Блинов А.К.
Известный«онтологический критерий» У. Куайна — «Существовать — значитбыть значением квантифицируемой переменной» — выступает инверсиейсемантического критерия, поскольку он связывает онтологию со способом ееописания и освобождает подобную связь от свойственного рационалистическойтрадиции каузального детерминизма. С такой точки зрения, сама онтология можетрассматриваться в рамках аналитического подхода как функция эпистемологии и/илисемантики — например, в аргументах, объясняющих, каким образом мы можем делатьзначимые высказывания при помощи терминов, обозначающих несуществующие вещи.Принцип онтологической относительности интересен как раз тем, что обещаетоднородный метод установления онтологических заключений, нейтральный к(реальному) онтологическому статусу референтов.
Представленияоб онтологической относительности, как и само понятие лингвистической онтологиибыло разработано Карнапом в связи с теорией языковых каркасов. Наиболее полноеизложение этой темы можно найти в его статье «Эмпиризм, семантика и онтология»,опубликованной в 1950 году. Непосредственным поводом для разработки теорииязыковых каркасов послужил вопрос о том, на каких основаниях исследователипринимают в рамках своих рассуждений различные абстрактные сущности – числа,свойства, классы, пропозиции и т.д. Задача этой теории состояла в том, чтобыпоказать правомерность высказываний о подобного рода абстрактных сущностях, безкоторых, с одной стороны, не может обойтись современная наука, но которые в тоже самое время в противоречии с принципом эмпирической редукции, выдвинутымлогическими позитивистами, не могут быть сведены к простейшим, или протокольнымпредложениям, выражающим данные непосредственного наблюдения.
Длярешения поставленной проблемы Карнап обращается к понятию языкового каркаса, т.е. некоторой языковой системы, подчиненной определенным правилам, в рамкахкоторой можно говорить о сущностях определенного рода. Задать языковый каркас,по Карнапу, значит задать способы выражения, подчиняющиеся определеннымправилам[5]. Таких языковых каркасов может быть построено бесконечноемножество. Он утверждает, что вопрос о существовании абстрактных объектов неможет быть осмысленно поставлен вне рамок определенных языковых каркасов.
Воснове лингвистического понятия онтологии Карнапа лежит фундаментальноеразличие между двумя видами вопросов, касающихся существования или реальностисущностей. От внутренних вопросов, дающих ответы на эмпирические вопросысуществования в рамках определенных языковых каркасов, Карнап предлагаетотличать вопросы внешние, касающиеся существования самих языковых каркасов с заданнымив их рамках системами объектов. Первые представляют эмпирические вопросысуществования, вторые – онтологические.
Языковыекаркасы Карнапа указывают на более строгую, чем в традиционной метафизике(основанной на перечислении свойств существующего) трактовку идеисуществования, делающую ее производной от предположительно более ясной идеиистины. Существовать, с такой точки зрения, значит быть значениемквантифицированной (связанной квантором общности или квантором существования)переменной. Формулы, начинающиеся с кванторов, т.е. формулы типа «длявсякого х ...» или «существует такой х, что...», в отличие отформул типа «а обладает свойством А», могут быть либо эмпирическипроверены, либо теоретически доказаны, либо и то и другое.
Воснове лингвистического понятия онтологии Карнапа лежит фундаментальноеразличие между двумя видами вопросов, касающихся существования или реальностисущностей. От внутренних вопросов, дающих ответы на эмпирические вопросысуществования в рамках определенных языковых каркасов, Карнап предлагаетотличать вопросы внешние, касающиеся существования самих языковых каркасов сзаданными в их рамках системами объектов. Первые представляют эмпирическиевопросы существования, вторые – онтологические. Внутренний вопрос — это вопрос,задаваемый в терминах языкового каркаса и предполагающий ответ, построенный всоответствии с его правилами. Внешние вопросы существования ставятся внеязыкового каркаса. Это вопросы о самом языковом каркасе, об его уместности вданной ситуации или в связи с данной проблемой. Ответ на внешний вопроссуществования определяет тот язык, на котором будет ставиться внутренний вопроси в рамках которого будет обсуждаться и формулироваться ответ на этот вопрос. Вотличие от внутренних вопросов, которым предпосланы правила оценки наистинность и ложность, заложенные в языковом каркасе, внешние вопросы решаютсяисходя из прагматических соображений и определяются гласным или негласнымсоглашением группы исследователей. Вопросы о родах существующего,предполагаемых в языковых каркасах, относятся к внутренним вопросамсуществования, и ответы на них достигаются выяснением внутренних концептуальныхресурсов того или иного языкового каркаса. Принять новый языковый каркас значитпринять новый способ выражения, а это значит допустить некую новую областьпредметов, составляющую содержание этого нового способа выражения.
