Министерство образования Российской Федерации Томский политехнический университет _______________________________________________________СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА АЗИАТСКО-ТИХООКЕАНСКОГО РЕГИОНАУчебно-методическое пособие Издательство ТПУ Томск 2003 ББК: Ф4(5)Я73 С 66Социально-политическая система Азиатско-Тихоокеанс- С 66 кого региона / Сост.: Л.И. Сосковец. Учебно-методическое пособие. – Томск: Изд-во ТПУ, 2003. – 111 с.В пособии нашли отражение наиболее существенные и интересные проблемы развития социально-политических систем стран Азиатско-Тихоокеанского региона: модернизация восточных обществ, социальная стратификация, развитие основных слоев и групп, роль элит, бюрократии и армии. Пособие выполнено на кафедре истории и регионоведения ТПУ и предназначено для студентов специальности «Регионоведение». ББК: Ф4(5)Я73Рекомендовано к печати Редакционно-издательским советом Томского политехнического УниверситетаРецензенты:Доктор исторических наук, профессор ТГУ^ Харусь О.АКандидат исторических наук, доцент кафедры истории Китая ИСАА при МГУКарпов М.В.© Томский политехнический университет, 2003 © Оформление. Издательство ТПУ, 2003 СОДЕРЖАНИЕВведение………………………………………..…………….……….……4 Раздел 1. Социальная система АТР 1.1. Понятие социальной системы…………………………………...……4 1.2. Феномен традиционных общностей Востока………………..…...….5 1.3. Сельский социум в АТР и развитие восточной деревни.….…..……9 1.4. Аграрные преобразования в странах АТР…………….……….…...13 1.5. Буржуазные слои…………………………………….….…….…...…21 1.6. Лица наемного труда и низшие слои восточных обществ..….……31 1.7. Интеллигенция и средние слои……………………..…..…..……….39 1.8. Специфика социальной структуры КНДР…………………...….….43Раздел 2. Политическая система АТР 2.1. Политические режимы в АТР2.1.1. Демократия в Японии………………………………………..…….442.1.2. Филиппинский вариант демократии……………………….….…462.1.3. Политическая либерализация на Тайване……..………….………502.1.4. Политический режим в КНР………………………………….…..53 2.2. Государство в политической системе2.2.1. Роль государства в социально-политической модернизации стран АТР………………………………………..…….…552.2.2. Система государственного управления в Японии………..…..….572.2.3. Армия в общественно-политической жизни страны…….……..62 2.3. Правящие элиты и бюрократия в АТР2.3.1. Специфика правящих элит в странах Востока……..…….….…652.3.2. Бюрократия в Японии………………………………….…….……692.3.3. Бюрократия, она и в Китае бюрократия….……………..…...…72 2.4. Политические партии и партийные системы2.4.1. Специфика партийной системы Японии…………….……..…....732.4.2. Роль Коммунистической партии Китая в преобразованиях страны…………………………………………..…….80 2.5. Политическое лидерство………………………………………..….. 832.6. Политическая культура и идеология2.6.1. Влияние политической культуры на политический процесс в Таиланде………………………………………………....…….932.6.2. Роль лидера в формировании идеологииобщественного развития……………………………….………….…….952.6.3. Политическая идеология КНДР………………..…………….…...97 2.7. Государственное и административное устройство стран АТР.....101 ВВЕДЕНИЕ Уважаемые студенты. Методическое пособие, предлагаемое вашему вниманию, предназначено к курсу «Социально-политическая система Азиатско-Тихоокеанского региона» и представляет собой материалы к лекциям и семинарам по данной дисциплине. Пособие состоит из двух разделов, посвященных социальной и политической организации восточных (азиатско-тихоокеанских обществ). Содержательно материалы включают принципиальные и интересные проблемы данных тем, как в теоретико-методологическом, так и фактологически-событийном изложении. Основу пособия составили реферативные и частично переработанные изложения некоторых разделов монографий, журнальных и газетных публикаций, которые, на наш взгляд, представляют в настоящее время наибольший научный и познавательный интерес. Ссылки на эти материалы даются, что позволит вам обратиться к первоисточнику для более полного ознакомления с той или иной проблемой. Обращаем ваше внимание на необходимость работы с вопросами и заданиями, которые призваны способствовать проверке усвоения материала и его закреплению. В помощь вам приводится объяснение некоторых терминов и понятий, которые важны для социолого-политологического анализа. ^ Раздел 1. Социальная система АТР Понятие социальной системы В современной науке под социальной системой понимается определенное целостное образование, основными элементами которого являются люди, их общности, нормы и связи. Основными категориями социологического анализа общества являются следующие понятия:^ Социальная структура общества – 1) строение общества в целом, система связей между всеми его основными элементами; 2) различные виды социальных общностей и отношения между ними: социально-классовые, социально-духовные, социально-демографические, социально-этнические; 3) в узком смысле – только социально-классовые общности (классы, группы, слои) и отношения между ними.