ВЛАДИМИР ЭРН: «МЫСЛИТЕЛЬ СТЕМПЕРАМЕНТОМ БОЙЦА»
Имязамечательного русского философа, историка русской философии и оригинальногопублициста, каким, без всякого сомнения, был Владимир Францевич Эрн, до сих порнесправедливо остается в тени других деятелей русского религиозного Ренессанса:Николая Бердяева, Вячеслава Иванова, Льва Карсавина, Семена Франка, отца ПавлаФлоренского (чьим одноклассником в Тифлисской гимназии и другом до конца своейкороткой жизни был Эрн) и др. В августе 2002 года исполнилось 120 лет со днярождения этого замечательного русского патриота. Русского — хотя в его жилахтекла и немецкая, шведская, польская кровь.
Этобыл человек разнообразных дарований, натура которого органически сочеталаволевое начало, созерцательность и интеллектуализм. Он остался в памяти многихсвоих современников, в частности протоиерея Георгия Флоровского, как«мыслитель с темпераментом бойца». При этом он был человеком подлиннойи глубокой религиозности. Будучи по своей основной специальности философом, Эрнобладал слишком живым темпераментом, чтобы замыкаться только в сфере чистоймысли, а его многочисленные связи с выдающимися деятелями русской религиозноймысли способствовали в нем развитию боевой натуры. Во многом он хотел глядетьна мир глазами Православия — и отсюда в нем рано выступает сознаниеневозможности поклонения западной культуре, а также глубокая потребностьвозврата к великой и славной традиции христианского Востока. Когда же наступиламировая война, его прежние мысли приняли все более антизападнический характер.И Эрн становится самым ярким и горячим представителем«неославянофильства», и вместе с другими деятелями русской мысли(В.В. Розановым, С.Н. Булгаковым, С.Н. Дурылиным, М.О. Меньшиковым, Л.Н.Тихомировым) он испытывает сильнейшее отталкивание от германской культуры.
Темаборьбы, нравственной и интеллектуальной самоопределенности, звучащая вхарактеристиках духовного облика Владимира Францевича, во многом является доминантойего философии. Кроме этого, Эрн был одним их первых в ряду молодого поколениярусских мыслителей начала века, кто решительно встал на путь построениярелигиозной метафизики. И в отличие от тех же Н.А. Бердяева, С.Л. Франка, П.Б.Струве, С.Н. Булгакова и др., он не проделывал эволюции типа «от марксизмак идеализму» или «от неокантианства к неославянофильству» и ссамого начала своей деятельности отстаивал позицию православного онтологизмакак единственно плодотворную, по его горячему мнению, для русского религиозногосознания. Это убеждение, подкрепленное глубокими историческими исследованиями,позднее столь оригинально реализовались в его концепции сущности русскойфилософии.
В.Ф.Эрн родился 5 (17) августа 1882 года в городе Тифлисе. После окончания тифлисскойгимназии, Эрн изучал в 1900-1904 годах философию в Московском университете.Наибольшее влияние во время обучения в университете на него оказали такиезнаменитые русские философы как С.Н. Трубецкой и Л.М. Лопатин. Кроме этого, вэто время его связывала дружба с В.П. Свенцицким, о. П. Флоренским, А.В.Ельчаниновым, а также с С.М. Соловьевым и А. Белым. На основе этого дружескогокружка, интересы которого были тесно связаны прежде всего с религиозными ифилософскими проблемами, в качестве непосредственного отклика на трагическиесобытия 9 января в Москве, в феврале 1905 года было образовано«Христианское братство борьбы». Но настоящими основателями ивыразителями главной идеи этого «Братства» — создать специфическирусский христианский социализм, который базировался бы не только наобщехристианских догматах, но и на более частных особенностях русскогоправославия, — были Эрн и его ближайший друг В.П. Свенцицкий, впоследствиипротоиерей, автор знаменитых «Диалогов».
Вместеони и выработали главные пункты программы данного общества, а также и основныеэлементы, составляющие тот социализм, который бы полностью отвечал всемзамыслам «Братства». Несмотря на то, что далеко не всегда можноразличить, кому из двух авторов принадлежит та или иная мысль, некоторые изэтих основных идей представляют для исследователей русской философии в силу ихисключительной важности для духовного и идейного развития В.Ф. Эрна какчеловека и как оригинального мыслителя.
