53. Реформа печати и цензуры в контексте реформ 1860-х годов. (из этоготекста выберите те основное, ак говорится, кому что надо). Император Александр вступил на престол (1855, 19 февраля) в одну из самых трудных минут, какие только приходилось переживать России. «Сдаю тебе мою команду, но к сожалению, не в том порядке, как желал, оставляя тебе много трудов и забот»,- говорил ему, умирая, Николай I. Действительно, политическое и военное положение России в эту пору было близко к катастрофическому. Новому государю досталось тяжелое наследство – неоконченная война с созниками (Турция, Англия, Франция), которая велась в основном крайне для нас неудачно. Армия едва держалась в крыму, обороняя Севастополь, практически отрезанный от остальных областей. Черноморский флот был уничтожен, вооружение армии оказалось много хуже, чем у противника. Денежные средства были совершенно истощены, отсутствие кредита за границей вызвало усиленный выпуск бумажных денег и падение курса. Сложилась ситуация, при которой могло создаться впечатление, что против России сплотилась чуть ли не вся Европа. К тому же предательское поведение австрийского императора вынуждало Россию торопиться с заключением мира на невыгодных условиях, что и было сделано. Разделавшись с войной, можно было приступить к преобразованиям. Атмосфера благоприятствовала распространению в стране произведений зародившейся за рубежом вольной русской прессы. Если в 1853–1854 гг. прокламации и брошюры, выпущенные А.И. Герценом, ее основателем, расходились в незначительном количестве, то с 1855 г. его издания получают большое распространение. В 1856 г. выходит первый выпуск «Голосов из России». Герцен предоставил трибуну тем публицистам, которые не могли выступить в русской печати. Наличие вольного русского слова за рубежом, а затем взаимодействие двух журналистик – отечественной и эмиграционной становится новым достоянием российской культуры XIX в. В течение десятилетия фактически действовали цензурные законы, распоряжения и повеления, принятые еще при Николае I. Новое качественное состояние журналистики становится завоеванием российского общества. Несмотря на ограничения в последующие годы тематики и информации, административные и цензурные репрессии, полного возврата к старой журналистике уже не было. Основным достижением печати этих лет является существенное расширение диапазона ее информации. Еще в период Крымской войны возникло явное противоречие между потребностью общества в достаточно полных сведениях о ее событиях и теми возможностями, которые печать имела для этого. Газета Военного министерства «Русский инвалид» (с 1813 г.), имевшая привилегию в этом плане, не могла удовлетворить растущий интерес аудитории. В 1855 г. редактор «Современника» И.И. Панаев, в портфеле которого лежала рукопись «Севастопольских рассказов» Л.Н. Толстого, дважды ставил вопрос об этом перед Главным управлением цензуры. «Такого рода статьи должны быть кажется достоянием всех газет и журналов, – подчеркивал Панаев, – ...ибо патриотизм – чувство, неотъемлемое ни у кого, присущее всем и не раздающееся как монополия. «Современнику» разрешили печатать о Крымской войне не только военную беллетристику, но и военные корреспонденции. Пример «Современника» через некоторое время был распространен на всю прессу. В этом же году произошло другое знаменательное для всей журналистики событие. Один из наиболее деятельных публицистов этого периода М.Н. Катков обратился за разрешением выпускать ежемесячный общественно-политический журнал «Русский вестник». В программе нового издания был и политический отдел. Политическая информация, под которой подразумевались тогда сообщения, статьи, обзоры иностранных общественно-политических событий, доставлялась российскому обществу через четыре официальных и полуофициальных органа: «С.-Петербургские ведомости», «Московские ведомости», «Северная пчела», «Русский инвалид». М.Н. Катков получил разрешение не только на журнал, но и политический отдел в нем. Этим обстоятельством воспользовались и другие издания: политическая информация постепенно получала гражданство в русской периодике. В то же время цензурное ведомство могло теперь воздействовать на печать через запрещение одним изданиям политической информации и предоставление такой льготы другим. В декабре 1856 г. редакция «Современника» обратилась за разрешением на политический отдел в журнале и получила отказ под предлогом, что этого рода известия «не входят в его ныне действующую программу». Истинной же причиной отказа было недовольство правительства появлением в журнале антикрепостнических стихотворений Н.