Александр Трифонович Твардовский(8 июня 1910, д. Загорье Смоленской губ. – 18 декабря 1971, Красная Пахра под Москвой)Размолвка [Х4жм]На кругу, в старинном парке –Каблуков весёлый бой.И гудит, как улей жаркий,Ранний полдень над землёй. Ранний полдень, летний праздник,В синем небе – самолёт.Девки, ленты подбирая,Переходят речку вброд... Я скитаюсь сиротливо.Я один. Куда идти?..Без охоты кружку пиваВыпиваю по пути. Все знакомые навстречу.Не видать тебя одной.Что ж ты думаешь такое?Что ж ты делаешь со мной?.. Праздник в сборе. В самом деле,Полон парк людьми, как дом.Все дороги опустелиНа пятнадцать верст кругом. В отдаленье пыль клубится,Слышен смех, пугливый крик.Детвору везёт на праздникЗапоздалый грузовик. Ты не едешь, не прощаешь,Чтоб самой жалеть потом.Книжку скучную читаешьВ школьном садике пустом. Вижу я твою головкуВ беглых тенях от ветвей,И холстинковое платье,И загар твой до локтей. И лежишь ты там, девчонка,С детской хмуростью в бровях.И в траве твоя гребёнка, –Та, что я искал впотьмах. Не хотите, как хотите,Оставайтесь там в саду.Убегает в рожь дорога.Я по ней один пойду. Я пойду зелёной кромкойВдоль дороги. Рожь по грудь.Ничего. Перехвораю.Позабуду как-нибудь. Широко в полях и пусто.Вот по ржи волна прошла...Так мне славно, так мне грустноИ до слёз мне жизнь мила.1935Две строчки [Я4жж, мм] Из записной потёртой книжкиДве строчки о бойце-парнишке,Что был в сороковом годуУбит в Финляндии на льду. Лежало как-то неумелоПо-детски маленькое тело.Шинель ко льду мороз прижал,Далёко шапка отлетела.Казалось, мальчик не лежал,А всё ещё бегом бежал,Да лёд за полу придержал... Среди большой войны жестокой,С чего – ума не приложу,Мне жалко той судьбы далёкой,Как будто мёртвый, одинокий,Как будто это я лежу,Примёрзший, маленький, убитыйНа той войне незнаменитой,Забытый, маленький, лежу.1943Немые [Я4жм] Я слышу это не впервые,В краю, потоптанном войной,Привычно молвится: немые, –И клички нету им иной. Старуха бродит нелюдимоУ обгорелых чёрных стен.– Немые дом сожгли, родимый,Немые дочь угнали в плен. Соседи мать в саду обмыли,У гроба сбилися в кружок.– Не плачь, сынок, а то немыеПридут опять. Молчи, сынок... Голодный люд на пепелищеВарит немолотую рожь.И ни угла к зиме, ни пищи...– Немые, дед?– Немые, кто ж! Немые, тёмные, чужие,В пределы чуждой им землиОни учить людей РоссииГлаголям виселиц пришли. Пришли и ног не утирали.Входя в любой, на выбор, дом.В дому, не спрашивая, брали,Платили пулей и кнутом. К столу кидались, как цепные,Спешили есть, давясь едой,Со свету нелюди. Немые, –И клички нету им иной. Немые. В том коротком словеЖивей, чем в сотнях слов иных,И гнев, и суд, что всех суровей,И счёт великих мук людских. И, немоты лишившись грозной,Немые перед тем судомЗаговорят. Но будет поздно:По праву мы их не поймём...^ 1943Василий Тёркин [Х4ж(ж)м; Х3м] Переправа, переправа!Берег левый, берег правый,Снег шершавый, кромка льда... Кому память, кому слава,Кому тёмная вода, –Ни приметы, ни следа. Ночью, первым из колонны,Обломав у края лед,Погрузился на понтоныПервый взвод. Погрузился, оттолкнулсяИ пошёл. Второй за ним.Приготовился, пригнулсяТретий следом за вторым. Как плоты, пошли понтоны,Громыхнул один, другойБасовым, железным тоном,Точно крыша под ногой. И плывут бойцы куда-то,Притаив штыки в тени.И совсем свои ребятаСразу – будто не они, Сразу будто не похожиНа своих, на тех ребят:Как-то все дружней и строже,Как-то все тебе дорожеИ родней, чем час назад. Поглядеть – и впрямь – ребята!