Настоящаяхристианская общественность, предполагающая полное упразднение частнойсобственности, должна занять место государства, даже если это последнее будетосновываться на принципах христианской политики. Русское православие, котороедолжно вновь обрести свой первоначальный дух, привнесет в этом случае наряду спринципом соборности и необходимую базу для решения социальных проблем. В то жевремя этим движением разоблачались и усилия так называемого либеральногодуховенства, направленные в 1905 — 1906 гг. на то, чтобы добиться кардинальныхреформ в Православной Церкви.
Ксожалению, многочисленные исследователи творчества В.Ф. Эрна до сих пор нерасполагают информацией о данном братстве после 1907 года: в целом известнылишь немногочисленные документы, касающиеся этой деятельности, посколькуорганизация была вынуждена подпольной. Самая же первая статья Эрна«Христианское отношение к собственности», была подготовлена в рамкахдеятельности этой организации и опубликована в журнале «Вопросыжизни», который служил точкой соприкосновения Владимира Францевича сгруппой Мережковского и Розанова, с одной стороны, и с группой С.Н. Булгакова,Аскольдова и С.Л. Франка — с другой. Другие же его статьи, написанные в этотпериод, появились в недолговечных журналах, таких как «Век»,«Церковное обновление», «Живая жизнь», «Религия ижизнь», «Северное сияние» и др., возникавших в связи с попыткамиболее прогрессивного православного духовенства и интеллигенции, занятойрелигиозными проблемами. И с этого времени сам Эрн очень четко и довольно резкоотделяет себя от неохристианства Д.С. Мережковского и от центра егодеятельности, т.е. Санкт-Петербургского религиозно-философского общества (изнего в 1914 году, кстати, был исключен Розанов). На одном из заседаний данногообщества философ С.А. Аскольдов провел разграничение между сторонниками«нового религиозного сознания», стремящимися основать новуюуниверсальную религию и совершенно новую церковь, т.е. группой Мережковского иприверженцами «старого» религиозного сознания, такими как В.Ф. Эрн иВ.П. Свенцицкий и сам Аскольдов. Именно эта идея наряду со стремлением вернутьметафизику к ее религиозным истокам и развить таким образом религиознуюфилософию, во многом используя некоторые позитивные идеи В.С. Соловьева, былаположена в основу при образовании Религиозно-философского общества памяти В.Соловьева в Москве. Сам Эрн входил в это общество с момента его возникновения(с конца 1905 — начала 1906 года). Членами-основателями данного общества былиС.Н. Булгаков, Е.Н. Трубецкой, В.П. Свенцицкий, П.А. Флоренский. Также всильной степени воздействовали на него и идеи, исходящие от издательства«Путь», отличавшегося четко славянофильской направленностью. Этоиздательство, с которым он тесно сотрудничал, было основано в 1910 году М.К.Морозовой, поддерживающей это религиозно-философское общество в Москве, и вомногом служило распространению взглядов его членов.
Дальнейшийжизненный путь Владимира Эрна не может понят без обращения к полемике междуиздательством «Путь» и русским вариантом международного журнала«Логос», выходившего в 1910-1915 гг. в издательстве«Мусагет». Данное издание представляли Э.К. Метнер, Ф.А. Степун, С.И.Гессен и с 1911 г. — Б. Яковенко. Именно в споре с «Логосом»,полагавшим, что «философские изыскания в конечном итоге должны привести кнаднациональному слиянию их результатов», и в соответствии с этимратовавшим за «наднационализм» в философии, Эрн формулировал своисобственные идеи. Эти последние основывались на категорическом отрицаниинеокантианства и. далее, всей современной западной философии, что в концеконцов должно было привести к утверждению самостоятельной русской философии.
Уженачиная примерно с 1910 года озабоченность Эрна проблемами, связанными срелигией и Церковью, а также его интерес к своеобразно выраженному социализмуотодвинулись на второй план, уступив место размышлениям о роли России впротивостоянии Востока и Запада.
