Исчезновение(1993 год)ВступлениеСознание возвращалось медленно, как бы толчками. Вначале человек открыл глаза, но не увидел перед собой ничего кроме радужных пятен. Ощупав руками то ложе, на котором он лежал, попытался сесть, но это ему не удалось – все тело источало боль, как одна большая гноящаяся рана. Хотелось кричать, но сил не имелось даже на это, да и во рту была такая сушь, что кричи, не кричи – ничего кроме тонкого, едва различимого писка, выдавить из себя не удалось бы. Человек лежал в темноте, потеряв счет времени, пока пятна постепенно не исчезли, а боль перестала быть такой лютой. В неярком свете, исходящем от небольшого оконца с грязными стеклами, человек увидел, что находится в каком-то захламленном подвале, где повсюду валялись фанерные и картонные ящики, пустые бутылки и консервные банки. Сам он лежал на старом продавленном диване, когда-то шикарном, но теперь дошедшем до крайней степени изношенности. Из многочисленных дыр в обшивке торчали пучки чего-то очень отдаленно напоминающего шерсть, и исходил тошнотворный запах мочи, перемешанный с чем-то отвратительно кислым, от чего приходилось сдерживать дыхание. В подвале кроме него, больше никого не было. Решительно не понимая, каким образом его занесло в такое место, человек перевернулся на живот и вторично попробовал сесть. Теперь это ему, хоть и с огромным трудом, но все же удалось. Боль пока не исчезла, но не была уже такой острой, и все еще заполняя собой каждую клеточку тела, позволяла немного двигаться. Сидя на диване, человек осмотрелся внимательнее и понял, что время от времени подвал бывает обитаемым. У дальней стены сооружено некоторое подобие стола, вокруг которого стояло несколько ящиков. Вялая, какая-то тягучая мысль, о том, кем могли быть постояльцы столь убого жилища, пришла в голову и тут же ее перебила другая: «А кто же я сам такой?». Спустя несколько томительных секунд, а, возможно, даже минут, человек с ужасом понял, что не может ответить и на этот, казалось бы, самый простой вопрос. И все же инстинкт самосохранения, заложенный в каждом существе и способный подчинить себе все остальные чувства, победил и на этот раз. Оставаться в чужом, даже столь отвратительном на вид и неохраняемом, но все же жилище, неопределенно долго было опасно. И человек, решился. Он встал и, шипя от боли начал потихоньку передвигаться к чуть-чуть приоткрытой двери. Несколько раз останавливался и, привалившись к грязной стене, вытирал тыльной стороной ладони капли холодного пота со лба. Но вот он выбрался наружу и с жадностью начал вдыхать прохладный ночной воздух, давая себе отдых и оглядываясь по сторонам. Двор, в котором человек стоял, был для него так же неизвестен, как и подвал. Темные, и как будто нежилые окна окружавших его домов, арка, ведущая на улицу… Постояв в нерешительности еще немного он направился к ней. По пути оглянулся на дверь подвала, словно пытаясь запомнить это место, а затем, засунул руки в карманы курточки, направился к выходу на улицу. Но и она не смогла дать ответ о том месте, где он находится. И тогда человек пошел вперед по освещенному редкими фонарями тротуару, так и не осознавая, куда же он его ведет. Начало уже светать, когда его остановил патруль. На простые вопросы блюстителей порядка человек не отвечал, выглядел как пьяный или наркоман, и потому его решено было доставить в отделение для выяснения личности. Там его посадили в «обезьянник», где он некоторое время неподвижно сидел на лавке, тупо глядя в одну точку. Дежурный некоторое время пытался злословить в адрес задержанного, но тот никак не реагировал на обидные и даже оскорбительные реплики, и лейтенант оставил его в покое. Через некоторое время, оторвавшись от журнала с кроссвордом, он увидел, что человек, подогнув ноги, лежит на лавке и спит. А через час с небольшим он вдруг вскочил так резко, как будто его неожиданно ударил разряд электрического тока. Обхватив руками голову, задержанный присел на корточки. Лицо его исказилось гримасой боли, а из горла вырвался хриплый возглас. Похолодевший от ужаса лейтенант с трудом разобрал слова: «Я вспомнил, я вспомнил все!», после которых человек рухнул ничком на бетонный пол. Пришлось