Русская идея

Русская самобытная мысль пробудилась на проблеме историософической. Она глубоко вникала в то, что замыслил Творец о России, что есть Россия и какова ее судьба. Русским людям давно уже было свойственно скорее чувство, чем сознание, что Россия имеет особенную судьбу, что русский народ народ особенный. Мессианизм почти так же характерен для русского народа, как и для народа еврейского.

Может ли Россия пойти своим особенным путем, не повторяя всех этапов европейской истории Весь XIX и XX вв. идут споры о том, каковы пути России, могут ли они быть просто воспроизведением путей Западной Европы. Ненайденность ответов на многие больные социальные вопросы ведет сегодня уже к тому, что сам поиск русской идеи все больше приобретает черты новейшей социальной мифологии. Ведь ее обнаружение ожидается как чудо а чудо как раз является обязательной компонентой любого мифа,

которое не только самым чудесным образом сплотит русское общество, но и той же чудодейственной силой преобразит его, вдохнет в него новую жизнь, обозначит выход из тех болевых проблем, с которыми столкнулось наше общество. Так как к воплощению в русской идее предъявлен чуть ли не весь арсенал духовного и интеллектуального багажа человечества, то стоит хотя бы схематично весь этот диапазон идей соотнести с какими-то минимальными требованиями к русской идее, чтобы выявить ту столбовую дорогу, по которой нужно идти в ее поиске.

Надо признать, что ни одна идея не рождена на кончике пера, да и не может так зародиться. В том или ином виде различные социальные идеи или же религиозные догмы являлись отражением повседневного опыта того народа или той социальной среды, в которых они не только зародились, но и приобрели свое законченное выражение в слове, в ритуале и обряде, в формах существования различных социальных институтов. Поэтому первое минимальное требование - это то, что идея должна соответствовать сегодняшней и возможно

завтрашней жизненной практике общества. То есть она должна содержать в себе нечто, что позволило бы ей естественным порядком войти в повседневную жизнь людей. Нас много, но в то же время принципы социализации социальной организации у разных народов, да и в разных социальных доктринах, утопиях и идеях, довольно сильно различаются. Значит то, каким социальный смыслом наполнена та или иная идея, имеет не последнее значение.

Немаловажным является и то, как та или иная доктрина ставит задачу познания мира. Может быть, в наших земных делах такая постановка вопроса не столь актуальна, да и многовековой опыт различных идейных исканий целиком замкнут на земные проблемы те же религиозные доктрины ничего не ведают о космосе и о том, что с ним делать, да и боги лишь слегка приподнимаются над землей их обитель - небо или же земная природа для языческих богов. Выходя за эти рамки, вопрос о познании приобретает совсем

иное значение как мы постигаем мир, так и строим свои отношения с ним. Следовательно, можно выделить еще один критерий - принцип постижения мира, характерный для той или иной идеи. Объединяя все вместе, остается задать лишь требование целостности. Хотя стоит заметить, что в рамках тех или иных представлений, которые акцентируют внимание только на отдельных фрагментах действительности, это требование улетучивается.

Но тогда уже сама фрагментарность социальной идеи претендует на то, что она фрагментарность и есть единственно возможная целостность. Выделяя целостность идеи по сути, подразумевая под этим охват всего мира в целом, всех сторон человеческого бытия в качестве требования, которое необходимо к ней предъявить, можно лишь отметить, что нам просто ближе единое толкование исходя из одной глобальной идеи всех вопросов, которые перед нами стоят. Естественным образом в поисках ответов возникает обращение к собственной

истории, к тем представлениям о мире, которые были естественны для наших предков. И рождается попытка их столь же естественным образом модернизировать и уже на этой основе строить ту или иную идейную доктрину. Язычество, по сути своей природное верование и в этом смысле слито с нашей природной средой, тем более если о говорить о природе русской. В ней человек - не властелин над ней, а ее органическая часть, да и сама природа - это естественное

продолжение природы человеческой. Но и в социальном плане язычество не дает ответов на многие больные вопросы, как его не модернизируй. Ведь главный социальный образ этих верований - это герой, вступающий в схватку со злыми природными силами вступающий в эту схватку и побеждающий их, находясь как бы в ладу с силами добрыми, но тоже природными. То есть сохраняется пуповина, связующая человека с природой. Но этот социальный образ как-то далек от самого социума, он вне его.

