будущее, все же признавал необходимость более активных действий в отношении Китая, особенно на Амуре"13. Как и другие европейские державы Россия пытается, наряду с сухопутной торговлей с Китаем, открыть китайские порты для морской торговли. Это находит в правительственных кругах как сторонников, так и противников. Уже с середины XVIII в. торговля через Кяхту начинает ощущать серьезную конкуренцию морской торговли. Однако европейские войны конца XVIII - начала XIX в. на несколько лет отодвинули эту проблему и Кяхта еще почти три десятилетия переживала благоприятные времена. Но уже с начала 1840-х гг. кяхтинская торговля ощущает серьезное давление морских перевозок. Россия оказалась неготова перейти к морской торговле, а кяхтинская торговля оказалось обреченной на обеспечение в основном внутреннего сибирского рынка, совершенно утратив к концу XIX в. международное транзитное значение14. Споры о перспективах российской азиатско-тихоокеанской политики в этих условиях нередко переходят в теоретическую плоскость, приобретая геополитическое звучание. Так, оценивая возможности российско-американских отношений, советник российской дипломатической миссии в Вашингтоне П.И. Полетика писал в 1811 г.: "Россия должна рассматриваться как держава в основном континентальная. Можно даже сказать, что она является таковою вынужденно, из-за слишком большой протяженности своей территории, из-за относительно редкого населения, из-за полного отсутствия активной торговли и колоний, но в особенности из-за того, что ей необходимо, после того как она вошла в число европейских держав, все время держать наготове весьма значительную армию. Не имея ни колоний, ни торгового флота, Россия неуязвима со стороны моря. Все чего этой империи следует опасаться, все, на что она должна надеяться, может проникнуть лишь через границы с различными державами, окружающими ее. Обладание Курильскими и Алеутскими островами и несколькими незначительными поселениями на северо-западном берегу Америки как будто создало для России кое-какие колониальные или морские интересы, но недавний опыт показал, что она полностью теряет эти колонии, лишь только оказывается втянутой в какую-либо войну на море. К тому же неизвестно, стоит ли ей жалеть об утрате нескольких пунктов на негостеприимном берегу и архипелага островов, значительная часть которых не разведана и не освоена; они ничего или почти ничего не дают государству, и торговать с ними даже в мирное время можно лишь совершив кругосветное путешествие." И далее следовала весьма уничижительное для России заключение, что она содержит морские силы, лишь для того, чтобы придать себе "вид морской державы", и что российские корабли "напоминают рычаги, лишенные точки опоры. А в портах они похожи на дорогие самоцветы, украшающие корону могущественного монарха: необходимые для его престижа, эти драгоценные камни ничем не укрепляют реальную мощь государства". И далее: "…Россия, будучи континентальным государством, имеет мало общих интересов с морскими державами, которые из-за своего положения находятся вне пределов ее досягаемости"15. И такая оценка из уст российского дипломата раздавалась в условиях континентальной блокады, которую во многом смягчала именно американская посредническая морская торговля. Повышенный интерес европейских держав к Азиатско-Тихоокеанскому региону порождал опасение в прочности положения России здесь. Именно этим может быть объяснено паническое заключение эксперта по дальневосточным делам российского МИДа Я.О. Ламберта, которое он дал в 1817 г. Он прямо заявлял, что России "вследствие ее географического положения не предначертано большое развитие ее морских сил и она не должна даже стремиться к этому из боязни быть вовлеченной в такие жертвы, которые нанесут ущерб ее превосходству на континенте"16. Поэтому Россия должна преимущественно вести сухопутную торговлю. Морская же торговля и хозяйственное освоение Камчатки может сделать ее предметом внимания "какой-нибудь предприимчивой державы", а Россия не располагает достаточными силами, чтобы противостоять иностранной экспансии. Потеря же Камчатки, продолжал он, нанесла бы огромный урон престижу России в Азии, а также неизбежно повлекла за собой то, "что все земли к востоку от Лены и от Байкала скоро отделились бы от империи". Рекомендации Я.О. Ламберта сводились к следующему: "До тех пор пока Камчатка остается в том же диком и запущенном состоянии, в каком она находится в настоящее время, не приходится опасаться, что какая-либо европейская держава или Соединенные Штаты Америки попытаются захватить ее. Но если мы намерены сделать ее процветающей, надо тотчас же подумать о том, какие неизбежные последствия это вызовет и установить с ней связи, могущие предотвратить неприятности, которые легко предвидеть"17. В связи с этим Я.