Философия Ницше. Реферат

Содержание
Введение 1. Основные понятия философии Ф. Ницше 1.1 Ницше как философ
1.2 Философский нигилизм 1.3 Воля к власти 2. Концепция личности в философии Ф.Ницше 2.1 Личность как объект философского изучения Ницше : по материалам ранних работ 2.2 Представление о личности в зрелых работах Ницше 3. Ницше и гуманизм 3.1 Классический гуманизм 3.2 «Физиология» гуманизма Ницше Заключение Список использованной литературы Введение Философия – это система взглядов на мир в целом и на отношение человека к этому миру. Философские произведения, если они действительно осмысливают бытие человека и окружающую действительность, тоже оказываются личностными, выражающими личность и переживания философа, его отношение к действительности. Поскольку переживания у разных философов различны, различны отношения, поскольку и пониманий этого мира в философии множество. Среди философов Ницше- нарушитель спокойствия и благородный пират. Он вспугивает спящих, таранит крепости обывателей, сметает моральные постулаты, убивает Бога, рушит церковные устои. Ницше, говорит Цвейг, стремится на своем паруснике ко всему неизведанному, весело и дерзко, с мечом в руке и бочкой пороха под ногами. Философские труды Ницше ,по большей части не предъявляют больших требований к интеллекту или образованности читателя. Их суть представляется ясной и однозначной, цели- обширными и очевидными, а язык – понятным. В силу доступности его текстов читатель обнаруживает, что либо философия проще, чем он полагал, либо он сам умнее, чем думал раньше. Ницше считал себя прирожденным психологом - «призванным быть психологом и разведывателем душ». Некоторые вещи, которые он высказывает, поражают воображение своей точностью и целенаправленностью диагностики. С точки зрения Ницше, психология лежит в основе всего, и тесно переплетается с другими частями его учения. В силу всего выше сказанного, стремление понять творчество Ницше для меня, как студентки психологического факультета, актуально. Цель данного реферата провести обзор литературы о философии Ф . Ницше: важнейших идеях, понятиях, взглядах, системе в целом. 1.Основные понятия философии Ф.Ницше 1.1 Ницше как философ Философия Ницше – это прежде всего философия индивидуума, но не индивидуалиста. Стремление понять личность, найти выход из кошмаров эпохи - эпохи двойной морали во всем : в отношениях с людьми, нациями, государствами , в отношении к самому себе – такой видится цель философских построений Ницше. Отсюда и поэтическая форма этих построений, ибо можно ли осознать личность, используя биологические, медицинские, психологические термины ? Отсюда и зачастую афористический их характер – стремление выразить свои мысли в ёмких, четких и одновременно кратких фразах. Но здесь и причина трагедии Ницше. Действительно, что может быть соблазнительнее для интеллектуального обывателя, чем краткие, легко запоминающиеся и на первый взгляд не требующие глубокого вдумывания ( настолько они кажутся очевидными и понятными ) формулировки, так отвечающие подсознательным устремлениям и желаниям. Например : «Ты идешь к женщинам ? Не забудь плетку!».[1] Но при этом не надо забывать и то, что «величайшее в великих – это материнское. Отец- всегда только случайность»[2] Иными словами к Ницше и его трудам нельзя подходить с позиций однозначной логики : Она по меньшей мере двузначна, но чаще всего многозначна и определяется контекстом. Конечно, можно заявить, что все это вызвано больным сознанием философа. Но не та ли эта болезнь, которая обостряет восприятие и позволяет увидеть то, что недоступно так называемому здоровому разуму ? Да и где она, граница между здоровьем и болезнью у человека , пытающегося «вывернуть» свой разум в мучительном процессе самопознания ? Философские поиски Ницше-это поиски морали для свободного человека на пути разрушения традиционных ценностей, ориентация на которые разрушает человечность, личность, а в конечном итоге и самого человека. Все существовавшие и существующие морали, по мнению Ницше, не просто несут на себе печать общества и условий его существования и выживания, но направлены, и это главное, на обоснование и оправдание обладания .Иными словами, они корыстны, а потому и антигуманны. Все, даже так называемые общечеловеческие моральные ценности при внимательном их рассмотрении оказываются ширмой, маскирующей корысть. Так не лучше ли сказать об этом прямо, назвать вещи своими именами и либо отказаться от этих «моральных» ценностей, либо жить в соответствии с ними? Но последнее вряд ли возможно для человека, потребляющего и стремящегося к потреблению и живущего в обществе- стаде. А потому все демократические движения, по мнению Ницше, следуют этой морали стадных животных, имеющей свои корни в христианстве ( см.: По ту сторону добра и зла: Прелюдия к философии Будущего// Ницше Ф. Соч.:В 2-х т. Т.2). И вполне естественной и логичной выглядит ницшевская критика христианства и христианской морали, ибо эта критика есть следствие неприятия буржуазно-либерального духа христианства и буржуазного рационализма. Философия Ницше как философия жизни носит антропоморфный характер, возвращая человека в природу и в тоже самое время очеловечивая природу, наделяя её антропоморфными чертами, и прежде всего волей к власти. Принцип воли к власти- основной динамический принцип философии Ницше- управляет развитием и человека, и мироздания. Отсюда жизнь есть абсолютная реальность, и она постижима из себя самой. И человеческая душа, человеческий интеллект порождены жизнью и включены в неё. Здесь можно углядеть определенное биологизаторство, определенную редукцию духовного к биологическому. Но это только одна сторона ницшеанской философии жизни. Можно заметить и другую сторону, связанную с постоянным поиском людьми своих связей с мирозданьем. И признание естественности души в жизни, их слитности с мирозданием. И признание естественности души в жизни, их слитности с мирозданием выглядит вполне логичным в контексте таких поисков. Тогда и безумие философии Ницше предстает не иррациональным, а вполне естественным в предпринимаемых философом попытках выявить определяющее в развитии личности через принцип воли к власти, управляющий миром и человеком, особенно если этот принцип толковать так же широко, как это делает Ницше. По Ницше, воля к власти- это не просто стремление к господству сильного над слабым, но и стремление сделать слабого сильным. Слабость относительна и определяется, с одной стороны, положением человека среди других людей, а с другой – степенью самопознания личности. Личность свободна и сильна, если она осознаёт себя личностью, которая может поступать и поступает в соответствии с этим осознанием. Но осознание не только индивидуально, оно ещё социально и исторично. И только при выполнении всех этих условий мы имеем действительно свободного и морального человека. Живущего в свободном и моральном обществе. Идеалом здесь является свобода не в христианском понимании, которая есть несвобода, внутреннее порабощение, смирение перед силой, а свобода античности и Возрождения – в свободном обществе подобный культ, навязанный
христианским лицемерием, невозможен . Переход же к такому обществу возможен не на пути насильственного уничтожения существующего общества несвободы, ибо всякое насилие порождает новое насилие, а именно на пути возрождения идеала свободной сильной человеческой личности. Известно, что до революции философия Ницше была чрезвычайно популярна в России. Совпадение, резонанс свободолюбия русской интеллигенции. Ищущей пути понимания сущности свободы в контексте космизма и связанного с этим индивидуализма в лучшем смысле этого слова- в смысле суверенитета личности – со свободомыслием Ницше, с его свободолюбием и неприятием вещного, стяжательского прагматизма, христианского двоемыслия обусловили понимание, хотя и критическое, взглядов Ницше.
Ницше включает в философию два средства выражения- афоризм и стихотворение ; формы, сами по себе подразумевающие новую концепцию философии, новый образ и мыслителя, и мысли. Идеалу познания, поискам истинного он противопоставляет толкование и оценку. Толкование закрепляет всегда частичный, фрагментарный «смысл» некоего явления ; оценка определяет иерархическую « ценность» смыслов, придает фрагментам цельность, не умаляя и не упраздняя при этом их многообразия. Именно афоризм являет собой как искусство толкования, так и нечто толкованию подлежащее; стихотворение – и искусство оценки, и нечто оценке подлежащее. Толкователь- это физиолог или врачеватель, тот кто наблюдает феномены как симптомы и говорит афоризмами. Ценитель – это художник, который наблюдает и творит « перспективы», говорит стихами. Философ должен быть художником и врачевателем, одним словом ,- законодателем. Такой тип философа является к тому же древнейшим. Это образ мыслителя -досократика , «физиолога» и художника, толкователя и ценителя мира. Как понимать эту близость будущего и первоначального ? Философ будущего является в то же время исследователем старых миров, вершин и пещер, он творит не иначе , как силой воспоминания . том, что было по существу забыто. А забыто было, по Ницше, единство мысли и жизни. Единство сложное : жизнь в нем ни на шаг не отступает от мысли. Образ жизни внушает манеру мысли, образ мысли творит манеру жизни. Мысль активизируется жизнью, которую в свою очередь утверждает мысль. У нас не осталось даже представления об этом досократическом единстве мысли и жизни. Остались лишь те примеры, где мысль обуздывает и калечит жизнь, переполняя её мудростью, или те, где жизнь берёт своё, заставляя мысль безумствовать и теряясь вместе с ней. Не осталось иного выбора : либо ничтожная жизнь, либо безумный мыслитель. Либо жизнь слишком мудрая для мыслителя, либо мысль слишком безумная для человека здравого .
