«Нашествие» Л.Леонова Л.П. Егорова, П.К. Чекалов
Пафос сопротивления врагу
Вгоды Великой Отечественной войны Леонид Леонов сражается с врагом оружиемпублициста («Письма американскому другу», «Твой брат ВолодяКуриленков», «Голос Родины», «Слава России» и др.),пишет повесть «Взятие Великошумска», пьесы «Ленушка»,«Нашествие». Значение его произведений выходит далеко за рамкиагитационно-патриотических произведений (их роль была также важна и значительнадля того периода), создаваемых большинством писателей и военныхкорреспондентов. Возражая против прагматического отношения к искусству в годывойны, против «гопака на братских могилах», Леонов еще в 1943 г. встатье «Голос Родины» писал: "… Было бы погрешностью противдействительности, против жизненной правды, если бы из искусства, да ещесегодня, выкинуть мотив страдания". В нем, коль выпало оно на долю народаего народа, писатель видит нечто «большое, на раздумья толкающее»,«страдание чрезмерное, но не бесплодное». Леонов сравнивал его согромной домной, в которой «плавятся какие-то новые качества завтрашнейжизни и происходят какие-то сложные процессы, которые сегодня еще невозможнопредвидеть».
Впьесе «Нашествие» (1942) эта задача осложнялась и выбором местадействия — оккупированного немцами «маленького русского города».Пьеса выразила общий с другими произведениями тех лет патриотический пафос ипоказала испытание социально-нравственных ценностей в экстремальныхобстоятельствах вражеского нашествия. Уже в названии подчеркнут эпическиймасштаб пьесы, где камерность случившегося в семье врача Ивана ТихоновичаТаланова и его жены Анны Николаевны вписана в картину народного бедствия инародного сопротивления. Отсюда и важнейшая идейно-композиционная роль образаДемидьевны, няньки теперь уже взрослых детей Талановых — Ольги и Федора. Онапо-прежнему «свой человек в доме», носитель народной точки зрения напроисходящее, выразитель духовного сопротивления фашизму. Она не хочет «внемки… записаться», не боится сказать врагу острое слово. А когда Фаюнинпредложил Демидьевне за хорошее вознаграждение выдать руководителя подпольяКолесникова, она, не тая издевки, спрашивает: «А как уладимся-то, змей? Почистому весу, с нагиша, станешь платить али с одежой? а ну-к, у его бомбы вкарманах? Ведь, поди, чугуные»
Правона глубочайшее презрение к врагам Демидьевна оплатила дорогой ценой — разорением родного деревенского дома, гибелью внука, трагической судьбой внучкиАниски. Всезнающая, она приносит весть об активных действиях народныхмстителей:
Демидьевна:Опять нонче четверых немцев нашли заколотых. А сверху записочка на всех общая.
АннаНиколаевна: А в записке что?
Демидьевна:А в записочке надпись, сказывают, — «добро пожаловать».
Этафраза «добро пожаловать» будет комически обыгрываться по ходудействия, ибо слыша такое даже из уст поборников гитлеровского режима, немцывоспринимают ее как сигнал к боевой тревоге.
БлизокДемидьевне Таланов-отец. Он отказывается от эвакуации, ибо не хочет отделитьсвою судьбу от судьбы народа: «Я родился в этом городе. Я стал егопринадлежностью… За эти тридцать лет я полгорода принял на свои руки во времяродов...» Он как должное воспринимает, что его дочь Ольга связана сподпольем, а его жена — «железная старушка», по аттестации врага, — ничем не выдала себя, когда Федор, обрекая себя на смерть, представляется заАндрея Колесникова. Симптоматичен и ответ Федора немцам на вопрос «Вашезвание, сословие, занятие»: "- Я русский. Защищаю родину".
