5. Культура России 5.1. Основные черты и особенности российской культуры 5.1.1. Особенности российской цивилизации Для понимания сложности путей отечественной истории необходимо представлять особенности того типа цивилизации и культуры, который представляет Россия. Термин «цивилизация» введен еще в XVIII в., в разных системах философии и истории. Цивилизация – это социокультурное образование, она сопряжена с культурой. Имеются позитивные и негативные понимания термина «цивилизация». Цивилизационный подход позволяет выявить ее человеческое измерение, механизмы формирования личности, анализировать культуру как меру развития человека, его способности к деятельности. Имеются различные классификации систем цивилизаций по определенному принципу, например, религиозному. Для культурологического анализа развития России плодотворно рассмотрение типа воспроизводства общества. Тип воспроизводства является синтезированным показателем и включает в себя: 1) особую систему ценностей; 2) характеристику социальных отношений; 3) тип личности, связанный со спецификой менталитета. Существуют два основных типа воспроизводства общества. Первый – традиционный, для которого характерны высокая ценность традиций, власть прошлого над будущим, власть накопленных результатов над способностью формировать качественно новые, более глубокие достижения. В итоге воспроизводится общество в целом в исторически сложившихся неизменных формах с сохранением достигнутого социального и культурного богатства человечества. Второй – либеральный, которому присуща высокая ценность нового результата, более эффективного и более творческого, в результате чего появляются соответствующие новшества в сфере культуры, социальных отношениях, типе личности, включая инновации в менталитете. Эти два типа воспроизводства цивилизаций являются полюсами единой, но внутренне противоречивой человеческой цивилизации. Первичной является традиционная цивилизация, а либеральная появляется как аномалия, возникающая в незрелой форме в эпоху античности. Лишь через много веков она утверждается у ограниченной части человечества. Сегодня она становится господствующей благодаря своим нравственным, интеллектуальным, техническим достижениям. Обе цивилизации существуют одновременно. Либеральная вырастает постепенно из традиционного общества, складываясь в недрах средневековья. Особую роль здесь сыграло христианство, прежде всего своим требованием развивать личностное начало, хотя оно по-разному принималось различными формами христианства. Новые ценности проявлялись постепенно во всех слоях общества в сфере духа, формах творческой активности, в экономике, в частности, развитии товарно-денежных отношений, праве, рациональной логике и соответствующем поведении. Вместе с тем в любой стране, несмотря на либерализм, неизбежно остаются пласты традиционной культуры и соответствующих форм деятельности, в частности, в обыденной, повседневной жизни. В этом случае элементы традиционализма находят свое место внутри механизма функционирования либеральной цивилизации. Традиционализм может и не интегрироваться в либеральную цивилизацию. Причем традиционализм, даже при небольшом числе сторонников, может вести ожесточенную борьбу с либерализмом, например, терроризмом. Проблема соотношения цивилизаций предельно обострена, она первостепенно важна именно сегодня, когда осуществляется переход человечества от традиционной к либеральной цивилизации. Это болезненный и трагический переход, тяжесть и противоречивость которого грозит катастрофическими последствиями. Переход от традиционной к либеральной цивилизациям происходит по-разному. Первые страны, вступившие на этот путь (США, Англия), шли по нему долго, постепенно осваивая новые ценности. Вторая группа стран (Германия) вступила на путь либерализма, когда в них еще массовые позиции занимали долиберальные ценности. Рост либерализма сопровождался кризисами, мощной антилиберальной реакцией, попытками остановить дальнейшее развитие либеральной цивилизации на ее незрелом уровне. Именно в таких странах развился фашизм. Его можно понять как результат страха общества, уже вступившего на путь либеральной цивилизации, но пытающегося затормозить этот процесс, прибегая к архаичным средствам, прежде всего через возврат к племенной идеологии, выступающей как расизм, ведущий к геноциду и расовым войнам. Подавив либерализм, фашизм, однако, не затронул развитый