В.С.Швырев
К проблеме оценки рациональности как ценности культуры
Рассмотрениесущности рационального начала в человеческом сознании, его возможностей изначимости, взаимодействия с другими формами отношения человека к миру всегданаходилось в центре внимания философии, которая, как известно, сама возникает иразвивается как рационализация мировоззрения. Однако в различные эпохи этасквозная тема философской мысли приобретает, естественно, свои специфическиеформы, заостряется в различных ракурсах. В наше время, если брать ее вглобальном, общечеловеческом масштабе, она связана, прежде всего, схарактерными чертами развития научно-технической цивилизации, с порождаемыми еюформами сознания со всеми его конфликтами, сложностями и противоречиями, такдраматически обнаружившимися к концу XX века.
Бесспорныеуспехи рационального сознания, проявившегося, прежде всего, в развитии науки, научнойрациональности, становлении и развитии научно-технической цивилизации, привело,с одной стороны, к распространению сциентизма, для которого, по выражениюГ.Рейхенбаха, вера в науку в значительной мере заменила веру в Бога1.Действительно, можно утверждать, что наука в секуляризированном мировоззрении взначительной мере стала играть роль религии, способной дать окончательный ибезусловный ответ на все коренные проблемы устройства мира и человеческогобытия. С другой стороны, отчетливо выявившиеся в наше время деструктивныеантигуманные последствия научно-технической цивилизации порождают и активнуюоппозицию сциентистскому культу научной рациональности, когда распространениепоследней делают в значительной мере ответственным за пороки и грехи этойцивилизации. При этом протест против сциентистской абсолютизации роли ивозможностей науки, перерастающий зачастую в резкий негативизм по отношению кней, выступает как специфическая современная форма критики не толькорационализма, выступающего в этом контексте в форме сциентизма, но ивозможностей рациональности как таковой, рационального типа сознания, рациональногоспособа отношения к действительности. Соглашаясь с возражениями противнеумеренных притязаний агрессивного сциентизма, понимая несостоятельностьабсолютизации господствующей в нашей цивилизации формы научной рациональности, восходящейк галилеевско-ньютонианскому естествознанию Нового времени, нельзя в то жевремя недооценивать или тем более опровергать значи-
1 Reichenbach H. The Rise of ScientiёcPhilosophy.
Berkley,1951. P. 43-44.
мостьрациональности как таковой в качестве необходимой ценности нашей культуры. Нопри этом сама рациональность, в частности, научная рациональность должна бытьпонята достаточно широко, на высоте своих позитивных возможностей, будучисвободна от ограниченностей и деструкций в своих специфических формах.
Однимиз важных направлений современной критики науки, перерастающей в негативизм крациональности вообще, именно в философском аспекте, является попыткадискредитации классического просветительского представления о науке как овоплощении свободного критического антиавторитарного и антидогматического духа.Вспомним известную позицию П.Фейерабенда, согласно которой наука вдействительности является закамуфлированным прибежищем самого настоящегодогматизма и авторитаризма и не имеет в этом отношении никаких преимуществперед мифом и вообще донаучными и вненаучными формами сознания. Эта, во многомрассчитанная на сознательный эпатаж читателя, воспитанного в духеблагонамеренного рационализма и сциентизма, позиция «эпистемологическогоанархизма» П.Фейерабенда, затрагивает очень важную тему догматизациипозиций сознания, претендующего, по крайней мере, в своих истоках на соблюдениенорм и принципов рациональности. Более того, опасность догматизации этихпозиций усугубляется именно их апелляцией к рациональному началу, к идеаламсвободного, самокритического поиска истины. Замечу, что, как мне кажется, именнопредставление о лживости и аморальности этих апелляций и определяет личностныйпафос критической позиции П.Фейерабенда. Печальный опыт господства в советскомобществе тоталитарной официозной марксистско-ленинской идеологии убеждает в том,что при известных условиях представления и идейные позиции, претендующие нарациональность, и, более того, сохраняющих внешние признаки на научности ирациональности, оказываются в сущности феноменами догматически-авторитарногосознания, принципиально враждебными той свободе, критичности, «открытости»мысли, которые всегда рассматривались как атрибуты научно-рациональногосознания. Более того, идея рационального подхода к действительности приопределенном ее истолковании и использовании может выступить как средствоукрепления всевластия авторитарной догмы, от имени которой определенныесоциальные силы осуществляют свое господство над людьми. Конечно, при этом онареально использует всякого рода предрассудки, темные инстинкты, эгоистическиесоциальные интересы и пр. Без всего этого она как догма не могла бы утвердиться,- это бесспорно. Но столь же бесспорно, что она пытается опереться при этом наавторитет рациональности, действовать от ее имени2.
2Я не ставлю и не рассматриваю здесь особый и весьма важный вопрос осоответствии критериям подлинной научности марксизма, как он разрабатывался егоклассиками, я говорю лишь об официозно-догматической идеологии в том ее виде, вкаком она существовала в нашем обществе.
Еслиугодно, можно говорить о существовании в нашем обществе своего рода официозногопсевдосциентизма, который составлял часть господствующей идеологии. Конечно, реальноэта идеология была весьма далека от подлинного духа научности с ее критичностьюи признанием авторитета реальности перед иллюзиями и мифами. Однако онапыталась выступать от имени науки и одно это принуждало прокламироватьпоследнюю как официальную идеологическую ценность. В этом отличие, заметим, коммунистическойидеологии от тоталитаристской идеологии нацистско-фашистского, расистско-шовинистического,религиозно-фундаменталистского и т.п. типов, которые не заигрывали с идеаламирациональности и научности, предпочитая откровенно опираться на иррациональныефакторы сознания. Принципиально важно, однако, то, что такое перерождениерациональности определяется не только внешними социальными факторами, ониреализуют некоторые возможности, заложенные в самой природе рациональногосознания.