В свою очередь, социальная общность – это совокупность людей, которую характеризуют условия их жизнедеятельности, общие для данной группы взаимодействующих индивидов (нации, классы, социально-профессиональные группы); принадлежность к исторически сложившимся территориальным образованиям (город, деревня, регион), принадлежность взаимодействующих индивидов к тем или иным социальным институтам (семья, образование, наука, политика, религия).^ Неоднородность общества характеризуется понятиями:Социальная стратификация, общественная сегментация – 1) социологическое понятие, обозначающее многомерную структуру общества и отдельных его слоев; система признаков социального расслоения, неравенства; 2) направление в социологии, отрицающее факт существования антагонистических классов и представляющее структуру общества в виде слоев, страт, выделяемых по образовательным, политическим, имущественным, религиозным, биологическим, психологическим и другим признакам.^ Классы общественные – 1) большие группы людей, имеющие одинаковый социально-экономический статус в системе социальной стратификации; 2) по В. Ленину – «большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а, следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. ^ Феномен традиционных общностей Востока Любое современное общество – многослойное социальное образование с множеством общностей, групп, классов и сложной совокупностью отношений между ними. Восточные общества в силу их переходного состояния (от традиционного к индустриальному и постиндустриальному) особо поражают своей внутренней структурой, ибо в них отчетливо присутствуют социальные группы и слои, характерные для модернизированных систем, но вместе с тем здесь продолжают играть большую роль социальные образования, которые относятся к традиционным общностям. Помимо этнической и конфессиональной дифференциации восточного общества, на которую как бы накладывается формационно-укладное, классовое, национальное и политическое макроделение, социальной структуре Востока присущи традиционные общности. Эти категории представляют собой исторически возникшие (сугубо специфические в каждой стране) и сумевшие просуществовать до наших дней особые формы доклассовой «естественной» социальности, которая «определяется исключительно взаимодействием коллектива и индивида (как микроколлектива, коллектива-атома), т.е. исключительно изнутри, на уровне социальных групп как качественно однородных коллективов». Как отмечали авторы монографии «Капитализм на Востоке», характеризуясь прежде всего отношением «коллектив-индивид» по поводу территории и ресурсов, воспроизводства родства и союзов», естественная социальность детерминирует генетическую подчиненность индивида, «жесткое подавление и наказание индивидуальных отклонений от предписанных норм, отсутствие у индивида иных средств защиты, кроме самого естественного коллектива (или разрыв с ним)» («Капитализм на Востоке». – М., 1995). К разновидностям такой социальности относятся роды, кланы1, племена, патриархальные общины (преимущественно связанные кровным родством, но необязательно), касты2, сословия, некоторые профессиональные группы. Именно поэтому трибализм3, родовая солидарность, клановость, кастовость, коммунализм, сословные предрассудки (и барьеры в отношениях между людьми), патриархальность нравов и обычаев, освященных общинным традиционализмом, широко распространены на Востоке, а также среди восточных диаспор на Западе, где эти особенности вызывают непонимание, негодование, а иногда – презрение и ненависть. Все эти чувства – следствие незнания Востока уроженцами Запада, их неинформированности и неподготовленности к межцивилизационным контактам с непохожими на них народами, иными культурами и обществами. Понятно, что надо изучать незнакомые общественные категории, ибо они не только придают Востоку многоцветность и экзотичность, не просто доносят до нас его «социальный аромат», но и во многом, в корне меняют представление о структуре и порядке функционирования восточного социума. Для него традиционные общности не реликт или атавизм, а важный и равноценный с другими компонент социальной сущности.