Норма, образец в русской культуре второй половины XVIII века

Министерство образования Российской Федерации
Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования
«Комсомольский - на - Амуре государственный технический университет»
Кафедра культурологи
К ЗАЩИТЕ ДОПУСКАЮ
Заведующий кафедрой культурологии
____________________
Т. А. Чабанюк
ДИПЛОМНАЯ РАБОТА
«Норма», «образец» в русской культуре второй половины XVIII века
Н.КОНТР. РУКОВОДИТЕЛЬ
Т.А. Чабанюк Т. А. Чабанюк
СТУДЕНТ
Т. А. Тарасова
РЕЦЕНЗЕНТ
А. Н. Фомина
2003
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
3 1 Норма,образец в идейно-мировоззренческой системе русского Просвещения 6
1.1 Роль социокультурной нормы, образца и условия их активизации в русской культуре второй половины XVIII века
6
1.2 Идеологемы просвещенного абсолютизма и просвещенной монархини в русской культуре второй половины ХVIII века
12 2 «Сын отечества» в русской культуре второй половины XVIII века
32
2.1 Мифологизированный образ Екатерины II в русской культуре
32
2.2 Идея служения отечеству и формы просвещенной деятельности
45
«сына отечества» второй половины ХVIII века Заключение
59 Список использованных источников
60
ВВЕДЕНИЕ
Проблема социокультурной оценки личности Екатерины II и эпохи в целом, в плане культурно-исторического движения - одна из самых важных в истории культурологической области знаний. Данная дипломная работа посвящена одному из аспектов данной проблемы: норме и образу в культурно-историческом процессе второй полвины XVIII века.
Актуальность данного исследования заключается в том, что до настоящего времени век Екатерины II до сих пор не получил системной культурологической оценки исследователей. Так как вторая половина XVIII органически связанна с идейной, философской и нравственно-этической системой Просвещения, то воплощением образца и нормы эпохи была сама Екатерина II и ее просвещенные деятели - «служители отечества», которые помогали в преобразовании, в просвещении государства.
Предметом предлагаемого исследования является русская культура второй половины XVIII века.
Объектом исследования является норма и образец в культурно- историческом процессе второй половины XVIII века.
Цель исследования: выявить роль, нормы, образца в формировании социальной практики «человека просвещенного».
Для этого необходимо решить следующие задачи:
- определить условия активизации нормы, образца;
- определить направленность русского Просвещения;
- определить культурно-исторические причины и условия формирования имиджа Екатерины второй в сознании русского общества рассматриваемого
периода;
- определить условия и механизм мифологизации личности Екатерины;
- систематизировать мифологемы и их роль, дать им культурно - историческую интерпретацию;
- выявить рекламации «просвещенной монархини» в искусстве;
- определить, как влияли норма и образцы просвещенческой идеологии на
деятельность просвещенных исполнителей «сынов отечества»;
Дипломная работа выполнена с применением таких методов, как культурно- антропологический, сравнительно-исторический, системный, историко- типологический.
В ходе работы были изучены литературные и научные источники: исторические документы, записки, воспоминания, очерки, хроники, законодательные акты эпохи. Источники опирались на работы Ю.М. Лотмана, А.Б. Каменскго, Е.В. Анисимова, Б.И. Краснобаева, Н.Я. Эйдельмана, А. Брикнера, А. Труайя, Н.И. Павленко, Л.М. Гавриловой и др., которые отразили представления о Екатерине второй как культурно-историческом персонаже в массовом сознании эпохи.
Оценки государства для русского человека всегда были оценками личных качеств и достоинств государя, от которого ожидали не только некой суммы социально-политических «мероприятий», «законодательства», государственных действий, но и личного величия, проявленности качеств. «Личное» отношение к правителю во многом определяло социально-политический и нравственный климат России. Екатерина вторая анализируя понятия «закона», «обычаев», «нравов», «русского характера», приходит к выводу о том, что основой национального характера является любовь к обычаям и государю. В этой связи русский человек предъявляет правителю особые претензии: он должен быть действователем на общее благо. «Наш образ правления, по своему складу, требует энергии; если ее нет, то недовольство делается всеобщим, и, вследствие этого, если дела не идут лучше, происходят революции» /30, с. 57/, - пишет императрица.
Служение царю, государству, обществу, народной пользе с течением времени становилась своеобразным смысловым фундаментом личностно мотивированной интенции человека, соединенной и с чувством независимости, и с честолюбивыми стремлениями к славе и социальному престижу.
Человек в русской культуре второй половины ХVIII века – это человек, обладающий новой духовной, интеллектуальной, социальной и эмоционально- психологической сущностью, формирующий новую систему смыслов и значений, идеалов, способный к «разумному» отношению к жизни и активному способу существованию - к государственно-значимому действованию. Его национальными особенностями становится сознательное выстраивание жизни - по образцу гражданина, жизнетворчество в соответствии с нормами истинного служения, формирование просвещенного образа жизни.
Так называемый «золотой век» Екатерины второй - один из интереснейших этапов российской истории. Объяснений тому немало, но главное видится в том, что личность Екатерины второй, ее идеи и деяния неразрывно связанны с эпохой преобразований, когда Россия в очередной раз становилась на путь европейского Провещения.
1 НОРМА, ОБРАЗЕЦ В ИДЕЙНО-МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ
РУССКОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ
1.1. Роль Социокультурной нормы, образца и условия их активизации в русской культуре второй половины ХVIII века
Формирующиеся тысячелетиями и передающиеся из поколения в поколение образцы и правила поведения, определенные нормы или действия, играли большую роль и складывались на уровне обыденного сознания общества. Во второй половине ХVIII века в связи с социокультурными изменениями сложились особые нормы и образцы, которые определили поведение людей, провоцировали их на «ожидаемый», прогнозируемый тип действий.
Культурная норма, являясь стандартом социокультурной деятельности, регулировала поведение людей, свидетельствовала об их принадлежности к конкретным социокультурным группам, выражала их представление о «должном», желаемом. В переработанном виде культурные нормы воплощены были в идеологии, этических учениях, религиозных концепциях, и назначение норм состояло в минимизации случайных обстоятельств, субъективных мотивов, психологических состояний. Нормативное регулирования отношений предполагало добровольное и сознательное принятие каждым человеком распространенных в данной культуре норм деятельности /61, с. 101/.
Существуют нормы, обязательность которых однозначна и определена вплоть до применения строгих санкций (выполнение правовых норм). В других случаях допускается вариативность норм поведения. Например, часто традиции содержат в себе набор стандартных образцов, из которых человек может выбирать. Возможны ситуации, когда предусматривается достаточно свободное реагирование человека: уличная среда, домашняя обстановка.
Понятие нормы конкретизируется в понятиях правил, образцов, предписаний. Действия любой нормы не абсолютно: норма переживает период зарождения, утверждения, потом теряет стабильность, начинает разрушаться. Разрушение одних культурных норм всегда сопровождается созданием новых.
«Образец культурный является и являлся устойчивой конфигурацией связей людей друг с другом, с предметной и природной средой, которая обуславливается определенными типами ситуаций, предписанным поведением в них человека, а так же критериями, по которым оцениваются и оценивается действия человека или его связи с окружающим миром » /61, с. 103 /, - пишет Харуженко В. И.
Оценивая образец с этой точки зрения, можно утверждать, что культурный образец представляет собой исключительно емкое понятие, которое заключает в себе и информацию о мире, и момент его оценки, и способы действия в нем человека, и стимулы таких действий. И в качестве образца культуры в разное время способны выступать явления культуры широкого диапазона действия и различные формы: материальные предметы, способы, манеры поведения, правовые или обыденные нормативы поступков людей и т.д. Культурный образец представляет и выполняет в культуре исключительно важную функциональную роль.
На высших уровнях культурной активности, в сфере порождения новых форм и стилистических ценностей философского, религиозного, художественного характера, имело место создание особого рода уникальных культурных образцов, способных создавать культурные стили.
Созданные одаренными художниками, великими мыслителями, высоконравственными авторитетами, эти образы культуры приобретают общезначимый характер для данного общества и превращаются в универсальные, фундаментальные эталоны, позволяющие на их основе обновлять культуру. Во второй половине ХVIII века норма и образец определялись идеологией и сложившейся практикой просвещенного абсолютизма, когда определенная роль в деле просвещения «закреплялась» за императором. Так, личность Екатерины Второй, ее идеи и деяния неразрывно связаны с эпохой преобразований, когда Россия в очередной раз становилась на путь европейского Просвещения. Если «век Петра был веком не света, а рассвета » /69, с. 261/, много сделавшем «во внешнем, материальном отношении преимущественно», то в свершениях второй половины XVIII века, по определению С. М. Соловьева, «ясно видны признаки возмужалости народа, развития сознания, обращения от внешнего к внутреннему, обращения внимания на самих себя, на свое» / 55, с. 19 /.
Суть происходивших перемен образно передал видный екатеринский вельможа И. И. Бецкой в словах, обращенных к императрице: «Петр Великий создал в России людей; Ваше Величество влагаете в них души». По его мнению, Екатерина Вторая «кротко и спокойно закончила то, что Петр Великий принужден был учреждать насильственно» /69, с. 171/.
Из вышеизложенного мы можем сделать вывод, что нормы и культурные образцы способны выступить явлениями широкого диапазона действия: способы и манеры поведения, правовые или обыденные нормативы поступков людей.
В отечественных гуманитарных науках оценка русского Просвещения долго строилась и отчасти продолжает строиться по технологии установления его соответствия западноевропейскому (преимущественно французскому) просвещению. Это порождает суждение о подражательной ложности (Г.Г.
Шпет) русского Просвещения, его миражности (В. М. Живов), о его культурно-исторической ограниченности, «замкнутости» пространством «императорского города» (М. С. Каган). Русское Просвещение в действительности осуществилось как другое Просвещение, не заимствованное, подражательное или миражное, а другое. Исследование специфики русского Просвещения предполагает выявление его смыслов и значений, определяющих специфику культурной практики эпохи.
Культура второй половины XVIII века органически связана с идейной, философской и нравственно-этической системой просвещения. Просвещение – особый этап в развитии просвещенческих идей в России XVIII века. Он характеризуется созданием целостной системы взглядов, в основе которой – «учение о человеке, который предстает как духовно-нравственное и физически совершенное общественное существо…»/13, с. 117/.
Просветители полагали в качестве главного закона миропорядка природы и общества движение к совершенству. В учении теоретиков Просвещения о человеке он предстает как «цель» движения природы к совершенству и в то же время как «средство» совершенствования мира /11, с. 8/.
Идеология Просвещения формировалась в России вокруг идеи разума, воспитания, распространения знаний, установления мудрых и справедливых законов, искоренения предрассудков и суеверий в сознании человека. В этом отношении русское Просвещение шло вслед за французским во главе с «энциклопедистами». Ю. М. Лотман писал: «Для западного просветителя основной задачей было сформулировать истину, для русского – найти пути ее осуществления» /41, с. 4/.
Русское Просвещение следует рассматривать как цельное по своей культурно-исторической природе явление. Его целостность детерминируется новым типом мировоззрения и способом мышления (познания), которые позволили человеку выработать принцип разумного отношения к действительности и веру – убеждение в возможность устроения (на пути реформ и последовательных прогрессивных изменений) нового образа русской жизни, сформулировать новую систему ценностей и способов деятельно – просвещенного существования.
Век русского Просвещения – это век Разума, людей, ищущих пути к справедливости и гармонии для себя и для мира. В личностном сознании укрепилась мысль о достоинстве и величии человека, о возможностях его разума.
Просветительские философия и идеология в России были ориентированы на государственные и общечеловеческие ценности, и последние обладали значительной нравственной и культурной энергией. Конечной целью совершенного общества во всех, за небольшим исключением, просветительских идеологических и нравственных построениях эпохи полагался совершенный человек, и усилия русского человека в значительной мере были направлены на следование образцу идеального человека – гражданина. Т. В. Артемьева, исследуя специфику и особенности философской системы XVIII века, делает в качестве одного из заключений следующее: «В систему философии (мировосприятия) входит не только производство знания, но и сама его широкая реализация – пропаганда, образ жизни, личный пример. Российский философ … мог почти уподобляться Творцу и стать Демиургом, слово которого могло организовать практическое пространство и воплотить в жизнь некоторую идеальную мысль» /5, с. 22/. Национальная же специфика этих интенций заключается в мысли – слове – действии, обращенном в конечном итоге через «общее благо» (как благо государства) к человеческому миру.
Эпоха Просвещения в целом и мифология государства как одна из составных частей мировоззренческих основ этого периода имеет довольно сложный генезис.
