Шекспир и шекспиризмы: к вопросу о взаимоотношении
логоса и мифа
Е.Ю. Куницына
Взаимоотношение
логоса и мифа - один из наиболее интересных и важных аспектов исследования
творчества Уильяма Шекспира. Тесная связь логоса и мифа обнаруживается, в
частности, в дихотомии шекспиризмы / псевдошекспиризмы. Под шекспиризмами
обычно понимают созданные поэтом фразеологические единицы (ФЕ), например: be
all eyes, cakes and ale, triton of the minnows и многие другие, а под
псевдошекспиризмами - выражения, им популяризованные (см.: Свиридова Л.Ф.
Обогащение английской фразеологии шекспиризмами: Дисс. канд. филол. наук. М.,
1968). Проведенное нами исследование выявило весьма любопытные факты.
Языковая
личность Шекспира оказывает значительное влияние на наблюдателя, а именно на
составителей фразеологических словарей, и результаты наблюдения (контекстная
атрибуция ФЕ). Тот факт, что состави-тели словарей также представляют собой языковые
личности, проясняет до некоторой степени, почему разные лексикографы по-разному
оценивают лингвистический статус ФЕ. При составлении словарей их авторы
выступают в роли наблюдателей, которые, ориентируясь в значительной степени на
иллокуцию, считают, в одних случаях, что эти ФЕ создал сам Шекспир, а в других
- что он их только популяризовал. Примечательно, что авторы словаря английских
идиом Кенкуша (v.: Ichikawa S., Mine T., Inui R., Kihara К., Takaha S. The
Kenkyusha Dictionary of Current English Idioms. Tokyo, 1969) приоритет отдают
«истинному популяризатору», а не предполагаемому автору. Здесь следует
подчеркнуть, что своеобразие Шекспира как языковой личности позволяет
приписывать ему не только популяризацию, но и создание отдельных потенциальных
ФЕ. В качестве примера приведем ФЕ give the devil his due, которую А.В. Кунин
помечает как шекспировское выражение (см.: Кунин А.В. Англо-русский
фразеологический словарь. М., 1984). В американском культурологическом словаре
(v.: Hirsh E.D.Jr., Kett J.F., Trefil J. The Dictionary of Cultural Literacy:
What Every American Needs to Know. Boston, 1988) это выражение помечено как
восходящее к роману «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» М. де Сервантеса.
Этот факт тем более интересен, что оба автора жили и творили практически в одно
и то же время. Следовательно, установить, кому принадлежит пальма первенства,
вряд ли возможно. Значит, то, что «создали» два мастера, существовало ранее.
Получается, что Шекспир и Сервантес создали уже созданное. В этом, заметим,
усматривается серьезный аргумент против положения, выдвинутого Н.Хомским,
относительно бесконечной способности человека порождать предложения (см.:
Хомский Н. Аспекты теории синтаксиса. М., 1972). И тем не менее нельзя отрицать
роли языковой личности в создании или воссоздании того или иного слова,
выражения.
Языковая
личность Шекспира оказывается сродни архетипу великого прачеловека К. Юнга.
Поэтому даже у специалистов возникает желание приписать великой языковой
личности заслуги, которых у нее, возможно, и вовсе не было. Такое приписывание
характерно для мифологического мышления, что в значительной мере объясняется
мифологичностью самого объекта исследования (на мифологичность объекта
исследования и связанные с этим особенности его изучения указывали многие
ученые. Приведем имена лишь некоторых из них: Аникст А.А. Шекспир и
художественные направления его времени // Шекспировские чтения - 1984. М.,
1986. С. 37-66; Успенский Б.А. Избранные труды. М., 1994. Том II. С. 246-272;
Harbage A. Conceptions of Shakespeare. Cambridge-Mass., 1966). Наблюдения
показывают, что использование определенных языковых средств в
речестратегических целях всегда более эффективно, если прототипическое значение
таких единиц связывается с мощной языковой личностью (в данном случае, с
Шекспиром). Логос, таким образом, уступает место мифу, рациональное -
иррациональному.
Взаимоотношение
логоса и мифа находит свое яркое воплощение в жанровой (в традиционном
понимании) принадлежности шекспиризмов - носителей иррационального. Иррациональное
пронизывает все творчество Шекспира (v.: Frye N. A Natural Perspective: The
Development of Shakespearean Comedy and Romance. New-York-London, 1965), но с
осо-бой силой оно проявляется в трагедиях, к которым восходит около 60
процентов всех ФЕ, созданных поэтом. Выдающейся в этом отношении представляется
трагедия «Гамлет». К этому произведению восходит более 40 процентов от числа
ФЕ, порожденных в трагедиях, и примерно 25 процентов от общего количества
шекспиризмов. Доминанта иррационального в трагедиях обусловливает
неоднозначность их толкований.
