Правление дома Медичи во Флоренции в XV веке по Историям Флоренции Франческо Гвиччардини и Никко

--PAGE_BREAK--Глава I. Начало правления Медичи во Флоренции в «Историях Флоренции» Франческо Гвиччардинии Николло Макиавелли
За точку отсчета для своей «Истории» Гвиччардини берет восстание чомпи[102]. При описании, пусть и достаточно кратком, этого восстания сразу проявляется принадлежность автора к флорентийской знати. К примеру Микеле Ландо[103]  в представлении автора  — человек спасший Флоренцию от разрушения[104]. Соглашение Микеле с Комиссией Восьми Гвиччардини считает необходимой и благоприятной мерой для здоровья города[105]. В отечественной же историографии Ландо считали предателем[106], он был «подставной фигурой, хорошо обученным ставленником чуждой чомпи группировки»[107], «демагогом, сумевший войти в доверие к мелким ремесленникам и торговцам»[108], как его называл В.И.Рутенбург. Если внимательно посмотреть на анализ В.И.Рутенбургом сведений о восстаний в различных источниках, то можно сказать, что все, кто сколько-нибудь поддерживали восстание чомпи, негативно относились к Микеле, а враги восстания наоборот, поддерживали его. Поэтому Франческо Гвиччардини можно отнести к врагам восстания.

Упоминание о восстании чомпи необходимо потому, что при изложении Гвиччардини краткой истории восстания абсолютно не упоминается имя Сальвестро Медичи, одного из руководителей восстания наряду с Микеле ди Ландо[109]. О том насколько большую роль он сыграл в восстании в историографии идут споры. Несомненно, что он не был вожаком восстания, но его участие на стороне основной массы народа сыграло важнуюроль в судьбе дома Медичи. Сальвестро получил от чомпи титул «рыцаря народа», а точнее «рыцаря чомпи»[110], причем получил его добровольно. Также он получил от чомпи право доходов с ряда торговых лавок Флоренции[111]. Об этом факте, который сыграл достаточно существенную роль в установлении власти Медичи, у Гвиччардини не упоминается. Существует мнение, что установление синьории Медичи было как раз следствием этих самых флорентийских восстаний, включая восстание вышеупомянутое чомпи[112]. Конечно к этому привело и ряд других причин, но по мнению ряда авторов, изучавших данную проблему, эта была самой существенной[113]. Зато о последствиях восстания чомпи для дома Медичи говорит Макиавелли, который упоминает и о возведении в рыцари Сальвестро Медичи[114] и о получении им торговых привилегий[115]. Причину этого Макиавелли видит в том, что Микеле Ландо хотел таким образом привлечь на свою сторону дополнительных сторонников. При этом Макиавелли не видит прямой связи между восстанием чомпи и возвышением Медичи.

Начало возвышения Медичи Франческо Гвиччардини связывает с именем Джованни де Бенчи и его сына Козимо[116] что совпадает с мнением Макиавелли[117], и на сегодняшний день нашло подтверждение в работах историков[118]. Первое имя члена семьи Медичи, упомянутое в «Историях» обоих авторов – имя Джованни. Кто же был этот человек, по мнению Гвиччардини, возглавлявший партию противников Никколо Уццано и его сторонников? Джованни Биччи Медичи[119] был  тем, чьи «банковские дела заложили основу успеха клана Медичи в следующем поколении»[120].После смерти его отца Аверардо в 1363 году, он остался вместе с пятью братьями с небольшим наследством, которое отец разделил на всех. В 1385 он начинает управлять одной из самых важных ветвей банка Медичи – в Риме, а в 1397 он переезжает во Флоренцию, располагая капиталом в сто тысяч флоринов из которых больше половины он заработал сам. Он был на первых порах очень осторожен и медленно приобретал влияние в городе. То как он это делал, позже делали и другие представители семьи Медичи. В 1402 он был впервые выбран в синьорию, приором которой был еще несколько раз[121]. В 1403 поехал послом в Болонью. В 1421 он стал гонфалоньером правосудия. И все это оказало значительное влияние на дальнейшую судьбу Козимо[122]. За ним остался авторитет отца, его деньги, отец устроил его свадьбу с Контессиной Барди. Следует отметить, что Медичи в то время не принадлежали к числу влиятельных домов Флоренции, а вот семейство Барди было очень древнем и знатным[123]. Гвиччардини вобще редко указывает на те браки, которые осуществил род Медичи. Возможно это показалось ему не нужным. Но вот у Макиавелли, к примеру, мы находим ряд подверждений важности браков в то время. Также Макиавелли подчеркивает и значение браков для дома Медичи[124]. Как бы то ни было необходимо отметить, что такие браки, когда богатые, но незнатные семьи стремились породниться со знатными, но обедневшими были политикой многих семей[125]. Тот же брак Козимо являлся продолжением политики Джованни Медичи, который стремился к слиянию банков Медичи и Барди[126]. Джованни умер вторым по богатству человеком в городе[127], оставив после себя ту организацию и структуру, которая сделала его не только знатным во Флоренции, но и Европе[128].Козимо оставалось лишь не растерять добытое его отцом положение.

Далее Гвиччардини останавливается на описании результатов конфликта во Флоренции между Медичи и оппозицией. Во главе противоположной партии стоял Никколо да Уццано, «человек переменчивого характера и вида»[129]. Когда он умер, находившийся на его стороне Бернардо Гуарданьи став гонфалоньером правосудия выслал Козимо из города[130], вместе с его родственниками Аверардо[131] и Лоренцо[132]. Это же нам сообщает и «История» Макиавелли[133]. Макиавелли при этом дополняет, что инициатива ареста Козимо исходила от приемника Никколо      Уццано – Ринальдо Альбицци. Гвиччардини не останавливается ни на причинах высылки Козимо, равно как не вдается в подробности того, как происходило изгнание. Однако для понимания ситуации во Флоренции этот момент необходимо рассмотреть более подробно[134]. Через четыре дня флорентийский народ на собрании (parlamento) выразил свое согласие создать новую Балию, куда вошли сторонники Альбицци. Комиссия обвинила Козимо в намерении захватить власть, за что, по законам республики, полагалась смертная казнь. Однако здесь на помощь Козимо пришли его деньги. Феррара, Венеция, папа Евгений IV, все те, кто пользовался услугами банка Медичи, вступились за него и казнь была заменена высылкой[135]. Можно отметить также, что Гвиччардини упоминает в числе изгнанных именно Козимо, Аверардо, Лоренцо и Аччайуоли[136], в то время, как общее число изгнанных, относящихся к дому Медичи, достигло восьми человек[137].Их высылали постепенно за период с сентября по ноябрь 1433 года[138]. В «Истории» Макиавелли, кстати, также написано, что были изгнаны именно Козимо, Аверардо и «многие другие из дома Медичи»[139]. Почему же оба автора обращают  свое внимание именно на эти фамилии ?[140]. Дело в том что Аверардо в то время руководил одним из филиалов банка Медичи. Причем в то время существовало две «ветви» банка Медичи. Первая была основана отцом Аверардо, Франческо[141], а вторая принадлежала Джованни ди Бенчи[142], а потом и его сыну. Но несмотря на то что и Аверардо и Козимо фактически являлись самостоятельными главами своих банков, Аверардо был «верным защитником интересов своей фамилии»[143]. Таким образом, имена Аверардо и Козимо Медичи выделяются постольку, поскольку они являлись главами дома Медичи, но каждый из них возглавлял свою ветвь «семьи».     Что касается упоминания имени Лоренцо, то здесь на мой взгляд, для понимания этого вопроса, следует более подробно остановиться на вопросе о структуре дома Медичи. В итальянском городе существовали так называемые «малые семьи» и «большие семьи». Малая семья представляла из себя круг ближайших родственников[144]. Во главе семьи стоял старший член семьи. В данном случае имена Козимо и Лоренцо, его брата, называются постольку, поскольку фактически они оба стояли в то время во главе ветви семьи, идущей от Джованни д`Бенчи, как самые старшие. Аверардо также стоял во главе другой ветви семьи, ведущей свое начало от Франческо[145]. Во-вторых Гвиччардини сообщает, что Медичи были высланы в Венецию[146].У Макиавелли мы встречаем упоминание о Падуе[147]. Козимо, был изгнан на 10 лет, Лоренцо на 5 лет отправился в Венецию. А вот Аверардо был отправлен в Неаполь также на 10 лет[148]. Также важное значение для Медичи имела высылка Аччайуоли[149] в Грецию[150], так как он фактически остался представителем интересов промедичейской группировки во Флоренции. Макиавелли сообщает нам, что причиной изгнания стало перехваченное письмо Аччайуоли, адресованное Козимо, в котором Аньоло побуждал Козимо к интригам[151]. Можно также отметить, что после прихода к власти семья Медичи  породнилась с Аччайуоли[152].        

Таким образом автор подчеркивает, что высылке подверглись именно главы семьи[153]. Выслать всю семью было фактически невозможно поскольку живущие в одном городе семьи на протяжении длительного времени соединялись между собой узами браков, родства и образовывали своеобразную сеть. Если бы пришлось выселять всех, кто находился в каких-либо отношениях с Медичи, то пришлось бы выселять даже кое-кого из представителей оппозиции.

Приход к власти Никколо Кокки, гонфалоньера правосудия и сторонника Медичи, накалил обстановку до предела[154]. Кстати,гонфалоньером правосудия Кокки был выбран не в сентябре, как написано в «Истории», а в августе. Гвиччардини даже пишет о имевшем место восстании, но опять же ошибается в дате написав,что выступление антимедичейской группировки Альбицци имело место в 33 или 34 году[155]. На самом деле выступление не могло произойти ранее августа 1434, поскольку до этого времени гонфалоньером правосудия был Донато Велути, сторонник Альбицци[156]. Более того, имевшие место волнения, о которых упоминает Гвиччардини, так и не перетекли в вооруженное столкновение. Что же касается упоминания о выборах, и синьории, то эта фраза нуждается в пояснении. Итак, в своей «Истории» Гвиччардини пишет, что была выбрана новая синьория, которая работала с сентября[157]. Эти выборы были напрямую связаны с упоминавшимися у Гвиччардини волнениями. Дело в том, что после того, как стало известно о том, что новым гонфалоньером правосудия будет Никколо Кокко, Донато Велутти хотел распустить синьорию. Это было возможным, поскольку новая синьория приступала к деятельности через три дня после результатов выборов. Собственно за этим и стоял Ринальдо Альбицци[158]. Однако после продолжительных споров было все же решено допустить новую синьорию к деятельности, но бдительно следить за ней. И вот когда новая синьория пришла к власти Никколо Кокко сразу же вызвал для допроса подозрительных людей, а это были Ринальдо Альбицци, Ридольфо Перуцци, Никколо Барбадоро. Те в свою очередь, получив известие об этом, вооружились и хотели направиться к синьории, но поскольку ряд заговорщиков не явился на место сбора, представители синьории стали отговаривать Ринальдо Альбицци от шага, который он собирался совершить[159]. А после того, как они согласились с требованием о невозвращении Козимо, заговорщики сочли за благо разойтись[160].Кроме того, автор не упоминает о главной причине кризиса режима Альбицци – войну с Луккой. Шедшая три года, эта неудачная война лишь пошатнула положение Альбицци и его сторонников.

Тем не менее именно кризис во Флоренции, автор называет главной причиной возвращения из ссылки представителей медичейской группировки[161]. Козимо вернулся во Флоренцию 6 октября 1434 года, но Гвиччардини не счел нужным упомянуть эту дату. При этом необходимо отметить, что автор отмечает роль Пьеро Гвиччардини и Нери Капоне[162].

Если упоминание Нери можно объяснить, что будет сделано далее, то с Пьеро Гвиччардини не все так просто, поскольку в сочинениях других авторов, а также историографии, освещенной в данной работе, ему вообще не отводиться какого-либо видного места. Для того чтобы понять, что это был за человек, необходимо обратиться к другому сочинению Гвиччардини – «Семейной хронике». Из нее мы можем узнать, что Пьеро Гвиччардини был сыном Луиджи Гвиччардини, бывшего гонфалоньером правосудия во время восстания чомпи[163]. Во время войны в Романьи он был послан комиссаром в войска вместе с Аверардо Медичи[164]. За его связи с домом Медичи он и был выслан, причем как пишет сам автор «Семейной хроники»: «Пьеро за его связи и родство с Козимо мог бы подвергнуться большим неприятностям, если бы его не защитил и не помог ему брат его, мессер Джованни, принадлежавший к партии, враждебной Козимо»[165]. Далее Гвиччардини пишет, что, по возвращении во Флоренцию, Пьеро участвовал в подавлении выступлений Альбицци и был после Нери и Козимо самым важным человеком в городе[166]. Подводя итог, можно сказать, что все же упоминание Пьеро можно объяснить прежде всего желанием Гвиччардини подчеркнуть роль своей семьи в истории Флоренции. Этим же, к примеру, можно объяснить и то, что он начал свою «Историю» с упоминания имени своего родственника – Луиджи Гвиччардини[167].