вызывать врача. Тот осмотрел задержанного, но определил только, что тот не употреблял накануне спиртного и, скорее всего, наркотиков тоже. Впрочем, поставить диагноз доктор не успел – задержанный пришел в себя и сказал, что чувствует себя хорошо. Он назвался Аркадием Вороновым, аспирантом университета, а свое состояние объяснил редкой болезнью, приступы которой способны на время выключать память. Дежурному осталось только проверить услышанные сведения, после чего он решил отпустить задержанного. Вскоре Аркадий Воронов вошел в общежитие, где он жил, открыл дверь своей комнаты и, подойдя к кровати, не раздеваясь, рухнул на нее. Некоторое время он просто лежал с закрытыми глазами, собираясь с мыслями и силами, а потом, незаметно для себя, уснул. Сон его был беспокойным, он вздрагивал, временами открывал глаза, бессмысленно глядя перед собой, и снова проваливался, как в яму, но ровно в семь часов уже следующего утра Аркадий проснулся свежим и бодрым как некогда. Он не спеша привел себя в порядок, выпил кофе и начал складывать в обширную дорожную сумку свои небогатые пожитки. Покончив с этим, Аркадий перебрал книги на полке, выбрал несколько самых нужных и положил их сверху вещей, а остальные оставил лежать на подоконнике. Присев на краешек кровати, он несколько секунд посидел молча, как бы прощаясь со своим жилищем, затем легко поднялся, надел курточку, и, взяв в руки сумку, вышел из комнаты. На первом этаже Аркадий направился к телефону – автомату. Аппарат был занят – светловолосая девушка в спортивном костюме кому-то на том конце провода рассказывала о достоинствах нового вида диеты. Аркадий опустил сумку на пол и стал терпеливо дожидаться, пока блондинка наговорится. Та вскоре заметила, что она не одинока в своем желании поговорить, буркнула в трубку: «Ну ладно, я потом тебе перезвоню, а то тут уже очередь образовалась», освободила телефон, и, подняв на Аркадия глаза, сказала: «Привет, Воронок!». Однако это приветствие так и осталось без ответа – Аркадий уже набирал номер телефона. Блондинку такое невнимание заметно удивило. Она отошла, обиженно надув губки и оглянулась, недоумевая на своего хорошего знакомого. Но он так и не посмотрел на нее, продолжая свое занятие. Когда в трубке раздалось: «Алло, профессор Воронов слушает вас внимательно!», он несколько мгновений выжидал, а затем начал говорить каким-то странным, лишенным всяческих эмоций голосом: - Евгений Иванович, это я, Аркадий. – Здравствуйте. - А, Аркаша, привет! – ответил Евгений Иванович. – Что случилось? - Я звоню вам, потому что сейчас уезжаю. - Не понял? Ты где пропадал эти два дня, не звонил? Что у тебя стряслось? - Ничего у меня не стряслось. Просто мне сейчас необходимо срочно уехать. - Надолго? - Да, я думаю, что навсегда. Евгений Иванович, я ухожу из аспирантуры. После этих слов пауза затянулась настолько, что Аркадию пришлось окликнуть своего собеседника: «Алло, Евгений Иванович, вы меня слышите?» - Да слышу, слышу, - отозвался его собеседник. – Просто пытаюсь переварить сказанное. Ты что, разыграть меня хочешь, а? Как так, уйти из аспирантуры?! - Так нужно. - Бред какой-то…- До Евгения Ивановича наконец-то дошло, что с ним не шутят. - Ты идиотом, что ли неожиданно стал? Тебе ведь до защиты рукой подать! Тебе ведь сейчас пахать и пахать нужно, как трактору. Ни черта не понимаю… - Я и собираюсь пахать. Поеду домой, буду с отцом работать. Так нужно. – Упрямо повторил Аркадий. - Что значит – «Так нужно»? Кому это нужно? - Мне нужно… и не только мне. - Не пойму… Не могу я понять этого твоего дуроломного юмора. Слушай, а может быть ты меня все же разыгрываешь? Или тебя кто-то обидел? - Никакого розыгрыша, Евгений Иванович. И не обижал меня никто. Просто я понял, что не хочу становиться ученым. Да все нормально, вы не беспокойтесь, я пересмотрел свои взгляды и пришел к выводу, что когда-то сделал неправильный выбор. - Ну, мил друг, знаешь ли… - Евгений Иванович даже задохнулся от возмущения. - Так дела не делаются. Захотел – надумал, захотел – передумал. Давай-ка, не будем пороть горячку, дуй сейчас ко мне, посидим, поговорим, рюмку чаю под это дело выпьем. Подумаем не спеша, с чувством, с