Глава II Организационное оформление либеральных партий и движений.Процесс размежевания внутри реформаторского лагеря. В обстановке переходного периода рубежа 1980-1990-х гг., обострения системного кризиса, повлекшего за собой качественные изменения социальной структуры общества, закономерным стал факт возникновения многочисленных партий и общественных движений, отражавших интересы различных слоев и групп российского социума. Многие политические образования начала 1990-х гг. объявили себя наследниками дореволюционных партий, однако ни одному из них не удалось приобрести значительный политический вес. Другие создавались как изначально новые. Стремительное развитие либеральных политических партий в первой половине 1990-х гг. было вызвано поиском новых, некоммунистических форм развития страны. В развитии демократического движения в стране большинство авторов выделяет два этапа.1 При этом, по их мнению, если первый этап - «перестроечный» (1985-1991 гг.) характеризовался возникновением первичных форм выражения политических интересов (клубы, платформы, течения), то второй этап - «реформаторский», начавшийся после демонтажа однопартийной системы в августе 1991 г., был отмечен формированием более или менее оформленных партийных структур. В период 1991-1992 гг. демократическое движение переживало состояние глубокого кризиса. Прежняя биполярная модель, жесткое размежевание политических сил на два лагеря («демократы» - «консерваторы», «коммунисты» - «антикоммунисты») во многом исчерпала себя. И хотя некоторые отечественные исследователи полагают, что в целом ситуация после 1991 г. не изменилась, что по-прежнему доминировала двухполюсность по типу «за-против», а политические изменения «не затронули глубинных основ политической жизни»,2 тем не менее, сложно согласиться с данными утверждениями. В начале 1990-х гг. возникла многополюсная структура, характеризующаяся более сложной и многоуровневой политической дифференциацией. Это было связано с тем, что после поражения советской однопартийной системы, относительно однородной и гомогенной, происходил процесс формирования плюралистического партийно-политического пространства, предусматривающего свободную конкуренцию элит и политических авторов. При этом современные российские политологи выделяют сразу несколько критериев, которые предопределяли позиционирование той или иной партии или движения. К ним можно отнести: своеобразие восприятия Президента РФ Б. Ельцина и его курса; реакцию на правительственную политику (особенно в период «шоковой терапии»); специфику трактовки национально-государственных интересов России; понимание форм и методов дальнейшего рыночного реформирования; политические приоритеты в области организации власти и оформления политического режима.3 Все это приводило к усложнению партийной жизни, активному формированию тактических союзов и коалиций, к быстрой смене политических приоритетов. Практически все политические силы в тот период были вынуждены перестраивать свои «ряды», искать новые формы политического представительства своих интересов, рекрутировать новых сторонников. Нагляднее всего это видно на примере демократического движения, в августе 1991 г. в одночасье превратившегося из оппозиционного в правящее. Даже его лидер - «Демократическая Россия» уже к середине 1992 г. вошла в фазу стагнации и полураспада. Как писал политолог А. Сунгуров, «борьба «против» была в основном закончена, начиналась трудная борьба «за», а при ближайшем рассмотрении оказалось, что конкретные очертания этого «за» у всех вчерашних соратников различные».4 В изменившихся политических и экономических условиях «старые демократы» не сумели найти для себя место в рамках новой политической системы. Эффективно используя «негативные» лозунги в борьбе с КПСС и прежней советской системой, большинство из них не были готовы к позитивной работе в качестве авторов новой российской государственности. Поэтому они достаточно быстро утратили массовую поддержку, им не удалось закрепиться в российской провинции, привлечь на свою сторону молодежь и рабочее движение. Им даже не всегда удавалось удерживать свои позиции в среде отечественной интеллигенции, которые они завоевали в период общественного подъема 1990-1991 гг.5 Более того, именно тогда начался интенсивный процесс размежевания внутри некогда единого реформаторского лагеря. Причин этому было несколько. Первая причина заключалась в организационной и