--PAGE_BREAK--Элементы тотемизма прослеживаются и в более позднем, уже земледельческом, обряде «вырывания бороды» — последних колосьев с поля. При этом поются особые песни, призывающие на помощь волков, лисиц, медведей и других животных. Но наиболее ярко подтверждают существование тотемизма у восточных славян архаические пласты русских народных сказок, прежде всего волшебных и о животных. Тотемным животным выступает в сказке чудесная корова, помогающая падчерице. Падчерица не ест мяса коровы и с почетом ее хоронит. В данном случае отношение к корове определяется представлением, что тотем может спасти человека, предупредить его об опасности; причинение вреда тотему наносит вред и связанному с ним человеку. Зачастую в сказках животных называют лисичка-сестричка, волк-братик, медведь-дедушка. Это в определенной мере свидетельствует о существовании представлений о кровно-родственных связях человека и животных. Интересно, что австралийцы, у которых тотемизм в чистом виде существовал еще в прошлом веке, называли своих тотемных животных: «это наш отец», «это наш друг». Глубоко архаические воззрения о родстве человека и животных донесла до нас сказка «Медведь — Липовая нога» восточнославянского происхождения. Мужик, повстречавший медведя, в схватке отрубает ему лапу и приносит ее домой бабе. Старуха сдирает с лапы кожу и ставит лапу варить (медвежье мясо), а сама начинает прясть медвежью шерсть. Медведь же, сделав из липы деревянную ногу, идет в спящее село, вламывается в избу и съедает обидчиков. Медведь мстит по всем правилам кровно-родственной мести: око за око, зуб за зуб. Раз его мясо едят, значит, и он ест живых людей.
Здесь прослеживается архаический мотив нарушения запрета убивать и употреблять в пищу тотемное животное. Вместе с тем в сказках описывается и ситуация, когда зверь преданно следует священной родственной связи и обязательствам, вытекающим из нее. Так, в сказке об Иване-царевиче и Сером волке вначале волк убивает коня Ивана. А затем клянется царевичу служить «верой и правдой». С точки зрения тотемизма, пишет В. П. Аникин, «понятно, почему сказочный волк, причинив вред человеку, считает себя обязанным возместить урон верной службой. Родственная связь считалась священной, и нарушение ее каралось. Когда поступки шли вразрез с родовой моралью, они требовали возмещения, и возмещения самого точного. Волк съел коня. Он сам служит герою конем. Он берет на себя обязанность помогать человеку добровольно, без принуждения: и для него родственные связи священны. Логика первобытного мышления здесь несомненна».
Тотемистический уровень сознания отражают сюжеты о брачных отношениях человека и зверя. Психология первобытного человека допускала возможность брачных союзов между животными и людьми, а сами животные нередко воспринимались как непосредственные родственники человека. Всем известны русские сказки, в которых медведь проживает с бабой, змеи летают по ночам к женщинам, человек может рождаться от коровы, кабана, собаки, быка, а из яиц могут вылупиться мальчики.
В этой связи показательна сказка восточных славян об Ивашке-Медвежье ушко — сыне человека и медведя. Медведь (медведица) встречает женщину (мужчину) и уводит ее (его) в берлогу. У них рождается мальчик: «совсем человек, только уши медвежья» («до пояса человек, а от пояса медведь). Этот персонаж отличается необычайной и неуемной силой (в шесть лет выворачивает дуб с корнем из земли и т. д.). В результате его полузвериного происхождения у него две силы: человечья и медвежья.
В другой сказке — »Девушка и медведь" — рассказывается о побеге трех сестер из медвежьей берлоги, куда их хитростью утащил медведь. Это уже свидетельствует об отражении в сознании неприятия и стремления избежать брачных связей человека с животным. Фольклорные рассказы о похищении девушек или женщин зверем приобретают иной раз неожиданно реалистический характер" В 1925 году Олонецкой губернии произошел такой случай. В одну из деревень повадился ходить медведь, который загрызал скот. По совету стариков, «чтобы медведя ублажить», жители решили сделать «медвежью свадьбу», «девкой отделаться» — отдать медведю девушку «на совесть… как встарь деды делали… самую раскрасавицу». По жребию выбрали девушку, одели в наряд невесты и, несмотря на ее сопротивление, отвели в лес к медвежьему логову, где привязали к дереву: «Не осуди, Настюшка. Ублажай медведюшек. Заступись за нас, кормилица, не дай лютой смертью изойти».
Разновидностью культа предков в облике животных является оборотничество. В русских былинах Вольга охотится в образе сокола, обращается в муравья, когда надо пролезть через подворотню из рыбьего зуба. Русская сказка широко использует мотив превращения прекрасной девушки-невесты в лебедя, утку, лягушку. «Царевна обернулась белой лебедью и полетела с корабля»; «Упала, ударилась о корабль, превратилась в уточку и улетела...»; А лягушка ночью выпрыгнула на крыльцо, оземь грянулась и стала царевной-красавицей". У восточных славян интересны поверья о людях-волках — волколаках. Вера в волколаков и рассказы о них были особенно распространены у белорусов и украинцев, а также у великорусов. Одни рассказы говорят о колдунах, умеющих превращаться на время в волков, другие — о людях, превращенных в волков. Вера в оборотничество, недостаточно еще изученная наукой; — свидетельство существовавшего поклонения восточных славян животным. Отрыв духа-«двойника» от объекта, которому он присущ, наряду с тотемизмом порождает веру в души мертвых, а также культ предков. Вероятно, одной из форм этого культа было почитание Рода и рожаниц, возникшего в связи с разрастанием и усилением родов и укреплением родовой организации, как полагает известный ленинградский историк В. В. Мавродин. В последнее время была высказана точка зрения, что Род был верховным божеством славян до Перуна. Однако вряд ли в условиях политической и экономической разобщенности древних славян, замкнутости родов у славян мог существовать верховный бог, подчиняющий себе всех остальных.
Другим социальным фактором возникновения культа предков послужило выделение в роде возрастной группы старейших. Их почитаемость в земной жизни сказывалась на отношении к ним родичей после смерти. След этой формы культа сохранился в известном образе Чура, или Щура. По мнению видного советского этнографа С. А. Токарева, это был почитаемый предок-родоначальник. Сохранившиеся сейчас в детских играх восклицания: «Чур меня!», «Чур, это мое!» — означали в древности заклинания, призывания Чура па помощь. Что Чур-Щур был именно предок, видно из слова «пращур», прапредок. На культ предков указывает и сохранившийся обычай поминания умерших родителей в определенные дни года. Археологи фиксируют проявления культа предков в курганных и простых захоронениях.
Невидимые духи — души предков и родичей, двойники фетишизируемых предметов и явлений, объекты тотемистического культа постепенно «населяют» окружающий древнего славянина мир. Уже не сам предмет является объектом почитания. Поклонение относится к живущему в нем духу, демону. Не сам предмет, а именно они оказывают положительное или отрицательное влияние на ход событий в мире и на судьбы людей.
