Реферат:/>
Пределыи возможности использования западных моделей общественно-политического развитиядля Арабского мира
Нынешниеформы существования арабского регионального сообщества, подчеркивали арабскиеполитологи, радикально отличаются от тех форм его бытия, которые былиреальностью времени до начала прямой военной экспансии европейских государств вСеверную Африку и Переднюю Азию, – в сторону территорий, населенных арабами.Эта мысль, по сути дела, выступала в качестве ведущей для почти каждогоисторика или политолога той или иной арабской страны. Выдвигаемое ими в этойсвязи противопоставление понятий «аль–ватан» («отечество»), понимаемого какединое территориальное и национально–культурное пространство арабского мира, содной стороны, и «аль–кутр» («страновое государство»), осознаваемое как реальносуществующая политико–государственная единица сегодняшнего дня – Сирия, Египет,Ирак или Тунис – с другой, становится тому решающим доказательством. По сутидела, это противопоставление, первоначально возникшее в политической речиоппозиции времени после второй мировой войны, стало общим местом не толькоарабской публицистики, но и философских трактатов, а также политологических исоциологических исследований.
Этопротивопоставление становилось необходимым, прежде всего потому, что по своемувнутреннему содержанию оно ни в коей мере не нейтрально. Позитивность«аль–ватан » резко контрастирует с негативностью «аль–кутр». Если первоеимплицитно воспринимается в качестве цели, которая рано или поздно будетдостигнута арабами и, тем самым, будет восстановлено существовавшее до приходаевропейцев а арабский мир статус–кво, то второе рассматривается как явлениевременное и преходящее, существующее только потому, что в соотношение сил всовременном мире все еще не отвечает арабским интересам, что в самих арабскихстранах все еще прочны позиции тех, кто противится восстановлению утраченногоединства национальной территории. Достаточно сослаться лишь на пример сирийскойконституции, подчеркивающей, что эта страна «часть арабского отечества», а еенарод «часть арабской нации», «ради реализации единства которой этот народтрудится и ведет борьбу»[1]. Однако это лишь один из многихпримеров подобной интерпретации обоих понятий.
Тем неменее, гораздо более существенным кажется другое обстоятельство. Нынешняяситуация единого геополитического и национально–культурного пространства,раздробленного на множество страновых государств, становилась, по мнениюарабских исследователей, едва ли не основным препятствием на пути развития вграницах этого единства процесса его демократизации. Речь идет о том, что вкаждом из этих страновых государств («кутр») уже сложились группы правящейэлиты, не заинтересованные в восстановлении единства этого пространства. «Еслив прошлом, – отмечал один из этих исследователей, – недемократичность отношенийво многих арабских государствах могла быть сравнительно легко объясненасуществованием у кормила правления в этих государствах ограниченных в классовомотношении групп, единолично эксплуатирующих национальные богатства иотстраняющих от этого процесса широкие классы трудящихся, а также наличием натерриториях этих государств иностранных войск или военных баз, то в настоящеевремя ситуация стала значительно более сложной». И далее он продолжал:«Возникновение политических партий и движений, в той или иной мере выдвигавшихлозунги национального освобождения, социальной справедливости иобщенационального единства, в дальнейшем пришедших к власти во многих арабскихгосударствах на основе этих лозунгов… ни в коей мере не изменило ранеесуществовавшей ситуации. Граждане этих государств все также страдают отневозможности пользоваться элементарными гражданскими правами и свободами. Неправящие в этих странах партии и организации действуют в ситуации угрозынасилия и физического уничтожения их членов»[2].
«Страновоегосударство» становилось той объективной силой, которая несет прямуюответственность за сохранение недемократического характера реально существующейв нем сферы социально–политических отношений и политической надстройки. Егонедавнее прошлое бытие – эпоха колониального угнетения – практически ничем неотличалось от его же постколониального, независимого и суверенного статуса. Этогосударство активно трансформировало приходящие к власти в нем политическиесилы, содействуя превращению их в столь же антидемократичные, что иантинародные круги, которые правили этими государствами в течение первых летпосле обретения ими политической самостоятельности. Речь не шла о внутреннемперерождении этих сил или о трансформации их программных установок и целейборьбы, – они оставались неизменными, хотя их содержание активновыхолащивалось. Могут ли эти силы самостоятельно вернуться назад, восстановитьто позитивное, что позволило населению соответствующих стран увидеть в нихвыразителей своих интересов и содействовать, благодаря этому обстоятельству, ихприходу к власти? В этом приходится лишь сомневаться потому, что движение втаком направлении не соответствует сущностным параметрам самого страновогогосударства.
