Общие особенности русской культуры “Серебряного века”

ГОУ Центр образования №548 «Царицыно» Згонников Антон Петрович Реферат по предмету: Мировая художественная культура. Тема реферата: Общие особенности русской культуры “Серебряного века” Учитель: Колпакова А.А. Кызылорда, 2007г. Оглавление Введение Глава 1. Архитектура. Глава 2. Скульптура.

Глава 3. Живопись. Глава 4. Драматический театр. Глава 5. Музыка, музыкальный театр. Глава 6. Начало русского кинематографа. Глава 7. Литература. а) Символизм. б) Акмеизм. в) Футуризм. Заключение. Список использованной литературы. Общие особенности русской культуры “Серебряного века”

Художественная культура рубежа веков – важная страница в культурном наследии России. Идейная противоречивость, неоднозначность были присущи не только художественным направлениям и течениям, но и творчеству отдельных писателей, художников, композиторов. Это был период обновления разнообразных видов и жанров художественного творчества, переосмысления, “всеобщей переоценки ценностей”, по выражению М. В.

Нестерова. Неоднозначным становилось отношение к наследию революционных демократов даже в среде прогрессивно мыслящих деятелей культуры. Серьезной критике со стороны многих художников-реалистов подвергся примат социальности в передвижничестве. В русской художественной культуре конца Х1Х – начала ХХ в. получило распространение декадентство, обозначающее такие явления в искусстве как отказ от гражданских идеалов и веры в разум, погружение в сферу индивидуалистических переживаний.

Эти идеи были выражением социальной позиции части художественной интеллигенции, которая пыталась “уйти” от сложностей жизни в мир грез, ирреальности, а подчас и мистики. Но и таким образом она отражала в своем творчестве кризисные явления тогдашней общественной жизни. Декадентские настроения захватили деятелей различных художественных направлений, в том числе и реалистического. Однако чаще эти идеи были присущи модернистским течениям.

Понятие “модернизм” (фр. тое1егпе – современный) включало многие явления литературы и искусства ХХ в рожденные в начале этого века, новые по сравнению с реализмом предшествующего столетия. Однако, и в реализме этого времени появляются новые художественно-эстетические качества: расширяются “рамки” реалистического видения жизни, идет поиск путей самовыражения личности в литературе и искусстве. Характерными чертами искусства становятся синтез, опосредованное отражение жизни в отличие от критического

реализма Х1Х столетия с присущим ему конкретным отображением действительности. С этой особенностью искусства связаны широкое распространение неоромантизма в литературе, живописи, музыке, рождение нового сценического реализма. Архитектура эпохи «модерна» отличалась асимметрией и подвижностью форм, свободным течением «непрерывной поверхности», перетеканием внутренних пространств. В орнаменте преобладали растительные мотивы и струящиеся линии.

Стремление передать рост, развитие, движение было характерно для всех видов искусства в стиле «модерн» - в архитектуре, живописи, графике, в росписи домов, литье решёток, на книжных обложках. «Модерн» был очень неоднороден и противоречив. С одной стороны, он стремился усвоить и творчески переработать народные начала, создать архитектуру не показной народности, как в период эклектики, а подлинной. Ставя задачу ещё шире, мастера эпохи «модерна» добивались того, что и предметы повседневного обихода

несли на себе отпечаток народных традиций. В этом отношении много было сделано кружком художников, работавших в Абрамцеве, имении мецената С. И. Мамонтова. Здесь трудились В. М. Васнецов, М. А. Врубель, В. Д. Поленов. Дело, начатое в Абрамцеве, было продолжено в Талашкине под Смоленском, имении княгини М. А. Тенишевой. Среди талашинских мастеров блистали

М. А. Врубель и Н. К. Рерих. И в Абрамцеве, и в Талашкине действовали мастерские, выпускавшие мебель и бытовую утварь по образцам, изготовленным художниками. Теоретики «модерна» противопоставляли живое народное ремесло безликому промышленному производству. Но, с другой стороны, архитектура «модерна» широко использовала достижения современной строительной техники. Внимательное изучение возможностей таких материалов, как железобетон, стекло, сталь привело

к неожиданным находкам. Выпуклые стёкла, изогнутые оконные переплёты, текучие формы металлических решёток – всё это пришло в архитектуру из «модерна». С самого начала в отечественном «модерне» выделились два направления – общеевропейское и национально-русское. Последнее было, пожалуй, преобладающее. У истоков его стоит церковь в Абрамцеве – самобытное и поэтическое творение двух художников, выступивших в роли архитекторов

Васнецова и Поленова. Взяв за образец древнее новгородско-псковское зодчество, с его живописной асимметрией, они не стали копировать отдельные детали, а воплотили в его современном материале сам дух русской архитектуры. Сказочно-поэтические мотивы абрамцевской церкви повторил и развил Алексей Викторович Щусев (1873 – 1941) в соборе Марфо- Мариинской обители в Москве. Ему же принадлежит грандиозный проект московского

Казанского вокзала. Построенный внешне несколько хаотично, как ряд примыкающих друг к другу каменных «палат», он чётко организован и удобен в пользовании. Главная башня близко воспроизводит башню Сююмбеки в Казанском кремле. Так, в здании вокзала переплелись мотивы древнерусской и восточной культуры. Ярославский вокзал, расположенный напротив Казанского, построен по проекту

Фёдора Осиповича Шехтеля (1859-1926), выдающегося русского архитектора эпохи «модерна». Следуя по пути Васнецова и Поленова, Шехтель создал сказочно-былинный образ русского Севера. Очень разносторонний художник, Шехтель оставил произведения не только в национально-русском стиле. Построенные по его проектам многочисленные особняки, разбросанные по московским переулкам, изысканно-изящные и друг на друга непохожие, стали неотъемлемой частью столичной архитектуры.

Для раннего «модерна» было характерно «дионисийское» начало, т.е. стремление к стихийности, погруженности в поток становления, развития. В позднем «модерне» (накануне мировой войны) стало преобладать спокойное и ясное «аполлонистическое» начало. В архитектуру вернулись элементы классицизма. В Москве по проекту архитектора Р. И. Клейна были построены Музей изящных искусств и Бородинский мост. В это же время в

Петербурге появились здания Азовско-донского и Русского торгово-промышленных банков. Петербургские банки были построены в монументальном стиле, с использованием гранитной облицовки и «рваной» поверхности каменной кладки. Это как бы олицетворяло их консерватизм, надёжность, устойчивость. Век «модерна» был очень коротким – с конца XIX в. до начала мировой войны. Но это была очень яркая полоса в истории архитектуры.

В начале века его появление было встречено шквалом критики. Одни считали его «декадентским» стилем, другие – мещанским. Но «модерн» доказал свою жизненность и демократизм. Он имел народные корни, опирался на передовую промышленную базу и вобрал в себя достижения мировой архитектуры. «Модерн» не обладал строгостью классицизма.