утилитаризм, частную инициативу, которая в конечном итоге вступает в конфликт с авторитаризмом. Третьи страны (Россия) переходят к либерализму при еще менее благоприятных условиях. Россия характеризовалась мощным влиянием крепостничества, приведшим к тому, что само хозяйственное развитие происходило не столько через развитие рынка труда, капитала, товаров, но, прежде всего, через систему принудительной циркуляции ресурсов силами архаичной государственности. Самое главное в том, что реальное усиление значимости товарно-денежных отношений, развитие утилитаризма и свободного предпринимательства в широких массах населения вызвали недовольство и желание пойти против власти, которая перестала «всех равнять». Поэтому либерализм в России подвергся полному разгрому (кадеты). Однако либерализм не погиб. Утилитарное стремление к росту благ слилось с модернизаторскими тенденциями части интеллигенции, что позволило восстановить архаичную государственность в ее худших формах. Советская власть пыталась культивировать достижения либеральной цивилизации, но жестко принимая их в качестве средств для чуждых и враждебных либерализму целей. В отличие от первых двух групп стран Россия не перешла границу либеральной цивилизации, хотя и перестала быть страной традиционного типа. Возникла некая промежуточная цивилизация, где сложились силы, препятствующие как переходу к либеральной цивилизации, так и возврату к традиционной. Кроме того, для российской цивилизации последних трех веков характерна крайняя противоречивость развития, сопровождаемая глубоким расколом общества и культуры.^ 5.1.2. Социодинамика российской культуры и основные противоречия социокультурного развития Социодинамика культуры (лат. societas – общество, греч. dynamicos –движение) – это движение, изменение, развитие культуры в связи с обществом. При этом изучается не культура сама по себе, а движущие ее общественные факторы или социальные механизмы культуры. Социодинамика изучает культурно-историческое развитие с точки зрения закономерностей самой культуры. «Социодинамика культуры» – так называлась книга французского культуролога А. Моля, вышедшая в Париже в конце 60-х гг. (Моль А. Социодинамика культуры. – М., 1973), а отсюда и сам термин. Н. А. Бердяев считал, что в истории России было пять разных периодов: 1) Россия Киевская; 2) Россия татарского периода; 3) Россия Московская; 4) Россия петровская, императорская; 5) Россия советская. Переход от одного периода к другому происходил в результате ломок старого общества и культуры. Среди таких ломок стоят: 1) крещение Руси; 2) монголо-татарское иго; 3) создание Московского царства и утверждение русского самодержавия; 4) религиозный раскол и начало петровских реформ; 5) реформы 60-х гг. XIX в.; 6) Октябрьская революция 1917 г.; 7) «великий перелом» – сталинский термидор; 8) август 1991 – 1993 гг.– крушение советского строя, начало реставрации капитализма. Каждый из периодов резко отличается от предыдущего и последующего и характеризуется социокультурным своеобразием и внутренним единством. Переход от одного замкнутого в себе социокультурного этапа к последующему невозможен постепенным, эволюционным путем: это каждый раз резкая внезапная ломка целостной и единой социокультурной системы или революционная смена культурно-исторической парадигмы. Ломки в России носили разрушительный, катастрофический характер, каждая имела далеко идущие культурно-исторические последствия, помимо последствий социальных и политических, и к тому же противоположную направленность (например, монгольское иго – Московское царство, революция 1917 г. – революция 1991 – 1993 гг.). Поэтому социокультурная динамика в стране имеет противоречивый, напряженный и радикальный характер. Острая конфликтность, разнонаправленность ценностно-смыслового ядра культуры, «борьба – сотрудничество», «драма идей» – мощный источник «возмущения» культуры, а вместе с тем источник ее потенциальной динамичности, стимул ее саморазвития. Поляризованность, конфликтность ведут к перманентной нестабильности культуры, ее «запрограммированной» вариативности, разветвленности. Двойственность менталитета русской культуры вырабатывает устойчивое стремление вырваться из плена дуальных противоречий, преодолеть бинарную структуру скачком, рывком, взрывом за счет резкого решительного перехода в новое неподготовленное неожиданное состояние. Эта дихотомичность социокультурного развития