Встает,однако, необходимый в данном случае вопрос, – что же определило появлениестранового государства? Иными словами, что было тем исходным временным рубежом,который положил начало перехода арабского мира из ситуации единогообщенационального пространства в ситуацию раздробленности? И если возникавшие впределах того же региона государственно–политические образования строились наосновах исламской цивилизационной матрицы, то, что ныне лежит в основестранового государства? При этом, достаточно важно соотнести высказывающиесяпредставителями интеллектуальной арабской элиты идеи о коренных различиях междубазовыми принципами возникновения и жизнедеятельности арабо-мусульманскогогосударства и государства западного типа с их резким неприятием реальностистранового государства.
Страновоегосударство арабского мира являлось итогом европейской экспансии в этот регион,– эта идея представляется ключевой для каждого из арабских исследователейполитического процесса как на уровне того или иного государственногообразования Арабского Востока, так и в региональном масштабе. С этим выводом неприходится спорить, тем более, что он основывается на реальности событий,происходивших в течение длительного периода, конечная граница которогообозначена, по крайней мере, временем окончания первой мировой войны. Внешниепо отношению к региону силы, ведущую роль среди которых играли Великобритания иФранция, становились решающим фактором, определявшим не только становлениенынешних арабских стран, но и демаркацию границ между ними, а также основныенаправления их социально–экономического и политического развития[3].
Конечно,вопрос о том, смог бы арабский мир даже в отсутствии угрозы вмешательствавнешних сил осуществить движение в сторону создания широкого государственногообразования, границы которого простирались бы от Атлантического океана доАравийского моря, не кажется арабским авторам в достаточной мерепринципиальным. Он, в целом, ими и не ставится. Впрочем, мифологияпредставлений об изначально предопределенной постановке проблемы какисторически заданном единстве арабского мира уязвима и не только в этомотношении. Все те же авторы намеренно игнорируют фактическое существованиевилайетов Османской империи в качестве, по сути дела, широких автономий. Ими непринимается во внимание независимый от этой империи статус Марокко. Оницеленаправленно абстрагируются от представлений, господствовавших среди лидероварабского возрожденческого движения (ан–Нахда). Эти же исследователи забывают отом, что сторонники арабского единства кануна первой мировой войны, – сирийцы,прежде всего, – планировали создание единого арабского государства, невключавшего в состав своей территории ни Египет, ни юг современного Ирака, ниСеверную Африку, в целом.
Однако,речь не должна идти о критике современных представлений. Вопрос связан с другимаспектом той же проблемы. Эти представления суть данность, пусть имифологизированная, но, быть может, в силу этого определяющая общую атмосферуумонастроений в сфере общественного сознания и, на этой основе, человеческойдеятельности.
Европейскоевторжение в пределы бывшей Османской империи, растянувшееся на несколькостолетий, привело к разграничению сфер влияния колониальных держав, что, вконечном итоге, и стало ведущей причиной появления современных арабскихгосударств. Естественно, что деятельность европейских администраций натерритории Арабского Востока не могла бы успешной, если бы незаинтересованность местных сил регионалистской, конфессиональной или классовой(феодальной, компрадорской) ориентации в поддержании контактов спредставителями тех стран, которые устанавливали свое господство в пределахарабского региона[4].
Созданныеевропейцами при поддержке их местных союзников государственные образованиястранового типа, если следовать логике рассуждений Г. Саляме, «своимнесвоевременным возникновением… нанесли огромный ущерб, сделав невозможнымдальнейшее развитие в направлении создания более благоприятных для эволюциидемократии условий. Дело заключалось не только в том, что эти государства былисозданы, прежде всего, военными, смотревшими на них как на местососредоточения, прежде всего, их армий. Самым опасным последствиемслучившегося, – отмечал ливанский исследователь, – становилось то, чтоевропейское вторжение и господство остановили процесс, начавшийся еще в ХIХ в.и воплощавшийся в развитии феномена модернизации на территории Османскойимперии. Этот же феномен модернизации сопровождался внутренней эволюциейдемократизации, где–то более весомой и быстрой, а где–то более медленной ипоследовательной. Однако самым принципиальным было то, что демократизация тоговремени лучше отвечала условиям той эпохи и того географического пространства,которое было ею затронуто»[5].