идейно-мировоззренческой неоднородности противостоявших КПСС политических сил: в оппозиционных структурах периода 1989-1991 гг. объединились как либералы, так и «центристы» и даже часть национал-патриотов. После поражения ГКЧП и прихода к власти либерального правительства идейные противоречия, ранее сдерживаемые совместной борьбой против КПСС, выходят на первый план. Это влечет за собой переход в оппозицию демократической власти таких политических партий и организаций, как Российского христианско-демократического движения (В. Аксючиц), Партии конституционных демократов - Народной свободы (М. Астафьев), Демократической партии России (Н. Травкин). Идеологическими приоритетами этих политических организаций являлись «державность» и ориентация на принцип «Великой России». Политический курс новых российских властей они характеризовали как «пораженческий», особенно резкой критике подвергалась также политика уступок Кремля в области внешней политики. Так, например, в 1992г. лидер конституционных демократов, один из прежних активистов «Демократической России» Михаил Астафьев открыто перешел на сторону коммунистической оппозиции. При этом трансформацию своих политических воззрений он объяснял, прежде всего, неприятием распада СССР. Так в интервью газете «День» он признавал, что «мы зашли в тупик и должны признать это». «Мы обязаны восстановить свое единое многонациональное государство. Оно упразднено не народом, а бюрократией из республиканских столиц. Народы сказали свое веское слово на референдуме 17 марта 1991 г. и, я уверен, повторят его, когда им снова позволят высказаться».6 Более того, несколько позже его позиция становится еще более радикальной. В октябре 1992 г. М. Астафьев уже требовал «отстранения от власти в России антинационального марионеточного правительства».7 Вторая причина кризиса заключается в переходе в оппозицию Б. Ельцину и его реформаторскому курсу ранее известных демократических политиков (И. Константинов, Ю. Власов, В. Аксючиц, М. Астафьев, Т. Корягина и др.). Все они были оттеснены от рычагов власти своими более энергичными коллегами и поэтому стремились политически самореализоваться, примкнув к «антиреформаторским» силам.8 В то же время, надо отметить и тот факт, что переход в оппозицию режиму Б. Ельцина некоторых его прежних союзников был обусловлен и иными причинами. Так, например, один из лидеров демократического движения конца 1980-х - начала 1990-х гг. Ю.Н. Афанасьев уже в 1992 г. покинул ряды «Демократической России» в знак протеста против ее однозначной и некритической поддержки курса Президента РФ. В частности, Ю.Н. Афанасьев был обеспокоен авторитарными тенденциями в политике Кремля и предлагал поддерживать правительство и президента лишь в той части, которая соответствует гражданским и демократическим принципам. Третья причина видится в партийно-политической пассивности нового российского руководства. «Команда» Б. Ельцина, завоевав власть, казалось, совершенно не нуждалась в поддержке какой-либо одной или нескольких политических партий. Напротив, Кремль провозгласил «деполитизацию» органов власти. Поэтому практически весь период 1991-1992 гг. и значительную часть 1993 г. либерально-реформаторские партии были вынуждены существовать в отрыве от «большой политики». Их позиции еще более ухудшились после проведения крайне непопулярной в народе «шоковой терапии» Е. Гайдара. В итоге, они были вынуждены резко сократить свою численность как на уровне низового и среднего актива, так и в органах государственной власти (особенно в Советах, где в 1992-1993 гг. прошла массовая «чистка» в отношении сторонников либерального пути развития страны). Все это ведет к тому, что прежние либеральные и демократические партии и объединения (типа движения «Демократическая Россия») постепенно уступают место более динамичным «новым либералам», которые создавшим в 1992-1993 гг. ряд собственных организаций, которые, несмотря на свою малочисленность, были в большей степени отмобилизованы и четко осознавали собственные интересы и задачи.