Язычество восходит на новую ступень. Это-стадия полидемонизма. Демоны — ранее двойники реальных вещей и явлений объективного мира, а также людей, но покинувшие своих реальных носителей и ставшие самостоятельными существами. Они приобретают антропоморфный образ. Теперь и лес, и вода-матушка, я даже жилище — земное и неземное, где находятся души мертвых, становятся обитаемыми, в них поселяются демоны. Именно демонов, населяющих то или иное природное пространство, имеют в виду средневековые авторы, когда пишут, что славяне поклоняются водным и лесным стихиям.
Как отмечает византийский писатель VI в. Прокопии Кесарийскин, славяне «почитают реки и нимф, и всякие другие божества». Митрополит Иоанн в «Правиле церковном вкратце» — наставлении для древнерусских церковников XI в. — как о повальном явлении сообщает, о поклонении болотам, колодцам с живущими там духами: «йеже жруть бесом и болотом и кладезем».
Таким образом, с течением времени духи, первоначально представлявшие однородную массу, начинают различаться. Прежде всего — по месту обитания, становясь «хозяином места». Современные исследователи разделяют демонических персонажей сферы «вне дома» (лес, поле, болото и т. п.), сферы «дом», сферы «ниже земли» и «выше земли», а также персонажи, связанные с определенным периодом времени (полудница, полуночь и др.). Отличаются они и отношением к человеку: злые и добрые.
В водной стихии, считали древние славяне, жили берегини и водяные. Берегини, а позднее вилы и русалки — это женские духи рек, озер, прудов, колодцев и т. д. По народным поверьям, весной русалки выходят на берег, качаются на ветвях, расчесывают свои длинные зеленые волосы, поют песни, заманивают прохожих и стараются защекотать их до смерти. С русалками связаны также представления о погибших в воде женщинах, девушках, о некрещеных умерших детях. Видимо, здесь на образ русалок наслоились отголоски культа мертвых. Но русалки — и духи растительности: деревьев, трав, цветов, хлебов, — ведь они дают растениям жизненную влагу, посылают благодатный дождь на поле. Водяной — косматый, с бородой по колено, злой, проказливый и мстительный старик, живет на дне рек и озер, в омутах. Лес — это царство лешего, или лесовика, который, по словам поэта,
Владыка полновластный
Зеленого народа,
Он всей лесной державе
Судья и воевода.
Л.А. Мей
Леший обитает на деревьях или в дуплах. По ночам он «дико кричит, выглядывая из-за старого дуба» (вспомним, что дуб тоже связан с языческими верованиями).
На полях в высокой траве или в высоких колосьях живут полевики — козлообразные существа. Возникновение их образа говорит нам о развитии земледелия. Полевики могли быть мужского и женского пола.
В жилище «хозяин» домовой — маленький горбатенький старикашка. Он — покровитель дома, домашнего хозяйства. В зависимости от конкретного «местопребывания» его называли дворовым, овинником, гуменником, банником. Если о нем заботиться, то он помогает в хозяйстве. «Царь хозяюшка дворовой! царица хозяюшка дворовица! и дарую я цебе и хлебом и солью и низким поклоном, а што сам ем, пью, тем цебе дарю; а ты, хозяюшка-бацюшка и хозяюшка-матушка, мене береги и скоцину блюдзи», — говаривали в старицу. Если же его не кормить, то он душит кур, беспокоит своей возней ночью. Тогда он превращается в проклятого «беса хоромо-жителя», как называли домового церковнослужители («Слово св. Василия о посте» — памятник XIV в.).
Таковы лишь некоторые представители сонма демонов славян-язычников, Их ощущения этого «демонического» мира, их взаимоотношения с ним образно передал Сергей Городецкий:
Предки меня не чураются,
В космах зеленых снуют.
В жизнь озираются,
В нежить зовут.
Таким образом, у восточных славян на протяжении многих веков складывался своеобразный пантеон демонов, или низших божеств. С течением времени на их первоначальные функции наслаивались новые. Поэтому в ряде случаев до нас дошли их полифункциональные образы. Пример тому, как отмечалось выше, — русалки. Между демонами существовали отношения, отражающие родственные и бытовые связи людей. У славянских демонов существовала определенная иерархия: среди них были начальники и подчиненные, старшие и младшие. Домовой имеет семью: жену (домаха, домовиха), детей. Леший также может иметь парный персонаж — лесную хозяйку (лешачиху, лешавицу). Русалки считались дочерьми водяного. В одном из письменных памятников XIX в. о вилах говорится, что «их же числом тридевять сестрениц, глаголять невегласи и мнять богинями». Домовые ходят в гости друг к другу, иногда ссорятся и даже дерутся. Домовой водит знакомство, а иногда воюет с банникамн, овинниками, лесовиками и полевиками, а с водяными непримиримо враждует. «Все эти духи близкие и родные или друзья, кумовья», — говорили русские крестьяне. Видимо, главой рожаниц — духов рода, рождения и плодородия был Род. В подчинении у лесного хозяина был боровой.
Из сказанного, очевидно, что у восточных славян сложилась достаточно развитая система так называемой низшей мифологии, или демонологии. Стадию «демонизма» прошло язычество и других народов. Наиболее известны представители «низшей мифологии» древних греков и римлян. Античным богам-олимпийцам во главе с Зевсом предшествовали, а в дальнейшем сопровождали в их земной жизни демоны — полубоги различного «ранга»: нимфы, наяды, сатиры, герои и т. д.
Демонические верования приближали восточных славян к следующему этапу развития языческой религии — политеизму, т. е. вере в богов. О том, что демонизм, развиваясь, являлся предшественником политеизма, недвусмысленно говорит «Слово об идолах». Его автор — первый систематизатор и периодизатор славянских веровании — пишет: «Се же словене начали трапезу ставит Роду и рожаницам переже Перуна бога их. А преже того клали требы упырям и берегыням». Но из этого отнюдь не следует, что Род до Перуна был верховным славянским богом. Наряду с другими низшими мифологическими существами он предшествовал политеистическим божествам на предыдущей стадии развития язычества.
Но поступательное движение язычества, появление его новых форм и разновидностей в то же время не мешали сохранению старых верований. К концу I тыс. н. э. у восточных славян имело место удивительное сосуществование всех слоев языческих верований. Впрочем, очевидно, только нам это смешение представляется неким хаосом, для наших же предков все было естественно и гармонично. В целом же к этому времени восточное славянство стояло уже у порога политеистических воззрений. Так восточные славяне потихоньку продвигались к единобожию.
Предыстория принятия христианства.