Согласно М. Веберу, классы общества определяются экономикой, рынком, а сословия – прежде всего образом жизни и положением в обществе, в том числе престижем и различными преимуществами (или их отсутствием у низших сословий).В древности сословное деление было нормой. Достаточно вспомнить систему «четырех сословий» (си, но, ко, сё) в Японии, ученых (ши), земледельцев (нун), ремесленников (гун) и торговцев (шан) в традиционном Китае, над которыми возвышались потомки победителей ХVII в. – «знаменные» (цижень) маньчжуры, монголы и некоторые китайцы, а ниже всех сословий находился «подлый люд» (цзяньминь). Реально социальная структура была сложнее, ибо «учеными» могли быть также сановники и студенты-недоучки, в сословие нун включались и богатый помещик, и зависимый от него арендатор, в сословие гун – владетелей крупной мастерской – и кустарь-одиночка, в сословие шан – богатый коммерсант и мелкий торговец. Кроме того, общество делилось не только на социальные классовые общности по экономическому признаку и на сословия по правовому признаку, но и также на сословные группы внутри них. Например, высшая группа верховного сословия имела 12 титулов для мужчин и 8 для женщин, другая группа знати обладала 9 рангами. Особую группу оставляли военные, делившиеся помимо должностей, на наиболее привилегированных монголов и следовавших за ними китайцев. Привилегированной группой, фактически, особым сословием были и чиновники, делившиеся на девять классов, каждый из которых имел два ранга. Вся эта чрезмерно дифференцированная система оказалась весьма стойкой. Появление новых классов (буржуазии, мелкой буржуазии, интеллигенции, пролетариата) ее не поколебало. Старые классовые общности не только не отмерли, но и оставались прочно доминирующими. Не они приспосабливались к новому, а оно к ним. Поэтому «новые классы во многом оказались в положении не разрушителей традиционной системы, а пленников переходной системы». Такое положение с теми или иными вариантами было характерно и для многих других стран, особенно Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии, подвергшихся наибольшему влиянию Китая, тем более, что проживающие в них китайцы, как правило, «сохраняют самобытные черты национального уклада жизни и культуры». Миграции населения, вызываемые экономическими причинами, в принципе работают на стирание различий между традиционными общностями и вообще на преодоления наследия традиционализма. Однако процесс этот протекает противоречиво и болезненно. Традиционная структура сопротивляется и защищает себя тем решительнее, чем острее чувствует угрозу своей ликвидации. Часто эта угроза ощущается людьми как угроза потери своего лица, своей культуры и своего положения. Иногда традиционные общности на Востоке рыхлы и трудноуловимы, подобно отношениям патрон-клиент в тайской деревне. Но главное – это огромная роль этих общностей в социальной жизни Востока. Кроме того, определенная скрытость их от статистики, затрудняющая изучение традиционного наследия, тоже не случайна. Все дело в социальной многоликости и многоплановости человека в восточном социуме, его способности быть носителем одновременно новых и старых социальных связей и отношений. Строго говоря, этносы и конфессии на Востоке тоже можно рассматривать как традиционные общности. Хотя там наряду с ними есть и вполне современные нации, и модернизированные организации религиозной жизни в рамках секуляризированного общества. Преобладают, однако, этносы и конфессии традиционного типа, сохраняющие вполне средневековую организацию, самоидентификацию, социальные механизмы и менталитет, – племена и народности на замкнутой территории, сплоченные инонациональным окружением этнические меньшинства с исторически сложившейся специализацией или даже монополией на ту или иную профессию, влиятельные секты, духовные братства, тайные общества. При этом внутренняя дисциплина и сплоченность этих общностей всегда были исключительно