А. Некрасова. Одновременно прецедент с разрешением издавать «Русский вестник», а затем славянофильский журнал «Русская беседа» снял вето на выход новых изданий вообще. Пресса стала быстро количественно расти Наиболее сложно входили в практику периодики вопросы внутренней политики, общественно-политической жизни общества. Но и в этом ощущался некоторый сдвиг вперед: общество расширяло возможность гласно обсуждать и эти проблемы. Центральным среди них был крестьянский вопрос, затрагивавший коренные отношения сословий. Александр II, инициируя его постановку, избрал, на наш взгляд, наиболее приемлемую в тех условиях тактику – постепенного его решения, таким образом, чтобы избежать революционного взрыва, чтобы не натравить одно сословие на другое. Ситуация была крайне острой, советской историографией она названа революционной. Естественно, задачей монарха было избежать революции, но в то же время открыть путь для развития потенциальных сил России. Оказалось, что когда в обществе возникает истинная потребность свободно высказаться, правительству делается невозможным противодействовать сему, потребность эта обращается в неудержимую силу, от которой не спасется и официальный круг, ибо и он дышит одним воздухом со всеми. Мы беспрестанно видели это на событиях истекших годов. Цензоры, прежде пользовавшиеся репутациею строгости, вдруг стали на все смотреть сквозь пальцы». Председатель Московского цензурного комитета В.И. Назимов выступил с предложением в поиске выхода из «запутанного положения» вернуться к «коренному уставу 1828 г., отменив все последующие дополнительные постановления, ничего существенно не дополняющие и только затрудняющие прямые действия благоразумной цензуры». Обличительная публицистика, сатира выплескивается на страницы периодики: журналов «Современник», «Отечественные записки», «Библиотека для чтения», «Русская беседа», газеты «Молва». Появляются многочисленные юмористические и сатирические издания. «Современник» во главе с Н.А. Некрасовым в этот период собрал вокруг себя блестящую плеяду литераторов и публицистов: В.П. Боткин, Д.В. Григорович, А.Н. Островский, Л.Н. Толстой, И.С. Тургенев. Обличительные стихи Некрасова держали в постоянном напряжении цензуру. Новым шагом в развитии журналистики и ослаблении цензуры стала возможность обращаться к проблемам внутренней политики. Александр II и его правительство не сразу пошли на это.. Главное управление цензуры 16 января 1858 г. распространило циркуляр методического характера, предлагавший правила цензурования статей по крестьянскому вопросу: не разрешать к публикации произведений, где «разбираются, обсуждаются и критикуются распоряжения правительства по этому вопросу»; где рассказывается о событиях и высказываются суждения, «могущие возбудить крестьян против помещиков». Дозволялось помещать в печати статьи «ученые, теоретические, исторические, статистические», но с условием, чтобы в них не было «рассуждений и толкований о главных началах, высочайшими рескриптами подписанных в руководство комитетам по губерниям учрежденным»; чтобы в них «соблюдались в точности общие правила цензурным уставом предписанные». При этом цензоры должны были обращать внимание на «дух и благонамеренность» этих сочинений и «статьи, писанные в духе правительства, допускать к печатанию во всех журналах». В январе этого же года вопрос о правительственной политике в области печати рассматривался в Совете министров. Министр народного просвещения А.С. Норов предложил определить «границы благоразумной деятельности литературы и действию цензуры». После острых споров было выработано решение, позволявшее журналистике и литературе участвовать в обсуждении внутриполитических проблем. 