Что касается роли Нери, то в начале формирования власти Медичи его роль в рядах сторонников Медичи была достаточно велика. Вообще, следует отметить, что представление о том, что Козимо Медичи был фактически правителем города после своего возвращения не совсем верна. Скорее здесь можно говорить о том, что к власти пришла новая группировка знати[168], в которой, особенно на первых порах, нельзя выделить кого-либо одного безусловного лидера, что собственно отмечается Франческо Гвиччардини. Помимо Нери можно упомянуть и представителей семьи Пуччи, которые помогали Козимо[169], за что, кстати также были высланы[170].

Автор подчеркивает, что даже после возвращения из ссылки Козимо не имел подавляющего преимущества даже в своей партии, а советовался с Пуччо Пуччи[171]. К примеру, 6 декабря 1446 года Синьория обсуждала вопрос о изменении положения выборов в аккопиаторы[172]. Как известно, накануне выборов в специальную сумку (borsa) клались записки с фамилиями кандидатов[173]. Выборы по жребию производились путем извлечения записок из этой сумки вслепую[174].Ряд представителей Синьории предложил выбрать аккопиаторов не по жребию, а просто назначить. Но для этого было надо не закрывать сумки, а изъять из них фамилии людей, предназначенных для выборов в аккопиаторы. Козимо предложил ничего не менять и опечатать сумки. Напомним, что со времени возвращения Козимо прошло уже 12 лет. Так вот, из 29 человек, обсуждавших этот вопрос, за Козимо стояло меньше половины – 11 человек, из которых безусловно его поддерживало лишь 6[175]. Так что говорить о какой-либо абсолютной власти здесь не приходиться, тем более, что по всем важным вопросам Козимо консультировался с приорами и гонфалоньером правосудия[176].

Конфликт между Нери и Козимо, о котором рассказывается в обеих «Историях»[177] был вызван отношениями с герцогом Франческо, о которых упоминает Гвиччардини[178]. Он, правда, не связывает эти события. На самом же деле ситуация была следующей. Во время Ломбардской войны граф Франческо сперва находился на службе у Милана, воюя против венецианцев, которых поддерживали флорентийцы. Помощь их была незначительной, а потому они фактически оставались нейтральными. Но вскоре граф Франческо расторг союз с Миланом и, решив его захватить, обратился за помощью к Козимо Медичи. Козимо решил помощь графу в то время, как Нери был против. Как пишет Гвиччардини, Козимо указал на причины, по которым следовало бы благоприятствовать графу. Он не поясняет, какие именно, но здесь нам на помощь приходит сообщение Макиавелли, который пишет что Козимо считал, что если не помочь графу, Милан захватят венецианцы, а это будет для Флоренции намного хуже. Нери же был против этой идеи. А поскольку Нери был во Флоренции лицом, по крайне мере не уступающем Козимо в славе и известности, то Козимо оказался в тяжелом положении. Как пишет Гвиччардини, Козимо боялся, что, утратив положение, он уже не сможет держать под контролем важные дела в городе[179]. В качестве противовеса усиливающемуся положению Нери Козимо начинает возвышать Луку Питти, не такому умному, как он, но преданному. Считается, что он сделал специально потому что знал, узнав как правит Питти, народ снова захочет Медичи.

Но конечно главная опасность, исходила не только от Нери, но и от Бальдаччо Ангиари, по сути обеспечивавшему Нери поддержку армии[180], которой не было у Козимо. Несмотря на участие Нери в разного рода военных действиях, он был человеком абсолютно невоенным[181]. Гвиччардини кратко и правильно излагает подробности убийства Бальдаччо[182]. Можно лишь добавить, что Бартоломео Орландини, имел личные счеты с Ангиари. Таким образом получилось, что в этом убийстве Козимо оказался абсолютно не причем[183]. После этого, по словам Гвиччардини, Нери, поняв, что положение Козимо ему не изменить, терпеливо стал ждать подходящего времени и случая. Сам же Козимо, поставив Нери на место, вновьстал оказывать ему знаки доверия[184].

Следует отметить, что было бы заблуждением считать правление Медичи временем спокойствия и гармонии. Другое дело, что, во-первых, сам Козимо был человеком достаточно умным и  понимал, что метод казней и убийств не будет способствовать его популярности, и прибегал к этому способу достаточно редко. Во-вторых, его деньги и контроль над финансами, а значит и над налогами[185], порой оказывался более действенным оружием, чем нож или яд[186]. Это понимали и его противники. Вот как, к примеру, по сообщению Филельфо отзывался о деятельности Козимо и его союзников Леонардо Бруни Аретино, бывший союзником Альбицци: «Козмианцы, эти грязные мерзавцы, всякими непристойными и гнустными путями собирают деньги, чтобы привлечь к себе симпатии самых низов плебса и нищих»[187].

Далее Гвиччардини рассказывает о действиях Козимо после возвращения из ссылки отмечая создание новой балии и охоту на своих врагов. По сообщению Филельфо, Ринальдо Альбицци также считал причиной этого деньги Козимо: «На его [Козимо] примере мы видим, какой силой обладает богатство: он изгнал из отечества всех лучших людей»[188].Однако можно говорить о том, что промедичейская балия начала свою работу тогда, когда Козимо находился в пути. Уже тогда были составлены новые списки лиц, предназначенных для выборов[189]. Для того, что подчеркнуть личность Козимо, Гвиччардини приводит его фразу о том, что «из кусков сукна Сан-Мартино можно выкроить во Флоренции хороших людей». Эта же фраза, встречается и у Макиавелли[190], правда в звучит несколько по другому[191]. Высказывание это охотно копируются в книгах историков[192].

Далее Гвиччардини пишет, что Козимо благодаря новым выборам, удалось добиться того, что на различные посты выбирались только те люди, которых он хотел[193]. Так автор называет одну из главных причин того, что Медичи так долго находились у власти – контроль за выборами. Это высказывание автора «Истории Флоренции» безусловно нуждается в пояснении. Члены синьории, приоры, выбирались на народном собрании. При этом приоров могли выбирать года на два или на три вперед. При Козимо окончательно был установлен порядок, когда специальная комиссия, балия, проводила выборы на пять лет. Кроме того, была создана коллегия десяти аккопиаторов, без участия которых не проходили выборы не на одну важную должность.

Немного автор упоминает и о внешнеполитических взглядах Козимо. Так, как уже упоминалось выше, у Козимо существовала своя точка зрения на то, как было необходимо было поступить в случае с графом Франческо. Далее, описывая как назревала война между графом Франческо с одной стороны и венецианцами и арагонцами с другой, автор знакомит нас с точкой зрения Козимо по этому вопросу. По словам Гвиччардини, Козимо считал, что необходимо воспрепятствовать большому возвышению венецианцев, но поскольку он видел что во Флоренции народ не готов к большим жертвам, то решил пока не вступать в войну[194].

Вообще-то можно сказать, что помимо желаний народа, Козимо и сам не слишком стремился к войне с Венецией. Он лично беседовал с венецианским послом, стремясь к миру. Нельзя забывать, что во время изгнания Козимо фактически жил в Венеции[195]. Главное, что необходимо отметить, это то, что Гвиччардини показывает нам, что Козимо не активно участвовал во внешне политической жизни города. Он ограничивает его роль лишь упоминая некоторые из его точек зрения на те или иные события..

Смерти Козимо равно как и переходу власти от одного представителя семьи Медичи к другому автор уделяет достаточно пристальное внимание. Что характерно, Гвиччардини довольно редко использует точные даты тех или иных событий. Вот и сейчас он пишет, что смерть Козимо произошла «в течении года 1464», подчеркивая, что одной из причин являлась болезнь подагрой, которой позже болел и его сын Пьеро, и его внук Лоренцо. В обоих случаях болезнь ускоряла их кончину. «Завещал он перед смертью не делать похорон роскошных, и так и было сделано, но были даны все те почести, которые мог город свободный дать своему гражданину, и среди других почестей был в народном декрете назван «отцом родины» — пишет Гвиччардини[196].«Во Флоренции и за её стенами все граждане и все государи христианского мира оплакивали смерть Козимо…», «…весь народ в торжественной процессии сопровождал прах его к месту погребения в Сан-Лоренцо, и по правительственному указу на надгробии начертано было «Отец отечества» — вторит ему Макиавелли.  Pater Pateriae[197] — эти слова стали нарицательными для всего времени правления Козимо Медичи[198].

Говоря о культурной жизни Флоренции оба автора перечисляют наиболее крупные постройки, сделанные при нем[199]: Сан Лоренцо[200], Бадиа Фьезоле[201], монастырь Сан Марко[202], Карреджо[203], а также постройки в Иерусалиме[204]. По сути если обратить внимание и на другие высказывания в «Истории» о Козимо все его действия в области искусства авторы ограничивает этими постройками, которые «пожизненно показывали славу его»[205] и относились, по их мнению, к тому, что было построено не только «с большим расходами, но и с большим умом»[206].

Конечно, можно возразитьГвиччардини, читая которого можно прийти к выводу что, кроме построек, Козимо ничего не оставил своим потомкам. Можно, например, упомянуть созданную им публичную библиотеку (Лауренциану)[207]. Когда умер Николо Николи, собиратель манускриптов, Козимо, заплатив его долги, выбрал для себя наиболее ценные рукописи, а остальные отдал монастырю Сан-Марко[208]. Всего за 6000 гульденов Козимо приобрел около 800 томов книг[209].

Макиавелли, что следует отметить, упомянул, описывая личность Козимо, и флорентийский платонизм[210], и его главного идеолога Марсилио Фичино[211], который был обязан своим появлением именно Козимо. Хотя в данном случае в связи с последними исследованиями, можно сказать, что роль Козимо была не такой большой, как считали раньше. Козимо в 1439 году, после проповеди платоновских идей византийцем Георгием Гемистом Плифоном, посетила идея создания Флорентийской Академии, главой которой он и назначил Фичино[212]. Однако существует точка зрения, что на самом деле не Козимо привлек Фичино к созданию Академии, а сам Марсилио сумел внушить правителю Флоренции высокое мнение о себе[213]. Но каким бы путем не пришел Фичино к Козимо, его имя на долгое время стало ассоциироваться с семьей Медичи. При Пьеро Медичи идеями Фичино увлекся молодой тогда Лоренцо[214], а позже образовался особый круг ученых. Здесь надо отметить, что и восприятии современников время Козимо воспринималось как время реального культурного лидерства Флоренции[215].

Что же касается остальной части данной главы, то слова о том, что Козимо «имел такую репутацию, что может быть с падением Рима до самого времени его никакой гражданин частный не мог иметь никогда такую с падением Рима»[216], являются прежде всего собственной точкой зрения Гвиччардини и, как будет показано в дальнейшем, сравнивая Козимо с другими Медичи, правившими Флоренцией, автор явно отдает предпочтение Козимо[217]. Гвиччардини не посчитал нужным далее распространяться на тему того, как и чем Козимо приобрел свою репутацию. Хотя на самом деле все было достаточно просто. Еще Джованни Медичи, отец Козимо, прославился тем, что «благодетельствовал молчаливо, чтобы добрые дела не кричали о себе», при этом специально оплачивая распространителей слухов из плебейских слоев. Такое милосердие правящих слоев, в данном случае выразившиеся в дешевых кредитах для людей среднего достатка, непрерывных крупных постройках, обеспечивавшие работой тысячи людей, работа для артистов, заказы для книжных лавок[218], являлось в представлении знати рационально рассматриваемым средство спасения души и залогом поведения, соответствующего нравственными нормами идеального делового человека[219]. Помимо этого вот так Медичи и приобретали популярность в народе и это «был их всегдашний и неизменнейший способ действия»[220]. В общем, о правлении Медичи довольно удачно сказал Аччайуоли, который написал, что «Козимо и Пьеро сделали все, что они могли, но они не могли сделать все, что было нужно городу»[221].

Подводя итог, мы должны иметь в виду следующее. Сравнивая то, как освещается время правления Козимо Медичи в «Историях Флоренции» Макиавелли и Гвиччардини, следует иметь в виду, что Гвиччардини дает нам краткое изложение событий во Флоренции, поэтому вполне естественно, что некоторые моменты более тщательно рассматриваются у Макиавелли. Гвиччардини старался, говоря о времени Козимо Медичи, дать изложение основных и, на его взгляд, самых важных фактов, характеризующих это время, что так же следует учитывать. Этим можно объяснить в частности то, что Гвиччардини не останавливается на изложении фактов, касающихся развития в то время во Флоренции искусства, а ведь это было время Возрождения. При этом следует учесть, что  многие моменты для их лучшего понимания нуждаются в пояснении. Гвиччардини иногда не считает нужным подробно останавливаться на том или ином, скорее всего, поскольку он писал «Историю Флоренции» для себя и это ему казалось ненужным. Следует подчеркнуть, что вышесказанное, как было сказано ранее, относиться именно к данной главе и освещаемому автором периоду правления Козимо Медичи.