При Петре концепция надконфессионального государства, в котором монарх распоряжается общественным благом, являлась исходным моментом государственных преобразований. Европейские идеи попадали в Россию в контекст сложившейся культурной традиции. Потому трансплантируемые идеи преображались и получали новую жизнь. Идея монарха как установителя социальной гармонии и блюстителя общественного блага соединилась здесь с традиционными представлениями, сформулированными в концепции Москвы – Третьего Рима. Соответственно из медиатора космического порядка монарх превращается здесь в демиурга, в творца нового царства, которое должно преобразить мир. То, что наново создается царем, и есть начаток этого нового мира и вместе с тем – в соответствии с европейской мифологией государства – восстановление изначального благого порядка. В этом контексте понятно, что Петр и его приближенные могут называть Петербург «Раем» и «Святой землей».
Созданная Петром новая страна оказывается, таким образом, землей утерянного изначального блаженства, а Петр – спасителем мира, восстанавливающим рай на земле /24, с. 663/.
Таким образом, европейская концепция монарха как распорядителя всеобщего блага приводит в России к беспрецедентной сакрализации царя со времен Алексея Михайловича и характеризует весь императорский период русской истории.
Развитие императорского культа имело решающее значение для построения и формирования образцов XVIII века. Именно этот культ оказывается тем камнем, который обеспечивает синтез двух совершенно разнородных традиций, формирующих русскую культуру XVIII века. Это, с одной стороны, традиционная русская духовность, а с другой – рационалистическая культура европейского абсолютизма.
Поскольку петровская государственность вводит перевоспитание населения в число важнейших политических задач, этот синтез превращается в основное идеологическое задание, полученное культурой от преображенной империи.
Основные моменты новой государственной идеологии, мифологии государства и императорского культа врастают в самую ткань российского самодержавия /24,с.667 /,- полагает Живов В. М.. Они сохраняют свою полную значимость к началу екатерининского царствования и составляют тот мифологический фон, на котором вырастают екатерининские начинания. Как строитель нового мира и Мессия, русский монарх был заинтересован в самых радикальных для своего времени идеях. В России XVIII века отсутствовала непосредственная связь между идеологией государства и реальным механизмом государственного управления. Примером может служить тот факт, что в 1767 г. Екатерина издает свой знаменитый «Наказ», в большей своей части воспроизводящий суждения Ш.Л.Монтескье, Ч.Беккариа и других энциклопедистов. Как пишет в своей работе Живов В. М.: «В одной из статей «Наказа» говорится, что «В России Сенат есть хранилище законов», а в другой статье за Сенатом закрепляется право «представляти, что такий-то указ противен Уложению, что он вреден, темен, что нельзя по одному изполнить» /24, с. 669/. Под «Уложением» подразумеваются здесь основные законы, таким образом, оказывается, что русское самодержавие самым просвещенным образом ограничивает себя Основным законом. Никакого Уложения в России XVIII века не было, и за все время екатерининского царствования Основной закон так и не успели составить. «Наказ», будучи самым прогрессивным в России по содержанию юридическим памятником XVIII-го столетия, был вместе с тем законодательной фикцией, не имевшей никакого практического значения; этот факт общеизвестен и многократно анализировался исторической наукой. «Наказ», как и вся идеология государства, входил в мифологическую сферу и выполнял мифологическую функцию, он был атрибутом монарха, устанавливающего всеобщую справедливость и созидающего гармонию мира.
В этом мифологическом действе императрица была хотя и главным, но отнюдь не единственным участником, его действующими лицами становились все, кто приближался ко двору.
Существовали определенные точки зрения отрицания русского Просвещения, недооценку его функций и это имело давнюю традицию.
Г.Г. Шпет в своей статье «Очерк развития русской философии» утверждал, что в России не было ни своей просветительской философии, ни собственно своего просвещения. Он полагал, что русское Просвещение не стало, как это должно было быть, движением к наукам и собственно знаниям. Оно, по его утверждению, явилось идеологическим оправданием социально-бюрократического стремления части русского общества к чинам и жизненным благам. Отрицание русского Просвещения мотивировано ошибочным пониманием философом того, что
«… Россия вообще прошла свой культурный путь без творчества» /14, с. 252/. Безусловно, с такими тотальными отрицаниями русского Просвещения и его социокультурных итогов согласиться трудно, так как именно в XVIII веке сформировался особый статус русской интеллигенции, побуждающий ее к нравственно-просветительской деятельности.Унификация русской интеллигенции, к которой прибегает Г. Г. Шпет, не возможны, у нее свое предназначение и своя национальная специфика.
Ограничения социокультурной энергии и культурного потенциала русского Просвещения было предпринято в статье М.С.Кагана «чем же был XVIII век в истории русской культуры», он выделил две ипостаси русской культуры, которые обусловили формирование двух разных по значению и культурно - просветительской наполненности, центров: петербургского и московского. Социокультурное пространство Просвещения, на его взгляд, исчерпывается Петербургом. На долю Москвы он относит традиционалистское сопротивление «новому», неприятие рационализма и Просвещения в широком смысле этого слова. Он говорил, о глубоком расколе в русской культуре, о несоединимости двух ее начал, воплощенных Москвой и Петербургом. Возможно, правильнее было бы говорить о разной степени вовлеченности русских людей в процесс просветительского преобразования, о проявленности «Московского» и «Петербургского» человека в культурном пространстве Просвещения, о специфике самоопределения в системе смыслов, ценности и значений эпохи. Но в каждом человеке происходило постепенное накопление «просвещенного» потенциала, потом в человеке возникает и то состояние «культурного напряжения», которое заставляет его действенно определяться во времени и пространстве эпохи. И не всегда это самоопределение было оппозиционным по отношению к основной тенденции развития.Просвещения как явление человеческой самоорганизации, движущая сила, не может однозначно классифицировано или разведено по «географическим» локальным пространствам.
В. М. Живов в статье «Государственный миф в эпоху Просвещения и его разрушения в России конца XVIII века» писал, что «культура русского
Просвещения была государственной культурой, непосредственным воплощением варианта государственной мифологии, …мифологическим действом государственной власти» /24, с. 670/. И поэтому вполне закономерно автор приходит к выводу: «Русское Просвещение – это мираж. Одни деятели русского Просвещения искренне верили в его реальность, другие были его невольными участниками, но это не меняло его мифологического существа» /24, с. 671/ .Нам представляется это утверждения не совсем справедливым. Наличие самих исключений неизбежно разрушает предлагаемую автором цельность состояния «миражности» русского Просвещения; В.М. Живов в значительной мере сузил хронологические рамки эпохи Просвещения; автор неправомерно оценивает просветительскую энергию и культурный ареал той самой государственной идеологии, которую он признает в качестве действительной силы исторического движения движения России; понятие «миражности» связано с семантикой призрачности, иллюзорности. Если же признать справедливой основную мысль автора статьи, то необходимо признать весь русский XVIII век глобальной мифологической государственной иллюзией, «не-бытием». На наш взгляд надо помнить, что всякие идеи имеют под собой действительную силу, обладают энергетикой, вовлекающей людей в свою культурную сферу. Процесс распространения просветительских идей – процесс действительности. Помимо этого, следует иметь в виду, что в мифологическое действо государственной власти вступал человек, уже обладающий новым типом сознания, верящий в преобразовательную силу разума, знания, наук, закона и сознательно выстраивающий свою жизнь как служение отечеству и общему благу. Особую модель формирования образа жизни, типа поведения или деятельности содержат «Записки» Екатерины II.
Как отмечал К. Масон, что все «язвы и злоупотребления» в ее царствования не бросали темной тени на «личный характер этой государыни. Она казалась глубоко человечной и великодушной. Все те, кто к ней приближались, испытывали это; все те, кто узнавали ее близко, были восхищены чарами ее ума … Ее обманывали, ее обольщали, но она никогда не была под игом господства. Ее деятельность, правильность образа жизни, ее умеренность, ее мужество, ее постоянство даже ее трезвость – таковые моральные качества, которое было слишком несправедливо приписать лицемерию» /55, с. 38/.
Но оценивая плоды правления Екатерины II в целом (а в XVIII века она оставалась на троне дольше, кто-либо чем из коронованных особ), приходим к выводу, что то была эпоха славы и могущества России, закрепившей за собой статус великой державы. Как признается Екатерина II в своих «Записках», что рано или поздно «станет самодержицей российской империи», и шаг за шагом, с замечательной последовательностью, шла к этой цели. Такая задача была в тех обстоятельствах под силу, пожалуй, только ее характеру /34, с.30 /.
Екатерина очень последовательно и целенаправленно шла к тому, чтобы слыть «просвещенной монархией» и добивалась этого своим трудом и терпением. Ее государственная политика приобретала охранительный характер, тем самым как писал В.М. Живов: «Эмансипация культуры освободила здесь огромный религиозно-мифологический потенциал, который прежде всего – в русском Просвещении – был отнесен к государству и монарху как устроителем космической гармонии на земле …».
1.2 Идеологемы просвещенного абсолютизма, и просвещенной монархини в
русской культуре второй половины ХVIII века
Популярной в обществе становится идея воспитания просвещенного монарха – гражданина через науки и искусства. На первом витке общественного развития складывались идеи «философа на троне» как идеального правителя и «просвещенного абсолютизма» как идеальной государственной системы. Формирование и пропаганда просветительских идеологем становится прерогативой государственной идеологии и государя, как бы ранее ставшим пресвященным, «философом на троне». Функции просвещенного учителя нации переходят к монарху, он задаёт и просветительскую конфигурацию «проводникам» - подданным, слугам отечества, определяя статусное положение дворянства.
Явные и скрытые парадоксы просвещенного екатерининского века, его внутренняя раздвоенность всегда интриговало русское общественное сознание. Вспомнить хоть А.С. Пушкина Екатерина для него, с одной стороны - «Тартюф в юбке и короне», с другой – мудрая матушка – государыня «Капитанской дочки». Но тем не менее как конструировал Карамзин: Русский народ никогда не чувствовал себя так счастливо, как в годы царствования Екатерины» /40, с.4 /.
Екатерина соморекламировала, самоутверждала себя в качестве просвещенной монархии. Она была честолюбива настолько, что с первых дней своего пребывания в России готовилась стать русской самодержицей, воспитывала себя в уважении к русским нравам, обычаем, русской истории.
Сразу сроднившись с новым отечеством, жадно самоучкой впитывая всесторонние знания и изучая все касающееся России, она самодержавно правило столь расширившейся в ее царствования империй. Особенности ее характера, внешность и ее данные помогли стать императрицей. Вот как описал ее К. Рольер: «Приятный и благородный стан, гордая поступь, прелестные черты лица и осанка, повелительный взгляд, все освещало в ней великий характер» /55, с.32 /.
Характер Екатерины, ее стремления, духовные запросы и потребности с самого начала были иными, чем у ее мужа. За семнадцать лет, прошедшие с приезда в Россию до восшествия на престол, она постаралась и сумела приблизить к себе людей, которые помогли в дальнейшем. Довольн рано Екатерина пристрастилась к чтению и вскоре от французских романов перешла к трудам философов – просветителей – тех, кто были в то время властителями дум образованной Европы. Как писал лорд Бекингхэмилер «От природы способная к всякому умственному и физическому совершенству, она вследствие вынужденно замкнутой ранее жизни, имела досуг имела развить свои дарования в большой степени, чем обыкновенно выпадает на долю государям, и приобрела умение не только пленять людей в веселом обществе, но и находит удовольствие в более серьезных делах» /55, с.33 /.
Екатерина Вторая занималась самообразованием, хотела себя просветить и делала все, чтобы стать «просвещенной монархиней», она формирует свой имидж, для того, чтобы стать Великой императрицей и быть образцом эпохи. Английский посланник Уильямс так описывает Екатерину в 1755 году: «Как только она приехала сюда, то, начала всеми средствами стараться приобрести любовь русских. Она очень прилежно училась их языку и теперь говорит на нем в совершенстве. Она достигла своей цели и пользуется здесь большой любовью и уважением. Ее наружность и обращение очень привлекательны. Она обладает большими познаниями Русского государства, которое составляет предмет ее самого ревностного изучения. Ни у кого нет столько твердости и решительности» /23, с.8 /.
Читала она и труды по истории Англии, Франции, сочинения известных юристов и экономистов. Впоследствии, уже став императрицей, она и сама занялась сочинительством. Ее перу принадлежат пьесы, статьи, сказки, мемуары, работы по истории, языкознанию. И это помимо разнообразной переписки, которую на протяжении много лет вела с многочисленными русскими и иностранными корреспондентами, а так же работы над законопроектами.
Вместе с тем увлекаясь «возвышенными» идеями, Екатерина никогда не пренебрегала реальностью, вполне земными интересами. Ради сохранения власти она была готова жертвовать любыми принципами и философскими идеями. При этом за годы пребывания на вторых ролях она стала опытным царедворцем, хорошо разбиралась в людях, знала психологию, умела использовать их достоинства и недостатки, научилась угождать, нравиться. Многие мемуаристы отмечали, что Екатерина была прекрасной собеседницей, умела выслушивать и воспринимать нужные идеи, приспосабливая их для своих нужд. Императрица не была безразлична к лести, но важные посты при ней получали прежде всего те, кто обладал необходимыми знаниями и способностями.
