Образ женщины в романе Л.Н.Толстого "Анна Каренина"

СОДЕРЖАНИЕ стр. ВВЕДЕНИЕ … 3 ОБЩАЯ ЧАСТЬ … 1.История создания образа Анны Карениной. … 2.Новый в русской литературе образ женщины. … 10 ЗАКЛЮЧЕНИЕ … 29 ЛИТЕРАТУРА …. 31 ВВЕДЕНИЕ В начале 1870-х годов, отдаваясь мыслям о современной, по-новому «ук-ладывающейся» русской действительности, Толстой создает роман «Анна Каренина». 1870-е годы – время полной писательской зрелости

Толстого, и «Анна Ка-ренина» – это логическая середина всего его творческого пути. В этом произве-дении писатель задумал изобразить “тип женщины, замужней, из высшего общества, но потерявшей себя” (так определил он сам свою героиню нового замысла). Образ Анны Карениной – одно из величайших художественных созданий Толстого, одно из высших достижений русского реализма.

Этот образ связан с глубокой традицией всей передовой русской литературы XIX века. Начиная с пушкинской Татьяны, в русской литературе проходит целая га-лерея образов передовых женщин, стремящихся эмансипироваться от гнета и унижения, в которые они были поставлены обществом. Пушкинская Татьяна первая ощутила себя «девочкой чужой» в своей родной дворянской семье. Ее свободное, чистое чувство к Онегину уже идет наперекор всем «приличиям» дворянской морали, она «первая»

пишет ему страстное, полное признаний в любви, письмо. Ее правдивая душа, светлый, чисто русский ум несут в себе большую критическую силу. Но пушкинская Татьяна – выразительница еще раннего и незрелого протеста против морали общества, убивающей личность. Русское передовое общественное движение, реалистическая литература ставили вопрос об эмансипации женщины как часть общей задачи освобожде-ния народа от гнета крепостничества и всех его порождений.

Подымалось освободительное движение в стране, рос и приобретал все большую важность женский вопрос. Русская женщина сама становилась все более активной участ-ницей этой освободительной борьбы. В романах Тургенева мы уже встречаем такие волевые и целеустремлен-ные фигуры, как Елена Стахова из «Накануне» и, значительно позднее, Мариан-на из «Нови». Гончаров создает образы Ольги

Ильинской («Обломов») и Веры ("«Обрыв"». Ольга преодолевает не только узкий мирок интересов Обломова, но и претенциозную деловитость Штольца, ставшего ее мужем. Она вся устремлена в будущее и жаждет большой и полезной деятельности. Ее не удовлетворяют приобретательские помыслы Штольца, духовно нищего, как и породившие его социальные

отношения. В ответ на ее страстные призывы идти вперед и выше он лепечет, что «мы не Манфреды, мы не Фаусты». По-разному ставился и решался женский вопрос в русской литературе. Это зависело и от мировоззрения писателей и от исторического момента. Страстные попытки русской женщины если не порвать вовсе, то надорвать сковывающие ее путы обнаруживает Куциферская в романе Герцена «Кто виноват?», Наталья в романе

Тургенева «Рудин», Катерина в «Грозе» Остров-ского. Но особенно следует подчеркнуть значение женских образов в романе «Что делать?» Чернышевского и в поэме «Русские женщины» Некрасова. Именно у Чернышевского женский вопрос выступает открыто и всесто-ронне связанным с революционной борьбой, как часть большого вопроса о грядущем социалистическом преобразовании

России. Конечно, социализм Чернышевского утопичен. Но Чернышевский показал, что освобождение женщины должно быть не только в сфере любви. Он показал, как решение его связано с решением самых главных вопросов: женщина должна быть в обществе во всем равна мужчине, она должна быть занята общественно полезным трудом, она должна быть материально независимой только тогда она будет духовно свободна.

Образ Веры Павловны – не только гуманистическая мысль Чернышевско-го, но и отражение реальных прототипов передовой русской женщины 60-х годов, впервые пошедшей в революцию и на открытый разрыв с «обществом» во имя создания нового, «разумного» общества, без угнетения, насилия и лживой морали. Некрасов изображает самоотверженных революционных подвижниц, «русских женщин», княгиню Трубецкую и княгиню Волконскую, поехавших в

Сибирь вслед за своими мужьями-декабристами. Многие героини русских романов отваживались жертвовать «приличиями» света во имя своей чистой любви, имевшей, как им справедливо казалось, свои права. «Русские женщины» у Некрасова делают еще большее – сознательно порывают со своим сословием, клеймят его ханжество, бездушие и отказываются от всех дворянских привиле-гий, нисколько не дорожа ими. И сама любовь их поднимается на высшую ступень и помогает им гордо нести свой страдальческий венец.

Мощная традиция всей русской классической литературы исторически увенчивается образом матери (Ниловны) в знаменитом романе Горького. Великий пролетарский писатель безусловно продолжил традицию русской литературы в этом вопросе, но вместе с тем он поднял всю проблему на новую высоту. Он показал эмансипацию забитой, униженной женщины из народа, из рабочей среды. История и литература второй половины ХIХ в. свидетельствует, что в го-ды создания «Анны

Карениной» особенно тяжелы были судьбы русской жен-щины. Драматизм положения женщины, за освобождение которой боролась литература еще с середины века, нашел свое многообразное отражение в творчестве почти всех крупнейших русских писателей (особенно тревожно у Островского и Достоевского). В 1870-е «пореформенные» годы проблема социального и семейного бытия женщины приобрела исключительную остроту. Толстой внес свой великий вклад в решение этого вопроса.

Он, как гени-альный художник, не мог пройти мимо этой традиции, так чутко и полно отражавшей объективный исторический процесс нарастания революционной волны в России, нарастания справедливого отпора насилию со стороны самого угнетенного в русском обществе «сословия» – женщин. У Толстого в романе «Анна Каренина» женский вопрос тоже выступил, как один из многочисленных вопросов о грядущих судьбах России, занимавших его целиком. «Анна

Каренин» – остро злободневный социально-психологический ро-ман, созданный на материале переломной эпохи, когда на смену старому крепостному праву складывался новый буржуазный порядок. Коренная ломка экономических и правовых отношений сопровождалась изменением моральных устоев и нравственных понятий, усиливая разрушение патриархальных пред-ставлений о семье. Новое, буржуазное, во многом оказывалось хуже традицион-но сложившегося старого.