25 января вышло высочайшее повеление, по которому правила о рассмотрении сочинений по крестьянскому вопросу распространялись на сочинения о современной общественной жизни и связанной с ней деятельностью правительства. Таким образом, журналистика на этом этапе могла выступать по политическим вопросам не только международной, но и внутренней жизни. Главное управление цензуры увидело в этих публикациях «Русского вестника» «конституционные стремления» их сочинителя, выступление «против влияния правительства на общественное мнение» (Отношение Министерства народного просвещения к попечителю Московского учебного округа от 9марта 1859 г.). Цензоры, не обратившие внимание на эти статьи, получили выговор, редактор Катков – внушение по поводу «неприличия», «непозволительности» как данных статей, так и господствующего в отделе журнала «Современная летопись» «духа и направления, не соответствующего началам нашего государственного устройства». Катков предупреждался о том, что «если он не изменит этого направления, то правительство вынуждено будет принять касательно его издания решительные меры». Поскольку в Москве выходили постоянно привлекавшие внимание цензуры «Русский вестник», славянофильские журналы и газеты, а местный цензурный комитет, на взгляд петербургского начальства, не достаточно справлялся с контролем за этими печатными органами, был выработан для московской прессы оригинальный циркуляр, по которому ей было предписано «текущие политические известия, как в ежедневных газетах, так и в недельных изданиях», «заимствовать исключительно из газет С.-Петербургских, которых политические отделы разрешаются к печати цензурою Министерства иностранных дел». Но поскольку при этом в политических статьях и обозрениях все равно «может проявляться собственный взгляд автора иногда противный политике нашего правительства, то для Устранения всяких неуместных суждений и намеков рассматривать эти обозрения и статьи в полном заседании Московского цензурного комитета и с разрешения его дозволять печатание оных». В спорных ситуациях эти статьи и обозрения представлять министру народного просвещения «для передачи их, если он признает это нужным, на окончательное рассмотрение министра иностранных дел». Таким образом, время проведения основной реформы столетия – крестьянской было и подготовительным периодом цензурной реформы, одним из этапов которой было создание в обществе определенной гласности, названной теоретиками от бюрократии благоразумной. Процесс осмысления взаимоотношений власти и журналистики, а если говорить с точки зрения управления, контроля власти над нею, имел, без сомнения, важное значение в будущем для разработки нового цензурного устава. При этом уже учитывались взгляды либеральной и демократической оппозиции, а также наличие журналистики эмиграции. Среди рукописных произведений распространялась «Записка о письменной литературе» (1856), отражавшая взгляды либералов К.Д. Кавелина, братьев Милютиных и др. Она увидела свет в герценовских «Голосах из России». В ней подчеркивалась «выгода» для правительства свободной печати, когда автора и издателя легко привлечь к ответственности. Гласность дает увидеть людей, способных к государственной деятельности. В ее условиях печать вытеснит письменную литературу. Вот почему нужно отменить цензуру: даровать народу отмену ее, что покажет доверие правительства к нему. В рукописных списках в 1857 г. ходила и записка Ф.И. Тютчева, бывшего тогда цензором Комитета цензуры иностранной, к князю А.М. Горчакову «О цензуре в России». Она, как замечает историк Н.А. Энгельгардт, «немало содействовала более разумному и свободному взгляду на назначение печатного слова в наших правительственных сферах». Статья «О цензуре в России» подводила итог многолетних наблюдений ее автора над взаимоотношениями власти и журналистики, состоянием свободы слова и печати на Западе и в России. В 1862 г. во время представления только что назначенный председателем Петербургского комитета цензуры В.А. Цеэ изложил императору свои взгляды на журналистику и цензуру: «Великая сила, заключающаяся в прессе, будучи хорошо направлена, может оказать большие услуги государству и обществу. Но, беря на себя руководство печатью, цензура должна отказаться от прежнего, исключительно репрессивного образа действия; она должна вступить на другой путь, более соответствующий духу нового времени». Александр II охладил пыл нового руководителя цензуры: «Я все-таки желаю, чтобы цензура сохранилась, и не разделяю мнение тех, которые хотят ее уничтожить. Лучше предупреждать пожар, чем потом гасить его». Конечно, эти слова монарха не означали непонимания им растущей роли так беспокоившей его журналистики, непонимания им необходимости регулирования взаимоотношений между властью и нею. Именно об этом свидетельствуют практические шаги, предпринимаемые им по реформированию цензуры и ее ведомства. В подготовительный к этому период был предпринят ряд организационных мер, направленных на совершенствование деятельности цензурного аппарата, повышение его профессионализма; шел поиск новых форм взаимоотношений с журналистикой и контроля над нею, разрабатывался новый цензурный устав. Важной мерой в этом отношении было обновление состава цензоров, то, что сейчас назвали бы кадровой политикой Менее удачной попыткой укрепления связи власти с журналистикой и литературой была организация 24 января 1859 г. Комитета по делам книгопечатания в составе А.