Андрей Ильин Боец невидимого фронта (Обет молчания — 7) Предисловие Следователь был типичным, не первой свежести служакой, с пятнадцатилетней выслугой, благодарностями начальника РОВД, юбилейной медалью и перспективой получения майорского звания под пенсию. Он не хватал звезд с неба. Он их натужно зарабатывал. — Двенадцать часов, — вздохнул следователь, взглянув на часы. Выключил лампу, расстегнул верхние пуговицы на кителе и устало откинулся на спинку стула. — Может, чайку выпьем? Вытянул из-под стола, поставил на колени портфель, вытащил из него термос и пакет с бутербродами. — Жена сделала, — сказал он. И стал пережевывать бутерброд, тупо глядя куда-то в угол. Он жевал долго и тщательно. Словно нужную работу делал. Потом убрал термос, сунул в карман пустой пакет, смахнул на ладонь крошки и со вздохом придвинул к себе протокол. Ему не хотелось никого допрашивать, ему хотелось домой, к жене. — Давайте начнем сначала. Назовите свою фамилию, имя, отчество. Он спрашивал, как ел, пережевывая один и тот же вопрос по сто раз. — Евсюхов Семен Петрович. Следователь открыл паспорт. Прочитал: — Евсюхов… Семен… Петрович. Родился в городе Брянске в одна тысяча девятьсот восемьдесят… году. Паспорт выдан Центральным отделом внутренних дел десятого ноября тысяча девятьсот… — Так? — Да. — Вы уверены? — Ну конечно! Следователь достал из стола какую-то бумажку. — Мы послали по месту выдачи паспорта запрос, и знаете, что нам ответили? — Что? — Паспорт на имя гражданина Евсюхова Семена Петровича Центральным отделом внутренних дел города Брянска не оформлялся и гражданину Евсюхову не выдавался. Тогда откуда он у вас? — Но я получил его в милиции Центрального района!.. Следователь не раздражался, не повышал тона, он пережевывал допрос дальше. — Кто были ваши родители, где они проживали, кем работали? — Отец, Евсюхов Петр Михайлович, проживал… — Не проживал он там. И не работал. И вообще неизвестно, где проживал. Мы навели соответствующие справки… Быстро они работают! — Евсюхов Петр Михайлович по указанному вами адресу не значится, никогда не был прописан, жилплощадь не снимал, соседи о нем ничего не слышали. Следователь аккуратно закрыл и положил на стол паспорт. — Назовите свои настоящие фамилию, имя, отчество…* * * — Курсант Соломатин! — Я! Хотя на самом деле не Соломатин. И никогда не был Соломатиным. Но какое это имеет значение. — К тренажеру! — Есть! Тренажером был выполненный в натуральную величину манекен человека. Или, как его называли меж собой курсанты, — «дядя Вася». Каждый день «дядю Васю» переодевали в разную одежду — в пиджаки, футболки, фраки, халаты, тулупы… В которых были карманы. Много карманов — накладных, внутренних, потайных, на застежках, липучках, «молниях»… В карманах лежал кошелек. Который из того кармана надо было вытянуть. Незаметно для манекена. Что проще сказать, чем сделать. Потому как «дядя Вася» был не вешалкой, а навороченным, как космический корабль, сенсорным тренажером. Две сотни датчиков, спрятанных под пластиковой «кожей», реагировали на любое микросотрясение. Реагировали сиреной и неудом в зачетке. — Начинайте. Ладонь, сложенная лодочкой, мягко сползала в карман, подушечки пальцев ощупывали кошелек, тянули его вверх. Но… предательски ревела сирена, и вспыхивали красным глаза манекена. — Еще раз. И снова ревела сирена. — Еще. Сирена… — Да он просто сломан! — Кто сломан? — Тренажер! — Вы так думаете? Инструктор подходил к манекену и с ходу, не глядя на карман, запускал туда руку. Сирена молчала. — А все потому, что вы боитесь. Боитесь — и напрягаетесь. И напрягаете руку. Она теряет эластичность, деревенеет, становится грубой и неуклюжей. С таким же успехом можно шуровать в чужом кармане кочергой. Расслабьтесь и расслабьте мышцы. И тогда ваши пальцы легко «стекут» в карман. Понятно? — Так точно! — Повторите упражнение…* * * — Я устал с вами беседовать, — признался следователь. — Вы отрицаете очевидные вещи. Говорите, что получали паспорт в Брянске, хотя не получали. И что удивительно — нигде не получали. Нигде на территории бывшего Советского Союза. Вы не получали этот паспорт, хотя он есть. Хотя вот он! Следователь еще раз пролистнул