Трактуясвоих героев как народные характеры, Леонов использует «говорящую»фамилию (талан — доля). Раскрывая героическое и трагическое в образе воюющегонарода, Леонов в IV акте выносит действие из дома Талановых в подвал — тюрьму,акцентируя эпические тенденции произведения, героем которого становится народ.Здесь и партизаны — Егоров, Татарников, и Федор, и Ольга, и «старик вкожухе», и «мальчик в лапотках», и зябнущая женщина и др. Этотсобирательный образ народа убеждает зрителя в успешном духовном противостояниивражескому нашествию.
Достаточноподробно изображен в пьесе и лагерь врагов: это не только немцы, но и Фаюнин,спешащий представить свои права на дореволюционную собственность (дом, гдеживет семья Талановых), и прислуживающий ему ничтожество — Кокорышкин, иМосальский — «из эмигрантского поколенья». Писатель, сочувственноотносившийся к белой эмиграции (образы Евгении Ивановны, Федора Сыроварова),непримирим к тем, кто сотрудничал с немцами в жажде реванша (также относилась кним и большая часть русской эмиграции).
Леонова,по его собственным словам, интересовала «социальная мудрость» людей,переживших фашистскую оккупацию, проблемы нравственные. Поэтому он сетовал нато, что критика не поняла этой важнейшей сути пьесы. А выражена она вовзаимоотношениях главных действующих лиц, которые необходимо рассмотретьподробно.
Скрытый смысл трагедии семьи Талановых
Фабулапьесы укладывается в несколько строк: в канун оккупации домой из заключениявернулся Федор. В первой редакции он был осужден за то, что стрелял в женщинуиз ревности, что делало несколько странной реакцию семьи — страх — на еговозвращение. Во второй редакции, созданной в 60 г.г., раскрывается истинныйсмысл трагедии Федора: он — жертва политических репрессий. Об этомсвидетельствует и новая реплика-вопрос Демидьевны: «А то, бывает, слово-тонеосторожное при плохом товарище произнес?» Вычеркнув все упоминания ороковой любви, Леонов горько-ироничными репликами Федора набрасывает штрихилагерной жизни: "… Через болото тысячеверстное трассу вели… под самыйподбородок, так что буквально по горло занят был". Есть и другие новыевкрапления в монологи Федора: «Если миллион — единица со множествомбезмолвных нулей, то почему ж меня зачеркнули, а они не исчезают».Характерен новый поворот эпизода в тюрьме: слушая, как старик рассказываетмальчику о том, что Сталин все знает.
Федор(сестре): Слышала сказку?
Ольга:Позволь мне промолчать об этом.
Федор:Две грани мифа, смежные при этом. И какого мифа.
Становятсяпонятными (это особенно важно подчеркнуть) и уже знакомые нам по первойредакции штрихи. Фаюнин и тогда представлял немцам сына Таланова как известногоборца против советской власти (что вызвало у старого врача вспышку негодованияи стыда: отец и сын действительно расходились во взглядах). Понятна и репликаФедора «Три года в обнимку со смертью спал» (наказание за выстрел изревности не могло быть столь суровым). Получает мотивировку недоброжелательноеотношение Федора к знакомому с детства Колесникову как к представителю бывшейвласти. Федор (отцу): «Слушай, неужели ты и теперь боишься его? Сколько японимаю в артиллерии, эта пушка уже не стреляет». Мотивирован,естественно, и отказ Колесникова взять Федора в подпольную группу, несмотря навсю искренность его просьбы.
Впервой редакции есть еще диалог отца и сына Талановых, который такжеподтверждает, что судьба Федора изначально мыслилась писателем как судьбарепрессированного. Это было одно из самых первых произведений о репрессиях, аупоминание о выстреле из ревности — лишь вынужденное прикрытие из цензурныхсоображений. Федор буквально взрывается, слыша из уст отца слово«справедливость». Оно, как будто нечто раскаленное, расплавленное,пролилось на его душевную рану.