В течение многих лет, она упорно завоевывала симпатии своих будущих подданных. Впоследствии в своих мемуарах она признавалась: «Вот рассуждение, или, вернее заключение, которое я сделала, как только увидела, что твердо основалась в России, и которое я никогда не теряла из вида не на минуту:
- нравиться великому князю;
- нравиться императрице;
- нравиться народу.
Признаюсь, что когда я теряла надежду на успех в каком-либо пункте, я удваивала усилия, чтобы выполнить остальные два, и, следовательно, я думаю, что довольно хорошо исполнила свою задачу» /27, с.12/. Эти еще в молодости интуитивно обретенные мудрые установки Екатерина совершенствовала всю последующую жизнь.
Екатерина поближе познакомилась с кипевшей страстями жизнью двора и борьбой различных «партий» вокруг всего и вся, когда она овладела русской речью и стала лучше понимать происходящее, когда еще никому и в голову не приходила мысль увидеть ее на троне, она уже четко продумала свое поведение в свете:: «Я больше чем когда-либо старалась приобрести привязанность всех вообще, от мала до велика; я никем не пренебрегала со своей стороны и поставила себе за правило считать, что мне все нужны, и поступать сообразно с этим, чтобы снискать себе всеобщее благорасположение, в чем и успела» /30, с. 233/.
Она все очень хорошо понимала и, что еще более существенно, делала верные выводы. Целью ее действий было достижение российского престола, Екатерина жестко определила себе «правило нравиться людям», с которыми ей «приходилось жить, усваивать их образ действий, их манеру». Эта цель, независимо ни от каких других привходящих обстоятельств, делает ей честь: «Я хотела русской, чтобы русские меня любили» /30, с. 61/ .Как показало время, и в этом она успела.
Ко времени вступления на российский престол Екатерина была хорошо знакома с новейшими достижениями европейской философской, политической и экономической мысли, на основе которых у нее сложилась определенное представление о том, что необходимо делать для процветания государства. В соединении со знанием российской действительности эти представления повлияли на формирование политической программы императрицы. Некоторые частные предложения этой программы, а также способы ее реализации со временем корректировались, но основные цели и идеи оставались неизменными. Поскольку идейно эта программа, а следовательно, и внутренняя политика Екатерины основывались на принципах Просвещения, то и сам этот период русской истории получил в литературе название «просвещенного абсолютизма». Эта идеология приобрела определенную направленность в соответствии с социальными нуждами и интересами различных слоев населения.
В ряды стран Восточной Европы монархи для укрепления своих позиций использовали популярные среди просветителей идеи «просвещенного абсолютизма»: Фридрих II в Пруссии, Иосиф II в Австралии, Екатерина II в России. Хотя Вольтером, Дидро и другими идеологами Просвещения им были присвоены титулы «просвещенных монархов», однако эти характеристики относились по большей части не к тому, что они уже реально сделали, а к тому, чего просветители ожидали от них в будущем.
«Просвещенный монарх» в идеале должен был вырастать правильно понятые интересы большинства граждан и этим, по представлениям просветителей, отличаться от феодального монарха, отражающего только эгоистические, идущие вразрез с благом остальных граждан интересы небольшой прослойки привилегированных поданных. Власть государя формально не ограничивалось общественным мнением, она ограничивалась законами. Государь исполнял волю граждан, выраженную в новых законах.
Еще в XVIII веке Западноевропейским мыслителем в частности, Томасом Гоббсом была сформулирована знаменитая теория общественного договора, согласно которой государство было создано людьми, договорившимися между собой о передаче ему, государству, передачи ему части своих прав с тем, чтобы оно его защищало. Но раз государство – творение человеческих рук, то, следовательно, его можно совершенствовать для общего блага с помощью удобных и полезных знаков /4, с. 140/.
Идеи авторов теории общественного договора были развиты французскими просветителями XVIII века и, в частности, Шарлем Луи Монтескье автором знаменитого сочинения «О духе знаков» которое высоко оценивала Екатерина II. Монтескье полагал, что существуют три формы правления: монархия, республика и деспотия. Чтобы монарх не стал деспотом, необходимы законы, по которым он будет править и которые будут определять его, а также его подданных права и обязанности. Осуществляя свою власть, государь делит ее между учреждениями. При этом необходим специальный орган власти, который следил бы за исполнением и соответствием знаков всеобщему благу. Как защита от деспотии государя суд. Мудрый и просвещенный законодатель, действуя на основе точных знаний о положении дел в стране, ее обычаев и традиций, постепенно совершенствует законы, которые должны быть написаны простым, доступным каждому языком.
Сформулированные Монтеснье идеи были взяты Екатериной на вооружение и составили фактически основу ее теоретических воззрений. Эти воззрения наложились на представления императрицы о национальных интересах и нуждах России. Прежде всего Екатерина считала себя наследницей и продолжательницей дела Петра Великого, с которым всю жизнь как бы соревновалась в славе. Его главную заслугу Екатерина видела в европеизации России, в превращении ее в мощную империю с ведущей ролью в мировой политике.
Вполне созвучна представлением Екатерины была идея создававшегося Петром регулярного государства. Вместе с тем к современной ей Европе императрица относилась достаточно критично и вовсе не считала необходимым заимствовать у Запада все подряд. Одним важнейшим тактическим принципом Екатерины показавшее ее мудрой, правительницей была постепенность преобразований и реформирование государства. Именно постепенность дала возможность довольно безболезненно провести те же реформы, которые Петр Третий, например, пытался проделать в три дня, что и стало одной из причин его свержения.
Желание дать законы способствовало тому, что с начала своего правления Екатерина осуществила несколько важных преобразований, которые в целом прошли в подготовке реформ: сенатская реформа 1763 г., отмена секуляризации церковных земель, изменение положения русской православной церкви. Для депутатов комиссии она написала собственный Наказ, о котором уже оговаривалось выше, но стоит сказать о том, что в нем она постаралась соединить основные идеи Монтескье и других ведущих философов – просветителей и правоверов того времени. Закончив работу над Наказом, Екатерина должна была представить его лицам из своего ближайшего окружения. Камнем преткновения в Наказе был вопрос о крепостном праве, которое императрица считала экономически вредным и противоречащим принципам гуманности и справедливости. Наказ начинался с рассуждения о необходимом характере законов, который должен соответствовать историческим особенностям народ , для которого они создаются. При этом для такой большой страны, как Россия, необходим самодержавный образ правления, ибо всякий другой был бы губителен. Цель самодержавия – благо всех подданных. Самодержавный государь правит в соответствии с законами, за соблюдением которых следит сенат. Все граждане равны перед законом, и свобода граждан состоит в том, что они могут делать все, что разрешено законом.
В качестве одной из важнейших задач – Уложенной комиссии выдвигалась разработка законов об отдельных сословиях. Поэтому специальные главы «Наказа» посвящены дворянству и «среднему роду людей» (так Екатерина называла третье сословие).
Глава о крестьянстве в Наказе отсутствовала, и не известно, была ли она изначально.
Большой раздел документа был посвящен понятиям преступления, следствия, суда и наказания. Законы, утверждала Екатерина, создаются не для устрашения, а для воспитания граждан. Таково основное содержание Наказа – одного из важнейших документов екатерининского царствования.
Многие авторы, писавшие о нем, сетовали на то, что его положение, как им показалось, осталось лишь декларацией, невоплощенной в жизнь. Наказ был всего лишь инструкцией для депутатов Уложенной комиссии: это им поручалось выработать законы, основанные на сформулированных императрицей принципах, и воплотить эти законы, но влияние Наказа практически не ощущалось, хотя депутатам и предписывалось ежемесячно его перечитывать. Истины Наказа казались отвлеченными и как будто совсем не соприкасались с реальностями российской жизни /59, с. 134/.
Так закончился первый этап екатерининских реформ, характерной особенностью которого было стремление императрицы осуществить преобразования совместно с представителями различных социальных групп. Важнейшим выводом, сделанным Екатериной из этой попытки, было представление о глубоком консерватизме широких слоев ее подданных, а следовательно, и о невозможности по-настоящему радикальных реформ. Одновременно императрица получила реальную картину настроения общества и отныне вынуждена была учитывать их, определяя тактику и темпы дальнейших преобразований.
С. М. Соловьев изучив работу Комиссии об Уложении 1977 г., четко уловил главное ее назначение: она была созвана с целью «познакомиться с умоначертанием народа, чтобы испытать почву прежде, чем сеять, испробовать, что возможно, на что будет отклик и чего еще нельзя начинать» /55, с. 21/.
Таким образом, созыв Комиссии имел для императрицы прежде всего интерес практический. Так, в одной из ранних своих заметок она выделяет особой строкой чрезвычайно крамольное для России середины XVIII века утверждение: «Рабство есть политическая ошибка, которая убивает соревнование, промышленность, искусства и науки, честь и благоденствие»/30, с. 646/.
Уже в 1775 году первым плодом реформ стал один из наиболее значительных актов екатерининского царствования – «Учреждение для управления губернией Всероссийской империи» /4, с. 87/.
Покончив с организацией системы управления, Екатерина приступила к реализации главного своего замысла – созданию законодательства о сословиях.В день своего рождения 21 апреля 1785 г. Она издала сразу два обширных документа, которые в исторической литературе принято именовать Жалованными грамотами дворянству и городам.
Грамота подтверждала дарованное Манифестом «О вольности дворянства» 1762 г. Право дворян служить или не служить по своему выбору и наниматься на службу в иностранные государства. В губерниях создавались губернские дворянские собрания, в обязанности которых входило ведение дворянских губернских родословных книг для записи всех местных помещиков. В памяти российских дворян Екатерина осталась истинной благодетельницей и защитницей. Все это создало представление о екатерининской эпохи как «о золотом веке» русского дворянства. Однако было бы неверным думать, что работая над грамотой, Екатерина Вторая забыла об интересах государства и своих просветительских принципах.
Жалованные грамоты дворянству 1785 г., этот законодательный акт окончатьльно возвысил дворян над другими сословиями и слоями общества. Екатерининская эпоха поистине стала «золотым веком» для них, временем наивысшего торжества крепостничества.
О корректировке первоначальных представлений императрицы о границах возможных преобразований говорит и записанное с ее слов изложение разговора с Дидро, взявшего на себя роль советника по проведению необходимых, на его взгляд, реформ в России: «Я долго с ним беседовала, но более из любопытства, чем с пользою. Если бы я ему поверила, то пришлось бы преобразовать всю мою империю, уничтожить законодательство, правительство, политику, финансы, и заменить их несбыточными мечтами я ему сказала: «г. Дидро, я с большим удовольствием выслушала все, что вам внушал ваш блестящий ум. Но вашими высокими идеями хорошо наполнить книги, действовать же по ним плохо. Составляя планы различных преобразований, вы забываете различные наши положения. Вы трудитесь на бумаге, которая все терпит, между тем как я, тружусь для простых смертных, которые чрезвычайно чувствительны и щекотливы» /23, с. 12/. Этим она хотела показать ее желание, которое всегда «имела», содействовать благу государства.
Как Екатерина Вторая мудро заметила: «… нередко недостаточно быть просвещенным, иметь наилучшие намерения и власть для исполнения их»/23,с.23/. Небезынтересны на этот счет и доводы Екатерины Дашковой, приведенные ею в беседе с Дидро все о том же «рабстве наших крестьян»: «Просвещение ведет к свободе; свобода же без просвещения породила бы только анархию и беспорядок. Когда низшие классы моих соотечественников будут просвещены, тогда они будут достойны свободы, так как они тогда только сумеют воспользоваться ею без ущерба для своих сограждан и не разрушая порядка и отношений, неизбежных при всяком образе правления» /16, с. 80/.
Тем самым Екатерина зафиксировав, что «Комиссия Уложения, быв в собрании, подала мне свет и сведения о всей империи, с кем дело имеем и о ком пещимся должно».
Подобно тому как на родине Просвещения Вольтер, Д’ Аламбер или Дидро не могли обрести взаимопонимание с Людовиком ХV, так в России не получился диалог между Екатериной и российским просветителем Николаем Ивановичем Новиковым. Зато императрице удалось пленить умы парижских вольнодумов, с которыми она вела оживленную переписку. Она была авторитетом у европейских мыслителей.
В оценки отношений Екатерины с просветителями историки, как правило, руководились высказываниями А. С. Пушкина. Он считал, что просветители, не ведая подлинного положения дел в стране, доверились оценкам самой монархини. Пушкин писал об отвратительном фиглярстве императрицы «в отношениях с философами ее столетия». Оценка Энгельса близка к пушкинской: «… двор Екатерины Второй превратился в штаб-квартиру тогдашних просвещенных людей, особенно французов; императрица и ее двор исповедовали самые просвещенные принципы, и ей настолько удалось ввести в заблуждение общественное мнение, что Вольтер и многие другие воспевали «северную Семириаду» и провозглашали Россию самой прогрессивной страной в мире, отечеством либеральных принципов, поборником религиозной терпимости»/35,с.105/.
