Тайна Робинзона Крузо.
Александр Балод
«Позвольте спросить, сэр, - сказала я через некоторое
время, - почему за все эти годы вы не построили лодку и не попытались бежать с
этого острова?».
Джозеф
М. Кутзее. Мистер Фо.
Рождение легенды.
Один
из шедевров мировой литературы – роман «Жизнь, необыкновенные и удивительные
приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в
полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки, близ устья великой
реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь
экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения
пиратами. Написано им самим» Даниэля Дефо был издан в Англии в 1719 году.
За
свою жизнь Дефо написал более 300 (по некоторым источникам – не менее 500)
произведений, художественных и публицистических. Но истинный успех ему принесла
книга о приключениях моряка из Йорка, Робинзона Крузо.
Суровая
и романтическая эпоха освоения мира, эпоха морских путешествий на край света,
неведомых земель и таинственных островов давно ушла в прошлое.
Но
интерес к герою Дефо не ослабевает, а скорее усиливается. Можно без
преувеличения сказать, что Робинзон Крузо стал одним «вечных персонажей»
мировой литературы, может быть - любимым из них.
Не
всем известно, что Крузо является героем не одного романа, а целого
литературного сериала. Успех первой книги подтолкнул Дефо к мысли выпустить ее
продолжение. Вскоре вышла вторая часть романа — «Дальнейшие приключения Робинзона
Крузо», принятая публикой гораздо более прохладно. Робинзон в очередной раз
отправляется в скитания: посещает свой любимый остров, совершает кругосветное
путешествие, в конце которого оказывается в далекой и загадочной России. При
этом нигде надолго не задерживается и ничего особенного не совершает. Как
написал исследователь творчества Дефо Д. Урнов, этот «роман встал в ряд
множества книг о путешествиях, где и без Робинзона было тесно». Наверное,
именно этим и объясняется неудача книги. Теснота - не стихия Робинзона.
Третья
часть эпопеи, носящая название «Серьёзные размышления в течение жизни и
удивительные приключения Робинзона Крузо, включающие его видения ангельского
мира» (1720) — не художественное произведение, а скорее эссе на социально-философские
и религиозные темы.
Умница
Дефо не понял или просто не захотел понять, чего ждет от него публика и создал
продолжение романа, в то время как читатели жаждали повторения.
Дело
Дефо продолжили за него другие литераторы, менее одаренные, но более хваткие и
практичные. На читателя обрушился поток подражаний его великому детищу,
начавшийся сразу же после появления «Робинзона» и не прекращающийся до наших
дней.
В
чем состоит главный секрет успеха книги Дефо? Один из исследователей его
творчества писал: «Робинзон - наивная книга, и в этом значительная доля ее
прелести».
Попробуем
с этим поспорить. Роман Дефо прост по форме, но далеко не наивен по содержанию.
Сам автор жаловался на то, что его произведение не поняли. Литературовед Д.
Урнов назидательно поясняет: для читателей «Робинзон» в первую очередь был
приключенческой книгой, однако задумывался автором как историко-политический
роман.
Но
может быть, дело не только в этом? Уверен - гениальное творение Дефо хранит не
одну тайну. Начнем с рассказа о самых простых.
Селькирк и Робинзон
Принято
считать, что прототипом фигуры Робинзона Крузо послужила фигура шотландского
моряка Александра Селькирка. В предисловии к первому изданию Дефо писал: «Еще
до сих пор среди нас есть человек, жизнь которого послужила основой для этой
книги», - как считают историки, явно имея в виду Селькирка.
Вспомним
историю, произошедшую с этим шотландским моряком.
В
1703 году 27-летний Александр Селкирк состоял в должности квартирмейстера на
парусно-гребной галере «Синк портс», входящей в состав эскадры знаменитого
корсара того времени Уильяма Дампира. В Тихом океане возле берегов Панамы,
разделив добычу с захваченного испанского галеона, суда эскадры разлучились.
«Синк
портс» под командованием капитана Томаса Стрейдинга отправился на юг. В октябре
1704 года во время стоянки у острова Мас-а-Тьерра в архипелаге Хуан-Фернандес
между Стрейдингом и Селкирком, имевшим независимый и вспыльчивый характер,
произошло шумное объяснение. Ссора была настолько серьезной, что капитан злобно
прокричал Селькирку: «Нам двоим на одном судне не ужиться!». И когда судно
вышло в море, шотландец то ли был высажен, то ли, с учетом сложности
создавшейся ситуации, сам предпочел остаться на необитаемом острове; ему дали
ружье, топор и подзорную трубу. Так начиналась эпопея, которая легла в основу
романа Дефо.
Когда
галера начала выходить из гавани, Селкирк, внезапно осознавший весь ужас своего
положения, бросился вслед с криками: «Не бросайте меня! Я с вами!». Но капитан
был неумолим. Слышал ли он ругательства и проклятья Селькирка в свой адрес,
неизвестно. Зато хорошо известна дальнейшая судьба его корабля, - и если бы
Селькирк во время своего пребывания на острове узнал бы о ней, то не проклинал
бы, а благодарил судьбу, как это делал Робинзон Крузо. В скором времени судно
наскочило на подводную скалу и затонула. Команде во главе с капитаном удалось
спастись и добраться на шлюпках до крохотного островка. Вскоре им удалось
привлечь внимание проплывавшего мимо судна, однако на беду англичан оно
оказалось испанским, то есть вражеским (вспомним, что корабль Селькирка был
капером и охотился за испанскими кораблями). Испанцы, которым английские
джентльмены удачи давно уже стояли поперек горла, доставили моряков в
перуанскую столицу Лиму, где их заковали в кандалы и посадили в тюрьму по
обвинению в морском разбое и противодействии испанской короне.
Прототип
Робинзона прожил на Мас-а-Тьерра 4 года и 4 месяца. Первый год он сильно
страдал, но постепенно привык к жизни на острове. У него было два жилья:
хижина, сооруженная из веток, и естественная пещера на склоне холма. Он ловил
рыбу, черепах и коз, собирал фрукты, пил воду из ручья. В случае необходимости
мог и разжигать огонь. Когда одежда моряка полностью износилась, он облачился в
козьи шкуры. Свой досуг островитянин заполнял молитвой и чтением Библии,
которая в те времена была в сундуке каждого английского моряка. За время своего
пребывания на острове Селкирк выучил эту священную книгу практически наизусть.
В
феврале 1709 года неподалеку от острова снова появился флот Дампира. С
удивлением англичане увидели поднимающийся из-за деревьев столб дыма. Полагая,
что на остров высадились испанцы, несколько вооруженных матросов сели в шлюпку
и отправились на разведку. Вскоре они привели странного человека, одетого в
звериные шкуры, в котором Дампир с трудом узнал Селькирка.
Первое
время отвыкший от людей островитянин практически не мог общаться с
соотечественниками; постепенно его душевное равновесие стало приходить в норму,
и он рассказал о своей жизни на острове капитану Роджерсу.
Роджерс
был поражен: «Неужели за все это время ни один корабль не заходил на остров?» И
с удивлением узнал, что корабли проплывали мимо острова неоднократно - не
только испанские, но и английские. Но Селькирк избегал встреч с людьми. Почему?
Может
быть, ответом на этот вопрос станут строки из «Робинзона Крузо»: «Какое
игралище судьбы человеческая жизнь! … Я - человек, единственным несчастьем
которого было то, что он изгнан из общества людей, что он один среди
безбрежного океана, обреченный на вечное безмолвие, отрезанный от мира, как
преступник, признанный небом незаслуживающим общения с себе подобными,
недостойным числиться среди живых, - я, которому увидеть лицо человеческое
казалось, после спасения души, величайшим счастьем, какое только могло быть ниспослано
ему провидением, воскресением из мертвых, - я дрожал от страха при одной мысля
о том, что могу столкнуться с людьми, готов был лишиться чувств от одной только
тени, от одного только следа человека, ступившего на мой остров!».
Впрочем,
фобия Селькирка была вполне объяснима и без обращения к глубинам человеческой
психологии. Как-то раз высадившиеся испанцы, увидев одетого в шкуры Селькирка,
приняли его за дикого зверя и начали палить по нему из ружей. Островитянину
едва удалось спастись от них.
Умение
быстро бегать - один из немногих полезных навыков, в которых он преуспел за
время жизни на острове, тренируясь вместе с козами. Кроме скорости бега поразил
он окружающих и своим знанием Библии, цитируя наизусть огромные куски текста из
любых названых мест. Дампир, имевший о Селькирке как о профессионале высокое
мнение, взял его на один из кораблей в прежней должности.
В
октябре 1711 года эскадра вернулась в Англию и встала на якорь в Бристольском
порту. Селькирк получил свою долю добычи и уехал в родной городок Ларго, где
поселился у родственников. Радость от возвращения домой скоро прошла. Он стал
все чаще и чаще мысленно переноситься на свой, как он говорил, «райский
остров». И даже построил на прибрежном холме хижину — близкую копию своего
жилища на Мас-а-Тьерра. Подолгу сидел возле нее и, покуривая трубку, грустно
вглядывался в морские дали.
Как
писал журналист Р. Стиль, “он часто оплакивал свое возвращение в свет, который,
как говорил он, со всеми наслаждениями не заменит ему утраченного спокойствия
его уединения”.
Однако
на суше отставной моряк прожил недолго. Нанявшись квартирмейстером на военный
фрегат, он снова отправился в длительный рейс, из которого уже не вернулся.
Приключения
Селькирка описал капитан Роджерс, который снял горемыку с острова в своей книге
«Путешествия вокруг света от 1708 до 1711 г. капитана Вудса Роджерса». Позже
эту историю изложил другой капитан — Кук, и, спустя некоторое время, —
журналист Ричард Стиль.
Предание
о встрече Александр Селькирка с Даниелем Дефо в портовом кабачке, так же как и
слова Селькирка об авторе «Робинзона Крузо»: «пускай пользуется за счёт бедного
моряка» — скорее всего, досужий вымысел (так, по крайней мере, считал Д.
Урнов).
Скорее
всего, сам Дефо не хотел этой встречи - вряд ли она могла вызвать у писателя
другие чувства, кроме разочарования.
Селькирк
был обычным человеком, попавшим в необычные обстоятельства. «Моряк как моряк,
прилагал все усилия, чтобы остаться в живых", - сказал о нем капитан Кук
(не сам знаменитый мореплаватель, а его однофамилец, возможно и предок).
Однако
долгие морские путешествия и одиночество на острове сильно повлияли на его
характер, судя по всему и до этого не слишком мирный и покладистый.
Популярность,
которую приобрела личность Селькирка, ставшего «героем дня» тогдашнего
английского общества, была вызвана скорее удачным стечением обстоятельств. Его
эпопея не была чем-то необыкновенным в ту богатую на приключения эпоху.
Литературно-историческим событием ее сделал не кто иной, как мистер Даниэль
Дефо.
Остров Робинзона
«Когда
я взобрался на вершину холма, что стоило мне немалых усилий, мне стала ясна моя
горькая участь. Я был на острове. Кругом со всех сторон тянулось море, за
которым нигде не было видно земли, если не считать торчавших в отдалении скал,
да маленьких островков поменьше моего, лежавших милях в десяти к западу…».
Робинзон
и его прибежище неотделимы друг от друга. Мы говорим Робинзон, подразумеваем
необитаемый остров. Мы говорим остров …. - ну вы меня понимаете.
Если
прототип Робинзона – Александр Селькирк, значит остров, на котором он очутился
– это и есть настоящий остров Робинзона!
Робинзонада
Селькирка происходила, как известно, на Мас-а-Тьерра, самом большом из островов
архипелага Хуана Фернандеса. Этот архипелаг расположен Тихом океане, в 600 км
от берегов Чили.
Повторение
одних и тех же сюжетов, римейк – характерная черта не только ведущего
литературного направления современности – постмодернизма, но и самой жизни.
История Селькирка повторялась на Мас-а-Тьерра несколько раз – и в форме
трагедии, и в виде фарса.
Первым
из европейских обитателей острова был мореплаватель Хуан Фернандес, чьим именем
и назван архипелаг. Он прожил на острове несколько лет, в течение которых
активно занимался хозяйственной деятельностью - сажал съедобные корнеплоды,
злаки и фрукты, разводил коз, впоследствии одичавших.
В
начале XVII века на острове очутились голландские моряки. Вслед за ними в
течение трёх лет на Мас-а-Тьерра обитал чернокожий Робинзон, моряк с
затонувшего торгового судна.
Следующим
стал индеец, высаженный с корабля на остров английскими пиратами, а в 1687г.
наступила очередь «коллективной робинзонады» девяти матросов, брошенных здесь
капитаном за чрезмерное пристрастие к игре в кости.
Моряки
не слишком расстроились, и поспешили посвятить неожиданно образовавшийся досуг
любимому занятию – азартным играм. За неимением денег они разделили остров на
части, которые послужили в качестве ставки в игре.
Через
четырнадцать лет на Мас-а-Тьерра появился его самый знаменитый обитатель -
Александр Селькирк. Но и на этом летопись робинзонад острова не закончилась.
В
1719 году здесь нашли приют дезертиры с английского военного фрегата, а через
год — экипаж очередного затонувшего поблизости судна.