Федор:Справедливость? (Возгораясь темным огоньком). А к тебе, к тебе самомусправедливы они, которых ты лечил тридцать лет? Это ты первый, еще дознаменитостей, стал делать операции на сердце. Это ты на свои кровные копейкизачинал поликлинику. Это ты стал принадлежностью города, коммунальныминвентарем, как его пожарная труба...
Таланов(слушая с полузакрытыми глазами): Отлично сказано, продолжай.
Федор:И вот нибелунги движутся на восток, ломая все. Людишки бегут, людишки отрезывывозят и теток глухонемых. Так что же они тебя забыли, старый лекарь, а? выдь,встань на перекрестке, ухватись за сундук с чужим барахлом: авось подсадя. (Изашелся в кашле). Э, все клокочет там… и горит, горит.
Ихотя появление Колесникова, предлагающего врачу и его жене эвакуироваться, какбудто снимает обвинение Федора, однако в подтексте пьесы Колесников — человек,близкий семье Талановых, его помощь вряд ли может рассматриваться какопровержение филиппики Федора, сохраняющей, таким образом, свой обличительныйзаряд.
Возвращениегерою его истинного статуса объясняет и отношение к нему семьи. Не радость,столь бы естественную в первом случае, испытывает она, а страх, что обиженныйна советскую власть Федор пойдет служить немцам. (Это тем более страшно, т.к.дочь Талановых связана с подпольем). Федор мучительно переживает недовериеблизких людей, их вынужденную ложь: только что получив заверение, что в комнатеникого нет, он вдруг видит таз с окровавленными бинтами, сдвигая ширму, видитраненого Колесникова (а ранее там же от Колесникова прятали Федора). Вызывающееповедение Федора — всего лишь маска человека, который не хочет, чтобы егожалели, но и не хочет, чтобы ему лгали, сомневались в его гражданской совести.Он, как замечено критикой, «видит мир через призму своей боли».Демидьевна не понимая и не принимая рефлексию Федора, переживающего тяжелейшийдушевный кризис, попросту ему советует:
Демидьевна:Люди, жизни не щадя, с горем бьются. а ты все в сердце свое черствое глядишь(...)
Федор(сдаваясь):… Продрог я от жизни моей.
Демидьевна:То-то продрог. Тебе бы, горький ты мой, самую какую ни есть шинелишкусолдатскую. Она шибче тысячных бобров греет. Да в самый огонь-то с головой, помаковку!
Толькоувидев истерзанную немцами Аниску, Федор забывает о своей боли, испытываятолько действенное чувство мести. Схваченный немцами, он гибнет как герой.
Вновой редакции «Нашествия» Ольга говорит брату:
«Новерь мне, Федор, не только от стыда и страха молчали мы. Есть такое, чегонельзя узнать во всем разбеге, чтобы не разбиться, не сойти с ума. Иное знаниеразъедает душу… самое железо точит (шепотом). А нам нельзя, никак нельзясегодня. Значит, история, как порох, иногда сильнее те, кто его делает».
Вэтих словах — ключ и к авторской позиции.
Ктакому пониманию, по сути дела, приходит и Федор, принимая, по верномунаблюдению С.Шерлаимовой, высший смысл порядка Колесникова, и прощает ему (порядку)несправедливость по отношению к себе. Внутренняя связь Колесникова и Федора какнародных мстителей подчеркивается тем, что первым слова «добропожаловать», ставшие, как уже сказано выше, лейтмотивом пьесы, впервыепроизносит Федор в разговоре с Колесниковым:
Федор:Вот вы обронили давеча, что остаетесь в городе. Разумеется, с группкой верныхлюдей. Как говорится — добро пожаловать, немецкие друзья, на русскую рогатину.