    продолжение
--PAGE_BREAK--Глава II. Правление Пьеро Медичи в оценке Гвиччардини и Макиавелли
Большинство историков считают, что Пьеро Медичи не оставил значительного следа в истории Флоренции и в истории дома Медичи[222].

Все повествование и Гвиччардини и Макиавелли о правлении Пьеро Медичи сводиться к двум моментам: краткая его характеристика, и описание заговора против него.

Франческо Гвиччардини описывает Пьеро как человека, обладающего мягким характером, наделенным милосердием. При этом он отмечает, что полностью он не мог управлять государством из-за мучившей его внутри подагры[223]. В связи  с этим необходимо отметить, что в некоторых исследованиях Пьеро Медичи упоминается не иначе, как Пьеро Подагрик[224]. Эта болезнь, как уже было отмечено, была чуть ли не наследственной. По сообщениям того же Гвиччардини и Маккиавелли ею болели и Козимо, и Пьеро, и Лоренцо. Возможно поэтому, как сообщает Гвиччардини, сын Козимо не был поклонником наслаждений, что, впрочем, только обеспечило ему популярность среди граждан Флоренции, и поэтому же его смерть была воспринята в городе достаточно болезненно[225]. Однако, как пишет Гвиччардини, «при этом получилось так, что некоторые люди сосредоточили в своих руках такую власть, и находились в таком положении, о котором ниже будетсказано». Эти люди, о которых рассказывает Гвиччардини, и были будущими заговорщиками. С Гвиччардини согласен и Николло Макиавелли, который пишет, что именно из-за своей болезни Пьеро не мог воспрепятствовать распрям и «разгулу честолюбия» во Флоренции[226].

Вопрос о заговоре, а точнее его изложение в «Истории» Гвиччардини заслуживает более пристального внимания. По сообщению Гвиччардини лидеров заговора было трое: Диетсальво Нерони, мессер Аччайуоли и Лука Питти. Причем по мнению Гвиччардини виной всему было честолюбие Нерони. Аччайуоли был просто человеком с большой властью, Лука Питти знатным не был, и поэтому мог рисковать[227]. По сути здесь опять же повторяется мнение Макиавелли, который также считал что виной всему было то, мессер Диетсальви «личное честолюбие свое ставил выше дружеских чувств к Пьеро»[228]. Он также считает его главой заговора. При этом он также отмечает, что Лука Питти стремился оказаться на месте Пьеро, а мотивы Аччайуоли имеют личные корни[229]. Если Гвиччардини называет целью заговорщиков устранение Пьеро Медичи, то Макиавелли дополняя его говорит, что целью заговорщиков было сделать так, чтобы «республика управлялась магистратами, а не прихотью нескольких могущественных граждан»[230]. Сразу же необходимо отметить, что в историографии в качестве лидеров заговора называются те же люди, но их роль рассматривается по разному. Н.Рубинштейн, к примеру, считает, что наибольшую роль в заговоре играл Аньоло Аччайуоли, потому, что он в это время поддерживал связь с Франческо Сфорцей, герцогом Миланским, который внимательно следил за событиями во Флоренции и был не прочь извлечь из них для себя выгоду[231]. Незадолго до смерти Козимо Аччайуоли писал, что Пьеро и его отец были «людьми больными и старыми, которые были ослаблены и боялись до такой степени, что уклонялись от всего, что могло быть причиной неприятностей и беспокойства»[232]. Вторым, по мнению профессора Н.Рубинштейна, был Лукка Питти, который создал группу единомышленников назвав её «the flower of Florence»[233].А вот Д.Хейл, например, не выделят из этой троицы никого[234].

По сообщению Гвиччардини, вначале заговорщики решили действовать демократическими методами, повлияв на ход выборов, точнее изменив их ход[235]. Эта фраза нуждается в пояснении. Во-первых, срок заговора (1465) был подобран как нельзя кстати, так как в этот год необходимо было выбрать новую Комиссию восьми по охране государства (Otto di guardia), которая была выбрана в 1460 году на 5 лет[236]. Что касается изменения системы выборов, о котором упоминает Гвиччардини[237], то заговорщики планировали отменить институт аккопиаторов и доверить выборы должностных лиц народу. Но когда выяснилось, что в этом случае их ставленник на пост гонфалоньера, Лука Питти потеряет значительную часть  поддержки, было принято решение вернуться к старой системе выборов[238].

Гонфалоньером правосудия был выбран, 29 октября 1465, не Лука, а Никколо Содерини, которого Гвиччардини также называет их сторонником[239]. Но исследования того же Рубинштейна показывают, что его нельзя считать полностью приверженцем оппозиции. Это косвенно подтверждает и сам Гвиччардини, который говорит о том, что изменения произошедшие во время гонфалоньерата Содерини были незначительными[240]. Макиавелли объясняет это в частности тем, что Никколо Содерини был братом Томмазо, сторонника Пьеро. Можно прибавить, что и жена Содерини Дианора, была сестрой Лукреции Торнабуоли, жены Пьеро Медичи[241]. Также и в своей «Истории» Макиавелли, причислив Содерини к заговорщикам отмечал, что Никколо хотел лишь чтобы Флоренция была свободной и управлялась магистратами[242].

Тут же мы видим у Гвиччардини наряду с представлением глав оппозиции и перечисление на тот момент лидеров группировки Медичи. К ним автор относит «Томмазо Содерини, Луиджи и Якопо Гвиччардини, Антонио Ридольфи, Отто Никколини и других»[243]. Все эти люди действительно являлись на тот момент лидерами партии Медичи. Вообще же для обоих авторов характерно то, что они не называют Пьеро правителем или хозяином Флоренции. Речь идет скорее о «партии Пьеро»[244] или о «сторонниках Пьеро»[245].

Также Гвиччардини сообщает нам, что для того, чтобы пошатнуть положение Пьеро заговорщики решили воспрепятствовать ему в вопросе относительно посылки денег в Милан[246]. Гвиччардини подробно не останавливается на этом вопросе, но в данном случае необходимо пояснение. Как указывает  в своей «Истории» Макиавелли, в конце 1465 года в Милане скончался Франческо, герцог Миланский. Его приемник, Галеаццо, направил во Флоренцию послов для подтверждения договоров, заключенных его отцом. В частности, по одному из пунктов этого договора, Флоренция была обязана выплачивать герцогу ежегодно определенную сумму денег[247]. Как сообщает нам Гвиччардини, из Флоренции были посланы в Милан послы, главной целью которых было разведать обстановку в городе. После получения всей необходимой информации было решено послать в Милан 40.000 дукатов. Вот этот вопрос и решили использовать в своих целях заговорщики. Они говорили, что выплата таких сумм будет большим грузом для города и эта идея не будет пользоваться популярностью. Пьеро и его сторонникам пришлось приложить много усилий для того, чтобы отстоять свою точку зрения[248]. По сообщению Макиавелли, Пьеро заявил, что «не годиться из-за скупости терять такого полезного союзника, что ни для Флорентийской республики, ни даже для всей Италии нет ничего более полезного, чем дружбы с герцогом»[249].

Далее у  Гвиччардини идет описание того, как заговорщики решили устранить Пьеро вооруженным путем. Пьеро спасло то обстоятельство, что он пошел к Флоренции другим путем, а не тем, который был занят вооруженными людьми. Гвиччадини объясняет это тем, что у Пьеро была «хорошая судьба»[250]. Однако на самом деле удача Пьеро здесь была совершенно ни при чем. В современной историографии существует следующая точка зрения на эти события: почувствовав недомогание, Пьеро Медичи уехал в августе на виллу в Карреджо. Болезнь его была вызван среди других причин и тем, что герцог Феррары захватил Пистойю и мог угрожать Флоренции. Однако Галеаццо Мария Сфорца, герцог Милана, которому Пьеро в свое время оказал неоценимую помощь, направил 15 сотен всадников для защиты Флоренции. Обрадованный этой новостью, Пьеро решил лично явиться во Флоренцию. Вместе с отцом в это время на вилле был и Лоренцо, который выехал раньше отца и направился в город по дороге, на которой уже были вооруженные заговорщики. Однако его спасло то, что он встретил по дороге нескольких крестьян которые сообщили ему, что главная дорога перекрыта. Вернувшись, Лоренцо сообщил об этом отцу и вместе они по другой дороге благополучно добрались до города[251].

Конец оппозиции был положен, как говорится и у Гвиччардини и у Макиавелли, когда гонфалоньером правосудия стал Роберто Лиони, сторонник Пьеро, и был создан новый парламент[252]. А вскоре новая балия приговорила к изгнанию, как нам правильно сообщает «История» Гвиччардини, Аччайуоли с сыном, Диетсальви с сыном и братом. Не избежал этой участи и Никколо Содерини, поскольку он был гонфалоньером правосудия во время действия заговорщиков и его обвинили в подтасовке результатов выборов[253]. Мягкость Пьеро, а в частности то, что он не выслал Луку Питти, автор опять же склонен объяснять его милосердной натурой[254]. Что касается внешнеполитических событий, то здесь Гвиччардини не упоминает нам о том, какое участие принимал в них Пьеро.

В  декабре 1469 года, пишет Гвиччардини, во Флоренции умер Пьеро Медичи[255]. Опять же следует уточнить за автора, что точной датой смерти было 1 декабря. Смерть его, продолжает автор, была воспринята достаточно болезненно из-за его мягкой и милосердной натуры. Кроме того, было не совсем понятно, как город будет управляться далее. Далее Гвиччардини пишет, что Лоренцо Медичи, сыну Пьеро Медичи, к моменту смерти последнего «был в возрастедвадцати или двадцати одного года». Чувствуется неуверенность автора в определении дат. Лоренцо к моменту смерти Пьеро было двадцать лет[256]. Также автор отмечает, что смерть Пьеро «могла породить революцию».В самом деле учитывая молодость Лоренцо и Джулиано у многих мог появиться повод прибрать к рукам власть. Однако все было решено за два дня. Как сообщает Гвиччардини, вечером в день его смерти и на следующий вечер в Сан Антонио собрались 600 граждан и решили оставить власть у детей Козимо. Причем возглавлял это собрание Томмазо Содерини, которому автор отводит главную роль, представляя его как человека, который своими речами сумел убедить народ в необходимости данного решения[257]. С ним согласен и Макиавелли, который отводит Содерини ведущую роль в этом процессе, при этом характеризуя его, как человека «чья рассудительность и влияние известны были не только во Флоренции, но и всем итальянским правителям»[258]. Можно лишь добавить, что это собрание у церкви Святого Антонио было стихийным[259]. Оно представляло собой собрание приверженцев Медичи, заинтересованных в продлении существующего режима. Рубинштейн отмечает, что число принявших участие в этом своеобразном митинге увеличилось со 150 до 700 человек[260].

Заинтересованность и действия Содерини объясняются прежде всего его желанием занять при Медичи господствующее положение, что впрочем и получилось на первых порах. Что касается следующего сообщения Гвиччардини о том, что Лоренцо рекомендовал потратить 300.000 дукатов чтобы продемонстрировать силу и порядок, то она нуждается в пояснении[261]. Лоренцо ещё за день до смерти отца отправил письмо в Милан, желая выяснить отношение к нему герцога, и узнать, сможет ли он оказать ему поддержку[262].Сфорца, заинтересованный в том, чтобы привлечь Флоренцию на свою сторону и увеличить влияние в городе, ответил согласием[263]. Это придало Лоренцо дополнительные силы и увеличило его репутацию. Вот как пишет об этом сам Лоренцо: «Хотя я, Лоренцо, был очень молод, двадцати лет от рождения, первые люди города и режима пришли к нам в наш дом и сочувствуя с нами о нашей потере, убеждали меня принять на себя заботу о городе и режиме, как делали мой отец и дед. Я сделал это, хотя по причине моей юности это было большим риском и большой ответственностью в следствие принятого решения, с большой неохотой и единственно для безопасности наших друзей и нашего имущества»[264].

В итоге мы можем сделать следующий вывод относительно отражения правления Пьеро Медичи в «Историях Флоренции» Макиавелли и Гвиччардини. Если говорить о отражении фактов, то оба автора останавливают свое внимание прежде всего на двух важных событиях: заговор против Пьеро и его характеристика. Исходя из сравнения данных из источников с фактами, изложенными в историографии, можно отметить, что авторы достаточно верно передают нам характеристику происходящих событий. Видно, что оба автора не относятся к Пьеро отрицательно. Отношение к нему можно определить скорее как нейтральное. Макиавелли прямо пишет, что «Отечество не могло в достаточной мере оценить его благородство и доброту, ибо отец его Козимо сопровождал его, можно сказать, почти всю жизнь, а те немногие годы, на которые он пережил отца, прошли для него в болезнях и гражданских раздорах»[265]. А Гвиччардини при описании смерти Пьеро лишь повторяет, что у Пьеро была «мягкая и милосердная натура»[266], никак не характеризуя его действия как правителя. В целом Макиавелли и Гвиччардини постоянно обращают внимание читателя больше на личные качества Пьеро, чем на его поступки в тех или иных ситуациях, что, на мой взгляд, служит доказательством того, что они не считают Пьеро Медичи правителем в полном смысле этого слова.