Все это волновало Толстого. Внимание к женскому вопросу не явилось плодом свободной фантазии писателей, а было отражением и насущного требования времени, и реального исторического движения, принимавшего со временем все более глубокое содержание и более широкий размах. В семидесятые годы передовые русские девушки уже настойчиво стучались в двери высших учебных заведений, попол-няли ряды революционеров. Становились участницами революционных процес-сов и жертвами полицейских

расправ. В переломную послереформенную эпоху в литературе обостряются споры о роли женщины в семье и обществе. Наряду с активными поборниками женского равноправия выступали и ярые его против-ники. Близкий Толстому Н.Н Страхов в статье «Женский вопрос» высказывался в том смысле, что это надуманный вопрос, что для женщины вполне достаточно ее естественного материнского призвания, забот о муже и семье. Что же касает-ся требования предоставления женщинам прав и возможностей заниматься другого рода деятельностью,

то эти права и занятия нужны лишь тем женщинам, которые не сумели выйти замуж. «На случай крайности, в виде исключения, в виде неизбежного зла – можно женщинам вступать на неженские поприща. Но видеть в этом что-либо желательное и всячески толкать женщин на несвойст-венные им пути было нелепо и вредно». Примерно этого же взгляда придерживался и сам Л.Н. Толстой. Неруши-мость семейного очага для него обязательное условие здоровых общественных отношений,

которые, увы, продолжают сохраняться только в патриархальной народной среде. Классы же, испорченные цивилизацией, считает писатель, утратили понятие нерасторжимости брака и святости семьи. Рождение и совме-стное воспитание детей – эта естественная цель брачных отношений в совре-менном образованном обществе – все более уступает место жажде пошлых удовольствий и ведет к разврату. В период, когда все старое и привычное рушится и разламывается с необыкновенной быстротой, великим

писателем овладевает страстное желание противодействовать гибельному процессу. ОБЩАЯ ЧАСТЬ 1.История создания образа Анны Карениной. Вопросы брака, семьи, роли и положения женщины в обществе получили свое отражение в произведениях молодого Толстого. Им он посвятил повесть «Семейное счастье» (1859). Но это произведение нельзя отнести к числу творче-ских удач писателя.

Герои повести – Маша и Сергей Михайлович, погруженные в свои внутренние психологические переживания, как бы изолированы от внешнего мира; социальные проблемы брака и семьи в повести не получают отражения. Известно, что сам Толстой был глубоко неудовлетворен этой повестью, о чем он писал В.П. Боткину. Но эти же проблемы продолжали волновать Толстого и в последующие годы. Герою повести «Казаки»

Оленину светские увлечения, к которым все время примешивались мысли об устройстве денежных дел при помощи брака, представились в ином свете, когда он увидел нравственную чистоту и простоту отношений в трудовой казацкой среде. Сильная и свободная любовь Марьянки и Лукашки еще более оттенила фальшь светской среды с ее условностями и расчетом в брачно-семейных отношениях. Марьянка прекрасна силой самобытного характера, гордой и твердой ре-шимостью самой определять свою

судьбу. На ее выбор не могут повлиять никакие внешние обстоятельства, ее любовь определяется только ее чувствами. Все существо Марьянки, весь склад ее ума, ее чувства – живое и яркое опровер-жение ложной «мудрости», выраженной в словах: «стерпится – слюбится» - словах, отражавших горькую, закрепощенную судьбу женщины. Наташа Ростова и Марьянка – девушки, находящиеся на разных социаль-ных полюсах. Но между этими женскими образами Толстого есть одна сходная черта.

Наташа так же смела, решительна в своих чувствах, как и Марьянка. Она не ждет, как сложится ее судьба, а сама решает ее. Покорная пассивность княжны Марьи или воспитанницы Ростовых Сони чужда ее активной и свое-нравной натуре. Духовный облик таких женщин, как Марьянка и Наташа, несомненно привлекал

Толстого. Как художник, он придавал этим образам русских женщин особую поэтичность, чарующую прелесть. Но сколь ни пре-красны духовные качества Наташи – непосредственной в своих чувствах, ее мир замыкается дворянской семьей. Она заставляет любящих ее родителей, родных считаться с ее желаниями, ее чувствами – и только. Никакой борьбы вне круга близких ее людей не выпадает на долю Наташи. Когда Наташа достигает своей цели – жизни с любимым человеком, она вся погружается в мелочи

семейного очага, превращается в женщину замкнутого дворянского круга, теряет все свое былое очарование. В 1870-е годы Толстой, как человек и как художник, обогатился уже глу-бокими и сложными впечатлениями своей семейной жизни. Толстой все глубже задумывается над вопросами семейной жизни. Судит о счастливых и несчастных семьях и ищет корни их удач и несчастий. Он стремится уяснить тему о женщине и мужчине и их «вине» или «невиновности» друг перед другом.

Толстой понял всю сложность взаимных отношений мужа и жены. К лич-ным переживаниям присоединились факты окружающей действительности прежние и новые драмы в знакомых писателю семьях. В январе 1872 г. броси-лась под поезд «гражданская» жена соседа – помещика Бибикова, оставленная мужем, Анна Степановна Пирогова. В декабре 1874 г. попал под поезд, видимо, это было тоже самоубийство, судебный следователь в

Туле Н.Н. Фридрихс, убийца своей любовницы. Толстой долго ищет не только имя своей основной героини (Татьяна Сер-геевна Ставрович, Аня, Анастасия, Анна Гагина, Анна или Нана Пушкина, Бернова, Анастасия Аркадьевна, Нана Каренина, Анна Аркадьевна Каренина), но и ее внешние и духовные черты. Вот первые штрихи, которыми он характе-ризует чету

Карениных: «Он – прилизанный, белый, пухлый и весь в морщинах; она некрасивая, с (маленьким) низким лбом, коротким, почти вздернутым носом и слишком толстая. Толстая так, что еще немного, и она стала бы уродлива». Но – «несмотря на некрасивость лица, было что-то в добродушии улыбки красных губ, так что она могла нравиться». Однако сомнения в красоте своей героини были у

Толстого недолгими. В начальном наброске романа, сделанном весной 1873 г он уже определенно говорит о ней, как о «красавице». Тема Анны, как и тема Константина Левина, оказалась для автора самой трудной и медленно разрешаемой. В ряде рукопис-ных вариантов он ищет все более и более убедительные черты в характере героини и колеблется между резкими и мягкими красками. То он хочет придать ей «дьявольский» облик женщины, властно покорившей

волю и рассудок мужчины, то, наоборот, придя, очевидно, к заключению, что не надо гнаться за романтической характеристикой образа, опрощает и смягчает ее натуру, наде-ленную все же большой чувствительностью. Образ самой Карениной написан с учетом отдельных черточек личности М.А. Гартунг – дочери Пушкина, которую Толстой встречал в Туле и облик которой (изящные манеры, экспрессивная речь и неизменная оживленность) оставил вдохновляющее

впечатлении (не случайно в некоторых черновых зарисовках к роману она названа Анастасией Аркадьевной Пушкиной). 1.Новый в русской литературе образ женщины. Анна Каренина воспринималась многими дореволюционными (Ф.И. Бул-гаков, Г. де Вогюэ и др.) и большинством послереволюционных (Н. Арденс, Н.Н. Гусев, В. Днепров, В. Ермилов, В.А. Жданов,

В. Шкловский и др.) иссле-дователей как олицетворение высшей правды «живой жизни», правды искрен-них чувств и страстей, противостоящих лжи и разврату светского общества, с одной стороны, и сухой морали и безжизненности Каренина (и даже Левина) – с другой. Анну в романе Толстого мы видим первый раз глазами Вронского, кото-рому суждено полюбить ее. «Когда он оглянулся, она тоже повернула голову.