Заданиенекоторого языкового каркаса означает задание некоторой совокупностианалитических предложений. Предложение, аналитическое в одном языковом каркасе,может и не быть таковым в ином каркасе. Внутренние вопросы существования могутполучать как аналитические, так и синтетические ответы; при этом синтетическиеответы предполагают в качестве условий аналитические ответы. Внешние же вопросысуществования не получат ни аналитических, ни синтетических ответов. Ответы наних даются в результате конвенций, принимаемых группами исследователей покаким-либо практическим соображениям.
Куайнсогласен с Карнапом в том, что «существовать значит быть значениемквантифицированной переменной» (формулировка Куайна), но не выстраиваеткаких-либо иерархий языков и онтологических утверждений — напротив, онакцентирует внимание на альтернативных теоретических конструкциях, каждая изкоторых допускает то, что запрещено в другой. Куайн выступает против статусаонтологических вопросов как статуса первых вопросов существования,непосредственно обусловленных внешними вопросами; по его мнению, каждый вопростеории соединяет в себе то, что Карнап разводит как внутренние и внешниевопросы, а именно, затрагивает как предмет обозначения, так и оценкуцелесообразности того языка, на котором эти изыскания разворачиваются — делаязначимые утверждения на некотором языке, говорящий вторгается в сферуонтологического, т.е. предполагает некие рода сущего.
Куайнкритикует Карнапа, указывая на две обусловливающие одна другую предпосылкикарнаповской точки зрения — дихотомию аналитического и синтетического иредукционизм, утверждающий непосредственную или опосредованную сводимостьтеоретических предложений и терминов к некой общей эмпирии. Аргументация здесьтакова:
Дихотомияаналитического и синтетического предполагает редукционизм, потому что для того,чтобы показать аналитичность предложений вида «все холостякинеженаты», надо прояснить синонимию субъекта и предиката этогоутверждения, сведя их к некоей совокупности данных, показывающей, что областизначений терминов «холостяк» и «неженатый мужчина» либосовпадают, либо входят одна в другую. Истинность наших утверждений зависит какот языка, так и от внеязыковых фактов, а последние для эмпириста сведутся кподтверждающим данным опыта. В том крайнем случае, когда для определенияистинности будет важен только лишь языковой компонент, истинное утверждениебудет аналитичным. При этом значения эмпирических терминов не должны меняться впределах данного языкового каркаса, т.к. иначе будет невозможно доказатьаналитичность.
Сводимостьтеоретического знания к эмпирии предполагает дихотомию аналитического исинтетического, так как сведение теоретического предложения к протокольномутребует определенных дополнительных посылок, скажем, проверка предложения«Снег бел» требует посылки «Снег существует».Непосредственная сводимость означает «одношаговый» вывод из данногопредложения (рассмотренного как теоретическое) «протоколанаблюдения», опосредованная — многоступенчатый вывод, при которомдоказываются некие промежуточные предложения. При этом данный вывод будетсведением (проверкой) именно рассматриваемого предложения только в том случае,если эти дополнительные посылки будут аналитическими и, следовательно,непроблематичными, не подлежащими проверке.
Номы не можем фиксировать аналитических предложений, не допуская (пустьотносительно данного языкового каркаса) существующих помимо нашего сознанияуниверсальных значений. Так, принимая в качестве аналитического предложение«все холостяки не женаты», мы должны принять, что объективносуществует свойство «не являться женатым», под которое подпадаетсвойство «быть холостым»; такой постулат представляется избыточным.Язык, согласно Куайну, структурирован лишь постольку, поскольку включаетконвенции, оправдываемые практикой, а также проверяемые фактами предложения.
ПоэтомуКуайн выдвигает тезис онтологической относительности, направленный противнекритического принятия онтологии теории в качестве чего-то, существующегоабсолютно независимо от языка теории. Онтологическими называют утверждения осуществовании объектов; онтологией называется совокупность объектов,существование которых предполагается теорией. Согласно Куайну, онтология дваждыотносительна. Во-первых, она относительна той теории, интерпретацией которойона является (интерпретировать теорию значит приписать значения ее связаннымпеременным). Во-вторых, она относительна некоторой предпосылочной теории, вроли которой обычно выступает некоторая исходная система представлений (впредельном случае, в духе Дэвидсона — естественный язык). Онтологическиеутверждения некоторой новой теории делаются с помощью предпосылочной теории.Первая теория интерпретируется на второй, т.е. термины второй теориииспользуются в качестве значений связанных переменных первой. С такой точкизрения (по выражению Куайна, «с точки зрения эпистемологии»),физические объекты и гомеровские боги не имеют родовых отличий и различаются тольков степени интерпретированности, подкрепленности актуальной концептуальнойсхемой.