Корниэтой опасности лежат в том, что собственно представляет собой спецификурационального познания мира, как оно выступает в философии и науке, а именно — наличиеконцептуального аппарата, моделирование реальности в системе понятийныхконструкций науки, надстраивающихся над обыденными представлениями о мире.Обеспечивая проникновение человеческой мысли в слои реальности, недоступныенеспециализированному обыденному сознанию, рациональное сознание в то же времясоздает особый мир идеальных конструкций, «теоретический мир», какего называют в философско-методологической литературе. И может происходить«отчуждение» этого «теоретического мира» от мира, в которомсуществуют реальные живые индивиды с их личностным сознанием, происходящее засчет разрыва «обратных связей» мира теоретических конструкций с этимживым реальным миром, замыкание теоретического мира на самого себя, превращенияего в некую «суперструктуру», довлеющую над живым личностнымпознанием во всем богатстве его мировосприятия и мироотношения. Свойственнаярациональному сознанию установка на фиксацию в этих идеальных конструкцияхдействительности в ее сущностном бытии («сущность», «закон»,«объективная необходимость» и т.п.) может приводить к претензиям наприоритет по отношению ко всем неотчуждаемым от живых индивидов формам освоенияими окружающей их реальности, что в своих крайних формах ведет к эстетической инравственной глухоте, вообще к подавлению живого личностного самостоятельногомировосприятия и мироотношения.
Отчужденныеот многообразной, многокрасочной действительности с ее противоречивымитенденциями и от живых людей в полноте их реального существования идеальныеконструкции независимо от их возможных рациональных источников при определенныхсоциальных условиях превращаются в догму, которая выступает в качестве«идеального плана», программы, проекта тотального преобразованиядействительности — общества, людей, природы. И опять-таки универсальнуюобязательность, принудительность, тотальность этого преобразования пытаютсяоправдать рациональной обоснованностью лежавших в основе 9 соответствующихпрограмм представлений о всеобщих законах развития общества, об объективнойнеобходимости и пр. Эти действительно существующие опасности познавательных исоциальных последствий отрыва научно-теоретического сознания от живойдействительности, подавления его социальным авторитетом свободы и многообразияличностного мировосприятия и мироотношения, превращение теоретическихконструкций из средства адекватного постижения мира в догматическую преградутакого постижения, естественно, становятся предметом достаточно внимательногокритического анализа. Так, Ю.А.Шрейдер усматривает корни тоталитарной идеологии,в основе которой лежит господство заданной идеи, реализация которой подчиняетсебе всю жизнь общества, в утверждении приоритета теоретической идеи, претендующейна объективное знание, на «разумную истину», над живым свободнымличностным сознанием в полноте его мироотношения3. Именно в этом уходе отответственности, от риска принятия решения, от «поступка» усматривалв свое время основной порок «теоретизма» как определенного отношенияк действительности наш выдающийся отечественный мыслитель М.М.Бахтин4. И посуществу та же тема отказа от свободы и необходимо связанными с ней риском иответственностью личностного усилия, «поступка», в терминологииМ.М.Бахтина, с попытками спрятаться за внешнюю принудительность навязываемогоизвне знания, авторитет которого усматривается в его детерминации объектом, пронизываетвсю критику Н.А.Бердяевым того, что он в своих ранних работах оценивает каксущность науки с позиции своей «философии свободы5.
Еслирационализированные идеальные конструкции, отчужденные от живойдействительности и живого человека, могут стать основойтоталитарно-догматических программ переустройства
3В сущности речь идет об очень старой дилемме:
»Знанияважнее действительности" или, напротив, «действительность, раскрывающаясясознанию, выше любого знания о ней». Эту дилемму можно представить еще итак: чему отдать приоритет — знанию, программирующему личность, или личности(как онтологической реальности), свободно соотносящей знание с жизнью"(Шрейдер Ю. Сознание и его имитации // Новый мир. 1989. N 11. С. 247).
4Бахтин М.М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники.Ежегодник. 1984-1985. М., 1986. Надо заметить, что М.М.Бахтин в этой работепризнавал правомерность существования, как он выражался, отвлеченнотеоретическогосамозаконного мира в его границах, однако, он, во-первых, выступал против того,чтобы мир как предмет теоретического познания выдавал себя за мир в целом, во-вторых,признал автономию теоретического мира как содержания научного мышления. Онподчеркивал, что этот мир должен включаться в «бытие — событие» вакте личностного поступка"
— познания, который носит прежде всего эмоционально-волевой характер, асобственно познание представляет собой лишь его момент.
5Бердяев Н.А. Философия свободы. М., 1990.
10мира, то представление о рациональности, акцентирующее на том, что последнеепредполагает возможно более точное «трезвое» познаниедействительности «как она есть», «без иллюзий и субъективности»,достаточно легко вписывается в конформистское сознание, становится так же, каки в ситуации с догматистско-авторитарным сознанием, средством егосамоутверждения и самооправдания. Действительность, открываемая нам врациональном ее познании, такова, какова она есть, и поэтому остается толькопонять и принять ее, приспособиться определенным образом к ней, существовать вее рамках. Рациональным поведением, с точки зрения подобного типа сознания, являетсянаиболее успешное решение возникающих перед людьми задач в непреложно заданныхрамках внешней социальной детерминации. Рациональность связывается при этомисключительно с адаптивным, приспособительным поведением. Иначе говоря, рациональностьв деятельности связывается исключительно с целесообразностью, но не сцелеполаганием.
Распространениеэтих форм псевдорациональности в нашем советском обществе способствовало, ксожалению, дискредитации рациональности как таковой, порождению искаженныхпредставлений о последней, обвинениям ее в бездушии и бездуховности. Между тем,именно в нашей современной драматической ситуации жизненно необходима подлиннаякультура рациональности, проникнутой духом ответственности и самокритичности, бескомпромиссногоанализа реальной ситуации. Четко сознавая вред догматических и конформистскихдеформаций рациональности, не надо-таки забывать и о вполне реальных опасностяхантирационалистических тенденций, которые могут составлять питательную средудля агрессивных авторитарных идеологий фашистско-популистского, расистско-националистическогоили религиозно-фундаменталистского типа.
***
Конструктивнаякритика и преодоление скепсиса или негативизма в отношении к рациональностидолжна исходить прежде всего из того, что эти скепсис и негативизм основываютсяна неправомерном суждении образа рациональности, на сведении его к частным, узким,ограниченным или даже искаженным деформированным ее формам. Анализируя проблемурациональности в целом, следует исходить из многообразия форм рациональности, еслиугодно, из определенного спектра возможностей реализации принциповрациональности. И исходным, как мне представляется, может здесь статьразличение «закрытой» и «открытой» рациональности.