1.2 Философский нигилизм. Для философии Ницше нет готового названия типа «идеализм», «реализм» или даже «экзистенциализм». Иногда он говорил о своей философии как о «нигилизме» являющемся центральным понятием его философии. В его ранних работах содержатся идеи, которые как эхо, отзываются в его поздних книгах, как будто все они уже содержались в этих первых. Его мысль постоянно пульсирует, так что из любого отдельно взятого фрагмента его текста может быть реконструирована почти вся полнота его философии. Слово «нигилизм» означает негативность и пустоту; фактически же оно указывает на два направления мысли, которые, несмотря на отличие от позиции самого Ницше, тем не менее сохраняют с ней частичное сходство. Нигилизм пустоты, в сущности, идет от буддийского или индуистского учения, согласно которому в мире, в котором мы живём и который, как кажется, мы знаем, нет ничего от изначальной реальности и наша приверженность ему есть приверженность иллюзии. Реальность сама по себе не имеет ни имени, ни формы, а то, что имеет имя и форму, - это всего лишь приносящая страдание иллюзия, которой все разумные люди хотели бы избежать, если бы осознавали её в качестве приверженности к мнимому и знали бы путь избавления. Жизнь лишена смысла и назначения, она представляет собой нескончаемую смену рождений и смертей, затем новых рождений, так, что постоянно вращающееся колесо существования вечно движется в никуда. Поэтому если нам требуется спасение, то нам следует стремиться именно к спасению от жизни. Этот восточный пессимизм, представленный в Европе философией Артура Шопенгауэра, основывается на совокупности метафизических положений, очень похожих на те, которые выдвигал Ницше. Он говорил, что « старался с какой-то загадочной алчностью продумать пессимизм до самой глубины и высвободить его из полухристианской, полунемецкой узости и наивности, с которой он предстал напоследок в этом столетии». Он, однако не согласился с выводами, сделанными Шопенгауэром и восточными философами. Ницше добавляет, что, кто бы ни анализировал пессимизм « тот, быть может… сделал доступным себе, даже помимо собственной воли, обратный идеал : идеал человека, полного крайней жизнерадостности и мироутверждения ». Ницше оказался способен – на основе метафизического нигилизма самого бескомпромисного типа – обосновать тот подход к жизни, который своей утверждающей силой в любом отношении противоречил нигилизму как пустоте : это его « новый путь к «Да». Нигилизм негативности представлен движением и известным как нигилизм; он процветало в последние десятилетия девятнадцатого века в Европе. Особенно в России 50-60-х годов, и получило своё наиболее известное выражение в романе И.Тургенева « Отцы и дети» (1861). Русский нигилизм, в сущности, представлял собой негативную и деструктивную установку по отношению к совокупности моральных, политических и религиозных учений, которые нигилисты воспринимали как ограниченные и обскурантистские. В противовес своим старшим современникам нигилисты заявляли, что они верят в ничто, хотя конкретно это означало, что они утратили доверие к убеждениям, вкусам и установкам старшего поколения, а заодно и к их авторитету. Они верили в реальный факт, причем делали это некритически, неразборчиво, встав на позицию вульгарно – материалистически интерпретированной науки. Нигилизм Ницше представляет собой не идеологию, а метафизику, и ни в каком другом отношении его отличие от нигилистов не является столь заметным, как в его трактовке науки. Её он рассматривает не как хранилище истин или метод их открытия, а как набор удобных фикций, полезных соглашений, который не в большей степени укоренен в реальности, чем любой другой альтернативный ему. И она не в большей, но и в не меньшей степени, чем религия, мораль или искусство, была проявлением того, что он назвал «волей к власти», а именно неким импульсом и порывом навязывать хаотичной, в сущности, реальности форму и структуру, трансформировать её в доступный человеческому пониманию мир до тех пор, пока он не станет удобным для нас. Но это было её единственным оправданием, ибо любая другая навязанная форма, отвечающая той же цели, в той же мере была бы оправданной; содержание здесь значит не более чем функция, а фактически не значит ничего. И в соответствии с данной теорией истины, которая была его собственной, Ницше обязан был сказать, что он ни во что не верил, поскольку в силу метафизической честности не был на это способен.
Соответственно, его нигилизм был глубоким и всеобщим, по сравнению с таким нигилизмом соперничество русских нигилистов с объявленными ими идеологическими противниками было лишь проявлением борьбы за власть и форму, которая, на взгляд Ницше, везде и всегда характеризует человеческую жизнь. В некотором смысле это было единственной характеристикой, которую он готов был приписать вселенной в целом, так как и её он рассматривал как поле вечной борьбы одной воли с другой.
Обе ницшенианские формы нигилизма во многом проистекают из одной и той же установки. Каждая исходит из убеждения, что в мире должен быть некий порядок или внешняя цель. Нигилизм пустоты, шопенгауэровский нигилизм, предполагающий некоторую перспективу, становится удобным, находящимся «в согласии с целями, установленными извне». Подобный нигилизм есть выражение разочарования ввиду отсутствия такой цели, в то время как на деле именно то состояние ума, которое требует цели, и должно быть преодолено. После его преодоления исчезают основания для пессимизма и отчаяния. Человек преодолевает свою досаду на скупость доброй волшебницы, когда начинает понимать, что не существует никакой доброй волшебницы, которая была бы либо щедрой, либо скупой. Русский нигилизм, между тем, типичен для мысли, которая также проистекает из только что отмеченной привычки доверять внешнему авторитету для определения цели в жизни, то есть «научившись не доверять какому-то одному авторитету, он стремился найти другой», в данном случае науку. Ведь людям трудно действовать в этом мире, не предполагая того или иного внешнего источника авторитета и значимости, «если не Бога и не науку, то совесть, разум, общественный инстинкт или историю», рассматриваемые как «имманентный дух с присущей ему целью, на чью милость можно положиться». В этом состоит общая направленность человеческого ума, которая, согласно Ницше, находится в изначально опасном противостоянии со способностью воображения, ибо она стремится установить некий целевой каркас, найти основание значимости в самом мире, нечто объективное, чему люди смогут подчиниться и в чем они смогут найти смысл для самих себя. Нигилизм пустоты в качестве настроя мысли и психологического состояния возникает как прямое следствие осознания или всего лишь подозрения, что в действительности такой вещи просто не существует, не существует мирового порядка, составными частями которого мы бы являлись, а также что наша целокупная ценность проистекает из определенной зависимости от этого порядка. Утверждение, что мир лишен ценности, отнюдь не означает, что он обладает низкой ценностью на шкале ценностей, подобно тому, как когда мы говорим, что нечто малоценно или вообще не представляет ценности, скорее, это совсем не та вещь, о которой логически осмысленно говорить, что она либо обладает небольшой ценностью, либо ей присуща та или иная высшая ценность. Ценности не более применимы к миру, нежели вес к числам, ибо сказать, что число два невесомо, не означает сказать, будто оно очень легкое, а означает то, что ему вообще бессмысленно приписывать какой-либо вес. Строго говоря, то, Что мир лишен ценности, вытекает из факта, что в нём нет ничего такого, что имело бы смысл считать обладающим ценностью. Там нет порядка, ни цели, ни вещей, ни фактов, вообще ничего, чему могли бы соответствовать наши убеждения. Так что все наши убеждения ложны. Ницше рассматривает как «крайнюю форму нигилизма – прозрение того, что каждое убеждение, каждое принятое -за- истинное необходимо ложно, ибо вообще не существует истинного мира». Нигилизм Ницше имеет мало общего с обычными политическими коннотациями данного термина и под «нигилизмом» он подразумевал полностью лишенную иллюзий концепцию мира, до которой он мог себе это представить. Мир враждебен не потому, что он или нечто отличное от нас имеет свои собственные цели, но потому, что он безразличен к тому, во что мы верим, к тому, на что мы надеемся. Признание и принятие данного ужасного факта отнюдь не должно означать «отрицание, нет, волю к ничто». Скорее, он чувствовал, что мы придем в возбуждение, когда узнаем, что мир лишен формы и смысла, и это, помимо всего прочего, продвигнет нас на то, чтобы сказать «дионисийское да миру, как таковому, без исключений, привилегий и рассуждений». Чтобы быть способным принять и отстоять подобный взгляд, потребуется, полагал он, значительное мужество, ибо это означает, что нам следует оставить те надежды и ожидания. Которыми изначально с помощью религии и философии утешались люди. Для установки, которую, как он чувствовал, он мог, а мы должны были принять, Ницше предложил форму любви к своей собственной судьбе, и, наконец, попытки жить в мире, невосприимчивом к этим потребностям, говорить «да» космической незначительности не только самого себя или человеческих существ вообще, но также жизни и природы в целом. Философия Ницше представляет собой непрекращающуюся работу по поиску причин и последствий нигилизма. Нигилизм Ницше связан с любовью к своей собственной судьбе, а последняя – с вечным возвращением., а оно в свою очередь связано с учением о сверхчеловеке. Та картина, которая является результатом осуществленного Ницше психологически- философского анализа, рисует человеческие существа постоянно пытающимися навязать порядок и структуру лишенной порядка и смысла вселенной, дабы сохранить чувство собственного достоинства и значимости Ницше выдвинул взгляд на вещи как на «изменение, становление, множественность, противопоставление, противоречие и война». Отсюда следует, что для нас не существует никакой подлинной, рациональной, упорядоченной или милосердной вселенной. Он был убежден, что весь склад нашего мышления основывается на вере в существование подобной вселенной и, следовательно, будет очень непросто разработать такие понятия, которые соответствовали бы нереальности вещей, каковы они и суть на самом деле. Потребуется полная революция в логике, науке, морали и в самой философии. Ницше надеялся застать, по крайней мере, начало подобной революции.