толком… Авось, решим чего-нибудь. Давай… - Нет, - все тем же упрямым и бесцветным голосом проговорил Аркадий. – Я уже все обдумал и решил. Через час уезжаю. Вы мои документы заберите. Пусть они пока у вас полежат. Я как-нибудь попозже заеду за ними. Ну, всего вам, до свидания! Евгений Иванович еще что-то кричал в трубку, но Аркадий не слушая, дал отбой и, закинув сумку на плечо, вышел на улицу. Его собеседник после разговора еще некоторое время в глубоком раздумье держал в руке телефонную трубку, затем медленно положил ее на рычаг. Он ровным счетом ничего не понимал. Его лучший аспирант, более того, родной племянник, принял дикое, необъяснимое никакими логическими построениями, решение. Зачем ему так скоропалительно понадобилось ехать домой, бросив дело, которому он решил посвятить всю жизнь? Еще несколько дней тому назад они вместе строили планы, даже не на год, а на десятилетия вперед, и вдруг такой резкий поворот. А может быть, все же что-то случилось? Нечто такое, что заставило парня сломя голову бежать подальше от этих мест. Нашкодил, годы-то молодые…Хотя, вряд ли, не такой человек Аркадий, чтобы шкодить. А если и так, то дядьке своему, с которым у него сложились вполне доверительные отношения, он бы непременно рассказал. А может Амуры? В его годы, да при его-то внешности… - Евгений Иванович улыбнулся и как молодой конь встряхнул головой. – Наверняка этот поганец выкинул фортель по этой части и теперь вынужден спасаться бегством от последствий. Хотя, опять же, не такой он человек, чтобы бежать от подобных страстей. Воспитание у него не то. Возможно, просто устал, ведь все последнее время он работал как проклятый. Евгений Иванович щелкнул пальцами и потянулся: «Ничего, пройдет неделька, другая – все утрясется и вернется, племяш, никуда не денется». – Подумал он и, остановившись на этой мысли, вернулся к себе в лабораторию, в твердой уверенности, что спустя совсем немного времени опять зазвонит телефон и знакомый Аркашкин голос произнесет: «Евгений Иванович, это я, Аркадий, я вернулся!».Глава 1«Жигуль» с натугой выбрался с грейдера на асфальт, фыркнул и, набирая скорость, помчал меня в сторону Знаменки. Колеса иногда попадали в лужи, и тогда раздавалось короткое, характерное шипение, а по обе стороны летели брызги. Из включенного приемника лилась приятная легкая музыка, которую сменил информационный выпуск. После международных новостей диктор перешел к другим темам, и одна из них показалась мне интересной: «Наш корреспондент передает из Красноярска: Вчера ночью многие жители нашего города могли наблюдать интересное атмосферное явление. Около двух часов в небе появилось мерцающее сияние золотистого цвета. Одновременно с этим слышалось низкое гудение, как от работы некоего механизма. Постепенно цвет сияния стал меняться, медленно переходя от одного цвета к другому. Явление продолжалось в течение получаса, затем все постепенно начало сгущаться, собираясь в одну точку и, наконец, исчезло. Вместе с этим исчез и звук. В научных кругах явление пока не получило ясного объяснения. Молчат и военные…» Интересная информация, в особенности в той ее части, где ученые не могут ясно объяснить феномен золотистого сияния с гудением. Наверняка, военные им приказали никак не комментировать происшедшее. Хотя, у военных сейчас своих заморочек выше крыши. Керосина не хватает на полеты, а уж на «золотистое сияние» и подавно. Так что, скорее всего, это не их рук дело. Что же остается думать бедным обывателям? Опять «тарелки»? Инопланетяне, которые только и думают, чем бы им помочь населению моей родины? Но что-то эта посуда в последнее время все чаще начала появляться в наших небесах. Выпуск новостей завершился, и опять пошла музыка, спокойная и удивительно красивая, как раз такая, под которую хорошо думается. А это мне сейчас необходимо. Я ехал в Знаменку, село, где до недавнего времени проживал в родительском доме недавно исчезнувший Аркадий Воронов. Исчезнувший бесследно, но самое интересное, что это не первая странность в этом деле. И непонятно, с какого бока мне подъехать к нему поудачнее. Сегодня утром меня вызвал к себе мой шеф, подполковник Камышев: - Володя, собирайся и немедленно