Эторазличение в основе своей связано с различными способами работы сконцептуальными конструкциями рационального сознания в науке и философии.Объективно в реальной рационально-познавательной деятельности тесно переплетеныи органически взаимосвязаны два ее типа, две ее формы, которые характеризуютсядвумя ее направленностями, если угодно, двумя ее векторами. Деятельностьпервого типа связана с движением 11 в некоторой заданной концептуальной системе,исходит из определенной совокупности выраженных с большей или меньшей степеньюэксплицитности предпосылок и положений, лежащих в основании этой системы, определяющихее рамки и структуру. Эта деятельность предполагает уточнение входящих вконцептуальную систему абстракций и понятий, выявление новых связей между ееэлементами, экспликацию имеющегося в ней рационально-познавательного содержания(наиболее ясный пример — дедуктивный вывод следствий из посылок вдедуктивно-аксиоматической теории), ассимиляцию новой эмпирической информации врамках данной концептуальной системы, объяснение и предвидение на ее основе ипр.
Короче,это деятельность внутри принятой сетки познавательных координат, задающейопределенное концептуальное пространство, конструктивные аспекты, деятельностьэтого типа связана с расширением заданного концептуального пространства.
Пользуясьизвестным термином Т.Куна, можно сказать, что охарактеризованная вышедеятельность является деятельностью в рамках известной парадигмы, внутрипарадигмальнойдеятельностью. Важно заметить, что пределы этой«внутрипарадигмальности», закрытости концептуального пространствамогут быть различными. Это может быть парадигма в собственном смысле Т.Куна, номожет быть и деятельность в рамках какой-либо теории, концепции, гипотезы ит.д. Во всех этих случаях — это работа в некоем закрытом концептуальномпространстве, очерчиваемом содержанием некоторых утверждений, выступающих в данномпознавательном контексте как исходные, не подлежащие критическому анализу.
Былобы ошибочно как-то недооценивать познавательную значимость такого родадеятельности, не говоря уже о том, что в реальной фактически существующей наукеколичественно она играет доминирующую роль. Было бы также неправильноинтерпретировать ее как нетворческую деятельность. Пользуясь терминомпсихологии, можно было бы назвать эту деятельность в ее конструктивных аспектах«репродуктивным творчеством», т.е. творчеством в рамках некоторыхфиксированных рациональных концептуальных норм, смыслов, предпосылок. Этотворчество связано с уточнением этих предпосылок, с ассимиляцией на их основенового познавательного содержания. Деятельность такого рода можнохарактеризовать как «закрытую рациональность».
Впознавательной деятельности «закрытая» рациональность проявляется, такимобразом, в утверждении определенной концептуальной позиции, в ее разработке, еераспространении. В контексте же практической деятельности «закрытая»рациональность, выступая как ее идеальный план, ее программа, оказываетсясвязанной с целесообразностью этой деятельности, ее направленностью наопределенный зафиксированный конечный итог, эффект. Творческий конструктивныймомент такого рода рациональности проявляется не в целеполагании, то есть впоиске и нахождении ориентиров деятельности, (они рассматриваются как нечтонепреложное, заданное), а в отыскании наиболее эффективных путей и средствдостижения цели.
12Зачастую эти упомянутые выше формы закрытой рациональности отождествляют срациональностью вообще, соответственно, за деформации «закрытых» формрациональности делают ответственной рациональность как таковую, преодоление жеограниченностей закрытой рациональности и возникающей на их основе деформацииищется при таком сведении рациональности к закрытой рациональности за пределамирациональности как таковой, на путях внерациональных форм сознания. Между тем, закрытойрациональности и в познавательной деятельности, и в ориентации практическойдеятельности противостоит тот тип рационального сознания, который правомерноназвать «открытой» рациональностью. Последняя предполагаетспособность выхода за пределы фиксированной готовой системы исходныхпознавательных координат, за рамки жестких конструкций, ограниченных заданнымиисходными смыслами, абстракциями, предпосылками, концептуальными ориентирами ипр. При этом необходимым моментом «открытой» рациональности, которыйотличает ее от «закрытой», является установка на критическийрефлексивный анализ исходных предпосылок концептуальных систем, лежавших воснове данной ее познавательной позиции, определяющей ее «парадигмы».«Открытая» рациональность тем самым предполагает перманентноеразвитие познавательных возможностей человека, горизонтов его постиженияреальности. Эта предметно-содержательная установка на все более глубокоепроникновение в реальность, не ограниченное какими-либо заданными априорнымиструктурами, предпосылками миропонимания органически реализуется в«открытой» рациональности через радикальную критическую рефлексию надлюбыми парадигмами, «конечными», выражаясь гегелевским языком, картинамии схемами миропонимания и мироотношения.
Именноэта напряженность творческих усилий сознания, направленного на неограниченноепостижение человеком объемлющего его мира, связанного с максимальнойоткрытостью перед этим миром в критической рефлексии по отношению к любымфиксированным «конечным» позициям мировосприятия и составляетсущество рационально-рефлексивной культуры на высоте ее возможностей, которыепроявляются в открытой рациональности и составляют неотъемлемую ценность нашейцивилизации, несмотря на все ее проблемы и издержки.
Открытаярефлексивная рациональность на высоте своих возможностей преодолеваетограниченности закрытой национальности и те деструктивные, вырожденные формыпсевдорациональности, которые возникают на основе этих ограниченностей. Именнопри сведении рациональности к этим формам сознания и возникаетпротивопоставление рациональности духу свободы и риска, «поступку», потерминологии М.М.Бахтина, напряженности усилий личностного сознания и т.д.Открытая же рациональность с необходимостью предполагает все эти факторы.
Надозаметить, однако, что сама по себе «закрытая» рациональностьавтоматически не влечет за собой догматизации концептуальных конструкций, определяющихее рамки. Движение в рамках этих конструкций и на их основе до поры до времени,в той или иной степени, может в принципе оставлять открытым 13 вопрос онепреложности их исходных предпосылок6.
Догматизацияпроисходит тогда, когда основание определенной концептуальной позиции, ееисходные предпосылки превращаются в неприкасаемые истины и их содержаниеотождествляется с реальностью. Выражаясь специальным философским языком, сознаниестановится в этом случае в позицию тождества бытия и мышления, проще говоря, неразличается сам мир и представление о мире. Определенная модель, картинапоследнего навязывается в качестве образа реальности как таковой.