паспорт. — Печати, росписи, оттиски… Поразительно!.. Где вы его взяли? — Я получил его в отделе внутренних дел… — Прекратите. Это, наконец, неумно. Два часа ночи! Вы хотите спать. И я хочу спать. Может, мы не будем мучить друг друга? Скажите правду. Мы все равно ее узнаем. Откуда у вас паспорт? Как вас зовут? — Ну хорошо, я скажу. Моя фамилия не Евсюхов. Следователь быстро придвинул к себе протокол. — Моя фамилия Соломатин. — Имя? — Сергей. — Отчество? — Иванович… Пусть будет Соломатин, как когда-то был. Так легче не сбиться, не запутаться в деталях. Пусть будет Соломатин и будет его легенда. На проверку новой информации у них уйдет минимум неделя. А за это время он придумает что-нибудь еще. А потом еще… И забудет то, что следует забыть. Тем более что уже почти забыл…* * * Ту, первую свою жизнь он помнил плохо. Помнил, что жил в небольшом, на Северо-Западе России, городке. Жил как все — ходил в школу, на вылазки в лес, ухаживал за девчонками… и еще занимался спортом. Занимался фанатично, до одури. Потому что хотел стать чемпионом. Но стать не мог. Длина ног не позволяла. — Можно еще пару кругов? — просил он. — Хватит, хватит с тебя кругов. Домой пора. — Ну хотя бы один? Тренеры махали на него руками. Да пусть бегает, все равно с такими данными далеко не убежит. Он делал круг и еще круг. А потом лежал животом на снегу, ловя в прорезь прицела дергающуюся в такт с ударами сердца мишень.* * * «Я смогу… я стану чемпионом, — думал он про себя. — Обязательно стану!..» Из секций его не гнали, он был нужен. Был нужен для чемпионства других. — Идешь первым треть дистанции, потом пропускаешь вперед Семенова, срубаешь с его хвоста седьмой номер и путаешься у него под ногами до самого финиша, — излагал тренер Тактику забега. — Задачу понял? — Нет, не понял. — Что не понял? — Почему Семенов, а не я? Как будто не ясно, почему. Когда любому перворазряднику ясно! У Семенова ноги, как у фотомодели, от корней зубов, Семенов перспективен, а этот… Этот может только под ногами болтаться. — Не горячись, мы же команда. Сегодня — Семенов, завтра — ты. Нам бы только этот забег выиграть… Но на второй трети дистанции Семенов вперед не вышел. — Ты что… Пропусти меня… Ты же должен… — Да пошел ты!.. На каждый шаг Семенова ему приходилось делать полтора. И, значит, прикладывать в полтора раза больше усилий. Но он не пропустил Семенова вперед. И никого не пропустил. Он пришел первым. — Ты что наделал! Ты что!.. — ругался тренер. — Тебе что было сказано! А ты!.. — Но я пришел первым! — Да хоть нулевым! Ты Семенова должен был пропустить! На следующем соревновании его сделали. Семенов сделал. До финиша оставалось пятьсот метров, когда тот, незаметно и жестко, столкнул его с лыжни. Столкнул на спуске. Отчего травмы оказались очень серьезными. Тренер навестил его в больнице. — Так бывает, от случайности никто не застрахован, — сказал он. — Но ты парень крепкий, выкарабкаешься. Еще олимпийское «золото» возьмешь. Мы надеемся и ждем тебя. Но через два дня мать принесла в больницу повестку в военкомат. Тренер снял своего воспитанника с брони как бесперспективного. Коридоры военкомата были пусты. Февраль — межсезонье, межпризывье. До апреля еще можно погулять. Но не вышло. — Явишься двадцать пятого, то есть через две недели, с вещами, — строго сказал военком. — И без глупостей! — Но призыв начнется только весной. — Для кого-то весной, а для тебя сейчас. Военком был очень доволен, что выполнил разнарядку на биатлониста. Что с этого парня вовремя сняли отсрочку. Потом была служба, которая и так-то не сахар, а там, куда попал он… — Дистанция у нас одна — отсюда и до обеда, — объяснил командир. — В полной выкладке. Не успеете до обеда, останетесь без обеда. Не успеете до ужина — останетесь без ужина. И останетесь без сна. Потому что получите наряд вне очереди. Ясно? — Ясно. — Не понял?!. — Так точно! Есть хотелось, поэтому он прибегал вовремя. — Молодец, хорошо бегаешь, — хвалил его командир. — На тебе еще саперную лопатку и дополнительный боекомплект. Лопатка и боекомплект добавляли еще несколько килограммов. И еще полтора десятка — лопатки и боезапас старослужащих. — Ну ты, тормоз, и папа твой ручник, — шевели мослами! — торопили