России и русского народа способствует формированию исключительной гибкости русской культуры, ее чувствительности, приспособляемости к предельно трудным общественно-историческим условиям. Отсюда поразительная выживаемость русской культуры в периоды национальных катастроф. В русской культуре силы единства и раскола, находясь в постоянном противоборстве, уравновешивали действие полярных тенденций, как бы нейтрализовали взаимоисключающие начала. На разных этапах развития заметно стремление к синтезу, но он до конца не осуществлялся и разрушался теми же силами, которые способствовали его достижению. И поиск синтеза, единства приходилось начинать сначала, в принципиально ином направлении. Балансирование «на грани» – фактор выживания русской культуры в кризисные моменты русской истории, отсюда высокая адаптивность русской культуры к любым «антикультурным» условиям ее развития. Россия сложилась как полиэтническая и поликонфессиональная общность с огромной ролью государства и православной церкви в жизни общества. Это евразийская цивилизация. Уже в момент формирования русская культура складывалась на основе различных этнокультурных элементов, обогативших ее и сделавших отечественную культуру одной из наиболее развитых в мире к началу ХХ в. Русская культура является синтезом культурного наследия славян; культуры неславянских народов (финно-угров, тюрков, варягов); культуры Византии; культурного влияния Западной Европы. Например, в «Повести временных лет» говорится о финно-угорских племенах меря, весь, чудь, мурома, вошедших в состав Киевской Руси. О влиянии финно-угров говорит и топонимика – Волга, Вычегда, Онега, Москва и т. д.; 6 % слов современного русского языка – тюркского корня, существуют сотни русских фамилий тюркского происхождения: Бердяев, Булгаков, Суворов, Ушаков, Тургенев и др. (см.: Баскаков Н.А. Русские фамилии тюркского происхождения. – М.: Наука, 1979). О влиянии варягов свидетельствуют имена князей: Олег, Игорь, Ольга, династии Рюриковичей. Из Византии пришла письменность, православие, церковное искусство. Влияние Западной Европы особенно ощутила Северо-Западная Русь. Постоянным фактором отечественной истории являлось мощное внешнее давление на страну, как с Запада, так и с Востока в различных формах. Русская культура отражала пограничное положение страны между Западом и Востоком. Это промежуточное положение между Европой и Азией, взаимодействие и противодействие им привело к глубоким противоречиям русской культуры, ее раздвоенности и внутренним расколам, что проявилось в поляризованности отечественного менталитета, в культурном расколе «верхов», тяготевших к Западу и «низов», склоняющихся к Востоку, колебаниях внутренней политики от реформ к консерватизму, а во внешней политике – от тесного союза с Западом до противостояния ему. Характеристикой русской культуры являлись постоянные потрясения, связанные с систематическими перестройками общества («смутное время», реформы Петра I, революции ХХ в.). Противоречия существовали не только в социально-экономической и политической областях. Они глубоко проникли в самые глубинные пласты национальной культуры и превратились в фактор, влияющий на нее веками. Важнейшие из них следующие: 1) между природно-языческим началом и высокой религиозностью; 2) между жесткой государственностью и анархизмом; 3) между национальным самомнением, смыкавшимся с великодержавностью («Третий Рим») и мессианским универсализмом; 4) между «русификацией православия» как оплота христианской России и стремлением к превращению православия во вселенскую религию; 5) между поисками социальной свободы и деспотизмом, бесконечным терпением народа; 6) между идеологией Запада с его идеями прогресса, свободы личности, права, рационализмом и идеологией Востока с его упорядоченностью и стабильностью, но и малоподвижностью, и высокой духовностью, и мистическими озарениями. Особую значимость на протяжении последних трех веков имели противоречия, вызванные модернизацией. Наука и промышленность требовали активизации всех сословий и преобразования присущих им ценностей и ориентаций. В духовной жизни общества обозначилось жесткое противостояние различных тенденций, приводившее к тому, что русской культуре была присуща внутренняя несистемность и разорванность, слабость ценностно-смыслового ядра, способного объединить крайности. Для социодинамики российского общества характерна крайне выраженная