ПРЕДМЕТ ПСИХОЛОГИИ
Каждая конкретная наука отличается отдругих наук особенностями своего предмета. Так, геология отличается от геодезиитем, что, имея предметом исследования Землю, первая из них изучает ее состав,строение и историю, а вторая — ее размеры и форму. Выяснение специфическихособенностей явлений, изучаемых психологией, представляет значительно большуютрудность. Понимание этих явлений во многом зависит от мировоззрения, которогопридерживаются люди, сталкивающиеся с необходимостью постигнуть психологическуюнауку.
Трудность состоит, прежде всего втом, что явления, изучаемые психологией, издавна выделялись человеческим умом иотграничивались от других проявлений жизни как особые. В самом деле, совершенноочевидно, что мое восприятие пишущей машинки — это нечто совершенно особое иотличное от самой пишущей машинки, реального предмета, который стоит передомной на столе; мое желание пойти на лыжах — это нечто иное по сравнению среальным лыжным походом; мое воспоминание о встрече Нового года — это нечтоотличающееся от того, что реально происходило в канун Нового года, и т.п. Такпостепенно сложились представления о различных разрядах явлений, которые сталиименовать психическими (психическими функциями, свойствами, процессами,состояниями и т.д.). Их особый характер видели в принадлежности к внутреннемумиру человека, отличающемуся от того, что человека окружает, и относили кобласти душевной жизни, противопоставляемой реальным событиям и фактам. Этиявления группировались под названиями “восприятие”, “память”, “мышление”,“воля”, “чувства” и др., в совокупности образуя то, что именуется психикой,психическим, внутренним миром человека, его душевной жизнью и т.д. Психиказаключает в себе внутреннюю картину мира, неотторжима от тела человека ипредставляет собой совокупный результат функционирования его организма, преждевсего центральной нервной системы, она обеспечивает возможность существования иразвития человека в мире.
Хотя непосредственно люди,наблюдавшие других людей в повседневном общении, имели дело с различнымифактами поведения (действиями, поступками, трудовыми операциями и др.), однакопотребности практического взаимодействия вынуждали их различать скрытые завнешним поведением психические процессы. За поступком всегда усматривалисьнамерения, мотивы, которыми руководствовался человек, за реакцией на то илииное событие — особенности характера. Поэтому задолго до того, как психическиепроцессы, свойства, состояния стали предметом научного анализа, накапливалосьжитейское психологическое знание людей друг о друге. Оно закреплялось,передаваясь от поколения к поколению, в языке, в народном творчестве, впроизведениях искусства. Его вбирали, например, пословицы и поговорки: “Лучшеодин раз увидеть, чем десять раз услышать” (о преимуществах зрительноговосприятия и запоминания перед слуховым); “Привычка — вторая натура” (о ролиупрочившихся привычек, которые могут конкурировать с врожденными формамиповедения) и т.п.
Житейские психологические сведения,почерпнутые из общественного и личного опыта, образуют донаучныепсихологические знания. Они могут быть довольно обширными, могут до известнойстепени способствовать ориентировке в поведении окружающих людей, могут быть вопределенных пределах правильными и соответствующими действительности. Однако вцелом такие знания лишены систематичности, глубины, доказательности и по этойпричине не могут стать прочной основой для серьезной работы с людьми(педагогической, лечебной, организационной и т.п.), требующей научных, т.е.объективных и достоверных знаний о психике человека, позволяющих прогнозироватьего поведение в тех или иных ожидаемых обстоятельствах.
Что же составляет предмет научногоизучения в психологии? Это прежде всего конкретные факты психической жизни,характеризуемые качественно и количественно. Так, исследуя процесс восприятиячеловеком окружающих его предметов, психология установила, что образ предметасохраняет относительное постоянство и при изменяющихся условиях восприятия.Например, страница, на которой напечатаны эти строки, будет восприниматься какбелая и на ярком солнечном свету, и в полутьме, и при электрическом освещении,хотя физическая характеристика лучей, отбрасываемых бумагой при столь различнойосвещенности, будет различной. В данном случае перед нами качественнаяхарактеристика психологического факта. Примером количественной характеристики психологическогофакта может послужить скорость реакции данного человека на воздействующийраздражитель (если испытуемому предлагают в ответ на вспышку лампочки нажать накнопку как можно скорее, то у одного скорость реакции может быть 200миллисекунд, а у другого — 150, т.е. значительно более быстрая). Индивидуальныеразличия скорости реакции, наблюдаемые в эксперименте, являютсяпсихологическими фактами, устанавливаемыми в научном исследовании. Онипозволяют количественно характеризовать некоторые особенности психики различныхиспытуемых.
Однако научная психология не можетограничиться описанием психологического факта, каким бы интересным он ни был.Научное познание с необходимостью требует перехода от описания явлений к ихобъяснению. Последнее предполагает раскрытие законов, которым подчиняются этиявления. Поэтому предметом изучения в психологии вместе с психологическимифактами становятся психологические законы. Так, возникновение некоторыхпсихологических фактов наблюдается с необходимостью всякий раз, когда для этогоимеются соответствующие условия, т.е. закономерно. Закономерный характер имеет,например, приведенный выше факт относительного постоянства восприятия, при этомпостоянством обладает не только восприятие цвета, но и восприятие величины иформы предмета. Специальные исследования показали, что постоянство восприятияне дано человеку изначально, от рождения. Оно формируется постепенно, построгим законам. Если бы не было постоянства восприятия, человек не смог быориентироваться во внешней среде — при малейшем изменении его положенияотносительно окружающих предметов происходило бы радикальное изменение картинывидимого мира, предметы воспринимались бы искаженно.
Как же можно определить предметпсихологии? Какими бы сложными путями ни продвигалась на протяжении столетийпсихологическая мысль, осваивая свой предмет, как бы ни изменялись иобогащались знания о нем, какими бы терминами его ни обозначали (душа,сознание, психика, деятельность и т.д.), можно выделить признаки, которыехарактеризуют собственно предмет психологии, отличающий ее от других наук.
Предметом психологии являютсязакономерные связи субъекта с природным и социокулыпурным миром, запечатленныев системе чувственных и умственных образов этого мира, мотивов, побуждающихдействовать, а также в самих действиях, переживаниях своего отношения к другимлюдям и самому себе, в свойствах личности как ядра этой системы.
Биологически обусловленные еекомпоненты имеются и у животных (чувственные образы среды, мотивация поведения,как инстинктивного, так и приобретенного в процессе приспособления к ней).Однако психическая организация человека качественно отлична от этихбиологических форм. Со-циокультурный образ жизни порождает у человека сознание.В межличностных контактах, опосредованных языком и совместной деятельностью,индивид, “всматриваясь” в других людей, приобретает способность познаватьсамого себя как субъекта психической жизни, заранее ставить цели, предваряющиеего поступки, судить о внутреннем плане своего поведения. Не все компонентыэтого плана переводимы на язык сознания. Но и они, образуя сферубессознательного, служат предметом психологии, которая выявляет характерсоответствия действительных побуждений, влечений, ориентации личностисложившимся у нее представлениям о них. Как осознаваемые, так и неосознаваемыепсихические акты реализуются посредством нейрогуморальных механизмов, нопротекают не по физиологическим, а по собственно психологическим законам.Исторический опыт говорит, что знание о предметной области психологиискладывалось и расширялось благодаря связи этой науки с другими науками — естественными, социальными, техническими.
Особое место среди отраслейпсихологии занимает теоретическая психология. Предметом теоретическойпсихологии является ее категориальный строй, основные объяснительные принципы,ключевые проблемы, решавшиеся на протяжении исторического пути развитияпсихологической науки.
Место психологии в системе наук Современная психологиянаходится на стыке ряда наук. Она занимает промежуточное положение междуобщественными науками, с одной стороны естественными – с другой техническими — с третьей. Близость ее к этим наукам, даже наличие отраслей, разрабатываемыхсовместно с некоторыми из них, ни в коей мере не лишает ее самостоятельности.Во всех своих отраслях психология сохраняет свой предмет исследования, своитеоретические принципы, свои пути изучения этого предмета. Что же касаетсямногогранности психологических проблем, столь значимых не только дляпсихологии, но и для смежных с нею наук, то это объясняется тем, что в центревнимания психологов всегда остается человек — главное действующее лицо мировогопрогресса. Все науки и отрасли знаний имеют смысл и значение только в связи стем, что они служат человеку, вооружают его, творятся им, возникают иразвиваются как человеческая теория и практика. Все дальнейшее развитиепсихологических знаний мыслится как максимальное расширение связей психологиисо смежными науками при сохранении ею самостоятельного предмета исследования.
Психология и научно-технический прогресс XX столетиехарактеризуется исключительным по своему масштабу развитием производства, новыхвидов техники, средств связи, широким использованием электроники, автоматики,освоением новых видов транспорта, работающих на сверхзвуковых скоростях, и т.д.Все это предъявляет огромные требования к психике человека, имеющего дело ссовременной техникой.
В промышленности, на транспорте, ввоенном деле все большее значение приобретает учет так называемогопсихологического фактора, т.е. возможностей, заключенных в психическихпознавательных процессах — восприятии, памяти, мышлении, в свойствах личности — особенностях характера, темперамента, скорости реакции и т.п. Так, в условияхнервно-психической напряженности, вызванной необходимостью приниматьответственные решения в минимально короткие сроки (ситуации, во многом типичныедля современной сверхзвуковой авиации, для работы диспетчеров-операторовкрупных энергосистем и т.п.), оказывается чрезвычайно существенным наличиенекоторых качеств личности, позволяющих осуществлять деятельность без особыхошибок и срывов. Отсутствие же этих качеств ведет к авариям.
Изучение психологических возможностейчеловека в связи с требованиями, предъявляемыми ему сложными видами трудовойдеятельности, характеризует важную роль современной психологии. Инженерная психология, занимающаясярешением проблемы “человек-машина” (вопросы взаимодействия человека и техники),как и психология труда вообще, теснейшим образом соприкасается с многимиразделами техники.
На дальнейшее развитие психологиисущественное влияние оказывает компьютерная революция. Ряд функций, считавшихсяуникальным достоянием человеческого сознания (функции накопления и переработкиинформации, управления и контроля), могут выполнять теперь электронныеустройства. Использование теоретико-информационных понятий и моделейспособствовало внедрению в психологию новых логико-математических методов.Вместе с тем отдельные исследователи, упоенные успехами кибернетики, сталитрактовать человека по типу автомата с программным управлением. В то же времяавтоматизация и кибернетизация резко повысили заинтересованность в изучении иэффективном использовании функций, которые не могут быть переданы электроннымустройствам, прежде всего — творческих способностей.
Для будущего человечества, дляличности и ее психического строя значение компьютерной революции огромно. Нокак бы ни изменилась личность человека, какие бы чудеса ни создалаэлектронно-информационная технология, ей по-прежнему будут присущи психическиесвойства со всеми признаками, свойственными предмету психологии.
Психология и педагогика Научно-технический прогресс, являясьфактором развития психологической науки и способствуя освобождению ее отумозрительных представлений, в настоящее время со всей определенностью выявилтеснейшие взаимосвязи психологии с педагогикой. Эта связь, разумеется,существовала всегда, что и осознавалось передовыми психологами и педагогами.Выдающийся русский педагог К.Д.Ушинский (1824-1870) подчеркивал, что по своемузначению для педагогики психология занимает первое место среди всех наук. Чтобывсесторонне воспитать человека, отмечал К.Д.Ушинский, его надо всестороннеизучить.
Развитие взаимосвязей психологии ипедагогики, начиная с 30-х годов, приобретает драматический характер,обусловленный грубым вмешательством партийного руководства в научную жизнь.Была объявлена лженаукой одна из педагогических научных дисциплин — педология.Ее разгром существенно затормозил развитие как психологии, так и педагогики.
Педология — течение в психологии ипедагогике, возникшее на рубеже XIX-XX вв. в результате распространенияэволюционных идей и развития прикладных отраслей психологии и экспериментальнойпедагогики. Основатели педологии- С.Холл, Дж.М. Болдуин, Э. Киркпатрик, Э. Мейман,В. Прейер и др. Содержание педологии составила совокупность психологических,биологических и социологических подходов к развитию ребенка.
В России педология получила широкоераспространение еще в дооктябрьский период. К концу 20-х гг. в педологическихучреждениях работал значительный корпус психологов, физиологов, дефектологов(П.П. Блонский, Л.С. Выготский и др.). Предмет педологии, несмотря намногочисленные дискуссии и теоретические разработки ее представителей,определен не был. В исследованиях советских ученых, работавших в областипедологии, был накоплен большой эмпирический материал по развитию поведениядетей. Ценным в педологии была попытка применить комплексный подход приизучении развития ребенка. Существенно важным была ее практическаянаправленность, связанная с разработкой и применением диагностических методов,позволяющих оценить уровень психического развития детей.
Постановлением ЦК ВКП(б) “Опедологических извращениях в системе наркомпросов” (1936) педология былаобъявлена “псевдонаукой” и прекратила свое существование. Результатом разгромапедологии явилось торможение развития педагогической и возрастной психологии,отставание в области психодиагностики, ослабление внимания к личности ребенка впроцессах обучения и воспитания (так называемая “бездетность” педагогики).
Положение, в котором оказаласьпсихология, может быть иллюстрировано выдержкой из книжки, опубликованной в томже 1936 г. одним партийным функционером:
Некоторые профессора психологии непрочь сейчас выступить с прожектами" преподавания в педагогических учебныхзаведениях вместо педологии таких отдельных курсов, как «детскаяпсихология», педагогическая психология", «школьнаяпсихология» и т.д. и т.п. По нашему мнению, сейчас не имеется никакойнеобходимости заниматься разработкой каких-то «новых» особых курсов,которые заменили бы прежнюю универсальную" науку о детях — педологию…Создавать… новые, какие-то особые курсы детской психологии, педагогическойпсихологии, школьной психологии и т.д. означало бы идти назад путемвосстановления «педологии» только под иным названием”.
Предупреждение было недвусмысленным ипо тем временам чреватым тяжкими последствиями — психология оказалась“кастрированной”, в учебниках для педвузов тех лет авторы явно стремились недопустить проникновения в умы будущих учителей “детской”, “педагогической”,“школьной” психологии, чтобы избежать обвинения в попытках “восстановить”педологию. Студенты педвуза еще очень долго получали фактически выхолощенныепсихологические знания. Обвинения в педологических ошибках постоянно нависалинад психологами.
В настоящее время связи психологии ипедагогики приобретают особый характер. На протяжении ряда лет эти связи былифактически во многом внешним приспособлением психологии к существующейпедагогике и внешним учетом педагогикой “готовых данных” психологии. Например,задачей психологии нередко считалось “психологическое обоснование” ужесложившихся и упрочившихся педагогических приемов и положений, их улучшение,совершенствование, а педагогика зачастую исходила из некоторых, по существудогматически понятых, “психологических формул” (например, из утверждения о том,что мышление младшего школьника якобы лишено абстрактности, а только иисключительно конкретно).
В настоящее время задачи развитияличности в условиях значительного ускорения научно-технического прогресса и ужедостигнутые успехи в развитии конкретных психологических исследований позволяютпо-новому понять возможности психологии и ее участие в процессе обучения ивоспитания школьников. Психологи формулируют задачи, которые стоят передпсихологической наукой и от решения которых зависит успешность осуществленияважнейших педагогических проблем.
П е р в а я з а д а ч а предполагаеттакое построение психологических исследований, которое не столько направлено наобоснование готового и утвердившегося (содержание методов и приемов обучения ивоспитания), сколько опережает устоявшуюся педагогическую практику,прокладывает для нее новые пути, обеспечивает широкий поиск нового в делеобучения и воспитания.
Вторая задача, вытекающая из первой,обусловлена требованиями, которые предъявляет педагогике научно-техническийпрогресс. Масса информации, обязательной для усвоения, возрастает с большойскоростью. Установлено, что информация быстро устаревает и нуждается вобновлении. Отсюда становится ясно, что обучение, которое ориентировано главнымобразом на запоминание и сохранение материала в памяти, уже только отчастисможет удовлетворять современным требованиям. На первый план выступает проблемаформирования таких качеств мышления, которые позволили бы учащемусясамостоятельно усваивать постоянно возобновляющуюся информацию, развитие такихспособностей, которые, сохранившись и после завершения образования,обеспечивали бы человеку возможность не отставать от ускоряющегосянаучно-технического прогресса.
Народное образование ставит передпсихологией многие актуальные задачи: определить общие закономерности развитияпсихики в онтогенезе; дать психологическую характеристику деятельности иличности человека на каждом возрастном этапе; выяснить психологическиемеханизмы усвоения человеком общественного опыта, система- тизированного восновах наук; выявить психологические основы формирования личности человека впроцессе обучения и воспитания, раскрыть взаимосвязь воспитания и психическогоразвития человека, изучить соотношение между возрастными и индивидуальнымиособенностями людей; установить психологические причины отклонений впсихическом развитии отдельных людей от общего хода развития и разработатьметоды диагностики этих отклонений.
Осуществляя указанные общие исвязанные с ними частные задачи, современная психология работает в тесномконтакте с педагогикой. Ряд конкретных отраслей психологии, занятых решениемэтих задач (педагогическая психология и возрастная психология в первуюочередь), взаимодействует с разделами педагогики, теорией и методикойвоспитания, дидактикой, частными методиками преподавания отдельных учебныхпредметов (математики, истории, географии и т.д.).
Структура современной психологии Современнаяпсихология представляет собой весьма разветленную систему научных дисциплин,находящихся на разных ступенях формирования, связанных с различными областямипрактики.
Как же классифицировать этимногочисленные отрасли психологии? Одна из возможностей классификациисодержится в принципе развития психики в деятельности. Исходя из этого, вкачестве основания классификации отраслей психологии может быть избранапсихологическая сторона: 1) конкретной деятельности, 2) развития, 3) отношениячеловека (как субъекта развития и деятельности) к обществу (в которомосуществляется его деятельность и развитие).
Если принять первое основаниеклассификации, то можно выделить ряд отраслей психологии, изучающихпсихологические проблемы конкретных видов человеческой деятельности.
Психология труда изучает психологические особенноститрудовой деятельности человека, психологические аспекты научной организациитруда. В задачу психологии труда входит исследование профессиональныхособенностей человека, закономерностей развития трудовых навыков, выяснениевлияния на трудящегося производственной обстановки, конструкции и расположенияприборов и станков, средств сигнализации и т.п. Психология труда имеетнесколько разделов, которые являются вместе с тем самостоятельными, хотя итесно связанными друг с другом отраслями психологической науки. Таковы: инженернаяпсихология, изучающая главным образом деятельность оператора вавтоматизированных системах управления, решающая проблему распределения исогласования функций между человеком и машиной, и др.; авиационная психология, исследующаяпсихологические закономерности деятельности человека в процессе летногообучения и выполнения полетов; космическая психология, исследующаяпсихологические особенности деятельности человека в условиях невесомости ипространственной дезориентации, при возникновении особых состояний, связанных снервно-психическим напряжением при чрезмерных перегрузках организма, и т.п.
Педагогическая психология имеет своим предметом изучениепсихологических закономерностей обучения и воспитания человека. Она исследуетформирование у учащихся мышления, изучает проблемы управления процессомусвоения приемов и навыков интеллектуальной деятельности, выясняетпсихологические факторы, влияющие на успешность процесса обучения,взаимоотношения между педагогом и учеником и отношения в ученическомколлективе, индивидуально-психологические различия учащихся, психологическиеособенности учебно-воспитательной работы с детьми, обнаруживающими отклонения впсихическом развитии, психологическую специфику работы со взрослыми в процессеих обучения и т.д. Разделами, или узкими областями педагогической психологииявляются: психология обучения (психологические основы дидактики, частныхметодик, формирования умственных действий и т.д.); психология воспитания(психологические основы методики воспитания, психология ученическогоколлектива, психологические основы исправительно-трудовой педагогики); психологияучителя, психология учебно-воспитательной работы с аномальньши детьми.
Медицинская психология изучает психологические аспектыдеятельности врача и поведения больного. Она подразделяется на нейропсихологию,изучающую соотношение психических явлений с физиологическими мозговымиструктурами; психофармакологию, изучающую влияние лекарственных веществ напсихическую деятельность человека; психотерапию, изучающую и использующуюсредства психического воздействия для лечения больного; психопрофилактику и психогигиену,разрабатывающих систему мероприятий для обеспечения психического здоровьялюдей.
Юридическая психология рассматривает психологическиевопросы, связанные с реализацией системы права. Она подразделяется на судебнуюпсихологию, исследующую психические особенности поведения участников уголовногопроцесса (психология свидетельских показаний, особенности поведенияобвиняемого, психологические требования к допросу и т.п.); криминальнуюпсихологию, занимающуюся психологическими проблемами поведения и формированияили деформации личности преступника, мотивами преступления и т.д.; пенитенциарную.или исправительно-трудовую, психологию, изучающую психологию заключенного висправительно-трудовой колонии, психологические проблемы воспитания методамиубеждения и принуждения и т.п.
Военная психология исследует поведение человека вусловиях боевых действий, психологические стороны взаимоотношений начальников иподчиненных, методы психологической пропаганды и контрпропаганды,психологические проблемы управления боевой техникой и т.д.
Психология спорта рассматривает психологическиеособенности личности и деятельности спортсменов, условия и средства их психологическойподготовки, психологические параметры тренированности и мобилизационнойготовности спортсмена, психологические факторы, связанные с организацией ипроведением соревнований.
Психология торговли выясняет психологические условиявоздействия рекламы, индивидуальные, возрастные и другие особенности спроса,психологические факторы обслуживания клиентов, исследует вопросы психологиимоды и т.п. В условиях рыночной экономики ее значение возрастает.
В последнее время началась разработкапроблем психологии научного творчества (особенности творческой личности,факторы, стимулирующие творческую активность, роль интуиции в осуществлениинаучного открытия и т.д.). Своеобразный раздел психологии научного творчествасоставляет эвристика, к задачам которой относится не только исследованиезакономерностей творческой (эвристической) деятельности, но и разработкаметодов управления эвристическими процессами.
Наконец, следует назвать психологиюхудожественного творчества (в области литературы и искусства) и эстетическоговосприятия — область, значение которой не вызывает сомнения, но пока еще весьмаслабо изученную.
Если основанием классификации считатьпсихологические аспекты развития, то можно выделить те отрасли психологии, вкоторых реализуется принцип развития.
Возрастная психология, изучающая онтогенез различныхпсихических процессов и психологических качеств личности развивающегосячеловека, разветвляется на детскую психологию, психологию подростка, психологиююности, психологию взрослого человека, геронтопсихологию. Возрастная психологияисследует возрастные особенности психических процессов, возрастные возможностиусвоения знаний, факторы развития личности и т.д. Одна из центральных проблемвозрастной психологии — проблема обучения и умственного развития и ихвзаимозависимость широко обсуждается психологами, которые заняты отыскиваниемнадежных критериев умственного развития и определением условий, при которыхдостигается эффективное умственное развитие в процессе обучения.
Психология аномального развития, или специальная психология,подразделяется на патопсихологию, исследующую отклонения в процессе развитияпсихики, распад психики при различных формах мозговой патологии; олигофренопсихоло-гию- науку о патологии психического развития, связанную с врожденными дефектамимозга; сурдопсихологию — психологию формирования ребенка при серьезных дефектахслуха, вплоть до полной глухоты; тифлопсихологию — психологию развитияслабовидящих и незрячих .
Сравнительная психология — отрасль психологии, исследующая филогенетические формыпсихической жизни. В области сравнительной психологии осуществляетсясопоставление психики животных и человека, устанавливаются характер и причинысуществующих сходств и различий в их поведении. Разделом сравнительнойпсихологии является зоопсихология, которая изучает психику животных,принадлежащих к различным систематическим группам (видам, родам, семействам),важнейшие формы и механизмы поведения. К классическим объектам сравнительнойпсихологии (паукам, муравьям, пчелам, птицам, собакам, лошадям, обезьянам) внастоящее время присоединены китообразные (дельфины). Врожденные механизмыповедения животных составляют объект специального изучения в сравнительно новойотрасли биологии и психологии — этологии.
Если классифицировать отраслипсихологии, опираясь на психологические аспекты отношений личности и общества,то вычленяется еще один ряд отраслей, объединяемых понятием социальнаяпсихология.
Социальная психология изучает психические явления, которыевозникают в процессе взаимодействия людей в различных организованных инеорганизованных общественных группах. В структуру социальной психологии внастоящее время входят следующие три круга проблем.
Социально-психологические явления вбольших группах (в макросреде). Сюда относятся проблемы массовых коммуникаций (радио, телевидение,пресса и т.д.), механизмы и эффективность воздействия средств массовойкоммуникации на различные общности людей, закономерности распространения моды,слухов, общепринятых вкусов, обрядов, предубеждений, общественных настроений,проблемы психологии классов, наций, психология религии.
Социально-психологические явления втак называемых малых группах (в микросреде). Сюда относятся проблемы психологической совместимости взамкнутых группах, межличностных отношений в группах, групповой атмосферы,положения лидера и ведомых в группе, типов группы (ассоциация, корпорация,коллективы), соотношения формальных и неформальных групп, количественныхпределов малых групп, степени и причин сплоченности группы, восприятия человекачеловеком в группе, ценностных ориентации группы и многие другие. Если иметь ввиду, например, семью как малую группу, то к числу важных проблем может бытьотнесена динамика отношений между родителями и детьми, проблема сохраненияавторитета старших и т.д.
Социально-психологические проявленияличности человека (социальная психология личности). Личность человека является объектомсоциальной психологии. При этом рассматривают, насколько личность соответствуетсоциальным ожиданиям в больших и малых группах, как она принимает воздействиеэтих групп, каким образом она усваивает ценностные ориентации групп, каковазависимость самооценки личности от оценки ею группы, в которую входит личность,и т.д. К проблемам социальной психологии личности относятся проблемы, связанныес изучением направленности личности, ее самооценки, самочувствия исамоуважения, устойчивости личности и внушаемости, коллективизма ииндивидуализма, вопросы, связанные с изучением установок личности, их динамики,перспектив личности.
Указанные три круга проблемсоциальной психологии, разумеется, не могут быть противопоставлены илирядоположены друг другу. Они предстают перед нами в единстве, обусловленномединством личности и общества, совокупностью отношений, в которой определяетсясущность личности.
Из всего изложенного видно, что длясовременной психологии характерен процесс дифференциации, порождающийзначительную разветвленность отраслей психологии, которые нередко весьма далекорасходятся и существенно отличаются одна от другой вследствие того, что тяготеютк различным смежным наукам (социологии, технике, зоологии, медицине и т.д.,между которыми, естественно, мало общего), хотя и сохраняют общий предметисследования — факты, закономерности и механизмы психики. Дифференциацияпсихологии дополняется встречным процессом интеграции, в результате которойпроисходит, во-первых, стыковка психологии со смежными науками (черезинженерную психологию с техников через педагогическую психологию — спедагогикой и т.д.), во-вторых, внутри самой психологической науки обнаруживаютсявозможности объединения ранее не связанных между собой отраслей. Так, точказрения, согласно которой личность формируется не непосредственно, а черезвключение в совместную деятельность, намечает сближение социальной психологии ипсихологии труда. МЕТОДЫ ПСИХОЛОГИИ
Методы психологии нужно рассматриватьв историческом аспекте, поскольку они претерпевают столь же значительныеисторические изменения, как и ее предмет. Особый характер предметапсихологического исследования не мог не привести к мысли о необходимости егоособых методов.
Изучая деятельность человека,протекающую в точно учитываемых условиях, мы получаем возможность судить опсихических процессах. При этом объективное изучение собственных психическихпроцессов осуществляется принципиально теми же опосредствованными путями, как иоценка психических процессов другого человека (о том, как протекал процессзапоминания, мы судим по результатам воспроизведения, безразлично, идет ли речьздесь о чужой или собственной памяти).
Как показывают многочисленныеисследования, правильную характеристику своей личности человек дает не сам, аокружающие и давно знающие его люди. Об этом, в частности, свидетельствуютданные изучения юношеского возраста, из которых следует, что юноша сначаланаучается объективно оценивать индивидуально-психологические особенности своихтоварищей и близких, а затем как бы переносит опыт эмпирически добытыхпсихологических знаний на себя и начинает довольно правильно оценивать своичерты и свойства.
Таким образом, ряд фактовподтверждает, что психология обогащает фонд своих знаний с помощью объективныхметодов. Это не отрицает пути самонаблюдения. Вполне допустимо самонаблюдение,принимающее форму словесного отчета о том, что человек видит, слышит, чувствует,переживает, желает и т.п. Подобный словесный отчет фиксируется, как и всякоевнешнее объективное выражение и проявление психических состояний человека. Нонеобходимо подчеркнуть, что в этом случае перед нами не особый метод, а объектисследования. Имеется также возможность наблюдать свои поступки и действия,т.е. подвергать их рассмотрению и анализу принципиально теми же средствами,которыми располагают другие люди, изучающие эти поступки. Но подобноесамонаблюдение не может быть отождествлено с интроспекцией, так как являетсяопосредствованным, а не непосредственным методом исследования. От обычногонаблюдения оно отличается лишь меньшей степенью достоверности в связи свозможными субъективными истолкованиями. Наконец, не следует смешивать с интроспекциейрефлексию (размышления и переживания по поводу собственных психическихсостояний и качеств), которая, в свою очередь, имеет опосредствованный характери представляет собой переработку данных словесного отчёта, анализа собственныхпоступков, умозаключений по этому поводу, сопоставление собственного мнения осебе с мнениями других людей и т.д.Генетический принцип Важное требование,которое предъявляет современная психология к научному исследованию, заключается в обращении к принципу генетического(исторического) изучения психических фактов. Сущность генетического принципа втом, что изучаемое психическое явление рассматривается как процесс иисследователь стремится восстановить все моменты его развития, увидеть ипонять, как они сменяют друг друга, делает попытку представить изучаемыйпсихический факт в его конкретной истории. В российской психологиинеобходимость использования генетического принципа утвердилась благодаря трудамП. П. Блонского, Л. С. Выготского, С. Л. Рубинштейна, А. Н. Леонтьева. Как подчеркивалЛ.С. Выготский, внутреннюю сущность этого принципа составляет историческоепонимание явлений человеческой психики как применение категории развития кисследованию явлений”.
Образцы применения генетическогопринципа в психологическом исследовании содержатся в его трудах. Именно таковхарактер осуществленного им изучения так называемой эгоцентрической речиребенка особого вида речи маленьких детей, которая не служит целям общения,ничего не меняет в поведении ребенка, а лишь, как аккомпанемент, сопровождаетего деятельность и переживания. Эгоцентрическая речь — это речь, обращенная ксамому себе. С каждым годом развития эта речь становится все более непонятнойокружающим, а ее удельный вес в речевых реакциях детей (коэффициентэгоцентрической речи) падает к началу школьного возраста до нуля. Но это незначит, что эгоцентрическая речь попросту отмирает, исчезает на порогешкольного возраста. Применяя генетический принцип, Л.С.Выготский выдвинулпредположение, что эгоцентрическая речь не исчезает, а переходит во внутреннийплан, становится внутренней речью, которая играет важную роль в управленииповедением человека. Таким образом, важнейшие особенности внутренней речи(которую очень трудно изучать экспериментально) могли быть поняты генетически,посредством анализа развития и изменения эгоцентрической речи.
Генетический принцип исследования впоследние годы получил значительное распространение в детской психологии вкачестве так называемого метода продольного изучения личности ребенка(лонгитюдный метод). С помощью этого метода психическое развитие выявляется непутем срезов (т.е. характеристики отдельных возрастных этапов развития исопоставления их между собой), а в результате длительного, на протяжении рядалет, изучения личности ребенка в специально организованных условиях егообучения.
Основные методы психологического Как всеестественные и общественные науки, психология располагает двумя методамиполучения фактов, подлежащих дальнейшему анализу, методами наблюдения исследованияи эксперимента, которые, в свою очередь, имеют ряд модификаций, не изменяющихих сущности.
Наблюдение становится методом психологическогоизучения лишь в том случае, если оно не ограничивается описанием внешнихявлений, а осуществляет переход к объяснению природы этих явлений. Сущностьнаблюдения не в одной лишь регистрации фактов, а в научном объяснении ихпричин.
Регистрацией фактов ограничиваютсятак называемые житейские наблюдения, в которых человек на ощупь отыскиваетпричины тех или иных поступков и действий. Житейские наблюдения отличаются отнаучного наблюдения прежде всего своей случайностью, неорганизованностью ибесплановостью. В них редко производится учет всех существенных условий,влияющих на возникновение психического факта и протекание его. Однако житейскиенаблюдения, ввиду того что они бесчисленны и в качестве критерия имеютповседневный опыт, дают иногда в итоге рациональное зерно психологическоймудрости. Бесчисленные житейские психологические наблюдения аккумулируются впословицах, поговорках и представляют определенный интерес для изучения.
Научное психологическое наблюдение в отличие от житейского предполагаетнеобходимый переход от описания наблюдаемого факта поведения к объяснению еговнутренней психологической сущности. Формой этого перехода является гипотеза,возникающая в ходе наблюдения. Ее проверка или опровержение — дело дальнейшихнаблюдений. Существенно важным требованием к психологическому наблюдениюявляется наличие четкого плана, а также фиксирование полученных результатов в специальномдневнике.
Разновидность наблюдения — психологическийанализ продуктов деятельности. В этом случае как будто изучается не самадеятельность, а лишь ее продукт, но по существу объектом изучения оказываютсяпсихические процессы, реализующиеся в результате действия. Так, в детскойпсихологии немалую роль играет изучение детских рисунков.
Основной инструмент получения новыхпсихологических фактов и объективного научного познания — это экспериментальныйметод. Завоевавший права в психологии лишь на протяжении последних ста лет, онв настоящее время служит основным поставщиком психологических знаний иоснованием для многих теорий.
В отличие от наблюдения психологическийэксперимент предполагает возможность активного вмешательства исследователя вдеятельность испытуемого. Так, исследователь создает условия, в которыхпсихический факт может отчетливо выявиться, может быть изменен в направлении,желательном для экспериментатора, может быть неоднократно повторен длявсестороннего рассмотрения.
Различают два основныхвида экспериментального метода: лабораторный и естественный эксперимент.
Характерный признак лабораторногоэксперимента — не только то, что его проводят в лабораторных условиях с помощьюспециальной психологической аппаратуры и что действия испытуемого определяютсяинструкцией, но и отношение испытуемого, который знает, что над ним идетэксперимент (хотя, как правило, не знает, в чем его сущность, что конкретноисследуют и с какой целью). С помощью лабораторного эксперимента можноисследовать свойства внимания, особенности восприятия, памяти и т.д. Внастоящее время лабораторный эксперимент нередко строят таким образом, чтобы внем оказались смоделированными некоторые психологические стороны деятельности,которую выполняет человек в привычных условиях (так, в эксперименте могут бытьсмоделированы ситуации значительного эмоционального напряжения, в ходе которыхиспытуемый, летчик по профессии, должен принимать осмысленные решения,выполнять сложные, требующие высокой степени координированности движения,реагировать на показания приборов и т.д.).
Естественный эксперимент (впервые предложен А.Ф. Лазурским в 1910 г.) по своему замыслу должен исключать то напряжение, которое возникает у испытуемого, знающего,что над ним экспериментируют, и перенести исследование в обычные, естественныеусловия (урок, беседа, игра, приготовление домашних заданий и т.д.).
Естественный эксперимент, которыйрешает задачи психолого-педагогического исследования, называют психолого-педагогическимэкспериментом. Его роль исключительно велика при изучении познавательныхвозможностей учащихся на различных возрастных этапах, при выяснении конкретныхпутей формирования личности школьника и т.д.
Различиямежду лабораторным и естественным экспериментом в настоящее время весьма условныи не должны быть абсолютизированы.
Конкретные методики психологического исследования Понятие “методпсихологического исследования” может быть употреблено и в значении специальнойметодики решения конкретной научной проблемы. В конкретных методиках,разумеется, реализуются методологические принципы и проявляются общие не толькодля данной проблемы, но и для многих других способы познания. Однако спецификаконкретных методик определяется прежде всего характером той научной задачи,которая решается с их помощью. Арсенал конкретных психологических методик,используемых современной психологией, чрезвычайно велик. Формы, которые онипринимают, также весьма различны и определяются своеобразием области психологиии проблемы, которая потребовала данного приема изучения.
К примеру, в исследовании наблюдалиустойчивость понимания (т.е. выполнение заданного действия без явных ошибок иотвлечений) у нормальных детей и детей с врожденными недостатками в работемозга, обучающихся во вспомогательных школах.
В данном исследовании была выдвинутагипотеза, согласно которой устойчивость внимания у нормальных детей и детейумственно отсталых различается не столько количественно, сколько качественно.
В эксперименте использовалась такназываемая корректурная проба — испытуемые должны были на типографскиотпечатанной странице, состоящей из хаотического набора букв, просматриватьстрочку за строчкой, вычеркивая буквы “с” и “в”. При этом применялся поминутныйконтроль — каждую минуту подавался сигнал и испытуемый должен был ставитьгалочку над той буквой, которую он в эту секунду просматривал. Таким образом,можно было точно регистрировать количество строк и букв, просматриваемых заминуту, а также количество сделанных ошибок. Выяснилось, что хотя олигофрены иотстают от нормальных детей в количестве просмотренных строк и делают большеошибок, однако ненамного, т.е. различия не являются столь уж существенными.
Затем при сохранении той жеинструкции все испытуемые получили осмысленный текст — небольшой рассказ. Приэтом обнаружилось, что нормальные школьники (пятиклассники) делают большеошибок, чем олигофрены. Этот, казалось бы парадоксальный, факт объясняетсяследующим образом: нормальные дети не могли удержаться от того, чтобы непрочитать текст, и, отвлекаясь, делали ошибки, а олигофрены таким “соблазнам”не были подвержены. За второй следовали третья, четвертая, пятая серии, врезультате которых были получены новые данные.
Таким образом, использованиеописанной конкретной методики включает в себя многие характерные черты психологическогоисследования.
Наблюдение, анализ продуктовдеятельности, беседы, выяснение анамнестических данных, эксперимент,математическая обработка его результатов, выводы и их интерпретация — все этоорганически включается в ход исследования.
Психологические тесты Методы, о которых шла речь досих пор, являются исследовательскими – с их помощью ученый может установитьважные для научного познания факты, открыть наличие тех или иных закономерностей,обнаружить интимный механизм психических процессов. Другими словами, предметисследований, осуществляемых посредством этих методов, совпадает с предметомпсихологии как науки.
Психологические методы могут бытьиспользованы не только для целей исследования, но и для целей испытания. Впоследнем случае задачей является не получение каких-либо новых данных, которыебыли бы необходимы для дальнейшего углубления научных знаний, а выяснение,насколько психические качества испытуемого соответствуют уже ранее выявленнымпсихологическим нормам и стандартам. Такими методами, с помощью которыхпсихолог стремится выявить определенные психологические качества личности,являются тесты.
Тест — это кратковременное задание,выполнение которого может служить показателем совершенства некоторыхпсихических функций. При помощи тестов стремятся выяснить наличие илиотсутствие определенных способностей, навыков, умений, наиболее точноохарактеризовать некоторые качества личности, выяснить степень пригодности дляработы в области той или иной профессии и т.д. Психологические тесты применяют,когда надо, например, выяснить степень психологической подготовленностикосмонавта к космическому полету, когда необходимо установить, как усвоилизнания испытуемые в экспериментальной группе, где использовались особые приемыобучения, и во многих других случаях.
Диагностическая ценность теста взначительной степени зависит от уровня научного эксперимента и достоверностипсихологического факта, который был положен в основу теста, т.е. от того, какимобразом был сконструирован данный тест, — явился ли он результатом большойпредварительной экспериментальной работы или был следствием приблизительных,случайных и поверхностных наблюдений. Недостаточно обоснованные и проверенныепсихологические тесты могут стать причиной серьезных ошибок, которые способныпричинить значительный ущерб в педагогической практике, в области профотбора,при диагностике дефектов и временных задержек психического развития. ПСИХОЛОГИЯ В НЕДРАХ ФИЛОСОФИИ И ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ
Слово “психология” появилось в XVIвеке в западноевропейских текстах. Тогда языком учености была латынь. Составилиже его из двух древнегреческих слов: psyche (душа) и logia (понимание,знание). В этих древнегреческих терминах осели смыслы, преобразованныедвухтысячелетней работой великого множества умов. Постепенно слово психолог”вошло в оборот повседневной жизни. В пушкинской “Сцене из Фауста” Мефистофельговорит: “Я психолог… о, вот наука!”
Но в те времена психологии какотдельной науки еще не было. Психологами называли знатоков души, человеческихстрастей и характеров. Научное же знание отличается от житейского тем, что оно,опираясь на силу абстракции и общечеловеческого опыта, открывает законы,которые правят миром. Для естественных наук это очевидно. Опора на изученныеими законы позволяет предвосхищать грядущие события — от нерукотворныхсолнечных затмений до эффектов контролируемых людьми ядерных взрывов.
Явления, с которыми имеет делопсихология, неизмеримо превосходят физические по сложности и возможностипознания. Великий физик Эйнштейн, знакомясь с опытами великого психолога Пиаже,заметил, что изучение физических проблем -это детская игра сравнительно сзагадками детской игры.
Только к середине XIX века психологияиз разрозненных знаний стала самостоятельной наукой. Это вовсе не значит, что впредшествующие эпохи представления о психике (душе, сознании, поведении) былилишены признаков научности. Они прорезывались в недрах естествознания ифилософии, педагогики и медицины, в различных явлениях социальной практики.
Веками осознавались проблемы,изобретались гипотезы, строились концепции, готовившие почву для современнойнауки о психической организации человека. В этом вечном поискенаучно-психологическая мысль очерчивала грани своего предмета. АНТИЧНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Некогда студенты шутили, советуя наэкзамене по любому предмету на вопрос о том, кто его впервые изучал, смелоотвечать: “Аристотель”. Этот древнегреческий философ и естествоиспытательзаложил первые камни в основание многих дисциплин. Его по праву следует считатьтакже отцом психологии как науки. Им был написан первый курс общей психологии“О душе”. Сначала он изложил историю вопроса, мнения своих предшественников иобъяснил отношение к ним, а затем, используя их достижения и просчеты, предложилсвои решения. Заметим, что, касаясь предмета психологии, мы следуем в своемподходе к этому вопросу за Аристотелем.
Как бы высоко ни поднялась мысльАристотеля, обессмертив его имя, невозможно сбрасывать со счетов поколениядревнегреческих мудрецов, притом не только философов-теоретиков, но ииспытателей природы, натуралистов, медиков. Их труды это предгорьявозвышающейся в веках вершины — учения Аристотеля о душе, которомупредшествовали революционные события в истории представлений об окружающем мире.
Анимизм Появление древних представлений об окружающем миресвязано с анимизмом (от лат. anuma- душа, дух) — верой в скрытый за видимыми вещами сонм духов (душ) как особых“агентов”, или призраков, которые покидают человеческое тело с последнимдыханием, а по некоторым учениям (например, знаменитого философа и математикаПифагора), являясь бессмертными, вечно странствуют по телам животных ирастений. Древние греки называли душу словом “псюхе”. Оно и дало имя нашейнауке.
В имени сохранились следы изначальногопонимания связи жизни с ее физической и органической основой (сравните русскиеслова: “душа, дух” и “дышать”, “воздух”). Интересно, что уже в ту древнейшуюэпоху, говоря о душе (“псюхе”), люди как бы соединяли в единый комплексприсущее внешней природе (воздух), организму (дыхание) и психике (в еепоследующем понимании). Конечно, в своей житейской практике они все этопрекрасно различали. Знакомясь с их мифами, нельзя не восхищаться тем, кактонко они понимали стиль поведения богов, отличающихся коварством, мудростью,мстительностью, завистью и иными качествами, которыми наделял небожителейтворец мифов — народ, познавший психологию в земной практике общения сближними.
Мифологическая картина мира, где телазаселяются душами (их двойниками, или призраками), а жизнь зависит от произволабогов, веками царила в общественном сознании.
Революцией в умах стал переход отани-
Гилозоизм мизма к гилозоизму (от греч. слова hyle, означающего вещество, материя, и zoe — жизнь). Весь мир — универсум,космос мыслился отныне изначально живым. Границы между живым, неживым ипсихическим не проводилось. Все это рассматривалось как порождение единойпервичной материи (праматерии), и, тем не менее, новое философское учение сталовеликим шагом на пути познания природы психического. Оно покончило с анимизмом(хотя он и после этого на протяжении столетий, вплоть до наших дней, находилмножество приверженцев, считающих душу внешней для тела сущностью). Гичозоизмвпервые поставил душу (психику) под общие законы естества. Утверждалсянепреложный и для современной науки постулат об изначальной вовлеченностипсихических явлений в круговорот природы.
Гераклит и идея развития как закона (Логоса) ГилозоистуГераклиту космос явился в образе “вечно живого огня”, а душа (“психея”) — вобразе его искорки. Все сущее подвержено вечному изменению: “Наши тела и душитекут как ручьи”. Другой афоризм Гераклита гласил: “Познай самого себя”. Но вустах философа это вовсе не означало, что познать себя значит уйти в глубьсобственных мыслей и переживаний, отвлекшись от всего внешнего. По каким быдорогам ни шел, не найдешь границ души, так глубок ее Логос”, учил Гераклит.
Термин “Логос”, введенный Гераклитом,но применяемый и поныне, приобрел великое множество смыслов. Для него самого онозначал закон, согласно которому “все течет”, явления переходят одно в другое. Малыймир (микрокосм) отдельной души подобен макрокосму всего миропорядка. Поэтомупостигать себя (свою психею) — значит углубляться в закон (Логос), которыйпридает вселенскому ходу вещей сотканную из противоречий и катаклизмовдинамическую гармонию.
После Гераклита (его называли “темным”из-за трудности понимания и плачущим, так как будущее человечества он считалеще страшнее настоящего) в запас средств, позволяющих читать “книгу природы” сосмыслом, вошла идея закономерного развития всего сущего.
Демокрит и идея причинности Учение Гераклита о том,что от закона (а не от произвола богов — властителей неба и земли) зависит ходвещей, перешло к Демокриту. Сами боги в его изображении — не что иное каксферические скопления огненных атомов. Человек также создан из различного сортаатомов. Самые подвижные из них — атомы огня. Они образуют душу.
Единым и для души, и для космоса онпризнал закон, согласно которому нет беспричинных явлений, но все они — неотвратимый результат столкновения непрерывно движущихся атомов. Случайнымикажутся события, причины которых мы не знаем.
Демокрит говорил, что хотя бы однопричинное объяснение вещей предпочтет царской власти над персами. (Персия былатогда сказочно богатой страной.) Впоследствии принцип причинности назвали детерминизмом.И мы увидим, как именно благодаря ему добывалось крупица за крупицей научноезнание о психике.
Гиппократ и учение о темпераментах Демокритдружил со знаменитым медиком Гиппократом. Для медика важно было знатьустройство живого организма, причины, от которых зависят здоровье и болезнь.Такой причиной Гиппократ считал пропорцию, в которой смешаны в организмеразличные “соки” (кровь, желчь, слизь). Пропорция в смеси была названатемпераментом. С именем Гиппократа связывают дошедшие до наших дней названиячетырех темпераментов: сангвинический (преобладает кровь), холерический (желтаяжелчь), меланхолический (черная желчь), флегматический (слизь). Для будущейпсихологии этот объяснительный принцип при всей его наивности имел важноезначение. Недаром названия темпераментов сохранились поныне. Во-первых, напередний план ставилась гипотеза, согласно которой все бесчисленные различиямежду людьми можно уместить в несколько общих картин поведения. Тем самымГиппократ положил начало научной типологии, без которой не возникли бысовременные учения об индивидуальных различиях между людьми. Во-вторых,источник и причину различий Гиппократ искал внутри организма. Душевные качестваставшись в зависимость от телесных.
О роли нервной системы в ту эпоху еще не знали. Поэтомутипология являлась, говоря нынешним языком, гуморальной (от лат. humor — жидкость). Следует, впрочем,заметить, что в новейших теориях признается теснейшая связь между нервнымипроцессами и жидкими средами организма, его гормонами (греческое слово,означающее то, что возбуждает). Отныне и медики, и психологи говорят о единойнеирогуморальной регуляции поведения.Анаксагор и идея организации Афинский философАнаксагор не принял ни гераклитово воззрение на мир как огненный поток, нидемокритову картину атомных вихрей. Считая природу состоящей из множествамельчайших частиц, он искал в ней начало, благодаря которому из беспорядочногоскопления и движения этих частиц возникают целостные вещи. Из хаоса — организованный космос. Он признал таким началом тончайшую вещь, которой дал имя“нус” (разум). От того, какова степень его представленности в различных телах,зависит их совершенство. Однако человек, говорил Анаксагор, является самымразумным из животных вследствие того, что имеет руки”. Выходило, что не разум,а телесная организация человека определяет его преимущества.
Таким образом, все три принципа,утвержденные Гераклитом, Демокритом, Анаксагором, создавали главный жизненныйнерв будущего научного способа осмысления мира, в том числе и научного познанияпсихических явлений. Какими бы извилистыми путями ни шло это познание впоследующие века, оно имело своими регуляторами три идеи: закономерногоразвития, причинности и организации (системности). Открытые древнегреческимумом две с половиной тысячи лет назад объяснительные принципы стали на всевремена основой объяснения душевных явлений.
Софисты: поворот от природы к человеку Новую особенность этихявлений открыла деятельность философов, названных софистами (“учителямимудрости”). Их интересовала не природа с ее не зависящими от человека законами,но сам человек, которого софист Протагор назвал “мерой всех вещей”.Впоследствии софистами стали называть лжемудрецов, которые с помощью различныхуловок выдают мнимые доказательства за истинные. Но в истории психологическогопознания деятельность софистов открыла новый объект: отношения между людьми,которые объяснялись с помощью средств, призванных доказать и внушить любоеположение, независимо от его достоверности.
В связи с этим детальному.обсуждениюбыли подвергнуты приемы логических рассуждений, строение речи, характеротношений между словом, мыслью и воспринимаемыми предметами. Как можно что-либопередать посредством языка, спрашивал софист Горгий, если его звуки ничегообщего не имеют с обозначаемыми ими вещами? И это не софизм в смыслелогического ухищрения, а реальная проблема. Она, как и другие вопросы,обсуждавшиеся софистами, подготавливала развитие нового направления в пониманиидуши. Были оставлены поиски ее природной “материи” (огненной, атомной и др.).На передний план выступили речь и мышление как средства манипулирования людьми.
Из представлений о душе исчезалипризнаки ее подчиненности строгим законам и неотвратимым причинам, действующимв физической природе. Язык и мысль лишены подобной неотвратимости. Они полныусловностей и зависимости от человеческих интересов и пристрастий. Тем самымдействия души приобретали зыбкость и неопределенность. Возвратить им прочностьи надежность, но коренящиеся не в вечных законах мироздания, а в ее собственномвнутреннем устройстве, стремился Сократ.
Сократ и новое и понятие о душе Об этом философе,ставшем на все века идеалом бескорыстия, честности независимости, мы знаем сослов его учеников.
Сам же он никогда ничего не писал исчитал себя не учителем мудрости, а человеком, пробуждающим у других стремлениек истине путем особой техники диалога, которую стали впоследствии называть сократическимметодом. Подбирая определенные вопросы, Сократ помогал собеседнику “родить”ясное и отчетливое знание. Он любил говорить, что продолжает в области логики инравственности дело своей матери — повивальной бабки.
Уже знакомая нам формула Гераклита“познай самого себя” означала у Сократа обращенность не ко вселенскому закону(Логосу), но к внутреннему миру субъекта, его убеждениям и ценностям, егоумению действовать как разумное существо согласно пониманию лучшего.
Сократ был мастером устного общения.С каждым встречным человеком он затевал беседу с целью заставить его задуматьсяо своих беспечно применяемых понятиях. Впоследствии стали говорить, что темсамым он стал пионером психотерапии, цель которой с помощью слова обнажить то,что скрыто за покровом сознания.
В его методике таились идеи,сыгравшие через много столетий ключевую роль в психологических исследованияхмышления. Во-первых, работа мысли ставилась в зависимость от задачи, создающейпрепятствие в ее привычном течении. Именно с такой задачей сталкивалисьвопросы, которые Сократ обрушивал на своего собеседника, вынуждая его тем самымзадуматься в поисках ответа. Во-вторых, работа ума изначально носила характердиалога. Оба признака: 1) детерминирующая тенденция, создаваемая задачей, и 2)диалогизм, предполагающий, что познание изначально социально, поскольку коренитсяв общении субъектов, — стали в XX веке главными ориентирами экспериментальнойпсихологии мышления.
После Сократа, в центре интересовкоторого была умственная деятельность отдельного субъекта (ее продукты иценности), понятие о душе наполнилось новым предметным содержанием. Егосоставили совершенно особые реалии, которых физическая природа не знает. Мирэтих реалий стал сердцевиной философии главного ученика Сократа Платона.
Платон: душа как созерцательница идей Платонсоздал в Афинах свой научно-учебный центр, названный Академией, у входа вкоторую было написано: “Не знающий геометрии да не войдет сюда”.
Геометрические фигуры, общие понятия,математические формулы, логические конструкции являли собой умопостигаемыеобъекты, наделенные, в отличие от калейдоскопа чувственных впечатлений,незыблемостью и обязательностью для любого индивидуального ума. Возведя этиобъекты в особую действительность, Платон увидел в них сферу вечных идеальныхформ, скрытых в образе царства идей.
Все чувственно воспринимаемое,начиная от неподвижных звезд до непосредственно ощущаемых предметов, — это лишьзатемненные идеи, их несовершенные слабые копии. Утверждая принцип первичностисверхпрочных общих идей по отношению ко всему происходящему в тленном телесноммире, Платон стал родоначальником философии идеализма.
Каким же образом осевшая в бреннойплоти душа приобщается к вечным идеям? Всякое знание, согласно Платону, — естьвоспоминание. Душа вспоминает (для этого требуются специальные усилия) то, чтоей довелось созерцать до своего земного рождения.
Открытие внутренней речи как диалога Опираясь на опытСократа, доказавшего нераздельность мышления и общения (диалога), Платон сделалследующий шаг. Он под новым углом зрения оценил процесс мышления, не получающийвыражения в сократовом внешнем диалоге. В этом случае, по мнению Платона, имеетместо диалог внутренний. “Душа, размышляя, ничего иного не делает, какразговаривает, спрашивая сама себя, отвечая, утверждая и отрицая”.
Феномен, описанный Платоном, известенсовременной психологии как внутренняя речъ, а процесс ее порождения из речивнешней (социальной) получил имя “интериоризации” (от лат. interior — внутренний).
У самого Платона нет этих терминов.Тем не менее перед нами феномен, прочно вошедший в состав нынешнего научного знанияоб умственном устройстве человека.
Личность как конфликтующая структура Дальнейшееразвитие понятия о душе шло путем выделения в ней различных “частей” и функций.У Платона их разграничение приняло этический смысл. Это пояснял платоновскиймиф о вознице, правящем колесницей, в которую впряжены два коня: дикий,рвущийся идти собственным путем любой ценой, и породистый, благородный,поддающийся управлению. Возница символизировал разумную часть души, кони — дватипа мотивов: низшие и высшие побуждения. Разум, призванный согласовать эти двамотива, испытывает, по мнению Платона, большие трудности из-за несовместимостинизменных и благородных влечений.