Всякая мера в пользу трудового населения квалифицировалась как вынужденная, исходившая не от Екатерины, а от обстоятельств, принуждавших ее идти на уступки.
Но сводить все к фарсу, лицемерию и обману – значит не замечать генерального факта: Екатерина Великая после своего 34-летнего правления оставила Россию более могущественной и просвещенной.
Ключом к пониманию взаимоотношений императрицы и просветителей служит ее ответ на осуждение митрополитом Платоном ее переписки с «безбожником» Вольтером. «80-летний старик – заявила она, - старается своими, во всей Европе жадно читаемыми сочинениями прославить Россию, унизить врагов ее и удержать деятельную вражду своих соотчичей, как тогда старались распространить повсюду язвительную злобу против дел нашего отечества, в чем и преуспел. В таком виду намерении письма, писанные к безбожнику, не нанесли вреда ни церкви, ни отечеству»/14, с. 27/.
Но было бы опрометчиво объяснять переписку Екатерины с Вольтером и прочими просветителями чисто утилитарными целями. Начиналось все с преклонения перед силой идей, исходившей от могучей кучки деятелей Просвещения, сумевших покорить любознательную Екатерину в годы, когда она отвергнутая супругом, находила утешение в чтении их сочинений. Великая княгиня Екатерина Алексеевна не представляла интереса для просветителей, поскольку не имела возможности хоть как осуществить их проекты. Только после того, как она стала Екатериной Второй, возник взаимный интерес.
Екатерина допускала себя по отношению к Вольтеру, с которым активнее всего переписывалась. скромной ученицей, всего лишь стремившаяся воплотить в жизни его идеи. Она воздерживалась от демонстрации превосходства императрицы огромной страны над лицами, зарабатывавшими на хлеб насущный пером. Какими только лестными эпитетами не награждал Вольтер Екатерину! «Я до такой степени стал уверенным в своих пророчествах, - писал он в 1766 году,- что смело предсказываю теперь вашему величеству наивеличайшую славу и наивеличайшее счастье» /31, с. 11/.
Особый восторг просветителей вызвала материальная помощь нуждавшемуся Дидро: у того была единственная дочь, для приобретения приданного которой он намеревался продать главное свое богатство – библиотеку. В 1766 году Екатерина купила у него библиотеку за 15 тысяч франков, предоставив право держать ее у себя до смерти; более того, императрица назначила Дидро хранителем библиотеки, определив жалование в 1000 франков в год с выплатою его за 50 лет вперед.
В связи с этим Д’Аламбер писал Екатерине: «Вся литературная Европа рукоплескала…», Вольтер: «Все писатели Европы должны пасть к стопам ее величества».
В июне 1778 года императрица получила известие о смерти Вольтера. Она писала Гриму: «Вольтер – мой учитель; он, или лучше сказать, его произведения, развили мой ум и мою голову». Гримм получил задание купить у наследников библиотеку учителя «и все оставшиеся после него бумаги, включая и мои письма. Я щедро заплачу его наследникам» /23, с. 66/.
Информируя зарубежных корреспондентов о положении дел в стране, Екатерина прибегала к значительным передержкам, лакировке происходившего, что было вполне в духе того времени – аналогичным образом вели себя прусский и шведский короли: Фридрих II и Густав III. Проще было Екатерине информировать зарубежных корреспондентов о военных действиях в годы первой русско-турецкой войны. Успехи здесь были настолько бесспорны и очевидны, что не нуждались не в лакировке, ни в искажении. Каждая победа русского оружия немедленно становилась достоянием Вольтера и Бьельке.
Связи императрицы с французским просветителями не ограничивались перепиской. С Дидро и Гримом Екатерина общалась лично, причем с Гримом дважды.
В первый раз оба явились в Петербург в 1773 году, когда императрице было не до светских и учёных разговоров – продолжалась русско-турецкая война, ее занимали тревожные слухи о движении, вспыхнувшем в Оренбургских степях. Тем не менее, Екатерина почти ежедневно беседовала с гостями по нескольку часов.
В столице России Дидро пробыл пять месяцев вместо двух, как собирался вначале: Екатерина умела слушать собеседника и говорить сама. Собеседники не всегда высказывали взгляды приемлемые для каждого из них. Граф Сегюр, французский посол при дворе императрицы выразил это различие достаточно четко: «Она восхищалась его умом, но отвергала его теории, заманчивые по своим идеям, но неприложимые к практике» /23, с. 167/.
Эпистолярное наследие, оставленное Екатериной и европейскими философам, дало Н. М. Карамзину основание сделать справедливое замечание: «Европа с удивлением читает ее переписку с философами, и не им, а ей удивляется. Какое богатство мыслей и знаний, какое проницание, какая точность разума, чувств и выражений» /48, с. 111/.
Общение с европейскими знаменитостями закрепило за Екатериной славу просвещенной монархини и бессмертной покровительницы художеств. Планы императрицы простирались и дальше, К. Д’ Аламберу она обратилась с просьбой быть воспитателем своего сына Павла Петровича, а Дидро готов был предоставить убежище от преследований французского правительства с тем, чтобы тот продолжил издание энциклопедий в Петербурге. Оба, впрочем, вежливо отказались.
В те времена престиж монарха был неразрывно связан с престижем страны, в которой он занимал трон. Следовательно, восторги философов относились не только к Екатерине, но и к России.
Собственное царствование Екатерина формировала в пяти пунктах «правил»: «1) Нужно просвещать нацию, которой должен управлять.
2) Нужно ввести добрый порядок в государстве, поддерживать общество и
заставить его соблюдать законы.
3) Нужно учредить в государстве хорошую и точную политику.
4) Нужно способствовать расцвету государства и сделать его изобильным.
5) Нужно сделать государство грозным в самом себе и внушающим уважение соседям» /30, с. 647/.
Постепенность, последовательность, плановость – важнейшая черта преобразований Екатерины Второй.
Как пишет Брикнер А. Г.: «Нельзя отрицать, что тот час же после воцарения императрицы, была заметна кипучая деятельность в государственном организме и что во всех отношения выказывалось личное участие Екатерины в решении всевозможных вопросов» /8, с.142/.
В то же время Екатерина Вторая была лишена холодной рассудительности, являя собой пример, как она сама говорила, натуры «восторженной», «горячей головы», т. е. человека увлекающегося. Так, возражали неумеренно лестным попыткам представить ее «образцом во всех отношениях», она пишет, что «этот образец не только плох, но и не пригоден для образца», так как «я … вся состою из порывов, бросающих меня то туда, то сюда». Это ее черта характерна порой проявлялась и в государственных делах.
Екатерина Вторая в своих заметках писала в частности, о том, какие должны быть «Нравственные идеалы Екатерины Второй»:
« - Изучайте людей, старайтесь пользоваться ими, не вверяясь им без разбора … .
- Никогда не позволяйте льстецам осаждать вас … .
- Оказывайте доверие лишь тем, кто имеет мужество при случае вам поперечить … .
- Будьте мягки, человеколюбивы … .
- Храните в себе великие душевные качества … .
- Мелочные правила и жалкие утонченности не должны иметь доступа к вашему сердцу … .
- Молю Проведение, да напечатлеет оно эти немногие слова в моем сердце и в сердцах тех, которые их прочтут после меня» /55, с. 40/.
Все эти стержневые этические нормы не есть что-то нарочно придуманное (для потомства), они отвечали возвышенным представлениям «века Просвещения». Она формировала себя просвещенным монархом, и это было видно, не даром в поисках идеала общественной гармонии взоры современников все чаще стали обращаться к недавнему прошлому, к золотому веку Екатерины Великой, но времени блистательному и безвозвратно утраченному.
Тогда, при государыне Екатерине, русское оружие не знало поражений, Россия прочно утвердилась на берегах Черного моря, началось освоение плодороднейшей черноземной степи, уральский чугун и железные изделия вывозились в Англию, и Западная Европа с изумлением, тревогой и восхищением наблюдала неслыханно быстрый рост могущества великой северной империи. Подданные Екатерины Второй гордились военными победами, европейским авторитетом страны, процветанием наук и искусств. Про нее писали: «Первые искры национального самолюбия, просвещенного патриотизма показались при Екатерине, при ней родились и вкус, и общие мнения и первые понятия о чести, о личной свободе, о власти законов» /31, с. 7/.
Время Екатерины Второй видится одним из блестящих периодов российской истории, временем подлинного величия Державы Российской. Жаль, что современный человек поневоле мало искушен в подробностях старинной жизни, что забылись великие события прошлого, которыми можно и должно гордиться. Почти стерлись из общественной памяти имена людей, чьи воля, разум и талант служили России. Потомки забывчивы и неблагодарны и им ближе неосторожные слова Растопчина о том, что Екатерининский трон окружали люди из которых «наиболее честные заслуживают быть колесованными без суда» /31, с. 295/ . Действительность была иной, совершенно иной…
Голицын писал: «Царствование Екатерины мнится, было высшею степенью славы России. Счастливым я себя поставляю, что жил в ее время и ей служил, и был очевидцем всей величественности и уважения, до которого достигло мое любимое отечество. Как при том пропустить без должной похвалы тех самых ее помещиков знаменитых соотчичей наших, одаренных необыкновенными способностями, доказавших всей Европе, что россияне могу почитаться, без всякой лести, почти в свете первым народом» /27 ,с. 303/.
Екатерина возвысила Россию на степень чести и славы, показав Европе, что россияне, мудро управляемые, да всего достигнуть могут, не зря Сегюр писал: «Екатерина украсила страницы истории своей страны. Она достойна похвалы, весь народ высказывает к ней свою любовь» /23, с. 139-140/.
Екатерина Вторая была необыкновенная монархиня. Она имела все достоинства, присущие великому государю. От прочих всех держав она получила особое уважение и держала в руках свои весы политической системы Европы. Хотя в сознании же многих поколений людей она остается лишь лицемерной правительницей, но не следует забывать, что при всей неординарности и противоречивости личности Екатерины Второй и результаты ее правления все чаще отмечается, что в сравнении с предшествующими эпохами правления ее время утвердило славу и могущество России как великой державы.
2 «СЫН ОТЕЧЕСТВА» В РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ
ХVIII ВЕКА
2.1. Мифологизированный образ Екатерины Второй в русской культуре
Прежде чем перейти к непосредственному анализу мифологем Екатерины Второй, необходимо выяснить условия их формирования.
Появлению мифологем просвещенной монархини способствовал ряд причин, таких, как незаурядность мышления самой Екатерины Второй, специфические и политические социальные условия в России, мифологический уровень массового сознания той эпохи.
Согласно теории К. Г. Юнга, архетипы проявляются в «комплексах аффектов…», вызванных ситуациями – раздражителями, которые являются формами субъективного переживания человеком своих архетипических структур /70, с. 52/, то есть архетипы репродуцируются в кризисные состояния человека и общества. Поэтому неслучайно возникновение ореола мифологем вокруг императрицы в рассматриваемую эпоху.
Образ Екатерины Второй – «просвещенной монархини» - создавался в мифологизированном сознании эпохи. Она заключала в себе нечто (ум, энергию, одержимость), что потенциально способствовало возведению ее массовыми сознаниями эпохи на уровень мифологического персонажа.
В период перехода к новым социальным регуляторам и нормам, массовое сознание как ни как ориентировано на восприятие мифологем, выполняющих функцию, понятную каждому человеку, - функцию социокультурной адаптации в новых политических и культурных условиях.
Екатерина Вторая свои мысли реализовала через факты и действия, так она являясь просвещенной монархиней – была образцом эпохи, и в этом качестве она само рекламировала и само утверждала себя.
С точки зрения идеи – характеристики Екатерины законодательницы и ее времени интересно утверждение И. Багдановича:
Но все тебя поют едину
Поют и не пристанут петь
Премудрую Екатерину,
Что век златой дала узреть /14, с. 117/.
Строчка «Что век златой дала узреть» нас отсылает к веку золотому безоблачному, полному гармонии и красоты, блага и счастья, бытовавшему в античной культуре. Современники всем сердцем желали наступления «золотого века» при Екатерине.
По определению современников С. М. Соловьева, И. И. Бецкого, отличительной чертой царствования Екатерины Второй по мимо ее постепенных не насильственных преобразований было то как писал Н. М. Карамзин, что следствием очищения самодержавия от «примесей тиранства» были спокойствие сердец, успехи приятностей светских, знаний, разума /31, с. 47/
Таким образом мифологема «Золотого века» и век Екатерины Второй стал периодом рассвета культуры во всех сферах жизни России.
Памятники архитектуры, скульптуры, живописи, литературы, музыки – живые свидетели времени, донесшие до нас мечту об идеальном мире и идеальном человеке.