Блестящие, казавшиеся темными от густых ресниц, серые глаза дружелюбно, внимательно остановились на его лице, как будто она признавала его, и тотчас же перенеслись на подходившую толпу, как бы ища кого-то. В этом коротком взгляде Вронский успел заметить сдержанную оживленность, которая играла в ее лице и порхала между блестящими глазами и чуть заметной улыбкой, изги-бавшею ее румяные губы. Как будто избыток чего-то так переполнял ее сущест-во, что мимо ее воли выражался то в блеске взгляда,

то в улыбке. Она потушила умышленно свет в глазах, но он светился против ее воли в чуть заметной улыбке». Потом мы смотрим на Анну глазами Кити на московском балу. «Теперь она поняла, что Анна не могла быть в лиловом и что ее прелесть состояла именно в том, что она всегда выступала из своего туалета, что туалет никогда не мог быть виден на ней. И черное платье с пышными кружевами не было видно на ней; это была только рамка, и была видна только

она, простая, естественная, изящная и вместе веселая и оживленная». Анна возвращается из Москвы в Петербург. Она в поезде. Мы остаемся с нею наедине. Нам приоткрывается течение ее мыслей, ее чувств. «Анна Аркадь-евна читала и понимала, но ей неприятно было читать, то есть следить за отражением жизни других людей. Ей слишком хотелось жить. Читала ли она, как героиня романа ухаживала за больным, ей хотелось

ходить неслышными шагами по комнате больного; читала ли она о том, как член парламента говорил речь, ей хотелось говорить эту речь; читала ли она о том, как леди Мери ехала верхом за стаей и дразнила невестку и удивляла всех своею смелостью, ей хотелось это делать самой». Проходит время. Анне многое довелось испытать. Уже недалек ее конец. И вот к Анне приезжает Левин. «Левин говорил теперь совсем уже не с тем ремесленным

отношением к делу, с которым он разговаривал в это утро. Всякое слово в разговоре с нею получало особенное значение. И говорить с ней было приятно, еще приятнее было слушать ее. Анна говорила не только естественно, умно, но умно и небрежно, не при-писывая никакой цены своим мыслям, а придавая большую цену мыслям собеседника». Когда она оценила высказанное

Левиным суждение, лицо ее «вдруг все просияло». И даже в самые последние мгновения, когда уже совсем не на что опе-реться, когда все и навсегда насильственно обрывается, в последнем ощущении – «жизнь… со всеми ее светлыми прошедшими радостями». Мотив «живой жизни» (как любил говорить Толстой) сопровождает Анну на всем ее пути в толстовской книге. Нет, не сопровождает, это неточно сказано. В Анне

Толстой открывает ценность «живой жизни» самой по себе, ее собст-венное значение и силу. Да, именно так, несмотря на все, что произошло с Анной, невзирая на всю противоречивость выводов, к которым приходит или идет сам писатель. Героине «Евгения Онегина» необходимы были – в разной мере и с разной стороны – детство и юность, проведенные в русской деревне, в непосредствен-ной близости к «простонародной старине», глубоко воспринятые европейские романы,

чтобы она могла стать пушкинской Татьяной в ее высоком обаянии. И в деревне, и потом в свете Татьяна живет в своем особом мире, внутренне с бытом нигде не соприкасаясь, в гущу повседневных отношений никогда не погружаясь. Это свидетельство огромной, едва ли не исключительной ее душевной силы. Недаром Белинский, не одобривший последнего решения

Татьяны, назвал ее «гениальной натурой». Тургеневской Лизе Калитиной понадобилась способность отречься от любви, от счастья во имя нравственного долга (как она понимает его), чтобы автор «Дворянского гнезда» преклонился перед нею сам и заставил преклонить-ся читателей. И чувство, которое вызывает к себе Лиза это именно преклоне-ние, преклонение прежде всего. Катерине из «Грозы» приходится хранить в душе вынесенное из обстанов-ки детских лет напряженное до

экзальтации религиозное чувство, чтобы ее любовь не бросила на нее тени. Вера Павловна Чернышевского должна опираться во всех своих поступках на усвоенные и усваиваемые ею передовые идеи, чтобы заслужить уважение и доверие. Мы назвали очень непохожие образы из очень разных по своему общему смыслу произведений, предшествовавших в русской литературе «Анне Карени-ной». Количество примеров можно было бы увеличить.

Но сколько бы их не приводить, во всех случаях мы неизменно должны были бы убедиться, что источник нравственного обаяния самых положительных своих героинь писатели находили так или иначе в чем-то, что собственным, индивидуальным живым чувством этих женщин не является, что принято каждой из них в той или иной степени как бы со стороны. И самая способность Татьяны, Лизы, Катерины, Веры Павловны столь последовательно и строго нести в себе определенную нравственную

идею характеризует известную исключительность их «натур». У Анны нет ни одной из привилегий, которыми обладали названные ге-роини (привилегий, разумеется, не казенно регламентированных). Нет у нее ни близости к «простонародной старине» хотя бы в детстве, ни высокого сознания нравственного долга (в чем бы его не видеть), религиозные представления не властны над ее душой, и она непричастна к передовым идеям времени.

Есть в ней лишь способность до конца отдаваться своему живому чувству. Своему сердечному порыву. И оказывается, что одно это и только это не роняет, а поднимает ее. Именно невозможность для Анны подчинить свое чувство чему бы то ни было становится главным источником ее неотразимого обаяния. Не может не стать, потому что чувство Анны несет высокое человеческое содержание в самом себе, в самом себе нравственно оправдано.

Если в Наташе Ростовой лучшее, наиболее естественное еще во многом равно естественности природы, то в Анне самое природное выступает очеловеченным до самых своих глубин. И здесь – одно из важнейших открытий Толстого в его романе 70-х годов. Что-то «смешалось», изменяется в жизни. Существующие отношения не несут в себе истины. И к этой «неистинной» жизни разные люди относятся по-разному.

Одни, как Облонский, приспосабливаются, ищут удобств и так или иначе устраивают свои дела. Другие, как Вронский не чувствуют, не понимают содержания, характера условий и времени, спокойны, уверенны, довольны собой. Но есть третьи. Они ищут действительного смысла жизни, мечутся от одних взглядов к другим, противостоят существующему и часто терпят неудачи. Уже в первых главах романа прошел Константин Левин.

Анну мы видим впервые на станции Петербургской железной дороги. Ее встречает Стива, она знакомится с Вронским. И первое же появление Анны сопровождается у Толстого трагическим случаем – гибелью сторожа, раздав-ленного поездом. Этот эпизод как бы предрекает всю дальнейшую трагическую судьбу Анны и в то же время дает возможность Толстому сразу же показать особое отношение

Анны к жизни, отличающее ее от людей света. «Облонский и Вронский оба видели обезображенный труп. Облонский, видимо, страдал. Он морщился и, казалось, готов был плакать. -Ах, какой ужас! Ах, Анна, если бы ты видела! Ах какой ужас! – пригова-ривал он Вронский молчал, и красивое его лицо было серьезно, но совершенно спо-койно».