Для этих верований принцип познания мира - это миф. Он естественен для природного человека и способен весь мир природный целостно описать, но его сила - лишь в слитности человека с природой. Теряя повседневную связь с ней, мы теряем и достоверность мифа. Да и рациональное знание в виде той же науки вступает в конкуренцию такому познанию мира. Миф преобразуется, он находит свое место в наших представлениях уже не о природе, но о социуме, но

чаще становится лишь упрощенным пониманием общества, но не инструментом его познания. Следующий заход на проблему русской идеи - это православие. Чтобы разобраться, что несет с собой православие, необходимо с одной стороны выделить общую концепцию христианства, с другой - подчеркнуть те особенности, которое присущи именно православию, а с третьей - это каким образом православие является частью русского миропонимания и каким образом оно включено

в жизнь русского общества Христианство - исключительно социальная догматика, так что в этом плане в нем абсолютно нет каких-либо природных начал. Все, что связано с Природой - это Мир сотворен Богом и пребывает в Нем В христианстве человек как бы вне природы, а если она и присутствует в жизни человека, то как бы сама по себе вне всякого отношения к ней со стороны христианства.

Социальная доктрина христианства построена на принципах, заметно отличающихся от языческого миропонимания. В ее основе во многом заложен социальный опыт ветхозаветного иудейства. Сама история выступает ареной для проявления промысла Божьего у истории есть начало от сотворения мира, есть неведомая человеку реализация Божьего промысла и есть Страшный суд - конец истории.

Тогда и пророчества пророков несут в себе те самые откровения Божьи, как предсказание будущего, а сам факт, что это будущее сбывается в соответствии с этими пророчествами, подтверждает присутствие Бога в мире, как и то, что сами пророки - уста Божьи. в христианстве герой, столь характерный для языческой мифологии, умирает, нет его в нем, как нет его и среди ветхозаветного народа иудейского. Образ христианского героя - смиренный пророк, святой,

просто смиренный верующий, но не человек, вступающий в схватку с природными силами, а уж тем более это не человек, противостоящий социальным силам. Верующий растворен, вписан в общество, несет свой крест в нем, уповая лишь на волю Божью. В отношении познания мира христианство принимает за основу абсолютно иной, чем, например, в языческих мифах или же в научных фактах, критерий - веру. Но вера не распространяется на всякое постижение мира, она обращена лишь к

Богу и ведет лишь с ним разговор. Все остальное проявление человеческого разума является как бы более низким, приземленным, не дающим достоверных ответов началом. Если же подходить с позиции целостности, то христианство целостно в вере и в социальном бытие Бога. А так как такая концепция в Боге же и едина и для нее нет иного бога иного мира кроме самого Бога, тогда предъявляемые как критерии оценки той или иной идеи - природные начала и познание мира -

просто теряют свое значение. Уверовав в Бога, исчезает весь остальной мир, точнее он целиком уже задан в Библии и вере. Так что в этом смысле целостность христианской идеи несомненна. Осталось последнее требование как уже само православие в своей собственной специфике вплетается в нашу социальную жизнь, претендуя на то, чтобы быть воплощением русской идеи. Ведя разговор об общей доктрине христианства, необходимо все же выделить православие в той его форме,

как оно представлено в русском обществе. И здесь речь идет уже не столько о доктрине, сколько о практике православной церкви в ее отношениях с государством и властью, с ее внутренним церковным укладом, как и в ее отношении к народу, духовно окормляемому церковью. Церковь не выступает самостоятельной силой, но и ее духовная власть есть продолжение власти монархической. Они взаимно переплетены. В этом смысле уже идеологически теряются основания для столь высокого места

церкви в государстве при любой иной форме правления. Свобода совести и отделение церкви от государства в рамках, например, демократического устройства, разрушают концептуальные основы православия. Попытка реформирования церкви, встраиваясь в современные условия, неизбежно привела бы ее в некое подобие протестантской догматики, либо обратный процесс - консервация догм православия и принятие любой власти. В чистом виде церковный уклад, если брать за его воплощение

уклад монастырский, далек от того, чтобы выступать образцом для всего общества, даже если считать, что церковь - град Божий на земле. Священник - не воин и не труженик, он прообраз богоизбранного народа среди других народов. Во все времена монахи освобождались монаршей волей от ратных дел, на них не ложилось бремя защиты отечества. Но труд земной тоже не являлся приложением их сил. Хоть не хлебом насущным лишь жив человек, но и без хлеба он не жив.

Окормляем духовно, народ окормляет духовенство мирски. В этом смысле церковный уклад не самодостаточен кто-то другой в государстве должен брать на себя защиту, в том числе и духовенства, как и кормление народа духовного. Не несет в себе православная церковь образа достаточного, чтобы стать образцом социального уклада. Да и вне монаршего государства она не способна самостоятельно занять соответствующее ей место само

место оказывается зыбким и неопределенным в социальной структуре современного общества. В отношениях с народом православным церковная догматика в основном основана на том, что все главные события в жизни человека сопровождаются церковными таинствами крещение, венчание и отпевание. С другой стороны простота ритуальных отношений со своей паствой, а в чем-то и упрощенный образ заповедей приобретает форму согрешил - покайся, согрешил - покайся.