выезжай в Знаменку. Там человек пропал. Вот его адрес, - он протянул мне листок бумаги. – Зовут его Воронов Аркадий, в Знаменке он жил с отцом и матерью, а рано утром 9 октября ушел из дома, не предупредив об этом никого. С тех пор о нем нет ни слуха, ни духа. Выясни там на месте в чем дело, возможно тревога ложная, а может и нет – связь со Знаменкой была очень плохой. И учти одно обстоятельство: Аркадий этот, судя по всему, человек очень непростой. Уже звонил из Новосибирска его дядя – профессор Воронов, наше научное светило, - я кивнул головой, мол, понятно о ком речь, а Камышев продолжал: - Так вот, Евгений Иванович рассказал, что полтора года тому назад его племянник совершенно неожиданно для всех, и в первую очередь для его научного руководителя, бросил аспирантуру в тот момент, когда до кандидатской было рукой подать. Уехал в родное село, где устроился на работу простым механизатором. Дядя поначалу подумал, что Аркадий чего-то там натворил предосудительного и потому пытается уйти от ответственности. Но прошло какое-то время и никаких заявлений, ни письменных, ни устных против него никто не выдвинул, а молодой аспирант в университет так и не вернулся. Все это очень непонятно, тем более что Аркадий считался не каким-то там рядовым аспирантом – наука для него была примерно тем же самым, чем для тебя является непонятная мне твоя страсть к команде «Спартак». (Сам Камышев болел за «Динамо» и был для меня взаимно непонятен). Профессор еще сказал, что потенциал его племянника считался настолько высоким, что продолжи он работу в университете, и годика через два – три с ним никто бы не смог сравниться в области радиоэлектроники. А уж в этой науке Евгений Иванович кое-что соображает, я так думаю. - Камышев улыбнулся, но это у него получилось как-то невесело. Посерьезнев, он сказал: - Так что, дуй, Володя, в эту самую Знаменку, покопай там на месте как следует, авось какой-то следок и обнаружится. В общем, действуй по обстановке. У меня все, а ты, давай, шевелись. Весело, а иначе и не скажешь! И вот так всегда. Стоит только подумать о том, что сегодня вечером меня ждет приятная во всех отношениях перспектива просмотра отборочного матча чемпионата мира между Голландией и Англией, как откуда не возьмись находиться нечто неотложное, а самое главное, заковыристое и приходится шевелиться совсем в другую сторону от домашнего тепла и уюта. А попробуй-ка найти там этого Аркадия. Он, поди, нашел себе совсем в другой деревне подругу и, совершенно не думая о том, что из-за него все уже стоят на ушах, проводит там у нее время в веселье и забавах. А что, при современных нравах и учитывая, что уборочная страда завершена, работы особой для него нет, это вполне возможный вариант. То, что он ушел и никого не поставил об этом в известность, также легко объяснимо. Ему уже не пятнадцать лет, а, наверняка, значительно больше двадцати, так что он, как бы, и не обязан. Хотя, в приличных семьях, а в особенности деревенских, такие вещи дети обязаны делать в любом возрасте, но я ведь не знаю какая там у него обстановка. Может быть он, буквально накануне со всеми на свете перессорился, и хлопнул дверью, не сказав прощальных слов. Однажды, вроде бы, этот Аркадий уже выкинул фортель, когда бросил аспирантуру, так почему бы ему и на этот раз не повторить в миниатюре то же самое. А ты, как дурак, езжай сейчас по раздолбанной осенними дождями дороге, рискуя застрять в таком месте, где в течение суток ни одна живая душа не появляется, и ищи его там, умника блаженного! Прямо «закон подлости» какой-то! Кстати, об этом законе. Со мной в армии служил один парень – Витя Саратов, так он, буквально, подвел под этот закон солидную теоретическую базу. Согласно ей, событие, обычно отрицательного свойства, чаще всего происходит с тобой, когда ты меньше всего его ожидаешь. Я тогда смеялся над этим, не особенно вникая в суть, потому что Витя все это представил в свойственной ему юмористической манере, а задуматься там было над чем. Согласно выводам моего приятеля, «закон подлости» не такой строгий с математической точки зрения, как, скажем, теория вероятности. Там соблюдается некоторая пропорция, а в Витином законе