Однакоздесь — в признании порядка — не все так просто. Когда партизаны принималигероя в свою семью, то самый ход и смысл сцены напоминает «нравственнуюинквизицию», а имя Колесникова становится фетишем… Люди, привыкшие ковсеобщей подозрительности, вначале сомневаются в праве Федора, которогоКолесников побоялся принять в свой отряд, взять имя Колесникова (праве,подчеркнем, оплаченном собственной жизнью). Им надобно «заседаниепровесть» и донимать обреченного на смерть вопросом, почему он поступилименно так:
Татаров:А ты не из обиды Колесниковым стал? Не хочешь, дескать, живого приятеля,примешь мертвым. Полюбуйся, мол, из папашина окошка, как я на качелках за тебяпокачиваюсь… Так нам таких не надо!
Едваугадываемая гротескность проступает в картине «голосования»,сопровождаемого репликой Старика, — голосом народного сознания: «В героине просятся… Туды самовольно вступают». Жестокую неправду, происходящегов подвале, понимает и сам Федор: «Я протянул вам жизнь и расписки вполучении не требую».
Философский аспект образа Федора
Литературавоенных лет, прежде всего романистическая проза Л.Соловьева, Н.Тихонова,Б.Лавренева изображала подвиг как прямое действие, нередко имеющеесубъективно-эмоциональную мотивировку. Здесь и вдруг пришедшее чувствопредельного восторга самопожертвования, и отрешенность человека от самого себя.Есть такая трактовка и в романтической по тональности повести Леонова«Взятие Великошумска» (1944) о ратных днях 203-й танковой бригады.Потрясающи страницы о гибели танкистов Соболькова и Обрядина, они завершаютсяавторским реквиемом:
"… Герой,выполняющий долг, не боится ничего на свете, кроме забвения. Но ему не страшнои оно, когда подвиг его перерастает размеры долга. Тогда он сам вступает всердце и разум народа, родит подражанье тысяч, и вместе с ними, как скала,меняет русло исторической реки, становится частицей национального характера.Таков был подвиг двести третьей".
Нов пьесе «Нашествие» автор выступил в присущей ему роли писателяфилософского склада. Подвиг Федора Таланова непосредственно в сценическомдействии не воссоздан, а раскрывается как поступок в бахтинском смысле«отречения от себя или самоотречения». Говоря словами М.М.Бахтина изего «Философии поступка», поступок Федора «расколот наобъективное смысловое содержание и субъективный процесс свершения». Этот последнийможно определить как путь героя от «я — для — себя» к «я — для — другого», и он волею писателя проложен через обстоятельства почтиэкспериментальные. Помимо того душевного надлома, который, естественно,испытывает Федор, оказавшись в атмосфере недоверия и вынужденной лжи. в пьесеесть и некоторая изначальная противопоставленность его семье, когда он этонедоверие и ложь еще ощутить не мог. И нетерпеливая интонация, с какой не даетон матери повесить его пальто, и то, что он ставит его «торчком наполу», и как здоровается с Демидьевной («А постарела нянька. Нескувырнулась еще?») показывает его отчужденность от близких людей. Вдальнейшем он тем более бравирует своим положением изгоя, фиглярничает,усугубляя мучительные психологические коллизии (в этом Леонов следует традициямДостоевского). Критика военных лет не без оснований видела во внутренней драмеФедора расплату за индивидуализм и эгоизм (тем более, что истинные ее причинытогда не могли быть прояснены). Но и в современных изданиях можно встретитьтакие эпитеты в адрес героя, как «отщепенец», человек с«заскорузлой душой». Думается, такая категоричность не может бытьключом к характеру героя драмы философской. Его путь от «я — для — себя» к «я — для — других» достигает кульминации подвига,отраженного в саморефлексии: «Просто спеклось все во мне… после Аниски.Я себя не помнил, вот»,- говорит Федор.
