Локативные падежи в андийских языках (в сравнении с аварским языком)

Халидова Р. Ш., Гаджибекова Н. С.

Как и в других дагестанских языках, локативные (местные) падежи андийского языка группируются в серии. Всего выделяется семь серий, некоторые из которых дефектны. Это выражается в совпадении локатива и аллатива. В каждой серии по три падежа: локатив (где?), аллатив (куда?), элатив (откуда?). Как видно, в андийском отсутствует транслатив, который представлен в аварском языке во всех сериях. И. Церц- вадзе (1: 162) дает следующую разбивку серий с соответствующими показателями:

1 .-ла, 2. -ло «на» (горизонтальная поверхность), 3.-ла-ку; II. 1. -ч1у, 2.-ч1у «на» (вертикальная поверхность), 3.-ч1у-ку; III. l.-xa, 2. ^о «у, около», 3. -ха-ку; IV. l.-хъи,

-хъи «в» (мн.ч.), 3. -хъи-ку; V. 1. - кьи, 2-кьи «под», 3-къи-ку; VI. 1. -л1и, 2.-л!ы «в» (сплошная среда), 3.-л1и-ку; VII 1 .-ла//а,2.-ла-ди //-а-ди «в» (ед.ч.), 3.-ла-ку // -а-ку.

М.Е. Алексеев (2: 224) для первой серии со значением «на (горизонт)» приводит такие форманты: лок. -кьа, аллат. къо, аблат. -къа-ку. Данные форманты имеют место только в мунинском и кванхидальском говорах. (Церцвадзе 1: 165). В верхнеандийских говорах представлены следующие показатели первой серии местных падежей: -ла/ или -на после -н), гагатлинском, рикванинском -л'а (>-н'а «после»), зилойском, чанховском - 'а (Церцвадзе 1: 341). В аварском языке представлены как самая слабая аффриката къ1 (гид., батлух., келеб.), так и его рефлексы -ла, -л'а, - 'а, -к1а. Но как показатель серии местных падежей в аварском кь1 утрачен. Он встречается только в корневом материале (къ1ад «над», къ1ор «колос», бекъ1ер «голова»; ср. лит. mlaд, mlop, бemlep), (1:165) рассматривает суффиксы л'а, -ла, -'а в качестве фонетических вариантов къ1а (къ1 — л //л//'): андийский говор - -ла//на лълъен-на лълъен-ла «вода», гъинц1о-ла «камень»; гагатлинский, рикванинский - -л 'а//н 'а лълъен-н 'а лълъен-л 'а, гъинц!ол-л 'а; зилойском, чанховском - -'а гъинц1ол- 'а, лълъен- 'а; кванхидатлинском, мунинском - -кь1а гъинц1ол-къ1а, лълъен-къ1а. Но, с другой стороны, без перехода къ1^л' трудно объяснить существующие в андийском языке (в некоторых говорах: гагатлинском, рикванинском) такие формы, как в андийском лом, гагатлинском лом, зилойском ом, аварском т1ох .

Сочетание л! (т.е. согласный + согласный) в начале слова необъяснимо, если не допустить переход кь1^л'. Аварские соответствия показывают, что андийский ларингал соответствует аварскому абруптивному смычному глухому ml. С другой стороны, сочетание согласных в начале слова в аваро- андо-цезских языках вообще недопустимы. И.И. Церцвадзе (1: 320) называет сочетание л! сложным рефлексом, в котором в виде отдельных фонем представлены те же компоненты, наличие которых предполагается в исходном латеральном согласном. Следующая ступень развития - упрощение сложного рефлекса в результате утраты одного из компонентов. Видимо, в качестве основного форманта локатива для андийского языкового материала следует принять собственно андийский -ла, широко представленный и в других андийских языках.

Вторая серия с показателем локализации -ч1у со значением «на, над (вертикальная поверхность») в андийском дефектна. Вместо четырех падежей в некоторых других языках в андийском представлено три падежа, две из которых совпадают: локатив -ч1у, аллатив -ч1у, элататив -ч1у-ку. В принципе, в андийском в данной серии только два падежа; например: реша «дерево», локатив, элататив решу-ч1у «на дереве», «на дерево», решу-ч1у-ку «с дерева».

Выражение пространственных значений II серией местных падежей ограничено. Как отмечает П.Т. Магомедова (4: 62), «III серия во всех андийских языках, где она сохранилась, проявляет тенденцию к сужению выражаемых ею, пространственных отношений и к расширению абстрактных понятий. Процесс абстрагирования в ней пошел дальше, чем в других сериях со значением нахождения «на чем-нибудь».