все подчинено строгой избирательности, направленной на конкретный объект. Чем подобная чертовщина объясняется, понять трудно. В этом месте Саратов говорил настолько туманно, что я по молодости своих тогдашних лет и свойственных им скудоумию, понял лишь малую часть. Единственно, что до меня дошло и запечатлелось в памяти навечно, так это то, что на одних людей данный закон действует постоянно и долбит их как дятел осину, а других не трогает вовсе. Я тогда еще был «салагой», а Вите оставался всего месяц до дембеля. Теорию свою он вывел после того, как в совершенно безобидной ситуации попался под горячую руку ротному и был отправлен им на «губу». Справедливости ради, нужно отметить, что сажать «дедушку» все же было за что. Опьянение, хотя и в легкой степени, в армии не приветствуется. Ротный наш, старший лейтенант Харитонов, мужик нрава очень крутого, не взирая на прошлые Витины заслуги, после отсидки перевел его в разряд «декабристов». Означало это, что демобилизация для него начнется не как у всех нормальных «дембелей», в октябре или, в худшем случае, первых числах ноября, а 31 декабря, в половине двенадцатого ночи. Правда. Ротный свою железную хватку все же ослабил, скорее всего, ему надоело ежедневно видеть перед собой уныло – тоскливую Витину физиономию и отпустил он его домой немного раньше обозначенного срока. Надо было видеть, как радовался этому событию засидевшийся на службе солдат. А вскоре «закон подлости» коснулся и меня. ( Но это отдельная история), и с тех пор периодически долбит по темечку, как, например, сегодня. В общем, не насладиться мне сегодня игрой лучших футболистов Европы, а ехать в даль туманную, ненастную и неясную. До Знаменки я сумел добраться часам к трем и практически избежал вредоносного воздействия различных дорожных приключений, обычных для такого непредсказуемого времени года, как осень. Притормозив на минутку возле молодой женщины, идущей куда-то по своим делам, я спросил ее, как мне найти дом Вороновых. Женщина в свою очередь поинтересовалась, какие именно Вороновы меня интересуют. Я ответил, что мне нужны именно те, среди которых должен проживать Аркадий. Моя собеседница отчего-то понизила голос до полушепота и сообщила убийственную по своей свежести для меня новость: - Ой, а вы знаете, он ведь пропал у нас…! Я успокоил ее в том смысле, что да, мол, знаю все, для того и приехал, чтобы помочь в поисках, а, возможно даже, возглавить их. Женщина посмотрела на меня с интересом и сказала: - А давайте – ка я с вами поеду, мне все одно в ту сторону идти. Я милостиво открыл для нее дверцу и поинтересовался: - А чего это вы шепотом начали-то говорить, как будто выдавали страшную государственную тайну? Или, может быть вы намедни холодненького пивка попили? – и добавил. – Звать-то вас как? Она смутилась и ответила: - Таня… ой, ну, в общем, зовите Татьяной. Знаменка оказалась довольно большим селом, и пока мы добрались до дома, в котором жили Вороновы, я успел получить от своей новой знакомой массу полезной и интересной для меня информации. Выяснилось, что Аркадий был парнем на редкость спокойным и тихим, так что врагов, или даже недругов, способных хоть как-то ему повредить, у него, скорее всего, нет, да и не может быть. Друзей, правда, с которыми можно заниматься каким-то общим делом, так же не наблюдались. Но все люди, знавшие Аркадия, по словам Татьяны, относились к этому немного чудаковатому парню с большим уважением. Поэтому, когда участковый после заявления от родителей Аркадия о его пропаже, организовал поиски, на них вышли буквально все сельчане, способные передвигаться без посторонней помощи. Несколько дней добровольцы обшаривали окрестности села, даже проверили баграми дно местной речушки, не зацепился ли где за корягу. Но все оказалось тщетным – младший Воронов исчез бесследно. Мать его, Наталья Степановна, слегла, убитая горем. Сказала, что чувствует – с сыном произошла беда. Отец, Иван Владимирович, пока еще крепится, не теряет надежды и верит в лучшее. - Да, вот еще что, - напоследок сказала Татьяна. – После возвращения в Знаменку, и в особенности, перед тем как исчезнуть, я заметила, что Аркадий стал каким-то странным. Иногда