Он разделился на множество направлений и школ, которые образовали многокрасочную палитру последнего цветения архитектуры накануне великих потрясений XX века. За полтора десятилетия, совпав со строительным бумом, «модерн» распространился по всей России. Его и сегодня можно найти в любом старом городе. Стоит только присмотреться к закруглённым окнам, изысканной лепнине и изогнутым балконным решёткам

какого-либо особняка, гостиницы или магазина. Между тем правительство продолжало увековечивать в бронзе царей и полководцев. В 1899 г. был объявлен конкурс на памятник Александру III. Совершенно неожиданно победителем оказался Павел Петрович Трубецкой (1866-1938). Сын русского князя и американки, он родился и вырос в Италии. Его чаще называли по-итальянски Паоло. По своему творческому направлению он был импрессионистом.

Никогда не стремился к фотографической точности. Ему важнее было передать впечатление от натуры. Ухватив образ, поняв своего героя, он лепил быстро, легко, артистично, почти не глядя на натуру. Любимыми персонажами Трубецкого были балерины, подростки, породистые собаки – утончённые и хрупкие, наивные и незащищённые. Даже Л. Н. Толстой в его изображении – щуплый, большеголовый, вовсе не «матёрый человечище». И только острый взгляд из-под клочковатых бровей выдаёт в нём гения.

Со стороны Трубецкого было большой смелостью взяться за скульптурный портрет Александра III. Этот человек никак не мог встать в один ряд с прежними его героями. Первоначально скульптор хотел его изобразить сидящим в кресле (именно в такой позе умер император). Но затем замысел круто изменился. В окончательном варианте Александр III, грузный, массивный, восседает на коне-тяжеловесе.

Конь стоит неподвижно, упёршись ногами в землю, а царь властной рукой натягивает поводья, как бы желая сдвинуть его назад. Вокруг творения Трубецкого развернулись нешуточные споры. Многие считали, что налицо злостная пародия с политическим подтекстом. Но это было несправедливо, ибо князь отличался крайней аполитичностью. Между тем художественные достоинства его работы были вне сомнения.

В 1909 г. в Петербурге на Знаменской площади (перед Московским вокзалом) состоялось торжественное открытие памятника. Памятник Трубецкого завершил галерею бронзовых самодержцев на площадях северной столицы. Неудержим в своём стремлении вперёд Пётр I, изваянный Фальконе. Гарцует на лошади Николай I. И неподвижно застыл на своём битюге

Александр III – символ позднего самодержавия. Младшим современником Трубецкого был Сергей Тимофеевич Коненков (1874 – 1971). Выходец из крестьян, в первых своих произведениях он стремился запечатлеть образ человека труда. Таков его бронзовый «Каменобоец». В один ряд с ними стали «Крестьянин» и «Славянин», выполненные в мраморе. Позднее в творчестве Коненкова возникли новые образы и темы.

Под впечатлением от работ художников, группировавшихся в Абрамцеве и Талашкине, он увлекался сказочной, народной тематикой. Появились такие оригинальные произведения, как «Лесовик», «Великосил», «Стрибог». Все они были выполнены в дереве. Коненкову удалось ввести в скульптуру народные мотивы, которые прежде всего находили воплощение в резьбе на избах, кустарных игрушках и других произведениях прикладного искусства.

В этом смысле его работы шли в общем русле художественных поисков эпохи «модерна». Созданные Коненковым образы несли на себе печать подлинно народного оптимизма. Степан Фёдорович Нефёдов-Эрьзя (1876 - 1959) происходил из мордовских крестьян народности эрзя. Творческие наклонности проявились у него очень рано. Ещё мальчиком мастерил он фигурки из чурок или глины.

Но путь к вершинам мастерства был у него долгим и тяжёлым. Около десяти лет провёл молодой Нефёдов в артелях иконописцев, расписывая сельские храмы. Лишь в 1902 г. удалось ему поступить в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Проучившись год, он оставил живопись и перешёл на скульптурное отделение. В 1906 г окончив училище в возрасте 28 лет, Эрьзя уехал в

Италию. В незнакомой стране, не зная языка, он первое время сильно бедствовал. Днём перебивался случайными заработками, вечером и ночью упорно работал. Так он создал скульптуру «Тоска» - автопортрет художника, измученного голодом, истосковавшегося по родине. Это произведение приобрёл художественный музей Ниццы. Известный итальянский меценат, явившийся в мастерскую

Эрьзи, увидел там целую серию готовых работ: «Сеятель», «Косец», «Усталость» и др. Две первые работы были портретами отца и дяди Эрьзи, выполненные по памяти. Произведения Эрьзи стали появляться на выставках, приобретаться музеями и меценатами. На Всемирной выставке в Венеции была показана его работа «Последняя ночь приговорённого к казни». В парижском «Салоне» была выставлена его скульптура «Расстрел».

В 1914 г после восьмилетнего пребывания в Италии и Франции, Эрьзя вернулся в Россию. Одна из петербургских газет в те дни писала, что на его долю выпал странный жребий: головокружительный успех за границей и неизвестность в России. Слова насчёт странного жребия сразу же подтвердились: Эрьзя был арестован за связь с революционной эмиграцией.

Едва ему удалось вырваться на свободу, как началась война и его мобилизовали. Эрьзя умел в своих скульптурах передать и состояние духа, и красоту человеческого тела. Ему были послушны и мрамор, и дерево, и такие новые материалы, как цемент и железобетон. Цикл трагических по замыслу произведений («Тоска», «Последняя ночь», «Христос на кресте») был выполнен в цементе. Кроме Трубецкого, Коненкова и Эрьзи, в России в то время работали и другие известные скульптуры.

Но именно этим трём мастерам с особой силой удалось выразить основные тенденции развития отечественного веяния в начале XX в. – повышенное внимание к внутреннему миру человека и стремление к народности. Художники «серебряного века» На рубеже XIX-XX веков в русской живописи происходили значительные перемены. Отходили на второй план жанровые сцены. Пейзаж терял фотографичность и линейную перспективу, становился более демократичным, основываясь на сочетании и игре цветовых пятен.

В портретах нередко сочетались орнаментальная условность фона и скульптурная чёткость лица. Начало нового этапа русской живописи связано с творческим объединением «Мир искусства». В конце 80-х годов XIX в. в Петербурге возник кружок гимназистов и студентов, любителей искусства. Они собрались на квартире одного из участников – Александра Бенуа. Обаятельный, умевший создать вокруг себя творческую атмосферу, он с самого начала стал душою

кружка. Постоянными его членами были Константин Сомов и Лев Бакст. Позднее к ним присоединились Евгений Лансере, племянник Бенуа, и Сергей Дягилев, приехавший из провинции. Заседания кружка носили немного шутовской характер. Но доклады, с которыми выступали его члены, готовились тщательно и серьёзно. Друзей увлекала мысль об объединении всех видов искусства и сближении культур разных народов.

С тревогой и горечью говорили они о том, что русское искусство мало известно на Западе и отечественные мастера недостаточно знакомы с достижениями современных европейских художников. Друзья взрослели, уходили в творчество, создавали свои первые серьёзные работы. И не заметили, как во главе кружка оказался Дягилев. Прежний провинциал превратился в высокообразованного молодого человека с утончённым художественным

вкусом и деловой хваткой. Сам он не занимался профессионально ни одним видом искусства, но стал главным организатором нового творческого объединения. В характере Дягилева деловитость и трезвый расчёт уживались с некоторой авантюрностью, и его смелые затеи чаще всего приносили удачу. В 1898 г. Дягилев устроил в Петербурге выставку русских и финских художников. По существу это была первая выставка художников нового направления.