В сферу изучения души вводились такиеважнейшие вопросы, как конфликт мотивов, имеющих различную нравственнуюценносгь, и роль разума в его преодолении. Через много столетий версия овзаимодействии трех компонентов, образующих личность как динамическую,раздираемую конфликтами и полную противоречий организацию, оживет впсихоанализе Фрейда.
Природа, куль тура и организм Знание о душе — от его первых зачатков на античной почве до современных систем росло взависимости от уровня знаний о внешней природе, с одной стороны, и от общения сценностями культуры — с другой.
Философы до Сократа, размышляя опсихических явлениях, ориентировались на природу. Они искали в качествеэквивалента этих явлений одну из ее стихий, образующих единый мир, которымправят естественные законы. Великая взрывная сила этого направления мысли втом, что оно нанесло сокрушительный удар по древней вере в душу каксвоеобразный двойник тела.
После софистов и Сократа вобъяснениях души наметился поворот к пониманию ее деятельности как феноменакультуры, ибо входящие всостав души абстрактные понятия и нравственные идеалы невыводимы из вещества природы.Они -порождения духовной культуры.
Для обеих ориентации — и на природу,и на культуру — душа выступала как внешняя по отношению к организму реалия,либо вещественная (огонь, воздух и др.), либо бесплотная (средоточие понятий,общезначимых норм и др.). Шла ли речь об атомах (Демокрит) или об идеальныхформах (Платон), предполагалось, что и одно, и другое заносится в организмизвне, со стороны.
Аристотель: душа как форма тела Аристотельпреодолел этот способ мышления, открыв новую эпоху в — понимании души какпредмета психологического знания. Не физические тела и не бестелесные идеистали для него источником этого знания, но организм, где телесное и духовноеобразуют нераздельную целостность. Тем самым было покончено и с наивныманимистическим дуализмом, и с изощренным дуализмом Платона. Душа, поАристотелю, — это не самостоятельная сущность, а форма, способ организацииживого тела.
Аристотель был сыном медика примакедонском царе и сам готовился к медицинской профессии. Семнадцатилетнимюношей пришел он в Афины к шестидесятилетнему Платону и несколько лет занималсяв его Академии, с которой в дальнейшем порвал. Известная фреска Рафаэля“Афинская школа” изображает Платона указывающим рукой на небо, Аристотеля — наземлю. В этих образах запечатлено различие в ориентациях двух великихмыслителей. По Аристотелю, идейное богатство мира скрыто в чувственновоспринимаемых земных вещах и раскрывается в прямом, опирающемся на опыт,общении с ними.
Аристотель создал свою школу наокраине Афин, названную Ликеем (по этому названию впоследствии словом “лицей”стали называть привилегированные учебные заведения). Это была крытая галерея,где Аристотель, обычно прогуливаясь, вел занятия. “Правильно думают те, — говорил он своим ученикам, — кому представляется, что душа не можетсуществовать без тела и не является телом”.
Кто же имелся в виду под теми, кто“правильно думает”? Очевидно, что не натурфилософы, для которых душа — этотончайшее тело. Но и не Платон, считавший душу паломницей, странствующей потелам и другим мирам. Решительный итог размышлений Аристотеля: “Душу от телаотделить нельзя”, — сразу делал бессмысленными все вопросы, стоявшие в центреучения Платона о прошлом и будущем души.
Выходит, что, упоминая о тех, кто“правильно думает”, Аристотель имел в виду собственное понимание, согласнокоторому переживает, мыслит, учится не душа, а целостный организм. “Сказать,что душа гневается, — писал он, — равносильно тому, как если бы кто сказал, чтодуша занимается тканьем или постройкой дома”.
Биологические опыт и изменение объяснительныхпринципов психологии Аристотель был и философ, и исследователь природы. Одновремя он обучал наукам юношу Александра Македонского который впоследствииприказал отправлять своему старому учителю образцы растении и животных иззавоеванных стран. Накапливалось огромное количество фактовсравнительно-анатомических, зоологических, эмбриологических и других, богатствокоторых стало основой опытных наблюдений и анализа Поведения живых существ.
Психологическое учение Аристотелястроилось на обобщении биологических фактов. Вместе с тем это обобщение привелок преобразованию главных объяснительных принципов психологии: организации(системности), развития и причинности.
Организация живого(системно-функциональный подход). Уже сам термин “организм” требуетрассматривать его под углом зрения организации, т.е. упорядоченности целого,которое подчиняет себе свои части во имя решения каких-либо задач. Устройствоэтого целого и его работа (функция) нераздельны. “Если бы глаз был живымсуществом, его душой было бы зрение”, — говорил Аристотель.
Душа организма — это его функция,работа. Трактуя организм как систему, Аристотель выделял в ней различные уровниспособностей к деятельности.
Понятие о способностях, введенноеАристотелем, было важным новшеством, навсегда вошедшим в основной фондпсихологических знаний. Оно разделяло возможности организма (заложенный в немпсихологический ресурс) и его реализацию на деле. При этом намечалась схемаиерархии способностей как функций души: а) вегетативная (она имеется и урастений); б) чувственно-двигательная (у животных и человека); в) разумная(присущая только человеку). Функции души становились уровнями ее развития.
Закономерность развития души Тем самым в психологиювводилась в качестве важнейшего объяснительного принципа идея развития. Функциирасполагались в виде “лестницы форм”, где из низшей и на ее основе возникаетфункция более высокого уровня. (Вслед за вегетативной (растительной)формируется способность ощущать, из которой развивается способность мыслить.)
При этом каждый человек при егопревращении из младенца в зрелое существо проходит те ступени, которыепреодолел за свою историю весь органический мир. (Впоследствии это было названобиогенетическим законом.)
Различие между чувственнымвосприятием и мышлением было одной из первых психологических истин, открытыхдревними. Аристотель, следуя принципу развития, стремился найти звенья, ведущиеот одной ступени к другой. В этих поисках он открыл особую область психическихобразов, которые возникают без прямого воздействия вещей на органы чувств.
Сейчас их принято называть представлениямипамяти и воображения. (Аристотель говорил о фантазии.) Эти образы подчиненыопять-таки открытому Аристотелем механизму ассоциации — связи представлений.Объясняя развитие характера, он утверждал, что человек становится тем, кто онесть, совершая те или иные поступки.
Учение о формировании характера вреальных поступках, которыеу людей как существ “политических” всегда предполагают нравственное отношение кдругим, ставило психическое развитие человека в причинную, закономернуюзависимость от его деятельности.
Понятие о конечной причине Изучение органического мирапобудило Аристотеля придать новый импульс главному нерву аппарата научногообъяснения — принципу причинности (детерминизма). Вспомним, что Демокрит хотябы одно причинное объяснение считал стоящим всего персидского царства. Но длянего образцом служило столкновение, соударение материальных частиц — атомов.Аристотель же наряду с этим типом причинности выделяет другие. Среди них -целевуюпричину, или “то, ради чего совершается действие”.
Конечный результат процесса (цель)заранее воздействует на его ход. Психическая жизнь в данный момент зависит нетолько от прошлого, но и от потребностей будущего. Это было новым словом в пониманииее причин (детерминации).
Итак, Аристотель преобразовалключевые объяснительные принципы психологии — принципы системности, развития,детерминизма.
Аристотелем было открыто и изученомножество конкретных психических явлений. Но так называемых чистых фактов внауке нет. Любой ее факт по-разному видится в зависимости от теоретическогоугла зрения, от тех категорий и объяснительных схем, которыми вооруженисследовательский ум. Обогатив эти принципы, Аристотель представил совершенноновую, в сравнении с предшественниками, картину устройства, функций и развитиядуши как формы тела. ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В ЭПОХУ ЭЛЛИНИЗМА
В результате походов македонскогоцаря Александра (IV век до н.э.) возникла крупнейшая мировая монархия древности.Вскоре она распалась, и ее распад открыл новый период в истории Древнего мира — эллинистический, для которого был характерен синтез элементов культуры Греции истран Востока.
Положение личности в обществекоренным образом изменилось. Свободный грек утрачивал связь со своим роднымгородом, его стабильной социальной средой и оказывался перед лицомнепредсказуемых перемен. Со все большей остротой он ощущал зыбкость своегосуществования в изменившемся, ставшем чужим мире. Эти сдвиги в реальномположении и в самовосприятии личности наложили отпечаток на представления о еедушевной жизни. В них она осмысливалась под новым углом зрения.
Вера в могущество разума, в великиеинтеллектуальные достижения прежней эпохи ставилась под сомнение. Возниклафилософия скептицизма, рекомендующая вообще воздерживаться от суждений,касающихся окружающего мира, по причине их недоказуемости, относительности,зависимости от обычаев и т.п. (Пиррон, конец IV века до н.э.). Такаяинтеллектуальная установка исходила из этической мотивации. Полагали, что отказот поисков истины позволит обрести душевный покой, достичь состояния атараксии(от греческого слова, означавшего отсутствие волнений).
В других концепциях этого периодаидеализировался также образ жизни мудреца, отрешенного от игры внешних стихий иблагодаря этому способного сохранить свою индивидуальность в непрочном мире,противостоять потрясениям, постоянно угрожающим существованию. Этот мотивнаправлял интеллектуальные поиски двух других доминировавших в эллинистическийпериод философских школ — стоиков и эпикурейцев. Связанные корнями со школамиклассической Греции, они переосмыслили ее идейное наследство соответственнодуху новой эпохи.
Стоики: пневма и избавление от страстей Эта школавозникла в IV веке до н.э. и получила свое название от названия того места вАфинах (“стоя” — портик храма), где её основатель Зенон (не смешивать ссофистом Зеноном) проповедовал свое учение. Представляя космос единым целым,состоящим из бесконечных модификаций огненного воздуха — пневмы (в исходномзначении — вдыхаемый воздух), стоики рассматривали человеческую душу как однуиз таких модификаций.
Понятие о пневме у первыхнатурфилософов мыслилось как единое природное, материальное начало, котороехарактеризует и внешний физический космос, и живой организм (служа носителемжизни), и пребывающую там псюхе (т.е. область ощущений, чувств, мыслей).
У Анаксимена и других натурфилософов,как у Гераклита, взгляд на психею как частицу воздуха или огня означало еепорождаемость внешним, материальным космосом. У стоиков же слияние псюхе иприроды приобрело иной смысл.
Сама природа спиритуализировалась,наделялась признаками, свойственными разуму, но не индивидуальному, асверхиндивидуальному.
Согласно этому учению, мировая пневмаидентична мировой душе, божественному огню, который является Логосом, или, каксчитали позднейшие стоики, — судьбой. Счастье человека усматривалось в том,чтобы жить согласно Логосу.
Подобно их предшественникам вклассической Греции стоики верили в примат разума, в то, что человек недостигает счастья из-за незнания того, в чем оно состоит. Но если преждерисовался образ гармоничной личности, в полноценной жизни которой сливаютсяразумное и чувственное (эмоциональное), то у мыслителей эллинистической эпохи,когда на людей обрушивались невзгоды, порождавшие страх, неудовлетворенность,тревогу, отношение к аффектам изменяется.
Стоики объявили вредными любыеаффекты. В них усматривалась порча разума, поскольку они возникают принеправильной деятельности ума. Удовольствие и страдание -это ложные суждения онастоящем. Желание и страх — столь же ложные суждения о будущем.
От аффектов следует лечить, как отболезней. Их нужно “с корнем вырывать из души”. Только разум, свободный отлюбых эмоциональных потрясений (положительных или отрицательных), способенправильно руководить поведением. Именно он позволяет человеку выполнять своепредназначение, свой долг.
Такая этико-психологическая доктринаобычно сопрягалась с установкой, которую, говоря современным языком, можно былобы назвать психотерапевтической. Люди испытывали потребность в том, чтобыустоять перед превратностями жизни с ее драматическими поворотами, лишающимидушевного равновесия. Изучение мышления и его отношения к эмоциям носило неабстрактно-теоретический характер. Оно соединяло то, чем люди живы, с обучениемискусству жить. Все чаще к философам обращались для обсуждения и решенияличных, нравственных проблем. Из искателей истин они становились целителямидуш, прообразом будущих священников, духовников.
Эпикурейцы: атомизм и безмятежностьдуха На другихкосмологических началах, но с той же этической ориентацией на поиски счастья иискусства жить сложилась школа Эпикура (конец IV века до н.э.). В своихпредставлениях о природе она опиралась на атомизм Демокрита, внося в него,однако, важную коррективу. (За диссертацию о различии между натурфилософиейДемокрита и Эпикура Карл Маркс получил диплом доктора философии.) Отойдя отдемокритова учения о неотвратимости движения атомов по законам, исключающимслучайность, Эпикур предполагал, что эти частицы могут отклоняться от своихзакономерных траекторий. Этот вывод имел этико-психологическую подоплеку.
В отличие от версии о “жесткой”причинности, царящей во всем, что совершается в мире (и, стало быть. в душе какразновидности атомов), допускались самопроизвольность, спонтанность изменений,их случайный характер. С одной стороны, этот взгляд запечатлел ощущениенепредсказуемости того, что может произойти с человеком в потоке событий,делающих существование непрочным. С другой стороны, вытекало, что в самойприроде вещей заложена возможность самопроизвольных отклонений и, тем самым,непредопределенности поступков (стало быть, и свободы выбора).
Это отражало отмеченную вышеиндивидуализацию личности как величины, способной действовать на свой страх ириск. Впрочем, слово “страх” здесь можно употребить только метафорически.
Весь смысл учения Эпикура заключалсяв том, чтобы, проникшись им, люди спаслись от страха.
Учение об атомах служило именно этойцели. Живое тело, как и душа, состоит из движущихся в пустоте атомов. Сосмертью они рассеиваются согласно законам все того же вечного космоса. “Смертьне имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, когда жесмерть наступает, то нас уже нет”, — говорил Эпикур.
Представленная в его учении картинаприроды и место человека в ней служила тому, чтобы достичь безмятежности духа,свободы от страхов и, прежде всего, страха перед смертью и богами (которые,обитая между мирами, не вмешиваются в дела людей, ибо это нарушило бы ихбезмятежное существование).
Как и многие стоики, эпикурейцысоответственно изменению реалий жизни отдельной личности в эллинистическуюэпоху размышляли о путях ее независимости от всего внешнего. Лучший путь ониусматривали в самоустранении от всех общественных дел. Именно такое поведениепозволит, по их мнению, избегнуть огорчений, тревог, отрицательных эмоций и темсамым испытать наслаждение, ибо оно не что иное, как отсутствие страдания.
Последователем Эпикура в древнем Римебыл Лукреций (I век до н.э.). Он критиковал стоиков за учение о разлитом вприроде в форме пневмы разуме. В действительности, согласно Лукрецию,существуют только атомы, проносящиеся в соответствии с законами механики, поддействием которых возникает и сам разум.
Первичным в познании являются ощущения,преобразуемые (наподобие того “как паук ткет паутину”) в другие образы, ведущиек разуму.
Как и мыслители предшествующегоэллинистического периода, Лукреций свое учение (изложенное в поэтической форме)считал наставлением по искусству жить в водовороте бедствий, с тем чтобы людинавсегда избавились от страхов перед загробным наказанием и потустороннимисилами, ибо в мире нет ничего, кроме атомов и пустоты.
Александрийская наука В эллинистический периодвозникли новые центры культуры, где различные течения восточной мысливзаимодействовали с западной. Среди этих центров выделялись созданные в Египте(в III веке до н.э.) при царской династии Птолемеев библиотека и музей вАлександрии. Музей представлял собой по существу исследовательский институт слабораториями, комнатами для занятий со студентами. В нем был проведен рядважных исследований в различных областях знания, в том числе в анатомии ифизиологии врачами Герофилом и Эразистратом, труды которых не сохранились.
К важнейшим открытиям этих врачей, усовершенствовавшихтехнику изучения организма, включая головной мозг, относится установлениеразличий между чувствительными и двигательными нервами. Открытие было забыто,но через две с лишним тысячи лет сделано вновь, став основой важнейшего дляфизиологии и психологии учения о рефлексе.
Гален: учение о темпераментах Втруде “О частях человеческого тела” Гален (II век н.э.), опираясь на множествонаблюдений и экспериментов и обобщив познания медиков Востока и Запада (в томчисле александрийских), описал зависимость жизнедеятельности целостногоорганизма от нервной системы.
В те времена запрещалосьанатомирование человеческих тел. Опыты ставились на животных. Но Гален, работаяхирургом у гладиаторов (которых заставляли сражаться в цирке и с дикимизверями), смог расширить представления и о человеке, в том числе о его головноммозге, где, как он полагал, производится и хранится высший сорт пневмы — носительницы разума.
Широкой известностью в течение многихстолетий пользовалось развитое Галеном (вслед за Гиппократом) учение отемпераментах как пропорции в смеси нескольких основных “со ков”. Темперамент спреобладанием “теплого” считал он мужественным и энергичным, с преобладанием“холодного” -медлительным и т.д. Большое внимание он уделял аффектам. ЕщеАристотель писал, что возможно объяснять гнев либо межличностным отношениями(например. стремлением отомстить за обиду), либо “кипением крови” в организме.
Гален утверждал, что первичным приаффектах являются изменения в организме (“повышение сердечной теплоты”). Стремлениеже отомстить — вторично. Через много веков между психологами вновь возникнутдискуссии вокруг вопроса о том. что первично: субъективное переживание либотелесное потрясение.
Бедствия, которые переживали вжестоких войнах с Римом и под его владычеством народы Востока, способствовалиразвитию идеалистических учении о душе. Именно они подготовили воззрения,которые ассимилировала христианская религия.
Филон: пневма как дыхание Огромную популярностьприобрел о учение философа-мистика из Александрии Филона (I век н.э.),учившего, что тело это прах, который получает жизнь от дыхания божества. Этодыхание и есть пневма. Представление о пневме, которое занимало важное место вантичных учениях о душе, носило, как отмечалось, сугубо гипотетический характер,что создавало почву для иррациональных, недоступных эмпирическому контролюкартин зависимости происходящего с человеком от сверхчувственных, небесных сил- посредников между земным миром и Богом.
После Филона пневме приписывалифункцию общения бренной части души с бестелесными сущностями, связующими ее соВсевышним. Возник особый раздел религиозной догматики, описывающей эти“пневматические” сущности. Он был назван пневматочогией..
Плотин: понятие о рефлексии Принцип абсолютнойнематериальности души утвердил Плотин (III век н.э.) — древнегреческий философ,основатель в Риме школы неоплатонизма. Во всем телесном усматривалась эманация(истечение) божественного, духовного первоначала.
Если отвлечься от религиознойметафизики, проникнутой мистикой, то применительно к прогрессу психологическоймысли в представлениях Плотина о душе содержался новый важный момент.
У Плотина психология впервые в ееистории становится наукой о сознании, понятом как “самосознание”. Поворотинтересов к внутренней психической жизни человека сложился в античной культурезадолго до Плотина. Однако лишь кризис рабовладельческого общества придал этомуповороту смысл отрешенности от реального мира и замкнул сознание на егособственных феноменах.
Еще не было предпосылок (при всейтенденции к индивидуализации, которая, как отмечалось, нарастала вэллинистический период) для осознания субъектом самого себя в качествеконечного самостоятельного центра психических актов. Эти акты считалисьпроизводными от пневмы (как тончайшего огнеподобного воздуха) у стоиков и отатомных потоков у эпикурейцев.
Плотин, вслед за Платоном, учил, чтоиндивидуальная душа происходит от мировой души, к которой она и устремлена.Другой вектор активности индивидуальной души направлен к чувственному миру.(Здесь Плотин также следовал за Платоном.) Но у нее Плотин выделил еще однонаправление, а именно — обращенность на себя, на собственные незримые действияи содержание. Она как бы следит за своей работой, является ее зеркалом.
Через много столетий эта способностьсубъекта не только ощущать, чувствовать, помнить или мыслить, но обладать такжевнутренним представлением об этих функциях, получила название рефлексии. Этаспособность служит неотъемлемым “механизмом” деятельности сознания человека,соединяющим его ориентацию во внешнем мире с ориентацией в мире внутреннем, всамом себе.
Плотин отграничил этот “механизм” отдругих психических процессов, на объяснении которых в течение веков быласосредоточена мысль многих поколений исследователей психики. Сколь бы широк нибыл спектр этих объяснений, он в конечном счете сводился к поискам зависимостидушевных явлений от физических причин, процессов в организме, общения с другимилюдьми.
Рефлексия, открытая Плотином, немогла быть объяснена ни одним из этих факторов. Она выглядела самодостаточной,невыводимой сущностью. Таковой она и оставалась на протяжении веков, стависходным понятием интроспективной психологии сознания.
В новое время, когда сложилисьреальные социальные основы для самоутверждения субъекта в качестве независимойсвободной личности, претендующей на уникальность своего психического бытия,рефлексия выступила в теоретических представлениях о ней как основание иглавный источник знаний об этом бытии.
Таковой она трактовалась и в первыхпрограммах становления науки психологии, имеющей свой собственный предмет.отличающий ее от других наук. Действительно, ни одна наука не занята изучениемспособности к рефлексии. Однако, выделяя рефлексию как одно из направленийдеятельности души, Плотин в ту отдаленную эпоху не мог, конечно, и помыслитьиндивидуальную душу самодостаточным источником своих внутренних образов идействий. Она для него — эманация сверхпрекрасной сферы высшего первоначалавсего сущего.
Августин: понятие о внутреннем опыте УчениеПлотина оказало влияние на Августина (IV-V века н.э.), творчество которогоознаменовало переход от античной традиции к средневековому христианскомумировоззрению.
Августин придал трактовке души особыйхарактер, считая ее орудием, которое правит телом, и утверждал, что ее основуобразует воля (а не разум). Тем самым он стал инициатором учения, названного волюнтаризмом(от лат. волюнтас — воля).
Воля индивида, зависящая отБожественной, действует в двух направлениях: управляет действиями души иповорачивает ее к себе самой. Все изменения, происходящие с телом, становятсяпсихическими благодаря волевой активности субъекта. Так, из отпечатков, которыесохраняют органы чувств, воля творит воспоминания.
Все знание заложено в душе, живущей идвижущейся по воле Божьей. Оно не приобретается, а извлекается из душиопять-таки благодаря направленности воли.
Основанием истинности этого знанияслужит внутренний опыт: душа поворачивается к себе, чтобы постичь с предельнойдостоверностью собственную деятельность и ее незримые продукты...
Решая теологические, а непсихологические задачи, Августин, тем не менее, развернул систему аргументов,которая на века стала путеводной нитью для интроспективной психологии. Мынаходим здесь единство и самодеятельность души, независимой от тела, ноиспользующей его в качестве орудия, и внутренний опыт как непогрешимое средствопознания.
Мир культуры создал три “органа”постижения человека и его души: религию, искусство и науку. Религия строится на мифе, искусство- на художественном образе, наука — на организуемом и контролируемом логическоймыслью опыте. Люди античной эпохи, обогащенные многовековым опытомчеловеко-познания, в котором черпались как представления о характере иповедении богов, так и образы героев их эпоса и трагедий, осваивали этот опытсквозь “магический кристалл” рационального объяснения природы вещей, земных инебесных. Из этих семян росло разветвленное древо психологии как науки.
О ценности науки судят по ееоткрытиям. На первый взгляд, летопись открытий, которыми способна гордитьсяантичная психология, не слишком богата.
Одним из первых стало открытиеАлкмеона, считавшего, что органом души является головной мозг. Если отвлечьсяот исторического контекста, это выглядит невеликой мудростью. Стоит, однако,напомнить, что через двести лет после этого Аристотель признавал мозг своегорода “холодильником” для крови, а душу с ее способностью воспринимать мир имыслить помещал в сердце, чтобы по достоинству оценить нетривиальностьалкмеонова вывода. Тем более, если учесть, что он не был умозрительнойдогадкой, но вытекал из медицинских наблюдений и экспериментов.
Конечно, в те времена возможностиэкспериментировать над человеческим организмом в том смысле, какой ныне принят,были ничтожны. Сохранились сведения, что ставились опыты над приговоренными кказни, над гладиаторами и т.п. При этом нельзя упускать из виду, что античныемедики, врачуя людей и невольно изменяя их психические состояния, передавали отпоколения к поколению сведения о результатах своих действий, об индивидуальныхразличиях. Не случайно учение о темпераментах пришло в научную психологию измедицинских школ Гиппократа и Галена.
Не меньшее значение, чем опытмедицины, имели другие формы практики — политическая, юридическая,педагогическая. Изучение приемов убеждения, внушения, победы в словесном поединке,ставшее главной заботой софистов, превратило в объект экспериментированиялогический и грамматический строй речи. В практике общения Сократ открыл егоизначальный диалогизм (проигнорированный возникшей в XX веке экспериментальнойпсихологией мышления), а сократов ученик Платон — внутреннюю речь какинтериоризованный диалог. Ему же принадлежит столь близкая сердцу современногопсихотерапевта модель личности как динамической системы мотивов, разрывающих еев неизбывном конфликте.
Открытие многих психологическихфеноменов связано с именем Аристотеля, это: механизм ассоциаций по смежности,сходству и контрасту, открытие образов памяти и воображения, различий междутеоретическим и практическим интеллектом и др.
Стало быть, сколь скудной ни былаэмпирическая ткань психологической мысли античности, без нее эта мысль не могла“зачать” традицию, приведшую к современной науке. Но никакое богатство реальныхфактов не может обрести достоинство научного безотносительно к умопостигаемойлогике их анализа и объяснения. Эта логика строится соответственно проблемнойситуации, задаваемой развитием теоретической мысли. В области психологииантичность прославлена великими теоретическими успехами. К ним относятся нетолько открытие фактов, построение новаторских моделей и объяснительных схем.Были выявлены проблемы, веками направляющие развитие наук о человеке.
Каким образом интегрируются в немтелесное и духовное, мышление и общение, личностное и социокультурное,мотивационное и интеллектуальное, разумное и иррациональное и многое другое,присущее его бытию в мире? Над этими загадками бился ум античных мудрецов ииспытателей природы, поднявших на невиданную дотоле высоту культурутеоретической мысли.
В известном пушкинском стихе“Движение”, описывая спор отрицавшего движение софиста Зенона с Диогеном,великий поэт занял сторону первого.
Движенья нет, — сказал мудрецбрадатыи.
Другой смолчал и стал пред нимходить.
Сильнее бы не мог он возразить;
Хвалили все ответ замысловатый.
Но, господа, забавный случай сей
другой пример на память мне приводит:
ведь каждый день пред нами Солнцеходит.
Однако ж прав упрямый Галилей.
О чем здесь идет речь? Софист Зенон всвоей известной апории стадия указал на проблему, касающуюся противоречий междусамоочевидным фактом движения и возникающей при этом теоретической трудностью:прежде чем пройти стадию (мера длины), требуется пройти ее половину, но преждеэтого надо пройти половину половины и т.д., т.е. невозможно коснутьсябесконечного количества точек за конечное время.
Опровергая эту апорию эмпирически имолча (т.е. отказываясь от объяснений), Диоген игнорировал зенонов запрос на еелогическое решение. Пушкин же выступил на стороне Зенона, напомнив об “упрямомГалилее”, благодаря которому за видимой, обманчивой картиной мира открылась реальная,истинная.
Наглядны эти уроки и для построениянаучной “картины души”. Ее достоверность росла со способностью теоретическоймысли постичь скрытые связи и причины психологических фактов, изучая ихсамоочевидность. Смена представлений о душе отражает полную драматическихколлизий работу этой мысли. Только история ее работы раскрывает различныеуровни постижения психической реальности, неразличимые за одним и тем жетермином “душа”, давшим имя нашей науке. ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В СРЕДНИЕ ВЕКА
Крушение античной цивилизации Древнегреческаяцивилизация разрушилась в результате нараставшей социальноэкономическойдеградации общества которое ее породило. Была утрачена большая частьдостигнутых знаний. Вначале исчезла потребность читать книги. Вскоре никто ужене мог их и понять. Их сжигали, чтобы нагреть воду в общественных банях, илиуничтожали другими способами.
Жестокие удары по античной культуренаносила христианская церковь, которая разрушала ее памятники и создавалаатмосферу воинственной нетерпимости ко всему “языческому”. В IV веке былуничтожен научный центр в Александрии. В начале VI века императором Юстинианомзакрыта просуществовавшая около тысячи лет Афинская школа — последний очагантичной философии. Победившее ортодоксальное христианство, ставшее в Европегосподствующей религией феодального общества, культивировало ненависть ковсякому знанию, основанному на опыте и разуме, внушало веру в непогрешимостьцерковных догматов и греховность самостоятельного, отличного от предписанногосвященными книгами понимания устройства и предназначения человеческой души.
Естественнонаучное исследованиеприроды приостановилось. Его сменили религиозные спекуляции.
Арабоязычная наука Переориентация философского мышленияв направлении сближения с эмпирией, с позитивным знанием о природе совершаласьв этот период в недрах другой культуры — арабоязычноп, расцветшей на Востоке вVIII- XII веках.
После объединения в VII веке арабскихплемен возникло государство, имевшее своим идеологическим оплотом новую религию- ислам. Под эгидой этой религии началось завоевательное движение арабов,приведшее к образованию Халифата, на территориях которого жили народы,обладавшие древней культурой.
Государственным языком Халифата сталарабский, но культура, которая сложилась в огромном государстве, включаладостижения многих населявших его народов, а также эллинов, народов Индии.
В культурные центры Халифатаприбывали караваны верблюдов, навьюченных книгами чуть ли не на всех известныхтогда языках.
В то время, когда в Западной Европе,распавшейся на замкнутые феодальные мирки, были начисто забыты достиженияевропейской и александрийской науки, на арабском Востоке закипелаинтеллектуальная жизнь. На Западе пропали сочинения Платона и Аристотеля. НаВостоке их труды (как и других античных мыслителей) переводились на арабскийязык, переписывались и распространялись по всей огромной арабской державе — отСредней Азии до Пиренейского полуострова и Африки.
Это стимулировало развитие науки,прежде всего физико-математической и медицинской. Появилось множествоастрономов, математиков, химиков, географов, ботаников, врачей. Они создалимощный культурно-научный слой, обогатив достижения своих древнихпредшественников и создав предпосылки для последующего подъема философской и научной,в том числе и психологической мысли на Западе. Среди них выделяется преждевсего среднеазиатский ученый XI века Ибн Сина (в латинской транскрипции — Авиценна). Созданный им “Канон медицинской науки” обеспечил ему, посвидетельству историка, самодержавную власть во всех медицинских школах среднихвеков.
Медицинская психология С точки зрения развитияестественнонаучных знаний о душе, особый интерес представляет медицинскаяпсихология. В ней важное место отводилось учению о роли аффектов в регуляции поведенияорганизма и даже развитии этого поведения.
Ибн Сина был также одним из первыхисследователей в области возрастной психологии. Он изучал связь междуфизическим развитием организма и его психологическими особенностями в различныевозрастные периоды. Важное значение придавалось им при этом воспитанию. Именнопосредством воспитания осуществляется, считал Ибн Сина, воздействиепсихического на устойчивую структуру организма. Чувства, изменяющие течениефизиологических процессов, возникают у ребенка в результате воздействия на негоокружающих людей. Вызывая у ребенка те или другие аффекты, взрослые формируютего натуру.
Физиологическая психология Ибн Синывключала, стало быть, предположения о возможности управлять процессами ворганизме и даже придавать организму определенный устойчивый склад путемвоздействия на его чувственную, аффективную жизнь, зависящую от поведениядругих людей. Идея взаимосвязи психического и физиологического — не толькозависимость психики от телесных состояний, но и ее способность (при аффектах,психических травмах, деятельности воображения) глубоко влиять на них — разрабатывалась Ибн Синой исходя из его обширного медицинского опыта. Имеютсясведения о том, что, не ограничиваясь наблюдениями, он предпринял попыткуизучить этот вопрос экспериментально. Двум баранам давали одинаковый корм, ноесли один кормился в обычных условиях, то неподалеку от другого находился напривязи волк. Через некоторое время второй баран стал худеть и погиб.Неизвестно, какое объяснение давалось этому опыту, но его схема говорит оботкрытии роли “сшибок”, противоположных эмоциональных установок, ввозникновении глубоких соматических сдвигов. Это дает основание видеть в ученииИбн Сины зачатки экспериментальной психофизиологии эмоциональных состояний.
Психофизиология зрения Ибн Сина и другие арабскиенатуралисты и математики особый интерес проявляли к органу зрения, существеннопродвинув естественнонаучный анализ ощущений и восприятий как источниковзнания. Среди исследований в этой области в конце Х начале XI веков выделяютсяоткрытия Ибн аль Хайсама (в латинской транскрипции — Альгазена).
В каждом зрительном акте имразличались, с одной стороны, непосредственный эффект запечатления внешнеговоздействия, с другой — присоединяющаяся к этому эффекту работа ума, благодарякоторой устанавливаются сходство и различие видимых объектов.
Ибн аль-Хайсамом были изучены такиеважные феномены, как бинокулярное зрение, смешение цветов, контраст и т.д. Онуказывал, что для полного восприятия объектов необходимо движение глаз — перемещение зрительных осей. Ибн аль-Хайсам подверг анализу зависимостьзрительного восприятия от его длительности, введя, таким образом, время вкачестве существенного фактора. При кратковременном предъявлении могут бытьправильно восприняты лишь знакомые объекты. Это он связывал с тем, что условиемвозникновения зрительного образа служат не только непосредственные воздействиясветовых раздражителей, но и сохраняющиеся в нервной системе следы прежнихвпечатлений.
Схема Ибн аль-Хайсама не толькоразрушала несовершенные теории зрения, доставшиеся арабам от античных авторов,но и вводила новое объяснительное начало. Исходная сенсорная структуразрительного восприятия рассматривалась как производное от имеющих опытное иматематическое основание законов оптики и от свойств нервной системы. Этонаправление противостояло одному из главных догматов схоластики, какмусульманской, так и христианской, — учению о том, что душа во всех еепроявлениях есть особого рода сущность, причастная к надприродному миру.
Изучением функций глаза занимались идругие ученые той эпохи. К достижениям средневековой психофизиологии относитсяоткрытие того, что чувствующей частью органа зрения является не хрусталик, какпредполагалось прежде, а сетчатая оболочка.
Это открытие считают принадлежащимфилософу и врачу XII века Ибн Рошду (в латинской транскрипции — Аверроэсу),учение которого о человеке и его душе больше, чем какое бы то ни было другое,оказало влияние на западноевропейскую философско-психологическую мысль. Оножестоко преследовалось как мусульманской (принятой в Халифате в качествегосударственной), так и христианской религией. И это не удивительно, посколькуИбн Рошд отрицал бессмертие индивидуальной души. Он по-своему прокомментировалучение Аристотеля, а именно сделал упор на разделении души и разума. Под душойпонимались функции, которые неотделимы от организма (прежде всего — чувственность). Они необходимы (таково было и мнение Аристотеля) длядеятельности разума. Они нераздельно связаны с телом и исчезают вместе с ним. Чтоже касается самого разума, то он является Божественным и входит виндивидуальную душу извне, подобно тому, как Солнце посылает лучи органузрения. С исчезновением тела и индивидуальной души “следы”, оставленныеБожественным разумом в период воздействия на нее, отделяются от исчезнувшегосмертного индивида и продолжают существовать как момент универсального разума,присущего всему человеческому роду.
Утверждение Ибн Рошда о высшеминтеллектуальном равенстве людей при всем многообразии их индивидуальных различийи о богоподобии человека было несовместимо с идеологией феодального общества сего «иерархизмом», расположением всех людей на социальной “лестнице”,предписывающей, кому где быть.
Апология Божественного разумаоборачивалась у Ибн Рошда (который получил на Западе почетное по тем временамимя Комментатора) защитой земного достоинства человека.
Психологические идеи в средневековой Европе. В периодсредневековья в европейской науке воцарилась схоластика (от греч. “схоластикос”школьный, ученый). Этот особый тип философствования (“школьная философия”) с XIдо XVI века сводился к рациональному (использующему логические приемы)обоснованию христианского вероучения.
Томизм: “Аристотель с тонзурой” В схоластике имелисьразличные течения.Но общей для них служила установка на комментированиетекстов. Позитивное изучение предмета и обсуждение реальных проблем подменялосьсловесными ухищрениями.
В страхе перед появившимся наинтеллектуальном горизонте Европы Аристотелем католическая церковь вначале егозапретила, но затем, изменив тактику, принялась “осваивать”, адаптироватьприменительно к своим нуждам. С этой задачей наиболее тонко справился ФомаАквинский (XIII век), учение которого, согласно папской энциклике 1879 г., канонизировано как истинно католическая философия (и психология), получившая название томизма(несколько модернизированного в наши дни под именем неотомизма).
Томизм складывался в противовесстихийно-материалистическим трактовкам Аристотеля, в недрах которых зарождаласьопасная для церкви концепция двойственной истины.
Зерна этой концепции были брошеныопиравшимся на Аристотеля Ибн Рошдом, последователи которого в европейскихуниверситетах (аверроисты) полагали, что несовместимость с официальной догмойпредставлений о вечности (а не сотворении) мира, об уничтожаемости (а небессмертии) индивидуальной души ведет к выводу о том, что каждая из истин имеетсвою область. Истинное для одной области может быть ложным для другой инаоборот.
Фома же, отстаивая одну истину — религиозную, “нисходящую свыше”, считал, что разум должен служить ей так жеистово, как и религиозное чувство. Фоме и его сторонникам удалось расправитьсяс аверроистами в парижском университете. Но в Англии, в Оксфордскомуниверситете, концепция “двойственной истины” в дальнейшем восторжествовала,став идеологической предпосылкой успехов философии и естественных наук.
Иерархический шаблон Фомараспространил и на описание душевной жизни, различные формы которойрасполагаются на ступенях своеобразной лестницы — от низшего к высшему. Каждоеявление имеет свое место. Положены грани между всем существующим и однозначноопределено, чему где быть. Так же на ступенях размещены души (растительная,животная, человеческая). Внутри самой души иерархически располагаются способностии их продукты (ощущение, представление, понятие).
Понятие об интроспекции, зародившеесяу Плотина, превратилось в важнейший источник религиозного самоуглубления уАвгустина, вновь выступило как опора модернизированной и теологическойпсихологии у Фомы. Работа души рисуется Фомой в виде следующей схемы: сперваона совершает акт познания — ей является образ объекта (ощущение или понятие),затем она осознает, что ею произведен сам этот акт, и, наконец, проделав обеоперации, она “возвращается” к себе, познавая уже не образ и не акт, а самоесебя как уникальную сущность.
Перед нами, таким образом, замкнутоесознание, из которого нет выхода ни к организму, ни к внешнему миру. Томизмпревратил великого древнегреческого философа в столп богословия, в “Аристотеляс тонзурой”. (Тонзура — выбритое место на макушке — знак принадлежности ккатолическому духовенству.)
Номинализм В Англии, где социальные устоифеодализма подрывались особенно энергично, против томистской концепции душивыступил номинализм (от лат. “номен” — имя). Он возник в связи со спором оприроде общих понятий (так называемых универсалий). Спор шел о том, существуютли эти общие понятия самостоятельно, вне нашего мышления (подобно другимвещам), или они бестелесны, ибо эти понятия только имена, а реально познаютсялишь индивидуальные вещи.
Самым энергичным образом проповедовалноминализм профессор Оксфордского университета У.Оккам (XIV век). Отвергаятомизм и отстаивая учение о “двойственной истине” (из которого явствовало, чторелигиозные догматы не могут быть основаны на разуме), он призывал опираться начувственный опыт, для ориентации в котором существуют только термины, имена,знаки.
Номинализм способствовал развитиюестественнонаучных взглядов на познавательные возможности человека. К знакамкак главным регуляторам душевной активности неоднократно обращались многиемыслители последующих веков, в том числе в XX веке.
Бритва Оккама Обращались они и к так называемой “бритвеОккама”, к его правилу, согласно которому “не следует умножать сущности без надобности”,иначе говоря, прибегать к объяснению каких-либо явлений многими силами илифакторами, когда можно обойтись их меньшим числом. “Бесполезно делатьпосредством многого то, что можно сделать посредством меньшего”. К этой“бритве” впоследствии обратились психологи, чтобы утвердить своего рода “законэкономии”. (Изучая, например, поведение животных, не наделять их умом человека,если оно может быть объяснено более простым способом.)
Итак, в период феодализма подпластами чисто рассудочных построений, чуждых реальным особенностям психическойдеятельности, назначение которой теократия учила видеть в том, чтобы готовитьсяк неземной, истинной жизни, бил ключ новых идей, обращавших мысль к опытномупознанию души и ее проявлений.
В противовес принятым схоластикойприемам выведения отдельных психических явлений из сущности души и ее сил, длядействия которых нет других оснований, кроме воли Божьей, складывалась другаяметодология, сердцевиной которой являлся опытный и детерминистический подход.Социально-экономический прогресс обусловил укрепление, а затем и окончательноеторжество этого подхода в следующий исторический период.
Эпоха Возрождения Переходный период от феодальной культурык буржуазной получил название эпохи Возрождения. Идеологи этого периода считалиего главной особенностью возрождение античных ценностей.
К античности обращались люди ипрежних эпох, решая каждый раз собственные проблемы. Без античных сокровищ небыло бы ни арабоязычной, ни латиноязычной культур. (В Западной Европе, какизвестно, языком образованных людей была латынь.)
Мыслители Возрождения полагали, чтоони очищают античную картину мира от “средневековых варваров”. Восстановлениеантичных памятников культуры в их подлинномвиде действительно стало компонентомнового идейного климата, однако воспринималось в них прежде всего созвучноеновому образу жизни и обусловленной им интеллектуальной ориентации.
Возникновение мануфактурногопроизводства, усложнение и совершенствование орудий труда, великиегеографические открытия, возвышение бюргерства, отстаивавшего свои права вожесточенной политической борьбе, — все эти процессы изменили реальноеположение человека и на этой почве его представления о мире и себе самом.
Новые философы вновь обращаются кАристотелю. Однако теперь он из идола скованной церковными догматами схоластикипревращается в символ свободомыслия, спасения от этих догм.
В главном очаге Возрождения — Италии- разгорелись споры между спасшимися там от инквизиции сторонниками Ибн Рошда(аверроистами) и еще более радикально настроенными александристами. Последнихназвали по имени древнегреческого философа Александра Афродисийского (жившего вАфинах в конце II века н.э.), который прокомментировал трактат Аристотеля “Одуше” иначе, чем Ибн Рошд. Коренное различие касалось вопроса о бессмертии души(на котором покоилось церковное вероучение). Ибн Рошд, как отмечалось, разделивразум (ум) и душу, считал его как высшую часть души бессмертным. Александр женастаивал на том, что аристотелевское учение является целостным. Поэтому все способностидуши, согласно этому учению, исчезают вместе с телом.
У александристов антиклерикальныемотивы звучали резче и последовательнее, чем у аверроистов. Оба направлениясыграли важную роль в создании новой идейной атмосферы, проложив путь кестественнонаучному изучению организма человека и его психических функций. Поэтому пути пошли многие философы, натуралисты, врачи, которых отличал интерес кизучению природы, подавляемый теологией. Их творчество пронизывала вера вовсемогущество опыта, в преимущество наблюдений, прямых контактов с реальностью,в независимость подлинного знания от схоластической мудрости.
Одним из титанов Возрождения былЛеонардо да Винчи (1452-1519). Он представлял новую науку, которая существовалане в университетах, где по-прежнему изощрялись в комментариях к текстамдревних, а в мастерских художников и строителей, инженеров и изобретателей. Ихопыт радикально изменял культуру и строй мышления. В своей производственнойпрактике они были преобразователями мира. Высшая ценность придавалась неБожественному разуму, а, говоря языком Леонардо, “Божественной науке живописи”.При этом под живописью понималось не только искусство изображения мира вхудожественных образах. “Живопись, — писал Леонардо, распространяется нафилософию природы”.
Изменения в реальном бытии личностикоренным образом изменяют ее самосознание. Субъект осознает себя как центрнаправленных вовне (в противовес августино-томистской интроспекции) духовныхсил, которые воплощаются в реальные, чувственные ценности (в отличие отхристианской чистой духовности). Субъект, подражая природе, преобразует еесвоим творчеством, практическими деяниями.
Испанские врачи против схоластики Наряду сИталией возрождение новых гуманистических взглядов на индивидуальнуюпсихическую жизнь достигло высокого уровня и в других странах, где подрывалисьустои прежних социально-экономических отношений. В Испании возниклинаправленные против схоластики учения, устремленные к поискам реального знанияо психике. Так, Х.Вивес (XVI век) в знаменитой в ту эпоху в Европе книге “Одуше и жизни” доказывал, что человеческая природа познается не из книг, а путемнаблюдения и опыта, позволяющих правильно воспитывать ребенка.
Другой врач, Х.Уарте (XVI век), такжеотвергая умозрение и схоластику, требовал применять в познании индуктивныйметод, изложенный им в книге “Исследования способностей к наукам”. Это былапервая в истории психологии работа, в которой ставилась задача изучитьиндивидуальные различия между людьми с целью определения их пригодности кразличным профессиям.
Наконец, еще один испанский врачПерейра (XVI век), предвосхитив на целый век Декарта, предложил считатьорганизм животного своего рода машиной, которая не нуждается для своей работы вучастии души.
Ф. Бэкон: эксперимент и индукция Наиболее резкои решительно шли атаки на изжившее себя, хотя и прочно поддерживаемое церковью,негативное отношение к опыту в Англии. Здесь глашатаем эмпиризма выступилФ.Бэкон (1561-1626), сделавший главный упор на создании эффективного методанауки, с тем чтобы она на деле способствовала обретению человеком власти надприродой.
В своем труде “Новый Органон” (самоназвание которого означало вызов “царю философов” Аристотелю, чья книга“Органон” содержала канонизированную схоластикой логическую теорию дедуктивноговывода как перехода от общего к частному) Бэкон отдал пальму первенстваиндукции (от лат. “индукция” — наведение), т.е. такому толкованию множестваэмпирических данных, которое позволяет их обобщать с целью предсказыватьгрядущие события и тем самым овладевать их ходом.
Идея методологии, исходившей изпознания причин вещей с помощью опыта и индукции, воздействовала на созданиеантисхоластической атмосферы, в которой развивалась новая научная мысль, в томчисле психологическая. ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В НОВОЕ ВРЕМЯ (XVII ВЕК)
Новую эпоху в развитии мировойпсихологической мысли открыли концепции, вдохновленные великим триумфоммеханики, ставшей “царицей наук”. Ее понятия и объяснительные принципы создалисперва геометро-механическую (Галилеи), а затем-динамическую (Ньютон) картинуприроды. В нее вписывалось и такое физическое тело, как организм с егопсихическими свойствами.
Первый набросок психологическойтеории, ориентированной на геометрию и новую механику, принадлежал французскомуматематику, естествоиспытателю и философу Р.Декарту (1596-1650). Теоретическаямодель организма, по Декарту, автомат — система, работающая механически. Темсамым живое тело, которое во всей прежней истории знаний рассматривалось какодушевленное, т.е. одаренное и управляемое душой, освобождалось от ее влияния ивмешательства.
Отныне различие между неорганическимии органическими телами объяснялось степенью отнесенности последних к объектам,действующим по типу простых технических устройств. В век, когда эти устройствасо все большей определенностью утверждались в общественном производстве,принцип их действия запечатлевала и далекая от этого производства научнаямысль, объясняя по их образу и подобию функции организма.
Первым большим достижением в этомплане стало открытие Гарвеем кровообращения. Сердце представлялось как своегорода помпа, перекачивающая жидкость (для чего не требуется участия души).
Открытие рефлекса Второе достижениепринадлежало Декарту. Он ввел понятие о рефлексе, став- шее фундаментальным дляфизиологии и психологии. Если Гарвей устранил душу из разряда регулятороввнутренних органов, то Декарт отважился покончить с ней на уровне внешней,обращенной к окружающей среде работе целостного организма.
Мы вновь сталкиваемся спринципиальным для понимания прогресса научного знания вопросом о соотношениитеории и опыта (эмпирии).
Достоверное знание об устройственервной системы и ее отправлениях было в те времена ничтожно. Декарту этасистема виделась в форме “трубок”, по которым проносятся легкие воздухообразныечастицы. Он называл их “животными духами”.
По декартовой схеме рефлекса приводитэти “духи” в движение внешний импульс, занося их в мозг, откуда ониавтоматически воздействуют на мышцы. Горячий предмет, обжигая руку, вынуждаетее отдернуть. Происходит реакция, подобная отражению светового луча отповерхности. Появившийся уже после Декарта термин “рефлекс” и означалотражение.
Реакция мышц — неотъемлемый компонентповедения. Поэтому декартова схема, несмотря на ее умозрительный характер,относится к разряду великих открытий. Она открыла рефлекторную природуповедения, объяснив его без обращения к душе как движущей телом силе.
Декарт надеялся, что со временем нетолько простые движения (такие, как защитная реакция руки на огонь или зрачкана свет), но и самые сложные удастся объяснить открытой им физиологическоймеханикой. Например, поведение собаки на охоте. “Когда собака видит куропатку,она, естественно, бросается к ней, а когда слышит ружейный выстрел, звук его,естественно, побуждает ее убегать. Но тем не менее легавых собак обыкновенноприучают к тому, что вид куропатки заставляет их остановиться, а звук выстрела- подбегать к куропатке”. Такую перестройку поведения Декарт предусмотрел всвоей схеме устройства телесного механизма, который, в отличие от обычныхавтоматов, выступил как обучающая система.
Она действует по своим законам и“механическим” причинам, знание которых позволяет людям владеть собой. “Так какпри некотором старании можно изменить движения мозга у животных, лишенныхразума, то очевидно, что это еще лучше можно сделать у людей и что люди, дажесо слабой душой, могли приобрести исключительно неограниченную власть надсвоими страстями”.
Не усилие духа, а перестройка тела наоснове строго причинных законов его механики обеспечит человеку власть надсобственной природой, подобно тому, как эти законы moivt сделать его властелином внешнейприроды.
Страсти души Одно из важных для психологиисочинений Декарта называлось “Страсти души”, Этот оборот следует пояснить, таккак и слово страсть и слово “душа” наделены v Декарта особым смыслом. Под страстями”подразумевались не сильные и длительные чувства. а страдательные состояниядуши”, — все, что она испытывает, когда мозг сотрясают “животные духи”(прооораз нгрииых импульсов), которые приносятся туда по нервным “трубкам”.
Иначе говоря, не только такиемышечные реакции, как рефлексы, но и различные психические состояния возникаютавтоматически, производятся телом, а не душой. Декарт набросал проект “машинытела”, к функциям которой относятся: “восприятие, запечатление идей, удержаниеидей в памяти, внутренние стремления… Я желаю, чтобы вы рассуждали так, чтоэти функции происходят в этой машине в силу расположения ее органов: онисовершаются не более и не менее как движения часов или другого автомата”.
От души к сознанию До Декарта вся деятельность по восприятию иобработке психического “материала” считалась производимой особым агентом,черпающим свою энергию за пределами вещного, земного мира (душой). Теперь жедоказывалось, что телесное устройство и без нее способно успешно справляться сэтой задачей. Не становилась ли душа в таком случае “безработной”?
Декарт не только не лишает ее прежнейцарственной роли во Вселенной, но возводит в степень субстанции (сущности.которая не зависит ни от чего другого), стало быть, признает равноправнойвеликой субстанции природы.
Душе предназначено иметь самое прямоеи достоверное знание, какое только может быть у субъекта, о собственных актах исостояниях, невидимых ни для кого другого. Душа определялась по единственномупризнаку — непосредственной осознаваемости своих явлений, которые, в отличие отявлений природы, лишены протяженности. Тем самым произошел поворот в понятии одуше, ставший опорным для следующей главы в истории построения предмета психологии.Отныне этим предметом становится сознание.
По Декарту, началом всех начал вфилософии и науке является сомнение. Следует сомневаться во всем — естественноми сверхъестественном. Однако никакой скепсис не стоит перед суждением: “Ямыслю”. А из этого неумолимо следует, что существует и носитель этого суждения- мыслящий субъект. Отсюда знаменитый Декартов афоризм “cogito ergo sum” (“мыслю, следовательно, существую”). Поскольку жемышление -единственный атрибут души, она всегда мыслит, всегда знает о своихпсихических содержаниях, зримых изнутри. (Бессознательной психики несуществует.) В дальнейшем это “внутреннее зрение” стали называть интроспекцией(видением внутрипсихических “объектов” — образов, умственных действий, волевыхактов и др.), а концепцию сознания Декарта — интроспективной.
Впрочем, как в случае с душой,понятие о которой претерпело сложнейшую эволюцию, понятие о сознании, как мыувидим, меняло свой облик. Однако прежде чем это произошло, оно должно былобыть изобретено.
Психофизическое взаимодействие Признав, что “машина”тела и занятое собственными мыслями (идеями) и хотениями сознание — это две независимые друг от друга сущности (субстанции), Декарт столкнулся снеобходимостью объяснить, как же они сосуществуют в целостном человеке. Решение,которое он предложил, было названо психофизическим взаимодействием. Тело влияетна душу, пробуждая в ней “страдательные состояния” (страсти) в виде чувственныхвосприятий, эмоций и т.п. Душа, обладая мышлением и волей, воздействует натело, понуждая эту “машину” работать и изменять свой ход. Декарт искал ворганизме орган, где бы эти две несовместимые субстанции все же могли общаться.Он предложил считать таким органом одну из желез внутренней секреции — “шишковидную” (эпифиз). Это эмпирическое “открытие” никто всерьез не принял.
Однако теоретический вопрос овзаимодействии души и тела в его декартовой постановке поглотил на столетияинтеллектуальную энергию множества умов.
Механо-детерминизм Понимание предмета психологиизависит, как говорилось, от направляющих исследовательский ум объяснительныхпринципов, таких, как причинность (детерминизм), системность, развитие. Все онив новое время, сравнительно с античностью, претерпели коренные изменения. Вэтом решающую роль сыграло внедрение в психологическое мышление образаконструкции, созданной руками человека, — машины.
Все прежние попытки освоить этипринципы сложились в наблюдениях и изучении нерукотворной природы, включаяЖизнедеятельность организма. Отныне посредником между природой и познающим еесубъектом выступила не зависимая от этого субъекта, внешняя по отношению к немуи по отношению к природным телам, искусственная конструкция.
Очевидно, что она является, во-первых,системным устройством, во вторых, работает неотвратимо (закономерно) позаложенной в ней жесткой схеме, в-третьих, эффект ее работы -это конечное звеноцепи, компоненты которой сменяют друг друга с железной последовательностью.
Создание искусственных объектов,деятельность которых причинно объяснима из их собственной организации, внедрялов теоретическое мышление особую форму детерминизма -механическую (по типуавтомата) схему причинности, или механодетерминизм.
Освобождение живого тела от души былоповоротным событием в научных поисках реальных причин всего, что совершается вживых системах, в том числе возникающих в них психических эффектов (ощущений,восприятий, эмоций). Но с этим у Декарта был сопряжен другой поворот: не толькотело освобождалось от души, но и душа (психика) в ее высших проявленияхосвобождалась от тела. Тело может только двигаться, душа — только мыслить.
Принцип работы тела — рефлекс.Принцип работы души -рефлексия (от лат. “обращение назад”). В первом случаемозг отражает внешние толчки. Во втором — сознание отражает собственные мысли,идеи, ощущения.
Через всю историю психологии проходитпроблема соотношения души и тела. Декарт, подобно множеству своихпредшественников (от древних анимистов, Пифагора и Платона), ихпротивопоставил. Но им была создана новая форма дуализма. Оба члена отношения — и тело, и душа — приобрели содержание, неведомое прежним эпохам.