Появлению другой мифологемы «Минервы» способствовало то, что мифологема «просвещенной императрицы» была характерна и для массового сознания эпохи, показательной становится одна из ее характерных экспликации – присвоение Екатерине Второй патриотически-настроенными современниками «звания истинно просвещенной государыни», «устанавливающей всеобщую справедливость и созидающей гармонию мира». Общественное и художественное сознание эпохи мгновенно откликнулось на мифологизировано – идеологический запрос времени воспроизведением просветительских мечтаний о новой государыне. Появление ее на троне было сопровождено рядом программных произведений, реализующих идею просвещенной мудрой императрицы, готовая даровать государству новые справедливые законы. И в этом ряду появилось живописное полотно «Екатерина Законодательница в храме богини Правосудия» Д. Г. Левицкого. В них Екатерина – Минерва предстала мудрой и справедливой правительницей «нового века», «века златого». Как писал В. М. Живов: «Над Невой нависали сады Семирамиды, Минерва после торжественного молебна отверзала храм Просвещения, Фонвизин обличал пороки, и народ блаженствовал» /24, с. 670/.
Другая мифологема «Фелица» имеющая античную традицию, появилась и выделилась, когда сын своего века Державин Г. искренне выразил свои монархические чувства в оде «Фелица», где прославил Екатерину Вторую как образец «просвещенного монарха». Для своей оды он воспользовался сюжетом и персонажами ее аллегорической «Сказки о царевиче Хлоре», написанной в условно «восточном» стиле. От туда он взял имя Фелица, которым в сказке была названа богиня добродетели. В оде Фелица – это сама Екатерина Вторая.
На фоне скромного образа жизни Фелицы еще более выигрышным для создаваемого Державиным идеального образа правительницы становится перечисление круга ее забот. Фелица, прекратив войны, призрела «сирых» и «убогих», разрешила «свободно» «в чужие области искать», позволила частным лицам «с ребра и золота искать», разрешила рубить леса, заводить всякого рода мануфактуры и фабрики, заботиться о просвещении и здравии народа.
Это внимание Фелицы к насущным интересам «своего» народа представлена в оде Державина как полная противоположность тираническому правлению Анны Иоанновны. В «Фелице» раскрывается державинская формула «будь на троне - человек»:
Едина ты лишь не обидешь,
Не оскорбляешь никого,
Дурачествы сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного …
Как и его предшественники Ломоносов и Сумароков – Державин находился во власти представлений о просвещенной абсолютной монархии как идеальном для России государственном строе. Державин пытался показать, что в основе положительных качеств Екатерины Второй как правительницы лежат ее человеческие свойства. Его «Фелица» потому так успешно справляется со своими государственными обязанностями, что она сама человек, а не бог, не сверхъестественное существо и понимает все человеческие потребности и слабости. Державин не ограничился «Фелицией»: мысли и образы этой оды развивались и в «Изображении Фелицы», и в «Видении Мурзы», и в оде «На счастье».
Сама Фелица – Екатерина Вторая была личностью довольно незаурядной, она во многом превосходила своих предшественников и предшественниц на русском троне (за исключением Петра Первого) умом, проницательностью, хитростью, образованностью. «Никто из занимавших русский престол до нее, кроме Петра Великого, не мог бы подумать о сочинении «Наказа»; никто из них не решился бы вести переписку с известнейшими мыслителями Европы» /60, с. 60/.
У дворянского общества были достаточные основания для идеализации и прославления Екатерины Второй как «матери отечества».
Образ идеальной правительницы – Фелицы – в одах Державина меняется, у него появляется критическое отношение к императрице, которую он так опоэтизировал прежде.
В «Изображении Фелицы», одна диагностическая деталь этой екатерининской Аркадии заслуживает особого внимания. В число ее обитателей не редко попадают «дикие народы». Так, например, в том же «Изображении Фелиции» в описании того, как Екатерина дарует народам свой «Наказ». Это описание Державина соотносится с сервизом Рашета, в котором так же прославлялась Екатерина и особую характеристику составляли фигурки «народов Востока» - финнов, калмыков и т.д. В обоих случаях этот этнографический набор, несомненно, выполняет панегирическую функцию. Их появление в императорской Аркадии имеет двоякий смысл.
Во-первых, перечни «диких народов» представляют собой этнографический коррелят географических атрибутов торжествующего монарха: распространение могущества и благодеяний империи может быть обозначено географически, так и этнографически. При этом, если географические вехи указывают на военно- политическое могущество монарха, этнографические приметы означают шествие императорского просвещения: в географическом пространстве монарх выступает в качестве ипостаси Марса, тогда как в этнографическом пространстве он выступает в ипостаси Минервы.
И именно здесь раскрывается второй смысл появления «диких народов». Они олицетворяют те концы вселенной, которые охватывают собой созданные императрицей Аркадии.
В светской культуре эмансипация освободила религиозно-мифологический потенциал, он был перенесен теперь на саму культуру, и поэт получил те мироустроительные харизматические полномочия, которые ранее усваивались императору.
Самый географический размах поэтической славы – это географический размах оды: поэтическая слава занимает в точности тоже пространство, что и могущество торжествующего монарха, и описывается той же самой традиционной формулой – «от … до …». И от монарха же, от Фелицы, переходит в «Памятник» несчётные народы – это те самые «дикие люди», которые раньше преображала благодать государственного просвещения.
Мифологема матерь отечество появилась тогда в русской культуре, когда в Москве 30 июля 1967 года в присутствии Императрицы состоялось открытие Комиссии об Уложении, коей надлежало обсудить «Наказ» Государыни местные наказы. 31 июля депутаты, заседавшие в Грановитой палате, постановили поднести Екатерине титул Премудрыя и Великая Матере Отечества.
12 августа Императрица приняла депутатов во дворце. Председатель комиссии генерал А. И. Бибиков просил ее «принять титло как приношение всех верных твоих подданных». Государыня ответила: «О звания же, кои вы желаете, чтобы я от вас приняла на сие ответствую: 1) на Великая – о моих делах оставляю времени и потомках беспрестрасно судить; 2) на Примудрыя – никак себя таковою назвать не могу, ибо един Бог премудр, и на; 3) Матерь Отечества – любить Богом врученных мне подданных я за долг звания моего почитаю, быть любимой от них есть мое желание». /50,с.400/ Председателю комиссии Императрица сказала с неудовольствием: «Я им велела сделать рассмотрение законов, а они делают анатомию моим качествам». /52, с. 324/
«Двор ее (Екатерины Второй), - писал граф Д. Сегюр в 1780-х гг., - был местом свиданий всех государей и всех знаменитых лиц ее века. До нее Петербург, построенный в пределах стужи и льдов, оставался почти незамеченным, и, казалось, находилось в Азии. В ее царствование Россия стала державою европейскою. Петербург занял видное место между столицами образованного мира, и царский престол возвысился на череду престолов самых могущественных и значительных». /52, с. 230/.
Ориентиром в мирской жизни становится учение о Царстве Божием, но созидаемом людьми на земле. На смену мечтаниям о Третьем Риме приходит идеал великой России. В обществе растет жажда образования и образования именно светского, а главным делом жизни человека провозглашается благородное служение государству.
Культура XVIII века характеризуется небывалым интересом к личности человека. Человек – вот тот герой, венец творения, которого воспевали в стихах, живописи, музыки, которому покланялись в XVIII столетии.
Екатерина Вторая умела окружать себя умными и деловыми людьми. Именно в ее эпоху выдвинулся ряд крупнейших, государственных, политических, военных деятелей, и творцов культуры, поддерживаемых и вдохновляемых монархиней. Галерея портретов дает полное представление о русском обществе того времени. С живописных полотен А. П. Антропова, Ф. С. Рокотова, Д. Г. Ливицкого, В. Л. Боровиковского, других художников на нас смотрит сама Екатерина со всеми императорскими знаками власти, являющаяся образцом этой эпохи, диктующая свои нормы, и представители высших аристократических кругов, военные, чиновники, духовенство, писатели, поэты, актеры, музыканты, провинциальные помещики, мастеровые, крестьяне.
Выдвижение на историческую арену ярких, деятельных людей привело к развитию портретного жанра в живописи, скульптуре, графике. Глядя на эти портреты, невольно вспоминаешь стихи Г. Р. Державина, посвященные рождению внука Екатерины Второй, в которых поэт обращается к царственному младенцу:
Будь страстей твоих владыка,
Будь на троне человек!
Мотив гуманизма в период правления Екатерины Великой становится характерным для всех сфер культуры. Для новой идеологии главной становится проблема утверждения подлинной человечности во всех областях жизни. Вот, например, образ идеального человека, как он представлялся Н.Новикову: «Разумный и добродетельный господин; он делает добро всем, кому только может. Он думает, что разум ему дан, чтобы служить государству, богатство – чтобы помогать бедным, и для того он родился человеком, чтобы быть полезным всем людям». /46, с. 95/
Характеристика личности, данная Новиковым, во многом созвучна портретным образам, созданным в то время. Человек с атрибутами деятельности – таков герой живописных портретов Д. Г. Левицкого. Архитектор А. Ф. Кокоринов изображен демонстрирующим свое творение – план Академии художеств; П. А. Демидов предстает на фоне Воспитательного дома, основателем и опекуном которого он был; императрица («Екатерина в храме богини Правосудия», 1783 г.) выступает в лавровом венке, со знаками святого Георгия на груди, у ног ее лежат книги, а на щите помещено изображение бога торговли Меркурия – все говорит о радении на благо Отечества.
Одна из самых известных работ художника – серия портретов воспитанниц Смольного института, исполненная по заказу Екатерины. В них каждая из девушек представлена на фоне пейзажа или интерьера, окружена предметами, которые говорят о ее увлечениях и талантах.
Таковы и скульптурные портреты Федота Шубина. Понятно, что скульптор использует иные художественные средства, но идея здесь та же. Осанка портретируемого в работах Шубина, как правило, полна гордого достоинства, взгляд – благородства. Деятельность натуры подчеркнута динамикой композиции, задающийся асимметричным движением больших форм: торс повернут вправо, а голова дана в резком развороте в лево. Диагональные складки одежд дополняют и усиливают ощущение энергичности образа, а ритм линий и подобие пластических элементов работают на выявление особенностей лица портретируемого.
Скульптор любуется человеком как прекрасным творением, умеет подчеркнуть в нем лучшие стороны. Во внешнем, видимом облике он воплощает достоинство человеческой души. Один из самых знаменитых портретов Шубина – «Портрет неизвестного». В нем ощутимы лучшие черты гражданина России XVIII века. Спокойное, благородное лицо, умный, уверенный взгляд, достоинство в позе …
Биография такого человека, как Ф. Шубина становится типичными для эпохи. Они наглядно показывают отношение к таланту и человеку в царствовании Елизаветы Петровны и Екатерины Великой.
Подобно Шубину, Г. Р. Державин прошел путь от солдата, сына бедного дворянина, до крупнейшего государственного деятеля – статс-секретаря при императрице Екатерине Второй, сенатора, президента Коммерц-коллегии, члена верховного совета и государственного казначея при императоре Павле, действительного тайного советника при императоре Александре, кавалера разных орденов. Как и Шубин в скульптурных портретах, Державин в своих стихах не устает восхищаться человеком – вершиной творения. Так в оде «Бог» мы видим по мере того как перед поэтом открывается предмет вдохновения, поэта все более и более занимает отражение Бога в человеке:
… А я перед тобой – ничто.
Ничто!- Но Ты во мне сияешь
Величеством Твоих доброт;
Во мне Себя изображаешь.
Как солнце в малой капле вод.
Я связь миров, по всюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь – я раб; я червь – я Бог /18, с. 79/
Вспомним что идея воспитания просвещенного монарха через науки и искусства популярна в это время. И идея – иллюзия возможности и обязательности при троне учителей – философов – писателей. Через эту иллюзию прошли практически все просветители, она определила во многом и тип их гражданского личностного служения, и тип творчества, и неизбежное разочарование, зачастую трагически сказывающиеся на их судьбах.
Программу «философа на троне» поддержали в литературе Г. Державин, написавший в 1782 году оду – рекомендацию «Фелиция», И. Богданович в «Оде государыни Екатерине Алексеевне на новый 1763 год» и Д.Левицкий, создавший в 1883 году картину - декларацию о мудрой императрице – законодательнице «Екатерина Законодательница в храме богине Правосудия».
И ода Державина, и полотно Д. Левицкого – не портрет Екатерины, а скорее художественно реализованная программа того, какой должна быть просвещённая государыня в просвещённом отечестве. Сам Левицкий в ответ на восторженный отклик И. Богдановича по поводу картины писал: «Середина картины представляет внутренность храма богини Правосудия, перед которой в виде Законодательнецы ее императорское величество, сжигая на алтаре маковые цветы, жертвует драгоценным своим покоем для общего покоя. Вместо обыкновенной императорской короны увенчана она лавровым венком, украшающим гражданскую корону, возложенную на голову ей. Знаки ордена Св. Владимира изображают отличность знаменитую за понесенные труды для пользы отечества, коих лежащие у ног Законодательнецы, законы свидетельствуют истину. Победоносный орел покоится на законах, а вооруженный Перуном страж рачит о целости оных. В дали видно открытое море, а на развевающемся флаге изображенный на военном щите Меркуриев Жезл означает защищенную торговлю» /47, с. 115 /
Словесное описание картины Левитского дает в стихотворении «Видение мурзы» Державин:
Простертой на алтарь рукою
На жертвенном она жару
Сжигая маки благовонны,
Служила вышню божеству.