Через несколько минут «Степан Аркадьич уже разговаривал с графиней (матерью Вронского) о новой певице…» Вронский же, видя волнение Анны, но сам нисколько не волнуясь, передал двести рублей для вдовы погибшего. Когда Анна села в карету, «Степан Аркадьич с удивлением увидел, что губы ее дрожат, и она с трудом удерживает слезы». Анна живет большими чувствами, многое вмещающими в себе, она, как впоследствии отметит

даже Бетси Тверская, смотрит на жизнь глубоко и всерьез, а не «просто» и «весело». Она из тех, кто, как поймет даже Стива, «не могут шутить своими чувствами». Последующие главы романа, рассказывающие о пребывании Анны у Об-лонских, все больше раскрывают глубину характера, искренность Анны, не-обыкновенную простоту и естественность ее поведения.

Такой искренности и естественности не хватает даже Долли. «Долли была убита своим горем, вся поглощена им. Однако она помнила, что Анна, золовка, была жена одного из важнейших лиц в Петербурге и петербургская grande ‘dame. И, благодаря этому обстоятельству, она не исполнила сказанного мужу, то есть не забыла, что приедет золовка”. Анна в дальнейшем, когда ей становится тяжело, не раз

забывала о принятых в свете правилах приличия. Она оставалась всегда и прежде всего самой собою, со своей безграничной искренностью и глубокими чувствами. “Кити чувствовала, что Анна была совершенно проста и ничего не скрывала, но что в ней был другой какой-то, высший мир недоступных для нее интересов, сложных и поэтических”. Анне, благодаря искренности и естественности ее поведения, удается утешить Долли, помирить ее с мужем, сразу же завоевать любовь детей и

Кити. Анна подымается в этих главах Толстым на огромную нравственную высоту. И здесь же, именно в этих же главах. Мы узнаем о какой-то неестест-венности условий жизни Анны. Когда Долли вспоминает свое посещение Карениных, Толстой так передает ее мысли: “…сколько она могла запомнить свое впечатление в Петербурге у Карениных, ей не нравился самый дом их; что-то было фальшивое во всем складе их семейного

быта». Когда Анна говорит Кити о «голубом тумане» юности и любви, Кити с удивлением вспоминает «непоэтическую наружность Алексея Александровича, ее мужа». Анна говорит Кити о том, что для нее «уж нет таких балов, где весело»: «Нет, душа моя, для меня уж нет таких балов, где весело сказала Анна, и Кити увидела в ее глазах тот особенный мир, который ей не был открыт. –

Для меня есть такие, на которых менее трудно и скучно…» Есть какое-то тяжелое противоречие между предельной искренностью Анны и ее образом жизни. Встреча с Вронским, его вечерний приезд к Облонским пробуждают в ду-ше Анны тревогу: «Ничего не было ни обыкновенного, ни странного в том, что человек заехал к приятелю в половине десятого узнать подробности затеваемого обеда и не вошел; но всем

это показалось странно. Более всех странно и нехо-рошо это показалось Анне». И здесь и в дальнейшем Анна пытается сохранить все по-прежнему, сдержать самое себе. Но, встретив Вронского, она сама впервые ощутила фальшь и ложь своего положения, а поняв эту фальшь, почувствовав ее, примириться с нею Анна не могла. Эта фальшь и ложь ее жизни с Карениным постепенно все полнее откры-вается

Анне. И сохранение ее прежнего положения стало для нее «ужаснее всего, что только она могла себе представить». Эту же мысль Анна повторяет и после родов и дарованного ей Алексеем Александровичем прощения. Она увидела, что ее «жизнь была мучительна еще прежде», что при отсутствии любви к мужу искажалась и ее любовь к сыну, ее материнское чувство. С возникновением любви к Вронскому для Анны, как чувствует она сама, «все переменилось». «Для меня

одно и одно – это твоя любовь» говорит она Вронскому. В своих отношениях с Вронским Анна ищет не только любви, но и возможности жизни вообще – жизни без фальши и обмана. Без подавления своих душевных стремлений. «Я просто хочу жить» говорила Анна Долли. В любви к Вронскому для Анны сосредоточилось все, все ее чаяния и надежды; поэтому так велики были ее требования к этому чувству и в себе и в любимом человеке.

Поэтому крушение надежд на такую любовь, в которой она нуждает-ся, должно было стать для Анны концом жизни вообще, катастрофой. Со своей точки зрения, Толстой этой сосредоточенностью поисков Анной настоящей жизни только в сфере любви подчеркивает и «греховность» избранного ею пути преодоления обмана и фальши. И Алексей Александрович женился без любви, и Анна вышла за него без любви – вышла потому, что были приняты, считались

благопристойными браки без любви, а девушке, оставшейся сиротою, уже совсем было необходимо побыстрее выйти замуж, и тетка Анны устроила этот брак. Анна с присущей ей внутренней честностью, стремлением к искренности во всем хотела приблизить свои отношения с Алексеем Алексеевичем к отношениям настоящей жены и настоящего мужа. Семья Карениных – безлюбовная семья. После разговора

Анны с Вронским в гостиной у Бетси, когда Анна окон-чательно поняла, что любит Вронского, она поднимается по лестнице, возвра-щаясь домой. «Анна шла, опустив голову и играя кистями башлыка. Лицо ее блестело ярким блеском; но блеск этот был не веселый он напоминал страшный блеск пожара среди темной ночи». Это и есть образ-символ возникшей любви. Она осветила жизнь героини не утренним светом, а заревом во тьме, заревом пожара, в котором ей суждено

сгореть. Темная ночь жизни для Анны так и не сменилась утром. Зарево вспых-нуло для того, чтобы слиться с ночью. «Анна шла, опустив голову»… И в последующей сцене, после наступив-шей близости Анны с Вронским страшной сцене, потому что сама эта бли-зость, по Толстому, страшна, как преступление Анна все ниже опускала «свою когда-то гордую, веселую, теперь же

постыдную голову». Близость, установив-шуюся между Вронским и Анной, Толстой изображает как убийство. Вронский – убийца, Анна – его сообщница. «Это тело, лишенное им жизни, была их любовь, первый период их любви». В словах о том, что тело Анны было лишено жизни, проводится прямая нить от установившейся близости Вронского и Анны к предстоящей гибели Анны.

Вронскому придется увидеть это «бесстыдно растянутое посреди чужих окровавленное тело»… Разъединение Анны и Вронского началось уже с самого начала их сбли-жения. Они начинали два разных романа. Он – великосветский. Она – роман всей своей жизни и смерти. Для нее любовь была, как она говорит, то же, что кусок хлеба для голодного. В Анне едва ли не самое инстинктивное для людей чувство уже наполнено изнутри силами

человечности и потому обретает новый общественный смысл, новую роль в общественной истории. С того самого момента, когда Анна начинает любить, она приходит в не-разрешимое противоречие со всеми формами общественных отношений, выработанными к ее времени той же историей, которая в ней, Анне, наполнила подлинно человеческим даже самое инстинктивное. Получается так, что именно человечность любви Анны сама по себе неизбежно приводит героиню к обособ-

лению от всех и от всего, кроме любимого человека, а в конечном счете и от него. Уже незадолго до своей гибели Анна сама начинает сознавать, что именно глубина ее чувства к Вронскому разобщает ее и с ним. Неистребимость чувства Анны, то, что оно ни в какой степени не становится «формальным», оказывается причиной все нарастающего одиночества Анны, ее душевного надрыва, и потому само оно не может сохранить свою цельность.