Через
полстолетия после эпопеи Селькирка испанцы решили всерьез заняться колонизацией
острова. Приехавшие сюда поселенцы начали строить крепость под очень знакомым
именем «Санта-Барбара», целью которой было держать на расстоянии от острова
английские каперы. Впоследствии архипелаг потерял даже то скромное
стратегическое значение, которое ему приписывалось ранее, и колонисты покинули
его.
В
1935 году остров Мас-а-Тьерра был объявлен Национальным парком. А в 1960 году,
когда отмечалось 300-летие Даниэля Дефо, в память о герое романа и его
прототипе два острова архипелага Хуан-Фернандес — Мас-а-Тьерра и соседний с ним
Мас-а-Фуэро — - были переименованы Правительством Чили в «Робинзон» и
«Селькирк».
Сейчас
на острове живут пятьсот человек. Главный источник доходов местного населения –
туризм, поэтому вряд стоит удивляться тому, что многие из островитян носят
имена Даниеля, Робинзона и Пятницы.
Разумеется,
никакой удаленный экзотический остров не может обойтись и без местной
знаменитости, искателя приключений и эксцентричного чудака. Люди, живущие на
маленьком острове, с особым энтузиазмом посвящают свою жизнь осуществлению
какой-нибудь несбыточной идеи. Или, быть может, уединенные острова обладают
особой притягательностью для людей именного такого склада?
В
журнале «Вокруг света» рассказывалось о некоем американце по имени Бернард
Кайзер, который вот уже шесть лет ищет на острове Робинзона сокровища. Ищет в
основном рядом с главной местной достопримечательностью острова — «пещерой
Селькирка». Кладоискатель убежден, что на острове спрятаны несметные богатства.
Сохранились свидетельства, что в разгар так называемой «войны за испанское
наследство» из Мексики вышли галионы с сокровищами ацтеков на борту, которые
так и не пришли к месту назначения.
Испания
была близка к поражению, и поэтому разумнее было не везти сокровища в
метрополию, а на время где-то их спрятать. Сделано это было, как считает
Кайзер, именно на Мас-а-Тьерра.
Вряд
ли поиски американца увенчаются успехом - на острове одиночества нет места для
сокровищ. Одно несомненно – жизнь искателя приключений нравится ему куда
больше, чем прежняя жизнь чикагского миллионера. Рискну предположить, что поиск
испанского золота – иллюзия, в которой эксцентричный янки пытается найти
оправдание своей жизни на острове. Оправдание, без которого не может обойтись
цивилизованный человек, желающий на самом деле всего лишь одного - быть самим
собой.
Сказочный
остров в океане – это замечательно. Но ведь в названии книги Дефо
недвусмысленно указано другое место действия романа - необитаемый остров у
берегов Америки близ устья великой реки Ориноко! Между устьем реки Ориноко и
архипелагом – дистанция огромного размера. Не говоря уже о том, что эти точки
расположены в разных океанах: Хуан Фернандес в Тихом, а остров в устье Ориноко
– в Атлантическом.
Так
где же на самом деле находится остров Робинзона?
Из
всех загадок Робинзона эта – самая простая. Остров Селькирка - это
Мас-а-Тьерра, и Дефо прекрасно об этом знал. Почему же его герой оказался в
устье Ориноко?
Причина
проста. Для описания климата, животного мира, растительности и топографии
острова Дефо нуждался в информации, однако сведений про Мас-а-Тьерра
практически не было.
Поэтому
писатель пошел другим путем. Он перенес остров Робинзона в Атлантический океан,
в устье реки Ориноко, - на землю, географические координаты которой примерно
совпадают с местонахождением острова Тобаго.
Сам
писатель там никогда не был, но имел под рукой необходимые книги - такие,
например, как «Открытие Гвианы» У. Рэли, «Путешествия вокруг света» и «Дневник»
Дампира. Надо заметить, что эта часть побережья Южной Америки давно привлекала
внимание Дефо, в сферу интересов которого входила и английская колониальная
политика. Известно, что он советовал Вильгельму Оранскому прогнать из Гвианы
испанцев и захватить в свои руки золотые россыпи.
Сейчас
остров Тобаго оспаривает у Мас-а-Тьерра честь считаться приютом Робинзона.
Использование «бренда» Робинзона – одна из составных частей туристического
бизнеса островитян. Его гостям среди прочих диковинок обязательно
продемонстрируют главную достопримечательность - пещеру Робинзона Крузо.
Синдбад-мореход и призрак острова
С
прототипом Робинзона ситуация еще более запутана, чем и с островом, – во всяком
случае, в этом уверены многие исследователи.
Португальский
историк сеньора Фернанда Дурао Феррейра утверждает, что Дефо заимствовал
историю своего героя из португальских мореплавательских хроник 16-го столетия.
По ее мнению, настоящим прообразом Робинзона является вовсе не шотландец
Селкирк, а португалец – следует признать, далеко не самый достойный
представитель этой маленькой, но гордой нации, негодяй и проходимец по имени
Фернао Лопес.
Всем
хорошо известно, что Англия, родина Робинзона - владычица морей (во всяком
случае, была ею когда-то). Но так было не всегда; до англичан на эту роль с не
меньшим основанием могли претендовать португальцы. Португальские мореплаватели
положили начало эпохе великих географических открытий; две трети планеты были
открыты и нанесены на карту именно ими.
Сеньора
Дурао указывает на ряд любопытных совпадений в судьбах Робинзона и Лопеса. Как
явствует из исторических источников, сеньор Лопес напоминал собой не
благородного «хозяина и губернатора колонии», каким изобразил своего героя
Дефо, а скорее чудовищного «призрак острова». За предательство
соотечественников во время осады неприятелем португальской колонии Гоа ему
отрезали уши, нос, правую руку и большой палец левой руки. После всех этих
ужасов Лопес скрылся на атлантическом острове, где и умер в 1546 году.
Как
и Робинзон, Лопес имел своего Пятницу - яванского слугу; «попугаем" Лопеса
был ручной петух, следовавший за ним по всему острову. А вот и действительно
интересное совпадение - как и герой Дефо, Лопес имел обыкновение делить листик
бумаги пополам, противопоставляя плохие аспекты тех или иных событий хорошим,
дабы понять, чего же в сложившихся обстоятельствах больше. Даже излюбленное
восклицание Крузо "я бедный-несчастный Робинзон!" перекликается с
отмеченным в хронике присловием Лопеса: "О, я бедный-несчастный!".
Не
так давно появился новый конкурент. Тим Северин, ирландский путешественник и
писатель высказал гипотезу о том, что источником вдохновения Дефо были не
Селькирк или Лопес, а английский хирург Генри Питман.
Северин
обнаружил в Британской библиотеке документ, содержащий рассказ Питмана о его
пребывании на Карибском островке Сал Тортуга у берегов Венесуэлы. Героя вынесло
волной на берег острова после того, как лодка с восемью его товарищами
потерпела кораблекрушение. По возвращении в Лондон в 1689 г. Питман опубликовал
книгу «Повесть о великих страданиях и удивительных приключениях хирурга Генри
Питмана», которая содержит ряд совпадений с романов Дефо, особенно в описаниях
природы острова и его фауны. Неизвестно, имел ли Питман своего говорящего
попугая или хотя бы кукарекающего петуха, но Пятница у него точно был – некий
индеец, которого англичанин спас от пиратов.
Даниэль
Дефо мог слышать рассказ о его злоключениях от самого Питмана – ведь они были
хорошо знакомы, и даже вместе принимали участие в опасном политическом заговоре
против Стюартов. Заговор был раскрыт, и Питмана сослали на остров Барбадос, откуда
он и сбежал на той самой злополучной лодке; Дефо, как и обычно, благополучно
выпутался из сложной ситуации и был прощен. И то, и другое пошло только на
пользу мировой литературе.
Разумеется,
путешественник Северин не мог не навестить Сал Тортугу, предполагаемый остров
Робинзона. В ходе посещения (кто бы сомневался!) он обнаружил множество
совпадений природы острова с описаниями, приводимыми в книге Дефо.
Не
удивлюсь, если когда-нибудь обнаружатся и другие претенденты на место прототипа
героя Дефо. Робинзонада – явление нередкое в истории мореплавания той эпохи, и
практически любой бедолага-отшельник, про историю которого слышал (или мог бы
слышать) Дефо, может претендовать на роль прообраза нашего героя.
Не
обязательно таким человеком должен быть европеец. Чем, например, хуже герои
«Тысячи и одной ночи» - тот же Синдбад-мореход?
Между
прочим, известный литературовед Аникст упоминает о книге арабского писателя XII
века Ибн Туфайля (Дефо мог читать ее, потому что при его жизни она издавалась
на английском), герой которой Хаджи Бен Иокдан в одиночку создал целую
культуру. “Из титульного листа английского издания можно почерпнуть основное
содержание этой книги: “Изложение восточной философии, показывающее мудрость
некоторых наиболее прославленных людей Востока, в особенности глубокую мудрость
Хаджи Бен Иокдана, как в естественных, так и в божественных науках, коей он
достиг без всякого общения с людьми (ведя одинокую жизнь на острове и достигнув
совершенства до того, как он встретился с людьми, с которыми был разлучен с
младенческого возраста)”.
Жизнь
на необитаемом острове – не выдумка Дефо. Робинзонады родились вместе с
рождением мореплавания, и рассказы о них волновали людские сердца задолго до
выхода в свет его романа, - однако только гений Дефо превратил их из
экзотической драмы в философский символ.
Многим
хочется погреться в лучах славы знаменитого литературного героя – однако стоит
ли их в этом винить?
Скромное обаяние буржуазии или триумф тысячеликого
героя
Кто
он все-таки такой, этот загадочный Робинзон Крузо? И что главное в его судьбе –
личность или ситуация, в которой он очутился?
Принято
считать, что торговец и моряк из Йорка Крузо – обычный, средний европеец,
который сумел оказаться на высоте положения даже на необитаемом острове.
Потеряв цивилизацию, он заново построил ее в одиночку.
Как
считает А. Генис «больше всего читателю льстит в Робинзоне то, что он ничем от
него, читателя, не отличается. Это внушает надежду, что каждый мог бы быть на
его месте». Робинзона выделяет «не богатство, не бедность, не воля, не
характер, не гений, не злодейство, только судьба. Он такой же, как все,
рядовой, средний. Роман Дефо – это манифест среднего класса, впервые сумевшего
показать свое достоинство».
Так
ли уж ординарен Робинзон? Люди 17-го столетия были намного менее осторожны,
расчетливы и предусмотрительны, чем мы. Они проще смотрели на жизнь, чаще
принимали неосмотрительные решения, рисковали и пускались в авантюры, не
слишком задумываясь о возможных последствиях.
Но
даже в те романтические времена далеко не все английские юноши тайком покидали
родительский кров, становясь моряками, искателями приключений и бразильскими
плантаторами – и уж, тем более, выходцы из благополучных семей. Рискну
предположить, что изрядную долю искателей приключений всегда составляли
бедняки, неудачники, и люди, находящиеся не в ладах с законом. А герой Дефо,
как мы знаем, происходил из состоятельной буржуазной семьи и получил неплохое
по тем временам образование.
Разумеется,
бразильский плантатор и несостоявшийся торговец живым товаром Робинзон – не
супермен в классическом понимании этого слова. Но и представление о его
заурядности – скорее ярлык, приклеиваемый к его профессии, чем реальная оценка
личности. Робинзон - буржуа, предприниматель, купец (Робинзон - « буржуа до
мозга костей», пишет Д. Мирский). В советские времена это слово было символом
сразу двух негативных явлений - классовой враждебности и заурядности. Обаяние
буржуазии, как все прекрасно усвоили – в полном отсутствии какого бы то ни было
обаяния.
Поступками
моряка из Йорка руководит стремление к наживе; нас страницах своего дневника он
не перестает утомлять читателя многословными рассуждениями о деньгах и доходах.
Может
показаться, что герой Дефо и герой Сервантеса – антиподы. Дон Кихот одержим не
просто идеями странствующего рыцарства – он одержим прошлым, потому что не
принимает настоящее. Чтобы избавиться от него, он прячется в свой собственный
мир, порожденный наполовину фантазией, наполовину безумием. Робинзон – человек
нового времени, делец и реалист. Хотя окружающий мир его тоже не очень
устраивает, но он принимает его таким, как он есть и пытается найти в нем свое
место – если не в родной Англии, то в далеких заморских колониях.
Тем
не менее, между ними есть много общего. Оба они – люди не от мира сего, идеалисты
и мечтатели. Только романтик Дон Кихот прячется от скучной реальности в
виртуальном мире своего безумия, не покидая пределов постоялого двора родной
Ламанчи, а прагматик Робинзон ищет свою виртуальную мечту вдали от родины, в
неведомых и загадочных землях на краю планеты.
Прагматизм
Робинзона проявляется и тогда, когда он всеми силами стремится к обогащению, и
тогда, когда он с пренебрежением отзывается о золоте. «Я улыбнулся при виде
этих денег. "Ненужный хлам! - проговорил я, - зачем ты мне теперь? Ты и
того не стоишь, чтобы нагнуться и поднять тебя с полу. Всю эту кучу золота я
готов отдать за любой из этих ножей. Мне некуда тебя девать: так оставайся же,
где лежишь, и отправляйся на дно морское, как существо, чью жизнь не стоят
спасать!».