пыхтящие сзади старослужащие. Идущие налегке. — Мы по твоей милости голодными оставаться не намерены. А ну!.. И он прибегал. Прибегал первым. Несмотря ни на что. Но не всегда он бегал. Иногда ползал. На животе. По пересеченной местности. По снегу, грязи, камням, сдирая в кровь коленки и локти. Или, того не лучше, лежал. На голой земле, накрывшись маскхалатом. Лежал часами, чувствуя, как деревенеют в сапогах ноги, как мороз забирается под рукава и полы бушлата. Но все равно лежал. Потому что должен был. Потому что от этого зависело выполнение боевого задания. Потом был неизбежный, как дембель, «разбор полетов». — Результат посредственный — вы не смогли поразить мишень с первого выстрела. Это раз. Вы недостаточно хорошо «стерли» за собой следы, дав возможность противнику перехватить вас, проследив ваш путь. Это два. Три — вы опоздали к месту назначения на сорок пять минут. — Но… — И, наконец, четыре — сохранность вверенного вам имущества. Посмотрите на ваши бушлаты и ваше оружие. И ваши сапоги! Вы не удосужились даже почистить ваши сапоги!.. Два наряда вне очереди!.. Ну что тут скажешь?.. Скажешь как положено — «Есть!» И снова — полоса препятствий, марш-броски, боевые стрельбы, политучеба, рейды в тыл условного противника. Чтобы выбить из изнеженных мальчиков гражданскую дурь, чтобы превратить их в мужчин. В не боящийся ни черта, ни дьявола, ни превосходящие силы противника армейский спецназ. За полгода до окончания службы личный состав погнали на медицинское обследование. — Раздевайтесь здесь, одежду складывайте сюда, заходите вон в ту дверь. За дверью сидели врачи в белых халатах. — Повернитесь. Еще. Еще. Присядьте. Поднимите вверх руки. Кожа чистая, татуировок, родинок, шрамов нет. А родинки тут при чем? — Как ваше общее самочувствие? Какое может быть самочувствие у старика-солдата за полгода до дембеля? — Отличное. — Тогда ответьте нам на следующие вопросы. И перечисляют три сотни вопросов. На которые надо быстро, не задумываясь, отвечать «да» или «нет». — Да. — Да. — Да. — Нет… — Садитесь, пожалуйста, на кресло. И крутят кресло. — Отожмитесь от пола сколько сможете… Пройдите с закрытыми глазами по периметру комнаты, не касаясь стен… Подпрыгните… Задержите дыхание. Коснитесь указательным пальцем носа… И что-то замеряют и записывают. — Мы вас уколем иголкой, а вы должны потерпеть сколько сможете. И втыкают в руку иголку. Пристегивают к голове какие-то провода… Заставляют отнимать от тысячи по три, а сами отвлекают от счета… — Спасибо. Вам в шестой кабинет. В шестом кабинете сидел офицер в наброшенном на китель халате. — Товарищ капитан, разрешите!.. — Давай, проходи, садись, — по-простому сказал капитан. — Побеседовать с тобой хочу. Догадываешься, о чем? — Никак нет, товарищ капитан. — Дело тебе хочу предложить. Интересное. Сколько тебе осталось служить? — Семь месяцев. — Согласишься — попадешь на гражданку раньше. Месяца на два. Что на это скажешь? От капитанов, тем более незнакомых, ждать добра не приходится. — Я как-то не думал… — А ты подумай. Три дня. Капитан не обманул, капитан приехал ровно через три дня. — Ну что решил? — Решил. Я лучше здесь останусь, товарищ капитан. — Чем лучше? — У меня тут друзья. И вообще… — Не передумаешь? — Никак нет! — Ну, ладно, это дело твое, неволить не буду. Хотя жаль. Тебя жаль… Одно условие — о нашем разговоре не должна узнать ни одна живая душа. Понял? — Так точно! Ну и слава богу. Слава богу, что все так закончилось. Хотя на самом деле ничего еще не закончилось… Через несколько дней в части случилось ЧП — во время учебных занятий пропало личное оружие одного из старослужащих. — Как это могло произойти? — Не знаю. Оно стояло в пирамиде. — Куда же оно делось, если стояло? И почему именно твое? Перестань мозги втирать, говори правду! Где оружие?! — Не знаю. Я ничего не знаю! Солдата отдали под суд военного трибунала. — Были ли вы когда-нибудь осуждены? — интересовался следователь. — Нет. — Состояли под следствием? — Нет. — Имели приводы в милицию? — Нет. — А в армии? Дисбат? Иные дисциплинарные наказания?.. В армии… В армии было дело. В армии он попал под следствие. Когда у него пропало личное оружие и следователь шил ему