С
различием логоса и мифа связан еще один важный момент в исследовании
шекспиризмов. Разворачиваемый персонажем дискурс - это способ манифестации его
языковой личности. Языковая личность автора «мультиплицирована» (Ю.Н. Караулов)
в языковых личностях его героев.
Героями,
в уста которых Шекспир вкладывает потенциальные ФЕ, являются не только мужчины:
to gild refined gold, to paint the lily (Salisbury - King John), flesh is heir
to (Hamlet), hit the mark (Mercutio - Romeo and Juliet), a Daniel come to
judgment (Shylock - The Merchant of Venice), fetch and carry (Launce - Two
Gentlemen of Verona), carry authority (Henry VIII), breathe one's last
(Somerset - King Henry VI), thrust smth. down smb's throat (Demetrius - Titus
Andronicus), the world's mine oyster (Pistol - Merry Wives of Windsor), the
wheel is come full circle (Edmund - King Lear), a foregone conclusion
(Othello), но и женщины: the seamy side (Emily - Othello), the primrose path of
dalliance (Ophelia - Hamlet), (not) to have a word to throw at a dog (Rosalind
- As You Like It), like patience on a monument (Viola - The Twelfth Night),
enough to make the angels weep (Isabella - Measure for Measure).
Примечательна
точка зрения Л. Бэмбер, которая подходит к исследованию творчества Шекспира с
позиций половых и жанровых различий (v.: Bamber L. Comic Women, Tragic Men: A
Study of Gender and Genre in Shakespeare. Stanford, 1982). Исследовательница
полагает, что наибольшего контраста достигают различия между комедией и
трагедией. По нашим наблюдениям, к героиням комедий восходит больше ФЕ, чем к
героиням трагедий. В комедиях женщины более остроумны, чем мужчины, лучше
осознают себя и окружающий их мир; они более здравомыслящи, жизнерадостны,
веселы. Круг интерпретации позволяет определить интенциональный горизонт
героя-мужчины как горизонт поиска (справедливости, возмездия), раздумий о себе,
своем месте в мире, как горизонт борьбы с миром, с самим собой. Такими
предстают возможные миры Лира (more sinned against than sinning; (ay), every
inch a king), Отелло (pride, pomp and circumstance; Othello's occupation gone),
Макбета (golden opinions, sound and fury, signifying nothing), Гамлета (look
before and after; the country from whose bourn no traveller returns; (not) to
set one's life at a pin's fee).
Проблема
«себя» для трагического героя существует в той же мере, в какой она не
существует для женских персонажей трагедий. Разумеется, героини трагедий также
задумываются об окружающем их мире, людях, но они не могут распознать в этом
самих себя. Их горизонт слишком узок. Любопытно, что компоненты потенциальных
ФЕ, вложенных в уста героинь трагедий, «очерчивают» границы их мира: sweets to
the sweet, protest too much (Gertrude), a glass of fashion, the primrose path
of dalliance (Ophelia). Интерес вызывают леди Макбет, ведущей интенцией которой
является жестокая воля, зло (too full о' the milk of human kindness; screw one's courage to the sticking place), и
Клеопатра (salad days), способная анализировать прошлое и делать выводы.
Герменевтическое
прочтение шекспиризмов обнаруживает созданную Шекспиром в трагедиях асимметрию
между мифом и логосом, иррациональным и рациональным, женским и мужским
началами. В шекспировских трагедиях женщина - воплощение греха и зла; она неспособна
глубоко и тонко чувствовать, а потому неспособна выразить это в языке. Мужчина
(как правило, протагонист), напротив, - существо поистине трагическое,
способное переживать, осознавать действительность не только разумом, но и
сердцем (см.: Аникст А.А. Шекспир: Ремесло драматурга. М., 1974). Способность
«мыслить сердцем» и есть то иррациональное, что в конечном итоге находит свое
яркое отражение в потенциальных ФЕ, произносимых героями. Такое иррациональное,
поэтическое, мифологичное осмысление героями действительности позволяет
заключить, что дискурс шекспировского героя преимущественно «женский» однако,
это отнюдь не умаляет и не принижает его мужественности. Наоборот, «женское»,
то есть иррациональное, в дискурсе мужчины делает его, при всей противоречивости,
гармоничной и целостной натурой.
В
заключение следует подчеркнуть, что миф задает весьма жесткий круг
интерпретации. Интерпретатору целесообразнее ввести в данный круг новые
предметы (ввести в шекспировский миф новые единицы идентификации), нежели
заниматься поисками независимого объяснения.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://filosof.historic.ru