Так новый подход к характеру сливается с новыми критериями оценки всех существующих установлений, форм, институтов. Они предстают не отвечающими не только высоким нравственным нормам, требованиям разума и справедливости об этом достаточно рассказала предшествующая Толстому литература. Они не только мало соответствуют потребностям людей жить в «мире» и «миром» это открыл сам Толстой в «Войне и мире». Выясняется, что они противостоят всему живому в людях, противостоят

именно постольку, поскольку оно становится человеческим и человечным. Оказывается, ничто, даже самое простое, самое обязательное, устроиться не может, если весь уклад общества противостоит жизни. Анне, поскольку чувство ее не уступает всем сложившимся общественным формам, на каждом шагу приходится прокладывать себе новый путь, все делать как бы совсем впервые на земле. Ничто у нее не может совершиться само собою – ни встреча с сыном в день его рождения, ни поездка в

театр, ни один акт в общении с людь-ми, которых прежде знала или теперь узнает Анна. Ее чувству, только ее живому чувству приходится вести ее. И только безусловная принадлежность этого чувства «живой жизни» человека и человечества неизменно спасает Анну от всего, что в нравственном смысле могло бы оказаться недостойным или сомнительным. Но это ни на минуту не могущее прерваться отстаивание даже самого простого, самого элементарного в

его живом содержании свыше сил обыкновенного человека, не имеющего каких-нибудь особых «поддержек». Живое в Анне не может отступить, однако и выстоять она не в состоянии. Да, у Анны нет хоть сколько-нибудь передового сознания, которое могло бы ей помочь, когда она полюбила. Но ведь самая способность испытывать это чувство по-человечески есть уже и право на него. И невозможность осуществить это право есть очевиднейшее свидетельство того, что сложившиеся формы общественного

устройства не имеют оснований сохраняться дальше. Образ Анны Карениной привлекает своей многогранностью. Толстой неоднократно подчеркивал в романе, что с Анной произошло нравственное падение, что она сама чувствовала свою вину. Бесовская прелесть, на первый взгляд, столь привлекательная и милая, с развитием страсти усилилась и укрепилась в Анне, что оказалась очевидной ее способность не только смутить юную

Кити, но и по-настоящему устрашать, угнетать и даже оскорблять влюбленного в нее Вронского. Жар адского пламени непосредственно ощущается в романе. Толстой постоянно заостряет внимание читателей на том, что любовь Ан-ны не соединяет ее с окружающим миром, а, наоборот, искажает ее представле-ние о мире, людях, правде. Через свое увлечение Вронским Анна приобрела совершенно новый взгляд на вещи, и все вокруг стало ей

представляться в весьма неприглядном свете. Итак, Толстой показывает, что в Анне жила страсть, эгоистическое жела-ние удовлетворения личного чувства, а не любовь. Эта страсть заставляет ее мучить, предавать и обманывать не только мужа, но и сына, и Вронского, и саму себя. По словам писателя, «дух зла и обмана» стал ее неизбежным спутником. Анну злили даже добродетели мужа. Анна не может найти точку опоры.

Врон-ский, охладев к ней, мог поступить по законам «просвещенного времени». Он мог сказать: «Я вас не держу. Вы можете идти куда хотите… Если вам нужны деньги, я дам вам. Сколько нужно вам рублей?» Ничего подобного Вронский Анне никогда не говорил! Он, кажется, всегда ее любил, хотя не всегда понимал.

Это «дьявол» нашептывает Анне слова сомнения. Но эти сомнения были возможны именно потому, что она оказалась «вне закона», потому, что она не могла найти «точку опоры». Толстой и доказывал, что «страсть» никакая не опора, а «обрыв», «провал», «несчастье». Поэтому конфликт в романе получает чрезвычайную психологическую остроту. Анна чувствует, что не может жить «в законе» но понимает, что жизнь «вне закона» грозит ей оскорблениями

и гибелью. На этом конфликте построена ее сюжетная линия. Бунт Анны Карениной был смелым и сильным. Смирение вовсе не харак-терно для нее. И не только перед людьми или перед законом, но и перед «выс-шим судией». Когда она говорила: «Боже мой», ни «боже», ни «мой» не имело для нее никакого значения. «Она знала вперед, что помощь религии возможна только под условием отречения от того, что составляло для нее весь

смысл жизни». Анна приходит к отречению от своего привычного образа жизни. «Все ложь, все обман, все зло» говорит она накануне гибели. Все вопросы были решены отрицательно, и это убивало ее волю к жизни. Она искала нравственную опору и не нашла ее. И все человеческие голоса вокруг нее умолкли, остался лишь нарастающий гул железной дороги. И в итоге Анна стала обвинять всех (в том числе и Вронского) в своей ка-тастрофе, оправдывая себя. Именно в результате отпадения от нравственного закона

«живой жизни», процесс которого Толстой подробно и ярко описывает в романе, Анна и пришла к своей последней правде: «Яшвин говорит: он хочет меня оставить без рубашки, а я его. Вот это правда!» Анна пришла в конце концов к мировоззрению Яшвина. В чем же все-таки состоит трагедия Анны Карениной? Ведь ей, в сущности, так же, как Вронскому, все удается.

Каренин с от-чаянием видит, что она «торжествует» над всеми. Не захотела больше остаться в его доме и не осталась. Захотела уехать с Вронским в путешествие, и уехала. Фет как-то заметил, что Толстой недаром представил Анну Каренину светской дамой, принадлежащей к богатому и независимому кругу людей своего времени.

Ей как будто ни о чем не нужно было вперед заботиться. Богатство дополнялось праздностью. И вот что странно: осуществление самых страстных желаний, требующих стольких жертв и такого решительного пренебрежения мнением окружающих, не приносит счастья ни ей, ни Вронскому. «Вронский между тем пишет Толстой, несмотря на полное осуществление того, чего он желал так долго, не был вполне счастлив. Он скоро почувствовал, что осуществление его желания доставило ему только

песчинку из той горы счастья, которую он ожидал». Отдавшись на волю своих страстей и желаний, Анна и Вронский посте-пенно перестают понимать друг друга. На улице некий господин раскланялся с Анной Карениной. «Он думал, что он меня знает заметила Анна. – Он знает меня так же мало, как кто бы то ни было на свете знает меня. Я сама не знаю». Некогда светские дамы завидовали

Анне, им надоело, что ее, как Алки-виада, «называют справедливою». Теперь она становится «несправедливой» по отношению ко всем: к Каренину, к Вронскому, к самой себе. Внутренний мир ее болезненно искажается. В ее чувствах было что-то захватывающее, требующее усилия. И вдруг «винт свинтился…» И произошло это, как считает

Толстой, вовсе не потому, что «светские да-мы» бросили в нее «комки грязи», и не только потому, что она оказалась «выставленной у позорного столба». Внешние условия, которыми она смело пренебрегала, конечно, имели свое влияние на нее и на Вронского. Они тоже «давили на сердце». Но для Толстого первостепенное значение имела собственная логика стра-стей в истории души человеческой. «Пожар среди ночи» разгорался постепенно. Блеск его был «невеселый».