Попытка
трактовать его слова как отказ от ложных буржуазных ценностей и возвращение к
ценностям истинным выглядит по меньшей мере странно. И золото, и тем более
денежные знаки – абстракции, экономические категории, которые представляют
значимость только в цивилизованном обществе. На уединенном острове нет
разделения труда и людей, с которыми можно было бы воплотить на практике
знаменитую формулу Маркса «товар-деньги-товар».
Для
человека оказавшегося вне цивилизации, полезнее всего ее самые простые,
«вещные» достижения - топор, пила, нитки, спички. И умница Робинзон, тот час же
приспосабливается к изменившейся ситуации: отвергает прежние ценности и
принимает новые.
"Однако
ж, поразмыслив, я решил взять их с собой и завернул все найденное в кусок
парусины». В первобытную дикость погрузился не весь мир, а только Робинзон на
своем острове. Если он не в силах вернуться к цивилизации, цивилизация сама
может прийти (а точнее – приплыть) к его острову. И тогда ненужный хлам снова
примет вожделенный облик самого благородного из всех металлов.
Пробыв
почти три десятка лет на необитаемом острове, Робинзон не потерял своей деловой
хватки, которую с некоторой долей преувеличения можно назвать «бульдожьей».
Вернувшись в обжитой мир, он принимает его реалии и немедленно начинает тяжбу
за свои бразильские плантации. Часто утверждают, что практичность – ум дураков.
Доля истины в этом выражении, несомненно, существует. Но должен же кто-то, -
если и не сам Даниэль Дефо, не слишком удачливый финансовый делец, всю жизнь
бегавший от кредиторов, то хотя бы его литературный герой принять вызов,
брошенный всем талантливым людям практичными дураками в знаменитой фразе: «если
ты такой умный, то почему ты такой бедный?». Наш ответ дуракам – образ
Робинзона Крузо, отшельника, мудреца и удачливого финансиста, вовремя сумевшего
вложить свои средства в ценные активы – бразильские плантации.
Некоторые
литературоведы утверждают, что подлинный Робинзон – сам Дефо. Если это и так,
то такая тайна - не что иное, как секрет Полишинеля. Философия Крузо – это,
несомненно, философия самого Дефо. Да и в судьбах автора и героя много общего.
Робинзон часто сетует на превратности судьбы и свою несчастную участь, то же
самое делал и Дефо, перу которого принадлежат следующие строки:
Судеб
таких изменчивых никто
Не
испытал,
Тринадцать
раз я был богат
И
снова беден стал.
То,
что мы рассказали – это реалистическая трактовка образа Робинзона; но
существует и его магическая интерпретация. Пленник далекого острова, как и
любой другой легендарный литературный персонаж, как гласит теория
соотечественника Дефо английского философа Дж. Кэмпбелла, – это воплощение
мифического «тысячеликого героя». История Робинзона – один из величайших мифов
литературы нового времени.
Фабула
романа включает те же основные фазы похождений героя, как и любая волшебная
сказка - призвание, путешествие, возвращение.
Ощутив
«зов на подвиг» моряк из Йорка, презрев «золотую середину», убегает из дома,
чтобы отправиться в волшебное странствие. Образ «доброго буржуа» для Робинзона
– не более, чем эпизодическая роль «тысячеликого актера» в театре человеческой
комедии, маска, которую он надевает только для того, чтобы тут же снять ее и
продемонстрировать всем свою истинную сущность. Необитаемый остров - не конец
путешествия героя, а само путешествие. Чудовища, которым бросает вызов герой –
это не только первозданная природа острова и злые каннибалы, но и внутренние
демоны, инстинкты и страсти, которые его обуревают.
Конец
путешествия Робинзона наступает, когда он ощущает, что цель достигнута. Он
превратил дикую природу острова в цветущий сад, и победил себя, обретя мудрость
и душевное равновесие. Появление на острове Пятницы – начало конца этой
истории. Общение с ним – не просто новый поворот сюжета, а начало процесса
возвращения Робинзона в цивилизацию, восстановления им связей с другими людьми.
Ближе
к концу романа на острове становится многолюдно. Появляется испанец, вслед за
Пятницей появляется и его отец и, а вслед за испанцем грозятся нагрянуть чуть
ли два десятка его соотечественников. Робинзону нечего больше делать на своем
острове. Новый жизненный уклад острова – не робинзонада, а сюжет для совершенно
иного романа. И тогда, как нельзя более вовремя, из голубого тумана моря на
горизонте появляется английский корабль с мятежным экипажем, некий прообраз
«Баунти».
Герой
уезжает с острова, потому что его миссия закончена. Робинзону больше нечего
взять у острова, острову нечего ему дать. И отшельник возвращается на родину
после 35-летнего отсутствия.
Мифический
герой не может вернуться домой с пустыми руками; ему необходим магический
артефакт – золотое руно, волшебный меч, святой Грааль. Артефакт Робинзона,
который он обрел на своем острове - сознание могущества человеческого духа и
человеческой воли. Человек – не игрушка в руках природы, а ее царь (не будем
бояться этих слов). И надо об этом помнить – или хотя бы иногда вспоминать.
Это
– только некоторые из версий образа Робинзона. Есть и еще – о них мы расскажем
в последующих главах.
Тысячеликий роман - сложно о простом
Гениальность
– в простоте. История Робинзона – очень простая история. Такой, во всяком
случае, она представляется на первый взгляд. Но умные теоретики и критики
никогда не могут до конца поверить в то, что простой сюжет обладает
способностью приобрести над читателями такую власть. И делают все, чтобы
представить его более сложным.
Что
же смогли увидеть в книге бесчисленные литературоведы, комментаторы и
продолжатели дела Дефо?
Первое
что, приходит на ум - романтика дальних странствий, неведомых земель и
таинственных островов. Могучие волны, рождающиеся где-то в бесконечном
пространстве океана и приплывающие умирать на берег далекого пустынного
острова, силуэты пальм, сгибающиеся под ветром стволы которых манят в
таинственное чрево тропического леса, кровожадные каннибалы, полулюди-полудемоны,
оставляющие странный след на обжигающем песке острова, далекий парус на
горизонте, - то ли приближающийся, то ли неотвратимо исчезающий. Разве не об
этом рассказывает нам Дефо?
Конечно,
все это есть в его романе. Но суть романа - в чем-то другом. Исследователь
творчества Дефо Д. М. Урнов даже высказал мнение, что «Робинзон» - не
приключение, а скорее «антиприключение», настолько мало событий происходит в
книге.
Экзотика
и обыденность – две стороны одной монеты. История семейства старообрядцев
Лыковых, «таежных Робинзонов» долгое время проживших в полном уединении среди
просторов сибирской тайги, привлекла внимание всей страны и послужила предметом
для множества публикаций в отечественной и даже зарубежной прессе.
И
почему-то мало кому интересна жизнь обитателей бесчисленных затерянных
деревень, и хуторов, затерянных на просторах России, связь которых с
цивилизацией и «большой землей» практически иллюзорна, а уклад жизни намного
интереснее и самобытнее, чем незамысловатый быт семейства Лыковых.
Талант
Дефо придал магическую силу словам «необитаемый остров» и «Робинзон», превратив
их из простого сочетания букв в символы – магию, которой нет в слове
«провинциальность» (может быть, оно еще ждет своего Дефо?).
Романтический
герой Дефо, как справедливо замечает Д. М. Урнов, большую часть своего
пребывания на острове занят самыми обыденными делами, на которые в другой книге
мы бы не обратили никакого внимания - учится простым ремеслам, вроде обжигания
горшков и выделывания шкур, приручает диких коз и сажает пшеницу, месяцами
сооружает ограду вокруг хижины, годами мастерит лодку.
Теологическая
идея. Жизнь Робинзона на острове – это поиск человеком своего пути к богу.
Робинзон - до того, как попал на остров, был не вольнодумцем или атеистом, а
скорее человеком, равнодушным к религии (как, впрочем, и большинство людей). Он
с горечью замечает: “Увы! моя душа не знала Бога: благие наставления моего отца
изгладились из памяти за восемь лет непрерывных скитаний по морям в постоянном
общении с такими же, как сам я, нечестивцами, до последней степени равнодушными
к вере. Не помню, чтобы все это время моя мысль хоть раз воспарила к Богу или
чтобы хоть раз я оглянулся на себя, задумался над своим поведением. Я находился
в некоем нравственном отупении: стремление к добру и сознание зла были мне
равно чужды... Я не имел ни малейшего понятия ни о страхе Божием в опасности,
ни о чувстве благодарности к Творцу за избавление от нее”.
Жизнь
на острове, библиотека которого состояла из единственной книги – Библии,
сделала его глубоко верующим человеком. «Робинзон видит проявление
божественного промысла в каждом происшествии своей жизни; его осеняют
пророческие сны... кораблекрушение, одиночество, необитаемый остров, нашествие
дикарей - все кажется ему божественными карами", - справедливо отмечает
критик А. Елистратова. С появлением на острове Пятницы его религиозный пыл
обретает новое направление и превращается в миссионерство - стремление
превратить своего товарища по несчастью, дикаря и язычника, в доброго
христианина.
Некоторые
исследователи даже рассматривают книгу как художественную вариацию на тему
библейских притч - сюжета о блудном сыне и мифа о пророке Ионе. Проводят и
параллели между романом Дефо и книгой "Бытие" Библии. Робинзон,
подобно богу, шаг за шагом создает свой мир. История Робинзона, с их точки
зрения – своеобразная версия «библии для бедных», популярная история сотворения
мира, - только не в форме Писания, а в форме житейского дневника отшельника.
Впрочем,
советским литературоведам, вооруженным самой передовой в мире научной
идеологией, удалось обнаружить в книге нечто совершенно противоположное –
вольнодумство и даже скрытую антирелигиозную пропаганду. Внешне Робинзон -
добрый христианин, регулярно читает Библию и предается молитвам. На самом деле
все обстоит иначе – герой если и не атеист, то наверняка вольнодумец. Некоторые
его высказывания о религии полны скепсиса, а после бесед с Пятницей он приходит
к вполне марксистскому выводу: «обман практикуется духовенством даже среди
самых невежественных язычников и что искусство облекать религию тайной, чтобы
обеспечить почтение народа к духовенству, изобретено не только в Риме, но,
вероятно, всеми религиями на свете». Попав на необитаемый остров и обретя
неограниченную власть над окружающим миром, Робинзон поставил себя не только на
место губернатора или короля, но и на место бога.
Идеология
книги - пропаганда буржуазной морали (теория, также популярная среди советских
литературоведов). Робинзон – типичный буржуа, купец, коммерсант,
предприниматель. Он пустился в странствия, чтобы извлечь выгоду и думает только
о выгоде: не брезгует ни работорговлей, ни плантаторством, готов умчаться на
край света, если надеется подороже продать и подешевле купить товар, независимо
от того, что это - вещь или живой человек. Оставшись один на острове,
занимается, в сущности, тем же делом, что и раньше - строит буржуазную
экономику на отдельно взятом острове. С той только разницей, что если раньше он
был мелкой деталью ее механизма, то теперь стал всем в одном лице. Появившегося
на острове Пятницу он превращает в своего слугу и, несмотря на сложившиеся
между ними товарищеские отношения, нещадно эксплуатирует его. Такая же судьба
ждала бы и других обитателей острова – если бы, на их счастье, Робинзон не
покинул его столь своевременно.
Книга
Дефо – философский, или, как теперь принято говорить, «интеллектуальный».
роман. Человек дела и прагматик Робинзон, попав на остров, преображается и
становится мыслителем и философом. Философия для него – не каприз, способ
заполнить досуг или не сойти с ума, а нечто большее. Самое интересное в книге –
рассуждения Робинзона-Дефо о жизни, а цель всей робинзонады – поиск ее смысла.
Аллегория
европейской цивилизации. Островитянин снова проходит в миниатюре путь, по
которому шло в своем развитии человечество – приручает животных, осваивает
земледелие и ремесла, строит жилище, а потом и крепость, налаживает контакты с
соседями-дикарями и приобщает их к ценностям культуры.
Книга
о воспитании - тема, наиболее популярная в 18-ом веке. Одиночество, общение с
природой, труд и простой образа жизни – самые верные средства духовного
совершенствования. Как говорил Жан-Жак Руссо, книга Дефо - «удачнейший трактат
о естественном воспитании». Жизнь на острове сделала из человека, испорченного
цивилизацией «естественного человека» - то есть, в представлении просветителей,
идеального человека.
Робинзон
- книга об одиночестве. Остров – метафора, символизирующая одиночество человека
в хотя и обжитом и густонаселенном, но чуждом и враждебном мире. Каждый человек
по-своему одинок, и поэтому может почувствовать себя Робинзоном. Жить в
обществе, и быть свободным от общества нельзя – это мы все прекрасно знаем. Но
каждому из нас необходимо время от времени побыть наедине с собой. Философ Э.
Фромм так говорит об этом: «Парадокс человеческого существования состоит в том,
что человек в одно и то же время ищет и близости и независимости, единения с
другими и сохранения своей особенности и уникальности».
Может
быть, это явление даже заслуживает наименования «комплекс Робинзона».