Попытки справиться с декартовымдуализмом предприняла когорта великих мыслителей XVII века. Их искания имелиодин вектор — утвердить единство мироздания, покончив с разрывом телесного идуховного, природы и сознания.Этика Б.Спинозы Одним из первых оппонентовДекарта выступил голландский философ Б.Спиноза (1632-1677). Он учил, чтоимеется единая вечная субстанция — Бог, или Природа — с бесконечным множествоматрибутов (неотъемлемых свойств). Из них нашему ограниченному разумению открытытолько два атрибута — протяженность и мышление. Из этого явствовало, чтобессмысленно представлять человека по-декартовски как место встречи двухсубстанций.
Человек — целостное телесно-духовноесущество. Убеждение в том, что тело по мановению души движется или покоится,сложилось из-за незнания того, к чему оно способно как таковое “в силу однихтолько законов природы, рассматриваемой исключительно в качестве телесной”.Никто из мыслителей не осознал с такой остротой, как Спиноза, что декартовскийдуализм коренится не столько в сосредоточенности на приоритете чуждой всемуматериальному души (это веками служило основанием бесчисленныхрелигиозно-философских доктрин), сколько во взгляде на организм какмашинообразное устройство. Тем самым механический детерминизм, определившийвскоре крупные успехи психологии, оборачивался принципом, который ограничиваетвозможности тела в причинном объяснении психических явлений.
Все последующие концепции былипоглощены пересмотром декартовой версии о сознании как субстанции, котораяявляется причиной самой себя (“кауза суй”), о тождестве психики и сознания идр. Из исканий Спинозы явствовало, что пересматривать следует также и версию отеле (организме), с тем чтобы определить ему достойную роль в человеческомбытии.
Попытка построить психологическоеучение о человеке как целостном существе отражена в главном труде Спинозы-“Этике”. В нем он поставил задачу объяснить все многообразие чувств (аффектов)как побудительных сил человеческого поведения с точностью и строгостьюгеометрических доказательств. Утверждалось, что существуют три побудительныесилы: а) влечение, которое, относясь и к душе, и к телу, есть “не что иное, каксамая сущность человека”, б) радость и в) печаль. Доказывалось, что из этихфундаментальных аффектов выводится все многообразие эмоциональных состояний.При этом радость увеличивает способность тела к действию, тогда как печаль ееуменьшает.Две психологии Этот вывод противостоял декартовуразделению чувств на две категории: кореня- щиеся в жизни организма и чистоинтеллектуальные.
В качестве примера Декарт в своемпоследнем сочинении — письме к шведской королеве Христине — объяснял ейсущность любви как чувства, имеющего две формы: телесную страсть без любви иинтеллектуальную любовь без страсти. Причинному объяснению поддается толькопервая, поскольку она зависит от организма и биологической механики. Вторуюможно только понять и описать. Тем самым полагалось, что наука как познаниепричин явлений бессильна перед высшими и наиболее значимыми проявлениямипсихической жизни личности.
Эта декартова дихотомия привела в XXвеке к концепции “двух психологии” — объяснительной, апеллирующей к причинам,сопряженным с функциями организма, и описательной, считающей, что только теломы объясняем, тогда как душу — понимаем. Поэтому в споре Спинозы с Декартом неследует видеть давно утративший актуальность исторический прецедент.
К детальному изучению этого спора вXX веке обратился Л.С. Выготский, доказывая, что будущее за Спинозой. “В ученииСпинозы, — писал Выготский в специальном трактате, — содержится, образуя еесамое глубокое и внутреннее ядро, именно то, чего нет ни в одной из двухчастей, на которые распалась современная психология эмоций: единство причинногообъяснения и проблема жизненного значения человеческих страстей, единствоописательной и объяснительной психологии чувств. Спиноза поэтому связан с самойнасущной, самой острой злобой дня современной психологии эмоций… ПроблемыСпинозы ждут своего решения, без которого невозможен завтрашний день нашей психологии”.
Г. Лейбниц: открытие бессознательной психики Спиноза,встречаясь с немецким философом и математиком Г. Лейбницем (1646-1716),открывшим дифференциальное и интегральное исчисление, услышал от него иноемнение о единстве телесного и психического.
Основанием этого единства мыслительсчитал духовное начало. Мир состоит из бесчисленного множества духовных сущностей- монад (от греч. монос — единое). Каждая из них “психична”, т.е. нематериальна(как атом) и наделена способностью воспринимать все, что происходит воВселенной. Было перечеркнуто декартово равенство психики и сознания. СогласноЛейбницу, “убеждение в том, что в душе имеются лишь такие восприятия, которыеона сознает, является источником величайших заблуждений”.
В душе непрерывно происходитнезаметная деятельность “малых перцепций”. Этим термином Лейбниц обозначилнеосознаваемые восприятия. В тех же случаях, когда они осознаются, этостановится возможным благодаря тому, что к простой перцепции (восприятию)присоединяется особый психический акт — апперцепция. Она включает внимание ипамять.
Психо-физический параллелизм На вопрос о том, как соотносятсямежду Духовные и телесные явления, Леибниц ответил формулой. известной какпсихофизический параллелизм. Они не могут, вопреки Декарту., влиять одно надругое. Зависимость психики от телесных воздействий — это иллюзия. Дула и телосовершают свои операции самостоятельно и автоматически. Однако Божественнаямудрость сказалась в том, что между ними существует предустановленная гармония.Окн подобны парс часов, которые всегда показывают одно и то же время, гак какзапущены с величайшей точностью.
Доктрина психофизическогопараллелизма нашла многих сторонников в годы становления психологии каксамостоятельной науки. Идеи Лейбница изменили и расширили пониманиепсихического. Его представление о бессознательной психике, “малых перцепциях” иапперцепции прочно вошли в научное знание о предмете психологии.
Т. Гоббс: ассоциация как главное понятие Другое направление вкритике дуализма Декарта связано с философией англичанина Т.Гоббса (1588-1679).Он начисто отверг душу как особуюсущность.В мире нет ничего, кроме материальных тел, которые движутся по законаммеханики, открытым Галилеем, считал Гоббс. Соответственно и все психическиеявления подводились им под эти глобальные законы. Материальные вещи,воздействуя на организм, вызывают ощущения. По закону инерции из ощущений ввиде их ослабленного следа появляются представления. Они образуют цепи мыслей,следующих одна за другой в том же порядке, в каком сменялись ощущения.
Такая связь получила впоследствии (уЛокка — см. ниже) название ассоциация. Об ассоциации как факторе, объясняющем,почему она вызывает у человека именно такой психический образ, а не другой,было известно со времен Платона и Аристотеля. Глядя на лиру, вспоминаютигравшего на ней возлюбленного, говорил Платон. Это ассоциация по смежности.Оба объекта воспринимались некогда одновременно, а затем появление одногоповлекло за собой образ другого. Аристотель дополнил это описание указанием надва других вида ассоциаций — сходство и контраст. Но для Гоббса, детерминистагалилеевского закала, в устройстве человека действует только один закон — механического сцепления психических элементов по смежности.
Декарт, Спиноза и Лейбниц принималиассоциации за один из основных психических феноменов. Но все они считали ихнизшей формой познания и действия по сравнению с высшими, к которым относилимышление и волю. Гоббс первым придал ассоциации силу универсального законапсихологии. Ему безостаточно подчинены как абстрактное рациональное познание,так и произвольное действие.
Произвольность — это иллюзия, котораяпорождена незнанием причин поступка (такого же мнения придерживался Спиноза).Волчок, запущенный в ход ударом, также мог бы считать свои движениясамопроизвольными. Во всем царит строжайшая причинность. У Гоббсамеханодетерминизм получил применительно к объяснению психики предельнозавершенное выражение.
Важной для будущей психологии сталабеспощадная критика Гоббсом версии Декарта о “врожденных идеях”, которымичеловеческая душа наделена до всякого опыта и независимо от него.
Рационализм и эмпиризм До Гоббса впсихологических учениях царил рационализм (от лат. “рацио” — разум). Основойпознания и присущего людям способа поведения считался разум как высшая формаактивности души. Гоббс провозгласил разум продуктом ассоциации, имеющей своимисточником прямое чувственное общение организма с материальным миром.
За основу познания был принят опыт.Рационализму противопоставлен эмпиризм (от лат. “эмпирио” — опыт). Под девизомопыта возникла эмпирическая психология.
Д.Локк: два источника опыта В разработке этого направлениявидная роль принадлежала соотечественнику Гоббса Д.Локку (1632-1704). Как иГоббс, он исповедовал опытное происхождение всего состава человеческогосознания. В самом же опыте выделил два источника: ощущение и рефлексию. Нарядус идеями, которые доставляют органы чувств, возникают идеи. порождаемыерефлексией как “внутренним восприятием деятельности нашего ума”. Развитиепсихики происходит благодаря тому, что из простых идей создаются сложные. Всеидеи предстают перед судом сознания. Сознание есть восприятие того, чтопроисходит у человека в его собственном уме.”
Это понятие стало краеугольным камнемпсихологии, названной интроспективной (от лат. “интроспекто” — смотрю внутрь).Считалось, что объектом сознания являются не внешние объекты, а идеи (образы,представления, чувства и т.д.), какими они предстают “внутреннему взору”наблюдающего за ними субъекта.
Из подобного отчетливо и популярноразъясненного Локком постулата возникло в дальнейшем понимание предметапсихологии. Отныне на место этого предмета претендовали явления сознания. Ихпорождают два опыта — внешний, который исходит из органов чувств, и внутренний,накапливаемый работой собственного разума индивида.
Взгляд на психический мир этогоиндивида отражал успехи новой науки, прежде всего механики Ньютона.
Локковские простые идеи, из которыхстроится сознание, являлись подобием неделимых частиц материи (атомов,корпускул), образующих физическую природу. Недаром психологию Локка назвалиньютоновским космосом в миниатюре.
Лейбниц как критик Локка Свое учение Локкизложил в книге “Опыт о человеческом разумении” (1690), ставшей для многихобразованных европейцев своего рода Евангелием. У этой книги нашелся великийкритик — Лейбниц. В год смерти Локка он, разобрав пункт за пунктом аргументыЛокка, дал их критический анализ в рукописи “Новые опыты о человеческомразуме”.
Рукопись была опубликована в 1765 г., через много лет после смерти ее автора. Позицию Лейбница можно условно обозначить какустановку на то, чтобы примирить рационализм с эмпиризмом. Эмпиристы считали(используя оборот Аристотеля), что сознание — это “чистая доска” (“табулараса”), на которую органы чувств заносят свои знаки (в виде ощущений и идей).Их главная формула гласила: “Нет ничего в разуме, чего бы не было в чувствах”.Лейбниц к этому добавил: “Кроме самого разума”.
Способность к восприятию общихпонятий и истин — это только предрасположение. Оно определяет нашу душу,благодаря которой истины могут быть извлечены из нее. Это подобно разнице междуфигурами, произвольно высекаемыми из камня или мрамора, и фигурами, которыепрожилками мрамора уже обозначены или предрасположены обозначиться, есливаятель воспользуется ими.
Вместе с тем неверно было быпредположить, что теоретическое знание воспринимается непосредственно, ненуждаясь в опоре на частные (эмпирические) истины и активную деятельностьразума.
Рукопись Лейбница оказалась в сторонеот магистральной линии разработки проблем психологии в западных странах. Ковремени ее появления в середине XVIII века восторжествовала идея всемогуществаопыта. Элементами этого опыта (“нитями”), из которых соткано сознание,считались образы (сперва чувственные, а затем возникающие из них умственные),которыми правят законы ассоциаций (см. ниже).
Механизм и индивидуализм как принципы психологической мыслиПод знаком этой картины сознания Декарта и Локка складывалисьпсихологические кoнцeпции последующих десятилетий. Они были пронизаны духомдуализма новейшего времени. За этим дуализмом в теории стояли реалии социальнойжизни, общественной практики. С одной стороны, научно-технический прогресс,сопряженный с великими теоретическими открытиями в науках о физической природеи внедрением механических устройств. С другой — самостояние человека какличности, которая, хотя и сообразуется с помыслом Всевышнего, но способна иметьопору в собственном разуме, сознании, понимании. Эти внепсихологические факторыобусловили как механодетерминизм, так и обращенность к внутреннему опытусознания. Именно эти два решающих признака в их нераздельности определилиотличие психологической мысли нового времени от всех ее предшествующих витков.
Как и прежде, объяснение психическихявлений зависело от знания о том, как устроен физический мир и какие силыправят живым организмом. Речь идет именно об объяснении, адекватном нормамнаучного познания, ибо в практике общения люди руководствуются житейскимипредставлениями о мотивах поведения, умственных качествах, влияниях погоды насостояние духа или расположения планет на характер и т. п.
XVII век радикально повысил планкукритериев научности. Он преобразовал объяснительные принципы, доставшиеся емуот прежних веков. Созданные в лоне механики понятия о рефлексе, ощущении,представлении, ассоциации, аффекте, мотиве вошли в основной фонд научныхзнаний. Эти понятия заимствовали свое содержание в новой детерминистскойтрактовке организма как “машины тела”. Схема этой машины была умозрительной.Она не могла выдержать испытание опытом. Между тем именно опыт в сочетании сновым способом рационального его объяснения определил успехи новогоестествознания.
Для великих ученых XVII века научноепознание психики как познание причин ее явлений имело в качестве непреложнойпредпосылки обращение к телесному устройству. Но эмпирические свидетельства онем были, как показало время, столь фантастичны, что прежние мнения о егоработе следовало игнорировать. На этот путь стали приверженцы направления, считавшиеего эмпирической психологией. Однако они понимали под опытом обработкуотдельным субъектом содержания его собственного сознания. Они использовалипонятия об ощущениях, ассоциациях и т.д. как фактах внутреннего индивидуальногоопыта, не задумываясь о социоисторической родословной этих понятий. Истинным жеисточником являлся общественно-исторический опыт, обобщенный в научных теорияхнового времени. ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В ЭПОХУ ПРОСВЕЩЕНИЯ
Просвещение В этот век, как и в предшествующий,в Западной Европе шел процесс дальнейшего укрепления капиталистическихотношений.
Индустриальная революция в Англиипревратила ее в могущественную державу. Глубокие политико-экономическиеизменения привели к революции во Франции. Расшатывались феодальные устои вГермании. Эти социальные сдвиги укрепляли в противовес клерикализму, всесилиюцеркви, новые идеологические подходы. Расширялось и приобретало большуюзначимость движение, названное впоследствии Просвещением.
Как писал Н. В. Гоголь, просвещениеозначает стремление силой познания просветить насквозь все существующее.Мыслители, представлявшие это течение, считали главной причиной всехчеловеческих бед невежество, религиозный фанатизм. Они требовали вернуться кестественной, неиспорченной природе человека, покончить с суевериями, со слепойрелигиозной верой, утвердить в умах людей взамен ложного знания научное,проверенное опытом и разумом. Предполагалось, что, следуя этим путем, удастсяизбавиться от социальных бедствий и пороков, с тем чтобы повсеместно воцарилисьдобро и справедливость. Эти идеи приобретали в различных странах различнуютональность соответственно своеобразию их общественно-исторического развития.
Наиболее ярко проявились идеиПросвещения на французской почве в преддверии революции, покончившей сфеодально-абсолютистским строем. В Англии, где буржуазные отношения утвердилисьраньше, чем во Франции, главным идеологом Просвещения стал Локк. В этой жестране физик и математик И. Ньютон создал новую механику, повсеместно воспринятуюв качестве образца и идеала точного знания, как великое торжество разума.
Ассоцианизм Д. Гартли По образцу ньютоновскойкартины природы английский философ и врач Д. Гартли (1705-1757) представилпсихический мир человека. Он изобразил его продуктом работы организма“вибраторной машины”. Предполагалось, что вибрации внешнего эфира посредствомвиб-раций нервов вызывают вибрации мозгового вещества, которые переходят ввибрации мышц.
Параллельно этому в мозгу возникают,сочетаются и сменяют друг друга психические “спутники” этих вибраций — отчувствования до абстрактного мышления и произвольных действий. Все этопроисходит на основе закона об ассоциациях.
Понятие об ассоциациях с давних пориспользовалось, чтобы объяснить связь идей. Однако они считались связями“второго сорта”, иными, чем те связи между мыслями, которые устанавливаютсяразумом. Более того, Локк, который ввел в научный оборот термин “ассоциация”,называл ее “своего рода сумасшествием”. Гартли же возвел ассоциацию во всеобщиймеханический закон всех форм психической деятельности, в нечто подобноевеликому ньютонову закону всемирного тяготения.
В своем труде “Размышления очеловеке, его строении, его долге и упованиях” Гартли доказывал, чтопсихический мир человека складывается постепенно, в результате усложненияпервичных сенсорных элементов. Это осуществляется посредством их ассоциаций, всилу смежности этих элементов во времени и частоты повторений их сочетаний. Чтокасается общих понятий, то они возникают, когда от прочной ассоциации. котораяостается в различных условиях неизменной, отпадает все случайное инесущественное. Совокупность этих постоянных связей удерживается как целоеблагодаря слову, выступающему в качестве фактора обобщения.
Наряду со своей познавательнойфункцией слово (его физический базис — опять-таки вибрация) исполняет также иволевую.
У ребенка связь между словом ипоступком вначале устанавливают взрослые, а затем он совершает этот поступок пособственной команде. При этом организацию поведения регулируют двемотивационные силы: удовольствие и страдание.
По законам ассоциации они соединяютсяс различными объектами. Задача воспитания сводится к закреплению у людей такихсвязей, которые бы отвращали от безнравственных дел и доставляли удовольствиеот нравственных, социально ценных. И чем эти связи прочнее, тем больше шансовдля человека стать нравственной добродетельной личностью, а для всего общества- более совершенным.
Установка на строго причинноеобъяснение того, как возникает и работает психический механизм, а также направленностьэтого учения на решение социально-нравственных задач — все это обеспечило схемеГартли широкую популярность. Ее влияние и в самой Англии, и на континенте былоисключительно велико, причем оно распространялось на различные отраслигуманитарного знания: этику, эстетику, логику, педагогику.
Ассоцианизм Д. Беркли и А. Юма По-иномуистолковали принцип ассоциации два других английских мыслителя той эпохи — Д. Беркли(1685-1753) и Д. Юм (1711-1776). Оба, в отличие от Гартли, принимали запервичное не физическую реальность, не жизнедеятельность организма, а феноменысознания. Их главным аргументом был эмпиризм — учение о том, что источникомзнания служит чувственный опыт, образуемый ассоциациями.
Понятие об опыте в различныхфилософских контекстах меняло свой облик. Согласно Беркли, опыт — этонепосредственно испытываемые субъектом ощущения: зрительные, мышечные,осязательные и др. В своем труде “Опыт новой теории зрения” Беркли детальнопроанализировал чувственные элементы, из которых складывается образ геометрическогопространства как вместилища всех природных тел.
Физика предполагает, что этоньютоново пространство дано объективно. По Беркли же, оно — продуктвзаимодействия ощущений. Одни ощущения (например, зрительные) связаны с другими(например, осязательными), и весь этот комплекс ощущений люди считают вещью,данной им независимо от сознания, тогда как “быть — значит быть в восприятии”.
Этот вывод неотвратимо склонял ксолипсизму (от лат. “солус” — единственный и “ипсе” — сам) — к отрицанию любогобытия, кроме собственного сознания. Чтобы выбраться из этой ловушки иобъяснить, почему у различных субъектов возникают восприятия одних и тех жевнешних объектов, Беркли апеллировал к особому божественному сознанию, которымнаделены все люди.
В своем конкретно-психологическоманализе зрительного восприятия Беркли высказал несколько ценных идей, указав, вчастности, на участие осязательных ощущений в построении образа трехмерногопространства (при двухмерности образа на сетчатке).
Что касается Юма, то он занял инуюпозицию. Вопрос о том, существуют или не существуют независимо от насфизические объекты, он полагал теоретически неразрешимым. Хотя на практике вэтом сомневаться не приходится. Люди полагают, что эти объекты и есть причинывозникающих у них впечатлений и идей.
Между тем учение о причинностиявляется не более чем продуктом веры в то, что за одним впечатлением(признаваемым причиной) появится другое (принимаемое за следствие). На деле жездесь не более чем прочная ассоциация представлений, возникшая в опытесубъекта. Да и сам субъект, и его душа — это всего лишь сменяющие друг друга“связки”, или “пучки” впечатлений.
Скептицизм Юма пробудил многихмыслителей от “догматического сна”, заставил их задуматься о своих убеждениях,касающихся души, причинности и др. Ведь эти убеждения принимались ими на веру,без критического анализа.
Мнение Юма о том, что понятие осубъекте может быть сведено к “пучку” ассоциаций, было направлено своимкритическим острием против представления о душе как особой, дарованной Всевышнимсущности, которая порождает и связывает между собой отдельные психическиефеномены.
Предположение о такой спиритуальной,бестелесной субстанции защищал, в частности, Беркли, отвергший субстанциюматериальную. Согласно же Юму, называемое душой -нечто вроде сценическихподмостков, где проходят чередой сцепленные между собой ощущения и идеи.
Английский ассоцианизм XVIII века какв материалистическом, так и в идеалистическом вариантах направлял исканиямногих западных психологов двух последующих веков. Как бы умозрительны ни быливоззрения Гартли на деятельность нервной системы, она, по существу, мыслиласьим как орган, передающий внешние импульсы от органов чувств через головной мозгк мышцам, т.е., иначе говоря, как рефлекторный механизм. В этом плане Гартлистал воспреемни-ком открытия Декартом рефлекторной природы поведения.
Но Декарт наряду с рефлексом вводилвторой объяснительный принцип — рефлексию как особую активность сознания.Гартли же наметил перспективу бескомпромиссного объяснения, исходя из единогопринципа и тех высших проявлений психической жизни, которые дуалист Декартобъяснял активностью нематериальной субстанции.
Эта гартлианская линия вошлавпоследствии в ресурс научного объяснения психики, когда рефлекторный принципбыл воспринят и преобразован Сеченовым и его последователями.
Нашла своих последователей на рубеже XIX-XX веков и линия, намеченная Беркли и Юмом. Ее преемникамистали не только философы-позитивисты, но и психологи (Вундт, Титченер),сосредоточившиеся на анализе элементов опыта субъекта в качестве особых, ни изчего не выводимых психических реалий (см. ниже).
Французские материалисты Самыми радикальнымикритиками любых учений, допускающих влияние на природу и человека сил,ускользающих от опыта и разума, выступили французские мыслители. Ониобъединились вокруг семнадцати книг “Энциклопедии” (середина XVIII века),освещавших новейшие достижения науки, техники и искусства (поэтому их принятоназывать “энциклопедистами”). В этих книгах излагались с материалистическихпозиций и вопросы психологии.
Крайним сенсуалистом зарекомендовалсебя философ Э.Кондильяк (1715-1780). Для наглядности он предложил образ“статуи”, которая первоначально не обладает ничем, кроме способности ощущать.Стоит ей, однако, получить извне первое ощущение, хотя бы самое примитивное(например, обонятельное), как начинает действовать вся психическая механика.Как только один запах сменяется другим, сознание готово получить все то, чтоДекарт относил за счет врожденных идей, а Локк — рефлексии. Сильное ощущение порождаетвнимание, сравнение одного ощущения с другим становится тем фундаментальнымактом, который определяет дальнейшую умственную работу, и т.д.
Другой француз, Ж. Ламетри (1709-1751),предложил, в отличие от статуи Кондильяка, образ “человека-машины”. Именно такон озаглавил свой выпущенный под чужим именем трактат. Из него явствовало, чтоприписывать человеку душу столь же бессмысленно, как искать ее в действияхмашины.
Клерикалы подняли бурю вокруг этоготрактата, лишающего смысла все религиозные вероучения, и сожгли его. Ламетрисчитал, что признание Декартом двух субстанций не более чем “стилистическаяхитрость”, придуманная для обмана теологов. Декарт устранил душу из организмаживотных. Ламетри доказывал, что не нуждается в ней и организм человека, скоторым сопряжены его психические способности. Они -продукт его машиноподобныхдействий.
Другими лидерами движения за новоемировоззрение выступили К. Гельвеций (1715-1771), П. Гольбах (1723-1789) и Д. Дидро(1713-1784). Отстаивая принцип возникновения мира духовного из мирафизического, они трактовали наделенного психикой “человека-машину” как продуктвнешних воздействий и естественной истории.
Завершающий период в развитиифранцузского материализма представлен врачом-философом П. Кабанисом(1757-1808). Ему принадлежит формула, согласно которой мышление — это функциямозга. Этот вывод он подкреплял наблюдениями, подсказанными кровавым опытомреволюции. Ему было поручено выяснить, осознает ли человек, которому отсекаютголову на гильотине, свои страдания (о чем могут, например, говоритьконвульсии). Кабанис ответил на этот вопрос отрицательно. Только обладающийголовным мозгом человек способен мыслить. Движения же обезглавленного теланосят рефлекторный характер и не осознаются. Сознание — это функция мозга.
Понятие о функции, выработанноефизиологией применительно к различным органам, распространялось на работуголовного мозга. Противники философии материализма использовали формулуКабаниса для вульгаризации этой философии. Кабанису приписали мнение, будтомозг выделяет мысль, подобно тому, как печень — желчь, а почки — мочу. Однакоон, говоря о сознании как функции головного мозга, имел в виду совершенно иное.К внешним продуктам мозговой деятельности Кабанис относил выражение мысли всловах и жестах. За самой мыслью, подчеркивал он, скрыт неизвестный нервныйпроцесс.
Французские материалисты сыграли вэпоху Просвещения большую позитивную роль в интеллектуальной жизни Европы. Ониотстаивали идею целостности человека, нераздельной связи его телесно-духовногобытия с окружающей средой -природной и социальной.
Они культивировали веру в способностьчувственного опыта служить единственным гарантом рационального знания онеисчерпаемом внешнем мире.
Столь же крепка была их вера внераздельность психических явлений и нервного субстрата, который их производит.Доказывая необходимость перехода от умозрительного к эмпирическому изучениюэтой нераздельности, они подготовили почвудля движения научной мысли следующего столетия в новом направлении.Представители этого направления искали корни явлений, считавшихся порождениембестелесной, соединяющей человека с Богом души, в доступной для скальпеля имикроскопа нервной ткани.
Ростки историзма в XVII в. В век, о котором идетречь, пробиваются идеи историзма, которые резко отличают психологическую мысльэтого периода от господства строгого механицизма. Эти идеи проникают вобъяснения природы, как неорганической, так и живой. Если прежняя картина мирапредставлялась геометромеханической, то отныне многие мыслители проникаются гипотезойоб эволюции природы, ее превращениях при переходе от одной эпохи к другой.Вершиной этих превращений считался “естественный человек”, независимо от того,к какому сословию он принадлежит.
В эпоху восходящего капитализма егоидеологи рассматривали общество как продукт интересов и потребностей отдельныхиндивидов (Гоббс, Локк и др.). При этом взаимодействие людей в соответствии смеханической моделью природы признавалось подчиненным закону инерции, изкоторого выводилось извечное стремление каждого индивидуального тела ксамосохранению.
В XVIII веке жизнь общества начинаютосмысливать в виде закономерного, однако уже не механического, а историческогопроцесса. Родовые факторы выступают как первичные по отношению к деятельностииндивида. Поиск их сыграл важную роль в прогрессе не только социологической, нои психологической мысли.
Итальянский мыслитель Д. Вико(1668-1744) в трактате “Основания новой науки об общей природе вещей” (1725)выдвинул идею, что каждое общество проходит последовательно через три эпохи:богов, героев и людей. Несмотря на фантастичность этой идеи, подход ксоциальным явлениям с точки зрения их закономерной эволюции был новаторским.Считалось, что это развитие происходит в силу собственных внутренних причин, ане игры случая или предопределений божества. Что касается психических свойствчеловека, то они, согласно Вико, возникают в ходе истории общества. Вчастности, появление абстрактного мышления он связывал с развитием торговли иполитической жизни.
К Вико восходит представление о надындивидуальнойдуховной силе, свойственной народу в целом и составляющей первооснову культурыи истории. На место культа отдельной личности был поставлен культ народногодуха. Утверждая приоритет исторически развивающихся духовных сил общества поотношению к деятельности отдельной личности, Вико открыл новый аспект впроблеме детерминации психического.
Ряд французских и немецкихпросветителей XVIII века придали этому аспекту первостепенное значение.Французский просветитель Ш.Монтескьё (1689-1755) выступил с книгой “О духезаконов” (1748), занесенной католической церковью в список запрещенных. В ней,вопреки учению о божественном промысле, утверждалось, что людьми правят законы,которые, в свою очередь, зависят от условий жизни общества, прежде всего — географическихусловий. Важная роль отводилась также этническим особенностям населения,характеру народа.
Другой знаменитый французскийпросветитель — Ж.Кондорсе (1743-1794) в “Эскизе исторической картины прогрессачеловеческого разума” (1794) изобразил историческое развитие в видебесконечного прогресса, обусловленного как внешней природой, культурнымидостижениями (открытия, изобретения), так и взаимодействием людей. Он неотрицал роли внутренних побуждений человека, но в качестве двигателя истории унего выступали не отдельные личности, а массы. Чтобы избежать гильотины, онпокончил жизнь самоубийством.
В Германии философ И. Гердер(1744-1803), отстаивая в четырехтомной работе “Идеи философии историичеловечества” (1789-1791) мысль о том, что общественные явления изменяютсязакономерно, трактовал эти изменения как необходимые ступени в общемстановлении народной жизни. При этом в качестве определяющего началавыдвигалось развитие не одного только разума (ср. Кондорсе), но широко понятойгуманности, человечности, достигнутой благодаря взаимному влиянию людей друг надруга.
Духовная активность, отличающаячеловека от животного, проявляется, по Гердеру, прежде всего в языке. Всочинении “О происхождении языка” (1770) он попытался развить историческийвзгляд на языковое творчество и вместе с тем связать его с психологиеймышления. Язык не есть нечто готовое; его развитие — динамический, творческийпроцесс. Развитие индивидуального сознания в этих концепциях ставилось взависимость от культурно-исторического формирования народа.
В России духовная атмосфера эпохиПросвещения определила философско-психологические воззрения А.Н. Радищева (1749-1802).За его знаменитое антикрепостническое сочинение “Путешествие из Петербурга вМоскву” (1790) он был приговорен к смертной казни, замененной ссылкой в Сибирь.В ссылке Радищев написал трактат “О человеке, его смертности и бессмертии”(1792). Само название трактата соотносило его с популярным в ту эпохупроизведением Гельвеция “О человеке”. Гельвеций выдвигал на передний план культчувственности и интересы индивида. Радищев же подчеркивал, что в ряде вопросовего мысль “разнствует от гельвециевой”. Так, французский энциклопедист непоказал, что “человек паче всех есть существо соучаствующее”, т.е. социальное.
Как подчеркивал Г.В. Плеханов,Радищев искал ключ к психологии людей в условиях их общественной жизни. Попыткиобъяснить поведение людских масс естественным и закономерным ходом истории,устремленным к новым прогрессивным формам жизни, независимо от властиправителей, вызывали ярость клевретов этих правителей.
Многие мыслители эпохи Просвещенияжестоко преследовались. Их сочинения сжигались. Но идея прогрессивногоисторического развития народа и его культуры как факторов, определяющихсознание отдельных индивидов, укреплялась и обогащалась в следующую эпоху(наиболее развитую философскую форму она получила у Гегеля), оказав глубокоевлияние на искания и в области психологии.
Итак, век Просвещения подготовил дванаправления в разработке проблем психологического познания: а) трактовкапсихики как функции высокоорганизованной материи -головного мозга, чтоспособствовало экспериментальному изучению тех явлений, которые считалисьпорождением бестелесной, соединяющей человека с Богом души; б) учение, согласнокоторому индивидуальная психика коренится в социальных формах, нравах, обычаях,духе народа, которым движет собственная энергия культурного творчества, а неБожественный промысел, вело к позитивному изучению фактов, запечатлевшихпсихологическое своеобразие исторического бытия этого народа (в языке,мифологии, быте и др.).
Кант и психология Особое место в философии XVIII столетия,оказавшей влияние на последующее развитие научной психологии, принадлежитнемецкому профессору из Кенигсберга И. Канту (1724-1804).
В первый период творчества он,восприняв идею развития, выдвинул гипотезу об образовании солнечной системы изпервоначальной туманности. Затем от космогонии (учения о происхождениикосмических объектов) он перешел к “Критике чистого разума” (1781). Такназывалось одно из его главных произведений. В нем он разработал новаторскоеучение об источниках и принципах научного знания. Это знание, согласно Канту,начинается с воздействия внешних объектов на нашу способность восприятия. Носами объекты — это “вещи в себе”. Они непознаваемы. Он назвал их ноуменами — умопостигаемыми сущностями в отличие от феноменов — чувственно созерцаемыхявлений.
Эти явления осознаются субъектомблагодаря тому, что он обладает от рождения особыми орудиями — априорными(предшествующими всякому опыту и независимыми от него) формами мышления,способами организации знания, категориями.
Помыслить о чем бы то ни было значитобобщить, синтезировать чувственные представления посредством категорий (таких,как причинность, время, пространство). Они фильтруют и структурируют данныенашего опыта, который без этих категории был бы бессмысленным хаосом.
Учение Канта, доказывая априорнуюцелостность, интегральность психического образа объекта, отвергало ассоцианизм(считавший первичным психические атомы, которые объединяются благодаряассоциациям). Кантова идея о том, что сознание изначально организованно,изначально обладает структурой и способами построения своего материала, прочновошла во многие психологические концепции XX столетия.РАЗВИТИЕ ПСИХОЛОГИИ КАКСАМОСТОЯТЕЛЬНОЙ НАУКИ/> ЗАРОЖДЕНИЕПСИХОЛОГИИ КАК НАУКИ
От механики к физиологии В начале XIX столетия сталискладываться новые подходы к психике.
Отныне не механика, а физиологиястимулировала рост психологического знания. Имея своим предметом особоеприродное тело, физиология превратила его в объект экспериментального изучения.
На первых порах руководящим для нееслужило “анатомическое начало”. Функции (в том числе психические) исследовалисьпод углом зрения их зависимости от строения органа, его анатомии. Физиологияпереводила на язык опыта умозрительные, порой фантастические воззрения прежнейэпохи.
Открытие рефлекторной дуги Так,фантастическая по своей эмпирис ческой фактуре рефлекторная схема Декартанервной системы оказалась правдоподобной благодаря открытию (почтиодновременному) различий между чувствительными (сенсорными) и двигательными(моторными) нервными путями, ведущими в спинной мозг.
Открытие принадлежало врачам инатуралистам чеху И. Прохазке, французу Ф. Мажанди и англичанину Ч. Беллу. Онопозволило объяснить механизм связи нервов как “рефлекторную дугу”, возбуждениеодного плеча которой закономерно и неотвратимо приводит в действие другоеплечо, порождая мышечную реакцию.
Наряду с научным (для физиологии) ипрактическим (для медицины) это открытие имело и важное методологическоезначение. Оно доказывало зависимость функций организма, касающихся егоповедения во внешней среде, от телесного субстрата, а не от сознания (или души)как особой бестелесной сущности.
Закон “специфической энергии органов чувств” Второенаправление, которое подрывало версию об этой сущности, сложилось при изученииорганов чувств, их нервных окончаний. Какими бы стимулами на эти нервы ни действовать,они дают один и тот же специфический для каждого из них эффект. (Например,раздражение зрительного нерва любым стимулом вызывает у субъекта ощущениевспышек света
На этом основании немецкий физиологИ. Мюллер (1801-1858) сформулировал закон “специфической энергии органовчувств”. Никакой иной энергией, кроме известной в физике, нервная ткань необладает. Но выводы Мюллера укрепляли научное воззрение на психику, показываяпричинную зависимость ее чувственных элементов (ощущений) от объективныхматериальных факторов: внешнего раздражителя и свойства нервного субстрата.
Карта головного мозга Наконец, еще одно направлениеобратило внимание ученых на зависимость явлений психики от анатомии центральнойнервной системы. Это была приобретшая огромную популярность френология (отгреч. “френ” — душа, ум). Ее автор — австрийский анатом Ф. Галль (1758-1829)предложил “карту головного мозга”, в соответствии с которой различныеспособности размещены в его определенных участках. Это якобы влияет на формучерепа, что позволяет, ощупывая его, определять по “шишкам”, насколько развитыу данного индивида ум, память и т.п.
Френология при всей ее фантастичностипобудила к экспериментальному изучению размещения (локализации) психическихфункций в головном мозгу.
Взгляды Галля были необыкновеннопопулярны. Доходило до того, что, знакомясь, некоторые образованные людиощупывали головы друг друга, рассчитывая тем самым определить у своегособеседника характер и способности. Но эти взгляды подверглись критике сразличных позиций. Некоторые осуждали Галля за отрицание единства инематериальности души. Но для дальнейшего прогресса науки важное значение имелаэкспериментальная критика его взглядов французским физиологом и врачом,иностранным членом-корреспондентом Петербургской Академии наук П. Флурансом(1794-1867). Используя методику удаления отдельных участков центральной нервнойсистемы, он пришел к выводу о том, что головной мозг является целостныморганом-субстратом основных психических функций. Мозжечок координируетдвижения, а в продолговатом мозгу находится дыхательный центр.
После работ Флуранса френология быласкомпрометирована в научных кругах, хотя многие продолжали ею увлекаться.
И все же заслугой Галля следуетпризнать указание на извилины в коре больших полушарий головного мозга какместо, где локализованы умственные силы (до него их было принято помещать вмозговые желудочки).
Развитие ассоцианизма Изучение органовчувств, нервно-мышечной системы, коры головного мозга имело анатомическуюнаправленность (т.е. психическое соотносилось со строением различных частейживого тела). Однако обращение к этим органам неизбежно вынуждало осмыслитьэффекты их деятельности.
Эффекты же относились к областипсихологии, на почву которой отныне вынужден был перейти естествоиспытатель.Ведь именно психология имела дело с этими эффектами -ощущениями, восприятиями,представлениями, связями между ними (ассоциациями). Черпать же в психологиианатом-физиолог мог только ту информацию, которую она к этой эпохе наработала.
Между тем эта информация относилась кобласти сознания субъекта, наделенной признаками, чуждыми материальным телам,стало быть и телесным устройствам из нервов и мышц, ставшим объектомфизиологического эксперимента и естественнонаучного анализа. Сознание иорганизм оказывались двумя полюсами, каждый из них имел собственныйтеоретический “стержень”.
Все последующее развитие знаний имелообщий вектор — преодолеть расщепленность телесного и духовного, объяснитьжизнедеятельность организма как целого.
Движение шло в двух направлениях. Состороны физиологии нарастала тенденция к тому, чтобы возможно теснее“привязать” психические явления к нервно-мышечным. На “полюсе” психологииизменяло свой облик ее главное направление- учение об ассоциациях.
Учение об ассоциациях изначальноценилось благодаря тому, что объясняло связь, прочность и изменчивостьпсихических явлений устройством нервной системы. На нем лежала печатьдостоверности, присущей научному знанию о физической природе, сделавшему в XVIIи XVIII веках гигантские шаги.
Такая печать могла держаться, покамысль и практика натуралиста не начали осваивать нервную систему, развеиваяфантастические представления о ней, подобные тем, которые вдохновляли отцовассоцианизма Декарта, Локка, Гартли и др.
Все эти картины “нервных трубок”, покоторым проносятся жизненные духи, вибраций мозгового вещества и т.п. оказалисьиллюзорными. Ассоциативная доктрина “зависла” в недрах сознания (или души), иболишилась опоры в деятельности мозга. Тем не менее она оставалась единственнымнаправлением, способным не только описывать, но и объяснять психические факты.Ее объяснительный потенциал, созданный успехами механики, давшими новый образфизического мира (в том числе и организма как “вещи” этого мира), все ещесохранялся. Новые теоретики ассоцианизма искали выход в том, чтобы отстоять принципассоциации безотносительно к “механике” головного мозга, из законов которой онапрежде выводилась.
Этот общий подход отстаивали авторыразличных вариантов решения задачи путем “чисто” психологической, не“замешенной” на данных физиологии трактовки ассоциации.
Образцы подобной трактовки ужепреподали Беркли и Юм. Идея дальнейшего продвижения в этом направлении получилав первой половине XIX века особую популярность в Англии.
Т. Браун: ассоциация как суггестия Посколькууже сам термин ассоциация тесно сопрягался с представлением о том, что связьидей обусловлена связью нервных элементов в организме, шотландский философ Т. Браун(1778-1820) предложил взамен термина “ассоциация” термин суггестия (внушение).Одна идея внушает другую, но не произвольно, а по определенным законам. Браунразделил эти законы на первичные (по смежности, сходству и контрасту) ивторичные (их девять: законы частоты, новизны, силы первоначального ощущения,длительности и др.).
Чем чаще осознаются психическиеобразы, чем они необычнее, чем более сильные эмоции они вызывают и т.д., тембольше шансов на то, что появление одного из них приведет за собой другие.Джеймс Милль: машина сознания Английский историк и экономист Джеймс Милль (1773-1836)вернулся к представлению о том, что сознание — это своего рода ментальная(психическая) машина, работа которой совершается строго закономерно в силу еесобственного внутреннего устройства, не имеющего никакого отношения кустройству организма.
Всякий опыт состоит в конечном счетеиз простейших элементов (ощущений), образующих идеи (сперва простые, затем -всеболее сложные). Никаких врожденных идей или спонтанных суггестии у субъекта несуществует.
Джон Стюарт Милль: ментальная химия Сын ДжеймсаМилля Джон Стюарт (1806-1873) являлся, как и его отец, одним из властителей думсвоей эпохи не только в Англии, но и в континентальной Европе (его труды пологике, психологии, этике, экономике и другим наукам пользовались популярностьютакже и в России).
Если для его отца образцом точногонаучного знания служила механика (превращенная им в механику “чистого”сознания), то Джон Стюарт находился под влиянием больших успехов химии. Он сталговорить о ментальной химии. Под этим имелось в виду, что в человеческомсознании происходит нечто, подобное тому, что химик наблюдает в своей колбе присмешении различных элементов, а именно — появляется новый продукт.
Многое из того, что воспринимаетсясознанием как простое ощущение (например, звук скрипки или вкус апельсина,являющийся в действительности запахом), — результат синтеза многих компонентов.Например, вода представляется простой и единой, хотя на самом деле этосоединение водорода и кислорода.
Этот миллевский постулат оказалбольшое влияние на работу первых психологических лабораторий. В них возниклапрограмма, ставившая задачу добраться с помощью эксперимента до исходных“атомов” сознания, из которых создается его сложный состав. И тогда психологияполучит нечто подобное таблице Менделеева. По представлению Милля-младшего,психология должна стать точной наукой об уме (сознании). При этом Д.С.Милль,считая все порождения человеческой культуры продуктом индивидуального сознания,работающего по законам ассоциации, выступил как сторонник направления,известного под именем психологизма. (Экономика, политика, право, моральподчинялись “великому принципу ассоциации идей”.)
И. Гербарт: учение о статике идинамике представлений Еслив Англии главным объектом психологической мысли, опирающейся на законыассоциаций, служило сознание, то в Германии в этот период наиболее популярнымстало учение о бессознательной динамике психических представлений. Его авторомвыступил философ и педагог И. Гербарт (1776 1841).
Считая, как и все ассоцианисты, что вдуше нет ничего изначального, что она возникает из первоэлементов, он называлих не идеями, а представлениями. Если идеи считались фактами сознания, топредставления, по Гербарту, вытесняясь из сознания, образуют огромную массуэлементов бессознательной психики. Эта масса была названа апперцептивной.
Каждое новое представление находитсяпод давлением этой массы и удерживается благодаря ей. Незнакомое вводится в умпосредством уже знакомого.
Этот постулат Гербарт положил воснову своей педагогической системы, нашедшей немало сторонников. Кроме того,он предпринял попытку вывести математические формулы, по которым представлениятеснят друг друга, выталкиваются из сознания и вновь захватывают его. Оннадеялся, опираясь на это учение о “статике и динамике представлений”, придатьпсихологии характер точной, опытной науки.
Его главный труд так и назывался“Психология, по-новому основанная на метафизике, опыте и математике”. Рядустановок Гербарта — возвращение к понятию о бессознательной психике (впервыеоно было предложено Лейбницем), соотнесение его с апперцептивной массой,определяющей успех представлений в борьбе за “жизненное пространство” сознания,а также уверенность в том, что и к психологии применима математика, — явилсяпопыткой перевести принципы, подобные ассоцианизму, на новый язык. Не механика,не химия, а математика, обобщающая динамику психических элементов, способна,согласно Гербарту, объяснить, как из этих элементов складывается опыт индивида.
Между тем глубинные изменения в стиленаучного мышления вели к дальнейшей трансформации ассоцианизма.
И Милли, и Гербарт искали закономерностипсихики в пределах индивидуальной жизни. У Миллей она ограничивалась сознаниемсубъекта. Гербарт решительно расширил ее за счет бессознательной психики. ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНЫЕ ОСНОВЫ ПСИХОЛОГИИ
На различных участках экспериментальнойработы (Бебер, Фехнер, Дондерс, Гельмгольц, Пфлюгер и многие другие)складывались представления об особых закономерностях и факторах, отличных и отфизиологических, и от тех, которые относились к психологии как к ветвифилософии, имеющей своим предметом явления сознания, изучаемые внутреннимопытом. Наряду с лабораторной работой физиологов по изучению органов чувств идвижений, успехи эволюционной биологии и медицинской практики (применяющейгипноз при лечении неврозов) готовили новую психологию. Открывался целый мирпсихических явлений, доступных такому же объективному изучению, как любыедругие природные факты.
Было установлено с опорой наэкспериментальные и количественные методы, что в этом психическом миредействуют собственные законы и причины. Это создало почву для отделенияпсихологии как от физиологии, так и от философии.
Психофизика К новым открытиям пришелисследователь органов чувств — физиолог Э.Вебер (1795-1878). Он задалсявопросом: насколько следует изменять силу раздражения, чтобы субъект уловиледва заметное различие в ощущении.
Таким образом, акцент был перемещен.Предшественников Вебера занимала зависимость ощущений от нервного субстрата,Вебера — зависимость между континуумом ощущений и континуумом вызывающих ихвнешних физических стимулов. Обнаружилось, что существует вполне определенное(для различных органов чувств различное) отношение между первоначальнымраздражителем и последующим, при котором субъект начинает замечать, чтоощущение стало уже другим. Для слуховой чувствительности, например, этоотношение составляет 1/160, для ощущения веса — 1/30 и т.д.
Опыты и математические выкладки сталиистоком течения, влившегося в современную науку под именем психофизики. Ееосновоположником выступил другой немецкий ученый Г. Фехнер (1801-1887). Онтакже перешел от психофизиологии к психофизике.
Она начинала с представлений о,казалось бы, локальных психических феноменах. Но получила огромныйметодологический и методический резонанс во всем корпусе психологическогознания. В него внедрялись эксперимент, число, мера. Таблица логарифмовоказалась приложимой к явлениям душевной жизни, поведению субъекта, когда емуприходится определять едва заметные различия между внешними объективнымивлияниями.
Прорыв от психофизиологии кпсихофизике был знаменателен и в том отношении, что разделил принциппричинности и принцип закономерности. Ведь психофизиология была сильнавыяснением причинной зависимости субъективного факта (ощущения) от строенияоргана (нервных волокон), как этого требовало “анатомическое начало”. Обойдяего, психофизика доказала, что в психологии и при отсутствии знаний о телесномсубстрате могут быть строго эмпирически открыты законы, которым подвластны ееявления.Э. Пфлюгер: сенсорная функция как регуляторповедения Введение психического фактора как регулятора поведения организмапроизошло и в работах физиолога Э. Пфлюгера (1829 — 1910). Он подвергэкспериментальной критике схему рефлекса как дуги, в которойцентростремительные нервы, благодаря связи с центробежными, производят одну иту же стандартную мышечную реакцию.
В XIX веке физиологические опытыставились главным образом на лягушках. (По этому поводу в дальнейшем было дажепредложено поставить лягушке памятник.) Обезглавив лягушку, Пфлюгер помещал еев различные условия. Оказалось, что ее рефлексы вовсе не сводились кавтоматической реакции на раздражение. Они изменялись соответственно внешнейобстановке. На столе она ползала, в воде плавала и т.д. Пфлюгер сделал вывод отом, что даже у обезглавленной лягушки нет чистых рефлексов. Причиной ееприспособительных действий служит не сама по себе “связь нервов”, но сенсорнаяфункция. Именно она позволяет различать условия и соответственно этому изменятьповедение.
Опыты Пфлюгера, как и другихфизиологов, открывали особую причинность — психическую. Ведь чувствование (то,что Пфлюгер называл сенсорной функцией) — это не физиологическая, апсихологическая причина. Функция, о которой идет речь, заключается в различенииусловий, в которых находится организм, и в регуляции соответственно этим условиямдействий организма. В различении того, что происходит во внешней среде, иреагировании на происходящее в ней и состоит фундаментальное предназначениепсихики, ее главный жизненный смысл. Одновременно опыты Пфлюгера подрывалипринятое мнение о том, что психика и сознание одно и то же. О каком сознании уобезглавленной лягушки могла идти речь?
Через 50 лет создатель нового ученияо психике И.М.Сеченов подчеркнул, что вывод Пфлюгера оказался в конце XIX векаеще более справедливым, чем в середине этого века, когда он впервые былвысказан в полемике с двумя группами исследователей: а) с теми, кто считалрефлекс чисто механическим актом, связью нервов, которая ни в какой психике ненуждается, и б) с теми, кто считал, что приспособительным поведением может управлятьтолько сознание как знание субъекта о том, что он делает. Между тем историянаучных разработок показала, что нужно отказаться и от прежних представлений орефлексе как акте чисто механическом, и от прежних представлений о сознании какспособности субъекта дать самоотчет о своих мыслях, чувствах и т.п.
Наряду с сознанием имеется огромнаяобласть неосознаваемой психики (бессознательного), которая не сводится ни кнервной системе, ни к системе сознания.
Г. Гельмгольц лидер новой психофизиологии Центральнойфигурой в создании основ на которых строилась психология как наука, имеющая, собственныйпредмет был Г. Гельмгольц (1821-1894). Его разно- сторонний гений преобразовалмногие науки о природе, в том числе о природе психического. Им был открыт законсохранения энергии. Мы все дети Солнца, говорил он, ибо живой организм, спозиции физика, — это система, в которой нет ничего, кроме преобразованийразличных видов энергии. Тем самым из науки изгонялось представление об особыхвитальных силах, отличающих поведение в органических телах от неорганических.
Но, занявшись таким телеснымустройством, как орган чувств, Гельмгольц принял за объяснительный принцип неэнергетическое (молекулярное), а анатомическое начало. Именно на последнее онопирался в своей концепции цветного зрения. Гельмгольц исходил из гипотезы отом, что имеются три нервных волокна, возбуждение которых волнами различнойдлины создает основные ощущения цветов: красное, зеленое и фиолетовое.
Такой способ объяснения оказалсянепригодным, когда он от ощущений перешел к анализу восприятий целостныхобъектов в окружающем пространстве. Этот анализ побудил ввести два новыхфактора: а) движения глазных мышц; б) подчиненности этих движений особымправилам, подобным тем, по которым строятся логические умозаключения. Посколькуэти правила действуют независимо от сознания, Гельмгольц назвал их“бессознательными умозаключениями”. Таким образом, экспериментальная работастолкнула Гельмгольца с необходимостью ввести новые причинные факторы. До тогоон относил к этим факторам либо превращения физической энергии, либозависимость ощущения от устройства органа. Теперь к этим двум причинным“сеткам”, в которые наука улавливает жизненные процессы, присоединялась третья.Источником психического (зрительного) образа выступал внешний объект, ввозможно более отчетливом видении которого состояла решаемая глазом задача.
Выходило, что причина психическогоэффекта скрыта не в устройстве организма, а вне его. В опытах Гельмгольца междуглазом и объектом ставились призмы, искажавшие восприятие объекта. Однакопосредством различных приспособительных движений мышц организм стремилсявосстановить адекватный образ этого объекта. Выходило, что движения мышцвыполняют не чисто механическую, а познавательную (даже логическую) работу.
В зоне научного анализа появилисьфеномены, которые говорили об особой форме причинности: не физической и нефизиолого-анатомической, а психической. Намечалось разделение психики исознания. Опыты говорили, что возникающий в сознании образ внешнего предметапорождается не зависимым от сознания телесным механизмом.
Измерение времени реакции Старая психофизиология с ееанатомическим началом расшатывалась самими физиологами.
Голландский физиолог Ф. Дондерс(1818-1889) занимался экспериментами по изучению скорости протеканияпсихических процессов. До него Гельмгольц открыл скорость прохождения импульсапо нерву. Дондерс же обратился к измерению скорости реакции субъекта навоспринимаемые им объекты. Испытуемый выполнял задания, требовавшие от неговозможно более быстрой реакции на один из нескольких раздражителей, выбораразличных ответов на разные раздражители и т.д. Эти опыты разрушали веру вмгновенно действующую душу, доказывали, что психический процесс, подобнофизическому может быть измерен. И хотя, как и в психофизике, знание о нервнойсистеме не вносило даже малой толики в объяснение новых данных, считалось самособой разумеющимся, что психические процессы совершаются именно в ней.
Вскоре Сеченов, ссылаясь на изучениевремени реакции как процесса, требующего целостности головного мозга, писал:“Психическая деятельность как всякое земное явление происходит во времени ипространстве”.
Гипноз и внушение Свою лепту в разграничение психики исознания внесли исследования гипноза. Первоначально они приобрели в Европебольшую популярность благодаря деятельности австрийского врача Месмера,объяснявшего свои гипнотические сеансы действием магнитных истечений (флюидов).Затем, отвергнув месмеризм, английский хирург Брэд стал сторонникомфизиологической трактовки гипноза (предложив термин нейрогипноз). Однако вдальнейшем он придал решающую роль психологическому фактору.
Используя гипноз в своей практике, ондемонстрировал факты психически регулируемого поведения с выключенным сознанием(поддерживая тем самым представление о бессознательной психике). Чтобы вызватьгипнотическое состояние, требовался “раппорт” — создание ситуациивзаимодействия между врачом и пациентом. Обнажаемая гипнозом бессознательнаяпсихика является социально бессознательной. Ведь она инициируется и контролируетсядругим человеком.
Если врачи-гипнотизеры вывели психикуза пределы индивида к другому индивиду, то Дарвин — за пределы индивида кистории вида.
Ч. Дарвин: революция в биологии и психологии Революцию вовсем строе биологического и психологического мышления произвело учениеанглийского натуралиста Ч.Дарвина (1809-1882). Его труд “Происхождение видовпутем естественного отбора” (1859) называют одним из самых важных в историизападной цивилизации. В книге излагалась новая теория развития животного мира.Сам по себе принцип развития издревле направлял размышления о природе, обществеи человеке (в том числе и о душе). У Дарвина этот принцип воплотился в учении,укорененном в “Монблане фактов”.
Это учение опровергало библейскийдогмат о том, что все виды живых существ раз и навсегда сотворены Богом.Нападки церковников на Дарвина достигли апогея после выхода в свет его труда“Происхождение человека” (1870), из которого следовало, что человек создан непо образу и подобию Божьему, но является выходцем из обезьяньего стада.
В основе воссозданной Дарвиномвеличественной картины развития живой природы лежало новое объяснение причинныхфакторов этого развития, т.е. детерминизма.