По-видимому,интенция Куайна состоит именно в том, что принятие онтологическойотносительности решает проблему “бороды Платона” среди прочих. Но так как егосамый общий критерий для онтологической относительности утверждает, чтоонтологические обязательства языка определяются минимальным составом егосвязанных переменных, а в естественных языках мы практически не имеем дела спредложениями с переменными, то этот критерий может работать лишь постольку,поскольку (помимо прочих) решена проблема установления однозначной корреляциимежду референциально значимыми фрагментами естественных языков и языком логики(в частности, теории квантификации), которая бы оправдывала парафразы предложенийестественного языка в требуемые логические формы — например, переводящиепредполагаемые имена в позиции предикатов.
Разумеется,было бы наивно требовать полной формализации естественного языка и считатьотсутствие такой возможности провалом критерия онтологической относительности.Однако в любом случае речь идет о минимальном наборе переменных; вопрос в том,может ли он быть обнаружен без трансформации семантических категорий. Еслипринимать, по-расселиански, что при предикатах-константах имена выполняют рольпеременных, то референции собственных имен и других единичных терминов следуетпонимать как переменные при предикатах. Но, если, как Куайн, отказывать всуществовании в естественных языках особому классу собственных имен (разве чтопо идиоматическим функциям остающихся таковыми), то тогда роль таких переменныхвообще переходит к самим объектам из объема квантификации.
Формальнокритерий онтологической относительности («существовать значит бытьзначением квантифицированной переменной») выглядит так. В стандартнойсемантике условия истинности кванторного выражения формулируются следующимобразом: ( $ х ) F ( x ) истинно тогда и только тогда, когда существует объект,выполняющий F (х). Поскольку эта формулировка представляет собойэквивалентность, мы можем рассматривать ее не только в качестве определенияусловий истинности квантификации, исходя из существования объекта, но инаоборот — как вывод о существовании объекта, исходя из истинности кванторноговыражения. Подобное обращение является основой использования формализованныхязыков для выявления объектов, допускаемых теорией. Далее, критерийонтологической относительности может быть переформулирован как критерийонтологических допущений, выявляющий объекты, существование которых следует изпредположения об истинности формализованной теории. Последний также является нечем иным, как обращением положения стандартной семантики, гласящего, чтосуществующие объекты могут быть обозначены, а заключающие о них пропозициимогут иметь истинностное значение.
Отсюдапринято выводить неправомерность универсального онтологического прочтенияэкзистенциального квантора и критерия Куайна как выражающих именно реальноесуществование, поскольку в стандартной семантике в качестве объектов могутрассматриваться и мысленные объекты.
Формааргумента Куайна такова:
Tистинно.
Tимеет обязательство к ( is committed to ) F.
Следовательно,существует F.
Tздесь — теория, т.е. множество предложений, которые должны быть дедуктивнозамкнутыми.
Перваяпосылка устанавливается любым способом, релевантным для специфическойрассматриваемой теории. Вторая интерпретируется в свете Куайнова критерия,переформулированного как критерий онтологического обязательства, а именно: Tимеет онтологическое обязательство к F только и если только F квантифицируетсясреди объектов в диапазоне кванторов предложений Т таким образом, чтобы всепредложения Т были истинными.
КритикиКуайнова критерия онтологического обязательства показали, что, поскольку вкачестве объектов могут рассматриваться и мысленные объекты, онтологическоеобязательство не является отношением между теорией и объектом или множествомобъектов. Для приписываний онтологического обязательства " T имеетобязательство к F ", где F заменено сингулярным предикатом, критериемявляется то, что T имплицирует предложения формы "( $ х ) F х ".Аргумент принимает следующую форму:
Tистинно.
Tимплицирует предложения формы ( $ х ) F х.
Следовательно,существует F.
Однакоздесь возникают новые возражения. В частности, во второй посылке обнаруживаетсядопущение, что кванторы в предложениях T должны интерпретироваться объектно.Поэтому для валидности аргумента мы нуждаемся в дополнительной посылке,согласно которой логическая форма предложений должна быть дана в терминахобъектной квантификации[6]. Но по крайней мере не очевидно, что такая посылкаистинна.
Возражениеэтой посылке основано на истинности предложений вида
(1)Пегас – крылатый кон ь.