В. Адлерберга, А.Е. Тимашева и Н.А. Муханова, названный русским «Bureaux de la presse». Этому Комитету придавался ряд координационных функций: «сношение с министерствами и главными управлениями для получения нужных сведений и объяснений по вопросам, до подлежащих ведомств касающихся и обсуждаемых в печатных статьях24 января 1860 г. Комитет по делам книгопечатания был упразднен, его члены пополнили состав Главного управления цензуры. Одновременно с организационными мерами в области цензуры предпринимались попытки создать новый цензурный устав, соответствующий духу времени и состоянию журналистики и литературы. Как уже отмечалось, еще в 1857 г. министр народного просвещения А.С. Норов, представляя «обзор литературы с цензурной точки зрения, между прочим, выразил мысль о необходимости упростить действия цензуры, восстановив только нарицательно существующий цензурный устав 1828 г. и сделав в нем некоторые изменения и дополнения». Александр II «тогда же повелел заняться этим неотлагательно и при составлении нового цензурного устава взять за основание, что разумная бдительность со стороны цензуры необходима». Однако 24 января 1859 г. министром народного просвещения был назначен Е.П. Ковалевский. Император подтвердил свое решение. И уже в этом году Ковалевский внес в Государственный совет полный проект цензурного устава. Департамент законов Государственного совета высказался против издания нового устава, а в общем собрании Государственного совета 15 июня 1859 г. обсуждение проекта не состоялось из-за отсутствия некоторых важных чиновников. Граф Е.В. Путятин этим самым открыто высказал то, на что уповали многие высшие чиновники. Без сомнения, Министерство внутренних дел имело значительно более опытные кадры в борьбе с «разрушительными началами», было материально более обеспеченным, могло предпринять более действенные меры по наведению порядка и т.д. Устранялось и двойственное положение цензурного ведомства. Фактически министр народного просвещения граф Е.В. Путятин предопределил значительный поворот в деятельности российской цензуры. Для обсуждения поставленной им проблемы 22 ноября 1861 г. был организован подготовительный комитет под председательством А.А. БертеОднако сама проблема реорганизации цензуры решалась несколько позднее и другими государственными деятелями, сыгравшими большую роль в истории России: 25 декабря 1861 г. министром народного просвещения был назначен А.В. Головнин, а с декабря министром внутренних дел стал граф П.А. Валуев. Историк А.А. Корнилов (1909) называет А.В. Головнина «умным и последовательным либералом», О.А. Пржецлавский пишет о том, что Головнин смотрел на цензуру как полицию, современники называли его «русским Тьером». Более существенно то, что А.В. Головнин, став министром, вполне соответствовал этому посту. Уже в 1862 г. оба министерства в равной степени занимались вопросами цензуры, разграничив свои обязанности. 15 февраля 1862 г. Головнин получил от А.А. Берте отчет о деятельности подготовительного комитета для пересмотра цензурного устава. Члены этого комитета так и не пришли к единому мнению по основному вопросу: сохранять ли предупредительную систему цензуры или заменить ее карательной. А.В. Головнин решил вовлечь в обсуждение проблемы весь заинтересованный в этом круг людей – от цензоров до литераторов и журналистов. С этой целью он обратился с просьбой к Петербургскому цензурному комитету высказать мнение о существующих законах о печати и предложения по реорганизации цензуры в стране. Он, как теперь сказали бы, провел социологический опрос, зондаж мнений журналистов по этим же вопросам. Получив значительное число ответов от редакций «Современника», «Отечественных записок», «Русского слова», «Иллюстрированного листка», «Энциклопедического словаря» и др., Головнин распорядился их издать. В 1862 г. вышел сборник «Мнения разных лиц о преобразовании цензуры», давший достаточно полное представление о состоянии проблемы и показавший отношение цензоров и журналистов к проектируемым изменениям в цензуре. 8 марта 1862 г. Совет министров заслушал А.