    продолжение
--PAGE_BREAK--Глава III. Лоренцо Великолепный и его время в представлениях авторов «Историй Флоренций»
Наиболее известным представителем семьи Медичи, жившей во Флоренции, был, несомненно, Лоренцо Медичи, получивший прозвище Великолепного[267]. Человек Возрождения, как его называли, прежде всего привлекал внимание многих исследователей своими деяниями и личными качествами. Вполне естественно, что и Франческо Гвиччардини и Никколо Макиавелли не могли в своих работах обойти вниманием время его правления. В данной главе мы попытаемся рассмотреть, чем отличались, в чем были схожи их взгляды на дела Лоренцо, и как авторы относились к нему самому.

Фактически повествование о времени правления Лоренцо Медичи Гвиччардини начинает сразу после сообщения о смерти его отца – Пьеро Подагрика. После описания внешнеполитических событий, происходивших в Италии в то время, когда во Флоренции во главе дома Медичи вставали новые люди, автор пишет что Лоренцо Медичи «встал на ноги», то есть стал приобретать все большую власть,  и связывает это Гвиччардини с реформами в управлении городом[268]. Далее автор описывает нам, что, находясь в сомнении, «Лоренцо и друзья» приступили к реформе аккопиаторов и совета Ста. Решения о преобразованиях рассматривалось Синьорией и наибольшую роль здесь сыграл Аньоло Стуффа, бывший тогда гонфалоньером правосудия. Гвиччардини не раскрывает нам подробностей проводимых реформ[269], однако это необходимо, поскольку здесь речь идет о методах, которыми Медичи, управляли Флоренцией. Но сначала необходимо отметить, что Гвиччардини говоря, что Лоренцо провел реформу аккопиаторов в 1470 году[270], немного ошибся. Действительно, обсуждение этого вопроса велось значительное время, но все же решение о реформе было принято 9 января 1471г. В чем же заключалась суть реформы, которую описывает Гвиччардини?.. Как известно, аккопиаторы во Флоренции по сути отвечали за выборы в различные органы власти (Балию, совет Ста и т.д.). Аккопиаторы избирались сроком на пять лет. Таким образом когда Лоренцо пришел к власти, то есть к 1470 году, у власти были аккопиаторы, выбранные в 1465 году. При этом следует помнить, что в 1466 году имел место мятеж против Пьеро Медичи. В результате перед Лоренцо встала необходимость избавить себя от ненадежных элементов правительства и при этом позаботиться, что бы такое не повторилось в дальнейшем. Предложения которые он вносил, были предложениями от «частного лица» и заботиться об их осуществлении был должен главным образом новый гонфалоньер правосудия — Аньоло Стуффа[271], сторонник Медичи и союзник Галеаццо, с которым дом Медичи поддерживал самые тесные связи. Суть реформы, по замыслу Лоренцо сводилась к тому, что аккопиаторов надо было выбирать не на пять лет, а на год. Перевыборы должны были проводиться в июле-августе каждого года, начиная с текущего[272].Это позволило бы устранить ненадежных людей и выбрать новых, а если и те подведут, то по крайне мере срок их деятельности был ограничен всего одним годом. Следует отметить, что Макиавелли вообще не счел нужным упомянуть о этих событиях.

Следующие важное событие, о котором сообщает Гвиччардини, произошло в самом начале правления Лоренцо Медичи и послужило иллюстрацией тех проблем, с которым пришлось столкнуться главе дома Медичи, как новому правителю[273].Как правильно указывает Гвиччардини, причиной конфликта были залежи квасцов, которыми владела коммуна Вольтерры[274]. Квасцы в то время были важным сырьем, и стояли на третьем месте по необходимости для Флоренции после соли и серебра[275]. Квасцы использовались в стекольном, кожаном, и, что наиболее важно, текстильном производстве, «из которого семья Медичи не забывала черпать прибыли, как и из банковских операций»[276]. Как сообщает нам в своей «Истории» Гвиччардини, Лоренцо Медичи желал полностью завладеть квасцовыми рудниками, и при этом считал, что если предприятие окончиться неудачей, то будет затронута его репутация[277]. Его критика[278], продолжает далее автор, привела к тому, что вольтерранцы, взявшись за оружие, начали мятеж. При этом автор признает, что точно не знает, какие требования предъявляли вольтерранцы. Как уточняет Макиавелли, требования же их были достаточно просты и сводились к требованию возврата прав на использование квасцов жителям Вольтерры[279]. Этому способствовали и неудачно проведенные переговоры. Посол от Флоренции, некто Ридольфи, настолько неудачно их провел, что лишь укрепил вольтерранцев в желании получить объект их устремлений[280]. Ничего не дали и переговоры, которые проходили во Флоренции. Как нам сообщает Макиавелли некоторые послы «будучи то ли подкуплены заинтересованными, то ли по искреннему своему убеждению» постановили отнять у вольтерранцев права на разработку квасцовых залежей. Лоренцо уже не мог пойти на уступки. В.И.Рутенбург, к примеру, объясняет это самим характером господствующей во Флоренции синьории, направленной на подавление классовых выступлений[281]. Далее Гвиччардини пишет, что во Флоренции были сомнения, которые касались главным образом возможной помощи Вольтерре[282] от венецианцев или Феррандо[283]. Но поскольку не один из них на помощь Вольтерре не пришел, то флорентийские войска под командованием герцога Урбинского благополучно завершили кампанию. Оба автора, Гвиччардини и Макиавелли упоминают о том, что Вольтерра подверглась страшному разграблению[284]. Именно это позже и ставили в вину Лоренцо Медичи. Казалось бы, жесткость на войне неизбежна, и не стоило ставить это правителю Флоренции в виду. Но причина пристального внимания к вольтерранским событиям заключалась в том, что такое жестокое отношение к своему же, тосканскому городу, было делом для того времени неслыханным[285].  Макиавелли и Гвиччардини не упоминают при описании военных действий имя Медичи, и это правильно, поскольку ни Лоренцо, ни Козимо, ни Пьеро в отличие от некоторых других правителей, во время войн не вели свои войска в походы, а предпочитали следить за ситуацией из Флоренции, решая дипломатические вопросы. На этом собственно в этой главе Гвиччардини заканчивает описание событий к которым представители дома Медичи имели непосредственное отношение.

Необходимо отметить, что автор довольно подробно останавливается на описании заговора в Милане, в результате которого был убит герцог Галеаццо. Это же описывает в своей «Истории» Макиавелли[286]. Напомним, что 26 декабря 1476 года в Милане, в церкви Святого Стефана Джованни Андреа Лампоньяно, Карло Висконти и Джироламо Ольджато закололи герцога Галеаццо. Подробное описание[287] этого события вовсе не случайно. Последовавший затем во Флоренции заговор Пацци был похож на события в Милане, отличаясь правда масштабами и последствиями.

Повествование о заговоре Пацци Гвиччардини начинает с описания ситуации в городе, при этом отмечая, что «хотя находилось определенное число благородных и благоразумных граждан на которых распределяли почести в городе и обходились с которыми с важностью, тем не менее многие также продолжали его [Лоренцо] советы и мнения осуждать и подталкивали других к этому»[288]. В этой фразе сразу же проявляется отношение автора к заговору. Примерно о том же говорит и Макиавелли, который пишет, что Медичи получили в государственных делах такое влияние, что никто не осмеливался высказываться против них открыто, как это было в начале правления дома Медичи[289]. Все же те, кто хотел изменить существующие положение, продолжает Макиавелли, были вынуждены делать это тайно и прибегать к заговрам и интригам. Фактически о том же пишет и Полициано, который говорил, что «все добропорядочные люди находились на стороне братьев Лоренцо и Джулиано, а также других Медичи; только род Пацци и кое-кто из Сальвиати, сперва тайно, а потом уже и открыто начали противиться положению дел»[290]. Однако не все во Флоренции были сторонниками Лоренцо. Кто же были эти Пацци? В свое «Истории» Гвиччардини сообщает нам, что Пацци были одним из влиятельных и богатых семейств Флоренции. Благодаря своим связям и богатым родственникам эта семья имела влияние не только в городе, но и в Италии и за её пределами[291]. Главой дома был мессер Якопо. Человек, недостатками которого были, по мнению Гвиччардини, его суждения и богохульство. По свидетельству Полициано, Якопо Пацци также играл в карты, а помимо этого главу дома Пацци отличала «неуемная жадность и сильнейшая страсть к проматыванию имущества»[292]. Здесь конечно, не стоит забывать, что Полициано был для Лоренцо одним из лучших друзей, и поэтому такое сгущение красок вполне объяснимо. В чем сообщения Гвиччардини и других источников совпадают, так это в том, что мессер Якопо не имел сыновей[293]. Это важно отметить, поскольку в данном случае мы имеем дело не с покушением отдельных лиц, а фактически с борьбой за власть двух домов Флоренции. И поэтому при заговоре были задействованы все возможности семьи Пацци, в том числе и возможности многих родственников.  Итак, помимо побочной дочери[294], у Якопо имелось большое количество племянников, сыновей его братьев Пьеро и Антонио. Гвиччардини называет нам имена Ренато, Гульермо, и Франческо. Из них к руководителям заговора причисляют Франческо Пацци[295].

Другой племянник Якопо – Гульемо, был женат на Бьянке, внучке Козимо. Этот факт необходимо отметить, поскольку позже именно своим связям с домом Медичи Гульермо обязан спасению жизни. Кроме того, из-за этого он оставался нейтральным, ибо он, можно сказать, «сидел на двух стульях»[296]. Гвиччардини сообщает, что представители этого семейства не занимали важных постов в государстве[297]. В данном случае, это не совсем верно. Действительно, Лоренцо не доверял представителям этого дома и не поручал Пацци важных постов, из-за чего вражда между этими семействами только усиливалась. Однако до усиления власти Медичи Пацци играли важную роль в жизни города, а мессер Якопо был в 1469 году избран гонфалоньером правосудия.

В своих «Историях» авторы указывает и главную причину заговора – осложнение отношений с папой Сикстом[298]. Во время правления Лоренцо Флоренция долгое время была вынуждена находиться в состоянии войны с папой. Связанно это было с тем, что правитель Флоренции испортил отношения с папским двором, а конкретно с уже упоминавшимся папой Сикстом IV[299]. Новый папа, придя к власти, энергично принялся расширять  свои владения, что в конечном счёте и привело к его столкновению с домом Медичи.[300] Как пишет Гвиччардини не последнюю роль сыграл конфликт вокруг города Имолы, который жаждали получит и Лоренцо и папа. Пацци, по свидетельству Гвиччардини[301] предоставили папе средства для приобретения Имолы, в результате чего стали конкурентами Медичи в финансировании папской курии, что стало причиной ненависти между Медичи и Пацци. Остается лишь добавить, что проведением этой операции занимался именно Франческо Пацци, племянник Якопо[302]. Кроме истории с Имолой, имели место и другие события, приведшие к осложнению отношений с папой.

Когда папские войска осаждали один из городов Италии, то Лоренцо помог его правителю Никколо Виттели, что ухудшило и без того напряженные отношения с Римом. Не последнюю роль в этих событиях сыграл родственник Сикста IV – Джироламо Риарио,[303] посвященный во все детали заговора Пацци который явился наиболее ярким проявлением политики папы.[304]  Как правильно отражено в «Истории» Гвиччардини, все началось с контактов Франческо Пацци с Джироламо Риарио. Как далее пишет Гвиччардини Франческо убеждал Джироламо и папу Сикста, что Лоренцо хочет стать главой Романьи[305]. Так это или нет, но доводы эти сыграли свою роль, ибо учитывая отношения Рима и Флоренции они не казались фантастичными. Существует точка зрения, что Пацци пошли на этот заговор, чтобы прибрать к рукам финансы Медичи, а папа также оставался в выгоде, так как Сикст не мог смириться с тем, что он был должником этой семьи. Как уже было отмечено, у Гвиччардини описание этого заговора, стоит сразу после описания миланских событий. Это время Виллари назвал «годы заговоров», так как помимо заговоров против Медичи во Флоренции в 1476 году в Милане был убит герцог Галеаццо, а в Ферраре неудачей закончилась попытка захвата власти Николо д`Есте[306].