цикличность, своего рода «маятниковое» развитие, когда в условиях глубокой противоречивости и отсутствия в культуре сформированного срединного начала, она приобретает крайние формы – радикально отрицается прежнее достояние, насаждаются новые нормы, ценности и смыслы при насильственной ликвидации или запрещении предшествующих достижений. Причем внутренние противоречия при этом не исчезают, а лишь загоняются внутрь. XIX в. дал некоторую стабилизацию культуры, но в ХХ в. началась новая крупномасштабная инверсия всего российского общества и культуры. К началу ХХ в. произошло нарастание тех противоречий, которые накапливались на протяжении всей российской истории. Наряду с усилением социального расслоения, в культуре оформляется идейное размежевание, подрывается прежняя классическая парадигма культуры как носительницы просвещения, прогресса, гуманизма и народности. Падает влияние подхода к культуре как к общему достоянию, равно приемлемому для верхов и низов, господствующих слоев и трудящихся, консерваторов и радикалов, «западников» и «восточников». В общественной мысли формируется проблема противостояния этического и эстетического, науки и религии, веры и разума, личности и общества, социального и культурного прогресса, Запада и Востока, государства и свободы, элиты и массы, консерватизма и прогрессизма. Это происходило на фоне растущего плюрализма в культуре, связанного с развитием капитализма и ослаблением авторитарного контроля самодержавия. Плюрализация вела к обогащению духовной жизни, получившей, по определению Н.А. Бердяева, название «русского культурного ренессанса». Однако слабостью этого ренессанса была утрата социальной значимости, к которой тяготела радикальная часть российского общества, отход от проблем социальной справедливости и правды, ослабление этических элементов культуры. Уменьшается общественная активность, происходит переход части интеллигенции на позиции элитарности и любования искусством. Оторванность художественных, религиозных и философских исканий от текущей политики и социологии, от массовой психологии, уход в сферу «чистого искусства» значительной части элиты обрекли духовную жизнь на поляризацию сил. Антагонистический характер двух основных направлений в русской культуре предопределили раскол, которому не смогла противостоять умеренная, компромиссная или возвышенная концепция. В этих условиях, как естественное и логическое завершение леворадикальной тенденции в истории русской общественной мысли, выступил марксизм, продолживший традицию критического неприятия существующего строя, поиска социальной справедливости и решения социальных проблем. Но это решение находилось не в культуре, а в политической революции, в которой «культура – лишь часть партийного дела». Основа России – русский регион – к началу ХХ в. содержал глубокие противоречия. И хотя они были и в прежней истории, внутренний разлад общества привел к тому, что социальные катаклизмы в нашем Отечестве приняли наиболее радикальный и длительный характер по сравнению с другими странами. Одна из основных причин этого – отсутствие в огромном геокультурном пространстве устойчивых механизмов социальной регуляции, которые могли бы обеспечить хотя бы относительную стабилизацию, единство и преемственность в развитии общества. Отсюда и особая длительность в России социальных потрясений, перешедших в XXI в. Как отмечалось, специфической чертой социокультурной ситуации, сложившейся в России к ХХ в., является раскол. Раскол проявился еще в XVII в. как церковный, но к началу ХХ в. приобрел множество форм существования. Раскололось общество на власть и народ, интеллигенцию и народ. Раскололся народ на большинство, отстаивающее уравнительно-общинные ценности, и меньшинство, склонное идти путем развитого утилитаризма: много работать и хорошо зарабатывать. Раскололось самосознание общества, отразившееся в двух концепциях изменений: одно культивировало почвенные ценности, стремилось сохранить традиционную цивилизацию, другое тяготело к либерализму. Одним из проявлений раскола самосознания было деление на славянофилов и западников. Раскололась личность: в ней в различной степени сосуществовали две системы ценностей, взаимоопровергавших друг друга. Причем не только взаимоотрицались две логики, но и при активизации одной происходила активизация противоположной. Так, активизация сил модернизма с некоторым опозданием вела к массовому стремлению