кражу… И обязательно бы пришил… Если бы в последний момент… Он сидел на гарнизонной гауптвахте в камере-одиночке, когда дверь распахнулась и внутрь шагнул знакомый капитан. — Дрянь дело, — посочувствовал он. — Влепят два года дисбата. Или того хуже — отправят в тюрьму. Шутка ли — боевое оружие потерять. Как ты только умудрился? — Сам не понимаю. Поставил в пирамиду… Может быть, кто-нибудь решил подшутить и спрятал, а потом испугался?.. — Может быть, — согласился капитан. — Я постараюсь тебе помочь. Но только если ты поможешь мне. Если примешь мое предложение. Правда, теперь условия изменились. Досрочный дембель я тебе обещать не могу. Теперь служить придется полтора года — полгода срочной и год по контракту. Но это все равно будет меньше, чем если дисбат, и гораздо меньше, чем тюрьма. — Так это… Это вы?!. — Что я? — Оружие?.. Капитан только пожал плечами. Мол — какое это теперь имеет значение. — Так что соглашайся. Лучше — соглашайся… Он согласился. На новом месте службы с него сняли хэбэщку и сняли сапоги. Вместо них выдали потертые джинсы, футболку и кроссовки. И всем выдали кому джинсы с кроссовками, кому костюмы-тройки с туфлями. Но даже в джинсах и костюмах они были очень похожи друг на друга — ростом, телосложением и даже лицами. У них был один рост, одинаковое телосложение и подобные лица! Как будто они из инкубатора вышли. Что за чудеса такие? — Пошли на занятия, — предлагал командир. И тут же кричал: — Отставить! — когда облаченные в пиджаки солдаты начинали по привычке строиться. — Как есть пошли. Бесформенной толпой. Курсанты, с трудом отрываясь друг от друга, рассыпали строй, расходились по классам. — Сегодня у нас контрольная работа по ранее пройденной теме — подделка документов с использованием подручных средств. Приготовьтесь, пожалуйста. Курсантам вручали листы бумаги, карандаши, скальпели, ручки, тушь, оконную замазку, подошвы ботинок, ластики, сырую картошку и вкрутую сваренные яйца. — Приступайте. Курсанты рисовали бланки, резали печати из подошв и ластиков и резали пополам яйца, с помощью отделенного белка перенося печати с документов на чистые листы бумаги… — Прошу сдавать работы. Десяток поддельных бланков и оттисков печатей легли на стол преподавателю. — Перерыв десять минут… — В кабинет семнадцать шаго-ом… вольно марш! — Сувальдовые, как и все прочие замки, вскрывают не отмычкой и не кувалдой — а чем? — Автогеном? — Вскрывают вот этим, — и преподаватель стучал пальцем себя по лбу. — Отсюда вопрос — с чего следует начать вскрытие замка неизвестной вам системы? — С подбора отмычек? — С углекислоты? — ?.. — С магазина! Надо пойти в магазин и купить точно такой же, как вам предстоит вскрыть, замок. Разобрать его и внимательно изучить механизм. Ясно? — А если это будет швейцарский сейф? — Значит, купить швейцарский сейф!.. Но не только вскрывать замки учили курсантов, но и человеческие души. — Когда разговариваете с собеседником, старайтесь смотреть ему прямо в глаза. Это вызывает доверие. Бегающий или упертый в пол взгляд вызывает отторжение… Прикладную психологию преподавала молодая и очень симпатичная женщина. Которая вызывала у курсантов-срочников живой интерес. — Следите за руками, они очень многое могут сказать о человеке… — Для того чтобы соблазнить женщину, надо понять, что она ждет от мужчины, и соответствовать образчику ее мечты. Для чего имеет смысл узнать, какие книги она читает и какие фильмы смотрит, и прочитать те же самые книги и посмотреть те же самые фильмы, проанализировав линию поведения героев-мужчин. После чего… Курсанты с удивлением узнавали, что, оказывается, быть навороченным, с «Мерседесом» и нагловатыми повадками меном для покорения женского сердца недостаточно. Что можно быть занюханым неудачником на ржавом самокате и заполучить себе в постель любую раскрасавицу. Если знать, как заполучить. — Курсант Глущенко, назовите главное условие; которое необходимо соблюдать при соблазнении женщины. — Ну… Наверное, быть щедрым, водить в рестораны, дарить цветы?.. — Нет, это средства. Надо быть к ней безразличным. В противном случае вы никогда не сможете контролировать свое и ее поведение. Я ставлю вам «неуд»… Актёрское мастерство