Пока Медичи боролись за влияние с другими домами граждане могли открыто выражать своё мнение. Когда же они пришли к власти то это стало опасным, и результатом этого стали заговоры, которые ставили целью свержение существующей власти.

Другим участником заговора, о котором упоминает Франческо Гвиччардини, был архиепископ Пизы Сальвиати[307], у которого были свои причины ненавидеть Лоренцо. Как правильно отмечено у Гвиччардини Сальвиати хотел стать флорентийским епископом[308]. Кроме того архиепископом Пизы Сальвиати стал против воли Лоренцо, который в течении трех лет не признавал этого назначения.

Участие духовенства вообще и Сальвиати в частности важно отметить. Как пишет Виллани, одному из священников был поручен на хранение кинжал который должен был поразить Лоренцо. Он же отмечает, что факт участия в заговоре духовных лиц предавал всему происходящему ещё более ужасающую окраску, подчеркивая ту ситуацию, которая сложилась в религиозной жизни Флоренции и, по его мнению, повлияла на формирование взглядов Савонаролы.[309]

Как пишет Гвиччардини далее, заговорщикам казалось, что убить Лоренцо было делом легким потому, что «он ходил только безоружным и считал подозрение в чем-то подобном оскорбительным»[310]. Оба Медичи хоть и знали о неприязни к ним Пацци тем не менее не ожидали нападения. Макиавелли говорит о том, что Медичи просто не допускали мысли, что Пацци могут воспользоваться незаконными методами для их устранения[311].

Главная трудность заключалась в том, что Лоренцо и Джулиано необходимо было убить вместе. Это объясняется таким же образом, как и то, что Гвиччардини говоря о высылке Козимо, выделяет его самого и его брата Лоренцо. То есть Лоренцо и Джулиано, как когда-то Лоренцо и Козимо были главой дома Медичи. Далее Гвиччардини перечисляет попытки заговорщиков совершить покушение, при этом опять же подчеркивая, что главной проблемой было то, что братьев не удавалось застать вместе[312].

Наиболее реальная возможность для заговорщиков представилась в апреле 1478, когда во Флоренцию приехал кардинал Сан-Джорджио, «брат или истинный племянник графа Джироламо»[313]. Странно, что автор не называет его имя, а ограничивается намеками. Человек, приехавший во Флоренцию назывался Риарио Сансони Рафаэлло, и он действительно занимал пост кардинала Сан-Джорджио. Как пишет Гвиччардини, он не знал в то время о заговоре[314]. Далее Гвиччардини пишет, что кардинал устроился в поместье семьи Пацци – Монтуе. По случае приезда был организован обед во Фьезоле – загородной вилле Медичи, куда должны были приехать и Лоренцо и Джулиано[315]. Как правильно сообщает Гвиччардини, спасло глав дома Медичи от покушения то, что не приехал Джулиано[316]. О том, почему заговорщикам было необходимо убить обоих братьев, было рассказано выше. Поэтому, продолжает Гвиччардини, план было решено осуществить в церкви Санта Репарата[317] следующим утром. Здесь же автор называет нам имена еще одного человека, замешанного в заговоре – Джованни Баттисты Монтесеччо, родственника Джироламо Риарио[318]. Вот как описывает Гвиччардини то, что произошло далее: «…как только священник начал пение в мессе запричастного стиха, внезапно, как было временем установлено, подали знак;Франческино Пацци который шел к церкви за руку с Джулиано, внезапно его убил. Другие с началом пения, как Стефано секретарь Якопо Пацци с некоторыми другими также набросились на Лоренцо, но не схватили они его полностью, пришел в себя он и раненный в плечо, он начал прятаться, вырвался от них раненный, защищаясь, под  защитой выходящего народа…и при этой ярости был умертвлен Франческо Нори, который был вместе с ними; в конце концов Лоренцо, с помощью кого-то подошел к священнику, и был приведен живым в ризницу, где закрыли дверь, и смотрели чтобы его не могли умертвить»[319]. Если сравнить свидетельство Гвиччардини с свидетельством Полициано, который был в то время в церкви, обнаруживаются лишь незначительные различия. Так к примеру первым удар Джулиано нанес Бернардо Бандини, один из заговорщиков, а Франческо «…многократно повторяя удары, пронзал лежащего кинжалом»[320]. Тот же Бернардо убил и Франческо Нори. В чем можно заметить расхождения с Полициано, так это в том, кто напал на Лоренцо. У Гвиччардини это Стефано, секретарь Якопо Пацци, у Полициано – Антонио да Вольтерра. В данном случае уместно привести и свидетельство Макиавелли, который пишет, что на Лоренцо напали оба: «Со своей стороны мессер Антонио и Стефано напали на Лоренцо, — пишет Макиавелли. –нанесли ему несколько ударов, но лишь слегка поранили горло»[321].

Далее Гвиччардини описывает то, что происходило в это время на улицах Флоренции. По свидетельству Гвиччардини, архиепископ в сопровождении перуджианцев и других людей, отправился в Синьорию, чтобы её захватить[322]. Якопо Пацци, с отрядом вооруженных людей бегал по улицам и кричал «Свобода»[323],но, по словам Макиавелли  «счастливая судьба и щедрость Медичи сделали народ глухим, а свободы во Флоренции уже не знали».[324] Что касается дальнейшей фразы Гвиччардини о том, что план архиепископа сорвался, так как он оказался в какой-то комнате, в которой и остался[325], то она нуждается в пояснении. Дело в том, что зайдя в синьорию перуджианцы и архиепископ бросились в канцелярию, которой им было необходимо овладеть, и сразу же закрыли за собой дверь. Но когда заговорщикам понадобилось её вновь открыть, то им это не удалось, поскольку и изнутри и снаружи дверь не открывалась без ключа[326]. План заговорщиков провалился по нескольким причинам, но главная была в том, что, как пишет Гвиччардини, народ Флоренции не пошел за ними, а с криками «Шары, шары» стали охотится на заговорщиков[327]. Лоренцо же, продолжает автор, начал использовать плоды своей победы. Об этом же пишет и Полициано, который сообщает, что «Лоренцо ничто не мешало заботиться о делах: ни ранение, ни опасность, ни печаль…»[328].

Гвиччардини высказывает свое мнение о том, как Лоренцо использовал последствия заговора. Архиепископ, его брат и Якопо Сальвиатти были повешены. Причем повешены они были сразу же после того, как члены Синьории обнаружили неладное, то есть после того, как была захвачена канцелярия. Можно лишь отметить, что брат архиепископа, о котором упоминает Гвиччардини[329], был человеком вовлеченным в планы заговорщиков, что и подтверждает Полициано[330]. Франческино Пацци, был также повешен, ибо умудрился ранить себя же в пятку[331] и не мог убежать далеко. Как сообщает Полициано, его повесили на одной раме с архиепископом, правда Франческо погиб раньше[332].

Необходимо отметить, что Гвиччардини приводит слова Ренато Пацци, схваченного и казненного несколько позже, о том, что если Лоренцо далее будет разменивать деньги, то это больше поможет разориться ему, чем нам[333]. Перед этим автор уточняет, что Ренато имел в виду то, как Лоренцо действует при торговых делах[334]. Почему же Гвиччардини выделят именно эту фразу? Трудно сказать была ли он произнесена на самом деле, поскольку в других сочинениях и историографии, которые были использованы в этой работе она не упоминается. Это можно объяснить следующим образом. Во-первых, Гвиччардини не очень хорошо относился к Лоренцо. Это видно из его сравнения Лоренцо и Козимо Медичи, о чем речь пойдет позже. Во-вторых, автор словами Ренато Пацци указывает нам на одну из причин крушения дома Медичи. В главе, посвященной сравнению Лоренцо и Козимо автор пишет, что Лоренцо «не разбирался в коммерции и не обращал на это внимание, что привело в конечном счете к тому, что Лоренцо пришлось брать деньги взаймы у разных людей»[335]. Эту точку поддерживает, к примеру, Виллани, который пишет, что Лоренцо «мало годился для роли коммерсанта и не заботился о своем банке»[336]. Справедливости ради надо отметить, что виноват в сложившемся положении был не только Лоренцо. Как считает М.А.Гуковский начало крушению фирмы началось уже при Козимо, так как он подал многим дурной пример, запуская деньги в кассу фирмы для погашения долгов флорентийского государства[337]. Это же точку зрения разделяют и другие авторы[338], при этом отмечая, что в это время (вт.пол. XVв.) происходит упадок всей итальянской торговли[339]. Далее Гвиччардини продолжает перечислять, кого повесили и наказали, что совпадает с сообщениями других авторов[340]. Единственное отличие от «Истории» Макиавелли заключается в том, что у Гвиччардини указывается цифра погибших – около пятидесяти человек[341]. Кроме того можно отметить и спасение Гульермо Пацци, которому, из-за его принадлежности к дому Медичи, была сохранена жизнь. Глава дома Медичи мессер Якопо был казнен погребён в склепе своих предков, затем его тело извлекли оттуда и зарыли под стенами города, а затем его останки было брошено в Арно.[342]

Весьма любопытным представляется вывод автора о последствии этих событий для Лоренцо. Он пишет, что хоть риск был достаточно большим, но в результате все закончилось для него с наибольшим успехом[343]. Во-первых, умер Джулиано. Фактически это означало то, что Лоренцо становился полноправным главой дома Медичи, и не был обязан делить свою власть с кем либо. Во-вторых, считает Гвиччардини, эти события увеличили его популярность[344]. Это также правильно, ибо прежде всего людей оттолкнуло то, что заговорщики для осуществления своих целей пошли на убийство в церкви, в момент совершения евхаристии, и в присутствии кардинала (которого, кстати пригласили сами заговорщики, рассчитывая что его приезд станет ширмой для заговора)[345]. Один из исследователей высказал предположение, что убийцы, шедшие на преступление в церкви, были «насквозь пропитаны язычеством»[346]. Однако существует и другая точка зрения, согласно которой убийство в священном месте не являлось проявлением безбожия, так как до хорошо охраняемого правителя проще всего было добраться именно в церкви[347].

Как пишет автор, это и конечно то, что он позже появился в окне перед народом, также сыграло свою роль[348]. Что касается вопроса о данных ему привилегиях, то его будет уместно рассмотреть несколько позже, вкупе с остальными изменениями, произошедшими во Флоренции после заговора Пацци. Однако все же можно отметить фразу о том, что Лоренцо стал «судьей и почти повелителем города». Кроме того, Гвиччардини отмечает, что он стал главой города, уничтожив оппозицию[349]. Поведение Лоренцо во время заговора Пацци было также, по мнению автора первым, но не последний примером, когда его благоразумие превратилось в безрассудство. Зайчик считает поведение Лоренцо во время заговора лишним свидетельством его ума. Как пишет исследователь, «он просто стоял в стороне, а толпа сделала свое дело…»[350].

Далее повествование Гвиччардини переходит в сообщения о начале войны Флоренции с Сикстом и Фердинандом Арагонским. Как считает Гвиччардини, причиной войны явились действия во Флоренции, а именно убийство пизанского архиепископа и то, что пришлось испытать кардиналу Сан Джорджио[351]. Причем существует точка зрения, что если бы папа не начал войну против Флоренции, власть  Лоренцо Медичи стала бы абсолютной[352]. Папа наложил интердикт, продолжает автор, на город и отлучил Лоренцо от церкви.Необходимо обратить внимание на то, что Гвиччардини пишет о том, что Сикст считал себя обиженным не Лоренцо лично, а «теми, кто был в правительстве города»[353]. Однако, известно, что папа Сикст в своей булле от 1 июня 1478 писал, что ведет войну «не против флорентийского народа, а против Лоренцо Медичи, флорентийского тирана для свободных граждан»[354].На это же обращал внимание и Аламанно Ринуччи, который выступал против дома Медичи и считал их косвенно виновными в войне, которая принесла много страданий флорентийскому народу[355].

Как сообщает Гвиччардини в ответ на это было флорентийцами направлены послания к первым правителям Италии и затем интердикт был признан недействительным[356]. Далее автор начинает рассказ о ведении военных действий между противоборствующими сторонами, что для нас не представляет интереса, поскольку Медичи, как говорилось выше, непосредственно в боевых действиях не участвовали.