^ Партия экономической свободы. К подобным политическим партиям того периода можно отнести, например, Партию экономической свободы, которая была создана в мае 1992 г. на базе ряда структур «новой экономики», прежде всего Российской товарно-сырьевой биржи (РТСБ), контролировавшей в тот период до 12% российской экономики. Председателем партии стал Константин Боровой, а генеральным секретарем - Леонид Шпигель, который одновременно являлся руководителем созданного при партии Общества в защиту осужденных хозяйственников. Также активное участие в создании ПЭС приняли молодой предприниматель Ирина Хакамада и офтальмолог Святослав Федоров.9 ПЭС являлась выразителем интересов частного бизнеса и претендовала на «политическую нишу» Партии свободного труда, также заявлявшей себя как партия предпринимателей, но не сумевшей по-настоящему организационного оформиться. Несмотря на свою невысокую численность (реально в ее рядах состояли от нескольких сот до нескольких тысяч членов), ПЭС, опираясь на финансовые возможности частного бизнеса, сумела на первых порах стать одним из лидеров «неформального» либерального движения в стране. Строилась партия по «американскому» принципу - без жесткой вертикальной структуры и фиксированного членства. Наибольшим влиянием пользовалась в бизнес-среде и в кругах городской либеральной интеллигенции.10 ПЭС открыто заявляла о себе как «западнической», «антибюрократической» (к бюрократии ее лидеры периодически причисляли как Б. Ельцина, так и В. Черномырдина) и «антикоммунистической» партии. Ее лидер К. Боровой обозначал свое политическое кредо таким образом: «Сегодня моя позиция состоит в том, чтобы отстреливаться до последнего патрона, противостоять старой системе, уничтожать ее, так как она не дает развиваться рыночной экономике... Никакая демократическая власть не может справиться, не может заставить себе подчиниться старую административную систему. Мешает чехарда в законодательстве, так как там сильное коммунистическое лобби. Мешает противостояние государственной мафии. Сегодня происходит очень опасная вещь: директора предприятий, представители исполкомов - в общем, вчерашняя номенклатура получает преимущества по целому ряду параметров, но, прежде всего, в приобретении собственности и налаживании технологических процессов. Они становятся бизнесменами без особых личных заслуг. Но все равно они не выдерживают конкуренции, но не разоряются, а, имея власть, душат нас, новую генерацию».11 В программных положениях своей экономической программы ПЭС жестко отстаивала идеи свободного рынка, либеральных реформ и демократической государственности. Главный акцент был сделан, прежде всего, на идеях свободы. При этом, по мнению идеологов ПЭС, «факты свидетельствуют о существовании устойчивой связи между уровнем экономической либерализации и долгосрочными темпами экономического роста».12 Поэтому партия провозглашала курс на «ограничение вмешательства государства в экономическую жизнь и расширение свободы экономического выбору для собственных граждан».13 Представляя интересы нового предпринимательского корпуса, который активно конфликтовал с постсоветской бюрократией, партия гораздо более жестко, чем коллеги по либеральному лагерю, требовала ликвидации административных барьеров на пути отечественного бизнеса и частной инициативы. Особое неприятие ПЭС вызывало то обстоятельство, что на тот период «российское бюрократическое государство» распоряжалось не менее чем половиной валового внутреннего продукта (ВВП) страны. Соответственно, средства, изымаемые для государственного потребления, рассматривались как прямой вычет из прироста национального дохода. Гиперпотребление государства, особенно в его «наиболее варварской» форме, - в форме инфляционного налога - виделось одной из главных причин затянувшегося кризиса российской экономики. Поэтому одной из главных своих задач ПЭС считало проведение политики разгосударствления и приватизации. Более того, государству предлагалось «коренным образом пересмотреть свою роль в экономике». Во-первых, ему предлагалось стать нейтральным, чтобы обеспечить равенство возможностей в сфере экономики. Это должно было выражаться, с одной стороны, в минимизации регулирующей роли государства, а с другой - в отмене различных льгот и преференций. Во-вторых, государство должно было отказаться от монополии на любые виды экономической деятельности, предоставив возможность осуществлять ее частному сектору. Таким образом, отстаивались ценности свободного рынка и свободы предпринимательской деятельности. В-третьих, одна из важных задач государства виделась в обеспечении «информационной прозрачности государства и экономики». Государство, по мысли идеологов ПЭС, должно было выступить гарантом эффективного доступа к любой экономической и иной информации, не являющейся предметом государственной или