Главная
тема романа - не одиночество, а социальная связь, отношения Робинзона и
Пятницы. Отношение Робинзона к дикарю Пятнице – отношение большого брата к
своему слуге, несмотря на весь гуманизм Робинзона. Взгляды Робинзона достаточно
политкорректны для европейца 17-го столетия – вспомним хотя бы его рассуждения
о том, что дикари не виноваты в своей кровожадности. Робинзон вспоминает, как
вели себя раньше испанские колонизаторы в Америке, не считавшие туземцев за
людей и безжалостно их истреблявшие. Он противопоставляет этому свой, новый,
"просвещённый" взгляд: белый человек должен нести дикарям всё лучшее,
что есть в его культуре — культуре цивилизованного европейца.
Однако
то, что казалось прогрессивным в эпоху Дефо, - отношение к пятницам с позиций
«строго, но доброго старшего брата» в наше время выглядит ужасающе
неполиткорректным. Для современного правозащитника глобализм, попытка навязать
другим людям ценности европейской цивилизации – еще одна форма возрождения
колониализма. Культуры, обычаи и верования разных народов самоценны. Любой,
даже самый дремучий пятница достоин большего, чем школьная парта, розги и
добрые советы Робинзона, - он сам способен многому научить последнего.
Роман
Дефо – психологический роман. Жизнь – игра, и люди в ней актеры, говорил
соотечественник Дефо. Может быть, ситуация, когда исчезает не только публика в
зрительном зале, но и сам зал, и не перед кем больше разыгрывать роли сможет
лучше понять подлинную сущность человека? Кто же он все-таки такой – царь
природы или животное, руководствующее инстинктами – самосохранения,
размножения, развлечения? Что если актерство неотделимо от самой личности
цивилизованного человека, и те игры, которым предаются люди в обществе себе
подобных, просто сменят форму, превратившись в какой-нибудь другой вид лицедейства
– перед самим собой, богом, или теми же людьми, превратившимися в образы и
воспоминания?
Дневники
Робинзона – не более чем сон, порождение фантазии. Герой – обычный человек,
который не хочет больше жить прежней жизнью; однако изменить ее он тоже не может.
Единственный возможный выход - «внутренняя эмиграция», погружение в мир грез и
фантазий. Робинзон-мечтатель создает в своем воображении необитаемый остров, на
котором ощущает себя полным владыкой. Со временем власть без подданных
надоедает ему; он начинает постепенно заселять остров, придумывая сначала
кровожадных дикарей, потом Пятницу, корабль, и весь окружающий мир.
Это
– только некоторые из толкований романа Дефо, - не говоря уже о том, что каждая
эпоха заново открывает для себя историю Робинзона.
Так
о чем же рассказывает эта простая и наивная книга, и почему существует так
много ее интерпретаций?
Ответ
очевиден. Простота романа – видимость, иллюзия. Европеец Дефо написал своего
«Робинзона Крузо» не буквами, а восточными иероглифами. Эти иероглифы скрывают
какой-то иной, скрытый сюжет. Может быть, именно поэтому многим кажется, что
история, рассказанная Дефо - чистый лист, на котором каждый желающий может
попробовать написать свою собственную историю.
Робинзон на острове постмодернизма.
***
Многие
литературоведы видят в «Робинзоне Крузо» прообраз современного европейского
романа. Как бы разнообразны и многочисленны ни были источники "Робинзона
Крузо", - писал литературовед А. Чамеев, - и по форме, и по содержанию
роман представлял собой явление глубоко новаторское. Дефо создал оригинальное
художественное произведение, сочетавшее в себе авантюрное начало с мнимой
документальностью, традиции мемуарного жанра с чертами философской притчи.
Любовь
читателей к неувядающему творению Дефо, похоже, разделяют его коллеги по
творческому цеху; наверное, ни одно литературное произведение не породило
столько подражаний и римейков, как «Робинзон Крузо».
Слово
А.Генису: «История Робинзона всегда составляла непреодолимый соблазн для
плагиатора. С тех пор как почти три века назад на свет появился бессмертный
роман Даниеля Дефо, бесчисленные авторы использовали необитаемый остров как
полигон для мысленных экспериментов. Каждый из них обновлял ситуацию, вставляя
в исходное уравнение - человек наедине с природой - тот смысл, что
соответствовал философии своей эпохи».
Каждая
эпоха по-своему пересказывала историю, рожденную гением Дефо. 19-ый век породил
моду на «коллективные» робинзонады. Все-таки рассказ про одинокого человека на
одиноком острове – это очень грустная история. Литература должна нести
жизнеутверждающее начало – и вот на смену герою-одиночке приходит крепкая семья
швейцарских робинзонов и трудовой коллектив робинзонов-янки, с энтузиазмом
внедряющих бизнес-проект построения светлого технического будущего на
уединенном «Таинственном острове».
Раздумья
о смысле жизни и разумности устройства мироздания остались в далеком прошлом;
сообщество островитян поглощено совсем другими проблемами. Если им и нужна
идеология, то гораздо более конкретная и практичная - например, психология
семьи или социология рабочей бригады.
Двадцатый
век – век рождения «антиутопий», начало которым положило легендарное крушение
«Титаника». Новая эпоха выкрасила коллективные робинзонады в черный цвет.
Сказание о Робинзоне вернулась к своей исходной точке – печальной истории
призрака острова Лопеса, пересказанной в жанре фильма ужасов.
Хуже
одиночества, как известно, только плохие соседи. Именно их, выселив доброго
Пятницу, подселили на необитаемый остров моряка из Йорка авторы «черных робинзонад».
Самое известное произведение в таком жанре - роман «Повелитель мух» Уильяма
Голдинга, удостоенный Нобелевской премии.
Группа
английских школьников попадает на необитаемый остров – но не для того, чтобы
построить там цивилизацию, а чтобы доказать ее невозможность. Быстро одичав,
дети превращаются в некое подобие дикого племени и начинают жестокую войну друг
с другом. Похожая история положена и в основу повести фантаста Лукьяненко
«Рыцари сорока островов» – с той только разницей, что подростки не сами впадают
в дикость, а принуждаются к беспощадной борьбе за выживание злыми пришельцами
(фантастика, однако!).
Современные
литераторы не верят, подобно мыслителям эпохи просвещения в идеалы
«естественного человека». Необитаемый остров в их произведениях, – не то место,
где человек может найти путь к богу, возвыситься духовно или научиться полезным
ремеслам. Не верят они и в саму цивилизацию. Варварство, в которое впадают
люди, оказавшиеся за ее обочиной, символизирует для них не возврат к
первобытным инстинктам, а скорее гримасу, если не подлинное лицо потерявшего
идеалы и насквозь прогнившего общества.
Модернистские
эксперименты с коллективными робинзонадами сменили произведения
постмодернистского образца. Постмодернистская литература пришла к выводу, что
образ Робинзона, белого человека на зеленом острове, исчерпал себя. Наступила
очередь его спутника Пятницы, корабля, на котором он терпит крушение и самого
острова.
В
романе «Дефо» корабль олицетворял связь Робинзона с цивилизацией. В романе
Умберто Эко «Остров накануне» главный герой - это сам корабль, символ создавшей
его цивилизации. Время действия книги – 1643г. Судно, на котором совершает
загадочное путешествие французский дворянин Роберт де Ла Грив, попадает в шторм
и терпит крушение в далеких тропических морях. Роберту везет – плотик, на
котором он пытается спастись, выносит в тихую заводь близ берегов неведомого
острова. Однако герой обретает не сам остров, а всего лишь новый корабль,
севший на мель неподалеку от него.
Роберт
– не моряк из Йорка, а сухопутный житель, к тому же аристократ. Он не только не
умеет плавать, но даже не способен соорудить какое-нибудь средство, позволившее
бы добраться до берега – может быть, просто не хочет задуматься на столь
приземленную тему. Остров для него так же далек, как и американский континент
для Робинзона.
Герой
Эко остается жить на корабле – хотя с таким же успехом Эко мог бы запереть его
в библиотеке (что он, собственно и делает) и, отказавшись от каких-либо
практических действий, отдается на волю фантазий и воспоминаний.
«Остров
накануне» патриарха постмодернизма - это тургеневское «накануне», которому уже
не нужен сам остров.
Постмодернизм,
как писал с пафосом некий критик – это аристократка и проститутка в одном лице,
ее свойства – элитарность и доступность одновременно. Необитаемый остров -
всего лишь способ рассказать другим о предметах, которые интересны самому
автору, используя для этого интересную и понятную среднему читателю форму.
Рассказ о средневековье («Имя розы») стал детективом, повествование об «эпохе
барокко» - робинзонадой. Приведем для примера названия некоторых глав книги:
«Карта страны нежного»; «Трактат о боевой науке»; «Занимательная техника»; «О
происхождении романов»; «Монолог о множественности миров». Наверное, в
представлении автора необитаемый остров – самое удобное место для размышления о
подобных предметах.
Странный
Робинзон без острова находит и своего странного пятницу. Пятница в романе Дефо
был дикарем и язычником, пятница Умберто Эко - преподобный Каспар, иезуит и
профессор математики, который и снарядил этот странный корабль с какими-то
загадочными научными целями.
Впрочем,
нашему Робинзону Пятница не очень-то и нужен, поэтому Эко, предоставив иезуиту
возможность высказаться по всем вопросам, которые входили в кругозор образованного
человека 17-го столетия, тотчас же отправляет его в дорогу. Постмодернистская
литература не то чтобы не любит простых решений – скорее она их просто не
знает. Единственный способ, которым дряхлый иезуит эпохи барокко может
добраться если не до острова, то вообще куда-нибудь – это, конечно же,
собственноручно изготовленный прообраз водолазного костюма.
В
финале романа герой, после долгих колебаний, принимает решение отправиться на
остров. На корабле есть все для жизни, и похоже, он никогда бы не отважился на
дерзкое путешествие, если бы не уверовал, что на острове его ждет возлюбленная,
существующая только в его мечтах. Читатель так и остается в неведении, чем
закончится эта попытка, однако огорчаться не стоит – наверняка мы уже знаем
этот финал, а если и нет, что же - прочтем в следующем постмодернистском
романе.
Если
главный персонаж романа Умберто Эко – корабль, то герой М. Турнье – спутник и
слуга Робинзона. Его роман так и назван – «Пятница».
Герой
Турнье только на первый взгляд напоминает персонажа Дефо. Во-первых, это вам не
флегматичный британский, а настоящий латинский Робинзон, отличительной которого
является повышенная эмоциональность. Созданием цивилизации он занимается с
энтузиазмом, граничащим если не с помешательством, то с одержимостью, а
установленный им порядок жизни на острове, который он называет «Сперанса» (то
есть надежда) близок к абсурду.
«Я
хочу, я требую, чтобы отныне все вокруг меня было вымерено, доказано,
сертифицировано, математически высчитано, рационально», заявляет Робинзон. Он
создает Палату мер и весов, Дворец Правосудия, Храм, правый придел которого
отведен для гипотетических женщин; пишет Уголовный кодекс и Хартию острова, в
которой назначает самого себя его губернатором, имеющим право наказывать своих
подданных. Сам герой – то губернатор, то генерал, то пастор; своими разными
«лицами» он как будто старается населить остров, организовать жизнь по всем
правилам бюрократических формальностей.
Задача,
которую поставил сам себе Робинзон – заменить установить на острове «нравственный
порядок», одержав победу над порядком «естественным», который поначалу является
для него синонимом «абсолютного беспорядка».
Впрочем,
бюрократический гений Робинзон – тоже человек, и кое-что человеческое ему не
чуждо. Двадцатый век снял табу с обсуждения сексуальных проблем, что позволило
М. Турнье затронуть некоторые деликатные вопросы, которые обошел молчанием
джентльмен Дефо. Сексуальные проблемы необитаемого острова и наиболее
эффективные способы их решения – одна из ключевых тем романа (Справедливости
ради, отметим, что свобода обсуждения ранее запретных тем коснулась и прототипа
Робинзона – Селькирка. Некоторые авторы начали делать весьма двусмысленные
предположения о том, с какой целью моряк бегал наперегонки с козами и почему
они при этом так быстро улепетывали от него).
Создается
впечатление, что замысел автора прямо противоположен идее, положенной в основу
романа великого англичанина. Творение Дефо - апология цивилизации. Культурный
европеец настолько тяжело переживает разлуку с ней, что ему не остается ничего
другого, как в одиночку создавать цивилизацию на пустом месте.
Мишель
Турнье поставил задачей продемонстрировать всем абсурдность цивилизации,
воплотив ее в карикатурном образе одержимого порядком трудоголика Робинзона.
Европейская культура, в изображении француза – разновидность некоей заразной
болезни, носителями которой являются представители белой расы.
Как
всякая болезнь, цивилизация обречена на самоуничтожение. Продукты, которые она
создает, - тот же самый порох, - обрекают ее на гибель. Гранат и пушек не
потребуется - достаточно всего лишь небольшого нарушения установленного
порядка. Случайная встреча двух продуктов высшей культуры – окурка и бочонка с
порохом приводит к гибели всего мира, созданного Робинзоном.
