Андреев Л.Н. ИудаЛеонид Николаевич Андреев родился 130 лет назад - 9 (21) августа 1871 г. в Орле, ставшем родиной для целой плеяды русских писателей. Возможно, особенная атмосфера края и способствовала тому, что дар слова Л. Андреев открыл в себе еще в гимназические годы. Стилизация текстов школьных сочинений под тексты произведений писателей-реалистов - Н. Щедрина, Л. Толстого, А. Чехова, В. Гаршина - определила реалистическое начало в оригинальном творчестве писателя. Необыкновенно популярный в свое время, Леонид Андреев становится все более и более интересным для современного читателя. В подходе писателя к сложной проблеме бытия, в том, как трагически он воспринимает жизненные противоречия, отражается стремление обратиться к сознанию читателя, пробудить в нем чувство неприятия зла, рассеянного по миру. Во главу угла многих своих произведений писатель ставит библейские темы, дает читателю возможность почувствовать остроту проблемы бытия (смерть, одиночество, вечность). Мифологическое повествование приобретает экспрессионистскую окраску, которая поддерживается за счет использования особых приемов. Основное, центральное место занимает в этом списке прием сравнения Повесть "Иуда Искариот", написанная в 1907 г., была задумана как "нечто по психологии, этике и практике предательства". Библейский миф о предательстве Иудой Христа находит нетрадиционное воплощение в интерпретации Л. Андреева. Образ главного персонажа Иуды парадоксален и внушает противоречивые чувства: это одновременно циничный, самовлюбленный лжец и смелый борец с человеческой глупостью и трусостью, он одновременно подло предает чистейшего человека и является единственным искренне любящим его учеником. Одним из приемов актуализации противоречий в образах главных персонажей становится прием сравнения. Посредством анализа можно выделить следующие текстовые пространства, организованные по принципу противопоставления и сходства: Иуда - апостолы, Иуда - Иисус, Иуда - Иуда. Текстовое пространство "Иуда - апостолы": "Он ничего не знал, этот Фома, хотя обо всем расспрашивал и смотрел так прямо своими прозрачными и ясными глазами, сквозь которые, как сквозь финикийское стекло, было видно стену позади его и привязанного к ней понурого осла". "Как кучка испуганных ягнят, теснились ученики, ничему не препятствуя, но всем мешая - даже самим себе". "- Ты хочешь видеть глупцов? - сказал он Фоме, задумчиво шедешему сзади. - Посмотри: вот идут они по дороге, кучкой, как стадо баранов, и поднимают пыль". Возникает цепь образов: ягнята, стадо баранов, осел. В этом ряду заложено противоречие: сравнение с ягненком появляется в речи автора, тогда как стадо баранов - характеристика апостолов Иудой. Сравнение с ослом характеризует только одного ученика - Фому. С образом ягненка в русской поэтической (в широком смысле) традиции связано значение невинности, жертвы, робости. Однако из этого образа вырастает то, что в общенародном языке связывается не просто с глупостью, а с тупостью и упрямством, с трусостью. Это не просто стадо, в каждом из учеников проявляется индивидуальное воплощение глупости. Принцип соотнесенности характеристик Иуды и других апостолов реализуется в сравнениях с собакой, формирующих мотив трусливой собаки, складывающийся в концепт трусости, а также примыкающий к мотиву глупых ослов и баранов, - однако в этот раз Иуда уже не отличается от остальных, что отражено и в речи автора, и в речи персонажа: "Разве я не спас ему жизнь, пока те бежали, согнувшись, как трусливые собаки?". "Нет, лучше, лежа на земле и ляская зубами, как собака, будет высматривать и ждать, пока не поднимутся все те". Текстовое пространство "Иуда - Иисус" становится ключевым для раскрытия отношений Иуды и Иисуса. Иисус прекрасен, а Иуда безобразен: "...