Этоистинное предложение имплицирует
(2)( $ х ) ( x – крылатый кон ь)
Можнозащитить наши полагания о несуществовании крылатых коней, используя для (2)подстановочную интерпретацию. Аналогичным образом, можно полагать, что
(3)( $ х ) N ( x = 9)
(гдеN – знак необходимости), потому что
(4)N (9 = 9)
несмотряна то, что
(5)9 = число планет & ~ N (число планет = 9)
Нообъектная интерпретация (3) (и прочтение термина «число планет» какединичного) делает конъюнкцию (4) и (5) противоречивой. Подстановочнаяинтерпретация позволяет каждому предложению (3) — (5) быть истинным[7].
Различиемежду объектным и подстановочным типами семантической интерпретации состоит вследующем. Референциальные системы описания имеют четко очерченную онтологию:превращение формальных схем в утверждения о внешнем мире происходит приподстановке в схемы вместо переменных имен существующих объектов. Всоответствии с этим подходом интерпретация семантического аппарата должна бытьрелятивизована к некоторой (в общем случае произвольной) области объектов.Переменные пробегают по этой области, а индивидные константы (имена) обозначаютее фиксированные объекты. Формулы вида ( $ х ) F ( x ) истинны тогда и толькотогда, когда в универсуме рассмотрения существует по крайней мере один объект,выполняющий F. Поэтому вопрос о статусе имен в теории становится особенноважным, когда речь идет о том, какие объекты существуют с точки зрения даннойтеории.
Подстановочнаяинтерпретация предполагает другой взгляд на функцию формальной системы впостроении значимых высказываний: эта теория вообще ничего не говорит осуществовании объектов. Значениями переменных являются не объекты, а термины.Предложение вида ( $ х ) F ( x ) истинно ттт, когда найдется хотя бы одинтермин, подстановка которого на место переменной в открытое предложение F ( x )дает истинное предложение. Подстановочный квантор ( $ х ) не имеетэкзистенциального прочтения, а определение условий истинности кванторныхвыражений осуществляется без непосредственного привлечения теории референции ине вызывает характерных затруднений с модальными, косвенными и другими референциальнонепрозрачными контекстами. В этом типе метатеории ничего не говорится обонтологии формализуемой теории. Каждый объект представляется термином; иначеговоря, предполагается, что с точки зрения метатеории (формализованной теории)нет никакой разницы между объектом и термином. Это означает, что подстановочныйтип теории применим там, где каждый объект имеет имя, и является такой ревизиейреференциального типа теории, при которой элиминируются все вопросы указания наобъект. Так, в подстановочной теории универсальная квантификация истинна, когдаона истинна при подстановке всех терминов, а не для всех значений переменной,как в референциальной теории. Соответственно, все объекты теорииреференциального типа могут быть представлены знаками теории подстановочноготипа.
Контраргументздесь состоит в следующем: позиция, с которой наше предложение (1) истинно,плохо согласуется с нашим полаганием, что предложение
(6)Нынешний король Франции лыс.
неистинно. Полагаем ли мы (6) ложными или испытывающим недостаток истинностногозначения в целом, мы в любом случае не можем признать его истинным по тойпричине, что единичный термин, который является его грамматическим подлежащим,не имеет референта, как и в предложении (1). Очевидно, что утверждения вида
(7)У Мэри был крылатый конь.
отвергаютсяна том основании, что никаких крылатых коней не бывает, поэтому Мэри вряд лимогла бы иметь такое животное, при всем ее на том — пусть понятном — желании.Это предполагает объектное прочтение квантора «не бывает». Наконец,если (1) должно быть истинным, то его условия истинности должны сильноотличаться от условий истинности таких поверхностно подобных предложений, как(7). Это различие должно объяснить, как получается, что, хотя предложение (2)может кем-то полагаться истинным, есть и другой смысл, в котором оно навернякаявляется ложным, так как в (некоторой) действительности никаких крылатых конейне бывает. Если проведено это различие в условиях истинности, то (1) и (2)должны рассматриваться как неоднозначные и должны быть заменены парамипредложений, логические формы которых более ясно указывают их содержание. Сточки зрения сторонников объектной квантификации, (1) и (2) должны получитьобъектную интерпретацию и, следовательно, считаться ложными. Смысл, в которомони могут полагаться истинными, получит парафраз в терминах полаганий некоторых(определенных) людей, или импликаций в некотором корпусе литературных текстов,или истины в некоторых возможных мирах.
Такимобразом, обращение к нашим полаганиям относительно (1) и (2) само по себе нетребует обращения к подстановочной квантификации. И поскольку возможныреференциальные интерпретации (3) — (5), делающие каждое из этих предложенийистинным[8], то не обязательно интерпретировать (3) подстановочно. Однакоотсюда еще не следует, что логическая форма предложений непременно должна бытьдана в терминах объектной квантификации.