Это былонаиболее важным итогом европейской миссии в пределах тех территорий, которые внастоящее время составляют арабский мир. Столкновение цивилизаций –мусульманской и европейской – не содействовало их взаимному обогащению ивзаимопроникновению. Напротив, одна из них – европейская – разрушила вторуюили, по крайней мере, прервала дальнейшее развитие мусульманской цивилизации,оттеснив ее на периферию общественно–политической жизни тех стран, где ранееона выступала в качестве неоспоримо господствовавшей. Более того, столкновениецивилизаций содействовало благодаря победе одной из них над другой и тому, чтона Арабском Востоке, – в то время части Османской империи, – не смог появитьсяавтохтонный тип демократии, который, быть может, смог бы немало позаимствоватьиз западных демократических моделей. Их использование стало, по сути дела,невозможным, поскольку они навязывались силой оружия колонизаторов, и в силуэтого обстоятельства не могли быть адекватно воспринятыми арабами.
Стоило бы,однако, продолжить прерванную цитату. Внедрявшиеся европейцами в создававшиесяими государства нормы демократии не были адаптированы к условиям арабскогомира. В силу этого они могли рассматриваться лишь как «перепрыгивание черезпоследовательно следующие друг за другом этапы эволюции, как попытка ускоритьестественную эволюцию местного общества, как орудие деспотического определениянужд и потребностей этого общества». Дальнейшее развитие событий, начавшеесяуже в эпоху государственной независимости арабских стран, было во многомпредсказуемо. В этой связи Г. Саляме отмечал следующее: «Лаицизм в арабскоммире был отброшен теми, кто под лозунгами возвращения к традиции требовалиосуждения молоха модернизации. Национализация стала ответом тем, кто пыталсяиспользовать собственное благоприятное экономическое положение ради того, чтобыих голос и дальше определял бы управление страной. Национализм стал орудиемтех, кто выступил против дальнейшей феодализации государства, противмонопольного обладания кучкой людей возможностями контактов с внешним миром,против господствовавших в местном обществе сил и заимствованных извне идей»[6].
Это былоуже более четкое оформление высказывавшихся ранее идей. Более того, выводцитируемого автора был совершенно логичен. Совершенно естественно, что то, чтобыло навязано деспотическими методами, должно было быть отброшено, хотя, какпоказывало дальнейшее развитие событий, арабский мир впоследствии вновьвозвращался к усвоению норм западной демократии. Тем не менее, ключевым словомливанского ученого становилось понятие «феодализации» странового государства.Европейская экспансия в арабский мир не столько модернизировала его, сколькообращала его развитие вспять. Здесь вывод Г. Саляме не был единственным в своемроде. Достаточно сослаться хотя бы на точку зрения М.Дж. Аль–Ансари.
Длябахрейнского политолога «страновое государство воплощало в себе перенесенный вэру ООН и государственных суверенитетов этап феодализма, через который арабскоеотечество ранее не проходило»[7]. Его выводы в этой связи достаточнокрасноречивы. Европейская экспансия и установление господства Запада надарабским миром вызвали к жизни «страновое государство, историческая функциякоторого идентична функции феодального государственного образования». М.Дж.Аль–Ансари последовательно проводит грань равенства между европейскимфеодализмом, включая в круг своего анализа и японскую ситуацию средневековья инового времени и настойчиво транскрибируя арабской графикой термин «феодализм»,что исключает возможность иного подхода к высказываемым им соображениям, исуществованием в арабском мире странового государства.
Как иевропейские феодальные образования, так и нынешние арабские государствавозникли в результате распада огромных империй. Как и европейские феодальныегосударства, так и арабские страновые государственные образования должнывыполнить свое историческое предназначение. Оно заключается в том, что«нынешнее развитие арабского мира на основе существующих реальностей,воплощаемых в страновых государствах, должно, в конечном итоге, привести кразвитию в общенациональном масштабе. Иными словами, нынешние условия развитияобъективно приближают время общенационального единства, которое положит конецэтапу страновой раздробленности».