1. 3 Воля к власти. В философии Ницше понятию «воля к власти» предназначалась роль конструктивной идеи, с помощью которой он намеревался заменить всё то , что до сих пор считалось философией, и большинство из того, что котировалось как наука. Это понятие представлялось ключом как к его собственной философии, так и к положению дел в мире как таковом. Мнение, что воля к власти обозначает побудительный мотив поведения исключительно таких людей, как белокурые бестии или цезари борджиа, то есть то, чем некоторые люди обладают, а другие нет, - это лишь заблуждение случайных или поверхностных читателей Ницше. В действительности же она представляет собой свойство инвариантное, для всех нас, как слабых, так и сильных. Это- не что иное, как присущее всему роду живых существ свойство. Что наиболее важно, оно не является неким побуждением наряду с другими, например с половым влечением : и половой инстинкт, и потребность утолить голод, и любые другие возможные стремления суть не что иное, как формы или вариации воли к власти. Ницше осенило, что сексуальный контакт в первую очередь имеет своей целью вовсе не удовольствие или размножение, а обретение власти, могущества : любовный акт – это борьба за власть, где любовные действия суть лишь средства для установления отношений господства и подчинения.
Воля к власти – это не то, чем мы располагаем, а то что мы собой представляем на самом деле. Не только мы суть воля к власти, а и все вообще в человеческом и животном мире, в мире одушевленном и материальном. Во всем мироздании нет ничего более элементарного и вообще ничего иного, чем это стремление и его разновидности.
Таким образом, совершенно ясно, что воля к власти – это основное понятие в философии Ницше, понятие, с помощью которого всё должно быть истолковано и к которому, в конце концов все должно быть сведено. Это метафизическое или, лучше сказать, онтологическое понятие, поскольку «воля к власти» является ответом Ницше на вопрос « Что есть то, что есть?». Следовательно, мы должны попытаться понять этот замысел. Методология Ницше сводится к некоему принципу, который можно назвать методологическим монизмом. Имея дело с двумя якобы различными вещами, всегда нужно стремиться найти некий объединяющий принцип. Благодаря которому об этих вещах можно судить как о сходных ; точно также мы можем предположить, что вместо различных типов вещей существует лишь один тип. Повторяя эту процедуру применительно к каждой паре якобы различных пар, мы продвигаемся в направлении выработки единого принципа, в связи с которым, всё вообще может быть истолковано как его частный случай. Нам не следует малодушно признавать существование «нескольких родов причинности, пока попытка ограничиться одним не будет доведена до своего крайнего предела ( до бессмыслицы, с позволения сказать )». В этом-то и состоит, добавляет Ницше, «мораль метода». Допустим, что мы являемся созданиями, движимыми желаниями и инстинктивными побуждениями. Если мы признаем, что любое наше поведение или любую часть нас самих можно объяснить ссылкой на эти основные побуждения, тогда принцип методологического монизма предписывает нам попытаться объяснить всё наше поведение в целом, а также нас самих в терминах той совокупности факторов, которая обладает объяснительной силой, по крайней мере, в некоторых отдельных случаях. Предположим далее, как это делает Ницше, «что нет иных реальных «данных»,кроме нашего мира вожделений и страстей». В таком случае мы могли бы считать, что процессы, протекающие в нашем сознании, являются показателями жизни страстей и должны объясняться с её помощью. Мы смогли бы взглянуть на нашу мораль как на «язык знаков», выражающих страсти. И благодаря нашей морали мы смогли бы понять, в чём заключается наша перспектива. Вот в чём, как мы считаем, заключалась программа Ницше : шаг за шагом мы сводим все проблемы к проблемам психологическим, затем всю психологию сводим к психологии бессознательной, инстинктивной жизни, которая, в сущности, протекает везде и всюду одинаково, хотя она и может быть преобразована в ту или иную форму сознательной жизни. А теперь предположим, что эта программа выполнена, и мы можем сказать, что всё – философия, мораль, наука, религия, искусство и здравый смысл, словом, цивилизация и человеческое поведение в целом – может быть объяснено как проявления инстинктивных побуждений и страстей. А как быть с внешним миром, миром физических процессов и материальной активности ? Можем ли мы снова обратиться к нашему методологическому принципу и попытаться установить, способны ли мы объяснить это также ссылкой на побуждения? Если физический мир в данном контексте представлял бы собой «праформу жизни», в то время как жизнь оказывалась бы разветвлением физического процесса. Некий объединяющий принцип охватывал бы основные различия. Именно на волю к власти легла функция преодоления разрыва между всем, что могло бы существовать, коль скоро она смогла бы служить универсальным объяснительным принципом. Важно помнить, что подобные рассуждения Ницше считал не более чем гипотезой, неким мыслительным «экспериментом», от постановки которого он не мог отказаться Иногда он взывал к воле к власти с какой-то слепой и яростной настойчивостью, как если бы он размахивал оружием. Проведя соответствующий анализ, он опровергает идею о том, что люди схватывают причинность в акте самонаблюдения за действием собственной воли. Однако его понятие воли не является чисто психологическим ; психологические же волевые акты сами должны объясняться в терминах этой последней. Возможно, Ницше использовал слово «воля», чтобы провести аналогию между волей к власти и нашим привычным психологическим понятием воли, использованию которого нельзя научиться с помощью зрительных и тактильных предикаций. Главная надежда Ницше, которую он возлагал на учение о воле к власти. заключалась в том, что оно сможет способствовать объединению, систематизации и интеграции его философских идей. Вопреки возможным научным обоснованиям, важно подчеркнуть, что содержание учения о воле к власти обладает дурной славой. Однако в этом пункте Ницше скорее заслуживает извинения, чем обвинения, ибо эта часть его философии никогда не была широко обнародована в опубликованных при его жизни сочинениях, во всяком случае до тех пор, пока он оставался в своем уме. Поскольку «жизнь – это воля к власти», понятия и ценности тоже суть выражения воли и предназначены для того, чтобы одна воля могла контролировать другую волю. Очевидно, живой организм представляет собой собрание силовых центров, действующих в унисон. Если абстрагироваться от степени сложности, функция везде и всюду остается одной и той же. Трудно сказать. Почему Ницше желал прослыть антидарвинистом Ему почти так же сильно, как и популяризаторам Дарвина, нравилась впечатляющая картина развертывающегося повсюду в природе соперничества и борьбы, предстающей перед исполненным ужасом взором изнеженной публики, склонной считать природу более милосердной. Очень похоже, что его частые анти- дарвинистские высказывания типа «недостойные выживают, а достойные гибнут» фактически являются игрой слов. Тем не менее вполне возможно, что живое существо, являющееся ансамблем находящихся в гармонии центров власти, оказывается втянутым в борьбу с другими органическими образованиями, в борьбу, как считал Ницше, не за самосохранение. Волю к власти нельзя трактовать как стремление сохранить целостность. Точно также и жизнь нельзя понимать в якобы дарвиновских терминах, как борьбу за существование, то есть искать точку опоры в мире, где лишь некоторые могут выживать и размножаться. Так или иначе, стремление к самосохранению не имеет ничего общего со слепым напряжением воли к власти, которое присуще любой вещи в любой момент. Нечто выживает и одерживает верх только постольку, поскольку оно побеждает в борьбе воль, он оно борется не за выживание, - будь так, всё вокруг выглядело бы иначе. Следовательно, в природе мира никогда не будет, и не может быть ничего не затронутого этой борьбой .В каждый момент мы – это то, что мы делаем ; и, пока мы живы, ежеминутно мы держим универсум в напряжении, поскольку стремимся присвоить то количество власти, которое соответствует нашей природе. Более важное следствие, вытекающее из его теории воли к власти, заключено в тезисе, что счастье – это вовсе не та цель, за которую нам действительно стоит бороться.
Люди, как и всё остальное в мире, стремятся к власти. На этом пути они весьма преуспели, обуздав многие из стихийных сил и поэтапно оттеснив от власти все другие живые существа. Они определенно обладают внушительным количеством власти, однако это не имеет ничего общего со счастьем. Счастье, коль скоро оно вообще имеет значение, неотделимо от борьбы за власть. От удовольствия просто сознавать, что ты силен. «Последний человек», который рассуждает в терминах «мира» и счастья, рассуждает как существо несостоятельное. Не может быть никакого счастья без борьбы.