высоки. Следует отметить также, что наряду с сильным воздействием на восточные города сельского традиционализма, здесь есть немало «своего» чисто городского традиционного наследия. Помимо традиционных ремесел город на Востоке всегда имел свой набор традиционных профессий, гораздо более широкий, чем соответствующий перечень городских профессий даже средневекового Запада. В целом, традиционные общности занимают в жизни Востока гораздо большее значение, чем об этом можно судить по их численности, весьма трудно определяемой и фиксируемой, к тому же. Следует помнить и о том, что и сами традиционные общности все равно трансформируются, частично осовремениваются.Вне всяких сомнений, ныне на Востоке традиционные и связанные с ним смешанные переходные общности охватывают или держат в орбите своего влияния большинство населения. Это трудно просчитать и выявить. Но всегда нужно помнить о воздействии традиционных общностей, отношений, институтов, социальных связей и мировоззрения на политику и общественную практику восточных стран.^ Вопросы и задания:Что включает в себя понятие «традиционные общности»?2. Перечислите основные традиционные общности Востока и определите их влияние на социально-экономические и политические процессы? ^ Сельский социум в АТР и развитие восточной деревни Сельское общество Востока представляет собой крайне пеструю картину, изобилующую региональными особенностями. Тем не менее, определенные выводы и обобщения по ней сделать можно. К числу важнейших черт социального облика восточной деревни относятся следующие.Это прежде всего укорененность, прочность традиционных структур общины (как кровно-родственной, так и соседской), рода, племени, этноса и прочих вариантов естественной социальности. Именно деревня на Востоке – прибежище традиционных социальных общностей, не имеющих аналогов на Западе, именно деревня там порождает, воспитывает, лелеет и повсеместно воспроизводит традиционные нормы и отношения, традиционные духовные ценности, нравы, обычаи и личностные социальные связи, которые гораздо сильнее вещных. Важной чертой восточного сельского социума является его многоукладность, отличающаяся наличием множества различных типов и моделей социально-экономических отношений, а также их сплетенностью в единую сложную ткань, порождающую многоликие и многофункциональные в социальном отношении переходные категории, слои, отдельные личности. Натурально-патриархальный, феодальный, мелкотоварный, мелкокапиталистический уклад, а также национально-развитое предпринимательство и иностранный капитализм – все эти уклады бытуют сегодня в деревне Востока в самых различных вариантах и сочетаниях, глубоко проникая друг в друга и находясь в состоянии взаимодействия и борьбы.На Востоке вся эта многоликость приобрела чрезвычайно самобытные формы ввиду действия в течение нескольких тысячелетий фактора «сопротивления культур», по Ф. Броделю, и необычного для Запада многообразия укладов и оригинальных видов их сочетаний. Многоукладность сельского общества сама по себе постулирует многолинейность процессов модернизации и, в частности, многопотоковость, разнообразие различных направлений капиталистической или полукапиталистической, или чисто государственной трансформации.Многоукладность сельского социума Востока в любой ее трактовке определяет и воспроизводит вплоть до наших дней социальную гетерогенность крестьянства, состоящего не столько из мелких и мельчайших собственников земли, хотя и их достаточно много, сколько из ведущих натуральное (или полунатуральное) хозяйство патриархальных общинников, сородичей по клану, феодально-зависимых сословных групп, издольщиков и закабаленных, в том числе и ростовщиками, мелких арендаторов, батраков (сезонников и поденщиков в значительной массе), наконец – полностью обездоленных людей, не имеющих ни земли, ни работы, вынужденных существовать за счет родственников, либо за счет других форм сельской солидарности и благотворительности. Все отмеченные выше формы выживания неимущей и обездоленной части крестьянства не панацея. Тем более, что многие из них, в том числе отношения патрон-клиент и другие формы патернализма1, постепенно отмирают в ходе разрушения традиционных институтов восточного сельского социума. Аграрные реформы создают массовую базу рыночных отношений – море мелкотоварных хозяйств, обычно охваченных низшими формами кооперации и технологической модернизации, все дальше уводящие восточную деревню от былой традиционности внутриобщинных отношений без какой-либо равноценной их замены.