Иважно подчеркнуть, что, если в нерационализированных формах сознания — вмифологии, в обыденном сознании — такое тождество мысли и бытия осуществляетсяна нерефлексивном уровне, то догматизация рационализированных установокпредполагает специальные акты сознания, рефлексии, определенный концептуальныйкаркас начинает рассматриваться как монопольно адекватная картина реальности спозиций именно рациональности, а если мы имеем дело с наукой, то с позицийнаучной рациональности. В этой ситуации критерием рациональности, в частности, научнойрациональности каких-либо положений становится их включенность всоответствующий концептуальный каркас, возможность рационализации на основепринятых в рамках данного каркаса описаний и объяснений. Это имело место, например,при абсолютизации механистической картины мира, когда научная рациональностьстала идентифицироваться с механистическим пониманием природы, с возможностьюпостроения механистической картины мира. И напротив, возможность вписываниякаких-либо представлений в канонизированную картину мира, в принятуюрациональным сознанием парадигму рассматривается как однозначный показательнерациональности и/или ненаучности таких представлений. Подчеркиваем, что такое«отлучение», если мы имеем дело с абсолютизацией научной парадигмы, осуществляетсяот имени науки.
Именнона такого рода опасные и деструктивные тенденции догматизации научнойрациональности указывал П.Фейерабенд в своей критике сциентистского оптимизма.И если Фейерабенд в своем полемическом настрое по отношению к этомусциентистскому оптимизму несколько сгущает краски в интерпретации науки, существующейв условиях открытого, свободного, плюралистического общества, то следуетпризнать, что его утверждения имеют гораздо большие основания в реальнойпрактике науки в условиях «закрытого» общества с господствующейгосударственной идеологией, при бюрократизации социальных институтов науки ит.д.7 Вспомним
6Как известно, классическая гипотетико-дедуктивная модель лежала в основеразвития позиции «джастификационизма» логических позитивистов (терминИ.Лакатоша) и в основе фальсификационизма К.Поппера.
Сучетом того, что официозно-догматический псевдосциентизм, об истоках которогоговорилось выше, был необходимым компонентом господствующей идеологиитоталитарного строя в нашей стране, небезынтересно под-14 полную трагизмаисторию советской науки, в которой господство лысенковщины в биологии явилосьнаиболее страшным по своим последствиям, но далеко не единственным примеромподдерживаемой всей мощью тоталитарного государства канонизированнойпсевдонаучности.
Ситуацияв советской науке в период сталинизма — это, конечно, уже доведениеохарактеризованной выше опасности догматизации «закрытой»рациональности до предела. Но следует признать, что тенденция к догматизации«закрытой» рациональности, действительно, заложена в самой природерационального сознания. Ее проявления мы находим у мыслителей, казалось бы, впринципе весьма далеких от догматизма8. Принципиально важно поэтомуруководствоваться определенными философскими максимами, формулирующимипринципиальные перспективы открытой рациональности и проводить четкую разграничительнуюлинию между правомерной в своих рамках практикой «закрытой»рациональности и ее догматическим выражением. Исходным принципомрационально-рефлексивного сознания, если угодно, его императивом являетсяположение о том, что реальность всегда шире, богаче, полней любых человеческихпредставлений об этой реальности и что поэтому недопустима канонизациясодержания любой картины мира. Такая канонизация находится в коренномпротиворечии с самим духом рациональности, с ее исходными принципами.
(ФейерабендП. Избранные труды по методологии науки. М., 1986. С. 450.). КвалификацияФейерабендом науки после приведенных выше слов как «наиболее агрессивногои наиболее догматического религиозного института» грешит явнойтенденциозностью, несправедливостью по отношению к нормальной науке, нозначительно ближе к истине, если под наукой в контексте этой позицииподразумевать ставшее частью государственной псевдосакрализованной идеологии«единственно верное учение».
8Так, даже ученый такого ранга, как Эйнштейн, не был свободен от того, — чтобырассматривать свои исходные установки как непреложные истины, а противоречия — им- не просто как нечто неверное, а как бессмыслицу. Например, великий физик всвое время упрекал известного популяризатора науки К.Фламмариона за то, что онв своей фантастической повести приписал некоему воображаемому существу Люменусверхсветовую скорость. Для Эйнштейна это было «бессмысленноепредположение, потому что теорией относительности доказано, что скорость светаесть величина предельная». Сомнения в предельности скорости света какскорости движения в природе, однако, отнюдь не бессмысленны для современнойфизики.