Затем последовали другие вернисажи и, наконец, в 1906 г. – выставка в Париже «Два века русской живописи и скульптуры». «Культурный прорыв» России в Западную Европу произошёл благодаря усилиям и энтузиазму Дягилева и его друзей. В 1898 г. кружок Бенуа-Дягилева стал издавать журнал «Мир искусства». В программной статье Дягилева говорилось, что целью искусства является самовыражение творца.

Искусство, писал Дягилев, не должно использоваться для иллюстрации каких-либо социальных доктрин. Если оно подлинное, оно само по себе – правда жизни, художественное обобщение, а иногда и откровение. Название «Мир искусства» от журнала перешло к творческому объединению художников, костяк которого составляли всё тот же кружок. К объединению примкнули такие мастера, как В. А. Серов, М. А. Врубель, М. В. Нестеров, И. И. Левитан,

Н. К. Рерих. Все они мало походили друг на друга, работали в разной творческой манере. И всё же в их творчестве, настроениях и взглядах было много общего. «Мирискусников» тревожило наступление промышленной эры, когда разрастались огромные города, застроенные безликими фабричными зданиями и населёнными одинокими людьми. Их беспокоило, что искусство, призванное вносить в жизнь гармонию и умиротворение, всё более вытеснялось из неё и становилось достоянием небольшого круга «избранных».

Они надеялись, что искусство, вернувшись в жизнь, постепенно смягчит, одухотворит и объединит людей. «Мирискусники» считали, что в доиндустриальные времена люди ближе соприкасались с искусством и природой. Особо привлекательным казался им XVIII в. Но они всё же понимали, что век Вольтера и Екатерины не был столь гармоничен, как он им представляется, а потому единица версальских и царскосельских пейзажей с королями, императрицами, кавалерами и дамами окутывается у них в лёгкую

дымку грусти и самоиронии. Каждый такой пейзаж А. Н. Бенуа, К. А. Сомова или Е. Е. Лансере окончен как бы со вздохом: жаль, что это безвозвратно прошло! Жаль, что на самом деле это было не так красиво! Масляная живопись, казавшаяся художникам «Мира искусства» несколько тяжеловатой, отошла в их творчестве на второй план. Гораздо чаще употреблялась акварель, пастель, гуашь, позволявшие создавать произведения в лёгких, воздушных

тонах. Особую роль в творчестве нового поколения художников играл рисунок. Возродилось искусство гравюры. Большая заслуга в этом принадлежит А. П. Остроумовой- Лебедевой. Мастер городского пейзажа, она запечатлела в своих гравюрах многие европейские города (Рим, Париж, Амстердам, Брюгге). Но в центре её творчества были Петербург и его дворцовые пригороды – Царское Село,

Павловск, Гатчина. Сурово-сдержанный облик северной столицы на её гравюрах отразился в напряжённом ритме силуэтов и линий, в контрастах белого, чёрного и серого цветов. С творчеством «мирискусников» связано возрождение книжной графики, искусства книги. Не ограничиваясь иллюстрациями, художники вводили в книги заставные листы, затейливые виньетки и концовки в стиле «модерн». Пришло понимание того, что оформление книги должно тесно быть тесно связано с её содержанием.

Художник-оформитель начал обращать внимание на такие детали, как формат книги, цвет бумаги, шрифт, обрез. Оформлением книг занимались многие выдающиеся мастера того времени. Пушкинский «Медный всадник» прочно соединился с рисунками Бенуа, а толстовский «Хаджи-Мурат» - с иллюстрациями Лансере. Начало XX в. отложилось на библиотечных полках многими высококлассными образцами книжного искусства.

Художники «Мира искусства» отдали щедрую дань искусству, прежде всего музыкальному. Декорации художников того времени – то изысканно-утончённые, то полыхающие как пожар соединяясь с музыкой, танцем, пением, создавали ослепительно-роскошное зрелище. В успех балета «Шехерезада» (на музыку Римского-Корсакова) немалый вклад внёс Л. С. Бакст. Столь же ярко, празднично оформил А. Я.

Головин балет «Жар-птица» (на музыку И. Ф. Стравинского). Декорации Н. К. Рериха к опере «Князь Игорь», наоборот, очень сдержанны и суровы. Балет «Петрушка», обошедший театральные подмостки многих стран, был совместным произведением композитора Игоря Стравинского и художника Александра Бенуа. Незатейливый сюжет о том, как Петрушка полюбил Балерину, разыгранный изящно, с лёгкой иронией и грустью, навеивал невесёлые мысли

о судьбе художника в безжалостном мире, где господствуют физическая сила и грубые страсти. В области театральной живописи «мирискусники» ближе всего подошли к исполнению своей заветной мечты – соединить разные виды искусства в одно произведение. Судьба объединения «Мир искусства» оказалась непростой. Журнал перестал издаваться после 1904 г. К этому времени многие художники отошли от объединения, и

оно сократилось до размеров первоначального кружка. Творческие и личные связи его членов продолжались многие годы. «Мир искусства» стал художественным символом границы двух веков. С ним связан целый этап в развитии русской живописи. Особое место в объединении занимали М. А. Врубель, М. В. Нестеров и Н. К. Рерих. Михаил Александрович

Врубель (1856 – 1910) был разносторонним мастером. Он с успехом работал над монументальными росписями, картинами, декорациями, книжными иллюстрациями, рисунками для витражей. И всегда оставался самим собой, пылким, увлекающимся, ранимым. Три главные темы, три мотива проходят через его творчество. Первый, одухотворённо возвышенный проявился, прежде всего, в образе юной

Богоматери с младенцем, написанном для иконостаса Кирилловской церкви в Киеве. Демонические мотивы у Врубеля навеяны были поэзией Лермонтова. Но врубелевский Демон стал самостоятельным художественным образом. Для Врубеля Демон, падший и грешный ангел, оказался как бы вторым «я» - своеобразным лирическим героем. С особой силой эта тема прозвучала в картине «Демон сидящий».

Могучая фигура Демона закрывает почти всё полотно. Кажется, он должен встать и распрямиться. Но опущены руки, до боли сцеплены пальцы, а в глазах глубокая тоска. Таков врубелевский Демон: в отличии от лермонтовского, он не столько беспощадный разрушитель, сколько страдающая личность. В 1896 г. для Всероссийской выставки в Нижнем Новгороде Врубель написал панно «Микула Селянинович», в котором наделил народного героя-пахаря

такой мощью, словно в нём была заключена первобытная сила самой земли. Так в творчестве Врубеля проявилось третье направление – эпически-народное. В этом духе был написан и его «Богатырь», преувеличенно-мощный, восседающий на огромном коне. К этой серии примыкает картина «Пан». Лесное божество изображено в виде морщинистого старика с голубыми глазами и крепкими руками. Последние годы жизни Врубеля были обречены тяжёлой душевной болезнью.