Ошибочно было бы представлять, что Крещение Руси «принесло» христианство на Русь. Напомним, что это было лишь политическим утверждением Христовой веры и Церкви на землях, лежащих вдоль знаменитого караванного пути «из варяг в греки», где христианство не могло не быть известным уже хотя бы в силу активного социокультурного обмена, связанного с международной торговлей и рынком рабочей силы (главным образом военной). Что же представляло собой довладимирское христианство и каковы источники его проникновения. Прежде всего, следует вспомнить, что много лет на Киевском столе правила княгиня-христианка — святая Ольга (945-969); если сомневаться ещё в христианстве князя Аскольда (...-882). Уже в тексте договора с Византией под 944 году упоминается соборная церковь святого пророка Илии, а также, по словам летописца, мнози беша (были) варязи христиане (Повесть временных лет). И если блаженная Ольга не успела привлечь к правоверию своего единственного сына Святослава, так как на момент принятия ею христианства (944) он был уже достаточно взрослым человеком, к тому же поглощённым страстью к военным подвигам, то, не исключено, что преуспела она в отношении своих внуков — Ярополка и Владимира, тем более, что старший из них — Ярополк находился на её попечении лет до 13, а Владимир был ещё несколькими годами младше. Во всяком случае, нам известно, что Ярополк, будучи правителем, политически «некрещеного» государства, весьма покровительствовал христианам: христианом даде волю велику, как читаем в Иоакимовской летописи. Таким образом, есть все основания полагать, что в 80-е годы X века в Киеве уже не только многие варяги и бояре, но и отчасти простые горожане, не говоря уже о купцах, крестились и были христианами. Но большинство жителей, как древней столицы, так и других крупных городов, бесспорно, были язычниками, довольно мирно уживавшимися с христианским меньшинством. Наиболее консервативным было население деревень; культивирование языческих верований здесь сохранялись ещё многие столетия. Особо следовало бы остановиться на последних двух десятилетиях перед Крещением. У прославленного завоевателя Святослава, сына Игоря и святой Ольги, было три сына. Старшего, Ярополка отец ещё при жизни посадил в Киеве (предпочитая проводить жизнь в военных походах вдали от столицы), Олега — в Овруче, а младшего, Владимира — в Новгороде. Но по малолетству назначил им в управители своих воевод: Ярополку — Свенельда, а Владимиру — его дядю, Добрыню. В точности не известно, в силу каких причин между братьями возникла ссора, следствием которой была гибель Олега и бегство Владимира за море к варягам, но более правдоподобно было бы относить её, скорее, к интригам воевод-регентов, нежели на совесть юных князей. Так или иначе, Ярополк при этом воцарился в Киеве и ненадолго явился единодержавным князем (972-978). Между прочим, его правление было ознаменовано рядом важных событий. Так, в 973 году русские послы были направлены с богатыми дарами в резиденцию Германского императора Оттона I. Цель посольства нам не известна, но вероятнее всего император Священной Римской империи (как это официально называлось) выступал неким посредником в переговорах Руси с Римом. Без протекции этой важнейшей персоны центральной Европы непосредственные контакты между «варварами» и «римлянами» даже по вопросам миссионерства в то время были вряд ли осуществимы. В результате в 979 году в Киев прибывает посольство от Папы Бенедикта VII. Это было первым прямым сношением Руси с Римом, хотя и не принесшим никаких результатов, так как годом ранее в Киеве произошёл переворот, на некоторое время заморозивший христианскую политику Киевских князей. А именно, используя предательство воеводы Блуда, Владимир, убив Ярополка, сумел воцариться в Киеве. Сразу после переворота Владимир объявил себя ревностным язычником, что обеспечило ему поддержку языческой части киевлян, вероятно, недовольной прохристианской политикой Ярополка. Временное торжество язычества на Руси вряд ли было лишь политической игрой Владимира на религиозных антипатиях с целью оказать давление на «Ольгинско-Ярополкову» христианскую верхушку. Дело в том, что во время бегства в Скандинавию Владимир успел не только возмужать возрастом и жениться на дочери варяжского конунга (князя), но и вовсе отвыкнуть (хотя и не забыть) от христианских начал, приобретенных в окружении своей бабки княгини Ольги, понабравшись у норманнов их морали и обычаев, взращённых культом войны и пиратской наживы. В результате в Киеве наряду с традиционными славянскими идолами князь-«варяг» стал вводить культ бога войны и громовержца Перуна. Этот балтийский Марс, как оказалось, требовал кроме обычного поклонения ещё и человеческих жертв. В 983 году после удачно осуществлённого похода на ятвягов (литовское племя, жившее в районе современного Гродно) Владимир решил принести благодарственные жертвы богам, на что старейшины и бояре постановили бросить жребий на отрока и на девицу, и на кого падёт жребий, того и принести в жертву. Жребий отрока пал на сына одного варяга, бывшего христианином. Сына он, конечно же, не отдал и заперся у себя дома. Тогда пришла толпа и растерзала их обоих — и осквернися кровьми земля руська, как передаёт древнейшая летопись. Источники того времени не сохранили имён наших первых мучеников и места их погребения: и не свесть никтоже, где положиша их, но позднейшие святцы называют их — Феодор и Иоанн варяги (память чтится 12 июля). Впрочем, не стоит понимать под этим жертвоприношением особое языческое усердие князя Владимира. В принципе, кумир Перуна стоял в Киеве и задолго до него, а человеческие жертвоприношения были делом вполне обычным у норманнов, да и для славян не слишком уж диковинным. К тому же, как видим, идея кровопролития принадлежала вовсе не Владимиру, а озлобленной на христиан за многолетнее правление христианских князей жреческой верхушке — старейшинам, а исполнительская миссия, как всегда возлагалась на толпу, традиционно отличающейся животным фанатизмом. Как ни парадоксально, но именно Владимиру Русская земля оказалась впоследствии обязана своим христианским Крещением. Придя к власти, Владимир попытался укрепить языческую веру, как было уже сказано выше. По его приказу на холме у княжеского дворца в Киеве были поставлены идолы Перуна, Дажьбога, Стрибога, Хорса и Мокоши. Перун выделялся серебряной головой и золотыми усами. Идолы были установлены не только в Киеве, но и в Новгороде, а возможно, и в других городах. Укрепить язычество пантеоном главных богов, однако, не удалось. Славянские языческие представления отнюдь не были похожи на греческие. Верховный бог не воспринимался как повелитель и царь богов, как это было у греков с Зевсом. Если дружинник чтил в основном Перуна, то кузнец — Сварога, купец — Велеса. Заставить по-новому верить в старых богов было слишком трудно, а в прежнем своём виде язычество не устраивало княжескую власть, стремившуюся укрепить свой авторитет. По-видимому, этим и объясняется отказ Владимира от язычества и поворот к принципиально новой религии — единобожию.
продолжение
--PAGE_BREAK--Святая равноапостольная княгиня Ольга.