Процессы пауперизации2 и люмпенизации3 сельского населения сами по себе являются серьезной проблемой, ибо механически воспроизводятся и обостряются как демографическим ростом, особенно заметным в деревне, так и многообразными побочными явлениями таких в принципе прогрессивных сдвигов, как аграрные реформы, технологическая модернизация, совершенствование и рационализация производства и т.п. Все это размывает традиционную структуру восточного села, превращая его в «колоссальный отстойник различного рода полудеклассированного населения». Люмпены и пауперы в целом составляли на Востоке в 1980-е годы около 40% населения, причем почти все они могут быть отнесены к сельскому социуму, ибо быстрый рост люмпенов и пауперов в городах во многом объясняется наплывом сельской бедноты.Государства много делают для подъема деревни, модернизации агротехники, обновления форм и методов сельскохозяйственного производства. Но не всегда эта деятельность приносит положительные результаты, а иногда и усугубляет проблемы. Для социального облика восточной деревни ныне характерно не только преобладание традиционализма и государственного авторитаризма, отождествление модернизации с вестернизацией и обуржуазиванием. Повсюду растет прослойка квалифицированных и высокооплачиваемых сельских работников-механизаторов, водителей транспорта, техников. Также увеличивается численность сельской интеллигенции, ныне играющей все более заметную роль в жизни деревни Востока: учителей, врачей, инженеров, агрономов. Именно рост новых средних слоев в деревне, различных промежуточных и переходных прослоек, позволил возникнуть и укрепиться тенденциям к компромиссу, консенсусу и интеграции, характерных прежде всего для Дальнего Востока, Южной и Юго-Восточной Азии. В этих регионах упомянутым тенденциям способствовали успехи «зеленой революции», особая гибкость эффективно приспосабливающихся к модернизации традиционных общинных институтов и цивилизационных мотиваций, чрезвычайно благоприятный фон «экономического чуда».Восточная деревня пережила в ХХ в. радикальную трансформацию, связанную с экономическим ростом, внедрением новых технологий, новых форм и методов организации производства и сбыта, совершенствованием и расширением общественного разделения труда в национальном, региональном и международном масштабе. Теснее стало хозяйственное и культурное взаимодействие города и деревни. Массовые сельскохозяйственные миграции способствовали умножению и укреплению этих связей на всех социальных уровнях. И хотя эти крупномасштабные перемены несут с собой новые проблемы и противоречия, социальная обстановка в восточной деревне в последние десятилетия несколько стабилизировалась. А радикальные аграрные движения, потрясавшие Восток в 50–60-е годы ХХ в., сошли на нет.Изучение сельского социума на современном Востоке представляет огромный научный интерес, так как, несмотря на модернизацию, восточная деревня по-прежнему является заповедником гигантского пласта традиционной социальности и традиционной культуры. Он и изменяется, но и упорно сопротивляется этим изменениям.Сейчас на Востоке имеется лишь несколько стран, которые практически «раскрестьянились», в смысле резкого сокращения доли сельскохозяйственного населения до 10–15 %. На 1990 г. это были: Япония (6,6%), Республика Корея (16,3 %). В части стран сельское население составляет треть от всех жителей, а в большинстве стран Востока наблюдается даже рост деревенских жителей, правда, при общем снижении доли сельскохозяйственного населения (Малайзия, Филиппины, Индонезия, Таиланд), где процент сельскохозяйственного населения колеблется в пределах от 30 до 55%. К числу ярко выраженных крестьянских цивилизаций относится гигантский Китай, где в деревне живет около 80 % его населения.По данным 1994 г. доля экономически активного сельского населения составляла (%): Япония – 5,8, Республика Корея –13,6; Китай – 58,5.