Наиболее важным событием в ходе войны для Флоренции стала поездка Лоренцо в Неаполь. Как пишет Гвиччардини причины, побудившие Лоренцо поехать в Неаполь были следующими: во-первых, Лоренцо считал себя флорентийским гражданином и хотел выдержать удары судьбы вместе со всеми. Во-вторых, если причина войны заключалась именно в нем, то враги могли его получить и прекратить войну[357]. В общем, как пишет Гвиччардини благополучие общества было для него выше благополучия частного лица[358]. Отправлялся же именно он, поскольку его личное присутствие могло привести к большей выгоде, чем присутствие кого-либо другого. Так же рассуждал и Макиавелли, при этом дополняя, что Лоренцо решил отправиться именно к королю, а не к папе, поскольку в то время «…не один светский государь не мог полностью доверять главе церкви и без опасности для себя связать его судьбу со своей судьбой»[359]. Здесь конечно же можно вспомнить и конфликт Сикста и Лоренцо, в то время как отношения с королем были не столь напряженными. Однако это ещё не давало гарантий полной безопасности, ибо всем хорошо было известно о том, как был убит приглашенный в Неаполь к королю Якопо Пиччино[360], и были опасения как бы такого же не произошло с Лоренцо[361]. Стоит обратить внимание и на слова Гвиччардини о том, что Лоренцо надеялся, что его дом и семейство, а также положение государства будет сохранено[362]. В данном случае это лишний раз является подтверждением того, что дом Медичи имел во Флоренции многих союзников. Отсутствие такой поддержки, на мой взгляд, могло привести к потери Медичи власти в период отсутствия Лоренцо, ибо военной силой они не обладали. При этом во главе государства вновь остался Томмазо Содерини[363]. Также необходимо отметить фразу Гвиччардини о том, что Лоренцо хотел поехать сам, ибо война началась с крови его брата[364]. Тем не менее, выехав из города, Лоренцо вскоре написал письмо синьории, в котором объяснял причины своего поступка. Эта же синьория наделяла его правами посланника, и в этом качестве, как сообщает Гвиччардини, он отправился в Неаполь[365]. Что  касается упоминания о том, что Лоренцо просил герцога Калаврийского не наносить вреда городу, то в данном случае Гвиччардини имеет в виду захват Лодовико Фрегозо крепости Сарцане[366]. Флорентийцы посчитали, что это дело рук герцога Калаврийского[367] и попросили его прекратить нарушать перемирие. Герцог же в ответ писал, что не имеет к этому никакого отношения[368]. Как считают некоторые авторы, отлучка Лоренцо вызвала серьезный стресс и стала серьезной проверкой для его позиций в городе[369].

Гвиччардини пишет, что Лоренцо, достигнув Неаполя, был принят там с большой честью. Исходя из того, что сообщает нам автор «Истории», главная причина, по которой Феррандо тянул с заключением мира заключалась в том, что он хотел посмотреть, как будет вести себя Флоренция, лишившаяся своего лидера[370]. Эту же точку зрения подтверждает и Макиавелли, который писал, что король хотел посмотреть, не случится ли чего во Флоренции во время отсутствия там Лоренцо Медичи[371]. Возвращение Лоренцо во Флоренцию напомнило Гвиччардини возвращение его отца Козимо из изгнания[372].

В конце автор останавливается на описании реформ, проведенных в то время во Флоренции.Вначале речь идет о создании Совета Семидесяти. Гвиччардини пишет следующее: «…обсудив все мнения рекомендовала синьории тридцать граждан выбрать на несколько месяцев, и потом было по новым спискам выбрано ещё двести десять, порядок новый был тяжелым, и поэтому рекомендовали к тридцати выбрать еще сорок, которые 5 лет были во многом у власти, и создавали синьорию и другие [комитеты]из круга испытанных лиц городом, которые создали совет 70и…»[373]. Здесь заслуживают разъяснения следующие моменты. Во-первых очевидно, что все эти мероприятия проводились Лоренцо Медичи и его партией для усиления своего влияния. Во-вторых необходимо пояснить, что реформа которая проводилась, касалась выборов балии. Итак, в 1471 году во время учреждения балии был испробован новый метод выборов. Из членов Синьории были выбраны тридцать человек, которые составили списки 210-и человек которые, по их мнению, могли занять ключевые посты в структуре государственного управления[374]. Но поскольку члены этой комиссии кооптировали в основном тех людей которые были им нужны, выборы эти были антилиберальными и не получили поддержки[375].Вот тогда-то, в целях сокращения государственного аппарата и был создан Совет 70-и, который стал высшим органом контроля и мимо которого не проходило ни одно важное решение[376]. Совет 70-и стал как бы «постоянной балией»[377]. В его состав вошли тридцать представителей существующей балии, и еще сорок граждан были выбраны из числа избиравшихся в балию в разное время за последние сорок лет[378].Также необходимо упомянуть и о новом комитете –Коллегии Восьми (Otto di pratica), о котором упоминает Гвиччардини. Этот комитет действительно выбирался каждые шесть месяцев из числа этих семидесяти и занимался вопросами внешней политики. А вот внутренними делами, и особенно финансами занимался другой комитет, также избираемый из числа семидесяти – Dodici Procuratori.

После того, как новым папой стал Иннокентий VIII, отношения Флоренции с Римом заметно улучшились. Как сообщает Гвиччардини, новый папа чтобы упрочить мир, использовал проверенный способ, а именно династический брак. Как правильно сообщает Гвиччардини, замуж за дочь Лоренцо Медичи – Маддалену, был выдан внебрачный сын папы Иннокентия XVIII – Франческето. Кроме того, младший сын Лоренцо – Джованни Медичи, стал кардиналом. Как пишет автор, это произошло в следствии  того, что возрос вес Лоренцо Медичи и он «располагал всегда любыми предметами»[379].

Далее автор рассказывает о новых реформах государства во Флоренции. 17 граждан, о которых упоминается у Гвиччардини[380], были специальной комиссией[381], которая была создана в июле 1482 года и должна была закончить свою деятельность в том же месяце, но ввиду угрозы войны, которая могла потребовать быстрых решений, срок их деятельности был продлен на неопределенный срок. 5 представитель были выбраны из Флорентийского ломбарда(Ufficiali del Monte), и еще  12 были выбраны в совете Ста.При перечислении состава этой комиссии сразу же бросаться в глаза имя Лоренцо Медичи[382]. Это важно отметить по следующей причине. В большинстве работ, в которых так или иначе затрагивается тема правления дома Медичи авторы подчеркивают, что Медичи правили городом, не занимая официальных постов[383]. Это не так. Профессор Рубинштейн, исследовав составы правительственных органов Флоренции приводит следующие данные, касающиеся Лоренцо Медичи. Он был одним из пяти распорядителей в Флорентийском ломбарде с 1487 по 1490. Он был одним из Procuratoriпять раз. Каждый год он был аккопиатором за период с 1481 по 1489 год. Он также состоял в Комиссии Десяти (Dieci di Balia),в 1478 году он состоял в Комиссии Восьми по охране государства (Otto di guardia) и, наконец, в составе 17и реформаторов в 1481-2 и 1490-1 годах[384]. Его отец, Пьеро Медичи, был одним из аккопиаторов и заседал в praticeи в 1461 был гонфалоньером правосудия[385], правда после смерти Козимо он уже не занимал каких-либо постов.

Последние годы правления Лоренцо были для Флоренции, по сообщению Гвиччардини, одними из самых благоприятных[386]. Однако в 1492 году наступил поворотный пункт в жизни Лоренцо и всей Флоренции – его смерть. Гвиччардини пишет, что Лоренцо болел довольно долго одной болезнью. Он не называет её, однако известно, что он болел подагрой, как его отец и дед. При этом Макиавелли упоминает о желудочных болях[387], а Полициано отмечает что причиной всему была лихорадка, которая была поначалу достаточно незаметна, а когда обнаружилась, то выяснилось, что делать что-либо уже поздно[388]. Также Гвиччардини пишет, что Лоренцо с большим усердием принимал священников, чем врачей. Он объясняет это тем, что о докторах Лоренцо был не лучшего мнения[389]. Однако более правдоподобной кажется версия Полициано, который писал, что Лоренцо «…будучи всегда человеком предусмотрительнейшим и благоразумнейшим…» решил вызвать целителя души, чтобы покаятся в том, что он совершил в течении жизни[390]. Далее Гвиччардини уделяет большое внимание описанию тех чудес, которые, по его мнению, являлись знаками этой смерти. Надо отметить, что упоминание этих чудес было довольно распространено. Гвиччардини говорит о следующих знаках смерти Лоренцо: вой волков; полет кометы; обезумевшая женщина, говорящая о быке с огненными рогами; драка львов и смерть самого красивого из них; молния, ударившая в купол одного из флорентийских соборов и камни покатившиеся в сторону дома Медичи. Сведения о всех этих событиях находятся и у Полициано[391], откуда, судя по всему, и черпал их Гвиччардини, впрочем как и Макиавелли, который говорит, что это было «знамение Неба»[392]. Баткин, изучавший деятельность Полициано, отмечает, что на его взгляд Полициано придумал все эти впечатляющие подробности, стилизовав предсмертные реплики своего друга[393]. Хотя к примеру М.А.Гуковкий, говоря о соборе Санта Мария дель Фьоре, о котором упоминается у Полициано, отмечает что его купол часто поражали молнии[394]. Необходимо отметить и еще один факт, связанный со смертью Лоренцо. Речь идет о разговоре между Лоренцо и Савонаролой. Ни в истории Гвиччардини, ни в повествовании Макиавелли вообще нет упоминания о том, что эта беседа состоялась. Полициано описывает, что Савонарола, «муж замечательной учености и благочестия», беседовал с Лоренцо, а затем дал ему свое благословение, о чем и просил умирающий[395]. Однако существует другая точка зрения, у которой есть свои сторонники. Она заключается в том, что Савонарола выдвинул три условия, на которых он мог исповедовать Лоренцо: необходимость иметь веру в милосердие божие, необходимость загладить совершенное им зло и необходимость вернуть флорентийскому народу его свободу. Лоренцо якобы ничего на это не ответил, и Савонарола ушел, так и не исповедовав его, так и не отпустить его грехов[396]. Кроме того Лоренцо якобы признался в трех главных грехах, в ограблении Вольтерры, в похищении денег из общественной кассы приданных, благодаря чему многие девушки остались лишенными средств, и в жестокости по отношению к Пацци[397].  Казалось бы Гвиччардини, который не особенно стремился возвеличить Лоренцо, мог бы упомянуть об этом событии. Однако он этого не сделал. Трудно точно сказать почему, однако на мой взгляд главной причиной была противоречивость этих точек зрения. Автор предпочел вообще не упоминать о этом разговоре, чем давать какую-либо сомнительную версию[398]. Гвиччардини и Макиавелли не забывают упомянуть и дату смерти Лоренцо – апрель 1492. Как обычно авторы не дают нам точную (вплоть до числа) дату, а именно 8 апреля 1492 года[399].

 Далее идет, на мой взгляд, самое интересное в данной части «Истории». Гвиччардини отступает от изложения событий и дает свою точку зрения на происходившее во Флоренции и на правление Лоренцо Медичи[400].

Итак прежде всего отметим то, что автор «Истории» говорит о том, что вначале Лоренцо правил под опекой Томмазо Содерини и «других людей государства», и лишь позже стал сам управлять городом. Как уже было отмечено, автор упоминает об этом также и после описания событий связанных с заговором Пацци. Таким образом можно сказать, что скорее всего именно после заговора Пацци Лоренцо фактически стал первым правителем города[401].

Также Гвиччардини отмечает что возвеличиванию Лоренцо способствовало то, что в его правление многие писали о нем исключительно положительно. Во время Лоренцо Медичи довольно активно творился миф о времени его правления как о «золотом веке», причем в нем принимали участие такие люди как Фичино, Луиджи Пульчи и многие другие[402], и миф этот творился не только пером литераторов[403].

То в чем с автором можно согласиться, так это в том, что Лоренцо был, по его словам, человек уникальным в своем роде[404]. При этом Гвиччардини среди главных его достоинств упоминает его успехи в литературе и его красноречие[405]. Об этом же мы читаем у Макиавелли, который пишет, что Лоренцо «самозабвенно» увлекался поэзией, и выпустил ряд «поэтических произведений, снабженных его комментарием»[406]. Известно, что он получил блестящее образование и в возрасте 18 лет подарил Фридриху Арагонскому  составленный им сборник стихотворений. Вскоре он начинает писать сам. «Карнавальные песни»[407] Лоренцо считаются лучшим его произведением.[408] В них отражалась вся его сущность как человека Возрождения, главная мысль – поймать мгновение и успеть им насладиться. Однако то, что для одних  было «очаровательными карнавальными песенками»[409] для других было песнями, к которым «теперь не только молодые люди из хорошей семьи, но и последняя чернь отнеслась бы с презрением».[410] Несмотря на столь резкие выражения Виллани, в трудах, посвященных итальянской литературе, поэзии Лоренцо Медичи уделяется значительное место[411]. Выделяют «кружок Лоренцо Медичи», оставивший свой значительный след в истории итальянской литературы. Помимо Лоренцо в этот круг входили Полициано и Луиджи Пульчи. Не углубляясь в освещение этого вопроса можно отметить, что один из исследователь называет отличительными чертами его поэзии выражение ума, человеческих чувств, живого реализма в сочетании с комическими элементами[412]. Одной же из главных заслуг Лоренцо считается то, что он сохранил и улучшил стиль народной поэзии которая «под пером Лоренцо Медичи и Полициано достигла своего наиболее блестящего развития»[413].