Святая равноапостольная Ольга была супругой великого князя Киевского Игоря. Борьба христианства с язычеством при Игоре и Ольге, княживших после Олега († 912), вступает в новый период. Церковь Христова в последние годы княжения Игоря († 945) становится значительной духовной и государственной силой в Русском государстве. Об этом свидетельствует сохранившийся текст договора Игоря с греками 944 года, который включен летописцем в «Повесть временных лет», в статью, описывающую события 6453 (945) года. Мирный договор с Константинополем должен был утверждаться обеими религиозными общинами Киева: «Русь крещеная», то есть христиане, приводились к присяге в соборном храме святого пророка Божия Илии; «Русь некрещеная», язычники, клялись на оружии в святилище Перуна Громовержца. Тот факт, что христиане поставлены в документе на первом месте, говорит о их преимущественном духовном значении в жизни Киевской Руси. Очевидно, в момент, когда договор 944 года составлялся в Царьграде, у власти в Киеве стояли люди, сочувствовавшие христианству, сознававшие историческую необходимость приобщения Руси к животворной христианской культуре. К этому направлению принадлежал, возможно, и сам князь Игорь, официальное положение которого не позволяло ему лично перейти в новую веру, не решив вопроса о Крещении всей страны и установлении в ней православной церковной иерархии. Поэтому договор был составлен в осторожных выражениях, которые не помешали бы князю утвердить его и в форме языческой клятвы, и в форме присяги христианской. Но пока византийские послы прибыли в Киев, обстановка на Днепре существенно изменилась. Четко определилась языческая оппозиция, во главе которой стояли варяжские воеводы Свенельд и его сын Мстислав (Мстиша), которым Игорь дал в держание Древлянскую землю. Сильно было в Киеве и влияние хазарских иудеев, которым не могла прийтись по нраву мысль о торжестве Православия в Русской земле. Не сумев преодолеть косности обычая, Игорь остался язычником и скрепил договор по языческому образцу — клятвой на мечах. Он отверг благодать Крещения и был наказан за неверие. Год спустя, в 945 году, восставшие язычники убили его в Древлянской земле, разорвав между двух деревьев. Но дни язычества и основанного на нем жизненного уклада славянских племен были уже сочтены. Бремя государственного служения возложила на себя, при трехлетнем сыне Святославе, вдова Игоря — великая княгиня Киевская Ольга. Имя будущей просветительницы Русского края и родину ее «Повесть временных лет» впервые называет в статье о женитьбе Игоря: «и привели ему жену из Пскова, именем Ольгу». Принадлежала она, уточняет Иоакимовская летопись, к роду князей Изборских, одной из забытых древнерусских княжеских династий, которых было на Руси в Х-Х1 вв. не меньше двадцати, но которые все были вытеснены со временем Рюриковичами или слились с ними посредством браков. Некоторые из них были местного, славянского происхождения, другие — пришлые, варяжские. Известно, что скандинавские конунги, приглашенные на княжение в русские города, неизменно принимали русский язык, часто — русские имена и быстро становились настоящими русскими как по образу жизни, так и по мировоззрению и даже по физическому облику. Так и супругу Игоря звали варяжским именем Хельга, в русском «окающем» произношении — Ольга, Вольга. Женское имя Ольга соответствует мужскому Олег (Хельги), что значит «святой». Хотя языческое понимание святости совершенно отлично от христианского, но и оно предполагает в человеке особый духовный настрой, целомудрие и трезвение, ум и прозорливость. Раскрывая духовное значение имени, народ Олега назвал Вещим, Ольгу — Мудрой. Позднейшие предания называли ее родовым имением село Выбуты, в нескольких километрах от Пскова вверх по реке Великой. Еще недавно показывали на реке Ольгин мост — у древней переправы, где Ольга встретилась с Игорем. Псковская топонимика сохранила немало названий, связанных с памятью великой псковитянки: деревни Ольженец и Ольгино Поле, Ольгины Ворота — один из рукавов реки Великой, Ольгина Гора и Ольгин Крест — близ Псковского озера, Ольгин Камень — у села Выбуты. Начало самостоятельного правления княгини Ольги связано в летописях с рассказом о грозном возмездии древлянам, убийцам Игоря. Клявшиеся на мечах и веровавшие «только в свой меч», язычники обречены были Божиим судом от меча и погибнуть. Поклонявшиеся, среди прочих обожествленных стихий, огню — нашли свое отмщение в огне. Исполнительницей огненной кары Господь избрал Ольгу. Борьба за единство Руси, за подчинение Киевскому центру раздираемых взаимной враждой племен и княжеств прокладывала путь к окончательной победе христианства в Русской земле. За Ольгой, еще язычницей, стояла Киевская христианская Церковь и ее Небесный покровитель святой пророк Божий Илия, пламенной верой и молитвой сводивший огонь с неба, и победа ее над древлянами, несмотря на суровость победительницы, была победой христианских, созидательных сил в Русском государстве над силами языческими, темными и разрушительными.
Ольга Богомудрая вошла в историю как великая созидательница государственной жизни и культуры Киевской Руси. Летописи полны свидетельств о ее неустанных «хождениях» по Русской земле с целью благоустроения и упорядочения гражданского и хозяйственного быта подданных. Добившись внутреннего укрепления власти Киевского великого князя, ослабив влияние мешавших собиранию Руси мелких местных князей, Ольга централизовала все государственное управление с помощью системы «погостов». В 946 году с сыном и дружиной прошла она по Древлянской земле, «устанавливая дани и оброки», отмечая села, становища и места охот, подлежащие включению в киевские великокняжеские владения. На другой год ходила в Новгород, устраивая погосты по рекам Мсте и Луге, всюду оставляя зримые следы своей деятельности. «Ловища ее (места охоты) были по всей земле, установленные знаки, места ее и погосты, — писал летописец, — и сани ее стоят в Пскове до сего дня, есть указанные ею места для ловли птиц по Днепру и по Десне; и село ее Ольжичи существует и поныне». Устроенные Ольгой погосты, являясь финансово-административными и судебными центрами, представляли прочную опору великокняжеской власти на местах. Будучи, прежде всего, по самому смыслу слова, центрами торговли и обмена («гость» — купец), собирая и организуя вокруг себя население (вместо прежнего «полюдья» сбор дани и налогов осуществлялся теперь равномерно и упорядоченно по погостам), Ольгины погосты стали важнейшей ячейкой этнического и культурного объединения русского народа. Позже, когда Ольга стала христианкой, по погостам стали воздвигать первые храмы; со времени Крещения Руси при святом Владимире погост и храм (приход) стали неразрывными понятиями. (Лишь впоследствии от существовавших возле храмов кладбищ развилось словоупотребление «погост» в смысле «кладбище».) Но не только укрепление государственности и развитие хозяйственных форм народной жизни привлекало внимание мудрой княгини. Еще более насущным представлялось ей коренное преобразование религиозной жизни Руси, духовное преображение русского народа. Русь становилась великой державой. Лишь два европейских государства могли