Трудничество
и странничество как две формы праведной жизни в произведениях Н.А.Некрасова
Татьяна
Горбатова
Олицетворением нравственного идеала в народе всегда
считались святые угодники, носители Божией правды. Обращается к христианскому
опыту святых подвижников и Некрасов. Стяжание святости может совершаться,
во-первых, через иноческое служение, а во-вторых, через праведный образ жизни и
служение людям в миру. Некрасова интересует именно второй путь, поэтому все его
“подвижники” причастны к миру. Сокровенная мысль всех его произведений — о
невозможности личного, индивидуального спасения, о нравственной ответственности
каждого человека за происходящее в мире, где каждый за всех и перед всеми
виноват. Некрасовский “народный заступник” — это “подвижник” , который не бежит
от мира, а идёт в мир.
Подвижничество
же простого русского мужика заключается в тяжёлом физическом труде. Народ
высоко ценил аскетическое монастырское служение, но рядом с ним, в жизни мирян,
он утверждал служение другое — трудничество. Труд оценивается традиционной
крестьянской этикой как необходимое, возвеличивающее, праведное дело. Народный
мир у Некрасова можно условно разделить на тружеников (людей, обрабатывающих
землю, постоянно находящихся в одном пространстве) и странников-богомольцев,
идущих по Руси. Каждый выполняет свою миссию, но изначальная мотивация едина —
физическое страдание на земле во имя светлой будущей жизни на небе.
Нельзя не
согласиться с Ю.В.Лебедевым, который утверждает, что с этой точки зрения до сих
пор не понята и не осмыслена особая роль темы труда в поэзии Некрасова вообще и
в «Железной дороге» в частности. Песня мертвецов — строителей железной дороги —
обычно воспринимается лишь как обличение.
Разумеется, эта
тема есть, но содержание ею никак не исчерпывается. На тяжёлые и бесчеловечные
условия мертвецы указывают не для того, чтобы посетовать на тяготы,
перенесённые ими. Скорее наоборот: эти тяготы как бы усиливают сознание высшей
праведности предпринятого ими трудового подвижничества, ибо трудились они на
пользу общую и не материальные блага вдохновляли их, а надежда на богоугодность
великого дела. Как православные люди, они убеждены, что “Бог труды любит”.
Поэтому в лунную ночь они любуются делом своих рук и радуются, что во имя Божие
претерпели великие муки и страдания.
Очень интересно
трактует «Железную дорогу» В.А.Сапогов. Он выявляет в основе этого
стихотворения миф о “строительной жертве”, связанный с обрядом основания.
Жертва трактуется в нём как выкуп за место, именно ею обеспечивается
жизнеспособность заложенного дома, храма, города и тому подобного. Железная
дорога — сооружение, построенное на мертвецах (“мёртвые в землю зарыты”). По
мифу, строители, принесённые в жертву, обладают особым статусом посредников
между миром земным и потусторонним. Они являются Ване в видении, чтобы
рассказать о строительстве дороги. “Мирные дети труда”, претерпевшие всё, они
становятся “божьими ратниками”, то есть жертвой принятой. Финальная сцена, по
мысли В.А.Сапогова, “связана с темой жертвенного пиршественного возлияния с
положенными в этом случае всепрощением («Бочку рабочим вина выставляю // И
недоимку дарю…»), единством (песни, крики «ура!»), травестийными заменами
(выпрягают лошадей и вместо них впрягаются сами) и, наконец, всеобщим
ликованием”. Мифологему “строительной жертвы” исследователь выделяет также в
других произведениях Некрасова: программном стихотворении «Поэт и гражданин»
(“Умрёшь не даром: дело прочно, // Когда под ним струится кровь…”),
стихотворениях-некрологах (например, «Памяти Добролюбова»), декабристских
поэмах.