О. Ламберт изложил и свои воззрения на колониальный вопрос в целом. По его мнению, колонии приобретаются или для того, чтобы избавиться "от бесполезных и опасных для общества лиц" (т.е. штрафные колонии), или с целью извлечения из них определенных выгод: "в качестве военного порта, торговой базы, или потому, что в ней возможно производство полезных вещей, способных увеличить богатство всей страны"18. К последнему типу колоний он и относил Камчатку. Проблему же он видел в том, чтобы извлечь пользу из колонии, не подвергая себя опасности ее потерять. Но акцентируя внимание правительственных кругов на перспективах утраты Камчатки, как только она станет более привлекательной, он пока предлагал признать за Камчаткой лишь важное военное значение: "Поскольку она является центральным пунктом наших сил, главной опорой нашей мощи в этих областях, следует всеми возможными средствами укреплять ее связи с нами", чтобы не повторить прошлых ошибок "и не ускорять чересчур полное отделение ее от империи". В перспективе, отмечал Я.О. Ламберт, надо подумать о заселении Камчатки русскими, которых во избежание уже имеющегося опыта отделения колоний от метрополии, следует постоянно удерживать в некоторой зависимости. Но если даже на Камчатке и найдутся земли пригодные для земледелия, то сельскохозяйственные занятия нужно скорее сдерживать, чем поощрять. Продовольственная зависимость сильнее какой-либо другой привяжет колонию к метрополии: "Продукция Камчатки должна ограничиваться продуктами охоты и рыбной ловли, а если можно к ним добавить и продукты китобойного промысла, то тем лучше"19. Вся экономическая политика на Дальнем Востоке и в Русской Америке, доказывал Я.О. Ламберт, должна "подчиняться мерам, принимаемым для процветания Сибири". А для этого на первом месте должна стоять сухопутная торговля через Кяхту и возвращение России левого берега Амура. Этим приоритетам должна быть подчинена и деятельность РАК, которая, как заметил Я.О. Ламберт, превыше государственных целей ставит свои коммерческие и "не беспокоится о том, не пострадают ли при этом торговля в Кяхте, процветание Сибири и безопасность государства"20. Поэтому он настаивал на усилении государственного контроля за РАК. Курс на сдерживание дальневосточных инициатив, исходивших от частных лиц или местной сибирской и камчатской администрации, возобладал уже к началу 1820-х гг. Россия на долгие годы переходит от активной наступательной политики к политике охранительной. В 1819 г. министр финансов Д.А. Гурьев специальным циркуляром запретил иностранцам селиться в Охотско-Камчатском крае, а иностранным судам не только вести торговлю в российских дальневосточных портах, но даже просто заходить в них, за исключением только случаев бедствия21. С одной стороны, это мера защищала монопольные права РАК в регионе, а с другой, являлась отражением синдрома страха потери дальневосточных владений. Примечательно, что в этом же году американский комиссионер на русской службе Питер Добелл обратился за поддержкой к недавно назначенному сибирским генерал-губернатором М.М. Сперанскому, отстаивая преимущества морской торговли перед сухопутной и указывая на выгоды первой не только для Охотско-Камчатского края, но и всей Сибири22. М.М. Сперанский был готов поддержать П. Добелла, признавая перспективу в привлечении на Камчатку иностранцев, которые смогут помочь наладить снабжение продовольствием. Но он также понимал и опасность этого - американцы вытеснят РАК и звериный промысел перейдет в их руки23. Положением Комитета министров 31 марта 1820 г. торговля с иностранцами в крае была запрещена. И на этот раз политические интересы метрополии возобладали над экономическими доводами. Следует обратить внимание еще на один аспект дискуссии по поводу перспектив развития Охотско-Камчатского края. Проектом П. Добелла заинтересовались местные сибирские власти: сибирский генерал-губернатор И.Б. Пестель, иркутский губернатор Н.И. Трескин и камчатский начальник П.