Рисуя жизненный путь Анны Карениной, Толстой производит некий пси-хологический опыт. Он предоставляет своей героине полную свободу действий, позволяет ей торжествовать над обстоятельствами, исподволь наблюдая за тем, как страсти уводят ее все дальше от того, к чему она стремилась. Трагедия Анны Карениной, как это ни странно, состоит именно в том, что все ее желания сбываются. И она так же, как Вронский, получила лишь «пес-чинку» от той «горы», которую ожидала.

Но за каждую такую песчинку ей приходится приносить непосильные жертвы. В одной из глав пятой части романа есть поразительная сцена: фотографи-ей Вронского Анна выталкивает из альбома фотографию сына. Анна любит и Сережу и Вронского, но соединить их в одну семью она не может – это не в ее силах. И в этом- главный источник ее страданий. Кажется, что

Анна и Вронский «перевернули жизнь». Но это только ка-жется. На самом деле они были людьми переворотившегося мира и поэтому ни в каком положении не могли удержать равновесия. И в этом тоже была их трагедия. Кити однажды сказала об Анне, в самом начале романа: «Да, что-то чуж-дое, бесовское и прелестное есть в ней». И сама Анна всякий раз, когда чувству-ет, как является ей «дух борьбы», предсказывающий ссору с

Вронским, вспоми-нает «дьявола». Из этого можно как будто сделать вывод, что Толстой хотел изобразить Анну как некую злую силу, как демоническую или роковую женщину. Но никто из комментаторов романа как будто не обращает внимания на слова Левина, сказанные в самом конце книги: «А я чем же объяснял существование? Сущест-вованием? Ничем? Дьявол и грех » Анна является в романе воплощением «существования» с его горячим

требованием личного счастья, его нетерпением, страстями, раздражением и упорством. Существование, не освященное нравственным сознанием, как бы вырвавшееся из-под власти «закона», это и есть путь Анны Карениной. Но если бы она не понимала требований нравственного закона, не было бы у нее и чувства вины. Не было бы и никакой трагедии. А она близка Левину именно этим чувством вины, что и указывает на ее глубокую нравственную природу.

«Мне, главное, надо почувствовать, что я не виноват» говорит Левин. А разве не это же чувство привело Анну в конце концов к полному разладу с жизнью? «Но я не была виновата» говорит Анна. Анна была похожа на «беззаконную комету в кругу расчисленном све-тил». Но здесь само существование обращается в хаос, который и поглощает ее «державу». Трагедия Анны тем особенно замечательная, что в ней нет ничего исклю-чительного, как нет в ней и ничего,

что было бы свойственно только ей одной. Она лишь уступала тем требованиям жизни, которые как бы заложены в самой природе человеческого существования. Долли, например, в отличие от Кити не видит в Анне никаких «роковых» или «дьявольских» примет. «В чем же она виновата? – размышляет Долли. – Она хочет жить». Как это ни странно, именно Долли оправдывает Анну. «А они нападают на Анну думает она. –

За что? Что ж, разве я лучше Очень может быть, и я бы сделала то же». Вот именно в этом искушении и состоит комплекс Анны Карениной. Даже Долли признается в том, что и она могла бы поступить так же, как Анна, если бы… Если бы страсти взяли верх в ее душе. Исключительным в судьбе Анны Карениной было ни нарушение закона во имя «борьбы за существование», а

сознание своей вины перед близкими ей людьми, перед самой собой, перед высшим законом. Благодаря этому сознанию Анна становится героиней толстовского художественного мира с его высоким идеалом нравственного самосознания. Толстой считает, что в стремлении к жизни, свободной ото лжи и фальши, Анна с самого начала пошла по ложной дороге. Поэтому все ее действия не открывают ей выхода, приносят несчастье другим людям: ее короткая радость разбивает надежды

Кити на Вронского, вызывает болезнь Кити; не находит счастья с Анной Вронский. И уже рядом с изображением первых же шагов Анны по тому пути, на который она вступает, Толстой различными способами раскрывает свое представление о должных и не должных путях к истинной жизни. Главы о бале, рассказывающие о том, как Анна впервые предалась своему чувству. Сопровождаются главами о посещении

Константином Левиным его безнадежно больного брата Николая. Константин Левин, видя брата, вспоминает о предельной искренности, страстности Николая, о его чистых побуждениях во всех делах. Вводя рассказ о судьбе Николая Левина сразу же вслед за главами о нача-ле «пробуждения» Анны, Толстой тем самым уже здесь указывает на гибель-ность, обреченность, хотя и чистых, но, с его

точки зрения, ошибочных стрем-лений к истинной жизни, вновь предрекая, таким образом, трагический конец Анны. Далее Толстой ведет рядом с повествованием о развитии чувства Анны историю мысли и чувств Левина. Левин после отказа Кити возвращается домой, в деревню, начинает здесь со страстью и увлечением заниматься хозяйством, постепенно идет к сближе-нию с мужиком. К обретению истинного, по

Толстому, миросозерцания. В семидесятых годах Толстой увидел порочность и фальшь не только в поведении большинства людей света, но и в самих нормах светской морали. Алексей Александрович Каренин предлагает Анне остаться его женой и сохра-нить при этом ее отношения с Вронским. Он пытается разными способами сломить в Анне ее живое освобождение ото лжи и фальши. И сам он искренне убежден, что отстаивает высший нравственный

закон. Самые нормы светской морали оказываются несостоятельными, формальными по своему существу и поэтому обращаются в свою противоположность, становятся стимулом и опорой для безнравственных дел. Однако в семидесятых годах большинство крупнейших русских писателей (и в их числе и Толстой) увидели еще и другое. Они поняли, что наряду с разложением старого жизненного уклада в пореформенной России стали бурно развиваться новые, не менее жестокие и не менее бесчеловечные, формы отношений между

людьми. Кроме Алексея Александровича Каренина, в романе предстает перед нами Бетси Тверская. Для нее срывание буржуазией покровов святости с любви, брака, семейных отношений создает возможности почти открыто предаваться разврату, не вступая со светом в конфликт. При этом Бетси сохраняет характер-ные для светской морали лицемерие и фальшь и, как и весь светский круг, отворачивается от Анны. Анна не может принять ни ложь и фальшь норм светской жизни, отстаи-ваемых