15ределенной «парадигмальной» модели мира, вообще к каким-либосодержательным исходным предпосылкам. То, что представляется странным или даженевозможным в рамках принятой в известное время научной картины мира, можетбыть освоено и осмыслено на ином уровне исходных предпосылок. Не надо забывать,что возможность или невозможность какого-либо положения дел с рациональнопознавательной точки зрения представляет собой модальные характеристикиформулируемые, как это показано в логической семантике, относительно исходныхправил того языкового каркаса, в котором выражается позиция рациональногосознания. «Открытая» научная рациональность должна руководствоватьсяне сакраментальной фразой: «Этого не может быть, потому что не может бытьникогда», а скорее известным шекспировским изречением о тайнах мира, недоступных нашим мудрецам. Необходимо, в частности, внимательное и уважительноеотношение к альтернативным картинам мира, возникающим в иных культурных имировоззренческих традициях, нежели наша современная наука. Другое дело, чтолюбые самые странные и необычные с точки зрения привычных стандартов научнойрациональности представления должны быть проработаны научнорациональнымсознанием. Во всяком случае, прежде чем выносить окончательное суждение поповоду неприемлемости каких-либо представлений с позиций рационального сознания,необходим тщательный критико-рефлексивный анализ оснований и предпосылок, накоторых базируется негативное заключение, специальное исследование того, неявляется ли оно результатом предвзятости, узости или некомпетентности. Вистории философии различению «закрытой» и «открытой»рациональности в известной мере соответствует разграничение рассудка и разуматак, как оно проводилось в немецкой классической философии у Канта и Гегеля. Вовсяком случае в понятиях рассудка и разума можно выделить признаки, соответствующиеразличению «закрытой» и «открытой» рациональности. Так, идля Канта, и для Гегеля рассудок выступает как мыслительная деятельность врамках определенных фиксированных форм мысли, «конечных определениймысли», по выражению Гегеля. Недаром Кант в первом издании «Критикичистого разума» замечает, что определение рассудка как спонтанностипознания (в противоположность рецептивности чувственности) и как способностимыслить, а также как способности образовывать понятия или суждения, всесводится к одному — способности рассудка давать правила. Мышление как рассудокосуществляет таким образом нормативноассимиляционную функцию по отношению кматериалу чувственности. К этому и сводится его конструктивная деятельность, самиже исходные рациональные основания и предпосылки такойнормативно-ассимиляционной деятельности не изменяются, не развиваются. По Канту,как известно, такой «закрытой» рассудочной деятельностью иограничивается конституирующая роль мышления9. Гегель, в отличие от Канта, полагает,что конструктивные возможности мышления, рациональности не сводятся кспособности «давать правила», к нормативно-ассимилирующей функциирассудка. Разум, как более высокая форма мышления, преодолевает ограниченностьрассудка как «конечного» (то есть «закрытого») мышления.Разум, по Гегелю, выступает как «бесконечная», то есть«открытая», не ограниченная какими-либо фиксированными основаниямимысль, как мысль, способная к неограниченному развитию. Такое неограниченноеразвитие предполагает критическое исследование преднайденных оснований ипредпосылок, выявление их ограниченности — собственно диалектический моментмышления, по Гегелю, — и дальнейшее развитие концептуальных оснований мысли, расширениеи углубление пространства мысли — конструктивная работа разума, «спекулятивный»момент мышления, в гегелевской терминологии.
Инымисловами, «разум», согласно Гегелю, — это рациональность, способная ктворчески-конструктивному развитию своих позиций в результате самокритики приобнаружении каких-либо данностей, не укладывающихся в рамки первоначальныхпозиций. Разумная рациональность, таким образом, в отличие от склонной кдогматизации рассудочной рациональности, замыкающейся в своих позициях, поприроде своей антидогматична.
Правда,в истолковании Гегеля этот процесс развития мысли выступает какпоследовательное утверждение одной исходной заданной позиции, что приводит кобоснованным обвинениям Гегеля в «монологизме», в сведении диалектикик развертывающейся «монологике» (М.М.Бахтин). В действительности, «разумная»рациональность осуществляется в результате диалога и полилога равноправныхпозиций, их плюрализма, что должно приводить к их взаимообогащению, а не ктакому «синтезу», который скорее является поглощением одной позициейдругих, ассимиляцией и приспособлением для своего самоутверждения моментаистины других. Эта рациональность осуществляется, таким образом, в динамикестолкновения и взаимообогащения различных «открытых», способных ксамокритике и в то же время к риску принятия на себя свободной ответственностипознавательных позиций.
Вфилософии науки XX столетия идея принципиальной открытости рациональности навысоте ее возможностей получила выражение во взглядах К.Поппера и егосторонников. Как известно, Поппер считал, что критерием научной рациональноститех или иных концепций является не просто подтверждаемость, а способностьвыдержать критическое испытание в столкновении с возможными контрпримерами. Этаисходная идея, известная как «принцип фальсифицируемости Поппера», послужилапредпосылкой для преодоления догматических представлений логическихпозитивистов о принципиальном противопоставлении в методологическом анализенаучного знания т.д. «контекста оправдания» и «контекстаоткрытия» и для разработки методологических критериев и схемсовершенствования и развития научного знания в процессе его столкновения сконтрпримерами. Это направление исследования, связанное прежде всего с именемИ.Лакатоса, привело к ряду оригинальных и конструктивных идей анализа различныхстратегий развития научного знания в рамках 17 исследовательских программ исопоставления конструктивных возможностей последних. В то же время несомненноинтересные методологические модели, разрабатываемые на основеохарактеризованного выше подхода, вызвали достаточно обоснованную критику за ихпретензии на универсальную нормативность. По-видимому, признавая безусловнуюзаслугу «критического рационализма» Поппера и его последователей втом, что они подчеркнули значение «открытости» и самокритичности вкачестве обязательного признака подлинной рациональности и научности, вместе стем приходится согласиться, что их опыт свидетельствует о невозможностивыразить саму эту идею в виде какого-то нормативного, объективированного вжесткой логико-методологической форме критерия. Установка на открытость, самокритичностьрационального сознания скорее может существовать в виде некоего императива, которыйреализуется личностными усилиями носителей рационального сознания в конкретныхситуациях наподобие императивов нравственного сознания.
***
Возникновениерационального сознания представляет собой качественный скачок, революционное событиев истории культуры. И суть этого процесса состоит в проблематизации основмироориентации и миропонимания, в развитии критического отношения ктрадиционным формам сознания, в стремлении к выработке альтернативных формпостижения мира посредством свободного мышления. Рациональность в указанномвыше смысле связана не просто с наличием концептуальных систем, «коллективныхпредставлений», в терминологии Дюркгейма. Ее определяющим признаком, нанаш взгляд, нельзя также считать способность эффективного решения задач.Рациональность формируется как специфический тип ориентации в мире, связанный сопределенными способами работы с его познавательными моделями. И этот способработы реализуется прежде всего в античной философии в социокультурномконтексте, порождаемом полисной демократией. Философия, в противоположностьмифологическому сознанию, делает предметом критико-рефлексивного осмыслениясами основания выработки «картин мира»10. В отличие от традиционностии авторитарности мифологии философия выступает как свободное, если угодно, авторскоемышление (мифологическое сознание, как известно, коллективно-анонимное), исходящеев принципе из проблематичности предлагаемого концептуального решения и берущеена себя за него личностную ответственность.
10«Философия есть, по определению (в своем начале), критика мифа.Философия… критикует не частные истины или теории, она — культура сомнения всуществующей логике, а ее всеобщности, культура сомнения в само-собойразумеющемся», в самих критериях истинности (в мифе). Это — критика мыслив ее тождестве с бытием..." Библер В.С. Из «заметок впрок» //Вопр. философии. 1991. N 6. С. 21.