укрепить традицию, древнюю систему ценностей. Активизация массового архаического сознания вызвала активизацию негативных ценностей и стремление преодолеть их через авторитаризм и насилие со стороны либеральной части общества. Особую значимость имели следующие противоречия: между передовой «европейской» культурой элиты, верхушечного интеллигентского слоя и средневековым сознанием народных масс; между прогрессистскими и даже революционными устремлениями значительной части интеллигентного общества и крайним консерватизмом социально-политического строя. Европейский характер культуры российской интеллигенции, пронизанность идеями и ценностями более передовых и свободных стран подрывали в ее глазах легитимность самодержавия, побуждали стремиться к свободе. Но преобладание средневекового бытия народа делало эволюционный путь к свободе долгим и побуждало трудовую интеллигенцию искать других, коротких, революционных путей, используя постоянную готовность средневековых крестьянских низов к бунту. Революционеров было мало, но революционные идеи распространялись широко. Поэтому ослаблялся и реформаторский потенциал самодержавия, ощущавшего, что любые либеральные послабления могут быть использованы как начало революции. А поскольку не было реформ в обществе, распространялись крайние идеологические формы, которые отрицали всю систему официальной идеологии и меняли все знаки на противоположные: вместо стремления сохранить вечные устои – вера в прекрасное будущее, вместо православия – атеизм, вместо реализации «русской идеи» – всеобщее братство народов, «пролетарский интернационализм». Внешняя незыблемость строя сочеталась с его реальной крайней непрочностью. Итак, раскол – это своеобразная социокультурная ситуация, своего рода «заколдованный круг», когда взаимопарализуется стремление к движению, отсюда – ярко выраженный консервативный характер общества. В то же время, такая система оказывается крайне неустойчивой, несущей в себе постоянную угрозу развала, опасность перехода в упрощенное состояние. Однако и в этом случае раскол не исчезает, так как он коренится в более глубоких структурах, чем разрушенная культура и социальные отношения. Он сохраняется в оставшихся элементах культуры, в массовой личностной культуре (например, конфликт между стремлением к утилитарным благам и недостаточной потребностью в развитии социально-экономической, трудовой активности). Воспроизводственный процесс в масштабах любого субъекта раскалывается, раскалывается представление о справедливости и другие представления людей. Поэтому никакое уничтожение либо правящего класса, либо духовной элиты, либо архаической части общества (например, крестьянства) не может преодолеть раскол. Его преодоление возможно лишь в результате изменений в глубинах личностного менталитета, изменении системы ценностей. Российское общество развивается циклически, на каждом историческом повороте возникает массовое дискомфортное состояние, приводящее к противоположной крайности. Общество постоянно живет в переходе от одной полярности к другой. Тем не менее, в отличие от традиционного общества, где подобный механизм восстанавливает некоторое определенное статичное состояние, в расколотом обществе его уже нет. Накапливается дискомфортное состояние, выходящее за рамки отдельного цикла и угрожающее социальной катастрофой, если общество не разрешит проблему раскола, не найдет путей выхода за рамки промежуточной цивилизации. Поиск выхода из состояния перманентного кризиса общества и культуры затрудняется сдвоенным кризисом ценностей, разразившимся в России на рубеже XIX – XX вв. С одной стороны, это кризис гуманистических ценностей европейской цивилизации, разрыв свойственного Возрождению единства идей истины, добра и красоты. Его истоком явилось несоответствие общечеловеческих идеалов ранних буржуазных революций и грубой бесчеловечной реальности промышленной революции. С другой стороны, это кризис общинных ценностей под воздействием буржуазных отношений, наступления городской культуры. Выход из кризиса можно было искать как на путях консервации старого, так и на путях развития нового. Значение выбора было огромно, так как он определял культурную доминанту формировавшегося массового общества. В условиях слабости российского либерализма и инерции наступления общинных ценностей массовая база буржуазно-демократических преобразований постепенно размывалась. В то же время