На середину 1997 г. процент сельских жителей от общей численности населения равнялся: в Республике Корея – 17; Японии – 22; на Филиппинах – 44, в Малайзии – 45; Индонезии – 63, Таиланде – 68; Китае – 68, Вьетнаме – 79. Отечественные исследователи в течение долгого времени подходили к изучению восточной деревни с точки зрения европейской традиции, в соответствии с которой по мере развития капитализма происходит социально-классовая дифференциация сельского населения. Только в 1970-е годы А. Левковский предложил концепцию «специфической многоукладности» развивающихся стран, которая позволила отказаться от упрощенного взгляда на процессы в восточной деревне как производные от влияния капитализации. Эти явления стали рассматриваться как достаточно самостоятельные. Были и есть и другие подходы к изучению восточного сельского комплекса. Различные интерпретации теорий многоукладности представляли социальную структуру Востока то как некий симбиоз разностадиальных укладных форм, то как сферу концентрации мировой нищеты и пауперизма, то как область дезинтеграции и принципиальной несовместимости двух секторов, то как пассивную периферию процесса индустриализации. Но в русле всех известных подходов не была решена общая теоретическая задача крестьяноведения – необходимость преодолеть ограниченный взгляд на социальную природу крестьянства и на его социокультурную традицию как на воплощение архаики, подлежащей вытеснению в процессе модернизации. То же самое можно сказать о проблемах этнокультурных мотиваций экономического и социального поведения крестьянства. Мало кто обратил внимание на специфическую рациональность традиционной экономической и социальной организации восточного крестьянства и, соответственно, его культуры и общественного сознания в целом. Именно такая рациональность составляет принципиально важную предпосылку для активного взаимодействия модернизации и традиций в жизни современных сельских восточных социумов. Благодаря ей восточное крестьянство (особенно на Дальнем Востоке, Южной и Юго-Восточной Азии) обнаруживает способность не только усваивать западные технологические, экономические и культурные достижения, не разрушая основ собственной социальности и культуры, но накладывать отпечаток своей цивилизации на весь ход мирового развития в условиях ускоряющихся процессов общественной модернизации и интеграции. Вопросы и задания:1. Назовите важнейшие характеристики сельского (деревенского) социума АТР.2. Перечислите социально-экономические уклады восточной деревни.3. Определите состав крестьянского населения Востока.4. Какие трансформации происходят в современной восточной деревне и как это влияет на ее социальный облик? ^ Аграрные преобразования в странах АТР Невозможно учесть все особенности и нюансы социальных процессов в деревне Азиатско-Тихоокеанского региона, важно отметить общее: в процесс экономической модернизации дальневосточная деревня (за исключением КНДР, где была воспроизведена, по сути, колхозная система сталинского типа) включилась, опираясь, прежде всего, на фундамент мелкого и мельчайшего земледельческого крестьянского хозяйства. Только в Японии, Республике Корея и на Тайване это было сделано сразу в результате послевоенных реформ, а в Китае – лишь в начале 1980-х годов, после четверти века драматических экспериментов с коллективизацией и народными коммунами. Одна из существенных особенностей большинства стран Дальнего Востока – быстрота перехода от аграрных обществ к урбанистическим. Но в Китае стихийная сельско-городская миграция усилилась лишь в пореформенные 80-е годы. Сельское население здесь продолжает составлять абсолютное большинство, почти не изменяясь в процентном отношении (79,8% в 1970 г. и 78,6% в 1990 г.). В то же время в Японии сельскохозяйственное население сократилось с 17,8 млн. чел. в 1947 г. (52,4%) до 4,3 млн. (6,6%) в 1991 г., в Республике Корея – с 6,2 млн. (61,4%) в 1960 г. до 3,1 млн. (16,3%) в 1991 г. На Тайване за 30 лет после аграрных реформ доля сельскохозяйственного населения снизилась с 56,1% (1952 г.) до 18,6 % (1983г). В КНДР доля сельского населения (включая и несельскохозяйственное) за 1970 – 1990 гг. снизилось с 59,3 до 28,0 %. При этом в Японии, например, удельный вес лиц наемного труда в общей численности занятых в сельском хозяйстве не превышал 9,5%, в Республике Корея – 7,3%. Одновременно, вследствие жестких законодательных ограничений размеров землевладений и землепользования для одного хозяйства, установленных во всех без исключения странах региона, сильно ограничена сфера арендаторского сельского хозяйства. Она