ходил как под гипнозом, не замечая никого, даже на приветствия не отвечал, а если и отвечал, то не сразу и как-то невпопад. Бывало, что не узнавал тех, с кем до этого был хорошо знаком. Потом с ним происходила перемена, и он опять становился прежним, таким, к которому мы все привыкли. Оживал, случалось даже, смеялся, шутил, балагурил. Но частенько, опять же, не в тему. – Она немного помолчала и потом осторожно спросила. – А может быть он, того, умом тронулся? Говорят, что среди ученых такое бывает сплошь и рядом, в особенности, если они мозги перенапрягают,- помолчал несколько секунд и задумчиво добавила. - А, может быть ему какая и голову вскружила? От этого тоже всякое случиться может. – И, вероятно, утвердившись в этой мысли, подвела итог. – Вот как оно обернулось-то… Я не знал, что на это ответить и начал было поддакивать, в том смысле, что да, бывает и не такое, но в этот момент Татьяна протянула руку вперед и указала пальцем на один из домов: - Вон он, дом Вороновых, приехали, - затем повернулась ко мне и добавила. – Закончите свои дела – заезжайте к нам. Мы с сыном на Средней живем, там, где вы меня подобрали. Будем рады продолжить знакомство. У меня еще есть, что вам сказать.– От этих слов она смутилась окончательно, опустила глаза и совсем тихо, почти шепотом произнесла: - А пива я сроду не пила. Молоко, а из крепких напитков, так только чай, - захлопнула дверцу машины и пошла, не оглядываясь в сторону. Мысль насчет продолжения знакомства мне понравилась. Во – первых, Татьяна сама по себе человек, располагающий к этому, как говорится, приятная во всех отношениях, а во – вторых, ей не откажешь в умении делиться той информацией, которая мне сейчас позарез необходима. Может быть, в клубке различных мнений и предположений, догадок и рассуждений, мне и удастся ухватить нужную ниточку, ведущую к цели. Да и вообще, я и сам, отнюдь не урод, так почему бы и нет… Подогнав машину к забору, я подошел к забору и надавил кнопку звонка. Чуть погодя ворота заскрипели, слегка приоткрылись, и мне навстречу вышел крепкий мужчина, которому на вид было лет пятьдесят с небольшим. - Здравствуйте! Моя фамилия Родионов, - представился я ему и протянул свое служебное удостоверение. – Вот, приехал из Ташлинска, чтобы разобраться с исчезновением, я так понимаю, вашего сына. Вы ведь Иван Владимирович? Мужчина кивнул, мельком глянул на «картон», протянул для рукопожатия свою натруженную ладонь и пригласил пройти в дом. - Мать трогать не будем, она приболела от всего этого, - сказал он, когда мы прошли в горницу. – Садитесь, где удобно, да хоть вот к столу, - и указал на табурет. – Давайте я сам все подробно вам обскажу, как давеча Тимофеечу. Это наш участковый, Тимофеич-то. Сегодня его в Знаменке нет – уехал. Тоже работа, мотаться туда – сюда. Он ведь один у нас на несколько деревень, - с этими словами Иван Владимирович тоже подсел к столу, сложив перед собой свои большие руки. - Ну что же, спрашивайте, постараюсь рассказать все как было, без утайки, - сказал он, глядя мне прямо в глаза. Я достал блокнот, ручку и, приготовившись записывать, задал первый вопрос: - Мне тут уже сказали, что перед исчезновением Аркадий стал каким-то странным…Глава 2- Это кто вам уже успел? - удивился Иван Владимирович. – Ах да, Татьяна ведь шла… Хорошая женщина, да вот только счастья у нее никак нет. Муж был, отличный парень – погиб на лесозаготовках… А то, что касается странностей Аркадия, так тут она права. Только обо всем она не знала, и знать не могла. У него ведь с детства страсть к точным наукам появилась. Другие пацаны по улице гоняют, в лес бегают по грибы, да по ягоды, а этот с книжками все сидел. Все ему интересно было, что там, да как. Постарше стал – начал что-то паять, мечтал, что однажды такое напаяет, что осчастливит человечество на веки вечные. Учился на круглые пятерки, что в школе, что потом в университете. Это он в дядю, моего брата таким пошел. Тот ведь у нас профессор, не чета мне. Тот, бывало, Аркашу хвалил. Говорил, что парень – огонь и если не зазнается, то пойдет очень далеко. Но это все еще не сказка, а присказка, потому как страсть к наукам – это еще не странность. Началась у него