Решениеисходной задачи возможно более адекватного постижения действительности, котороеобеспечивало бы гармонизацию отношения человека и мира, изначальноосуществляется рациональным сознанием при наличии альтернативных вариабельныхидейных позиций, взаимодействие которых и образует пространство рациональноймысли. Плюрализм позиций рационального сознания представляет собой, такимобразом, не какое-то внешнее условие, это форма существования рациональности, единственновозможный способ работы в ней, его разрушение означает разрушение и вырождениерациональности.
Оченькратко остановимся на некоторых определяющих чертах античной философской мысли,позволяющих говорить об идеале философской рациональности, о классическойфилософской рациональности как специфической культурной ценности. Прежде всегоона представляет открытие недоступных обыденному сознание слоев бытия, выход вновые его горизонты11. Ясно, что по самой своей сути это открытие глубинныхслоев бытия не может быть холодно-бесстрастной констатацией существующегоположения дел. Очевидно, что решение познавательных задач так понимаемогорационального сознания должно предполагать напряженные личностные усилия. Такимобразом, исходный смысл идеи разумного, рационального сознания весьма далек отпоследующего понимания рациональности в позитивистском духе в качестве«трезвого» беспристрастного познания действительности, «как онаесть» в ее фактуальности, максимально свободной от человеческоголичностного начала. В античной классике, там, где формируется идея«светлого» разумного познания как важнейшей ценности культуры, нет ине может быть противопоставления теоретического мира, мира идеальных сущностейреальной душевной жизни человека, сфере его «поступка», потерминологии М.М.Бахтина. Человек не сталкивается здесь с теоретическим миромкак чем-то преднайденным, заданным, и теоретическое мышление не выступает какдвижение в этом заданном «готовом» пространстве идеальныхсущностей12.
11В этом отношении, надо подчеркнуть, формирующаяся в форме философского разумарациональность выступает не только как критическое по отношению к традиционноймифологии начало, но и как восприемница линии сакрального сознания впротивопоставлении профанному сознанию (Ср. точку зрения П.А.Флоренского на«идеи» Платона как на «лики богов» и по существуаналогичное мнение А.Ф.Лосева) в том, что касается обращения к глубинным слоямсобытия, недоступным поверхностному повседневному «мнению».
СамМ.М.Бахтин достаточно ясно указывает на недопустимость противопоставлениятеоретического мира и «поступка» в античности. Как отмечаетС.С.Аверинцев в своих комментариях к статье М.М.Бахтина, «Бахтин хочетсказать — с полным основанием — что учение Платона, противопоставляющеенезыблемость „истинно-сущего“ и зыбкость мнимо-сущего, меона, имеетцелью вовсе не простую констатацию различия онтологических уровней, ноориентацию человека по отношению 19 Далее выработка познавательных идеаловмиропонимания в античной классике органически связана с формированиемсмысложизненных установок, идеалов мироотношения, когда исходные истинырационального „миропонимания“ становятся основой для регуляцииреального поведения людей. Рациональность опять-таки в отличие от еепозитивистской интерпретации никоим образом не является здесь этическинейтральной. Имеет место взаимообусловленность: подлинно рациональноемиропонимание определяет исходные установки мироотношения, но, с другой стороны,- и это очень важно учитывать, — человеческая, как бы мы теперь сказалиэкзистенциальная проблематика смысложизненных ценностей и идеалов, исходныхориентиров мироотношения задает предметную направленность рациональногопознания — предметом подлинно рационального познания может стать только то вмире, что воздействует на исходные принципы мироотношения, самореализациичеловека в мире. Иначе говоря, непреложной ценностью культуры рациональностьоказывается в той мере, в какой она, адекватно постигая мир, выступает как средстводуховного совершенствования человека в выработке им исходных смысложизненныхориентиров.
Новоевремя, однако, привносит существенные изменения как в практикурационально-познавательной деятельности, так и в соответствующие ей образырациональности. Это связано с развитием науки Нового времени, с формированиеммеханистической научной картины мира.
Представлениео мире как о совокупности объектов, в принципе, лишенных признаков субъектности,как об однородном, лишенном всякой одушевленности, всякой внутренней активности,целеустремленности мертвом веществе, движение частиц которого однозначнодетерминируется механическими законами, не могло вместить в себя образачеловека как субъекта со свободой воли, способностью целеполагания, самодетерминации.
Этопротиворечие механицизма как исходного принципа построения научной картины миратому образу человека, которым при отдельных нюансах руководствовалась философия,начиная с Сократа, было четко осмыслено в западноевропейской философской мыслиНового времени и нашло свое отражение уже в дуализме Декарта, с егопринципиальным различением материальной и духовной субстанций, и особенно уКанта с его разграничением мира природы и мира свободы, сущего и должного, феноменаи ноумена в человеке, теоретического и практического разума.
Развитиенаучной картины мира с господствующим в ней механистическим, или более широко, физикалистскимдетерминизмом разрушает присушую традиционной философской рациональностикорреляцию между установками на объективное постижение мира, как он существуетсам по себе, и выработку смысложизненных ориентиров человеческого поведения.Научная рациональность, ограничивающаяся прослеживанием детерминистическихприродных связей, просто не дает для этого возможностей. Она вынужденарассматривать человека как природное тело среди других природных тел — и поэтому пути идет натуралистическая этика, психология и социология — либопризнавать ограниченность своей компетенции, прибегая к своего рода принципудополнительности в познании человека, — если мы применяем научный подход, тодолжны отказаться от отношения к человеку в его своеобразия как „образу иподобию Бога“, говоря языком религии, или, если мы исходим из последнего, томы не можем оставаться в рамках научного подхода. По существу этот вариант решенияпроблемы был реализован в философских концепциях Декарта и Канта. Внаучно-рациональном познании природы, понимаемой как механизм, нельзя найтиответа на смысложизненную проблематику. Стало быть, не научная рациональность, необъективное постижение действительности, как она есть, а формы ценностногосознания способны дать подлинную ориентацию в коренных экзистенциальныхпроблемах существования человека в мире. При этом надо учитывать, что вреальной истории науки формирование механистической картины мира в значительноймере сопрягалось с определенными ценностными установками и даже, больше того, стимулировалосьими.13 Однако, по-видимому, следует признать, что безотносительно ксубъективным установкам создателей механистической картины мира, объективноесодержание этой картины мира было таково, что в конечном счете оно должно былопривести к формированию последовательно вещно-объектной трактовки научнойрациональности, которая подрывала гармонизацию образа человека с егоспецифической самодетерминацией и образа механизированной природы. Икантианство оказалось тем философским учением, в котором с наибольшей четкостьюбыла проработана эта несовместимость вещно-объектной механистической научнойрациональности и представления о человеке как самоопределяющемся субъекте, чтопривело к представлению об особом, отличающемся от конкретно-научнойрациональности типе философской рациональности. Эта философская рациональностьвыступает как критическая рефлексия, которая не строит своего идеальногоартикулируемого сознанием объекта, как это делает специальная наука (тезис оневозможности метафизики как науки), а осмысливает возможные исходныепредпосылки взаимоотношения человека и мира, выступая в этой функции как
13Основоположники механицизма видели цель науки в исследовании истины бытия, проливающейсвет на смысл жизни человека… Процесс исторического самоопределениямеханицизма как научной программы исследований являлся в высшей степениценностно нагруженным. Защитники механицизма (Декарт, Гассенди, Бойль, Ньютон),доказывая его преимущества, выдвигали прежде аргументы ценностногопорядка» (Косарева Л.М. Ценностные ориентации и развитие научного знания// Вопр. философии. 1987. N 8. С. 51.