в те годы соперничать с нею в значении и мощи: на востоке Европы — древняя Византийская империя, на западе — королевство Саксов. Опыт обеих империй, обязанных своим возвышением духу христианского учения, религиозным основам жизни, показывал ясно, что путь к будущему величию Руси лежит не только через военные, но прежде всего и преимущественно через духовные завоевания и достижения. Поручив Киев подросшему сыну Святославу, великая княгиня Ольга летом 954 года, взыскав благодати и истины, отправляется с большим флотом в Царьград. Это было мирное «хождение», сочетавшее задачи религиозного паломничества и дипломатической миссии, но политические соображения требовали, чтобы оно стало одновременно проявлением военного могущества Руси на Черном море, напомнило гордым «ромеям» о победоносных походах Аскольда и Олега, прибившего в 907 году свой щит «на вратах Цареграда». Результат был достигнут. Появление русского флота на Босфоре создавало необходимые предпосылки для развития дружеского русско-византийского диалога. В свою очередь, южная столица поразила суровую дочь Севера разнообразием красок, великолепием архитектуры, смешением языков и народов мира. Но особенное впечатление производило богатство христианских храмов и собранных в них святынь. Царьград, «царствующий град» греческой империи, еще при самом основании (точнее, возобновлении) в 330 году посвященный святым равноапостольным Константином Великим (память 21 мая) Пресвятой Богородице (это событие праздновалось в Греческой Церкви 11 мая и перешло оттуда в русские месяцесловы), стремился во всем быть достойным своей Небесной Покровительницы. Русская княгиня присутствовала за Богослужением в лучших храмах Константинополя — Святой Софии, Влахернской Богоматери и других. Сердце мудрой Ольги открылось святому Православию, она принимает решение стать христианкой. Таинство Крещения совершил над нею Патриарх Константинопольский Феофилакт (933-956), а восприемником был сам император Константин Багрянородный (912-959). Ей было наречено в Крещении имя Елена в честь святой равноапостольной Елены (память 21 мая), матери святого Константина, обретшей Честное Древо Креста Господня. В назидательном слове, сказанном по совершении обряда, Патриарх сказал: «Благословенна ты в женах русских, ибо оставила тьму и возлюбила Свет. Благословят тебя русские люди во всех грядущих поколениях, от внуков и правнуков до отдаленнейших потомков твоих». Он наставил ее в истинах веры, церковном уставе и молитвенном правиле, изъяснил заповеди о посте, целомудрии и милостыне. «Она же, — говорит преподобный Нестор Летописец, — склонила голову и стояла, словно губа напаяемая, внимая учению, и, поклонившись Патриарху, промолвила: „Молитвами твоими, Владыко, да сохранена буду от сетей вражеских“. Именно так, со слегка наклоненной головой, изображена святая Ольга на одной из фресок Киевского Софийского собора, а также на современной ей византийской миниатюре, в лицевой рукописи Хроники Иоанна Скилицы из Мадридской национальной библиотеки. Греческая надпись, сопровождающая миниатюру, называет Ольгу „архонтессою (то есть владычицей) Руссов“, „женою, Эльгою по имени, которая пришла к царю Константину и была крещена“. Княгиня изображена в особом головном уборе, „как новокрещеная христианка и почетная диаконисса Русской Церкви“. Рядом с ней в таком же уборе новокрещеной — Малуша († 1001), впоследствии мать святого равноапостольного Владимира (память 15 июля). Такого ненавистника русских, каким был император Константин Багрянородный, непросто было заставить сделаться крестным отцом „архонтессы Руси“. В русской летописи сохранились рассказы о том, как решительно и на равных разговаривала Ольга с императором, удивляя греков духовной зрелостью и государственной мудростью, показывая, что русскому народу как раз под силу воспринять и умножить высшие свершения греческого религиозного гения, лучшие плоды византийской духовности и культуры. Так святой Ольге удалось мирным путем „взять Царьград“, чего до нее не смог сделать ни один полководец. По свидетельству летописи, сам император вынужден был признать, что „переклюкала“ (перехитрила) его Ольга, а народная память, соединив предания о Вещем Олеге и Мудрой Ольге запечатлела эту духовную победу в былинном сказании „О взятии Царяграда княгиней Ольгой“. Константин Багрянородный в своем сочинении „О церемониях византийского двора“, дошедшем до нас в единственном списке, оставил подробное описание церемоний, сопровождавших пребывание святой Ольги в Константинополе. Он описывает торжественный прием в знаменитой палате Магнавре, под пение бронзовых птиц и рычание медных львов, куда Ольга явилась с огромной свитой из 108 человек (не считая людей из дружины Святослава), и переговоры в более узком кругу в покоях императрицы, и парадный обед в зале Юстиниана, где, по стечению обстоятельств, промыслительно встретились за одним столом четыре „государственных дамы“: бабушка и мать святого равноапостольного Владимира (святая Ольга и ее спутница Малуша) с бабушкой и матерью его будущей супруги Анны (императрица Елена и ее невестка Феофано). Пройдет немногим более полувека, и в Десятинном храме Святой Богородицы в Киеве будут рядом стоять мраморные гробницы святой Ольги, святого Владимира и блаженной „царицы Анны“. Во время одного из приемов, рассказывает Константин Багрянородный, русской княгине было поднесено золотое, украшенное камнями блюдо. Святая Ольга пожертвовала его в ризницу Софийского собора, где его видел и описал в начале ХIII века русский дипломат Добрыня Ядрейкович, впоследствии архиепископ Новгородский Антоний: „Блюдо велико злато служебное Ольги Русской, когда взяла дань, ходивши в Царьград; во блюде же Ольжине камень драгий, на том же камени написан Христос“. Впрочем, лукавый император, сообщив столько подробностей, как бы в отместку за то, что „переклюкала его Ольга“, задал нелегкую загадку историкам Русской Церкви. Дело в том, что преподобный Нестор Летописец рассказывает в „Повести временных лет“ о Крещении Ольги под 6463 (955 или 954) годом, и это соответствует свидетельству византийской хроники Кедрина. Другой русский церковный писатель ХI века, Иаков Мних, в слове „Память и похвала Владимиру… и как крестилась бабка Владимира Ольга“, говоря о кончине святой княгини († 969), отмечает, что она прожила христианкой пятнадцать лет, и относит тем самым время Крещения к 954 году, что тоже совпадает с точностью до несколько месяцев с указанием Нестора. Между тем Константин Багрянородный, описывая пребывание Ольги в Константинополе и называя точные даты устроенных им в ее честь приемов, с несомненностью дает понять, что все это происходило в 957 году. Для примирения данных летописи, с одной стороны, и показаний Константина, с другой, русским церковным историкам пришлось предполагать одно из двух: либо святая Ольга для продолжения переговоров с императором в 957 году приехала в Константинополь уже во второй раз, либо она крестилась вообще не в Царьграде, а в Киеве в 954 году и единственное свое паломничество в Византию совершила, уже будучи христианкой. Первое предположение более вероятно. Вместе с тем, несмотря на неудачу стараний об учреждении