Банальное утверждение, что человек стремится к удовольствию и избегает страдания, неверно. Не только люди, но «значительная часть живых организмов» стремятся к увеличению могущества, а удовольствие или страдание суть лишь следствия этой «примитивной формы аффекта». Стремиться к могуществу означает стремиться к преодолению препятствий, и это на самом деле означает испытывать неудовольствие, поскольку любое препятствие для воли к власти воспринимается как таковое. Таким образом, неудовольствие есть не что иное, как « нормальный ингредиент всякого органического процесса». В соответствии с данной интерпретацией просто невозможно исключить неудовольствие, страдание из природы вещей. А удовольствие – это не что иное, как переживание при преодолении препятствий. Препятствия лишь стимулируют волю к власти и являются прелюдией к удовольствию. Ницше стремится сказать ( и здесь звучит известный нам мотив его философии ), что существует два вида неудовольствия, один из которых является показателем ослабления, или упадка, воли к власти. Это её истощение. Бывают неудовольствия, которые стимулируют силу, и бывают неудовольствия, которые указывают на ослабление силы и понижение способности противостоять давлению окружающего мира. Имеются два соответствующих вида удовольствий – удовольствия от победы противоположны удовольствиям спячки. Ницше был глубоко убежден, что воля к власти представляет собой универсальный принцип и его действие в той или иной форме можно обнаружить на каждой ступени существования. На ступени интеллектуальной жизни воля к власти обнаруживает себя в форме интерпретаций, даваемых людьми жизни : искусство, наука, религия. Философия говорят от имени воли к власти. Повторим ещё раз, что очень важно понимать, что мы неотделимы от того, что мы делаем. Мы суть воля к власти, побуждающая нас стремиться вовне и использующая интерпретации в качестве побуждающего мотива. Интерпретирование, следовательно, - это не то, что мы делаем, а то, что мы есть на самом деле: мы живем нашими философиями , а не просто владеем ими. «Мы не имеем права спрашивать : «Кто же истолковывает?» – но само истолкование как форма воли к власти имеет существование ( но не как «бытие», а как процесс, как становление) как аффект». Интерпретации следует придавать более широкое значение, чем мы привыкли это делать : «В действительности интерпретация сама есть лишь средство достигнуть господства над чем - нибудь. Органический процесс постоянно предполагает интерпретирование ». Все наши категории мышления – вещь, свойство, причина, действие, реальность, видимость и т.д., - все они суть интерпретации, которые нужно понимать «в аспекте воли к власти». Воля к власти – это жажда свободы в тех, кто оказался в рабстве. Это стремление господствовать и превосходить других в тех, кто является более сильным и более свободным. Но «в тех, кто является более сильным, богатым, независимым и отважным, воля к власти проявляется как любовь к человечеству, или к ближним, или к Евангелию, или к истине, или к Богу…». Это утверждение покажется странным и выпадающим из общего русла его философии для тех, кто знаком с Ницше лишь понаслышке. Но тот, кто внимательно следил за его рассуждениями, сразу увидит в этом намёк на аскетический идеал. В нём заключена суть самодисциплинирующего принципа воли к власти. Самые могущественные люди, писал он в « По ту сторону добра и зла », всегда преклонялись перед святым, поскольку они чувствовали в нём силу, которая через самоистязание, борьбу с собой находила своё воплощение в самодисциплине. «Они почитали нечто в себе, почитая святого», - писал Ницше. «Они должны были справиться у него…».Его опыт, видно, и есть тот шаг, который надлежит сделать в направлении более высокой цивилизации. Учение о воле к власти разбросано по всем текстам философа. Оно заключается в том, что мир есть то, что мы сами сделали и должны воспроизводить, что у него нет никакой другой структуры, а также значения, помимо тех, которые мы ему приписываем. В зрелый период творчества Ницше учение о воле к власти находится в таком же отношении к учению о нигилизме, в каком находилось аполлоновское начало к дионисийскому в ранний период его творчества. Обе эти силы, или понятия, дополняют друг друга . Нигилизм необходим, чтобы расчистить почву для подлинного творчества, представив мир во всей его наготе, лишенным значения или формы. А воля к власти навяжет неоформленной субстанции форму и придаст значение, без чего мы не могли бы жить. Как мы будем жить и о чём мы будем думать – об этом только мы сами можем сказать.
2.Концепция личности в философии Ф.Ницше
2.1 Личность как объект философского изучения Ницше: по материалам ранних работ Для понимания истоков философии Ницше важное значение имеет его ранняя, неоконченная и неопубликованная при жизни работа « Философия в трагическую эпоху Греции». Здесь Ницше резко противопоставляет две эпохи в развитии древнегреческой философии: эпоху ранних греческих философов, досократиков, и эпоху, начавшуюся с деятельности Сократа. В противоположность традиционной точке зрения о « наивности» досократиков по сравнению с Сократом, Платоном, Аристотелем и их эллиническими последователями, Ницше доказывает, что досократики обладают явными преимуществами перед последними. Не системность, не рациональная строгость, а соответствие основным интенциям развития человека и культуры – вот в чем Ницше видит значение философии. Этот критерий заставляет его отдать предпочтение философам-досократикам перед более поздними греческими философами. Первые были в согласии со своей эпохой, с её естественным и цельным развитием, в то время как последние думали уже только о своем собственном будущем, а не о будущем человека и культуры. В самых ранних работах Ницше проступает два важнейших принципа, на которых будет строиться всё его «зрелое» мировоззрение. Во-первых, это представление о «пластичности», непредсказуемой изменчивости культуры и самого человека, представление, заставляющее Ницше считать важнейшим философским понятием понятие становления. Во-вторых, это убеждение в первостепенном значении философии как реального фактора, способного как помочь развитию человека и культуры, так и воспрепятствовать этому развитию, провести культуру к застою и даже деградации(позже эта тема особенно ярко зазвучит в применении к «негативной» роли христианства).Философия, по Ницше, это особый образ жизни, связанный с пониманием самой сущности жизни и, значит, со способностью руководить ходом истории и развитием культуры. « Для меня, - пишет Ницше, - философ имеет значение ровно настолько, насколько он может давать пример. Что своим примером он может увлечь собою целые народы, - в этом нет сомнения; это показывает история Индии, которая почти тождественна с историей индийской философии».
Не удивительно, что среди ранних греческих философов в качестве самого значительного и наиболее близкого себе Ницше выделяет Гераклита, ведь именно Гераклит впервые выразил идею становления, развития всего сущего. Ницше особенно подчеркивает, Что Гераклит в отличие от более поздних философов, также признававших универсальность становления, отрицает наличие некоего сверхэмпирического мира, в котором господствует неизменность. Он не боится признать становление абсолютным качеством бытия и не ищет для мысли опоры в некотором « вечном» и «неизменном» мире. Ницше также высоко оценивает стремление Гераклита к конкретному, интуитивному мышлению, избегающему абстракций, «иссушающих» все живое и становящееся .
Для понимания подлинного смысла идей Ницше очень многое дает его первая известная книга « Рождение трагедии». Её основная метафизическая конструкция лаконично выражена в предисловии, написанном через много лет после первой публикации этой работы, фактически в конце сознательной творческой жизни её автора. Как пишет Ницше, « вся книга признает только художественный смысл, явный или скрытый, за всеми процессами бытия- « Бога»,если вам угодно, но конечно, только совершенно беззаботного и неморального Бога- художника, который как в созидании, так и в разрушении, в добром, как и взлом, одинаково стремиться ощутить свою радость, свое самовластие, который , создавая миры, освобождается от гнета полноты и переполненности, от муки сдавленных в нем противоречий. Мир, в каждый миг своего существования (есть ) достигнутое спасение Бога, как вечно сменяющееся, вечно новое видение, предносящее преисполненному страданий, противоположностей, противоречий, который способен найти свое спасение лишь в иллюзии…». Типично гностическая мифологема «страдающего Бога»,несущего в себе неразрешимые противоречия. Ницше ясно подчеркивает смысл своего принципиального расхождения с Шопенгауэром и Кантом. Для последних признание мира только «представлением» означает приговор миру, отказ от « доверия» к миру, это ведет к тому, что «за» миром постулируется некая « подлинная» реальность; для Ницше же цель, как он сам формулирует, - научиться « искусству посюстороннего утешения», позволяющему принять наш мир и нашу жизнь в качестве главной ( если не единственной) сферы бытия. Кажется, что последнее суждение вступает в противоречие с многочисленными утверждениями, разбросанными по всему тексту работы, о том, что феномен дионисийства непосредственно отражает связь человека с Первоединым . Первоединое в этом контексте выступает как та « потусторонняя» метафизическая сущность, за полагание которой Ницше критикует всю классическую философию и Шопенгауэра. Однако как раз в этом пункте Ницше решительно отходит от буквального следования Шопенгауэру и начинает движение к новой метафизической конструкции, устраняющей разделённость двух миров – земного (пространственно- временного, эмпирического ) и божественного (вечного, сверхэмпирического ). Помогает ему в этом всё тот же Гераклит. Его идея посюстороннего первоединого ( мирового огня) позволяет преодолеть наваждение платоновского дуализма и наметить контуры новой метафизики, в которой трансцендентный Абсолют оказывается одновременно имманентным нашей земной реальности. Переходный характер « Рождения трагедии»,причудливое соединение в этой работе ещё непреодолённых чужих влияний и вызревающих новаторских идей наглядно отражается в том, что этот трансценденто-имманентный Абсолют Ницше называет и Первоединым и жизнью .Второе предвосхищает главную составляющую будущей философии Ницше – метафизическую интерпретацию «жизни» , как иррациональной основы всего сущего. При этом в « Рождении трагедии» более ясно и прямо, чем в последующих работах, выступает связь утверждения об универсальности жизни с признанием центрального положения человека в бытии, благодаря чему жизнь как абсолютное начало всего сущего почти отождествляется с « жизненной силой» ( позже она получит название воли к власти ), прорывающейся в каждой личности. Ведь отдельный человек находится в нерасторжимой связи с Первоединым ( жизнью), и эта связь постоянно «подтверждается» его диониссийскими состояниями,в то же время весь остальной ( « неживой» ) мир есть только представление Первоединого и, значит, представление личности. То, что именно человеческую личность Ницше понимает в качестве единственной адекватной формы « явления» Первоединого, или жизни, в «Рождении трагедии» становится ясным из анализа образа эсхиловского Прометея Мифу о Прометее и соответствующему образу трагедии Эсхила Ницше придаёт универсальное значение, считая этот миф выражением «сущности всего арийского мира». Если учесть, что через противопоставление арийского и семитского мира Ницше описывает различие «истинного» и « ложного» пути культуры и человека – движения ( через внедрение в сознание людей и в культуру понятий вины, греха и долга )- с другой, станет ясно, что интерпретация мифа о Прометее в его работе выступает как символическое отражение единственно верного отношения человека к своей жизни и к своей судьбе. « Несчастье, коренящееся в сущности вещей, которое сознательный ариец не склонен отрицать путем кривотолков, противоречие, лежащее в самом сердце мира, открывается ему как взаимное проникновение двух различных миров, например божественного и человеческого, из коих каждый как индивид прав, но, будучи отдельным и рядом с каким-либо другим, неизбежно должен нести страдание за свою индивидуацию. При героическом порыве отдельного ко всеобщности, при попытке шагнуть за грани индивидуации и самому стать единым существом мира – этот отдельный на себе испытывает скрытое в вещах изначальное противоречие, т.