Относительно суффикса -ч1у в андийских языках М.Е. Алексеев (5: 84) отмечает: «При достаточно широком диапазоне значений рассматриваемого аффикса явно выделяются такие его функции, как выражение местонахождения на чем-либо (на вертикальной плоскости, сбоку), в тесном соприкосновении с чем-либо, которые можно признать исходными». То, что данный суффикс в андийских языках был представлен еще в общеандийскую эпоху, не вызывает сомнений. Но проецировать его на общеаварско-андийский уровень невозможно без нахождения его следов в аварском языке (правда, некоторые населенные пункты Хунзахского и Унцукульско районов носят названия, которые имеют конечный суффикс -ч1и (топоформант): Бакъайч1и «Бат- лаич», Г1урк1к1ач1и «Оркачи», Г1ахъалч1и «Ахалчи», Харайч1 и «Харайчи», но данные ойконимы, скорее всего, принадлежат андийским языкам, так как этимологизируются только при помощи этих языков.

Показатель локализации третьей серии местных падежей андийского языка -ха имеет значение «у, около»: локативрешу-ха «у дерева», аллативрешу-хо «к дереву», элатив решу-ха-ку «от дерева». Показатель -ха андийского языка проецируется и на общеандийский уровень (5: 84). Как отмечает П.Т. Магомедова (4: 64), «Основное значение третьей серии - конкретно-локальное. В этом значении она выражает нахождение около помещения или предмета: чам. къогьхал йатвал «к сараю погнал», чочрсосо бих «у родника взяли», машинахе вук1а «у машины стоял», устурхал гъанбе «к столу подвинуться», анд. бекьха быгъи джи «у хлева стоит», къирдоха гъакъ1о «у моста видел» и т.д.

Четвертая серия местных падежей андийского языка имеет показатели -хъи (локатив и аллатив) и хъи-ку (элатив): локатив реш-у-хъи «в дереве», аллатив реш-у-хъи «в дерево», элататив реш-у-хъи-ку «из дерева». Относительно четвертой и седьмой серий местных падежей андийского языка И.И. Церцвадзе (1: 164) пишет: VII и IV серии передают одно и то же локативное значение, но в разных числах: первое - в ед. числе, второе - во мн. числе (ср.: ед. ч. гьокъ1у-ла «дома» («в доме» - Н.Г.) // тукан-а «в магазине» //хуру-у «в поле»...- мн.ч. гъакъ1оба-хъи «в домах» // тукама-хъи «в магазинах» // хурда-хъи «в полях». Здесь же в сноске отмечается: «Ср. в аварском: рокъо-б «в доме», бокьоб «в хлеву»..., но: рукъзаба-хъ «в домах», бокъазу-хъ «в хлевах». М.Е. Алексеев (5: 127) для общеандийского -хъи отмечает следующие значения: «за ориентиром, около ориентира», но в другой работе (2: 224) суф. -хъи в андийском дан как и у И.И. Церцвадзе со значением «в» (мн.ч.). Если имя существительное имеет значение «что-то полое, вместилище» типа «дом», то локативное значение «внутри» передается в ед. числе при помощи суф. -ла//а, во мн. числе - при помощи суф. -хъи, но, если существительное не имеет такого значения, то в андийском (как и в аварском и других андийских языках) как во множественном, так и в единственном числах для передачи исконного значения (т.е. значения «у, около», которое ныне сильно трансформировалось в другие локативные и нелокативные значения), используется именно данный суф. - хъи: решу-хъи -решо-ба-хъи «дерево» (ед. — мн. числа).

Как отмечает П.Т. Магомедова (4: 63): «В андийском языке IV серия (мест, п.) употребляется в значении инструмента действия параллельно с формой эргативного падежа): бесунхъи ххони «ножом сбрил». Развитие семантики серии хъ, как видно, шло следующим образом. 1. Конкретно- локальное значение «около, при». 2. Инструмента действия. 3. Общения: спросить, сказать, смотреть. 4. Мены, купли, продажи. Первые два значения в языках уже утрачиваются, а последние два еще держится». Широкое развитие абстрактно-локальных понятий IV серии, одинаковое материальное выражение (хъ) и отражение его в топонимах свидетельствует о формировании IV серии в период общеаварско-андийской языковой общности».