«Нашествие» каксоциально-психологическая драма
Леонов-драматург- подлинный мастер социально-психологической драмы. Современная критика,обращаясь к образу Анны Николаевны, нередко полагает, что драматург лишил еематеринских чувств, показал «потрясающую глухоту матери!». Влеоновском тексте — иное. В самом начале действия, когда зритель впервые видитТаланову, она пишет Федору письмо (даже не надеясь получить ответ). Она помнит,что Федора с ними нет «три года уже… и восемь дней. Сегодня девятыйпошел» (т.е., буквально, считает дни разлуки). Достаточно малейшего поводав разговоре, чтобы она тотчас вспомнила о сыне:
АннаНиколаевна: Ломтево! Там Иван Тихонович работу начинал. Федя родился, наканикулы туда приезжал.
Вспомним,наконец, как готовится она к встрече с сыном, узнав от растерянной дочери, чтота видела Федора в городе. И вот из передней слышен (цитируем авторскуюремарку) ее «слабый стонущий вскрик. Так может только мать». Темсильнее впечатляют сцены, где действительно проявляется отчуждение матери, иэто сознательный «пережим» автора, который показал деформированиеестественных человеческих чувств в тоталитарном обществе, когда близкие илюбящие люди отрекались друг от друга или просто не хотели понять тех, на когонаезжала репрессивная государственная машина. И об этом Леоновым было сказаноеще в 1942 г. — свидетельство о духовном противостоянии писателя тоталитаризму.Автор «Нашествия» (как и «Метели») верил в то, что истинныйгуманизм несовместим с мрачной подозрительностью, злобным недоверием кчеловеку.
Нобыло в редакции 1942 г. и то, что навязывалось художнику «кураторами»литературы — лобовой, плакатный финал. Настойчивые «советы»подействовали на писателя, которому «представилось тогда, что наступиловремя прямого действия взамен бокового отраженного показа событий». Увидевповешенного сына, Анна Николаевна, как сказано в ремарке, «во всю силуболи своей» склоняется к плечу дочери, но произносит неподобающие трагическойситуации слова:
— Он вернулся, он мой, он с нами...
Авторуэтих строк от самого Леонова довелось слышать сетования на фальшьзаключительных слов, которые, однако, пришлись ко двору критике военных лет.Она увидела в них «апофеоз Анны Талановой»: «Способна навеличайшее самопожертвование и огромное волевое напряжение». В финалепоследней редакции мать на сцене не появляется. Только на вопрос Ольги:«Она уже видела?». Колесников отвечает: «Да...» «Какэхо» (ремарка) звучат повторенные за Колесниковым последние слова Ольги о«великой» победе, оплаченной такой дорогой ценой.
Каквидим, пьесе «Нашествие», как и другим драматургическим произведениямЛ.Леонова свойственны особые «косвенные» пути раскрытия психологиигероев (из-за чего леоновские пьесы нередко считались не сценичными, но на делетребуют соответствующих режиссерских и актерских решений).
Своеобразие соцреализма Леонова
Леонованазывали мастером социалистического реализма, и это соответствуетдействительности. Опираясь на традиции русской классики, прежде всегоДостоевского, он реализовал и многие принципы «нового метода»,особенно в изображении героя и его взаимоотношений со средой. А.Синявский,приведя в пример сцену допроса Поли из романа Л.Леонова конца 50-х г.г.«Русский лес», подчеркнул неизменяемость, определенность,прямолинейность героини: «С точки зрения здравого смысла поведение Полиможет показаться глупостью. Но оно исполнено огромного религиозного иэстетического значения. Ни при каких условиях даже для пользы дела положительныйгерой не смеет казаться отрицательным. Даже перед врагом, которого нужноперехитрить, обмануть, он обязан продемонстрировать свои положительныесвойства» (25а; 440-441). И здесь, на наш взгляд, надо различатьхудожественно воплощенный стереотип поведения героя и авторское к немуотношение. Если в большинстве малохудожественных произведений автор подавалсвоего героя ничтоже сумняшеся, то в несобственно прямой речи Леонова поотношению к своей любимой героине звучит едва уловимая добрая ирония. Ключ кпониманию образа Поли был дан в первых строках романа, когда героиня размышляето причинах того, что ее подруги не оказалось на перроне и пребывает вуверенности, что с девушкой не может ничего случиться «в нашей советскойстране». Легко представить себе, как такая типично «совковая»ментальность героини была бы разоблачена в современной «другой»прозе. Но вспомним Довженко: двое смотрят вниз: один видит лужу, другой звезды- что кому.