Орел полуношный, огромный,
Сопутник молний торжеству,
Геройской провозвестник славы,
Сидя пред нею на груде книг,
Свещенны блюл ее уставы;
Потухший гром в когтях своих
И лавр с оливными ветвями
Держал, как будто бы уснув. /18, с. 72/
Державин в оде, как и Левицкий, дает представление о императрице – законодательнице, наделяя ее желанными свойствами. Образ диктуется мыслительным представлением об идеальном монархе:
Не дорожа своим покоем
Читаешь, пишешь пред налоем
И все из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь;
…
Ты здраво о заслугах мыслишь,
Достойным воздаешь ты честь,
…
Любезна и в делах, и в шутках,
Приятно в дружбе и тверда;
…
А в славе так великодушна,
Что отреклась и мудрой слыть /19, с. 35-37/
Екатерина в оде Державина она увидала себя мудрой, добродетельной. Он выразил ее государственные дела, ее привычки, обычаи, склонности, черт, пристрастий. Несмотря на очень скоро проявившуюся к нему неприязнь двора и самой императрицы, он верою и правдою, служил закону, отечеству и Екатерине. Он желал «поддержать», по его мнению, прогрессивное правление Екатерины. В противном же случае он добился бы быстрее и безболезненнее славы на поэтическом поприще. В сознании эпохи Державин был первым русским поэтом.
Однако Державин упорно служил, хотя его взаимоотношения с Екатериной никогда ни были простыми. Но результат ее правления в сравнении с предшествующими эпохами утверждало славу и могущество России как великой державы как образца эпохи.
Державин переживал осознания своих собственных иллюзий, в том числе, и по отношению к Екатерине. Тем не менее упорное стремление служить отечеству делами и поэзии сохранилось в Державине до конца его жизни. Современники высоко оценивали его культурно-историческую и личностную роль в русском обществе.
Это сумел передать для потомков на своем полотне В. Боровиковский «Портрет Г. Р. Державина» 1795 года. Державин у Боровиковского становится носителем славы России, а следовательно, и ее государственного величия.
Одним из крупнейших мастеров живописного портрета екатерининского времени был еще и Ф. С. Рокотов, происходивший из крепостных крестьян и получивший вольную. Благодаря покровительству И. И. Шувалова, он был принят в Академию художеств, а написанный художником портрет великого князя и наследника престола Петра Федоровича принесла ему широкую известность при дворе. В дальнейшем Рокотов писал Екатерину, создав один из первых ее парадных портретов, портретировал наследника Павла Петровича (в детстве), И.И. Шувалова, Г.Г. Орлова, Н.И. и П.И. Паниных …
Работы Рокотова отличает неповторимое обаяние; он фиксирует не просто черты модели, но и таинственную жизнь души. Созданные им женские образы получили название рокотовский тип. Более важными оказываются в портретируемых Рокотовым моделях их эмоциональные тональность, интонация настроения, «звучания» вместо пластической определенности. Вместе с тем именно портреты Левицкого и Рокотова «заложили основы того углубленного истолкования человеческой индивидуальности в портрете, которая определялась просветительскими идеалами и представлениями» /47, с. 164/.
Таким образом, век Екатерины стал периодом рассвета культуры во всех сферах жизни России. Русские просветители делали акцент на законности, справедливости и правосудии как главном оружии императрицы и как залоге «общества благоденствия». Прославление императрицы в большинстве случаев осуществляется в словесной и живописной аллегорических формах как «урок», назиданием царям.
Так, в общественном и художественном сознании эпохи прием «обожествления» императрицы как носительницы высшей, божественной, а значит, справедливой и мудрой власти, был привычным. Если верховная личность накладывает свой отпечаток на всю эпоху своими идеями, то эти идеи через исполнителей проносятся поднимая статус верховной власти.
С историей царствования Екатерины Второй связана имена целой плеяды блестящих государственных деятелей, таких как А. Г. Орлов, А. А. Вяземский, Н. И. Панин, А. Р. Воронцов, Г. А. Потемкин, А. А. Безбородко, И. И. Бецкой, Г. Державин, А. Н. Родищев, Н. И. Новиков и т.д. Они все были прежде всего послушными слугами императрицы, никогда и ни с кем не делившейся властью. Постоянно занимаясь государственными делами, они помогали Екатерине Великой, ведь не зря период ее правления называют «золотым веком». И хочется написать отрывок, который сможет показать всю достопримечательность XVIII века:
Екатерины век, ее роскошный двор,
Созвездие имен сопутников Фелицы,
Народной повести блестящие страницы,
Сановники, вожди, хор ибранных певцов,
Глашатаи побед Державин и Петров –
Все облекалось в жизнь, в движенье и в глаголы.
П. А. Вяземский
2.2. Идея служения отечеству и формы просвещенной деятельности
«сына отечества» второй половины ХVIII века
Культура второй половины XVIII века органически связана с идейной, философской и нравственно-этической системой Просвещения. Эпоха Екатерины начиналась с преобразований государственных изменений, создания разного рода законопроектов и, следовательно, она нуждалась в энергичных, деятельных и просвещенных исполнителей. Поэтому вновь активизируется идея нравственной ценности общественного деяния, необходимости полезного служения.
Это был век, несмотря на признание его веком Разума, людей страстных, противоречивых, пытливо ищущих пути к справедливости и гармонии для себя и для мира, с одинаковой целеустремленностью увлекающихся и идеями энциклопедистов о всесилии человеческого разума, и масонскими мечтаниями о нравственном преображении души и мира. В это время черезвычайно популярной становится идея «сына отечества» - «служителя отечества». Идея просвещенных деятелей явилось тоже образцом этой эпохи.
Сын отечества мыслился как просвещенный, разумный человек, радеющий о справедливых законах и приносящий общественную пользу. Способы же осуществления идеалов высокого служения виделись разными.
Будучи прилежной ученицей философов – просветителей, Екатерина понимала, что успех любых социальных преобразований зависит от уровня просвещенности народа, от его способности воспринимать новое. Было очевидно, что недостаточно дать человеку лишь определенный набор знаний, но необходимо изменить его психологию, ценностные ориентиры, нравственные основы личности.
«Сын отечества» актуализировался в структуре знаний значения философии как высшего рода человеческих знаний. «Сын отечества» осознал и сформулировал приоритет познания над научением через полезные знания и отвлеченные (философия) науки. Он ориентирован на исследование философских истин, анализ природы человека, рассмотрения механизмов организации общества. С этим напрямую связано появление различного рода трактатов о социальных и образовательно-воспитательных системах, способных содействовать приближению «общества благоденствия».
В сознании «сына отечества» интенция просвещения разума и научения человека – гражданина исполнению своего гражданского долга соединились с интенцией нравственного воспитания. Суждения русских просветителей об проблеме воспитания человека гражданина, должного обладать не только разумом, но и нравственностью, суммирует Д. И. Фонвизин в комедии «Недоросль». Нравственное состояние общества по мнению Н. И. Новикова (трактат «О воспитании»): «Процветание государства, благополучие народа зависят неотменно от доброты нравов, а доброта нравов – неотменно от воспитания» /46, с. 258/. Обоснованию необходимости воспитания добродетельного человека посвящена центральная трактата эпохи: «Беседа о том, что есть сын отечества» А. Н. Радищева. Он обозначил в своем смысловом пространстве ту культурно-историческую дистанцию, внутри которой осуществился неизбежный разброс мнений, более официальных и менее официальных, но просветительских своей сущности. Автор соединяет понятие «сына отечества» с понятием «нравственного человека», а должность служебную (гражданскую) толковать как должность человеческую. Большинство русских просветителей видело в воспитании подлинной нравственности человека один из самых действенных и «коротких» путей исправления состояния общества, сглаживания социальных противоречий, искоренения предрассудков и пороков. Активную практическую добродетель «сына отечества» осуществляли в своей деятельной жизни Г. Р. Державин, Н. И. Новиков, А. Н. Радищев и т.д.
Структура практических действий «сына отечества» определяются его убежденностью в том, что общее нравственное состояние общества зависит от «добрых законов», призванных регулировать не только гражданские, но и нравственные отношения. Так, Я. П. Козельский со ссылкой на трактат Гельвеция «Об уме» утверждает: «… что пороки народные сокрыты в самих законах, и ежели кто хочет истребить пороки в каком народе, не применяя производящих их законов, тот ищет невозможного» /67, с. 177/.
Категория закона просвещенным человеком включается в регулятивную систему общества.
«Сын отечества» по характеру воздействия на общественное сознание был преимущественно человеком общественной мысли; человеком, грезившим о «конечном» слове и ищущем ту социальную истину, которая позволит устроить жизнь по некой совершенной модели. Поиски слова – истины детерминированы идеалистической и утопической отвлеченностью в понимании просветителями основ восприятия и осознания истины народом. Просветители были убеждены в том, что слово истины легко будет подхвачено народом, ибо отвечает собственным интересам людей. Нарастает потребность в обретении публицистического слова, просвещающего сознания людей. В структуре «сына отечества» слово не будет иметь откровенно пропагандистское, агитационное значение, оно будет выполнять функцию просвещающего научения и воспитания нации.
Служение государству (общей пользе) по – прежнему являлся «определителем» «человека просвещенного», а служение становилось знаковым качеством «сына отечества». Поэтому и образовательные программы ориентировали молодых людей на служение как единственно возможный для человека способ существования. Служение понимается как исполнение долга гражданина и все в большей степени наделятся социальными и нравственными ценностями значениями, становятся коррелятивным служению Отечества, за которым стоят все нуждающиеся в гражданских добродетелях «сына отечества». Служба отечеству в структуре «сына отечества» становилась личностно осознанной, этически мотивированной. Обязанности «сына отечества» предполагали исполнение долга служения по закону, и по долгу гражданина, и по долгу человека. Это объединяло разных по профессии, характеру служения и личностным качествам людей.
Вместе с тем в структуре служения полностью не изживаются такие стержневые и смыслообразующие понятия, как богатство, состояние, служение императору, социальный статус, чин, знатность и другое.
Таким образом, служение как способ существования «человека просвещенного» во второй половине столетия исполняется в нескольких формах практики, равно признанных просвещенным сознанием эпохи: государственная служба – служение, просветительская общественно – публицистическая и издательская деятельность, научно-просветительское и литературное творчество отмечается тенденция к частному и граждански полезному существованию.
Видным представителем передовой общественно-политической мысли второй половины XVIII в., одним из первых русских философов-просветителей является Я. П, Козельский. Его служение отечеству было выражено в том, что он перевел на русский язык ряд книг историко-философского содержания. Свои переводы он сопровождал предисловиями и примечаниями, в которых отразились его социально-политические воззрения. Он участвовал в переводе статей из энциклопедии Дидро и Д’ Аламбера. В своем главном труде «философические предложения» Козельский развивал идеи справедливого общественного устройства, выступал против крепостничества, критиковал христианскую мораль. Он был противником самовластия, угнетающих «людей обществу полезных». Идеалом Козельского было основанное на труде общество, в котором нет ни роскоши, ни нищеты, частная собственность существует, но ограничивается личным трудом и заслугами перед согражданами.
Очень показательна деятельность другого человека, Д. И. Фонвизина. Он любил Россию активной действенной любовью, не скрывая от себя вопиющих недостатков крепостнического строя и борясь с ними, сколько хватит сил. Это доказывают его произведения: «Корион», «Недоросль», «Бригадир». Тема воспитания всегда сильно занимала его. Он неутомимо ратовал за расцвет просвещения в России. Устами Стародума в комедии «Недоросль» он говорит: «… я желал бы, чтобы при всех науках не забывалась главная цель всех знаний человеческих, благонравие. Верь мне, что наука в развращенном человеке есть лютое оружие делать зло. Просвещение одну добродетельную душу»./64, с. 63/
Государственное и частное служение очень показательно в русской культуре второй половины XVIII века.
Главным проводником политики Екатерины в области образования и государственного служения стал И. И. Бецкой, сам получивший неплохое образование за границей. Анисимов Е.В. пишет: «уже в 1763 году он был назначен директором Сухопутного шляхетного корпуса и президентом Академии художеств, а в 1764 году императрица утвердила разработанное им «Генеральное учреждение о воспитании обоего пола юношества», в основе которого лежало популярное тогда в Европе идея «воспитание новой породы людей» /4, с. 182/ По замыслу автора, в России следовало создать сеть училищ, где в изоляции от дурного влияния общества воспитывались дети.