впринципе «открытая» рациональность14. При этом научная рациональность,«теоретический разум» выступают в кантианстве как одна из формотношения человека к миру, ограниченная «конечная», как сказал быГегель, форма, которая с необходимостью должна дополняться «практическимразумом», ценностными формами сознания15.
Вынесение«смысложизненного измерения» сознания за пределы научнойрациональности, отказ от попыток онтологического обоснования человеческихценностей и идеалов в системе научного познания, сведение задач последнего канализу «объективного положения дел», рассматриваемого принципиальновне контекста отношения к нему человека, приходится признать, действительноосвобождает науку и научную рациональность от зависимости от всякого родапредвзятых ценностных и идеологических ориентаций, но вместе с тем открываетдорогу для попыток сделать ее вообще нравственно безответственной, лишить еегражданской и человеческой позиции способствует утверждению той контрапозициисциентизма и гуманизма, которая становится одним из штампов сознаниясовременной культуры.
Нарядуи во взаимодействии с рассмотренным процессом разрушения единствасмысложизненных и рационально-познавательных установок сознания, развитиеспециально-научного познания объективно приводит также к увеличению удельноговеса «внутрипарадигмального» мышления, того, что Т.Кун называл«нормальной наукой», «закрытой рациональности» в нашейтерминологии. Само по себе увеличение массива специального знания, развитиематематизированных теорий, накопление больших объемов опытного материала, построениена его основе различного рода классификаций, эмпирических законов изависимостей, детальная разработка определений понятий, осуществлениедоказательств и объяснений приводит к тому, что собственно научнаярациональность все более начинает ассоциироваться именно с «закрытой»рациональностью, с работой в замкнутой системе науки. В центре внимания темсамым оказывается активность, результативность такого рода работы. Уже Галилейв противоположность присущей античности и средневековью оценке познания с точкизрения его содержательной на-
14Ср.: Длугач Т.Б. Проблема единства теории и практики в немецкой классическойфилософии. М., 1986. С. 78-79. 15 Дальнейшая эволюция идеи отношения человека кмиру как активности субъекта в немецкой классической философии, получившая уФихте выражение в представлении о снятии «Я» (субъектом)противопоставленности «не-Я» (объекта), а у Гегеля осознания, вконечном счете, тождества духа и реальности, мышления и бытия, привела кформированию специфического идеального объекта философского сознания — деятельностисубъекта, последовательно снимающей противостояние внешней ему реальности.«Ритмом» такой деятельности и оказалась диалектика. Напомним, чтоименно в рамках такой концепции была сформулирована гегелевская идея разума какконструктивной (в отличие от Канта) деятельности мысли.
правленностина принципиальные мировоззренческие проблемы, формулирует тезис о ценностинаучной работы прежде всего в зависимости от ее результативности: «Ябольше ценю открытие одной, хотя бы и незначительной истины, чем диспуты о самыхвысоких вопросах, из которых не выходит ни одной истины»16. Развитиеспециальной науки, начиная с Нового времени, приводит к утверждению типарациональности, весьма отличному от классической «мудрости»предыдущих культурно-исторических эпох. Следует, конечно, при этом иметь в виду,что традиция этой «мудрости» никогда не прерывалась в культуре, никогдане вытеснялась сциентистски понимаемой рациональностью, находя свое воплощениев философских течениях, критически относившихся к претензиями рациональноститакого рода. Важно, однако, подчеркнуть, что дальнейшая имманентная эволюциясамой науки продемонстрировала узость «закрытой» сциентистскойрациональности, опирающейся на опыт классической науки, в первую очередь, механикии физики, в общем, на механистическую парадигму. Эта тенденция достаточно четкопроявилась, начиная с кризиса оснований классической физики в конце XIX века, темболее она реализуется в развитии современной науки. Существенные измененияпроизошли и происходят в научной картине мира. В общем и целом можно сказать, чтофизическая мысль движется от рассмотрения механоподобных систем ксаморегулирующимся или саморазвивающимся системам органического типа, которыене исключают и момента историзма17. Тем самым открываются возможности для сближенияфизического и биологического мышления. Последнее, надо сказать, никогда неудавалось втиснуть в узкие рамки классического физикализма, оно всегда быловынуждено сохранять в своих теоретических основаниях крамольные, с точки зренияортодоксального сциентизма, элементы телеологии, представлений о«жизненной силе» и пр. Включение в картину физической реальностисамоорганизующихся и развивающихся систем предполагает обращение кфилософскомировоззренческим традициям, альтернативным по отношению к
16Цит. по: Ольшки Л. История научной литературы на новых языках. М.; Л., 1934. Т.2. С. 17. Ради исторической точности надо заметить, что хотя безусловно такойподход реализуется последовательно в науке Нового времени, его предпосылкипоявляются уже у Аристотеля, и интересно, что они связаны у него с ослаблениемвключенности теоретического познания в сферу мировоззренческого сознания. Впротивоположность платонизму, для которого достойным предметом теоретическогопознания выступает лишь сфера бытия идей, определяющая предельные целичеловеческого существования, наука, с точки зрения Аристотеля, должнаисследовать многообразие реальности, как оно существует само по себе и для себя,безотносительно к внешним ценностномировоззренческим соображениям.