В народном
представлении умереть в праведном труде — значит “умереть со славой”. В цикле
«О погоде» типографский рассыльный Минай, обращаясь к поэту, говорит: “Умереть
бы привёл Бог со славою, // Отдохнуть отдохнём, потрудясь…” Трудничество —
характерная примета всех народных героев Некрасова. В основе стихотворения
«Дума» («Сторона наша убогая…», 1861) — житейский сюжет: мужик хочет наняться в
работники. Его интересует плата за труд, материальная сторона, но это не
становится для него главным, определяющим. У него “поработать руки чешутся”,
батрака притягивает и манит труд сам по себе, причём труд тяжёлый, напоминающий
богатырский. Да и сам мужик видит себя не иначе как богатырём: пашет пески
сыпучие, рубит леса дремучие. Тема трудового богатырства, развивающая мотив
былин о Микуле Селяниновиче и Святогоре, становится одной из ведущих в
творчестве Некрасова. Богатырю уподобляется Прокл в поэме «Мороз, Красный нос»
(“Большие, с мозолями руки, // Подъявшие много труда, // Красивое, чуждое муки
// Лицо — и до рук борода…”). Эту же тему подхватывает в «Кому на Руси жить
хорошо» Савелий, который, обращаясь к Матрёне Тимофеевне, говорит: “Ты думаешь,
Матрёнушка, // Мужик — не богатырь? // И жизнь его не ратная, // И смерть ему
не писана // В бою — а богатырь!”
Крестьянский
труд мало что даёт в материальном отношении: в лучшем случае он дарует мужику
ровно столько, сколько нужно для скромного достатка и поддержания жизни. Сама
природа приглушает в русском человеке материальные стимулы труда, но зато
сполна мобилизует другие, духовные его мотивы. Эта мысль отчётливо звучит в
поэме «Крестьянские дети»:
Любите свой хлеб трудовой —
И пусть обаянье поэзии детства
Проводит вас в недра землицы родной!..
Любовь к
“скудному полю” требует прежде всего духовного, детски-бескорыстного к нему
отношения. Она не подвластна земным, материальным мотивам, она выше конечного и
преходящего (именно поэтому Некрасов подчёркивает здесь тему вечности). Без
этой любви крестьянский труд теряет свою красоту и поэтичность.
* * *
В стихотворении
«Влас» (1855) Некрасов создаёт образ русского странника, собирающего
пожертвования на строительство церкви. Очень важным является то, что этот
человек раньше был “великим грешником” (этот образ будет и в поэме «Кому на
Руси жить хорошо») — так возникает тема греха. Каноническая церковь признаёт
грехом нарушение заповедей Христа: “Если же хочешь войти в жизнь вечную,
соблюди заповеди. Говорит Ему: «Какие?» А Иисус же сказал: не убивай; не
прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и: люби
ближнего твоего как самого себя». Юноша говорит Ему: всё это сохранил я от
юности моей; чего ещё недостаёт мне? Иисус сказал ему: если хочешь быть
совершенным, пойди, продай имение твоё и раздай нищим; и будешь иметь сокровище
на небесах…” (Мф. 19, 17–21).
Интересно
осмысление греха в духовных стихах, являющихся результатом освоения
христианства народом (далеко не адекватного христианскому учению в его
чистоте). В духовных стихах принципы благочестия более конкретны:
Как я, Господи, восскорбил своею душею
От смертного часу до Христова воскресения,
Такожды и вы попоститеся
Верою и любовию, кротостями и смирением,
Своими благими делами.
(Иерусалимские
стихи)
Только всем поможеть посты и молитвы, милостыня наша,
Кто нищему даваить да родителей своих поминаеть.
Нас Господь помяне за престолом Своим,
За архангельскым гласым да за райской пишшай.
Кто мёртвых проводить до Божьей до церкви
С кануном, с свячою, Богу помолится —
На веки спасётся, на многая лета!