Как, по правде, желторот,Холостой ли он, женатый,Этот стриженый народ. Но уже идут ребята,На войне живут бойцы,Как когда-нибудь в двадцатомИх товарищи – отцы. Тем путём идут суровым,Что и двести лет назадПроходил с ружьем кремневымРусский труженик-солдат. Мимо их висков вихрастых,Возле их мальчишьих глазСмерть в бою свистела частоИ минёт ли в этот раз? Налегли, гребут, потея,Управляются с шестом.А вода ревёт правее –Под подорванным мостом. Вот уже на серединеИх относит и кружит...А вода ревёт в теснине,Жухлый лёд в куски крошит,Меж погнутых балок фермыБьется в пене и в пыли... А уж первый взвод, наверно,Достаёт шестом земли. Позади шумит протока,И кругом – чужая ночь.И уже он так далеко,Что ни крикнуть, ни помочь. И чернеет там зубчатый,За холодною чертой,Неподступный, непочатыйЛес над чёрною водой. Переправа, переправа!Берег правый, как стена... Этой ночи след кровавыйВ море вынесла волна. Было так: из тьмы глубокой,Огненный взметнув клинок,Луч прожектора протокуПересёк наискосок. И столбом поставил водуВдруг снаряд. Понтоны – в ряд.Густо было там народу –Наших стриженых ребят... И увиделось впервые,Не забудется оно:Люди тёплые, живыеШли на дно, на дно, на дно... Под огнём неразбериха –Где свои, где кто, где связь? Только вскоре стало тихо, –Переправа сорвалась. И покамест неизвестно,Кто там робкий, кто герой,Кто там парень расчудесный,А наверно, был такой. Переправа, переправа...Темень, холод. Ночь как год. Но вцепился в берег правый,Там остался первый взвод. И о нём молчат ребятаВ боевом родном кругу,Словно чем-то виноваты,Кто на левом берегу. Не видать конца ночлегу.За ночь грудою взяласьПополам со льдом и снегомПеремешанная грязь. И усталая с похода,Что б там ни было, – жива,Дремлет, скорчившись, пехота,Сунув руки в рукава. Дремлет, скорчившись, пехота,И в лесу, в ночи глухойСапогами пахнет, потом,Мерзлой хвоей и махрой. Чутко дышит берег этотВместе с теми, что на томПод обрывом ждут рассвета,Греют землю животом, –Ждут рассвета, ждут подмоги,Духом падать не хотят. Ночь проходит, нет дорогиНи вперёд и ни назад... А быть может, там с полночиПорошит снежок им в очи,И уже давноОн не тает в их глазницахИ пыльцой лежит на лицах –Мёртвым все равно. Стужи, холода не слышат,Смерть за смертью не страшна,Хоть ещё паёк им пишетПервой роты старшина. Старшина паёк им пишет,А по почте полевойНе быстрей идут, не тишеПисьма старые домой, Что ещё ребята самиНа привале при огнеГде-нибудь в лесу писалиДруг у друга на спине... Из Рязани, из Казани,Из Сибири, из Москвы –Спят бойцы.Своё сказалиИ уже навек правы. И тверда, как камень, груда,Где застыли их следы... Может – так, а может – чудо?Хоть бы знак какой оттуда,И беда б за полбеды. Долги ночи, жестки зориВ ноябре – к зиме седой. Два бойца сидят в дозореНад холодною водой. То ли снится, то ли мнится,Показалось что невесть,То ли иней на ресницах,То ли вправду что-то есть? Видят – маленькая точкаПоказалась вдалеке:То ли чурка, то ли бочкаПроплывает по реке? – Нет, не чурка и не бочка –Просто глазу маята.– Не пловец ли одиночка?– Шутишь, брат. Вода не та!Да, вода... Помыслить страшно.Даже рыбам холодна.– Не из наших ли вчерашнихПоднялся какой со дна?.. Оба разом присмирели.И сказал один боец:– Нет, он выплыл бы в шинели,С полной выкладкой, мертвец. Оба здорово продрогли,Как бы ни было, – впервой. Подошел сержант с биноклем.Присмотрелся: нет, живой.– Нет, живой. Без гимнастерки.– А не фриц? Не к нам ли в тыл?– Нет. А может, это Тёркин? –Кто-то робко пошутил. – Стой, ребята, не соваться,Толку нет спускать понтон.– Разрешите попытаться?– Что пытаться!– Братцы, – он! И, у заберегов коркуЛедяную обломав,Он как он, Василий Тёркин,Встал живой, – добрался вплавь. Гладкий, голый, как из бани,Встал, шатаясь тяжело.