Содержание
Введение. 3
Анекдот как средство социализации в народной практике. 5
Заключение. 11
Список использованной литературы 12
Введение
Анекдот — уникальное, чрезвычайно развитое и продуктивное явление национальной русской культуры, имеющее собственную номинацию и собственные типологические черты: стереотипы формы, содержания и коммуникативного назначения. Анекдот — особый жанр устной речи, поддержанный традиционной культурой и ставший массовым проявлением современного городского фольклора в России.
Анекдот может выступать средством социализации в народной практике: существуют «интернациональные» (встретились американец/англичанин, француз, еврей и/или русский) анекдоты. В анекдотных встречах с Западом последний персонаж в ответах на какой-то вопрос или в испытаниях и является главным, все остальные существуют для него фоном. В сравнении со стереотипизированным иностранцем главный герой несомненно выигрывает, а западные ценности, явленные в туповатой американской деловитости, английской чопорности, французской галантной чувственности очевидным образом принижаются. Последним может быть не только русский — обычно победительный Иван-царевич, кажущийся Иванушкой-дурачком (или Иванушка-дурачок, грезящий о своем царском происхождении), но часто — еврей или украинец (хохол). Интересно, что в противопоставлении с «не-нашими» западными ценностями евреи/украинцы/кавказцы становятся «своими». И тоже выигрывают или, в любом случае, выглядят лучше, глубже, жизнеспособнее.
Русский несуразен, непрактичен, но в целом — симпатичен. Его несуразность — в сравнении с другими — оказывается, что хорошо видно при моделировании экстремальных ситуаций — обеспечивающей выживание[1].
В «национальных» — еврейских, кавказских, эстонских — персонажи действуют как бы в своей, привычной, обстановке. Но по сценарию и сценографии «создаваемыми» за пределами представляемой традиции. Попытки передать в рассказывании акценты и интонации, с одной стороны, подчеркивают инакость и взгляд со стороны. С другой — очевидно что в «национальных» анекдотах национальное предстает известным же набором стереотипов, своеобразным историко-культурным костюмом, маской, ролью. Так, лучший Шерлок Холмс в исполнении В. Ливанова действует в английской среде, воссозданной и безошибочно знакомой советскому зрителю не столько по «настоящей» Англии, сколько по популярной когда-то многосерийной «Саге о Форсайтах»[2]. Впрочем, многие «еврейские» анекдоты имеют еврейские корни. Но и они распространяются в русифицированной версии. Эта серия, как кажется, отличается от других «национальных» тем, что еврей — хотя и «другой», но носитель той же русской культуры. Как герой анекдота он — свой чужак, с акцентом на первое или второе слово. Несколько особняком находятся «чукчи». Эти дети природы встречаются с культурой, их помещают в чуждую им среду обитания (чукча приезжает в Москву, женится на француженке, поступает в литературный институт), но они продолжают воспринимать новые обстоятельства и действовать в них по-своему. Ситуация встречи-конфликта культур, комичная со стороны (рассказывающего), бесконфликтно, естественно и с достоинством, проживается «чукчей». Спасибо тому самому архаическому знанию-умению. Очевидно, что большая часть «национальных» анекдотов создается вне национальной среды, т.е. это не автопортреты, а полудружеские шаржи, нарисованные «Иваном-царевичем».
Анекдот как средство социализации в народной практике
Необходимым для понимания социализирующей природы анекдота является яркое выражение в этом его жанре структур национальной психологии. К примеру, эротический сюжет интересен не сам по себе — рассказываемые ситуации сами по себе примитивны и недостойны ни нравственного, ни эстетического внимания — он порождается парадоксальной психологической мотивировкой поведения, а ее психологическая структура оказывается не столько индивидуальной, сколько национальной[3]. Вот типично русский вариант эротического анекдота, который можно рассказать иностранцу:
Идет в лесу по тропинке солдат, а навстречу молодка, на руках держит младенца. Тропинка узкая, столкнулись они, остановились. Она говорит: «Солдатик, солдатик, я тебя боюся…». Он наивно недоумевает: «Чe ты дура боисься, ты ж с младенцем.» — «Да я его полoжу…» — потупив взор отвечает молодка.
Подчеркнет своеобразие русского характера следующий анекдот:
Русская делегация в Америке:
-Как вы проверяете герметичность своих контейнеров?