Вот в этом неизменном покаянии при неизменном согрешении и обозначается место церковного люда по отношению к люду православному люду. Ведь если бы не было бы в религиозной доктрине христианства концепции греха а уж тем более не отменяемого греха первородного, то не требовались бы и те, кто грехи наши отпускать будет. А так на все воля Божья и смирение перед ней - главная заповедь христианства, которую и несет в массы церковь. И это смирение распространяется на смирение уже перед властью помазанника

Божьего а всякая власть от Бога, как и перед властью духовной властью церковной - вот эту истину и проповедует неизменно православная церковь. Чтобы разобраться в том, является ли православие непременной основой русской идеи, стоит все же задаться вопросом а единственна ли социальная модель, которая опирается на единство и непререкаемость единой Божьей воли и смирении перед ней, и когда уже в рамках этой концепции строится вся государственная иерархия. Если обратить внимание на

Восток и еще далее на Дальний Восток, то православно-христианская модель социального уклада не единственна. Ведь для Индии, например, характерно совсем иное понимание социума он строится на кастовом делении общества. И такой социальный принцип полностью пронизывает всю мифологию Индии, но при этом касты не есть некое произвольное дробление общества. Каждая из них следует своей дхарме своему жизненному долгу, которая далеко не произвольна, но вписана

в индийскую духовную и социальную концепцию. Для Китая близка совсем другая доктрина весь мир построен по принципу семьи и государство таково же. При этом принцип старшинства становится главным тот принцип старшинства, который характерен в семье, когда власть отца естественна, как и власть старшего брата по отношению к младшим, но и естественна забота старших о младших. Можно еще вспомнить конфуцианское учение о благородном муже, которое придает законченность этим представлениям.

Эти замечания необходимы для того, чтобы понять, что в рамках религиозных концепций каждый народ строит то, что ему внутренне присуще. И складывающийся социальный уклад постепенно обрастает своими мифами, социальными учениями и доктринами. Но Эти уклады могут быть разными. В свою очередь слом монархии и установление коммунистического правления заметно изменил многие идеологические и социальные догмы, а сегодня мы вновь оказались на перепутье, почему и необходимо ставить заново вопрос

о поиске русской идеи. Что заставляет на прочность проверять и идеи православия. Часто звучащая аргументация, что православие есть единственное выражение русской идеи, отсылает нередко к русским мыслителям прошлого века. Вот только стоит заметить, что им не приходилось вообще ставить вопрос о социальном укладе, в котором бы определялось место православия. Для них существовавшая форма монархии была естественна, а тем самым возникал вопрос лишь о сути религиозной

доктрины православия. Нам же приходится ставить свои вопросы в совсем иной ситуации, в которой отнюдь естественным образом место православной церкви не определено, а тем самым не определено и место православной доктрины. Тогда уж если быть последовательным православным, то необходимо последовательно восстанавливать монархию, а на основе симфонии властей, таким образом, будет восстановлено место церкви и православных догм. Большое внимание уделял теме русской идеи Бердяев

Н. А. в своих произведениях. Центральное место в произведении Русская идея Бердяева занимает Россия. Автора интересует вопрос о том, что замыслил Творец о России, умопостигаемый образ русского народа, его идея. Согласно Бердяеву, Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад. Она соединяет два мира. И всегда в русской душе боролись два начала восточное и западное.

В душе русского народа есть такая же необъятность, безграничность, как и в русской равнине. У русского народа была огромная сила стихии и сравнительная слабость формы. Бердяев сравнивает русских с народами Западной Европы и делает вывод русский народ не был народом культуры, он был более народом откровений и вдохновений. Он не знал меры и легко впадал в крайности. Кроме того, в России не было резких социальных граней, не было классов.

Два противоположных начала легли в основу формирования русской души природная, языческая стихия и аскетически-монашеское православие. В русском народе много противоположных свойств вера и неверие в Бога, смирение и непокорство, рабство и бунт. Для русской истории характерна прерывность, в ней есть уже пять периодов, которые дают разные образы. История России есть история Киевской Руси, времен татарского ига,

Московской Руси, петровского и советского периода. Православная религиозность исторически сложилась в тип храмового благочестия. Судьба философии в России мучительная и трагичная. Философия постоянно подвергалась гонению, и она нашла себе приют главным образом в духовных академиях. Очень важно отметить, что русское мышление имеет склонность к тоталитарным учениям и тоталитарному

миросозерцанию. Настоящее пробуждение философской мысли произошло у нас под влиянием немецкой философии. Трагедия русского народа в том, что русская власть не была верна словам не в силе Бог, а в правде. Много внимания Бердяев уделяет реформам Петра, т. к. благодаря им проявился необычайный взрывчатый динамизм русского народа. Автор подчеркивает неизбежность реформ Петра, которые были подготовлены предшествующими процессами,

но имели насильственный характер. Без этих реформ Россия не могла бы выполнить своей миссии в мировой истории и не могла бы сказать свое слово. В этом вопросе философ возвращается к двойственности России весь петровский период истории был борьбой Запада и Востока в русской душе. Петровская императорская Россия не имела единства, не имела своего единого стиля.