опора на общинные ценности, уравнительность давала оглушительный политический эффект. Этот порочный круг был разрублен русской революцией в октябре 1917 г., которая пошла дальше, чем революция в любой другой европейской стране именно потому, что Россия имела самую жесткую социально-политическую систему. Революционный энтузиазм стремился к полному преобразованию общества. Но в этой безудержной ломке старого таился зародыш последующего застоя и новых потрясений. Причины этого в следующем: сознание революционеров было догматично, квазирелигиозно; снизу поднялись массы населения со средневековым сознанием, что в сочетании с гибелью и эмиграцией элиты привело к варваризации культуры – уровень культуры понизился за счет ее демократизации. Именно это фактически религиозно-догматическое и монархическое сознание пробудившихся к общественной жизни народных масс помогло власти превратить революционное освобождение в новое закабаление, а революционную идеологию через догматизацию в гротескное подобие средневековой культуры. Порочный круг, который был внутри русской дореволюционной культуры, как бы превратился в порочный круг истории. История к началу 30-х гг. как бы вернулась к исходной точке, причем ситуация была в чем-то еще хуже, чем исходная. Победа социалистической революции в России и создание социалистического лагеря были претензией на создание новой цивилизации, но социокультурная основа для этого отсутствовала. К началу ХХI в. перед Россией стоят проблемы, казалось бы, давно изжитые историей, и страна находится в глубоком всеохватывающем системном кризисе с неопределенной перспективой выхода из него.^ 5.1.3. Русский культурный архетип: основные факторы влияния Значительное влияние на формирование русского культурного архетипа, как отмечал еще В.О. Ключевский, оказала природа России. Территория севера Евразии – это самая неблагоприятная в климатическом отношении часть Земли. Российскую природу отличают суровость, монотонный ландшафт Восточно-Европейской равнины, огромная территория, слабая заселенность, колебания и неустойчивость климата, трудность «окультуривания», в отличие от Западной Европы. Эти условия формируют такие качества человека, как способность к чрезмерному, но кратковременному напряжению сил, но при этом не воспитывается привычка к ровному, умеренному, постоянному труду; склонность к солидарным коллективным усилиям, отсюда установка «навалиться всем миром»; отсутствие сформировавшегося чувства суверенного хозяина своей земли, заботы о ней вследствие наличия общины, помещичьего землевладения, подсечного земледелия; слабое развитие трудовой этики; не вполне сформировавшиеся черты, связанные с развитыми институтами частной собственности. Опыт суровой жизни вырабатывал у россиян уважение к природным стихиям, удивление и восхищение красотой и гармонией природы. Но он же формировал и пассивно-созерцательное, фаталистическое отношение к миру, сочетавшееся в то же время под влиянием тяжелой борьбы за существование, со стихийно-реалистическим отношением к жизни. Невозможность предварительных расчетов и прямого движения к цели отразились на складе ума, манере мышления великоросса. В его мышлении доминирует интуитивизм, а не рационализм, у него больше восточной (византийской) иррациональности, чем западной рациональности, и поэтому эмоции у него преобладают над разумом, страсти над интересами. Он чаще идет за «голосом сердца», чем за рассудком и у него превалирует наглядно-образное и наглядно-действенное мышление, тогда как на Западе – вербально-логическое. В.О. Ключевский указывал и на такие черты россиян: осторожность, колебания, неуверенность в себе, необщительность, «крепость задним умом», им легче преодолеть трудности, неудачу, чем освоиться с мыслью о своем величии. Русский культурный архетип испытал влияние социоцентризма, так как особую роль в развитии общества в России играло государство. Русское общество социоцентрично: человек в нем поглощен социумом. Как следствие восточного влияния отношения в обществе приобрели министериально-подданический характер (министериалитет – это служба недоговорного характера, при которой слуга находится в прямой и безусловной зависимости от господина). Поэтому поведение человека в общественной и личной жизни стало оцениваться в соответствии с его чином, т.