Ив то же время именно в творчестве Л.Леонова явственно проступает скрытая рефлексия,в отсутствии которой упрекали авторов соцреализма. Эта рефлексия была ужеподчеркнута нами не только в философских, но и в социально-художественныхпластах «Дороги на Океан», «Нашествии»; она присутствует в«Evgenii Ivanovne» и «Метели», которые в советские временане могли дойти до читателя и зрителя. Такая рефлексия и огромный талантхудожника слова выделяют творчество Леонова из общего потока соцреалистическойлитературы 30-х-50-х г.г. Не имея возможности анализировать леоновский«Русский лес» (1953), получивший оценку во многих трудах, отсылаемчитателя к одной из последних статей, где своеобразие философского романаЛеонова рассматривается в свете ремифилогизации как культурной доминантымировой литературы ХХ века. Сущность человеческого бытия, пути самореализациичеловека в социуме и универсуме в «Русском лесе» раскрывается всистеме мифопоэтики, и мифологема леса составляет доминанту национальногообраза мира (16а; 4-16).
Список литературы
1.Алешкин П. Мой Леонид Леонов [О подготовке к изданию романа«Пирамида»] // Наш современник.- 1995.- N 6.
2.Бахтин М. Эстетика словесного творчества.- М., 1979.
3.Белая Г. Ранний Леонов (Эволюция метода)// Вопросы литературы.- 1970.- N 7.
4.Белая Г. Диалог-спор// Вопросы литературы.- 1973.- N 11.
5.Верность человеческому. Нравственно-эстетическая и философская позицияЛ.Леонова.- М., 1992.
6.Грознова Н.А. Творчество Леонида Леонова и традиции русской классическойлитературы.- Л., 1982.
7.Кондюрина Э. Проблема культуры в раннем творчестве Л.Леонова// Литература.-Вильнюс. XXII.- 1980.
8.Леонид Леонов. Творческая индивидуальность и литературный процесс.- Л., 1987.
9.Леонид Леонов — Мастер художественного слова. Межвузовский сборник научныхтрудов.- М., 1981.
10.Лысов А. О культурно-историческом прототипе в творчестве Леонида Леонова//Литература. XXV.- Вильнюс, 1983.
11.Мировое значение творчества Леонида Леонова.- Л., 1981.
12.Писарева О.А. Роль сюжета в осмыслении философских мотивов бытия и небытия вромане Л.Леонова «Дорога на Океан»// Вечные темы и образы в советскойлитературе.- Грозный, 1989.
13.Скороспелова Е. Русская советская проза 20-30-х г.г.: Судьбы романа.- М. 1985.
14.Синявский А. Что такое социалистический реализм// Цена метафоры илиПреступление и наказание Синявского и Даниэля.- М., 1990.
15.Хрулев В.И. Мысль и слово Леонида Леонова.- Уфа, 1989.
16.Хазан В.И. «Уход Хама» Л.Леонова: секуляризация библейского мифа//Филологические науки.- 1990.- N 1.
17.Харчевников А.В. Роман Л.Леонова «Дорога на Океан». Алексей Курилов иконцепция человека будущего// Русская литература.- 1985.- N 1.
18.Харчевников А.В. Поиски нравственно-эстетических идеалов в романе Л.Леонова«Дорога на Океан» (Концепция человека)// Нравственно-эстетическиепроблемы художественной литературы. — Элиста, 1983.
19.Чалмаев В. «Гнездо наше — Родина...» Леонид Леонов// Русскаялитература ХХ в.: ч. 2.- М., 1991.
20.Щеглова Г.Н. Жанрово-стилевое своеобразие драматургии Леонова.- М., 1984.