коммерческой тайны. В-четвертых, ПЭС выступала за коренной пересмотр социальной роли государства. Прежде всего, предполагалось свести к минимуму социальную политику и социальную активность государственных структур. Допускались лишь государственные программы помощи для нуждающихся граждан, которые по тем или иным причинам были не в состоянии самостоятельно обеспечить себе достойный уровень социальных услуг. В остальном же, ПЭС предлагала «покончить с социальным иждивенчеством», заставив тем самым постсоветского человека искать возможности самореализации в условиях рыночной экономики. В-пятых, в условиях стремительной глобализации мировой экономики государство, по мнению ПЭС, должно было устранить любые ограничения внешней открытости и тем самым признать то обстоятельство, что приток международных капиталов в Россию несовместим со злоупотреблением национальным экономическим суверенитетом. При этом, будучи ориентированным на западные рынки, российское предпринимательство тех лет крайне скептически и недоверчиво относилось к любым идеям политической или экономической автаркии России. В этом они видели попытку консервативных сил воспрепятствовать включению отечественной экономики в мировую систему, затормозить ход экономических преобразований, вернуть прежнюю модель административно-хозяйственного регулирования. Поэтому соответствующие положения и были внесены в программу Партии экономической свободы. «На долю нашей страны выпало уже достаточно "самобытных" экспериментов. Настало время перестать учиться на собственных ошибках и начать учиться на ошибках других народов и стран», - писалось в ней.14 Партия отстаивала свою модель проведения радикальных рыночных преобразований, выдвигая как оперативную (трехлетнюю), так и долгосрочную программу реформ. На первом этапе предполагалось: добиться финансовой стабилизации экономики, что позволило бы освободить ресурсы частного сектора для инвестиционных целей; провести налоговую реформу, направленную на стимулирование развития крупного, среднего и малого бизнеса; принять жесткие и эффективные меры по борьбе с коррупцией в государственном аппарате; предусмотреть меры по защите прав собственников и акционеров, включая усиление уголовной и гражданской ответственности за преступления в сфере бизнеса; реализовать планы по либерализации внешнеэкономической деятельности; отказаться от государственных производственных капиталовложений как «самой неэффективной и расточительной формы инвестиционной активности». Что же касается основных направлений деятельности в области структурной политики, то они должны были быть направлены на либерализацию и дерегулирование рынков; демонополизацию, приватизацию и реструктурирование предприятий, в том числе через процедуры банкротства; ликвидацию всех категорий дотаций и субсидий производителям. По своим экономическим приоритетам программа ПЭС в большей степени соответствовала скорее неоконсервативным или старым либеральным установкам XIX в. в области экономики, чем базовым принципам неолиберализма, поскольку предусматривала самые жесткие мероприятия по либерализации рынка и борьбе с «социальным паразитизмом». В частности, ею фактически предлагалось ввести в России платное образование и медицину, а также коренным образом пересмотреть пенсионную политику и политику в области социального страхования. Напротив, политика разгосударствления предполагалась самая жесткая. Так, на первом этапе предполагалась либерализация рынка золота и драгоценных металлов, а несколько позже и платная приватизация объектов энергетики, предприятий связи, железнодорожного и других видов транспорта, наземных служб гражданской авиации, а также отдельных объектов дорожной инфраструктуры. В сфере аграрной политики партия выступала за полную ликвидацию дотаций и субсидий производителям; реструктуризацию и банкротство нерентабельных сельскохозяйственных предприятий, формирование рынка земли. Либеральные принципы отстаивала ПЭС и в области внутренней политики. В частности, ее лидеры предлагали отменить «систему прописки и иных неконституционных ограничений на свободу передвижения граждан», провести процедуру реституции имущества, отобранного у владельцев после революции 1917 г. Что же касается второго этапа реформ, то его задачами называлось завершение либерализации и приватизации всех отраслей российской экономики. Этот тезис раскрывался в целой системе радикальных мероприятий. Так предусматривался