Если
европейская культура – это мираж и химера, то в чем же выход? Ответом на это,
по замыслу автора, призван послужить образ Пятницы. Сначала туземец, как и
положено слуге, послушно исполняет роль тени Робинзона, но вскоре оказывается,
что Пятница ведет свою, странную и непонятную для его хозяина жизнь.
Главный
герой книги Дефо - культурный европеец Робинзон, однако по мнению Турнье,
величайшим изобретением английского романиста был именно Пятница, который и
должен стать главным героем романа 20-го века.
Если
бы в романе «Пятница» было посвящение, - пишет Турнье в своем
автобиографическом эссе «Святой дух», - то я посвятил бы эту книгу … всем этим
Пятницам, посланным нам третьим миром …. Они должны всему учиться у нас, и
прежде всего – научиться говорить на цивилизованном языке, … они должны
научиться культурно себя вести, а главное – не докучать тупым и ограниченным
Робинзонам, т.е. нам». На самом же деле, «дикарей не существует, а есть люди,
которые относятся к цивилизации, отличной от нашей, и которую нам было бы полезно
изучить».
Разрушив
до основания мир, построенный буржуа Робинзоном на отдельно взятом
малообитаемом острове, туземный пролетарий Пятница взамен этого делится с ним
своим миром и своими ценностями. В финале романа Крузо смотрит вслед шхуне, на
которой уплывает Пятница. Приручив и укротив Робинзона, он отправляется в
большой мир, в Европу – нести туда свою новую альтернативную идеологию.
Некоторые
постмодернистские произведения очень непросто понять. В «Мистере Фо» Джозефа М.
Кутзее много знакомых лиц – Робинзон, то ли бледная тень, то ли пародия на
героя Дефо, загадочный бессловесный Пятница, некая эксцентричная дама,
прямо-таки тетушка Чарли, приплывающая на необитаемый остров прямиком из
провинции Баия в Бразилии, где много диких обезьян, и даже сам мистер де Фо,
создатель бессмертного романа. Однако что хотел сказать своей книгой почтенный
лауреат Нобелевской премии? Доказать что он - прекрасный писатель, который с
легкостью необыкновенной может создать римейк любого классического сюжета? Если
все дело в этом, то цель достигнута. Вот только жаль, что жертвой, принесенной
на ее алтарь, стал наш многострадальный герой.
***
Идеолог
постмодернизма Р. Барт ставил литературу выше гуманитарной науки; он утверждал,
что все открытия таких ее отраслей, как социология, психология, психиатрия,
лингвистика и т. д., были известны литературе всегда. Наверное, в этом есть
доля истины. Но будем честными и признаем - литература способна не только
дарить, но и заимствовать идеи (постмодернистская - в первую очередь).
Научные
труды ученых-гуманитариев, как правило, строятся на основе жестко
формализованной модели, ведущей начало еще со времен средневековья.
Обязательные атрибуты такого подхода – обоснование актуальности и значимости
изучаемой темы, подробный анализ существующих точек зрения, многочисленные
цитаты и ссылки, библиографические перечни. Научная материя скучна, но только
не для тех, кто живет ею; сухие строки ученых комментариев подчас скрывают под
собою если и не вулкан, то кипящий котел эмоций. Каждый уважающий себя ученый
муж по мере сил старается выразить свое отношение к работам предшественников и
коллег. Тут все происходит, как и в обычной жизни - работы единомышленников и
друзей превозносятся (в той степени, в какой это дает возможность не умалять
достижений самого автора), идеи и воззрения представителей враждебных научных
школ подвергаются беспощадной, хотя внешне благожелательной критике, а в
случае, если они оказываются автору не по зубам, искажаются или попросту
замалчиваются.
Цель
любого научного исследования - предложить новое способ решения проблемы или ее
новое видение. Однако придумать что-нибудь качественно новое удается очень
немногим, удел большинства – «косметическая» доработка и шлифовка чужих мыслей
и теорий. Хитрость и наука – вещи вполне совместимые. Один из примеров - так
называемые «междисциплинарные исследования» или работа «на стыке» разных наук.
Социолог предлагает рецепты оздоровления экономики, психолог ищет пути создания
«общества будущего», математик создает новый, «хронологический подход» к
истории человечества. То, что они предлагают, действительно обладает новизной,
но лишь для представителей чуждых дисциплин, в область которые они столь
отважно вторглись - не говоря уже о том, что методы, созданные в рамках
определенной системы знаний, за ее пределами могут попросту не работать.
Литература,
в отличие от науки, всегда обходилась без ссылок, цитат и комментариев. В
глазах литературного сообщества каждое художественное произведение - уникальный
творческий продукт. Глупо отрицать, что современные писатели используют
достижения своих предшественников, - и в тоже время, принято считать, что в
творческой сфере, в отличие от научной, наследие прошлого содержится как бы в
«снятом» виде, преломленном через призму таланта автора.
То,
чего сами создатели книг предпочитали не афишировать, делали за них
литературоведы, - хотя и без них искушенный читатель прекрасно видел
«строительные леса» творческого процесса - повторения, ссылки и библиографию.
Постмодернистская
литература открыто взяла на вооружение научный подход, потеснив своим могучим
плечом «тонкую красную линию» литературоведов. Творческие узы, связывающие
писателя с коллегами по перу, «связь времен» и похожесть в литературе больше не
является предметом негласного табу. Понятие «плагиат» безнадежно устарело -
ведь постмодернизм провозгласил «смерть автора» как такого. Как утверждает
Ролан Барт, современный текст создается и читается таким образом, что автор на
всех его уровнях устраняется»; его место занимает совсем иная фигура - «скриптор»,
который «несет в себе не страсти, настроения, чувства или впечатления, а только
такой необъятный словарь, из которого он черпает свое письмо, не знающее
остановки; жизнь лишь подражает книге, а книга сама соткана из знаков, сама
подражает чему-то уже забытому, и так до бесконечности».
Робинзон
превратился в одного из любимых героев постмодернистской литературы. Новые
робинзонады – прекрасный образчик того, как идеология гуманитарной науки, ее
приемы и методы, овладевают сознанием художника.
Критика
источника: «мистер Фо» Джозефа М. Кутзее. Робинзон в изображении Дефо –
человек, не лишенный обычных слабостей. Робинзон – утрированная фигура,
карикатура или, в терминах постмодернистской идеологии, симулякр (подобие)
классического героя; некоторые проблески разума он проявляет разве что в
изобретении причин своего бездействия. Пятница у Дефо – дитя природы, наивный
дикарь, приобщаемый к цивилизации своим товарищем по несчастью. Робинзон из
книги Кутзее вряд ли способен быть чьим-то наставником. Что, если восприимчивый
туземец окажется способен постигнуть ценности европейской культуры, просто
общаясь с ее представителем? Изобретательный автор предусмотрел и своевременно
устранил такую возможность, лишив Пятницу языка, - и тонко намекнув при этом,
что изуверская операция была проделана самим Робинзоном, желавшим иметь не
собеседника, а бессловесного слугу.
Подлинный
герой книги – это его героиня, тропиканка, сошедшая то ли со страниц, то ли с
экрана очередного латиноамериканского сериала. По сравнению с ней остальные
персонажи – лишь бледные тени. Вот только зачем она появилась в романе – или
зачем в нем Робинзон и его остров?
Новое
видение проблемы: «Пятница» М. Турнье. Новизна постмодернистского романа –
некий аналог (если угодно - симулякр) понятия «научной новизны», которая
предполагает противопоставление самобытной точки зрения автора взглядам его
оппонентов.
Настоящий
герой необитаемого острова, утверждает француз, не Робинзон, а его спутник
Пятница. Создав этот образ, Даниэль Дефо так не сумел его по достоинству
оценить. Впрочем, время все ставит на свои места - то, что не сумел разглядеть
англичанин, сделал за него спустя два с половиной столетия француз, за что и
был вознагражден престижной Гонкуровской премией.
Междисциплинарный
подход или работа «на стыке»: «Остров накануне» Умберто Эко. Эко – прекрасный
писатель, однако его подлинное призвание – преподавание; чтобы ни написал
автор, это всегда будет очередной блестящей лекцией по истории культуры.
Внешняя фабула приключенческого романа, шум океанского прибоя, коралловые рифы,
монахи-водолазы и затонувшие корабли - всего лишь афиша, приманка, маска или
вуаль дамы легкого поведения, надеваемая аристократкой-постмодернисткой
(вспомним приведенное выше определение) с единственной целью - дурачить похотливых
простаков.
Постмодернизм
наступает; современные литераторы сами хотят не только создавать романы, но и
рассуждать о них. Что же остается на долю критиков и литературоведов,
вытесняемых из своей исконной вотчины? Ответить на вызов, устремив свои взоры туда,
откуда уходит литература – в сферу образов и вымысла?
Перефразируя
строки классика, скажем:
«Постмодернизм
- хоть имя дико,
Но
мне ласкает слух оно».
Последний
герой как симулякр Робинзона
Одной
из самых популярных передач российского телевидения последних лет стала
телеигра «Последний герой».
«Последний
герой» - российский вариант модного западного реалити-шоу под названием
«Уцелевший». Организаторы шоу доставляют на пустынный тропический остров
специально подобранную группу добровольцев. Оказавшись в положении робинзонов,
участники игры, разделенные на отдельные группы или «племена» начинают борьбу
за существование. Люди, плохо приспособленные к жизни на острове или не
нашедшие общего языка с «соплеменниками», тотчас же выбывают из игры. Участь быть
съеденным неудачникам не грозит; да и сам процесс отсеивания производится самым
что ни на есть демократическим образом – путем голосования, в котором принимают
участие все обитатели острова. Наиболее драматичные и зрелищные эпизоды
транслируются по телевидению; чтобы привлечь внимание зрителей устроители игры
часто привлекают к участию в ней известных людей, киноактеров и звезд
шоу-бизнеса.
Уцелевшему
– «последнему герою», оставшемуся на острове достается внушительный денежный
приз. Зрители, получившие эмоциональный заряд от созерцания драматических
перипетий чужой жизни, тоже могут быть довольны – в первую очередь те из них,
кто отдал свои симпатии победителю.
Идея
игры основана на сюжете книги Дефо. Но действительно ли «последний герой» - это
Робинзон нашего времени?
Попробуем
сформулировать, что же представляет собой классическая (по Дефо) «робинзонада»
и кто такой Робинзон.
Итак,
Робинзон (как явление или, если угодно, символ), - это:
Человек,
вынужденно, в силу обстоятельств оказавшийся на уединенном, отрезанном от
цивилизации острове.
Человек,
живущий продолжительное время в полном одиночестве (дикари, время от времени
приплывающие на остров для проведения каннибальской трапезы, не в счет).
Человек,
не знающий, когда придет – и придет ли когда-нибудь конец его одиночеству.
Человек,
лишенный связи с «большой землей» и возможности пользоваться благами
цивилизации, - кроме тех, что удалось добыть с затонувшего корабля.
Разумеется,
требовать выполнения в полном объеме этих требований было бы бесчеловечно –
речь все-таки идет об игре, а не о варварском эксперименте над людьми. Но
зададимся вопросом – много ли в этой игре от истинной робинзонады?
Советские
литературоведы в свое время упрекали Робинзона в том, что он превратил доброго
туземца Пятницу в своего слугу. Жизнь современных робинзонов на острове
обеспечивает уже не один пятница, а целое племя.
Главное
испытание, которому подвергался Робинзон – одиночество, полное отсутствие
других людей; домашние животные, которых он заводит – попытка хоть как-то его
заполнить.
Остров
«Последнего героя» не изолирован, а напротив, абсолютно проницаем и прозрачен.
Проблема людей, которые живут на нем – не одиночество, а скорее его отсутствие.
Даже если рядом нет товарищей по племени, участник шоу все равно не один - за
ним непрерывно наблюдают. «Большой брат» притаился за каждым кустом,
подглядывает в каждое окошко и подслушивает каждое брошенное слово, он везде и
одновременно нигде. Не случайно, что из всех участников игры лучше всех в этой
ситуации себя ощущали актеры и музыканты – люди, привыкшие к постоянному и
пристальному вниманию публики.
«Последний
герой» - не Робинзон, а его антипод, а события, происходящие на острове -
«антиробинзонада», как и всякое реалити-шоу. Как сказал великий драматург,
жизнь – игра. Но это игра, участники которой если и не выбирают себе роли, то
хотя бы сохраняют иллюзию свободы воли. Участники реалити-шоу верят в то, что
они актеры, хотя в действительности просто живут по бездарному сценарию,
написанному за них другими.
Но
дело не только в этом. Цель героя Дефо не сводилась только к тому, чтобы выжить
- тем более за счет других. Робинзон стремился создать на острове своего рода
«утопию», идеальное общество – сначала в одиночку, а потом вместе с Пятницей и
был рад принять к себе новых поселенцев.
Идеология
«Последнего героя» заимствована из «черной робинзонады», сводящейся к борьбе за
выживание и войне «всех против всех». Она наверняка пришлась бы по душе
каторжникам, которых оставил вместо себя на острове герой Дефо, но не самому моряку.
Последний
герой – не Робинзон Крузо, а его антипод, или, в терминах постмодернистской
культуры, «симулякр». Жизнеутверждающая эпопея Дефо в постановке творцов жанра
«реалити» превратилась в циничное и злое шоу, или, в лучшем случае – клоунаду.