В соответствии с этим проектом Бецкого уже в 1764 г. в Петербурге было открыто училище при Академии художеств и создано общество двухсот благородных девиц, а через год при нем было открыто отделение для мещанских девиц. В последующие годы была проведена реформа шляхетских корпусов, открыты воспитательные дома для сирот в Москве и Петербурге, коммерческое училище. Для всех новых учебных заведений Бецкой разработал специальные уставы, в которых просветительские идеи в области педагогики воплотились в обязательные нормы.
Уставами запрещалось бить и бранить детей, развитие качеств и склонностей поощрять лаской и уговорами.
Общество двухсот благородных девиц в Петербурге (Смольный институт) было первым в России женским учебным заведением и пользовалось особым покровительством Бецкого и самой императрицы. В это время зарождалась российская благотворительность – явление, которому многим обязаны русская культура и образование.
Деятельности Бецкова И. И. покровительствовала Екатерина Вторая. Реформаторские усилия педагога и императрицы отчетливо выявили две тенденции развития просвещения и образования в России. Первая проявлялось в существенном расширении сети учебных заведений различного ранга. Вторая предполагала получение образования представителей высших сословий.
На ряду с расширением сети народных школ, предназначавшихся для низших слоев общества, но не для крепостного крестьянства, увеличилось число сословных учебных заведений для дворян. В конце XVIII-го столетия существовало уже пять кадетских корпусов вместо одного в начале века. Новым типом учебных заведений для дворянских детей были благородные пансионы.
Кроме государственной школы, по инициативе состоятельных частных лиц создаются училища для бедных детей и сирот в столицах, Владимире, Туле, Твери, Курске и ряде других губернских городов. В 1779 году при Московском университете открывается учительская семинария – первое в России педагогическое учебное заведение. Заметно улучшилась подготовка врачебных кадров – к концу столетия в стране имелось три медицинских училища, Медико- хирургическая академия и медицинский факультет при Московском университете.
Говоря о попытке Екатерины Второй и И.И. Бецкого создать «новую породу людей», крупнейший русский дореволюционный историк В. О. Ключевский пишет: «Эти мысли пропали бесследно». И подчеркивает эти слова. Чуть ниже читаем: «Вольтер не поверил бы, узнав, что его свободолюбивой философии в России суждено было служить цветной повязкой, прикрывающей постыдные пятна на лбу рабовладельца» /35, с. 566/ .
Глубоко неверными были исходные пункты теории И. И. Бецкого – превосходство воспитания над обучением, открыв школы от жизни, преимущества «благонравия» над просвещенным разумом.
Основным помощником императрицы стал выдающийся русский просветитель, сын отчества, и издатель XVIII-го века Н. И. Новиков. Настоящим своим делом он считал издательство; на типографию и книжную лавку положил он лучшие силы своего ума и сердца. «Типография, книжная лавка – это не просвещение, а только его орудия» /35, с. 364/. но именно как издатель и книгопродавец Новиков сослужил русскому просвещению большую службу, своеобразную и неповторённую.
Важнейшим средством просвещения человека и, следовательно, достижения идеала общества благоденствия Н. Новиков считал печатное слово. Он издает лучшие российские журналы «Трутень» и «Живописец», с которыми не в состоянии соперничать «Всякая всячина», негласно издаваемая Екатериной, «Детское чтение для сердца и разума», газеты «Утренний свет», «Московские новости», выпускает ряд уникальных по своему значению изданий. «Он основал книжную торговлю в шестнадцати городах России, печатал книги в собственной типографии и продавал очень дешевые книги. Он основал школы для детей ремесленников и крестьян, библиотеку, бесплатную аптеку» /33, с. 370/. Он хотел оказать услугу своему отечеству и действительно его роль в просвещении русского общества велика.
Ю. М. Лотман рассказывает о Новикове: «Новиков соединял в себе практика и мечтателя. Любое дело горело в его руках. Он умел и любил заниматься практическим организаторством, создавал типографии и журналы, научные общества и аптеки. Однако вся эта кипучая деятельность имела для него смысл лишь только потому, что с ее помощью он надеялся превратить Россию в прекрасное царство просвещения и братства…» /46, с. 134/.
Общественно-политическое и издательская деятельность Н. И. Новикова, страстного обличителя порядков самодержавно-крепостнической России, горячего поборника просвещения, глубоко верившего в преобразующую силу науки,- это крупное явление в истории русской культуры XVIII-го века.
Новиков происходил из дворянской семьи и вместе с Фонвизиным учился в гимназии при Московском университете, затем служил солдатом в Измайловском полку.
Глубокое влияние на формирование антикрепостнических убеждений Новикова оказала работа в Комиссии по составлению нового Уложения, где перед ним в выступлениях депутатов и в проектах, подаваемых в Комиссию, открылась беспросветная нужда и бесправие крестьян, жестокость и произвол помещиков. Выйдя в 1769 г. в отставку, М. И. Новиков сумел развернуть большую издательскую деятельность. Он сплотил вокруг себя публицистов, писателей, переводчиков, издавал журналы, книги по всем отраслям знаний. В тяжелых условиях цензурного и полицейского надзора Новиков с большой силой изобличал язвы крепостнического режима, клеймил крепостное право как зло, приносящее неисчислимые бедствия России.
Эпиграфом к журналу «Трутень» он взял слова из притчи Сумарокова: «Они работают, а вы их труд едите», адресуя эти слова помещикам. В сатирических журналах Новикова защищались передовые этические идеи, проникнутые гуманизмом, осуждались дворянско – аристократическое чванство, праздность и эгоизм. Новиков выдвинул положительную программу преобразования общества: воспитание новых поколений, способных установить справедливые взаимоотношения различных социальных групп под властью просвещенного монарха. С этой целью он создавал школы для обучения выходцев из бедных сословий. В 1792 г. Екатерина Вторая заточила его без суда в Шлиссельбургскую крепость сроком на 15 лет. В 1796 году он был освобожден Павлом Первым, но вернуться к общественной деятельности не смог.
Труды Н. И. Новикова оказали большое влияние на развитие русской прогрессивной мысли. После закрытия сатирических журналов, выходивших в Петербурге, Новиков развернул издательское дело в Москве, создал Дружеское учение общество и Типографическую компанию, в которую объединились его друзья и единомышленники.
Другое направление русской общественной мысли этого времени представлено именем А. Н. Радищева, он выдающийся писатель и философ. Он первым осознал коренные противоречия самодержавно-крепостнической России и встал на сторону угнетенного народа. Однако с наибольшей силой ненависть писателя к самодержавию и крепостничеству выразилась в «Путешествии из Петербурга в Москву» - произведение, которое раз и навсегда определило место Радищева в истории и культуре.
Показательна его судьба, он, как и многие в России, был «угнетен» мыслью о рабском положении крестьян. Его слово – истина о рабстве в отечестве, о народе и нации, о потенциальных возможностях русского человека должна была быть услышана теми, от кого напрямую зависело благополучие народа. Он пишет страстное «Путешествие из Петербурга в Москву», надеясь книгой разбудить здоровые силы нации. Однако в Сибири, где он оказался как государственный преступник, Радищев с горечью осознает, что его голос не услышан, что «наш народ книг не читает». И тогда в его сознании рождается идея дела, поступка – героического самоубийства. «Пробуждение народа мыслилось Радищевым как результат своего рода психологического шока: героическая гибель великодушного философа, сознательно идущего на смерть, потрясет народ и разбудит его политическое самосознание» /41, с. 265/. Добровольная смерть философа не потрясла основ русской общественной жизни. Но тем не менее искреннее его желание не только провозгласить истину, но и восполнить ее даже ценой жизни, весьма показательна.
Истинная же правда состоит в том, что «красота мира», «прекрасный в мире порядок», согласно которому свободные люди могут и должны жить в обществе, помогая друг другу, уродуется рабством и крепостничеством.
Как отмечал Ю. М. Лотман, в основе идейной концепции «Путешествие из Петербурга в Москву» лежала руссоистская теория «естественного права» и «договорной природы власти». В соответствии с ней власть государственного лица, не оправдавшего доверия народа, может быть насильственно отобрана. А. Н. Радищев же в своей книге обратился к критике власти и дворянства, не желающих видеть ужасающего положения крестьян, неустройство в государственных структурах власти. В художественной системе произведения Радищев акцентирует проблему безотлагательного разрешения крестьянского вопроса. Традиционно полагается, что Радищев предложил способ революционного присвоения власти народом, то есть народной революции как средства уничтожения не только крепостного рабства, но и самодержавия. «Путешествие» содержит в себе урок правды о недопустимом рабском положении крестьян, обращенный к той части дворянства, которая еще сохранила человеколюбие, предостережение всему обществу, должному ожидать народного гнева и народного мщения при условии, если оно не предпримет решительные шаги по изменению положения крестьян.
«Революционность» Радищева, на самом деле, не простиралась далее идейного акцентирования социального неблагополучия крестьян и указания – напоминания дворянам о необходимости исполнения своего гражданского долга, гражданской повинности по отношению к крестьянам.
Все его творчество была проникнута горячим, страстным патриотическим чувством.
В произведение «Беседующий гражданин» показывает свою любовь к своей Родине. Для автора «истинный человек» и «сын отечества», т.е. патриот – «одно и тоже». Поэтому отнюдь не каждый достоин «величественного наименования сына Отечества».
В праве называться патриотом Радищев решительно отказывает большинство дворянского общества – в сём этим щеголям, вертопрахам, праздным тунеядцам, острые сатирические зарисовки которых он дает в своем произведении. Тем более отказывает он в этом праве «злодеям человечества», проливающим потоки слез и «реки крови» народной недвусмысленно разумея под этим крепостников – помещиков, царских фаворитов в роде Потемкина и, на конец, саму императрицу.
Подлинным патриотом Радищев признавал только того, кто отдает все свои силы на благо народа. Патриот, пишет Радищев, «всем жертвует для благо одного» и если уверен в том, что «смерть его принесет крепость и славу Отечеству, то не страшиться пожертвовать жизнью» /20, с. 19/.
Быть истинным сыном отечества – патриотом – значило для Радищева бороться за народную свободу и народные права, не только героически отстаивая их от внешних врагов, но и вырывая их из хищных когтей двуглавого орла – герб самодержавной царской России.
Большой вклад в государственное служение отечества «было и со стороне Е. Дашковой, которая была первой женщиной на арене сумевшая оставить в истории екатерининского времени яркий и запоминающий след.
Ключевский В.О. пишет: «Княгиня Дашкова шла впереди просвещенных дам своего времени не даром она занимала президентское кресло в русской Академии наук. Еще в молодости в 15 – 16 лет, зачитывалась до нервного расстройства произведениями Вальтера, Руссо …»/35, с. 347/
Русская женская личность, разбуженная петровским разгромом, выходит из своего затворничества, заставляет свою способность и требует участия в деле государственном, в науке, в преобразовании России – и смело становится рядом с Екатериной.
С первого свидания Дашкова любит Екатерину страстно, как и она ее. Зато она чувствует такое же искреннее отвращение от своего крестного отца Петра Федоровича.
Дружба ее к Екатерине растет, они вели переписку в которой писали о литературе, о мечтах, пишут о Вольтере и о Руссо, стихами и прозой.
Екатерина со своей стороны посылает ей свои статьи и с большой настойчивостью требует, чтоб она их никому не показывала.
В 1783 г. она стала директором Петербургской Академии наук и президентом Российской Академии. Академия наук переживала тогда трудные времена. «Я очутилась запряжённой в воз, совершенно развалившийся …», - писала Дашкова. Она сумела упорядочить финансовое положение этого учреждения и оживить его научную деятельность. Одно из самых важных ее начинаний – учреждение общедоступных курсов (лекции) по основным отраслям знания, которые читались на российском языке «известными отечественными учеными и имели большой успех. При Дашковой активно пополнялись академическая библиотека и научные коллекции. Сама Екатерина Романовна принесла в дар Академии наук редкие книги коллекции минералов, образцов флоры и фауны Старого и Нового Света.
Она добилась того, что Академия возобновила издательскую деятельность. При ней было выпущено первое собрание сочинений М.В. Ломоносова, «Описание земли Камчатки» - С.П. Крошенниникова «Дневные записки путешествия доктора и Академии наук адъютанта Ивана Лепехина по разным провинциям российского государства, в 1768 – 1772 гг.» (1771 – 1805 гг.). к сотрудничеству в новом журнале – «Собеседнике любителей российского слова» (1783 – 1784 гг.) Дашкова привлекла известнейших русских литераторов Г.Г. Державина, Д.И. Фонвизина, М.М. Хераского, В.В. Капниста, а также саму императрицу.
Журнал составляли только из оригинальных (непереводных) сочинений, задачей его была защита екатерининского правления от нападок «остальных» людей и сатира на модные нравы «света». В журнале под псевдонимом Россиянка публиковались некоторые сочинения Дашковой: «Сокращение катехизиса честного человека», «Об истинном благополучии», «Искреннее сожаление об участии издателей «Собеседника»», «Картина моей родни». Они носили назидательный, воспитательный характер.