переход к экономически нейтральной системе налогообложения, предполагающей отмену акцизов и других сборов и налогов отраслевого характера, а также всех разновидностей прогрессивного налогообложения. Предполагалось ликвидировать Центральный банк и сформировать федеральную резервную систему (аналогичную США) для выполнения эмиссионных функций. Та же судьба ждала и таможенные пошлины. Кроме того, предполагалось достичь полной конвертируемости рубля и обеспечения свободы передвижения капиталов через границу. Радикализм экономической программы ПЭС нередко был попросту неадекватен не только экономическим реалиям России, но даже ведущих капиталистических стран. В частности, совершенно несостоятельными выглядят перспективные планы ПЭС по ликвидации эмиссионной монополии государства и переходу к добровольному налогообложению с постепенным уменьшением удельного веса государственных расходов в ВВП. Антикоммунизм и жесткая ориентация на проведение радикальных рыночных реформ привели к тому, что ПЭС стала одним из видных акторов российской внутренней политики 1992-1993 гг., активно выступавших в поддержку преобразований и решительно оппонировала «красно-коричневой» оппозиции. Партия участвовала практически во всех значимых политических мероприятиях 1992-1993 гг.: ее руководство поддержало Б. Ельцина в ходе апрельского референдума, представители партии принимали участие в работе «проельцинского» Конституционного совещания летом 1993 г., на котором отрабатывалась модель принятия новой Конституции, лидеры ПЭС полностью одобрили «решительные действия Президента» по роспуску российского парламента и подавлению «коммуно-фашистского» путча в сентябре-октябре 1993 г. В официальном заявлении партии тогда подчеркивалось следующее: «В условиях исключительной противоречивости действующей Конституции и законов первичными высшим источником права становится воля избирателей».15 Впоследствии ПЭС не удалось стать влиятельной политической силой во многом благодаря возникновению сильного конкурента в лице либерального блока «Выбор России». К тому же после октябрьского конфликта 1993 г. имеет место «сращивание» предпринимательских и властных структур, происходит их взаимная интеграция и, соответственно, надобность в профильных партийных структурах у российского бизнеса отпадает. В результате произошло резкое снижение влияния ПЭС в российской политике и постепенно ее активность сходит на нет. Попытки попасть в Государственную Думу в 1993 и 1995 гг. также успеха не имели.^ Крестьянская партия России. Среди новых демократических партий стоит отметить Крестьянскую партию Россию, которая, будучи создана еще в 1990 г. и зарегистрирована в 1991 г., особенно активную деятельность на демократическом фланге развернула именно в 1992-1993 гг. Партия претендовала на то, чтобы говорить от лица фермерского движения. Ее создатели хотели, чтобы она являлась своего рода реформаторским противовесом консервативному колхозно-совхозному директорскому корпусу. В 1992-1993 гг. партия активно поддерживала реформаторский курс российского правительства в сельской местности, делая ставку на «нового крестьянина». Подобный крестьянин им виделся как свободный собственник, которому, тем не менее, государство оказывает содействие в становлении как особого социального слоя. «Фермер не задачей прокормления обременен, но желанием встать на ноги, окрепнуть, выжить», - писал Ю. Черниченко.16 «Дать народу ..самому накормить себя!», - призывал он реформаторов.17 Крестьянская партия России изначально задумывалась как либеральная партия. Это отражал девиз ее программы: «За свободный труд на собственной земле».18 Уже в этом девизе были отражены два базовых принципа либерализма: принцип свободы и принцип частной собственности. В самой же программе либеральная составляющая партийной программы получала свое развитие. Позиционируя себя как партию «крестьян-собственников», КПР ставила своей целью «защиту экономических и социальных интересов производителей сельскохозяйственной продукции», выступала против насилия в любых его проявлениях и формах».19 Из классического либерализма партией был взят на вооружение принцип индивидуализма, поскольку основным субъектом землевладения признавался гражданин России. Соответственно и ряд других пунктов партийной программы КПР был направлен на защиту интересов и прав сельского хозяина. С этой целью декларировалось стремление партии к передаче земли в частную