Дарвиновское учение ознаменовалокрутой поворот от одной формы детерминизма к другой. Прежний детерминизм мыслилвсе мироздание в категориях механики. Новый детерминизм в отличие от прежнегоявлялся биологическим. (Сокращенно их можно обозначить как механодетерминизм ибиодетерминизм.)
Какие же признаки вводил этот новыйстиль мышления? Прежде всего, Дарвин указывал на естественный отбор как факторвыживания организмов в постоянно угрожающей их существованию среде. В ходеэволюции выживают те, кто смог наиболее удачно приспособиться. Опорным в этойобъяснительной схеме является фактор наследственности. Те животные формы,которые выжили в борьбе за существование, передают свои свойства потомству.Между особями, образующими данный вид, существуют биологически предопределенныеразличия. Без изменчивости не было бы и развития. Выживают же те, кому удалосьлучше приспособиться (адаптироваться). Естественный отбор безжалостноистребляет все, что не способствует выживанию, адаптации.
Со времен Аристотеля загадкой длявсех мыслящих людей являлась целесообразность устройства, функций и поведенияживых существ в отличие от неорганических объектов. Не находя другого решения,полагали, что в живом организме изначально заложена цель.
Дарвин дал точное научное объяснениецелесообразности, не обращаясь к понятию о врожденной цели. Все этинововведения произвели переворот не только в биологии, но и в психологии.
Поскольку естественный отбор отсекаетвсе ненужное для жизни, то он истребил бы и психические функции, если бы они неспособствовали приспособлению. Это побудило рассматривать психику как элементадаптации организма к окружающей среде. Психика не могла более представлятьсяизолированным “островом духа”. Определяющим для психологии взамен отдельногоорганизма становится отношение “организм-среда”. Это породило новый системныйстиль мышления, который в дальнейшем привел к выводу, что предметом психологиидолжно быть не сознание индивида, но его поведение во внешней среде, изменяющей(детерминирующей) его организм и психический склад.
Понятие об индивидуальных вариацияхявляется непременной составной частью эволюционной теории Дарвина. Стало быть,к ним относятся и вариации в сфере психики. Это придало мощный импульсразработке нового направления в психологии, предметом которого стало изучениеиндивидуальных различий между людьми, обусловленных законами наследственности.Это направление, инициатором создания которого стал кузен Дарвина Ф.Гальтон,превратилось в разветвленную ветвь дифференциальной психологии (см. ниже).
Наконец, дарвинизм стимулировализучение психики в животном мире, став основанием еще одного нового направленияв науке — зоопсихологии. Отвергнув версию о непроходимой пропасти междучеловеком и животным, эволюционная биология стала предпосылкой широкогоизучения с помощью объективных экспериментальных методов механизмов психическойрегуляции поведения на таких объектах, как животные (белые крысы, собаки,обезьяны и др.).
Дарвин специально анализировалинстинкты как побудительные силы поведения. С фактами в руках он подвергкритике версию об их разумности. Вместе с тем без этих слепых побуждений, корникоторых уходят в историю вида, организм не может выжить. Инстинкты связаны сэмоциями. К ним Дарвин также подошел не с точки зрения их осознания субъектом,а опираясь на объективные наблюдения за выразительными движениями.
Некогда эти движения имелипрактический смысл, о чем напоминают сжатие кулаков или оскал зубов усовременного человека. Были времена, когда эти агрессивные реакции означалиготовность к борьбе. Традиционная психология считала чувства элементамисознания. Теперь же эмоции, захватывающие индивида, выступили в качествефеноменов, которые, хотя и являются психическими, однако первичны по отношениюк его сознанию.
Г. Спенсер: принцип адаптации к среде Наряду сДарвином и одновременно с ним идеи новой эволюционной биологии развиваланглийский философ Г. Спенсер (1820-1903).Следуя доминировавшей в Англиитрадиции, он был приверженцем ассоцианизма. Однако последний претерпел в работеСпенсера “Основы психологии” (1855) существенную трансформацию. В ней жизньопределялась как “непрерывное приспособление внутренних отношений к внешним”.Происходящее внутри организма (стало быть, и сознание) может быть понято тольков системе его отношений к внешней среде. Отношения же — не что иное. какадаптации. С этой точки зрения и ассоциации должны быть поняты как связи междуэлементами психической жизни.
Во всей своей прежней историипсихология если и искала телесный субстрат ассоциаций (от Аристотеля доГартли), то обращалась только к одному направлению, а именно — физиологическому. Строились различные предположения о процессах внутриорганизма, проекцией которых становятся связи между психическими явлениями.Принцип адаптации требовал “покинуть” изолированный организм и искать “корень”ассоциаций в том, что происходит во внешнем мире, к которому организмповседневно приспосабливается.
Чтобы выжить, организм вынужденустанавливать связь между объектами этого мира и своими реакциями на них.Случайные, несущественные для выживания связи он игнорирует, а связи,необходимые для решения этой задачи, прочно фиксирует, сохраняет “про запас” наслучай новых конфронтации со всем, что может угрожать его существованию. Ноочевидно, что адаптация в данном случае означает не только приспособление кновым ситуациям органов чувств как источников информации о том, что происходитвовне (на манер того, как, например, изменяется чувствительность глаза втемноте). Утверждается новый вид ассоциаций — между внутренними психическимиобразами и реализующими адаптацию целостного организма мышечными действиями.
Здесь свершился крутой поворот вдвижении психологической мысли. Из “поля сознания” она устремилась в “полеповедения”. Отныне не физика и химия, как прежде, а биология стала путеводнойзвездой в разработке ассоциативной доктрины, обретающей, как мы увидим, новыйоблик в бихевиоризме и рефлексологии.
Спенсер стоял у истоков того пути, покоторому продвигались Сеченов, Торндайк, Павлов, Бехтерев, Уотсон и другиепионеры объективной психологи.
Прежде чем были изобретеныобъективные методы изучения целостного поведения, научно-психологическая мысльдобилась крупных успехов в экспериментальном анализе деятельности органовчувств. Эти успехи были связаны с открытием закономерной, математическиисчислимой зависимости между объективными физическими стимулами и производимымиими психическими эффектами — ощущениями.
Именно это направление сыгралорешающую роль в превращении психологии в самостоятельную экспериментальнуюнауку.
ПРОГРАММЫ ПОСТРОЕНИЯ ПСИХОЛОГИИ КАКСАМОСТОЯТЕЛЬНОЙ НАУКИ
Следует различать реальную жизньнауки и ее отражение в теоретических программах. К 70-м годам прошлого века вжизни науки назрела потребность в том, чтобы разрозненные знания о психикеобъединить в научную дисциплину, отличную от других.
Когда время приспело, говорил Гёте,яблоки падают одновременно в разных садах. Время приспело для определениястатуса психологии как самостоятельной науки, и тогда почти одновременносложилось несколько программ ее разработки. Они по-разному определяли предмет,метод и задачи психологии, вектор ее развития.
Психология как наука о непосредственном опыте Наибольшийуспех имела первоначально программа, разработанная В.Вундтом (1832-1920). Вундтродился в Маннгейме в семье пастора, после окончания гимназии учился намедицинском факультете сперва в Тюбингене, а затем в Гейдельберге. Отказавшисьот карьеры практикующего врача, он после семестра, проведенного в Берлине уИоганна Мюллера, защитил в 1856 г. в Гейдельберге докторскую диссертацию изанял в этом же университете должность преподавателя физиологии. В егообязанности входило проводить практические занятия со студентами в качествеассистента профессора Гельмгольца, с которым, однако, как вспоминалвпоследствии сам Вундт, у него дружеских отношений не сложилось.
Тот факт, что Гельмгольц и Вундт,много лет работая вместе, не сблизились, объясняется не только различием в ихтемпераментах. Имелись и более глубокие причины, связанные с различием в складемышления, в мировоззренческих установках. Гельмгольц оставался верен идеаламдетерминистской физики, тогда как Вундт все более удалялся в областьидеалистической философии (профессором которой он стал в дальнейшем).
В область психологии Вундта влеклифизиологические занятия. Его первой книгой было Учение о мышечных движениях(1858), второй — Материалы к теории чувственного восприятия (1858-1862). Обетемы — движение и ощущение — были в то время очень популярными в физиологии, иобе они неизбежно сталкивались с влиянием непривычного для физиологическогомышления психологического фактора. В частности, в этих ранних вундтовскихработах важное значение придавалось рефлексу, но он уже оказывался не чистомышечной функцией, а участником построения восприятия, т.е. психическогопродукта.
Здесь же у Вундта встречается игельмгольцевское понятие о бессознательных умозаключениях, инородное дляфизиолога, привыкшего объяснять процессы в организме терминами физики и химии.Строго следуя физико-химическому направлению в физиологии (о чем говорят егоучебники по этому предмету), Вундт в то же время намечает для себя новый планработы. Он читает в Гейдельбергском университете курс на тему Психология сточки зрения естествознания (1862), а в 1863 г. выходят его Лекции о душе человека и животных. В этих лекциях содержалась программа построения двух психологии — экспериментальной и социальной (культурно-исторической). Вся последующаякарьера Вундта как психолога представляла собой реализацию этой программы.Прошло десятилетие. В 1873-1874 гг. вышли его “Основы физиологическойпсихологии” — труд, который на несколько лет стал главным компендиумом новойнауки.
С 1875 г. Вундт — профессор философии в Лейпциге. Однако наряду с преподаванием философии онорганизовал первую в мире лабораторию экспериментальной психологии (1879),вскоре преобразованную в институт, ставший Меккой для всех, кто отважилсяпосвятить себя опытному изучению душевной деятельности. Труды лабораториипубликовались в созданном Вундтом первом психологическом журнале, называвшемся“Философские исследования” (выходил с 1881 г.). Вокруг Вундта постепенно складывалась большая интернациональная школа, равной которой история психологии незнает'.
Прошедшие эту школу исследователисоздали по образцу лейпцигской новые лаборатории в различных университетахмира. Психология утвердилась в статусе самостоятельной опытной науки. И в этомисторическая заслуга Вундта. Он поместил в лабораторию не лягушку и собаку, ачеловека с его “таинственной” душой. Это было революционное событие, всюзначительность которого мы, привыкшие к достижениям экспериментальнойпсихологии, теперь с трудом можем оценить.
Постепенно складывалось сообществоисследователей, работников новой области знания, имеющей собственные организационныеструктуры — лаборатории, кафедры, журналы, общества, а начиная с 1889 г. — и международные конгрессы.
Под воздействием достиженийфизиологии органов чувств Вундт выдвинул свою психологическую программу.Напомним, что одним из этих достижений была картина “сенсорной мозаики”.
Согласно Вундту, эта “мозаика” и естьта “материя”, из которой построено сознание. Если первоначальный смысл новыхидей в физиологии состоял в установлении объективных (т.е. независимых отсознания) отношений между стимулами и психическими реакциями, то правопсихологии на самостоятельность Вундт обосновывал совершенно инымисоображениями, а именно принципиальным отличием сознания от всего внешнего иматериального. Психология, по Вундту, имеет уникальный предмет — непосредственный опыт субъекта, постигаемый путем самонаблюдения, интроспекции.Все остальные науки изучают результаты переработки этого опыта.
Интроспекционизм — древняя концепцияи, как говорил исторический опыт, совершенно бесперспективная для научногоисследования психологических фактов. Но Вундт вносил в нее коррективы, спомощью которых, как он считал, преодолевались слабости старогоинтроспекционизма. Обычное самонаблюдение бесконтрольно и хаотично. Контроль ипорядок в исследование сознания способны, по Вундту, внести экспериментальныепроцедуры физиологии. Опыт физиологический, объективный, позволяет, считал он,расчленить опыт непосредственный, субъективный, и тем самым реконструировать внаучных понятиях архитектонику сознания индивида. Такова была главная идеяВундта. Она лежала в основе его замысла создать опытную психологию, которую онназывал физиологической. Вместе с тем, будучи сторонником психофизическогопараллелизма, Вундт считал, что в физиологии как таковой не содержится никакихданных, расширяющих возможности психологического объяснения. Психическиепроцессы параллельны телесным, но не определяются ими.
Приборы для изучения органов чувств идвигательных реакций были непременным инструментарием лейпцигской лаборатории.Но столь же непременным “орудием” являлась интроспекция. Не тривиальноесамонаблюдение, а специально тренируемое. Вначале Вундт считал, чтоинтроспекция обнаруживает в составе непосредственного опыта два классаэлементов — ощущения и представления. В дальнейшем к ним были присоединенычувства.
Психологами было принято называтьзнатоков человеческих душ. Но психологи по профессии появились лишь послеВундта.
Историки подсчитали, что школу Вундтапрошли 136 немцев, 14 американцев, 10 англичан, 6 поляков, 3 русских, 2француза. Она стала главным питомником первого поколенияпсихологов-экспериментаторов.
Практика работы вундтовской и другихсходных с ней по ориентации лабораторий показала крайнюю ненадежностьинтроспекции. Энтузиазм, с которым молодые исследователи изощрялись винтроспекции (субъективном методе), был обусловлен надеждой на то, что одушевной жизни удастся получить столь же точное знание, как и о телесной.Однако протокольные записи экспериментов не выдерживали испытания на научностьзнания. Между показаниями различных испытуемых не было согласия. Лаборатории,где практиковался субъективный метод, не сделали никаких открытий, невыработали серьезных причинных объяснений исследуемых явлений. Создать новыйязык, на котором можно было бы говорить о структуре сознания, а не о внешнихобъектах, не удавалось.
Причиной неудач сторонниковсубъективного метода являлись программные установки Вундта: феноменализм, т.е.представление о сознании как совокупности чуждых всему внешнему феноменов,“атомизм”, интроспекционизм, квазидетерминизм, т.е. убеждение в том, чтопсихическое детерминируется только психическим. Созданную Вундтом громоздкуюсистему отличал эклектизм. “Атомистическое” строение внутреннего мира субъектаон дополнял “законом творческого синтеза”, согласно которому из элементарныхощущений возникают качественно новые продукты. Представление о сознании каксовокупности разрозненных элементов дополнялось учением об апперцепции — особойвнутренней силе, локализованной в лобных долях головного мозга.
Апперцепция — центр сферы сознания.Затем она становится определяющей. Для чувства, которое объясняется как “знакреакции апперцепции на сенсорное содержание”, для мышления, поскольку толькоапперцепция приводит феномены в логическую связь в противовес ассоциациям, и,наконец, для воли, в качестве главного проявления которой она начинаетфигурировать. Превращение апперцепции в универсальный объяснительный принцип(она все объясняет, сама не нуждаясь в объяснении) означало полный разрыв сдетерминизмом. Не удивительно, что одни считали Вундта сторонникоместественнонаучного, материалистического понимания психики (в России одновремя, в середине 60-х годов XIX века, цензура запретила его книгу “Лекции одуше человека и животных”), другие — защитником учения о бессубстратномсознании (например, К.Д. Кавелин в полемике с И.М. Сеченовым). Поэтому,рассматривая вопрос о том, чему обучались будущие психологи в вундтовскойшколе, следует иметь в виду, что, овладевая методами новой науки, они работалив теоретической атмосфере, пронизанной эклектическими представлениями. Джемесказал про систему Вундта, что она напоминает червя: если рассечь его на части,каждая из них будет продолжать ползать. В вундтовской системе нет жизненногоцентра, уколом в который можно было бы с ней покончить.
Эклектический характер вундтовскойпрограммы определяется тем, что естественнонаучные тенденции нарождавшейсяпсихологии преломились в ней сквозь призму идеалистических представлений осознании и его отношении к материальному миру. Апология субъективного метода(интроспекции) не вытекала из логики развития психологического познания. Онабыла обусловлена определенными обстоятельствами социально-идеологическогохарактера. Идейная атмосфера, сложившаяся в немецких университетах, требовалаот профессора философии противостоять материалистическому воззрению начеловека.
Свой первый психологический практикум(из которого и выросла лаборатория) Вундт проводил в виде экспериментальныхдемонстраций к курсу философии. Вполне понятно, что демонстрации могли иметьединственный смысл — доказать на опыте правильность той идеалистическойконцепции, которая излагалась в университетском курсе. Соответственно ипроводившиеся им эксперименты — опыты по определению порогов ощущений, времениреакции и др. — приобретали иное истолкование, чем в естественнонаучныхисследованиях. Так, если для Фехнера психофизический закон означал закономернуюсвязь между силой раздражения и интенсивностью ощущения, то, по Вундту, этотзакон следует считать чисто психологическим: для миллионера, например, рубльпредставляет бесконечно малую величину, тогда как его прибавка к жалованьюрабочего может стать ощутимой. Здесь, по мнению Вундта, проявляется отношениемежду ощущением и психологическим суждением о нем, а не ощущением и реальнымраздражителем.
Точно такому же пересмотру, прикотором исключалась реальная связь психических актов с внешними стимулами,подверглась в лаборатории Вундта и дондеровская схема времени реакции.Выдвигалось предположение о том, что в период между действием раздражителя идвигательным ответом на него в сознании совершаются, сменяя друг друга,различные психические процессы.
Все откровеннее подчинял Вундтпсихологическую работу укреплению своей философской доктрины. На рубеже века онвообще оставил экспериментальные занятия. Иногда это объясняют тем, чтонамеченная в молодые годы программа создания физиологической психологии былаВундтом выполнена и он перешел к разработке второй части своего замысла-созданию социальной (культурно-исторической) психологии, изучающей высшиефункции не с помощью лабораторных приборов и интроспекции, а по объективнымпродуктам культуры (язык, миф, искусство и т.д.)1. Вдействительности же, как мы вскоре увидим, не Вундт покинул экспериментальнуюпсихологию, а она покинула его. Как показал весь последующий ход событий, ниодно из положений вундтовской программы не выдержало испытания временем. Тем неменее Вундт и его школа сыграли важную историческую роль.
В вундтовской школе формировалосьпервое поколение профессиональных психологов. Сравнение вундтовской программы сдругими показывает, что ее решающее преимущество было связано с утверждениемэксперимента в качестве главного рычага превращения психологического знания внаучное.
Психология как учение об интенциональных актахсознания Совершенно иначе, чем Вундт, ответил а запросы времени австрийскийфилософ Ф.Брентано (1838-1917). Католический священник, он отказался от санапосле того, как Ватикан принял доктрину о папскойнепогрешимости. Брентаноперешел в Венский университет, где с 1874 г. в течение 20 лет преподавал философию. Его кумиром был Аристотель, учению которого о душе посвящено первоеисследование Брентано. При этом благодаря своему образованию он был превосходноориентирован во всех толкованиях аристотелевских текстов в средневековойсхоластике.
Исходя из аристотелевских идей,Брентано разработал план новой психологии в оставшейся незаконченной книге“Психология с эмпирической точки зрения” (1874). В учении Аристотелясодержались идеи, с успехом противостоящие тем представлениям о природесознания, на уяснение которых Вундт ориентировал экспериментальную работу. УАристотеля, как мы помним, еще не было понятия о сознании. В его толкованиидуша — способ организации живого тела, возможности которого актуализируютсятолько под воздействием внешних объектов.
В схоластическом истолковании этамодель превратилась в призрачную схему, где реальный организм оказалсяподмененным познающим субъектом, а реальный предмет — идеальным объектом. Темне менее за сознанием оставались в качестве непременных признаков активность(без которой потенциальное не может стать актуальным) и объектность (безвнеположного субъекту объекта эта активность нереализуема). Такое пониманиеприроды сознания, по Брентано, дает возможность определить предмет психологии,найти “демаркационный критерий”, позволяющий отграничить ее от наук офизическом мире.
Отвечая на вопрос, чем именнопсихические явления отличаются от всех остальных, Брентано писал: “Каждыйпсихический феномен характеризуется тем, что средневековые схоласты называлиинтенциональным сосуществованием объекта… ориентацией по отношению к объекту(который не должен пониматься как реальный), или имманентной объектностыо… Мыможем определить психические явления, сказав, что это такие явления, которыеинтенционально содержат в самих себе объект”.
Стало быть, согласно Брентано,психический процесс характеризуется тем, что в нем всегда сосуществует егообъект. Это “сосуществование” выражено в трех моментах: а) идеация, т.е.представление объекта в форме образа; б) суждение о нем как истинном илиложном; в) эмоциональная оценка его как желаемого или отвергаемого. Областьпсихологии — это не сами по себе ощущения или представления, а те акты,“действия”, которые производит субъект (акты представливания, суждения иэмоциональной оценки), когда он превращает нечто в объект осознания. Вне актаобъект не существует. Акт, в свою очередь, с необходимостью предполагаетнаправленность на, так называемую интенцию.
Когда человек слышит, например,какое-либо слово, то “сквозь” ощущаемые звуки его сознание устремляется кпредмету, о котором идет речь. Понимание значения есть психический феномен,который разрушается, если брать порознь акустический раздражитель иобозначенную им вещь. Раздражитель и вещь уже не психические, а физическиеявления и, стало быть, к области психологии не относятся.
Брентано стоял у истоков направления,получившего название функционализма. Оно противостояло вундтовской концепции, вдальнейшем названной структурализмом. Поскольку терминам “функция” и“структура” придается самый различный смысл, необходимо разъяснить, какоеименно содержание связывалось с ними в рассматриваемый период развитияпсихологических идей.
Вундта относят к структуралистам натом основании, что главной для его программы была задача выяснить, из какихкомпонентов построено сознание и каков характер их структурирования. ДляБрентано исходным являлось понятие не об элементе сознания, а о его акте,понимаемом как функция субъекта, выраженная в его направленности на объект.Поэтому психолог, согласно Брентано, должен исследовать не элементы (ощущенияразличного качества, интенсивности и т.д.), а акты, благодаря которым этиэлементы становятся объектом осознания.
Мы видим, таким образом, чтоцентральная для психологии проблема субъектно-объектных отношений получила уБрентано существенно иную интерпретацию, чем у Вундта. Оба исходили из того,что предметом психологии является сознание. Оба интерпретировали его с позицийинтроспекционизма. Но Вундт рассчитывал выяснить с помощью изощреннойинтроспекции и вспомогательных физиологических приборов состав сознания: каковаего (сенсорная в своей основе) “фактура”. Брентано полагал, что задачапсихолога состоит в том, чтобы тщательно описывать не само по себе содержание,а связанные с ним акты, действия, внутренние операции.
Вундт делал упор на то, чтопсихология — наука опытная и экспериментальная, Брентано — что она опытная, нонаблюдательная. С точки зрения Брентано, принятая в лабораторияхфизиологической психологии процедура анализа сознания укладывает в прокрустоволоже реальные процессы сознания, которые следует тщательно наблюдать в ихестественном течении и составе.
Поэтому и субъективный(интроспективный) метод приобрел у тех, кто отправлялся от Вундта, одну направленность,от Брентано — другую. В обоих случаях утверждался феноменологический подход(объект анализа — феномены сознания). Различие же состояло в том, чтопоследователи Вундта устремлялись к гипотетическим структурным элементам,недоступным неискушенному наблюдателю, тогда как воспитанники Брентанокультивировали исследование сознания в его целостности и доподлинности,свободной от предвзятых теоретических схем.
Идеи Брентано оказали глубокоевлияние на психологическую мысль капиталистического Запада в различныхнаправлениях. В частности, рождение гештальтпсихологии непосредственно связанос феноменологией Гуссерля — ученика Брентано. Принцип активности субъекта былвоспринят от Брентано европейскими функционалистами¹. Среди обучавшихся уБрентано философии был Фрейд, в учении которого понятие об интенциипреобразовалось в идею о направленности психической энергии на внешние объекты(включая собственное тело субъекта). Но это произошло впоследствии.
Сознание человека направлено нареальный, независимо от него существующий предмет. У Брентано же объект нереален, а феноменален, поскольку его бытие мыслится зависящим от актуализацииего сознанием субъекта. Сам субъект в свою очередь сведен к системе актов,имеющей основание в самой себе, а не в чем-то внешнем. Тем самым реальнаяактивность поведения была превращена в чисто духовную, не имеющую никакихкорней в практических связях человека с миром.
Психология как наука о психической регуляции поведенияВ одной исторической работе читаем: “в 1874 г. молодой исследователь, стремившийся стать психологом нового стиля, сталкивался с двумя определеннымиальтернативами: либо «Основы физиологической психологии» Вундта, либо«Психология с эмпирической точки зрения» Брентано”. Имелась и ещеодна альтернатива, не известная ни историку, чьи слова мы процитировали, низападноевропейским молодым людям, желавшим сделать научную карьеру в новойобласти. В 1873 г. были опубликованы “Психологические этюды” Сеченова, гдепредлагался новый план разработки психологии как объективной науки. В ее основележала материалистическая методология.
Сеченов вышел из помещичьей семьи(мать его была крестьянка). Он окончил в Петербурге военное Инженерное училище,получив высшее инженерно-техническое образование, а затем медицинский факультетМосковского университета. На третьем курсе он увлекся психологией, считавшейсятогда философской дисциплиной, и эта, как он ее назвал, “московская страсть кфилософии” сыграла впоследствии важную роль в его творчестве. Окончивуниверситет, он отправился в Германию в лаборатории Гельмгольца, Людвига,Дюбуа-Реймона и др. Вернувшись в 1860 г. на родину, Сеченов создал впетербургской Медико-хирургической академии первую русскую физиологическуюшколу, имевшую поначалу физико-химическое направление.
В России в тот период рушились старыеэкономические устои, противоборство классовых сил нашло выражение вожесточенной полемике по всем коренным мировоззренческим вопросам. Среди нихбыли вопросы, касающиеся природы человека, его организма и психических функций.Один из главных противников Чернышевского и Сеченова философ-идеалист П.Д. Юркевичписал: “В настоящее время физиология… довольно сильно определяет нашиежедневные суждения о жизни, ее явлениях и условиях”. В противовес П.Д. Юркевичуи его сторонникам журнал “Современник” отстаивал последовательноматериалистический взгляд на физиологические и психические явления. И.М. Сеченовбыл близок к революционно-демократической интеллигенции, к Чернышевскому,заключенному вскоре в Петропавловскую крепость и написавшему там роман “Чтоделать?” Ходили слухи, что прототипом одного из героев этого романа — доктораКирсанова — Чернышевскому послужил Сеченов. Эта версия недостоверна, однакофилософское родство Сеченова с Чернышевским бесспорно.
В накаленной атмосфере споров о душеИ.М.Сеченов приступает к экспериментам над мозгом и в ходе их открывает такназываемые тормозные центры, т.е. локализованные в таламической области нервныецентры, раздражение которых задерживает двигательную активность. Это быловеликое открытие. Оно не только начинало новую главу в физиологии головногомозга, но изменяло всю систему представлений о функциях этого органа. Оно ввелов физиологическое мышление понятие о торможении (прежде нервная физиологиязнала только один процесс — возбуждение), а с ним и обширный комплекс проблемнейродинамики, касающихся соотношений между торможением и возбуждением. Но тобыло позднее.
Для Сеченова в тот момент самымважным было доказать на опыте, что воля, веками считавшаяся исходящей от душисилой, производится маленьким кусочком мозгового вещества. Ведь самый верныйпризнак волевого поведения – умение противостоять раздражителям, задерживатьнежелательные импульсы. И все эти признаки, как свидетельствовал эксперимент,зависят от центров в мозгу. Используя это открытие. Сеченов пишет для“Современника” свой первый психофизиологический трактат Рефлексы головногомозга (1863).
Идеи сеченовской статьи разошлисьдалеко по земле русской, какая-то купчиха в Красноярске спрашивала у ссыльногоПантелеева: правда ли, что в Петербурге профессор Сеченов доказывает, что душинет, а существуют одни только рефлексы? Слово “рефлекс” имело в ту поруединственный смысл: механическая реакция, подобная движению ножки лягушки прираздражении ее кислотой. Приравнять человека с его душой и свободной волей кэтой лягушке (а именно на ней ставил Сеченов свои опыты) казалось кощунством.
Как мы знаем, традиционное понятие орефлексе после его критики Пфлюгером и другими передовыми биологами было сильнорасшатано. Тем не менее именно на нем Сеченов строил психологическую систему.Он смог отважиться на это лишь потому, что радикально преобразовал это понятие.Он набрасывает эскиз “мозговой машины”, понимая под ней не простое передаточноеустройство внешнего раздражителя на двигательные снаряды, а механизм,снабженный несколькими центральными придатками, от деятельности которых зависитконечный эффект внешнего импульса. Один придаток — это тормозной центр, которыйставит барьер на пути импульса к исполнительным органам. Другой придатокусиливает движение. Он служит субстратом чувств, побуждений. Третий позволяетсохранять следы прежних воздействий. Это память “мозговой машины”. И наконецчетвертый выполняет “предуведомительную роль”, он улавливает и усиливаетраздражители, с тем чтобы отреагировать на них прежде, чем они успеют нанестиущерб организму. Наделенная такими свойствами “машина” способна, по Сеченову,объяснить основные свойства человеческого поведения. В этот первоначальныйэскиз впоследствии были внесены важные коррективы.
Но главное было сделано — намеченновый естественнонаучный способ объяснения психических актов, выступивших какдействия “мозговой машины”, а не бессубстратной души.
Сеченов стал кумиром целого поколенияпередовой русской интеллигенции не только потому, что в его трактате намечаласьновая, созвучная материалистическому мировоззрению схема работы мозга, но ипотому, что эта схема непосредственно соотносилась с жизненно важной для шестидесятниковпроблемой причинной обусловленности человеческого поведения. Социально-политическаяпрограмма революционно-демократического лагеря предполагала, что движениенародных масс к раскрепощению должны возглавить “новые люди”, свободные отгнета религиозно-христианской морали, непоколебимо преданные высшимнравственным идеалам.
Сеченов надеялся, что, руководствуясьнаучными представлениями о мозге, удастся “создать” людей-“рыцарей”, как он ихназывал, людей, которые не могут не делать добро, которые совершаютвысоконравственные поступки с неотвратимостью зрачкового рефлекса на свет. Этобыла, говоря современным языком, “сциентистская” иллюзия. Но она отражаласоциальный смысл экспериментов Сеченова над мозгом.
Противники Сеченова истолковали егопозицию так, будто он лишает психологию самостоятельности, превращает ее впридаток физиологии. Истинный же смысл его проекта состоял в том, чтобыпостроить новую психологию на тех началах, которыми руководствовалисьестествоиспытатели: на принципе детерминизма и объективном методе. Этимтребованиям отвечает учение о рефлексе. Оно, согласно Сеченову, должно былостать основой для разработки понятия о психическом акте.
Это понятие Сеченов радикальнопреобразовал. Он назвал отождествление психики и сознания величайшимзаблуждением. Тем самым в разряд заблуждений попали концепции Вундта иБрентано. Однако о бессознательной психике до Сеченова (и тем более до Фрейда)уже говорили Лейбниц, Гербарт, Шопенгауэр, Гельмгольц и др. Заслуга Сеченовазаключалась не в том, что у него психическое простирается “далеко за пределысознания”, а в том, что он принципиально по-новому представил само психическое.
За основу своей программы Сеченовпринял постулат о родственности психического и физиологического “по способупроисхождения”, т.е. по механизму совершения. Такая ориентация дает психологииее основную аксиому, которую Сеченов сформулировал следующим образом: “Мысль опсихическом акте как процессе, движении, имеющем определенное начало, течение иконец, должна быть удержана как основная”. Содержание же психологии составляетряд учений “о происхождении1 психических деятельностей”. На первыйвзгляд это может показаться тривиальным. Ведь любой процесс имеет начало,течение и конец. Новаторскую суть сеченовской идеи раскрывает его разъяснение:указанная аксиома представляет собой “лишь дальнейшее развитие мысли о родствепсихических и нервных актов”. Начальные, производящие моменты нервных актов — это “физические или смешанные явления”, завершаются эти акты движениями,целесообразными “в смысле доставления телу каких-нибудь польз”.
Какова же, по Сеченову, архитектоникапсихического акта? Подобно нервному, психический акт имеет наряду с центральнойфазой начальную и конечную, непосредственно соединяющие его с внешней средой.Триединый психический акт принципиально нерасщепим. Это своего рода монада.Стало быть, предметом психологического исследования как такового должен статьпроцесс, развертывающийся не в сознании (или в сфере бессознательного), а вобъективной системе отношений, как мы бы сейчас сказали — процесс поведения (вовремена Сеченова научного термина “поведение” еще не было).
Начальную фазу всего процессасоставляют внешние влияния. Идея первичности внешних влияний является исходнойдля всех материалистических теорий. Из нее исходил и Сеченов. Но у него внешнийимпульс становится производящей причиной процесса, лишь превратившись вчувствование. Только в качестве чувствования он способен детерминироватьцелостный процесс, который завершается действием, обращенным на предметный мир.
Главными психическими элементами, поСеченову, являются, таким образом, чувствование и действие, а принципомпостроения поведения — согласование действия с выполняющим сигнальную рольчувствованием. Для традиционной психологии чувствование — это процесс, илиявление, сознания. Для Сеченова же это объективный феномен, регулирующийповедение безотносительно к тому, в какой форме он осознается субъектом иотображается системой самонаблюдения. Различение и управление — конституирующиепризнаки чувствования. “Чувствование всегда и везде имеет только два общихзначения: оно служит орудием различения условий действия и руководителемсоответственных этим условиям (т.е. целесообразных или приспособительных)действий”. Очистив понятие о чувствовании от признака представленности всознании субъекта, Сеченов трактует его как сигнал, точнее, как одну изразновидностей сигнала. Оно ставится в один ряд с другими автоматическимирегуляторами, начиная от регуляторов в машинах (типа предохранительного клапанав паровиках Уатта). Регуляция осуществляется по типу обратной связи. Мозгполучает сигналы не только от внешних предметов. К нему непрестанно поступаетинформация о результатах работы мышечной системы. В соответствии с этойинформацией строится поведение. Без сигналов о произведенных эффектах оно немогло бы быть целесообразным. Это подтверждало, в частности, описанноеСеченовым поведение атактиков — больных с расстроенной мышечнойчувствительностью… Он наблюдал их в клинике своего друга, знаменитого врачаС.П.Боткина. Координация действий у этих больных нарушалась из-за того, что ихмышцы не посылали сигналов обратной связи и поэтому больные не знали, правильноли они решают двигательные задачи.
Психическое — один из уровнейсигнальной регуляции поведения. Таков важнейший вывод Сеченова. Руководствуясьим, он поставил в “Элементах мысли” (1878) задачу “согласить Гельмгольца соСпенсером”, т.е. объяснить развитие познавательной деятельности органов чувств,исходя из эволюционного учения, из принципа адаптации организма к внешнейсреде.
Адаптация предполагает двигательнуюактивность, органом которой служит мышца. Но мышца, по Сеченову, не толькорабочий орган и не только орган, осведомляющий мозг о результатах действия. Онаявляется также инструментом познания среды. Ее сигналы передают самуюдостоверную информацию о внешнем мире, его пространственно-временныхкоординатах. Производимые посредством мышцы операции сравнения, анализа,синтеза и являются теми “элементами мысли”, из которых строитсяинтеллектуальная деятельность.
Новаторский характерконкретно-научного анализа Сеченовым мышечной чувствительности определялся егофилософской позицией, твердой защитой материалистической теории познания. Вначале 90-х годов он опубликовал серию статей (“Впечатления и действительность”,“Предметная мысль и действительность” и др.), в которых выступил противсубъективизма, превращающего чувственно познаваемый мир в мираж, созданныйнашей нервно-психической организацией. Во втором издании Элементов мысли (1903)Сеченов подчеркивал, что к категории недоступных органам чувств реальностейдолжны быть отнесены все акты сознания, какого бы порядка они ни были.
Так завершилась напряженная полемикаСеченова со сторонниками субъективного метода. Явления сознания недоступныорганам чувств. Но этот бесспорный факт приверженцы субъективной психологиипревратили в краеугольный камень учения о “внутреннем зрении”. Их аргументациягласила: поскольку психическое не воспринимается посредством органов чувств,должен существовать другой орган (или способ) его познания. Для Сеченованедоступность психических процессов непосредственному чувственному восприятиюозначала. что они, подобно таким реальностям внешнего мира, как движение Земливокруг своей оси или вокруг Солнца, познаются только опосредованно.
В основу психологического познанияСеченов положил генетический метод — исследование развития сложных психическихформ из элементарных. Высшие интеллектуальные и волевые действия выводились изобщих начал рефлекторной теории, притом не умозрительно, но опираясь на факты.Какая же эмпирия имелась в распоряжении Сеченова? Ведь физиология, почти ничегоне знавшая о головном мозге, не могла здесь ему помочь. Главный материал,которым оперировал Сеченов, — развитие поведения ребенка от простейшиххватательных и глазодвигательных рефлексов до речемыслительных инравственно-волевых актов. Картину эволюции поведения Сеченов воспроизводил,используя содержательные и детальные наблюдения за ребенком. “Сочинить” этинаблюдения он, конечно, не мог. Литература по психологии ребенка (работыДарвина, Прейера и др.) появились лишь в конце 70-х — начале 80-х годов.Поэтому можно предположить, что он сам вел систематическое и целенаправленноеизучение психического развития детей от младенчества до юношеского возраста.При этом Сеченов не только на десятилетие опередил исследователей по детскойпсихологии, но и ввел в общую психологию, отправляясь от детской, новыеобъяснительные понятия, в частности принцип, который в дальнейшем был назван принципоминтериоризации.
Сперва мысль (типа умозаключения)выражается в реальных действиях организма, в его прямых, открытых “жизненныхвстречах” с предметами окружающего мира1. Затем, пройдя эту школу,она “свертывается, становится внешне незаметной”, но сразу же возникает прикаждой новой встрече с этими предметами. Видимость ее бесплотности,бестелесности Сеченов объяснял тем, что производимые мышцами операциисравнения, анализа, синтеза не осознаются индивидом из-за слабости мышечныхощущений. Что касается воли и Я, то эти психические образования, согласносеченовской трактовке, также результатинтериоризации, но уже не отношенийиндивида к вещам, а его отношений к другим людям. “Ребенок делает тьму движенийс чужого голоса, по приказанию матери или няньки; образы последних понеобходимости должны представляться ему какими-то роковыми силами, вызывающимив нем действия, и раз это осознано, мерка переносится и на случаи действий,вытекающих из своих собственных, внутренних побуждений, причем эквивалентомприказывающей матери или няньки может быть только Я, а никак не смутноежелание, не имеющее с матерью и нянькою ничего общего”. По образцу людей,регулировавших своими командами его действия в первую пору жизни, ребеноквыкраивает представление о самом себе как внутреннем центре, откуда исходят собственныекоманды. Так возникает иллюзорное представление о том, что первоисточникомволевых актов является ничем не обусловленное Я.
В своей программе преобразованияпсихологии в самостоятельную опытную науку Сеченов возлагал главные надежды наобъективный метод — наблюдения за генезисом и эволюцией индивидуальногоповедения. Об экспериментальном методе в его программе речи не было¹.Между тем именно эксперимент сыграл решающую роль в становлении новой-психологии, ее категориального строя. Сеченов не смог преобразовать своютеоретическую модель в экспериментальную программу. В этом заключалась слабаясторона его плана разработки психологии. Поисками экспериментальной программызанялись его последователи.
План разработки объективнойпсихологии Сеченов выдвинул за 40 лет до так называемой бихевиористскойреволюции, низвергшей сознание с пьедестала, на котором оно находилось втечение веков в качестве официального предмета психологического исследования.Сейчас зарубежные историки признают, что Сеченов первым произвел этотпереворот.
Говоря о зарождении объективнойпсихологии, американский историк Э. Боринг пишет: “Сеченов стал русскимпионером рефлексологии… Мы должны, кроме того, помнить, что он был далековпереди западноевропейской мысли в этом вопросе”. Анализируя появлениебихевиоризма, другой историк, Робек, полагает, что его главные идеи былизаложены русскими.
Это действительно удивительно, — пишут другие американские историки, — что основная философская иметодологическая позиция Сеченова почти идентична по своей объективностипозиции Уотсона, родоначальника американского бихевиоризма. — М.Я.)”. Отамериканских историков, считающих сеченовскую программу первым вариантомбихевиоризма, ускользнул ее подлинно новаторский смысл.
Объективная психология представляласьСеченову в отличие от бихевиористов совершенно иной наукой. Устранив изповедения психические регуляторы типа чувствований-сигналов (представляющихкатегорию образа), бихевиоризм оставил от действия связку “стимул-реакция”. Нотем самым реальное действие оказалось деформированным. Из него выпал образ, вкотором представлен предметный мир, определяющий посредством мотивов субъектаориентацию и построение этого действия.
Последующий ход развитияпсихологического знания показал смысл переворота, произведенного Сеченовым. Онсостоял в радикальном перемещении отправного пункта анализа с непосредственноданных феноменов сознания, веками считавшихся для познающего ума первойреальностью, на объективное психически регулируемое поведение, познаваемоеподобно другим явлениям науки только опосредованно.
Рассмотрев порознь три программыпостроения новой психологии, сопоставим их. Прежде всего следует обратитьвнимание на то, что Вундт, Брентано и Сеченов разрабатывали их независимо другот друга, но одновременно. Это исторический факт, из которого следуют важныевыводы.
Феномен одновременных открытий давнопривлек внимание историков, социологов и науковедов. Гельмгольц. Майер и Джоульпочти одновременно открыли закон сохранения энергии, Белл и Мажанди — различие междуфункциями задних и передних корешков спинномозговых нервов и т.д. СоциологМертон даже доказывает, что одновременность открытий — скорее правило, чемисключительное явление. Имеется объективный, не зависимый от творческихвозможностей отдельных индивидов вектор движения познания. Мы часто пользуемсявыражением “время созрело”. Под этим, конечно, подразумевается не чистокалендарное, но “событийное” время, т.е. концентрация в определенную эпохусобытий, неотвратимо порождающих определенный эффект.
В начале 70-х годов прошлого векасозрело время для приобретения психологией независимости. Требования времени ипревратили конкретных индивидов в авторов раз личных программ. При всейнеповторимости их предшествующего пути в науке, склада ума и т.д. они воспринялиодну и ту же заявку истории — отграничить собственную область психологии,определить природу изучаемых ею явлений, ее предмет и методы.
Повсюду вспыхивали очагиконкретно-психологической работы. Изучались пороги ощущений, время реакции,механизмы восприятия, сенсорные регуляторы движений и многое другое, благодарячему психическая реальность оказывалась доступной научно-эмпирическому анализу(а не только житейскому, эстетическому, философскому, религиозному, как впредшествующие века).
Научно-эмпирическое знание о психикепредъявляло права на самостоятельность в самой практике исследовательскойработы задолго до того, как сложились теоретические проекты консолидации этойобласти исследований в особую науку. Эти проекты не появились бы, если бы дляэтого не созрели предпосылки в научной атмосфере эпохи.
Вместе с тем содержание проектоврасходилось с характером процессов в сфере тогдашней исследовательскойпрактики: и у Вундта, трактовавшего психологию как науку о непосредственномопыте, и у Брентано, понимавшего под ней эмпирическое наблюдение за актамисознания, и у Сеченова, считавшего ее наукой о происхождении (совершении)психических деятельностей как регуляторов поведения, познаваемых объективно.
РАЗВИТИЕ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ИДИФФЕРЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ
От уровня теоретических представленийо предмете психологии следует отличать уровень конкретной эмпирической работы,где под власть эксперимента подпадал все более широкий круг явлений. Давним, сплатоновских времен, “гостем” психологии являлось представление об ассоциации.Оно получало различные толкования. В одних философских системах (Декарт, Гоббс,Спиноза, Локк, Гартли) ассоциация рассматривалась как связь и порядок телесныхвпечатлений, появление одного из которых вызывает по закону природы смежные сним. В других системах (Беркли, Юм, Томас Браун, Джеймс Милль и др.) ассоциацияозначала связь ощущений во внутреннем опыте субъекта, не имеющую отношения ни корганизму, ни к порядку испытанных им внешних воздействий.
С рождением экспериментальнойпсихологии изучение ассоциаций становится ее излюбленной темой. Онаразрабатывалась в нескольких направлениях.
Г. Эббингауз: законы памяти Молодая психология заимствовала своиметоды у физиологии. Собственных она не имела, пока немецкий психолог Г. Эббингауз(1850-1909) не принялся за экспериментальное изучение ассоциаций. В книге “Опамяти” (1885) он изложил результаты опытов, проведенных на себе с цельювывести точные математические законы, по которым сохраняется и воспроизводится выученныйматериал. Занявшись этой проблемой, он изобрел особый объект — бессмысленныеслоги (каждый слог состоял из двух согласных и гласной между ними, например,“мон”, пит и т.п.).
Чтобы изучить ассоциации, Эббингаузсначала отобрал раздражители, которые не вызывают никаких ассоциаций. Надсписком из 2300 бессмысленных слогов он экспериментировал в течение двух лет.Были испробованы и тщательно просчитаны различные варианты, касающиесяколичества слогов, времени заучивания, числа повторений, промежутка между ними,динамики забывания (репутацию классической приобрела кривая забывания,показывавшая, что примерно половина забытого падает на первые полчаса послезаучивания) и других переменных.
В различных вариантах были полученыданные, касающиеся числа повторений, нужных для последующего воспроизведенияматериала различного объема, забывания различных фрагментов этого материала(начала списка слогов и его конца), эффекта сверхзаучивания (повторение спискабольшее число раз, чем требуется для его успешного воспроизведения) и др. Темсамым законы ассоциации выступили в новом свете. Эббингауз не обращался за ихобъяснением к физиологам. Но и роль сознания его не интересовала. Ведь любойэлемент сознания (будь то психический образ или акт) изначально осмыслен, а всмысловом содержании виделась помеха изучению механизмов чистой памяти.
Эббингауз открывал новую главу впсихологии не только потому, что первым отважился заняться экспериментальнымизучением мнемических процессов, более сложных, чем сенсорные. Его уникальныйвклад определялся тем, что впервые в истории науки посредством экспериментов иколичественного анализа их результатов были открыты собственно психологическиезакономерности, действующие независимо от сознания, иначе говоря — объективно.Равенство психики и сознания (принятое в ту эпоху за аксиому) перечеркивалось.
Э. Торндайк: законы интеллекта как научения То,что в европейской традиции обозначалось как процессы ассоциации, вскорестановится одним из главных направлений американской психологии под именем“научения”. Это направление принесло в психологию объяснительные принципыучения Дарвина, где утвердилось новое понимание детерминации поведенияцелостного организма и тем самым всех его функций, в том числе психических.
Среди новых объяснительных принциповвыделялись: вероятностный характер реакций как принцип естественного отбора иадаптация организма к среде в целях выживания в ней. Эти принципы образоваликонтуры новой детерминистской (каузальной) схемы. Прежний механическийдетерминизм уступил место биологическому. На этом переломе в истории научногопознания понятие об ассоциации приобрело особый статус. Прежде она означаласвязь идей в сознании, теперь же — связь между движениями организма иконфигурацией внешних стимулов, от приспособления к которым зависит решениежизненно важных для организма задач.
Ассоциация выступала как способприобретения новых действий, а по принятой вскоре терминологии — научения.Первый крупный успех в преобразовании понятия об ассоциации принесли опыты Э. Торндайка(1874-1949) над животными (главным образом кошками). Он использовал такназываемые проблемные ящики.
Помещенное в ящик животное могловыйти из него и получить подкормку, лишь приведя в действие специальноеустройство: нажав на пружину, потянув за петлю и т.п. Животные совершалимножество движений, бросались в разные стороны, царапали ящик и т.п., пока одноиз движений случайно не оказывалось удачным. “Пробы, ошибки и случайный успех”- такова была формула, принятая для всех типов поведения как животных, так и человека.Торндайк объяснял свои опыты несколькими законами научения. Прежде всего,законом упражнения (двигательная реакция на ситуацию связывается с этойситуацией пропорционально частоте, силе и продолжительности повторения связей).К нему присоединялся закон эффекта, гласивший, что из нескольких реакцийнаиболее прочно сочетаются с ситуацией те из них, которые сопровождаютсячувством удовлетворения.
Торндайк предполагал, что связяммежду движением и ситуацией соответствуют связи в нервной системе (т. е.физиологический механизм), а закрепляются связи благодаря чувству (т.е.субъективному состоянию). Но ни физиологические, ни психологические компонентыничего не добавляли к нарисованной Торндайком независимо от них “кривойнаучения”, где на оси абсцисс отмечались повторные пробы, а на оси ординат — затраченное время (в минутах).
Главная книга Торндайка называлась“Интеллект животных. Исследование ассоциативных процессов у животных” (1898).Тем самым ассоциации трактовались им как интеллектуальные, стало быть,смысловые процессы. Вся прежняя психология считала смыслы неотъемлемыматрибутом сознания. Отныне они оказывались присущими телесному поведению.
До Торндайка своеобразиеинтеллектуальных процессов относилось за счет идей, мыслей, умственных операций(как актов сознания). У Торндайка же они выступили в виде независимых отсознания двигательных реакций организма. В прежние времена эти реакцииотносились к разряду рефлексов — машинальных стандартных ответов на внешнеераздражение, предопределенных самим устройством нервной системы. СогласноТорндайку, они являются интеллектуальными, ибо направлены на решение задачи,справиться с которой организм, используя наличный запас ассоциаций, бессилен.Выход состоит в выработке новых ассоциаций, новых двигательных ответов нанеобычную для него, и потому проблемную, ситуацию.
Упрочение ассоциаций психологияотносила к процессам памяти. Когда же речь шла о действиях, ставшихавтоматизированными благодаря повторению, их называли навыками.
Открытия Торндайка были истолкованыкак законы образования навыков. Между тем он считал, что исследует интеллект,т.е. смысловую основу поведения. На вопрос “Имеется ли ум у животных?” был данположительный ответ. Но за этим стояло новое понимание ума, не нуждающееся вобращении к внутренним процессам сознания. Под интеллектом имелась в видувыработка организмом “формулы” реальных действий, позволяющих ему успешносправиться с проблемной ситуацией. Успех достигался случайно. Такой взглядзапечатлел новое понимание детерминации жизненных явлений, которое пришло впсихологию с триумфом дарвиновского учения. Оно вводило вероятностный стильмышления. В органическом мире выживает лишь тот, кому удается, “пробуя иошибаясь”, отобрать наиболее выгодный вариант реакции на среду из многихвозможных.
Этот стиль мышления открывал широкиеперспективы внедрения в психологию статистических методов.
Ф. Гальтон: генетика индивидуальныхразличий Главныедостижения в разработке этих методов применительно к психологии связаны створчеством Ф. Гальтона (1822-1911).
Находясь под глубоким впечатлениемидей своего кузена Ч.Дарвина, он решающее значение придал не факторуприспособления отдельного организма к среде, а фактору наследственности,согласно которому приспособление вида достигается за счет генетически детерминированныхвариаций индивидуальных форм, образующих этот вид. Опираясь на данный постулат,Гальтон стал пионером в разработке генетики поведения,
Благодаря его неутомимой энергиишироко развернулось изучение индивидуальных различий. Эти различия постояннодавали о себе знать в экспериментах по определению порогов чувствительности,времени реакции, динамики ассоциаций и других психических феноменов. Нопоскольку основной целью являлось открытие общих законов, различиями в реакцияхиспытуемых пренебрегали. Гальтон же сделал основной упор именно на различиях,считая, что они генетически предопределены.
В книге “Наследственный гений” (1869)он доказывал, ссылаясь на множество фактов, что выдающиеся способностипередаются по наследству. Используя наличные экспериментально-психологическиеметодики, присоединив к ним изобретенные им самим, он занялся изучениеминдивидуальных вариаций. Это относилось как к телесным, так и психическимпризнакам. Последние считались не в меньшей степени зависящими от генетическихдетерминант, чем, скажем, цвет глаз.
В его лаборатории в Лондоне каждыйжелающий мог за небольшую плату определить свои физические и психическиеспособности, между которыми, по Гальтону, существуют корреляции. Через этуантропологическую лабораторию прошло около 9000 человек. Но Гальтон, которогоиногда называют первым практикующим психологом, держал в уме более глобальныйзамысел. Он рассчитывал охватить все население Англии с тем, чтобы определитьуровень психических ресурсов страны.
Свои испытания он обозначил словом“тест”, которое широко вошло в психологический лексикон. Гальтон стал пионеромпреобразования экспериментальной психологии в дифференциальную, изучающуюразличия между индивидами и группами людей. Непреходящей заслугой Гальтонаявилась углубленная разработка вариационной статистики, изменившей обликпсихологии как науки, широко использующей количественные методы.
А. Бине: тесты интеллекта Гальтон применял тесты,касающиеся работы органов чувств, времени реакции, образной памяти (найдя,например, сходство зрительных образов у близнецов) и другихчувствительно-двигательных функций.
Между тем практика требовалаинформации о высших функциях в целях диагностики индивидуальных различий междулюдьми, касающихся приобретения знаний и выполнения сложных форм деятельности.
Первый вариант решения этой задачипринадлежал французскому психологу А. Бине (1857-1911). Он начинал сэкспериментальных исследований мышления (испытуемыми служили две его дочери).Однако вскоре, по заданию правительственных органов, он стал искатьпсихологические средства, с помощью которых удалось бы отделить детей,способных к учению, но ленивых, от тех, кто страдает врожденными дефектами.
Опыты по изучению внимания, памяти,мышления были проведены на многих испытуемых различных возрастов.Экспериментальные задания Бине превратил в тесты, установив шкалу, каждоеделение которой содержало задания, выполнимые нормальными детьми определенноговозраста. Эта шкала приобрела популярность во многих странах.
В Германии В.Штерн ввел понятие “коэффициентинтеллектуальности”. Данный коэффициент соотносил “умственный” возраст(определяемый по шкале Бине) с хронологическим (“паспортным”). Их несовпадениесчиталось показателем либо умственной отсталости (когда умственный возраст нижехронологического), либо одаренности (когда умственный возраст превосходитхронологический). Это направление, называемое тестологией стало важнейшимканалом сближения психологии с практикой. Техника измерения интеллектапозволяла на основе данных психологии (а не чисто эмпирически) решать вопросыобучения, отбора кадров, профпригодности и др.
Достижения экспериментального идифференциального направлений, наиболее ярко воплощенные в творчестве названныхисследователей, но ставшие возможными благодаря работе всего поколения молодыхнеофитов-профессионалов. подспудно и неотвратимо изменяли предметную областьпсихологии. Это была иная область, нежели очерченная в теоретических схемах, откоторых психология начинала свой путь в качестве науки, гордившейсясамобытностью. Предметом анализа служили не элементы и акты сознания, никому неведомые кроме субъекта, изощрившего свое внутреннее зрение. Им стали телесныереакции, изучаемые объективным методом.
Выяснилось, что их связи, носившие впрошлом имя ассоциаций, возникают и преобразуются по особым психологическимзаконам. Их открывает эксперимент в сочетании с количественными методами. Дляэтого нет необходимости обращаться ни к физиологии, ни к показаниямсамонаблюдения.
Что же касается объяснительныхпринципов, то они черпались не в механике, снабжавшей психологическую мысль втечение трех веков принципом причинности, а в дарвиновском учении,преобразовавшем картину организма и его функций. Радикальное изменениеориентации отражало запросы как — логики научного познания (переход к биологическойпричинности), так и актуальные общественные потребности. Это ярко проявилось впоисках факторов, обучающих организм эффективным приспособительным действиям, ив успехах психодиагностики. ОСНОВНЫЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ШКОЛЫ
Чем успешнее шла в психологииэкспериментальная работа, тем обширнее становилось поле изучаемых ею явлений итем стремительнее росла неудовлетворенность версией о том, что уникальнымпредметом этой науки служит сознание, а методом — интроспекция.