И. Рикорд. Пестель в письме к Трескину восставал против монополии РАК: "Скоро исполнится 20 лет, как Российско-Американская компания исключительно владеет нашею торговлею на берегах Восточного океана, и потому весьма естественно, что появление в Охотске и Камчатке всякого иностранного судна, так сказать, пугает компанию подрывом ее монополии. Руководствуясь сим страхом, она старается выживать иностранцев, а тамошнюю торговлю с ними находит вредною, и что они, будто бы, приезжают не для торговли, а для других целей"24. Помимо этого у Пестеля и Трескина были дополнительные причины отрицательно относиться к монополии РАК. Во-первых, именно на сибирской администрации лежала забота о снабжении жителей Охотско-Камчатского края; во-вторых, в самом Иркутске разгорелась ожесточенная борьба с купеческой фрондой. Такая позиция местной администрации явилась отражением расхождений во взглядах на развитие Сибири у столичных и сибирских властей, в основе которых лежала общая проблема взаимоотношений центра и региона. Находясь в значительной дали от Петербурга иркутский губернатор Н.И. Трескин пытался самостоятельно предпринимать дипломатические шаги по нормализации отношений в регионе с Китаем и Японией25. В подобной оценке РАК сибирские власти были не одиноки. В.М. Головнин имевший возможность во время своих плаваний по Тихому океану лично убедиться в том, что представляла из себя РАК писал" "Торговое общество, получившее от правительства в полное свое владение обширные земли с их жителями и со всем тем, что находится в недрах и на поверхности оных; общество, имеющее право входить с соседственными владениями оного народами в договоры, торговые связи; наконец, общество, пользующееся многими преимуществаими наравне с присутственными местами, есть в России вещь совершенно неслыханная, которую мы в первый раз увидели в Российско-Американской компании"26. Но деятельность этой компания, которая находится под высоким покровительством самого монарха, по словам В.М. Головина, была совершенно покрыта мраком. Если коммерческий успех компании был сомнителен, то государственное значение деятельности РАК он совершенно отрицал, утверждая, что компания наносит вред престижу России в регионе, раззоряя и истребляя коренных жителей. "… Мнимое приобретение дикой бесплодной старны вовсе для государства бесполезно". - писал В.М. Головнин27. Он обвинял РАК за необдуманные действия по расширению имперского пространства, хищническому истреблению природных ресурсов, расточительному использованию человечского труда, который нашел бы лучшее применение в земледелии или ремесле в той же Сибири, за негативные демографические последствия, так как нанимались на службу в компанию люди преимущественно молодые, которые не имели возможности завести семью, развращающее воздействие пьянства, за их моральное и физическое разложение и т.п. Тлетворному влиянию оказались подвержены и привлеченные в новый край многие православные миссионеры, погрязшие в пьянстве, распутстве и стяжании богатства. Сверх всего, монопольное положение РАК сдерживало свободное развитие торговли и промыслов в регионе. Но несмотря на противодействие в Петербурге и на местах, в 1821 г. привилегии РАК были продлены еще на 20 лет. В условиях роста интереса к к региону со стороны европейских держав и США российское правительство должно было спешно в начале XIX в. предпринимать меры по укреплению своих позиций в крае, прежде всего на Сахалине и Курильских островах28, а также пытаться закрепиться окончательно на Чукотском полуострове. По поводу последнего О.Е. Коцебу заметил: "Северную часть полуострова и прилегающую к нему область материка вплоть до самого Ледовитого океана населяют чукчи - воинственный народ, который кочует со стадами оленей и платит русской короне лишь незначительную дань мехами. Чукчей было не так легко покорить, как камчадалов, и еще тридцать пять лет назад они беспрепятственно нападали на русских. Но затем против них были приняты строгие меры, и сила пушек способствовала воцарению прочного мира"29. Впрочем владение Россией Чукотским полуостровом всю первую половину XIX в. оставалось формальным и было далеким от полного поглощения имперскими порядками. С.Б. Окунь небезосновательно считал, что сбор ясака у чукчей в первой половине XIX в. скорее имел политический, нежели экономический смысл. Даже Камчатка, которая занимала третье, а иногда и второе место в Восточной Сибири в ясачном сборе, отмечал тот же С.Б. Окунь, "как колония не имела для России экономического значения"30. Существовал ряд нерешенных пограничных вопросов между Японией по поводу Сахалина и Курильских островов. Без дальнейшего изучения природных ресурсов, хозяйственного освоения, заселения русскими, установления надежных связей если не с метрополией, то хотя бы с Восточной Сибирью, регулярного снабжения продовольствием и другими товарами Охотско-Камчатский край не мог бы стать надежной базой для российского военного и торгового флота. Один из удобнейших по расположению портов северо-востока Азии Петропавловск находился в самом жалком положении. Прибывший сюда в 1804 г. И.