Впику данного спора в это время он пишет очень важную для себя работу — «Борьба за Логос» (1911). В этой связи два мотива определяют у Эрна«борьбу за Логос». С одной стороны, он стремится к планомерной исистематической борьбе с рационализмом, который глубоко сросся с западнойкультурой, с другой же стороны, он здесь еще и ведет борьбу за Россию, вкоторой должен быть дан отпор рационализму и где должен бы бытьвосторжествовать истинный, а не мнимый «Логос». Для постижения того,что сам Владимир Францевич понимает под «рационализмом», необходимоостановиться на противопоставлении у него ratio и logos'a. Эти два понятия,которые можно по-русски противопоставить как рассудок и разум. Через всю новуюфилософию тянется — и здесь Эрн во многом опирается на Шеллинга — потеряприроды как живого бытия (вспоминается известное стихотворение Тютчева), арационализм здесь схематизирует действительность, познавая лишь ее законы и вомногом замыкаясь в пределы только своей мысли.
Рационализми логизм у Эрна выражают глубокую противоположность христианского Запада иВостока. Но русский мыслитель уже не отождествляет, как это было у Хомякова,христианство Запада и Востока. Он здесь имеет в виду новое сознание Запада, ане весь Запад в целом: католичество во многом для него так же«динамично» и «логично», как и православие. И Эрн в отличииот многих других русских мыслителей консервативного направления мысли, признаетзападную культуру, он лишь не признает ее цивилизацию. Т.о., так углубляется уЭрна «кризис современности». Русской же философии мыслитель отводитсреднее место, между Востоком и Западом. С его точки зрения, «она должнараскрыть Западу безмерные сокровища восточного умозрения». Эрн такжепризнавал борьбу между этими двумя началами в самой русской мысли. «Всярусская философская мысль представляет из себя различные моменты в уженачавшейся борьбе между ratio и logos`ом».
Втесной связи с вышеизложенными взглядами В.Ф. Эрна находится и его весьма оригинальнаяконцепция русской философии, к сожалению до сих пор не оцененная. Увы, нонаписать что-то вроде «очерка истории русской философии» он не успел,однако при этом он разработал концепцию, основные моменты которой«иллюстрируются» лишь монографией о Григории Сковороде, а такжеудачными статьями о Владимире Соловьеве и Льве Толстом.
Всяоригинальность данной концепции Эрна как раз и заключается в том, в отличие отмногих его предшественников, современников и позднейших историков иисследователей, он пытался сформулировать идею «оригинальной русскойфилософии», а не просто «русской философии» и тем более не«философии в России». Философия же подражательная и вышедшая иззападной традиции (позитивизм, материализм, неокантианство и т.д.) непризнается им собственно «русской», и его внимание исключительнососредотачивается на тех мыслителях, чье учение (онтология, гносеология,антропология и т.д.) содержит творческие и оригинальные идеи, основанные нарусских традициях, а также существенно отличаются от западноевропейскогорационализма. И такими мыслителями для Эрна, без всякого сомнения, напротяжении полутора веков были Г.С. Сковорода, П.Я. Чаадаев, И.В. Киреевский,А.С. Хомяков, В.С. Соловьев, Н.Ф. Федоров, С.Н. Трубецкой, Л.М. Лопатин идругие, в этот список также входили многие великие писатели и поэты, такие какФ.И. Тютчев, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский и А.П. Чехов.
Вцелом, с точки зрения Владимира Францевича, русская философия представляетсобой органическую целостность: мышление ее представителей направляется единымглубоким синтетическим устремлением. Авторы, разделенные временем ипространством, зачастую не осведомленные об идеях друг друга,перекликаются" между собой тематически и по содержанию, т.к. их во многомсвязывает некая внутренняя, «подземная» традиция. Эта целостностьимеет специфическую «подпочву», и во многом опирается на тот«фундаментальный» механизм, работа которого обеспечивает единство иисторическую устойчивость самого феномена русской философии в его своеобразии.Описание специфики «механизма» именно русского философского мышленияи составляет ядро всей концепции Эрна.