Две тысячи лет назад жители древнего Рима тоже развлекались игрой в
«уцелевшего» – гладиаторскими боями. Последним героем становился боец,
уничтоживший всех своих противников и оставшийся в живых - в самом что ни на
есть буквальном смысле.
Мне
кажется, что идеология современной версии «последнего героя» восходит своими
корнями именно к этим древним языческим обычаям.
Разумеется,
речь идет всего лишь о безобидной игре. Но обратим внимание на факт, о котором
писала зарубежная пресса. Один из участников шведского варианта «Последнего
героя», несправедливо, по его мнению, исключенный командой из игры, испытал
такой сильный эмоциональный шок, что через две недели по возвращении с острова
покончил жизнь самоубийством.
Троянская война и республика Либерталия
Гениальный
писатель, талантливый публицист, энергичный, но неудачливый предприниматель,
секретный агент британского правительства ее величества королевы Даниэль Дефо
был ко всему прочему еще и мастером мистификаций.
Чего
только стоит одна только история с пиратским государством на Мадагаскаре!
Во
всех книгах по истории пиратства упоминается республика Либерталия, созданная в
конце XVII века флибустьерами на Мадагаскаре. Сведения о ней историки черпали
из авторитетного двухтомного издания XVIII века - "Всеобщая история
грабежей и смертоубийств, учиненных самыми знаменитыми пиратами, а также их
нравы, их порядки, их вожаки с самого начала пиратства и их появления на
острове Провидения до сих времен". Первый том вышел в Лондоне в 1724 году,
второй - в 1728-м. Автор исследования, считавшегося документальным и
заслуживающим доверия источником и неоднократно переиздавалось – некий капитан
Чарльз Джонсон.
Флибустьерская
республика родилась не стихийно, а была одной из первых попыток воплощения в
жизнь идей утопического социализма. Организовали ее два приятеля-идеалиста -
провансальский дворянин Миссон, который и стал президентом республики и
доминиканский монах Караччиоли. Среди разноплеменных граждан Либерталии, по
словам Джонсона, царили равенство и братство, частная собственность была
отменена. Сообща строились дома, правительственные здания, доки и крепостные
сооружения. Жилища запрещалось отгораживать друг от друга, а продукты
распределялись поровну между людьми.
Республика
процветала, однако именно это и погубило ее. Поселенцы старались поддерживать
хорошие отношения с туземным населением, однако Мадагаскар – большой остров, на
котором жило много племен. Самые дикие и свирепые, прослышав о счастливой жизни
и богатстве мадагаскарских коммунаров, объединив свои силы, коварно напали на
поселенцев и перебили их.
Совсем
недавно появились новые сенсационные сведения о государстве победившей утопии,
найденные американским литературоведом Джоном Робертом Муром.
Выяснилось,
что драматическая история первого в мире острова свободы, которая принималась
на веру научными кругами почти триста лет, была всего лишь мистификацией.
Утопическая реальность обернулась миражом. Чарлз Джонсон, под именем которого
вышла в свет история пиратов - один из псевдонимов Даниэля Дефо, а пресловутая Либерталия – порождение его
фантазии.
Историки
отмечают, что в эпоху Дефо любимым чтением англичан были художественные
произведения под видом документальных историй или мемуаров. "Дефо, - как
пишут М. И Д. Урновы, - находился в той стране и в то время и перед той
аудиторией, где вымысла не признавали в принципе. Поэтому, начиная с читателями
ту же игру, что и Сервантес... Дефо не решился объявить об этом прямо".
Жанр
романа только рождался, и вместе с ним рождался его читатель, который пока еще
не был готов определиться в своих вкусах. Будущее показало, что читателям были
нужны романы, хотя сами они пока думали, что нуждаются в правдивых историях.
Авторы,
которые удавалось соединить оба жанра, становились кумирами читающей публики.
Дефо – не единственный пример; самый знаменитый приключенческий роман всех
времен и народов, «Три мушкетера» Дюма – всего лишь римейк псевдомемуаров
Дартаньяна, написанных французским беллетристом Куртилем де Сандрасом,
Эпопея,
созданная великим Гомером, так и осталась одновременно историческим и
художественным произведением – просто потому, что до наших дней не дошло других
источников о той легендарной эпохе. Времена Дефо намного ближе к нам, чем эпоха
героев Троянской войны, однако и в ней реальность и вымысел оказываются порой неразличимы.
Почему
же не только читатели, но и почтенный ученый мир так легко поддался обаянию
вымыслов Дефо?
Черта
творчества писателя, которую признают практически все литературные критики –
достоверность, правдоподобие и точность описания деталей быта и материальных
предметов в его произведениях. Вспомним хотя бы эпизод из «Робинзона Крузо», в
котором герой рассуждает о судьбе своих товарищей по плаванию: «Я думал о своих
товарищах, которые все утонули, и о том, что кроме меня не спаслась ни одна душа;
по крайней мере, никого из них я больше не видел; от них и следов не осталось,
кроме трех шляп, одной фуражки да двух непарных башмаков, выброшенных морем».
Дефо
– реалист, однако реализм его книг всегда обманчив. Истинный литературный
реализм – магический.
Полное
название романа Дефо заканчивается словами «Написано им самим». В подлинность
дневника Робинзона, в отличие от истории Либерталии, читатели не поверили, -
скорее всего, потому что подлинного автора было уже невозможно скрыть.
Хотя,
быть может, мистификация романа Дефо заключена не только в названии?
Перешеек,
который оказался островом или главная тайна Робинзона
Мы
уже приводили слова Даниэля Дефо про то, что его книгу неправильно поняли. Так
что же на самом деле хотел сказать автор?
В
эпоху постмодернизма критика и художественная литература часто меняются
местами. Если писатели становятся литературоведами, то что мешает последним
вторгнуться в область фантазии?
Перед
вами первая гипотеза.
Истинный
Робинзон Крузо – не тот, за кого он пытается себя выдать. Он не жертва
кораблекрушения и несчастный страдалец, «пленник» острова, а добровольный
отшельник, человек, который очутился на уединенном необитаемом острове в океане
потому, что сам захотел этого. Попробуем это обосновать.
После
очередной поездки Робинзона, едва не закончившейся катастрофой, старший друг
дает юноше следующий умный совет:
«
Молодой человек! Вам больше никогда не следует пускаться в море, случившееся с
нами вы должны принять за явное и несомненное знамение, что вам не суждено быть
мореплавателем». Этот совет, как и совет своего любящего отца про «золотую
середину», которой следовало бы придерживаться любому здравомыслящему человеку,
он пропускает мимо ушей. Но не по причине юношеской легкомысленности. Робинзон
и не собирается быть мореплавателем – просто он ищет свой остров, а оказаться
на острове в ту эпоху можно было, только совершив путешествие по морю. Действия
совершаемые, казалось бы, наперекор судьбе, твердо ведут Робинзона к намеченной
цели.
Казалось
бы, многие страницы книги входят в противоречие с этой версией. Островитянин
постоянно жалуется на свою судьбу (бедный, бедный Робинзон Крузо) и время от
времени строит планы сбежать с острова. Но дальше планов и строительства
большой лодки, которую так и не удается спустить на воду, дело почему-то не
идет. Хотя большая земля совсем близко, ее даже можно увидеть с вершины не
самой высокой горы.
Вспомним
заданный Робинзону вопрос, который послужил эпиграфом к статье и продолжим
диалог героев романа Кутзее.
«-
Куда же мне бежать? – спросил он, улыбнувшись своим мыслям, словно иной ответ
на мой вопрос был невозможен.
-
Ну, вы могли бы уплыть к берегам Бразилии или встретить корабль, который поднял
бы вас на борт.
-
Бразилия лежит в сотнях миль отсюда (Бразилия Дефо расположена гораздо ближе к
острову, чем Бразилия Кутзее), и населена она людоедами.
-
Позвольте мне не согласиться с вами, сказала я. – Проведя в Бразилии два долгих
года, я ни разу не встретила там людоедов».
Есть
в Бразилии людоеды, нет в Бразилии людоедов – вопрос, на который наука того
времени не давала однозначного ответа. Но может быть, стоило отважиться
провести собственный эксперимент?
В
стремлении покинуть остров наш герой явно не проявляет качеств, столь
характерных для него во всех остальных начинаниях – силы воли, упорства,
настойчивости в достижении цели. А ведь его пристанище – это не далекий
архипелаг Хуан Фернандес, затерянный в просторах Тихого океана, а остров,
лежащий неподалеку от устья реки Ориноко. В хорошую погоду с него отчетливо
виден американский материк (со временем Робинзон узнает, что видел не сам
континент, а всего лишь другой остров, но тогда-то он этого не знал!).
Уплыть
с острова, скажете вы, означает подвергнуть себя тысяче опасностей – штормы и
опасные течения, хищные спруты, голодные акулы или еще более изголодавшиеся
каннибалы, заносчивые испанские кабальеро, готовые видеть врага в любом
чужеземце, а уж тем более - в еретике-англичанине.
Конечно,
Робинзон - не искатель приключений, а обычный буржуа; однако вся его жизнь за
пределами острова говорит о том, что трусом он не был. Европейская цивилизация
только начинала свое триумфальное шествие по земному шару;
конкистадоры-коммерсанты, идущие в ее авангарде, на каждом шагу сталкивались с
неизвестностью, что требовало от них недюжинной отваги.
Быть
может, горести и бедствия, обрушившиеся на героя, сделали его другим человеком,
робким и нерешительным? Любой на его месте мог бы отчаяться, впасть в уныние
или просто сойти с ума. Но ведь с Робинзоном как раз ничего подобного не
случилось - он сохранил бодрость, энергию и жизнерадостность! Хотя при этом
почему-то напрочь забыл о цивилизованной жизни, родине и близких на долгих 28
лет.
Бывший
буржуа, очутившись на необитаемом острове, превратился в пресловутого
пролетария из коммунистического манифеста Карла Маркса - ему теперь нечего
терять, кроме своих цепей, а приобрести он мог бы весь мир. Однако Робинзон не
торопится его завоевывать – но не потому, что самая передовая в мире идеология
еще не придумана; чужой мир не нужен ему, потому что он уже обрел свой
собственный.
Послушаем
рассуждения героя:
«Я
ушел от всякой мирской скверны; у меня не было ни плотских искушений, ни
соблазна очей, ни гордости жизни. Мне нечего было желать, потому что я имел
все, чем мог наслаждаться. Я был господином моего острова или, если хотите, мог
считать себя королем или императором всей страны, которой я владел. У меня не
было соперников, не было конкурентов, никто не оспаривал моей власти, я ни с
кем ее не делил. Я мог бы нагрузить целые корабли, но мне это было не нужно, и
я сеял ровно столько, чтобы хватило для меня. У меня было столько лесу, что я
мог построить целый флот, и столько винограду, что все корабли моего флота
можно было бы нагрузить вином и изюмом».
«Беседы
с Пятницей до такой степени наполняли все мои свободные часы и так тесна была
наша дружба, что я не заметил, как пролетели последние три года моего искуса,
которые мы прожили вместе. Я был вполне счастлив, если только в подлунном мире
возможно полное счастье».
Вы
скажете – написано человеком, который после долгих лет одиночества смирился со
своей участью. На мой же взгляд это - это искренние мысли человека, который сам
выбрал свою участь и был по-своему счастлив.
Наш
герой – человек «не от мира сего». Дефо пишет, что покинув остров и вернувшись
на родину, Робинзон женится (как сказано в романе, «не безвыгодно и вполне
удачно во всех отношениях») и заводит потомство. Женитьба эта навязана автором
пожилому герою с одной единственной целью: показать, что его герой –
нормальный, полноценный и здоровый человек. Впрочем. Как легко предположить,
семейное счастье Робинзона продлилось недолго.
Робинзон,
по меркам своего времени, – старый человек, вдобавок глава семейства. Он
вдоволь постранствовал по свету, испытал приключения, которых иным людям
хватило бы на десяток жизней. Как пишет сам герой: «не существовало того
мотива, который побуждает обыкновенно отправляться в дальние странствия: мне не
к чему было добиваться богатства, нечего было искать. Если б я нажил еще десять
тысяч фунтов стерлингов, я не сделался бы богаче, так как я уже имел вполне
достаточно для себя и для тех, кого мне нужно было обеспечить». Однако Робинзон
одержим одной идеей - островом. «Ничто не могло выбить из моей головы намерение
съездить на остров; оно так часто прорывалось в моих речах, что со мной стало
скучно разговаривать; я не мог говорить ни о чем другом: все разговоры
сводились у меня к одному и тому же».
Причина
этой одержимости проста - Робинзон, как и его прототип Селькирк, был счастлив
на своем острове. Как пишет в своем очерке журналист Ричард Стиль, перспектива
возвращения на родину не вызвала в Селькирке особой радости. “Когда корабль, на
котором он вернулся в Англию, подошел к его острову, он встретил с величайшим
равнодушием возможность уехать на этом корабле, но с большой радостью оказал
помощь морякам и пополнил их запасы”. Это, кстати, прекрасно поняли
писатели-постмодернисты. Робинзон Турнье наотрез отказывается покинуть свой
остров; герой Кутзее отчаянно сопротивляется матросам, которые пытаются
доставить его на корабль; оказавшись против своей воли вдали от острова, он
впадает в тоску и умирает.