Ситуация,возникавшая в связи с этим выводом, выглядела как во многом неожиданная.Страновое государство, представлявшееся ранее как явление в достаточной мередалекое от естественного хода вещей, навязанное деспотическими методами извне,внезапно приобретало новые оттенки. «Наиболее значимой особенностью этогогосударства, – подчеркивал М.Дж. Аль–Ансари, – как и европейского феодальногогосударства, становилось то, что каждое из них трансформировалось в инструмент,горнило изменения существующей лояльности. Благодаря каждому из них, лояльностьплеменного, конфессионального или регионального типа перерастала в лояльностьпо отношению к реальному политическому образованию, к высшей власти в этомгосударстве. Европейский феодализм содействовал уничтожению племеннойлояльности представителей германских племен и ее превращению в лояльность,основанную на уважении… к феодальному властителю и его власти. Посколькуплеменная, конфессиональная и региональная лояльность все еще остается фактором,воздействующим на жизнь традиционных арабских социальных объединений даже послекрушения не прошедшей через этап феодальной эволюции централизованного халифата– Османской империи, постольку страновое государство действует в настоящеевремя в направлении искоренения традиционных форм лояльности, становясьгорнилом, выковывающим идею патриотического единства и приближающим эпохупонимания значимости гражданского общества».
Возникалестественный в этом случае вопрос, – возможно ли совместить две, казалось бы,трудно сочетаемые идеи? Одна из них резюмировалась, как невозможностьдостижения демократии в страновом государстве, которое по самой своей природене может отвечать представлениям о демократических нормах. Вторая – какпредставление о страновом государстве, действующем в направлении становления варабском мире адекватного понимания значимости гражданского общества. Тем неменее, обе эти идеи не обязательно являлись абсолютными антиподами.
Страновоегосударство, возникшее в результате европейской экспансии в арабский регион,создавалось без учета многих обстоятельств, которые могли бы обеспечивать еговыживание. Проведение линий демаркации между колониальными владениями ведущихдержав Европы времени раздела Османской империи, ставших впоследствии государственнымиграницами арабских стран, размечало сферы влияния этих держав и определялосьтребованиями геополитики ушедшей в прошлое эпохи. Все те же линии демаркациилишь в малой мере учитывали степень или уровень внутрирегиональныххозяйственных связей в границах того или иного владения Великобритании, Францииили Италии. Их еще следовало создать. Но это отнюдь не всегда входило в задачудержавы–метрополии, руководствовавшейся в этой сфере собственными,определявшимися ее интересами задачами.
Страновоегосударство, выраставшее на основе европейских колоний, не могло быть внутреннегомогенным. Реально существующие в этом государстве уровни лояльности и, преждевсего, – лояльность племенного, конфессионального или регионального типа – томурешающее доказательство. Поверхностность модернизации времени до обретениястрановыми государствами политической самостоятельности определялась исохранением гетерогенного характера арабских обществ, выдвижением впередпредставителей этно-предпринимательских групп, игравших ведущую роль вотношениях между колониальной администрацией и местным населением, оттеснениеминых групп – достаточно часто групп религиозного или этнического большинства напериферию социально–экономического развития. Тем не менее, задача преодоленияэтой гетерогенности также не была решающим направлением деятельностииностранных администраций. Стоявшие перед ними задачи все так же определялисьболее высокими интересами той или иной державы. Более того, проводившаяся этимиадминистрациями, как правило, линия на развитие в пределах территории той илииной колонии экономического либерализма даже и не способствовала тому, чтобыони могли бы уделять какое–то внимание решению этого вопроса.
Для А.Ларуи речь шла о технократическом подходе к проблеме эволюции арабских стран вто время, когда они были колониями Запада. «Технократ (Letechnophile), – писалон, – открыто отрицает собственную специфичность. И речь здесь идет не только опредставителях Запада в колониях, но и об их местных последователях.… Онверит в существование общечеловеческой эволюции, цели и последствия которой неставятся под сомнение, поскольку он измеряет эти последствия толькоколичественно и интересуется ими только в той степени, в какой их можноиспользовать. Все становится объектом техники, – экономика, политика и дажечастная жизнь.… Вопрос об особенностях не ставится им никогда»[8].
Парадоксальностьтакого подхода, отмечаемая уже М. Лашерафом, заключалась в том, что, несмотряна отрицание теми, кто приходит к власти в независимом страновом государстве,наследия колониальной эпохи, это вовсе не означало, что поколение национальныхпреобразователей начинает иначе, чем прежние правители, подходить к проблемамсобственной страны. Марокканский историк цитировал высказывание одного изнаиболее известных политических деятелей новейшей истории его страны,основателя Социалистического союза народных сил – партии, игравшей в этойстране немалую роль – М. Бен Барки, писавшего однажды: «Существует лишь триосновополагающих условия, гарантирующие успех начинания в том случае, если онибудут выполнены, и обрекающие это начинание на провал, если их не учитывают.Речь идет о сильном и пользующемся народной поддержкой руководстве, обэкономическом и социальном планировании и об участии народа в разработке иреализации проводимой государством политики (Politiqueetatique)». И далее М.Лашераф добавлял: «Не говорите никогда: «Что следует делать?» Важен сам актдействия, а он повсюду одинаков, касается ли вопрос берегов Ганга, Нила или Янцзы»[9].