е. местом в социальной иерархии. Сложилась холопская психология и нравственность: безответственно-пренебрежительная по отношению к своим подданным и рабски-уничижительная – к своему господину; при этом затрудняется осознание себя личностью и доминирует стремление «быть как все», существует развитое чувство конформизма и соответственно способность приспосабливаться к невыносимым условиям. На Руси стремление стать личностью порождало в человеке внутренний конфликт между предопределенностью и свободой, формой решения которого были «уход в пустынь» или «юродство в миру». Архетип «быть как все» трансформировался в «быть не хуже других», отсюда зависть, неприязнь к тем, кто «выше» и сострадание к тем, кто «ниже». На Западе формировалась ориентация личности на лучшие достижения, что требует мобилизации собственного индивидуального потенциала. В результате возникает идеал личности, человека-гражданина с гражданскими правами и свободами, прежде всего, правом собственности и правом выбора. Запад особое внимание уделял индивидуальности, когда вся система ценностей строилась вокруг индивидуума. На Востоке в центре внимания стоит коллективное существование, связанное с природой и общественным образом жизни. В России имело место столкновение этих типов культуры, борьба противоположных начал. На Западе в основе социального регулирования лежит право – высшая социальная ценность, всеобщий социокультурный регулятор, в России – иерархия, власть, нормы которой устанавливаются «самодержавно», без ограничения извне. В России понятия родины, государства, патриотизма всегда имели огромное значение. Они играли роль мощного национально-объединяющего фактора и обладали огромной организующей силой. Отождествление государства и родины, государства и порядка вело к превращению этих ценностей в мощный легитимизирующий фактор, а на уровне политической культуры рождало квазипатриотизм. Происходила фетишизация власти, которая мыслилась как главный стержень всей общественной жизни. Сформировалось патриархальное отношение к государству как доброму «хозяину-отцу» в сочетании с психологией мещанского рабства, «холопства», порождающее боязнь хаоса и воли как анархии и разбоя. Государство и царь стояли выше закона. Неверие в закон вело к правовому нигилизму и произволу, сопровождающимся азиатской покорностью русского человека. Для русского архетипа свойственна ориентация на авторитет. Но авторитаризм возможен лишь тогда, когда существует общее дело, выраженное в определенной национальной идее, которая выше авторитета, и сам авторитет служит ей. Но это ведет к двояким последствиям: с одной стороны, вера в авторитет, наделяемый чертами харизматического лидера, а с другой стороны, контроль за авторитетом через постоянное соотнесение его деятельности с общей идеей, которая сообща переживается людьми. Если деятельность лидера шла в разрез с идеей, то лидер падал. Таким образом, авторитарный идеал в России всегда сочетался с извращенным коллективным тотальным демократизмом охлократического толка. Лидер стремился действовать в соответствии с ожиданиями толпы, что вело к популизму. В силу ряда факторов исторического развития (геополитических, социально-экономических, политических, культурных) в России государство формировалось на православно-византийской основе, чего не изменили и реформы Петра I. В результате произошел отрыв России от общего пути христианской цивилизации с соответствующими универсальными европейскими культурными ценностями. В России укрепился восточно-бюрократический централизм. Насилие рассматривалось как основной способ функционирования общественных структур. Сформировалось презрительное отношение ко всякой производительной деятельности, неприятие этической легитимизации торговли и купечества. Спасение души и работа, – основные ценности христианства – оказались противопоставленными друг другу. В России чрезвычайно сильным оказался традиционализм как религиозный, так и общинный. Отсюда неприятие нововведений, проявлений независимости мысли, скептицизм. Стремление к сохранению устоев традиционного общества – это путь маргинализации России. Опыт «вестернизации» России, начиная с Петра I, не привел к усвоению страной европейских смыслов, а «европеизация» коснулась, в основном, социально престижных форм культуры – политики, армии, образования, художественного творчества. В стране не прижился либерализм с идеями свободы и толерантности, не произошел поворот от эволюционного к инновационному пути развития на базе частной собственности с новой трудовой этикой, где труд является одной из главных духовных ценностей культуры. Открытая внешним воздействия российская культура оказалась внутренне к ним невосприимчива. Ф.