вела тоже женщина. Ну или почти женщина, потому что лет восьмидесяти жуткая мымра. — Будьте так любезны, изобразить мне… обезьяну. — Это, простите, не обезьяна, это нонсенс. Это пьяный сантехник на приеме в Виндзорском замке. Обезьяна милее того, что вы нам здесь продемонстрировали. Вы не должны использовать привычные вам человеческую мимику и жестикуляцию. Нужно изображать животных, а не людей, изображающих животных! В противном случае у вас всегда будут получаться пьяницы и идиоты. Попытайтесь влезть в шкуру обезьяны. Думайте, как обезьяна. И выражайте то, о чем она думает, доступными ей средствами. — Но зачем нам быть похожими на обезьян? — Затем, милейший, что чем лучше вы научитесь изображать не похожих на человека обезьян, тем легче сможете изобразить человека. Покажите еще раз. Покажите… проснувшегося после зимней спячки хорька… …Беременную слониху, увидевшую приближающегося к ней охотника… …Вошь, которую зацепил гребешок… …Гладильную доску, на которую поставили горячий утюг… Скоро курсанты могли изобразить что угодно, хоть даже случайную занозу в заднице римского папы. — Вы очень хорошие ученики. Вы даже лучше, чем студенты актерского факультета, где я преподавала с сорок седьмого по восемьдесят шестой год… Еще бы! Если бы тем студентам за неуды влепляли наряды вне очереди, заставляя драить полы зубными щетками и чистить по тонне картошки в один заход, они бы тоже, все как один, стали Качаловыми. «Мымре» вторили преподаватели грима. — Вот эта помада вам не идет. И пудру вы выбрали не лучшую. Настоящая женщина никогда бы не выбрала такую помаду и такую пудру. И маникюр… Разве это маникюр — это краска, намазанная на ногти! И курсанты, сидя за поставленными в ряд гримерными столиками, старательно подводили глаза, выпрашивая друг у друга синий карандаш, и примеряли набитые тряпками бюстгальтеры. — Застегни, пожалуйста… Но даже когда помада и маникюр стали ложиться как надо, преподаватели все равно были недовольны. — Поймите, одной помады и одного маникюра для того, чтобы стать женщиной, мало. Надо почувствовать себя женщиной! Надо хотеть нравиться мужчинам. Надо кокетничать… И курсанты приучались ощущать себя женщинами. Как до того беременными слонихами. — Ой, у меня стрелка на колготках! Какой ужас!.. — Теперь вы моряки. Расставьте ноги шире, перенесите вес на правую ногу, на левую, и так вразвалочку, вразвалочку… — Теперь надевайте вот это. И им выдавали малиновые, с отливом, пиджаки, которые сидели, как кавалерийские седла на дойных коровах, и выводили на плац, где стоял новенький «шестисотый» «Мерседес». — Это «Мерседес» шестисотой модели, — объясняли им. — По-простому — «мере». Или «телега». Короче, такая крутая тачка, широкая, совсем черная, с десятикиловаттной стереомузыкой, кондишеном и типа всякими наворотами, чтобы было удобно ездить на стрелки и оттягиваться с телухой. Курсанты ошарашенно смотрели на инструктора. — К «мерсу» положены аксессуары — ну там голда или цепак на полкило, мобила «Моторола», децел на сто строк и ствол двенадцатого калибра. А если без «ствола» и «мерса», то, значит, ты голимый лох и твое место у параши. Понятно? Сегодня без знания этого сленга вас не пустят ни в одно приличное общество. — А кто тогда мы? — показали курсанты на малиновые пиджаки. — Вы, в натуре, братаны, корефаны или брателло, короче, такие крутые пацаны, у которых все путем, потому что они ездят на «шестисотых» тачках, в прикиде от Версаче, имеют телку и навороченную хату, ведут себя по понятиям и разведут любого на одних мизинцах. А теперь — пройдитесь. Курсанты пошли малиново-золотистым строем, дружно отблескивая голдами и отбивая дробь об асфальт плаца лакированными туфлями. — Нет, нет. «Новые русские» ходят не так. «Новые русские» ходят от живота. Вот так, выбрасывая ногу чуть с вывертом. А главное, лицо, не такое у них лицо, совсем другое у них лицо. И не надо хлопать дверцами машины. Они не хлопают дверцами машины, потому что не открывают их. Им — открывают. Повторите еще раз. И еще раз. И еще… Трудно это — стать другим человеком. Стать тем, кем никогда не был.