В моменты просветления у него рождались новые замыслы – «Видение пророка Иезекииля», «Шестикрылый Серафим». Возможно, он хотел соединить, слить воедино три основных направления своего творчества. Но такой синтез был не по силам даже Врубелю. В день его похорон Бенуа сказал, что будущие поколения «будут оглядываться на последние десятки лет XIX в. как на «эпоху Врубеля»… Именно в нём наше время выразилось в самое красивое и самое печальное,

на что оно было способно». Михаил Васильевич Нестеров (1862-1942) ранние свои работы писал в духе передвижников. Но затем в его творчестве зазвучали религиозные мотивы. Нестеров написал цикл картин, посвящённых Сергею Радонежскому. Самой ранней из них была картина «Видение отроку Варфоломею» (1889-1890). Белоголовый мальчик, которому был назначен жребий стать духовным наставником

Древней Руси, благоговейно внимает пророческим словам, и вся природа, простой русский пейзаж конца лета, казалось, наполнена этим чувством благоговения. Природа играет в нестеровской живописи особую роль. В его картинах она выступает как «действующее лицо», усиливая общее настроение. Особенно удавались художнику тонкие и прозрачные пейзажи северного лета. Среднерусскую природу он любил рисовать на пороге осени, когда притихшие поля и леса настраивались

на её ожидание. У Нестерова почти нет «безлюдных» пейзажей и редко встречаются картины без пейзажей. Религиозные мотивы в творчестве Нестерова полнее всего выразились в его церковной живописи. По его эскизам исполнялись некоторые мозаичные работы на фасадах храма Воскресенья Христова, воздвигнутого в Петербурге на месте убийства Александра II. Художник создал целую галерею портретов выдающихся людей

России. Чаще всего он изображал своих героев на открытом воздухе, продолжая излюбленную свою тему «диалога» человека и природы. Л. Н. Толстой был запечатлён в отдалённом уголке яснополянского парка, религиозные философы С. Н. Булгаков и П. А. Флоренский – во время прогулки (картина «Философы»). Портретная живопись стала основным направлением творчества Нестерова в годы Советской власти. Писал он преимущественно близких ему по духу людей, русских интеллигентов.

Особым его достижением стал выразительный портрет академика И. П. Павлова. Николай Константинович Рерих (1874 – 1947) в течение своей жизни создал более семи тысяч картин. Они украсили музеи многих городов в нашей стране и за рубежом. Художник стал общественным деятелем мирового масштаба. Но ранний этап его творчества принадлежит России.

В живопись Рерих пришёл через археологию. Ещё в гимназические годы участвовал он в раскопках древних курганов. Воображение юноши рисовало живые картины далёких эпох. После гимназии Рерих одновременно поступил в университет и Академию художеств. Молодой художник приступил к исполнению первого своего большого замысла – серии картин «Начало Руси. Славяне». Первая картина в этой серии, «Гонец.

Восстал род на род», была написана ещё в манере передвижников. В дальнейшем в рериховской живописи всё более активную роль стал играть цвет – чистый, интенсивный, необыкновенно выразительный. Так написана картина «Заморские гости». Интенсивным сине-зелёным цветом художник сумел передать чистоту и холод речной воды. Плещется по по ветру жёлто- багряный парус заморской ладьи.

Его отражение дробится в волнах. Игра этих цветов идёт в окружении белого пунктира летающих чаек. При всём своём интересе к древности Рерих не уходил из современной жизни, прислушивался к её голосам, умел улавливать то, что другие не слышали. Его глубоко тревожила обстановка в России и в мире. Начиная с 1912 г. Рерих создаёт серию странных картин, в которых, казалось бы, нет определённого места действия, перемешаны эпохи. Это своеобразные «вещие сны».

Одна из таких картин называется «Ангел последний». В клубящихся красных облаках возносится ангел, покинув охваченную пожаром землю. В картинах, написанных в годы войны, Рерих пытается воссоздать ценности религии и мирного труда. Он обращается к мотивам народного православия. На его полотнах святые сходят на землю, отводят от людей беду, оберегают от опасностей. Последние картины этой серии

Рерих дописывал уже на чужбине. На одной из них («Звенигород») святые в белых одеждах и с золотыми нимбами выходят из древнего храма и благословляют землю. В советской России в это время разворачивались гонения на церковь, разрушались и осквернялись храмы. Святые уходили в народ. Театр. В 1898 г. в Москве возникло «Товарищество для учреждения общедоступного театра». В числе его учредителей были фабрикант С.

Т. Морозов, театральные деятели К. С. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко. В Каретном ряду был взят в аренду театр «Эрмитаж» - обветшалый и холодный зал. 14 октября 1898 г. здесь состоялся первый спектакль Московского художественного общедоступного театра. Была поставлена драма А. К. Толстого «Царь Фёдор Иоанович».

Создатели Московского художественного театра ставили перед собой три главные цели. Во-первых, привлечь в зал зрителя из простого народа, которому не по карману были билеты в императорские театры. Во-вторых, освежить репертуар, изгнав из него бульварную мелодраму и пустую комедию. В-третьих, реформировать театральное дело. Первое время новому театру приходилось нелегко. Доходы от спектаклей не покрывали расходов. На помощь пришёл

Савва Морозов, за пять лет вложивший в театр полмиллиона рублей. Благодаря его энергии, в Камергерском переулке было построено новое здание. Первый спектакль в нём состоялся в октябре 1902 г. В течение нескольких лет, самых трудных в истории театра, пост председателя правления занимал С. Т. Морозов. В. И. Немирович-Данченко решал вопросы репертуара.

Главным режиссёром был К. С. Станиславский. За короткий срок в Художественном театре сложился ансамбль замечательных актёров (В. И. Качалов, И. М. Москвин, А. Р. Артем, О. Л. Книппер-Чехова и др.). Константин Сергеевич для каждого определял задачу и место в спектакле, подчиняя усилия всех занятых в нём актёров единому режиссёрскому замыслу.

Это было новым явлением в русском театре, где прежде роль режиссёра была невелика. Художественный театр стал первым по-настоящему режиссёрским театром. Это позволило молодому театру блестяще справиться с такой сложной пьесой, как чеховская «Чайка», не имевшая успеха в Александринском театре. И из малого театра Чехов забрал своего «Дядю Ваню» и передал в Художественный.

Театр Станиславского, Немировича-Данченко и Морозова был многосторонне талантлив. Пьесы А. П. Чехова, построенные как драмы повседневности, уживались в его репертуаре с пьесами А. М. Горького, которые отличались романтическим и откровенно бунтарским пафосом. И зрители с одинаковым упоением аплодировали и тем, и другим, понимая, что это одна и та же правда в жизни, по-разному увиденная. Музыка. «Русские сезоны» в

Париже Влияние Московского Художественного театра в те годы распространялось и за пределы драматической сцены. На оперных подмостках появилась плеяда замечательных «поющих актёров» - Ф. И. Шаляпин, Л. В. Собинов, А. В. Нежданова. Одарённые блестящими вокальными данными, по ходу спектакля они не только исполняли свои оперные партии, но и играли, как первоклассные актёры. Собинов создал запоминающийся образ юноши-поэта Ленского.