на Руси церковной иерархии, святая Ольга, став христианкой, ревностно предавалась подвигам христианского благовестия среди язычников и церковного строительства: „требища бесовская сокруши и нача жити о Христе Иисусе“. Она воздвигает храмы: Святителя Николая и Святой Софии в Киеве, Благовещения Пресвятой Богородицы — в Витебске, Святой Живоначальной Троицы — во Пскове. Псков с того времени называется в летописях Домом Святой Троицы. Храм, построенный Ольгой над рекой Великой, на месте, указанном ей, по свидетельству летописца, свыше „Лучом Трисиятельного Божества“, простоял более полутора веков. В 1137 году святой князь Всеволод-Гавриил († 1138, память 11 февраля) заменил деревянный храм каменным, который был перестроен в свою очередь в 1З63 году и сменен, наконец, доныне существующим Троицким собором. Святая Ольга недаром получила в Крещении имя святой равноапостольной Елены, обретшей Честное Древо Креста Христова в Иерусалиме. Главной святыней новосозданного Софийского храма стал Святой Крест, принесенный новой Еленой из Царьграда, и полученный ею в благословение от Константинопольского Патриарха. Крест, по преданию, был вырезан из цельного куска Животворящего Древа Господня. На кресте была надпись: „Обновися Русская земля Святым Крестом, его же прияла Ольга, благоверная княгиня“. Ольгин крест был похищен из Софийского собора и вывезен католиками в Люблин. Дальнейшая судьба его неизвестна. Оказалось, что за прошедшие два года, как и предвидела Ольга, в Киеве совершился окончательный переворот в пользу сторонников язычества и, не став ни православной, ни католической, Русь вообще раздумала принимать христианство. Языческая реакция проявилась настолько сильно, что пострадали не только немецкие миссионеры, но и некоторые из киевских христиан, крестившихся с Ольгой в Царьграде. По приказу Святослава, был убит племянник святой Ольги Глеб и разрушены некоторые построенные ею храмы. Разумеется, здесь не обошлось без византийской тайной дипломатии: настроенные против Ольги и встревоженные возможностью усиления Руси за счет союза с Оттоном, греки предпочли поддержать язычников. Провал миссии Адальберта имел промыслительное значение для будущего Русской Православной Церкви, избежавшей папского пленения. Святой Ольге оставалось смириться с происшедшим и полностью уйти в дела личного благочестия, предоставив бразды правления язычнику Святославу. С ней по-прежнему считались, к ее государственной мудрости неизменно обращались во всех трудных случаях. Когда Святослав отлучался из Киева, а он большую часть времени проводил в походах и войнах, управление государством вновь вручалось княгине-матери. Но вопрос о Крещении Руси был временно снят с повестки дня, и это, конечно, огорчало святую Ольгу, считавшую Христово благовестие главным делом своей жизни. Она кротко переносила скорби и огорчения, старалась помогать сыну в государственных и военных заботах, руководить им в героических замыслах. Весной 969 года Киев осадили печенеги: „и нельзя было вывести коня напоить, стояли печенеги на Лыбеди“. Русское войско было далеко, на Дунае. Послав к сыну гонцов, святая Ольга сама возглавила оборону столицы. Святослав, получив известие, вскоре прискакал в Киев, „приветствовал мать свою и детей и сокрушался, что случилось с ними от печенегов“. Но, разгромив кочевников, воинствующий князь вновь стал говорить матери: „Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае — там середина земли моей“. Святослав мечтал о создании огромной русской державы от Дуная до Волги, которая объединила бы Русь, Болгарию, Сербию, Причерноморье и Приазовье и простерла свои пределы до самого Царьграда. Мудрая Ольга понимала, что при всем мужестве и отваге русских дружин им не справиться с древней империей ромеев, Святослава ждала неудача. Но сын не слушал предостережений матери. Тогда святая Ольга сказала: „Видишь, я больна. Куда хочешь уйти от меня? Когда похоронишь меня, отправляйся куда захочешь“. Дни ее были сочтены, труды и скорби подорвали ее силы. 11 июля 969 года святая Ольга скончалась, „и плакали по ней плачем великим сын ее, и внуки, и все люди“. Последние годы, среди торжества язычества, ей, когда-то гордой владычице, крестившейся от Патриарха в столице Православия, приходилось тайно держать при себе священника, чтобы не вызвать новой вспышки антихристианского фанатизма. Но перед смертью, вновь обретя прежнюю твердость и решимость, она запретила совершать над ней языческие тризны и завещала открыто похоронить ее по православному обряду. Пресвитер Григорий, который был с нею в 957 году в Константинополе, в точности выполнил ее завещание. Так и по кончине святая Ольга проповедовала вечную жизнь и воскресение, наполняя радостью верующих и вразумляя неверующих. Была она, по словам преподобного Нестора Летописца, „предтекущая христианской земли, аки денница пред солнцем и аки заря пред светом“.
продолжение
--PAGE_BREAK--Крещение Руси.
Соседние с Киевской Русью государства исповедовали религии, основу которых составлял монотеизм, то есть вера в единого Бога. В Византии господствовало христианство, в Хазарии — иудаизм, в Волжской Булгарии — ислам. Однако наиболее тесные связи существовали у Руси с христианской Византией. «Повесть временных лет» рассказывает, что в 986 году в Киеве появились представители всех трёх перечисленных стран, предлагая Владимиру принять их веру. Ислам был отвергнут князем, поскольку ему показалось чересчур обременительным воздержание от вина, иудаизм — из-за того, что исповедовавшие его евреи лишились своего государства и были рассеяны по всей земле. Отверг князь и предложение перейти в веру, сделанное посланцами папы римского. Но самое сильное впечатление произвел на него православный греческий проповедник, который в заключение своей беседы показал ему картину Страшного суда. По совету бояр, Владимир отправил десять мудрых мужей, чтобы испытать на месте, чья вера лучше. Когда эти русские послы прибыли в Константинополь, то великолепие Софийского храма, стройное пение придворных певчих и торжественность патриаршей службы тронули их до глубины души: “Мы не знали, — говорили они потом Владимиру, — на земле мы стояли или на небе”. А бояре тут же ему заметили: “Если бы вера греческая не была лучше других вер, не приняла бы ее бабка твоя Ольга — мудрейшая из людей”.
Владимир решил креститься, но не хотел подчинять Русь грекам. Поэтому вскоре после возвращения послов Владимир пошел войной на греков и взял Херсонес. Отсюда он отправил послов в Константинополь к императорам Василию и Константину с требованием руки сестры их, царевны Анны. Те отвечали ему, что царевна может быть женой только христианина. Тогда Владимир объявил, что желает принять христианскую веру. Но прежде, чем невеста прибыла в Херсонес, Владимир был поражен слепотой.
В таком состоянии, подобно апостолу Павлу, он познал свою духовную немощь и приготовился к великому таинству возрождения. Царевна, прибывшая в Херсонес, посоветовала ему поспешить с крещением. Владимир крестился (988 г.) и был наименован Василием. При выходе из купели, он прозрел душевными и телесными очами и в избытке радости воскликнул: “Теперь я познал истинного Бога!”