собственность «всем желающим и способным работать на земле» и предоставление собственникам права «свободного выбора форм распоряжения землей и имуществом, включая куплю, продажу, завещание, дарение, обмен, аренду, вступление в кооперативы и ассоциации».20 Специально партийная программа подчеркивала свой антиэтатизм (хотя необходимо учитывать, что она принималась еще в условиях господства КПСС, которая воспринималась как главный оппонент Крестьянской партии). КПР призывала к очищению от догм административно-командной системы, выступала против подчинения крестьянства интересам государства. Понимание свободы отстаивалось разработчиками программы КПР в различных сферах, особенно в области экономики и имущественных отношений. Считая переход на рыночные отношения в экономике России объективной необходимостью, партия выступала за приоритет частной собственности на землю и средства производства. На реализацию принципа свободы предпринимательской деятельности были ориентированы положения о введении прогрессивной системы налогообложения, гарантирующую «минимальное изъятие доходов у сельскохозяйственных производителей и населения, простоту исчисления налогов, уплату их в сельском хозяйстве не чаще 1 раза в год».21 Все это, по мысли идеологов КНР, должно было стимулировать развитие сельского хозяйства и активность товаропроизводителей-собственников. Одновременно КПР отстаивала классическую либеральную идею «равенства возможностей», предлагая бесплатно наделить землей всех заинтересованных граждан России на начальном этапе проведения земельной реформы.22 В политической жизни Крестьянская партия также отстаивала вполне либеральные ценности. В частности, она выступала за построение в посткоммунистической России демократического правового государства. Правда, первоначально данное государство им виделось как парламентская республика, поскольку в тот период, когда принималась программа (март 1991 г.), именно российский парламент - Верховный Совет РФ - выступал как основной генератор реформ, а его председатель Б. Ельцин активно противостоял консервативному руководству СССР. Впоследствии приоритеты в области государственного строительства у КПР поменялись, особенно в период жесткого противостояния ветвей власти в 1992-1993 гг. Необходимо сказать, что для колхозно-совхозного крестьянства вышеуказанные программные положения КНР были слишком радикальны. Отечественная аграрная система не была готова к столь радикальным переменам и реформам ни экономически, ни психологически. Также отсутствовали необходимые кадры для обеспечения подобных системных трансформаций. Всего этого не осознавали руководители КПР, выстраивая для себя совершенно неадекватный образ российского агрария. Как показала политическая практика, им было сложно найти общий язык с сельским жителем. Это явствует из текстов КПР. Некоторые из них были настолько сложными и «интеллектуальными», что адекватно воспринимались лишь специалистами. Другие же, напротив, были подготовлены в излишне «простонародном», даже «лубочном» стиле. В своем интервью «Литературной газете» Ю. Черниченко так рисовал читателям фермерские перспективы: «Крестьянская партия делит с мужиком удачу и беду, она с ним в поле и в веселье масленицы, в заботах о кредите и в муках советского сбыта... И если уж мечтать, то о районной партконференции (КПР) в день бабьего лета. С духовым оркестром под старыми липами, с бочкой - другой шипящего пива и всем, что настряпали ладные хозяйки не в ущерб смыслу и выгоде, но на пользу им!».23 Организационное становление Крестьянской партии пришлось на март 1991 г. Именно тогда, 16-17 марта 1991 в конференц-зале популярного демократического издания, органа Верховного Совета РФ "Российской газеты" состоялся ее I съезд. В работе съезда приняли участие 286 делегатов, из которых более 200 человек реально представляли крестьян-фермеров и арендаторов. На съезде были утверждены Программа и Устав, а также избраны руководящие органы - Совет из 70 человек (по 1 человеку от каждой области РСФСР). Председателем партии стал ее основатель Юрий Черниченко, а его заместителями - президент промышленно-аграрного концерна "Московский" Виктор Феоктистов и ульяновский фермер Федор Симуков. Однако уже тогда начались первые кадровые проблемы и расколы внутри партии, поскольку многие из делегатов не доверяли руководить своей «профильной» партией «асфальтовому фермеру» Ю. Черниченко, который не имел опыта сельскохозяйственной практической деятельности. Альтернативой Ю.