М. Достоевский подчеркивал, что в России трудно найти форму для соединения разнородных элементов культуры: степной воли, византийского канона, татарского деспотизма и европейского духа свободы – это по силам только гению. В социокультурной системе России особое место занимали религиозные институты православной церкви. Восточное христианство или православие имеет свою специфику: во-первых, культ и организация церкви не централизованны, аморфны – отсюда трудная управляемость церквями; во-вторых, основой православия являются традиции – отсюда консерватизм и православный фундаментализм, затрудняющие модернизацию и мешающие взаимодействию культур; в-третьих, ориентация церкви на сакрализацию монарха, отсюда – отсутствие права, ограничивающего самодержавие, но при этом произвол «сверху» рождает произвол «снизу». На Западе произошло отделение единой церкви от центров государственной власти. Восточное христианство, построенное на системе автокефальных патриаршеств, оказалось в зависимости от политической власти, государства. Возникла культурная замкнутость церкви, локальная изолированность отдельных церквей, застойность их вероучения. Богословский итог, достигнутый в Византии и зафиксированный в постановлениях семи Вселенских соборов, был воспринят восточным православием как окончательная истина, не подлежащая изменению. Отсюда сопротивление «еретическому» инакомыслию. Уже с XVII в. противоречие между принципами стабильности и развития приняло характер противостояния самобытности «святой Руси» и западничества – «латинствующих». Православию были чужды серьезные попытки реформации. Усиливалась, особенно с Петра I, зависимость церкви от государства, а содержание вероисповедания осталось не затронуто. Страдал моральный авторитет церкви вследствие нарушения тайны исповеди, низкого культурного уровня служителей культа. Незыблемость церковной жизни, устарелость ее языка и обрядов, застой ортодоксии усиливали изоляцию церкви от образованной части общества. Растущая оппозиция против власти переносилась и на церковь. Официальная церковь не могла стать накопителем народного протеста против социальной несправедливости. Она не породила мучеников борьбы с самодержавием, постоянно призывая к смирению перед властью и заглушая народное негодование. Вместе с тем, это вело к усилению секуляризма и неверия среди образованных слоев общества. Развитие культуры проходило помимо религиозной жизни. Культурному движению способствовали слои народной «языческой», почвеннической, «мужицкой» культуры, влияние извне культур Запада и Востока, активная культурная роль государства. Российская империя оказалась тем универсальным принципом, который смог превзойти территориальные и духовные рамки православия. Авторитарное правление допускало гибкий режим политической регуляции и ограниченную культурную и религиозную автономию включенных территорий. Существовала конфессиональная терпимость без установки на ассимиляцию, изменение жизни, религии и языка подчиненных народов. Распространение русской культуры было средством приобщения образованных инонациональных слоев к достижениям передовой культуры Запада, оживления духовной жизни, внедрения новых представлений о роли личности, характере социальных отношений и путях преобразования общества. Хотя это было чревато русификацией и отрывом просвещенной верхушки от своего народа, существовавшего в прежних формах труда и быта. Первоначально в России существовал альянс между православием и самодержавием, но по мере укрепления самодержавия он перерос в конфликт между церковью и государством. Путь «святости» был предпочтен «пути культуры», но к XVII в. «путь святости» завершился расколом. Само восточное христианство содержало будущее церкви. Оно исходило из ритуала, укрепления старого, растворения человека в социальном абсолюте, отсюда соборность, абсолютизация мифологических ценностей, консервация архаики. К резкой модернизации оказались неспособны ни самодержавие, ни православие. Ритуал был средством выживания этноса в экстремальных условиях. При этом не сложился развитый рационализм, но было развито мифолого-синкретическое сознание, – отсюда единство самодержавия и православия как двух феноменов культуры, способствовавшее единс