-На ночь в контейнере мы запираем кошку, если она к утру сдохнет, значит контейнер герметичен.
Американская делегация в России:
-А как вы проверяете герметичность своих контейнеров?
-Мы тоже на ночь запираем там кошку, и если к утру она сбежит, то значит где-то есть щель.
Русский национальный характер - это устойчивая составляющая часть русской национальной психологии, которая представляет собой совокупность доминирующих черт и свойств в их когнитивном, эмоциональном и поведенческом воплощении. Эти черты и свойства степенью выраженности, различным сочетанием, формами проявления определяют своеобразие русского национального характера. То есть, при всех спорах о сущности национального характера, рассмотрения его в пословицах, поговорках, сказках, трудах философов ясно, что, во-первых, он существует, более того, составляет стержень национального самосознания, во-вторых, наследуется (в некоторой степени) от предков и "приобретается в процессе воспитания", в-третьих: национальный характер явственнее проявляется в групповых действиях, особенно в процессе межэтнического взаимодействия.
В ракурсе рассмотрения анекдота встает вопрос, который правомерно ставить перед современными исследователями национального характера: каждый ли человек, принадлежащий к данному народу, обладает типично национальным характером? Умозрительные теории здесь мало помогут. В этом смысле теория "базовой" или "модальной" личности, разработанная культурными антропологами, вполне правомерна: она привязана к исследованиям, к обширной фактологии.
Н.Я. Данилевский истолковывает российскую ментальность как исключительность (единичность), обособленность от универсального, общечеловечного. Именно это обстоятельство было тонко подмечено В.С.Соловьевым, критикующим теорию культурно-исторических типов Н.Я.Данилевского: "Множественность самобытных культурно-исторических типов, вместо единого человечества; независимое и отдельное развитие этих типов, вместо всемирной истории; затем, Россия (со славянством) как особый культурно-исторический тип, совершенно отличный от Европы, и притом тип высший, самый лучший и полный…".
Точка зрения В.С. Соловьева на российскую ментальность принципиально другая. Не отрицая самобытность русской литературы, науки и особенно философии, он полагает, что эта самобытность является лишь особенным индивидуальным проявлением всеобщего, общечеловеческого, общеевропейского: Россия - это часть европейской цивилизации, которую он называет христианской.
Российскую ментальность как особенное проявление общеевропейского можно истолковать, по-видимому, таким образом: европейский рационализм в России - это "сердечный разум", индивидуализм ("самость") - это личностное начало в русском национальном характере, насильственность - это одна из форм российской государственности; коллективность - это соборность, коммунитарность (по Н.А. Бердяеву) и т.д. Н.А. Бердяев, рассматривая российскую ментальность как индивидуальную особенность русской души, объясняет ее универсальностью России как культурного и природного миров.
"Противоречивость и сложность русской души, - пишет Н.А. Бердяев, - может быть, связана с тем, что в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории - Восток и Запад. Русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира. И всегда в русской душе боролись два начала, восточное и западное. Есть соответствие между необъятностью, безграничностью, бесконечностью русской земли и русской души, между географией физической и географией душевной".
Имеет широкий ряд примеров и следующий анекдот, который можно рассказать иностранцу:
Попал Иванушка Дурачок к Бабе Яге, ну она его накормила-напоила и начала спать укладывать:
- ты спать на печке будешь или с дочкой моей?
Посмотрел Иван на Ягусю, прикинул, что за дочка у нее может быть - на печке!
Утром идет на речку умыться, а навстречу ему девица-краса Глаз не отвести
- девица, ты кто?
- я – бабкина дочка а ты кто?
- а я Иван дурак! Дурак! ДУРАК!!!!
Ярче всего эта фигура отложилась в сказке "Сивко-Бурко". Здесь говорится: "Отец стал умирать и говорит: "Дети! Как я умру, вы каждый поочередно ходите на могилу ко мне спать по три ночи" -- и умер. Старика схоронили. Приходит ночь; надо большому брату ночевать на могиле, а ему кое лень, кое боится, он и говорит малому брату: "Иван-дурак! Поди-ка к отцу на могилу, ночуй за меня. Ты ничего же не делаешь!" Иван-дурак собрался, пришел на могилу, лежит; в полночь вдруг могила расступилась, старик выходит и спрашивает: "Кто тут? Ты большой сын?" -- "Нет, батюшка! Я, Иван-дурак". Старик узнал его и спрашивает:
"Что же большой -от сын не пришел?" -- "А он меня послал, батюшка!" - "Ну, твое счастье!" Старик свистнул, гайкнул богатырским посвистом: "Сивко-Бурко, вещий воронко!" Сивко бежит, только земля дрожит, из очей искры сыплются, из ноздрей дым столбом. "Вот тебе, сын мой, добрый конь! А ты, конь, служи ему, как мне служил!" Проговорил это старик, лег в могилу".