Однако далее Гвиччардини открыто говорит о недостатках Лоренцо Медичи. Первым его неправильным поступком, по мнению Гвиччардини, явилась война с Вольтеррой[414]. С ним согласен и Макиавелли высказавшийся об этом словами Содерини, когда его спросили о взятии Вольтерры: «Я считаю, что теперь-то она и потеряна. Если бы вы взяли ее по взаимной договоренности, это было бы сделано с пользой и прочно. Но теперь её надо удерживать в нашей власти силой. И в трудные времена она будет причинять нам лишние хлопоты и ослаблять нас, а в мирных условиях доставлять беспокойство и расходы»[415]. Второе — осложнение отношений с папой и последовавшая вслед за этим война. Рискованным предприятием была, по мнению Гвиччардини, и поездка в Неаполь[416], поскольку, по мнению Гвиччардини, он мог осуществить задуманное находясь во Флоренции с меньшим для себя вредом.

С его именем Гвиччардини связывает и расцвет во Флоренции искусства. Так автор перечисляет тех людей, которые сыграли в этом большую роль. Полициано был приглашен в дом к Медичи. Лоренцо назначил его учителем своего сына Пьеро, дал ему денег, стал его близким другом. Деметрио, Ласкари были знатоками греческого, и также жили во Флоренции за счет Медичи. Пико делла Мирандола был также человеком, приближенным к Лоренцо. Как писал сам глава дома Медичи «…мало есть людей, к которым бы я чувствовал больше любви, чем к Пико»[417]. Пико был обязан Лоренцо своей жизнью, так как тот спас его от преследования инквизиции, под который философ попал за свои «еретические» тезисы[418]. В истории же Пико делла Мирандола[419], остался как человек, который внес свои идеи в такое течение филосовской мысли, каким являлся флорентийский платонизм[420].

Наконец Гвиччардини останавливается и на любовных делах Лоренцо. Он отмечает, что Лоренцо был «чувствителен до всяких красот и известен в своем любвеобилии»[421], хотя это, по мнению Гвиччардини и ускорило его смерть. Сказано, надо сказать, в достаточно мягкой форме, в отличие к примеру, от Леонардо Бруни, который, по словам Фичино утверждал, что Лоренцо «омерзительнейшим образом запятнал себя всеми видами самого разнузданного разврата»[422]. Макиавелли пишет о Лоренцо ничуть не лучше. По его словам Лоренцо «был на удивление захвачен похотливыми делами»[423], а «балагуров и остряков», с которыми он любил проводить время, можно охарактеризовать, как людей, любящих   соленые выходки и веселые непристойности[424]. Самого Лоренцо, уже в его время продолжал обвинять Савонарола, выступая с обвинительными речами и, по свидетельству Виллани, представляя Флоренцию как «мерзость запустения, город крови, вертеп разбойников»[425], а самого Лоренцо как тирана, любящего «лицемерные похвалы»[426].

Гвиччардини, в отличие от Макиавелли, останавливается на последней любви Лоренцо ди Пьеро[427] – Бартоломее Наси, замужней женщины, и в доказательство их любви приводит трогательную историю. В современной историографии, эта история нашла подтверждение, однако надо отметить, что единственная женщина, о которой автор рассказывает более-менее подробно[428]. При этом он не упоминает даже имени жены Козимо, например. Ничего не сообщает и о законной жене Лоренцо – Клариче Орсини. Это можно объяснить тем, что, возможно, автор считал, что по настоящему Лоренцо любил именно Бартоломею. Известно, что о своей жене Лоренцо говорил, что он «…взял эту даму в жены, а точнее, она была отдана за меня»[429]. Также известно и то, что «любвеобилие» Лоренцо нашло свое выражение в его поэзии. Чуть ли не каждый второй стих посвящался им своей новой любви[430].

Можно отметить, вернувшись к словам Савонаролы, что конечно Флоренция не была городом где жили в соответствии с идеалами апостольской церкви. Как отмечает сам Гвиччардини, город во время Лоренцо «…непрерывными был обязан ему  карнавалами, удовольствиями, радостями и праздниками (коих было) достаточно…»[431].

Ту жестокость, которая была присущаЛоренцо, Гвиччардини называет результатом заговора Пацци[432]. Но при этом, говоря о произошедшем далее, Гвиччардини отмечает, что постепенно его ярость исчезала, и в целом его нельзя назвать кровожадным. Второй причиной его жестокости Гвиччардини называет подозрение. По его мнению, Лоренцо, которому было необходимо держать в подчинении целый город, был просто обречен быть подозрительным[433].

Тут же Гвиччардини затрагивает и другой важный вопрос, а именно: как оценить ту форму правления, которая была во Флоренции. Гвиччардини пишет, что это была особенная форма свободы[434]. Главная мысль Гвиччардини сводится к тому, что хоть город и считался свободным, на самом деле Лоренцо был тираном[435]. Далее же он четко пишет о том, что Лоренцо был тираном, но тираном наилучшим и наиболее благоприятным для города[436].Здесь надо сказать, что Лоренцо Медичи для Флоренции не был чужеродным элементом[437], как другие правители, которые приезжали править из вне. Он был настоящим “флорентийцем среди флорентийцев”[438] и уж в чем, а вотсутствии патриотизма его обвинять было никак нельзя. Тирания его, продолжает Гвиччардини была умеренной и принуждение он использовал только по необходимости[439]. Это утверждение в какой-то мере может служить примером к идее о тирании, высказанной Эмилем Жебаром. Он считал, что тирания явилась следствием развития капитализма в Италии. Кроме того, этот исследователь считает, что тиран в Италии являлся «выразителем духа своей эпохи и своей страны»[440], то есть, другими словами для Италии и для Флоренции в то время тирания была самой удобной формой правления, и при этом имела свою специфику[441]. При Лоренцо по его мнению «между тиранией и Возрождением был заключен союз»[442].

В конце своей «Истории Флоренции» Гвиччардини делает вывод о том, «что Козимо был более стоящий человек, и тем не менее для добродетелей и для судьбы один и другой были самыми большими, что может быть с упадком Рима здесь не имела Италия гражданина частного похожего на них». В связи с этим надо отметить, что более лояльное отношение к Козимо, чем к Лоренцо не является чем-то особенным и уникальным. Исследования Л.М.Брагиной, в частности, показывают, что позиция Гвиччардини схожа с позицией флорентийских магистратов, современников Медичи. Если во время правления Козимо отмечается вера в возможность сохранения республиканских порядков, то в правление Лоренцо Медичи республиканские иллюзии рассеиваются[443]. Макиавелли, что любопытно, не дает сравнения Лоренцо и Козимо.

В заключении можно отметить следующие особенности изложения правления Лоренцо в «Истории Флоренции» Франческо Гвиччардини и Николо Макиавелли. Во-первых Гвиччардини более подробно останавливается на описании реформ, проведенных Лоренцо Медичи во Флоренции. Во-вторых, значительное место в обоих «Историях» уделено описанию заговора Пацци, как наиболее значительному событию, произошедшему во время правления Лоренцо. В-третьих, необходимо отметить содержание специальной главы, которую Гвиччардини целиком посвящает описанию портрета Лоренцо и его сравнению с Козимо. Здесь Гвиччардини предстает с более критической точкой зрения на правление Лоренцо, при этом объективно не забывая упомянуть и о достижениях, связанных с его именем. Эта часть в обоих «Историях» является наиболее сложной для анализа. Это объясняется несколькими факторами. В «Истории Флоренции» Макиавелли автор изложением фактов, касающихся времени правления Лоренцо Медичи завершает свое произведение и поэтому уделяет им несколько более пристальное внимание и отводит больше объема. Как уже было отмечено, Макиавелли в своей «Истории» рассматривает ту же идею, что и в «Государе», а именно то, каким должен быть идеальный правитель. И вполне естественно, что власть во Флоренции сосредоточилась для него в одном лице – лице Лоренцо Медичи. Гвиччардини же ставит целью больше исследовать функционирование государственного аппарата города в целом и Лоренцо рассматривается им в данном плане как один из элементов этой системы. С другой стороны, Гвиччардини не мог обойти вниманием такую неординарную личность, как Лоренцо Великолепный и поэтому, как бы выносит рассмотрение его личности за границу описания флорентийских событий ( в отдельную главу).


    продолжение
--PAGE_BREAK--Заключение
          Для того, чтобы говорить об особенностях освещения правления Медичи в «Историях Флоренции» Макиавелли и Гвиччардини надо еще раз взглянуть на то, как эти авторы описывают эволюцию медичейской власти во Флоренции. Первоначально во Флоренции к началу XV века существовало две партии, одна из которых возглавлялась Никколо д`Уццано, а во главе другой стоял Джованни д`Бенчи. До поры отношения между этими партиями не выливались в открытый конфликт. После смерти лидеров обеих партий, сменивший Уццано Ринальдо Альбицци и его партия пошли на открытое столкновение. С противоположной партией решили разобраться радикальным способом — лишить верхушки. Во главе дома Медичи, что отмечают оба автора, тогда стояли сыновья Джованни д`Бенчи – Козимо и Аверардо, к которым применили традиционный для семей такого рода вид наказания – высылку. Оба автора единодушны в том, что по сути Ринальдо Альбицци и компания сами вырыли себе яму своими необдуманными действиями. Можно отметить, что по мнению авторов «Историй» Козимо пришлось бороться именно с партией, а не с флорентийским народом[444]. В переживающие не лучшие времена город с триумфом возвратился Козимо Медичи. На первых порах он еще не обладал абсолютной властью ни в городе, ни в своей партии. Судя по сообщениям Франческо Гвиччардни, большей властью обладали тогда Пьеро Гвиччардини и Нери ди Джино Каппони. После ряда реформ, о которых упоминают оба автора, Козимо начал оказывать давление на своих конкурентов. Причем действовал он очень осторожно и эффективно, но не стал зря проливать кровь, ибо располагал более существенным рычагом давления на окружающих – деньгами. Выброшенный из окна Бальдаччо, друг Нери, должен был стать для всех примером, и он им стал. Козимо стал лидером, но не абсолютным правителем. По прежнему, если обратить внимание на сообщение обоих авторов, речь часто идет не только и не столько о Козимо, сколько о его партии.

В области внешней политики Козимо предстает как мудрый советчик, дипломат, любящий действовать словом, чем оружием. Его смерть – явление для обоих авторов особенное. Во время описания смерти проявляется отношение к нему. Козимо для них человек, в первую очередь, заботившийся более о государстве, чем о личном благе, и это для обоих авторов главный критерий оценки.

          Смерть отца привела к власти его больного сына – Пьеро. Как уже было отмечено, у Гвиччардини и Макиавелли описание времени правления Пьеро сводится к двум моментам – краткая его характеристика и заговор против него. Эти два факта связаны напрямую, о чем оба автора упоминают лишь вскользь, говоря о том, что из-за своей доброты и милосердия Пьеро не мог помешать росту влияния некоторых людей. На самом деле все было гораздо серьезней. Лидерство и финансы Козимо с одной стороны и политическое влияние его сторонников с другой обеспечивали сохранность существующего положения. Лидера не стало, а его сын на эту роль не тянул. Возникает мощная оппозиционная группировка, и становиться ясно, что для медичейской партии наступает момент истины. Сторонники Медичи во главе с Содерини одержали победу[445]. После смерти Пьеро, пережившая проверку на прочность партия могла пойти на такой шаг, как, например, сделать своим лидером двадцатилетнего паренька – Лоренцо Медичи. Уже функционировал механизм контроля за государством, который хотя и давал сбои, но не прекращал своей работы.

          И вот Лоренцо. На его примере хорошо виден подход обоих авторов к описанию истории своего города. Для Макиавели история Флоренции строится через личности. Личности семьи Медичи. Они стоят во главе пирамиды флорентийского общества, выделясь как личными качествами, так и материальными возможностями. Макиавелли ищет и, что самое главное, находит в них черты идеального государя. Для Гвиччардини же правительство во Флоренции не только Медичи. Создается такое впечатление, что они в его представлении как бы являют собой одно из звеньев в цепи флорентийской

 системы управления. Звено безусловно более сильное, но не единственное. Лоренцо безусловно выделяется из общей массы. Но выделяется, как человек Возрождения, а не как правитель. Политическая борьба, административные дела были не для него. Две-три реформы, и он уже мог не беспокоиться о своей судьбе и судьбе своих сторонников. Механизм внутреннего контроля был отлажен и работал уже без его, Лоренцо Медичи, постоянного надзора. Только вмешательство внешних сил (Рима в случае с Пацци, а затем и Неаполя) могли нарушить ритм его работы. Недовольные были, но сделать ничего не могли. Переломным мог стать заговор Пацци, но когда стало ясно, что народ скорее предпочтет «тиранию» Медичи иллюзорным сказкам о свободе, Лоренцо спокойно оставил город и отправился к Фердинанду Арагонскому решать вопрос о мире. Макиавелли больше волнует риск для жизни Лоренцо, чем возможность свержения власти Медичи во Флоренции в его отсутствие, а Гвиччардини лишь предполагает, что возможно все вопросы можно было решить не выезжая из Флоренции. Зато после было триумфальное возвращение ( можно провести аналогии с Козимо ) и время мира, который Лоренцо привез во Флоренцию, как и его дед.