И.И. Церцвадзе (1: 162-163) отмечает, что в андийском языке формант -ха выражает значение «у, около», а -хъи «в (мн. число)». Если судить по примерам, которые приводятся в данной работе (1: 171) видно, что формант -хъи выражает не только значение «в» (мн. ч.) - реш-об-а-хъи («в деревьях»), но он используется и в формах ед. числа - реш-у-хъи. То, что в андийском языке имена в определенных сериях локативов в ед. числе склоняются по одному типу, во мн. числе по другому типу наводит на мысль о том, что в андийском, как и в аварском произошло переосмысление функций локативов, в частности локатива на -хъи. Об этом говорит и материал аварского языка, где локатив со значением «в», «внутри» в ед. числе имеет конечный классный показатель (рокъ-о - в «в доме»), а во мн. числе - показатель -хъ (рукъ-за-ба-хъ). Как известно, показатель -хъ принадлежит в аварском III серии со значением «у», «около» (ганч1- и-хъ «у камня»). Как и в андийском, в аварском имеет место выражение как пространственных, так и непространственных значений данной серией местных падежей (ср. гъот1охъ ч1а «стой у дерева», дихъ буго «у меня есть» (временное обладание) и др.

Пятая серия местных падежей в андийском имеет показатель -кьи, которая обозначает нахождение «под чем-нибудь»:

Основные различия здесь проявляются в частотности употребления аффикса. В отличие от андийских языков, в аварском показатель локализации -кь имеет не только локальное значение, но в определенных сочетаниях (с глаголами "испугаться", "проиграть" и т.д.) может передавать и абстрактное значение. В диалектах южного наречия употреблется аналитическая форма локатив на - да + послелог гъоркь "внизу", "под", (ди-къ - дида гъоркь), ср. Гъов ди- кьа//дидасса х1инкъула "Он меня боится", Гъов дикъа//дидасса къуна "Он мне проиграл" (нельзя Гъов дикьа бергъана "Он у меня выиграл", только Гъов ди- дасса бергъана).

Показатель локализации шестой серии андийского языка - л1и, который обозначает нахождение в чем-либо (неполые предметы, совокупности):

В отличие от аварского языка, в андийских языках, в том числе и в андийском, суф. -л1и оформляет и родительный падеж (1: 112). Кроме того, суф. -л1и имеет место в таких формах как гьон-л1и "в селе" (има гъонл1и вук1удо "отец в селе бывает"); гъонл1и "села", "сельский" (гъонл1и адам "люди села"), лълъенл1и "в воде"; "водный", онщил1и "в земле"; земляной". На эту особенность впервые обратил внимание А. Дирр (6: 16).

Седьмая серия местных падежей в локативе представлена показателями -а, -ла. Данная серия имеет значение "в", "внутри" (полое пространство в единственном числе)".

В андийском говоре показатель первой серии -ла со значением на (горизонтальной поверхности) и показатель седьмой серии совпадают. Но в первой серии местных падежей в других говорах представлены, как было отмечено выше, показатели: мун. -кь1а, гагатль. -л'а, зил. -а. В специальной литературе по андийским языкам данная серия называется серией без показателей, хотя, как видно из материала андийского

языка, данная серия имеет вполне конкретные суффиксы, которые в зависимости от типа основы претерпевают те или иные фонетические изменения: суф. -ла: гъокъкъу- ла "в доме", шиш-у-ла "в бутылке" (основа на гласный); суф. -а: туххун-а "в кармане". От двух слов локатив VII образуется при помощи суф. -у: хур-у "в поле", микъ-у "в дороге"(Церцвадзе 1: 163)1. Показатель -ла в качестве суффикса местных падежей со значением «на горизонтальной поверхности» представлен, кроме андийского, в багв. (-ла(р), тинд. -ла, годоб. -ла, чам. -ла, карат, (тукит. диалект) -л 'а. В том же значении он употребляется и в аварском языке.

Список литературы

Церцвадзе И.И. Андийский язык: Грамматический анализ с текстами. Тбилиси, 1965. На груз, яз., рез. рус.

Алексеев М.Е. Андийский язык//Языки мира: Кавказские языки. М., 1999. С. 220 - 227.

Сулейманов Я.Г. Некоторые фонетические особенности рикванинского говора андийского языка // Учен. зап. Института ИЯЛ. Т. 3. Махачкала, 1957.

Магомедова П.А. Основные вопросы склонения в андийских языках в сравнительном аспекте// Именное склонение в дагестанских языках. Махачкала, 1979. С. 41- 69.

Алексеев М.Е. Сравнительно-историческая морфология аваро-ндийских языков. М., 1988.

Дирр А. М. Краткий грамматический очерк андийского языкаУ/ СМОМПК. Вып. 36, отд. 4. Тифлис, 1906. С. 1 - 200.