Таким«механизмом», такой «подпочвой» во многом оказываетсяспецифическая «двувозрастность» русской культуры в целом. Первая еефаза — исполненная православного онтологизма (т.е. своеобразного«логизма») культура допетровской Руси с «ее строгим тоносомтаинственной иерархичности» (священодействия), почти литургичности. Исвоих высот данный тип русской культуры достигает в старой русской архитектуреи иконописи, в утонченном духовном классицизме которых находит живоепродолжение эллинская культура. Вторая фаза начинается эпохой Петра Великого — временем активного установления новоевропейской, преимущественнопротестантской, культуры и ее философского проявления — рационализма. В то жесамое время, между этими двумя фазами имеется существенная преемственность. Воткак об этом пишет сам Эрн: «В новой русской культуре — та же проникнутостьрелигиозным онтологизмом, только из данности он превратился в задание, их исходногопункта в конечный, из основы и корня „в родимую цель“, в желаннуюэнтелехию». И этот исконный онтологизм и должен быть явлен, но уже в иной- логической — форме: наступает время философии.
Такимобразом, воздействию западноевропейской мысли нового времени на возникновениерусской философии отводится концепции Эрна важнейшая роль (ибо для русскогосознания в это время характерно «глубокое внимание к западной мысли,исключительная заинтересованность всеми продуктами философского творчестваЕвропы»), но в данном случае речь уже может идти не просто о«влиянии» или «заимствовании». В этом случае западнаякультура властно врывается в традиционный ритм русской культуры — и их борьбастановится «внутренним вопросом русского сознания и русской совести».Входя в русскую почву, внутренней данностью которой является опыт святости,рационализм при всей своей понятийно-категориальной раздробленности (а вомногом и благодаря ей) вызывает в русском сознании «возмущение»,отторжение, дискомфорт, проблематизацию: специфическая реакция на«прививку» духовного опыта иного типа. Во многом и сама оригинальнаярусская философия и есть сам этот конфликт, сама борьба двух различных по своейприроде начал «рацио» и «Логоса» в недрах единого русскогосознания, в силу его «двувозрастности». «Оба начала… русскаямысль имеет внутри себя, имеет не как внешне усвоенное, а как внутреннее еераздирающее». Во многом это герменевтический процесс, в котором чужаяфилософская традиция, вошедшая «принуждением Промысла и истории» всердцевину духовной жизни России, в устроение русского сознания, во многомвыполняет благотворную для генезиса отечественной философииконструктивно-провоцирующую роль, задевая сущностный нерв «родного»опыта.
РазразившаясяПервая мировая война придала особую остроту размышлениям Эрна об антагонизмеВостока и Запада, а также о роли России и значении русской философской мысли.Критика русским философом Западной Европы теперь ограничивается в основномкритикой духовных и культурных основ Германии. Откликами на эти события явилисьмногочисленные статьи Владимира Францевича, собранные в сборнике «Меч икрест. Статьи о современных событиях», а также брошюра с выразительнымназванием «Время славянофильствует. Война, Германия, Европа и Россия»(1915). Своей кульминации эта критика достигает в докладе Эрна «От Канта кКруппу», с которым он выступил на публичном заседанииРелигиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева 6 октября 1914 года. Всеэти выступления полностью совпадают с выступлениями В.В. Розанова «Война1914 года и русское возрождение», а также со статьями и работами М.О.Меньшикова, Л.А. Тихомирова, С.Н. Дурылина и С.Н. Булгакова.
ВыступленияРозанова и Эрна по этому вопросу были особенно яркими. Оба русских мыслителянаходят причину немецкой жестокости в общем духовном кризисе в Германии,который, в свою очередь, обусловлен преобладанием начал либерализма ирационализма. Сама Первая мировая война, как совершенно справедливо полагаетЭрн, делает ужасающе очевидными последствия гибельного для всего человечества икультуры — вырождение разума в «рацио» в неостановочном движениипоследнего «От Канта к Круппу».
Какбы предваряя Эрна, Розанов приводит вопиющие факты жестокого обращения немцев(врачей, военных и чиновников) к русским вообще и к русским женщинам вчастности. Более того, в статье «Забытые и ныне оправданные» ВасилийВасильевич предварил идею самого Эрна о том, что само «времяславянофильствует», что грешно и стыдно в этот переломный для Россиимомент не быть патриотом своей страны.