е. он вступает на путь преступлений и страданий». Очевидно, что в данном контексте противоположность божественного и человеческого Ницше понимает не в духе платоновского дуализма истинного и иллюзорного бытия, а в смысле гностических ересей христианства (манихейство) и древневосточных религиозно-философских систем ( зороастризм) – как внутреннюю противоречивость единственного, «посюстороннего» мира. Подобно тому, как в гностических ересях признание этого «внутримирового» дуализма вело к резкому усилению значения личной позиции человека в борьбе двух сил мироздания, так и с помощью своей интерпретации мифа о Прометее Ницше обосновывает своеобразный титанизм, предельно возвышающий человек. Поскольку его основа – принцип единства-тождества человека с Первоединым, то оказывается, что прометеевское, титаническое начало является непосредственным отражением и реализацией в каждый момент жизни человека дионисийского начала в нём. «Титаническое стремление стать как бы Атлантом всех отдельных существ и на сильных плечах нести их все выше и выше, все дальше и дальше и есть то, что объединяет прометеевское начало с дионисическим». Впрочем, необходимо отметить, что эта тема – тема прометеевского, титанического начала в человеке, ответственности человека за свою позицию в борьбе полярных начал мироздания – в «Рождении трагедии» появляется лишь в одном эпизоде(при анализе эсхиловской трагедии о Прометее) и слабо связана с главной линией рассуждений Ницше. Более ярко и прямо эта тема зазвучит в статьях из цикла «Несвоевременные размышления»,
созданные вслед за первой книгой Ницше. Именно в этом аспекте указанные статьи представляют особый интерес для понимания исходных принципов философской антропологии Ницше. Прежде всего необходимо заметить, что нигде в других сочинениях философа мы не находим столь решительного утверждения идеи абсолютной уникальности каждой личности. Ницше настаивает на том, что эта уникальность является по существу только заданной, а не данной, личность призвана к тому, чтобы всю свою жизнь посвятить раскрытию своего внутреннего неповторимого содержания, своей уникальности. «В сущности, - пишет Ницше, - каждый человек хорошо знает, что он живет на свете только один раз, что он есть нечто единственное и что даже редчайший случай не сольёт уже вторично столь дивно- пестрое многообразие в то единство, которое составляет его личность; он это знает, но скрывает, как нечистую совесть, - почему ? Из страха перед соседом, который требует условности и сам прячется за неё…Одни лишь художники ненавидят это небрежное щеголяние в чужих манерах и надетых на себя мнениях и обнажают тайну, злую совесть каждого, - положение, что каждый человек есть однажды случающееся чудо…». Главная проблема нашего существования в том, что мы подчиняемся общепринятому, живем в соответствии с всеобщими нормами и требованиями среды и тем самым теряем свою уникальность, т.е. теряем себя ; «никто не осмеливается проявить свою личность, но каждый носит маску или образованного человека, или ученого, или поэта, или политика».
Принимая невозможность реализации идеала уникальности и неповторимости в жизни каждого человека, Ницше уточняет этот тезис в том смысле, что каждый человек должен отдать свою жизнь служению делу создания грядущих совершенных личностей. В своей работе «Шопенгауэр как воспитатель» Ницше говорит :«Ибо вопрос гласит ведь так: каким образом твоя жизнь – жизнь отдельного человека – может приобрести высшую ценность и глубочайшее значение? При каких условиях она менее всего растрачивается даром? Разумеется, лишь в том случае, если ты живешь для пользы редчайших и ценнейших экземпляров, а не для пользы большинства, т.е. экземпляров наименее ценных , если брать их поодиночке. И именно этот образ мыслей нужно внедрять и укреплять в каждом молодом человеке, чтобы он смотрел на себя как на неудавшееся произведение природы, но вместе с тем как свидетельство величайших и чудеснейших намерений этой художницы ; ей не удалось это – должен он сказать себе – но я хочу почтить её великое намерение тем, что буду стараться, чтобы когда-либо ей это лучше удалось». Здесь мы сталкиваемся с характерным противоречием во взглядах Ницше, которое и в дальнейшем, хотя и не в столь явной форме, останется главным противоречием его философии. Та метафизическая модель человека, которая лежит в основе всех его размышлений, безусловно, предполагает, что именно отдельная личность, во всей её конкретности и полноте, является центром бытия, только в этом случае приобретает глубокое оправдание борьба Ницше с традиционным пониманием человека, предполагающим приоритет всеобщей духовной субстанции над отдельными эмпирическими индивидами. Как мы только что видели, в одной из своих ранних работ Ницше прямо провозглашает первичность отдельной личности, абсолютное значение её неповторимой индивидуальности. Тем не менее при конкретной разработке своего учения и его (метафизическом) становлении он приходит к тезису, вступающему в непримиримое противоречие с этой идеей: он утверждает, что абсолютность личностного бытия не может быть реализована в каждой личности, и, значит, огромное количество «низших» личностей в своем существовании не могут быть признаны самодостаточными, значимыми сами по себе, а должны рассматриваться только как «материал», как промежуточные «пробы» для проявления «высших» личностей. Именно эта тенденция при её прямолинейном проведении и при полном забвении первой, противоречащей ей тенденции, ведет к тому упрощенному варианту «ницшеанства», который создал миф о Ницше как антигуманисте и проповеднике войны и насилия. Для правильной оценки мировоззрения немецкого философа нужно постоянно помнить о присутствии в его философии обеих тенденций и, кроме того, учитывать , что вторая тенденция не должна пониматься в вульгарно - биологическом смысле, в том смысле. Что миллионы жизней служат только «унавоживанию» почвы, необходимому для появления отдельных «высших» индивидов. Даже проведенная цитата позволяет утверждать, что для Ницше значение неудачных экземпляров человеческого рода состоит не в том, что они служат грубым «материалом» для появления «высших», а в том, что они своим пониманием идеала человеческого развития и своей неудовлетворенностью собственной жизнью вносят в культуру мощный заряд устремления к этому идеалу. Каждая новая личность, входящая в жизнь и в культуру, под воздействием этого заряда с большей энергией и настойчивостью ищет истинной жизни и борется за полноту своей уникальности, за полноту воплощения идеала. В конечном счете именно эта непрекращающаяся борьба индивидов за свое совершенство, передающееся «по наследству» через культуру, и должна привести к появлению «высших» представителей человечества. Такая интерпретация идей Ницше подразумевает, что жизнь ( и воля к власти как её сущность ) реализуется в человеке прежде всего через его творческие усилия по созиданию культуры. Не вызывает никаких сомнений, что в своих ранних работах Ницше именно так использует понятие жизни, а биологические аналогии являются только аналогиями. Лишь в поздних работах ( особенно в книге « По ту сторону добра и зла») эти аналогии приобретают самодовлеющий характер, и возникает тенденция к чисто биологической интерпретации понятий жизни и воли к власти. Однако целостное восприятие всего комплекса идей Ницше заставляет признать этот сдвиг в сторону биологизма, скорее, следствием его нарочитого радикализма, постоянного желания эпатировать благонамеренного обывателя. .
2. 2 Представление о личности в зрелых работах Ницше В поздних работах Ницше его постоянное обращение к « высшим» личностям, к «героям», противостоящим «серой массе», «чандале» ,затемняет идею абсолютного значения каждой личности. Однако по существу эта идея не исчезает из его философии, она просто отодвигается на второй план в связи с тем, что теперь речь идет не о метафизике человека, а о его наличном существовании в системе норм и правил культуры. Постулат метафизической абсолютности каждого при этом совмещается с признанием различной степени реализации этой абсолютности в наличных условиях. Не веря в возможности людей осознать и выразить свою потенциальную абсолютность, Ницше обращается только к тем, кто достиг в своей жизни достаточной полноты ответственности за себя, за будущее культуры и общества – ответственности, обусловленной как раз этой абсолютностью. Здесь можно видеть разочарование в человеке, утрату веры в то , что каждый из нас способен в своей жизни превзойти себя и стать неповторимой плодотворной личностью, творящей культуру и оказывающей мощное воздействие на окружающий мир и людей вокруг. Тем не менее нужно подчеркнуть, что такая вера , безусловно, присутствовала в душе молодого Ницше и отразилась в его сочинениях, в связи с чем по отношению к его более поздним работам нужно говорить именно о разочаровании, об утрате веры. Об этой вере свидетельствует не только статья «Шопенгауэр как воспитатель», но и написанная вслед за ней статья «О пользе и вреде истории для жизни» из того же цикла «Несовременные размышления».
Рассматривая в этой работе отношение личности к истории, Ницше по существу решает ту же проблему, что и в предыдущей статье, - пытается описать различие «истинной» и «неистинной» жизни. «Неистинный» путь, препятствующий раскрытию уникальности личности и подавляющий её творческий потенциал, Ницше связывает здесь с «историческим образованием», навязываемым каждому из нас современным обществом. Человека приучают принимать все события его бытия не в их собственном смысле, не в их значении для него самого, а в том смысле, который определен их положением в историческом процессе, их ролью в истории. Но, как считает Ницше, чисто «историческое» отношение к жизни просто невозможно, то, что мы называем историей и нашим представлением о ней, есть соединение исторического и неисторического ; нет никакой «объективной» истории, есть форма взаимодействия жизни, реализующей себя в личности, с цепью событий, протекающих в мире и затрагивающих личность . На основании этого Ницше выделяет три вида истории : монументальную, антикварную и критическую, каждая из которых есть форма «организации» личностью потока событий ради реализации своих жизненных целей (монументальная – ради деятельности в мире, антикварная – ради сохранения существующего состояния, критическая – ради оправдания и искупления своих страданий).