В. Головнина и одобрил часть его предложений по преобразованию цензуры. 10 марта этого же года вышел указ Сената о преобразовании управления цензурой, пока еще сохранивший цензуру за двумя ведомствами: Министерство внутренних дел должно было наблюдать за печатью и деятельностью цензоров, а Министерство народного просвещения заниматься всеми остальными вопросами цензуры, ведомственная пресса издавалась под ответственностью министров и губернаторов, при этом вместо канцелярии Главного управления цензуры создавалась Особенная канцелярия министра народного просвещения. Опека цензуры со стороны Министерства внутренних дел этим указом усиливалась. Высшей цензурной инстанцией вместо Главного управления цензуры стал Совет министра внутренних дел по делам книгопечатания. Но изменения произошли только в названии и статусе: кадровый состав остался прежний, основная роль в управлении цензурой перешла к министру внутренних дел. Сообщая о новом документе в цензурные комитеты,». В этих словах А.В. Головнина заложено то противоречие, которое, возможно, терзало его при наведении цензурного порядка в литературе. Кроме того, постоянные столкновения с графом П.А. Валуевым, его настойчивые указания на упущения Министерства народного просвещения мешали А.В. Головнину заниматься своими прямыми обязанностями. Без сомнения, в его позиции играла роль и бюрократическая, карьерная сторона дела. Уступив цензуру Валуеву, Головнин тем самым предполагал обезопасить свою деятельность на будущее. Уже 10 января 1863 г. вопрос был решен, 14 января вышел именной указ императора, по которому цензурное управление было полностью передано Министерству внутренних дел. Этим актом, можно сказать, был предопределен новый принцип организации цензуры в государстве. И это было важным шагом на пути к цензурной реформе, внесший ясность в намерения власти. Переход цензуры под контроль Министерства внутренних дел означал усиление ее охранительной функции, что было обусловлено определенными объективными основаниями. Государство вынуждено было защищать себя от развивающегося революционного движения и терроризма, получившего достаточно широкое распространение в России 60-х годов XIX в. Субъективные честолюбивые устремления министра внутренних дел графа П.А. Валуева совпали с потребностью охранять порядок в стране. Граф П.А. Валуев – государственный деятель новой для России формации. Отличительными чертами его, по мнению историка В.Г. Чернухи, были широкое образование, поразительная работоспособность, умение улавливать и веяния времени, и настроения верховной власти. Для нас же особенно важно отметить то, что Валуев оценил значение и силу журналистики, знал журналистику изнутри, так как сам был публицистом, представлял характер творческого процесса и т.д. В одной из первых своих записок императору он утверждал: Уже после отставки в письме своему преемнику А.Е. Тимашеву (1869 г.) граф П.А. Валуев утверждает, что «положительно признанная в правительственной среде сила» общественное мнение «не имеет у нас никакого представителя, кроме прессы. Этого мало. Оно не имеет другого сподручного пособника или руководителя... Одна пресса энциклопедически и бесцензурно подготовляет, внушает или сочиняет то самое общественное мнение, которое она же одна, впоследствии, систематически проповедует» (выделено мною. – Г.Ж.). Валуев полагал, что «Россия представляет первый пример страны, где действие политической печати допускается без противовеса». Вот почему в программе министра внутренних дел графа П.А. Валуева большое место отводилось журналистике, этим объясняется и то, почему он стремился взять ее под свой контроль.». Здесь необходимо обратить внимание на то, что именно П.А. Валуев стал основателем нового более сложного и гибкого подхода в создании цензурного режима в государстве: регулирование взаимоотношений с журналистикой не только через цензурный аппарат, но и через другие средства, объединенные понятием «покровительство правительства», но негласного, «чтобы не уронить доверия публики к изданию, на которое тотчас может упасть обвинение в подкупности». Естественно то, что министр внутренних дел граф П.