          Несколько более сложной, чем это может показаться на первый взгляд, является проблема личности Лоренцо у Гвиччардини, которого он сравнивает с Козимо. Он пишет, что Козимо был человеком более стоящим, но в жизни города тот и другой сыграли значительную роль[446]. На мой взгляд через эту фразу подход Гвиччардини раскрывается лучше всего.  Автор отмечает, что Козимо был более стоящим именно как человек (uomo), т.е он пытается, насколько это возможно, отделить личные качества человека и его дела на благо общества[447]. При этом давая характеристику Лоренцо, он указывает как на его достоинства, так и на его недостатки. Именно указывает, а не раскрывает.

          Кроме этих моментов, касающихся непосредственно дома Медичи, можно отметить и то, что при написании «Истории» Франческо Гвиччардини не упускает возможность упомянуть, если это возможно, фамилию Гвиччардини. Кроме того, надо отметить, что обе «Истории»  дают нам много примеров, подчеркивающих роль семьи и родственных связей во Флоренции, раскрывают структуру семьи.

Обе «Истории» обходят стороной культурную грань эпохи Возрождения. Здесь мы не найдем описаний жизни художников, мастеров, гуманистов или детального анализа их произведений. Сочинение Гвиччардини более подходит под роль источника, освещающего развитие во Флоренции институтов власти, механизмы политического влияния. Такая подробность проводимых реформ отсутствует даже у Макиавелли и это несколько странно, учитывая, что именно внутренние события были для Макиавелли главными. Зато много у Макиавелли речей, которые он вкладывает в уста разных людей. Автор рассказывает их, используя все свое красноречие, богатство языка и стиля. Тем более обидно, что эти фразы являются лишь плодом его воображения[448]. У Гвиччардини такого не встретишь, а те редкие фразы которые попадаются, используются им прежде всего для того, для чего их использует и Макиавелли, а именно для передачи своих мыслей чужими словами.

          Важно отметить также и то, что в обоих произведениях, на мой взгляд, присутствует некий субъективизм авторов, которые уделяют большее внимание дому Медичи на всем рассматриваемом хронологическом периоде. Главная цель обоих авторов заключается в рассмотрении эволюции политической системы в городе. Отправной точкой для них служит сложившаяся в их время система абсолютной власти Медичи. При возвращении к исходной точке и изучению причин зарождения власти Медичи во Флоренции авторы невольно вынуждены выделять Медичи из контекста общих событий. Поэтому складывается неправильное впечатление о доминирующей силе Медичи на протяжении описываемого нами периода.

Если сравнивать отражение правления Медичи во Флоренции в «Истории» Макиавелли и Гвиччардини, то Гвиччардини предстает писателем более объективным, более критичным, и более целеустремленным в том плане, что его цель видна более четко – эволюция управления Флоренцией в контексте общей истории города. Но при этом для понимания сути некоторых описываемых фактов и терминов, особенно относящихся к описанию управления Флоренции, часто необходимо обращение к историографии.

    продолжение
--PAGE_BREAK--Библиография
Источники

1.     Гвиччардини Ф. Заметки о делах политических и гражданских / Пер. с итал. // Сочинения. М., 1934. С. 107-231.

2.     Гвиччардини Ф. История Флоренции / Пер. с итал. // Сочинения великих итальянцев XVI в. Спб., 2002. С.72-141.

3.     Гвиччардини Ф. Семейная хроника / Пер. с итал. // Сочинения. М., 1934. С. 231-301.

4.     Макиавелли Н. История Флоренции / Пер. с итал. // Государь. М., 1999. С. 197-624.

5.     Макиавелли Н. К Франческо Гвиччардини / Пер. с итал.  // Средние века. М., 1997. Вып. 60. С. 457-458.

6.     Полициано А. Анджело Полициано приветствует Якопо Антикварио / Пер. с итал.  // Сочинения итальянских гуманистов эпохи Возрождения. М., 1985. С. 235-242.

7.     Полициано А. О заговоре Пацци / Пер. с итал.  // Культура Возрождения и средние века. М., 1993. С. 204-217.

8.     Ринуччини А. Диалог о свободе / Пер. с итал.  // Сочинения итальянских

гуманистов эпохи Возрождения. М., 1985. С. 162-181.

9.     Филельфо Ф. Флорентийские беседы об изгнании / Пер. с итал.  // Сочинения итальянских гуманистов эпохи Возрождения. М., 1985. С.110-121

10.            Guicciardini F. Storie fiorentine // Opere di Francesco Guicciardini. Torino,1974. P. 61-172.

11.            Guicciardini F. Storie fiorentine. Firenze,1974. 350 p.

Литература

1.     Абрамсон М.Л. Супруги, их родные и близкие в южноитальянском городе высокого средневековья X-XIII // Человек в кругу семьи: очерки по истории частной жизни в Европе до начала нового времени. М., 1996. С. 106-121.

2.     Андреев М.Л Хлодовский Р.Л. Итальянская литература зрелого и позднего Возрождения. М.,1988. 245 с.

3.     Баткин Л.М. Европейский человек наедине с собой. М.,2000.1005 с.

4.     Баткин Л.М. Итальянское Возрождение: проблемы и люди. М., 1995.448 с.

5.     Брагина Л.М. Идеи гражданского гуманизма в речах флорентийских магистратов XV в. // Средние века. М., 1982. Вып. 45.  С. 14-15.

6.     Брагина Л.М. Итальянский гуманизм: этические учения XIV-XVв. М., 1977. 303 с.

7.     Брагина Л.М. Культурная жизнь Флоренции первой половины XV в. в оценке современников // Средние века. М., 1997. Вып. 60. С. 325-241.

8.     Брагина Л.М. Проблема власти в творчестве Франческо Гвиччардини // Культура Возрождения и власть. М., 1999.C. 55-67.

9.     Брагина Л.М. Самознание флорентийцев по сочинениям гуманистов XV в. // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. В 4 т. Т. 3. Человек внутри городских стен. Формы городских связей. М., 2000. С. 299-306.

10.            Брагина Л.М. Социально-политические идеи в итальянском гуманизме XV в. // Культура Возрождения и общество. М., 1986. С. 32-41.

11.            Бурхард Я. Культура Возрождения в Италии. М., 1996. 590 с.

12.            Виллари П.  Джироламо Савонарола и его время / Пер. с итал. М., 1995. 929 с.

13.            Виллари П. Николло Макиавелли и его время: В 2 т. / Пер. с итал.  Спб., 1914. Т.1.  430 с.

14.             Гарэн Э. Проблемы итальянского Возрождения. М., 1986. 392 с.

15.            Гаспари А. История итальянской литературы: В 2 т. / Пер. с итал.  Спб., 1897. Т.2. 580 с.

16.            Гергей Е. История папства. М., 1996. 463 с.

17.            Гращенков В.Н. Портрет раннего итальянского Возрождения: опыт социологической характеристики. // Культура Возрождения и общество. М.,1986. С. 53-59.

18.            Гуковский М.А. Итальянское Возрождение. Л., 1990. 618 с.

19.            Дажина В.Д. Портретная иконография Медичи: от республики к монархии. \\ Культура Возрождения и власть. М., 1999. C. 130-144.

20.            Данилова И.Е. Итальянский город XV века: реальность, миф, образ. М., 2000. 253 с.

21.            Де Санктис Ф. История итальянской литературы. М., 1963. 534 с.

22.            Де Санктис Ф. Макиавелли // Макиавелли Н. Государь. М., 1999. С. 624-654.

23.            Дживилегов А.К. Франческо Гвиччардини // Гвиччардини Ф. Сочинения. М., 1934. С. 7-34.

24.            Дживилегов А.К. Творцы итальянского Возрождения: В 2 кн. М., 1998. Кн. 1. 352 с.

25.            Жебар Э. Начало Возрождения в Италии / Пер. с фр. Спб., 1900. 392 с.

26.            Зайчик Р. Люди и искусство итальянского Возрождения / Пер. с нем. Спб., 1906. 404 с.

27.            Котельникова Л.А. Феодализм и город в Италии в VIII-XV веках. М., 1987. С. 252.

28.            Краснова И.А. Деловые люди Флоренции XIV-XV вв.: занятия, образ жизни и обыденное сознание.  В 2 ч. Ч. 1. Ставрополь, 1995. 143 с.

29.            Краснова И.А. Идея гражданского единства и власть во Флоренции XIV-XV вв. // Культура Возрождения и власть. М., 1999. С. 17-27.

30.            Краснова И.А. Представление о свободе у флорентийских граждан // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. В 4 т. Т. 4. Extra muros: город, общество, государство. М., 2000. С. 79-84.

31.            Краснова И.А. Проблемы воспитания делового человека во Флоренции XIV в. // Гуманистическая мысль, школа и педагогика эпохи позднего средневековья и начала нового времени. М., 1990. С. 60-62.

32.            Краснова И.А. Суждения о бедности и благотворительности в купеческой среде Флоренции XIV-XV вв. // Средние века. М.,1997. Вып. 59.  C. 3-21.

33.            Кудрявцев О.Ф. Меценатство как политика и как призвание: Козимо Медичи и флорентийская платоновская академия // Культура Возрождения и власть. М., 1999. С. 37-49.

34.            Кудрявцев О.Ф.  Миф о «золотом веке» в культуре Возрождения // Личность – идея – текст в культуре средневековья и Возрождения. Иваново, 2001. С. 84-92.

35.            Лозинский С.Г. История папства.М., 1986. 382 с.

36.            Мокульский С.С. Итальянская литература Возрождения и просвещения. М., 1966. 252 с.

37.            Постников В.А. Франческо Гвиччардини о политическом строе Флоренции // Средневековый город. Саратов,1981. Вып.6. С. 171-179.

38.            Ролова А.Д. Возникновение синьории Медичи и культура Возрождения. // Культура и общество Италии накануне нового времени. М., 1993. С. 39-51.

39.            Ролова А.Д. Итальянский купец и его торгово-банковская деятельность в XIII-XV вв. // Средние века. М.,1994.Вып. 57. С. 62-74.

40.            Ролова А.Д. Налоговая политика тосканских герцогов во второй половине XVI в. и в начале XVII в. // Средние века. М., 1983. Вып. 46. C. 50-77.

41.            Рутенбург В.И. Жизнь и творчество Макьявелли // Макьявелли Н. История Флоренции. М., 1987. С.354-390.

42.            Рутенбург В.И. Итальянский город от раннего средневековья до Возрождения. Л., 1987. 174 c.

43.            Рутенбург В.И. Народные движения в городах Италии. М-Л., 1958. 384 с.

44.            Рутенбург В.И. Очерк из истории раннего капитализма в Италии. М-Л, 1951.228 c.

45.            Рутенбург В.И. Примечания // Макиавелли Н. Избранное. М., 1999. С. 693-796.

46.            Хлодовский Р. О Никколо Макиавелли, секретаре флорентийской республики, гуманисте, историке, авторе комедий, а также поэте трагическом // Макиавелли Н. Избранное / Пер. с ит. М., 1999. С. 5-79.

47.            Хлодовский Р. Лоренцо Медичи // История всемирной литературы: В 9 т. М., 1985. Т. 3. С. 102-105.

48.            Cleugh J. The Medici. A tale of fifteen generations. Garden City (N.Y)., 1975. 397 p.

49.            Hale J. Florence and the Medici. The pattern of control. Plymouth, 1977. 208 p.

50.            Gaeta F. Osservazioni sul percorso storiografico di Francesco Guicciardini // Francesco Guicciardini: nel V centenario della nascita. Firenze.: Olschki, mcmlxxxiv. P. 131-159.

51.            Kent D. The rise of the Medici. Faction in Florence. Oxford, 1978. 389 p.

52.            Ridolfi R. Vita di Francesco Guicciardini. Milano,  1982. 464 p.

53.            Roscoe W. The life of Lorenzo de`Medici, called the Magnificent. London, 1800. 426 p.

54.            Rubinstein N. The goverment of Florence under the Medici (1434 to 1494). Oxford, 1966. 336 p.

55.            Symonds J. Renaissance in Italy. London, 1881. 312 p.

    продолжение
--PAGE_BREAK--Приложение. Дом Медичи. Генеалогическая диаграмма. XIII-XVI вв. --PAGE_BREAK--    продолжение
--PAGE_BREAK--[251] Cleugh J. Op.cit. P. 102.
--PAGE_BREAK--