Шаляпин в роли Бориса Годунова производил потрясающее впечатление на зрителей. И даже крупнейший балетмейстер того времени М. М. Фокин, испытывая влияние Художественного театра, старался драматургически и психологически обосновывать танец. Новаторство Фокина шло ещё дальше. Используя помощь Бакста и Бенуа, он воскрешал античный танец по изображённым на греческих вазах фигурам древних танцоров.

Так был поставлен балет «Дафнис и Хлоя» на музыку французского композитора Мориса Равеля. Русские танцовщики, ценой невероятных усилий, реставрировали танцы Древней Греции. В 1906 г. С. П. Дягилев, устроив выставку русской живописи и скульптуры в Париже, дополнил её концертом русской музыки. И выставка, и концерт имели большой успех. Окрылённый удачей, Дягилев в следующем году организовал во французской столице серию концертов из произведений

Глинки, Римского-Корсакова, Бородина, Мусоргского и Чайковского. Выступали лучшие артистические силы России. С этих концертов началась мировая слава Шаляпина. Два года спустя Дягилев привёз в Париж «Бориса Годунова» с Шаляпиным в главной партии. Чудо шаляпинского царя

Бориса – известное прежде одной России – было раскрыто перед европейским зрителем и произвело потрясающее впечатление. Так начались знаменитые «Русские сезоны» в Париже, повторяющиеся почти каждый год вплоть до мировой войны. Париж познакомился с русским балетом. На газетных полосах замелькали имена русских танцовщиков – Анны Павловой, Тамары Карсавиной, Вацлава Нижинского.

Танец Нижинского, необыкновенно выразительный, изменчивый, создавал невиданные прежде хореографические образы. В ключевых моментах танцевального действия его прыжки были настолько длительны, словно он утрачивал тяготение к земле. Сам артист не мог объяснить свою способность как бы «зависать» в верхней точке полёта. Однако не только танцы, но и невиданные здесь декорации, неслыханная музыка – всё это стало подлинным откровением для парижан. Вслед за триумфом в Париже был успех в

Риме и Лондоне. Русское искусство стремилось завоёвывать сердца взыскательных европейцев. В самом начале «Русских сезонов» парижская публика впервые познакомилась с творчеством выдающегося русского композитора и пианиста Сергея Васильевича Рахманинова (1873-1943). С музыкой другого замечательного русского композитора начала XX в Александра Николаевича Скрябина (1871-1915), парижане познакомились ещё раньше - в 1905 г.

В тот год во французской столице была исполнена его «Божественная поэма» (Третья симфония). В годы первой русской революции Скрябин написал одно из самых ярких своих творений – «Поэму экстаза». Начало русского кинематографа Кино было изобретено во Франции в конце XIX в. Тогда же с новинкой познакомилась и Россия. Вскоре немое кино стало на промышленную основу.

В 1904 г. предприниматель А. А. Хонжонков открыл первую контору по продаже кинооборудования. Затем он наладил работу кинофабрики. В 1908 г. был показан первый отечественный игровой фильм – «Понизовая вольница» (на известный сюжет о С. Разине и персидской княжне). За 1908-1917 годы в России было выпущено около двух тысяч игровых картин. Правда, многие из них, по нынешнем представлениям, были всего лишь «игровыми роликами» (8 – 15 минут

экранного времени). В кино стали сниматься известные артисты, появились первые «кинозвёзды» - Вера Холодная и Иван Мозжухин. Наиболее значительные фильмы этого периода («Пиковая дама» и «Отец Сергий») были сняты режиссёром Яковом Протазановым. Русская литература продолжала играть исключительно важную роль в культурной жизни страны. Усиление реакционно-мистических идей в общественном сознании привело к известному оживлению антиреалистических

течений в художественной культуре. В годы реакции усиливаются различные модернистские искания, распространяется натурализм с его проповедью эротизма и порнографии. “Властителями душ” значительной части буржуазной интеллигенции, мещанства был не только реакционный немецкий философ Ф. Ницше, но и русские писатели, подобные М. П. Арцыбашеву, А. А. Каменскому и др. Эти писатели видели свободу литературы, жрецами которой они себя провозглашали,

прежде всего в культе силы “сверхчеловека”, свободного от морально-нравственных и общественных идеалов. Глубокая враждебность революционным, демократическим и гуманистическим идеалам, доходящая до цинизма, наглядно проявилась в романе Арцыбашева “Санин” (1907), который пользовался большой популярностью как самый “модный” роман. Его герой издевался над теми, кто “готов пожертвовать жизнью ради конституции”. С ним был солидарен А. Каменский, заявивший, что “всякий общественный подвиг утратил привлекательность

и красоту”. Писатели, подобные Арцыбашеву и Каменскому, открыто провозглашали разрыв с наследием революционных демократов, гуманизмом прогрессивной русской интеллигенции. СИМВОЛИЗМ Русский символизм как литературное направление сложился на рубеже Х1Х и ХХ вв. Теоретические, философские и эстетические корни и источники творчества писателей-символистов были весьма разнообразны. Так В. Брюсов считал символизм чисто художественным направлением,

Мережковский опирался на христианское учение, Вяч. Иванов искал теоретической опоры в философии и эстетике античного мира, преломленных через философию Ницше; А. Белый увлекался Вл. Соловьевым, Шопенгауэром, Кантом, Ницше. Художественным и публицистическим органом символистов был журнал “Весы” (1904 – 1909).“Для нас, представителей символизма, как стройного миросозерцания, – писал

Эллис, – нет ничего более чуждого, как подчинение идеи жизни, внутреннего пути индивидуума – внешнему усовершенствованию форм общежития. Для нас не может быть и речи о примирении пути отдельного героического индивидуума с инстинктивными движениями масс, всегда подчиненными узкоэгоистическим, материальным мотивам” . Эти установки и определили борьбу символистов против демократической литературы и искусства, что выразилось в систематической клевете на Горького, в стремлении доказать, что, став в ряды пролетарских писателей,

он кончился как художник, в попытках дискредитировать революционно-демократическую критику и эстетику, ее великих создателей – Белинского, Добролюбова, Чернышевского. Символисты всячески стремились сделать “своими” Пушкина, Гоголя, названного Вяч. Ивановым “испуганным соглядатаем жизни”, Лермонтова, который, по словам того же Вяч. Иванова, первый затрепетал “предчувствием символа символов

– Вечной Женственности” . С этими установками связано и резкое противопоставление символизма и реализма. “В то время как поэты-реалисты, – пишет К. Бальмонт, – рассматривают мир наивно, как простые наблюдатели, подчиняясь вещественной его основе, поэты-символисты, пересоздавая вещественность сложной своей впечатлительностью, властвуют над миром и проникают в его мистерии” Символисты стремятся противопоставить разум и интуицию. “ Искусство есть постижение мира иными, не рассудочными путями”, – утверждает

В. Брюсов и называет произведения символистов “мистическими ключами тайн”, которые помогают человеку выйти к свободе Наследие символистов представлено и поэзией, и прозой, и драмой. Однако, наиболее характерна поэзия. Сложный и трудный путь идейных исканий прошел В. Я. Брюсов (1873 – 1924). Революция 1905 г. вызвала восхищение поэта и способствовала началу его отхода от символизма. Однако к новому пониманию искусства

Брюсов пришел не сразу. Отношение к революции у Брюсова сложно и противоречиво. Он приветствовал очистительные силы, поднявшиеся на борьбу со старым миром, но полагал, что они несут лишь стихию разрушения: Я вижу новый бой во имя новой воли! Ломать – я буду с вами! строить – нет! (1905) Для поэзии В. Брюсова этого времени характерны стремление к научному осмыслению жизни, пробуждение интереса к истории.