А. Валуев искал союзников среди тех, кто имел определенный вес в глазах общества и в консервативной, правой периодике. «При нынешнем настроении умов было бы полезным, – внушал он императору, – поощрить учреждение журнала, коего консервативные тенденции простирались бы далее консервативных видов самого правительства. Учредителями могли бы быть некоторые из значительнейших землевладельцев». Поиск союзников в рядах авторитетов не представлялся таким простым, как с изданиями, существовавшими на денежную поддержку правительства. В записке «О внутреннем состоянии России» Валуев сетует: «Министерство народного просвещения оплачивает всех профессоров Петербургского университета за то, что они ничего не делают и ни один из них не берет свое перо по доброй воле для службы правительству». Министерство внутренних дел получает отказы на свои просьбы такого рода: так было с Б.Н. Чичериным, Н.П. Гиляров-Платоновым и др. Особенно характерны в этом плане взаимоотношения правительства, в том числе и Валуева, с «Московскими ведомостями», их редактором М.Н. Катковым, которые, несмотря на имеющуюся литературу, раскрыты не до конца. М.Н. Катков (1818–1887) – талантливый публицист и редактор. Его первый биограф С.Г. Неведенский так Одной из важных сторон программы министра внутренних дел П.А. Валуева в области журналистики было регулирование диапазона ее информации. Министр быстро оценил то, что журналистика несет обществу разностороннюю информацию. В этом была одна из основных забот любого издания. В связи с этим перед цензурным ведомством открывались новые возможности. Не обязательно было действовать только запретами. Так, период реформирования общества сопровождался обострением его внимания к проблемам политики. Министр внутренних дел стремился предоставить прессе такое поле деятельности, которое отвлекало бы ее от сосредоточенности на политических вопросах, а именно – проблемы общественной и хозяйственной деятельности («земско-хозяйственные учреждения, новые предприятия, банки, заводы, железные дороги и т.д.»). «Это будет питать активность значительной части прессы, наряду с людьми, – замечал П.А. Валуев в записке императору 26 июня 1862 г., – которые шумят и фрондируют в настоящее время потому, что им нечего делать». Таким образом, программа П.А. Валуева в области журналистики усиливала цензурный режим. Он теперь поддерживался не только новым цензурным ведомством, но и целым рядом своеобразных мер, регуляторов социальной информации общества. Министерство внутренних дел, встав на этот путь при П.А. Валуеве, затем продолжит и разовьет его традиции в этом. Однако в решении проблемы была и альтернатива, которая могла бы осуществиться при другом стечении как субъективных, так и объективных обстоятельств. В эпоху реформ Александра II отчетливо проявилась просвещенческая функция цензуры не только в словах ее руководителей, но и в практике цензоров (В.Н. Бекетова, И.А. Гончарова, Н.Ф. фон Крузе, Н.И. Пирогова и др.) и Комитета цензуры иностранной (КЦИ). Публицист, юрист, профессор Петербургского университета К.К. Арсеньев писал: «К этому времени относится явление, небывалое ни прежде, ни позже: широкая популярность некоторых цензоров (в особенности Бекетова и Крузе), скоро сходивших с официальной сцены, но оставивших по себе добрую память, до сих пор соединенную с их именами». Ярким примером реформаторства в области цензуры, проявления ее просвещенческой функции служит деятельность поэта, члена-корреспондента Петербургской Академии наук Ф.И. Тютчева, назначенного в 1858 г. председателем Комитета цензуры иностранной, проработавшего до этого цензором десять лет (с 1848 г.). Заняв место «казенного человека» А.И. Красовского, Тютчев перестраивает деятельность КЦИ, о чем он рассказывает в первом же своем отчете в министерство: «При назначении меня в апреле 1858 г. Председателем Комитета цензуры иностранной, я считал первою обязанностью привести в более рациональное положение действия иностранной цензуры, желая удовлетворить потребностям читающей публики и принимая в соображение развитие русской литературы, я старался дать больший простор и иностранной, не выходя впрочем при этом из законных пределов и держась точно смысла Устава о цензуре». Здесь знаменательна последняя фраза, так как с 1828 г., когда был принят устав, императоры и Главное управление цензуры Министерства народного просвещения внесли в него сотни дополнений и изменений. Прежде всего новый председатель КЦИ определил принципы деятельности иностранной цензуры, о которых он говорил неоднократно, но наиболее отчетливо и подробно они изложены в «Мнении Председателя Комитета цензуры иностранной о предположениях и мерах к сокращению делопроизводства иностранной цензуры, представленных тайным советником Мартыновым и действительным статским советником Варадиновым г. Министру внутренних дел в донесении о произведенной ими в июне 1865 г. ревизии Комитета». Документ имеет дату 27 ноября 1865 г., т.