Последнеезамечание представляется во многом значимым. Реальность арабского мирапостколониального времени, приводившая к власти в ряде страновых государств илиусиливавшая там позиции тех, кого в отечественной историографии, – при всейущербности этого термина, – «революционными демократами», меняла, разумеется,акценты в осуществлении стратегии модернизации. Если время колониальногоуправления странами Арабского Востока и первых лет независимости предполагаловнимание к проведению курса экономического либерализма, оценивавшегося вкачестве инструмента преодоления экономической отсталости и социальнойстагнации, то в дальнейшем все та же линии на модернизацию начиналапретворяться на базе жесткого этатизма. Однако, как и в прошлом, ориентация насоздание современного общества, фундаментом которого должна была статьмногофункциональная экономика, оставалась ведущей задачей создававшихсяреволюционными демократами режимов.
Не менееважен был и другой аспект. Высказывание М. Бен Барки вполне могло быпринадлежать любому представителю круга «национальных революционеров». Егоавтором мог бы быть Г.А. Насер, кто–либо из руководителей сирийского илииракского крыла баасистского движения или М. Каддафи. Различие между ними и М.Бен Баркой состояло лишь в том, что этот марокканский политический деятельостался далек от того, чтобы стать главой государства. Куда как существеннеедругое обстоятельство, заключавшееся в том, что и лидеры тех страновыхгосударств, остававшихся монархиями – Иордания или Марокко – или сохранявшихтрадиционную для них ориентацию на Запад – Тунис – испытывали огромноевоздействие идей «национального социализма», становившихся инструментомреализации ускоренного варианта процесса модернизации. Это было общейтенденцией эволюции арабского региона, – различались только степени еепроявления, – в принципиальном отношении стиравшей грань между действиямиформально резко противоположных с точки зрения своих классовых корней режимов.
Мог ли, вэтой связи, процесс ускоренной модернизации быть успешным в обществе, где всееще в силу превалирования внешних причин становления государственности гражданетой или иной арабской страны сохраняли унаследованные от прошлого уровни своейлояльности? Традиционные западные нормы демократии в случае, если бы онипоследовательно претворялись в страновых государствах арабского региона, ни вкоем случае не смогли бы провозглашавшейся их режимами ориентации напреобразование общественных и хозяйственных структур. Более того, они не смоглибы обеспечить необходимую для решения этой задачи степень мобилизации населенияэтих государств. С другой стороны, все те же нормы западной демократии вобществе, все еще лишенной национального единства, вызвали бы к жизни, в случаеих реализации, необратимые центробежные силы регионалистского, этнического иликонфессионального характера.
Страновоегосударство выступало в качестве существующей реальности. Его характеристикибыли во многом противоречивы. Эта их противоречивость не могла не признаватьсяпредставителями интеллектуальной элиты арабских стран, порой резкокритиковавшими деятельность находившихся у власти в этих странах режимов.Вопрос, тем не менее, не сводился к их критике в сфере соблюдения гражданскихправ и свобод граждан государств арабского регионального сообщества. Главнымдля арабских политологов и историков становилось то, что эти государстваобращали унаследованные от прошлых эпох методы авторитарного руководства нарешение более существенной задачи – достижения внутренней консолидации радибудущего национально–государственного единства и, конечном итоге, созданиягражданского общества.
европейскийэкспансия арабский консолидация сообщество
Литература
1. СалямеГ. Ад–Димукратыйя ка адат ас–салям. (Демократия как орудие мира) в: Димукратыйямин дунадимукратыйин, стр. 109–138.
2. Syria Constitution. Adopted 13 march1973. Damascus, 1997, article 1, p. 8
3. Ан–НасерХ. Узмат ад–димократыйя фи аль–ватан аль–арабий (Кризис демократии в арабскомотечестве). – в: Ад–Димукратыйя ва хукук аль–инсан фи аль–ватан аль–арабий(Демократия и права человека в арабском отечестве). Бейрут,1992, стр. 26