Еслимы назначаем логическую форму первого порядка всем предложениям в множестве S ипринимаем первопорядковое исчисление как адекватное для выражения логическойимпликации, то мы можем точно сказать, какие именно члены S связаны отношениямиимпликации. Такое обязательство может быть поддержано или оспорено обращением кнашим полаганиям о логических импликациях S. Таким образом, аргумент
РостБориса – 1 метр 70 см, и рост Владимира – 1 метр 70 см.
ПоэтомуБорис и Владимир одного роста.
идругие подобные, состоящие из предложений такого вида, имеют форму
H (B, 1-70) & H (V, 1-70)
( $ x ) [H (B, x) & H (V, x)]
Еслимы используем объектную квантификацию в назначении логической формы, тоистинность составляющих импликацию предложений зависит от существования чисел –иными словами, если мы решаем назначить предложению «Борис и Владимиродного роста» форму ( $ x ) [ H ( B, x ) & H ( V, x )], и при этомполагаем, что это предложение истинно, то мы принимаем онтологическоеобязательство к числам, практически по-пифагорейски полагая их существующиминаравне с обоими этими людьми. Но если мы рассматриваем основания, на которыхмы можем обосновывать принятие решений и наличие полаганий, то мы видим, чтоподобное обязательство не может послужить нам таким основанием. Основанием дляназначения логической формы выступают скорее наши полагания о логическойимпликации — основанные, в свою очередь, на данных наблюдения, определенныхумозаключениях или прецедентах, или на чем бы то ни было, что являетсярелевантным в нашей концептуальной схеме. Но было бы весьма дискуссионнымпризнать за логикой настолько прямое и незатейливое каузальное воздействие наонтологию. Следует скорее признать, что те основания, на которых мы проводимназначение логической формы и на которых мы верим предложениям, получающим этулогическую форму, недостаточны для решения онтологических вопросов. Такимобразом, мы должны отклонить требование, согласно которому логическая формапредложений должна быть дана в терминах объектной квантификации.
Этотаргумент был предложен в поддержку подстановочной семантики[9], но равноотносится ко всем случаям назначения логической формы. Даже в тех случаях,когда подстановочная интерпретация оказывается неподходящей, отсюда еще неследует, что мы должны употребить объектную интерпретацию. Скорее, мы должнырешить, действительно ли мы приветствовали бы онтологические обязательства,которые повлечет за собой объектная интерпретация, и на этом основании (покрайней мере, частично) мы можем решить, следует ли употребить референциальнуюсемантику для такой теории.
Здесьвозникает онтологический аргумент против подстановочной квантификации,основанный на описании значения предикатов в терминах семантической концепцииистины Тарского. Определение истины для языка при использовании подстановочнойквантификации сможет имплицировать инстансы схемы Тарского (' … истинны толькои если только — ') только тогда, когда оно будет встроено в теорию, в которойобозначение является определимым — что, таким образом, делает возможной дляэтого языка референциальную семантику[10]. Кроме того, метаязык будет должениметь такие аксиомы, что все в диапазоне кванторов имело бы имя, и что каждоеимя называло бы нечто в диапазоне кванторов. Если бы это было истинно, то уобращения к подстановочной квантификации не было бы никакое онтологическогозначение. Поскольку в конечном счете нам понадобится определение истины длянашего объектного языка, то это восстановит в метаязыке все онтологическиеобязательства, которых мы хотели избежать.
Вэтом аргументе может быть оспорено представление о роли T -эквивалентностей (biconditionals ) в утверждении определения истинности. Если цель состоит в том,чтобы гарантировать онтологическую адекватность определения истинности, то ненеобходимо, чтобы инстансы ( T ) были логическими следствиями определения:достаточно, чтобы они оставались истинными при замене 'истинно' на definiens,потому что любой предиката, заменяющий 'истинно' во всех случаях ( T ) безизменения их истинностного значения, будет иметь объемом все истинныепредложения объектного языка, и только их. Поскольку в этом состояла цель,установленная Тарским для T -эквивалентностей, постольку они должны бытьлогическими следствиями определения: для того, чтобы мы могли знать, чтоопределение истинности является онтологически адекватным, мы будем должнызнать, что замена 'истинно' на definiens оставляет истинные T -эквивалентности.При этом последние должны будут следовать из определения наряду со всемидругими предложениями, выражающими наше знание относительно терминов, в которыхдается definiens. Возможно и другое понимание роли T -эквивалентностей,согласно которому определение истинности должно объяснять каждый инстанс ( T ).Однако нельзя ожидать объяснения (чем бы его ни считать) T -эквивалентностей отодного лишь определения — скорее для этого потребуется теория истины дляопределения и других значимых элементов словаря definiens. Следовательно, мытребовали бы выводимости из полной теории, а не из одного только определения.Таким образом, онтологический аргумент против подстановочной квантификациисводится к следующему: чтобы знать, что она материально корректна, мы нуждаемсяв метаязыке, который сам делает онтологические обязательства, которых мыпробовали избежать путем обращения к подстановочной семантике.