А. М. Горький высоко ценил энциклопедическую образованность В. Я. Брюсова, называя его самым культурным писателем на Руси. Брюсов принял и приветствовал Октябрьскую революцию и активно участвовал в строительстве советской культуры. Идейные противоречия эпохи (так или иначе) повлияли на отдельных писателей-реалистов. В творческой судьбе Л. Н. Андреева (1871 – 1919) они сказались в известном отходе от реалистического

метода. Однако реализм как направление в художественной культуре сохранил свои позиции. Русских писателей продолжали интересовать жизнь во всех ее проявлениях, судьба простого человека, важные проблемы общественной жизни. Традиции критического реализма продолжали сохраняться и развиваться в творчестве крупнейшего русского писателя И. А. Бунина (1870 – 1953). Наиболее значительные его произведения той поры – повести “Деревня” (1910) и “Суходол” (1911).

1912 год стал началом нового революционного подъема в общественно-политической жизни России. Д. Мережковский, Ф. Сологуб, 3. Гиппиус, В. Брюсов, К. Бальмонт и др.– это группа “старших” символистов, которые явились зачинателями направления. В начале 900-х годов выделилась группа “младших” символистов – А. Белый, С. Соловьев, Вяч. Иванов А. Блок и др. В основе платформы “младших” символистов лежит идеалистическая

философия Вл. Соловьева с его идеей Третьего Завета и пришествия Вечной Женственности.Вл. Соловьев утверждал, что высшая задача искусства – “ создание вселенского духовного организма”, что художественное произведение это – изображение предмета и явления “в свете будущего мира”, с чем связано понимание роли поэта как теурга, священнослужителя. В этом заключено, по разъяснению А. Белого, “соединение вершин символизма как искусства с мистикой”.

Признание, что существуют “миры иные”, что искусство должно стремиться их выразить, определяет художественную практику символизма в целом, три принципа которого провозглашены в работе Д. Мережковского “О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы”. Это – “ мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности”. Исходя из идеалистической посылки о первичности сознания, символисты утверждают, что действительность,

реальность – это создание художника: Моя мечта – и все пространства, И все чреды, Весь мир – одно мое убранство, Мои следы (Ф. Сологуб) “Разбив оковы мысли, быть скованным – мечтой”, – призывает К. Бальмонт. Призвание поэта – связать мир реальный с миром запредельным. Поэтическая декларация символизма ясно выражена в стихотворении

Вяч. Иванова “Средь гор глухих”: И думал я: “О гений! Как сей рог, Петь песнь земли ты должен, чтоб в сердцах Будить иную песнь. Блажен, кто слышит”. .А из-за гор звучал ответный глас: “Природа – символ, как сей рог. Она Звучит для отзвука. И отзвук – бог. Блажен, кто слышит песнь и слышит отзвук” Поэзия символистов – это поэзия для избранных, для аристократов духа.

Символ – это эхо, намек, указание, он передает сокровенный смысл. Символисты стремятся к созданию сложной, ассоциативной метафоры, абстрактной и иррациональной. Это “звонко-звучная тишина” у В. Брюсова, “И светлых глаз темна мятежность” у Вяч. Иванова, “сухие пустыни по-зора” у А. Белого и у него же: “День – жемчуг матовый – слеза – течет с восхода до заката”. Весьма точно эта техника раскрыта в стихотворении 3.

Гиппиус “Швея”. На всех явлениях лежит печать. Одно с другим как будто слито. Приняв одно – стараюсь угадать За ним другое, – то, что скрыто Очень большое значение в поэзии символистов приобрела звуковая выразительность стиха, например, у Ф. Сологуба: И два глубокие бокала Из тонко-звонкого стекла Ты к светлой чаше подставляла И пену сладкую лила,

Лила, лила, лила, качала Два темно-алые стекла. Белей, лилей, алее дала Бела была ты и ала ' Революция 1905 г. нашла своеобразное преломление в творчестве символистов. С ужасом встретил 1905 г. Мережковский, воочию убедившийся в пришествии предсказанного им “грядущего хама”. Взволнованно, с острым желанием понять подошел к событиям Блок. Приветствовал очистительную грозу В. Брюсов.

К десятым годам ХХ века символизм нуждался в обновлении. “В недрах самого символизма,– писал В. Брюсов в статье “Смысл современной поэзии”,– возникали новые течения, пытавшиеся влить новые силы в одряхлевший организм. Но попытки эти были слишком частичны, зачинатели их слишком проникнуты теми же самыми традициями школы, чтобы обновление могло быть сколько-нибудь значительным”. Последнее предоктябрьское десятилетие было отмечено исканиями в модернистском искусстве.

Происходившая в 1910 г. в среде художественной интеллигенции полемика вокруг символизма выявила его кризис. Как выразился в одной из своих статей Н. С. Гумилев, “символизм закончил свой круг развития и теперь падает”. На смену ему пришел акмеизл~ (от греч. “акме” – высшая степень чего-либо, цветущая пора). Основоположниками акмеизма считаются Н. С. Гумилев (1886 – 1921) и

С. М. Городецкий (1884 – 1967). В новую поэтическую группу вошли А. А. Ахматова, О. Э. Мандельштам, М. А. Зенкевич, М. А. Кузмин и др. АКМЕИЗМ Акмеисты в отличие от символистской туманности провозгласили культ реального земного бытия, “му-жественно твердый и ясный взгляд на жизнь”. Но вместе с тем они пытались утвердить прежде всего эстетико-гедонистическую функцию искусства, уклоняясь

от социальных проблем в своей поэзии. В эстетике акмеизма отчетливо выражались декадентские тенденции, а теоретической основой его оставался философский идеализм. Однако среди акмеистов были поэты, которые в своем творчестве смогли выйти из рамок этой “платформы” и обрести новые идейно-художественные качества (А. А. Ахматова, С. М. Городецкий, М. А. Зенкевич). В 1912 г. сборником “Гиперборей” заявило о себе новое

литературное направление, присвоившее себе имя акмеизм (с греческого акмэ, что означает высшую степень чего-либо, пору расцвета). “Цех поэтов”, как называли себя его представители, включал Н. Гумилева, А. Ахматову, О. Мандельштама, С. Городецкого, Г. Иванова, М. Зенкевича и др. К этому направлению примыкали также М. Кузьмин, М. Волошин, В. Ходасевич и др. Акмеисты считали себя наследниками “достойного отца” – символизма,

который, по выражению Н. Гумилева, “ закончил свой круг развития и теперь падает”. Утверждая звериное, первобытное начало (они еще называли себя адамистами), акмеисты продолжали “помнить о непознаваемом” и во имя его провозглашали всякий отказ от борьбы за изменение жизни. “Бунтовать же во имя иных условий бытия здесь, где есть смерть, – пишет Н. Гумилев в работе “Наследие символизма и акмеизм”, – так же странно, как узнику ломать стену, когда

перед ним – открытая дверь”. Это же утверждает и С. Городецкий: “После всех “неприятий” мир бесповоротно принят акмеизмом, во всей совокупности красот и безобразий”. Современный человек почувствовал себя зверем, “лишенным и когтей и шерсти” (М. Зенкевич “Дикая порфира”), Адамом, который “ огляделся тем же ясным, зорким оком, принял все, что увидел, и пропел жизни и миру аллилуйя”. И в то же время у акмеистов постоянно звучат ноты обреченности и тоски.