Черниченко стал председатель Московской областной ассоциации фермеров Василий Вершинин, также выставивший свою кандидатуру на пост Председателя КПР. Несмотря на то, что он получил всего три голоса, тем не менее, данный эпизод впервые продемонстрировал раскол между «теоретиками» и «практиками» внутри КПР. В 1992 г. данный раскол оформился организационно: В. Вершинин создал Оргкомитет Крестьянской демократической партии России (КДПР). Однако первые инициативы КПР были достаточно успешными. Будучи зарегистрирована 12 апреля 1991 г. Министерством юстиции РСФСР, она сразу же приняла активное участие в партийно-политической жизни. Еще ранее став одним из соучредителей движения «Демократическая Россия», КПР оказалась задействована практически во всех политических мероприятиях демократической оппозиции: начиная с выборов Президента РФ в июне 1991 г. и заканчивая сопротивлением ГКЧП в августе 1991 г. Приход к власти «команды» Б. Ельцина, казалось бы, дал КПР дополнительные возможности для реализации своей аграрной программы. И некоторое время Крестьянская партия Ю. Черниченко действительно активно пропагандировала и лоббировала либеральные преобразования в аграрном секторе. Более того, в целом она пользовалась определенной популярностью у сельхозпроизводителей (прежде всего, фермеров), ожидавших от нее активной защиты своих интересов. Именно тогда партия достигает «пика» своей численности - по официальной статистике на 1992 г. в ее рядах состояли 14 тысяч человек. КПР удалось образовать свои первичные организации более чем в 40 регионах страны. Партия издавала ряд собственных периодических изданий - газету «Российское поле», затем «Село России», несколько позже еженедельник «Крестьянин». Однако после начала «шоковой терапии» выдвинулись на первый план внутрипартийные противоречия. Поддержав курс Е. Гайдара, Ю. Черниченко вступил в жесткую конфронтацию с «умеренными» аграриями, которые считали, что либеральный курс правительства России может привести к разорению значительного числа сельхозпроизводителей. Поэтому II съезд КПР, состоявшийся 1 февраля 1992 г., сопровождался резкой критикой партийного руководства. Одновременно полемика разгорелась и по вопросу о коммерческой деятельности одного из заместителей Ю. Черниченко В.Феоктистова. Многие депутаты полагали, что Феоктистов наносит ущерб, как материальному благосостоянию, так и имиджу партии. В то же время, в тот период большинство делегатов все же выразило доверие своему председателю, практически единогласно проголосовав за его переизбрание на новый срок. Однако вместо двух заместителей были избраны уже трое (В.Феоктистов, Михаил Суслов, Арнольд Литвинов).24 Определенный вес КПР имела в 1992-1993 гг. и на властном уровне. Так два народных депутата РФ (Анатолий Мостовой и Виктор Шинкарецкий) были в этот период членами КПР и активно отстаивали ее программу в российском парламенте. В 1992-1993 гг. КПР достаточно активно поддерживала Б. Ельцина и команду «реформаторов». Обеспокоенная жестким противостоянием «либерального» Кремля и «консервативного» Верховного Совета РФ, она участвовала в создании первой широкой коалиции «реформаторских» сил - Общественного комитета демократических организаций (ОКДОР), просуществовавшей до 1995 г. Одновременно представители партии поддержали инициативы Президента РФ по выработке проекта новой Конституции России и приняли участие в Конституционном совещании летом 1993 г. Летом-осенью 1993 г. КПР по своим идейно-политическим приоритетам еще более смещается «вправо», блокируясь с другими пропрезидентскими силами. Так в сентябре-октябре 1993 г. Ю. Черниченко не ограничился официальным заявлением о поддержке действий Президента РФ, но принял активное участие в организации массовой поддержки Б. Ельцину.25 Одновременно Крестьянская партия приняла участие в создании блока «Выбор России», а Ю. Черниченко стал членом его исполкома. Однако, смыкаясь с «партией власти», КПР все более теряла свою «профильную» аграрную направленность и все менее отвечала интересам фермерского движения. И хотя отдельные успехи ей все еще сопутствовали (в декабре 1993 г. Юрий Черниченко был избран членом Совета Федерации первого созыва от Москвы), однако электоральную поддержку на селе партия вскоре утратила. Постепенное ухудшение материального и технического положения российского фермерства, диспаритет цен (особенно