Смысл «неисторического» чувства остаётся у Ницше не до конца проясненным ; в то же время правильная его интерпретация имеет большое значение для понимания взглядов философа. Ницше выделяет здесь два момента. Первый – это собственно неисторическое восприятие мира, заключающееся в том, что человек замыкается в данном событии и не желает оценивать его исходя из исторической перспективы. Второй аспект, над - историческая точка зрения, как её называет Ницше, - это способность встать над историей, в результате чего «мир в каждое отдельное мгновение представляется как бы остановившимся и законченным». Ницше не связывает эту над – историческую позицию с причастностью личности к некоторой вечной, сверхисторической реальности, тем не менее невозможно понять, как можно говорить об этой позиции, если не предполагать наличие вечных элементов в структуре реальности. В результате в философии Ницше все-таки сохраняется место для Абсолюта, хотя и очень непохожего на тот, который характерен для платоновской традиции ( Абсолют как обособленный трансцендентный мир). В более поздних работах Ницше радикально отвергает наличие в мире Абсолюта в любом возможном смысле, но именно поэтому его взгляды становятся гораздо менее последовательными, - ведь способность человека занять над – историческую позицию по-прежнему признается им ( хотя и не столь явно ); на такой позиции стоит, например, его Заратустра Интерпретация «над- исторического чувства» как выражения причастности личности некоторой сверхисторической реальности ,трансцендентно-имманентному Абсолюту, становится ещё более правдоподобной, если мы учтем рассуждения Ницше о тех целях, которые человек должен полагать себе в истории. Собственно говоря, главная цель не изменяется по сравнению с тем, как Ницше понимал в её предыдущей статье из «Несовременных рассуждений»; это - раскрытие уникальной полноты бытия, заложенной в каждой личности, эта мысль приводит к следующему принципу, который он излагает в работе « О пользе и вреде истории для жизни»: «Цель человечества не может лежать в конце его, а только в его совершеннейших экземплярах». Этим «совершеннейшим экземпляром» может стать каждый, но далеко не каждый реализует эту потенциальную возможность; констатация этого печального факта и заставляет Ницше обращаться не к каждому, а к избранным . Самое интересное в данном случае заключается в том, как Ницше описывает те необходимые условия, при которых только и возможна реализация творческого начала в человеке. Возможно «сотворение» им себя самого, раскрытие своей потенциальной бесконечности. Главным из этих условий Ницше называет атмосферу иллюзии; «только в любви, только осененный иллюзией любви может творить человек, т.е. только в безусловной вере в совершенство и правду. У каждого, кого лишают возможности любить безусловно, этим подрезываются в корне его силы : он должен увянуть, т.е. сделаться бесчестным».Безусловность веры в совершенство и правду может иметь основанием онтологическую реальность высшего совершенства, так эта вера обосновывалась в традиции христианского платонизма. Отвергая онтологическую реальность совершенства, Ницше, казалось бы , не имеет никаких оснований настаивать на безусловности нашей веры. Делая это, он фактически утверждает наличие чего-то абсолютного в бытии, замещающего «высшую реальность» Платона. Нетрудно понять, что здесь речь идет об абсолютности самой веры, т.е. об абсолютности личности, исповедывающей эту веру. Признавая наш эмпирический мир единственным метафизически реальным миром, Ницше сохраняет понятие Абсолюта за счет признания Абсолютом человеческой личности. При этом абсолютность личности у Ницше проявляется через её способность говорить решительное «нет!» несовершенству и неправде мира, через способность находить в себе идеал совершенства и правды, - пусть даже только «иллюзорный»,но принимаемый безусловно и абсолютно, наперекор грубой фактичности мира явлений. «Так, например, - пишет Ницше, - тот факт, что Рафаэль должен был умереть, едва достигнув 36 лет, оскорбляет наше нравственное чувство: существо, подобное Рафаэлю, не должно умирать…Сколь немногие из живущих имеют вообще право жить, когда такие люди умирают! Что живы многие и что тех немногих уже нет в живых. Это – только грубая истина, т.е. непоправимая глупость, неуклюжее « так уж заведено», противопоставленное моральному «этого не должно быть». Да, противопоставленное моральному! Ибо о какой бы добродетели мы ни говорили - о справедливости, о великодушии, о храбрости. О мудрости и сострадании человека, - везде он добродетелен потому, что он восстает против этой слепой власти факторов, против тирании действительного и подчиняется при этом законам, которые не тождественны с законами исторических приливов и отливов». «Эгоизм», о котором пишет Ницше и в рассматриваемой работе и в последующих сочинениях, нужно понимать как метафизическую концепцию, как утверждение абсолютности каждой личности и её ответственности за себя и за мир вокруг. Итогом подобного «эгоизма» (при его правильном понимании и правильном применении к жизни, что доступно, по Ницше, лишь немногим ) является не эгоистическое поведение в нашем обычном словоупотреблении, а скорее противоположный образ действий - готовность пожертвовать собой ради великих целей, ради величия личности как такового. Как пишет Ницше в работе « О пользе и вреде истории для жизни» : «для чего существует отдельный человек – вот что ты должен спросить у самого себя, и если бы никто не сумел тебе ответить на это, то ты должен попытаться найти оправдание своему существованию, ставя себе самому известные задачи, известные цели, известное «ради», высокое и благородное «ради». Пусть тебя ждет на этом пути даже гибель - я не знаю лучшего жизненного жребия, как погибнуть от великого и невозможного».
Обозначенное представление о личности без труда можно обнаружить и в зрелых работах Ницше. Особенно важно это сделать в применении к важнейшему понятию зрелого Ницше – к понятию сверхчеловека. Оказывается, что даже в нем есть признание абсолютности каждой конкретной эмпирической личности. В «Так говорил Заратустра» речь идет о «преодолении» человека, и кажется, что если и можно говорить о сверхчеловеке как цели человеческого развития, то лишь в качестве общей, «родовой» цели. Однако слова о «преодолении» человека, о том, что он «мост, а не цель», можно понять как метафору, обозначающую преодоление человека самим человеком и в самом человеке . Становление сверхчеловека происходит внутри каждой личности – за счет её глубокой творческой энергии, укорененной в потенциальной бесконечности её бытия, не знающего ограничений и необходимости . Термины «животное», «человек» и «сверхчеловек», которые заставляют некоторых интерпретаторов говорить об «антигуманизме» Ницше и о забвении им божественного начала личности, на деле служат лишь метафоричному описанию этапов развития личностного начала – укорененного в бытии и принадлежащего бытию как таковому. В этом смысле правильнее было бы назвать позицию Ницше сверхгуманизмом,
поскольку он не просто отвергает отдельную эмпирическую личность за её несовершенство и творческую «немощь», а требует «преодоления», обращаясь в ней самой к её – пока потенциальной – бесконечной творческой силе. И именно полагание «потенциальной» абсолютности личности заставляет его быть безжалостным к её внешней форме, к её «видимости», которая должна быть преодолена через раскрытие её подлинной абсолютной полноты. Такая интерпретация идеи сверхчеловека получает веское подтверждение, если обратить внимание на центральную идею книги « Человеческое, слишком человеческое» – идею «происхождения» всех наших идей, верований, представлений , а также самой «картины мира»,полагаемой нами в качестве «истинного» мира, из процесса становления человека . По сути, Ницше ведет здесь речь о зависимости мира явлений в той форме, которая предстает нам в нашем каждодневном опыте, от человека – о постепенном «складывании» этой формы в рамках истории человека и его сознания. Важно отметить, что это утверждение Ницше ничего общего не имеет с идеей Шопенгауэра о мире как «представлении», это следует хотя бы из того, что точку зрения Шопенгауэра он упоминает как одно из радикальных заблуждений, порожденных верой в наличие «объективной» реальности. Самое главное различие, которое делает новую позицию Ницше скорее противоположной позиции Шопенгауэра, чем схожей с ней, - это решительное отрицание какого-либо «метафизического» мира, т.е. чего-либо находящегося за пределами личности человека и мира явлений, зависимого от личности. Ницше утверждает: именно совокупность творческих центров Я, совокупность личностных начал, выступающих как подлинно первичное и абсолютное в бытии, «порождает» все мировое бытие, « творит» его. Тот факт, что Ницше не конкретизирует смысл этого «творения», конечно, делает его мысль менее доступной и понятной, однако её было бы неверно трактовать метафорически. Как обозначение производности только «мира» человеческой культуры и человеческих ценностей. Безусловно, здесь необходимо видеть ту форму интерпретации отношения личности к мировому бытию и к бытию как таковому. Представление о зависимости мира, в той форме, как он явлен нам, от установок и творческой энергии человеческих личностей остается, хотя и важным, но только эпизодом в трудах Ницше. Все свое внимание он обращает на критику того состояния культуры, которое каждый человек застает как данность и которое препятствует раскрытию указанной творческой энергии. В идее сверхчеловека заключено убеждение в бесконечном творческом становлении самого Бытия, концентрирующемся в каждой отдельной личности. Если можно говорить о какой-то связной метафизике, лежащей в основе зрелых сочинений Ницше, то это метафизика основывается на признании человеческой личности – каждой конкретной личности и метафизического единства всех личностей – в качестве абсолютного начала и источника бытия . При этом отличие состояния человека, в котором он пребывает сейчас, от обозначаемого термином «сверхчеловек»,заключается «только» в том, что в последнем состоянии человек раскрывает свое подлинное значение, переводит его из формы потенциальности в форму актуальности.