беда больше года тому назад. Приехал как-то неожиданно домой, что-то в двадцатых числах марта. Как снег на голову свалился – ни тебе звонка, ни телеграммы. Мы с матерью ничего понять не можем – вроде рано ему до отдыха, скоро защита, готовиться нужно. Чего, спрашивается, заявился. А он сумку с плеча скинул, прошел на это же место, где мы сейчас сидим, уставился в одну точку и отрешенно так говорит: «Я ушел из аспирантуры. Насовсем…». А глаза в этот момент у него были какие-то пустые, как будто потерял он самое дорогое в жизни. Мы, понятное дело, оторопели от таких слов, видим – не шутит. Потом то, да се: «Почему ушел?», а он знай себе заладил, надо, мол, и все тут. Бились мы с матерью, бились, а так от него ничего не добились. Поубавились, понятное дело, шутка ли сказать – столько лет учения – Жучке под хвост! Но, с другой стороны, не ремнем же его пороть. Ушел, так ушел. Потом Женька, брат мой начал звонить – тоже ничего понять не может. А Аркадий, буквально, на второй или третий день уже пошел на работу устраиваться. В конторе на него все глаза вылупили, как на невидальщину какую – все же знают, что он парень-то ученый, а тут пришел проситься в механизаторы. Чем не блажь. Но устроили все же. – Иван Владимирович вздохнул, сосредоточился и продолжил рассказ, - Теперь другое. Постоянно просил он, чтобы отправляли его на самые дальние поля. Зачем? Вот уж не знаю. Да, и еще вот. Когда работы было поменьше, Аркадий собирал котомочку и уходил за село, причем всегда в одну и ту же сторону – на восход солнца. Прямо так вот на свет и шел. Возвращался к вечеру, и всегда котомка у него была чем-то тяжелым наполнена. То есть, я хочу сказать, что из дому-то он уходил с пустой, ну там, положит себе несколько бутербродов и все, а домой приносит полную. Судя по звуку, камни там какие-то были. Да и точно камни. Аркадий их как-то при мне высыпал, так я успел рассмотреть и даже один в руки взял. Говорю ему шутейно, никак дом собрался строить? Только сын меня сразу одернул, не трогай, мол. А камни интересные и где он их набирал – ума не приложу. Я сколько лет здесь уже живу, а таких никогда не видел. Перетаскал он их видимо невидимо, но куда потом девал, понять не могу. - Что, совсем не осталось? – спросил я. - Нет, осталось, конечно, немного в его комнате на стеллажах, но было гораздо больше. - Интересно, - сказал я и записал для памяти, что нужно захватить парочку этих камней. – А дальше? - Зимой тоже самое, с утра на лыжи встанет и айда. Возвращается к вечеру и опять же с камнями. Из под снега он их, что ли выкапывал? - Как часто он ходил? - Как вам сказать… регулярно, но не каждый день, а только по субботам. Мать уже даже привыкла – раз завтра суббота, значит, Аркаше нужно поесть собрать. В остальные же дни он после работы всегда уходил в свою комнату, закрывался там и чего-то паял. Я его как-то спросил, мол, чего ты там такое творишь, а он в ответ: «А вот то самое, о чем с детства мечтал, батя, потом, как сделаю, дам посмотреть в действии». А однажды я к нему зашел и своими глазами увидел то самое. На столе стоял куб из нержавейки, примерно пятьдесят на пятьдесят. В передней части окошечко, а задняя стенка открыта и все электронные внутренности видно. Спрашиваю у него: «Это и есть твоя мечта? Ну и как она называется»? а он мне и отвечает: «Это, папа, дубликатор». Помолчал немного и совсем тихо добавил: «Если, конечно, получится». - Как вы сказали, дубликатор? – подал я голос. - Да, именно так. - Что же это такое? - Так вот и я ему такой же вопрос задал и про пользу не забыл спросить. А он и отвечает: « О, папа, только бы сделать, а уж польза-то будет, можешь не беспокоиться»,- и засмеялся. Ничего я из этого его объяснения тогда не понял, а произошло оно месяца два дому назад. Ну вот, а дня за три до исчезновения он у матери попросил ее золотое кольцо и куриное яйцо. Сказал, что это ему нужно для опыта и обещал все вернуть в целости и сохранности, да еще и с процентами. Так и вышло – через тридцать минут заходит на кухню весь сияющий, как только что начищенный самовар, отдает матери кольцо, да еще одно сверх того преподносит. Мы к нему с расспросами, откуда он его взял, а Аркадий