Таким образом, основной проблемой в Русской идее Бердяева является место России в мире и особенности характеров русского народа. Спор славянофилов и западников был спором о судьбе России и ее призвании в мире. Славянофилы стремились к организации, органичности и целостности, это противопоставляется раздвоенности, расчлененности Западной

Европы. Три элемента на Западе Римская церковь, древнеримская образованность и государственность были совершенно чужды Руси. Для славянофилов идеал русской жизни это община и земщина. Они верили в великое призвание России. Славянофилами были богатые русские помещики, просвещенные гуманисты. Свободолюбивые, но очень вкорененные в почту, очень связанные с бытом и ограниченные этим бытом. Они не обращают внимания на русское странничество и бунтарство.

Им свойственна была патриархальная ограниченная теория общества это семья. У них вера в религию, свободу, а у западников в революцию, в социализм. Россией не был пережит гуманизм в западноевропейском смысле слова, у нас не было Ренессанса. У русских происходит смешение гуманизма с гуманитаризмом. Его связывали не столько с античностью, с обращением к греко-римской культуре, а с религией.

Но слово гуманизм все-таки связано с человеком и означает приписывание человеку особенной роли. Русским понятием был гуманизм христианский. Именно русскому сознанию свойственно было сомнение религиозное, моральное и социальное в оправданности творчества культуры. Это было сомнение и аскетическое и эсхатологическое. Гуманизм входит составной частью в религию. Русская идея в том, что складу души русского народа чужд

культ власти и славы, которая достигается государственным могуществом. Государственная власть есть зло и грязь. Власть принадлежит народу, но народ отказывается от власти и возлагает полноту власти на царя. Лучше, чтобы один человек был запачкан властью, чем весь народ. Власть не право, а тягота, бремя. Никто не имеет права властвовать, но есть один человек, который обязан нести тяжелое бремя власти. Юридических гарантий не нужно, они увлекли бы народ в атмосферу властвования,

в политику, всегда злую. Народу нужна лишь свобода духа, свобода думы, совести, слова. Анархия есть идеал свободный изнутри определяемой гармонии и лада, т. е. победа царства Божьего над царством кесаря. Анархизм есть хаос и дисгармония, т. е. уродство. Анархизм в русских формах остается темой русского сознания и русских исканий. Русским свойственна православная религиозность, выработавшая тип русского человека с недовольством

на мир, с его душевной мягкостью, с его нелюбовью к могуществу этого мира, с его устремленностью к миру иному, к концу, к царству Божьему. Русская народная душа воспитывалась не столько литургически, традиция христианского милосердия проникает в глубину душевной структуры. Ожидание новой эпохи Св. Духа связано с развитием, а не с катастрофой, которая приведет к абсолютной гармонии в Боге. Страдание Бога есть признак его святости.

Религия Св. Духа и есть вечная христианская религия. Церковь Нового завета есть лишь символический образ вечной церкви. Русская мысль, русские искания начала XIX-XX вв. свидетельствуют о существовании русской идеи, которая соответствует характеру и призванию русского народа. Русский народ религиозный по своему типу и по своей душевной структуре.

Религиозное беспокойство свойственно и неверующим. Русский атеизм, нигилизм, материализм приобретали религиозную окраску. Русские люди из народного трудового слоя, даже когда они ушли от православия, продолжали искать Бога и Божьей правды, смысла жизни. Русская идея эсхатологическая, обращенная к концу. Отсюда русский марксизм. Но в русском сознании эсхатологическая идея принимает форму стремления ко

всеобщему спасению. Русские люди любовь ставят выше справедливости. Немцы давно уже построили теорию, что русский народ народ женственный и душевный в противоположность мужественному и духовному немецкому народу. Русские искания носят духовный характер. У русских моральное сознание очень отличается от морального сознания западных людей. У русских иное чувство земли, и сама земля иная, чем у

Запада. Русские отличаются от Запада своей неповторимой душой. Список литературы 1. Бердяев Н. А. Русская идея основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века. Судьба России. М. ЗАО СВАРОГ и К, 1997. 416 с. 2. Религия история современность под ред. Ш. М. Мунчаева. М. Культура и спорт, 1998. с. 89-102 3.

Ушаков В. В поисках русской идеи httpwww.ushakov.orgideasearch.htm