Не
так давно в Лондонской королевской библиотеке нашли первый вариант «Робинзона
Крузо». В черновых набросках романа Робинзон провёл в одиночестве гораздо
меньше времени – не 28, а 11 лет. Однажды он сделал небольшое каноэ и
отправился в путешествие. Оказалось, что все эти годы он жил не на острове, а
на полуострове, соединённом перешейком с побережьем Гайаны!
Остров
Робинзона – это тот же «остров Крым» из романа В. Аксенова. Я думаю, что
стремление Дефо сделать местом действия книги не далекий клочок земли в Тихом
океане, а перешеек или остров рядом с континентом не было случайным. Преграда,
разделяющая остров Робинзона и большой мир – такой же вымысел, как «остров
Крым» в книге Аксенова.
Цивилизация
недоступна для Робинзона не потому, что он не в силах достичь ее, а потому что
она не нужна ему.
У
читателя может возникнуть вполне резонный вопрос. Если все обстоит именно так,
то почему же такой разумный и рассудительный человек, как наш герой, не
подготовился к предстоящей уединенной жизни на острове, не взял с собой
необходимых припасов и не предусмотрел возможности отъезда?
Готов
спорить и тут: Робинзон весьма основательно подготовился к будущей жизни на
острове. Несмотря на постоянные жалобы на нехватку практических навыков к
простой жизни, после прочтения романа становится очевидным, что герой имел
неплохое представление о многих ремеслах. Что касается необходимых для жизни на
острове припасов, то, как пишет сам герой «корабль был снаряжен, нагружен
подходящим товаром». Кораблекрушение Крузо – не более чем иносказание; на самом
деле корабль благополучно доставил самого Робинзона и его груз к берегам
острова. Вспомним, что записал в своем дневнике Робинзон: «я не только успел
запастись всем необходимым для удовлетворения моих текущих потребностей, но и
получил возможность добывать себе пропитание до конца моих дней». «Никто, я
думаю, не устраивал для себя такого огромного склада, какой был устроен мною.
Но мне все было мало: пока корабль был цел и стоял на прежнем месте, пока на
нем оставалась хоть одна вещь, которою я мог воспользоваться, я считал
необходимым пополнять свои запасы. Поэтому каждый день с наступлением отлива я
отправлялся на корабль и что-нибудь привозил с собою».
Накопив
достаточные средства, бразильский плантатор Робинзон отыскал по рассказам
моряков подходящий остров, закупил необходимые припасы. Близость острова к
материку - не случайность. Робинзон хорошо представлял себе те испытания,
которым он может подвергнуться на необитаемом и диком острове и, как всякий
разумный человек, хотел сохранить за собой возможность отступления на случай,
если у него не хватит сил исполнить задуманное.
Наверняка
наш герой поддерживал связь с большой землей и регулярно получал оттуда
сообщения (и о состоянии дел на плантациях, и о политической ситуации в
метрополии), а иногда и необходимые припасы. Странное затопление и последующее
всплытие корабля – не что иное, как его отъезд и очередное прибытие. Туземный
слуга Пятница тоже приехал на корабле, когда Робинзон почувствовал, что ему
необходим слуга и собеседник.
Нет
сомнений, что у отшельника, как и у каждого нормального человека, случались
приступы слабости, когда он был готов покинуть остров; но постепенно Робинзон
приучил себя справляться с ними.
Возможность
отъезда Робинзона с острова и возвращения на родину тоже была заранее
предусмотрена, вряд ли герой установил точный срок этого события. Момент
наступил, когда Робинзон пришел к полной гармонии с собой и с окружающим миром.
И тотчас же на горизонте появился корабль – именно тогда, когда он и должен был
приплыть. Действительно ли был мятеж на корабле, или это только очередная
фантазия героя – трудно сказать; будем придерживаться точных литературных
фактов: 19 декабря 1686 г. Робинзон, взяв собственноручно изготовленную большую
шапку из козьей шкуры, зонтик и одного попугаев ступает на борт судна, которое
тут же берет курс на его родину, далекую Англию.
Остается
открытым еще один вопрос – если отшельничество Робинзона было добровольным, то
какими мотивами руководствовался наш герой?
Гражданин острова свободы
Дефо
пишет, что Робинзон прожил на острове долгих двадцать восемь лет. Случайна ли
эта цифра? Вспомним - именно столько лет продлился период английской истории,
который получил название «Реставрации». Литературоведы уже обращали внимание на
этот факт: «28 лет Робинзона на острове и 28 лет “реставрации”, то есть
несвободы, связаны» - писал Д. Урнов.
В
1660 г. английский парламент возвел на престол Карла II, сына казненного
короля. В своей декларации новый король пообещал амнистию, сохранение
конфискованных имений за их последними владельцами, религиозную терпимость и
созыв свободного парламента.
Однако
еще великий Макиавелли, светило средневековой политологии, призывал монархов
отказываться от своих обещаний, если они не соответствуют требованиям текущей
политической ситуации. Неудивительно, что восстановление монархии Стюартов
сопровождалось и возрождением старых порядков. После смерти Карла в 1685 г. на
трон взошел его младший брат Яков II - монарх, принадлежавший к породе «ничего
не забывших и ничему не научившихся» властителей.
Ему
мало было реставрации династии – он стремился реставрировать режим абсолютной
монархии и его идеологическую основу - католицизм. Восстановив против себя
практически всех своих подданных и оставшись в полном одиночестве, Яков был
низложен в ходе «оранжевой», или как ее тогда называли «славной» революции 1688
г. и вынужден бежать в страну, политическая система которой представлялась ему
достойным образцом для подражания - Францию. На престол был возведен
штатгальтер Нидерландов Вильгельм Оранский, а в Англии окончательно утвердилась
конституционная монархия.
Конечно,
совпадение цифр не является полным. Робинзон взошел на корабль, который привез
его к необитаемому острову не в 1660, а 1659 году, да и покинул Англию на
несколько лет раньше; его возвращение на родину произошло не после «славной
революции» 1688, а на два года раньше - в 1686 году (может быть, он поехал
готовить революцию?).
И
все-таки намек Дефо вполне прозрачен. Политические взгляды писателя,
происходившего из пуританской, или как ее тогда называли, «диссидентской»
среды, находившейся в оппозиции к Стюартам, хорошо известны. Отшельничество,
начало которого практически совпадает с воцарением «плохого» режима, а
окончание – с его крушением, слишком уж напоминает то ли политическую
эмиграцию, то ли изгнание с родины - если не принимать внимание еще одну
версию, о которой расскажем чуть дальше.
Впрочем,
политические мотивы бегства на остров – всего лишь одна, причем наименее
вероятная из версий. Может быть, тут скрывается что-то иное?
«Теперь
же я оглядывался на свое прошлое с таким омерзением, так ужасался содеянного
мною, что душа моя просила у бога только избавления от бремени грехов, на ней
тяготевшего и лишавшего ее покоя. Что значило в сравнении с этим мое
одиночество? Об избавлении от него я больше не молился, я даже не думал о нем:
таким пустяком стало оно мне казаться. Говорю это с целью показать моим
читателям, что человеку, постигшему истину, избавление от греха приносит больше
счастья, чем избавление от страданий».
Какие
же грехи тревожат суровую душу Робинзона душными тропическими ночами? То, чем
он занимался прежде, было хоть и не безгрешной, но вполне обычной жизнью купца
эпохи «первоначального накопления» капитала; даже работорговля была всего лишь
одной из вполне легальных сфер бизнеса той эпохи.
Вряд
ли таким грехом была алчность – главный побудительный мотив действий любого
делового человека. Да и «желание обогатиться скорее, чем допускали
обстоятельства», ставшее без малого три столетия спустя жизненным кредо целого
социального слоя (так называемых «новых русских») - скорее не грех, а
особенность склада темперамента, - разумеется, если не вынуждает человека
преступать рамки закона.
Может
быть, в жизни Робинзона была некая роковая тайна, проступок или даже
преступление, которое он не рискнул доверить даже дневнику?
Вспомним
биографию самого Дефо – человека, в котором многие писатели видели не собрата
по перу, а «невежу» и «бесстыдного авантюриста».
«Жизнь
Дефо - это длинная цепь подъемов и падений: приближенность к высшим сферам
политики и неоднократные тюремные заключения, популярность боевого публициста и
гражданская казнь у позорного столба, невероятный литературный успех и полное
лишений существование, в подполье, под чужим именем, в страхе за свою судьбу.
Ему было под шестьдесят, за плечами осталось по меньшей мере сорок лет
литературного труда, фактически жизнь была прожита, когда началась для него
совершенно новая жизнь и - бессмертие» (М. и Д.Урновы. Современный писатель).
Главной
проблемой Дефо был его талант. Гениальному человеку, наделенному к тому же
немалыми амбициями (бывают ли иные гении?), непросто жить среди дюжинных людей,
если, конечно, ему не повезло родиться в среде сильных мира сего.
Литераторы
– люди, живущие будущим или прошлым; Дефо хотел жить настоящим – что не слишком
хорошо ему удавалось. Судьба была одновременно жестока и благосклонна к сыну
свечного торговца. Возложив на него бремя гениальности, она одновременно
сделала ему подарок, наделив еще одним магическим свойством – неуязвимостью,
позволяющей выходить невредимым из любых жизненных обстоятельств.
Сетования
Дефо на превратности судьбы сильно преувеличены. Были в его жизни и тюрьма, и
позорный столб, и нищета, и даже политическая опала. Однако несмотря ни на что,
он не только смог вынести удары судьбы, но дожил до преклонного возраста и даже
обрел при жизни громкую литературную славу, что в те времена удавалось очень
немногим писателям.
Человек
такой судьбы не просто хорошо знал жизнь – он видел ее темную, теневую сторону.
Может быть, к ней был когда-то причастен и его герой?
Мне
почему-то кажется, что мотивы действий Робинзона просты. В реальной жизни
следствия всегда вытекают из причин; в литературном мире причины часто можно
вывести из анализа их следствий.
Робинзон
записывает в дневнике: «Благодаря постоянному и прилежному чтению слова божья и
благодатной помощи свыше, я стал видеть вещи в совсем новом свете. Все мои
понятия изменились, мир казался мне теперь далеким и чуждым. Он не возбуждал во
мне никаких надежд, никаких желаний. Словом, мне нечего было делать там, и я
был разлучен с ним, по-видимому, навсегда. Я смотрел на него такими глазами,
какими, вероятно, мы смотрим на него с того света, т. е. как на место, где я
жил когда-то, но откуда ушел навсегда. Я мог бы сказать миру теперь, как Авраам
богачу: "Между мной и тобой утверждена великая пропасть". Мне жилось
теперь гораздо лучше, чем раньше, и в физическом и в нравственном отношении».
За
время пребывания на острове Робинзон стал другим человеком: «все во мне
изменилось: горе и радость я понимал теперь совершенно иначе; не те были у меня
желания, страсти потеряли свою остроту; то, что в момент моего прибытия сюда и
даже в течение этих двух лет доставляло мне наслаждение, теперь для меня не
существовало». Так почему бы не признать, что он и прибыл на остров с этой
целью - жить простой жизнью, трудиться, заниматься духовным совершенствованием,
искать свой путь к богу. Вы спросите – неужели для этого необходим
изолированный и необжитой остров?
Еще
один знаменитый тезис К. Маркса: «жить в обществе и быть свободным от общества
невозможно». Мы привыкли считать, что человек – существо социальное, или, как
говорил классик, «общественное животное»; любой, даже самый цивилизованный
человек нуждается в своем стаде - обществе других людей, цивилизованных и не
очень.
Но
так ли это на самом деле? То, что было нужно Робинзону – это не общество других
людей, а библия, которую он привез с собой и материальные продукты, которые
доставлял ему на остров корабль.
Узник острова отчаяния
Версия
номер два: «узник».
Робинзон
– жертва, но не кораблекрушения, а политических репрессий. «Узник острова» - не
метафора, а юридически точный термин. 28 лет - не что иное, как срок заключения
героя, совпадающий с периодом «реставрации».
Вспомним,
что пишет Робинзон: «слова: "Призови меня в день печали, и я избавлю
тебя" - я понимал теперь совершенно иначе, чем прежде: прежде они вызывали
во мне только одно представление об освобождении из заточения, в котором я
находился, потому что, хоть на моем острове я и был на просторе, он все же был
настоящей тюрьмой в худшем значении этого слова». Что, если слова о тюрьме и
заточении были не просто метафорой?
В
свете этой версии иначе смотрится и рассказ о бунте на корабле. Скорее всего,
никакого мятежа не было. Люди, которых оставили жить на необитаемом острове, не
были незадачливыми бунтовщиками. Тогда кто же они?
Корабль,
пришедший за Робинзоном, попутно исполнял и другую задачу – доставить на остров
новую партию каторжников. Литературоведы удивлялись, почему Робинзон, так
беспокоившийся о судьбе попавших в плен к дикарям испанцев, не предпринял
никаких усилий, чтобы спасти их. Сбежав от каннибалов, испанцы поселились вместе
с каторжниками на острове Робинзона, однако тот, снова посетив его, так и не
предложил им вернуться на родину. Причина – не черствость Робинзона, его
забывчивость или забота о процветании любимого острова. Он просто не мог
предложить им этого, потому что испанцы были такими же пленниками, сосланными
на остров, как и он сам прежде.