Это усугублялось успехами новойбиологии. Она изменила взгляд на все жизненные функции, в том числе — психические. Восприятие и память, навыки и мышление, установки и чувстватрактовались отныне как своего рода “инструменты”, работающие на решениеорганизмом задач, с которыми его сталкивают жизненные ситуации.
Рушилось воззрение на сознание как назамкнутый в себе внутренний мир. Влияние дарвинистской биологии сказалось и втом, что психические процессы стали исследоваться с точки зрения развития.
На заре психологии главным источникомсведений об этих процессах служил взрослый индивид, способный в лаборатории,следуя инструкции экспериментатора, сосредоточить свой “внутренний взор” нафактах “непосредственного опыта”. Но стимулированное идеей развития расширение зоныпознания ввело в психологию особые объекты. К ним невозможно было применитьметод интроспективного анализа. Таковыми являлись факты поведения животных,детей, психически больных.
Новые объекты требовали и новыхобъективных методов исследования. Только они могли обнажить те уровни развитияпсихики, которые предшествовали процессам, изучаемым в лабораториях. Отныне уженевозможно было относить эти процессы к разряду первичных фактов сознания. Заними ветвилось великое древо сменяющих друг друга психических форм. Научныесведения о них позволили психологам перейти из университетской лаборатории вдетский сад, школу, психиатрическую клинику.
Практика реальной исследовательскойработы до основания расшатала взгляд на психологию как науку о сознании.Созревало новое понимание ее предмета. Оно по-разному преломилось втеоретических воззрениях и системах.
В любой области знания имеютсяконкурирующие концепции и школы. Такое положение нормально для роста науки.Однако при всех разногласиях эти направления скрепляют общие воззрения наисследуемый предмет. В психологии же в начале XX столетия расхождение истолкновение позиций определялись тем, что каждая из школ отстаивала отличныйот других собственный предмет. Психологи, по свидетельству одного из них,почувствовали себя “в положении Приама на развалинах Трои”. Между тем завидимым распадом шли процессы более углубленного, чем в прежние времена,освоения реальной психической жизни, различные стороны которой отразились вновых теоретических конструктах. С их разработкой сопряжены революционныесдвиги по всему фронту психологический исследований.
Функционализм В начале ХХ века прежний образпредмета психологии, каким он сложился в период ее самоутверждения в семьедругих наук, сильно потускнел. Хотя по-прежнему большинство психологов считало,что они изучают сознание и его явления, эти явления все теснее соотносились сжизнедеятельностью организма, с его двигательной активностью. Лишь оченьнемногие продолжали вслед за Вундтом считать, что они призваны заниматься поискамистроительного материала непосредственного опыта и его структурами.
Такому подходу, названному структурализмом,противостоял функционализм. Это направление, отвергая анализ внутреннего опытаи его структур, считало главным делом психологии выяснение того, как этиструктуры работают, когда решают задачи, касающиеся актуальных нужд людей. Темсамым предметная область психологии расширялась, охватывая психические функции(а не элементы) как внутренние операции, которые производятся не бестелеснымсубъектом, а организмом с целью удовлетворить его потребность в приспособлениик среде.
У истоков функционализма в США стоялВ.Джемс (1842-1910). Он известен также как лидер философии прагматизма (отгреч. “прагма” — действие), которая оценивает идеи и теории исходя из того, какони работают на практике, принося пользу индивиду.
В своих “Основах психологии” (1890)Джемс писал, что внутренний опыт человека — это не “цепочка элементов”, а“поток сознания”. Его отличают личностная (в смысле выражения интересовличности) избирательность (способность постоянно производить выбор).
Обсуждая проблему эмоций, Джеме(одновременно с датским врачом К. Ланге) предложил парадоксальную, вызвавшуюострые споры концепцию, согласно которой первичными являются изменения вмышечной и сосудистой системах организма, вторичными — вызванные имиэмоциональные состояния. “Мы опечалены, потому что плачем, приведены в ярость,потому что бьем другого”.
Хотя Джемс несоздал ни целостной системы, ни школы, его взгляды на служебную роль сознанияво взаимодействии организма со средой, взывающей к практическим решениям идействиям, прочно вошли в идейную ткань американской психологии. До сих пор поблестяще написанной в конце прошлого века книге Джемса учатся в американскихколледжах.
БихевиоризмВначалеХХ века возникает мощное направление, утвердившее в качестве предметапсихологии поведение, понятое как совокупность реакций организма, обусловленнаяего общением со стимулами среды, к которой он адаптируется. Кредо направлениязапечатлел термин “поведение” (англ. “бихевиор”), а само оно было названобихевиоризмом. Его “отцом” принято считать Дж.Уотсона (1878-1958), в статьекоторого “Психология, каковой ее видит бихевиорист” излагался манифест новойшколы. В нем требовалось “выбросить за борт” как пережиток алхимии и астрологиивсе понятия субъективной психологии сознания и перевести их на язык объективнонаблюдаемых реакций живых существ на раздражители. Ни Павлов, ни Бехтерев, наконцепции которых опирался Уотсон, не придерживались столь радикальной точкизрения. Они надеялись, что объективное изучение поведения в конце концов, какговорил Павлов, прольет свет на “муки сознания”.
Бихевиоризм стали называть“психологией без психики”. Этот оборот предполагал, что психика идентичнасознанию. Между тем, требуя устранить сознание, бихевиористы вовсе непревращали организм в лишенное психических качеств устройство. Они изменилипредставление об этих качествах. Реальный вклад нового направления заключался врезком расширении изучаемой психологией области. Она отныне включала доступныйвнешнему объективному наблюдению, независимый от сознания стимул — реактивныеотношения.
Изменились схемы психологическихэкспериментов. Они ставились преимущественно на животных — белых крысах. Вкачестве экспериментальных устройств взамен прежних физиологических аппаратовбыли изобретены различные типы лабиринтов и “проблемных ящиков”. Запускаемые вних животные научились находить из них выход.
Тема научения, приобретения навыковпутем проб и ошибок стала центральной для этой школы, собравшей огромныйэкспериментальный материал о факторах, определяющих модификацию поведения.Материал подвергался дотошной статистической обработке. Ведь реакции животныхносили не жестко предопределенный, а статистический характер. Изменялосьвоззрение на законы, правящие поведением живых существ, в том числе человека,который предстал в этих опытах как “большая белая крыса”, ищущая свой путь в“лабиринте жизни”, где вероятность успеха не предопределена и царит еговеличество Случай.
Исключив сознание, бихевиоризмнеизбежно оказался односторонним направлением. Вместе с тем он ввел в научныйаппарат психологии категорию действия в качестве не только внутренней духовной(как в прежние времена), но и внешней, телесной реальности. Бихевиоризм изменилобщий строй психологического познания. Его предмет охватывал отныне построениеи изменение реальных телесных действий в ответ на широкий спектр внешнихвызовов.
Сторонники этого направлениярассчитывали, что, опираясь на данные экспериментов, удастся объяснить любыеестественные формы поведения людей, такие, например, как строительствонебоскреба или игру в теннис. Основа же всего — законы научения.
Психоанализ Наряду с бихевиоризмом и в те жесамые времена до основания подорвал психологию сознания психоанализ. Он обнажилза покровом сознания мощные пласты не осознаваемых субъектом психических сил,процессов и механизмов. Мнение о том, что область психического простирается запределами тех испытываемых субъектом явлений, о которых он способен дать отчет,высказывалось и до того, как психология приобрела статус опытной науки.
В предмет науки областьбессознательного превратил психоанализ. Так назвал свое учение австрийский врачЗ.Фрейд (1856-1939). Как и многие другие классики современной психологии, ондолгие годы занимался изучением центральной нервной системы, приобретя солиднуюрепутацию специалиста в этой области. Став врачом, занявшись лечением больныхпсихическими расстройствами, он на первых порах пытался объяснить их симптомыдинамикой нервных процессов (используя, в частности, сеченовское понятие оторможении). Однако чем больше он углублялся в эту область, тем острееиспытывал неудовлетворенность. Ни в нейрофизиологии, ни в царившей тогдапсихологии сознания он не видел средств, позволяющих объяснить причины патологическихизменений в психике своих пациентов. А не зная причин, приходилось действоватьвслепую, ибо только устранив их, можно было надеяться на терапевтическийэффект.
В поисках выхода Фрейд обратился отанализа сознания к анализу скрытых, глубинных слоев психической активностиличности. До него они не были предметом психологии, после него стали егонеотъемлемой частью.
Первый импульс к их изучению далоприменение гипноза. Внушив загипнотизированному человеку какое-либо действие, стем чтобы он его выполнил после пробуждения, можно наблюдать, как он, хотя исовершает его будучи в полном сознании, но истинной причины не знает и начинаетпридумывать для него мотивы, чтобы оправдать свой поступок. Истинные причины отсознания скрыты, но именно они правят поведением. Анализом этих сил и занялисьФрейд и его последователи. Они создали одно из самых мощных и влиятельныхнаправлений в современной науке о человеке. Используя различные методикиистолкования психических проявлений (свободный ассоциативный поток мыслей упациентов, образы их сновидений, ошибки памяти, оговорки, перенос пациентомсвоих чувств на врача и др.), они разработали сложную и разветвленную сетьпонятий, оперируя которой, уловили глубинные “вулканические” процессы, скрытыеза осознанными явлениями в “зеркале” самонаблюдения.
Главной среди этих процессов былапризнана имеющая сексуальную природу энергия влечения. Ее назвали “либидо”. Современ детства в условиях семейной жизни она определяет мотивационный ресурсличности. Испытывая различные трансформации, она подавляется, вытесняется и,тем не менее, прорывается сквозь “цензуру” сознания по обходным путям,разряжаясь в различных симптомах, в том числе патологических (расстройствадвижений, восприятия, памяти и т.д.).
Этот взгляд привел к пересмотрупрежней трактовки сознания. Его активная роль в поведении не отвергалась, нопредставлялась существенно другой, чем в традиционной психологии. Его отношениек бессознательной психике мыслилось неизбывно конфликтным. В то же время толькоблагодаря осознанию причин подавленных влечений и потаенных комплексов удается(с помощью техники психоанализа) избавиться от душевной травмы, которую онинанесли личности.
Открыв объективную психодинамику ипсихоэнергетику мотивов поведения личности, скрытую “за кулисами” ее сознания,Фрейд преобразовал прежнее понимание предмета психологии. Проделанная им имножеством его последователей психотерапевтическая работа обнажила важнейшуюроль мотивационных факторов как объективных регуляторов поведения, стало быть,не зависимых от того, что нашептывает “голос самосознания”.
Психо-аналитическое движение Фрейда окружало множествоучеников. Наиболее самобытными из них, создавшими собственные направления, былиК. Юнг (1875- 1961и А.Адлер (1870-1937).
Первый назвал свою психологиюаналитической, второй — индивидуальной. У истоков психоанализа их имена былитак тесно связаны, что, когда Юнг на просьбу хранителя Британского музеяназвать свою фамилию сказал “Юнг”, тот переспросил: “Фрейд- Юнг-Адлер?” иуслышал в ответ извинение: “Нет, только Юнг”.
Первым нововведением Юнга былопонятие о “коллективном бессознательном”. Если в бессознательную психикуиндивида могут, по Фрейду, войти явления, вытесненные из сознания, то Юнгсчитал ее насыщенной формами, которые никогда не могут быть индивидуальноприобретенными, но являются даром далеких предков. Анализ позволяет определитьструктуру этого дара, образуемого несколькими архетипами.
Будучи скрытыми от сознанияорганизаторами личного опыта, архетипы обнаруживаются в сновидениях, фантазиях,галлюцинациях, а также творениях культуры. Большую популярность приобрелоразделение Юнгом человеческих типов на экстравертивный (обращенный вовне,увлеченный социальной активностью) и интровертивный (обращенный внутрь,сосредоточенный на собственных влечениях, которым Юнг вслед за Фрейдом дал имя“либидо”, однако считал неправомерным отождествлять с сексуальным инстинктом).
Адлер, модифицируя исходную доктринупсихоанализа, выделил как фактор развития личности чувство неполноценности,порождаемое в частности телесными дефектами. Как реакция на это чувствовозникает стремление к его компенсации и сверхкомпенсации, с тем чтобы добитьсяпревосходства над другими. В “комплексе неполноценности” скрыт источникневрозов.
Психоаналитическое движение широкораспространилось в различных странах. Возникали новые варианты объяснения илечения неврозов динамикой неосознаваемых влечений, комплексов, психическихтравм. Менялись и представления самого Фрейда на структуру и динамику личности.Ее организация выступила в виде модели, компонентами которой являются: Оно(слепые иррациональные влечения), Я (эго) и Сверх-Я (уровень моральных норм изапретов, возникающих в силу того, что в первые же годы жизни ребенокидентифицирует себя с родителями).
От напряжения, под которым оказываетсяЯ из-за давления на него с одной стороны слепых влечений, с другой — моральныхзапретов, человека спасают защитные механизмы: вытеснения (устранения мыслей ичувств в область бессознательного), сублимации (переключения сексуальнойэнергии на творчество) и т.п.
Гештальтизм: динамика психических структур Привсех преобразованиях, которые испытывала психология, понятие о сознаниисохраняло в основном прежние признаки. Изменялись взгляды на его отношение кповедению, неосознаваемым психическим явлениям, социальным влияниям. Но новоепредставление о том, как само это сознание организовано, впервые сложилось споявлением на научной сцене школы, кредо которой выразило понятие о гешталъте(динамической форме, структуре). В противовес трактовке сознания как“сооружения из кирпичей (ощущений) и цемента (ассоциаций)” утверждалсяприоритет целостной структуры, от общей организации которой зависят ееотдельные компоненты.
Сама по себе мысль о том, что целоене сводится к образующим его частям, являлась очень древней. С ней можно былостолкнуться также в работах некоторых психологов-эксперименталистов.Указывалось, в частности, что одна и та же мелодия, которую играют в разномключе, воспринимается как та же самая, вопреки тому, что ощущения в этом случаесовершенно различны. Стало быть, ее звуковой образ представляет собой особуюцелостность. Важные факты, касающиеся целостности восприятия, его несводимостик ощущениям, стекались из различных лабораторий.
Датский психолог Э. Рубин изучилинтересный феномен “фигуры и фона”. Фигура объекта воспринимается как замкнутоецелое, а фон простирается позади. При так называемых “двойственныхизображениях” в одном и том же рисунке различаются либо ваза, либо два профиля.Эти и множество аналогичных фактов говорили о целостности восприятия.
Идея о том, что здесь действует общаязакономерность, требующая нового стиля психологического мышления, объединилагруппу молодых ученых. В нее входили М. Вертгеймер (1880-1943), В. Келер(1887-1967) и К. Коффка (1886-1941), ставшие лидерами направления, названного гешталътпсихологией. Оно подвергло критике не только старую интроспективную психологию,занятую поиском исходных элементов сознания, но и молодой бихевиоризм. Критикапоследнего представляет особый интерес.
В опытах над животными гештальтистыпоказали, что, игнорируя психические образы — гештальты, нельзя объяснить ихдвигательное поведение. Об этом говорил, например, феномен “транспозиции”. Укур вырабатывалось различение двух оттенков серого цвета. Вначале они училиськлевать зерна, разбросанные на сером квадрате, отличая его от находившегосярядом черного. В контрольном опыте тот квадрат, который первоначально служилположительным раздражителем. оказывался рядом с еще более светлым квадратом.Куры выбирали именно этот последний, а не тот, на котором они привыкли клевать.Следовательно, они реагировали не на стимул. а на соотношение стимулов (на“более светлое”),
Критике гештальтистов подвергалась ибихевиористская формула “проб и ошибок”. В противовес ей в опытах надчеловекообразными обезьянами выявилось, что они способны найти выход изпроблемной ситуации не путем случайных проб, а мгновенно уловив отношения междувещами. Такое восприятие отношений было названо “инсайтом” (усмотрением,озарением). Оно возникает благодаря построению нового гештальта, который неявляется результатом научения и не может быть выведен из прежнего опыта.
В частности, широкий интерес вызваластавшая классической работа В. Келера “Исследование интеллекта у антропоидов”.Один из его подопытных шимпанзе (Келер назвал его “Аристотелем среди обезьян”)справлялся с задачей достава-ния приманки (банана) путем мгновенногосхватывания отношений между разбросанными предметами (ящиками, палками),оперируя которыми, он достигал цели. У него наблюдалось нечто подобное“озарению”, названному одним психологом “ага-переживанием” (аналогичнымАрхимедову возгласу “эврика!” — “нашел!”).
Изучая мышление человека,гештальт-психологи доказывали, что умственные операции при решении творческихзадач подчинены особым принципам организации гештальта (“группировка”,“центрирование” и др.), а не правилам формальной логики.
Итак, сознание было представлено вгештальт-теории как целостность, созидаемая динамикой познавательных(когнитивных) структур, которые преобразуются по психологическим законам.
К. Левин: динамика мотивации Теорию, близкую к гештальтизму, ноприменительно к мотивам поведения, а не психическим образам (чувственным иумственным) развивал К.Левин (1890-1947). Он назвал ее теорией поля.
Понятие о поле было заимствовано им,как и другими гештальтистами, из физики и использовалось в качество аналогагештальта. Личность изображалась как “система напряжений”. Она перемещается всреде (жизненном пространстве), одни районы которой ее притягивают, другие-отталкивают. Следуя этой модели, Левин совместно с учениками провел множествоэкспериментов по изучению динамики мотивов. Один из них выполнила приехавшая смужем из России Б.В.Зейгарник.
Испытуемым предлагался ряд заданий.Одни задания они завершали, тогда как выполнение других под различнымипредлогами прерывалось. Затем испытуемых просили вспомнить, что они делали вовремя опытов. Оказывалось, что память на прерванное действие значительно лучше,чем на завершенное. Этот феномен, названный “эффектом Зейгарник”, говорил, что энергиямотива, созданная заданием, не исчерпав себя (из-за того, что оно былопрервано), сохранилась и перешла в память о нем.
Другим направлением стало изучениеуровня притязаний. Это понятие обозначало степень трудности цели, к которойстремится субъект. Ему предъявлялась шкала заданий различной степени трудности.После того как он выбрал и выполнил (или не выполнил) одно из них, у негоспрашивали, задачу какой степени трудности он выберет следующей. Этот выборпосле предшествующего успеха (или неуспеха) фиксировал уровень притязаний. Завыбранным уровнем скрывалось множество жизненных проблем, с которымиповседневно сталкивается личность, — переживаемые ею успех или неуспех,надежды, ожидания, конфликты, притязания и др. ЭВОЛЮЦИЯ ШКОЛ И НАПРАВЛЕНИЙ
Анализ путей развития основныхпсихологических школ выявляет общую для них тенденцию. Они изменялись внаправлении обогащения своей категориальной основы теоретическими ориентациямидругих школ.
Он надеялся, основываясь на теорииоперантных реакций, создать программу “изготовления” людей для нового общества.
Открыть общие, выверенные точнойобъективной наукой законы построения любого поведения, в том числе человека-такова была сверхзадача всего бихевиористского движения.
Человек или робот? — такой вопрос задавали бихевиористамих противники. Они справедливо указывали, что, устраняя внутреннюю психическуюжизнь человека из сферы точного причинного анализа, бихевиоризм трактуетличность как машинообразно работающее устройство. Строгость объективногоанализа реакций организма достигалась дорогой ценой. Устранялось сознание каквнутренний регулятор поведения.
Надеясь придать психологии точностьобобщений, не уступающую физике, бихевиористы полагали, что, опираясь наформулу “стимул — реакция”, удастся вывести новую породу людей. Утопичностьэтого плана обнаруживается в концепциях типа скиннеровской. Ибо дажеприменительно к животным Скиннер, как заметили его друзья, имел дело с “пустыморганизмом”, от которого ничего не оставалось, кроме оперантных реакций. Ведьни для деятельности нервной системы, ни для психических функций в скиннеровскоймодели места не было. Снималась с повестки дня и проблема развития. Онаподменялась описанием того, как из одних навыков возникают другие. Огромные пластывысших проявлений жизни, открытых и изученных многими школами, выпадали изпредметной области психологии.
Ж. Пиаже: стадии развития интеллекта Создателем наиболееглубокой и влиятельной теории развития интеллекта стал швейцарец Ж.Пиаже(1896-1980). Он преобразовал основные понятия других школ: бихевиоризма (взаменпонятия о реакции он выдвинул понятие об операции), гештальтизма (гештальтуступил место понятию о структуре) и Жане (переняв у него принципинтериоризации, восходящей, как мы уже знаем, к Сеченову).
Свои новые теоретическиепредставления Пиаже строил на прочном эмпирическом фундаменте — на материалеразвития мышления и речи у ребенка. В работах начала 20-х годов “Речь имышление ребенка”, Суждение и умозаключение у ребенка” и других Пиаже, используяметод беседы (спрашивая, например: отчего движутся облака, вода, ветер? Откудапроисходят сны? Почему плавает лодка? и т.п.), сделал вывод о том, что есливзрослый размышляет социально (т.е. мысленно обращаясь к другим людям), дажекогда он остается с собой наедине, то ребенок размышляет эгоистично, даже когданаходится в обществе других. (Он говорит вслух, ни к кому не обращаясь. Эта егоречь была названа эгоцентрической.) Принцип эгоцентризма (от лат. “эго” — Я и“центрум” -центр круга) царит над мыслью дошкольника. Он сосредоточен на своейпозиции (интересах, влечениях) и не способен стать на позицию другого(децентрироваться), критически взглянуть на свои суждения со стороны. Этимисуждениями правит “логика мечты”, уносящая от реальности.
Эти выводы Пиаже, в которых ребеноквыглядел игнорирующим реальность мечтателем, подверг критике Выготский, давшийсвое толкование эгоцентрической (не обращенной к слушателю) речи ребенка (см.ниже). В то же время он чрезвычайно высоко оценил труды Пиаже, так как в нихговорилось не о том, чего ребенку не хватает сравнительно со взрослым (меньшезнает, неглубоко мыслит и т.п.), а о том, что же у ребенка есть, какова еговнутренняя психическая организация.
Пиаже выделил ряд стадий в эволюциидетской мысли (например, своеобразная магия, когда ребенок надеется с помощьюслова или жеста изменить внешний предмет, или же своеобразный анимизм, когдапредмет наделяется волей или жизнью: “солнце движется, потому что оно живое”).
Будучи неспособным мыслитьабстрактными понятиями, соотносить их и т.п., ребенок опирается в своихобъяснениях на конкретные случаи. В дальнейшем Пиаже выделил четыре стадии.Первоначально детская мысль содержится в предметных действиях (до двух лет),затем они интериоризиру-ются (переходят из внешних во внутренние), становятсяпредоперациями (действиями) ума (от 2 до 7 лет), на третьей стадии (от 7 до 11лет) возникают конкретные операции, на четвертой (от 11 до 15 лет) — формальныеоперации, когда мысль ребенка способна строить логически обоснованные гипотезы,из которых делаются дедуктивные умозаключения (например, от общего к частному).
Операции не совершаются изолированно.Будучи взаимосвязанными, они создают устойчивые и в то же время подвижныеструктуры. Стабильность структуры возможна только благодаря активностиорганизма, его напряженной борьбе с разрушающими ее силами.
Развитие системы психических действийот одной стадии к другой — такой представил Пиаже картину сознания. ВначалеПиаже испытал влияние Фрейда, полагая, что человеческое дитя, появляясь насвет, движимо одним мотивом — стремлением к удовольствию и не желает ничегознать о реальности, с которой вынуждено считаться только из-за требованийокружающих. Но затем Пиаже признал исходным моментом в развитии детской психикиреальные внешние действия ребенка (сенсомоторный интеллект, т.е. элементымысли, данные в движениях, которые регулируются чувственными впечатлениями).
Неофрейдизм Это направление, усвоив основныесхемы и ориентации ортодоксального психоанализа, пересмотрело базовую для негокатегорию мотивации. Решающая роль была придана влияниям социокультурной средыи ее ценностям.
Уже Адлер стремился объяснитьбессознательные комплексы личности социальными факторами (см. выше). Намеченныйим подход был развит группой исследователей, которых принято объединять подименем неофрейдистов. То, что Фрейд относил за счет биологии организма,заложенных в нем влечений, эта группа объясняла врастанием индивида висторически сложившуюся культуру. Такие выводы были сделаны на большомантропологическом материале, почерпнутом при изучении нравов и обычаев племен,далеких от западной цивилизации.
Лидером неофрейдизма принято считатьК. Хорни (1885-1953). Испытав влияние марксизма, она доказывала в теории. накоторую опиралась в своей психоаналитической практике, что все конфликты,возникающие в детстве, порождаются отношениями ребенка с родителями. Именноиз-за характера этих отношений у него возникает базальное чувство тревоги,отражающее беспомощность ребенка в потенциально враждебном мире. Невроз не чтоиное, как реакция на тревожность. Описанные Фрейдом извращения и агрессивныетенденции являются не причиной невроза, а его результатом. Невротическаямотивация приобретает три направления: движение к людям как потребность влюбви, движение от людей как потребность в независимости и движение противлюдей как потребность во власти (порождающая ненависть, протест и агрессию).
Объясняя неврозы, их генезис имеханизмы развития конкретным социальным контекстом, неофрейдисты подвергаликритике капиталистическое общество как источник отчуждения личности (в смысле,приданном этому термину Марксом), утраты ею своей идентичности, забвения своегоЯ и т.п.
Ориентация на социокультурные факторывзамен биологических определила облик неофрейдизма.
Когнитивная психология В середине XX векапоявились компьютеры. Во всей предшествующей истории человечества машиныявлялись устройствами, которые перерабатывают либо материал (вещество), либоэнергию. Компьютеры же являются носителями и преобразователями информации,иначе говоря, сигналов, передающих сообщения о чем-либо.
Процессы передачи информации,управляющей поведением живых систем, происходят в различных формах с моментапоявления этих систем на Земле. Генетическая информация, определяющая характернаследственности, переходит от одного организма к другому. Животные общаются сосредой и между собой посредством первой сигнальной системы (по И.П.Павлову). Споявлением человека в недрах созидаемой обществом культуры возникают иразвиваются язык и другие знаковые системы. Научно-технический прогресс привелк изобретению информационных машин. Тогда и сложилась наука (ее отец — Н. Винер),которая стала рассматривать все формы сигнальной регуляции с единой точкизрения как средства связи и управления в любых системах — технических, органических,психологических, социальных. Она была названа кибернетикой (от греч.“кибернетике” — искусство управления). Ею разработаны специальные методы,позволившие создать для компьютеров множество программ по восприятию,запоминанию и переработке информации, а также обмену ею. Это привело кнастоящей революции в общественном производстве, как материальном, так идуховном.
Появление информационных машин,способных с огромной быстротой и точностью выполнять операции, считавшиесяуникальным преимуществом человеческого мозга, оказало существенное влияние и напсихологию. Возникли дискуссии относительно того, не является ли работакомпьютера подобием работы человеческого мозга, а тем самым и его умственнойорганизации. Ведь информация, перерабатываемая компьютером, можетрассматриваться как знание. А в запечатлении, хранении и преобразовании знаниясостоит важнейшая ипостась психической активности. Образ компьютера(“компьютерная метафора”) изменил научное видение этой активности. В результатепроизошли коренные изменения в американской психологии, где десятилетиямигосподствовал бихевиоризм.
Бихевиоризм, как отмечалось, притязална строгую объективность своих теорий и методов. Считалось, что психологияможет быть точной наукой, подобной физике, пока она ограничивается объективнонаблюдаемым внешним поведением организма. Отвергалось любое обращение к тому,что, говоря языком И.М.Сеченова, “нашептывает обманчивый голос самосознания”(интроспекции), любые показания субъекта о своих переживаниях. Признавались фактаминауки только те, которые можно измерить в сантиметрах, граммах и секундах.
Предмет, достойный имени научнойпсихологии, сводился к отношению “стимул — реакция”. В то же время внеобихевиоризме сложилось представление о том, что в промежутке между этими двумяглавными переменными действуют и другие переменные. Толмен назвал ихпромежуточными (см. выше). Одна из промежуточных переменных была названа“когнитивной картой”, создавая и используя которую, организм ориентируется впроблемной ситуации. Это подрывало главный постулат бихевиоризма.Сокрушительный удар по нему нанесло возникшее в середине XX века подвпечатлением компьютерной революции новое направление, названное когнитивнойпсихологией (от лат. “когнитио” — знание, познание). Во главу угла когнитивнаяпсихология поставила изучение зависимости поведения субъекта от внутренних,познавательных (информационных) вопросов и структур (схем, “сценариев”), сквозьпризму которых он воспринимает свое жизненное пространство и действует в нем.То, в чем классический бихевиоризм отказывал человеку (восприятие, запоминание,внутреннее преобразование информации), оказалось делом объективно, независимоот человека, работающего компьютера. В свете этого рухнуло представление о том,что извне незримые познавательные (когнитивные) процессы недоступныобъективному, строго научному исследованию.
Разрабатываются различные теорииорганизации и преобразования знания — от мгновенно воспринимаемых и сохраняемыхчувственных образов до сложной многоуровневой семантической (смысловой)структуры человеческого сознания (У. Найссер).
Гуманистическая психология Другое направление,решительно отвергнувшее бихевиоризм за игнорирование коренных человеческихпроблем и своеобразие психической организации человека, выступило под именемгуманистической психологии. Гуманизм (от лат. “гуманис” — человечный) — этообщая ориентация на отношение к человеку, его правам и свободе как высшейценности — присущ множеству философско-психологических течений и теорий. Смыслже направления, о котором идет речь, и повод, побудивший его приверженцевназвать свою концепцию гуманистической, могут быть поняты только при обращениик тому историко-психологическому контексту, в котором эта концепция созидалась.
Она возникла в середине XX века,когда общий облик американской психологии (в ее среде и приобрело авторитетуказанное движение) определялся всевластием двух направлений, о которых поройговорят как о двух силах — различных вариантах бихевиоризма и психоанализа.
Будучи общепсихологическими, онивнедрялись также и в различные сферы практики, в особенностипсихотерапевтической. В среде психотерапевтов и раздались громкие голосапротеста против “двух сил”, коим не без основания инкриминировалисьдегуманизация человека, его трактовка либо как робота (или в более современномстиле — как маленького компьютера), либо как невротика, “бедное Я” которогоразрывают различные комплексы — сексуальные, агрессивные, неполноценности и др.Ни одно, ни другое, как заявили инициаторы создания особой гуманистическойпсихологии, не позволяет раскрыть позитивное, конструктивное начало целостнойчеловеческой личности, ее неистребимое стремление к творчеству исамостоятельному принятию решений, выбору своей судьбы. Гуманистическаяпсихология, выступив против бихевиоризма и психоанализа за, провозгласила себя“третьей силой”.
В центр исследовательских интересовперемещались проблемы переживания человеком своего конкретного опыта, несводимого к общим рассудочным схемам и представлениям.Речь шла о восстановленииаутентичности личности (ее доподлинности), восстановлении соответствия ееэкзистенции: (существования) истинной природе личности. При этом предполагалось(под влиянием философии экзистенциализма), что истинная природа открывается втак называемой пограничной ситуации, когда человек оказывается между бытием инебытием. Именно в таких условиях человек освобождается от всех сковывающих егоусловностей и постигает свою экзистенцию. Если во всех предшествующихпсихологических теориях решающая роль придавалась зависимости психики от прошлогои настоящего, то гуманистическое направление переместило вектор времени жизни внаправлении будущего. Свобода выбора и открытость будущему — таковы признаки,на которые должны ориентироваться концепции личности. Только в этом случае онипомогут человеку избавиться от чувства заброшенности в мире и обрести смыслсвоего бытия.
Понять любую теорию можно исходя иззнания не только того, что она утверждает, но и того, что отвергает.Гуманистическая психология отвергла конформизм как “уравновешивание со средой”,приспособление к существующему порядку вещей, и детерминизм как уверенность впричинной обусловленности поведения внешними биологическими и (или) социальнымифакторами. Конформизму были противопоставлены самостоятельность и ответственностьсубъекта, детерминизму же – самодетерминация. Именно это отличает человека отостальных живых существ и является качеством, которое не приобретается, азаложено в его биологии.
Биологию человека отличаетсопротивление равновесию, потребность поддержать неравновесное состояние,определенный уровень напряжения (скорее, чем устранить его посредствомприспособительных реакций, как это следовало из версии о диктате гомеостаза).
Развитие “третьей силы” имелосоциальную подоплеку. Оно выражало протест против деформации человека всовременной западной культуре, лишающей его своей “личностности”, навязывающейпредставление о поведении, регулируемом либо бессознательными влечениями, либохорошо слаженной работой “социальной машины”.
Применительно к практике психотерапиибыло сформулировано новое кредо: пациента следует трактовать способнымсамостоятельно вырабатывать свои ценностные ориентации и реализовывать им самимсконструированный жизненный план. Главная установка психотерапии, согласноодному из лидеров гуманистической психологии, американскому психологу К. Роджерсу(1902-1990), должна быть сосредоточена не на отдельных симптомах пациента, а нанем как уникальной персоне. “Терапия, центрированная на клиенте” (1951) — такназывалась книга Роджерса, где утверждалось, что психотерапевт должен общатьсяс обратившимся к нему человеком не как с пациентом, а как с клиентом, пришедшимза советом, причем психолог призван сосредоточиться не на проблеме, беспокоящейклиента, а на нем самом как личности, с тем чтобы пробудить в нем первичнуюпотребность в самоактуализации. При этом важно представить, каким видитсясубъекту его “феноменальное поле”, т.е. осознаваемый им внутренний плансобственного поведения (искаженный прежней интроспективной психологией,искусственно расщепившей в своих экспериментальных лабораториях это целостное“поле” на изолированные элементы сознания). Для этого нужна “теплаяэмоциональная атмосфера”, в которой индивид (впоследствии Роджерс перенесакцент на группу индивидов, т.е. на групповую психотерапию) реинтегрирует своютворческую личность как целое и тогда он избавляется от тревоги,психологических стрессов и т.п. Главная задача — не решение отдельной проблемы,которой он озабочен, а преобразование его личности благодаря тому, что онперестраивает свой феноменальный мир и систему потребностей, и важнейшей из нихявляется потребность в самоактуализации.
К движению, названномугуманистической психологией, принято относить и ряд других концепций, вчастности, концепции А. Маслоу (1908 1970) и В. Франкла (1905-1997). Маслоуразработал целостно-динамическую теорию мотивации. В своей книге “Мотивация иличность” (1954) он утверждал, что в каждом человеке заложена в виде особогоинстинкта потребность в самоактуализации, высшим выражением которой служитособое переживание, подобное мистическому откровению, экстазу. Не отсексуальных травм (как учил Фрейд), а от подавления этой витальной потребностивозникают неврозы, душевные расстройства. Соответственно и превращение ущербнойличности в полноценную должно рассматриваться с точки зрения восстановления иразвития высших форм мотивации, заложенных в природе человека.
В Европе к сторонникамгуманистической психологии, но в особом, отличном от американского, вариантеблизок Франкл, назвавший свою концепцию логотерапией (от греч. “логос” — смысл). В отличие от Маслоу Франкл считает, что человек обладает свободой поотношению к своим потребностям и способен “выйти за пределы самого себя” впоисках смысла. Не принцип удовольствия (Фрейд) и не воля к власти' (Адлер), аволя к смыслу — таково, согласно Франклу, истинно человеческое началоповедения.
При утрате смысла возникают различныеформы неврозов. Действительность такова, что человек вынужден не столькодостигать равновесия со средой, сколько постоянно отвечать на вызов жизни, противостоятьее тяготам. Это создает напряженность, с которой он может справиться благодарясвободе воли, позволяющей придать смысл самым безвыходным и критическимситуациям. Свобода — это способность изменить смысл ситуации даже тогда, когда“дальше некуда”.
В отличие от других адептовгуманистической психологии Франкл трактовал самоактуализацию не как самоцель, акак средство осуществления смысла. Поэтому-то рекомендованную Роджерсом, Маслоуи другими психологами установку на самовыражение личностью своих мотиваций,аутентичных ее внутренней природе (будь то независимо от других людей, либо винтенсивном общении друг с другом), Франкл считал недостаточной для человека,чтобы он понял “зачем жить?” Быть человеком значит быть направленным на нечтоиное, чем он сам, быть открытым миру смыслов (Логосу). Это — несамоактуализация, а самотрансценденция (от лат. трансценденс -выходящий запределы), благодаря чему, найдя смысл жизни в подвиге, страдании, любви,совершая реальные деяния, сопряженные с открытыми ей ценностями, личностьразвивается.
Франкл разработал специальную техникупсихотерапии (иногда ее относят к третьей после Фрейда и Адлера венской школепсихоанализа), ориентированную на избавление личности от негативных состояний(тревоги, вины, гнева и т.п.), возникающих при столкновении с психологическитрудной для личности и даже ощущаемой ею как непреодолимой преградой. Еслиличность в подобных случаях утрачивает волю к смыслу, у нее возникает состояние“экзистенциального вакуума” (термин экзистенция означает существование) в видечувства точки, апатии, опустошенности.
Различные ветви гуманистическойпсихологии развились с целью преодолеть ограниченность теорий, оставивших безвнимания своеобразие психического строя человека как целостной личности,способной к самосозиданию, реализации своего уникального потенциала.
Категориальный анализ За несколько десятилетийпервые ростки новой дисциплины, выступившей под древним именем психологии,преобразились в огромную область научных знаний. По богатству теоретическихидей и эмпирических методов она вышла на достойное место среди другихвысокоразвитых наук.
Как далеко отстояли начальные попыткинайти в качестве уникального предмета психологии элементы сознания от широкоразвернувшейся многокрасочной панорамы душевной жизни и поведения живыхсуществ, созданной усилиями многих школ и направлений! Распад на школы, каждаяиз которых претендовала на то, чтобы явиться миру в качестве единственнонастоящей психологии, стал поводом для оценки столь необычной для науки ситуациикак кризисной.
Реальный же исторический смысл этогораспада заключался в том, что средоточием исследовательской программы каждой изшкол стала разработка одного из блоков категориального аппарата психологии.Каждая наука оперирует своими категориями, т.е. наиболее фундаментальнымиобобщениями мысли. не выводимыми из других. Понятие о категориях возникло внедрах философии (здесь, как и во множестве других открытий, пионером былАристотель, выделивший такие категории, как сущность, количество, качество, времяи др.). Категории образуют внутренне связанную систему. Она выполняет впознавательном процессе рабочую функцию, поэтому может быть названа аппаратоммышления, посредством которого отражается различная глубина исследуемойреальности; каждый объект ее воспринимается в его количественных, качественных,временных и тому подобных характеристиках.
Наряду с названными глобальнымифилософскими категориями (и в нераздельности с ними) конкретная наука оперируетсобственными категориями. В них дан не мир в целом, а предметная область,“выкроенная” из этого мира в целях детального изучения ее особой, уникальнойприроды. Одной из таких областей является психика, или, говоря языком русскогоученого П.Н. Ланге, — психосфера. Конечно, она также постигается научной мысльюв категориях количества, качества, времени и т.д. Но чтобы познать природупсихики, законы, которым она подчинена, овладеть ею на практике, нуженспециальный категориальный аппарат, дающий видение психической реальности какотличной от физической, биологической, социальной.
Психология осваивала сферу своихявлений с помощью основных категориальных “блоков”: психического образа,психического действия, мотива, психосоциального отношения. Любая мысль, вступаяв общение с психической реальностью, схватывает ее не иначе, как в этихкатегориях. Разобщенность же школ произошла в силу того, что в рассматриваемыйпериод каждая из них прицельно сосредоточилась на одном из блоков. Так,категория образа (в виде его “осколка”, каковым является отдельное ощущение)стала одной из первых в теоретических схемах экспериментальной психологии,поскольку она опиралась на физиологию органов чувств, продуктом деятельностикоторых служат элементарные психические образы — ощущения.
Преодолевая “атомистический”структурный анализ вундтовской школы, гештальт-психология экспериментальнодоказала, во-первых, целостность и предметность образа, во-вторых, зависимостьот него поведения организма. В отличие от версии об элементах сознанияфункциональная психология сосредоточилась на его функциях, актах. Однако логиканауки требовала перейти от внутрипсихического действия к объективному,соединяющему организм с его средой.
Рефлексология и бихевиоризм внеслинепреходящий вклад в разработку категории действия. Психоанализ поставил вцентр своих построений категорию мотива, по отношению к которому вторичны иобраз, и действие, а затем, опираясь на нее, предложил динамическую модельорганизации личности. Наконец, французские психологи сосредоточились насотрудничестве между людьми, на процессах общения, выявив тем самымвключенность в систему категорий психосоциального отношения как инвариантааппарата психологического познания.
Инвариант выражает наиболееустойчивое и постоянное в системе. Категории психологии инвариантны поотношению к системе психологических знаний. Каждая школа сосредоточилась наодном из инвариантов, но проделанная ею работа обогащала систему в целом.Поскольку, однако, концентрированная разработка одного из инвариантовнеотвратимо придавала теоретическому облику школы односторонность, дальнейшееразвитие психологической мысли шло в направлении поиска интегральных схем. Ониоткрывали перспективу синтеза идей, порожденных монокатегориальными школами.
Любую попытку осмыслить природупсихической реальности в ее конкретном проявлении (будь то поступки людей илиих переживания) предваряет особая интеллектуальная схема, которой снабжен умтого, кто отважится предпринять подобную попытку. Ядерными компонентами схемы,как отмечалось, служат базальные категории. Но первичными блоками категориальногоаппарата не ограничивается его организация и рабочая нагрузка. Научноеисследование психики совершается не иначе как в диалогах и взаимодействии спознанием ее изначальной включенности в биологические и социальные жизни. Этоведет не только к обогащению указанных блоков категориального аппарата, нотакже к их интеграции и преобразованию в более сложные и исполненные новогосмысла категории: деятельности, общения, чувства и личности.
Их содержательному анализу будутпосвящены специальные главы этого учебника. РУССКАЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX — НАЧАЛАXX ВЕКА/> СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ КОРНИ
Духовная жизнь русского общества былатесно связана с общим ходом развития западной культуры. Вместе с тем онаотражала своеобразие социоэкономической истории народа. К середине XIX векаосознание необходимости коренных реформ в российской действительности пробудилаработу мысли во всех слоях тогдашнего грамотного населения России -истоличного, и провинциального.
Главным был вопрос об освобождении открепостного рабства миллионов российских крестьян. Потребность в егобезотлагательном решении нарастала, и одновременно росло желание осознатьсвоеобразие русского народа. “Не зная народа, можно притеснять народ, кабалитьего, завоевывать, но освобождать нельзя”, — писал Герцен.
Все стороны русской жизни, ееистории, языка, быта, традиций стали предметом широкого публичного обсуждения.
Процесс реформирования обществазахватывал практически все его группы. Отсюда и всеобщее стремление ксамопознанию, к рефлексии по поводу своих национальных качеств.
На перепутье реформ Россия должнабыла решить, как ей двигаться дальше. Резкое изменение социальной ситуации,связанное с коренными реформами жизни народа, кардинальным изменениемпривычного уклада, поставили проблему осознания и предсказания возможныхреакций народных масс на эти изменения. Общество, и прежде всего егообразованная часть, старалось осмыслить свое прошлое, понять истоки традиций,происхождение положительных и отрицательных качеств народа.
Для психологии это было связано спопытками осмыслить русский менталитет, выделить и описать психологическиеособенности русского народа, изучить “национальный характер”, или, как тогдаговорили, “народную душу”. Под этим подразумевались главным образом установки,ценности, верования, общие для всего общества. Часто в понятие “народной души”включали также и язык, являющийся родным для представителей данной нации, атакже наиболее распространенные мифы, легенды, былины, традиции.
Этнопсихологическая программа Н. И. Надеждина Первая попыткаосмыслить национальный характер русских людей не умозрительно, но опираясь наконкретные сведения о нем принадлежала философу Н.И. Надеждину. В 30-х годах ониздавал журнал “Телескоп”, где опубликовал взбудоражившее общество“Философическое письмо” П.Я. Чаадаева, полное негодования по поводунационального самодовольства и духовного застоя, что имело для издателя журналаи автора письма печальные последствия. Чаадаева объявили сумасшедшим, Надеждина-выслали. Работая в Русском географическом обществе, Надеждин предложилпрограмму широкомасштабного описания силами самих русских людей “наблюденных изамеченных” особенностей народа всюду, “где только чуется Русь”. При этомимелись в виду “разбор и оценка удельного достоинства ума и народнойнравственности, как оно проявляется в составляющих народ личностях”. Программабыла разослана по различным губерниям, и добровольные собиратели сведений изчисла учителей, лекарей, чиновников, священников направляли в Общество сотнирукописей, где описывались умственные и нравственные особенности жителейвеликой империи.
В числе материалов былихарактеристики языка, быта, особенностей материальной культуры, в которых оселисведения о психическом складе и менталитете русского человека, его “идолах иидеалах”.
Подъем национального самосознания Поражение в Крымскойвойне существенно активизировало национальное самосознание. Об этомсвидетельствовал хлынувший поток работ фольклористов, этнографов, бытописателей,историков. В этих работах, дававших обильную пищу для размышлений “чем крепкаРусь?”, звучали раскаты давних споров о России и Западе, о том, имеется ли уРоссии, по слову Тютчева, “особенная стать”? И пойдет ли ее народ, униженныйвластью, обрекшей страну на военное поражение, таким же путем, что и другие,цивилизованные страны, опередившие Россию в своем технико-экономическомразвитии.
Подъем национального самосознаниявызвал взрыв интеллектуальной энергии в различных сферах культуры. Этойэнергией создано приобретшее всемирную славу великое искусство. Оно обнажалосложность и коллизии душевной организации людей в ставшем зыбким инеопределенным социальном мире.
Творения Достоевского, Льва Толстогои других художников пронизывает тончайший психологический анализ мотивовповедения, корней социального зла, истоков аморализма, разрушительной силыпроизвола, самоценности личности.
Наряду с расцветом искусства, этотпериод ознаменовался крупными успехами России в сфере науки. В европейскоместествознании происходили революционные события. Успехи физики, химии,биологии изменили картину природы. Фундаментальные открытия в различныхобластях обусловили технический прогресс, доказав тем самым способность научныхидей радикально воздействовать на жизнь общества. Вера в высокую ценность этихидей как инструмента изменения мира воодушевила вышедшее на историческую аренуновое поколение русских интеллектуалов-естествоиспытателей.
Пройдя учение на Западе, русскиенатуралисты отныне занимают лидирующие позиции в ряде дисциплин, прежде всего-в химии и биологии. Убеждение в спасительной роли науки стало могучимсоциальным мотивом в борьбе за новую Россию.
Два направления в проблеме человека Тканьнационального самосознания включала в себя различные направления во взглядах напредназначение русского народа, на рабство и свободу человека. Их конфронтацияимела социоэкономическую подоплеку. Одни выражали интересы обездоленногорусского мужика, другие — правящего строя, идеологи которого ратовали за выходиз крлзиса путем либеральных реформ.
Оба направления, сосредоточившись напроблеме человека как особой целостности, где телесное и духовное нераздельны,трактовали эту нераздельность с радикально различных позиций: антропологическойи теологической. У истоков каждой из них стояли выдающиеся мыслители. У первой- Николай Чернышевский, у второй — Владимир Соловьев. Они заложили в Россиитрадиции человекопознания, исходя из противостоящих друг другу способовосмысления природы личности.
На взрыхленной ими почве рождались вдальнейшем учения, развивавшие их исходное идейное содержание в новыхсоциокультурных условиях и соответственно запросам логики научного творчества.
К антропологическому принципуЧернышевского восходит русский путь в науке о поведении — от Сеченова доПавлова и Ухтомского. К теологическому принципу Соловьева восходит концепция“нового религиозного сознания” в трудах Н.А. Бердяева, С.Н. и Е.Н. Трубецких,С.Л. Франка и др. И новое учение о поведении, и апология “нового религиозногосознания” являлись плодами русской мысли — двух ее мощных течений:естественнонаучного и религиозно-философского.
Динамика обоих течений нашлаотражение в представлениях о человеке, складывавшихся в то время в русскомобщественном сознании. Те, чьей интеллектуальной активностью выстраивалсяобраз, прежде чем занять собственную, противостоящую другой, идейную позицию,испытали неудовлетворение этой другой. Чернышевский и Павлов быливоспитанниками духовной семинарии, Ухтомский — духовной академии. Знание очеловеческой душе, которое было ими почерпнуто в религиозном обучении,позволило им в дальнейшем отчетливо увидеть слабые стороны своих оппонентов.Когда учитель Владимира Соловьева П.Д. Юркевич, возражая Н.Г. Чернышевскому,указывал, что человеческая душа открывается субъекту не иначе как во“внутреннем зрении” (интроспекции), Чернышевский не стал даже спорить со своимкритиком, заметив, что “всю эту премудрость можно найти в семинарскихтетрадках”. Что касается самого Соловьева, то, начиная творческий путь вкачестве студента-естественника, он в дальнейшем становится слушателем лекцийЮркевича и подает прошение об отчислении его с физико-математическогофакультета. Соловьева не могла удовлетворить формула Чернышевского, согласнокоторой “философия видит в нем (человеке) только то, что видит медицина,физиология, химия”.
Мысль Чернышевского и мысль Соловьеваустремлялись в трактовке психического устройства человека к разным полюсам.Первый — к естественным наукам, второй — к религии. При всей глубинерасхождений между ними Соловьев преклонялся перед личным мужествомЧернышевского, тем достоинством, с которым он встретил неправедный суд над ними наказание за мысли и убеждения.
В теоретических взглядахЧернышевского, — писал он, — я вижу важные заблуждения, но нравственноекачество его души «оказалось полновесным. Над развалинами беспощадноразбитого существования встает тихий, грустный и благородный образ мудрого исправедливого человека”.
Антропологический принцип в философии” Н. Г. Чернышевского Предпосылкойпонимания природы человека, согласно этому принципу, является отклонениедуализма. “Никакого дуализма в человеке не видно. Если бы человек имел, кромереальной своей натуры, другую то эта другая натура непременно обнаружилась бы вчем-нибудь: а так как она не обнаруживается ни в чем, так как все происходящеев человеке происходит по одной реальной его натуре, то другой натуры в немнет”.
Идея единства человеческого организмаобосновывалась и онтологически — он является сгустком природных сил иэлементов, присущих мирозданию в целом, и гносеологически — он познается тем жеспособом, как и остальные реалии этого мироздания. Соответственно и психика какодин из жизненных процессов этого организма не является самостоятельнойсущностью и не требует, чтобы быть познанной, иных средств, чем те, которыминаука добывает истину о других вещах.
П.Д. Юркевич о душе и внутреннем опыте Первымоппонентом Чернышевского выступил философ-идеалист П.Д. Юркевич (1826-1874).Главным аргументом против идеи единства организма служило учение о двух опытах.“Сколько бы мы ни толковали об единстве человеческого организма, — писалЮркевич, -мы всегда будем познавать человеческое существо двояко: внешнимичувствами — тело, его органы и внутренним чувством — душевные явления”.
Юркевич отстаивал так называемуюопытную психологию, согласно которой психические явления принадлежат к миру,лишенному всех определений, свойственных физическим телам, и познаваемы в своейсущности только субъектом, который непосредственно их переживает.
Слово “опыт” давало повод говорить,что психология, использующая этот внутренний опыт, является эмпирическойобластью знания и тем самым обретает достоинство других, строго опытных, чуждыхметафизике наук.
Антропологический принцип”Чернышевского отвергал этот эмпиризм, создавая философскую почву дляутверждения объективного метода взамен субъективного. Этот же принцип,постулируя единство человеческой природы во всех ее проявлениях, стало быть ипсихических, отвергал прежнюю, восходящую к Декарту, концепцию рефлекса,согласно которой организм расщеплялся на два яруса — автоматических телесныхдвижений (рефлексов) и действий, управляемых сознанием и волей.
Противники Чернышевского полагали,что имеется только одна альтернатива этой “двухъярусной” модели поведения, аименно — воззрение на это поведение как чисто рефлекторное. Человек, тем самым,обретал образ нервно-мышечного препарата. Поэтому Юркевич требовал “остаться натом пути, который был указан Декартом”.
К. Д. Кавелин против И. М.Сеченова Профессор праваК.Д.Кавелин (1818-1885) издавна интересовался проблемами психологии. Онпринимал участие в этнопсихологических исследованиях группы Надеждина (см.выше) и предполагал, что изучение народного характера по продуктам культурыпридаст психологии облик позитивной науки.
В условиях, когда новое поколениевосприняло сеченовскую концепцию в качестве образца научного объясненияпсихических явлений, Кавелин выступил с ее критикой в книге “Задачи психологии”(1872). Назвав рефлекторную теорию о принадлежавшем Сеченову открытииаппаратов, задерживающих движения, “величайшим достижением”, соглашаясь, чтоматериализм в его научной форме “признает значение и влияние психическихявлений”, Кавелин выступил против применения в психологии приемов и выводовестественных наук, ибо это влечет за собой социальные бедствия: физическаясторона подавляет духовную и “личность как нравственный деятель сходит сосцены”.
Сквозной темой рассуждений Кавелинабыла проблема нравственности в разных ее аспектах. Он полагал, чтонравственность и достоинство невозможны без твердых моральных правил, которыедаются только философией и религией. Однако сами по себе и философия и религияне могут помочь обрести идеалы, помочь человеку понять себя, причину своихразочарований и разобраться, осознать свои стремления и чувства. Этому должна способствоватьнаука о человеке, о его душе — психология. Поэтому-то Кавелин и считал ее однойиз основных необходимых для того времени наук. Таким образом, говоря опсихологии и ее задачах, он исходил из определенного взгляда на состояниеобщества и на предмет психологии. Отсюда и задачи психологии, типичные дляотечественной науки. Это задачи этические и направленные непосредственно наизменение мировоззрения через осознание идеалов и стремлений человека.
Книга Кавелина, в противовес учению озависимости жизни человека от материальных причин (и тем самым надежды наизменения ее реальных, земных условий), переносила центр тяжести на “внутреннееобновление”: если миру суждено быть обновленным, то это может совершитьсяизнутри нас.
Прогрессивная печать подверглаКавелина резкой критике и даже поставила его психологическую концепцию в связьс крепостническими убеждениями. Кавелин, признавая важность и необходимостьобновления психологии, настаивал на незыблемости субъективного метода(“внутреннего зрения”). Особую роль он придавал произвольному характерупроцессов сознания.
В произвольности усматривалоськонцентрированное выражение сущности психического. Детерминизм же считалсяприменимым только к телесным явлениям. Кавелинская книга была прямым вызовомСеченову, и он вызов принял, выступив сперва с замечаниями на эту книгу, азатем — с трактатом “Кому и как разрабатывать психологию”. Он показал, что всяаргументация Кавелина воспроизводит давние убеждения сторонниковинтроспекционизма, из-за которого психология и оказалась в состоянии научнойнищеты. Кавелин усматривал новизну своего понимания задач психологии вобращении к тому материалу, который физиология не рассматривает, а именно — кпамятникам культуры, запечатлевшим духовные устремления и свойства людей. Сеченов,отвечая ему, указывал, что при всей важности историко-культурных материалов, нев них лежит “средство к рассеянию тьмы, окружающей психологические процессы”.Ведь обращаясь к этим памятникам, любой исследователь по необходимости приходитк обыденной психической жизни, которую Кавелин описывает в традиционныхпонятиях о сознании как внутреннем опыте, о воле как особой, независимой отвнешних причин силе. Кавелин не оставил сеченовскую критику без ответа. Онписал, что большинство возражений в его адрес — плод недоразумений, “которымитак богата русская земля”.