в ответ: «А это и есть мой дубликатор». - Два кольца?! А второе-то он откуда взял? -Продублировал, - очень спокойно ответил мой собеседник, как будто речь шла о привычном для него размножении, скажем, растения при помощи черенков. - Ясно, - протянул я, понимая, что ни черта мне не ясно. - А как же он исчез? - Кто, Аркадий? Накануне все было как обычно. Поужинали, он пошел в свою комнату, а мы с матерью здесь остались, телевизор посмотреть немного. Я прямо там и задремал, да жена разбудила, позвала спать в спальню. Утром я проснулся, зашел к нему на работу будить, а его на месте нет. Постель разобрана, видно, что спал на ней, но когда встал и куда ушел – непонятно. Записки не оставил, но, самое интересное, что куба того, что стоял на столе, я тоже не нашел. Я перевернул страничку блокнота и спросил: - Как он мог быть одет? - Тимофеич тоже об этом спрашивал, - Иван Владимирович нахмурил лоб, как бы вспоминая. – Значит так, обычно он ходил в синей куртке с красными полосами по рукавам, джинсы, тоже синие по фигуре. Он их сам покупал у заезжих коммерсантов. Дальше, на голове шапочка черная, а на ногах белые кроссовки. Не могу сказать в какой он рубашке, а вот пуловер коричневого цвета, это точно. Мы проверяли, этой одежды сейчас нет. - Иван Владимирович, а фотографии Аркадия у вас не найдется? И желательно, чтобы она была новой. - Есть, конечно, как не быть, - мой собеседник встал, подошел к комоду, покопался немного в его ящиках и извлек на свет альбом, из которого вынул фотографию и протянул ее мне. – Вот, возьмите, только ей уже года два. Это был снимок, сделанный летом. Оно чувствовалось по обилию зелени, судя по всему, парковой. На меня смотрел, сидящий на скамейке молодой парень в белой футболке. Копна кудрявых светлых волос, правильные черты лица и очень выразительные, чуть улыбающиеся глаза цвета ясного неба. Да, такой молодец способен вскружить голову любой девчонке и разбить не одно дамское сердце! - На мать он сильно похож, - с теплотой в голосе сказал Иван Владимирович. – И это справедливо – достался он ей, ой, как непросто. - Я ее у вас забираю, - сказал я, вкладывая фотографию в блокнот. – Будем объявлять розыск, так что пригодится для портрета. Кстати, Иван Владимирович, - задал я вопрос уже давно висевший у меня на языке. – А почему вы думаете, что с вашим сыном могло случиться что-то плохое? Может, вскружила ему голову какая-нибудь?… Вон он орел, какой! Против такого ведь не каждая устоять сможет! Так может быть он сейчас у нее, серенады ей под гитарный перезвон распевает и даже не подозревает, что здесь все с ума сходят? - Это вряд ли, - немного подумав, ответил Иван Владимирович. – В Знаменке у него точно никого не было. Хотя вы и правы – сохли тут по нему многие местные красавицы. Но он мне сказал бы, ежели что. Да нет, женский пол здесь совсем не при чем, - убежденно продолжил старший Воронов. – Он ведь с работы приходил, поест и сразу в свою комнату, к этому прибору, дубликатору. Да и ушел он как-то странно – среди ночи, тайком. Если собрался к кому, так это можно было и днем сделать. Нет, пусть что угодно говорят, но такое на него совсем не похоже. - А в городе? – я продолжал гнуть свою линию. – Там у него никого не было? Он ведь, как вы говорите, вернулся домой очень неожиданно, так может сбежал от кого по известным причинам, а теперь совесть замучила, вот и решил вернуться? Как вам такой вариант? - В принципе, его исключить нельзя, - ответил Иван Владимирович. – Да только когда брат звонил, я спросил его об этом, чтобы он поговорил там с приятелями Аркадия. Он ответил, что постарается. Наверное, не узнал или не было ничего, а иначе вас бы сюда не прислали. Нет, я так думаю, что все дело в том дубликаторе. Если бы он отправился к подружке, то зачем ему тащить с собой такую громоздкую вещь? Только для того чтобы похвастаться? - Логично, - я вынужден был согласиться с таким доводом. – Ну что же, Иван Владимирович, вы мне комнату сына покажите, пожалуйста. Может быть, там найдем нечто интересное. - Да, да, конечно, - Васильев встал и направился к двери, открыл ее, пропуская меня вперед. – Пойдемте, может и вправду мы что-то упустили, а вы увидите.