(Плач Адама)
В стихотворении
критерии греховности приобретают социальный характер. Влас преступил законы
того общества, в котором он жил. Все его действия (за исключением, может быть,
того, что он “побоями в гроб жену свою вогнал”) направлены не просто против
конкретного человека, а против всего мира. Неслучайно Некрасов использует
собирательное слово “соседство” (которое можно отнести к тематическому полю
“мiръ”, представленному ещё такими словами, как “народ”, “Русь крещёная”, “мы”
и другими); собирательными являются образы “родного”, “убогого”, “пахаря”,
“нищего”.
Одной из
важнейших мыслей стихотворения можно назвать следующую: искреннее раскаяние
способно искупить любой грех (что согласуется как с традиционной Церковью, так
и с народным мировосприятием. “Иисус же, услышав это, сказал: «не здоровые
имеют нужду во враче, но больные… Я пришёл призвать не праведников, но
грешников к покаянию»” (Мф.9, 12–13). Народные пословицы: “Большой грех
прощается скорее малого, потому что человек покается” (раскольн.); “Ни греха,
ни спасения”; “Умей грешить, умей и каяться”; “Ни праведный без порока, ни
грешный без покаяния”).
Влас грешен, но
готов отмолить свой грех, пострадать. Он отправился собирать деньги на
строительство храма. Примечательно, что он роздал, а не продал своё имущество
(ведь выручку можно было бы тоже вложить в создание Церкви) — так герой
отрекается от своей прошлой неправедной жизни, от нечестно заработанного
богатства. Ведь Божий храм не может быть построен на ворованные деньги. Но
важно ещё и то, что Влас приобщает к его созданию других людей со всей “Руси
крещёной” — весь мир.
Таким образом,
“великий грешник” как бы возвращается в мир, законы которого он когда-то
презрел. Меняется его нравственный облик. Влас превратился в последнего ещё при
жизни, чтобы стать первым после смерти. Он нищий, питается подаянием, но его
путь — путь праведника.
Подобный образ
возникает у Некрасова также в стихотворении «Размышления у парадного подъезда».
Здесь у странников другая цель: они, видимо, пришли с просьбой от общины в
город. Но по сути миссия и у них, и у Власа одна и та же — послужить миру;
принять на себя страдание, избавив от него других людей. Отношение русского
народа к страннику почтительное, граничащее с преклонением перед его трудом. Он
и воспринимается не как обыкновенный, а как “Божий человек”, обидеть которого —
грех. Поэтому “владелец роскошных палат” виноват не только перед этими
конкретными мужиками, но перед всей “Русью крещёной (“И сойдёшь ты в могилу…
герой, // Втихомолку проклятый отчизною…”). И совершает он не какое-то
должностное преступление, а преступление против совести, против Бога (“Не
страшат тебя громы небесные…”).
Образы
странников в «Размышлениях у парадного подъезда» — это религиозные образы,
синонимы высокого нравственного подвижничества. Поэтому они “помолились на
церковь”, поэтому у них и “крест на шее” — как бы символ мученического креста,
который русский мужик в этой жизни нёс (слово “мука” тоже употреблено
Некрасовым). Как замечает М.Нольман, далее поэтическое повествование о мужиках
продолжается в таком же и даже ещё более высоком, почти библейском, стиле.
Убогие крестьянские сумки и котомки названы “кошли”, скромное задабривание
швейцара — “скудная лепта”. Наконец, самих мужиков поэт называет “пилигримы”,
то есть религиозные путешественники, взявшие обет на служение… Определение
“пилигримы” находит продолжение, разворачивается, когда в стихотворении
появляется образ “палящего солнца” (рядом с апелляцией к “Божьему суду”):
И пошли они, солнцем палимы,
Повторяя: “Суди его Бог!”
То, что они
уходят с “непокрытыми головами”, оказывается последним штрихом к образу
крестьян, высокому и трагическому образу подвижников и страдальцев.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://lit.1september.ru/