Сеченов — физиолог и потому обратилвнимание на соматическую сторону. Он, Кавелин, представитель гуманитарных науки потому склонен интересоваться высшими психическими проявлениями. Вдействительности же дело заключалось не в различии профессиональных интересов,а в различии двух мировоззрений и потому двух направлений в объяснениипсихической деятельности и ее субъекта — человеческой личности.
Следуя антропологическому принципу,Сеченов отклонил версию о том, что в человеке сочетаются “две натуры” — телесная и духовная. Основой целостности человека является единая природа,представленная в различных нераздельных формах. Психическое — одна из этихформ, познаваемая такими же объективными методами, как и все остальное,открытое естественнонаучному уму мироздание. Психическое имеет свои законы.Однако это не дает оснований возводить его в ранг особой сверхтелеснойсущности, познаваемой только изнутри, посредством самонаблюдения.
Сеченовский план разработки новойпсихологии сложился в полемике с Кавелиным, который в России защищалутвердившийся на Западе взгляд на психологию как науку о сознании. Сильнаясторона этого плана заключалась в утверждении объективного метода, в том, чтобыли заложены краеугольные камни науки о поведении и его психической регуляции.Слабая же сторона была обусловлена тем, что в программе, где единство организмавиделось проистекающим из его укорененности в нерукотворной природе, история икультура как мощные силы, преобразующие человеческое существо, оказывалисьвнешними по отношению к этому единству.
Кавелин был прав, указывая на сферукультуры как источник тех влияний на человеческую психику, которые неведомыфизиологии. Однако сама психика мыслилась им в понятиях, выработанныхтрадиционными учениями о ней как сфере внутреннего опыта, собираемого благодаряспособности души наблюдать за тем, что в ней происходит. Это неизбежно влекло ктак называемому психологизму, т.е. объяснению социокультурных процессовдействием внутрипсихических сил.
А.А. Потебня. Язык народа как орган, образующиймысль Психологизм был присущ возникшему у середине прошлого века в Германиинаправлению, выступившему под названием “психология народов”. Она притязала наизучение народного, а не индивидуального сознания. В своем проекте психологиикак самостоятельной науки Вундт предусматривал два раздела: физиологическуюпсихологию, объектом которой служит индивид, и этническую, исследующую попродуктам культуры (языку, мифу и др.) душу творящего их народа. Ни в одном, нив другом Вундт не был оригинален. Физиологическая психология опиралась налабораторные опыты, открывшие закономерности работы органов чувств. Что жекасается психологии народов (этнопсихологии), то первыми ею занялись ученикиИ.Гербарта Х.Штейнталь и другие, издававшие специальный журнал “Психологиянародов и языкознание” (первый том вышел в 1860 г.). Издатели руководствовались идеей о том, что первоэлементы психики (согласно Гербарту, имислужат представления) объясняют “дух народа”, каким его запечатлевают язык,обычаи, мифы и другие феномены культуры.
Это и был путь психологизма. Внаучный оборот вошли факты, которые не интересовали физиологическую психологию.Однако опора на гербартианскую концепцию “статики и динамики представлений”,уходящую корнями в индивидуалистическую трактовку души, не могла объяснить,каким образом факторы культуры формируют психический склад народа.
Радикально иную позицию занял русскийученый А.А. Потебня (1835 1891). Он создал новаторскую концепцию развитиямысли, основанную на принципе внутренней связи этой мысли с историей языка какоргана народного творчества (“Мысль и язык”, 1862). При этом в противовестрактовке языковых форм, сводящей их к динамике процессов в сознании, с однойстороны, и выведения их из рационально-логических правил организации знания — сдругой, доказывал, что язык и его внутреннее строение (определяющее умственнуюработу индивида) имеют свои уникальные объективные законы. Под их действиемформируются психические процессы, которые в конечном счете являются“произведением народа как одного мыслителя — единого философа”.
Сознание зарождается с языком наопределенной ступени развития психики. Досознательному уровню психической жизнисвойственно чувственное познание, преобразуемое и приобретающее качественноновое строение благодаря вовлеченности его субъекта в речевое общение. Причемслово только в устах другого может стать понятным для говорящего.
На фактах истории языка Потебнядоказывал, что врожденных категорий времени, пространства, причины и другихлюди не имеют, что они рождаются только со способностью чувственного восприятияи оформляются при овладении словом. Используя издавна применяемое в психологиипонятие об апперцепции, он трансформировал его, выдвинув положение об“апперцепции в слове”. Тем самым акт сознания субъекта выступал в качествепроизводного от языковой структуры, которая объективна и не зависит отиндивидуальных свойств личности и понимание которой обусловлено принадлежностьюк одному и тому же народу.
Психология, согласно взглядамПотебни, призвана стать генетической наукой, с тем чтобы исследовать “историювозникновения душевных явлений в пределах личной, племенной, народной жизни”.Орудием построения ее предмета служит язык, который есть средство не выражатьуже готовую мысль, а создавать ее. Из этого в качестве ключевой для психологиивыступает задача показать на деле участие слова в образовании последовательногоряда систем, “обнимающих” отношение личности к природе.
Проводя аналогию между развитиемсознания в филогенезе и в онтогенезе, Потебня считал, что законы языка требуютсоздания нового отдела в психологии, содержанием которого должно бытьисследование отношений личного развития к народному. Причем зависимостьиндивидуальной психики от надындивидуальных творений народа вовсе не означает впонимании Потебни их пассивного восприятия. Он неизменно отстаивал принципактивного отношения отдельных лиц к действительности, настаивал на том, что вовсех случаях их жизнь следует трактовать как самодеятельность, ставя в центробъяснения отношений между мыслью и языком творческое начало в жизни личности.
Потебня стимулировал появлениеориентированной на его идеи научной школы, поставившей задачу разработкипроблем теории и психологии творчества и издававшей специальный журнал,посвященный этой проблематике. Идеи Потебни имели основополагающее значение дляразвития культурно-исторического направления в русской психологии.
Изучение детской психики в контекстепедагогической антропологии Антропологическая идея своеобразно преломилась вразработке проблем детской психики в соответствии с актуальными социальнымизапросами страны после отмены крепостного права. Лидером этого направленияисследований стал К.Д.Ушинский (1824-1870).
Система взглядов Ушинского изложена вего труде “Человек как предмет воспитания” (1867), в предисловии к которомууказывалось: “Если педагогика хочет воспитывать человека во всех отношениях, тоона должна прежде узнать его тоже во всех отношениях”.
Педагогика может, по Ушинскому,успешно разработать план воспитания целостной личности, только опираясь на веськомплекс наук о человеке, в центр которого ставится психология. Задавшисьмыслью, “нельзя ли внести в наше только что пробуждающееся педагогическоемышление сколь возможно точное и ясное понимание тех психических ипсихофизических явлений, в области которых это мышление необходимо должновращаться”, Ушинский стремился отобрать все наиболее важное и перспективное.Правда, в философской части своей педагогической теории он провозгласил полярностьнервной системы как чистого механизма и души как самостоятельной сущности. Но вконкретном научном исследовании он не остановился на этом и искал способзаполнить пропасть между машинообразно работающим мозгом и бестелесной,произвольно действующей душой.
Фундаментальной категорией Ушинскийсчитал полурефлексы, к которым относилось все многообразие навыков и привычек.Им отводилось важнейшее место в воспитательном процессе. Вряд ли кто-нибудь вмировой литературе охарактеризовал с такой полнотой и красочностьюпедагогическое значение навыков и привычек, как Ушинский. Различие междурефлексами и полурефлексами заключается не в степени зависимости (большей илименьшей) от нервной системы, а в том, что полные рефлексы установлены самойприродой в организации нашего тела, тогда как полурефлексы есть результатвоспитания, упражнения. Открытие Сеченовым центрального торможения служилоУшинскому опорой в представлении о нейромеханизмах полурефлекса, хотя в целомсеченовское учение о рефлексах головного мозга он не принимал.
Считая привычку “усвоенным рефлексом”,Ушинский видел всю обширность возможности через посредство привычки вносить внервный организм человека существенные изменения, дающие ему те способности,которых он не имел от природы”, т.е. решать главную задачу педагогики. При этомна передний план выдвигалось нравственное значение привычки: Добрая привычкаесть нравственный капитал, положенный человеком в свою нервную систему. Темсамым нравственная детерминация, идущая, согласно Ущинскому, от общих устоевжизни народа, выступала как решающая сила в построении специфическичеловеческого уровня деятельности нервной системы. Благодаря такому широкомуподходу открылась возможность преодолеть механицизм и создатьестественнонаучное “обеспечение” для передовой педагогики, задача которой, поУшинскому, — физическое, нравственное и умственное совершенствование человека.
Вопросам педагогической психологии,физического образования, семейного воспитания, индивидуальным и типологическимразличиям между детьми был посвящен ряд работ русского ученого П.Ф.Лесгафта(1837-1909). Руководствуясь принципом сенсомоторного единства, он разработалтеорию физического образования, в качестве главной цели которого утверждалась сознательнаяфизическая работа. Однако неправомерно ограничиваться гимнастическими методами,направленными на то, чтобы развивать одни лишь физические силы человека: “Имеяв виду задачи физического развития детей в школе, мы находим такой приемнеудовлетворительным, потому что школа должна развить в ребенке не только силы,но главным образом умение управлять ими, умение целесообразно применять их кдеятельности”. Таким образом, физические упражнения подчинялись более широкойзадаче общего психофизического формирования личности; Не развитие мышечного, исполнительногоаппарата самого по себе, а в первую голову развитие умения им управлятьстановилось ключевым для теории и практики физического воспитания.
Управление телом — категориясенсорно-интеллектуального порядка. Мышечные движения необходимо предполагаютзнакомство с пространственно-временными отношениями. Оно начинается в сфереэлементарной чувствительности, а в дальнейшем переходит к свойственной человекусознательной регуляции движения, для которой характерно оперирование словеснымизначениями. Сознательное управление поведением возможно, согласно Лесгафту,только на основе слова. Отсюда и его принцип учить ребенка управлять движениямипосредством слова. Способность перейти от чувственно-образной регуляции ксловесной рассматривалась как важнейшее условие воспитания самостоятельностиповедения.
Важное место Лесгафт отводил реальнымдействиям, признавая за ними роль проверочного средства умственных действий:“Всякая умственная работа, не проверенная действием, не в состоянииспособствовать усвоению причинной связи замечаемых явлений настолько, чтобыпонять эту связь и выяснить законы, лежащие в основании их проявлений”.
Физическое образование поэтомувыступает в системе Лесгафта не только как предпосылка воспитания умственного втом смысле, что физически развитый и закаленный организм -благодатная почва длядуховной деятельности. Такой организм способен сознательно управлять мышечнымиактами, менять в случае необходимости стратегию поведения, сравнивать иконтролировать как его отдельные звенья, так и их взаимодействие. Иначе говоря,воспитание ума и воспитание тела — один процесс, а не два.
Как уже отмечалось, психологиясближалась со школьной педагогикой под давлением насущных общественныхзапросов. Недостатки традиционной дидактики породили стремление заменить ееданными экспериментальной психологии. Под давлением этой установки развернулисьисследования в различных странах. В Германии активно работал Э. Мейман (1862-1915),в России — А.П. Нечаев (1875-1943) с большой группой последователей, в томчисле учителей. Приборы и методики, созданные в университетских лабораториях,переносились в класс и прилагались к решению конкретных учебных ивоспитательных задач.
Считая, что экспериментальнаяпсихология демонстрирует “ярко выставленный ею идеал точности и доказательностиисследования”, Нечаев надеялся преобразовать с ее помощью далекую от такогоидеала педагогику. Он наметил программу экспериментально-психологическогорешения спорных вопросов методики и дидактики, предлагая пересмотреть с этихпозиций учебные планы, методы, существующую систему упражнений, формы проверкизнаний и т.д. УНИВЕРСИТЕТСКИЕ ПРОФЕССОРА ПСИХОЛОГИИ
Сеченов был профессором физиологии,Кавелин — права, Потебня — филологии. Их профессиональные занятия не требовалиобращения к психологии. К ней их влекла логика научного поиска в своейпредметной области. Наряду с ними психология стала предметом специальногоизучения и преподавания на университетских кафедрах философии. Здесь несложилось новаторских концепций и школ в области психологии. Тем не менеепроделанная на этих кафедрах работа не была напрасной. Она внесла свою долю вразвитие психологической мысли в России. В Московском университете профессоромфилософии с 1863 г. по 1874 г. был П.Д.Юркевич, о выступлении которого против“антропологического принципа” Чернышевского и тем самым противестественнонаучного объяснения психики уже было сказано.
Это выступление скорее всего ипобудило университетское начальство пригласить Юркевича из Киевской духовнойакадемии на кафедру философии.
Отстаивая версию о вечности инеизменности идей (в духе платонизма), Юркевич соединял с ней учение о том, чтопостижение истины не является чисто познавательным актом, но сопряжено срелигиозными убеждениями человека, его верой и любовью к Богу.
Юркевич оказал большое влияние настудента физико-математического факультета Владимира Соловьева, который одновремя был завзятым материалистом и поклонником Бюхнера, объяснявшего душудвижением молекул. После смерти Юркевича на освободившуюся кафедру претендовалиего ученик В.Соловьев и профессор Варшавского университета М.М. Троицкий.Последний был назначен ординарным профессором, а Соловьев — доцентом, вскоре,однако, отстраненным от работы в университете.
М.М. Троицкий (1835-1899) в свое время, будучислушателем Киевской духовной академии, также обучался философии у Юркевича. Этобыло в начале 50-х годов. Но с тех пор многое изменилось в русском обществе ичуждая Юркевичу идея о связи психологии с быстро развивавшимися естественныминауками приобрела у молодого поколения аксиоматический характер. Это сказалосьна дальнейшей работе Троицкого. Он, воспитанный на психологических концепцияхБенеке, Герберта, Дробиша и других немецких авторитетов, склонных к чуждымметодологии естественных наук построениям, сделал выбор в пользу английскихпсихологов. Преимущество их позиции он видел в опоре на индукцию как способеобобщения частных фактов в противовес умозрительному выведению фактов изметафизических постулатов о душе, ее свойствах и др.
Английская научная мысль прошлоговека, тесно связанная в своих методологических ориентациях с успехамиестествознания, изменяла общий облик западной психологии. “Логика” ДжонаСтюарта Милля стала настольной книгой натуралистов.
Господствовавший в Англии ассоцианизмутверждал детерминистский подход к сознанию. В работах Спенсера и Бенаассоциация трактуется как фактор приспособления организма к среде. Гельмгольцпочерпнул у Милля понятие о бессознательных умозаключениях, переводя его наязык работы зрительной системы, строящей чувственный образ с помощью мышц,операции которых совершаются по типу этих умозаключений. Сеченов в работе“Элементы мысли” поставил задачу “согласить Спенсера с Гельмгольцем”.Ассоциации выступают не как связи в бестелесном сознании, а как связи ворганизме, решающем свои биологические задачи. Изучение английской литературы,запечатлевшей новое понимание психических процессов, делает Троицкого еепропагандистом. Он противопоставляет ее немецкой психологии, метафизической,оторванной от реальных проявлений жизни духа.
Преимуществам английской психологииперед немецкой была посвящена его работа “Немецкая психология в текущемстолетии” (1867), имевшая большой успех, ибо она вносила в русскую литературусвежую струю в объяснение перспектив развития психологического знания.Любопытно, что когда Троицкий пришел к своему учителю Юркевичу с просьбойпоставить его работу на защиту в качестве докторской диссертации, Юркевич, хотяон и симпатизировал Троицкому, ответил: “Если бы я одобрил Ваш труд, то меня сочлибы варваром действительные знатоки философии и все образованные люди”.
Апология опытного познания впротивовес метафизическим системам воспринималась как нечто еретическое, хотя“опыт” в понимании Троицкого означал нечто иное, чем понимаемое под ним Сеченовыми другими естествоиспытателями. Имелось в виду изучение того, что говоритсубъекту наблюдение за собственными состояниями сознания, иначе говоря — прямыесвидетельства интроспекции. Это была линия позитивизма, которую Троицкий первымпроводил в русской психологии в противовес доминировавшей до него науниверситетских кафедрах метафизической философии и схоластической трактовкепсихических явлений. Тем не менее позитивистский подход сохранял принциппротивопоставления душевных явлений (как “явлений духа самому себе”) телесным,которые трактовались в качестве “внешних для нашего сознания” и потому невходящих в предметную область психологии. Эта установка руководила перомТроицкого, когда он создавал второй свой большой труд “Наука о духе” (в 2-х т.,1888). Хотя В.Соловьев писал, что по этой книге “никакой западный европеецничему не научился бы”, для русского читателя книга содержала свежие идеи,близкие представлениям Бена и Спенсера, вносившим, в частности, в психологиюпринцип развития.
К заслугам Троицкого следует отнестиорганизацию Московского психологического общества (организационное заседаниепрошло в январе 1885 г.), ставшего трибуной широкого обсуждения психологическихпроблем и центром консолидации и формирования молодых кадров отечественныхпсихологов. Работа общества вызывала интерес у широкой научной общественности.Возник вопрос об издании специального журнала.
Наряду с Троицким активное участие вэтой работе принял сменивший его на кафедре в 1886 году Н.Я.Грот (1852-1899).
Как и Троицкий, он проделал в своемдуховном развитии сложную эволюцию. Начиная как психолог-позитивист, он изложилрезультаты своих первых исследований в работе “Психология в ее истории иглавных основах” (1880), где утверждалось, что основным фактом душевной жизниявляется “психический оборот”, который складывается из четырех моментов:объективной восприимчивости, субъективной восприимчивости, моментасубъективно-деятельного и момента объективно-деятельного. Чувства соответствуютвторому моменту этого оборота.
Эта схема Грота являлась, посуществу, переводом на спиритуалистический язык сеченовских представлений орефлекторной природе психологического акта. Психологический акт трактовался какпроявление духовной силы, которой противостоит пассивная материя. Процессы,совершающиеся в этой материи, есть физическая энергия, но они способнытрансформироваться в психические процессы, также обладающие энергетическимпотенциалом.
Версия о психической энергиипредставляет собой попытку придать духовным силам такой же объективныйхарактер, как и материальным, физическим. Эти соображения, несовместимые сестествознанием, вносили в объяснение психики “спиритуалистический подход”.
Вместе с Троицким Грот активносодействовал организации Московского психологического общества и журнала“Вопросы философии и психологии”.
После смерти Н. Я. Грота в 1899 г. председателем Психологического общества (до его закрытия в 1918 г.) становится Л.М.Лопатин (1855-1920), с детских лет тесно связанный дружескими отношениями сВ.С.Соловьевым.
Л.М. Лопатин наряду с философскимисочинениями писал психологические, сосредоточившись на доказательствецелостности души и свободы воли, трактуя эти проблемы метафизически — с антидуалистическихпозиций и решительно отвергая идею детерминизма. Единство психических функцийон объяснял действием сверхвременной субстанции-монады, которую представлял вдухе Лейбница.
С 1905 до 1918г. Лопатин былредактором журнала “Вопросы философии и психологии”. В нем печаталисьоригинальные статьи не только по философии, но и физиологии, психологии,патопсихологии, истории, а также критические обзоры работ западныхисследователей в этих областях знания. Лопатин, предоставляя страницы журналаученым естественнонаучной ориентации (С.С. Корсакову, А.Н. Бернштейну, А.А. Токарскомуи др.), вел с ними дискуссии, где отстаивал версию о душе как нематериальнойсущности и производящей причине психических явлений.
Редакция журнала стала своего роданеформальным форумом. Здесь философы, психологи, психиатры выступали сдокладами, в острых спорах приверженцы спиритуализма сталкивались с учеными,отстаивавшими естественнонаучные воззрения на психику как функцию мозга.
К идеалистическому направлениюпримыкали такие философы, как Ю.Ф. Самарин (1819-1876) — один из идеологовславянофильства (участник подготовки крестьянской реформы 1861 г.). Отрицая возможность объективного позитивного знания психических явлений, он настаивал натом, что его следует заменить личным сознанием и убеждением. Убеждение, хотя ине опирается на научные доказательства, имеет, с его точки зрения, характеробъективной истины. Развивая эту мысль, Самарин отмечал, что необходимосочетать отвлеченно-логическое и цельное мышление. При этом западная наукаразвивается преимущественно на основе отвлеченного мышления, представляя собойрассудочную систему, в то время как российская должна быть построена на началахцельного мышления. Самарин одним из первых в спорах о психологии отвергал граньмежду знанием и верой. В дальнейшем эту точку зрения развивали в своей теорииинтуитивизма Лосский, Франк и другие.
По своим взглядам на роль психологиии ее место в системе гуманитарных наук к Самарину был близок А.А.Козлов (1831-1901),издатель первого в России философского журнала “Философский трехмесячник”.Согласно Козлову, философские знания могут приобрести характер верховнойистины, которая обнимет результаты всех наук, в том числе и психологии. Основуразвития отечественной психологии Козлов видел в концепции, близкойперсонализму, утверждавшему личность в качестве высшей духовной сущности. Емупринадлежит попытка соединить рационалистический характер теории Лейбница сиррационалистическими течениями в России.
Видным представителемидеалистического направления психологической мысли был М.И. Владиславлев(1840-1890), профессор, впоследствии ректор Петербургского университета.Благодаря ему психология в этом учебном заведении стала одной из ведущихдисциплин. Он не только переводил и популяризировал взгляды немецкихпсихологов, прежде всего Канта (как впоследствии и его ученик А.И.Введенский),но и разработал собственный курс опытной психологии, центральное место вкотором занимали проблемы воли и нравственности.
Владиславлев был также одним изпервых психологов, применивших“энергетический закон к психологии, что былоновинкой в 70 80-е годы прошлого века. Интересно, что, как и позднее Фрейд, онпытался связать “энергетическую теорию” с забыванием и воспроизведением, говоряо том, что бессознательные состояния и забывание характеризуются минимумомэнергии. Одним из первых он ввел в курс психологии очерк истории развитияпсихологических взглядов, что давало возможность понять связь современных (длятого времени) психологических взглядов с прошлым опытом.
Как мы видели, на большинствеуниверситетских кафедр разрабатывались теории, в которых предмет психологиипредставлялся в качестве бестелесной сущности, познаваемой во внутреннем опыте.Это была позиция, противоположная сеченовской, которую принимало большинстворусских интеллектуалов, интересующихся вопросами психологии. По этому поводуимеется свидетельство одного из непримиримых идейных противников Сеченова. Г.И. Челпанова (1863-1936).
После успешной работы в Киевскомуниверситете (который со времен Юркевича был центром консолидациипротивостоящих естественнонаучной психологии сил) и защиты докторскойдиссертации “Проблема восприятия пространства”, он перешел в Московскийуниверситет. Широкую известность приобрела его книга “Мозг и душа”, вышедшая в 1890 г. и затем множество раз переиздававшаяся. В 5-м издании, отстаивая положение о том, чтопсихические явления могут быть познаваемы путем самонаблюдения, Челпанов писал:“Для нас, русских, этот вопрос представляет интерес потому, что он в одно времябыл предметом журнальной полемики между Кавелиным и Сеченовым. Кавелин говорил,что основной прием, при помощи которого можно строить психологию, есть»внутреннее зрение", психическое зрение. Сеченов, физиолог,утверждал, что такого «внутреннего, психического» зрения вовсе нет ибыть не может. Общественное мнение стало на сторону Сеченова, и в настоящеевремя у нас господствует взгляд, по которому метод самонаблюдения должен бытьпризнан методом ненаучным”. В этой оценке Челпановым дискуссии, имевшей чуть лине полувековую давность, заслуживает внимания констатация того, что сеченовскийвзгляд остается в научно-общественном мнении господствующим.
И это после множества трудовмосковских профессоров (Троицкого, Грота, Лопатина, Челпанова и др.), где душаи ее внутреннее зрение трактовались как основной предмет психологии! РАЗВИТИЕ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ В РОССИИ
Успехи психологии были обусловленыприменением эксперимента. Научная молодежь в России тоже стремилась освоитьэтот метод. Многие из тех, кто увлекся психологией, отправлялись с этой целью вГерманию, в Лейпциг, ставший благодаря Вундту Меккой экспериментальнойпсихологии. Эксперимент требовал организации специальных лабораторий. В Россиипервые робкие попытки поместить в лабораторию не лягушку или собаку, а человекас его бессмертной душой предпринимались отдельными энтузиастами из кругамедиков. Первым из них был казанский врач В.М. Бехтерев. В Москве пионеромэтого направления выступил А.А. Токарский, в Юрьевском (ныне Тарту)университете В. В. Чиж, в Харьковском — П. И. Ковалевский.
В 1893 г. Бехтерев из Казани переехалв Петербург, заняв кафедру нервных и душевных болезней в Военно-медицинскойакадемии. Восприняв сеченовские идеи и концепцию передовых русских философов оцелостности человека как существа природного и духовного, он искал путикомплексного изучения деятельности человеческого мозга. Пути достижениякомплексности виделись ему в объединении различных наук (морфологии,гистологии, патологии, эмбриологии нервной системы, психофизиологии, психиатриии др.). Бехтерев сам вел исследования во всех этих областях. Будучи блестящиморганизатором, он возглавил многие коллективы, создал ряд журналов, гдепубликовались статьи также и по экспериментальной психологии. Его любимымдетищем стал организованный им Психоневрологический институт. В немлабораторией психологии ведал врач по образованию А. Ф.Лазурский (1874-1917).
В 1897 г. в выходившем под редакцией Бехтерева журнале “Обозрение психиатрии” была опубликована перваястатья Лазурского “Современное состояние индивидуальной психологии”,посвященная проблеме индивидуальных различий. Рассматривая первые достиженияэтой науки, он подчеркивал, что ее целью является исследование того, каквидоизменяются душевные свойства у различных людей и какие типы создают они всвоих сочетаниях.
В своей работе “Очерк науки охарактерах” (1909) Лазурский разрабатывал оригинальную концепцию “научнойхарактерологии”, в основе которой лежала идея о том, что индивидуальныеособенности человека связаны с деятельностью нервной системы. ПозицияЛазурского во многом отличалась от взглядов Штерна, Бинэ и Гальтона, так как онсчитал необходимым не ограничиваться прикладными исследованиями, но доказывалважность формирования основ научной теории индивидуальных различий. С его точкизрения чисто прикладной подход к ним сводится в конце концов к полномуотрицанию возможности планомерного и систематического изучения людскиххарактеров. Эта точка зрения противостояла, с одной стороны, прагматическомуподходу тестологии, а с другой — распространенному в немецкой психологии мнению(которого придерживались Вундт, Дильтей и другие ученые), будто повседневныйопыт, наблюдательность, сопереживание — самый лучший источник познаниядушевного склада личности.
Утверждение индивидуальной психологиикак теоретической дисциплины не умаляет, как подчеркивал Лазурский, значенияопыта, прежде всего наблюдения и эксперимента, о важной роли которых писалученый. При этом он рассматривал эмпирические данные о различных психическихпроцессах не изолированно, но в системе, доказывая, что главной задачейэкспериментального исследования является построение целостной картины человека.Исходя из наклонностей, способностей, темперамента и других индивидуальныхкачеств человека, возможно построение полной естественной классификациихарактеров, которая и составит, по мнению Лазурского, основу новой науки.
Неудовлетворенностьлабораторно-экспериментальными методами, существовавшими в начале века,побудила Лазурского искать другие способы психологического исследования. Онвыступал за естественный эксперимент, при котором преднамеренное вмешательствов жизнь человека совмещается с естественной и сравнительно простой обстановкойопыта. Благодаря этому мы исследуем не отдельные психические процессы, как этообычно делалось в тот период, но психические функции и личность в целом. Этотподход, изложенный в работе Лазурского “Об естественном эксперименте” (1911), имелособенно важное значение для возрастной психологии и педологии, так какестественный эксперимент в этом случае часто дает не только более полные, но иболее объективные данные по сравнению с лабораторным экспериментом, частонеприемлемым в детской психологии.
В курсе лекции “Общая иэкспериментальная психология” (1912) Лазурский утверждал, что темперамент ихарактер составляют эндопсихическую, прирожденную сторону личности. Другаясторона, экзопсихическая, характеризует отношение человека к окружающей действительности.
Введение категории отношения былошагом вперед по сравнению с механистическим представлением, согласно которомувоздействия среды на организм происходят по типу внешних толчков. А ведь именнотакое представление доминировало тогда в дифференциальной психологии, незнавшей никаких других факторов, кроме наследственности и механистическипонятой среды.
Ученик Лазурского М.Я. Басов(1892-1931) в своих работах “Методика психологических наблюдений над детьми”(1926), “Общие основы педологии” (1931) развивал идеи Лазурского о ролиестественного эксперимента как ведущего при исследовании психики детей. Большоевнимание Басов уделял популяризации и введению в педагогическую практику методанаблюдения, разрабатывая схемы наблюдений, а также методику анализа полученногопри наблюдении и естественном эксперименте эмпирических данных. Доказывая, чтонаучная психология должна опираться на объективное, внешнее наблюдение, Басовписал, что это единственный метод, “который может быть применен ко всем формамразвития психических функций”.
Если роль наблюдения связана преждевсего с широкими возможностями его применения, то значительная рольестественного эксперимента соотносилась Басовым с его возможностью сохраненияестественных связей со средой, что практически исключается в лабораторномэксперименте. Поэтому при исследовании социокультурной среды, определяющейпсихическое развитие человека, естественный эксперимент имеет более важноезначение, чем лабораторный, писал Басов, подчеркивая что “разработка этой методикиявляется одной из самых важных и насущных задач современной психологии”.
Говоря о необходимости новогопонимания предмета психологического исследования, Басов выдвинул совершенноновый подход к взаимодействию человека со средой. Главное положение теорииБасова — идея о том, что человек есть активный деятель в объективной,закономерно организованной среде. Таким образом, он впервые показал, чтоактивность человека проявляется не только в приспособлении, но и в изменениисреды, а сама среда не аморфная масса, но определенным образомструктурированная ситуация.
А.А. Токарский (1859-1901) прославился в Москве (иза границей) как мастер применения гипноза в психотерапевтических целях.Частная практика позволяла ему вкладывать свои сбережения в обустройствопсихологической лаборатории. Замысел Челпанова простирался значительно дальше.Он рассчитывал на охват научными, опытными методами всего круга явлений,изучаемых психологией как дисциплиной, отличной и от философии и от физиологии.Этот замысел лег в основание программы исследований, консолидировавшей молодежьвокруг ее автора и своего учителя. Эту школу прошло около 150 человек. Из неевышли те, кто стал впоследствии лидирующими фигурами в советской психологии, втом числе К.Н.Корнилов, П.П. Блонский, А.А. Смирнов, Н.И. Жинкин, С.В. Кравков,Б.М. Теплов, А.Н. Леонтьев и др. Все они были яркими индивидуальностями. Но втом и заключался талант Челпанова как великолепного организатора школы, что онвысматривал в новом поколении одаренную молодежь, способную самоотверженнозаняться не сулящим материальной выгоды и не дающим ничего, кроме радостипознания, делом. Терпимость по отношению к тем, кто ищет собственные пути,создание такой идейной среды, в которой можно свободно мыслить, культориентации на научные ценности — таковы были особенности челпановскогопитомника талантов. Среди тех, кого он пестовал, впоследствии оказалисьпредавшие своего учителя. Но это не умаляет исторической значимости его вкладав развитие психологической мысли в России.
Главным же центром разработки проблемэкспериментальной психологии стал созданный в Москве Челпановым на средстваизвестного мецената С.И.Щукина Институт экспериментальной психологии. Былопостроено исследовательское и учебное заведение, равного которому по условиям работыи оборудованию в то время в других странах не было. (Официальное открытиеинститута состоялось в марте 1914г.)
Обладая большим организаторским ипедагогическим талантом, Челпанов приложил немало усилий для обученияэкспериментальным методам будущих научных работников в области психологии.
Именно ему русская психология обязанатем, что в ней возникла самая крупная за всю историю научная школа.Экспериментальное изучение сознания, его явлений и функций -таково было кредошколы.
У прежних московских профессоров,читавших лекции по психологии и много писавших об ее проблемах, эксперимент небыл в чести. Их занятия этой областью знаний отличались умозрительнымфилософским уклоном. Их общение в московских домах и их публикации вращалисьвокруг вопросов о природе души, свободе воли, границах знания, материальном идуховном и т.п. По свидетельству одного современника, заседанияПсихологического общества порой затягивались до часу ночи, но и тогда заядлыеспорщики отправлялись в ресторан “К Тестову”, где их горячие дебатыпродолжались с удвоенной силой, причем на одном из таких ужинов был поставленна баллотировку вопрос о бессмертии души и “решен в положительную сторонубольшинством против двух”.
Что же касается Челпанова. то егоподвигала идея на внедрение научных стандартов в изучение психическойреальности, с тем чтобы знание о ней добывалось не в дебатах на собраниях илина журфиксах, а в лаборатории, под строгим контролем эксперимента и индуктивныхметодов. Конечно, он здесь не был оригинален. Делая задолго до созданиясобственного института обзор состояния экспериментальной психологии за первуюполовину 90-х годов, Челпанов писал: “У нас при Московском университете имеется«психологический институт», устроенный на частные средства позападноевропейскому образцу”.
При организации эксперимента Челпановпродолжал отстаивать как единственно допустимую в психологии такуюразновидность эксперимента, которая имеет дело со свидетельствами наблюденийсубъекта за своими собственными состояниями сознания. Иначе говоря, решающееотличие психологии от остальных наук усматривалось в ее субъективном методе.Сам метод претерпел в работах западных психологов изменения и это отразилось напозиции Челпанова, неизменно находившегося в курсе мировой психологическойлитературы.
В 1917 г. институт начал издаватьпечатный орган “Психологическое обозрение” (под редакцией Г.И. Челпанова и Г.Г.Шпета). Первый выпуск открывался программной статьей Челпанова “Обаналитическом методе в психологии”. По этой статье нетрудно судить о программе,которая предлагалась институтом на великом историческом переломе. ТеперьЧелпанова не устраивала даже вюрцбургская школа, которой он недавно курилфимиам. Он подвергает критике мнение Аха и Марбе о том, что нельзя считатьисследование психологическим, если оно не использует эксперимент, ведь самэксперимент базируется на первичных понятиях. Они существуют априорно какэлементы идеального знания, обладающего абсолютной, аподиктическойдостоверностью. Извлечь эти элементы можно только из внутреннего опыта путем ихнепосредственного усмотрения. Это и есть аналитический метод, который долженлечь в основу всех видов конкретного психологического исследования — экспериментального, генетического и т.д.
Челпанов отмечал сходствопредлагаемого им метода с феноменологией Гуссерля. Так завершилась его эволюцияв качестве эмпирического психолога. Сперва он пропагандировал вундтовскийэксперимент, затем — данные вюрцбуржцев, сделавших упор на внутреннейактивности и внечувственности мышления, и, наконец, главную задачу психолога онувидел в том, чтобы “очистить” сознание от влияния используемых в экспериментахстимулов (физических и вербальных), с тем чтобы созерцать образующие егоначальные сущности.
Стремление к предельной отрешенностиот реальности, от суетного мира, где происходили события, взрывавшие дооснования прежние социальные порядки, — такой была в 1917 г. позиция не одного Челпанова. В этом же году С.Франк выступил с книгой “Душа человека”, полнойблизких феноменализму размышлений о том, что лишь изнутри открывается человекуглубина бытия. Л.Лопатин в 1917 г. опубликовал статью “Неотложные задачисовременной мысли”. Эти задачи он усматривал в том, чтобы покончить с“неисправимым” натуралистическим мировоззрением и спасти веру в бессмертнуюдушу.
В течение десятилетий русскиеидеалисты отвергали детерминизм во имя независимой ни от чего внешнего духовнойактивности субъекта. Достойным человека они считали лишь один ее вектор — самоуглубление. Это сопрягалось с социально-идеологической концепцией, покоторой путь к новой России пролегает через переустройство души, ее внутреннеесовершенствование.
Научная и педагогическая деятельностьЧелпанова, к сожалению, прерывается в 20-е годы. После революции судьба егоскладывается трагически. В 1923 г. его изгоняют не только из университета, но ииз созданного им Психологического института, причем инициаторами его уходастановятся его же бывшие ученики и сотрудники — Корнилов, Блонский и другие,выступавшие за построение психологии на основе марксизма. Челпанов, которыйписал о том, что психология, как и математика, физика и другие положительныенауки, должна быть вне любой философии, в том числе и марксистской, остался безработы.
Однако в первое время судьба остаетсяеще милостивой к нему. В конце 1923 г. он начинает работу в Государственнойакадемии художественных наук (ГАХН), вице-президентом которой становится Шпет.Работа в физико-психологическом отделении, главным образом в комиссии повосприятию пространства, привлекает Челпанова возможностью продолжения егонаучной работы по изучению пространства, которая была начата им еще в Киевскийпериод. В этот же период Челпанов читает цикл научно-популярных лекций попсихологии в доме ученых о истории и основных психологических школах,существовавших в начале века. Последняя книга Челпанова была опубликована в 1927 г. Его надеждам на дальнейшую работу не суждено было сбыться.
Естественно-научная ориентацияпсихологии Отличную отидейной линии Челпанова позицию занял профессор Новороссийского университета(Одесса) Н.Н. Ланге (1858- 1921). Именно он в те годы выступал как главныйоппонент Челпанова. Ланге приобрел известность не только в России, но и наЗападе своими экспериментальными исследованиями восприятия, сформировавконцепцию его стадиальности (фазовости).
Предполагалось, что образвоспринимаемого предмета складывается постепенно. Всякое ощущение начинается с“простого толчка” в сознании, затем осознается род раздражителя (цвет, звук,поверхность), форма предмета, его место в пространстве. Ланге разработалмоторную теорию внимания, согласно которой движение рассматривалось какусловие, не только сопровождающее, но и улучшающее восприятие. Двигательныйкомпонент считался представленным и в процессах мышления. Воля же — этоимпульс, предшествующий любому сознательному движению, этот объективный импульсне осознается субъектом. Осознается лишь само движение в виде сопровождающей егосуммы “обратных ощущений”, идущих от мышц. Следуя Сеченову, Ланге считалдвигательные реакции организма первичными по отношению к внутреннимпсихологическим актам. Основная функция психики, согласно Ланге, “круговаяреакция”, включающая центростремительный ток. Иначе говоря, из работающей мышцыв мозг непрерывно идет сигнал, сообщающий организму о достигнутом результате.
Ланге критиковал Челпанова за егострастную защиту субъективного метода, в том числе и того нового варианта этогометода, который предложила вюрцбургская школа психологии мышления. Ее данные,утверждал Челпанов, доказывают, что активность мышления не требует чувственнойосновы в виде ощущений. “А это, — писал Челпанов, — служит подтверждением тоговзгляда, что душа может не только действовать, но и существовать независимо оттела”.
Ланге, в противовес Челпанову, назвалинтроспекцию, которую культивировала вюрцбургская школа, “игрою воображения”,которая “почти так же далека от действительного исследования, как воображаемаяохота на воображаемых львов в воображаемой Сахаре — от действительной охоты”.Книга Ланге “Психология” (1914) запечатлела новую, естественнонаучную трактовкупсихических явлений, показала их биологический смысл и важность ориентации нафакторы культуры при изучении психики человека.
Он выделял ряд стадий в развитиипсихики, соотнося их с изменениями, претерпеваемыми нервной системой: стадиюнедифференцированной психики, дифференцированных ощущений и движенийинстинктивного типа, стадию индивидуально приобретенного опыта и, наконец,качественно новую ступень -развитие психики у человека как социокультурногосущества.
Менее всего он был склонен считать,будто законы человеческого поведения исчерпываются биологическимидетерминантами. Согласно его твердому убеждению, “душа человеческой личности в99% есть продукт истории и общественности”.
Это общее, философское по своемусмыслу положение требовалось перевести в понятия конкретной науки, объяснить,каким образом история общества и культуры определяет работупсихофизиологического механизма в особом, истинно человеческом режимежизнедеятельности. Самоочевидным воплощением жизни социокультурного мира, вкоторую изначально погружен человеческий индивид, является язык.
Слово выступает в роли главногофактора психического развития человека как существа “общественного иисторического”, сознание которого обусловлено не тем, что заложено в генах, ине самостоятельно выработанными (посредством проб и ошибок) индивидуальнымиспособами приобщения к среде, а миллионолетним опытом прежних поколений. Лангеписал: “… язык с его словарем и грамматикой формирует всю умственную жизньчеловека, вводя в его сознание все те категории и формы, которые историческиразвивались в предыдущих поколениях”.
Согласно эмпирической доктрине,психические процессы начинаются и кончаются в индивидуальном сознании. Ланге жеставил его в зависимость от недоступных рефлексии субъекта, уходящих в глубьвеков напластований, “археологии” мысли. Такой подход не только требовализменить стратегию изучения человеческой психики, соотнеся ее сдетерминационным воздействием знаковой системы языка. Он еще под одним угломвысвечивал бессмысленность философии “чистого” опыта, позитивистской веры ввозможность мысли добраться до “твердого” эмпирического материала какпоследней, прочной точки научного знания. Несомненно, и эту философию имел ввиду Ланге, когда писал следующее: “… Вглядываясь внимательно в любое нашечувствование или мысль, в значение любого слова или флексии, мы находим в нихогромное число планов или полей сознания, уходящих все глубже в неопределеннуютемную даль, и дойти в этих глубинах до твердого дна, т.е. непосредственногофакта, подобного физическому, в котором не было бы примеси рефлексии,оказывается невозможным...”.
В предреволюционной русскойпсихологии Ланге был пионером в постановке вопроса о необходимости перехода избиологического в социокультурный план анализа человеческой души, чтобыобъяснить ее суть и судьбу.
Зоопсихологические исследования В.А. Вагнера Подвлиянием дарвиновских идей одной из важных отраслей психологии становитсяизучение поведения животных. Наряду с их индивидуально- вариативными реакциями,которые обеспечивают адаптацию к изменчивой среде, большой интерес вызываютинстинктивные формы поведения. Сам Дарвин написал насыщенный фактами и идеямиэтюд “Инстинкт”.
Основоположником зоопсихологии вРоссии стал зоолог В.А.Вагнер (1849-1934). Отстаивая эволюционный подход, онпровел цикл экспериментальных исследований инстинктивного поведения животных,главным образом при возведении ими различных построек: о строительныхинстинктах у пауков (1894), о водяном жуке-серебрянке (1900), о жизни шмелей(1907).
Эти работы служили обоснованиемвыдвинутой автором программы построения зоопсихологического знания, исходя изобъективного метода.
Научный подход в истории проблемыразвития психики характеризуется, по Вагнеру, столкновением двухпротивоположных школ. Одной из них присуща идея о том, что в человеческойпсихике нет ничего, чего не было бы в психике животных. А так как изучениепсихических явлений вообще начиналось с человека, то весь животный мир былнаделен сознанием, волею и разумом. Это, по его определению, “монизм ad hominem (применительно к человеку), или “монизм сверху”.
Вагнер показывает, как оценкапсихической деятельности животных по аналогии с человеком приводит к открытию“сознательных способностей” сначала у млекопитающих, птиц и других позвоночных,потом у насекомых и беспозвоночных до одноклеточных включительно, затем урастений. Признавая необходимым сравнение психики человека и животных (безэтого не было бы сравнительной психологии), Вагнер отрицал необходимость ивозможность метода прямых аналогий с психикой человека в биопсихологии.
Другое направление, противоположное“монизму сверху”, Вагнер именовал “монизмом снизу”. В то время какантропо-морфисты, исследуя психику животных, мерили ее масштабами человеческойпсихики, “монисты снизу” (к их числу он относил Ж.Леба, К.Рабля и других),решая вопросы психики человека, определяли ее наравне с психикой животного мирамерою одноклеточных организмов.
Если “монисты сверху” везде виделиразум и сознание, которые в конце концов признали разлитыми по всей вселенной,то “монисты снизу” повсюду (от инфузории до человека) усматривали толькоавтоматизмы. Если для первых психический мир активен, хотя эта активность ихарактеризуется теологически, то для вторых животный мир пассивен, адеятельность и судьба живых существ предопределены “физико-химическимисвойствами их организации”. Если “монисты сверху” в основу своих построенийклали суждения по аналогии с человеком, то их оппоненты видели такую основу вданных физико-химических лабораторных исследований.
В последней, оставшейсянеопубликованной работе “Сравнительная психология, область ее исследования изадачи” Вагнер вновь обращается к проблеме инстинкта, формулируя теориюколебания инстинктов (теорию флуктуации).
Продолжая подчеркивать рефлекторноепроисхождение. инстинктов, он еще раз оговаривает иной подход к их генезису,нежели тот, который был присущ исследователям, линейно располагавшим рефлекс,инстинкты и разумные способности. Не линейно, как у Г. Спенсера, Ч.Дарвина,Дж.Роменса: рефлекс-инстинкт-разум, или как у Д.Г.Льюиса и Ф.А.Пуше:рефлекс-разум-инстинкт (в последнем случае разум подвергается редукции). ПоВагнеру, здесь наблюдается расхождение психических признаков.
/>
Для понимания образования и измененияинстинктов он использует понятие видового шаблона. Инстинкты, писал Вагнер,представляют не стереотипы, которые одинаково повторяются всеми особями вида, аспособность действовать, неустойчивую и колеблющуюся в определенных,наследственно фиксированных пределах (шаблонах), для каждого вида своих.Понимание инстинкта как видового шаблона, который наследственно складывался надлинном пути филогенетической эволюции и который, однако, не является жесткимстереотипом, привело Вагнера к выводу о роли индивидуальности, пластичности ивариабельности инстинктов, о причинах, вызывающих новообразования инстинктов. В.С. СОЛОВЬЕВ И ФОРМИРОВАНИЕ ЛИДЕРОВ НОВОЙ ПСИХОЛОГИИ
Одной из центральных фигур в духовнойжизни России того времени по праву можно считать В.С.Соловьева (1853-1900) нетолько по значительности того, что им сделано, но и по огромному влиянию,которое он оказал на виднейших ученых того времени, влиянию, которое и послеего смерти не ослабело и сказалось в творчестве многих русских мыслителей ихудожников (в частности, в поэзии символистов).
Соловьев не оставил законченнойсистемы. Тем не менее именно его искания во многом и сделали проблемунравственного начала в формировании личности человека, проблему воли одной изглавных для отечественной психологии того периода. В их обсуждении принималиучастие не только психологи и философы, но и педагоги, историки, юристы. Приэтом необходимо отметить, что хотя Соловьев и был убежденным приверженцемхристианской философии, его воззрения лишены того догматизма, который онаприобрела у некоторых его последователей.
Соловьев как бы обозначилкульминационную точку того поворота в мышлении, который произошел в конце 80-хгг. прошлого столетия и который знаменовал собой признание высокой значимостирелигиозной жизни и некоторое разочарование в единодержавии науки и вособенности естествознания. Он считал, что трансцендентальный мир, иливсеединое целое, или Бог имеет непосредственное отношение к человеку, которыйзанимает срединное положение между безусловным началом, или всеединым целым, ипреходящим миром явлений, не заключающим в себе истины. Эта концепция возлагаетна человека очень важную и сложную задачу, ибо через него идет путь повышения иразвитие бытия, одухотворение мертвой материи, которая, пройдя через средучеловеческого духа, совершается только по одному пути — по пути личногонравственного совершенствования, ради которого свободная воля должна делатьпостоянные усилия. Таковые становятся реальной силой, если к ним присоединяетсявоздействие свыше, т.е. то, что в религиозной жизни именуется благодатью.
Следует, однако, иметь в виду, чтоименно в эти годы складывался духовный облик тех, кто вышел на историческуюавансцену в следующий период существования психологического сообщества в нашейстране. И здесь следует вновь обратить взор на влияние, которое исходило отмогучего таланта Владимира Соловьева. Он, как отмечалось, создавал совместно сГротом журнал “Вопросы философии и психологии”, издававшийся Московскимпсихологическим обществом. Он возглавил философский отдел в Большомэнциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, опубликовав в нем свыше 120статей. На трудах Соловьева и близких к нему мыслителей, на журнале, словаре,представлявших философско-психологическую панораму эпохи, воспитывались молодыеумы, в том числе и умы тех, кто впоследствии сделал свой выбор в пользупсихологии. Назовем здесь три имени: Д.Н. Узнадзе, Л.С. Выготский, Б.М. Теплов.
Молодой грузин Узнадзе защитил внемецком университете диссертацию о русском философе Соловьеве. ВпоследствииД.Н.Узнадзе — выдающийся грузинский психолог советского периода. Он создалкрупную школу, теоретико-экспериментальные исследования которой базировались напонятии об установке и ее различных модификациях.
Студент юридического факультетаМосковского университета Выготский, работая над своим первым трактатом, темойкоторого стал шекспировский “Гамлет”, размышляя о “подземном” смысле трагедии,сверял свои мысли с тем, что было сказано об этом в ряде работ В.С.Соловьева.Очевидно, что эти работы были изучены молодым Выготским. Приведем лишь одинпример: “Все происходящее в мире, — писал Соловьев, — и в особенности в жизничеловека зависит кроме своих наличных и очевидных причин еще от какой-то другойпричинности, более глубокой и всеобъемлющей, но зато менее ясной. Представлениежизни как чего-то простого, рассудительного и прозрачного прежде всегопротиворечит действительности. Оно не реально. Ведь было бы очень плохимреализмом утверждать, например, что под видимой поверхностью земли, по котороймы ходим и ездим, не скрывается ничего кроме пустоты. Такого рода реализм былбы разрушен всяким землетрясением”. К этому суждению Выготский добавляет:“трагедией”.
Соловьев говорил о “мистическойглубине жизни”, о том, что в грубый узор внешней причинности неуловимовплетается ускользающая от поверхностного взгляда тонкая нить роковой связисобытий.
Эти высказывания Соловьева Выготскийсоотносил со своей версией о Гамлете как “синтетической драме”, где трагедияхарактера сочетается с трагедией рока. Обращение Соловьева к “мистическойглубине жизни” отвергало объяснение поступков людей действием механическихпричин. Эта идея, волновавшая молодого Выготского, соотносилась им с собственнойубежденностью в том, что в драме Шекспира внешними поступками героев правитиррациональное начало. ведущее их к катастрофе. Следует помнить, что этовысказывалось в 1916 г., когда среди русских были весьма распространеныапокалипсические настроения. Именно в этом году в России широко отмечалось300-летие со дня смерти Шекспира, гордости Англии, союзницы России в мировойвойне. Как писал приятель Выготского критик А. Эфрос “сумрачный британскийгений стал исповеданием русской души”.
Эсхатологические мотивы трактатаВыготского можно понять, как предощущение великой катастрофы 1917 г. Эти мотивы были удивительно созвучны пророчествам Соловьева. Он умер под Москвой летом 1900 г. и, как бы завершая своими прозрениями XIX век, предрекал, что XX век будет эпохой великихвойн, мятежей и революций.
Перед I мировой войной обучался уЧелпанова в Московском университете один из будущих лидеров отечественнойпсихологии Б.М. Теплов. После чтения Владимира Соловьева в его юношескойтетрадке 6 января 1916 г. сделана такая запись: “В чем одна из главных основбезнравственной жизни?
В том, что люди из того, что естьсредство, форма, делают цель, содержание. Деньги есть средство, люди делают изних цель. Здоровье есть средство для успешного стремления к истинной цели, алюди часто делают заботу о здоровье целью жизни. Национальность, государствоесть формы, в которых выражается жизнь, а люди думают, что любовь к родине, кгосударству может быть главным в жизни, что для этого можно жить. И часто воимя любви к форме приносят в жертву самое содержание жизни. В этом ужас войны ивообще настоящего момента. Это и есть «рукотворные кумиры.
Эту мысль Теплов пронес до концадней. Для него не стали кумирами ни деньги, ни здоровье, ни государева служба,хотя он и выполнял добросовестно все, что она требовала, в том числе в качествемладшего офицера на полях первой мировой войны. Содержанием же всей егонапряженной внутренней жизни, всепоглощающим мотивом служило научное познание.
В той же тетрадке через пару месяцевпоявилась новая заметка: Познать все — это одна из основных задач человека иимеет объективную абсолютную ценность”. В центре же его собственных интересовуже тогда — вопрос об осмыслении природы искусства средствами науки, о том, вчем его сущность: в наслаждении или познании? И одним из решений этой загадки,приковавшей его уверовавший в абсолютную ценность науки ум, стало впоследствииего высшее достижение — классические исследования по психологии искусства,раскрывшие сущность переживания и как способности, и как феномена культуры. Этобыла наука. Точная опытная наука. Но ценность добытого знания определялась тем,что оно служило людям. Как атлант, Теплов нес на своих плечах огромные пластыопыта музыкальной педагогики, освещал ей путь светом психологического знания.
А жизнь Выготского? Тончайшийисследователь проблем искусства и философии, он большую часть своей и без тогокороткой, так рано срезанной туберкулезом жизни провел в общении с детскимидушами, причем преимущественно с детьми аномальными, страдающими от различныхсенсорных и интеллектуальных дефектов. Его вдохновляла высокая и светлаягуманистическая цель.
Конкретные научные достижения этих лидероврусской психологии стали возможны благодаря синтетическому стилю, их мысли,спаявшему духовные искания различных сфер -философии, науки, искусства,социальной практики. Этот стиль рождался, как говорят дошедшие до нас ихюношеские записи и дневники, в тот причудливый предреволюционный век, которомудали загадочное имя “серебряный”. Идейным вдохновителем века был ВладимирСоловьев. Во всяком случае достойно внимания то обстоятельство, что, прежде чемоказаться в начальных классах марксизма-ленинизма, Узнадзе, Выготский и Тепловпрошли ту высшую философскую школу, главным профессором которой был ВладимирСергеевич. Без преувеличения можно сказать, что они были трагическими детьми серебряноговека. УЧЕНИЕ О ПОВЕДЕНИИ
В этот исторический период наряду снаправлением науки, выступавшим под именем психологии, в России успешноразвивалось еще одно направление, отличное от первого, но оказавшее огромноевлияние на мировую научную психологию и произведшее революционный сдвиг в способахпричинного объяснения взаимодействий целостного организма со средой.
Это взаимодействие было названо поведением.Стимулировали разработку этого направления социальные запросы. Идеяпреобразования целостного человека, служившая сверхзадачей работ Сеченова,вдохновленных антропологическим принципом, стала исходной для линии мысли,придавшей самобытный облик русской научной психологии.
И.П. Павлов — создатель учения об условно- рефлекторной деятельностиЕсли Сеченов разрабатывал свое учение в одиночку, то И. П. Павлов (1849-1936)создал огромный коллектив, к которому примыкали ученые из многих стран. Посуществу им была создана интернациональная школа, равной которой мировая наукане знает. Он был великим командармом армии исследователей, энергией которой учениео поведении составило мощный раздел современного научного знания.
С именем Павлова ассоциируется преждевсего понятие об условном рефлексе. Термин “рефлекс” был паролем научногообъяснения поведения у Сеченова. И мы видели, каким помолодевшим вышло этодревнее понятие из сеченовских рук. Павлов пошел вперед. Впитав сеченовскуюидею нераздельности организма и среды и сигнальной регуляции отношений междуними, Павлов изобрел множество экспериментальных моделей, на которых изучалось,каким образом организм приобретает новые формы поведения, перестраиваетсложившиеся.