* * * — Священники так не говорят. — Грузины так не пьют… — Ненцы так не едят… — Работяги сморкаются по-другому… — Дирижеры так не садятся, они отбрасывают фалды фрака…* * * И снова прикладная психология. — Чтобы войти человеку в доверие, надо… И предмет «Карманные кражи». — Резать карманы лучше половинкой бритвенного лезвия… Подойдите к манекену и попробуйте вырезать левый внутренний карман. Нет, не так. Вы держите лезвие слишком прямо и зло дерете ткань. Измените угол… Еще… Еще… — Это станина, это суппорт, это «бабка», — объяснял инструктор устройство токарного станка. — Встаете здесь, берете деталь, вставляете сюда, зажимаете резец… Повторите. — Разве мы будем токарями? — И еще фрезеровщиками, сварщиками, наладчиками… Вы должны иметь представление о профессиях, которые будете использовать в своих легендах. Вы должны быть убедительными. Включайте станок… — Покажите, как вы будете уходить от слежки. Нет/Это слишком явно. Вы не должны показывать, что обнаружили наблюдение. Подумайте, как аргументировать изменение своего поведения… — Взрывчатку можно изготовить из следующих купленных в аптеке без рецепта веществ, смешанных в пропорции… — Нож должен лежать справа, вилка слева, тарелка посередине. Перекладывать приборы без необходимости не следует. Равно как чавкать за столом!.. Наряд вне очереди! И облизывать пальцы, когда рядом лежат салфетки… Два наряда вне очереди! И уж тем более ковыряться вилкой в зубах… Три наряда.. На практические занятия курсантов вывозили в город. Машина притормаживала возле остановок, старшина коротко инструктировал личный состав: — Сейчас двенадцать. Ровно через три часа, то есть в пятнадцать ноль-ноль, вы должны быть здесь и должны иметь по пять штук на рыло. Где вы их возьмете — меня не касается. Это ваши проблемы. Если вас поймают — это тоже ваши проблемы. Пойдете под следствие и в тюрьму. Мы вас отмазывать не станем — не надейтесь. Если что — сообщим следствию, что вы самовольно покинули часть, и дадим положительную характеристику. Получите года три-четыре. Но не дай вам бог ляпнуть, чем вы здесь занимались! Тогда все! Тогда вам мало не покажется! Задача ясна? Тогда время пошло! Курсанты разбегались кто куда. Пристраивались к очередям, толкались в транспорте, заходили в банки. Через три часа они подсчитывали улов. — Шесть тысяч… — Где работал? — В железнодорожных кассах. — У тебя? — Три. — Почему так мало? — Меня заметили. Пришлось отрываться. — Плохо, что заметили. Неуд. — У тебя? — Пять тысяч долларов. — Долларов?! — Так вы же не сказали, пять тысяч чего… «Зачем нам уметь резать карманы? — не раз удивлялись курсанты. — Кого из нас готовят?» И однажды узнали. — Вы, конечно, хотите знать, кем вы будете после окончания учебки? — спросил их незнакомый человек в штатском. — Отвечаю. Будете профессиональными подпольщиками. Законсервированными на случай будущей войны. Есть такая воинская специальность. Очень редкая специальность. Почетная специальность. При объявлении военного положения вы должны в течение трех часов явиться в ближайший военкомат и предъявить свое мобилизационное удостоверение или назвать номер своей части. В случае, если вы окажетесь на территории, занятой противником, вам следует задействовать резервные каналы связи либо начинать действовать самостоятельно — собирать разведывательную информацию, внедряться в оккупационную администрацию и на режимные объекты, организовывать диверсии на транспортных коммуникациях и в воинских частях, формировать подпольные группы. Вам придется воевать в одиночку. Умирать в одиночку. И побеждать в одиночку. Скоро у вас будут выпускные экзамены. Максимально приближенные к реальным боевым условиям. Вы будете выброшены «за линию фронта», для выполнения специального задания. Кто его завалит — пойдет дослуживать в части, кто справится — может считать себя свободным. Свободным до будущей войны… «Скоро» наступило на следующий день. Курсантов по одному вызывали в канцелярию, где ставили экзаменационную задачу. — Вам надлежит, разработав легенду прикрытия и обеспечившись документами, прибыть в город Серов, где легализоваться и устроиться на режимный завод П/Я 2716 с целью сбора сведений о характере выпускаемых изделий и подготовки диверсионных актов. Вопросы есть? — Никак нет! — Тогда — кру-гом! И