и эта странная близость божественной красоты и чудовищного безобразия, человека с кротким взором и осьминога с огромными, неподвижными, тускло-жадными глазами угнетала его ум, как неразрешимая загадка". Во-вторых, Иисус сравнивается с прекрасным цветком, в основном с розой, а Иуда - с кактусом. В-третьих, "неразрешимая загадка" их близости раскрывается в мотиве, реализованном в сравнении "как братья": "Из одного кубка страданий, как братья, пили они оба, преданный и предатель, и огненная влага одинаково опаляла чистые и нечистые уста". Показательно отношение автора к этим двум персонажам, которое он отразил в своей картине под названием "Цари Иудейские", где Иисус и Иуда изображены похожими внешне, но один из них красив, второй - чудовищно безобразен, и они связаны одним терновым венком, надетым на их головы. Образ Иуды-Сатаны развивается в сравнениях с бесом, который оказывается одноглазым, как кактус, характеризующий кривого Иуду: "…и вдруг уходит внезапно, оставляя по себе неприятности и ссору - любопытный, лукавый и злой, как одноглазый бес". Текстовое пространство "Иуда - Иуда" представлено с двух сторон. Во-первых, в тексте складываются лейтмотивы центральной части, контрастно характеризующие главного персонажа через прием сравнения: с камнем и осьминогом. Мертвая сторона его тела - камень. От внешнего сравнения мы можем перейти к его внутренней сущности. Камень оказывается мертвым и неподвижным только снаружи: "И так часа два сидел он, не шевелясь и обманывая птиц, неподвижный и серый, как сам серый камень. И впереди его, и сзади, и со всех сторон поднимались стены оврага, острой линией обрезая края синего неба; и всюду, впившись в землю, высились огромные серые камни - словно прошел здесь когда-то каменный дождь и в бесконечной думе застыли его тяжелые капли". Второй значимый мотив, пронизывающий все уровни текста, основан на сравнении с осьминогом и представляет вторую сторону натуры Иуды - проворность, подвижность, сноровку, т. е. все противоположные характеристике камня черты : "(Иоанн - Ч.Н.) добивался только того, что у Иуды как будто и вправду появились восемь беспокойно шевелящихся ног". Две половины персонажа принадлежат разным сферам сравнений. Двойственность - постоянное качество Иуды (две половины лица - живая и мертвая), как и смысла художественного произведения. Во-вторых, сравнения формируют концепт "предательство". Впервые мотив предательства вводится в текст заглавием (Иуда = предатель). Символическое значение идеи предательства обозначается сравнением Иуды со скорпионом. Если верить второму значению слова "предательство" ("нарушение верности кому-либо"), то в первую очередь это нарушение верности самому себе, заключенное в образе скорпиона, который в минуту опасности жалит сам себя, т. е. становится самоубийцей, как Иуда. Самоубийство Иуды оказывается предопределенным для образа персонажа, в самом начале повести задается тема самоубийства при помощи следующего сравнения: "Он ссорит нас постоянно, - говорили они, отплевываясь, - он думает что-то свое и в дом влезает тихо, как скорпион, а выходит из него с шумом…". Идея предательства, определяющая концептуальный смысл всего произведения, через сравнение выводит читателя на иной уровень интерпретации заголовка: всякое предательство превращается в предательство самого себя. Сплав возникающих в тексте лейтмотивов связан с основными философскими проблемами времени, к которому относится творчество Л. Андреева. На рубеже веков особенно остро ощущается, что "мир, где все неповторимо, где ничто не может быть сведено ни к чему другому, где каждая вещь властно утверждает свою качественную единственность, что этот мир оказался "не по зубам" разуму в его стремлении во что бы то ни стало сводить одно к другому и, в конечном счете, все к одному". Лейтмотивы демонстрируют это несоответствие мысли миру, в них сталкиваются точки зрения на добро и зло. То, что их соотношение недоступно разуму, демонстрируется приемом сравнения. Экзотическая семантика компонентов сравнения (ливанская роза, осьминог, скорпион) не только несет в себе колорит местности, описываемой в произведении, но и воплощает черты экспрессионизма как отражения настроений писателей и мыслителей целой эпохи рубежа веков, что проявляется в неоднозначной трактовке образа Иуды и, как следствие, человеческой природы (трактовка добра и зла, отношение к возможностям рационального начала в человеке).