В чем же добродетель героя или в чем состоит услуга, оказанная спящему (мертвецу)? За что он дарит коня? Сказка здесь явно чего-то не досказывает, здесь выпало какое-то звено, и для полного понимания этого мотива это звено надо восстановить.
Здесь могут быть два предположения, которые, однако, друг друга не исключают, а дополняют. Оба предположения подтверждаются материалами. Дело, конечно, не просто в "сиденьи". Это -- слишком бесцветный акт заупокойного культа, чтобы быть исконным. Сказка здесь отбросила некогда имевшиеся обряды жертвоприношений и возлияний. Впрочем -- отбросила, но не совсем. Так, в одной сказке читаем: "После матери братьям досталось каждому по корове. Иван-дурак взял свою корову и повел в лес к тому месту, где была схоронена мать. Привел и говорит: "Мать, нужно тебе корову?" -- "Нужно, -- говорит мать, -- привязывай"". Этот случай явно очень архаичен. Во-первых, здесь все еще фигурирует лес, во-вторых, герой приходит на могилу матери, и этот-то архаический случай сохранил нам и цель его прихода: он приносит на могилу матери корову.
Женившись на дочери Бабы-Яги (царя), герой мирно ждет смерти тестя и вступает на престол только после смерти царя. Или он продолжает жить при царе своего рода приживальщиком. Есть и другие виды обхода и смягчения этого конфликта. Но все эти случаи не могут скрыть от нас исконного положения вещей. Во-первых, -- герой получает все царство, во-вторых, старый царь при этом умерщвляется.
Что герой получает все царство, а не половину -- этот случай в сказке весьма обычен, наличие его не нуждается ни в каких доказательствах. Вот несколько случаев: "И отдал за Ивана-дурачка свою дочь, и отдал ему все царство свое". "А ему отдал все царство свое". "Хто его достанет, дак тому и все государство отдаст". "Отдал ему все царство" и т. д. Эти случаи сохраняют исконную и исторически засвидетельствованную форму, тогда как "полцарства" есть более поздняя сказочная замена.
Поймал иван-дурак в проруби щуку.
Та ему:
- Отпусти меня, Иван, и любое твое желание по щучьему велению по твоему хотениюбудет исполнено!
Обрадовался Ванюха, кинул щуку обратно в прорубь и говорит:
- Хочу знать, не слезая с печи, все, что в мире творится за лесами, за горами, за морями-океанами. Хочу под музыку балдеть, на голых девок день и ночь пялиться, с заморскими дураками переписываться и все новые анекдоты про царя-батюшку первому в мире узнавать. так Иван-дурак стал первым на Руси пользователем интернета.
На мой взгляд, не стоит иностранцу рассказывать следующий анекдот.
Американцы, мол, подарили миру мороженое, французы - кинематограф, англичане - железную дорогу, а русские - автомат Калашникова.
Подтекст этого анекдота отсылает ко времени и к ситуации, когда СССР, доминирующие в военном отношении и демонстрировавшие военную угрозу остальному миру, силой своей пропаганды создали ложно впечатление о сущности мощи, силы, военном порядке страны, замешанном на мотивах пропаганды и агитации
Столь же несуразным и нелепым будет выглядеть в глазах иностранца следующий анекдот:
Русский и американец разговорились о машинах.
- Когда у меня хорошее настроение, - говорит американец, - я предпочитаю ездить на автомобиле светлой окраски! Если я чрезмерно загружен или возникает много проблем, то я сажусь за руль темной машины! Ну а если я отдыхаю за границей, то выбираю машины ярких праздничных цветов!
- Ну, у нас все проще, - говорит русский, - если настроение очень хорошее, то можешь прокатиться на желтой машине с синей полоской. Если чувствуешь себя неважно, то машина будет белая, а полоса красная. А за границу я один раз тоже ездил. Но только на танке!