Творчество А. А. Ахматовой (А. А. Горенко, 1889 – 1966) занимает особое место в поэзии акмеизма. Ее первый поэтический сборник “Вечер” вышел в 1912 г. Критика сразу же отметила отличительные черты ее поэзии: сдержанность интонаций, подчеркнутую камерность тематики, психологизм. Ранняя поэзия Ахматовой глубоко лирична, эмоциональна. Своей любовью к человеку, верой в его духовные силы и возможности она явно отходила от акмеисти-ческой

идеи “первозданного Адама”. Основная часть творчества А. А. Ахматовой приходится на советский период. Первые сборники А. Ахматовой “Вечер” (1912) и “Четки” (1914) принесли ей громкую известность. Замкнутый, узкий интимный мир отображается в её творчестве, окрашенном в тона грусти и печали: Я не прошу ни мудрости, ни силы. О, только дайте греться у огня!

Мне холодно Крылатый иль бескрылый, Веселый бог не посетит меня Тема любви, главная и единственная, напрямую связана со страданием (что обусловлено фактами биографии пэтессы): Пусть камнем надгробным ляжет На жизни моей любовь Характеризуя раннее творчество А. Ахматовой, Ал. Сурков говорит, что она предстает “ как поэт резко очерченной поэтической индивидуальности и сильного лирического таланта… подчеркнуто “женских” интимно-

лирических переживаний…”. А. Ахматова понимает, что “мы живем торжественно и трудно”, что “где-то есть простая жизнь и свет”, но отказаться от этой жизни она не хочет: Да, я любила их, те сборища ночные – На маленьком столе стаканы ледяные, Над черным кофеем пахучий, тонкий пар, Камина красного тяжелый, зимний жар, Веселость едкую литературной шутки И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий

Акмеисты стремились вернуть образу его живую конкретность, предметность, освободить его от мистической зашифрованности, о чем очень зло высказался О. Мандельштам, уверяя, что русские символисты “ за-печатали все слова, все образы, предназначив их исключительно для литургического употребления. Получилось крайне неудобно – ни пройти, ни встать, ни сесть. На столе нельзя обедать, потому что это не просто стол.

Нелыя зажечь огня, потому что это, может, значит такое, что сам потом рад не будешь”. И вместе с тем, акмеисты утверждают, что их образы резко отличны от реалистических, ибо, по выражению С. Городецкого, они “ рождаются впервые” “как невиданные доселе, но отныне реальные явления”. Этим определяется изысканность и своеобразная манерность акмеистического образа, в какой бы преднамеренной звериной дикости он ни предстал. Например, у Волошина:

Люди – звери, люди гады, Как стоглазый злой паук, Заплетают в кольца взгляды Круг этих образов сужен,чем достигается чрезвычайная красота , и что позволяет добиваться при описании его все большей изысканности: Медлительнее снежный улей, Прозрачнее окна хрусталь, И бирюзовая вуаль Небрежно брошена на стуле. Ткань, опьяненная собой,

Изнеженная лаской света, Она испытывает лето, Как бы не тронута зимой. И, если в ледяных алмазах Струится вечности мороз, Здесь – трепетание стрекоз Быстроживущих, синеглазых (О. Мандельштам) Значительно по своей художественной ценности литературное наследие Н. С. Гумилева. В его творчестве преобладала экзотическая и историческая тематика, он был певцом “сильной

личности”. Гумилеву принадлежит большая роль в развитии формы стиха, отличавшегося чеканностью и точностью. Напрасно акмеисты так резко отмежевали себя от символистов. Те же “миры иные” и тоску по ним мы встречаем и в их поэзии. Так, Н. Гумилев, приветствовавший империалистическую войну как “святое” дело, утверждавший, что “серафимы, ясны и крылаты, за плечами воинов видны”, через год пишет стихи о конце мира, о гибели цивилизации:

Чудовищ слышны ревы мирные, Вдруг хлещут бешено дожди, И все затягивают жирные Светло-зеленые хвощи. Когда-то гордый и смелый завоеватель понимает губитель- ность разрушительность вражды, охватившей человечество: Не все ль равно? Пусть время катится, Мы поняли тебя, земля: Ты только хмурая привратница У входа в Божии поля .

Этим объясняется неприятие ими Великой Октябрьской социалистической революции. Но судьба их не была однородной. Одни из них эмигрировали; Н. Гумилев якобы “принял активное участие в контрреволюционном заговоре” и был расстрелян. В стихотворении “Рабочий” он предсказал свой конец от руки пролетария, отлившего пулю, “что меня с землею разлучит”. И господь воздаст мне полной мерой

За недолгий мой и краткий век. Это сделал в блузе светло-серой Невысокий старый человек. Такие поэты, как С. Городецкий, А. Ахматова, В. Нарбут, М. Зенкевич не смогли эмигрировать. Например, А. Ахматова, которая не поняла и не приняла революцию, покинуть родину отказалась: Мне голос был. Он звал утешно, Он говорил: “Иди сюда,

Оставь свой край глухой и грешный, Оставь Россию навсегда. Я кровь от рук твоих отмою, Из сердца выну черный стыд, Я новым именем покрою Боль поражений и обид”. Но равнодушно и спокойно Руками я замкнула слух, Не сразу вернулась она к творчеству. Но Великая Отечественная война вновь пробудила в ней поэта, поэта-патриота, уверенного в победе своей

Родины (“My-жество”, “Клятва” и др.). А. Ахматова в своей автобиографии писала, что для нее в стихах “ связь моя со временем, с новой жизнью моего народа”. ФУТУРИЗМ Одновременно с акмеизмом в 1910 – 1912 гг. возник футуризм. Как и другие модернистские течения, он был внутренне противоречивым. Наиболее значительная из футуристических группировок, получившая впоследствии название кубофутуризма,

объединяла таких поэтов, как Д. Д. Бурлюк, В. В. Хлебников, А. Крученых, В. В. Каменский, В. В. Маяковский, и некоторых других. Разновидностью футуризма был эгофутуризм И. Северянина (И. В. Лотарев, 1887 – 1941). В группе футуристов под названием “Центрифуга” начинали свой творческий путь советские поэты Н. Н. Асеев и Б. Л. Пастернак. Футуризм провозглашал революцию формы, независимой от

содержания, абсолютную свободу поэтического слова. Футуристы отказывались от литературных традиций. В своем манифесте с эпатирующим названием “Пощечина общественному вкусу”, опубликованном в сборнике с тем же названием в 1912 г они призывали сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого с “Парохода Современности”. А. Крученых отстаивал право поэта на создание “заумного”, не имеющего определенного значения языка.