е. в нем отражены размышления цензора с более чем 15-летним стажем. Ф.И. Тютчев называет эти принципы «основаниями», на которые, став председателем КЦИ, он прежде всего обратил внимание. Он должен был сообразовываться в своих действиях с Уставом о цензуре, но «многие цензурные вопросы не предусмотрены Уставом и буквальное исполнение его теперь и прежде не согласовывалось бы с требованиями Правительства и времени. Но дело в том, что буквальное исполнение самого точного закона о печати должно бы теперь и в будущем оказаться делом бесполезным и даже вредным (выделено мною – Г.Ж.). Оно никак не соответствовало бы назначению цензуры, при учреждении которой имелось Правительством в виду ограждать общество от вредных учений и начал. А если принцип сей был начертан в немногих параграфах Устава, то стало быть – на обязанности цензуры оставалось и остается исполнять задачу свою разумно, т.е. различать в делах печати полезное от вредного, – понятия – переходные, обусловливаемые уровнем просвещения. Отсюда ясно, что принцип цензуры – оставался все один и тот же, но действия цензуры должны были изменяться по мере того, как изменялись взгляды Правительства, понятия в обществе и силы вещей вообще». Исходя из этих предпосылок, Ф.И. Тютчев стремился «согласовать действия цензоров с современностью, соблюдая при том полную солидарность с Правительством, т.е. не выходя из начертанного законом принципа – ограждения общества от действительно вредного и предосудительного». Работа КЦИ на таких «основаниях» вела к сокращению «запретительных решений», возвращению обществу того, что было отнято у него предыдущей деятельностью иностранной цензуры: «масса запрещенных книг со времени учреждения Комитета» превысила цифру 10000. Тютчеву удалось добиться пересмотра запретительных решений своего предшественника. 17 февраля 1862 г. при содействии министра народного просвещения А.В. Головнина последовало Высочайшее повеление о пересмотре в КЦИ запрещенных в разное время книг. Одновременно предлагалось представить в Главное управление цензуры соображения: какие из запрещенных сочинений «нужно подвергнуть пересмотру». Ф.И. Тютчев особо подчеркивает, что и он, и Красовский (фамилия предшественника им не называется) руководствовались в своих действиях одним и тем же Уставом о цензуре. Но новый КЦИ действовал совсем иначе, чем старый до 1858 г. Он, во-первых, «пересмотрел множество прежде запрещенных книг», во-вторых, «в последние 6 лет подверг запрещению несравненно меньшее число сочинений, нежели их было запрещено в течение 4-х лет, считая с 1854 по 1858 год». Отчеты КЦИ показывают огромную аналитическую работу, которую проделывали его цензоры во главе с председателем. Они нередко содержат оригинальные, интересные обобщения и выводы. Вот один из аргументов, оправдывающих уменьшение числа запрещенных книг в деятельности КЦИ. Рассматривая в отчете 1865 г. характер литературы по философии, Ф.И. Тютчев утверждает, что история философии – это «история ошибок и неудачных попыток стать в области мышления на почву твердую». Но и в ней немало истины, так как «системы и взгляды замечательных мыслителей переходили из века в век, передавались из рода в род и, как плод вековых трудов, принадлежат ныне истории цивилизации народов». Далее следует объяснение позиции КЦИ по отношению к такой литературе: «Поэтому и цензуру неудобно продолжать, на основании устава подвергать запрещению этого рода книги, которые, по содержанию и изложению, не доступны для массы публики, привозятся сюда в малом числе экземпляров, и то только для специально-ученых» В отчетах почти всегда особо говорилось о таком значительном явлении социальной, общественной и культурной жизни России того периода, как русская зарубежная литература. У Ф.И. Тютчева было свое отношение к деятельности А.И. Герцена, вообще русской зарубежной журналистике. Оно ярко раскрыто в его статье о цензуре и письме.онимая значение деятельности А.И. Герцена, во многом одного из своих оппонентов, Тютчев подходил к журналистике Русского зарубежья дифференцированно, разделяя герценовские и другие русские заграничные издания. Наиболее точно его отношение к первому направлению выражено в статье о цензуре – письме князю А.