Ни зубами, ни губамиНе работает – свело. Подхватили, обвязали,Дали валенки с ноги.Пригрозили, приказали –Можешь, нет ли, а беги. Под горой, в штабной избушке,Парня тотчас на кроватьПоложили для просушки,Стали спиртом растирать. Растирали, растирали...Вдруг он молвит, как во сне:– Доктор, доктор, а нельзя лиИзнутри погреться мне,Чтоб не все на кожу тратить? Дали стопку – начал жить,Приподнялся на кровати:– Разрешите доложить.Взвод на правом берегуЖив-здоров назло врагу!Лейтенант всего лишь проситОгоньку туда подбросить.А уж следом за огнёмВстанем, ноги разомнём.Что там есть, перекалечим,Переправу обеспечим... Доложил по форме, словноТотчас плыть ему назад. – Молодец! – сказал полковник. –Молодец! Спасибо, брат. И с улыбкою неробкойГоворит тогда боец:– А ещё нельзя ли стопку,Потому как молодец? Посмотрел полковник строго,Покосился на бойца.– Молодец, а будет много –Сразу две.– Так два ж конца... Переправа, переправа!Пушки бьют в кромешной мгле. Бой идет святой и правый.Смертный бой не ради славы,Ради жизни на земле.Я убит подо Ржевом [Ан2жж, жм] Я убит подо Ржевом,В безымянном болоте,В пятой роте,На левом,При жестоком налёте. Я не слышал разрываИ не видел той вспышки, –Точно в пропасть с обрыва –И ни дна, ни покрышки. И во всём этом миреДо конца его дней –Ни петлички,Ни лычкиС гимнастёрки моей. Я – где корни слепыеИщут корма во тьме;Я – где с облаком пылиХодит рожь на холме. Я – где крик петушиныйНа заре по росе;Я – где ваши машиныВоздух рвут на шоссе. Где – травинку к травинке –Речка травы прядёт,Там, куда на поминкиДаже мать не придет. Летом горького годаЯ убит. Для меня –Ни известий, ни сводокПосле этого дня. Подсчитайте, живые,Сколько сроку назадБыл на фронте впервыеНазван вдруг Сталинград. Фронт горел, не стихая,Как на теле рубец.Я убит и не знаю –Наш ли Ржев наконец? Удержались ли нашиТам, на Среднем Дону?Этот месяц был страшен.Было всё на кону. Неужели до осениБыл за н и м уже ДонИ хотя бы колёсамиК Волге вырвался о н? Нет, неправда! ЗадачиТой не выиграл враг.Нет же, нет! А иначе,Даже мёртвому, – как? И у мёртвых, безгласных,Есть отрада одна:Мы за родину пали,Но она –Спасена. Наши очи померкли,Пламень сердца погас.На земле на поверкеВыкликают не нас. Мы – что кочка, что камень,Даже глуше, темней.Наша вечная память –Кто завидует ей? Нашим прахом по правуОвладел чернозём.Наша вечная слава –Невесёлый резон. Нам свои боевыеНе носить ордена.Вам всё это, живые.Нам – отрада одна, Что недаром боролисьМы за родину-мать.Пусть не слышен наш голос,Вы должны его знать. 1945-1946* * * [Я5жм] Дробится рваный цоколь монумента,Взвывает сталь отбойных молотков.Крутой раствор особого цементаРассчитан был на тысячи веков. Пришло так быстро время пересчёта,И так нагляден нынешний урок:Чрезмерная о вечности забота –Она, по справедливости, не впрок. Но как сцепились намертво каменья,Разъять их силой – выдать семь потов.Чрезмерная забота о забвеньеНемалых тоже требует трудов. Всё, что на свете сделано руками,Рукам под силу обратить на слом.Но дело в том,Что сам собою камень –Он не бывает ни добром, ни злом.* * * [Я5ммж]Я знаю, никакой моей виныВ том, что другие не пришли с войны,В то, что они – кто старше, кто моложе –Остались там, и не о том же речь,Что я их мог, но не сумел сберечь, –Речь не о том, но всё же, всё же, всё же...* * * [Я5жм]Есть имена и есть такие даты, –Они нетленной сущности полны.Мы в буднях перед ними виноваты, –Не замолить по праздникам вины.И славословья музыкою громкойНе заглушить их памяти святой.И в наших будут жить они потомках,Что, может, нас оставят за чертой. 1966