Возвратившись в Киев в сопровожден корсунских и греческих священников, Владимир, прежде всего, предложил креститься своим двенадцати сыновьям, и они крестились в одном источнике, известном в Киеве под именем Крещатика. Вслед за ними крестились многие бояре. Между тем, Владимир приступил к истреблению идолов, и главный из них идол Перун был привязан к конскому хвосту, с поруганием совлечен с горы и брошен в Днепр. За низвержением идолов последовало оглашение народа евангельской проповедью. Христианские священники собирали народ и наставляли его в святой вере. Наконец, святой Владимир объявил в Киеве, чтобы все жители, богатые и убогие, явились в определенный день на реку для принятия крещения. Киевляне спешили исполнить волю князя, рассуждая так: “Если бы новая вера не была лучше, то князь и бояре ее бы не приняли”.
В назначенный день жители Киева собрались на берег Днепра. Сюда явился сам Владимир с христианскими священниками. Все киевляне вошли в реку, кто по шею, кто по грудь; взрослые держали на руках младенцев; священники на берегу читали молитвы, а святой Владимир, объятый восторгом, молился Богу и поручал Ему себя и свой народ. После киевлян Владимиру надо было крестить новгородцев. Эта задача имела большое государственное значение, так как Новгород был вторым центром восточного славянства, конкурировавшим с Киевом и постоянно проявлявшем сепаратистские тенденции. Незадолго до крещения Владимир поручал своему дяде Добрыне установить в Новгороде культ Перуна, что шло по той же линии политического и идеологического подчинения Новгорода Киева. Христианизация Новгорода была ещё более сложной задачей, чем его «перунизация»; она решалась на протяжении длительного времени, притом с немалыми трудностями. С новым деликатным поручением Владимир послал в Новгород опять своего дядю Добрыню вместе с епископом Иоанном. Новгородцы на вече решили не пускать в город ни Добрыню, ни епископа Иоанна и организовали вооружённое сопротивление, заявляя: «Лучше нам помрети, неже боги наша дати на поругание». Уличные бои продолжались до тех пор, пока киевляне не подожгли кварталы, в которых жили основные массы повстанцев. Те бросились тушить свои дома, и это позволило дружине Добрыни одержать верх. Деревянные боги были сожжены, а каменные брошены в Волхов. Всем новгородцам приказали креститься, а уклоняющихся приволокли к реке силой. Память о насильственном крещении новгородцев сохранилась в поговорке: «Путята крести мечом, а Добрыня огнём». В течение ХI века в разных пунктах Киевской Руси имели место акты сопротивления народа христианизации. Сопротивление христианизации на севере государства было упорнее и ожесточённее, чем на юге, ибо север больше тяготел к Новгороду, чем к Киеву. В 1024году, как свидетельствует «Повесть временных лет», вспыхнуло восстание в Суздале. В 1071году произошло крупное восстание и в Новгороде. Через 80 лет после того, как Добрыня окрестил новгородцев, они не испытывали симпатий к христианству, и все стали на сторону апологета старой, языческой веры! Особый интерес представляет летописное повествование о движении, поднятом двумя волхвами на Волге и Шексне. В условиях очередной голодовки они обвиняли «лучших жён», то есть представительниц наиболее зажиточных домов, в том, что они в собственном теле — очевидно, магическим способом — прячут запасы продовольствия и предметы первой необходимости. В сопровождении трехсот примкнувших к ним людей они двигались по разным рекам и, останавливаясь в населённых пунктах, чинили суд и расправу над женщинами, «говоря, что эта жито прячет, а эта — мёд, а эта — рыбу, а эта — меха». Много женщин было убито без сопротивления их же родственников, причём имущество казнённых, по свидетельству летописцев, волхвы присваивали. Вслед за Киевом постепенно христианство приходит в другие города Киевской Руси: Чернигов, Новгород, Ростов, Владимир-волынский, Полоцк, Туров, Тмутаракань, где создаются иерархии. При князе Владимире подавляющее большинство русского населения приняло христианскую веру и Киевская Русь стала христианской страной. Введение христианства в Киевской Руси в качестве государственной религии было вполне закономерным явлением и не могло вызвать серьезных осложнений, хотя в некоторых местах (Новгороде, Муроме, Ростове) не обошлось без открытой борьбы, начатой предводителями язычества — волхвами.
Из Новгорода митрополит Михаил в сопровождении четырех епископов и Добрыни прибыл в Ростов и здесь крестил многих, рукоположил пресвитеров и воздвиг храм. Впрочем, язычество долго держалось в Ростове, так что первые два епископа Ростовские, святые Феодор и Иларион, после многих усилий в борьбе с язычеством вынуждены были оставить свою кафедру. Для искоренения язычества и утверждения святой веры много здесь потрудились святые епископы Леонтий и Исаия, и преподобный Амвросий, архимандрит основанной им Ростовской обители.
В 992 году святая вера была насаждена в Суздальском крае. Сюда прибыл святой князь Владимир с двумя епископами. Суздальцы охотно крестились.
Дети святого Владимира, которым он раздал уделы, заботились о распространении и утверждении христианства в подвластных ему областях. Так в Х веке, кроме Киева, Новгорода, Ростова и Суздаля, святая вера была насаждена в городах Муроме, Полоцке, Владимире Волынском, Смоленске, Пскове, Луцке, Тмутаракани и в земле древлянской. Впоследствии в пределах страны вятичей (в дальнейшем Курская, Орловская, Тульская и Калужская губернии) много потрудился для евангельской проповеди преподобный Кукша, инок Печерской обители, который принял от язычников мученическую смерть.
Вообще христианская вера в первое время распространялась преимущественно около Киева и по великому водному пути от Киева до Новгорода. От Новгорода она распространилась по волжскому пути. Под влиянием Православной веры славянские племена стали объединяться в единое государство.
Успешному распространению веры Христовой среди русского народа содействовало в особенности то, что она распространялась большей частью мирными средствами — проповедью, убеждением (а не огнем и мечом, как это нередко делалось римо-католиками) и, притом, благодаря трудам святых Кирилла и Мефодия, на родном славянском языке.
От русских православная вера Христова проникла в среду инородцев, живших по соседству и на окраинах Руси. Так, в X — XIII веках начали принимать крещение некоторые из финских племен (ижора и корела), чудь, черемисы и вотяки, инородцы вологодского края и др. В начале XIII века воздвигнут, был на берегах Волги и Оки Нижний Новгород как крепкий оплот Православия среди инородцев Поволжья и средней полосы России.
На западе России распространение православной веры встретилось с другим сильным влиянием, которое шло от Римо-католической церкви. В Финляндии проповедовали латинские миссионеры из Швеции. На юг от Финского залива сначала утвердилось Православие, но впоследствии сюда проникли латинские миссионеры из Дании. В конце ХII века в Ливонии основался латинский орден меченосцев, который противодействовал и русскому влиянию, и успехам Православия. В Литве Православная вера стала распространяться еще в XII веке из соседних русских поселений. В XIII веке, когда литовские князья овладели русскими городами Новогрудком, Слонимом, Брестом), некоторые из них приняли крещение.