3. Ницше и гуманизм
3.1 Классический гуманизм Первоначально гуманистами называли образованных людей, состоявших в переписке друг с другом .Отсюда гуманизм можно определить как дружеское общение при помощи писем. Уже во времена Цицерона гуманистами называли людей, умеющих пользоваться алфавитом, использующих язык для воздействия на людей с целью их облагораживания. С тех пор как философия сформировалась как писательство, они тоже стала идентифицировать любовь и дружбу не только мудростью, но и посредством текстов. Благодаря чему и сегодня спустя две с половиной тысячи лет сохраняется философия, это её способность писать тексты для друзей и о дружбе. Её можно рассматривать как непрерывную цепь посланий от поколения к поколению . Первым важным посланием была греческая литература, а её первыми получателями и читателями – римляне. Усилиями римских гуманистов содержание греческой культуры оказалось открытием для империи и позже для всего европейского мира. Они ещё не осознавали, что правило игры в письменную культуру не предполагает личного знакомства отправителя и адресата. Кажется авантюрой посылать тексты неизвестным получателям . Так и было бы, если бы не существовало кода, благодаря которому греческая философия могла транспортироваться в форме письма, ставшего способом передачи традиции. Дружба на расстоянии предполагает не только тексты, но истолкователей. Без готовности римлян дружить с греческими писателями, без способности воспринять соответствующие правила игры, предполагаемые письмом, их произведения никогда бы не проникли в европейское культурное пространство. Во многом благодаря способности читать античные тексты, мы сегодня можем вести речь на своем языке о гуманных вещах . Оценивая эпохальное значение греко-римской письменной коммуникации, следует учитывать особенности отправки и получения философских текстов. Прежде всего отправитель не знает его получателя. Даже если речь идет о письме к далекому. Но знакомому другу, философский текст пишется с расчетом на большое количество безымянных и даже не родившихся читателей. С эротологической точки зрения гипотетическая дружба автора и читателя, отправителя и получателя послания является любовью на расстоянии, любовью к дальнему, о которой критически писал Ф.Ницше. Он указывал, что письмо - не просто коммуникативный мост между друзьями, разделенными расстояниями, а сама операция разделения. В европейской магии письма оно и есть «действие на расстоянии», целью которого является включение другого в круг дружеского общения . Письмо или книга – это приглашение к дружбе.
Первоначально гуманисты были не более чем сектой грамматиков, которой в отличие от других удалось сделать свой проект универсальным. Это произошло при государственной поддержке специальных дисциплинарных учреждений, развивающих письменную культуру в определенных рамках. Это прежде всего школы, гимназии и университеты, где грамматические, логические, научные и литературные стандарты согласуются с политическими. Благодаря им возникает некая принудительная дружба, организованная каноном лекций. Теперь уже не только античные и христианские, но и национальные авторы образуют круг чтения публики, которая формируется на основе литературы и театра, музыки и живописи. 3. 2 «Физиология» гуманизма Ницше На первый взгляд Ницше выглядит духовным аристократом, ненавидевшим толпу, радикальным индивидуалистом, противопоставлявшим свободу социальным нормам, литературным романтиком. Тяготевшим к древним трагедиям и темным сторонам человеческого бытия. Он также противник буржуазной морали и социологии, предметом которой стал « последний человек», придерживавшийся эгалитарных нивелированных ценностей. Формулу «смысл жизни» Ницше модифицировал как вопрос : что есть ценного в жизни, чем она вообще ценна ? Он полагал, что ответить на этот вопрос нужно не умозрительно, а жизненно, т.е. не теорией, а экзистенцией. Поэтому следует обратить внимание не только на то, как люди теоретизируют или морализируют, а и на то, как живут. Отсюда вытекает требование « переоценки всех ценностей». Понятие ценности замыкается на человеке, но своим основание имеет не его удовольствие, благополучие, счастье, но прежде всего такие абсолютные идеалы, которые не выполняются в условиях земного существования и поэтому ц3енностно ориентированный человек постоянно недоволен собой. Ценность это не то, что можно иметь как «добро» в смысле материально ценных предметов. Ценность как значимость указывает на отсутствие чего-то; она связана не с предметами, а выступает как знак потребности, т.е. различитель того, что нужно и не нужно. Если вопрос о ценности замыкается на человека, который верит в необходимость и ценность жизни, то это приводит к вопросу о смысле человека, о смысле жизни. Традиции самопознания Сократа и Платона Ницше противопоставлял «психологию» и даже « физиологию» культуры. Он описывал познание как « очеловечивание» сущего, т.е. восприятие мира с точки зрения потребностей. Множество афоризмов Ницше указывает на то, что человек смотрит на вещи сквозь призму собственных потребностей и познает не мир, а себя самого. Закономерности, приписываемые миру, есть законы человеческого бытия в мире, который есть не что иное, как «инвентарь человеческого опыта».Однако антропоморфизация оборачивается у Ницше чем-то странным, если учесть, что он описывает человека как животное. Он характеризует человека как «патетическое», «неполноценное», «больное» животное. «Человек – это обезьяна Бога», то «плачущее», то «смеющееся», то «счастливое», то «несчастное» животное. Еще более интригующе выглядит определение человека как «интерпретирующего существа» : он везде ищет смысл, даже там, где его нет, - в событиях и явлениях. Он вкладывает смысл «инстинктивно» в вещи, события, тексты ; из всего делает знаки, везде ищет значение, и это относится прежде всего к ценностям и целям. Так происходит отчуждение от собственно животной природы. Человек становится то выше, то ниже животного. Способный не только познавать, но и действовать, он не ограничивается конструированием образа мира и преобразует его для своих нужд, изменяя при этом самого себя. Человек - само себя создающее существо, творящее не только «вторую природу», но также третью, четвертую и т.д. Становясь более искусственным, он при этом остается природным существом. Ницше нервически относится к социальному контексту. Не в силах отрицать факт социальности, он описывает становление человека на основе общения с другими людьми. Человек создается культурой в качестве экземпляра рода. Человек – это «социальное животное»,для которого даже разговор с Богом выступает частью социального общения. Социальность бытия оказывается констатирующим фактором генеалогии ценностей и смысла. Мир возникает как продукт отношения по меньшей мере двоих человек . При этом интерпретация собственного положения в бытии определяется взглядом другого. Ницше раскрывает общественный характер человеческой души, в которой имеется то, что вложено в человека обществом. Конечно, социальность человека – это не то, что интересует Ницше. Предмет его внимания может быть назван «физиологией» или антропологией культуры. При этом речь идет о сильных, твердых характерах, о верности, честности, добре и зле, государственном инстинкте и солидарности людей. Об этом много говорили античные философы, ибо воплощение философских идей предполагает определенные человеческие качества. Сегодня воспитание человека понимается как процесс познания самого себя, как управление «страстями души» на основе разума. Вместе с тем один из родоначальников этой программы- Спиноза – понимал, что разум бессилен перед аффектами, и Ницше подхватывает его учение, согласно которому управление человеком осуществляется как игра аффектов. Поведение людей определяется не понятиями, а борьбой, где одна сила ограничивает другую силу. Отсюда развитие культуры он описывает не в терминах производства идей, а как волю к власти. В поздних сочинениях Ницше кроме душевного пафоса и страстей учитывает изменение страстишек, мелких чувств, он говорит об изменении слуха и оптики, о деформации телесных органов. Их измельчение он усматривает даже в ритмах сердца и работе кишечника. Возможно, он увлекся психологической риторикой и, исчерпав её взялся за «физиологические» аргументы, но то, что получилось, вышло за уровень метафорики и стиля. Современный человек болеет не так как древний, страдавший в основном от ран. Наши болезни – следствие дурного образа жизни, а он – продукт способа мышления. Таким образом, подлинная критика нашей культуры написана языком тела. Мысль идет своей дорогой и все дальше уходит от жизни или, точнее, порождает свою действительность. Но расплата приходит откуда не ждали. За мысль приходится расчитываться усыханием плоти. Только болезнь и смерть заставляют одуматься . Отсюда как болезнь, так и некоторую моральную неустойчивость Ницше оценивает положительно. Инновация происходит первоначально как аномалия. И новое творится не красивыми гениями, а болезненными безумцами. Сила общества в порядке, который требует сильного характера, надежности, честности, логичности и последовательности . На воспитание такого характера государство тратит значительные средства, но в результате люди, замечает Ницше, глупеют, они не видят новых возможностей и застывают в безжизненной стагнации. Он указывает на то, что человек с одним глазом лучше развивает свою способность видеть чем тот, кто наделен двумя глазами. Важно в ходе мысли Ницше то, что он при обсуждении исторического прогресса переходит от анализа идей или технологий к анализу «физиологий». Условием новой плодотворной идеи оказывается не столько усердное размышление за письменным столом, сколько телесная аномалия или болезнь. Вспомним, как Ницше отвечал на вопросы : как я пишу хорошие книги, почему я такой умный ? На эти вопросы пишущие обычно отвечают, что книги пишутся из книг, для создания хорошей книги надо много знать и пережить, а главное, отказаться от прелестей жизни и вести крайне аскетический духовный образ жизни. Ницше расценивает свои молодые годы учения как аскезу, подрывающую физическое здоровье : день проходит в библиотеке за книгами, а вечер – в театре. Экзальтация духа сушит тело. Автор обладает телом без органов. Как паук, он плетет паутину из головы. В её сети попадают далекие незнакомые читатели, которые становятся жертвами духа. Он предает жизнь и питается мертвечиной. Ницше излагает историю своей болезни как результат нездорового образа жизни европейского интеллектуала. При этом он меняет представление о болезни и здоровье. Болезнь расценивается нами как несчастье и каждый больной мечтает как можно скорее выздороветь, чтобы вести прежний образ жизни. Напротив, Ницше расценивает свою физическую болезнь как выздоровление духа: «Рассматривать с точки зрения больного более здоровые понятия и ценности, и наоборот, с точки зрения полноты и самоуверенности более богатой жизни смотреть на таинственную работу инстинкта декаданса – таково моё длительное упражнение, мой единственный опыт» - пишет Ницше в своей работе «человеческое, слишком человеческое». Захватывающая прелесть и ценность жизни раскрывается по мере угасания витальности, и Ницше превращается из пессимиста в оптимиста, более того ощущает себя сверхчеловеком – обитателем горных вершин. Неверно понимать его как очередного романтического героя, ибо сверхчеловек Ницше – это, возможно, самое умеренное существо, избегающее крайностей. Так, в третьей части «Генеалогии морали», где предлагается «физиологическая» критика морального аскетизма. Который приводит к господству слабых над сильными, он отмечал, что физиология сильных состоит не в том, что они обладают «сверхчеловеческой» силой и мужеством, а в том, что они имеют чувство меры.