Поэтомуконтраргумент в пользу подстановочной квантификации здесь может состоять вследующем. Проверка правильности определения истинности потребуетдоказательства T -эквивалентностей определения. Но наши стандартыдоказательства могут различаться в зависимости от порядковости предикатов. Дляобъектной интерпретации это выводимость первого порядка, но когда кванторыполучают подстановочную интерпретацию, то исчисление первого порядкаоказывается семантически неполным. Нас интересует, зависит ли правильностьподстановочного определения истинности от удовлетворительности T-эквивалентностей. Если мы принимаем, что при подстановочной интерпретациикванторов определение истинности имплицирует T -эквивалентности, то можнорекурсивно п олучать T -эквивалентности для квантифицированных предложений безобращения к исчислениям первого порядка. В этом случае T -эквивалентностиустановлены при помощи предиката 'быть истинным', и таким образом мы можем безобращения к референциальной семантике знать, что подстановочная характеристикаистинности правильна.
Возможнорасширение онтологического аргумента против подстановочной квантификации, связанноес тем, что даже при подстановочной интерпретации экзистенциальный квантор имеетподлинное требование выразить понятие существования. Согласно Куайну, так какподстановочная квантификация валидна вне зависимости от того, каков классзамены, то наделение ее референциальным смыслом вынудило бы нас признать, чтопредложения типа '( $ )) ((2+2=4))' затрагивают нашу онтологию. И это вынудилобы нас расценивать ')' как нечто имеющее референцию, что абсурдно. Кроме того,Куайн утверждает, что ограничение класса подстановок единичными терминамивлечет за собой обращение к объектной квантификации, так как единичный термин –это именно термин, который может занимать место связанной переменной,интерпретируемой объектно. Здесь возможно следующее возражение: объектнаяквантификация может начинаться с «основного класса» единичныхтерминов, который затем пополняется новыми единичными терминами, заменяющимиуже только подстановочные переменные. С такой точки зрения сам тот факт, чтоподстановочная интерпретация дает условия истинности для квантифицированныхпредложений, означает, что можно говорить об их объектах как о существующих[11]. Однако здесь естественно контрвозражение: далеко не всякое заключение обистинности будет онтологическим утверждением. Иными словами, можно лиутверждать, что подстановочная квантификация способна выразить понятиесуществования? Например, действительно ли Куайн считает, что это не так?
Кванторне является объектным или подстановочным сам по себе: таким или другим делаетего интерпретация, и это очевидно не исключает возможность дальнейшейдополнительной интерпретации. Куайн утверждает, скорее, что при подстановочнойинтерпретации квантора не принимаются никакие онтологические обязательства perse. Таким образом, просто определить класс подстановок и дать подстановочноеопределение истинности не означает непременно принимать те или иныеонтологические обязательства; но при этом и не устраняется возможность принятиятаких обязательств. Тогда, строго говоря, никакой аргумент не угрожаетвозможности использования подстановочной квантификации онтологическинейтральным способом.
Помнению Куайна, употребление подстановочной квантификации не позволяет избежатьонтологических обязательств, а скорее не в состоянии раскрыть их. Если мыприменяем референциальную интерпретацию '( $ x ) Fx ', то у нас возникаютпроблемы с онтологическим обязательством к F. Однако, если мы можем датьнереференциальный семантический анализ нашего языка, почему бы не предположить,что мы не используем референцию? В конце концов, сам Куайн убеждает нас неприписывать выражению референцию, пока лингвистическое поведение ребенка илиаборигена не вынуждает нас переводить его референциально. Кроме того,предположение Куайна, что подстановочная интерпретация направлена только наабстрактные объекты, может быть подвергнуто сомнению, если мы расширяем нашуонтологическую перспективу. Например, может утверждаться, что подстановочнаяквантификация вполне способна заменить референцию для любого вида сущностей,условия идентичности которых неясны, типа событий. Но означает ли применениеподстановочной интерпретации само по себе отказ от признания возможности илирелевантности референции?
Анти-подстановочныйпафос Куайна таков. В мире Куайна существуют физические объекты и классы.Поскольку причиной применения подстановочной интерпретации, согласно Куайну,является стремление избежать введения абстрактных объектов, кванторы теориимножеств получают подстановочную интерпретацию. Если мы позволяем свободныеобъектные переменные в определении класса и если имеются объекты, не выделяемыеединственным образом, то мы получаем аномальные результаты[12].