шагом марш в каптерку. Каптеркой заведовал преклонных лет старшина. — Что там у тебя? Курсант протянул выданную ему накладную. — Та-ак… Давай раздевайся. — Как раздеваться? — Совсем раздевайся. Догола! Курсант стянул с себя рубаху, штаны и белье. И остался стоять в чем его родила мама. — Так, что там у тебя?.. Ага… Старшина ушел куда-то за стеллажи и вернулся с цветными плавками, махровым полотенцем, красными резиновыми тапочками и маской для подводного плавания. — На, получи и распишись. — И это все? Старшина еще раз посмотрел в накладную. — Все. Все, что положено. — Куда же я с этим? — А это меня не касается. Следующий. На выходе курсанта ждал инструктор. Он протянул ему меховые унты и штаны, набросил на плечи шинель и сопроводил в машину. — На аэродром. Машина выехала на бетонку, где стоял «МИГ-спарка». — Пассажир! — крикнул сопровождающий. Пилот махнул куда-то назад. Курсанта подняли на крыло, посадили в заднюю кабину, натянули на голову шлем. — Седьмой просит взлет. — Седьмому взлет разрешаю. Взвыли турбины, «МИГ», клюнув носом, тронулся с места и, набирая скорость, побежал по взлетной полосе. — Как ты там? — Нормально. Через полтора часа Седьмой запросил посадку. — Посадку разрешаю. К замершему в конце полосы «МИГу» подкатил медицинский, с военными номерами, «уазик» — Где пассажир? Курсанта выдернули из кабины и повели к машине. — Поехали. На окнах были шторки, и видно ничего не было. Но был слышен шум какого-то города. — Стой. Мы прибыли. Выходи. Курсант дернулся к двери. — Эй, погоди, а шинель! С него сняли шинель, штаны, унты. — Теперь иди. Дверца открылась, и его толкнули вперед. В глаза ударило яркое, слепящее солнце, шипели накатывающие на берег морские волны, скрипела под ногами галька, неясно шумела людская толпа. Впереди был пляж с навесами, лежаками, киосками с пепси и сотнями полуголых, дочерна загоревших людей. — Граждане, ну не заплывайте за буйки, утопнете же! — предупреждал скучный мегафонный голос со спасательной вышки. — Боря, Боренька, осторожно, вода холодная, — истошно кричала какая-то женщина. И все кричали, говорили, смеялись… Это был юг. Был курорт. И он — в плавках, шлепках, с полотенцем и маской для подводного плавания. И крутись как хочешь. Курсант шарахнулся назад, к машине. Дверца была открыта. — Что, место не нравится? — участливо спросили его. — Тогда проехали дальше. Там дальше нудистский пляж. Хочешь? Курсант быстро-быстро замотал головой. — Можно что-нибудь из одежды? — Если только унты. Дверца захлопнулась. Мимо пробежали две симпатичные девушки в открытых купальниках и, оглянувшись на стоящего столбом парня с маской, захихикали. Нет, стоять так нельзя. Надо идти… ну хотя бы купаться. Он добежал до моря и с удовольствием бухнулся в воду. Там, где два часа назад был он, лето еще только начиналось. Ай спасибо командирам, удружили! Купался он долго, потому что присматривался к пляжу. К одежде отдыхающих. Одежда нужна была до зареза. Не ходить же по городу в плавках и маске. Вон тот парень… Кажется, он его роста и комплекции. Парень лежал на топчане на животе и дремал, разомлев на солнышке. Когда к нему подкрался такой же, как он, с маской на лице, молодой человек, на него никто не обратил внимания. Молодой человек сел на гальку, и гримасничая сквозь стекло и подмигивая окружающим, пощекотал своему приятелю пятку. Тот дернулся, но не проснулся. Молодой человек тихо засмеялся и поднес палец к губам и потянулся за одеждой спящего. Он предлагал всем, вместе с ним, от души повеселиться. Молодой человек собрал одежду, поднял туфли и, крадучись, на носках, отчаянно гримасничая и делая вид, что еле сдерживает смех, пошел прочь. Его видели все, но его никто не остановил. Ему подмигивали, ему улыбались и показывали большой палец, потому что были уверены, что он так шутит. А он не шутил. Он — воровал. Одежда была впору. В кармане нашелся кошелек с мелочью. Он быстро ушел с пляжа. Ушел уже в одежде. В ближайших авиакассах он встал в очередь. — Не толкайтесь! — попросил он. — А никто и не толкается, — удивились стоящие сзади. — Да не толкайтесь же! — возмутился он еще раз. И навалился на стоящего впереди мужчину, одновременно засунув ему в боковой