Живое существо действует внеразлучной с ним среде, представляющей огромное количество раздражителей, накоторые оно ориентируется и с которыми должно совладать. Не все раздражители изэтого потока становятся для организма сигналами. Есть раздражители, которыебезусловно вызывают ответную реакцию (типа реакции зрачка на свет, отдергиванияруки от горячего предмета и т.п.). Раздражители этих рефлексов принято называтьбезусловными. Но имеется и другая категория раздражителей. Организм не остаетсябезразличным к ним только в том случае, если их действие становитсябиологически значимым, т.е. способным принести ему пользу или вред — не своимвоздействием на живое тело, а сигнальной функцией. Эти раздражители указываютна условия, которых следует избегать или к которым нужно стремиться путемсоответствующих действий (рефлексов). Эти рефлексы получили название условных.
Для порождения условного рефлексанужен не только раздражитель, воспринимаемый органами чувств (в виде звука,запаха и т.д.), но и подкрепление правильности реакции на него. Именно тогдараздражитель трансформируется в сигнал. Сигнал и подкрепление, достигаемоедействием организма, образуют основу поведения. Сигнал указывает на “картинусреды”, в которой оказался организм. Подкрепление позволяет организму выжить вэтой среде (спастись от опасности или добыть нужную пищу).
Сочетание сигнала с подкреплениемпозволяет организму набираться опыта. Выработка условных рефлексов — основаобучения, приобретения опыта. Зная набор условий, от которых зависит созданиеусловного рефлекса, можно предписать программу поведения. Павлов доказал это намножестве экспериментов.
Свою теорию, обобщающую этиэксперименты, Павлов доложил впервые на Международном медицинском конгрессе вМадриде в 1903 г. Он назвал ее на первых порах “экспериментальной психологией ипсихопатологией на животных”. Однако сперва он отказался от слова “психология”,даже ввел в своей лаборатории штраф за его употребление. В большинстве умов оносоединялось со словом “душа”, а “душа” как объяснительный принцип, настаивалПавлов, натуралисту не нужна.
Силу своей теории Павлов видел в том,что вслед за Сеченовым изучал поведение строго детерминистски и объективно. Изэтого вовсе не следовало, что он, подобно американским бихевиористам, считал,что нужно вообще разделаться с сознанием и изгнать его как фикцию из науки. Вэтом случае он оказался бы на позициях примитивного дуализма и редукционизма (вчем, кстати, его не раз обвиняли). Это не соответствовало ни его исходномузамыслу, ни его поискам путей сближения с психологией. Это видно, в частности,если обратиться к представлению Павлова о сигнальных системах как регуляторахповедения.
Воспринимаемые органами чувствсигналы вызывают в организме не только нервные, физиологические процессы.Полезное и вредное выступает в виде психических образов (первым сигналам,согласно Павлову, соответствуют ощущения и восприятия). Поэтому сигнальнаяфункция придает рефлексу двойственный характер. Он, подчеркивал Павлов,является столько же физиологическим, сколь и психическим явлением.
Павлов ставил свои эксперименты надживотными, сначала над собаками, затем — над обезьянами. Главная же егонадежда, как заявил ученый в первом же своем сообщении об условных рефлексах,заключалась в том, чтобы наука пролила свет на “муки сознания”. Это заставилоПавлова заняться нервно-психическими больными- Переход от изучения животных кисследованию организма человека привел его к выводу, что следует разграничиватьдва разряда сигналов, управляющих поведением. Если поведение животныхрегулируется первой сигнальной системой (эквивалентами которой являютсячувственные образы), то у людей в процессе общения формируется втораясигнальная система, в которой в качестве сигналов выступают элементы речевойдеятельности (слова, из которых она строится). Именно благодаря им в результатеанализа и синтеза чувственных образов возникают обобщенные умственные образы(понятия).
Если сигнал ведет к успеху (или,говоря языком Павлова, подкрепляется, т.е. удовлетворяет потребностьорганизма), то между ним и реакцией на него организма устанавливается связь.Она прокладывается в том главном центре, который соединяет воспринимающиеорганы (рецепторы) с исполнительными (эффекторными) органами — мышцами,железами. Этот центр — кора больших полушарий головного мозга. Связи приповторении становятся все более прочными, хотя и остаются временными. Если вдальнейшем они не подтверждаются полезным для организма результатом (неподкрепляются), то прежние условные рефлексы задерживаются, тормозятся.Организм постоянно учится различать сигналы, отграничивать полезные и вредныеот бесполезных. Этот процесс называется дифференцировкой.
Варьируя бессчетное число раз вместес многочисленными учениками условия образования, преобразования, сочетаниярефлексов, Павлов открыл законы высшей нервной деятельности. За каждым, напервый взгляд несложным, опытом стояла целая система разработанных павловскойшколой понятий (о сигнале, временной связи, подкреплении, торможении,дифференцировке, управлении и др.), позволяющая причинно объяснять,предсказывать и модифицировать поведение.
Противники Павлова неизменноинкриминировали ему механицизм (тем более, что он постоянно говорил: мозг ичеловек — это, грубо говоря, машина; но под машиной подразумевалась система). Вдействительности же, как мы могли убедиться, детерминистская методологияПавлова была не механистической, а биологической. Поэтому в ходе дальнейшихисследований он существенно расширил объяснительный потенциал своей исходнойсхемы. Если в первый период Павлов делал упор на внутриорганическомподкреплении (потребность в пище) как главном, самом могучем факторе, то вдальнейшем в его теоретических представлениях наметился сдвиг в направлениирасширения биологической (а затем и социальной) основы формирования условныхрефлексов.
Незыблемым постулатом павловскойконцепции являлось положение о том, что условный рефлекс возникает на основебезусловного. Теоретические контуры этой картины со множествомэкспериментальных вариантов придавали ей репутацию классической. “Но будущеенаучного исследования, любил говорить Павлов, — темно и чреватонеожиданностями”.
В созданной картине появилиськоррективы, притом относящиеся именно к тем ее пунктам, которые навечнозакрепились за рефлексом. Это было связано с чрезвычайно важными инновациями.Они предвещали грядущие сдвиги в общем строе исследований поведения. К этомувела логика познания его организации.
В то же время на динамике этогопознания сказывались процессы в социокультурном мире, где наступала эпохапотрясений и стрессов, конфликтов и переворотов. Впереди была первая мироваявойна. Полная тревог и надежд в своей жажде перемен Россия шла к революции. Ивряд ли случайно, что перед самой мировой войной в павловской лабораторииначалось изучение проблем, которые в дальнейшем стали относить к категорииэмоциональных стрессов.
Первая из таких проблем касаласьсоотношения условных рефлексов, имеющих “полярное” подкрепление, которое водном случае удовлетворяло потребность организма в пище, в Другом — угрожалоего существованию. Раздражая сильным электрическим током кожу собаки (вызываяболевое ощущение), его превращали (путем подкрепления) в условный сигналпищевой реакции. Усиление тока (требующее оборонительной двигательной реакции)вызывало позитивную секреторную реакцию.
С этого момента ведет свое началоразвитие учения Павлова об экспериментальных неврозах. Невозможно былообъяснить в терминах нейродинамики, почему неожиданно для экспериментатора возникалосостояние срыва рефлексов, когда поведение приобретало характер, которыйвпоследствии стали называть невротическим. Силы, которые вступали в действие,следовало искать не в корковой нейродинамике, а за ее пределами, а именно — вполе поведения.
Именно в нем вспыхивают конфликты,пламя которых “взрывает” нейромеханизмы и придает реакциям патологическийхарактер. Нам неизвестно, когда Павлов познакомился с теорией Фрейда. Норусская литература к тому времени уже была наводнена психоаналитическими сочинениями.О том, что на новый план экспериментов его навело чтение Фрейда, Павловупомянул не в публикациях (где ссылок на венского психолога вообще нет), а наодной из “павловских сред”. Сшибка двух противоположных нервных процессов(раздражительного и тормозного) — таков, по Павлову, механизм неврозов.
Невролог Р. Джерард вспоминал, как,посетив в начале 30-х годов Павлова в Ленинграде, он узнал от него, чтостимулом к опытам по экспериментальным неврозам послужило знакомство с работойФрейда. Через неделю Джерард приехал в Вену и рассказал о своей беседе сПавловым Фрейду, который воскликнул: “Это бы мне страшно помогло, если бы онрассказал об этом несколько десятилетий раньше!”
В период, непосредственнопредшествовавший революции в России, интересы Павлова устремляются к анализудвижущих сил поведения, его мотивов. Он выступает с докладом о рефлексе цели,рефлексе свободы, говорит о рефлексе рабства. Здесь явно сказалась рольсоциальной перцепции, изменившей в новой, смутной общественной атмосфере направленностьего научной мысли.
Биологическое понятие о рефлексе (закоторым стоял прочно испытанный в эксперименте физиологический механизм,детерминистски объяснивший взаимодействие организма со средой, — поведение)Павлов “примерял” к социальным явлениям.
Рефлекс цели, — подчеркивал Павлов, — имеет огромное жизненное значение, он есть основная форма жизненной энергиикаждого из нас”. Рефлекторная концепция ставит деятельность организма взависимость от внешних влияний. В то же время, вводя понятие о рефлексе цели,Павлов указывал на важность энергетического потенциала живой системы.
В научном плане выделение Павловымрефлекса цели означало включение принципа мотивационной активности вдетерминистскую схему анализа поведения. Вместе с тем обращение к одному лишьнаучному плану недостаточно, чтобы объяснить зарождение у Павлова новогопонятия. В данном случае категориальный сдвиг был обусловлен воздействием тойнапряженной социальной атмосферы, в которой работал ученый. Ею овеян весьпавловский текст. Павлов впервые заговорил о рефлексах применительно к людям,имея, однако, в виду не объяснение их действий работой механизма, изученного насобаках, а энергию мотива. Ее нарастание у каждого русского человекапредставлялось ему фактором, который позволит покончить с дряннымиисторическими наносами. Обратим внимание на дату доклада и аудиторию, в которойон был прочитан. Это было в 1916 г. Аудиторией же являлся съезд поэкспериментальной педагогике. К русскому учительству обращался великийфизиолог, призывая его воздействовать на “опекаемую массу” во имя возрождениятворческой силы народа.
Объективная психология В. М.Бехтерева Идеи,сходные с павловскими, развивал в книге “Объективная психология” (1907)В.М.Бехтерев (1857-1927). Между воззрениями этих двух ученых имелись различия,но оба стимулировали психологов на коренную перестройку представлений опредмете психологии.
Разрабатывая свою объективнуюпсихологию как психологию поведения, основанную на экспериментальномисследовании рефлекторной природы человеческой психики, Бехтерев, тем не менее,не отвергал сознание, включая, в отличие от бихевиоризма, и его в предметпсихологии. Признавал он и субъективные методы исследования психики, в томчисле и самонаблюдение. Он исходил из того, что рефлексологическиеисследования, в том числе рефлексологический эксперимент, не заменяют, нодополняют данные, получаемые при психологических исследованиях, прианкетировании и самонаблюдении. В принципе, говоря о связи между рефлексологиейи психологией, можно провести аналогию о соотношении между механикой и физикой,так как известно, что все многообразные физические процессы можно в принципесвести к явлениям механического движения частиц. Аналогичным образом можнодопустить, что все психологические процессы сводятся в конечном счете кразличным типам рефлексов. Как нельзя из общих понятий о материальной точкеизвлечь свойства реальной материи, так невозможно только из формул и законовтеории рефлексов вычислить логически конкретное многообразие изучаемыхпсихологией фактов. В дальнейшем Бехтерев исходил из того, что рефлексология впринципе не может заменить психологию, и последние работы егоПсихоневрологического института, в частности исследования В. Н. Осиновой, Н.М. Щелованова,В.Н. Мясищева, постепенно выходят за рамки рефлексологического подхода.
Говоря о значении рефлексологии,Бехтерев подчеркивал, что научнообъясняющая функция, содержащаяся в понятиирефлекса, основана на предпосылках механической и биологической причинности.Принцип механической причинности, с его точки зрения, опирается на законсохранения энергии. Согласно этой мысли все, в том числе и самые сложные итонкие формы поведения, можно рассмотреть как частные случаи действия общегозакона механической причинности, так как все они не что иное, как качественныетрансформации единой материальной энергии.
Бехтерев считал проблему личностиодной из важнейших в психологии и был одним из немногих психологов начала XXвека, которые трактовали в тот период личность как интегративное целое. Созданныйим Педологический институт Бехтерев рассматривал как центр по изучениюличности, которая является основой воспитания. Как бы ни были разно-сторонниинтересы Бехтерева, он всегда подчеркивал, что все они концентрировались вокругодной цели — изучить человека и суметь его воспитать. Бехтерев фактически ввелв психологию понятие индивида, индивидуальности и личности, считая, что индивид- это биологическая основа, над которой надстраивается социальная сфераличности.
А.А. Ухтомский- учение о доминанте А.А. Ухтомский(1875-1942) — один из самых выдающихся русских физиологов. Он разработалважнейшую категорию как физиологической, так и психологической науки — понятиео доминанте. Это понятие позволило трактовать поведение организма системно, вединстве его физиологических и психологических проявлений.
Принцип системности утверждался вкатегориальной апперцепции Ухтомского в новой, принципиально важнойинтерпретации, отразившей общие сдвиги в научном мышлении начала XX века,сопряженные, в частности, с теорией относительности.
Идея истории организма как системы небыла новым словом. Новым являлся интегральный подход к пониманию отношениймежду пространственными и временными параметрами целостного объекта.Нераздельность пространства и времени Ухтомский обозначил введенным им вширокий научный оборот понятием о хронотопе. “И в окружающей нас среде, ивнутри нашего организма конкретные факты и зависимости даны нам как порядок исвязи в пространстве и времени между событиями”.
Он делал основной упор на центральнойфазе целостного рефлекторного акта, а не на сигнальной, как первоначально И.П. Павлов,и не на двигательной, как В.М. Бехтерев. Но все три восприемника сеченовскойлинии прочно стояли на почве рефлекторной теории, решая каждый под своим угломзрения поставленную И.М. Сеченовым задачу детерминистского объяснения поведенияцелостного организма. Если целостного, а не половинчатого, то непременноохватывая системой своих понятий феномены, относящиеся столько же к психологии.Таковым являлось, в частности, представление о сигнале, перешедшее к И.П. Павловуот И.М. Сеченова. Таковым же являлось и учение А.А. Ухтомского о доминанте.Считать доминанту полностью физиологическим принципом значит утратитьсущественную часть эвристического потенциала этого понятия.
Под доминантой Ухтомский понималсистемное образование, которое он называл органом, понимая, однако, под этим неморфологическое, отлитое и. постоянное образование, с неизменными признаками, авсякое сочетание сил, могущее привести при прочих равных условиях к однимрезультатам. Поэтому, согласно Ухтомскому, каждая наблюдаемая реакция организмаопределяется характером взаимодействия корковых и подкорковых центров,актуальными потребностями организма и историей организма как целостной системы.Тем самым утверждался системный подход к взаимодействию, которыйпротивопоставлялся воззрению на мозг как на комплекс рефлекторных дуг. При этоммозг рассматривался как орган предупредительного восприятия, предвкушения ипроектирования среды.
Представление о доминанте как общемпринципе работы нервных центров, так же, как и сам этот термин, было введеноУхтомским в 1923 г. Доминантой он считал господствующий очаг возбуждения,который, с одной стороны, накапливает импульсы, идущие в нервную систему, а сдругой — одновременно подавляет активность других центров, которые как быотдают свою энергию господствующему центру, т.е. доминанте.
Особое значение Ухтомский придавалистории системы, считая, что ритм ее работы воспроизводит ритм внешнего воздействия.Благодаря этому нервные ресурсы ткани в оптимальных условиях не истощаются, авозрастают. Активно работающий организм, согласно Ухтомскому, как бы “тащит”энергию из среды, поэтому активность организма (а на уровне человека -его труд)усиливает энергетический потенциал доминанты; при этом доминанта — это неединый центр возбуждения, а “комплекс определенных симптомов во всем организме- и в мышцах, и в секреторной работе, и в сосудистой деятельности”.
В психологическом плане доминантаявляется не чем иным, как мотивационным потенциалом поведения. Активное,устремленное к реальности, а не отрешенное от нее (созерцательное) поведение,так же, как активное (а не реактивное) отношение к среде, выступают как дванеобходимых аспекта жизнедеятельности организма.
Свои теоретические воззренияУхтомский испытывал как в физиологической лаборатории, так и на производстве,изучая психофизиологию рабочих процессов. При этом он утверждал, что увысокоразвитых организмов за видимой “обездвиженностью” таится напряженнаяпсихическая работа. Следовательно, нервно-психическая активность достигаетвысокого уровня не только при мышечных формах поведения, но и тогда, когдаорганизм по видимости относится к среде созерцательно. Эту концепцию Ухтомскийназвал “оперативным покоем”, иллюстрируя его известным примером: сравнениемповедения щуки, застывшей в своем бдительном покое, с поведением “рыбьеймелочи”, неспособной к этому. Таким образом, в состоянии покоя организмудерживает неподвижность с целью детального распознавания среды и адекватнойреакции на нее.
Для доминанты характерна такжеинертность, т.е. склонность поддерживаться и повторяться, когда внешняя средаизменилась и раздражители, некогда вызывавшие эту доминанту, более недействуют. Инертность нарушает нормальную регуляцию поведения, она становитсяисточником навязчивых образов, но она же выступает в качестве организующегоначала интеллектуальной активности. Следы прежней жизнедеятельности могутсуществовать одновременно в виде множества потенциальных доминант. Принедостаточной согласованности между собой они могут привести к конфликтуреакций. В этом случае доминанта играет роль организатора и подкрепителяпатологического процесса.
Механизмом доминанты Ухтомскийобъяснял широкий спектр психических актов: внимание (его направленность наопределенные объекты, сосредоточенность на них и избирательность), предметныйхарактер мышления (вычленение из множества раздражителей среды отдельныхкомплексов, каждый из которых воспринимается организмом как определенныйреальный объект в его отличиях от других). Это “разделение среды на предметы”Ухтомский трактовал как процесс, состоящий из трех стадий: укрепление наличнойдоминанты, выделение только тех раздражителей, которые являются для организмабиологически интересными, установление адекватной связи между доминантой (каквнутренним состоянием) и комплексом внешних раздражителей. При этом наиболееотчетливо и прочно закрепляется в нервных центрах то, что переживаетсяэмоционально.
Ухтомский считал, что истинночеловеческая мотивация имеет социальную природу и наиболее ярко выражается вдоминанте “на лицо другого”. Он писал, что “только в меру того, насколькокаждый из нас преодолевает самого себя и свой индивидуализм, самоупор на себя,ему открывается лицо другого”. И именно с этого момента сам человек впервыезаслуживает того, чтобы о нем говорили, как о лице. Это, согласно Ухтомскому,одна из самых труднодостижимых доминант, которую человек призван воспитывать всебе.
Идеи, развитые Ухтомским, связывают вединый узел психологию мотивации, познания, общения и личности. Его концепция,явившаяся обобщением большого экспериментального материала, широко используетсяв современной психологии, медицине и педагогике.
Л. С. Выготский: от “горизонта- ли” поведения к “вертикали”Наука о поведении успешно развивалась в нашей стране в предреволюционныйпериод, набирая поклонников за рубежом. По своему официальному статусу онапроходила “по ведомству” физиологии и медицины (Павлов, Бехтерев). Наряду с нейи независимо от нее в Москве работал созданный Челпановым психологическийцентр. Если наука о поведении была новым для Запада направлением, точелпановская группа работала по программе, основные контуры которой были Западудавно знакомы. Главным предметом психологии считалось сознание, под которымпонимался внутренний мир субъекта. Устройство этого мира виделось по-разному.Но за неотъемлемые его признаки принимались бестелесность, непосредственнаяпереживаемость и открытость для единственного собственника этого мира — способного рефлексировать Я. Понятие о поведении, наделенное противоположнымипризнаками: телесностью, объективным бытием, доступностью для внешнегонаблюдателя, — выступало как антитеза сознанию. Соответственно и две науки,лишенные общности, существовали сами по себе. Их работники, говоря на разныхязыках, понять друг друга не могли. Павлов жаловался, что, допытываясь упсихологов, чему у них соответствуют его данные, ответа получить не мог.
Следует заметить, что мирная жизньдвух наук продолжалась в России недолго. После октября 1917 г. в стране “все переворотилось”. В изменившейся идеологической атмосфере психология сознания,привычно считавшаяся учением о душе человека, стала восприниматься какнесовместимая с тем, что нужно новому миру. Челпановский центр доживалпоследние дни. Заменивший Челпанова его ученик К.Н.Корнилов пообещал превратитьпсихологию в марксистскую науку путем синтеза старого учения о сознании собъективным методом бихевиоризма. 20-е годы стали временем торжестваобъективного метода и утверждения рефлекторного принципа в исследованияхповедения. Для общей оценки предоставим слово очевидцу и участнику главныхсобытий в психологии того периода Л.С.Выготскому (1896-1934). К десятилетиюОктября ему было поручено написать обзор о состоянии этой науки для книги оразвитии общественных наук в СССР. Основным и определяющим фактором дляразвития психологии в нашей стране, — отмечал Выготский, — надо считать учениеоб условных рефлексах, созданное академиком Павловым. Правда, это учение не толькозародилось, но и успело сделать главные шаги свои и завоевать всемирноепризнание до революции.
Но как это ни покажется странным напервый взгляд, в широких кругах в России оно оставалось малоизвестным, и вдореволюционную эпоху оно не оказывало никакого влияния на ход и развитиерусской психологии. Только в эпоху революции учение об условных рефлексах сталорешающим фактором в развитии психологической науки. Главной причиной этого былото глубокое родство, которое существует между идеями революции и новым учением.Революция сразу усыновила новую психологию”.
Эта оценка принципиально важна дляпонимания пути науки о поведении в России. Выготский через десять лет посленемалой работы, проделанной в стране по развитию научно-психологических знаний,и немалых усилий по переориентации этой работы на марксистский лад решающуюроль отдает Павлову, называя его учение об условных рефлексах новойпсихологией. Не физиологией высшей нервной деятельности, каковой ее величал самПавлов, не учением о поведении, а именно психологией.
В другом трактате Выготский прямоотносит павловскую науку о поведении к одному из типов психологических систем.Как известно, Павлов не принимал революцию. Он считал ее чудовищнымэкспериментом.
В знак протеста против новой властион нацепил на грудь множество царских орденов, которые никогда прежде не носил,и в знак протеста против преследования религии, будучи атеистом, крестился накаждую церковь. И вопреки его личному отношению к революции, она, по словамВыготского, “усыновила эту новую психологию”. Выготский объяснял это глубокимродством между идеями революции и новым учением. Такое родство действительносуществовало. Но понималось оно различно. Так, один из лидеров американскогобихевиоризма Б.Скиннер отнес его за счет версии о государственном планеуправления поведением людей путем выработки условных рефлексов. В свое время ив нашей стране интерес Сталина к Павлову (в связи с так называемой “павловскойсессией”) соединили с этим мотивом.
Но действительный пафос науки омеханизмах поведения заключался в ином. Она, напомним, родилась в России какотражение социальных запросов, которыми жила передовая часть общества,надеявшаяся, что средства точной экспериментальной науки способны улучшитьчеловеческую натуру. Этот социальный пафос определил триумф науки о поведениипосле революции. Взамен кабинетной, занятой стерильным анализом сознанияпсихологии появилась программа реального изменения поведения организма наоснове законов, установленных и проверенных в опытах над головным мозгом -высшиморганом управления этим поведением. “Решающим фактором в деле установления иобразования условных рефлексов оказывается среда как система воздействующих наорганизм раздражителей”. Из этого следовало, что генеральный путь измененияповедения лежит через воздействие на внешнюю среду, на характер организациисигналов, вызывающих двигательные ответы. “Среда играет в отношении каждого изнас роль лаборагории, в которой у собак воспитываются условные рефлексы”.
Придя в психологию, Л.С. Выготскийпредставлял ее реформу как развитие науки о поведении, фундамент которой былзаложен И.М. Сеченовым и И.П. Павловым. Вот его собственное определение:“Предметом научной психологии обычно принято называть поведение человека иживотных, причем под поведением подразумевать все те движения, которыепроизводятся только живыми существами и отличают их от неживой природы”. Болеетого, “психика и поведение — это одно и то же. Только та научная система,которая раскроет биологическое значение психики в поведении человека, укажетточно, что она вносит нового в реакцию организма, и объяснит ее как фактповедения, только она сможет претендовать на имя научной психологии”.
Итак, психика должна быть объясненакак факт поведения. Самым соблазнительным было бы поставить ее в тот же ряд,что и другие, уже получившие объективное и причинное значение факты,установленные прежде всего учением об условных рефлексах. Иначе говоря — свестик принципам и механизмам этого учения явления, относимые обычно к разрядупсихических. Однако этот примитивно редукционистский путь Л.С. Выготского неустраивал. Он не устраивал и лидеров науки о поведении — И.П. Павлова и В.М. Бехтерева.Оба, признавая биологическую значимость психики как самостоятельного фактораразвития живого и как сферу особых, субъективных переживаний, выносилисознание, внутренний мир субъекта за пределы поведения, стало быть, за пределыреальных, доступных причинному объяснению связей организма со средой. Именноэто дало повод Л.С. Выготскому утверждать, что “в сущности, дуализм и естьнастоящее имя этой точке зрения Павлова и Бехтерева”. Какую же альтернативуредукционизму, с одной стороны, и дуализму — с другой, предлагал Л.С. Выготский?
Основные ориентиры этих поисков можнобыло бы выделить в виде следующих пунктов:
1. “Надо изучать не рефлексы, аповедение — его механизм, состав, структуру”, ибо “сознание есть проблемаструктуры поведения”. Система создает принципиально новое качество, неуловимоепри сколь угодно объективном высвечивании ее отдельных компонентов.“… Сознания как определенной категории, как особого способа бытия неоказывается. Оно оказывается очень сложной структурой поведения”.
2. Вслед за И.М. Сеченовым Л.С. Выготскийособое значение придает рефлексам, оборванным на их двигательном завершении.Игнорировать их значит отказаться от изучения (именно объективного, а неоднобокого, субъективного наизнанку) человеческого поведения. В опыте надразумным человеком нет такого случая, чтобы фактор заторможенных рефлексов,психики не определял так или иначе поведения испытуемого.
Итак, психика, принимаемая занезримый внутренний мир сознания, имеет зримое основание в объективно данномповедении.
3. Тем самым проводиласьдемаркационная линия между трактовкой поведения И.П. Павловым. В.М. Бехтеревыми другими рефлексологами, с одной стороны, и попыткой Л.С. Выготского найти длясознания достойную роль во внутренней организации поведения — с другой.Согласно рефлексологической версии, между восприятием раздражителя (сигнала) инаблюдаемым в эксперименте внешним эффектом разыгрывается динамика нервныхпроцессов, которая, протекая внутри головного мозга, описывается вфизиологических терминах (возбуждение, иррадиация, концентрация, торможение идругие нервные процессы). Согласно же Л.С. Выготскому, между стимулом иреакцией действуют реалии иного порядка. Они представляют мир интериоризованныхвнешних движений и потому описываются не в виде функций или процессов нервнойткани, а в виде обретших взамен внешнего внутреннее бытие актов поведения.Здесь Л.С. Выготский нашел тот же ход мысли, который задолго до него открылИ.М. Сеченов.
4. В общей структуре поведениячеловека выделяются движения особого рода и вида. Это речевые рефлексы. Ониобразуют особую систему рефлексов среди других их систем и являютсяэквивалентом сознания. Сознание есть. взаимовозбуждение различных системрефлексов”. Речедвигательные реакции на неречевые рефлексы (также и в томслучае, когда эти вербальные реакции производятся непроизнесенным вслух словом)образуют механизм сознательности.
Тем самым у Л.С. Выготского мынаходим первый абрис будущей версии о двух сигнальных системах.
5. Поскольку сознание это — “вербализованное поведение”, индивидуальное в человеке вторично по отношению ксоциальному, Л.С. Выготский пишет о тождестве “механизмов сознания и социальногоконтакта”. В этом же корни самосознания:
Мы сознаем себя, потому что мысознаем других, и тем же самым способом, каким мы сознаем других”. Следуя этоймысли, Л.С. Выготский новыми глазами прочитывает формулу З. Фрейда о Я и Оно.Как известно, для З. Фрейда Оно — это безличная слепая сила либидо, укорененнаяв биологии организма. Для Л.С. Выготского же это надындивидуальная социальнаяречевая стихия, порождающая индивидуальное Я.
По этим теоретическим ориентирамВыготский сразу же после переезда в Москву энергично включился в практическуюработу по обучению и воспитанию детей, притом избрав особую категорию: слепых иглухих маленьких детей, калек (жертв недавней гражданской войны), умственноотсталых. Он выступил как создатель новой комплексной науки — дефектологии. Егодоклад перед работниками в области этой специальной педагогики прозвучал, повоспоминаниям одного из участников, “громом среди ясного неба”, стал “огненнойлинией, проведенной между старой и новой советской дефектологией”. Выготскийвысмеял тех, кто говорит о слепоте и глухоте человека так, как если бы речь шлао “слепой собаке или глухом шакале”. Выпадение какого-либо из органов чувствозначает “перерождение общественных связей, смещение всех систем поведения”.Опора же на учение Павлова позволяет, по Выготскому, “свести счеты допоследнего знака со старой педагогикой трудного детства, приводя к глубочайшейважности выводу: нет никакой разницы между воспитанием зрячего и слепогоребенка, новые условные связи завязываются одинаковым образом с любогоанализатора. Влияние организованных внешних воздействий является определяющейсилой воспитания”. Выготский неоднократно упоминал о методике И.А.Соколянского,в школе которого за основу воспитательного процесса у детей с дефектом былопринято учение об условных рефлексах. Воспринимаемый органами чувств сенсорныйсигнал (физический агент), будучи поставлен на место слова, становился знаком,идентичным знакам языка. Благодаря этому аномальный ребенок входил полноправнымгражданином в мир культуры.
Переход от сигнала как одной изглавных категорий науки о поведении к понятию о знаке радикально изменял общуюсистему воззрений на детерминацию отношений ребенка с окружающейдействительностью. Опосредованность этих отношений знаками представляетчеловеческое существо в другом измерении, отличном от биологического, когдадействуют детерминанты, которыми исчерпывается жизнь на поведенческом уровне.Вспоминая шутку Вольтера, сказавшего, что чтение Руссо вызвало желание пойти начетвереньках, Выготский записал: “Такое чувство возбуждает почти вся наша новаянаука о ребенке: она часто рассматривает ребенка на четвереньках, ставит его впозу четвероногого, хотя и высшего млекопитающего”.
Под “нашей новой наукой о ребенке”Выготский имел в виду тех, кто видел в условных рефлексах ключ к механизмупедагогического процесса.
Преобразование сигнала (исполняющегосигнальную функцию) в знак (исполняющий сигнификативную функцию) влекло засобой качественно новую организацию поведения. Оно превращалось в психическирегулируемое. Сигнал различает и управляет. Знак же обозначает, т.е. являетсяносителем значения. Последнее же в переводе на категориальный язык психологиивоплощает категорию образа, чувственного или умственного. Становясьдетерминантой поведения знак-значение управляет им лишь в том случае, еслипринимает на себя присущую сигналу функцию управления.
В свое время, до революции,работавший в Психоневрологическом Институте Бехтерева Франк, не удовлетворенныйустановкой на выведение особенностей поведения всех живых существ из одних итех же биологических принципов, говорил, что в противоположность Руссо у Гётеприрода не отрицает, а требует “вертикального положения человека”. Имелось ввиду, в противоположность движению к первобытности, движение вверх, квозрастанию человечности. В одном из докладов Выготский сказал: учение обусловных рефлексах рисует “горизонталь” человека. Кто же рисует его“вертикаль”? Сперва Выготскому представлялось, что теория сверхкомпенсацииАдлера. Однако вскоре он трактует эту проблему перехода к “вертикали” в иномракурсе.
Что такое человек? — спрашиваетВыготский в одной из неопубликованных рукописей. Для Гегеля — логическийсубъект. Для Павлова — сома, организм. Для нас — социальная личность,совокупность общественных отношений, воплощенная в индивиде”. Он вновьрассматривает павловскую схему под углом зрения отличий поведения человека оториентации в среде животных. Павлов сравнивал механизм коры больших полушарий стелефонной станцией, где идет переключение связей от одних абонентов к другим.Выготский считал, что в открытый Павловым механизм саморегуляции следуетвключить “телефонистку” как реальную и высшую силу.
Он понимал под ней целостнуюличность, придающую поведению особый “тип организованности”. “Я, — писал он,-хочу только сказать, что без человека (телефонистки) как целого нельзяобъяснять деятельность его аппарата (мозга), что человек управляет мозгом, а немозг человеком, что без человека нельзя понять его поведения”.
Павлов объяснил аппарат. ПередВыготским встала задача объяснить телефонистку, не подменяя ее душой или другимзагадочным агентом, изнутри управляющим поступками человека. Эти детерминантыВыготский искал в совокупности общественных отношений. Но очевидно, что сама посебе апелляция к социуму была недостаточной, чтобы определить вертикаль,которую принято называть сознанием или личностью человека.
Социологический редукционизм столь женепродуктивен для психологии, как и биологический. Выготский говорит осоциальных отношениях, воплощенных в индивиде. Но индивид не простой субстратэтих отношений. Они преломляются в нем соответственно его собственнойпсихической организации. Поведенческий уровень этой организации, которыйВыготский в первый период своего творчества хотел преобразовать введениемпонятия о речевом рефлексе и трактовкой сознания как “рефлекса рефлексов”, онвскоре признает лишь фундаментом психической жизни. Но по фундаменту, замечаетон, еще нельзя судить, что на нем будет выстроено. Замена условного сигналазнаком и неотвратимо присоединенным к этому знаку значением стала одной излиний перехода от “горизонтали” (от условных рефлексов) к “вертикали”(человеку, который управляет мозгом, как условно рефлекторным аппаратом).Другая линия шла параллельно с первой и вела не к развитию познания, а кразвитию эмоциональной (по Выготскому, аффективной) сферы. Это была сферапобуждений, мотивов, эмоциональных потрясений, переживаний.
Подобно тому, как Выготский перешелот науки о поведении к психологии, сменив словесный сигнал (рефлекс) на диаду:знак-значение, он перешел от науки о поведении к психологии и на другом пути,идя от простейших эмоций к высшим, возникающим на человеческом уровне иобразующим сферу переживаний. Он склонялся к тому, чтобы, преодолеваярасщепленность когнитивного и эмоционального, признать основным элементомсознания не значение как таковое, а переживание, приобретавшее в самыхпоследних его текстах смысл целостности, интегрирующей эмоциональное иинтеллектуальное.
Таков был вектор движения Выготскогок “вертикали” личности. ПСИХОЛОГИЯ В РОССИИ В СОВЕТСКИЙ И ПОСТСОВЕТСКИЙ ПЕРИОДЫ(Политическая история психологии)
Традиционно история психологии своимпредметом имела развитие научных исследований и школ, творческий путьвыдающихся ученых, их вклад в психологическую науку. При этом, разумеется,принимались во внимание экономические условия, в которых осуществляласьдеятельность психологов. Нельзя представить существование науки в социальномвакууме. Она всегда отвечала на вызов времени. Промышленная революция, автоматизацияпроизводства стимулировали становление бихевиоризма с его интересом к проблеме“стимул -реакция”. Однако это не означало, что государство, базирующееся накапиталистическом укладе экономики, напрямую управляло развитием науки, хотяоно и могло выделить материальные средства на ее поддержку.
Исключение составляют тоталитарныегосударства, деформирующие общественную жизнь, культуру, науку, образование.Приход в Великобритании к власти лейбористов или консерваторов ничего не менялв содержании научных исследований и был почти неспособен отразиться на жизниуниверситетов и научных организаций. Ничего не изменилось в строе научноймысли, когда после президентства республиканца Буша президентом США сталдемократ Клинтон.
По-иному складывается ситуация внауке в государствах с тоталитарным режимом. В Германии в годы правленияГитлера психологи были обязаны выявлять преимущества “арийского характера”,что, по существу, свидетельствовало о вырождении научной мысли, которая задесятилетие до середины 30-х годов была одной из определяющих доминант развитиямировой психологической науки. Психология в России до и после смерти Сталина,до и после начала “перестройки” различается по принципиальным основаниям ихарактеристикам.
Все это в данных обстоятельствахтребует обращения к изучению связи политики и науки. Следовательно, естьоснования говорить о политической истории психологии как особой областиисследования.
Предметом политической историипсихологии является зависимость психологической науки от политической конъюнктуры,которая складывается в обществе.
Политическая история психологиисосуществует с традиционно понимаемой ее историографией и находится в сложномвзаимодействии с последней. Нельзя представить психологическую науку советскогопериода исключительно как жертву произвола сталинизма, но и нельзя ееисторический путь рассматривать как логическое развитие научной мысли,подчиненное лишь одним внутренним закономерностям. Идеологические репрессии,которые обрушились на психологию (как, впрочем, и на другие, главным образомгуманитарные, науки), не остановили, а только существенно затормозили идеформировали ее развитие. Именно поэтому в последующих частях учебника естьвозможность показать позитивные результаты работы не только зарубежных, но ироссийских психологов. К трудам И.П. Павлова, В.А.Вагнера, Л.С. Выготского идругих ученых, чья деятельность была завершена к середине 30-х годов и о чембыло уже сказано, примыкают ценные исследования С.Л. Рубинштейна, А.Р. Лурии,Б.М. Теплова, Д.Н. Узнадзе, А.Н. Леонтьева и многих других. История психологиихарактеризует их научные достижения. Политическая история психологии объясняетте трудности, с которыми они сталкивались, и освещает пути и методы ихпреодоления.
Правильное понимание развитияпсихологической науки в советский и постсоветский периоды в России настоятельнотребует обращения к ее политической истории. ОСОБЫЙ ПУТЬ СОВЕТСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
Развитие психологии в России всоветский период приобрело драматический характер.
В условиях тоталитарного режимакультивировалась версия об “особом пути” марксистской психологии как“единственно верной” отрасли знания. На этот путь она вступила в начале 20-хгодов и на протяжении нескольких десятилетий не имела возможности свернуть снего. Все факты и концептуальные построения советских психологов 20-50-х годовдолжны рассматриваться с учетом данных обстоятельств.
Только к концу 50-х годов появляютсяпризнаки того, что психология в СССР получила возможность развиваться в общемконтексте мировой науки. Железный занавес, ограждавший отечественную психологиюот мирового научного сообщества, если не исчез, то приподнялся. Советскиеученые начали участвовать в международных конференциях и конгрессах (напротяжении двадцати лет подобное было невозможно), переводились книгизарубежных психологов, оказалось возможным развивать отрасли науки, которыесчитались заведомо реакционными (к примеру, социальную психологию), сталивпервые за многие годы доступными книги Л. Выготского, М. Басова, П. Блонскогои других.
До Октябрьского переворота уроссийской психологии, имевшей существенно значимые естественнонаучные традициии интересные философские разработки, не было принципиальных отличий от развитиянауки на Западе. Были все основания рассматривать отечественную науку как одиниз отрядов мировой научной мысли. Вместе с тем, отражая специфику социальныхзапросов России, психология в этой стране отличалась рядом особенностей.
Философам-психологам, стоявшим напозициях идеалистической философии (А.И.Введенский, Л.М.Лопатин, Н.О. Лосский,С.Л. Франк и др.), противостояло естественнонаучное направление (“объективнаяпсихология”, или “психорефлексология” В.М. Бехтерева, “биопсихология” В.А. Вагнера),развивавшееся в тесной связи с идеями И.М. Сеченова. Получила развитие экспериментальнаяпсихология (А.Ф. Лазурский, А.П. Нечаев и др.), видную роль в ее становлениисыграл организатор Московского психологического института Г. И. Челпанов,тяготевший в общетеоретических построениях к идеалистической психологии.
В первые годы после октября 1917 г. в психологической науке ведущую роль играло естественнонаучное направление, провозглашавшеесоюз с естествознанием (биологией, физиологией, эволюционной теорией) ивыступавшее с идеями построения психологии как объективной науки. В развитииэтого направления важнейшее место принадлежало учению И.П. Павлова о высшейнервной деятельности. В работах В.М.Бехтерева и К.Н. Корнилова определилисьчерты ведущих направлений психологии тех лет — рефлексологии и реактологии.
На I Всероссийском съезде попсихоневрологии (1923) в докладе Корнилова впервые было выдвинуто требованиеприменить марксизм в психологии, что явилось началом идеологизированной“перестройки” психологической науки. Вокруг Московского психологическогоинститута, возглавлявшегося с 1923 г. Корниловым, группировались молодыенаучные работники, стремившиеся реализовать программу построения “марксистскойпсихологии” (Н.Ф. Добрынин, А.Н. Леонтьев, А.Р. Лурия и др.); видная роль срединих принадлежала Л.С. Выготскому. Эти психологи испытывали значительныетрудности при определении предмета психологии: в реактологии и рефлексологиисложилась механистическая трактовка ее как науки о поведении.
Уже в начале 20-х годов, ставобъектом жесткого идеологического прессинга, психология в советской Россииобрела черты, которые не могут быть поняты без учета политической ситуации, вкоторой оказались как теоретики, так и практики психологии. То, что произошло спсихологией в 20-е годы, выступило в качестве своего рода прелюдии к еедальнейшему репрессированию.
Первая волна репрессий ударила попсихологии на рубеже 20-30-х годов и сопровождалась физическим уничтожениеммногих ученых (Шпильрейн, Ансон и др.), в середине 30-х годов, она имела своимапофеозом объявление педологии реакционной лженаукой, а психотехники — такназываемой наукой. Была проведена жестокая чистка рядов психологов. Укоренилосьподозрительное отношение к педагогической и детской психологии как отраслинауки и практики, “возрождающей педологию”.
Вторая волна репрессированияпсихологии пришлась на конец 40-х — начало 50-х годов: борьба с “безроднымкосмополитизмом” (погромные выступления против С.Л.Рубинштейна, М.М.Рубинштейнаи др.), попытки вытеснения психологии и замена ее в научных и образовательныхучреждениях физиологией высшей нервной деятельности (ВНД). В результате напротяжении 30-35 лет в психологии сложилась своеобразная тактика выживания,которая учитывала систематический характер репрессий и во многом определялась ожиданиемновых гонений. С этим связана демонстративная присяга психологов (как ипредставителей всех других общественных и естественных наук) на верность“марксизму-ленинизму”. Вместе с тем психологи стремились использовать вмарксистском учении то, что могло послужить прикрытием конкретных исследований(главным образом связанных с разработкой психогносеологической и психофизическойпроблем, с обращением к диалектике психического развития). Использовалисьвзгляды и работы многих зарубежных психологов под видом их идеологизированнойкритики.
Навязанные политической ситуациейспецифические условия выживания и сохранения кадров ученых и самой наукиоказались основным препятствием на пути ее нормального развития. Это выразилосьпрежде всего в отказе от изучения сколько-нибудь значимых и актуальныхсоциально-психологических проблем. До начала 70-х годов исследованиямежличностных отношений и личности фактически исключались из научного обихода.Отсюда полное отсутствие работ по соци-anirion, политической, экономической и управленческойпсихологии. Идеологическое табу уводило психологию в сторону от социальнойпрактики и ее теоретического осмысления.
Используя метафору, можно сказать: внаучном “кровотоке” возник идеологический “тромб”. В результате образовались“коллатерали” (обходные пути, минующие затромбированный сосуд). Изучениеличности заменяли идеологически нейтральные исследования типов нервнойдеятельности, темпераментов и способностей (Теплов, Мерлин, Небылицын и др.).Развитие личности путем “двойной редукции” было сведено к развитию психики, апоследнее — к развитию познавательных процессов (памяти, внимания, восприятия,мышления и т.д.). Фактически все наиболее заметные результаты работы видныхпсихологов (Леонтьева, Смирнова, Запорожца, Зинченко, Эльконина и др.)локализованы в сфере “механизмов” когнитивных процессов.
Тактика выживания спасла психологию,позволив ученым внести значимый вклад в ряд ее отраслей. В то же время она вомногом деформировала ее нормальное развитие.
Марксизм в советской психологии Марксизмизвестен как идеология, всесветно пустившая глубокие корни. Ему присуща, как илюбой идеологии, философская подоплека (своя версия о предназначении человека всоциальном мире). Если отвлечься от кровавой реальности политических реализациймарксизма и обратиться к науке, то его притязания на научность общеизвестны.“Сертификатом” научности служил уже рассмотренный выше принцип детерминизма, априменительно к истории — постулат о закономерном переходе от одних социальныхформ к другим. В марксизме этот постулат оборачивался выводом о том, чтокапитализм сменяется социализмом с неотвратимостью смены времен года.
Психология в силу уникальности своегопредмета изначально обречена быть, говоря словами Н.Н. Ланге, двуликим Янусом,обращенным и к биологии, и к социологии. Экспансия марксизма в конце XIX — начале XX века совпала со все нараставшей волной социоисторических идей впсихологии.
Известный американский психолог Д. Болдуин,в частности, назвал в 1913 г. “Капитал” Маркса в числе работ, под воздействиемкоторых произошел коренной переворот во взглядах на соотношение индивидуальногои общественного сознания. Это было сказано Болдуином не попутно, а в книге“История психологии”, сам жанр которой предполагал общую оценку эволюции однойиз наук. В книге речь шла только о западной психологии.
Нельзя ничего сказать по поводу того,оказал ли марксизм влияние на дореволюционную психологическую мысль, хотя еговсеопределяющая роль в движении России к 1917г. изучена досконально. Нетзаметных следов увлечения им в предсоветский период и молодыми учеными (Л.С. Выготский,П.П. Блонский, С.Л. Рубинштейн, Д.Н. Узнадзе и др.), которым предстояло вскорестать главными фигурами в новой психологии.
РефлексологияВновой Росси воцарялась новая духовная атмосфера. В ней утверждалась верав то,что учение Маркса всесильно не только в экономике и политике, но и в науке, втом числе психологической.
ДажеГ.И. Челпанов, директор Московского психологического института, заговорил отом, что марксизм и есть то, что нужно его институту. Правда, Челпанов оставлялна долю марксизма только область социальной психологии, индивидуальную жепо-прежнему считал глухой к своему предмету, когда она не внемлет “голосусамосознания”. Между тем, вопрос о том, каким образом внести в психологию духдиалектического материализма, приобретал все большую актуальность. К ответупобуждал не только диктат коммунистической идеологии с ее агрессивнойустановкой на подчинение себе научной мысли. Ситуация в психологии приобрелахарактер очередного кризиса, на сей раз более катастрофического, чемпредшествующие. Это был всеобщий, глобальный кризис мировой психологии.
Еще в 1926 г. Л.С. Выготский,осознавший себя приверженцем марксистской реформы психологии, написал свойглавный теоретический трактат, в котором попытался объяснить общеисторический(а не только локально-русский) смысл психологического кризиса. Молодая поросльсоветских психологов, к которой Выготский принадлежал (это было поколениедвадцати — тридцатилетних), с энтузиазмом восприняла в идейном климате начала20-х годов, когда повсеместно шла ломка старого, призыв преобразоватьпсихологию на основах диалектического материализма. Лидером движения сталК.Н.Корнилов, в прошлом сотрудник Г.И.Челпанова. Не имея фундаментальногофилософского образования, он перевел ряд сложных положений марксизма на уровеньтогдашней “политграмоты”.
Впервые в истории психологии марксизмприобрел силу официальной и обязательной для нее доктрины, отказ от которойстановился равносильным оппозиции государственной власти и тем самым караемойереси. Очевидно, что ситуация в данном случае существенно отличалась отописанной американским психологом Болдуином. Анализируя положение дел впсихологии, последний отметил, что под влиянием Маркса наметился поворот впонимании вопроса о соотношении индивидуального сознания (как главной темыпсихологии) и социальных факторов. К этому западных психологов направлялознакомство с “Капиталом” Маркса, а не с комиссарами и чекистами, вернувшимися сполей гражданской войны, чтобы в социалистической, а затем в Коммунистическойакадемии и других учреждениях партийного “агитпропа” воевать за новуюидеологию.
Уже тогда заработал аппаратрепрессий, и высылка в 1922 г. большой группы ученых-гуманитариев (в том числеавтора книги “Душа человека” С.Л. Франка, профессора психологии И.И. Лапшина идр.) стала сигналом предупреждения об остракизме, грозящем каждому, кто вступитв конфронтацию с марксистской философией. Это вовсе не означало, что пришедшаяв психологию молодежь (воспитанная в чуждом марксистской философии духе) всталапод освященное властью государства знамя исключительно из чувствасамосохранения. В действительности она искала в новой философии научныерешения, открывающие выход из контроверз, созданных, как было сказано, общимкризисом психологической науки, а также специфической ситуацией в России. Здесьсложившееся в дооктябрьский период восходящее к Сеченову естественнонаучноенаправление переживало в послеоктябрьские годы великий триумф, выступив в виденаиболее адекватной материалистическому мировоззрению картины человека и егоповедения (учения И.П. Павлова, В.М. Бехтерева, А.А. Ухтомского и др.). Подименем рефлексологии оно приобрело огромную популярность.
В свете рефлексологии навсегдапомеркли схемы интроспективной концепции сознания. Но именно эта концепциятрадиционно идентифицировалась с психологией как особой областью изучениясубъекта, его внутреннего мира и поведения. Возникла альтернатива: либорефлексология, либо психология.
Что касается рефлексологии, тоучеников Павлова и Бехтерева (но не самих лидеров школ) отличал воинствующийредукционизм. Они считали, что серьезной науке, работающей объективнымиметодами, нечего делать с такими темными понятиями, как сознание, переживание,акт души и т.п. Их притязания, получившие широкую поддержку, отвергла небольшая(в несколько человек) группа начинающих психологов. Признавая достоинстварефлексологии, для которой эталоном служили объяснительные принципыестествознания, они надеялись придать столь же высокое достоинство своей науке.Вдохновляла их версия диалектического материализма, которая рассматривалапсихику как особое, нередуцируемое свойство высокоорганизованной материи(версия принадлежала, кстати, не марксизму, а французскому материализму XVIIIвека). Эта версия воспринималась в качестве обеспечивающей перед лицомрефлексологической агрессии право психологии на собственное место средипозитивных наук и утверждающей собственный предмет.
В ситуации начала 20-х годов, которуюопределяла альтернатива — либо рефлексология, либо субъективная эмпирическаяпсихология, именно обращением к марксизму психология обязана тем, что не быласметена новым идеологическим Движением, обрушившимся на так называемыепсихологические фикции (среди них значилось также представление о душе).Казалось, именно учение о рефлексах проливает свет на истинную природучеловека, позволяя объяснять и предсказывать его поведение в реальном, земноммире, без обращения к “смутным” воззрениям на бестелесную душу.
Это была эпоха крутой ломки прежнегомировоззрения, стало быть, и прежней “картины человека”. Рефлексологиюповсеместно привечали как образец новой картины, и ее результаты вовсе неявлялись в те времена предметом обсуждения в узком кругу специалистов понейрофизиологии. Рефлексология переместилась в центр общественных интересов,преподавалась (на Украине) в школах, увлекала деятелей искусства (к примеру, В.Мейерхольда, а павловская физиология высшей нервной деятельности — К. Станиславского).По поводу нее выступали и философы, и вожди партии (Н. Бухарин, Л. Троцкий).
Защищая отвергнутую рефлексологамикатегорию сознания, ее немногочисленные приверженцы надеялись наполнить ееновым содержанием. Но каким? К марксизму обращались с целью “примирить” триглавных противопоставления, сотрясавших психологию и воспринимаемых каксимптомы ее грозного кризиса. Споры вращались вокруг вопроса о том, каксоотносятся телесное (работа организма) и внутрипсихи-ческое (акты сознания),объективное (внешне наблюдаемое) и субъективное (в образе, данном в самонаблюдении),индивидуальное (поскольку сознание неотчуждаемо от индивида) и социальное(поскольку личное сознание зависит от общественного). Эти антитезы возникалиперед каждым, кто отважился вступить на зыбкую почву психологии.
Реактолоия Взятое К.Н. Корниловым из арсенала экспериментальнойпсихологии понятие о реакции определялось попытками примирить указанныеантитезы под эгидой диалектического материализма.
Реакция и объективна, и субъективна,и телесна, и нематериальна (хотя способность материи являть особыенематериальные свойства — это нечто рационально непостижимое). Онаиндивидуальна и в то же время представляет собой реакцию на социальную (точнее,“классовую”) среду. Таким образом, разъятые и противопоставленные друг другуряды явлений сцеплялись в общем понятии (с расчетом на то, что они не утратятпри этом своей специфики). В таком подходе усматривалось преимуществомарксистской диалектики, одним из стержневых начал которой служит принципдиалектического единства. С тех пор ссылка на диалектическое единство стала“палочкой-выручалочкой” во всех случаях, когда мысль не могла справиться среальными трудностями выяснения связей между различными порядками явлений.Термин “единство” в лучшем случае намекал на неразлучность этих связей. Но сампо себе он не мог обеспечить приращение знаний об их динамике и логике,детерминационных отношениях.
Именно реактология идентифицироваласьв тот период (середина 20-х годов) с марксизмом в психологии. Наряду с нейпроцветала, как сказано, рефлексология, освященная великим авторитетомВ.М.Бехтерева. Обе они совместно с учением И.П.Павлова воспринимались на Западекак “русские психологические школы”. Так их назвал в известной книге“Психологии 1930” К. Марчесон, предоставив в ней слово, наряду с Адлером,Келером, Жане и другими знаменитостями, Павлову, Корнилову, а от именирефлексологии Бехтерева (к тому времени, как тогда, да и позднее, предполагали,отравленного по распоряжению Сталина за поставленный диктатору психиатрическийдиагноз) — А. Шнирману.
И.П. Павлов шел своим путем. Но и егозатронули веяния времени. Своими соображениями о второй сигнальной системе онявно вводил фактор, указывающий на решительное отличие человеческого уровняорганизации поведения от животного, притом фактор, который представлялсоциальный мир и его порождение — язык. Сохранились намеки на интерес Павлова кдиалектике.
Среди рефлексологов появиласьэнергичная молодежь, также потребовавшая замирения с психологами. Онапризывала, обращаясь к сторонникам реактологии, уточнив понятие реакции,“полностью преодолеть субъективную психологию”, а рефлексологов — открытопризнать свои ошибки.
Однако единения, на котороерассчитывали обе стороны, не получилось. Вопреки их клятве в верностидиалектическому материализму, они были на рубеже 20-30-х годов изобличены визмене ему и разгромлены с истинно партийных позиций в специальноорганизованных так называемых рефлексологических и реактологических дискуссиях.
Педология и ее ликвидация Кульминация наступленияна психологию на “идеологическом фронте” — раз- гром педологии в связи спринятым ЦК ВКП(б) постановлением 4 июля 1936 г. “О педологических извращениях в системе Наркомпросов”. Трагические последствия этой акции сказывались на судьбахпсихологической науки многие годы и определили ее взаимоотношения с другимисмежными отраслями знания.