Пусть' Y ' — определение класса, которое является истинным для некоторых объектов,но ни для одного, который может быть выделен уникально. Класс Y состоит изчленов u, каждый из которых удовлетворяет условию
{y: u = y } есть единичный подкласс Y & u = u.
Следовательно,каждый u удовлетворяет
($ Z ) ( u есть единичный подкласс Y & u = u ).
Но
($ Z ) ( Z есть единичный подкласс Y )
ложно,так как требует, чтобы замкнутое определение класса выделяло некоторого членаединственным образом, что нарушает описание Y.
Однакодопущение свободных объектных переменных в определении класса объяснимо только,если использование подстановочной квантификации направлено на объяснениелингвистически зависимых родов существования. Если объемы предикатовсуществуют, то было бы несколько произвольно не допускать существование { x:Fxy } для каждого y, вне зависимости от того, действительно ли мы можемуникально определить y. Но если наша цель состоит в том, чтобы избежатьреференции к классам в целом, чтобы избежать вопроса об их существовании, тонет никакой причины для разрешения открытых определений класса как подстановокдля ' Z ' в '( Z ) FZ ', а аномалия Куайна показывает, почему такое разрешениенеправомерно.
Можнотакже предположить присвоение каждому объекту имени через системупространственно-временных координат. Куайн возражает на это, что использованиетакой системы координат требует квантификации на числах (или заменяющих ихмножествах). Если мы считаем, что ряд натуральных чисел бесконечен иинтерпретируем квантификацию объектно, то в нашу теорию не укладываетсябесконечность абстрактных объектов. А если мы интерпретируем квантификациюподстановочно, то когда мы даем условия истинности в метаязыке, мы должны будемпринять существование бесконечного ряда абстрактных числовых выражений.
Последнеевозражение связано с интенцией Куайна к созданию арифметики с неуказаннымиконечными границами[13] и его предположением, что метаязык, на котором даютсяусловия истинности, должен интерпретироваться объектно. Однако последнее – нефакт: не исключено, что мы можем интерпретировать метаязык подстановочно[14].Квантор метаязыка может получать подстановочную интерпретацию, чтобы показатьчто данный смысл квантификации на естественном языке является подстановочным.
Итак,для аналитического подхода может признаваться эпистемологически важным, чтобыонтологии строились в зависимости от семантических особенностей, а не наоборот.Критерий Куайна имеет именно такую интенцию — поставить онтологию в зависимостьот семантики, но, как мы видели, допущения, связанные с подстановочнойквантификацией, ставят под сомнение однозначность такой зависимости. Поэтомусемантические характеристики должны быть нециркулярными и онтологическинезависимыми. Вообще говоря, требование метафизической независимости признаетсятрадиционно важным для построения релевантной семантики. Ход Дэвидсона, легшийв основу последней, повторяет форму хода Куайна с критерием существования ионтологической относительностью — инверсию семантического критерия «нечтоимеет значение». Обращая отношение, получаем: «имеющее значение естьнечто», т.е. «быть значением (квантифицированной переменной) значитсуществовать». Аналогичным образом критерий Тарского «значение даетистину» обращается в «истина дает значение».
Сампринцип онтологической относительности инвертирует тезис семантическойотносительности, представленный принципом лингвистической относительностиСепира — Уорфа[15], или, более широко, эпистемологическими идеями оконцептуальной относительности — например, Гудмена и Патнэма. Так, Гудменсчитает, что «версия принимается за истинную тогда, когда она не ущемляетникаких устойчивых полаганий и ни одного из своих собственных предписаний»[16]; но не предлагает это как определение предиката 'быть истинным'. Гудменсообщает нам, что сама истина является только одним аспектом более общего cвойства, которое он называет правильностью, так же, как утверждение суждений иреференциальное использование языка представляет только один вид символическогофункционирования (наряду с выражением и экземплификацией). Истина иправильность могут иногда находиться в противоречии, даже в науке — например, втех случаях, когда нам нужен ясный, но лишь приблизительно истинный общий законскорее, чем строго истинное утверждение, которое перегружено не-необходимойинформацией. Истина применима только к версиям, которые состоят из утверждений;согласно Гудмену, она зависит от правдоподобия ( credibility ) и когерентности,т.е. фактически это верификационистская семантика. Гудмен говорит, что мыпонимаем наши языки в терминах схватывания состояний обоснованнойутверждаемости и «правильности», а не схватывания «условийистинности» в традиционном реалистическом (корреспондентском, которыйТарский называет «аристотелевым») смысле. Истина, с разделяемойГудменом точки зрения — идеализация обоснованной утверждаемости.