Ницше не ограничивался критикой современного общества как источника психических и органических заболеваний составляющих его людей. В первом разделе «Человеческое, слишком человеческое» Ницше ставит задачу исследования «химий понятий и чувств» : « В чём мы нуждаемся и что лишь при современном уровне отдельных наук может быть нам дано- есть химия моральных, религиозных, эстетических представлений и чувств, равно как всех душевных движений, которые мы испытываем в крупных и мелких отношениях культурной и общественной жизни и даже в одиночестве».
Эту задачу Ницше решает как генеалогическую и указывает на необходимость преодоления «вечного человека», который, будучи неизменным, открывает новые идеи. На самом деле с ним происходят постоянные изменения, о которых Ницше писал, что они важнее великих истин, на проверку оказывающихся великими заблуждениями. Прогресс культуры Ницше связывает с определенными психологическими характеристиками. Жизнь не состоит только из больших идей и не сводится к их провозглашению. На самом деле главным капиталом культуры являются люди, чувствующие ответственность как перед прошлым, так и перед настоящим, люди, способные принять судьбу и осуществить волю к власти. Человек духа- интеллектуал, в описаниях Ницше он напоминает жителя Поднебесной, это надутый, самодовольный мандарин, которому вовсе не чуждо «человеческое». Изображая из себя аскета, отрекаясь от пива и пирогов, он непрерывно о них думает. « Философа узнают по тому, что он чурается трёх блистательных и громких вещей : славы, царей и женщин, - чем отнюдь не сказано, что последние не приходят к нему».[3]Ницше разоблачает « целомудрие» философов. Оно проявляется как страсть к производству идей. Воздержание от жизни оказывается всего лишь условием траты себя на поприще духа. Размышляя об аскетическом идеале, Ницше различает, с одной стороны, его высокопарное выражение : манифестацию бедности, смирения, целомудрия, любви к истине, отказ от чувственных удовольствий и иных радостей существования, а с другой стороны, его реальное « физиологическое» протекание. Аскетизм, таким образом, становится у него не отречением от существования, а способом протекания индивидуальной экзистенции. Вместо интерпретации, оценки и критики аскетического идеала, Ницше предпринимает физиологическое исследование аскетов. Он изучает телесность «представителей серьезности», и перед ним открывается как некогда перед изобретателем микроскопа, захватывающая картина борьбы за существование, в рамках которой аскетизм И воздержание становятся формами выживания. Аскетический идеал разоблачается как выражение воли к власти, как попытка господствовать над самой жизнью: «позеленевший и злобный взгляд устремляется здесь на самое физиологическое процветание, в особенности на то, что его выражает, - красоту и радость; между тем, как удовольствие ощущается и ищется в неудавшемся, чахлом, в боли, злополучии, безобразном, самодовольном ущербе, обезличивании, самобичевании, самопожертвовании».[4]«Торжество при последнем издыхании» – так характеризует Ницше результат реализации аскетической этики. Такая «физиологическая» критика аскетизма, как жизни, направленной против жизни, является более эффективной, чем поиски теоретических аргументов, тем более, что они бессильны. Аскетизм является физиологически бессмысленным. Ницше объясняет господство аскетического идеала инстинктом сохранения дегенерирующей жизни. Стало быть, он есть борьба против жизни, а не смерти. Человек достиг могущества благодаря приручению и цивилизации, но стал «больным животным». Почему человек стал «больным животным» - это главная тема раздумий позднего Ницше. Разработанный Ницше и другими философами язык описания нашего бытия в мире, в котором насилие над природой и другими людьми оборачивается насилием над собой, становится все более распространенным. Современный гуманизм в развитых странах приобретает очень специфический характер. Он лучше всего раскрывается в терминах современной медицины и означает обезболивание, понимаемое в самом широком смысле этого слова. Гуманизм и морализм как идеалы остаются бессильными, а при попытке их силового воплощения нередко оказываются репрессивными. Поэтому Ницше советовал быть осторожнее с моралью и гуманизмом. Это очень инфекционные вещи, которые нужно брать в перчатках, чтобы не заразиться своеобразным «гуманистическим бешенством». Термины «животное», «человек», «сверхчеловек» заставляют некоторых интерпретаторов говорить об « антигуманизме» Ницше и о забвении им божественного начала личности. Правильнее было бы назвать позицию Ницше сверхгуманизмом, поскольку он не просто отвергает отдельную эмпирическую личность за её несовершенство и творческую «немощь», а требует «преодоления», обращаясь к её потенциальной творческой силе.
Заключение
К философии Ницше и его трудам нельзя подходить с позиций однозначной логики : она по меньшей мере двузначна, но чаще всего многозначна и определяется контекстом. Его мысль постоянно пульсирует, так что из любого отдельно взятого фрагмента его текста может быть реконструирована почти вся полнота его философии. Ницше говорил о своей философии как о «нигилизме» являющемся центральным понятием его философии. В его ранних работах содержатся идеи, которые как эхо, отзываются в его поздних книгах, как будто все они уже содержались в этих первых. В зрелый период творчества Ницше учение о воле к власти находится в таком же отношении к учению о нигилизме, в каком находилось аполлоновское начало к дионисийскому в ранний период его творчества. Обе эти силы, или понятия, дополняют друг друга. Нигилизм Ницше связан с любовью к своей собственной судьбе. Учение о воле к власти заключается в том, что мир есть то, что мы сами сделали и должны воспроизводить, что у него нет никакой другой структуры, а также значения, помимо тех, которые мы ему приписываем Это понятие представлялось ключом как к его собственной философии, так и к положению дел в мире как таковом. Как мы будем жить и о чём мы будем думать – об этом только мы сами можем сказать. Стремление понять личность, представление о личности можно обнаружить и в ранних и в зрелых работах Ницше. Каждая новая личность, входящая в жизнь и в культуру, ищет истинной жизни и борется за полноту своей уникальности, за полноту воплощения идеала . Ницше подразумевает, что жизнь ( и воля к власти как её сущность ) реализуется в человеке прежде всего через его творческие усилия по созиданию культуры .В идее сверхчеловека заключено убеждение в бесконечном творческом становлении самого Бытия, концентрирующемся в каждой отдельной личности. Гуманизм, человек и человечность - это не только общечеловеческие идеалы и ценности, направляющие наше движение вперед, но и конкретно- историческая реальность, которая имеет существенные отличия в различные пространственно- временные отрезки. Ницше раскрыл общественный характер человеческой души, в которой имеется то, что вложено в человека обществом, развил язык описания нашего бытия в мире, в котором насилие над природой и другими людьми оборачивается насилием над собой. В этой части его позицию можно охарактеризовать как сверхгуманизм, в которой, несмотря на несовершенство отдельной личности ,обращаясь к потенциальной творческой силе, человек раскрывает свое подлинное значение, переводя его из формы потенциальности в форму актуальности.
[1] Так говорил Заратустра: Книга для всех и ни для кого //Ницше Ф. Соч.: В 2-х т. М.,1990.Т.2.С.48 [2] Злая мудрость : Афоризмы и изречения // Ницше Ф. Соч.: В 2-х т. М.,1990.Т.1.С.756 [3] Ницше Ф. Генеалогия морали // Ницше Ф.Соч.: В 2 т.,М.,1990 .Т.1.С.483 [4] Ницше Ф. Генеалогия морали // Ницше Ф.Соч.: В 2 т.,М.,1990 .Т.1. С.489
Список использованной литературы 1. Галеви Д. Жизнь Фридриха Ницше. – М. , 1998 2. Данто А. Ницше как философ. – М. , 2000 3 .Евлампиев И.И. Концепция личности в философии Ф. Ницше. // Вестник СПб университета. , сер. 6.,2000 - № 3 - с.31-41 4. Делёз Ж. Ницше. – СПб. , 2001 5. Клюс Э. Ницше в России. – М. , 1999 6. Марков Б.В. Ницше и гуманизм. // Вестник СПб университета. , сер. 6.,2000 - № 3-с.3 -12 7. Ницше Ф. Соч. : В 2-х т. М. , 1990 8. Перцев Д.В. Сова Минервы над муравейником . – М. , 2001 9. Цвейг С. Вчерашний мир. – М. , 1991