Карениным, ни вступить на путь Бетси, ни приспосабливаться и обма-нывать себя и других, как то делает Стива, ни, наконец, согласиться, подобно Долли, на неполноту в осуществлении своих самых высоких человеческих стремлений. Она хочет полной свободы ото лжи и фальши. Хотя ищет ее Анна только в отношениях любви. Сопоставляя в романе жизненные истории Анны и Левина. Толстой тем самым говорил, что для людей «с сердцем» во всех областях жизни неприемле-

мы как «переворотившиеся», феодально-крепостнические, так и «укладываю-щиеся», буржуазные, жизненные условия. Он отстаивал необходимость торже-ства в обществе начал нравственной чистоты, высокой человечности. Однако плодотворный путь к этому нравственному очищению Толстой представлял себе как духовное постижение истины, которое не должно вести ни к разрыву с обычной жизнью света, ни к активным действиям. Поэтому он не только сопоставил истории

Анны и Левина, но и противопоставил пути исканий, судьбе Анны путь исканий Левина как будто бы единственно правильный и приводящий к счастливой развязке Разъясняя смысл эпиграфа к «Анне Карениной», Л.Н. Толстой сказал од-нажды: «…я выбрал этот эпиграф просто, как уже объяснил, чтобы выразить ту мысль, что то дурное, что совершает человек, имеет своим последствием все то горькое, что идет не от людей, а от бога, и что испытала на себе и

Анна Карени-на». Светское общество, погрязшее в лицемерии и тайном прелюбодеянии, от-вергает Анну, не хочет простить брошенного ею открытого вызова ханжеству. Анну осуждают те, которые были безгранично ниже ее. Ее обвиняют не в том, что она изменила мужу, а в том, что она отказалась лгать. Толстой не признавал за графиней Вронской и всей «светской чернью», уже приготовившей «комки грязи»,

права быть судьями Анны Карениной. Возмездие пришло не от них. Возмездие, по мысли Толстого, было в ее душе. Еще в начале романа Ан-на как бы случайно роняет фразу: «Нет, я не брошу камня». А сколько камней было брошено в нее! Только Левин понял ее и подумал: «Какая удивительная, милая и жалкая женщина». И при всем том она действительно жалка в своем любовном угаре.

Ни Ан-на, ни Вронский не находят счастья в своей связи. Светское общество отверну-лось от них, а признание людей свободомыслящих, «нигилистически» настро-енных, «дурно воспитанных» писателей, музыкантов и художников, посещаю-щих их, не доставляет им радости. Анна не может отделаться от мысли о лживости своего положения; она, кроме того, ревнует Вронского. Чтобы спасти себя от одиночества, она придумывает себе разные средства: пробует блистать

красотой и нарядами и завлекать мужчин, пытается «построить себе высоту, с которой бы презирать тех, которые ее презирали», но все это оказывается не в ее натуре. Остаются одни «животные отношения» с любимым человеком и рос-кошь жизни, да еще «привидение» – покинутый муж, «осунувшийся, сгорблен-ный старик, напрасно старавшийся выразить сияние счастья на своем сморщен-ном лице». Анна не выдерживает жизни и кончает самоубийством.

Каренина, уже в раннем воплощении Толстым его замысла, не виновата в том, что она «потеряла себя» и стала неверной женой. Она, правда, эгоистична и безучастна к своему жалкому, хотя и доброму мужу, но это потому, что не в ее силах совладать со своей страстью и преодолеть нахлынувшее на нее любовное влечение, которого она никогда не испытывала к супругу, обделенному приро-дой и лишенному таланта любви. Уже в одном из ранних вариантов романа появляется библейский эпиграф, отнимающий у людей право судить

грешницу. И раз поставленный эпиграф так и не снимается, несмотря на то что он далеко не уяснял осложнившегося впоследствии содержания романа. Тема опустошительной и испепеляющей страсти, не находящей себе вы-хода в мир широкий человеческих интересов, не растворяющейся в чувстве семейных связей и отношений и в самой себе таящей роковую развязку, в творчестве и воззрениях Толстого занимает существенное место. Любовь – страсть, в себе замкнутая и превращающаяся в «поединок

роковой», в представ-лении Толстого приводит к гибели и Анну Каренину. Хорошо подытоживают смысл романа слова Анны, которые она просила передать Кити после своей встречи с Левиным: «Передайте вашей жене, что я люблю ее, как прежде, и что если она не может простить мне мое положение, то я желаю ей никогда не прощать меня. Чтобы простить, надо пережить то, что я пережила,

а от этого избави ее бог». В сущности – это завещание Анны всем, кто ее знал, пытался любить и не мог. Эти слова Анны по-своему обращены и к Толстому, ибо хотя замысел его произведения о падшей светской женщине претерпел коренные изменения, ранний эпиграф: «Мне отмщение, и аз воздам» – остался. Он противоречит теперь общему смыслу произведения.

Никакого покарания Анны у Толстого не получилось. Получился ее апофеоз, получился роман об эмансипации с вели-чайшим, высокохудожественным, небывало жизненно достоверным обоснова-нием права женщины любить по выбору сердца и осуждением всех условностей и предрассудков, которые держат в плену высокое, честное чувство. Но правдивый художник, все больше и больше ожесточавшийся против существующего порядка вещей, в процессе создания романа вынужден был изменить свое отношение

к центральному образу романа. Вместо желания покарать Анну, показать ее женщиной, разрушающей семейный очаг, он оправ-дал ее. Показав, что преступен был сам порядок вещей, лишивших женщину ее человеческих прав, закрепощавший ее духовно. В 70-х годах Толстой часто говорил, что действующие лица его произве-дений поступают «неожиданно» для него самого. Герои Толстого тем и сильны, что они являются живым воплощением правды жизни, отраженной

в искусстве. Таков прежде всего образ героини романа – Анны Карениной. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Толстой всегда был противником «женского вопроса» (полемическим от-ветом на него явилось в свое время «Семейное счастье», 1859). Тем не менее в 70-е годы в процессе художественного воссоздания судьбы людей «образован-ного сословия» (не обретших веры) путь «силы и энергии», «самый достойный выход», связывается

Толстым с женским образом. Вопрос в романе ставится не столько о правах, сколько о нравственных возможностях личности. Общему процессу умирания «внутреннего человека» в наибольшей степени сопротивля-лась натура женская в силу ее большей чуткости и восприимчивости. В плеяде замечательных образов русских женщин, созданных классиче-ской литературой, образ Анны Карениной выделяется силой духовной красоты. При всем многообразии типов русских женщин и индивидуальной

самобытно-сти каждого из женских образов, запечатленных русской классической литера-турой, заметно выступают две общие черты их душевного склада: первая – верность нравственному или общественному долгу (пушкинская Татьяна, лермонтовская Алена Дмтриевна из «Песни о купце Калашникове», тургенев-ская Лиза из «Дворянского гнезда», некрасовские героини – жены декабристов и т.д.) и вторая –страстное стремление к достижению права самостоятельно распоряжаться своей судьбой (многие