17 См.: Степин В.С. Научное сознание и ценности техногенной цивилизации // Вопр. философии. 1989. N10. С. 16-17.
механистическомуаналитизму классической науки, которые ранее третировались как устаревшие иненаучные18.
Рассмотрениев физике, в частности, в космологии и синергетике уникальных развивающихсяобъектов создает далее точки соприкосновения и с гуманитарным историческимпознанием, способствуя ликвидации противопоставления естественнонаучного игуманитарного познания, в частности, в форме известной контрапозицииномотетического и идеографического знания.
Нопрежде всего преодоление дегуманизации естественнонаучного знания и выросшей наэтой основе контроверзы сциентизма и гуманизма осуществляется благодаря четкомуосознанию включенности человека как субъекта познания в само тело научногознания. Уже Кант сформулировал идею принципиальной зависимости содержаниянаучного знания от установок и предпосылок субъекта познания, проведя различие«вещи в себе» и «явления»19. Дальнейшее развитие науки — издесь ключевую роль сыграло создание квантовой механики, — продемонстрировалообязательность этой философской идеи для самосознания самой науки. Инымисловами, приходится признать, что в науке мы имеем дело не с картинойобъективной реальности как таковой, а с ее частными моделями, построенными наоснове некоторых исходных установок субъекта, его предпосылок, выбранных импозиций и пр. Научная модель реальности является результатом взаимодействия, еслиугодно, «игры» субъекта научно-познавательной деятельности среальностью. Современное методологическое сознание конкретизирует этотнепреложный тезис в двух основных направлениях. Во-первых, эти исходныеустановки и предпосылки носят не только чисто познавательный характер. Ониопределяются всей мотивационно-смысловой сферой субъектов научно-познавательнойдеятельности20. В нее входят, конечно, социокультурно детерминированные факторыценностного сознания — тезисы о социокультурной детерминации
18Видный советский специалист по синергетике С.П.Курдюмов указывает наплодотворность для развития последней идей восточной философии и вообще древнеймудрости. См. его интервью в журнале «Знание — сила» (1988. N 11. С.39-44.) 19 Именно в этой идее обусловленности содержания знания средствамидеятельности «конечного» субъекта, его предпосылками и установками изаключается суть т.н. агностицизма Канта, который, конечно, нельзя преодолетьссылками на развитие знания (известный пример Энгельса с ализарином). Такоеразвитие раздвигает рамки «конечности», «закрытости»позиции субъекта, но может устранить саму эту «конечность».
В.С.Степинразличает в противопоставлении классической неклассическую и постнеклассическуюнаучную рациональность. Последнюю он связывает с соотнесенностью не только сосредствами познания, как это имеет место в неклассической рациональности, но ис ценностно-смысловыми структурами. (См.: Степин В.С. Указ. соч. С. 18.) 24науки и о ее ценностной нагруженности усиленно подчеркиваются в современнойфилософии науки. Но очевидно, что влияние мотивационно-смысловых факторовсубъективности на познавательные установки следует понимать весьма широко, включаяособенности индивидуальной психики) всякого рода личностные предпочтения и пр.Во-вторых, признавая своеобразие, специфичность позиций различных субъектовнаучно-познавательной деятельности в зависимости от установокмотивационно-смысловой сферы сознания этих субъектов, эту деятельность следуетпредставлять как сложный процесс взаимодействия различных позиций, исследовательскихпрограмм и т.д.21 Развитие научной рефлексии в указанных выше направлениях снеизбежностью приводит к четкому осознанию того, что современная научнаярациональность может адекватно реализовываться только как «открытая»рациональность, на высоте возможностей рационально-рефлексивного сознания.
Отображениереальности в подлинности ее существования — исходный пункт рациональногопознания — может осуществляться таким образом только в динамике столкновения ивзаимообогащения различных «открытых», способных к самокритике и в тоже время к риску принятия на себя свободной ответственности познавательныхпозиций. Тем самым рациональна в конечном счете та познавательная деятельность,которая реализуется в рамках охарактеризованного выше взаимодействия, по егонормам и идеалам. Такая рациональность, очевидно, предполагает творчество, свободу,максимальную мобилизацию всех конструктивных душевных усилий личности, осуществляющуюся,однако, в контексте межличностной работы, процесса общения. И эта работа, этообщение ориентированы на познавательный идеал возможно более широкого, полногои глубокого познания реальности, постоянной способности встать вкритико-рефлексивную позицию взгляда извне по отношению к собственнымустановкам и убеждениям под углом зрения соответствия их реальности, в которуювписан, включен человек.
Рациональностькак духовная ценность является поэтому необходимым в культуре противоядиемпротив всякого рода аутизма в сознании, «замыкания» на себя, насобственную культурную, социальную, национальную, личностную и т.д. ограниченность.Любого вида «менталитет», будь он индивидуальным или коллективным, никогдане свободен и не может освободиться от такого рода ограниченностей, «конечности»,опять-таки используя язык Гегеля. То, что обычно называют формами ценностногосознания, выражающими всякого рода пристрастия познающего субъекта, влияет, конечно,и не может не влиять на познание действительности «как она есть».Следование идеалам и нормам рациональности в охарактеризованном выше смысле нев состоянии напрочь устранить это влияние, однако оно в силахпротиводействовать некритическому его восприятию, не всегда осознаваемомудавлению. Речь идет, разумеется, не о какой-то всеобщей
21Ср.: Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки. М., 1988. С. 218-222.
рационализации,подавлении в нем пристрастности, что попросту невозможно, а при попыткахреализации подобных установок ведет к омертвению, выхолащиванию рациональногосознания. Но следует стремиться к выработке по возможности адекватнойобъективной познавательной позиции, в рамках которой познающий субъект способенкритически рефлексивно рассмотреть и собственный «менталитет», собственноесознание, включая его мотивационно-смысловую сферу, область упомянутых выше«пристрастий».
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.gumer.info/