Уж слишком велик повод увидеть в них пренебрежение к национальной принадлежности, что в советском менталитете однозначно являлось криминалом.
Встpечаются два кpейсеpа: амеpиканский и pусский. Hа pусском-паника, суматоха, капитан бегает, кpичит: Кто кинул валенок на пульт? Кто кинул валенок на пульт? Амеpиканцы посмотpели на беспоpядок и говоpят: У нас в Амеpике такого нет! Русский: Да нет больше вашей Амеpики. Кто кинул валенок на пульт?
Заключение
Понятие ментальность коррелятивно понятию культуры на оси: объективное и субъективное, опредмеченное и распредмеченное, духовное и материальное. Вполне понятна относительность границ между оппозиционными понятиями, тем не менее, каждое из них обнаруживает явное тяготение к одному из полюсов, поэтому отношение ментальности и культуры следует понимать диалектично, в рамках их взаимного перехода. Понятие ментальность (или менталитет) призвано объединить в себе многообразие смыслов и значений, так или иначе ассоциирующихся с проблемой культурного и национального своеобразия.
Если глуповатость «русского», этого проявления Иванушки-дурачка или Емели, есть лукавое простодушие или простодушное лукавство. То глупость «нового русского» — от богатства (неизвестно как свалившегося), которое противоречит духовности как чему-то морально-интеллектуальному, и, в перспективе, не «жизнеспособна»[4]. Анекдоты выражают это прямолинейно, в лоб, насмешничая и будто предостерегая (один, не понимает, в чем прикол, когда дьявол берет его душу в обмен на вагон каких-то благ, другой — требует снять с креста гимнаста и т.п.).
Список использованной литературы
1. Анекдот как феномен культуры. Материалы круглого стола 16 ноября 2002 г. Санкт-Петербург. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002.
2. Аникин В.П. Русское народное поэтическое творчество. Л.: Просвещение, 1983.
3. Барулин B.C. Российский человек в XX веке. Потери и обретение себя. СПб., 2000.
4. Белоусов А. «Вовочка» // Анти-мир русской культуры. Язык, фольклор, литература. Сб. статей / Сост. Н. Богомолов. М.: Ладомир, 1996.
5. Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М., 1973; Кон И.С. К проблеме национального характера. М. 1974.
6. Зверева Г.И. Роль познавательных "поворотов" второй половины XX века в современных российских исследованиях культуры / Выбор метода: изучение культуры в России 1990-х годов. М., 2001.
7. Иссерс О.С. Анекдот и когнитивные операции рефреймирования: лингводидактические аспект // Miscellania: Памяти А.Б. Мордвинова. Омск: Омский гос. ун-т, 2000.
8. Картавцев Л.И. Этнос и его психология. Л., 1976.
9. Курганов Е. Похвальное слово анекдоту. СПб.: Изд. журнала «Звезда». 2001.
10. Лебедева Н.М. Введение в этническую и кросс-культурную психологию. М., 1999.
11. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. М., 1992.
12. Ределъ А.И. Российский менталитет: к социологическому дискурсу // Там же. 1999. № 12.
13. Русский литературный анекдот конца XVIII — начала XIX века / Вступ. ст. Е. Курганова; сост. и примеч. Е. Курганова и Н. Охотина. М.: Худож. лит., 1990.
14. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. — М.: «Языки русской культуры», 1999.
15. Сикевич З.В. Национальное самосознание русских (Социологический очерк). М., 1996.
16. Смирнов ПИ. Социология личности. СПб., 2001.
17. Чинакова Л.И. К вопросу о менталитете русского народа // Там же, 1999, № 12;
18. Шмелева Е.Я. Русский анекдот: Текст и речевой жанр. — М., Языки славянской культуры, 2002.
19. Шулындин Б.П. Русский менталитет в сценариях перемен // Социол. исслед. 1999, № 12;
[1] Шмелева Е.Я. Русский анекдот: Текст и речевой жанр. — М., Языки славянской культуры, 2002, с. 85
[2] Курганов Е. Похвальное слово анекдоту. СПб.: Изд. журнала «Звезда». 2001., с. 31
[3] Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. — М.: «Языки русской культуры», 1999, с. 28
[4] Курганов Е. Похвальное слово анекдоту. СПб.: Изд. журнала «Звезда». 2001., с. 55