СамЭрн не остался в стороне после гневной критики Розанова Бердяевым, которыйназвал того «бабой». Владимир Францевич в этой полемике полностьювстал на защиту Розанова в отстаивании им национальных интересов России. Обэтом говорит и его статья — ответ Бердяеву «Налет Валькирий». Вот каксам Эрн определяет предмет спора: «Тут перед нами встает дилемма: либообижен Розанов, либо обижена русская баба. Если Розанов действительно выражаетс гениальностью приписываемую ему Бердяевым русскую бабу, т.е. русскую душу вее стихийности, хаотичности и мистичности (я этого не думаю), тогда многомунужно учиться у Розанова, прежде чем начинать его учить, его наставлять и его»публично сечь", особенно если под Розановым подразумеваются не еголичные только его грехи, а грехи русской души. Если же Розанов при всей еготалантливости, ему свойственной, с русскою бабою все же несоизмерим, тогда всямысль Бердяева о критике «вечно-бабьего» в русской душе через критикупоследней книги Розанова становится несерьезной, претенциозной".
Дажев этом частном случае видно новое видение отношений между Россией и Европой,появившееся у Эрна в годы войны, которое выразилось в идее русского дела иособой миссии России. Эта миссия заключается в том, чтобы побудить Европу уйтиот самой себя, что вытекает из его размышлений о германской философии Канта,которая, как он вполне справедливо считал, «в своей односторонностиприводит неизбежно к Wille zur Macht и к блиндированным мечтам о всемирнойгегемонии». Поэтому здесь и следует отстаивать универсальный и наднациональныйхарактер возложенной на Россию задачи: быть на арене мировой войны глашатаем изащитницей вверенного ей восточного наследия, а также вытекающей из этого,«антично — византийской» и христианской мысли, логизма. И сам Эрн вданном случае воспринимал свой труд как поиск нового определения мышления какличный вклад в новую русскую религиозную философию.
Взаключении разговора о взглядах Владимира Эрна во время Первой мировой войны,следует отметить, что он без всякого сомнения продолжил традицию критики западнойцивилизации, начатой Федором Тютчевым, и таким образом стал одним из последнихмыслителей, делавших это до революции. Далее эту линию продолжат участникиевразийского движения: И.А. Ильин, И.Л. Солоневич, С.Н. Булгаков и многиедругие.
Поискиистоков, первооснов онтологизма как типа мышления, как познавательного принципаприводят Владимира Францевича к необходимости исследования основдревнегреческой философии. Он начинает работать над большим трудом о Платонекак представителе восточного онтологизма. И в начале 1917 года в печатипоявляется первая часть этого сочинения под названием «Верховноепостижение Платона». Однако сама работа была прервана столь ранней ипреждевременной смертью В.Ф. Эрна, который в итоге не дожил и до 35 лет: онскончался от нефрита 29 апреля 1917 года.
Смертьв столь молодом возрасте помешала Владимиру Эрну детально разработать своифилософские взгляды. Протоиерей Василий Зеньковский в своей «Историирусской философии» отмечал следующее: «У Эрна было большоефилософское чутье, бесспорное дарование и, проживи он долее, можно было бытьуверенным, что он мог бы создать своеобразную систему». Однако он и такуже кое-что создал в русской философии, ибо проблематика, которую Эрн поднял, вдальнейшим была успешно подхвачена и развита в трудах и работах В.В.Зеньковского, П.А. Флоренского, А.Ф. Лосева, Г.В. Флоровского.
Список литературы
1.Сергей Лабанов. Владимир Эрн: «Мыслитель с темпераментом бойца»
2.В.Ф. Эрн. Сочинения. // Вступ. ст. Ю. Шеррер. — М:1991.
3.История русской философии / Под общ. ред. М.А. Маслина. // Ст. О.В. Марченко«В.Ф. Эрн: борьба за Логос». С.491-497.
4.В.В. Зеньковский. Русские мыслители и Европа. — М:1997.
5.В.В. Зеньковский. История русской философии. — Р:1989.
6.Русские философия. Словарь. / Под ред. М.А. Маслина. // Ст. О.В. Марченко.С.634 — 636. — М:1995.