М. Горчакову: «Это явление бесспорно важное и даже весьма важное, заслуживающее самого глубокого внимания... он (Герцен) служит для нас представителем свободы суждения»... и т.д. Без сомнения, Тютчев – государственный человек и цензор, как того требовал закон, принимал меры против распространения в стране произведений, зовущих к низвержению монарха, власти, хотя, судя по переписке, понимал тщетность этих усилий. В целом позиция КЦИ и его председателя Ф.И. Тютчева сводилась к тому, чтобы как можно меньше запрещать иностранной литературы, ввозимой в Россию. В отчете за 1866 г. объясняется: . Перед Министерством внутренних дел в этом плане встала совершенно новая проблема, решение которой отняло у графа П.А. Валуева как министра немало времени и сил: это взаимодействие, взаимоотношения, а также разделение контроля над журналистикой с юридическим ведомством. Министерство внутренних дел в глазах общества как самый консервативный и репрессивный правительственный орган явно проигрывало защитнику прав этого общества Министерству юстиции. П.А. Валуев отчетливо представлял это уже на стадии обсуждения проекта будущего цензурного законодательства, подготовленного Комиссией князя Д.А. Оболенского, главами различных департаментов, а затем и в Государственном Совете 17 ноября 1864 г. и его департаменте законов на четырех заседаниях в январе 1865 г. Некоторые члены Государственного совета выражали недовольство тем, что министр внутренних дел получает слишком большие права в контроле над печатью. Но граф П.А. Валуев сумел отстоять наиболее важные в административном плане положения проекта, в том числе права министра внутренних дел руководить Советом Главного управления по делам печати, выносить административные взыскания изданиям. 24 марта общее собрание Государственного совета приняло новый закон о цензуре и печати. П.В. Валуев рассматривал это как успех своих усилий, о чем свидетельствует его переписка и дневник. 6 апреля Александр II утвердил «мнение» Государственного совета, получившее силу закона в качестве Временных правил о цензуре и печати 6 апреля 1865 г. Министр внутренних дел граф П.А. Валуев был фактически их создателем. В борьбе с высшими сановниками разных ведомств он отстоял свое детище, согласившись на формулировку «Временные правила». Этот цензурный закон действовал до ноября 1905 г. – никакой другой не продержался целых 40 лет. Новый закон был, без сомнения, шагом вперед во взаимоотношениях власти и журналистики. По нему был открыт путь более прогрессивному виду цензуры – последующей, карательной, с привлечением к ответственности за нарушение цензурных правил по суду. Таким образом, от предварительной цензуры освобождалось большинство газет и журналов страны, так как в России к тому времени провинциальная пресса не получила существенного развития. Даже в 1870 г. лишь в 12 городах государства выходили частные периодические издания. Однако закон был целенаправлен на сохранение старого порядка по отношению периодики и книгоиздания, обращенных к массовой аудитории. Граф П.А. Валуев хорошо представлял, что будущее за газетой, которая действительно получит распространение: с 1865 по 1870 г. число газет, без учета губернских и епархиальных ведомостей, увеличится с 28 до 36. И это произойдет несмотря на то, что освобождение газет и журналов от предварительной цензуры происходило при внесении ими залога от 2,5 до 5 тысяч рублей – сумма фактически добавлялась к тем значительным расходам, которые нес издатель по налаживанию газетно-журнального производства. Естественно, что книги объемом в 10 или 20 печатных листов тогда, как правило, предназначались специалистам. А вот вся продукция меньших размеров, так называемая народная литература, подвергалась предварительной цензуре. Временные правила 6 апреля 1865 г. не касались духовной и иностранной цензуры, цензуры изобразительной продукции (эстампов, рисунков и т.п.), которые были оставлены «на существовавшем тогда основании». Именно министр внутренних дел граф П.А. Валуев и начинал эту работу по «совершенствованию» закона 6 апреля, преследуя следующие цели: во-первых, задачи по координации и усилению административных мер к прессе; во-вторых, задачи методического характера: разъяснение цензорам смысла положений закона и как их применять на практике. три направления в деятельности цензуры этого периода, способствовавших ее адаптации в новых условиях. Во-первых, приспособление цензуры к судебной практике. Оно сопровождалось реставрацией админ