По «всеподданнейшему докладу» Е.Р. Дашкова основала Российскую Академию для изучения русского языка. На ее учредительном заседании в октябре 1783 года. Она выступила с речью в которой изложила программу новой Академии: создать словарь и разработать грамматику русского языка. Работа над словарем длилась 11 лет и стала общенациональным достоянием. Как писал Ключевский В.О.: «Словарь Академии Российской издававшийся в 1789 – 1794 гг. содержал свыше сорока тыс. слов и сыграл огромную роль в установлении норм русского литературного языка» /35, с. 255/
Публикация трагедии “Вадим Новгородский” опального поэта Я.Б. Княжнина вызвала гнев императрицы. Екатерина Романовна была устранена от дел, взяла двухгодичный отпуск и 1794 г. снова отправилась в Москву. Последние годы жизни Дашкова провела в Москве и в своем имении Троицкое. Она занималась хозяйством и литературной деятельностью, сотрудничала с журналом «Друг просвещения», приводила в порядок свои бумаги. В рукописи сохранились ее трактат «О трагедии» и пьеса «Свадьба Фаблана …».
«Записки» Екатерины Романовны Дашковой, «С явностью и правдоподобием рисует образ женщины, действительно достойной уважения и может быть, даже удивления потомства, женщины сердечной, с нежной впечатлительностью, вспыхивавшей внезапно и горячо на всякий благородный порыв, пускай в месте с тем женщины немного крутой и деспотичной».
Ее записки – превосходный памятник русской культуры, в равной мере принадлежащей истории и литературе, там запечатлены многие идеи, образы выдающихся людей эпохи XVIII в. и нормы диктующие в это время: Лишь во второй половине XVIII-XIX веков женщины, принадлежавшие к высшему обществу России, устремляются к политическим делам и просветительской деятельности. В эту эпоху женщины выходят на широкую арену общественной деятельности. Е.Р. Дашкова была первой ласточкой, которая сумела оставить в истории екатерининского времени след.
Таким образом царствование Екатерины стало временем появления незаурядны государственных, политических и военных деятелей, художников и писателей. Все они помогали Екатерине второй в преобразовании и просвещении государства. Являясь «служителями отечества», «сынами отечества» и «просвещенными деятелями», которые несли свой образец в культуру и историю России.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Проведенное в работе исследование позволяет сделать вывод о том, что с именем Екатерины второй связан очень важный культурно-исторический этап, и понять его можно лишь внимательно вглядевшись в личность и деяние той, которая играла в нем столь существенную роль. Рассматривая деятельность того или иного русского царя, императора или императрицы, нужно прежде всего помнить, что это был политический деятель, волею судеб оказавшейся наделенным неограниченной самодержавной властью. И поэтому необходимо выяснять, какова была ее подготовка к осуществлению этой многотрудной миссии, ее взгляды, интересы, симпатии и антипатии и, наконец, личные качества, тем или иным образом сказавшиеся на ее деятельность, итоги этой деятельности.
Именно Екатерина вторая была, быть может, самым успешным российским реформатором за три с лишним десятилетия ее были осуществлены серьезные преобразования, коснувшиеся едва ли не всех сторон жизни государства и имевшие долговременное значение и во многом предопределили в последующую историю.
В работе была достигнута цель, решены все поставленные задачи.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
1. Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа (XVIII – XIX века). – М.: Наука, 1985. – 271 с. 2. Альперович М.С. Россия и Новый Свет: последняя треть XVIII века. – М.:
Наука, 1993. – 240 с. 3. Анисимов Е.В. Россия в середине XVIII века: борьба за наследие Петра. –
М.: Мысль, 1986. – 239 с. 4. Анисимов Е.В., Каменский А.Б. Россия в XVIII – первой половине XIX века: История. Исторические документы. – М.: Мирос, 1994. – 336 с. 5. Артемьева Т.В. Идеи истории в России XVIII века. – СПб, 1998. – 278 с. 6. Аспидов Ф., Cтепанов Д. Подъём-переворот: [о дворцовых переворотах в
России ХVIII века] // Родина. – 1993. - №7. – С.91 – 93. 7. Бердяев Н.А. Русская идея // Русская литература – 1990. - №2-4. – С.34-
48. 8. Брикнер А.Г. История Екатерины Второй. Т.1. – М.: Современник, 1991. –
431 с. 9. Брикнер А.Г. История Екатерины Второй. – М.: Сворог и К, 2000. – 800 с. 10. Брикнер А.Г. История Екатерины Второй: В 3 т. Т.1. – М.: Изд. Центр
«Терра», 1996. – 206 с. 11. Валицкая А.П. Русская эстетика XVIII века: историко-проблемный очерк просветительской мысли. – М.: Наука, 1990. – 300 с. 12. Век Просвещения: Век XVIII: документы, мемуары, литературные памятники. – М.: Наука, 1986. – 450 с. 13. Водовозов В. Очерки из русской истории XVIII века. – СПб.: Типография
Ф.С.Сущинского, 1982. – 548 с. 14. Век Екатерины II: Дела Балканские / Рос. акад. наук, институт славяноведения. – М.: Наука, 2000. – 295 с. 15. Гаврилова Л.М. Екатерина II в русской историографии. – Чебоксары: изд.
Чувашского университета, 1996. – 119 с. 16. Дашкова Е.Р. Записки. – Л.: Наука, 1985. – 288 с. 17. Дашкова Е.Р. Записки. Письма сестер. М.И К. Вильмонт из России. – М.:
Изд-во МГУ, 1991. – 586 с. 18. Державин Г.Р. Оды. – Л.: Лениздат, 1985. – 334 с. 19. Державин Г.Р. Сочинения. – М.: Правда, 1985. – 576 с. 20. Державин Г.Р. Сочинения: Стихотворения; Записки; Письма. – Л.:
Художественная литература, 1987. – 504 с. 21. Державин Г.Р. Алмазна сыплется гора. – М.: «Сов. Россия», 1972. – 240 с. 22. Екатерина II. Сочинения Екатерины II. – М.: Современник, 1990. – 557 с. 23. Екатерина II и её окружение / Сост. вступит. ст. и примеч. А.И.Юхта. –
М.: 1996. – 464 с. 24. Живов В.М. Государственный миф в эпоху Просвещения и его разрушение в
России конца XVIII века // Из истории Русской культуры XVIII – начала
XIX века. – М.: Наука,1996.- 430 с. 25. Законодательство Екатерины II: в 2-х т. Т.1 /Арапов Д.Ю., Давидян
Г.М., Звонарёв А.В. и др. – М.: Юридич. литература, 2000. – 1053 с. 26. Законодательство Екатерины II: в 2-х т. Т.2 /Клеандрова В.М., Кутьина
Г.А., Новицкая Т.Е. и др. – М.: Юридич. литература, 2001. – 982 с. 27. Записки императрицы Екатерины II. Репринтное воспроизведение. 1859.
Лондон. – М.: Наука, 1990. – 288 с. 28. Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Екатерининские орлы. – М.: Мысль, 1996. –
350 с. 29. Записки и воспоминания русских женщин. XVIII – I п. XIX в. – М.:
Современник, 1990. – 538 с. 30. Записки императрицы Екатерины Второй. – М.: Наука, 1990. – 277 с. 31. Золотой век Екатерины Великой: Воспоминания /Изд. подг. В.М.Боковой и
Н.Ч.Цимбаевым. – М.: 1996. – 330 с. 32. Из истории русской культуры (XVIII – начало XIX века). – М.: 1996. –
Т.4. 33. Каменский А.Б. «Под сению Екатерины…» Вторая половина XVIII века. –
СПб.: Правда, 1992. – 448 с. 34. Каменский А.Б. Сословная политика Екатерины /Вопросы истории. – 1995.
- №3 – С. 29-44. 35. Ключевский В.О. исторические портреты. Деятели исторической мысли. –
М.: Наука, 1990. – 624 с. 36. Краснобаев Б.И. Очерки истории русской культуры XVIII века. – М.:
Просвещение, 1987. – 319 с. 37. Краснобаев Б.И. деятели русской культуры XVIII века. – М.: Мысль,
1980. – 372 с. 38. Каменский А.Б. Россия империя в XVIII веке: традиции и модернизация. –
М.: Наука, 1999. – 457 с. 39. Климакова М. Российская культура XVIII века: образ жизни //История. –
1997. - №24. – С. 6-8. 40. Каменский А.Б. Жизнь и судьба императрицы Екатерины Великой. – М.:
Знание, 1997. – 287 с. 41. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). – СПБ.: Правда, 1994. – 399 с. 42. Макогоненко Г.П. Н.Новиков и русское просвещение. – М., Л.: Правда,
1951. – 543 с. 43. Михайлов О.Н. Державин. – М.: Молодая гвардия, 1977. – 336 с. 44. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. В 3-х т. Т.3. – 1995.
– 315 с. 45. Михайлов О. Екатерина II – императрица, писатель, мемуарист. //Москва.
– 1990 - №4 – С.199-207. 46. Новиков Н.И. и его современники: избранные произведения. – М.:
Просвещение, 1980. – 226 с. 47. Очерки русской культуры XVIII века. Ч.1 /Под. ред. Янина В.Л.,
Кузьмина М.Н. – М.: издат-во Моск. университета, 1985. – 383 с. 48. Павленко Н.И. Екатерина Великая /Гл. ред. А.В.Петров – М.: Мол.
Гвардия, 2000. – 495 с. 49. Павленко Н.И. Страсти у трона: история дворцовых переворотов: (Россия,
18 в.). – М.: Знание, 1996. – 317 с. 50. Павленко Н.И. Екатерина Великая. – М.: Молодая гвардия, 1999. – 495 с. 51. Путь к трону. История дворцовых переворотов 28 июня 1962 г / М.: 1997.
– 560 с. 52. Россия XVIII века глазами иностранцев. – Л.: Лениздат, 1989. – 544 с. 53. Русские мемуары. Избранные страницы. XVIII век. – М.: Молодая гвардия,
1988. – 320 с. 54. Русская мысль в век Просвещения. – М.: Молодая гвардия, 1991. – 428 с. 55. Рахматуллин М.А. Непоколебимая Екатерина // Отечественная история. –
1996. - №6 – С.19-45. 56. Радищев А.Н. «Путешествие из Петербурга в Москву» - СПб.: 1980.–245 с. 57. Радищев А.Н. Стихотворения – Л.: «Совет. писатель», 1975. – 272 с. 58. Рассадин С.Б. Сатиры смелый властелин – М.: Книга, 1985. – 269 с. 59. Стегний П.В. Хроники времён Екатерины II.– М.:Олма-Пресс, 2001.–512 с. 60. Серман И.З. Державин. – Л.: Просвещение, 1967. – 119 с. 61. Словарь по культурологи XX века. – М.: Наука, 1997. – 440 с. 62. Труайя А. Екатерина Великая. – М.: Республика, 1997. – 382 с. 63. Тальберг Н.Д. Екатерина II: очерки истории императорской России. – М.:
Изд. Сретен. Монастыря, 2001. – 47 с. 64. Фонвизин Д.И. Недоросль /Д.И. Фонвизин. Путешествие из Петербурга в
Москву /А.Н.Радищев. Подщипа (Трумф) /И.А.Крылов; - М.: Просвещение,
1988. – 288 с. 65. Фонвизин Д.И. Драматургия, поэзия, проза. – М.: Правда, 1989. – 432 с. 66. Чайковская О.Г. Императрица: Царствование Екатерины II. – М.:
Смоленск, 1998. – 508 с. 67. Чебанюк Т.А. Парадигма «человека просвещённого» в русской культуре конца XVIII – первой четверти XIX века. Монография – Владивосток: Изд- во Дальневосточного университета, 2000. – 400 с. 68. Человек. Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии. Древний мир – эпоха Просвещения /Сб.ст. – М.: Политиздат,
1991. – 461 с. 69. Шишов А.В. Век Екатерины II – т.III, IV – М.: Русская литература,
1998. – 528 с. 70. Шкуринов П.С. Философия России XVIII века. – М.: Высшая школа, 1992.
– 256 с. 71. Шлафли Д. Иезуиты в России в царствование Екатерины II, Павла I и
Александра I //Родина – 1993 - №12 – с.16-19. 72. Шторм Г. Потаённый Радищев, Вторая жизнь «Путешествия из
Петербурга в Москву». – М.: Художественная литература, 1974. – 416 с. 73. Щипанов И.Я. Философия русского просвещения. Вторая половина XVIII века. – М.: Правда, 1971. – 507 с. 74. Эйдельман Н.Я. Из потаённой истории России XVIII – XIX веков. – М.:
Высшая школа, 1993. – 493 с. 75. Эйдельман Н.Я. твой восемнадцатый век /Под ред. Зарецкой М.А. – М.:
Детская литература, 1986. – 286 с. 76. Эйдельман Н.Я. Грань веков: Политическая борьба в России, коней XVIII
– начало XIX веков. – М.: Мысль, 1986. – 367 с.