Успехам святой веры в особенности способствовала в XIV веке мученическая кончина за нее трех придворных вельмож литовского князя Ольгерда (сына Гедимина, основателя литовского княжества), а именно святых Антония, Иоанна и Евстафия. Но в конце того же века Литва и подчиненная ей православная западная Русь соединились с католической Польшей. После этого большие усилия Римских пап направляются к тому, чтобы, во-первых, отделить юго-западные епархии от единой Российской церкви, а во-вторых, ввести здесь так называемую литовскую унию.
Сама дата крещения киевлян остаётся спорной. Историки называют разные годы. Но всё же традиционно принятие христианства Русью датируется 988 годом (это дата крещения самого Владимира). В течение немалого времени, преодолевая серьёзное сопротивление, проходила христианизация обширного Киевского государства. Большинство жителей Киевской Руси было крещено на протяжении княжения Владимира, но немало ещё оставалось и язычников. Часть новообращённых возвращалась к языческим обрядам сразу после ухода княжеской рати из их местности. Особенно долго удерживалось в дебрях Северо-Востока. Ростово-Суздальская и Муромская земли обращены в христианство лишь в середине XI века, а окончательно утвердилась там новая вера к концу столетия. Дальше предстояло распространить новую веру на периферию государства. Естественными каналами её распространения были водные пути — по Днепру и Волхову и их притокам. Особые трудности вызвала христианизация неславянских племён и народностей, населявших Киевское княжество, — угро-финских и тюркских. Ведь помимо географических и этнических факторов имели значение и признаки социальной принадлежности. Формально, может быть, и простой народ в Киеве под страхом наказаний от князя и его дружины крестился сразу, по существу заинтересованной в христианизации были именно знать, которая много выигрывала в результате такого политико-идеологического переворота, с которым было связано установления христианства на Руси. Что же касается социальных низов, то христианство завоевало их постепенно, подавляя их временами упорное сопротивление, в основе которого лежали не только и даже не столько религиозные факторы, сколько причины социально — политического характера и порядка. Равноапостольный князь Владимир заботился и о просвещении своего народа. По свидетельству летописи (под 988 год) он велел «собрать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное». Продолжателем апостольской миссии святого князя Владимира был его сын великий князь Киевский Ярослав Мудрый (1019-1054). Для подготовки духовенства Ярослав Мудрый в 1030 году открыл в Новгороде школу, в которой обучалось 300 детей. Есть основания предполагать, что такие школы существовали и при других архиерейских кафедрах, и прежде всего в самом Киеве. Предметом особого попечения Ярослава Мудрого были переводы новой литературы и умножения книг путем создания списков с имеющихся рукописей. Сам Ярослав Мудрый, как утверждает летопись (под 1037 год), «книги любил, читая их часто и ночью и днем. И собрал писцов многих, и переводили они с греческого на славянский язык. И написали они книг множество, ими же поучаются верующие люди наслаждаются учением божественным...» Ярослав же, как мы уже сказали, любил книги и, много их написав, положил в церкви святой Софии, которую создал сам", то есть основал первую на Руси библиотеку. Благодаря книгам уже второе поколение русских христиан имело возможность более глубоко изучать истины христианской веры. О высокой степени развития просвещения в Киевской Руси при Ярославе Мудром свидетельствует «Слово о Законе и Благодати» Митрополита Иллариона, посвященное религиозно-философскому осмыслению события Крещения Руси и написанное, по словам самого автора, «для насытившихся с избытком книжной мудростью». Говоря о значении христианско-просветительной деятельности святого Владимира и Ярослава Мудрого, вспомним ту образную характеристику, которую дает нам летописец (под 1037 год): «Как если бы один землю вспашет, другой же засеет, а иные и жнут и едят пищу неоскудевающую, — так и этот. Отец ведь его Владимир землю вспахал и размягчил, то есть Крещением просветил. Этот же засеял книжными словами сердца верующих людей, а мы пожинаем, учение получая книжное». Со страниц летописи звучит похвала книжному просвещению. «Велика ведь бывает польза от учения книжного; книгами наставляемы и поучаемы на путь покаяния, ибо от слов книжных мудрость обретаем и воздержание. Это ведь — реки, наполняющие вселенную, это — источники мудрости; в книгах ведь неизмеримая глубина; ими мы в печали утешаемся; они — узда воздержания… Если прилежно поищешь в книгах мудрости, то найдешь великую пользу душе своей. Ибо кто часто читает книги, тот беседует с Богом или со святыми мужами. Тот, кто читает пророческие беседы, и евангельские и апостольские поучения и жития святых отцов, получает душе великую пользу».
В конце XI — начале XII века христианство окончательно утвердилось в Ростово-Суздальской земле благодаря миссионерским трудам епископов Ростовских святого Леонтия и святого Исани, в Муромо-Рязанской, крестителем которой был князь Константин (Ярослав) Святославович (1096-1129), среди славянских племен вятичей и радимичей, вошедших в состав Древнерусского государства в конце XI век и обращенных к Богу преподобным Кукшей, иноком Киево-Печерского монастыря.
Политический фон крещения Руси. В те времена Византия являлась самой влиятельной и могущественной империей, и многие государства стремились наладить отношения с ней.
Тяжелое военное поражение и еще более болезненная потеря престижа в битве с болгарами 17 августа 986 году побудили Василия II пересмотреть политику Византии по отношению к болгарам. Контакты с Киевом были установлены вскоре после отступления из Болгарии, а спустя несколько месяцев, когда византийская аристократия, подстрекаемая неудачами императора, открыто выступила против Македонской династии, у Василия не было иного выхода, кроме как в корне пресечь ее политические амбиции.
Весть о тяжелом поражении армий Василия болгарами вызвала новый мятеж Варды Склира в декабре 986 года.
Во время переговоров между Василием и Владимиром обсуждались три проблемы: 1) принятие христианства Русью и ее правителем, 2) брак Владимира с багрянородной Анной и 3) военная помощь империи.
Было чрезвычайно важно точно установить даты выполнения достигнутых соглашений. Соглашение было достигнуто не позже чем в сентябре, что давало Владимиру достаточно времени набрать корпус для отправки на юг, как только для этого будут благоприятные условия, а именно, в конце апреля или в мае, когда благодаря высокому уровню воды будет возможным относительно легкое продвижение тяжело груженных военных кораблей. Движение вниз по Днепру заняло бы от двадцати до тридцати дней, каботаж по Черному морю — шесть дней. Быстроходная военная флотилия могла пройти расстояние от Киева до Константинополя за двадцать шесть-тридцать дней и войти в Босфор в июне.
продолжение
--PAGE_BREAK--