Целесообразно привести документальныематериалы, относящиеся к этому периоду социальной истории психологии.“Педология — антимарксистская, реакционная буржуазная наука о детях...” (БСЭ. — М., 1939. — Т. 44). “Контрреволюционные задачи пе-дологии выражались в ееглавном звене — фаталистической обусловленности судьбы детей биологическими исоциальными факторами, влиянием наследственности и какой-то неизменной среды”(“Правда”, 5 июля 1936 г.). “Антимарксистские утверждения педологов полностьюсовпадали с невежественной антиленинской „теорией отмирания школы“,которая также игнорировала роль педагога и выдвигала решающим фактором обученияи воспитания влияние среды и наследственности” (БСЭ. — Т. 44. — С. 461).“Исключительно велика роль т. Сталина в подъеме школы, в развитии советскойпедагогической теории. Тов. Сталин в заботе о детях, о коммунистическойнаправленности воспитания и образования лично уделяет большое вниманиепедагогическим вопросам. Вреднейшие влияния на педагогику при содействиивражеских элементов проявились в педагогической теории так называемой педологиии педологов в школьной практике” (Там же, с. 439). Прошло 16 лет, и во второмиздании БСЭ (1955. — Т. 32. — С. 279) дается дефиниция, не отличающаясясколько-нибудь от того, что писалось прежде: “Педология, реакционная лженаука одетях, основанная на признании фаталистической обусловленности судьбы детейбиологическими и социальными факторами, влиянием наследственности и неизменнойсреды”.
В учебнике “Педагогика” (1983) содержитсяследующее утверждение: В 1936 г. Центральный Комитет партии принялпостановление, потребовавшее покончить с распространением в нашей странелженауки педологии, искаженно трактующей влияние среды и наследственности, испособствовал укреплению позиций советской педагогики как науки окоммунистическом воспитании подрастающих поколений”.
Понять, как происходило развитиепсихологии, не обратившись к проблеме ее взаимоотношений с педологией, попростуневозможно.
Возникнув в конце XIX века на Западе(Стенли Холл, Прейер, Болдуин и др.), педология, или наука о ребенке, в началеXX века распространяется в России как широкое педологическое движение, получившеезначительное развитие в годы, непосредственно предшествовавшие октябрьскомуперевороту.
После 1917 г. развертывается обширная сеть педологических учреждений — центральных, краевых и низовых.
Можно сказать, что в этот период всяработа по изучению психологии детей проводилась под эгидой педологии и всеведущие советские психологи (как и физиологи, врачи, педагоги), работавшие надизучением ребенка, рассматривались как педологические кадры. “Сейчас каждогоизучающего детей считают педологом и всякое изучение ребенка называютпедологией”, — писал в 1930 г. П.П. Блонский.
Педология за весь периодсуществования так и не смогла научно определить предмет своего исследования.Формулировка “педология — это наука о детях”, являясь простым переводом,калькой, не могла претендовать на положение научной дефиниции. Это прекраснопонимали сами педологи (П.П. Блонский, М.Я. Басов), прилагая немало усилий ктому, чтобы найти специфические проблемы своей науки, которые не сводились бы кпроблемам смежных областей знания.
Педология как наука стремиласьстроить свою деятельность на четырех важнейших принципах, существенным образомменявших сложившиеся в прошлом подходы к изучению детей.
Первый принцип — отказ от изучения ребенка “почастями, когда что-то выявляет возрастная физиология, что-то — психология,что-то -детская невропатология и т.д. Справедливо считая, что таким образомцелостного знания о ребенке и его подлинных особенностях не получишь (из-занесогласованности исходных теоретических установок и методов, а иногда и из-заразнесенности исследований во времени и по месту их проведения и т.д.),педологи пытались получить именно синтез знаний о детях. Драматически короткаяистория педологии — это цепь попыток уйти от того, что сами педологи называли“винегретом” разрозненных, не стыкующихся сведений о детях, почерпнутых изсмежных научных дисциплин, и прийти к синтезу разносторонних знаний о ребенке.
Второй принцип педологов — генетические ориентиры.Ребенок для них существо развивающееся, поэтому понять его можно, принимая вовнимание динамику и тенденции развития.
Третий принцип педологии связан с кореннымповоротом в методологии исследования детства. Психология, антропология,физиология, если и обращались к изучению ребенка, то предмет исследованиятрадиционно усматривался в нем самом, взятом вне социального контекста, вкотором живет и развивается ребенок, вне его быта, окружения, вообще внеобщественной среды. Не принималось в расчет, что различная социальная средазачастую существенным образом меняет не только психологию ребенка, но и заметносказывается на антропологических параметрах возрастного развития.
Отсюда, например, интерес педологов кличности трудного подростка. При вполне благоприятных природных задатках, но врезультате общей физической ослабленности из-за систематического недоедания,затянувшейся безнадзорности или иных социальных причин дезорганизуютсяповедение и психическая деятельность, снижается уровень обучаемости. Еслиучесть, что педологи 20-х годов имели дело с детьми, покалеченнымипревратностями послереволюционного времени и гражданской войны, непримиримойклассовой борьбой, то очевидно все значение подобного подхода к ребенку.
И, наконец, четвертый принциппедологии — сделать науку о ребенке практически значимой, перейти от познаниямира ребенка к его изменению. Именно поэтому было развернутопедолого-педагогическое консультирование, проводилась работа педологов сродителями, делались первые попытки наладить психологическую диагностикуразвития ребенка. Несмотря на значительные трудности и несомненные просчетыпедологов при широком внедрении психологических методов в практику школы, этобыл серьезный шаг в развитии прикладных функций науки о детях.
Педология оказалась первой среди научныхдисциплин, позже объявленных “лженауками”.
Педология обладала как достоинствами,так и недостатками. Исключительно ценной была ее попытка видеть детей в ихразвитии и изучать их в целом, комплексно. Это было, безусловно, шагом впередот абстрактных схем психологии и педагогики прошлого. К тому же, как уже былосказано, она пыталась найти свое практическое применение в школе. Создавалсяпрообраз, пусть пока еще очень несовершенный, школьной психологической службы.
Свой вклад в изучение психологии детейвнесли выдающиеся психологи Л.С. Выготский, П.П. Блонский, М.Я. Басов и другие.По этой причине их имена и труды в дальнейшем на десятилетия были исключены изнаучного оборота.
Вместе с тем, творческого синтезаразных наук, изучавших ребенка “по отдельности”, педологи не сумели добиться — объединение оставалось во многом механическим. Педологи-практики нередкоиспользовали недостаточно надежные диагностические методы, которые не моглидать точного представления о возможностях тестируемых детей. На рубеже 20-х и30-х годов по всем этим вопросам в педологии развернулась острая и продуктивнаядискуссия. Осознавалось, что для становления науки нужен глубокий теоретическийанализ, что к применению тестов надо относиться осторожно, но не отбрасывать ихвовсе.
Поток обвинений и клеветы послепостановления ЦК обрушился на педологию. Полностью были ликвидированы всепедологические учреждения и факультеты, как, впрочем, и сама эта специальность.Последовали исключения из партии, увольнения с работы, аресты, “покаяния” навсевозможных собраниях. Только за шесть месяцев после принятия постановлениябыло опубликовано свыше 100 брошюр и статей, громивших “лжеученых”.
Июльское постановление “выплеснуло сводой” и предмет внимания псевдоученых — ребенка.
Особенно тяжелые последствия имелиобвинения (так и не снятые за последующие пятьдесят лет историей педагогики) втом, что педология якобы всегда признавала для судьбы ребенка “фатальную роль”наследственности и “неизменной” среды (откуда в постановлении ЦК ВКП(б)возникло это слово “неизменная”, так и не выяснено). А потому педологамприписывали, по шаблонам того времени, пособничество расизму, дискриминациюдетей пролетариев, чья наследственность будто бы отягощена, согласно “главномузакону педологии”, фактом эксплуатации их родителей капиталистами.
На самом деле ведущие педологи уже сначала 30-х годов подчеркивали, что социальное (среда обитания) и биологическое(наследственность) диалектически неразрывны. “Нельзя представить себе влияниесреды как внешнее наслоение, из-под которого можно вышелушить внутреннеенеизменное биологическое ядро”, — говорилось в учебнике Педология под редакциейА.Б. Залкинда (1934).
Подоплека этого главного обвинениялегко распознается: “советский человек” — это же новая особь, рожденная усилиямикоммунистических идеологов. Он должен быть “чистой доской”, на которой можнописать все, что угодно.
Не менее тяжелыми результатамиобернулось обвинение в фатализации среды существования ребенка. В этомотчетливо видны политические мотивы. Активно развернутое педологами изучениесреды, в которой росли и развивались дети, было опасно и чревато нежелательнымивыводами. В 1932-1933 годах в ряде районов страны разразился голод, миллионылюдей бедствовали, с жильем в городах было крайне трудно, поднималась волнарепрессий… В таких обстоятельствах партийное руководство не считало возможнымдопустить объективное исследование среды и ее влияния на развитие детей. Ктомог позволить согласиться с выводом педолога, что деревенский ребенок отстает вучебе, потому что недоедает?
Отсюда следовал единственный вывод:если школьник не справляется с требованиями программы, то тому виной лишьучитель. Ни условия жизни в семье ученика, ни индивидуальные особенности, хотябы и умственная отсталость или временные задержки развития, во внимание непринимались. Учитель отвечал за все.
Прямые и косвенные последствияразгрома педологии Уничтожениепедологии как феномен регрессирования науки в эпоху сталинизма получилозначительный резонанс и отозвалось тяжелыми осложнениями и торможением развитияряда смежных областей знания и прежде всего во всех отраслях психологии, впедагогике, психодиагностике и других сферах науки и практики.
Обвинение в “протаскивании педологии”нависало над психологами, педагогами, врачами и другими специалистами, зачастуюникогда не связанными с “лженаукой”. Типична и показательна в этом отношениисудьба учебников по психологии.
Так, в одном фактически директивномматериале, опубликованном в виде брошюры влиятельным функционером, работавшим вэто время в аппарате ЦК ВКП(б), по поводу преподавания психологии сказано:“Если не вызывает больших сомнений вопрос о необходимости вооружения учителейзнаниями по анатомии и физиологии, в особенности в отношении ребенка, тосовершенно неразработанным является вопрос, каким же должен быть в нашей,советской педагогической школе курс психологии. Возможная опасность здесьзаключается в том, что представители психологической науки, после разоблаченияи ликвидации псевдонауки педологии и ее носителей — педологов, могут проявитьбольшое желание объявить свою “монополию” на изучение ребенка. Такой монополиина изучение ребенка мы не можем допустить ни со стороны психологии, ни состороны представителей других наук (анатомии, физиологии и т.д.), изучающихдетей. Некоторые профессора психологии не прочь сейчас выступить с»прожектами" преподавания в педагогических учебных заведениях вместопедологии таких отдельных курсов, как «детская психология»,«педагогическая психология», «школьная психология» и т.д. ит.п. По нашему мнению, сейчас не имеется никакой необходимости заниматьсяразработкой каких-то «новых» особых курсов, которые заменили быпрежнюю «универсальную» науку о детях — педологию… Создавать…новые, какие-то «особые» курсы детской психологии, педагогическойпсихологии, школьной психологии и т.д. означало бы идти назад путемвосстановления педологии — только под иным названием”.
Предупреждение было недвусмысленным ипо тем временам чреватым тяжкими последствиями — психология оказаласькастрированной, в учебниках для педвузов тех лет авторы явно стремятся недопустить проникновения в умы будущих учителей “детской”, “педагогической”,“школьной” психологии, чтобы убежать от обвинения в попытках “восстановить”педологию. Студенты педвуза получали еще очень долго выхолощенныепсихологические знания. Обвинения в педологических ошибках постоянно нависалинад психологами. Учебные курсы, программы и учебники по детской ипедагогической психологии педвузы получили только через 35 лет.
Несмотря на содержащееся впостановлении указание на необходимость создать “марксистскую науку о детях”,так и не была разработана теоретическая платформа, которая могла бы обеспечитьинтегрирование знаний о ребенке, добываемых возрастной психологией, возрастнойфизиологией, социологией и этнографией детства, педиатрией и детскойпсихопатологией. До сих пор не обеспечен системный подход к развивающемусячеловеческому организму и личности. Длившийся столь долго перерыв в становлениинауки о детях, даже если она на первых порах была весьма несовершенной,является немаловажным обстоятельством, и по сей день приходится преодолеватьего негативные последствия.
После разгрома педологии должна былабыть “восстановлена в правах педагогика”. Однако, победив педологию, педагогикаодержала “пиррову победу”. Она не сумела воспользоваться полученными правами.Не в педологобоязни ли кроется одна из причин обвинения педагогики напротяжении многих лет в ее “бездетности”, в тенденции видеть в ребенке всеголишь точку приложения сил — не то мальчика, не то девочку, а не думающего,радующегося и страдающего человека, развивающуюся личность, с которой надосотрудничать, а не только лишь поучать ее, требовать и муштровать?
Педагогика, покончив с педологией,выплеснула вместе с педологической водой и ребенка, которым та, когда плохо, акогда и хорошо, но направленно начала заниматься!
Опасения по поводу возможныхобвинений в попытках реставрации педологических извращений долгое времясдерживали развитие детской и педагогической психологии не тольконепосредственно после 1936 г., но и в дальнейшем, в особенности послеавгустовской (1948) сессии ВАСХНИЛ1, на которой был окончательно“определен статус генетики как следующей после педологии “лженауки”, атрехэтажное слово “вейсманист — менделист — морганист”2 стало такимже ругательным, как и слово “педолог”. Причины этого очевидны — в центревнимания сессии ВАСХНИЛ вновь оказалась проблема наследственности н среды.
Изучение того, что есть ребенок, всеболее заменялось декларированием того, каким он должен быть. В результатескладывалось положение (и сейчас препятствующее решению многих практическихпедагогических задач), при котором представление о том, каким должен бытьребенок, превращается в утверждение, что таков он и есть. Установки, идущие отплохо знавшей реального ребенка или подростка педагогики воспитания, внастоящее время начинают преодолеваться, но долгое время они былигосподствующими. Реальные достижения психологов, а их отрицать невозможно,возникали не благодаря, а вопреки разгрому педологии.
Имелись серьезные основания длякритики ошибок педологии, выразившихся в широкой практике тестирования в школе.В самом деле, в результате недостатков диагностических тестов при их применениина практике ребенок, нередко без должных оснований, зачисляется в разряд умственноотсталых. В последующие годы, очевидно во многом под влиянием опасенийвоспроизвести “педологические заблуждения”, разработка психологическойдиагностики была надолго прервана. Несмотря на то, что критика тех лет быланаправлена против тестов, “выявлявших коэффициент умственного развития” (тестыинтеллекта), идиосинкразия к тестам вообще стала препятствием в разработке такназываемых тестов достижений, с помощью которых можно было выявлять реальныйуровень обученности школьников, сравнивать эффективность различных форм иметодов обучения. Надолго установилось недоверие к “личностным тестам”,различным опросникам и “проективным методикам”, которые строились на иныхпринципах, чем тесты интеллекта. Только в последние годы началась работа посозданию психологической диагностики, валидизации и стандартизации тестов,адаптации зарубежных методик к нашим условиям.
Драматические последствия разгромапедологии сказались на судьбах всей прикладной психологии в СССР, интенсивноразвивавшейся в 20-е годы и оказавшейся пресеченной в середине 30-х годов, впериод ликвидации еще одной “псевдонауки”, в роли которой на этот раз выступилапсихотехника -особая ветвь психологии, видевшая свою задачу в осуществлениипрактических целей психологическими средствами, в использовании на производствезаконов человеческого поведения (“субъективного фактора”) для целесообразноговоздействия на человека и регулирования его поведения.
Психотехника возникла в начале XXвека и получила теоретическое оформление в работах В.Штерна, Г. Мюнстерберга идругих психологов-эксперименталистов. Ее основная задача заключалась вразработке основ профотбора и профконсультации, изучении утомления и усталостив процессе труда, закономерностей формирования навыков в упражнении, приспособлениичеловека к машине и машины к человеку, тренировке психических функций приподготовке рабочей силы и т.д.
В 20-е годы и в первой половине 30-хгодов психотехника получила значительное развитие в СССР.
Психотехники в целом правильнопонимали пути развития своей науки и ее основную проблематику. Анализпроблематики психологии труда и ее конкретных научных решений свидетельствует,что во второй половине 20-х первой половине 30-х годов психотехники внеслинемалый вклад в практику. Этот вклад обещал и мог быть большим, если бы всередине 30-х годов директивно не прекратилась разработка психотехническихпроблем. Все это привело к замораживанию на весьма длительный период всейпроблематики психологии труда и к изъятию из потребления самого слова “психотехника”.Ликвидация психотехники произошла во второй половине 30-х годов. Немаловажнымобстоятельством было то, что И.Н. Шпильрейн (руководитель психотехническогодвижения) подвергся незаконной репрессии. Свертывалось и преподаваниепсихотехники в вузах. Отрицательное отношение к психотехнике, которая именуетсяс той поры “так называемой психотехникой”, а то и “псевдонаукой”, еще болееусиливается в период повсеместно развернувшейся разносной критики педологии.Усматривая в психотехнике общее с педологией (в связи с использованием тестов),“критики” перечеркивали все достижения психотехнического движения и шли наликвидацию всей проблематики психологии труда.
25-летний перерыв в развитиипсихологии труда отрицательно повлиял на общее состояние психологии, с отдаленнымипоследствиями которого она сталкивается и по сей день. Не разрабатываласьмногие годы (во всяком случае, до 60-х годов) важнейшая проблематика инженернойпсихологии; между тем, к примеру, психологические проблемы предотвращенияаварийности на производстве в эпоху атомных электростанций и ракетной техникиявляются кардинальными в психологической практике из-за возможных (а какизвестно, и реальных) трагических катастроф в государственном масштабе. Главныепотерн, которые понесла психология в результате уничтожения психотехники (как ипедологии), связаны с тем, что она на многие годы перестала ориентироваться наразвитие прикладных проблем, подготовку для этого кадров, уходила от насущныхнужд практики, замыкалась в рамках “чистой теории”, тем самым все болееотодвигаясь на задний план научно-технического прогресса.Переломы в развитии науки в 30-50-е годы Вразвитии общественных и естественных наук можно выделить критические точкиразвития или же деградации, выявив векторы, определившие дальн-ейшее движениемысли ученых.
Если обратиться к историиобщественной мысли и науки в нашей стране в 30-50-е годы, то в ней легкообнаружить критические временные точки, выступающие в качестве аналога года“великого перелома” в СССР, которым, как известно, был объявлен 1929 г. Дляфилософии в этой роли выступил 1931 г. -дата опубликования постановления ЦКВКП(б) “О журнале «Под знаменем марксизма»”, после чего философскаямысль от рекомендованного в 1922 г. В.И.Лениным углубленного изучениягегелевской диалектики ускоренным темпом покатилась к уровню, задаваемомунаписанным И.В.Сталиным разделом “О диалектическом и историческом материализме”в четвертой главе “Краткого курса истории ВКП(б)”. Год 1938, когда вышел в свет“Краткий курс”, был переломным не только для истории партии, но и длягражданской истории СССР. Годы “великого перелома” могут быть указаны и длядругих наук. К примеру. 1948.г. стал таким для всего цикла биологических наукпосле разгрома, который им учинил Т.Д.Лысенко на августовской сессии ВАСХНИЛ, и 1950 г. — для филологических наук, когда они насильственным образом оказалисьоплодотворены публикацией брошюры Сталина “Марксизм и вопросы языкознания”.Именно в 1950 г. произошел второй “великий перелом” в развитии психологическойнауки (первый следует отнести к 1936 г., когда были разгромлены педология ипсихотехника). Второй “перелом” осуществила Объединенная научная сессия АН иАМН СССР, посвященная учению И.П.Павлова. В дальнейшем ей присвоили имя“павловской”.
На сессии были сделаны два главныхдоклада. С ними выступили верные павловцы К.М. Быков и А.Г. Иванов-Смоленский.
Таким образом, два человека оказалисьво главе целого куста наук: физиологии, психологии, психиатрии, неврологии,дефектологии да и вообще всей медицины. Происходили трагические события(увольнения антипавловцев, глумление, вынужденные покаяния, инфаркты).
Сессия с самого начала приобрелаантипсихологический характер. Идея, согласно которой психология должна бытьзаменена физиологией высшей нервной деятельности, а стало быть ликвидирована, вэто время не только носилась в воздухе, но и уже материализовалась… Особоподчеркивалось, что психология не отвечает принципам диалектическогоматериализма. Что означало в те времена отлучение науки от диалектическогоматериализма? Тогда всем было ясно, какие могли быть после этого сделаны далекоидущие «орг-выводы».
На сессии психологи отстаивали своеправо на существование, которое оказалось под смертельной угрозой. При этом онивынуждены были прибегнуть к тому, что может быть названо “тактикой выживания”.Она не сулила каких-либо побед, но во всяком случае могла предотвратитьокончательное поражение науки — ее полную ликвидацию.
Под угрозой оказывалось самосуществование предмета психологии как самостоятельной науки, а не сателлитафизиологии внешней нервной деятельности.
Если бы в резолюции съезда былосказано, что психология не имеет своего предмета, то это означало бы ее уничтожение.-Такого рода опыт уже был — уничтожены педология, психотехника, генетика,психосоматика. Поэтому основной пафос и смысл выступлений психологов на съезде- отстаивание предмета своей науки, причем любыми способами.
Между тем, полное искоренение психологии,по всей вероятности, в этот период не предполагалось. Скорее всего, построениепсихологии сталинской эпохи намечалось как продолжение гимназического курсапсихологии. Последнее ограничивало ее развитие, но не уничтожило полностью.Сколько-нибудь серьезное изучение личности человека, его духовного мира,межиндивидуальных взаимодействий и т.д. полностью исключалось.
Отрицать, что люди в чем-торазличаются, было все-таки нелепо. После павловской сессии такой предметисследования был найден — это индивидуальные психофизиологические свойстванервной системы человека: сила, уравновешенность и подвижность нервныхпроцессов, и к их изучению надолго свелась вся психология личности.
Отправляясь от работ И.П. Павлова отипах внешней нервной деятельности, Б.М. Теплов и его ученик и сотрудник В.Д. Небылицынсделали попытку углубить понимание природы темперамента. Психофизиологическиесвойства нервной системы проявляются прежде всего в особенностях темперамента:скорости, интенсивности, темпе психических процессов и состояний. Изучениетемперамента — задача, безусловно, достойная, ее решение занимает ученых современ Гиппократа и Галена, но для периода “павловской” сессии она оказалась идостаточно удобной, не нарушающей “законопослушание” ученых, так как темпераментне характеризует содержательную сторону личности (ее мотивы, ценностныеориентации, сомнения, веру и неверие и т.п.), не выявляет бедность илибогатство душевной жизни человека. Душа человека оставалась забытой на обочинедороги, по которой двинулись многочисленные исследователи.
С течением времени удельный веспсихо-физиологических исследований существенно снизился, но принципы изученияличности, сложившиеся в предшествующий период, еще долго сохраняли своюинерцию.
Административный произвол лишал наукутворческого начала. Однако психология при всех потерях выстояла, вышла изанабиоза, в 60-70-е годы она даже понемногу начала набирать скорость, используяускорение, которое придало ей осуждение культа личности. В последнее времяпсихология получила новые импульсы для развития. Трудное прошлое -хорошийучитель. Психологи не забывают его уроки.
На протяжении долгого временисохранялся миф о якобы благотворном влиянии “павловской” сессии на развитиепсихологической науки. Историю психологии, как и предлагал К.М.Быков, делили всеголишь на два периода: “допавловский” (до 1950 г.) и “павловский”. Где-то с середины 50-х годов, в особенности после XX съезда, положение стало меняться:крайности антипсихологизма времен “павловской” сессии явно началипреодолеваться, хотя это и вызывало неудовольствие “верных павловцев”.
Вынужденное следование “компетентным”рекомендациям павловской сессии предельно сузило рамки психологическогоисследования, сводя их, главным образом, к единственно разрешенной проблематике- “психика и мозг”. И хотя некоторые психологи (к примеру, А.Р. Лурия, Б.М. Теплов,В.Д. Небылицын и другие) и в самом деле обогатили психофизиологию значительнымиработами, основная масса психологов занималась наполнением своих сочинений кместу и не к месту ссылками на Павлова.
Таким образом, было полностьюблокировано и с трудом в дальнейшем восстановлено развитие социальной психологии психологии личности как социального системного качества индивида. Углубленноеизучение личности в ее связях с окружающим миром, его экономическими иполитическими проблемами представляло серьезную опасность существующей системеи поэтому исключалось из научного обихода фактически до середины 60-х годов.
Вместе с тем, полностью исключитьпроблему человека и его особенностей уже было невозможно. Необходимо былопроизвести такой поворот в исследованиях, который не исключал бы личностичеловека из круга задач психологии и в то же время мог позволить обойти всеострые углы ее рассмотрения, связанные с обращением к представленности человекав социальном окружении. РОССИЙСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ В НОВЫХ УСЛОВИЯХ:/> ДЕИДЕОЛОГИЗАЦИЯ НАУКИ
Ни в одной стране за пределами такназываемого социалистического лагеря развитие науки не находилось в такойзависимости от изменений в политической жизни общества, как это происходило вгосударствах, подверженных влиянию большевистской идеологии. В первую очередьэто относится к России. Понятно, что те изменения в экономике и политике, которыепроизошли в новых условиях, существенно сказались на общей ситуации вроссийской науке вообще и на обществоведческих науках в частности. Этообстоятельство в полной мере касается психологии. Тоталитарное государство былозаинтересовано в существовании лишь такой науки, которая отказывается отанализа психологии человека, чтобы тем самым не привлекать внимание к реальномусостоянию дел в общественной жизни. Во второй половине 80-х годов в российскойпсихологии начинают давать о себе знать новые подходы и тенденции,свидетельствующие о начале коренной ломки привычных стереотипов. Эти измененияопределяют судьбу науки в новых социально-экономических условиях.
Официальной идеологической базойпсихологии советского периода был марксизм-ленинизм. Отход психологии от этих,казавшихся незыблемыми и несокрушимыми позиций, при всей его неизбежности ирадикальности не имел революционного характера и был, скорее, эволюционнымдвижением, которое за истекшее десятилетие привело к необратимым изменениям всодержании и структуре научного знания.
Сравнительно легко и безболезненнопрошло освобождение от традиционной марксистской атрибутики, котораяпронизывала все выходившие из печати психологические книги и статьи напротяжении пятидесяти-шестидесяти лет. Ни одна монография, ни один вузовскийучебник не мог быть опубликован без обязательного набора цитат и ссылок. Всеэти дежурные клише имели значение ритуальной защиты от цензурного контроля.Преодолеть начетнические штампы не представляло труда в связи с тем, что при ихисключении из текста серьезных содержательных изменений в нем не происходило.Когда необходимость в подобной страховке отпала, подобные цитаты и ссылкиоказались попросту лишними.
Несопоставимо большие трудности былисвязаны с постепенным изменением традиционных воззрений психологическогосообщества, которые десятилетиями формировались с опорой на убежденность в том,что единственно верной, правильной и надежной основой плодотворного развитияпсихологической науки является марксизм. Эта убежденность имеет своиисторические корни. В период становления психологии в советской Россииважнейшей задачей считалось создание методологических основ конкретныхпсихологических исследований, адекватных как логике науки, так и социальнымпотребностям. В этой ситуации прежней интроспективной психологии противостояликонцепции, претендовавшие на детерминистское объяснение поведения, по существуже являвшиеся механистическими.
Нельзя сбрасывать со счетов тот факт,что многие диалектические идеи, идущие от Гегеля и Маркса, были конструктивнымначалом разработок, к примеру, психологии развития, основ детской ипедагогической психологии и других разделов и отраслей науки.
Ошибка психологов в годы советскойвласти была не в том, что они обращались к трудам Маркса и Энгельса, а в том,что они видели в этих трудах единственный источник философской мысли, всеопределяющий в психологической методологии и теории. Такой подход предельносужал философские основы психологии, вынуждал игнорировать все, что не получалоподтверждения в трудах классиков марксизма. Это закрывало весь спектрфилософских учений, которые могли способствовать развитию психологическоймысли.
Следует иметь в виду, что при всейоправданности и необходимости развернувшейся в настоящее время деидеологизациипсихологии, были бы ошибочными попытки сбросить Маркса “с пароходасов-ременности”, отказаться от обращения к его трудам только на том основании,что коммунистическое руководство превращало его в икону, а его работы в некий“Новый завет”. Маркс — один из выдающихся мыслителей XIX века, и не его вина,что в XX столетии он был канонизирован догматиками, оказавшимися у власти.
В настоящее время деидеологизациянауки сняла ограничения с творческой мысли психологов. Однако нельзярассчитывать на то, что это обстоятельство само по себе обеспечит формированиетеоретической базы для развития психологической науки. Деидеологизациянеобходимое, но еще недостаточное для этого условие, оно только началоперестройки психологии и отнюдь не ее завершение.
Реконструкция историографии российской психологии Прямымследствием деидеологизации психологии стала реконструкция ее историографин.Произошла переоценка тех характетистик психологических теорий и взглядовученых, которые нашли в недавнем прошлом отражение в трудах историков науки.
Можно указать на некоторыеспецифические особенности реконструкции историографии в последние годы.Идеологически заданная дихотомия на протяжении многих лет вынуждала историканауки весь массив психологических учений и научную деятельность психологовразнести по двум философским “ведомствам” — материализму и идеализму. Далее всето, что было отнесено к идеализму, глобально характеризовалось как“реакционное”, “консервативное”, не говоря уже об использовании болеебеспощадных эпитетов явно ругательного свойства. Несколько по-иному обстоялодело с материализмом. Если труды и взгляды ученого оказались отнесенными кмеханистическому материализму, то это отчасти выступало в роли своего родаиндульгенции, позволявшей приступить к изложению его воззрений, разумеется, призаведомо критическом их рассмотрении. Это, к примеру, характерно для оценкиработ В.М.Бехтерева. Что касается трудов, которые были воплощением идейдиалектического и исторического материализма, то они заведомо приобретали “знаккачества”. Таким образом, картина исторического развития науки предельноупрощалась и обеднялась, содержательный анализ подменялся наклеиваниемидеологических ярлыков.
Негативные результаты подобногоразведения по двум “враждующим лагерям” не только лишали возможности обратитьсяк трудам и деятельности ученых, заклейменных печатью идеализма (С.Л. Франка,Н.А. Бердяева, Г.Г. Шпета и Других), но создавало труднопреодолимые препятствияпри анализе работ многих психологов, чье научное творчество не поддавалосьпопыткам втиснуть его в дихотомическую схему. Это относится к оценке трудовН.Н. Ланге, А.Ф. Лазурского, М.М. Рубинштейна и многих других.
Реконструкция историографиироссийской психологии вместе с тем предполагает включение в сферу исследованийуглубленное рассмотрение трудов Л.С. Выготского, В.А. Вагнера, Н.А. Бернштейна,П.П. Блонского, Н.Н. Ланге, Г.И. Челпанова, В.С. Соловьева, М.М. Рубинштейна идругих ученых. Пока это выполняется лишь в отношении Л.С. Выготского, которыйоказался в центре внимания как российских, так и зарубежных ученых. Возвращениев историю психологии многих несправедливо забытых имен — задача, которая внастоящее время приобретает приоритетный характер.
Интеграция в мировое сообщество Если до начала 30-х годов все ещесохранялись контакты российских психологов с их зарубежными коллегами, то сразупсихологов же после года “великого перелома” (1929) эти связи стали оченьбыстро истончаться. “Железный занавес” опустился в середине 30-х, наглухозакрыв возможность включения трудов психологов, физиологов, социологов вконтекст развития мировой науки. В работе Международного психологическогоконгресса в Нью-Хэвоне (1929) принимала участие немногочисленная, нопредставительная делегация из СССР (И.П.Павлов, А.Р. Лурия, И. Н. Шпильрейн, С.Г. Геллерштейн, И. С. Бериташвили, В. М. Боровский). Это был последний“массовый” выезд советских психологов на международный психологический форум.На протяжении последующих десятилетий психология в России стала невыездной. Заэтот достаточно длительный период она не только оказалась полностью отрезаннойот общего потока научной мысли, но и подвергалась гонениям за малейшие попыткиобратиться к иностранным источникам, литературе, концепциям, зарубежному опыту.Изоляционизм приобрел особо жесткие черты на рубеже 40-х и 50-х годов в периодразоблачительных кампаний против “безродного космополитизма”, “преклоненияперед иностранщиной”, “антипатриотизма” и др. Только в 1954 г. появились первые признаки позитивных сдвигов. Так, в Монреаль на Психологический конгрессприехала делегация из СССР, в которой было 7 ученых. С этого времени визитыпсихологов на Запад участились, прием зарубежных ученых стал возможным.
Кульминационным пунктом в этомпроцессе явилось проведение в Москве в 1966 г. XVIII Международного психологического конгресса, на который приехали крупнейшие психологи Западной Европы иАмерики. После этого события международные контакты советской психологическойнауки приобрели систематический характер, хотя в количественном отношении былиневелики. В дальнейшем они уже не прерывались. Общество психологов СССР вошло вМеждународный союз психологов. Оказалось возможным постепенное освоение идей,получивших развитие на Западе и фактически неизвестных психологам в Советском Союзеиз-за невозможности получить доступ к иностранной периодике и книгам.
Таким образом, могло сложитьсявпечатление, что сдвиги в сфере взаимодействия с мировым психологическимсообществом обрели принципиально новый характер. Однако это утверждение не будетв должной мере точным.
Только со второй половины 80-х годовоказался возможным кардинальный поворот, снявший идеологическое табу, стольколет перекрывавшее путь к включению отечественной психологии в общий потокмировой психологической науки.
Основная тенденция, которая в этомотношении характеризует конец XX столетия в российской психологии, — это отказот противопоставления ее зарубежной психологической науке. Отказ отаксиоматического утверждения, что “советская, марксистская психологияединственно верное и перспективное направление для развития науки”, привел кизменению ситуации в международных связях российских психологов. Если внедавнем прошлом практически вся зарубежная психология квалифицировалась как буржуазнаянаука, а иной раз как “служанка империализма”, то теперь эта контраверза“советская-буржуазная” полностью вышла из употребления.
Департизация управления в сфере науки Развитиепсихологии в годы советской власти жестко определял- ось руководящей рольюкоммунистической партии. Ее вмешательство в жизнь научного сообщества началосьс конца 20-х годов и приобрело Характер абсолютного диктата к 40-м годам. Отделнауки ЦК отслеживал все отклонения от “генеральной линии партии”, которыеобнаруживались или мерещились ему в социальной сфере. Приоритеты в области нетолько общественных, но и естественных наук, как это было показано выше,определялись специальными постановлениями ЦК. Он же мог объявить любое научноенаправление, любую отрасль знания “реакционным”, “враждебным интересам рабочегокласса”, “лженаукой”. Это в полной мере сказалось на судьбе психологии в СССР.Она не менее двух десятилетий находилась под дамокловым мечом возможной полнойили частичной ликвидации.
Партийные чиновники среднего уровняопределяли судьбу каждого научного учреждения. Именно они, а не официальныеруководители этих учреждений и организаций решали все вопросы в сфереуправления наукой: партаппарат диктовал. кого назначить, а кого снять сдолжности директора научно-исследовательского института, кого послать на конференциюза рубеж, а кого лишить навсегда права выезда, кому быть редактором журнала,какую книгу отметить премией, а какую подвергнуть уничтожающей критике: “Комубыть живым и хвалимым, кто должен быть мертв и хулим, известно у нас подхалимамвлиятельным только одним” (Б. Пастернак).Социальнаявостребованность психологии В годы советской власти психология развивалась преимущественно какакадемическая наука. Такой характер имела деятельность основных психологическихучреждений. Достаточно сказать, что до начала 70-х годов именно таким являлсяединственный в России Психологический институт (основанный в 1914 г. Г.И. Челпановым).И хотя в этом институте и других научных учреждениях были получены существенноважные результаты, практикой они учитывались весьма слабо.
В большей или меньшей степени ониоставались невостребованными в связи с тем, что психология не входила в кругнаук, без которых в те времена не могли развиваться общество и государство.Более того, исследования мышления, к примеру, завершались или, точнее,обрывались, когда психолог должен был перейти от характеристики механизмовмыслительных процессов к их содержанию, как это, например, и произошло вотношении проблематики менталитета. Функционализм при анализе психики человека,не допускавший перехода к интегральным характеристикам его личности. закрывалдорогу психологии, не допуская ее участия в решении задач, которого ожидали отнее другие области науки. ориентированные на практику.
Изменения, произошедшие в психологиина рубеже 80-90-х годов, в качестве своего прямого последствия имели обращениеее к социальной практике. У психологов исчезли опасения, что правда, которуюзаключают в себе их изыскания, не понравится власть предержащим. Более того, отпсихологии ожидают, и не без оснований, что она способна предложить ориентирыдля социальной практики, открыть то, что недоступно другим отраслям знаний. Кконцу XX века в России психология становится востребованной наукой, с большимили меньшим успехом отвечающей вызову времени.
В подтверждение этого положения могутбыть использованы прямые ссылки на конкретные факты. За несколько последних летрезко увеличилось число учреждений, в которых представлена прикладнаяпсихологическая проблематика. Издаются многие новые журналы, в которыхосвещаются результаты практико-ориентированных исследований. При существенномсокращении диссертаций, защищаемых по проблематике общей психологии (что самопо себе не является отрадным обстоятельством), во много раз увеличился потокдиссертационных работ, посвященных проблемам педагогической, инже-нерной,военной, судебной и другим прикладным отраслям психологии.
Следует особо выделитьвостребованность психологии в сфере образования. Уже одно появлениепсихологической службы в школе и повсеместное включение психологов в работу образовательногоучреждения свидетельствует о новом этапе распространения ее влияния на всеформы педагогической деятельности. Многообразие типов учебно-воспитательныхучреждений, присущее новому времени, диктовало необходимость психологическогообоснования работы в этих раз-•нохарактерных образовательных системах.
Так, к примеру, в Москве школьнаяпсихо-логическая служба насчитывает около 1000 сотрудников. За короткое времяво много раз увеличилось число специалистов в области психологии. Если к началу80-х годов в России было 6-7 тысяч, то ныне — 25-30 тысяч. Этому способствоваларабота свыше 100 психологических факультетов в различных по учебному профилювузах.
Психологи работают не только в сфереобразования, но и в воинских подразделениях, в учреждениях правоохранительнойсистемы, на промышленных предприятиях, в торговле, в семейных консультациях, вмедицине, на транспорте, в авиации и космосе и т.д. Перспективы дальнейшегоразвития психологической науки и практики в России представляются очевидными в ходесоциально-экономических реформ.КАТЕГОРИИ ПСИХОЛОГИИ/>. АКТИВНОСТЬ
Всеобщей характеристикой жизниявляется активность -деятельное состояние живых организмов как условие ихсуществования в мире. Активное существо не просто пребывает в движении. Оносодержит в себе источник своего собственного движения, и этот источниквоспроизводится в ходе самого движения. Речь при этом может идти овосстановлении энергии, структуры, свойств, функций живого существа, его местав мире, вообще говоря, о воспроизведении любых измерений его жизни, если толькоони рассматриваются как существенные и неотъемлемые. Имея в виду это особоекачество — способность к самодвижению, в ходе которого живое существовоспроизводит себя, — говорят, что оно есть субъект активности. Быть субъектомзначит воспроизводить себя, быть причиной своего существования в мире.
Активность как деятельное состояниесубъекта детерминирована изнутри, со стороны его отношения к миру, иреализуется во вне — в процессах поведения.
Имея в виду человека как субъектаактивности, рассмотрим ее внутренние и внешние характеристики.ВНУТРЕННЯЯ ОРГАНИЗАЦИЯ АКТИВНОСТИЧЕЛОВЕКА
Говоря об активности человека,исследователи обычно подразумевают возможность ответа на следующие основныевопросы: если кто-то проявляет активность, то в чьих интересах и ради чего?Активность — в каком направлении? Каким образом, посредством какихпсихологических механизмов реализуется активность? Первый вопрос — о мотивационнойоснове активности. Второй — о ее целевой основе. Третий — об инструментальнойоснове активности.
Мотивационная основа в активности Как уже было отмечено,живое существо, будучи активным, вос- производит свои жизненные отношения смиром. Это, свою очередь, означает, что оно заключает в себе внутренний образэтих отношений, а они, — если иметь в виду человеческого индивида, — весьмамногообразны: откликаться на нужды других людей, веруя, чувствовать в себеприсутствие Бога, ощущать себя частью Природы и др. Все это — многообразныеформы субъектности человека, как говорят, разные грани его Я. Вполне правомерносчитать Я человека множественным.
Во-первых, субъект активностипредставляет “индивидуальме Я” человека. То, что человек совершает, коренится, как полагает он сам, вего собственных интересах и нуждах: “Я поступаю так, потому что именно Я хочуэтого”, “Я делаю это для себя самого” и т.п. Сказанное, конечно, не означает,что человек действует непременно эгоистически, так как действия могут не противоречитьи даже соответствовать интересам других людей.
Может возникнуть вопрос: всегда ли,когда человек говорит “Я”, он имеет в виду свои личные интересы, ожидания,нужды? Положительный ответ как бы подразумевается. Однако, если осуществитьболее тщательный анализ, может выясниться, что подлинным субъектом егоактивности выступает не он сам, а нечто в нем самом, что на поверку оказываетсяинтересами и ожиданиями другого человека, который выступает истинным субъектомего активности. К примеру, абитуриент, поступающий в вуз, возможно, объясняетокружающим и себе самому, что его выбор сугубо самостоятелен и не зависит откаких-либо сторонних влияний. Проходит время — наступает разочарование. Онвынужден признаться, что выбор профессии был продиктован родителями илидрузьями. При этом указания других людей не были осознаны им как “директивы”.За этим признанием — критическая работа сознания, направленная на отделение“голоса” других людей от его собственного.
Во-вторых, субъект активности — это“Я другого во мне”, когдаприсутствие другого ощутимо и может переживаться как своего рода вторжение вмой внутренний мир. Такой пример с абитуриентом, поступающим в вуз, мы толькочто рассмотрели. Вместе с тем возможны ситуации, когда интересы Другого вполнесовместимы с собственными интересами человека. “Я другого во мне”,следовательно, не означает непременно жертвенности, самоотречения. Последнееотмечается лишь тогда, когда интересы другого ставятся выше собственных.
В-третьих, субъект активности таков,что он не отождествим ни с кем из людей конкретно — надындивидуален. Но в то же время он имеет отношениек каждому, выражая собой то, что должно быть свойственно всем людям, — “человеческое в человеке”: совесть, разум, добро, честь, красоту, свободу.Когда активность человека продиктована этими ценностями, говорят, что еесубъектом является “всеобщее Я” в человеке. Индивидуальное Я здесь слито с “Ядругого (других)”.
Для пояснения обратимся к одномупарадоксу из истории философской мысли — так называемой “теории разумногоэгоизма”. В соответствии с нею даже самые, казалось бы, бескорыстные иблагородные поступки могут быть объяснены эгоистическими побуждениями человека.Так, любовь и забота матери о ее ребенке объясняется эгоистическим стремлениемзаслужить уважение к себе как к матери, надеждой на ответное чувство или заботуо ней в будущем и т.п. В чем ограниченность этого подхода с точки зрениявведенного различения между “индивидуальным Я”, “всеобщим Я” и “Я другого вомне”? В тот момент, когда мать действует в пользу своего ребенка, дажепретерпевая лишения, она не осознает различия между своими интересами иинтересами ребенка; она действует от имени “всеобщего Я”, в котором выражено ееединство с ребенком. Однако как только она сама или кто-то другой начинаютанализировать совершенный поступок, источник поведения невольно усматриваетсяисключительно в ее “индивидуальном Я”, которому противопоставляется при этом “Ядругого”. Реальные основания ее поведения отражаются в сознании искаженно,рассуждение разрывает единство, присущее первоистокам активности. Теорияразумного эгоизма оказывается ограниченной в результате неумения различатьдорефлексивные основания активности человека и ее мотивировки, выраженные впоследующей рефлексии.
В-четвертых, субъект активностибезличен и отождествляется с природным телом индивида (“не Я”): он погружается при этом в стихиюприродного. В психоаналитических концепциях это активное начало обозначаюттермином “Оно” (З.Фрейд) и рассматривают как средоточие сил любви (инстинктпродолжения рода) и смерти (инстинкт разрушения, агрессии). “Не Я”, однако, притаком взгляде не исчерпывается сугубо биологическими побуждениями: творчество,альтруизм и даже религиозные устремления иногда рассматривают как проявлениячисто природного начала.
Понимание мотивационных основактивности не огранивается обращенностью к различным интерпретациямсубъектности человека как деятеля в четырех его ипостасях: “индивидуальное Я”,“Я другого во мне”, “всеобщее Я”, “не Я”. Необходим анализ потребностей,которые удовлетворяет субъект, действуя в мире.
Потребности Переходя от вопроса о том, в чьихинтересах разворачивается активность человека, к вопросу ради чего онавыполняется, обращаются к категории “потребность”. Потребность — это состояниеживого существа, выражающее его зависимость от конкретных условий существованияи выступающее источником его активности. Например, состояние нужды, нехватки,отсутствия чего-либо значимого для существования индивида, выступают какинтерес, устремленность, энергия действования. Момент зависимости,представленный в потребности, фиксируют термином “потребностное состояние”(А.Н.Леонтьев), имея в виду, что индивид выступает здесь, скорее, какпассивное, “страдающее” существо. Активный же момент потребности заключен вустремлениях индивида(оборотная сторона состояния зависимости). Таково движениеперехода потребностного состояния в потребное для индивида состояние; имея ввиду этот необходимый для его существования переход, и говорят о мотивахактивности, которые мы уже рассмотрели выше.
К человеческим потребностям относятсяего витальные нужды и устремления (от “vita” — жизнь): необходимость в пище, воде, во сне,телесных контактах, чувстве безопасности, продолжении рода и т.п.; социальныеинтересы: необходимость принадлежать группе других людей, вступать вэмоциональные контакты, обладать определенным статусом, лидировать илиподчиняться и т.п.; и, наконец, экзистенциальные побуждения: быть субъектомсобственной жизни”, творить, чувствовать самоидентичность, подлинность своегобытия, рост и т.п.
Целевая основа активности Процесс удовлетворенияпотребностей субъекта предполагает достижение им тех или иных целей. В русскомязыке слово “цель” фигурирует в двух основных значениях: 1) мишень; 2) то, кчему стремятся, что намечено достигнуть, предел, намерение, которое должно бытьосуществлено. Именно во втором значении слово “цель” употребляется впсихологии.
Цель деятельности есть предвосхищениеее результата, образ возможного как прообраз действительного. Важно различатьцели и мотивы активности человека. В мотивах, так же как и в целях,предвосхищено возможное будущее. Но оно соотносится с самим субъектом; вмотивах как бы записано, чем является активность для субъекта, что должнопроизойти с ним самим. Цели активности ориентированы вовне, в них предвосхищенрезультат, который должен существовать объективно — будь то художественноеполотно, выточенная деталь, доказанная теорема, организационное решение иличто-то подобное. Цели, воплощаясь в продуктах активности, не теряют при этомсвоей принадлежности к миру субъекта: они субъективны по форме, но объективныпо своему содержанию. В то время как в мотивах идеально представлен самсубъект, в целях активности представлен ее объект, а именно что должно бытьпроизведено, чтобы мотивы активности были реализованы. В отличие от мотивов, целичеловеческой активности всегда сознаваемы. Цель есть предвосхищаемый в сознаниирезультат, доступный пониманию самого субъекта, а также — других людей. Мотивыже — это достояние прежде всего самого субъекта, они могут быть представленыуникальными и глубинными его переживаниями, далеко не всегда находящими отклики понимание у кого-либо еще.
Следует различать конечную цель и промежуточныецели. Достижение конечной цели равнозначно удовлетворению потребности. Иногдаосуществление этой цели совершается в идеальном плане, а не практически. Этобывает, когда, например, человек включен в коллективную деятельность. Выполняякакую-то часть общего дела, он при этом мысленно прослеживает весь процесс доконца, вплоть до завершающего результата. Даже в том случае, когда некоторыезвенья этого процесса ускользают от внимания, все равно в поле зренияоказывается результат общего дела, или, по крайней мере, та его часть, накоторую человек претендует заранее.
К промежуточным относятся цели,намечаемые человеком в качестве условия достижения цели конечной. Так,доказательство леммы в математике составляет, несомненно, цель действия; но этоеще не конечная, а промежуточная цель; конечную цель образует доказательствотеоремы, ради которой лемма доказывалась. Еще примеры: художник, делая эскизыбудущей картины, преследует промежуточную цель; парашютист, готовясь к прыжку,тщательно укладывает парашют, в ходе чего достигает ряд промежуточных целей, вто время как его конечная цель это сам прыжок и т.п.
Рассматривая сложные видыдеятельности, можно заметить, что достижение конечной цели опосредствуетсямногими промежуточными, причем в первую очередь выдвигаются конечные цели, а впоследнюю очередь — те, которые должны быть достигнуты в первую очередь.Искусство построения деятельности и определяется во многом способностьючеловека в мысли идти от конечных к первоочередным целям, а в действии — впротивоположном направлении: от первоочередных, через цепь промежуточных, кконечным.
Процесс постановки цели обозначаетсякак целеобразование. Особую психологическую проблему образует рождение новойцели, начинающей ряд промежуточных. Такие цели называют “надситуативными”,возвышающимися над исходными требованиями ситуации. Предлагая испытуемому рядоднотипных задач, можно видеть, как некоторые участники эксперимента, вместотого чтобы каждый раз снова решать задачу, пытаются найти общий принципрешения, образуя новую цель. Выдвижение новой цели, однако, еще не означает,что формируется новая мотивация деятельности. Речь идет лишь о расширении илиуглублении целевой перспективы активности при сохранении общей еенаправленности.
Ни мотивация деятельности, ни ее целине могли бы быть воплощены в ее результате, если бы человек не использовалопределенные инструменты преобразования ситуации, в которой протекаетдеятельность.
Инструментальная основа активности Процесс осуществлениядеятельности предполагает использование человеком определенных средств в видевсевозможных приспособлений, инструментов, орудий. Циркуль, кисть, компьютер,слово, сказанное врачом пациенту или учителем ученику, — все это примеры вшироком смысле инструментов активности. Органы человеческого тела такжеотносятся к категории таких средств: в конечном счете, все операции, осуществляемыевовне, связаны с двигательной активностью самого индивида.
Едва ли можно переоценить важностьпроцесса овладения средствами осуществления деятельности. В некоторыхпсихологических концепциях развитие “инструментария” отношения человека к мируотождествляется с процессами социализации — превращением индивида какприродного существа в существо социальное. Как бы ни относиться к подобномувзгляду, очевидно, что развитие личности немыслимо вне овладения человекомсоциально выработанными средствами осуществления деятельности.
При использовании тех или иныхинструментов человек продуманно или автоматически опирается на имеющиеся у негопредставления о том, как действовать с ними, применять их. Каждое такоепредставление может рассматриваться как внутренняя образующая действий,совершаемых во внешнем плане. Совокупность таких внутренних образующиххарактеризует то, что может быть названо инструментальной основой активности.Другим именем для обозначения инструментальной основы активности является частоиспользуемое в последнее время слово “компетентность”; а это понятие, в своюочередь, в большинстве работ педагогической ориентации раскрывается как знания,умения, навыки.
Знания в этом ряду не сводятся просто к сведениям о мире онивыступают здесь в своем функциональном аспекте как предназначенные для чего-то,служащие чему-то. Тот же, по существу, смысл придается термину “функциональнаяграмотность”, что означает способность людей ориентироваться в системесоциальных отношений, действовать по обстоятельствам во всевозможных жизненныхситуациях. Знания как часть инструментальной основы активности тесновзаимосвязаны с навыками.
Навыки — это освоенные до степени автоматизма способы употребления определенныхсредств деятельности — внешних орудий или органов собственного тела,выступающих проводниками активности. Навыки, проявляясь в действии,характеризуют его как бы изнутри, в виде последовательно извлекаемых из памятииндивида определенных команд, указывающих. что и в каком порядке должно бытьсделано для того, чтобы цель действия была достигнута. Чередование этихуправляющих воздействий-команд протекает вне поля активного внимания; человекдействует, как говорят, машинально. Такие автоматизированные элементыдействования встречаются в любой сфере деятельности, ставшей для человекапривычной. При всем различии между ними по признаку автоматизированности кнавыкам могут быть отнесены шаблонно воспроизводимые операции в трудовой,учебной, бытовой, спортивной, художественной деятельности. Но автоматизацииподвергается при этом не вся деятельность, а лишь отдельные ее элементы,некоторые способы употребления средств деятельности. Так, автоматизируетсясоблюдение орфографических правил, способы написания и соединения букв в слове,но сам процесс письма остается целенаправленным, преднамеренным действием.
На основе знаний и навыковскладывается фонд умений человека. К умениям относится освоенная человекомсистема приемов сознательного построения результативного действия. “Знать”что-либо еще не значит уметь: необходимо владеть способами превращенияинформации о каком-либо предмете в управляющие воздействия-команды. В отличиеот навыков, каждый из которых образован серией автоматически следующих друг задругом команд, обусловленных знаниями человека, умения проявляются в осознанномиспользовании человеком определенных команд. В результате этих команд нередкоизвлекаются весьма сложные навыки, комбинация которых ведет к достижению цели.В отличие от навыков, проявляющихся в уже знакомых человеку ситуациях, умениямсоответствует более широкий класс ситуаций. Например, человек может проявлятьсвои умения в новых обстоятельствах деятельности. Адекватность уменийобстоятельствам, еще не встречавшимся в опыте, основана на осознанностиприменения человеком своих знаний и опыта действования. Но из сказанногоследует, что грань между тем, что находится в поле умений, и тем, чего не умеетсубъект, — размыта. Каждое новое действие, ставя человека перед необходимостьюприобретения нового опыта, объективно расширяет круг человеческих умений; опробованиесвоих возможностей вновь расширяет их круг и т.д. Сферу того, что в точностиумеет субъект и чего не умеет, очертить невозможно. &том случае, когдачеловек сам пытается это сделать, т.е. определить грань между доступным инедоступным ему в деятельности, его активность приобретает характербезграничного самосовершенствования. Так рождается Мастер.
Все внутренние образующие активности- ее мотивационная, целевая, инструментальная основы — представляют собой болееили менее связное целое. В сочетании с внешними проявлениями активности иответными воздействиями среды они образуют систему. Так, процессыцелеобразования определяются мотивами, а также инструментальными условиямиосуществления деятельности. Но верно и обратное. Мотивация зависит от целей и средствих достижения. Справедливость сказанного подтверждается опытом людей,испытывающих, но не осознающих свою потребность в чем-либо, иначе говоря, невидящих той цели, достижение которой равнозначно Для них удовлетворению этойпотребности. В этом случае мотив выступает в форме влечения. Появление целипревращает влечение в желание: “я хочу этого!”, и оно существенно отличается отвлечения уже тем, что не смешивается с другими переживаниями в данной ситуации,ощущается как импульс к действию и т.п. Наличие средств деятельности придаетжеланию статус осуществимости: “я волен сделать это!” В некоторых видахдеятельности, например побуждаемых мотивом достижения, доступность средствдостижения парадоксальным образом снижает ее привлекательность, а в других видахдеятельности (например, предпринимательство) гарантированность достиженияделает его привлекательным. Очевидно также, что цели, которые избираютсячеловеком, существенно зависят от того, располагает ли человек соответствующимисредствами достижения и каковы эти средства. Многообразие связей междумотивационной, целевой и инструментальной образующими активности тщательноисследуется в экспериментальной психологии.
Как уже было отмечено, активностьчеловека не исчерпывается ее внутренними образующими. Наряду с ними выделяютсякомпоненты внешней организации активности, входящие в состав деятельности.