образы Герцена, Тургенева, Островского, Гончарова, Чернышевского). В Анне эти две черты – верность нравственному долгу и стремление к личной свободе – приходят в то острейшее противоречие, какое неизбежно вытекало из закрепощенного положения женщины в семье. Демократически настроенные современники «Анны Карениной» с недо-умением и огорчением восприняли тот факт, что в центре толстовского романа 1870-х

годов оказалась женщина, жизнь которой так и не выходит за пределы света. С чрезвычайной резкостью высказался об этом Некрасов, не менее решительно осудил Толстого Щедрин… А теперь после всего сказанного, надо признать, что в обращении Толсто-го к судьбе Анны проявился едва ли не максимальный по той поре и очень истинный демократизм. Именно так, потому что героиня Толстого, для которой никакой другой среды и жизни, кроме как светская,

просто не существует, заходит в своих поступках так далеко, что это становится угрозой для всего существующего склада отношений. На протяжении всего романа Толстой с предельной психологической вер-ностью проследил борьбу Анны за свои права на счастье и, сплетая эту ее борьбу с борьбой Левина, который уже знает, что «надо биться, чтобы лучше жить» (это «вздор», будто «жизнь не допустит», будто «прошедшее не допус-тит»), вскрывает огромные душевные силы своей героини.

В сопоставлении этих сил с убожеством окружающей Каренину среды ощущается глубокий реализм Толстого, клеймящего ненавистный ему светско-бюрократический мир. Морально Анна неизменно торжествует над этим миром, хотя физически и погибает, раздавленная той самой «броней», перед которой и Левин чувство-вал себя бессильным. Изложив историю Анны, Толстой вскрыл трагическую правду жизни.

И правда эта заключалась в том, что весь государственный строй, основанный на неравенстве, лицемерии и угнетении, предопределил судьбы таких людей, как Анна Каренина. Непреходящее значение «Анна Карениной» состоит в том, что в ней жизнь, борьба и гибель героини показаны как проявление глубоких социальных конфликтов. ЛИТЕРАТУРА 1. Арденс Н.Н. (Н. Апостолов) Творческий путь

Л.Н. Толстого. – М.: Изд-во АН СССР, 1962. – 676 с. 2. Бабаев Э.Г. «Анна Каренина» Л.Н. Толстого. – М.: Художественная литература, 1978. – 158 с. 3. Бабаев Э.Г. Из истории русского романа ХIХ века. Пушкин, Герцен, Толстой. – М.: Изд-во МГУ, 1984. – 272 с. 4. Бабаев

Э.Г. Очерки эстетики и творчества Л.Н. Толстого. – М.: Изд-во МГУ, 1981. – 198 с. 5. Билинкис Я. В защиту живой жизни. //Вопросы литературы. – 1960 №11. – С.42-59. 6. Билинкис Я.С. Русская классика и изучение литературы в школе: Книга для учителя. – М.: Просвещение, 1986. – 207 с. 7. Билинкис Я.С. Творческий путь Л.Н. Толстого. –

Л 1956. – 67 с. 8. Буланов А.М. Логика сердца в романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина» //Русская литература. – 1991 №3. – С. 25-35. 9. Бурсов Б.И Лев Толстой и русский роман. – М Л.: Изд-во АН СССР, 1963. – 151 с. 10. Бычков С. Л.Н. Толстой. Очерк творчества. – М.: Госиздат, 1954. – 480 с.

11. Бялый Г.А. Русский реализм конца XIX века. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1973. – 168 с. 12. Галаган Г.Я. Л.Н. Толстой Художественно-этические искания. – Л.: Наука, 1981. – 173 с. 13. Горная В.З. Мир читает «Анну Каренину». – М.: Книга, 1979. – 128 с. 14. Гудзий Н.К. Лев Николаевич

Толстой. – 2-е изд испр. – М.: Изд-во МГУ, 1956. – 115 с. 15. Ермилов В. Роман Л.Н. Толстого «Анна Каренина». – М.: Госиздат, 1963. – 133 с. 16. История русской литературы: В 4 т. Т.3. Расцвет реализма. /Под ред. Ф.Я. Приймы, Н.И Пруцкова. – Л.: Наука, 1982. – 876 с. 17. Ищук

Г.Н. Лев Толстой. Диалог с читателем. – М.: Книга, 1984. – 191 с.: ил. 18. Каримов Э. Человек в изображении Льва Толстого («Война и мир», «Анна Каренина»). – Ташкент: Изд-во «Фан» Узбекской ССР, 1967. – 184 с. 19. Кулешов В.И. История русской литературы XIX века (70-90-е годы): Учебник для филол. спец. вузов. – М.: Высшая школа,

1983. – 400 с. 20. Кулешов Ф.И. Л.Н. Толстой. Из лекций по русской литературе XIX в. – Минск: Изд-во БГУ, 1978. – 288 с. 21. Купреянова Е.Н. Социальный смысл нравственной философии романов «Мадам Бовари» и «Анна Каренина» (К вопросу о национальной типологии русского реализма) // Русская литература. – 1976 №1. – С. 41-53. 22. Маймин

Е.А. Лев Толстой. Путь писателя. – 2-е изд. – М.: Наука, 1984. – 192 с. 23. Малкин В.А. Лев Николаевич Толстой (150 лет со дня рождения). – М.: Знание, 1978. – 62 с. 24. Полтавец Е. Семинарий «Литературы» //Первое сентября. Литература. – 2003 №1. – С.5-12. 25. Поповкин А. Л.Н. Толстой. – М.: Политиздат, 1963. – 286 с. 26. Русская художественная проза второй половины

XIX века. Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов. – Минск: БГУ, 2003. – 135 с. 27. Русские писатели: Биобиблиографический словарь: В 2 ч. Ч. 2. /Под ред. П. Николаева. – М.: Просвещение, 1990. – 446 с. 28. Сливицкая О.В. О многозначности восприятия «Анны Карениной» //Русская литература. – 1990 №3. – С. 34-47. 29.

Тарасов А. Является ли праведницей Анна Каренина? //Литература в школе. – 2001 №3. – С. 2-5. 30. Усманов Л.Д. Роман Л.Н. Толстого «Анна Каренина» и научные споры 60-70 годов XIX века // Русская литература. – 1985 №3. – С. 104-116. 31. Успенский И.Н. Роман «Анна Каренина» // Творчество Л.Н. Толстого: Сборник статей. – М.: Изд-во

АН СССР, 1954. – С. 201 –278. 32. Хлебникова М.Н. Роман горячий, гармоничный («Анна Каренина» Л.Н. Толстого) (Лекции, прочитанные на кафедре русской и зарубежной литера-туры). – Ростов-на-Дону, 1968. – 76с. 33. Храпченко М.Б. Лев Толстой как художник. – М.: Художественная литература, 1978. – 581 с. 34. Шифман А. Страницы жизни Льва Толстого.

Очерки. – М.: Советская Россия, 1983. – 336 с. 35. Шкловский В.Б. Энергия заблуждения. Книга о сюжете. – М.: Советский писатель, 1981. – 351 с. 36. Щеблыкин И.П. История русской литературы (ХI-ХIХ в.в.). – М.: Высшая школа, 1985. – 511 с.