Ф. Крузенштерн писал, что он походил на "колонию, поселенную только за несколько лет и опять уже оставляемую. Здесь не видно ничего, что заставило помыслить, что издавна место сие населяют европейцы. Залив Авача и другие три, к нему принадлежащие, совершенно пусты. Прекрасный рейд Петропавловского порта не украшается ни одною лодкою"31. Хотя за Петропавловским портом он видел большое будущее в торговле и снабжении товарами всего северо-востока России, считая, что со временем морское снабжение края заменит дорогостоящую доставку сухопутным путем через Сибирь. Поэтому И.Ф. Крузенштерн ратовал за организацию кругосветных морских экспедиций, заявляя еще в 1802 г. Н.С. Мордвинову, что только торговля "служит основанием истинного могущества морской державы и непоколебимого ее величия", о чем свидетельствует опыт европейских стран. К началу XIX в. система управления Охотско-Камчатским краем оставалась довольно простой, что объяснялось незначительностью здесь русского населения и простотой правительственных задач, которые, в основном, сводились к сбору ясака с коренных народов. Отдаленность, труднодоступность, неблагоприятные климатические условия объективно сдерживали освоение края. Русское население в это время насчитывало всего около 5 тысяч. Города Охотско-Камчатского края (Охотск, Гижигинск, Петропавловск, Верхнекамчатск) представляли собой небольшие селения в несколько сот человек. В самом крупном из них - Охотске - проживало 1300 человек32. Коренные жители: ительмены (камчадалы), коряки, эвенки, эвены, якуты, эскимосы и другие - также были немногочисленны. Их общая численность едва достигала 15 тысяч человек, разбросанных на громадном пространстве почти в 1 млн. кв. км. И это без Чукотского полуострова и его жителей. Одной из важнейших проблем оставалось снабжения провиантом, размещенных на побережье Тихого океана воинского гарнизона и чиновников, а также продовольственная помощь в голодные годы коренным жителям края. Не случайно в инструкциях графу Ю.А. Головкину прямо говорилось о возможности в будущем использовать Амур для снабжения продовольствием Охотско-Камчатского края и Русской Америки и в случае неуступчивости китайцев, ему было рекомендовано, помимо прочего, пугать усилением флота "на Восточном океане, укрепившись в Америке, Камчатке и Охотске", или наоборот тронуть их сердца чувством сострадания к жителям Камчатки и всего Северо-Востока Азии, "для снабжения которых съестными припасами и нужно России плавание по Амуру33. Эту же цель преследовал и проект П. Добелла, предусматривавший снабжение Охотска и Камчатки с Филиппин, Гавайских островов или Макао. Планировал П. Добелл и развитие китобойного промысла у берегов российских владений на Дальнем Востоке34. По указу 2 марта 1783 г. было образована Охотская область из четырех уездов: Охотского, Гижигинского, Акланского и Нижнекамчатского. Воинский контингент составляли небольшие городовые казачьи команды, разбросанные на значительном пространстве. Состояние их было в большинстве случаев неудовлетворительное: какого-либо специального обмундирования и снаряжения они не имели, оружие зачастую было устаревшее и неисправное35. Но и это оказалось непосильным бременем для местных жителей. Край оставался в восприятии жителей России и Европы "царством холода и голода". "Даже самое имя Камчатка, - свидетельствовал И.Ф. Крузенштерн, - выговаривается со страхом и ужасом". Хотя, добавлял тот же И.Ф. Крузенштерн, ни отдаленность края, ни его климатические условия не оставляют безнадежным дело его освоения, и на Камчатке "можно бы жить столько же хорошо или еще лучше, нежели во многих других провинциях России"36. В 1799 г. для усиления обороноспособности в Охотско-Камчатский край был перемещен полк под командованием полковника Сомова. Из столицы была дополнительно направлена команда моряков и строителей во главе с капитан-лейтенантом Н.И. Бухариным, который и был назначен в 1801 г. управлять морской частью в Охотске. Устройством нового порта на Тихом океане в заливе Алдома (впрочем, выбранного неудачно) занялся контр-адмирал И.К. Фомин, ставший вскоре главным командиром Охотского порта37. Увеличение воинского контингента в Охотско-Камчатском крае обострило проблему снабжения продовольствием. Для ее решения надо было ускорить хозяйственное освоение края, для чего необходимо было создать или собственную продовольственную базу, что потребовало бы выяснить возможности края для заведения здесь хлебопашества, или улучшить систему коммуникаций за счет устройства трактов и портов. Все это требовало значительного притока населения, которое не понятно как было туда доставить и чем снабжать в первое время. Таким образом, в освоении края правительство оказалось как бы в замкнутом круге, не зная с чего начать. Главным было определено усиление обороноспособности края и поиски надежных и удобных транспортных путей снабжения продовольствием. Пока же, как предлагал в 1801 г. иркутский губернатор Б.