захватывает по преимуществу группы сельского населения, приарендовывающие небольшие участки земли из-за нехватки семейной рабочей силы для ее самостоятельной обработки. Уравнительно-перераспределительные земельные реформы в странах Дальнего Востока вскоре после Второй мировой войны проводились в неодинаковых политических условиях и в различной социокультурной среде. Япония, Южная Корея и Тайвань уверенно двинулись по пути быстрой индустриализации, которая уже в 1960-е годы привела к рассасыванию аграрного перенаселения. Тем самым были созданы необходимые социальные предпосылки для ускорения трансформации традиционного мелкого крестьянского хозяйства в фермерское. В Северной Корее стратегия социалистической индустриализации по экстенсивному варианту предусматривала закрепощение аграрных трудовых ресурсов в системе огосударствленного сельского хозяйства, кооперированного по производственному принципу. И наконец, в Китае исключительно высокий уровень политизации низших социальных слоёв сельского населения стал мощным катализатором всеобщей коллективизации, а затем принудительной уравнительной коммунизации крестьянства. Будучи элементом общегосударственной стратегии модернизации, аграрная политика коммунистов в Китае придала социальным процессам в деревне весьма своеобразный импульс.Ко времени образования КНР на всем облике страны лежал отпечаток многовековового колоссального давления быстро растущего сельского населения на землю и другие природные ресурсы. В среднем на крестьянина приходилось менее 0,2 га обрабатываемой земли, при этом более чем половиной ее владела сельская верхушка – местные чиновники, главы кланов, ростовщики, состоятельные крестьяне. Над многомиллионной массой безземельных сельских пауперов постоянно нависала угроза голода, поэтому имел место скрытый и открытый антагонизм не только с зажиточной верхушкой, но и с мелким землевладельческим крестьянством. Эгалитаристские настроения огромных бедняцких слоев крестьянства оказали мощное влияние не только на аграрную политику, но и в целом на стратегию развития, принятую коммунистической партией. Важнейшей основой данной стратегии явилось уравнительное перераспределение земли и основных средств крестьянского производства и тотальный контроль государства за крестьянством, хозяйственными ресурсами деревни и продовольственным фондом страны.Земельной реформой 1949–1953 гг. беднейшему крестьянству было передано примерно 45% обрабатываемой земли. Затем в 1950-е годы была проведена поголовная коллективизация, а в 1958 г. был осуществлен переход к народным коммунам. В них были обобществлены-огосударствлены все средства производства, практически безвозмездно изымалась продукция в обмен на минимум продовольствия и крайне низкую зарплату. Сельское население было приписано к коммунам, а рабочая сила – к производственным бригадам без права свободного перемещения с обязанностью выполнять многочисленные государственные и местные административные повинности. Жесточайший централизованный контроль над продовольственными фондами преследовал две цели: создать фонд индустриализации и содействовать осуществлению установки на однодетную семью, с надеждой к концу века достичь полного прекращения прироста населения.Государственная, весьма интенсивная, эксплуатация крестьянского труда позволила за 1960–70-е годы существенно нарастить фонды материальных производительных сил сельского хозяйства. Удвоилась площадь орошаемых земель, возросло применение минеральных удобрений, электроэнергии. Но вместе с тем производительность труда повысилась менее чем на 3%, а рост производства практически не опережал рост населения. Массовая утрата крестьянами интереса к труду привела к парадоксальным для перенаселенной китайской деревни явлениям: забрасыванию обрабатываемых земель, по темпам чуть ли не превышающим их освоение, и нехватке сезонных рабочих рук. Несмотря на очевидные успехи в снижении рождаемости, обеспеченность крестьянства землей продолжала ухудшаться – примерно по 0,1 га на человека в конце 70-х годов.