Последнеепонятие ( warranted assertibility ) Патнэм предлагает как раскрытие Гудменовапонятия правдоподобия. Патнэм применяет к обсуждению истины Гудменом своюконцепцию индексикалов[17]. Он рассматривает позицию человека, считающего, чтонадо держаться версий, предписаний, устойчивых полаганий, и так и поступающего,полагая, что нет никаких доводов в пользу его выбора за исключением того, чтоэто — его экзистенциальный выбор. Позиция такого человека могла бы бытьлогически проанализирована следующим образом: она такова, будто он решил, что'истинный' и 'правильный' — индексальные слова. 'Истинный' (или скорее,'обоснованно утверждаемый') означает «истинный для меня» — то естьнаходящийся в соответствии с моими предписаниями и устойчивыми полаганиями, а'правильный' означает «правильный для меня» — то есть находящийся всоответствии с моими стандартами и представлениями о правильности. Тогда все,что Гудмен сообщает о том, как мы строим версии миров из других версий, о том,что мы не начинаем ex nihilo, о предписаниях и устойчивых полаганиях, можносказать и о предикате 'истинный для меня'.
Такимобразом, на более общем эпистемологическом уровне теория истины может иметьформу ограничений, накладываемых на принцип концептуальной относительности,причем коррелирующих с теми ограничениями, которых, как представляется, требуетприменение принципа онтологической относительности (в первую очередьподстановочная квантификация). Поскольку Дэвидсонова семантика наследует отТарского требование онтологической нейтральности, причем это требование для неетакже конститутивно, можно предположить, что характерная (как минимум, одна изхарактерных) для аналитическй философии теория значения как условий истинностидолжна иметь форму ограничений, накладываемых на семантическую относительность(или, более специфично, истинностный релятивизм), сопоставимых с ограничениями,накладываемыми на онтологическую относительность.
[5]Карнап Р. Значение и необходимость. Исследования по семантике и модальнойлогике. М.: Изд-во иностр. лит., 1959.
[6]Термины " объектная квантификация" и " подстановочнаяквантификация", являясь общепринятыми, тем не менее не вполне точны, таккак речь идет об интерпретации квантора. Точнее было бы говорить resp. "квантификация на множестве объектов" и " квантификация на множестветерминов".
[7] См .: Marcus R.B. «Modalities andIntensional Languages,» in: Marx Wartofsky, ed., Boston Studies in thePhilosophy of Science (Dordrecht: Reidel, 1963), pp. 77-96.
[8] См .: Linsky L. «Reference,Essentialism, and Modality,» in his Reference and Modality (New York:Oxford, 1971), pp. 88-100.
[9] См .: Gottlieb D. «Reference andOntology». The Journal of Philosophy, vol. LXXI, 17, (Oct. 10, 1974), pp.587-599.
[10] См .: Wallace J. «On the Frame ofReference,» Synthese XXII, 1/2 (December 1970): 117-150;«Conventional T and Substitutional Quantification,» Nous, V, 2 (May1971): 199-212. Верный последователь Дэвидсона Уоллес воспроизвел здесьего ход, согласно которому теория значения валидна лишь будучи встроенной втеорию интерпретации.
[11] См .: Parsons C. «A Plea forSubstitutional Quantification». The Journal of Philosophy, vol. LXVIII, 8(April 22, 1971), рр. 231-237.
[12] См .: Quine W.V.O. The Roots ofReference. La Salle, Ill.: Open Court, 1973, ch. III.
[13] См .: Goodman N., Quine W. «Stepstoward a Constructive Nominalism». – In: Goodman N. Problems and Projects.( Indianapolis: Bobbs and Merrill, 1972). Ср. также программу переводана первопорядковый язык, выдвинутую Хинтиккой: Hintikka J.The Principles of Mathematics Revisited. (Cambridge: Cambridge UniversityPress, 1998).
[14] См ., напр .:Dunn M., Belnap N. «The Substitution Interpretation of theQuantifiers,» Nous, II, 2 (May 1968): 177-185.
[15]См. далее § 10.2; более подробно см.: Лебедев М.В. Стабильность языковогозначения. М ., 1998. С. 82-95.
[16] Goodman N. Ways of Worldmaking. Indianapolis, 1978. Ch. 1, sec.5.
[17] См .: H. Putnam. «Reflections onGoodman's Ways of Worldmaking», Journal of Philosophy, 76 (1979), рр. 603?618. См. также: Лебедев М.В. Создание звезд: кому этонужно? www.philosophy.ru/library/goodman/about_star.htm
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.i-u.ru/