в области сельскохозяйственного производства), порожденный жестким курсом Е. Гайдара, отсутствие целевой государственной помощи «новым крестьянам» - все это привело к кризису в фермерском движении. При этом часть индивидуальных сельских хозяев разорилась, другие вернулись в рамки колхозно-совхозной системы, и лишь немногие сумели достичь благосостояния. Все это в итоге отталкивает фермерский электорат от КПР. Примечательно, что в составе Государственной думы РФ первого созыва были всего 2 фермера, причем оба представляли союзную коммунистам Аграрную партию России. Более того, необходимо отметить, что эти депутаты (В. Вершинин и Т. Токарева) ранее были активистами именно Крестьянской партии России Ю. Черниченко. Резкое падение популярности и статуса КПР приводит к ее постепенному разрушению. Ее численность сокращается до минимума, и какой-либо существенной роли в общественно-политической жизни страны она не играет. Таким образом, необходимо констатировать, что «аграрный» либеральный проект оказался несостоятельным, как вследствие поддержки непопулярного в сельской местности экономического курса «радикальных рыночных реформ», так и вследствие неэффективной работы с сельским электоратом.^ Российское движение демократических реформ. Другой реформаторской организацией, претендовавшей в 1992-1993 гг. быть выразителем интересов либеральной общественности (преимущественно демократов-шестидесятников и старой либеральной номенклатуры) было Движение демократических реформ. Собрание учредителей ДДР состоялось еще в июле 1991 г. Тогда его сопредседателями стали Эдуард Шеварднадзе, Александр Яковлев, Аркадий Вольский, председатель одной из палат ВС СССР Иван Лаптев. Впоследствии в его руководство вошли мэр Москвы Гавриил Попов и мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак. ДДР выступало против поспешных шагов в политике, пыталось оказывать давление на «колеблющееся» союзное руководство во главе с М. Горбачевым (в частности, они поддержали новоогаревский проект Союзного договора). Тем не менее, оно согласовывало свои действия с политическим курсом других демократических партий и движений (например, движением «Демократическая Россия»). Российское движение демократических реформ (РДДР) организационно оформилось на базе ДДР после распада СССР, когда стало ясно, что межреспубликанская форма существования организации уже нереальна и партийная работа требует концентрации усилий исключительно на Российской Федерации. I съезд Российской организации ДДР состоялся 15-16 февраля 1992 в Нижнем Новгороде. На съезде был избран политсовет РДДР, состоящий из 15 человек, который включал многих известных общественных, политических и государственных деятелей. В частности, в его состав вошли мэр Москвы Г. Попов, мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак, влиятельный чиновник московской мэрии Александр Брагинский, главный редактор газеты «Московский комсомолец» Павел Гусев, будущий медиамагнат Эдуард Сагалаев и некоторые другие. Председателем РДДР был избран Гавриил Попов. Чуть позже, 28 июля 1992 г. движение было зарегистрировано Минюстом РФ.26 По своему интеллектуальному потенциалу движение было весьма мощным. Более того, уже в 1992 г. его идеологам удавалось успешно анализировать дальнейшее развитие событий и генерировать перспективные идеи. В частности, еще в начале своей политической деятельности РДДР подвергло жесткой критике работу конституционной комиссии Верховного Совета РФ под руководством О. Румянцева, заявив о необходимости разработки и принятия новой российской Конституции только под контролем реформаторских сил. И уже в 1992 г. мэр Санкт-Петербурга А. Собчак возглавил комиссию политсовета РДДР по выработке проекта новой Конституции России, альтернативного "румянцевскому". Данные идеи взяла на вооружение исполнительная власть летом 1993 г., созвав в обход Верховного Совета Конституционное совещание для создания «президентского» варианта нового российского Основного Закона.27 Одновременно в 1992-1993 гг. руководство РДДР радикально пересмотрело свои демократические приоритеты периода «перестройки». По некоторым позициям идеология РДДР предлагала еще более жесткий экономический курс, даже по сравнению с правительственным, образца 1992 г.. Хотя, в целом ее программные установки были более эволюционными и последовательными. Так, в своем программном выступлении на учредительном съезде движения 15 февраля 1992 г. Г. Поп