Впрочем,
из всех версий эта – наименее вероятная. Режим Стюартов сурово боролся с
оппозицией, казнил своих врагов, сажал их в тюрьмы и ссылал в отдаленные
колонии, как того же Питмана (а ведь на его месте едва не оказался Дефо).
Но
не будем преувеличивать злодеяния английского абсолютизма - наказание в виде
ссылки на необитаемый остров едва ли было предусмотрено в английском
законодательстве того времени. В 19-веке его применили по отношению к
Наполеону, однако вряд ли две эти фигуры – Наполеона и Робинзона - политически
соизмеримы. Вряд ли на всех многочисленных противников Стюартов хватило бы
отдаленных и труднодоступных островов.
Почему
же Дефо не мог прямо сказать своим читателям, что герой бежал от общества
других людей и стал отшельником добровольно – или, согласно второй версии, был
не случайной жертвой острова, а его узником?
Во-первых,
потому что писатель прекрасно понимал, что отшельничество вынужденное придаст
фабуле книги намного больший драматизм. Случайная жертва кораблекрушения,
выброшенная на берег дикого острова и обреченная долгие годы провести в
одиночестве, вызывает гораздо больше сочувствия у читателей, чем человек,
сознательно выбравший свой жизненный путь.
К
тому же, для того, чтобы молодой и полный сил человек бежал от людей на
необитаемый остров, необходимы достаточно серьезные причины (такие, как
уродство и позор португальца Лопеса). Необитаемый остров – не единственное в
мире убежище для политэмигранта, да и стремление к духовному совершенствованию
– не слишком убедительный мотив в глазах большинства людей.
Поклонникам
Руссо такие идеи уже не казались смешными и наивными – но это будет спустя
полвека. То, что предчувствует гений, непонятно простому читателю, принимающему
мир таким, каков он есть, а не таким, каким он должен быть или, возможно, будет
когда-нибудь. Строительство новой цивилизации в самом разгаре; человек, который
бежит на необитаемый остров, потому что не желает принимать участие в великих стройках
капитализма, будет выглядеть в глазах своих деловитых современников едва ли не
дезертиром; одно дело – беглец с передовой, и совсем другое - несчастная жертва
собственной предприимчивости.
Впрочем,
существует и еще одно объяснение.
Карл
Маркс и Робинзон: первый интерактивный герой
Третья
и последняя гипотеза.
Литературоведы
придумали множество причин, для того, чтобы объяснить, почему одни литературные
персонажи становятся любимцами читающей публики, а другие пропадают без вести в
колодце времени.
Свою
интерпретацию этого предложил и постмодернизм. Умберто Эко в книге очерков
«Шесть прогулок в литературных лесах» высказал предположение, что главной
причиной, способствующей формированию культа вокруг определенного произведения
и персонажа, является их «несвязаннность» или «разборность».
Для
иллюстрации своей мысли автор приводит в пример шекспировского «Гамлета» –
пьесу, истоками сюжета которой, как известно, послужило несколько разных
историй. Противоречивость поступков Гамлета объясняется не столько замыслом
великого барда, стремившегося создать неоднозначный образ первого интеллигента
средневековья, а скорее структурой исходного материала.
Распалась
не только «связь времен» – разорванными оказались связи внутри самой пьесы,
сюжет которой был создан на основе разных источников; несмотря на общую
сюжетную линию, различные эпизоды пьесы входят в противоречие друг с другом.
Культовая
книга, по мнению исследователя литературных лесов – книга, которую создавали
независимо друг от друга несколько авторов; именно это производит впечатление
разорванности связей в рамках одного произведения и служит основой
интертекстуальности.
Как
писал Р. Барт, «интертекстуальность не следует понимать так, что у текста есть
какое-то происхождение; всякие поиски "источников" и"влияний"
соответствуют мифу о филиации произведения, текст же образуетсяиз анонимных,
неуловимых и вместе с тем уже читанных цитат - цитат без кавычек."
Культовый «текст соткан из цитат, отсылающих к тысячам культурных источников»;
культовый герой – герой, у которого есть не только будущее, но и прошлое.
Впрочем,
это объяснение дает ответ далеко не на все возникающие вопросы. Шекспировский
Гамлет – лицо неопределенного возраста; из одних мест пьесы можно сделать
вывод, что ему 20 лет, из других – что более 30. Что это – следствие
«разборности» пьесы, скрытый подтекст или простая небрежность автора, который
был гениальным драматургом, но плохим редактором? Удивительное – рядом;
рассеянность или случайная оговорка писателя для литературоведов практически столь
же значимый объект изучения, что и пресловутая «интертекстуальность».
Помогает
ли идея Эко понять тайну образа Робинзона? Ответ утвердительный, - во всяком
случае, на первый взгляд. В постмодернистской трактовке неоднозначность романа
обусловлена тем, что Дефо использовал для его создания несколько источников:
историю Селькирка, который был высажен с корабля на остров против своей воли,
Лопеса, который добровольно удалился от людей, чтобы избежать позора и Питмана,
мятежника и политзаключенного. Ни один из них не пытался в одиночку построить
цивилизацию, - однако это сделал задолго до них ученый араб Хаджи Бен Иокдан, с
книгой о деяниях которого тоже мог быть знаком Дефо.
Объяснение
выглядит одновременно убедительно и фальшиво. Просто потому, что речь идет не
об одном из современных романов-бестселлеров, которые создаются по специальным
методикам, как часовой механизм из многочисленных деталей, фрагментов и блоков,
а о гениальном романе, созданном в 18-ом веке.
Постмодернистской
интерпретации романа можно противопоставить его трактовку, основанную на
изучении истории литературы, ее корней.
Почему
бы не предположить, что книга Дефо – образчик так называемой «мениппеи»?
Этот
термин, впервые предложенный М. М. Бахтиным, получил свое название по имени
античного философа Мениппа. Как считал М. М. Бахтин, «мениппова сатира» или
мениппея - «этот карнавализированный жанр, необыкновенно гибкий и изменчивый,
как Протей, способный проникать и в другие жанры, имел огромное, до сих пор еще
недостаточно оцененное значение в развитии европейских литератур».
Идеи
Бахтина получили развитие в трудах Альфреда Баркова. Впрочем, тот смысл, что
последний вкладывает в понятие «мениппеи» имеет мало общего с «менипповой
сатирой» в описании Бахтина, а представляет скорее собственную концепцию или,
точнее методику автора, сконструированную для разгадки тайн классических
литературных произведений.
Мениппея
по Баркову – рассказ-загадка, некий старинный прообраз детектива. То, что
изложено в произведении-менипее – не рассказ от лица «всеведущего автора», а
скорее информация для размышления читателя-Штирлица. Если угодно – показания
одного из свидетелей на судебном процессе (или даже самого обвиняемого),
показания часто лживые и пристрастные, хотя и несущие в себе крупицы правды -
на основе которых судья-читатель и должен воссоздать истинный смысл событий,
описанных в мениппее и вынести свой приговор (по мнению А. Баркова, «Гамлет» -
не что иное как пьеса-мениппея).
С
этих позиций «Робинзон Крузо» – повествование, которое не следует понимать
чересчур буквально. Дневник героя – это иносказание, которое предстоит
разгадать читателю; читать его следует между строк (занятие хорошо знакомое
советскому читателю), потому что рассказчик перемешал в своем повествовании
правду с небылицами, которые он хотел выдать за правду – впрочем, оставив
читателю достаточно фактов для того, чтобы он имел возможность найти очертания
тропы, ведущей его к цели.
Дефо
вошел в историю мировой литературы не только как великий писатель, но и как
один из создателей нового европейского романа. Тем не менее, его вклад так и не
оценен по достоинству. «Робинзон Крузо» – прообраз не только романа нового
времени, но и романа будущего; в нем можно увидеть истоки жанра, который заявил
о себе во весь голос только совсем недавно, на рубеже третьего тысячелетия –
интерактивного романа.
Главный
теоретик и практик этой формы романа – сербский беллетрист М. Павич, «первый
писатель 21-го века». Классический «линейный» роман, по его мнению, безнадежно
устарел; духу нашей эпохи гораздо больше отвечает «интерактивный» или
«нелинейный» роман. Интерактивный роман - произведение, который создается
писателем и читателем совместно. Задача писателя - создает текст, в котором
заранее предусмотрена возможность интерактивного взаимодействия с читателем.
Читатель сам выбирает способ прочтения и фактически сам создает свою версию
романа; интерактивный роман таков, каким его захотел увидеть читатель -
разумеется, в рамках авторской концепции писателя.
Тайна
литературного произведения в постмодернистской трактовке – это его
библиография, тайна литературного источника; книга - создание не
индивидуального автора, а множества скрипторов. Книга-мениппея тоже скрывает
тайну – тайну авторского замысла, который бывает иногда настолько прихотлив,
запутан и затемнен, что его практически невозможно постичь со стороны. Ничего
удивительного – по концепции Баркова, такие книги создают гении, а пути гениев,
как и «пути господни» – неисповедимы.
Интерактивность
романа допускает возможность различных вариантов прочтения одной и той же
книги. Это не постмодернистская «разорванность» связей произведения -
альтернативность вытекает не из «цитатности» книги, а из замысла самого автора.
В отличие от мениппеи интерактивный роман не содержит загадки; он просто
приглашает в читателя самостоятельно создать из авторского текста ту
виртуальную реальность, которая интересна ему самому.
«Робинзон»
- удивительная книга. Наверное, в ней есть и постмодернистская «цитатность» и
тонкая паутина мениппеи – то ли античной, то ли средневековой, то ли вообще
вневременной, проявляющей себя не в качестве жанра, а в форме творческой
прихоти литературного гения.
Но
почему бы не предположить еще одно объяснение: перед нами роман, фактически
предлагающий читателю три альтернативные версии главной сюжетной линии.
Версия
первая (мелодраматическая): герой - жертва кораблекрушения, человек, волей
случая оказавшийся на затерянном острове.
Версия
номер два (политико-идеологическая): Робинзон – политзаключенный, узник острова
в буквальном смысле слова.
Версия
третья (религиозно-философская): Робинзон – добровольный отшельник, человек,
который сам предпочел одиночество обществу других людей.
Выбор
версии – за читателем.
Разумеется,
роман Дефо далек от образцов современного «интерактивного» творчества, в котором
читатель имеет право решать, какими будут завязка и развязка романа, откуда
начинается и где заканчивается чтение, как сложатся судьбы главных героев.
Декларируемый идеал Павича, которому сам он не слишком стремится следовать –
некое бесполое и внежанровое создание, андрогин-мотылек, в отчаянном и
бесплодном порыве оторвавшийся от могучего ствола классического романа, - но
лишь затем, чтобы навечно увязнуть в паутине интернета; смена формы
классического романа, задуманная для того, чтобы преодолеть кризиса жанра
оборачивается кратчайшей дорогой к его исчезновению. Потому что «для искусства
нет ничего страшнее, - как справедливо пишет Милан Кундера, - чем выпадение за
пределы собственной истории, ибо это есть падение в хаос» («Нарушенные
завещания»).
Многовариантность
сюжета - только одна сторона творческого стиля Дефо. Современный интерактивный
роман создается как продукт совместного творчества писателя и читателя;
интерактивность романа Дефо – нечто иное. Появление бесчисленных подражаний,
интерпретаций и продолжений «Робинзона Крузо» - не случайность, а вполне
предсказуемое явление; по сути, это всего лишь реализация очередной безумной
идеи, сознательно или неосознанно заложенной в фундамент книги Дефо. Это - идея
интерактивности литературных школ и поколений; «Робинзона Крузо» - текст,
изначально предназначенный для сотворчества писателей.
То,
что «Робинзон Крузо» стал любимой книгой литераторов-постмодернистов,
неудивительно – они прекрасно поняли замысел Дефо; впрочем, задолго до них его
поняли и другие писатели. Чем талантливее художественное произведение, тем
меньше вероятность того, что сделанная с него копия сможет приблизиться по
уровню к оригиналу – кроме одного случая, который носит название «Робинзон
Крузо». Вспомним, что знаменитый «Гулливер» Свифта был первоначально задуман
как сатира на роман Дефо.
Великий
и ужасный К. Маркс призывал интеллигенцию сменить ориентацию и заняться не
объяснением жизни, а ее изменением на благо прогрессивного человечества. В наше
время принято считать, что переустройство жизни – не дело литературы; что же в
таком случае остается на долю писателей? Отражение жизни – удел посредственной
и скучной литературы; Лев Толстой был зеркалом русской революции – для тех, кто
не хотел или не мог заглянуть в зазеркалье.
Может
быть, основоположник научного коммунизма не был так уж и неправ. Некоторые
наиболее талантливые книги, независимо от того. Какие цели ставили перед собой
их авторы, действительно помогают переустраивать окружающий мир; и к их числу,
несомненно, относится великий роман Дефо – произведение, оказавшее влияние на
становление всей европейской цивилизации. Мир без образа доброго и неунывающего
отшельника наверняка был бы иным, - более скучным и не таким романтичным; герой
Дефо подарил людям то, в чем они, возможно, более всего нуждаются – надежду.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.lito.ru/