карман брюк пальцы. Кошелек был кожаный и был толстый. Такой легко не вытянуть. Он с силой наступил мужчине на ногу. — Да вы что! — взвился тот. Теперь у него можно было незаметно не то что кошелек вытащить, штаны снять. — Извините! Это меня толкают. Ну что вы все толкаетесь! Замучили совсем! Я лучше завтра приду. Уронил кошелек в пакет и пошел вон из очереди. — Озверели совсем, толкаются и толкаются!.. Теперь деньги были, но нужен был еще паспорт. Он долго ходил по городу, подыскивая подходящие лица. Вот этот, в очках… Правда, нос… Нет, не подходит. Или вон тот… Это только кажется, что все люди разные, на самом деле у каждого человека есть «двойники» с похожим овалом щек, абрисом лба, разрезом глаз… Остальное нетрудно дорисовать деталями. Особенно ему. С его усредненным, невыразительным, какие и выбирали в учебку, лицом. Мужчина был с усами и бородой. И даже хорошо, что с усами и бородой, их нетрудно налепить, а потом отрастить. Мужчина подходил. Он довел его до гостиницы, до самого номера. Выждал несколько минут и постучал. Дверь открылась. — Я помощник заместителя директора по вопросам расселения. Это вы снимаете двести семнадцатый номер? — с напором спросил он. — Да. А что такое? — Дело в том, что двести семнадцатый номер забронирован на дирижера симфонического оркестра, и я не понимаю, как вы могли здесь оказаться. — Я здесь три дня живу. Я приехал на конференцию. Я платил! — Странно, очень странно. Дирижер с мировым именем ждет в вестибюле, а в его номере… Решительно ничего не понимаю! Дайте, пожалуйста, ваш паспорт. — Зачем? — Чтобы убедиться, что вы оформлены по закону. И извиниться, если это вина администрации гостиницы. А если нет… Мужчина побежал за паспортом. — Спасибо. Я думаю, мы во всем разберемся. А вас я прошу пока оставаться в номере до выяснения всех обстоятельств. — А меня не выгонят? — Будем надеяться, что нет. На фотографии в паспорта мужчина был с бородой и усами. Хотя в принципе на отдыхе мог быть и без бороды. А теперь, собираясь домой, начал отращивать щетину. Да, пожалуй, так. Ну что, гражданин, как нас там — Хорьков Степан Петрович, не хватит ли нам отдыхать? Не пора ли нам отсюда сматываться? Ближайшим рейсом, отдав тройную цену за билет, гражданин Хорьков отбыл в… Да не все ли равно, куда. Потому что никуда конкретно. Потому что в первый попавшийся город, где снял квартиру и жил около месяца, отращивая на лице бороду и усы. Вот теперь — похож. Теперь совершенно похож, надо только не забывать выдвигать чуть вперед челюсть и морщить лоб. Ну да, это он не забудет. Забывать его отучили раз и навсегда. В учебке отучили. Через несколько недель гражданин Хорьков объявился в городе Серове с собственноручно нарисованной трудовой книжкой и грамотами «Победителю городских соревнований токарей-расточников». — Хочу устроиться на ваш завод. Токарем. — К сожалению, у нас вакансий нет. Это было плохо, но было небезнадежно. Он проследил всех работниц отдела кадров, выбрал самую молодую, с которой познакомился вечером в толкучке возле автобусной остановки, столкнув ее в лужу. — Ой, простите, пожалуйста. — Что мне с вашего простите! — Ну хотите, я тоже в лужу шлепнусь. Или новое платье вам куплю. И тут же купил. И, увидев девушку в новом платье, сделал ей предложение. Парень он был обходительный и был холостой. Правда, был безработный. А семью желательно было кормить. Отчего невеста, подарив кому надо конфеты, кому надо коньяк, устроила жениха в подготовительный цех токарем-револьверщиком. Очень скоро, заведя широкие, за столиками ближайших пивнушек, знакомства, он узнал, какую продукцию выпускает П/Я, в каких количествах и куда отправляет. Но этого было недостаточно. Недостаточно для сдачи экзамена. Поэтому пришлось, используя связи невесты, переводиться в бригаду дежурных электриков, что обеспечивало большую свободу передвижения по территории завода. Однажды, напоив до бесчувствия напарника, он налепил на трубопроводы, на силовые кабели, емкости с ГСМ и где только возможно… пластилин. Который в принципе мог быть пластидом. С междугородной телефонной станции он позвонил по контактному телефону. — Передайте Семену Ивановичу, что я все сделал. — Хорошо,