Б. Леццано, следует найти возможности для самообеспечения войск, переведя камчатский батальон на положение военных поселян, по примеру ладмилицейских полков38. Однако эта мера не была осуществлена, как и закончились неудачей все попытки завести хлебопашество в крае. В 1803 г. по указанию Александра I был образован специальный комитет, в состав которого вошли морской и военный министры, министр коммерции и сибирский генерал-губернатор И.О. Селифонтов. Поводом для создания комитета стали донесения о царящих в крае беспорядках. Результатом деятельности комитета стал указ 11 августа 1803 г. "Об устройстве областного правления в Камчатке и предварительного управления в Охотске"39. Таким образом, управление Охотском и Камчаткой было разделено, с повышением в статусе камчатского начальства. Новое административное образование не смотря на высокий статус выглядело весьма эфемерно. Всего военных и гражданских чиновников на Камчатке насчитывалось не более 20 человек, тогда как все население Камчатской области составляло около 3700 душ, из которых русских было только 154 человека, а остальные, как отмечалось в официальном документе, "ясашные, судящиеся по собственным своим обыкновениям"40. Непосредственное управление коренным населением продолжали осуществлять родовые начальники. Но и это число чиновников оказалось слишком большим для бедного населения Камчатки. Тот же В.М. Головнин отмечал: "Когда учредили в Камчатке областное правление и ввели туда батальон, то целая толпа поселилась там чиновников и офицеров. Батальон разместили по разным частям полуострова. Сие размещение подало разным чинам благовидную причину разъезжать по Камчатке, под предлогом смотров и пр., а в самом деле для того, чтоб иметь случай выменивать у камчадалов соболей и лисиц на вино"41. Подобные объезды совершали и гражданские чиновники, собирая, помимо того, дань с купцов, за разрешение посещать стойбища камчадалов. Подводя печальный итог русской колонизации Камчатки, В.М. Головнин заключал: " Прежние казаки и промышленники все или умерли, или состарились, солдаты же нынешние охотнее выменивают у пьяных камчадалов их промыслы на водку, нежели сами ими занимаются"42. Не получили развития у них ни животноводство, ни огородничество. Русское население Камчатки оказалось неспособным организовать рыболовный и охотничий промыслы. Для заготовки рыбы в крае не хватало соли, которая стоила здесь в 100 - 150 раз дороже, чем в Иркутске. И хотя у некоторых солдат есть свои дома, они занимаются перевозкой грузов, охотятся, имея доход от 300 до 500 руб. в год и их положение не лучше. Причиной тому неумение разумно потратить полученные деньги, пьянство, невозможность завести семью. После бунта и бегства с Камчатки ссыльных во главе с М. Беньовским ссылка сюда фактически прекратилась. Посетивший в начале XIX в. Камчатку В.М. Головнин, пораженный убогостью камчатских поселений, писал: "Трудно, я думаю, найти страну на земном шаре уединеннее, скучнее и, можно даже прибавить, так сказать, голоднее Камчатки…"43. Прибытие новых начальственных лиц в край не улучшило управление, а привело лишь к затяжным конфликтам между ними. Причины властных столкновений крылись не только в неясностях их компетенций, ведомственных столкновений, личной неприязни или недостатке контроля из Иркутска, где размещалось главное сибирское начальство в лице генерал-губернатора. Главное заключалось в нежелании делиться доходами с подвластного населения и поборами с купцов и промышленников. В.М. Головнин свидетельствовал, что существовал "тайный тариф", которым облагалось местное купечество. Разорительными для жителей становились разъезды разного рода начальственных лиц, перемещение воинских подразделений. Морское министерство, силой политических и экономических обстоятельств призванное играть ведущую роль в Тихоокеанском регионе, не сумело согласовать свои действия с высшей администрацией в Иркутске. Морская часть продолжала напрямую зависеть от Морского министерства и сибирский генерал-губернатор обязан был согласовывать с ним свои действия. Кругосветные морские экспедиции лишь обострили управленческие коллизии. Прибывавшие в край морские офицеры с неясной субординацией в отношении охотско-камчатского начальства вмешивались в местные порядки. Сложилась новая ситуация, при которой, как заметил М.