В его писаниях русская речь действительно заменялась бессмысленным набором слов. Однако В. Хлебников (1885 – 1922), В.В. Каменский (1884 – 1961) сумели в своей творческой практике осуществить интересные эксперименты в области слова, благотворно сказавшиеся на русской и советской поэзии. В среде поэтов-футуристов начался творческий путь В. В. Маяковского (1893 – 1930). В печати его первые стихи появились в 1912 г.

С самого начала Маяковский выделялся в поэзии футуризма, привнеся в нее свою тему. Он всегда выступал не только против “всяческого старья”, но и за созидание нового в общественной жизни. В годы, предшествовавшие Великому Октябрю, Маяковский был страстным революционным романтиком, обличителем царства “жирных”, предчувствующим революционную грозу. Пафос отрицания всей системы капиталистических отношений, гуманистическая вера в человека с огромной

силой звучали в его поэмах “Облако в штанах”, “Флейта-позвоночник”, “Война и мир”, “Человек”. Тему поэмы “Облако в штанах”, опубликованной в 1915 г. в урезанном цензурой виде, Маяковский впоследствии определил как четыре крика “долой”: “Долой вашу любовь!”, “До-лой ваше искусство!”, “Долой ваш строй!”, “Долой вашу религию!” Он был первым из поэтов, кто показал в своих произведениях правду нового общества. В русской поэзии предреволюционных лет были яркие индивидуальности, которые

трудно отнести к определенному литературному течению. Таковы М. А. Волошин (1877 – 1932) и М. И. Цветаева (1892 – 1941). После 1910 г. возникает еще одно направление – футуризм, резко противопоставившее себя не только литературе прошлого, но и литературе настоящего, вошедшее в мир со стремлением ниспровергать все и вся. Этот нигилизм проявлялся и во внешнем оформлении футуристических сборников, которые печатались на оберточной

бумаге или обратной стороне обоев, и в названиях – “Молоко кобылиц”, “Дохлая луна” и т. п. В первом сборнике “Пощечина общественному вкусу” (1912) была опубликована декларация, подписанная Д. Бурлюком, А. Крученых, В. Хлебниковым, В. Маяковским. В ней футуристы утверждали себя и только себя единственными выразителями своей эпохи. Они требовали “Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с

Парохода современности”, они отрицали вместе с тем “парфюмерный блуд Бальмонта”, твердили о “грязной слизи книг, написанных бесконечными Леонидами Андреевыми”, огулом сбрасывали со счетов Горького, Куприна, Блока и пр. Все отвергая, они утверждали “Зарницы новой грядущей Красоты Самоценного (самовитого) Слова”. В отличие от

Маяковского они не пытались ниспровергать существующий строй, а стремились лишь обновить формы воспроизведения современной жизни. Основа итальянского футуризма с его лозунгом “вой-на – единственная гигиена мира” в русском варианте была ослаблена, но, как замечает В. Брюсов в статье “Смысл современной поэзии”, эта идеология “ проступала между строк, и массы читателей инстинктивно сторонились этой поэзии”. “Футуристы впервые подняли форму на должную высоту, – утверждает

В. Шершеневич, – придав ей значение самоцелевого, главного элемента поэтического произведения. Они совершенно отвергли стихи, которые пишутся для идеи”. Этим объясняется возникновение огромного числа декларируемых формальных принципов, вроде: “Во имя свободы личного случая мы отрицаем правописание” или “Нами уничтожены знаки препинания,– чем роль словесной массы – выдвинута впервые и осознана” (“Садок судей”).

Теоретик футуризма В. Хлебников провозглашает, что языком мирового грядущего “будет язык “заумный”. Слово лишается смыслового значения, приобретая субьективную окраску: “Гласные мы понимаем, как время и пространство (характер устремления), согласные – краска, звук, запах”. В. Хлебников, стремясь расширить границы языка и его возможности, предлагает создание новых слов по корневому признаку, например: (корни: чур и чар ) Мы чаруемся и чураемся.

Там чаруясь, здесь чураясь, То чурахарь, то чарахарь, Здесь чуриль, там чариль. Из чурыни взор чарыни. Есть чуравель, есть чаравель. Чарари! Чурари! Чурель! Чарель! Чареса и чуреса. И чурайся и чаруйся Подчеркнутому эстетизму поэзии символистов и особенно акмеистов футуристы противопоставляют намеренную деэстетизацию. Так, у Д. Бурлюка “поэзия – истрепанная девка”, “душа – кабак, а небо – рвань”,у

В. Шершеневича “в заплеванном сквере” голая женщина хочет “из грудей отвислых выжать молоко”. В обзоре “Год русской поэзии” (1914) В. Брюсов, отмечая преднамеренную грубость стихов футуристов, справедливо замечает: “Весьма недостаточно поносить бранными словами все, что было, и все, что есть вне своего кружка, чтобы уже найти нечто новое”. Он указывает, что все их новшества мнимые, ибо с одними мы встречались у поэтов XVIII века, с другими у Пушкина и

Вергилия, что теория звуков – красок разрабатывалась Т. Готье. Любопытно, что при всех отрицаниях других направлений в искусстве футуристы ощущают свою преемственность от символизма. Любопытно, что А. Блок, заинтересованно следивший за творчеством Северянина, с беспокойством говорит: “У него нет темы”, а В. Брюсов в статье 1915 г посвященной Северянину, указывает: “Отсутствие знаний и неумение мыслить принижают

поэзию Игоря Северянина и крайне суживают ее горизонт”. Он упрекает поэта в безвкусице, пошлости, и особенно резко критикует его военные стихи, которые производят “тягостное впечатление”, “срывая дешевые аплодисменты публики”. А. Блок еще в 1912 г. сомневался: “О модернистах я боюсь, что у них нет стержня, а только – талантливые завитки вокруг, пустоты”. . Русская культура кануна

Великого Октября представляла собой итог сложного и огромного пути. Отличительными чертами ее всегда оставались демократизм, высокий гуманизм и подлинная народность, несмотря на периоды жестокой правительственной реакции, когда прогрессивная мысль, передовая культура всячески подавлялись. Богатейшее культурное наследие дореволюционного времени, веками создававшиеся культурные ценности составляют золотой фонд русской культуры.

Список использованной литературы: 1. История России, XIX – начало XX вв.: Учебное пособие / Зырянов П. Н М.: Русское слово, 1997. – 416 с.: ил. 2. История и культурология. Учеб. пособие. Под ред. Н. В. Шишовой. – М.: Логос, 1999. 3. Борзова Е. П. История мировой культуры. СПб.:

Лань, 2001. 4. Яковкина Н. И. История русской культуры XIX века. СПб.: Лань, 2000.