В начале 80-х государство вернулось к стратегии опоры на семейное крестьянское хозяйство в результате передачи в прошлом обобщенной земли в аренду крестьянам из расчета 2–2,5 му (0,133–0,165 га) на члена семьи без права отчуждения, но с правом свободного распоряжения излишками продукции сверх части, продаваемой по контракту государству по твердым ценам. Легкость, с которой совершился этот поворот, его яркие экономические и социальные результаты (стремительный рост сельхозпроизводства, резкое повышение жизненного уровня крестьянских масс) с очевидностью показали, что прошедшие десятилетия радикальных социальных экспериментов привели на массовом уровне к уравнению сельского населения страны в бедности, но не разрушили крестьянско-семейной базы китайского сельскохозяйственного и общего уклада деревенской жизни.Но импульс этих перемен оказался не очень длительного действия. Через несколько лет обнаружилась тенденция к замедлению темпов роста производства, вызванная исчерпанием потенциала трудоинтенсификации малоземельного крестьянского хозяйства (0,5 га), которое не являлось надежной базой для фронтального внедрения в сельское хозяйство достижений НТП. Колоссальный аграрный сектор Китая уступал сельскому хозяйству США по численности тракторов в 5 раз.Обострилась проблема маргинализации крестьян в результате измельчения крестьянских наделов. Сельское население продолжает быстро возрастать. Цели государственной демографической политики не изменились, но существенно ослаб централизованный контроль государства над общественным фондом народного потребления, а значит его способность влиять на брачное поведение людей. Далее, рост семей стимулировался повышением трудоемкости крестьянских хозяйств и стремлением к поиску дополнительных источников дохода. Наконец, несмотря на то, что в ходе социалистических экспериментов 1950-70-х годов социальная структура деревни претерпела серьезные изменения, возврат к семейной основе крестьянского хозяйства создал определенные предпосылки для возрождения традиционных естественно-социальных институтов, в первую очередь большой семьи, клана, в свое время разрушенных репрессиями в отношении сельской верхушки, государственным закрепощением крестьянства и рестриктивной демографической политикой. Соответственно наблюдается известная регенерация традиционных социокультурных ценностей, одну из важнейших среди которых в Китае испокон века составляет культ продолжения рода по мужской линии. Все это в совокупности дало толчок новому повышению рождаемости в сельских районах и усилению аграрного перенаселения. Поиск новой стратегии хозяйственного социального развития в Китае проходит в форме дискуссии между сторонниками более решительного и более осторожного подхода к проблеме укрупнения крестьянских хозяйств на пути их фермеризации и добровольного кооперирования. В первом варианте потребовалось бы уже к концу ХХ в. переместить из деревни в город более 350 млн. человек. Между тем, уже сегодня многие крупные города задыхаются от наплыва сельских мигрантов, выталкиваемых из деревни малоземельем и развалом прежней системы гарантии физического минимума средств к существованию. Тем более, что в самой городской экономике прогресс рыночных реформ подрывает господствовавший прежде принцип гарантированной всеобщей занятости – «работу троих делают пятеро». В настоящее время китайское руководство осуществляет острожный курс аграрной политики, очень постепенно либерализуя условия перераспределения земли среди крестьян и сочетая поиск новых возможностей увеличения числа рабочих мест для сельского населения вне сельского хозяйства в деревне с неспешной приватизацией в секторе городской государственной промышленности. Перераспределение земли производится отчасти в целях поощрения специализированных фермерских хозяйств. Соответственно либерализируется законодательство об использовании чужой рабочей силы. Но в целом крайне ограниченные возможности маневра хозяйственными ресурсами оставляют маргинализацию крестьянства одной из острейших проблем социального развития Китая. Существенные отличия от Китая приобрели социальные процессы в деревне в тех странах Дальнего Востока – Японии, Республике Корея, Тайване, – где радикальные аграрные реформы были проведены вскоре после окончания Второй мировой войны под политическим контролем американской военной администрации. Они проводились по единому проекту, предложенному известными тогда американскими специалистами (В. Ладежинский). Аграрные реформы 1940–50-х годов, последующая аграрная политика в этих странах отличались не только однотипностью, но и существенным совпадением в деталях. На