М. Сперанский, Камчатка оказывалась ближе к Петербургу, нежели к Иркутску44. Морское сообщение с Камчаткой из Кронштадта, хотя и было более удобным, но оставалось также долгим и нерегулярным. Удаленность края от Петербурга заставляла местную сибирскую администрацию часто действовать самостоятельно не только во внутренних вопросах, но и делах, связанных с внешнеполитической деятельностью. Это относилось не только сибирскому генерал-губернатору или иркутскому губернатору, но и к более мелким чиновникам, в руках которых находилось непосредственное управление в Охотске и на Камчатке. Именно последнее обстоятельство заставляло правительство увеличивать властные полномочия охотского и камчатского начальников. Ведомственные противоречия, отсутствие действенного контроля привели к тому, что край в значительной степени потерял управляемость, чем с успехом пользовалась РАК, которой такая ситуация была выгодна. Чтобы как-то разрядить ситуацию в отношениях между иркутскими и камчатскими властями решили в очередной раз пересмотреть систему управления краем. Для подготовки нового положения об управлении краем был создан в 1811 г. новый комитет во главе с И.Б. Пестелем. Комитет признал "весьма полезным уменьшение войск и расформирование батальона, находящегося без всякой нужды и с великими издержками для казны". Осуждая необдуманную посылку батальона при Павле I, утверждалось, что войска ни тогда, ни сегодня там не нужны, "ибо никакой неприятель никогда не покусится на весьма трудное завладение бесплодною и столь отдаленною страною, где находится малое число одних только бедных жителей, едва имеющих для себя пропитание и рассеянных по великому пространству земли весьма малыми селениями"45. В намечаемом преобразовании крылась новая ориентация в развитии края. Так, предлагая перенести административный центр Камчатки в Петропавловск, акцент делался на военно-морской и торговый характер будущего развития. Через Петропавловск планировалось снабжать камчатские поселения, а, главное, организовать торговлю с Китаем и Калифорнией. Отсюда высшая сибирская администрация намеревалась организовать надзор за деятельностью РАК. Для этих целей намечалось иметь военное судно для плавания на Курильские и Алеутские острова. Это судно могло бы вести и географические исследования, в надежде на открытие новых островов, богатых бобровыми и котиковыми промыслами. Комитет надеялся, что РАК со временем займется китовым промыслом и Петропавловск приобретет и в этом случае ведущее положение. С некоторой идиллией составители нового положения об управлении краем вспоминали прежние времена, когда после усмирения в 1733 г. "бунта в Камчатке посылаемы были туда начальники из чиновников, которые управляли спокойно 50 лет Камчаткою и жители были довольны". В этот "золотой век" и призывали вернуться теперь, заявляя, что новое положение должно быть сообразно именно камчатскому управлению, установленному еще в 1730-х гг., а не закону 1783 г., включившему Камчатку на правах уезда в состав Охотской области. Теперь предлагалось подчинить камчаткого начальника, придав ему необходимый высокий статус, напрямую Иркутску46. Эти довольно архаичные соображения и были положены в основу нового положения об управлении Камчаткой, утвержденные царем 9 апреля 1812 г.47. Положение не ограничивалось только изменением в составе управления и официально именовалось весьма широко: "О преобразовании в Камчатке воинской и гражданской части, также об улучшении состояния тамошних жителей и вообще тамошнего края". Прежде всего предусматривалось сокращение числа войск. Камчатское областное правление упразднялось, "яко слишком для края того обширное и многосложное", а вместо него поручалось камчатскому начальнику управлять единолично, придав ему в помощь небольшой штат чиновников. Специально в новом положении указывалось, что начальник Камчатки должен назначаться из морских офицеров, ему же поручалось командование флотской ротой. Местопребыванием его была определена Петропавловская гавань. Но закон так и не решил вопрос о подчиненности начальника Камчатки гражданскому или морскому ведомствам. А так как камчатский начальник назначался исключительно из морских офицеров, то приоритет морского управления закреплялся уже этим, что создавало основу для некоторой независимости от иркутского начальства, и сохраняло почву для управленческих конфликтов и в будущем. В дополнение к новому положению об управлении Камчаткой И.Б. Пестель и Н.И. Трескин подготовили подр